Бесплатный фрагмент - Китечка!

Званый ужин

— Китечка, китечка, подь сюды, — щуплый мальчишка в потасканном пальтишке подбирался к кошке, которая мирно умывалась, сидя у подъездной двери. — Чаво дам тебе! Смотри-ка, чо есть!
Он достал из внутреннего кармана надорванный синий пакетик с кусочками мяса в желе, потряс им в воздухе.

— Вкуснота, — мальчишка чуть пригнулся. Кошка наблюдала за ним с полным безразличием, мол, нашел чем удивить.

— А ну, зараза, стой! — тучный мужчина с густой бородой ухватил мальчишку за шиворот и оттащил назад. Кошка решила, что доумывается в другом месте и побежала куда-то в темноту двора. Мальчишка зашелся в вопле.

— Всех кошек поглодал уже, скотина такая, — мужчина тряхнул мальчишку, приподнял над землей. — И не жалко тебе несчастных?

— Пусти, пусти! — мальчишка сучил ногами в воздухе, стараясь вырваться и ринуться вслед за кошкой.

— Лупоглазая гадина, — мужчина сплюнул на землю, поставил мальчишку, но хватку не ослабил: как бросится сейчас за трехцветкой, любимицей всего подъезда, где еще такую славную кошку взять?

— Я не жрал неделю! Где кормиться прикажешь? В соседний двор тащиться? Тама меня заклюют! — мальчишка тщетно пытался освободиться. — Тебе-то какое дело? Сидишь под лестницей своей треклятой и сиди, другим не мешай!

— Ты мне не дерзи! — грозно прогудел мужчина и мальчишка сразу как-то поутих. — Чем приманить хотел, то и ешь!

— Господа, что за шум? — на балконе пятого этажа возникла высокая фигура. Послышался щелчок, появился красный огонек, потянуло сигаретным дымом. 
— У-у-у, графье проснулось, — лупоглазый скривился. — Да пусти ужо!
Тучный мужчина разжал пальцы, и мальчишка нервно одернул пальто. Грязно-розового цвета, наверняка женское, совсем не по размеру. Уже третье за эту неделю. Он не дурак, чтобы в одной и той же одежке ходить, регулярно обновлял гардероб. Копошился на мусорках, сновал по заброшенным домишкам, все искал что-то новое, интересное.

— Не подниметесь ли на чашечку кофе или чего покрепче? — спросил тот, кто курил на балконе. Тучный мужчина разгладил бороду, нахмурился.

— Дак вам на охоту надо, наверное. Зачем мы вас задерживать будем?

— Об этом не переживайте, — голос усмехнулся. — Так что? Зайдете?

— А пожевать есть чаво? — мальчишка вытер рукавом нос, с любопытством уставился на красный огонек.

— Всенепременно, — огонек потух и хлопнула балконная дверь. Лупоглазый получил подзатыльник.

— Нельзя так с ним разговаривать, бестолочь, — наставительно произнес мужчина. — Он не только людей употребляет. Если задержаться подольше тут хочешь, то будь вежлив.

— Подём ужо, — буркнул мальчишка, направляясь к двери подъезда. — Это он нас бояться должен.
Мужчина гоготнул. 
— Тебя особенно, угу. Ух, какой грозный!

В подъезде темно, хоть глаза за порогом оставляй — все равно не пригодятся. Пахло кислятиной и чем-то тухлым, впрочем, как пахло в большинстве подъездов любого провинциального города. Лампочки выкручивал каждый, кому не лень: бабульки складывали их в кладовках на чёрный день, хулиганы, которым не нужно, чтобы шпану кто-то видел. Лупоглазый бы и на них поохотился, только кошки хватало раза на два и мясо оставалось относительно свежим, а кого-то из хулиганов загрызть — сам рад не будешь. Пожуешь такого несколько дней, курткой разживешься или кроссовками, но свежатинки же хотелось! Да и в подвале потом смердело неимоверно. Вопреки всем своим принципам и даже их отсутствию, подвал мальчишка держал в чистоте. Ну, старался, по крайней мере. И на вкус шпана очень не очень. Сказывался не слишком хороший образ жизни, депрессивная обстановка в городе и пачка сигарет в день.

Пока тучный Сумрак и лупоглазый Подвальник поднимались по лестнице, мальчишка то и дело крутил головой по сторонам — вдруг крысу заприметит. Хоть чем-то перебиться.
На пятом этаже одна из дверей была открыта и на лестничную площадку лился тусклый свет.

— Веди себя прилично, — велел мужчина, прошел в прихожую первым. Мальчишка насупился. Что же он, невоспитанный совсем?

— Проходите, проходите, — к ним вышел хозяин квартиры, высокий поджарый молодой человек. На его зачесанных назад волосах — сеточка, а сам он совершенно не стеснялся принимать гостей в атласном халате, предназначенным больше для времяпрепровождения наедине с самим собой.
Подвальник протиснулся в квартиру, замялся возле вешалки с одеждой, стянул с себя пальто, оставшись в клетчатых шортах до колена и растянутой футболке ядовито-зеленого цвета. Почти снял стоптанные сапоги, но вспомнил, что носков на ногах не имеется, а пугать графье когтями на пальцах не хотелось. Почему-то желал произвести хорошее впечатление. Потому и прошаркал в гостиную прямо в обуви.
Сумрак сбросил дутую куртку, залихватски подкрутил усы, пригладил перед зеркалом волосы и бороду. В зеркале отразилась тень с белесой мутью вместо глаз.
На столике на колесах, который хозяин выкатил в центр комнаты, стояло позолоченное блюдо с головой. У головы отсутствовала верхняя часть черепа, потому гости смогли как следует разглядеть мозг. Голова, видимо, еще недавно принадлежала совсем молодому парню. Но теперь-то какая разница.

