Бесплатный фрагмент - Код зверя

Глава 1

В которой Ильберту Дельпи делают предложение, от которого он мог бы отказаться, но все же принимает его, не смотря на серьезные опасения

Allons ensemble, découvrir ma liberté, Oubliez donc tous vos clichés, Bienvenue dans ma réalité.

Французская песня «Je Veux»

Ближе к вечеру дождь кончился, но низкие лохматые тучи все бежали и бежали над узкими улочками рабочей окраины, лишь в редких прорехах позволяя увидеть голубое, как бирюза, небо. Воробьи, уставшие после на редкость холодной зимы, с удовольствием плескались в лужах, топорща перья. Свежий западный ветер, несущий еще неокрепшее дыхание Гольфстрима, гнал рябь по воде, перепутывая отражения и делая их похожими на узоры в калейдоскопе. На перекрестках между кварталами ветер набирал силу и превращался в сквозняк, заставляя трепетать молодые листочки на редких, кривоватых ивах вдоль тротуара.

Ильберт Дельпи, неспешно бредущий мимо потрескавшихся, покрытых граффити стен, поднял воротник темно-зеленого брезентового плаща, в каких ходят рыбаки и охотники, глянул на часы, но шаг не ускорил. И не потому, что некуда было спешить, как раз напротив, его уже ждали, а просто перед встречей хотелось все тщательно обдумать.

За свои тридцать лет Ильберт уже понял, что деньги, чаще всего, отвечают людям взаимностью. Кто любит их больше всего на свете, кто готов ради них на все, к тому они и стремятся. А если человек взвешивает каждый шаг, не готов рисковать, не может поступиться свободой, принципами или честью, деньги не спешат занять место в его кармане. Ильберт относился именно ко вторым. Он никогда особо не стремился к богатству, и оно особо никогда не стремилось к нему. На государственной службе, в должности экологического инспектора, он не голодал и не нуждался, но и шикануть позволить себе не мог.

Но в этот раз все выходило иначе. Впервые в жизни Ильберт получил предложение, выгодное во всех отношениях, но, при этом, не требующее поступиться ни принципами, ни честью, ни совестью. И это было странно. Настолько странно и непривычно, что заставляло мигать в голове воображаемую красную лампу с надписью «Тревога». Но соблазн — штука сильная.

Ильберт прекрасно понимал, что именно соблазн загнал его на неуютную северную окраину Лиона, но не было ни малейшего желания с ним бороться. Дело, если разобраться, не в деньгах даже, хотя единственным заметным подарком за несколько лет, который Ильберт сделал сам себе, был многофункциональный складной нож «Leatherman Skeletool» всего в сто евро ценой. Но и эту сумму пришлось выкраивать и копить.

Да, если быть перед самим собой честным, то дело было все же в деньгах, но не в них одних. Ирония судьбы заключалась в том, что на выгодном месте в процветающей корпорации, несущей, без преувеличения, благоденствие всему человечеству, Ильберту предлагали заняться тем, что он охотно делал бы и бесплатно. Именно это и рождало тот стержень, от которого соблазн креп и разрастался, подобно деревцу в благодатной почве.

Подняв брызги грязи с мостовой, Ильберта обогнал муниципальный автобус. Народу в нем почти не было, лишь десятка полтора рабочих в оранжевых куртках и касках. Ильберт подумал, что можно рвануть до остановки и проехать три-четыре квартала. Всяко лучше, чем шлепать по лужам рифлеными подошвами экспедиционных ботинок, видавших лучшие времена. Но в последний момент воздержался. К моменту разговора ему хотелось быть на сто процентов уверенным, что он делает верный шаг. А проклятая воображаемая красная лампочка все мигала и мигала в голове, не давая покоя. Ильберт то списывал это на свою природную осторожность и нелюбовь к риску, то задумывался, может чего-то не учел или не досмотрел.

Хотя, что тут смотреть? Чем занимается «Реликт Корпорейшн» знал каждый человек на Земле, наверное. Или хоть краем уха слышал. Кто-то мог думать, что его это касается в меньшей степени, кто-то понимал, что от развития «Реликт Корпорейшн» зависит будущее планеты, кто-то даже находил аргументы против. Хотя, на взгляд Ильберта, последняя позиция была проявлением глубинной человеческой паранойи. И глупости. Но тех, кого открытие реликта вообще никак не затронуло, было исчезающе мало, и жили они либо на забытых всеми богами островах Полинезии, либо в джунглях Центральной Африки.

Сам Ильберт слишком много времени провел в экспедициях, на местах страшных экологических катастроф, видел гибель животных от нефти и гибель людей от радиации при авариях атомных станций. Он видел вырубленные леса в Южной Америке, видел трубы, источавшие смрадный дым в посеревшие от ужаса небеса. Всем этим топливным бумом Ильберт, как профессиональный эколог, был сыт по горло, и он был лично готов отказаться от целого ряда благ, только бы прекратить этот губительный для всего живого кошмар.

Беда была лишь в том, что мало кто, кроме таких же, как он, влюбленных в природу, был готов на какие-то жертвы ради родной планеты. Большинство думало лишь о комфорте, собственном желудке и прочих благах цивилизации.

Поэтому открытие реликта, удивительного вещества, способного заменить любой из видов современного топлива при полнейшей экологической чистоте, для Ильберт было сродни манне небесной. Реликт позволял спасти мир без противодействия масс, так как этим массам не придется ни в чем себя ограничивать, ни затягивать пояса, ни крутить педали велосипеда.

Ильберта лишь удивляла близорукость ряда ученых, политиков и просто возмутителей спокойствия, которые находили аргументы против реликта, а, значит, за нефть, за уран, за уголь и газ. У него не укладывалось в голове, как Россия, такая огромная страна, могла ввести полный мораторий на использование и ввоз реликта. Хотя ход мысли русских был как раз понятен. Глуп, недальновиден, ужасен, но понятен. Они ведь, вся их экономика, почти сто лет сидели не нефтяной игле. А тут бац! Какая-то «Реликт Корпорейшн» синтезирует какой-то там реликт!

Ильберту хотелось плакать при одной мысли, что человеческие существа, да еще в массе своей, способны на такой катастрофический эгоизм. Впрочем, говорить о народных массах, когда речь идет о России, вряд ли имело смысл. Ильберту пришлось побывать в составе экологической экспедиции на Байкале, и он знал, насколько своевольно и недемократично тамошнее правительство в лице мадам Уваровой, ярой противницы прогресса во всем, а так же насколько коррумпирована и жестока тамошняя полиция, насколько глупы дураки и насколько разбиты дороги.

Но то в России, то ладно. А в Европе? Понятно, что тут таких меньшинство, но ведь находятся умники среди студенчества, среди мамаш, даже среди ученых.

Хотя чему удивляться? Людьми движет страх. Они, чаще всего, даже не пытаются разобраться в сути вопроса, не понимают даже, что реликтор является контуром абсолютно закрытого типа без даже теоретической возможности каких-либо выбросов. Но людям плевать на факты. Они боятся нового, боятся непонятного, боятся всего, что устроено чуть сложнее велосипеда, педали которого им так не хочется крутить вместо поездки на автомобиле.

Появился автомобиль, они боялись автомобиля, появился фотоаппарат, они боялись, что он вытянет у них душу, а как построили адронный коллайдер, они боялись, что весь мир засосет в искусственную черную дыру. Но вот уже много лет он работает, разгоняет и сталкивает частицы, и ничего. Все уже забыли о нем. Но стоило появиться первым реликторам, куда более полезным, чем коллайдер, выжирающий электричество только ради удовлетворения амбиций ученых, возникли новые страхи.

И вот теперь Ильберту предлагают работу в «Реликт Корпорейшн», причем на должности главного эколога, то есть человека, во власти которого будет всему миру доказать реальную, фактическую безопасность нового источника энергии. Так в деньгах ли дело, или сама судьба дает Ильберт выполнить то предназначение, которое он сам на себя взял? Ну, можно ли упускать такой шанс? К дьяволу эту красную лампочку! Так и сам становишься народным массам под стать!

Ильберт пожалел, что не сел на автобус. Теперь придется все же шлепать по лужам туда, где торчали в небо трубы старой, построенной еще в начале двадцатого века фабрики. Хорошо, хоть дым из них перестал валить. А ведь валил. Еще совсем недавно валил. Впрочем, надо ему было не на саму фабрику, естественно, а левее, через дорогу от нее, туда, где подобно молодому побегу среди старых пней вырос сверкающий шпиль нового лабораторного комплекса лионского отделения «Реликт Корпорейшн».

Перейдя улицу на перекрестке перед последним кварталом, Ильберт уже точно знал, что у него нет никаких поводов для сомнений. Он уже не думал о соблазне, и о красной лампочке тоже не думал. В нем восстановилось то, что он так любил — состояние уверенности в своей правоте. Именно это, а не что-то другое, давало ему силу ставить вердикт «отклонить» на поданных в экологическую комиссию документах. Зная при этом, что сотни людей из-за этого останутся без работы и, возможно, начнут голодать их дети. Но он ставил вердикт, зная, что стратегически прав.

Он понимал, что кто-то будет его ненавидеть, а кто-то, особенно тяжело пострадавший, даже задумает его за это убить. Но долг, честь и принципы оказывались сильнее. Ильберт, видя все темные стороны подобных действий, отдавал себе отчет, что каждый такой вердикт является ничем иным, как шагом к спасению планеты для тех же самых детей. И им, и их родителям, и самому Ильберту необходимо было сделать выбор между жизнью и лишним стаканом сока или лишним куском колбасы. Может для кого-то единственным, а не лишним, но в глобальном масштабе это не имело значения.

И вот теперь, решительно направляясь к торчащему в небо комплексу «Реликт Корпорейшн», словно отлитому из полированного серебра, Ильберт надеялся, что новая работа даст ему шанс вернуть долги всем. И детям, оставшимся из-за него без стакана сока, когда он закрыл лионскую консервную фабрику за превышение лимита выбросов, и их родителям, пострадавшим при пересмотре экологических квот автомобильного завода.

Лишь оказавшись перед зеркальными раздвижными дверями главного входа, Ильберт запоздало подумал, что его брезентовый плащ, грубые холщовые брюки, давно вышедший из моды свитер крупной вязки и тяжелые экспедиционные ботинки ну никак не вяжутся с кристальной чистотой и безупречной красотой комплекса. В муниципальной экологической комиссии никакого дресс-кода не было, и каждый приходил на работу в чем считал нужным. Кто-то выглядел как хиппи, и таких было большинство, кто-то приходил словно с утреней пробежки, а кто-то, вроде Ильберта, предпочитал надежную и практичную одежду, верой и правдой служившую в экспедициях.

Но на новой работе, и это было уже очевидным, так не получится.

Двери раздвинулись, едва Ильберт шагнул к ним. Его взгляду открылся просторный, залитый светом холл со стойкой посередине. Казалось, что стен в здании нет вовсе — то, что при взгляде снаружи выглядело глухой зеркальной поверхностью, изнутри просматривалось как обычное, чуть дымчатое стекло. За стойкой сидели три миловидных девушки в униформе «Реликт Корпорейшн», на их лицах сияли дежурные улыбки.

— Здравствуйте! — Ильберт достал из кармана фирменный конверт с логотипом «Реликт Корпорейшн» и показал его девушке. — Мне назначено.

— Месье Дельпи? — улыбнувшись еще приветливее, хотя казалось, уже некуда, спросила она.

— Да. — Ильберт несколько замешкался. — Как вы узнали?

— У нас не так много посетителей. Приглашения в главный офис удостаиваются только те, кто действительно нужен, — невозмутимо ответила она. — Прошу подождать, к вам сейчас спустится месье Матис.

Она что-то быстро набрала на виртуальной клавиатуре лежащего перед ней планшета и снова включила дежурную улыбку на полную мощность.

Повертев конверт в руках, Ильберт сунул его во внутренний карман.

Через пару минут в холле раздался мелодичный сигнал прибытия лифта, и по коротким ступенькам к стойке спустился с иголочки одетый мужчина, лет двадцати пяти на вид. На нем была не униформа, а костюм «тройка» явно ручного пошива, а тонкие усики и зачесанные назад напомаженные черные волосы выдавали в нем склонность к некоторому пижонству. Более всего он походил на гротескного персонажа наспех написанного стим-панковского романа, а его вид, на взгляд Ильберта, скорее вызывал ассоциации с маскарадным костюмом для тематической вечеринки в стиле викторианской эпохи.

Месье Матис, двигаясь легко и изящно, словно актер на сцене, обогнул стойку и протянул руку.

— Приветствую вас на мостике нашего непотопляемого линкора, месье Дельпи, — произнес он. — Очень рад, что вы любезно откликнулись на наше скромное предложение и, надеюсь, займете достойное место среди членов нашей команды.

С плаща и с ботинок уже натекла на безупречный пол изрядная лужица. Ильберт пожал руку Матиса. Она оказалось будто ватной, но еще и неприятно влажной на ощупь. Ильберт и не ждал, что ему сразу все понравится, но оказалось несколько хуже, чем он думал.

— Прошу за мной. — Матис сделал изящный жест и направился к лифту.

Ильберт так задумался, что не заметил, на каком этаже они покинули кабину и оказались в коридоре, освещенном ярким светом галогенных ламп, закрепленных под прозрачной поверхностью потолочных панелей. Создавалось ощущение, что коридор больше, чем он есть на самом деле, намекая на фрактальность Вселенной и множественность параллельных миров.

— А вот и мое скромное рабочее пространство. — Месье Матис распахнул дверь кабинета и жестом предложил Ильберту занять роскошное бежевое кресло, обитое тончайшей, как пергамент, кожей. — Выпьете?

— А? Нет, спасибо. — Ильберт вышел из задумчивости.

— Да, конечно! — Матис вальяжно присел на угол стола, выполненного в стиле хай-тек. — Вы хотите знать подробности нашего предложения. И я вам охотно все расскажу. По большому счету, чтобы не отнимать ваше время, месье управляющий лионским отделом намерен предложить вам должность главного эколога «Реликт Корпорейшн» в регионе.

— Это я понял из присланного вами письма. — Ильберт кивнул.

У него началось складываться нехорошее впечатление, что его тут держат за простачка, а то и за идиота. Как бы и все тут не казалось больше, чем есть на самом деле, вроде того коридора.

— Да. — Матис приветливо улыбнулся. — У нас грандиозные планы, вы понимаете? Ведь реликт сам по себе ничто. Для того, чтобы мы могли с его помощью осветить улицы, заставить двигаться экологически чистые автомобили, нужны реликторы. И реликторные станции. А это, как вы понимаете, не только дорогостоящие проекты, но и проекты, требующие места для их постройки. Вот вы лично хотите, чтобы в пригороде Лиона начала работу реликторная станция, не наносящая никакого вреда экологии?

— Да, этого я хочу, — честно признался Ильберт. — Я хочу, чтобы борьба за сохранение природы перестала быть борьбой против людей, их комфорта, безопасности и достатка.

— Ничего себе! Вот! — Матис восхищенно щелкнул пальцами. — Готовая рекламная речь для выступления на экологической комиссии перед вашими бывшими коллегами!

— Еще не бывшими, — уточнил Ильберт.

— Ну что вы! Ну, нельзя же зарывать свой талант в землю, месье Дельпи! Вы сколько угодно можете принимать мои слова за лесть, но надо ведь и фактам в лицо смотреть. Вы, как специалист по экологии, уже переросли тот уровень, на котором приходится штрафовать мелких лавочников за оставленный на улице мусор.

— Хороших экологов много, — Ильберт пожал плечами.

— Могу даже согласиться, — с серьезным видом произнес Матис. — Но давайте я все же открою карты и скажу то, о чем не мог вести речь в письме.

— Извольте.

— Да. Конечно, специалисты есть. И есть среди них неплохие. Но! Всегда ведь есть какое-нибудь «но»! Ни у кого, простите, нет вашей безупречной, репутации. Да, вас многие не любят. Но не любят за въедливость и скрупулезное следование букве закона. И уж кого меньше всего могут обвинить или даже заподозрить в подтасовке фактов, так это вас.

— Пожалуй, — согласился Ильберт. — И?

— Что «и»?

— Вы собираетесь подтасовать факты? Неужели реликт и процессоры на его основе не безупречны?

— Да полно вам, месье Дельпи! — Матис скривился, словно разжевал дольку лимона. — И вы, и я, и независимые эксперты, все знают, что наша энергетическая технология именно, как вы выразились, безупречна с экологической точки зрения.

— Есть другая точка зрения? — насторожился Ильберт.

— Что? А, нет, я не о том! Я о людях, месье Дельпи. О народных массах, как принято их называть. Вы в курсе моратория на реликт в России?

— Да.