Возле блюда хозяин разложил столовые приборы, расставил бокалы и внес хрустальный графин с темно-красной жидкостью.

— Решил начать как раз-таки с того, что покрепче. Отменный напиток, — заметил он, разливая кровь по бокалам. — Ну-с, соседи!
Молодой человек сел в кресло с красной обивкой, закинул ногу на ногу.

— Кофий-то будет? — спросил мальчишка.

— Вы, стало быть, Подвальник, — хозяин квартиры расплылся в улыбке, продемонстрировав острые клыки. — Наслышан и страшно рад познакомиться с вами лично. Так неудобно, право слово. Уже неделю как сюда переехал, а соседям званого ужина не дал.
Подвальник во все глаза таращился на вампира, неосознанно пытаясь пригладить спутанные волосы.

— Сумрак, что живет под лестницей, — молодой человек устремил взгляд на тучного мужчину и тот кивнул. Он был явно доволен тем, что новый сосед потрудился заранее разузнать о старожилах.

— Как вам тут, нравится? — густым басом спросил Сумрак, откидываясь на спинку дивана. Ему очень нравилось в гостях у нового соседа. Конечно, с красной обивкой на мягкой мебели перебор, но в целом достойно обустроился. Впрочем, ему ли, живущему под лестницей, жаловаться на обстановку?

— Весьма, весьма, — вампир охотно закивал. — Ох, где мои манеры? Басараб, приятно познакомиться.

Он протянул руку сначала Подвальнику и тот вяло пожал ее, затем Басараб перегнулся через стол, пожал руку Сумраку.

— Чёй-та занесло вас в глушь такую? — поинтересовался Подвальник, ерзая на месте. Ему не терпелось добраться до бокала, но не все так просто, сначала светская беседа.

— Утомительно жить в больших городах, знаете ли, — Басараб вздохнул. У него глаза — как два уголька. Черные-пречерные, но время от времени вспыхивали красным.

— Кстати, — Сумрак пригладил бороду. — Еще один сосед имеется, да только его сейчас редко встретишь.

— О, видел, видел, — Басараб положил руки на подлокотники кресла. — Как-то все не получалось с ним беседу завести. Но обязательно приглашу в следующий раз. Вообще, вообще подумываю сделать такие вечера традицией. Нам нужно держаться вместе, как мне кажется.
Подвальник не выдержал больше, схватил бокал и осушил его почти одним глотком.

— А как тут обстоят дела с охотниками? — полюбопытствовал вампир. Он взял в руку нож и вилку, чуть привстал и склонился над головой.

— Дак лесов нету, — Подвальник облизался. — Это вам за город ехать надобно, тута охотников не имеется.
Басараб легко засмеялся, снисходительно посмотрел на мальчишку.

— Я про охотников на таких как мы, любезный, — он положил на блюдечко небольшую порцию мозга, снова сел в кресло. — В больших городах это дело на конвейер поставлено, оттого не слишком просто разыскать коллег по цеху, так сказать.

— Не, — мотнул головой Сумрак. — Нас бы уже отловили.

— Прекрасно, прекрасно, — вампир отломил вилкой кусочек мозга, отправил в рот, зажмурился от удовольствия. — Потрясающе. Знаете, что самое замечательное в ваших краях?
Подвальник и Сумрак уставились на него. Басараб выдержал паузу и с достоинством произнес:

— Совершенно неиспорченные люди, наивные даже. Вот взять, к примеру, наше сегодняшнее угощение. Какой чистый, незамутненный разум!
Басараб посмотрел на грязные ногти Подвальника, криво улыбнулся. Кажется, погорячился, когда решил подружиться с соседями.

— Единственный минус в нательных украшениях, — продолжил он, смакуя мозг. — Пару раз уже обжегся о распятия. Что же вы, любезный, ничего не едите?
Басараб воззрился на Сумрака.

— Дак я за компанию просто, — крякнул тот. — Нет в сегодняшнем меню привычной пищи.
И он зашелся громким смехом, довольный своей шуткой.

— Чем же попотчевать вас, уважаемый? — вампир буравил его глазами-угольками.

— Да я за день наелся, — Сумрак отмахнулся. — Бабка с первого этажа ругалась с электриком, мне этого дня на два точно хватит.

— А, темные энергии, стало быть, — понимающе произнес Басараб. Подвальник все ждал, когда бокалы наполнятся по второму кругу. Хотя, можно обойтись и бокалом Сумрака. Потому цепкие пальцы потянулись к нему, резко схватили. Подвальник снова вылакал содержимое до самого дна. Басараб с интересом наблюдал за мальчишкой. Немного взгрустнул о том, что все те, с кем он привык проводить время, остались далеко. Впрочем, обещали навещать, если охотники не доберутся до них прежде, чем те соизволят с визитом в провинцию явиться. Времена-то не самые хорошие настали.

— Он вот у нас кошек жрет, — Сумрак указал на Подвальника и тот чуть не подавился.

— Кошек? — Басараб с жалостью посмотрел на мальчишку. — Что же не крыс?
Подвальник снова заерзал на диване, мелкими глотками продолжая пить кровь.

— Отчего людьми пренебрегаете? Это же прекрасный источник сил, полезных веществ и, что немаловажно, вдохновения на следующие свершения. К тому же, вкус плоти и крови куда приятнее.

— Ему свежатинку подавай, — Сумрак хлопнул Подвальника по плечу и мальчишка дернулся — столько силы вложил. — В подвале-то мясцо подгнивает, там даже овощи теперь не хранят.
Глаза вампира вспыхнули. Он поставил блюдце на стол, отложил приборы.