— И как думаете, чем он вызван?

— Думаю, он защищает интересы страны, как одного из значимых экспортеров нефти. Так же он защищает личность мадам Уваровой, решившей поднять на этом свою популярность внутри страны.

— Именно! Вот вы все верно понимаете. Речь идет о сугубо финансовых интересах и о банальной жажде власти. Мадам Уварова тому яркий пример. То есть, речь идет не о боязни нового, как многие думают, а о том, что эту боязнь, вполне намеренно, вбивают в умы граждан те, кому это выгодно. Атеперь, включите воображение! Представьте, скольким мощным компаниям, нефтяным, угольным и газовым корпорациям, мы перешли дорогу? Самим фактом открытия реликта!

— Я думал об этом. — Ильберт кивнул.

— И к какому выводу пришли?

— Да, это значимый фактор.

— Вот! — Матис снова щелкнул пальцами. — Для борьбы с этими силами вы нам и нужны. Это честно. Существует не мало заинтересованных лиц, которые пойдут не только на любую ложь, но и на любое запугивание, на подтасовку фактов, как вы изволили выразиться, и даже на силовые, простите, меры. Зачем? А ни за чем. Просто, чтобы надышаться, что называется, перед смертью. Чтобы сохранить последние дни власти старой энергетики и экономики. Только человек с безупречной репутацией, такой, как вы, способен донести до очень и очень многих людей несуразность любых негативных слухов, домыслов и атавистических страхов по поводу реликта. Так понятно?

— Да, — согласился с очевидным Дельпи.

Картина, которая после получения письма еще изобиловала прорехами, начала прорисовываться все четче. И красная лампочка в голове перестала мигать.

— Я склонен согласиться с вашим предложением, — подумав пару секунд, произнес Ильберт.

— Вот и отлично. Наши юристы позаботятся о формальностях, связанных с вашим увольнением из муниципальной экологической комиссии. Это займет дня три, которые вам надо будет провести еще на старом рабочем месте. А потом, милости просим в команду. Нас ждут великие дела, месье Дельпи! Мы с вами… Нет, не так. Нам с вами выпала честь, стоять у истоков новой энергетической и экологической эры. Позвольте вас проводить.

Когда, попрощавшись с месье Матисом, Ильберт покинул холл корпорации, небо начало снова затягивать тучами. От весеннего настроения, которое, было, проклюнулось по пути сюда, не осталось и следа. Дельпи хмыкнул и отправился на остановку, дожидаться идущего через центр автобуса.

Последние лучи солнца, проникшие через прореху в тучах, отбросили на город колоссальную теньздания «Реликт Корпорейшн». И она, словно темный меч обращающийся, медленно поползла по черепичным крышам, пока тучи окончательно не затянули небесный свод.

Ильберт вдруг понял, что воображаемая красная лампочка перестала мигать лишь потому, что теперь полыхала ровным малиновым светом. Весь его опыт, все его звериное чутье, которое много раз спасало ему жизнь в экспедициях, говорило, что ему морочат голову. Тупо, грубо, считая его человеком не очень далеким.

Короткий, казалось бы, разговор с месье Матисом словно перевернул представления Ильберта о безусловной пользе и безопасности реликторной энергетики. Что-то тут было не так. Что-то важное, что не было сказано, на что не было даже намека на протяжении разговора, но что знал сам месье Матис. И это знание выразилось не в словах, не в жестах, а в чем-то неуловимом для большинства людей, в чем-то сродни тем сигналам, по которым дикий зверь понимает намерение человека.

«Не слабо я одичал в экспедициях, — подумал Ильберт. — Но сейчас это, пожалуй, на пользу. Уши надо держать торчком».

Ощущая подвох, другой бы на месте Ильберта попросту отказался от предложения. Но не он. Он знал, что хороших экологов действительно много. И с репутацией экологи есть, хотя и не с такой безупречной. Не согласится Ильберт, найдут другого, менее чуткого, менее одичавшего, кто проглотит наживку и сделает все, как надо. Ильберт согласил не потому, что проглотил наживку. Он сам решил порыбачить. Чуя подвох, он решил аккуратно попытаться вывести на чистую воду эту мутную, на его взгляд, историю.

Глава 2

В которой Ильберт Дельпи остается сначала без кофе, затем без благосклонности женщины, а под конец еще и без машины, зато сталкивается с необъясним

Собираясь утром на работу, Ильберт продолжал размышлять о вчерашнем предложении от «Реликт Корпорейшн». Хотя, скорее, уже не о самом предложении, а о том, как все сложится на новом месте. Раньше служба в экологической комиссии ему нравилась, прежде всего, необходимостью частых и долгих экспедиций в глухие леса, подальше от суеты человеческого мира, поближе к очень понятному для него миру зверей, растений, рек и озер.

Но повышение в должности до регионального экологического инспектора в восточном секторе не принесло ничего хорошего, кроме мизерной прибавки к жалованью. Об экспедициях теперь нечего было и думать, а офисная работа, как оказалось, не для него. И беда была в том, что теперь ему предлагали поменять муниципальный офис на корпоративный. Напротив, главный эколог «Реликт Корпорейшн», по логике вещей, должен выезжать на места, а это всяко лучше, чем просиживать штаны в кабинете. Ну а если и не так, то будут хотя бы деньги, а имея их, во время отпуска, можно отправиться в любую самую глухую глушь.

Это придало оптимизма, но он тут же развеялся, едва Ильберт включил чайник. Стоило нажать кнопку на нем, как свет на кухне тут же погас.

— Вот дьявол! — Дельпи тихо ругнулся под нос.

Такой конфуз с электричеством в последнее время случался все чаще. Но это была необходимая мера, так как заставить людей чуть экономнее относиться к предоставляемым цивилизацией благам, можно было только таким вот, силовым методом. И когда парламент запрашивал полномочия на повсеместное введение лимитов, Ильберт одним из первых поставил свою подпись на документе. И сам же теперь остался без кофе, потому что мир так устроен, что нельзя и рыбку съесть, и рыбака при этом ничем не обидеть. Превышен лимит потребления, срабатывает автомат отключения. Все просто.

Приходилось принять правила переходного периода, когда от нефти и мирного атома, как источника энергии, уже отказались, а реликторных станций было еще слишком мало, чтобы обеспечить города электричеством в должной мере. Да, реликторы выдавали неограниченную мощность, но оказалось, что линии электропередач неограниченное количество тока по проводам пропустить все же не могут, а значит, реликторные станции надо строить в каждом городе, а то и не по одной. И выходило что с одной стороны реликт, теоретически, манна небесная и неограниченный источник энергии, а с другой приходится затянуть пояса и остаться без кофе. Впрочем, жечь ископаемые запасы уже при всем желании не получится, так как мадам Уварова, объявив нефть и газ стратегическим углеводородным сырьем, так взвинтила на них цену, что проще в топках котлов сжигать сразу купюры. А ни у кого, кроме Уваровой и «Ойл Вегаса» нефти не осталось, от этих активов владельцы поспешили избавиться, как только началось развитие реликторной энергетики.

Ильберт не относил себя к кофеманам, но все же расстроился, что на работу придется идти с пустым желудком. Раз не включить чайник, значит, и тостер работать не будет. Ладно, к пустому желудку Ильберту было не привыкать.

Наспех собравшись, он спустился на улицу. Небо по-прежнему хмурилось.

Раньше в это время в воздухе висел ядовитый смог от выхлопов. Теперь машины не дымили, все они работали или на аккумуляторах, или на водороде, получаемом электролизом, либо были оснащены реликторами. Последних было несравнимо меньше, чем первых и вторых, так как «Реликт Корпорешн» физически не могла производить достаточное для всех количество энергетических агрегатов, чтобы напрямую ставить их под каждый капот. Бензин же стал абсолютно для всех непозволительной роскошью, даже автогонки теперь проходили исключительно на водороде. За пару лет без нефти стало ясно, что водород, как энергоноситель, оказался более выгодным, чем громоздкие литий-полимерные аккумуляторы. Производили его на водородных станциях, путем разложения обычной воды током от реликтора, а затем использовали в энергетических водородных ячейках, выдававших только электричество и воду. Чисто, экологично и безопасно, так как без доступа кислорода водород намного менее взрывоопасен, чем те же литий-полимерные аккумуляторы.

Ильберт привычно направился в сторону автобусной остановки, но быстро понял — что-то не так. Светофор на ближайшем перекрестке не работал, а потому автомобили не просто скопились на улице, они забили все и образовали внушительных размеров затор. Водители нетерпеливо давили на клаксоны, но лучше от этого не становилось.

Нечего было и думать в такой обстановке дождаться автобуса. Благо, офис экологической комиссии находился километрах в трех от жилища Ильберта, а три километра пешком для него отмахать не составляло проблемы. Правда, к началу рабочего дня уже не успеть, но начальство, к счастью, на это чаще всего закрывало глаза.

Получалось, что электричество отключилось не только в квартире Ильберта, но и как минимум в нескольких соседних кварталах. Впрочем, при нынешних масштабах энергетического кризиса это становилось скорее закономерностью, нежели форс-мажором. Казалось, неожиданное открытие реликта стало неким светом в оконце, но, как верно заметил месье Матис, не только в реликте дело. Нужны реликторы в огромном количестве, нужны реликторные станции, чтобы поменьше тянуть проводов и больше тока по ним пропускать, нужны, опять же, площади под строительство этих станций.

Трудно было понять, почему «Реликт Корпорейшн», извлекая колоссальные прибыли из отвоеванной энергетической монополии, не может увеличить производство реликторов. Ильберт предполагал, что возможно дело все же в самом реликте. Ведь технология его синтеза держалась в строжайшем секрете, никто не знал, как его производят, и даже где. Поговаривали, что заводы по синтезу расположены в безлюдных районах Китая, но госпожа Уварова и ее последователи не раз утверждали, что это ложь, что никаких похожих объектов нет на спутниковых снимках.

Возможно, в этом и была загвоздка — в секретности. «Реликт Корпорейшн» физически не могла расширять производство, вовлекать в него новых специалистов, так как в этом случае утечка информации неизбежна. Вся мощь главной энергетической корпорации мира держалась на ее монополии, если секрет реликта станет известен мадам Уваровой, или китайцам, или корейцам, «Реликт Корпорейшн» быстро вылетит в трубу. Вот вам и всеобщее благо. Человечество пребывает в энергетическом кризисе, куда более масштабном, чем во времена сжигания ископаемых, сидя на источнике безграничной энергии, но не имея возможности его применить в полной мере, чтобы не повредить финансовым интересам одной корпорации. Нонсенс? Да. Но дело обстояло именно так.

Проделав половину пути, Ильберт понял, что в этот раз блэкаут оказался масштабнее, чем он предполагал. Электричества, похоже, не было во всей восточной части Лиона. А это могло иметь мало кому понятные, но очень неприятные последствия для бюджета муниципальной экологической комиссии, который и без того трещал по швам.

Начальство не любило, когда его отрывают звонками, но в данном случае Ильберт набрался решимости, достал телефон из кармана и набрал номер месье председателя. Длинные гудки протянулись всего три раза, после чего бесстрастный голос «электрической женщины» сообщил, что в данный момент сделать звонок невозможно по техническим причинам.

Это уже ни в какие ворота не лезло. Ильберт, подгоняемый дурными предчувствиями, ускорил шаг.

Правда, ближе к офису оказалось, что без электричества остался не весь город. Видимо, даже из экономии, никто не решился обесточить центральную часть, где располагалась администрация и большинство офисов муниципальных служб. Хотя вряд ли дело было в экономии и лимитах. Скорее речь шла об аварии. Впрочем, одно могло стать причиной другого — перегрузка на линии способна вывести из строя трансформатор подстанции, со всеми вытекающими последствиями.

«Надо бы ставить реликторы прямо в домах, — подумал Ильберт. — Но это сколько же придется произвести реликторов?»

Похоже, «Реликт Корпорейшн», с ее манией секретности, такая стратегия была недоступна. По крайней мере пока. Возможно, набив карман, месье Шнайдер откроет миру секрет реликта, и тогда в каждом городе можно будет производить собственное сырье и источники энергии. Но пока ничего не говорило о наступлении такого счастья в ближайшем будущем.

Вскоре Ильберт добрался до здания, где размещалась муниципальная экологическая комиссия, приветливо махнул охраннику в холле и вызвал лифт. На дорогу у него ушло чуть больше часа. Но ноги, отвыкшие от былых нагрузок, ощущали усталость.

«Надо бы больше ходить», — подумал Ильберт.

Только он покинул лифт, стало понятно, что и в отделе все не так, как обычно. По утрам, через тонкую перегородку, в коридоре можно было услышать голоса сотрудниц, делящихся с подругами свежими сплетнями, жужжание и щелчки офисной техники, бульканье бойлера кофеварки. Сейчас же тишина стояла прямо-таки зловещая. Не на шутку встревожившись, Ильберт распахнул дверь и шагнул в общий для всех инспекторов кабинет. Но семь из восьми столов оказались пусты, лишь за дальним скучала Софи, инспектор по западному району.

— О, Панда! — Девушка обрадовалась, увидев Дельпи.

Прозвище это прилипло к Ильберту намертво, после увлечения трудами Лао-Дзы, а так же потому, что о зверях он заботился больше, чем о людях, нередко принося вторых в жертву ради благополучия первых.

— Надеюсь, не война началась? — вместо приветствия, произнес он.

— Для кого как. Из-за пробок наш месье председатель всем опаздывающим объявил амнистию, а они и рады стараться. Одна я, как дура, приперлась. Ой, прости, Панда!

— Ага, я тоже приперся. Но я не как дурень, меня волнует кое-что серьезное. Ты не знаешь, это не на восточной трансформаторной подстанции авария?

— Не выясняла, а что?

— Пытаюсь понять, много ли плохого мне придется сообщить месье председателю. Но, как минимум, одна дурная новость у меня для него точно есть.

— Поделишься? — У Софи глаза загорелись от предчувствия новой сплетни.

— Ага. Я от вас ухожу.

— Да ладно! А куда?

— В «Реликт Корпорейшн» на должность главного эколога.

— Нет, ты прикалываешься!

— Нисколько, — серьезно ответил Ильберт, достав и продемонстрировав фирменный конверт с письмом. — Вчера был на собеседовании. Три дня доработаю, и все. Так что я теперь буду богатым женихом. А?

— Все равно ты не в моем вкусе! Я не страдаю зоофилией. — Софи показала ему язык. — Но вообще не хило. Ребята в обморок упадут, когда узнают. Ну, вот везет же! А тут каждый цент считаешь годами.

— Я тоже годами считал и сантимы, и центы, — урезонил ее Ильберт. — Просто всему свое время. Я так думаю.

— Ладно, ладно, бе-бе-бе! — надула губы Софи.

— Месье председатель у себя?

— Был у себя. Я ему не надсмотрщик.

Ильберт усмехнулся и отправился к начальству, сообщить о неизбежных изменениях штатного расписания в конторе. Месье председатель обожал, когда его называли именно «месье председатель», так что на этом можно было сыграть. Большинство же сотрудников, чисто из вредности, называли его по фамилии.

Завидев заглянувшего в кабинет Ильберта, председатель экологической комиссии даже чуть привстал из-за стола.

— Дельпи! — радостно произнес он. — Не представляешь, как ты вовремя!

— Ясно, — Ильберт нахмурился. — Восточная подстанция?

— Ты что, брал уроки дедукции у Шерлока Холмса?

— Нет, месье председатель, я протопал три километра пешком, а это склоняет к целому ряду выводов. Что электрики говорят?

— А ничего толком они не говорят. Перегруз на линии, пока не отключатся некоторые потребители, энергии в восточном районе не будет.

— Весело. Значит, холодильник на посту экологического контроля тоже обесточен и бактерии стоимостью почти в двести тысяч евро медленно загибаются?

— Именно! Но у нас тут есть химический холодильник для работы в поле, ему ток не нужен. Вот только его надо доставить на пост. Я бы сам, но из города на машине не выехать, а для марш-броска я не в форме. Возраст не тот.

— Понятно, — кивнул Ильберт. — И вы серьезно пускаете меня тащить эту штуковину семь километров до поста пешим ходом?

— А за премию? — заискивающе спросил председатель.

Ильберт достал письмо в фирменном конверте «Реликт Корпорейшн» и с большим удовольствием выдал начальнику свои перспективы на занимаемой должности, провел детальное сравнение с перспективами на новом месте, а потом корректно, но доступно, объяснил, где он видел как саму премию, так и чиновников, установивших ее размер.

Месье председателю крыть было нечем, он лишь вздыхал, вытирал со лба пот, соглашался и спросил под конец, мол, что же мне, Софи посылать?

Ильберт прекрасно понимал, что отвезти холодильник на пост ему все же придется. Но он уже находился за утро, и теперь был решительно настроен выбить у начальства право воспользоваться экспедиционным внедорожником. Хотя инструкция позволяла применять его только по прямому назначению. Месье председатель пытался выкрутиться, мол какая разница, что за машина, на любой через пробки не пробиться. Но Ильберт стоял на своем. В доступной форме он донес до месье председателя, что на внедорожнике можно попросту пробки объехать, пользуясь крайней необходимостью и ратуя за сохранение муниципальной собственности.

В конце концов, Ильберт одержал полную победу, получив в качестве награды ключи от машины и переносной холодильник в нагрузку к ним. Пластиковый короб весил килограммов пять, так что Ильберт весьма живо представил, как он бы перся лесами и буераками до поста экологического контроля.

Ну, насчет лесов, конечно, было небольшим перебором, так как пост находился в небольшом зеленом массиве между двумя озерами Ле Гран, но сути дела это не меняло нисколько. Холодильник все равно весил изрядно.

Погрузив его на заднее сиденье экспедиционного «Дефендера», оснащенного водородным мотором и оранжевым проблесковым маячком для солидности, Ильберт выехал из автопарка и влился в плотный поток машин на улицах. Он глянул на часы. Было уже далеко за полдень.

Собственно, потоком скопление автомобилей сложно было назвать, так как вся их масса не двигалась. Отдельные любители нарушать правила, устав от безнадежного ожидания, пытались объехать пробку по тротуарам, но удавалось это лишь тем, у кого машины были посажены достаточно высоко.

«Дефендер» тоже мог без труда преодолеть препятствие в виде бордюра, но Ильберт терпеть не ног нарушать правила. Любые. К сожалению, в данном случае дело касалось не его личных принципов, а погибающих без холодильника бактерий. И без этих бактерий, необходимых для ферментного анализа почвы, встанет восточный пост экологического контроля, обеспечивающий мониторинг всех поверхностных выбросов вокруг большого и малого озера Ле Гран. Это влетит муниципалитету в такую копеечку, что страшно было даже подумать.

С одной стороны, вроде чужой карман. Но Ильберт, наполовину в шутку, наполовину всерьез, считал, что любая работа увеличивает энтропию Вселенной, а потому был категорически против нерационального использования любых ресурсов.

Ладно еще, когда приходится поступаться принципами ради чего-то. Но в тот момент один из принципов Ильберта вступил в прямое противоречие с другим, его же принципом. И это на пару минут несколько деморализовало его. Но, взяв себя в руки, он решил, что необходимо действовать.

Осторожно тронув внедорожник, он загнал его на тротуар, то и дело, поглядывая в зеркала, чтобы кого-нибудь не зацепить. Народ с недовольством и неохотой уступал дорогу. Ильберт сам ненавидел наглецов, катающихся по тротуарам и оставляющих машины так, что их не обойти, ни объехать. А теперь сам оказался в той же роли.

Пришлось включить оранжевую «мигалку», чтобы показать, мол, спешка по делу, а не ради забавы. На кого-то это подействовало должным образом, а кого-то еще больше разозлило, так как они обратили внимание на логотип экологической комиссии, которым были украшены передние двери.

Когда людям борьба за экологию ничего не стоила, они охотно записывались в «зеленые», принимали участие в митингах и следили за раздельным сбором мусора. Но когда экология стала синонимом всяческих лишений, вроде лимитов на энергию, квот и связанных с ними увольнений, народ тут же поменял позицию. Как минимум, в большинстве. И теперь, стоило кому-то разглядеть логотип комиссии на двери, тут же, хоть в какой-то форме, происходила демонстрация неприязни. Или плюнуть под колеса, или дорогу намеренно не уступить, или неприличный жест показать в ветровое стекло, или отпустить крепкое слово вслед.

Перетерпев это на протяжении двух кварталов, Ильберт уже решил вернуться в общий автомобильный поток, но вдруг с удивлением разглядел впереди совершенно свободное от машин пространство. Причем именно там, куда ему и надо было проехать. Вся улица, выходящая на загородное шоссе А 42, была заблокирована, полицейские не пропускали туда машины ни с основных перекрестков, ни из переулков. Зато на самом шоссе — хоть вальс танцуй. Чисто, свободно, никакого движения ни в том, ни в другом направлении.

Ради чего полиция перекрыла дорогу, понять было сложно. Если бы пожар, был бы дым, если бы проводились работы, вывесили бы заранее знаки, а не устроили транспортный коллапс в половине района. Единственным разумным объяснением Ильберт посчитал аварию на восточной подстанции. Возможно, для устранения неполадок из города необходимо вывезти тяжелую технику или крупногабаритные грузы. Но если так, под эту лавочку можно и самому проехать.

Один из полицейских, едва ли ни грудью защищающих перекресток от разгневанных водителей, первым увидел оранжевый проблесковый маячок на машине экологической службы и покачал жезлом со светоотражателем, мол, прижмись к бордюру и остановись. Дельпи немедленно повиновался и опустил окно.

— Экологическая служба? — спросил блюститель порядка, хотя прекрасно видел значок на двери.

— Да, — ответил Ильберт. — В связи с аварией мне надо срочно проехать на восточный пост экологического контроля.

— В связи с аварией? — полицейский удивленно вздернул брови. — А вы разве не по вызову «Реликт Корпорейшн»?

Ильберт едва не ответил «нет», но вовремя прикусил язык. Он вдруг понял, что его честность в данном случае может пойти во вред, поэтому с ней лучше не спешить, а попытаться выведать как можно больше информации.

— «Реликт Корпорейшн» уже важнее аварии? — с откровенной иронией ответил он вопросом на вопрос.

— Важнее не важнее, — спокойно резюмировал полицейский, — а до пятнадцати часов эта дорога принадлежит им. Они вывозят какую-то тяжелую технику с городского железнодорожного терминала.

— Ну, раз так, — произнес Ильберт, набравшись смелости, — то вот вам документ.

Он достал из внутреннего кармана конверт с логотипом «Реликт Корпорейшн».

— Основной заказ у меня от них, — не моргнув глазом, соврал Ильберт. — А из-за аварии мне, по пути, надо еще закинуть химический холодильник на пост.

Он показал через плечо пластиковый короб, лежащий на заднем сидении. Полицейский даже не стал брать конверт, просто махнул жезлом, проезжай, мол. Ильберт сунул конверт в бардачок, поспешил выполнить указание, и уже через минуту его внедорожник, оставляя за собой белесый туман выхлопного пара, несся по совершенном свободному шоссе А 42 прочь от города.

Кутерьма с дорожным затором отняла немало времени, часы показывали уже четырнадцать с четвертью. Зато теперь можно будет домчаться минут за двадцать. Ну, за сорок, максимум, с учетом того, что часть пути неизбежно придется проделать по проселку, так как пост экологического контроля располагался в глубине лесного массива.

В какой-то момент Ильберту показалось странным, что доставленную на городской терминал технику «Реликт Корпорейшн» зачем-то вывозит за пределы Лиона, да еще в восточном направлении, где у них нет и не может быть никаких объектов. А если и есть, то уже за пределами зоны, подконтрольной Дельпи. Но там ведь есть и другие железнодорожные терминалы! Зачем по шоссе груз переть, создавая столько проблем водителям?

Впрочем, не настолько Ильберт хорошо разбирался в логистике, чтобы делать подобные выводы. Раз везут, значит так удобнее, проще или выгоднее. На службе в «Реликт Корпорейшн» лучшие специалисты. И, кстати, через пару дней сам Дельпи тоже окажется на службе в самой преуспевающей корпорации в мире.

Выкинув ненужные мысли из головы, Ильберт удобнее откинулся в кресле и продолжил путь. Но стоило ему расслабиться, как на приборной панели он заметил индикацию чрезмерно высокой температуры охлаждающей жидкости. До закипания было далеко, но и штатным режим трудно было назвать. Пришлось спешно прижаться к обочине и заглушить двигатель.

Застрять на половине пути до цели было бы весьма неприятно, но Ильберт знал, что проблема могла заключаться не в фактическом перегреве, а лишь в сбое температурного датчика. С ним такое уже бывало на схожих моделях, которые часто использовались в экспедициях. И там достаточно было полностью остудить мотор, чтобы вернуть систему в нормальное состояние, просто сбросив показания датчика.

Но полностью остудить мотор, особенно после часа движения в пробке и рывков по тротуарам, дело не быстрое. К счастью, дождя не было, можно было размять ноги и насладиться тишиной на совершенно пустой дороге. Ильберт присел на переднее крыло внедорожника и стал слушать птиц. Остывающий мотор время от времени щелкал, как выключенный из розетки утюг.

Но тишиной наслаждаться получилось не долго. Со стороны города послышался свист мощного импеллера, какие применялись для охлаждения электромоторов на большегрузных реликторных тягачах, и вскоре из-за леса показалась здоровенная атоплатформа с двумя экскаваторами. За ней следовал тягач поменьше, на нем везли колесный грейдер. Во главе колонны двигался черный внедорожник с оранжевым проблесковым маячком и броским логотипом «Реликт Корпорейшн» на черных бортах.

Колонна медленно проползла мимо припаркованного у обочины «Дефендера».

Ильберт хмыкнул. Неловко могло получиться. Они еле тащатся, и неизбежно придется обгонять тягачи, а этому охрана «Реликт Корпорейшн» может и воспрепятствовать. Тогда и бедняге полицейскому влетит за то, что пропустил самозванца, и сам Ильберт в глазах нового начальства предстанет не в лучшем свете. Еще в компанию не устроился, а уже козыряет должностью.

Он прикинул, за какое время колонна может уехать дальше нужного перекрестка и решил лучше потерять лишних двадцать минут, чем нарываться на неприятности. Так что снова запустил мотор он только в начале пятого. День начинал клониться к вечеру, из леса потянуло прохладой и сыростью. Закрыв окно, Ильберт осмотрел индикаторы. Все было в норме. Тронув машину, он продолжил путь, в надежде скоро доставить холодильник несчастным бактериям.

Минут через пять, почти у самого съезда в лес, Ильберту позвонил дежурный с поста контроля. Оказывается, месье председатель уже сообщил о приближающейся помощи. Но, не дождавшись ее в положенный срок, дежурный позвонил сам. Дельпи сослался на пробки, на машину, и сказал, что будет буквально минут через десять-пятнадцать. Дежурный его успокоил, сказал, что переложил чашки Петри в пластиковый контейнер и обильно поливает холодной водой из крана. Так что время есть, в таком состоянии бактерии еще часа два-три точно протянут. Если воду не отключат, как отключили электричество.

Довольный, что не пришлось обгонять колонну с тягачами, Ильберт повернул на ведущую через лес дорогу. К сожалению, прямой ее ну никак нельзя было назвать, она извивалась по всей территории между двумя озерами, время от времени пересекая ручей по небольшим мостикам. Прокладывали дорогу, следуя изгибам старой тропы, чтобы попусту не рубить лес, поэтому Ильберта такой подход радовал, а не раздражал, как многих водителей.

Стрелка датчика температуры снова поползла вверх, но все равно трудно было понять, действительно ли перегревается сам мотор, или просто датчик чудит. Дельпи решил не обращать на это внимание. Если датчик, то и не важно, а если все же неисправность в моторе, то она как-то проявится. В другой ситуации лучше было бы остановиться и вызвать техпомощь, но это автоматически означало гибель бактерий через пару часов. А они стоили сильно дороже машины, даже если ею придется пожертвовать.

Проявилась неисправность уже метров через триста. Под капотом раздалось сначала мерное постукивание, а затем и вовсе нехороший гул. Уже не на шутку разозлившись на технику, Ильберт загнал машину почти в кювет и заглушил двигатель.

— Гребанная тарантайка! — не удержался он от ругательства.

Он выбрался из машины и поднял крышку капота. Над массивной конструкцией дрожало марево раскаленного воздуха, тогда как в лесу становилось все прохладнее.

— Ну и что мне теперь делать? — спросил сам у себя Ильберт, а потом не удержался и с размаху отвесил пинок по колесу.

Было очевидно, что самому исправить поломку не по силам, нужно вызывать техпомощь. Ладно, хорошо, но дальше что? Они же тоже не феи с крылышками, они не могут взмахнуть волшебной палочкой и повелеть машине ехать дальше. Нет. На ремонт нужно время, и делать его, скорее всего, будут не здесь, а на станции. И выходит, что нет ни малейшего смысла сейчас ждать механиков, это ровным счетом ничему не поможет.

В общем-то, выход оставался только один — хватать холодильник и шпарить на своих двоих через лес, напрямик, к посту экологического контроля. Конечно, тут всего километра три, но приятного мало.

Приняв решение, Дельпи вернулся в машину и попытался забрать навигатор, но оказалось, что он не имеет автономного питания и способен работать исключительно от бортовой сети.

К счастью, экспедиционная инструкция предусматривала и альтернативное средство навигации, на случай выхода из строя спутниковой системы. Это был старый добрый магнитный компас планшетного типа, и подробные карты к нему. Все это должно находиться в аварийном ящике любой экспедиционной машины.

Отыскав его, Ильберт выбрал карту восточного района, забрал компас и небольшой фонарик. Правда, фонарик не работал — в нем уже больше года никто не менял батареи. Пришлось бросить его назад.

Прихватив громоздкий ящик холодильника, Ильберт запер машину, закрыл капот, разложил на нем карту и взял азимут на пост экологического контроля. Топать по дороге, выписывая кренделя вместе с ней, не было ни малейшего смысла. До полных сумерек еще далеко, а по лесу Дельпи ходить не только умел, но и любил. Правда, не с пятикилограммовым пластиковым ящиком в руках, а с удобным каркасным рюкзаком за плечами.

Прикинув, что возвращаться к машине придется, скорее всего, уже затемно, Ильберт все же прихватил в последний момент и фонарик. Батареи к нему вполне могли оказаться на посту.

Сунув фонарик и карту в карман, Дельпи сверился по компасу с направлением, и взял курс на ближайший ориентир, в качестве которого выбрал высокую березу метрах в ста впереди.

Ходить по азимуту в лесу значительно сложнее, чем на открытом пространстве. В степи, к примеру, можно взять курс на дальний ориентир и спокойно двигаться на него несколько часов, не доставая компаса из кармана. В лесу же видимость ограничена, и до каждого ориентира хорошо, если метров сто. В результате, добравшись до одного, придется снова сверяться с компасом и брать курс на следующий. Но, так или иначе, это куда лучше, чем наворачивать петли, двигаясь по дороге.

Вздохнув, Ильберт взял холодильник за ручку и начал углубляться в лес.

Затяжные дожди, лившие весь апрель, превратили большую часть почвы в самое настоящее болото. Хорошо еще, что не топкое. Но промочить ноги тоже не хотелось, а потому приходилось перескакивать с одной кочки на другую. К счастью, чем дальше от дороги, тем выше поднимался рельеф, и вскоре сплошная лужа осталась позади, сменившись глубокой грязью, поросшей свежей травой.

Во времена Второй Мировой никакого лесного массива тут не было, так что деревьям было порядка восьмидесяти лет. Для дубов это мало, поэтому они не выросли еще достаточно толстыми, а вот березы вымахали будь здоров, некоторые в высоту превышали пятнадцать метров. С севера их белые стволы покрывал слой мха, а молодые, ярко-зеленые листья уже оформились в кроны.

Пахло сыростью и подгнивающей прошлогодней листвой.

Стекавшая недавно вода оставила на земле множество рытвин и ям, что значительно затрудняло движение. Да и сам грунт был раскисшим до крайности, из-за чего к рифленым подошвам быстро прилипали здоровенные комья грязи вперемешку с выдранной травой и опавшими листьями. Деревья, выкорчеванные с корнями во время беспощадных зимних штормов, то и дело преграждали путь, но ничего из этого не было для Ильберта неожиданностью или непреодолимой трудностью. В дремучих лесах Швейцарии ему как-то раз пришлось отмахать за день полных двадцать километров до поселка, чтобы привести людей к застрявшему в болоте вездеходу. Тогда было намного труднее, так как недавно сошел снег, и брести приходилось по щиколотку в талой воде.

В сравнении с тем случаем, а таких в жизни Ильберта было достаточно, теперешняя необходимость прогуляться по лесу парочку километров воспринималась бы чем-то вроде приятного вечернего моциона для аппетита, если бы не проклятый холодильник, бивший в бедро при каждом шаге.

Добравшись до первого ориентира, Ильберт первым делом очистил подошвы от грязи о торчащий корень кривоватого дуба. Затем глянул на небо через раскинувшуюся листву. До темноты и даже до сумерек было еще достаточно времени.