— Дражайший, мой холодильник всегда к вашим услугам! А если пожелаете, то могу сопровождать вас на охоте. Действительно, давайте объединяться!
Подвальник сидел с кислой миной. Его выставили каким-то неумехой. Он, между прочим, однажды сожрал главаря местной банды. А это, на минуточку, больше ста килограмм живого веса, серебряные браслеты, которые оставляли ожоги, печатки на пальцах-сардельках и татуировка церкви на спине! Чтобы с таким справиться, много хитрости нужно и сноровки.

Когда с угощением было покончено, вампир решил устроить экскурсию по квартире. Надо сказать, что все стены в ней увешаны картинами и вообще там имелось множество прочих предметов искусства. В спальне, где стоял гроб, у стены — несколько холстов без рам.

— Поглядите-ка, — Басараб с гордостью указал на синие и красные пятна на одном из холстов. — Закат над Сеной. Подвальник и Сумрак переглянулись.

— Сена, господа! — сказать, что Басараб оскорбился, значит, не сказать ничего. — Париж! Город любви, искусства и великих писателей.
Подвальник склонил голову набок, силясь разглядеть в пятнах что-то отдаленно напоминающее закат.

— Писал в прошлом году, все никак руки не дойдут оформить как следует, — вампир мечтательно вздохнул, смахнул с холста несуществующую пылинку. — Намереваюсь выставляться в Берлине, но ближе к зиме, сначала нужно закончить серию этюдов.
Сумрак задумчиво потер лоб, пожал плечами.

— Ну, в Берлине, значит, в Берлине.
Что за Берлин такой, объяснил бы только кто. Наверное, нечто чудесное, раз Басараб так заливался.

— Тут у меня дама в красном, — вампир подвел их к следующему холсту. Красное пятно на сером фоне. Басараб смотрел на свое творение, даже не находя восторженного отклика у своих гостей.

— Женщины, женщины просто неиссякаемый источник вдохновения, — Басараб провел пальцем по пятну. Гости кивали, разглядывая один холст за другим. И везде размытые пятна, кляксы, снова пятна. Вампир гордо именовал подобное абстракционизмом, вкратце даже поведал что это за зверь такой. Оказалось, не зверь вовсе, а направление в искусстве, воспевающее отказ от изображения реальных предметов. Подвальник думал про трехцветную кошку, Сумрак просто чесал в затылке, делал вид, что все понимал.

Но едва оказавшись за пределами квартиры нового соседа, только лишь на небе занялся рассвет, гости с облегчением вздохнули.

— Слово-то какое! — Сумрак покачал головой. — Абстра, абстра-чего-то-там. 
— Угум, — согласился Подвальник. — Страшное слово. Пострашнее егошнего имени будет. Басара-а-аб!
И они вдвоем покатились со смеху. Сумрак остался под лестницей, отдыхать от насыщенного вечера и переваривать новую информацию, Подвальник же вышел на улицу, постоял недолго на крыльце, глядя на небо.

— Художник, тьфу! От слова «худо жить»!
Мальчишка подошел к двери подвала, остановился перед семью ступенями, ведущими в сырой мрак.

— Р-р-раз — ступаю как князь! — одна ступенька позади. Возможно, абстракционизм был для мальчишки чем-то непостижимым, но вот про князей он слыхал.

— Два-а-а — за-кру-жи-лась го-ло-ва!
Еще один прыжок. Подвальник разулыбался.

— Три-и-и — жо-пу подотри! — он гыгыкнул. Более высокой рифмы не нашлось за все время существования считалочки, но кому какое дело, если очень весело?

— Четыре — сожру тебя в квартире! Пять!
Снова прыжок.

— Уже иду искать! Шесть! Опять хочу есть!
Осталась последняя, седьмая ступенька.

— Семь — уже дома я совсем!
Мальчишка прыгнул в темноту, а дверь за ним захлопнулась сама по себе.

***

— Доброго дня, соседи! — радостно поздоровался Басараб, выйдя из подъезда и увидев Подвальника вместе с Сумраком на скамейке у крыльца. Октябрьское солнце, кажется, Басарабу не было помехой.

— Чёй-та вы, товарищ художник, на улицу выперлись? Не боитесь в головешку превратиться? — Подвальник хитро ухмыльнулся. Он за свое существование немало вампиров повидал, но таких недальновидных и отважных не встречал. Им бы все по темным углам прятаться да шипеть на остальных.

— Солнцезащитный крем и иммунитет от папеньки, любезный, — Басараб улыбнулся во все тридцать два клыка, поправил широкополую шляпу и раскрыл зонтик. — Он у меня целую страну в ужасе держал, а это дело ответственное, только ночью промышлять не получится.

— Так уж и целую страну? — недоверчиво протянул Сумрак.

— Вот мы и нашли тему для обсуждения на следующем званом ужине, — вампир достал из кармана пальто мундштук, сигареты. — Собственно, почему бы нам на грядущей неделе его и не устроить?

— Выперлись-то чаво? — повторил Подвальник, высматривая хоть какую-нибудь кошку.

— Краски подкупить нужно, — Басараб закурил, выдохнул сизый дым. — Замечательная погода, не находите?
Дверь подъезда хлопнула и на улицу вышел долговязый паренек с копной кудрявых волос.

— Барашка, привет! — Подвальник помахал ему. Парнишка кивнул, подошел поближе. Басараб оглядел Барашку с ног до головы, протянул руку. 
— Неуловимый сосед, — вампир слегка задрал подбородок, глядя на нового знакомого сверху вниз. — Как поживаете?
Барашка неопределенно пожал плечами, снова кивнул.

— Он у нас не разговаривает, — Сумрак почесал нос. Басараб с интересом смотрел паренька.