Конечно, не было бы особой проблемой прошагать оставшийся путь и по ночному лесу, даже если из-за туч не выйдет луна. Но и так марш-бросок грозил несколько затянуться, не было смысла усугублять процесс.

Дельпи сверился с компасом, взял курс на следующий ориентир и прибавил шаг. Дальше земля была посуше, а лес чуть пореже. Последнее обстоятельство давало возможность реже брать ориентир, а это увеличивало средний темп движения.

Судя по карте, путь неизбежно должен был один раз пересечься с ручьем, и один раз с дорожкой, по которой он не смог проехать на машине.

Ближайший мост находился сильно южнее, и чтобы попасть на него, пришлось бы сделать слишком уж неоправданный крюк. Так что речушку придется форсировать. Если повезет, то вброд, при худших раскладах — вплавь. Благо, пластиковый холодильник сам по себе обладал значительной плавучестью, но мочить одежду не хотелось до ужаса. Правда, был и еще один способ переправить холодильник через ручей, не перебираясь через него самому. Но для этого понадобится помощь дежурного. Мысль показалась Ильберту интересной, но звонить на пост пока еще было рано, так как ручей преграждал путь почти у самой цели, и там проще будет принять наиболее эффективное решение.

Преодолев примерно половину расстояния, как ему казалось, Ильберт сверился с картой. Если пройденное расстояние просчитано им верно, то совсем рядом должна быть проселочная дорога, ведущая к южному озеру Ле Гран. Его же называли большим, хотя с северным оно было почти одинакового размера.

Совсем скоро Ильберт понял, что прав — дорога была не далеко, метрах в ста за густо разросшимся березняком. Подлесок в виде молодого ивняка тут тоже поднялся густой, так что через гибкие ветви кустарника приходилось чуть ли ни продираться. Зато было намного суше — обильная растительность жадно вытягивала из земли влагу.

Дорогу через чащу было еще не видать, но шум с той стороны доносился настолько характерный, что не оставалось ни малейших сомнений — по проселку прет тяжелая реликторная техника с импеллерным охлаждением. Дельпи мог бы поклясться, что это те самые тягачи, которые обогнали его, пока он пытался остудить мотор на обочине шоссе А 42. Вот только что им тут делать?

Совершенно очевидно, что дорога вела к большому озеру Ле Гран, так было отмечено на карте. Никаких ответвлений у нее не было. Но тут, в лесном массиве, да еще и на берегу, нет и не могло быть вообще никаких строительных объектов. Хотя бы потому, что Ильберт не выписывал разрешения на строительство в этой зоне. А кроме него выписать такое разрешение не мог даже месье председатель.

Впрочем, мэр, допустим, мог дать разрешение, пользуясь своей властью. И в этом случае все вставало на свои места. Скорее всего, речь шла о строительстве именно той реликторной станции, которую упоминал месье Матис, и решения по которой мэр взял на себя лично. Но даже в этом случае экологическую комиссию хотя бы уведомили. Она ведь работала в тесной связке с муниципалитетом, а значит и с мэрией. Но никаких уведомлений Ильберт не получал.

Зато он получил приглашение на работу в «Реликт Корпорейшн». И, если соединить в уме концы с концами, это могло оказаться звеньями одной логической цепи, состоящей из достаточно понятных причин и следствий.

Ильберт прибавил ходу, желая воочию убедиться, что впереди именно виденная им колонна с техникой для «Реликт Корпорейшн». Это было важно. Лично для него это было важным. Потому что, если сотрудничество начинается со лжи и недоговорок, ничего хорошего оно не принесет ни сразу, ни в будущем.

Чертыхаясь на вконец утомивший его холодильник, Ильберт продрался через ивовый кустарник и оказался почти в кювете проселка, ведущего на юг, к озеру. И двигалась по дороге, действительно, та самая колонна «Реликт Корпорейшн». Но теперь ее состав изменился. Впереди тягачей так же ехал черный внедорожник с логотипами «Реликт Корпорейшн» на дверцах, но Ильберт с удивлением понял, что это не та головная машина, которую он видел на шоссе. Тот «Мерседес» имел прозрачные стекла, через которые было отчетливо видно водителя, а этот наглухо затонирован, словно стекла являлись продолжением лоснящегося от дорогой краски металла. И у этого на крыше не было проблескового маячка.

Значит, перед въездом в лес произошла замена. Но зачем? Какой в этом смысл? Ну, допустим, если бы поменялся характер самого груза, тогда еще можно понять, тогда и состав сопровождения могли поменять. Вместе с машинами, разумеется, не пересаживаться же из одной в другую! Но это имело логику только в случае изменения груза, а он не менялся. За внедорожником, натужно гудя и свистя импеллерами, пробирались по лесному проселку те же самые тягачи, что проследовали по шоссе. С теми же самыми экскаваторами и грейдером на платформе.

Но уже через минуту Ильберт понял, что первое впечатление оказалось обманчивым. Да, тягачи и техника остались теми же, но состав колонны все же изменился. Позади к ней добавились два грузовых фургона. Тоже черные и тоже с большими логотипами «Реликт Корпорейшн» на бортах. На шоссе их не было.

Пришлось отступить глубже в лес, чтобы точно никто не заметил.

Что это за фургоны? Почему они не были в составе колонны, когда она покидала город? Откуда они вообще появились?

Вывод напрашивался сам собой — руководство «Реликт Корпорейшн» по какой-то причине не хотело, чтобы присутствие фургонов в лесу было кем-то замечено, а потому их подогнали по шоссе А 42 с востока, а не со стороны города. Выходит, какие-то секреты у корпорации все же от горожан и властей есть. Может и слухи о сомнительной безопасности реликта тоже возникли не на пустом месте?

У Дельпи холодок пробежал по спине. И не от вечерней сырости, а от промелькнувших в голове нехороших мыслей. Он понял, что воображаемая красная лампочка в голове мигала не зря, и звериное чутье его не подвело, как обычно, и порыбачить он решил весьма вовремя. Возможно, Дельпи понадобился Матису, чтобы прикрыться его безупречной репутацией, как щитом. Возможно, ох, возможно! И Матис ждал, что Дельпи, как простачек, клюнет на жирненькую наживку. К счастью, звериное чутье, спасавшее много раз не только репутацию, но и жизнь, сработало в это раз не хуже любого другого. Теперь было совершенно ясно, что поработать в «Реликт Корпорейшн» необходимо, именно чтобы вывести их на чистую воду. В чем их секрет, Дельпи пока не понимал, но был уверен, что касается это именно экологии.

Конечно, реликторы существуют, в этом нет сомнений. Они существуют, работают, ничего не потребляют и никаких вредных выбросов от них нет. Это факт, проверенный многими, в том числе и независимыми, экспертами. С экологической точки зрения они безупречны. Но может, есть и другая точка зрения, как вчера уже заподозрил Дельпи? Может дело касается не реликторов и их работы, а самой их начинки? Таинственного вещества под названием «реликт», которого никому не удалось получить, кроме месье Шнайдера и Кроссмана.

Ильберт осекся. Действительно, на заре развития реликторной энергетики на слуху было три имени. Шнайдер, Кроссман и глава японской корпорации месье Хокудо. Затем у Шнайдера, судя по всему, возникли патентные трения с Кроссманом, тот перешел в корпорацию «Хокудо». Но вот куда он потом делся? Отошел от дел? Но это немыслимо. Ни «Реликт Корпорейшн», ни «Хокудо» не оставили бы без контроля человека, владеющего всеми без исключения секретами реликта, включая технологию его синтеза и способ применения в реликторах.

Предчувствие возникло нехорошее. И если оно хотя бы на десять процентов оправдано, если удастся что-то в этом направлении раскопать, то могут открыться такие преступления, «Реликт Корпорейшн», что даже такой колосс не устоит на ногах.

У Ильберта чаще забилось сердце. Он вдруг с невероятной отчетливостью осознал, что случай дает ему в руки шанс осчастливить, без преувеличения, все человечество. Ведь стоит низвергнуть «Реликт Корпорейшн» с пьедестала «патентных правил», реликт и реликторы не исчезнут. Исчезнет лишь монополия на них. Стоит доказать преступления Шнайдера, если он их действительно совершал, и все мировое сообщество встанет на дыбы. Монополии на реликт придет конец, он станет, как и должен быть, достоянием всего человечества, его станут синтезировать в каждой стране, может быть в каждом городе, и тогда от энергетического кризиса слела не останется.

От возникших в воображении перспектив голова закружилась. Ильберт понял, что у него в руках первое звено длинной цепи действий, способных привести к сбывшейся мечте любого настоящего эколога. К полной победе реликторной энергетики, к распространению ее по всему миру без всяких ограничений. Ради такого результата Ильберт готов был рискнуть многим. И уж тем более стоило поработать на месье Матиса, прикинуться лояльным, чтобы выведать нечто весомое, собрать улики, и передать их в серьезную международную инстанцию.

Впрочем, кое-что выведать можно прямо сейчас. Надо выяснить, с какого перепугу они завозят в лес строительную технику без соответствующих разрешений.

Возможно, конечно, что они ее именно завозят, и ничего в этом страшного нет. И со вчерашним собеседованием это, действительно, могло иметь самую прямую связь, но связь без всяких тайн и без всякого криминала.

Дельпи усмехнулся. Да, так уж устроен человек, что в первую очередь, учуяв запах серы, предполагает не чью-то невинную шалость со спичками, а непосредственное вмешательство самого дьявола. А ведь все могло быть проще и лучше. Вчера Матис переговорил с Ильбертом и, фактически, нанял его. И руководство настолько уверено в плодотворности предстоящего сотрудничества, что заранее завозит технику к предполагаемому месту возведения процессорной станции. Это же логично! И никакого строительства, на самом деле, еще не ведется, и все вполне законно, а остальное является исключительно продуктом фантазии самого Дельпи. То, что его фантазия, порой, почти вплотную подходила к границам паранойи, он и сам прекрасно осознавал.

Но вот история с Кроссманом? О нем ничего не слышно уже больше года, наверное. Или около того. Большинство обывателей про него и забыло уже. Но не Дельпи, так как он с самого начала пристально следил за ситуацией с реликтом.

«Спешить нельзя, — подумал Ильберт. — А то дров наломаю. Нужно устроиться на работу, а уже потом распутывать эту ниточку».

Тем временем колонна скрылась за очередным поворотом проселка. Ильберт выбрался из зарослей, с куда более легким сердцем, пересек дорогу. Последним препятствием на пути должен был стать ручей. Но и это уже ясно как решить.

Достав смартфон из кармана, Ильберт позвонил на последний входящий номер, с которого его набирал дежурный с поста контроля. Краем глаза успел заметить, что индикатор заряда батареи уже фактически на нуле. Ну, до чего же, правда, достал этот энергетический кризис! Бред, конечно, но порой из-за всех манипуляций с электричеством даже мобильник толком не зарядить. Хотя эта проблема, конечно, имела не энергетический, а чисто психологический характер.

Интересно, как народ в России выкручивается вообще без реликта? Хотя, кто его там спрашивает, этот народ? Еще бы Африку вспомнил. Хотя, насколько Ильберт знал, с Африкой планы «Реликт Корпорейшн» вроде вообще не связаны. Не перспективный регион. Ну, да, откуда же там взяться перспективам, если все только открещиваются от «черного континента» и машут на него руками, мол, вот когда там все обустроится, тогда, может быть. Но при таком подходе ничего там не обустроится никогда. В России же жгут нефть, у них ее навалом, так что вряд ли граждане там страдают от нехватки энергии. Другое дело, какой ценой для экологии эта энергия обходится.

Наконец, после ряда гудков, дежурный на посту поднял трубку.

— Алло! — произнес Дельпи. — Слушай, у меня машина сломалась. Да. Именно так, прусь пешком. И тащу этот холодильник. Да. Мостов поблизости нет, лезть в ручей не хочется. Возьми веревку и двигай мне навстречу. Перекинешь мне конец, я привяжу холодильник, ты его перетащишь, и все дела. Расстанемся добрыми друзьями. Да. И еще, погоди! Прихвати батарейки для фонарика. Да, спасибо.

Глава 3

В которой Ильберт Дельпи натыкается сначала на зыбкость реальности, а затем на колючую проволоку

Добравшись до ручья, Ильберт сразу увидел дежурного на другом берегу и помахал ему. Речушка была шире, чем ожидал Дельпи, метров двенадцать отделяло левый берег от правого.

— Хватит веревки? — крикнул Ильберт.

— У меня стандартная бухта, двадцать метров, — ответил дежурный. — А ты уверен, что не хочешь перебраться ко мне и нормально переночевать на посту, пока механики не разберутся с машиной?

Ильберт задумался. Идея была, конечно, заманчивой. По лесу он уже находился, а с учетом приближающейся темноты, так и вовсе не хотелось переться на своих двоих тем же путем обратно. Зато поутру можно как следует мотивировать месье председателя, чтобы он выслал за ним машину.

— А далеко до моста? — поинтересовался Ильберт.

— Около километра на юг, у тебя же карта!

— Тот, что на карте, понятно. Я думал, может ты знаешь какое-нибудь бревно переброшенное.

— Нет.

— Ладно. В любом случае, с холодильником я до моста не попрусь. Так что кидай конец, а там разберемся.

Операция по переправе холодильника много времени не заняла. Ильберт просто привязал конец нейлонового альпинистского тросика к ручке холодильника и бросил пластиковый короб в воду. Плавал тот превосходно, и дежурному осталось только вытянуть его на другой берег.

— Батарейки прихватил? — напомнил Ильберт.

— А, да.

Дежурный достал из кармана и бросил упаковку пальчиковых батареек. Она кувыркнулась в медленно угасающем свете дня и, описав баллистическую дугу, угодила в заросли чертополоха.

— Не мог точнее прицелиться? — пробурчал Ильберт, зная, что дежурный не услышит его на том берегу.

Но парень и так понял, развел руками и виновато улыбнулся. Пришлось лезть в колючки.

Нет, всю ночь и часть завтрашнего дня в компании такого простофили провести Ильберт не хотел. Уж лучше назад пешочком. Ночевать в машине ему не привыкать, а завтра приедут ремонтники, с ними можно будет вернуться в город.

— Так что ты решил? — спросил дежурный, когда Ильберт выбрался из зарослей.

— Пойду назад, — уверенно заявил Дельпи.

— А смысл? В машине ночевать?

— Мне все равно туда топать. Не сегодня, так завтра. Уж лучше сейчас, завтра раскачаться труднее будет.

— Ну, как хочешь. А то у меня и «кораблик» припасен. Дунули бы.

К наркотикам Ильберт относился до крайности отрицательно. С ним по этому поводу многие спорили, мол, мескалин или ЛСД, наоборот, расширяют сознание. Но это было чушью. Да, безусловно, часть тайн через это можно открыть, так что индейцев, в этом плане, трудно было назвать дураками. Но беда в том, что последствия подобных открытий не стоили самих открытий. Слишком уж дорогая цена за удовлетворение банального любопытства.

В свое время Ильберт увлекся рядом восточных философских учений, читал Лао Дзы, Паттанджали, Миямото Мусаши, окунался в древние индийские и тибетские техники. И пришел к выводу, что наркотики — это лишь костыли, точнее, инвалидная коляска для ленивых, не желающих, хотя и способных, ходить собственными ногами. Любое из состояний «расширенного сознания» можно, причем куда эффективнее, получить без всякой отравляющей химии. Медитации, мантры, мудры, отдельные части йогических и тантрических практик, все это позволяло заглянуть за кромку обыденных знаний и дальше, и глубже, и без всякой опасности превратиться в дебила через несколько лет.

Именно за пристрастие к восточным учениям и за ряд привычек, которые коллеги считали скорее звериными, нежели человеческими, Ильберта и прозвали Пандой. Он на это не обижался. Пусть хоть горшком называют, лишь бы не кормили бамбуком.

— Нет, спасибо, — покачал головой Дельпи. — Успехов тебе!

Махнув рукой на прощание, он скрылся в густом подлеске.

Под кронами леса темнеет немного быстрее, чем на открытом пространстве. Но, самое главное, тут значительно растягивается то некомфортное состояние освещения, которое принято называть сумерками. И фонарь еще зажигать незачем, так как свет неба с легкостью его затмит, и самого этого небесного света становится уже недостаточно. Мир теряет краски и превращается в затейливую игру теней, пятен и силуэтов.