— Не желаете ли присоединиться к нам за ужином на следующей неделе?
Барашка, одетый в брюки со стрелками и сюртук с посеребренными пуговицами, задумался. Снова пожал плечами, мол, можно, отчего нет, затем махнул рукой и неспешно пошел вперед, завернул за угол дома. Скрипнула калитка.

— Почему юноша отмалчивается? — поинтересовался вампир, провожая любопытным взглядом фигурку Барашки.

— Да как-то не спрашивали, — Сумрак почесал за левым ухом.

— Дабы избежать казусов с подбором меню, — Басараб посмотрел на тучного мужчину. — Поинтересуюсь: чем питается, э-э-э, Барашка?

— Поди разбери евонный рацион, — хмыкнул Подвальник. — Ни разу не видел, что он жрет кого-то.

— Сдается мне, что он призрак, — Сумрак откинулся на спинку скамьи. — Ибо!
Он поднял вверх указательный палец.

— Малец намертво к дому привязан.

— Интересно, интересно, — пробормотал Басараб. — А вы, господа?

— Где хошь могу шататься, — Подвальник шмыгнул носом. — Ничейный я и домище мне не указ.

— Та же ерунда, — поддакнул Сумрак.

— Вы кочевые, стало быть, — нараспев сказал вампир. — У нас так много общего. Что же, пора мне. До встречи.
Он медленно побрел в сторону автобусной остановки.

— Выпендрежник какой, а на автобусе катается, — Подвальник сплюнул на землю.

— Дак может добычу намечает на будущее.

— А-а, и то правда, — промычал Подвальник.

Дом, который считали своим постоянным обиталищем Подвальник и Сумрак, осыпался старой штукатуркой и во многих квартирах пахло плесенью. Потолки высоченные, окна огроменные. Когда доходило до ежегодной весенней уборки, то у тех, кто собирался эти самые окна мыть, случался приступ мигрени. Сколько работы и потерянного времени! Поскольку не каждый жилец мог похвастать чистыми стеклами, окна просто занавешивали тяжелыми шторами, пыльным тюлем и старались не смотреть на них.

Подвальник немного слукавил, когда сказал, что Барашка привязан намертво к дому. Вернее, не только к нему, но и к запущенному дворику, куда вела железная калитка, приваренная к кованной оградке. Во дворике высаживали цветы, следили, чтобы на клумбы не бросали окурки, любовались цветущими каштанами, когда после суровой зимы приходила теплая весна. Но до весны еще далеко, только недавно осень разгулялась как следует, дворик оделся в багряное и золотое. Потому зашторенными окна становились ближе к моменту, когда сгущалась темнота. Подвальник никому не признавался, но сам любил пошататься по дворику, поглядеть на людей и приятелей из других домов. Жители дома вызывали полицию, жаловались на гогот, улюлюканье, завывания, да только статные люди в форме разводили руками, мол, нет никого. Подвальник тогда страшно оскорблялся: раз не видите, то незачем говорить, что никого нет. Есть, есть! Вот как такой «никого» вцепится в горло, сразу все сомнения исчезнут.

Однако Подвальник был трусоват немного, лишь изредка на крупную добычу замахивается, посему статных людей в форме не трогал. Так, изредка пугал своими желтыми глазищами. Сумрак вообще относительно миролюбив и предпочитал отсиживаться под лестницей, пассивно питаясь склоками и дурной энергетикой.

Барашка, к которому прозвище приклеилось из-за кудрявых волос, терпеливо дожидался в дворике одну пожилую женщину. Она жила на втором этаже и каждый день выходила на прогулку с маленькой, брехливой собачкой. Сейчас эта добродушная дама носила приталенные пиджаки, длинные юбки и крохотные шляпки, завивала седые волосы и красила губы не по возрасту яркой помадой. Это теперь волосы у нее седые, а раньше медно-рыжими были. Просто загляденье. Не носила туфель, сменив их на удобные ботинки.

Только Барашка помнил, как она играла в салки с другими ребятами, которые теперь встречали внуков со школы, делали с ними домашние задания. Как она гоняла мяч с мальчишками, а потом возвращалась домой в перепачканном ситцевом платьице, с растрепанными косичками и ободранными коленками. Как плакала, когда мать выносила на помойку старых кукол. Как тащилась в школу, как вопила на всю улицу, что сдала вступительные экзамены и теперь будет учиться на самом лучшем факультете в мире. Как бежала на свидания, цокая каблучками, как целовалась возле двери подъезда с каким-то очкариком. Как выходила замуж, и потом уехала на долгие годы из квартиры, где выросла и провела детство. Но затем вернулась вдовой, потерявшей ребенка, чтобы ухаживать за больными родителями. Как схоронила мать, проводила в последний путь отца и теперь сама доживала свой век. К ней на дом ходили ученики. Сначала они непрошибаемые балбесы и грубияны, а потом — улыбчивые, вежливые дети. В их глазах горел огонь, возрождался интерес к учебе и они хвастались отличными отметками.
Барашка не смел соваться в квартиру к любимице, полагал, что это неприлично. Ну, кому бы такое понравилось, вот правда. Барашка не считал себя кем-то невежливым, поэтому ждал во дворике. Терпеливо ждал, у него времени много в запасе. Даже не огорчало то, что он был привязан к своей бывшей квартире и в отличие от прочих незримых для большинства соседей не мог уйти в другой дом. Когда Барашка долго болел перед смертью, мама пообещала ему, что не даст гнить в могиле. Потому урна с прахом теперь надежно спрятана там, где сменилось несколько хозяев. Мама сдержала обещание.