Ильберт много раз замечал, что человеческое восприятие, ввиду целого ряда особенностей, обладает некоторыми забавными свойствами. Например, оно очень любит находить порядок в хаосе, даже если его там нет. Так, с великой легкостью, мы видим разных зверей в облаках, забавные рожицы в хаотичной россыпи пятен и буквы в куче рассыпанного гороха. Но ничего этого там, разумеется, нет. Просто наше восприятие так же не приемлет хаоса, как природа не терпит пустоты. Стоит нам обнаружить что-то незнакомое, с чем мы ни разу еще не сталкивались, как воображение тут же включится, и само, помимо нашей воли, нарисует нечто такое, что мы в состоянии сопоставить с чем-то, а, значит, воспринять, проанализировать, назвать и запомнить. Так бревно в сумерках превращается в крокодила, а мамин халат на спинке стула в тролля из сказки.

Эта способность сознания настолько сильна, что Ильберт порой задумывался, а не является ли весь окружающий мир исключительно продуктом нашего восприятия? Все это разделение Мироздания на объекты и приписывание им каких-то свойств, не является ли оно тем же самым процессом, который заставляет нас видеть объекты там, где их попросту нет? В облаках, например, или в изгибе старой коряги?

Нет, конечно, какая-то действительность существует, наши органы восприятия получают какие-то сигналы, какую-то объективную информацию, но что является источником этой информации и что сама эта информация из себя представляет? Если принять, что мир состоит из элементарных частиц, полей и энергий, то не похоже ли это на те же самые облака, в которых мы с легкостью находим не существующие в них объекты?

Лес вокруг, особенно в сумерках, невольно заставлял думать об этом. Он будоражил воображение Ильберта игрой света и тени, расположением полос и пятен, как на полотне какого-нибудь великого абстракциониста.

Игра теней. Да, безусловно. Вся наша каждодневная реальность, как ни крути, погружена в сумерки. И лишь ее края, нечеткие фрагменты, факты, события, выпирают наружу, заставляя нас приглядываться и дорисовывать остальное посредством воображения. Ведь наше восприятие очень несовершенно. Мы не видим ни магнитных полей, ни ультрафиолета, ни инфракрасного излучения, ни радиоволн, и слышим мы узкую часть звукового спектра, не осязаем ни осязаем ни темной материи, ни темой энергии. Но то, что мы чего то не воспринимаем, не значит, что этого нет. Просто нашему воображению очень многое приходится достраивать в этих сумерках.

Ну, разве не так получилось с «Реликт Корпорейшн»? Факты, газетные статьи, лестное предложение, обещания спасти мир, и вот уже в голове построен четкий положительный образ процветающей, мощной корпорации, действительно способной сделать жизнь многих людей лучше. Это реальность? Конечно, да.

Но стоило поговорить с Матисом, а во главе колонны появиться другой машине, двум фургонам позади нее, стоило самой колонне направиться туда, где быть ее не должно, как все поменялось. И вот уже «Реликт Корпорейшн» совершенно другая, таинственная, по-прежнему могущественная, но уже во многом зловещая организация, которая обманом пытается вовлечь в свои сети незадачливого и доверчивого эколога. Это тоже реальность? Конечно да.

Просто реальность — продукт наблюдения. И чем больше информации о состоянии внешних объектов у нас, тем больше полнота наблюдения. С изменением степени полноты наблюдения реальность всегда меняется. Беда лишь в том, что большинство людей всегда считают текущую полноту наблюдения абсолютной, мол, все, что открыли, то существует, а кроме него ничего нет. Но происходит новое открытие, и снова реальность меняются, и действия людей меняются. И так без конца. Потому что абсолютной полноты наблюдения не может существовать даже теоретически. Мы всегда знаем меньше вещей, чем их существует в природе.

Но хороша реальность, если ее зыбкость и пластичность так высока, что достаточно нечаянно подсмотренного факта, чтобы буквально вывернуть ее наизнанку. Что же тогда иллюзии?

Можно подумать, что иллюзии возникают от искажения, от неполноты наблюдения. Но разве, хотя бы теоретически, информация может быть полной? Нет! А потому всегда может быть обнаружен новый факт, способный перевернуть наши представления и способный заставить заново, в который уж раз, переписывать учебники и трактаты. И если иллюзии порождены недостаточностью наблюдения, то мы, получается, по большей части среди иллюзий живем.

И пусть ученые говорят, что ничего с ног на голову не переворачивается, что новые теории не опровергают, а лишь дополняют старые. Что с того? Ведь сама реальность, по сути, это именно наше о ней представление, почерпнутое из наблюдений, как при помощи органов чувств, так и посредством приборов. И пока ученые не придумали микробов, все люди умирали от козней злых духов. Ну, хорошо, открыли микробов. Но разве открыло это тайны любой болезни или самой смерти? Нет! Но зато в корне изменило нашу реальность, оказало колоссальное влияние на наше реальное поведение, и мы уже не идем к шаману, заговорить зуб, а глотаем пилюли.

Или открытие электричества разве не перевернуло реальность? А дополнение Эйнштейна к механике Ньютона? Да, одно другому не противоречит, оно лишь дополняет. Но что с того, если при этом кардинально меняется наше представление о реальности, а вместе с тем и она сама? Если то, что триста лет назад казалось чудом, сейчас — бытовая техника.

Ильберт остановился. Эти размышления навели его на одну, очень практическую идею. Вот сейчас он не знает, как относиться к «Реликт Корпорейшн», где ему придется работать. Но ведь достаточно чуть изменить информацию о ней, изменится и сама реальность, сама корпорация «Реликт Корпорейшн»! Сейчас она ни плохая, ни хорошая. Но стоит свернуть к озеру и посмотреть, что они там делают, все встанет хоть на какие-то места. И это не в теории, а на практике, поможет принять наиболее верное решение.

Если они там роют, и уже готовят фундамент под корпуса, то они лжецы и нарушители закона, а, следовательно, и связываться с ними не следует. Если же просто завезли технику в ожидании решения мэрии, то все наоборот, и им нужно помочь это разрешение получить. Все просто. Для этого надо лишь преодолеть чуть более двух километров до озера. И все. Вывести этим реальность из состояния неопределенности, вполне квантовой, и зафиксировать в четком и понятном состоянии. В хорошем или в плохом. Это уж как получится.

В этом удовольствии Ильберт себе отказать не смог. Он подыскал поваленное дерево, уселся на него и развернул карту. Видно было уже совсем плохо, так что пришлось снарядить фонарь свежими батарейками и проложить дальнейший маршрут при его свете.

Взяв новый азимут, Ильберт решительно направился в выбранном направлении. Вся его жизнь, весь его опыт говорил, что любая определенность лучше самой сладкой неопределенности.

Ночь постепенно опускалась на лес. Гасить фонарь уже не имело смысла, хотя его узкий и яркий луч помогал весьма относительно, выхватывая из сгустившейся тьмы лишь отдельные участки. При этом во все стороны разбегались длинные, перепутанные, зыбкие тени, от них реальность казалась еще более иллюзорной.

Ильберт не любил ходить с фонарем по лесу. Слишком контрастное он создавал освещение, слишком долго потом привыкать глазам к полумраку. Куда лучше бродить среди кустарника и деревьев при свете полной луны, когда ночь накрепко устанавливает свои законы, когда каждая тень или блик света дополняют картину реальности, а не размывают ее. Но в эту ночь луна могла и не появиться. Облака, правда, уже не закрывали небеса сплошным слоем, а в разрывах иногда можно было заметить даже яркие звезды. Но это еще не значило, что за час с небольшим ветер окончательно справится с ними. А луна бы очень помогла. В свете карманного фонарика много не разглядишь.

Ильберт по опыту знал, что ночной лес является подлинным генератором иллюзий. Ни духи, ни лешие, тут совершенно ни при чем, а виной всему все тоже восприятие, наше собственное, точнее его особенности. Нам кажется, что движемся уж точно по прямой, но на самом деле описываем дугу, совершенно этого не замечая. Проверено, что человек с закрытыми глазами описывает полный круг с диаметром менее двух километров. Поэтому без компаса в незнакомой местности не обойтись. И нужно не просто в кармане его держать, а каждый раз сверять угол азимута с выбранным ориентиром. В противном случае можно выйти очень уж далеко от намеченной точки. Это значительно замедляло движение, но иначе двигаться вообще не имело бы смысла.

Поэтому, хотя и следовало поскорее добраться до берега озера, лучше было выбрать направление не строго на юг, а чуть забрать к западу. С таким расчетом, чтобы выйти к обозначенному мостику через ручей. Это удлиняло путь, но делало его проще. Наш мир ведь не является миром математических абстракций, а потому прямая линия в нем далеко не всегда является кратчайшим расстоянием между точками. Это справедливо лишь для гладкого пространства парковки у супермаркета. Там да, прямая — кратчайший путь. Но если между двумя точками реального пространства возвышается тот же супермаркет, то кратчайшим расстоянием будет путь в обход здания, а не напрямик, через его крышу.

Еще только начав экспедиционную деятельность, Ильберт быстро понял, что подавляющее большинство школьных знаний, которым ребят пичкали учителя в детском приюте для сирот, являются настолько абстрактными, что совершенно не годятся для практического применения. Да, наша реальность — не математическая абстракция. А потому прямая линия на карте не будет кратчайшим путем до цели. И множители, вопреки уверениям учителя математики, ну никак нельзя произвольно менять местами, потому что десять банок тушенки по два евро, совсем не то, что два евро за десять банок тушенки.

На самом деле, навигация по компасу — настоящее искусство. Не то чтобы очень сложное, но требующее и усилий на изучение, и навыков, и реального опыта. Благо, у Ильберта было достаточно и навыков обращения с классическими средствами навигации, и опыта их применения в реальных условиях. Все потому, что от спутниковых навигаторов в экспедициях не было никакого прока. Любой батареи, в лучшем случае, хватает на пару суток. Ну, возьмешь ты их три, что с того? Ведь экспедиции длятся неделями, а то и по месяцу. Таскать на себе генератор совершенно бессмысленно, топливо к нему, уж тем более. Заранее заряженных батарей тоже не напасешься. Нет, по факту, все эти хваленные высокие технологии и компьютерные чудеса на поверку оказывались лишь яркими игрушками для подростков. Стоило хоть немного удалиться от электрических сетей городов, стоило пробыть там хотя бы неделю, сразу все приоритеты расставлялись в должном порядке. Все это сверкающее и мерцающее стильное барахло оседало на дне рюкзаков, а верными друзьями становились проверенное огниво, компас и отточенная сталь любимого ножа.

Не смотря на темноту и совершенно незнакомую местность, Ильберт с выходом к мосту почти не ошибся. Меньше, чем на сто метров метров. Судя по обозначенному на карте изгибу ручья, мостик и пешеходная тропа должны быть чуть ниже по течению. Вдоль берега не составило никакого труда достичь нужной точки.

Мостик оказался деревянным. Просто три связанных между собой бревна, перекинутых через речушку. К одному из них были прибиты импровизированные перила из досок. Больше ничего и не требовалось, главное в воду не лезть.

Ильберт ожидал, что с наступлением темноты будет прохладнее, но весна, все же, уже в достаточной мере вступила в права. Вот если бы еще не дожди, почти непрерывные, было бы вообще замечательно. А когда, кстати, вообще хоть один полный день над городом светило ясное солнце? Вспомнить не вышло.

Да, с миром что-то определенно было не так. И уже очень давно. Технарь, неверное, сказал бы, что мир сломался, что в его конструкцию закрался какой-то изъян, и теперь он привел к целому ряду поломок. Но Ильберт не был технарем, а потому ему временами казалось, что мир просто заболел. Может быть, и не очень сильно, по его, мировым понятиям, но все же заметно. И все эти землетрясения, разрушительные шторма и пасмурные месяцы, нависшие над городами, были симптомами этой болезни.

Странно, но не смотря на энергетический кризис, охвативший крупные города Европы после отказа от нефти, после открытия реликта мир словно бы начал выздоравливать. Не спеша, потихоньку, но лучше стало очень во многом. Главное, что ощущалось — снижение давления власти на личность. А это уже не мало. Корпорации так вцепились друг в друга за право поближе оказаться к неиссякаемому источнику энергии, что на простых граждан у них уже пороху не хватало. А энергетический кризис — дело временное. С усилиями Дельпи, или без них, «Реликт Корпорейшн» не останется монополистом надолго, а стоит монополии рухнуть, и кризису придет конец. Возможно, уже навсегда. И настанет золотой век человечества, без войн, унижений, рабства, репрессий и жалкой жизни большинства, на грани банального выживания.

Перебравшись через мостик, Ильберт свернул с пешеходной тропы, уводящей слишком круто на запад, и вновь углубился в лес. Луч фонаря, уплотненный идущими от земли испарениями, казался раскаленным клинком, режущим темноту. Тени от деревьев дергались и выплясывали в такт шагам Дельпи.

Судя по карте, до озера оставалось чуть меньше полукилометра. Ильберт прибавил шаг и едва успел вовремя остановиться, чуть не налетев на заграждение из колючей проволоки.

Пришлось погасить фонарь и присесть. Надо было дать глазам адаптироваться к темноте, иначе разобраться в обстановке попросту не получится. Но одно уже было точно понятно. Никакого заграждения, а тем более из «колючки» быть тут не должно. Это его, Ильберта, подотчетная территория. И даже если решения приняты в обход него, его все равно должны были уведомить об этом. То есть, нарушение закона явное и очевидное. Даже если мэр лично подписал все бумаги.

«Вот тебе и достаточность наблюдения», — с горечью подумал Ильберт.

Глава 4

В которой Ильберт Дельпи выбирает трудный путь, оказывается под градом пуль, а затем теряет сознание

По мере адаптации зрения к темноте можно было разглядеть, что впереди, за проволочным ограждением, расположены как минимум два источника света. И, судя по яркости и направленности лучей, их отбрасывали строительные прожектора.

Разглядеть подробности с занятой позиции было в принципе невозможно, мешало и довольно значительное расстояние до озера, и две больших конусовидных кучи грунта, возвышавшихся между оградой и кромкой берега. Прожекторы стояли за грунтовыми отвалами и освещали полностью расчищенную от леса площадку.

Что угодно ожидал тут увидеть Ильберт, но только не пятак вырубки пятьсот на пятьсот метров. Это не лезло ни в какие ворота, на это и мэр не мог бы дать разрешения. Или мог бы?

Не смотря на поздний час, Ильберт решил справиться у месье председателя, или хотя бы выяснить, что ему самому известно. Но дозвониться не вышло — при попытке набора номера телефон пискнул и ушел в аут из-за окончательно разрядившейся батареи. Пришлось сунуть его обратно в карман.

Присев под деревом и облокотившись спиной о ствол, Ильберт задумался, что делать дальше. Из любой ситуации всегда можно найти несколько выходов, даже когда кажется, что он один, или их нет вовсе. Иллюзия их отсутствия создается от того, что часть выходов мы и за выходы не считаем, но суть-то от этого не меняется. Причем, все имеющиеся из любой ситуации выходы можно разделить на простые и сложные, а выбор той или иной линейки зависит чаще всего от личных человеческих качеств.

Года три назад, находясь с экспедицией в дебрях австралийского буша, Ильберт познакомился со стариком из тамошнего племени. В отличие от большинства соплеменников, тот в некоторой мере повидал мир, а потому неплохо владел английским. Почему-то старик выделил Ильберта среди других членов экспедиции, и общался преимущественно с ним. Чаще всего это были очень интересные беседы у костра, под бархатным пологом странного австралийского неба, усыпанного алмазным крошевом звезд и туманностей.

— Всегда есть два пути, — сказал как-то старик, вороша палкой угли костра. — Один легкий, вниз, под гору. А другой трудный, по нему приходится карабкаться вверх. И какой бы ровной ни была местность, любой путь всегда или чуть легче, или чуть труднее, или чуть вниз, или чуть вверх. Я уже стар, и знаю, что путь под гору, как бы долго ни вилась тропа, всегда ведет к краю пропасти. А если все время карабкаться в гору, то рано или поздно окажешься на самой вершине, ближе всего к богам и пылающим звездам. Выбирай всегда трудный путь.

Ильберта тогда поразила гениальная простота и ясность этой аналогии. Вопрос был спорным, но дискутировать со стариком не возникло желания. Точнее не нашлось аргументов и ярких примеров, подтвердивших бы обратную точку зрения. Но слова старика о трудных и легких путях так крепко врезались в память, что Ильберт потом намеренно, оказываясь перед выбором, сворачивал на более трудный путь. И ни разу еще не пожалел об этом.

В нынешней ситуации тоже было два пути. Один легкий — отметить место на карте, а завтра попытаться выяснить, что происходит. Другой трудный — найти вход на огражденную территорию, разыскать там начальство и потребовать документы.

Ильберт усилием воли остановил поток мыслей. Он закрыл глаза, откинул голову и прижался затылком к шершавому стволу березы. Говорят, это дерево мудрости. А Ильберту сейчас необходимо было не только выбрать из простого и легкого, но и не ошибиться в стратегической мудрости принятого решения.