Барашка мало что помнил о себе самом, практически не помнил семью. Вроде бы имелась старшая сестра, но её лицо давно стерто временем. Кажется, у мамы были черные волосы. Или русые. Про отца помнил только то, что он был тесно связан с морем. А как — увы и ах, остается догадываться. Бродя по своему бывшему жилищу, Барашка придумывал себе биографию. Кто он, зачем и почему. Единственное, что не выветривается из головы — слова. Фраза и воспминание, которые прочно засели в памяти.

«Скоро отмучается, скоро»

Тусклый свет ночника, за окном выл ветер. Холодно и, почему-то, мокро. Пахло сыростью и кровью. Мама шепталась с кем-то темным, сидевшем в кресле в углу комнаты. Мама ли?

Барашка практически ни с кем не разговаривал. Подвальник надоедливый и грубый, Сумрак — почти такой же, впрочем, не настолько болтливый. Что до нового соседа, то он наверняка любил разговоры. В разговорах ничего плохого, просто зачастую в них нет никакого смысла. Для Барашки уж точно. Вот и молчал.

Пожилая женщина вышла погулять после обеда. Собачка тявкала и бегала кругами. Барашка стоял за деревом и наблюдал издалека. Собачке лучше не попадаться, облает. Животные его видели, как и некоторые дети. Ну, других тоже видели, наверное.

Барашка все смотрел и смотрел, жадно запоминая каждое движение и то, как звучал голос. Раньше он был звонким, звенел колокольчиком смех, шепот шуршал сухой кистью по бумаге. А теперь добавилась хрипотца, тембр стал ниже. Барашка смущенно улыбнулся. Он ведь видел одновременно и смешную девчонку, и серьезную старшеклассницу, и прекрасную молодую женщину с гривой пышных волос. Барашка иногда думал, что если бы тогда не умер, то хватило бы у него смелости подойти и заговорить? Все равно не срослось бы, тут же качал головой, времена-то разные, не встретились.

— И что ты там стоишь?
Барашка опешил.

— Да-да, ты, — пожилая женщина улыбнулась. — Я ведь давно тебя заприметила, ходишь тут часто.
Барашка сначала кивнул по привычке, а потом замотал головой, мол, нет-нет, никого не жду. У него появилось нехорошее предчувствие, ведь раньше она не видела.

— Потерял чего?
Барашка вышел из-за дерева. Женщина подслеповато прищурилась, немного удивилась.

— Надо же, модник какой. Где только сюртук этот раздобыл?
Собачка залилась лаем.

— Ключи посеял, ищу вот теперь, — выпалил Барашка, замявшись.

— О, часто тут теряют. Помочь тебе с поисками?

***

— Китечка, сто-о-о-ой!
Подвальник кинулся вслед за насмерть перепуганной кошкой, громко топая мощными ботинками, которые нашел утром у одного из подъездов. В этот раз мальчишка приметил черную, с желтыми глазами. Такие попадались редко и он считал их почти самыми вкусными. Трехцветные, конечно же, вне конкуренции.

— Ух, шустрая какая! — Подвальник притормозил, увидев, что кошка юркнула в подвал соседнего дома. Туда лучше не лезть, там вообще отбитая нежить обосновалась. От кошки косточек не останется, а самого Подвальника на закуску пустят.

— Ну, шуруй-шуруй, — мальчишка сощурился. Он огляделся по сторонам, вдруг какой-нибудь припозднившийся ребенок намечался. Детей Подвальник ел редко, но раз уж с кошками не везло, почему бы и да. Но двор пустовал. Только Сумрак на скамейке со смеху покатывался.

— Чо ты ржёшь, образина? — Подвальник повернул назад, присел на корточки, сердито зыркая глазами.

— Тебе бы к художнику нашему обратиться, авось и сжалится над тобой, неумехой, накормит чем, — Сумрак ковырялся в носу.

— Угум, бегу и спотыкаюсь, — Подвальник скорчил страшную рожу. Будь Сумрак человеком, он, возможно, и испугался бы. От голода лицо мальчишки стало безобразнее, уши заострились, зубы укрупнились.

— Подохнуть хочешь? — Сумрак же был доволен сегодняшним уловом: у почтовых ящиков влюбленные ссорились так, что он даже начал делать ставки на то, кто кому глотку вырвет.

— Господа, добрый вечер, — из темноты вышел Басараб, вытирая уголки рта шелковым платком. Никаких сомнений, вернулся так поздно потому что кого-то наметил, выследил и сожрал, а теперь возвращается к себе.

— Ишь какие мы довольные, — буркнул Подвальник. — Неужто дневной охотой тоже балуетесь?

— Не балуюсь, любезный, — снисходительно улыбнулся вампир, причмокивая, словно во рту у него еще оставался привкус минувшей трапезы и он хотел насладиться им сполна, распробовать посильнее. — Занимаюсь профессионально. Вот скажите, много ли вы встречали мне подобных, кто на такое пошел бы?
Мальчишка молчал, Сумрак щелкал пальцами, мысленно перебирая похожие случаи.

— То-то же, — Басараб достал из кармана ключи. — А тех, кто ненавязчиво уговорит добычу впустить к себе домой и добровольно отдаться, вообще единицы. И я в их числе.
Он гордо задрал подбородок.

— Хорошей ночи, — учтиво произнес вампир, перед тем, как скрыться в подъезде.

— Небось на автобусе и обратно ехал, — прошипел Подвальник. Он схватился за живот и заныл.

— Добрый вечер, — послышался тихий голос и к ним вышел Барашка, потупив глаза. Подвальник аж рот открыл.

— Неужто говорить умеешь? — пораженно произнес Сумрак, подскочив на месте. Барашка присел рядом с ним на скамью.

— Можно у вас спросить кое-что?
Подвальник оторопело таращился на юношу и его огромные глаза еще сильнее увеличились в размере.

— Спрашивай, об чем речь, — пробормотал мальчишка, напрочь забыв про неудавшуюся охоту. Тут вон чего, знаменательное событие.

— Если человек начинает видеть таких, как мы с вами — это нормально?
Сумрак разгладил бороду, нахмурился. Подвальник же замотал головой.

— Ихние глаза обычно не приспособлены. Тут либо башкой треснулся, либо помирать собрался.

— Да брешешь! — махнул рукой Сумрак. — Дети же видят, ну! Они что, все башкой треснутые или почти покойники?

— Дети — не люди! — заорал Подвальник. — Они на свет появляются такими как мы, а потом в человеков превращаются! Как будто сам не знаешь!

— Ты что, ты что! — Сумрак поджал губы. — Мелешь не пойми чего, глупости какие-то.

— Зуб даю! Я сам такой был или забыл совсем, старый?
Барашка слушал-слушал как они препираются, а потом вздохнул.

— Давайте не про детей. Про взрослого человека в возрасте.

— Иль башкой вдарился, иль подохнет скоро, — Подвальник насупился. — Точно тебе говорю.
Барашка как-то сразу поник, загрустил сильнее прежнего.

— А чего, увидал тебя кто? — поинтересовался Сумрак. Юноша не хотел отвечать, за него вклинился Подвальник:

— Ну, а зачем иначе ему бы вопрос такой задавать, дубина?

— Иди кошек ловить, зараза эдакая, невозможно разговаривать! — Сумрак встал. — Гадина озлобленная!
Подвальник скрежетнул зубами да и последовал совету, побежал куда-то.

— Тьфу на него!
Сумрак скрылся в подъезде, а Барашка так и просидел на скамье до самого утра, печалясь, что головой никто не ударялся, и, скорее всего, придется прощаться.

***

— Отпевают, отпеваю-ю-ют!
Сумрак кубарем выкатился из подъезда, вместе с ним и Подвальник выскочил, как ошпаренный из своего жилища. Преставилась та самая пожилая женщина, которая накануне следующего званого ужина отправилась в больницу, а домой вернулась уже покойницей.
Барашка метался по квартире, молитвы обжигали, как и боль от потери своего человека. Басараб же запрятался в свой гроб, обложился пакетами с кровью и стойко переносил тяготы и лишения, выпавшие на его долю.
Подвальник с Сумраком выжидали, пока все закончится и можно будет вернуться на место. Главное, чтобы потом батюшке не пришло в голову освятить подъезд, тогда пиши пропало: на званый ужин не попасть и месяца три о нем даже заикаться не стоит.

— Что, шушера, припекло? — раздался довольный голос. — Так вам и надо, нечего кота жрать было моего!
Подвальник и Сумрак, укрывшиеся за мусоркой, повернулись.

— Шла бы по делам своим, чего глумишься над несчастными? — угрюмо гаркнул Сумрак. Женщина в просторном домашнем платье и с жилеткой поверх него хмыкнула и швырнула в один из баков пакет с мусором.

— Следить за животиной надобно! — вспылил Подвальник. — Я, чо, знаю разве кто твой кот, а кто не твой?

— Ой, отпевания долгие, сильные, сидеть вам тут до ночи глубокой! — женщина засмеялась, поправила прическу. — Надо сказать, чтобы подвал освятили.

— Ты-то откуда про отпевание знаешь? — Сумрак не сводил глаз с подъездной двери.

— Так старается, что даже у меня в квартире стекла дрожат, — женщина рассматривала свои длиннющие ногти. — Говорят, будто бы у вас новый сосед. Что за фрукт?

— Чеши отсюдова, ведьма, — Подвальник отмахнулся. Женщина усмехнулась.

— Помощнички донесли, мол, вурдалак самый настоящий, — ведьма достала из кармана платья портсигар, зажигалку. — Графских кровей, к тому же. Художничает, образованный да культурный, не чета сброду вашему. Женат ли, холост?

— Одетта, тебе ли про это спрашивать, — Сумрак поковырялся в ухе. — Ты ж мужей своих в могилу обычно сбагриваешь.

— Я? — наигранно возмутилась ведьма Одетта. — Что поделать, раз мрут, как мухи? Кто же виноват, что с такой потрясающей женщиной, злой рок рядом ходит.

— Угум, — закивал Подвальник. — Брешешь поди! Сама, все сама.
Конечно, водился за Одеттой маленький грешок. На что не пойдешь для сохранения молодости и красоты. Да разве ж ради молодости затевалось подобное. Одетта — страшно богата, только глухой не слышал про её привороты и зелья любовные, которые немалых денег стоили. В могилу и на тот свет, как известно, забрать ничего не получится, да и вряд ли за чертой с распростертыми объятиями встретят, плюс вариться вечность в котле — так себе перспектива. Вот Одетта и решила несколько радикальным образом данный вопрос: всего-то нужно задержаться на этом свете подольше.
А Басараб хорошая партия. Наверняка не бедный, да и проживет долго. Кто знает, вдруг из него получится неисчерпаемый источник долголетия.

Когда-то давным-давно, Одетта была прима-балериной одного из театров, потом бабка ее откинулась, передала внученьке дар и зажила Одетта куда лучше, сытнее и интереснее, чем раньше. К дару прилагались помощнички — мелкие бесы, которые сновали тут и там, собирали информацию, потому Одетта до встречи с клиентами на сеансах уже была вооружена необходимыми сведениями. Там дело за малым: нагнать ужасу, закошмарить, картишки раскинуть или воска в миску с водой налить. И денежки в кармане.

— Да чтобы я обманывала кого! — картинно округлила глаза ведьма. — Никогда не бывало такого, моя репутация чиста, как девственно-белый снег.
Она закурила и направилась обратно к своему дому.