Снова, в который уж раз за сегодня, вспомнилась мадам Уварова, которая ввела полный мораторий на реликт в своей стране. Ею двигали корыстные мотивы, это понятно. Но вот что двигало самим Ильбертом? Разве не та же корысть?

Выходило, что он, ради участка леса пятьсот на пятьсот метров, готов сейчас устроить скандал и, возможно, надолго, если не навсегда, остановить строительство реликторной станции. И тогда тьма в городе с наступлением ночи надолго станет нормой, и тогда люди еще долго будут терять работу, а дети, очень многие, не смогут выпить утром стакан свежего сока.

Да, Ильберт любил лес. Да, многие блага цивилизации он считал излишествами, созданными лишь для вращения турбины всеобщего оголтелого потребления. Да, сам он без многого мог обойтись. Но не корыстью ли было заставить людей, помимо их воли, идти тем же путем, когда они того не желали? Не уподоблялся ли в этом Дельпи той же мадам Уваровой?

Ильберт живо представил вращающиеся шестерни мирового прогресса и как он, Ильберт, швыряет в этот механизм камень, чтобы заклинить наглухо всю систему, чтобы свести людей к очень простому и каждодневному выбору — стиральную машину включить, или телевизор. И все потому, что лес Ильберту нравится больше, чем вся человеческая цивилизация вместе взятая.

Разве это не корысть? И насколько далеко в этом вообще можно зайти?

Ильберт понял, что ему следует отступить. Сжать зубы и отступить. Вернуться к машине, переночевать, а завтра, уже в городе, принять взвешенные решения. Так будет лучше для всех. Наверное. Но свет австралийского костра и хрипловатый голос старика не давали покоя. «Из всех путей всегда выбирай самый трудный».

Ильберт протянул руку к поясу и отстегнул с лямки многофункциональный складной нож. Тяжелый стальной предмет удобно лег в руку и придал уверенности. Ильберт поднялся во весь рост, широко расставив ноги. Ветер, подувший с озера, поднял полы его брезентового плаща.

«Из всех путей…»

Дельпи раскрыл нож, трансформировав его в бокорезы для проволоки.

«Всегда выбирай…»

Встав на одно колено, он вложил проволоку в паз между стальными лезвиями.

«Самые трудные».

Ручки бокорезов поддались со значительным усилием, но качество стали ножа было просто поразительным, лезвия сошлись, а проволока лопнула со щелчком, как спичка в руках незадачливого курильщика.

Ильберт развел концы «колючки», открыв себе путь. Ветер донес звук заработавшего водородного двигателя. Грейдер? Возможно. В любом случае ничего не видать из-за конусов насыпанной земли. Надо пробраться вперед, укрыться за ними и понять, что же там, черт возьми, происходит.

Повесив нож обратно на пояс, Дельпи придержал полу плаща и осторожно прокатился в проделанную им брешь.

Только оказавшись на огороженной территории, он поймал себя на мысли, что крадется, как вор, хотя должен бы шагать во весь рост, держа в руке раскрытое удостоверение экологического инспектора. Но почему-то не хотелось. Вопрос состоял в том, кто именно, «Реликт Корпорейшн» или сам Дельпи в настоящий момент нарушает закон. И вопрос пока еще оставался открытым. Это сильно убавляло решимости, так как, в случае, если Ильберт не прав, это может обернуться самыми неприятными для него последствиями. Это даже могло обернуться тюрьмой, учитывая ту меру власти, которой обладала крепнущая «Реликт Корпорейшн». Конечно, ее бы лучше иметь в союзниках. Проще было бы. Но простые пути, чаще всего, ведут к краю пропасти.

Территория наверняка охранялась. Возможно даже собаками, хотя дующий со стороны озера ветер еще ни разу не донес лая. Но уж какая-то охрана на этой площадке просто обязана быть, а раз так, лучше пока попытаться осмотреть, сколько получится, скрытым порядком. Ну а уж если возникнет неловкая ситуация, тогда уже махать удостоверением.

На самом деле, экологический инспектор имел право, в подобных случаях, входить на территорию любых несанкционированных объектов. И, как ни крути, ничего противозаконного в данном случае не происходило. Ну, почти. Надо было, наверное, все же поискать вход, а не резать проволоку. Ладно, это мелочи. Вот дальше действовать стоит более осмотрительно, исходя из обстановки, которую удастся разведать.

Но даже самый беглый осмотр говорил о многом. Вырубка леса, раз, кучи земли — два. Это какого же размера им понадобился котлован, чтобы вынуть такое количество грунта?

Чем ближе к кучам, тем ниже пригибался на ходу Дельпи. В конце концов, он предпочел присесть на корточки, и остаток пути преодолеть «гусиным шагом». Добравшись до отвалов, он улегся в грязь, перемазав только вчера выстиранный плащ. Но, взглянув на открывшуюся картину, Ильберт оторопел. Что угодно он ожидал увидеть, но не такое.

Да, уже отрытый котлован оказался внушительного размера. Такие роют, обычно, под фундамент многоэтажного здания. Два экскаватора, опустив ковши, приткнулись у его кромки. Но это лишь те, которые привезли сегодня. Скорее всего, они еще не успели поработать, и уж точно не ими был отрыт котлован, а огромной роторной машиной, возвышающейся у самого берега.

Грейдер, с водителем в кабине и с зажженными фарами, завершал разворот по площадке, чуть приподняв ковш. За ним оставались отчетливые следы на размокшей глине. На переходных режимах мощный водородный агрегат громко присвистывал турбиной и выпускал через выхлопную трубу в небо струи белого пара. Сделать разворот в один прием грейдеру мешали два вагончика, снятые с колес, скорее всего, выполнявшие функции временных строений для жилья рабочих и размещения администрации.

Масштаб внесенных в ландшафт изменений потряс Ильберта, но шокировало его то, что происходило по другую сторону котлована. Именно там припарковался наглухо тонированный внедорожник «Реликт Корпорейшн» и два черных грузовых фургона, напоминавших небольшие рефрижераторы. На их бортах тоже красовались белые логотипы «Реликт Корпорейшн». И именно оттуда, в обход котлована, вели к урчащему грейдеру группу из пяти человек. И не просто вели, а под конвоем десятка тяжеловооруженных и отлично экипированных бойцов.

Пленники, а у Ильберта уже не осталось ни малейших сомнений, что это именно пленники, с трудом брели по размокшей, изрытой следами тракторов глине. Кто-то был сильнее, кто-то слабее, а потому люди растянулись вереницей, и напоминали пробирающихся во тьме слепцов с картины Питера Брегеля. Дальний прожектор бил им в спину, а потому Дельпи не мог их как следует разглядеть. Ему лишь показалось, что возглавляет колонну мужчина, а замыкает девочка-подросток, лет четырнадцати. В середине, судя по силуэту и походке, пошатываясь плелся парень лет на десять старше девочки, а остальные — женщина и мужчина среднего возраста.

Картина была настолько иррациональной и дикой, что Ильберт невольно помотал головой, пытаясь отогнать наваждение. Но это не помогло — ничего, ровным счетом, не изменилось. Пятеро очень слабых, возможно даже серьезно больных людей, да еще и с ребенком, шлепали в сторону грейдера под прицелами тяжелых пулеметов в руках закованных в черную броню конвоиров. Униформа бойцов была не то что бы странной, просто именно такой Дельпи не видел ни в одной стране, где ему довелось побывать — это были черные комбинезоны с интегрированными легкими бронежилетами инаплечниками, с широкими поясами, с большими карманами и набедренными ремнями для закрепления носимого снаряжения. Каждого из штурмовиков защищал еще и сферический шлем с забралом из темного бронестекла.

Наиболее странным из всей экипировки Ильберту показалось оружие конвоиров. Поначалу он решил, что это армейские винтовки или ручные пулеметы неизвестного образца, но когда колонна миновала половину пути и попала в луч второго прожектора, стало ясно, что это не так. Не винтовки это были, так как ни у одной из винтовок не делали такого толстого оребренного ствола, и не пулеметы — ничто не намекало на наличие достаточного для ведения автоматической стрельбы боекомплекта. Ни лент, ни коробов, ни длинных рожковых магазинов.

Да и по форме оружие напоминало скорее модели из фильмов про далекое будущее, нежели хоть один из современных образцов. Прежде всего, в глаза бросались очень развитые системы охлаждения стволов, состоящие из многочисленных ребер, отверстий и патрубков. Так же обращали на себя внимание зализанные формы и длинные продольные цилиндры, расположенные в задней части оружия, возможно, для сохранения весового баланса. В любом случае, ничего подобного Ильберт точно нигде и никогда не видел.

Ощущение нереальности происходящего накрыло его с новой силой. Захотелось ущипнуть себя за руку и просто проснуться. Вытереть холодный пот со лба и жить дальше.

Расстояние до пленников не позволяло в деталях рассмотреть их лица, но все предположения оказались верными — во главе колонны тяжело ступал взрослый мужчина, за ним женщина, парень, мужчина, и девочка-подросток в самом конце. Друг на друга они словно не обращали внимания, или им было уже все равно.

Страх ледяной волной окатил Ильберта. Он как-то сразу понял, со всей невероятной, катастрофической очевидностью, что этих людей привезли сюда убивать. И котлован отрыли чуть глубже, чем требовалось, чтобы перед закладкой фундамента попросту закопать на дне трупы расстрелянных и залить модным теперь строительным композитом из щебня и синтетической клеевой основы.

Это не умещалось в сознании, казалось немыслимым, невероятным, проще было думать, что это сон. Но что толку от этих мыслей? И это дело рук «Реликт Корпорейшн»? Той корпорации, на которую Дельпи собрался работать? От этой мысли стало еще страшнее. Хорошо, что еще не успел стать соучастником этого преступления! Да будь благословенен этот энергетический кризис, из-за которого вышла из строя подстанция! Будь благословенен вырубившийся холодильник и бактерии в нем, ради которых Ильберт забрался в этот лесной массив. И дай бог здоровья непутевому рабочему, по вине которого у машины вышел из строя мотор. И уж точно надо благословить бушменского вождя, посоветовавшего выбирать из всех путей самый трудный. Если бы не все это…

Новая мысль накрыла Ильберта еще одним, плотным и душным, покрывалом ужаса. Он не знал, не понимал причин происходящего, но кто даст гарантию, что происходящее в этом лесу уникально? Может быть сейчас еще где-то, а то и каждую ночь теперь, по всему миру, гремят выстрелы, и люди падают мертвыми в заранее отрытые ямы? А потом их, мужчин, женщин, и даже девочек, зарывают грейдерами, просто забрасывают тяжелыми комьями мокрой глины, заливают слоем быстро твердеющего композита, а над ним возводят сверкающие корпуса офисов, лабораторных комплексов и реликторных станций «Реликт Корпорейшн». Это казалось немыслимым, невероятным, абсурдным, находящимся на грани кошмарного сна, горячечного бреда, а то и сильно переходящим такую грань. Но экипировка и оружие бойцов тоже эту грань переходили с запасом.

Вжавшись в грунт, стиснув в кулаках комья проскальзывающей сквозь пальцы глины, Ильберт все глубже проваливался в черную яму истерики. Он не мог ее выразить явно, боясь, что его услышат, заметят, поставят вместе со всеми у края отрытого котлована и направят в грудь один из этих чудовищно нереальных стволов. Он лишь ломал ногти о попадающиеся камни, тяжело дышал и смотрел, смотрел, как мартышка на танец удава, не в силах отвести взгляд или опустить веки.

Из одного вагончика выбрался крепкий статный мужчина в красной горнолыжной куртке. Прожектор хорошо его освещал, а потому было видно, что он озабочен, чуть нервничает, то и дело поглядывает на часы, но в целом спокоен. Так, словно перед ним происходит разгрузка корабля у причала, которую надо непременно закончить в срок, а не ведут живых людей под прицелами. Ильберт его сразу узнал. Это был ни кто иной, как Рихард Шнайдер, один из двух первооткрывателей реликта, собственной персоной. Ни больше, ни меньше.

Развернувшийся грейдер сдал назад на длину своего корпуса и остановился. Теперь пленников освещали не только прожектора, но и его фары. Водитель выбрался из кабины и закурил электронную сигарету.

Конвоиры выставили всю пятерку пленников вдоль края котлована. Затем неспешно, спокойно, отошли на десяток шагов назад, почти к самому ковшу грейдера. Шнайдер махнул рукой, как судья на автогонках, дающий отмашку стартовым флагом.

У Дельпи замерло дыхание. Кровь шумела в ушах, сердце било изнутри по ребрам. Конвоиры вскинули стволы. Ильберт с усилием выдохнул, хотел попятиться назад, чтобы убраться с этой площадки, но остановился.

Он сам не понял в точности, что его побудило к этому, откуда взялась храбрость, которой не было секунду назад. Может она разгорелась от углей австралийского костра, которые помешивал палкой старик? А может от молнией промелькнувшей в голове мысли, что человек создан для чего-то большего, чем животный страх, заставляющий вжиматься в мокрую глину?

Так или иначе, Ильберт вскочил на колени и выкрикнул во всю глотку:

— Всем стоять! Не двигаться! Здесь Ильберт Дельпи, экологический инспектор!

Наверное, такого поворота дела не ожидал никто. Ни сам Дельпи, ни Шнайдер, ни десять вооруженных штурмовиков, ни пятеро изможденных пленников, ждущих смерти на краю котлована. А потому все, кроме Ильберта, обернулись. Рефлекторно, от неожиданности, но это на пару секунд всех выбило из колеи.

И этой пары секунд хватило, чтобы полностью, коренным образом, изменить ситуацию.

Первым среагировал пленный мужчина, казавшийся самым крепким из всех. Он мог бы просто рвануть вперед, или в сторону, броситься к кучам грунта, за которыми прятался Дельпи и где можно было бы укрыться от пущенных вслед пуль. Но первым делом он сделал не это. Видимо, ему, в отличие от Ильберта, не требовалось вспоминать, долго и мучительно, что человек создан для чего-то большего, чем вжимающий в землю страх. Он сразу, без промедления, схватил на руки девочку, и лишь с ней рванул в сторону конвоиров.

В нем было килограммов девяносто, на вид, и еще около сорока весила девочка. И всей этой массой, разогнанной насколько хватило сил, он ударил одного из штурмовиков, уверенно сбив его с ног. Странное ружье кувыркнулось в воздухе, конвоир отлетел так, словно его зацепил по касательной грузовик. Остальные не сообразили сразу, как реагировать, а через миг соображать было поздно. Подхватив на бегу падающую винтовку и не выпуская прижавшуюся к груди девочку, беглец бросился к грунтовым отвалам, за которыми прятался Дельпи.

Возможно, на короткой дистанции штурмовикам бы удалось поразить бегущего из оставшихся девяти стволов, но он тоже оказался не лыком шит. Закинув девчонку на одно плечо, он перекинул ствол через другое и вслепую, не глядя, открыл огонь.

Ильберт ожидал услышать грохот пулеметной очереди, но звук от странного ружья оказался не менее странным. Раздались хлопки, очень громкие, но все же совсем не такие, как пороховой удар, прессующий воздух. И пули, веером ударившие по штурмовикам, тоже выглядели до крайности странно.

На неспокойном Черном континенте Ильберту несколько раз доводилось стать свидетелем огневых контактов. Он видел и просто пальбу, и перестрелку трассирующими очередями. Но то, что предстало его взгляду на этот раз, было ни на что не похоже. Вылетая из ствола, пули, похоже, разгонялись до такой немыслимой скорости, что разогревались трением о воздух, раскаляясь до собственного ярко-желтого свечения, отлично видимого в темноте.

Больше всего они напоминали яркие метеоры, падающие звезды на ночном небе. Только те белые, а эти имели отчетливый желтоватый оттенок. А вот следы от них оставались точно как от крупных метеоров — в виде спиралей черного дыма, надолго повисающих в воздухе.

Веер этих огненных спиц, выпущенных беглецом, заставил штурмовиков броситься в разные стороны, вместо того, чтобы атаковать. Видимо, даже имея бронежилеты, они понимали, что пуля, разогнанная до столь колоссальной скорости, способна навылет прошить любую броню. Таким образом, они упустили самый удобный для контратаки момент — первый. А потеря инициативы в бою — страшное дело. Порой только инициатива одной из сторон решает, кому победить, а кому утереться и проиграть. Кому жить, а кому умереть.

Ни одна из пущенных беглецом пуль не достигла цели, но огонь был таким плотным, что штурмовикам потребовалась вся их выучка, чтобы перегруппироваться. Троим удалось укрыться за ковшом грейдера, а остальным не оставалось ничего другого, кроме как прыгать в котлован, куда они собирались теми же пулями отправить пленников.

К этому времени, почти непрерывно стреляя, беглец преодолел более половины расстояния до спасительных грунтовых отвалов. Но уже через миг обстановка начала меняться не в его пользу, и происходило это стремительно. Трое штурмовиков, укрывшись за грейдером, теперь представляли для бегущего серьезную опасность, так как, в отличие от него самого, имели возможность точно прицелиться.

Не безоружным оказался и Шнайдер. Только началась заварушка, он выхватил из подмышечной кобуры тяжелую «Беретту» и первым открыл огонь. Его пули зашлепали по глине почти у самых ног беглеца, вздымая высокие грязевые фонтанчики.

К пальбе присоединились и штурмовики, но беглец, прекрасно понимая, что именно они с дальнобойными ружьями представляют наибольшую опасность, пресек их запоздалую контратаку в корне. Он развернулся лицом к ним и, продолжая пятиться, пустил пару прицельных очередей по грейдеру. Эффект получился сокрушительным. Пули пробили тяжелый стальной ковш с такой легкостью, словно он был наскоро склеен из картонных листов. Ильберт отчетливо видел, как металл в месте попаданий тоже до красна раскалялся, а потом медленно остывал.

Штурмовики, осознав, что грейдер для них не защита, решили поискать укрытие за глиняным валом, ведущим к котловану. Но этот маневр дорого им обошелся — они потеряли драгоценное время. Беглец достиг земляных конусов, за одним из которых прятался Дельпи и уже готов был раствориться в темноте, проскользнув между ними, но тут ситуация поменялась снова.

Франт с пистолетом, не ставший отступать вместе с остальными, хорошенько прицелился и сделал роковой выстрел. Пущенная им пуля, прошив воздух, попала в спину девочке, которую тащил на себе беглец.

Удар оказался таким сильным, что сбил мужчину с ног. Но именно это его и спасло, так как едва он рухнул на землю, воздух над ним прошили огненные спицы раскаленных ружейных пуль.

Но для девочки пистолетный выстрел оказался, судя по всему, смертельным. Пуля попала в позвоночник и вошла достаточно глубоко, повредив крупный кровеносный сосуд. Сбитый с ног беглец выронил свою ношу и кубарем прокатился несколько шагов по земле, а из раны в спине распластавшейся девочки взмыл высокий фонтан алой артериальной крови.

В этот миг беглец снова вскочил на ноги и обернулся. Одного взгляда ему оказалось достаточно, чтобы понять — девочку уже не спасти. А если и спасать, то уже не ему. От Ильберта его отделяло не больше пяти шагов, свет прожектора теперь бил мужчине точно в глаза, хорошо освещая лицо.

Ничего более странного, чем его лицо, Ильберт в своей жизни не видел. С этим не могли сравниться ни безумного вида ружья, ни разогнанные до метеоритной скорости пули, ни сама ситуация, стоявшая далеко за гранью бредового кошмара. Это было настолько же странным, как если бы человек на улице вдруг превратился бы в черно-белое видеоизображение или на глазах изумленных прохожих преобразился бы в мультяшного персонажа. Да, такое сравнение, при всей его абсурдности, было бы самым верным, так как то, что происходило с лицом незнакомца, более всего походило именно на визуальный компьютерный спецэффект, наложенный поверх основного, реального, изображения.

Вот, если бы все происходило в кино, а специалисты по графике взяли бы, да нарисовали поверх лица персонажа мерцающую темную сетку. Но ведь это было не кино, не кошмарный сон, в котором такое тоже могло бы иметь место. Это была реальность, черт бы ее побрал! Но это не мешало темной сетке, похожей на рисунок вздувшихся черных вен, покрывать лицо беглеца. Не являться частью лица, не выглядеть подобно татуировке или рисунку, а именно существовать поверх кожи отдельным слоем, мерцать, медленно двигаться и чуть шевелить концами отростков.

Лицо под сеткой было отлично видно, и Дельпи его сразу узнал. Видимо, есть какой-то предел удивления, иначе бы Ильберт точно челюсть до земли отвесил, потому что перед ним был ни кто иной, как Томас Кроссман, другой первооткрыватель реликта и некогда друг Шнайдера. Босой, в безликой робе.

На краткий миг взгляды Ильберта и Кроссмана встретились. В следующую секунду, пригнувшись, как солдат под обстрелом, тот уже растворился в тени от земляной кучи. Словно его и не было.

Ильберт был поражен, шокирован до предела, но это не помешало ему броситься к лежащей лицом вниз девочке. Кровь из ее раны уже не била пульсирующим фонтаном, она растекалась по глинозему огромной лужей, темнея с каждой секундой.

Ильберт не сразу осознал, что плачет. Лишь перевернув девочку на спину, он обратил внимание, что с его щек на ее лоб капают слезы. Но стоило ему вглядеться в ее лицо, ужас с новой силой обдал его холодом. Такая же, как у Кроссмана, темная сетка мерцала над кожей девочки. Только намного, намного более тусклая, почти уже не заметная. И, более того, витиеватый, похожий на венозный, рисунок утончался, съеживался и пропадал, пока не растворился совсем.

Прижав палец к сонной артерии девочки, Ильберт убедился но пульса уже нет. Со стороны котлована приближался топот, точнее чавканье штурмовых ботинок по мокрой глине. Ильберт повернулся туда и встал во весь рост. Что-то в нем словно надломилось в этот момент. Наверное, дал трещину стержень страха, живущий в каждом из людей, но порой определяющий весь их жизненный путь. В тот момент, стоя над трупом девочки, Ильберт уже не боялся. Он готов был голыми руками ломать, крушить, вырывать штурмовикам глотки, но, главное, добраться бы до Шнайдера, пустившего смертельную пулю.

Наверное, у него был такой взгляд, что вооруженные охранники сбавили ход. Вблизи они напомнили Ильберту мифических циклопов, потому что у каждого в лобной части шлема блестел небольшой объектив встроенной видеокамеры.

Но замешательство бойцов длилось недолго. Они не остановились даже, а просто перешли с бега на шаг. Собственно, им уже и спешить было некуда, Ильберт стоял в полный рост, не думая ни бежать, ни защищаться. Он лишь прикидывал, получится ли выбить ружье из рук хоть одного из штурмовиков. Он очень хотел это сделать, ни одно из желаний в его жизни еще не было так сильно. Схватить оружие, вжать приклад в плечо и полоснуть огненным веером по оставшемуся у вагончиков Шнайдеру. Но тот, бросив взгляд на Дельпи, театрально сдул дымок со ствола и засунул пистолет в кобуру под курткой.

Ильберт стиснул зубы от злости, но в этот момент ближайший из охранников крепко пнул его ногой по ребрам. Ильберт с трудом удержался, но тут подоспели остальные, обрушив на него град ударов. Кто бил ногами, кто кулаками в тяжелых перчатках, а кто и прикладом.

Согнувшись и пытаясь закрыть лицо, Дельпи поскользнулся на мокрой глине и шлепнулся на колени. Удары посыпались сверху, словно пытаясь вколотить его, как железнодорожный костыль или сваю, в плотную, чавкающую землю.

Кто-то от души шарахнул локтем по затылку. В глазах полыхнуло от боли, Ильберт сжал веки и ощутил, что куда-то падает. Ему казалось, что его закрутило чудовищным вихрем и тащит вниз, в ледяную, но вместе с тем ярко пылающую бездну. Но на самом деле, он просто крепко приложился щекой о грунт и потерял сознание. Из его носа, смешавшись со слезами и потом, потекла тонкая струйка крови.

Глава 5

В которой Ильберт Дельпи приходит в сознание и сталкивается с цепью неразрешимых загадок, от разгадки которых впрямую зависит его жизнь

Сознание то возвращалось к Ильберту, то снова гасло. Разум еще не в состоянии был что-то адекватно воспринимать, а потому воображение, на основе внешних раздражителей, рисовало совершенно фантасмагоничные картины. Дельпи то летел над красной пустыней в сопровождении золотистых драконов, то снова куда-то падал, то скользил по льду, проваливался сквозь него, снова рушился в колодцы, провалы и пропасти.

Одно из таких падений оказалось болезненнее других. Ильберт грохнулся, то ли в кучу какого-то тряпья, то ли в груду опавших листьев. Вокруг лица было мокро, липко, неприятно. Все тело сотрясалось от лихорадочного озноба, слишком яркого, чтобы являться продуктом воображения.

И Дельпи понял, что пришел в себя. Забытье кончилось, и теперь он лежал на чем-то сравнительно теплом и мягком, лицом в луже собственной рвоты.

Попытка подняться не увенчалась успехом — голова тут же пошла кругом, к горлу подступил новый приступ тошноты. Ильберт понимал, что это последствия сотрясения мозга, знал, что пока просто не надо делать резких движений, и уж тем более не надо вставать. Он лишь перекатился в сторону, чтобы не лежать лицом в луже.

Тьма вокруг была густой, из-за чего Ильберт никак не мог понять, где находится. Можно было ожидать, что после всего произошедшего руки окажутся закованными в наручники, но запястья были свободны. Стен вокруг тоже не ощущалось, хотя, конечно, избив неожиданного свидетеля, охранники, скорее всего, где-то его все же заперли. Вопрос, где и зачем.

Первое, что приходило в голову — от него проще было бы избавиться. Закопать вместе с остальными пленниками на дне котлована, да и дело с концом. Но нынешнее состояние, не смотря на тьму, никак не походило на погребение. Значит, по каким-то, пока непонятным, причинам, свидетеля решили оставить в живых. Но зачем? На взгляд Ильберта, в этом не было ни малейшего смысла.

Более того, Ильберт чувствовал, что не заперт. Отсутствие эха от шороха, легкий ветерок, обдувающий щеку. Все это говорило об открытости окружающего пространства. Но ведь не могли его просто избить и бросить на стройплощадке! Впрочем, на огороженной территории не было ничего, кроме мокрой глины, тогда как Ильберт лежал в ворохе чего-то мягкого и даже теплого.

Он сгреб часть подстилки в горсть и поднес к лицу. Света было мало, но все же достаточно, чтобы понять — это опавшие в прошлом году листья березы. Прелые, с характерным запахом, выделяющие тепло при гниении.

Вот это действительно было странным. Настолько, что выходило, с точки зрения Дельпи, за всякие рамки. Нет, ну действительно! Он стал свидетелем не какого-то корпоративного нарушения, а настоящего преступления, убийства ребенка. И его что, после этого просто избили и отвезли в лес? Бред!

Такой поступок мог быть оправдан только в том случае, если в лес его отвезли умирать. Хотя и это было бессмысленным, проще закопать. Нет тела, нет дела, как говорят полицейские.

Перевернувшись на спину, Ильберт осторожно ощупал себя. Одежда на месте. Нож, что совсем уж странно, на месте. Фонарик, карта, портмоне — все лежало в тех же карманах, что и до избиения. Бред! Ильберт отказывался верить в реальность происходящего. Или в реальность произошедшего?

Да, скорее можно допустить, что не было никаких штурмовиков со странными ружьями, не было расстрела и перестрелки, чем допустить, что свидетеля этих событий отвезли в лес и аккуратно уложили на мягонькую листву.

Но все же это не привиделось. Хотя бы потому, что боль от побоев была совсем уж реальной. Настолько, что и сомнения в других деталях постепенно рассеивались.

Если подумать, объяснение всегда можно найти. Далеко не всегда верное, но хоть чтобы самому не мучиться. Создать, что называется, рабочую версию. Забавно даже, придумывать разумные причины того, что тебя не убили и не зарыли под фундаментом светлого будущего.

А что если система просто дала сбой? Возможно такое? В принципе, да. Можно допустить, что кто-то из охранников, осознав, в сколь страшных делах замешан, перебил остальных и спас единственного свидетеля. А потом сам застрелился. Может даже где-то рядом сейчас валяется его труп.

С большими натяжками, но допустить подобное Ильберт себе позволил. Именно в качестве рабочей версии. В этом даже была некая логика, мол, самому охраннику все равно грозила тюрьма, а сидеть он не хотел, и предпочел свести счеты с жизнью. А Ильберту дал шанс вывести «Реликт Корпорейшн» на чистую воду.

Такое предположение избавляло от пустых раздумий о других возможных причинах чудесного спасения, но, с другой стороны, накладывало и не малую ответственность. Получалось, что многие люди погибли, чтобы дать Ильберту возможность раскрыть перед общественностью истинный лик корпорации. А раз это единственная рабочая версия, то надо не отлеживаться в лесочке, а как можно быстрее добраться до любого полицейского участка. И сообщить обо всем.

Другое дело, что с доказательствами могли возникнуть проблемы. Или как раз нет? Если охранник всех перебил, то на строительной площадке все улики остались в неприкосновенности. Руководство «Реликт Корпорейшн», конечно, попытается их уничтожить, как только обо всем станет известно. Но вряд ли у них было время на это. Возможно, еще никто ни о чем не знает. А раз так, надо спешить.

Чем больше Ильберт отлеживался, тем лучше ему становилось. Если поначалу, только очнувшись, он не слышал ничего, кроме шума собственной крови в ушах, то теперь слух почти полностью восстановился, да и зрение тоже. Теперь тьма не казалась такой уж густой, стало видно колышущиеся над головой ветви березы и мутное пятно почти полной луны, свет которой с трудом пробивался через плотную пелену туч.

Ильберт попытался сесть. Его еще мутило, но уже не так безнадежно. Цепляясь за древесный ствол и сдирая бересту ногтями, он поднялся на колени. Ясно было, что передвигаться по лесу в таком состоянии будет не просто.

Хуже всего, что не было ни малейшего представления о текщем местонахождении. Ни компас, ни карта, почему-то оставленные ему, не могли в этом помочь, так как кругом не было ни одного из обозначенных ориентиров, к которому можно привязаться. Для точного же определения своего местоположения необходимо брать азимут сразу на две точки. А тут и одну не отыскать.

Можно предположить, что его не увезли далеко, а бросили в том же лесном массиве, где все произошло — между озером Ле Гран и шоссе А 42. Но с такой же вероятностью все могло быть и не так, а «рабочая версия» запросто могла оказаться бредом собачьим, не имеющим к реальности ни малейшего отношения. Его могли увезти километров на сто к северу, например, бросить посреди дремучего леса, и дело с концом.

Но во всем ведь должна быть хоть какая-то логика! Если завезли, то зачем оставлять карту, компас и нож? Что за дурь? А если оставаться в рамках рабочей версии? Тогда что мешало неизвестному благодетелю сделать пометку на карте там, где он бросил Дельпи, прежде чем отстрелить себе голову? Но никаких пометок на карте не было. Зато обнаружился не менее интересный факт. Пропал телефон из кармана. С него все равно нельзя никуда позвонить, так как батарея разряжена, но тогда тем более! Если спасение Дельпи — дело рук благодетеля, то зачем тогда телефон изымать? Наоборот ведь, чем быстрее общественность узнает о произошедшем, тем лучше! Но телефона не было.

Еще больше Ильберт удивился, когда открыл портмоне. Сто пятьдесят евро оставались на месте, а вот удостоверение экологического инспектора кто-то аккуратно изъял. Не тронув остального.

Это уже совсем ни в какие ворота не лезло. Ну, вот вообще. Это настолько противоречило любой, возможной с точки зрения Ильберта, логике, что уже само по себе разжигало не слабое любопытство. Это даже злило! Ну, как такое могло быть? Нет, правда, возникало порой ощущение, что реальность каким-то образом дала трещину, а мир не просто болен, а находится в агонии. Взять хотя бы ружья в руках штурмовиков. Секретная разработка? Но на каком, тогда, принципе? Неужели «Реликт Корпорешн» удалось сделать крошечные реликторы и питать ими портативные элекромагнитные рейлганы? Чем еще можно разогнать пулю до такой скорости? А сетка на лице беглеца и девочки? Это вообще уже из разряда наркотических галлюцинаций.

При мысли о галлюцинациях у Ильберта возникла совершенно сногсшибательная идея. А что, если он принял приглашение дежурного, и остался на посту экологического контроля? Дежурный предложил раскурить «кораблик», Ильберт почему-то согласился, в дальше пошло-поехало! Все воспоминания о стройплощадке — просто галлюцинации, на что они больше всего и похожи. В процессе ловли кайфа что-то не поделили с дежурным, произошел конфликт, драка, парень огрел Ильберта табуреткой по голове, а потом, не ведая, что творит, оттащил бессознательное тело в лес.

Дельпи прислонился лбом к березе и тихонько рассмеялся. Было больно, каждый спазм мышц отдавался в ребрах острой резью. Но остановиться стоило труда. Что, если все действительно именно так? Что, если вообще ничего не было, кроме двух укуренных мужиков на посту? Нет, ну правда. В этом случае уже реальная ржака. Просто ухохочешься.