— Не сметь в моем мусоре рыться, а то я вас знаю! — обернулась она и погрозила пальцем, прежде чем исчезнуть из поля зрения.
Подвальник фыркнул.

— Больно надо!

Просидев до вечера у мусорки, Подвальник и Сумрак, успевшие к тому времени сто раз помириться, перемывая кости ведьме, засеменили к подъезду. Подвальник, которому прошлой ночью удалось-таки разжиться кошатиной, находился в прекрасном настроении, предвкушал полакомиться чем-нибудь интересным в гостях у Басараба. Сумрак особого восторга не испытывал, однако страдал от любопытства: вдруг вампир что нового на холстах продемонстрирует и побольше расскажет про закат сена и абстра-чего-то-там.

— Абстракционизм, любезный, — наставительно сказал вампир, когда все уже были в сборе в его гостиной и Сумрак поднял занимающий вопрос. — Не желаете ли сами попробоваться на роль художника?

Барашка сидел в уголке, еще до конца не отойдя от болезненного отпевания и размышления о смерти своей любимицы. Ему, конечно, хотелось, чтобы женщина вернулась в дом. В ином качестве, естественно. Но Барашка понимал, что желание это — дурное, ей бы отправиться в лучший мир. Иначе и быть не может, такому замечательному человеку наверняка приберегли там место. Брехливую собачонку забрала подруга детства барашкиной любимицы, сжалилась над несчастным животным. И квартира опустела. Но Барашка впервые за все время, наконец, отважился заглянуть в жилище женщины. Он разглядывал кружевные салфеточки на полированных поверхностях, комнатные цветы, фотографии на стенах. На тумбочке у кровати лежало вязание, которому не суждено было обрести финальную форму. Пустота и печаль там теперь хозяева. Потому как Барашка сунулся туда в первый раз, так этот раз стал и последним, наверное.

Подвальник молча набивал живот глазами, разложенными на широком блюде, запивал кровью, с аппетитом чавкал, радовался такому славному завершению тяжелого дня. Соблазн распотрошить мусорный мешок Одетты был велик, но мальчишка принципиально держался. И не потому что ведьма ему не нравилась (по секрету между нами: ого-го как нравилась, только Подвальник старался игнорировать данный факт), а потому что так надо. Стоически вытерпеть и не дать повода для насмешек.

Вечер шел своим чередом за разговорами, в которых Барашка участвовал лишь косвенно. Темная ночь перетекала в утро, когда гости решили расходиться по своим обиталищам. Барашка тихо попрощался, проскользнул в подъезд, поднялся к своей квартире, задержавшись у двери почившей любимицы. Он смотрел на поистрепавшуюся обивку, на кривой номерок, дверную ручку, которая все время заклинивала. Собачка не лает, не бубнит радио. Тишина.

Подвальник и Сумрак вышли на улицу, расселись на скамье. Они слышали, как где-то вдалеке собачились чей-то домовой и один из бесов Одетты, как шумело оживающее шоссе. Посидели так недолго, разошлись на отдых. Открывая дверь в подвал, мальчишка подумал, что, в общем-то, званые вечера неплохи, да и сам вампир вполне занятный. С заморочками, конечно, а у кого их нет?
Мальчишка шмыгнул носом, сделал шажок к лестнице.

— Р-р-раз!

Семейные узы

— Тащем-та, продали меня моему наставнику за ящик водки, — Подвальник пил кровь из бокала, причмокивал, стараясь распробовать вкус как следует.

— Что же это получается, любезный? — Басараб всплеснул руками. — Вас, несмышленое, невинное дитя, на погибель добровольно отвели?

— Угум, — Подвальник, впрочем, ни капельки не переживал о случившемся. Ну, во-первых, это произошло давным-давно, а во-вторых, не продай его родители-алкоголики какому-то премерзкому типу, то он, скорее всего, вырос и прирезал бы матушку с батюшкой ночью. Спали родители всегда крепко, в квартире — толпы друзей-собутыльников. На мальчишку бы никто и не подумал.

— А как вы двое познакомились? — Басараб посмотрел сначала на Сумрака, а потом на мальчишку.
Знакомство вышло случайным. Сумрак, облюбовавший место под лестницей, перебравшись в новое жилище, заприметил высоченного уродца в балахоне, который спустя время откуда-то раздобыл себе личного ребенка. У нежити оно как заведено: детей либо на воспитание забирали, либо на пожрать. Судя по тому, что мальчонка был жив-здоров, приноравливался кошек ловить да других детей в подвал заманивать, уродец тот решил последователя вырастить. Нежить-то она дурная да бесплодная, редко когда случалось кровными наследниками обзавестись. А любому дураку известно, что человеческие дети только в определенном возрасте нормальными людьми становились. Потому забрать и переделать на свой лад несложно, все задатки имелись. Затем уродец пропал куда-то, мальчишка остался жить в подвале. Глазища у него огромными стали, зубы — во! Костяные иголки, ни дать ни взять. Уши заостренные, быстрый, ловкий, глуповат только. Без направляющей руки одичал, почти не говорил, слова коверкал. Вот Сумраку и показалось, что стоит мальчишку в нужное русло направить, а то совсем зачахнет.

— Восхищаюсь вашими педагогическими навыками, — Басараб, пока слушал, все качал головой, печалился и сопереживал. Теперь едва сдерживался, чтобы не начать рукоплескать.

— Да чего уж там, — смутился Сумрак, отвел глаза, но внутри себя порадовался, мол, не зря с мальчонкой возился. — Как у вас с семьей обстоит?