Но и тут были тонкие моменты. Почему укуренный дежурный забрал телефон и удостоверение, не тронув полторы сотни евро? Глючило? Не знал что берет? Ну, допустим. Пусть будет вторая рабочая версия. Но тогда вряд ли он дотащил бы Ильберта дальше ручья, да и вообще далеко от поста. А это легко проверить. Надо только собраться с силами и заставить себя идти.

Исходя из обеих рабочих версий, двигаться надо было строго на запад, в сторону города. На этом пути, тогда, неизбежно попадется ручей или дорога. Лучше ручей, так как по его изгибу можно будет попробовать привязаться к карте, затем, зная свое положение, двигаться в сторону шоссе. Так как до города далеко, километров семь, если не больше.

С трудом поднявшись на ноги, Ильберт по компасу взял курс строго на запад и, покачиваясь при каждом шаге, побрел в выбранном направлении.

Иди было очень трудно. Каждая кочка, рытвина или древесный корень грозили сбить с ног, а падение в нынешнем состоянии запросто могло привести к еще одной потере сознания. Этого нельзя было допускать, приходилось хвататься за любую ветку или древесный ствол, чтобы сохранить равновесие. Но потихоньку, шаг за шагом, силы возвращались, а тошнота все более отступала.

Вскоре Ильберт вышел к грунтовой дороге. Прискорбно, но это сразу убило одну из рабочих версий — галлюцинаторную. Если бы дежурный после драки вытащил тело в лес, то первым, согласно карте, должен был встретиться ручей, а не дорога. Впрочем — хоть какой-то ориентир. Ильберт зажег фонарик и внимательно изучил карту, пытаясь понять, где дорога делала похожий поворот. К сожалению, возможных вариантов было аж три. Требовалась привязка еще хоть к одному обозначенному объекту.

Пришлось снова углубиться в лес и двигаться дальше на запад.

Версию о наркотическом трипе пришлось отбросить. С одной стороны, Ильберт сделал это с радостью, с другой, раз все произошедшее было реальным, это имело целый ряд весомых последствий. Такую реальность, видимо, придется принять, как есть. Вместе с расстрелом, фантастическими ружьями и мерцающей на лице человека сеткой. В этом случае бросить Дельпи могли где угодно, и он сейчас мог попусту тащиться на запад через ночной лес.

Любые мысли о безысходности и тщетности усилий здорово ослабляют волю, а Ильберт держался на одной лишь воле, ему никак нельзя было надламывать этот стержень. Поэтому он решил очистить голову от любых предположений и рабочих версий, не думать ни о причинах, ни о чужих мотивациях. Воспринимать все непосредственно. Как оно есть. Вот, идется, значит надо идти. Остальное уже от лукавого.

Но мысли так и норовили вернуться в голову и закрутить там затейливый хоровод. Особенно одна не давала покоя — что это все вообще могло значить? Что за людей привели на расстрел? По какой причине от них собирались избавиться? И не странная ли сетка на лице могла быть тому причиной? Связано ли все это с деятельностью «Реликт Корпорейшн»?

Скорее всего, связано, иначе пришлось бы предположить слишком много случайностей и сделать ряд притянутых за уши заключений. Это означало плодить сущности без необходимости, тогда как опыт однозначно говорил, что чем проще система, тем больше от нее толку, так как она ближе всего к реальности.

Ну и что получится, если до предела все упростить? Не вылезет ли тут, в результате одной лишь дедукции, как раз та самая «еще одна точка зрения» на безопасность реликта? Не экологическая. Или не совсем экологическая. Или экологическая не в том смысле, в котором все привыкли понимать этот термин.

Когда не на что опереться, приходит время для допущений. Можно было допустить, что все исследования реликта, призванные показать безопасность его применения, проводились совершенно не в той плоскости, где действительно находилась «ось зла». Все искали вредные выбросы, излучения, опасные электромагнитные поля и другие известные науке факторы воздействия на живое вообще и на человека в частности. Но кто сказал, что науке известны все без исключения возможные воздействия на человека? Совсем недавно открыли и доказали возможность низкочастотного воздействия, а до того никто понятия не имел, что заставляет моряков в ужасе бросаться за борт, оставляя корабль без экипажа, на волю ветра и волн. Да и радиацию открыли не так давно, и лишь открыв, поняли, от чего раньше умирали жители деревень, расположенных над месторождениями урана. Было время, когда мирный атом считали вполне безопасным, а вредному воздействию радиации придавали мало значения. Герои фантастических произведений шестидесятых голов двадцатого века вовсю разъезжали на атомокарах и пробивали русла рек ядерными фугасами. Но оказалось, что радиация намного опаснее.

С открытия реликта прошло меньше времени, чем с запуска первых атомных реакторов. То, что он ничего не излучает в известном науке диапазоне, вовсе не означает, что он не фонит вообще. Да, химически он инертен, да, полей и корпускулярных излучений не создает. А если взять шире? Это же почти не изученное еще вещество! Оно может воздействовать на живое такими странными факторами, что никому из ученых и в голову не придет. А если придет, так тут же данное допущение уйдет в разряд лженауки, а то и мистики.

Хотя, конечно, допущение спорное. На реликте работают уже сотни, если не тысячи станций по всему миру, реликт движет автомобилями, на основе нового принципа разрабатываются энергоустановки для кораблей и самолетов. Скорее всего, и оружие делают, судя по ружьям охранников и по нью-йоркским событиям с башней Хокудо.

Странные ружья штурмовиков «Реликт Корпорейшн» действительно могли быть банальными гауссовскими пушками или рейлганами. Ведь проблема создания ручного электромагнитного оружия заключается только в отсутствии подобающего источника энергии. Иесли корпорация, в тайне, создала достаточно миниатюрные реликторы, то их мощности вполне могло хватить для создания работоспособного рейлгана, разгоняющего стальной снаряд до скорости в несколько километров за секунду.

И все же, концы тут не сходились с концами. Если реликт опасен, он опасен, если нет, то нет. Но никто от него еще не страдал! Ни сотрудники самой «Реликт Корпорейшн», по крайней мере, известные, которые точно контактировали с новым веществом на заре его открытия, ни работники реликторных станций, ни счастливые владельцы реликтомобилей.

Допустить тут можно было две вещи, лишь тогда возникнет хотя бы подобие логики. Первая — реликт безвреден, но корпорация столкнулась с каким-то им самим не понятным явлением, например болезнью, причина которой не ясна. А раз не ясна, ее могут связать с реликтом, просто из боязни нового. И теперь штурмовики корпорации, втихую, уничтожают больных. В этом логика точно была. Пленники выглядели больными и изможденными, они еле ноги волочили, если не считать прыткого беглеца.

Вторым логичным допущением могло быть то, что реликт опасен, но в каких-то очень специфичных условиях. И расстрелянные пленники могли оказаться сотрудниками «Реликт Корпорейшн», имевшими контакт с веществом именно в этих, узких опасных условиях. Но девочка! Девочка не могла быть сотрудницей, возраст не тот. Но все же версия, хоть и нев точности отражала реальность, могла сказаться к ней очень близкой.

В этом случае преступление «Реликт Корпорейшн» было налицо, и состояло в сокрытии важной информации от экспертов и широкой общественности. Понятно, по каким соображениям, из боязни, что даже теоретическая опасность могла отпугнуть очень многих. Без того с внедрением реликта не все и не везде безупречно, раз корпорации понадобился в штате эколог с именем и репутацией.

В первом случае преступный умысел тоже налицо, хотя и другой, по сути. Но, в любом случае, это ставило, с точки зрения Ильберта, крест на «Реликт Корпорейшн». Не на использовании самого реликта, это теперь будет просто вопросом более широких исследований независимыми экспертами, а именно на корпорации, имеющей сейчас исключительные, законодательно закрепленные, права на производство и использование реликта. Именно Дельпи придется первому вскрыть этот гнойник. Да, будет тяжело, будет опасно. Но дальше утаивать это шило в мешке нельзя. Вылезет. И не просто вылезет, а так вопьется в задницу всего человечества, что мало не покажется. Судя по уже произошедшим событиям, раскрытие тайны было сопряжено со смертельным риском. Но Ильберт был на него готов. Даже с учетом полного осознания реального могущества противника.

Да, улик может не хватить. Особенно если корпорация сейчас спешно заметает следы. Да, Ильберту могут не поверить, обвинить в клевете, а то и объявить сумасшедшим. Но, на самом деле, трудно будет лишь в самом начале. Потом эксперты соберут достаточно сведений и поймут, где собака зарыта.

Ильберт усмехнулся. А ведь одна улика у него уже есть! Лежащее в машине письмо с предложением работать на «Реликт Корпорейшн», которое он бросил на сидение после того, как показал полицейскому. Ну, на подкуп это не тянет, на серьезную улику тоже, но для думающего человека зацепка.

Тут важно было не поднимать шум раньше, чем найдутся думающие люди. Да только где их взять? И времени нет! Может, наоборот, лучше поспешить, вдруг корпорация не успеет уничтожить улики.

Внезапно Ильберта посетила совершенно гениальная мысль, от чего он здорово воспрянул духом. Надо как можно скорее добраться до полицейского участка и заявить, что был, мол, свидетелем расстрела, в таком-то и таком-то месте. А вот «Реликт Корпорейшн» не упоминать! Тогда и реакция будет другой, и обвинений в клевете никто не предъявит. Благо, на карте можно без труда показать. Жаль, что удостоверения нет, и лицо все разбито. И одежда не очень модная. Как бы не приняли за бродягу или съехавшего с болтов наркомана.

Интересно. Удостоверение могли как раз затем и изъять, чтобы выиграть время. Ну, действительно, кто из полицейских, ночью, поверит человеку без документов, да еще с измочаленной физиономией? Это могло стать реальной проблемой, но тут уже исход дела мог зависеть от психологических факторов, таких, как красноречие и умение расположить к себе или вызвать жалость. Ильберт не считал себя хоть сколько-нибудь хорошим лицедеем, но постараться имеет смысл. К тому же, карта и компас почему-то в карманах остались. Откуда у бродяги компас? Тоже аргумент.

Стало сразу понятно, почему изъяли и телефон. В полиции для него могло найтись зарядное устройство, модель простенькая, а потому популярная. И тогда Ильберт мог бы дозвониться на пост, или, еще лучше, месье председателю. Но наизусть он ни одного номера не помнил, конечно. Хитро!

Вот только не проще ли было Ильберта просто убить? Вместе с компасом, картой, телефоном и фонарем закопать в котловане. Ну, чем не выход? Скромненько и со вкусом! Зачем огород городить?

Впервые возникло подозрение, что руководство «Реликт Корпорейшн» или лично месье Шнайдер, мог приготовить для Дельпи совершенно эксклюзивный сюрприз. Нечто похуже захоронения в котловане. И повыгоднее для корпорации. Например, подставу. Какую именно, Ильберт понятия не имел, но мелочи и детали говорили о продуманности действий противника.

От нехороших мыслей похолодела спина. Но остановить это уже не могло.

Вскоре Ильберт вышел к ручью. Теперь, имея два обозначенных ориентира, не составляло труда привязаться к карте и определить свое точное местоположение.

Получалось, ни одна из рабочих версий теперь не могла иметь под собой почвы. Ни предположение о наркотическом путешествии в глубины собственного подсознания, ни идея о застрелившемся штурмовике с обострившимся чувством справедливости. В первом случае дежурный вряд ли бы оттащил Ильберта дальше, чем метров на сто от поста. Во втором, штурмовик не стал бы тянуть ношу на три километра от ограждения. Но все же дело обстояло именно так. Дельпи находился почти в точности посреди лесного массива между озером Ле Гран и шоссе А 42.

По всей видимости, его сначала довезли на машине, потом отнесли, наверняка вдвоем, к востоку от дороги, где и бросили. Час назад это показалось бы Ильберту полнейшим бредом, но теперь, уже заподозрив возможность подставы, он мог усмотреть в действиях «Реликт Корпорейшн» определенную логику. Скорее всего, они, действительно, решили выставить Дельпи идиотом. Отобрать удостоверение, телефон, бросить в лесу, а самим быстренько замести следы.

Понятное дело, что до утра Ильберту никто не поверит, ни один полицейский. Его, скорее всего, просто запрут вместе с клошарами в клетку до выяснения личности.

Но и после выяснения лучше не станет. Ну, на что будет похож рассказ о произошедших событиях? Да на бред он будет похож, вот на что. Какой-то расстрел каких-то людей, какие-то штурмовики с фантастическим оружием. Были бы еще доказательства, тогда да. Но у ребят достаточно и ума, и времени, и средств, чтобы не зарывать теперь никого в котловане, а увезти куда-то еще.

Что в итоге получится? Получится клевета, за которую Дельпи, без всякого сомнения, привлекут, объяснив все его мотивы. Собственно, его репутациясама все скажет. Мол, не в порядке у мужика с головой, из-за него и фабрика пострадала, и, теперь вот, на «Реликт Корпорейшн» он решил бочку катить. Звериков ему жалко, а люди из-за этого должны страдать. Причем, судя по последним событиям, у Ильберта окажется мало сторонников. Если точнее — ни одного.

Да, если смотреть в этом ракурсе, то все концы сходились с концами, за исключением одного. Почему нельзя было Дельпи просто убить? Ведь, кроме него самого, свидетелей не было! И не такая он крупная птица, чтобы такой ход можно было назвать более рискованным, чем расстрел пятерых неизвестных.

Стоп! А Кроссман? Он разве не свидетель? Да одно его лицо с этой кошмарной сеткой будет лучше любого доказательства! Если его не поймали, тогда да. Тогда проще выставить Ильберта идиотом, чем убивать. Ведь начальству известно, куда он отправился, пост контроля не далеко, начнут искать труп, заподозрят что-то, а так Дельпи сам себе выкопает глубокую информационную яму и сам же себя в ней похоронит.

Наверняка, они что-то придумали и против сбежавшего Кроссмана. Хотя, что можно придумать на счет сетки на его лице? Это же жуть просто, от этого не отмахнуться.

С другой стороны, Ильберт понятия не имел, что это за сетка и при каких условиях она видна. А вот руководство «Реликт Корпорейшн», наверняка, владело всей необходимой информацией. Раз они поступили так, как поступили, значит, знали, что делают. Вряд ли при таких раскладах есть хоть какой-то смысл надеяться на помощь Кроссмана. Не смотря на то, что Дельпи, формально, спас ему жизнь.

Рассчитывать придется теперь только на себя, и по возможности, не ударить лицом в грязь, любезно размазанную всюду «Реликт Корпорейшн». Ладно, пусть так.

Получалось, что любая спешка будет только во вред. От улик уже наверняка избавились. Все. Это надо выкинуть из головы и искать другие решения. Вопрос, какие?

Перво-наперво, нельзя вообще делать вид, будто был чему-то свидетелем. Это добра точно не принесет. Затаиться, сделать морду кирпичом, а самому начать планомерные и глубокие раскопки.

Что это могли быть за пленники, чем больны? Если случай не единичный, то где-то кто-то еще что-то наверняка видел или слышал. Надо будет порыться на форумах, в социальных сетях. Надо связаться по почте с Пронырой, старым приятелем по сиротскому приюту. Он сейчас в Англии, а это все же другой регион, там тоже могла просочиться какая-нибудь информация. В общем, тихонечко, на кошачьих лапках, а потом уже со всей силы, да когтями по морде. Ну, если когти отрастут к тому времени. А пока — тише воды, ниже травы.

Идея не лезть на рожон Ильберту сразу понравилась. Чужая тупость или жестокость могли запросто вывести его из себя и подтолкнуть к не очень-то обдуманным поступкам, это было скорее исключение, чем правилом. Впрочем, бывали случаи, когда, наоборот, Дельпи раздражала собственная нерешительность. Но сейчас он не жалел, что стал свидетелем страшного преступления, поддавшись порыву, и что, опять же благодаря порыву, фактически спас жизнь незнакомца. Ребенка жаль. Но зато теперь, ухватившись за край ниточки, Ильберт собирался спокойно и вдумчиво размотать весь клубок. Скорее всего, тем самым спасти еще многие жизни.

Дельпи сам иногда поражался противоречивости собственной натуры. С одной стороны — мрачный мизантроп со звериным прозвищем, с другой, радуется возможности спасти человечество. Что это? Возможно, долг перед видом. Возможно, обостренная совесть, не раз спасавшая от поступков, о которых потом пришлось бы жалеть. Скорее всего, на кажущихся противоречиях как раз и держится мир. Инь и Янь. Черное и белое. Свет и тьма. Добро и зло. Разве хоть где-то, хоть в чем-то, существуют они в чистом виде? Разве не важнее всего не сами они, а именно баланс между ними?