— Как бы вам сказать, чтобы никому не обидно было, — вампир достал мундштук, сигареты. — Высокие отношения и крепкая связь, пусть даже каждый из нас находится за тысячи километров друг от друга. Маменька, например, сейчас гостит у моих сестер, думаю, что на обратном пути в родовое гнездо, не обделит меня визитом.
Надо сказать, что матушка любила сюрпризы. Никак не принимать их, а устраивать. Басараб, напротив, всячески пытался искоренить эту нехорошую семейную привычку. Какой же дурной тон являться без предупреждения в то время, когда у него в разгаре карточные игры на очередном званом ужине! Вот именно из-за подобного, Басараб тактично свернул тему обсуждения семейных уз на очередном собрании.

Когда в дверь позвонили и Басараб поспешил встретить нового гостя, то до Подвальника, Сумрака и Барашки, донесся громкий вопль, полный отчаянья:

— Маман, что вы тут делаете?
Ему никто не ответил, зато в гостиную прошла высокая дама, почти такая же высокая, как сам Басараб. У нее были черные волосы, собранные в причудливую прическу, платье в пол, кольца на костлявых пальцах и ядовитая улыбка. Такая острая, что ею можно было легко перерезать кому-нибудь горло. Дама обвела строгим взглядом всех присутствующих, задержавшись на Подвальнике, торопливо вытирающего с подбородка кровь, вздернула правую бровь и ледяным тоном велела гостям проследовать к выходу. Барашка незамедлительно выполнил указание, Подвальник же нахмурился:

— Чёй-та? Не вы тут хозяйничаете, не вам и выставлять!

— Правильно говорит, — тоже возмутился Сумрак, сердито поглядев на даму. За ее спиной появился Басараб, который одними губами произнес «уходите». Вид у него, при этом, был такой, будто к нему кто-то из охотников явился.

— Мон шер, что за побирушки? — спросила дама, повернувшись к вампиру. — Вот так и знала, что нельзя одного оставлять, у вас с самого детства имеется дурная привычка водиться с отщепенцами.
Она горестно вздохнула и тут же злобно процедила сквозь зубы:

— Если вы немедленно не покинете квартиру, мы все будем решать радикальными методами!
Подвальник поставил бокал на стол, что-то сердито бурча себе под нос, Сумрак встал и направился в прихожую вместе с приятелем. Басараб опечаленно глядел им вслед, не смея даже спросить на какой срок приехала погостить маменька.

— Сердце мое, что за сомнительные личности? — дама картинно приложила руки к щекам.

— Маман, прекратите, я уже взрослый и самостоятельный!
Басараб даже и не думал втаскивать в квартиру чемоданы, складированные на лестничной площадке, надеялся, что маменька задержится ненадолго и вообще она тут проездом, по пути в столицу.
Впрочем, госпожа Илона собиралась провести с любимым сыном неделю, не меньше, о чем она тут же сообщила расстроенному молодому человеку.

— То, что вы взрослый, никак не оправдывает того, что вы общаетесь с какими-то оборванцами!

— Я сам решу с кем мне общаться!
Басараб подскочил к мини-бару, извлек золотой ключик, расправился с замком в две секунды и достал бутылку бурбона, черного как ночь. Такой бурбон продавался только в одном месте, и где именно Басараб не говорил никому.

— Вы что же задумали? — госпожа Илона нахмурилась, попыталась отобрать бутылку, но Басараб не дался, плеснул бурбона в бокал с кровью и залпом выпил получившуюся смесь.

— Как вам не стыдно, милый, — госпожа Илона неодобрительно покачала головой, а вампир едва не расхныкался как мальчишка: он ненавидел, когда маман так говорила, с самого детства ненавидел. И мать знала, потому специально ввернула это сейчас. Пока Басараб мысленно вспоминал за какие именно грехи ему досталось такое наказание, Илона рассматривала обстановку в гостиной, кривя губы. У сына с детства нездоровая любовь к красному цвету, которую за пределами родительского дома больше ничто не могло обуздать.

Госпожа Илона, в общем-то сама не слишком рада забраться в такую глушь, однако непоколебимая вера в то, что без её сильной руки и мудрого наставления, семья превратится в нечто невообразимо ужасное, заставила навестить отпрысков. Как, например, произошло с одной старой знакомой. Единственный сын, наследник титула, сознался в нетрадиционных взглядах на брачные узы и узаконил отношения с ветреным повесой, который за полгода растранжирил все их накопления и укатил в Париж с новым возлюбленным. Илона не осуждала подобные предпочтения, но глубоко внутри себя злорадно потирала руки, ведь ее дети никогда бы не посмели выкинуть таких фортелей. Впрочем, не только железная хватка на шеях дражайших чад играла свою роль, но и суровый нрав супруга, главы семейства. Его именем можно кошмарить не только надоедливых смертных, своих детей вполне можно было раньше ввести в ужас одной лишь фразой «я сейчас позвоню отцу, радость моя». Стоило заметить, что сестрами помыкать получалось сложнее, характером они удались в папеньку. А вот на младшем сыне можно и поездить. Маришка огрызалась, могла крепко ругнуться, Залеска игнорировала маман, картинно закатывала глаза и тоже огрызалась. Илинка, на правах любимицы, говорила:

— Нет, это я сейчас папеньке позвоню!
И Илона утихала. Но ровно до того момента, пока не вспоминала, что, в общем-то, имеется четвертый ребенок, самый младший и более подверженный авторитетному влиянию матери.

— Отдайте немедленно!
Илона попыталась отобрать бурбон у Басараба, но тот мертвой хваткой вцепился в бутылку, категорически отказываясь не только отдавать, но и делиться.

***

Подвальник, посидев немного на скамейке у подъезда, предложил товарищу прогуляться до парка. Жуткое-прежуткое место этот парк, самое оно, чтобы собираться со знакомыми из соседних домов.

— Отчего и не прогуляться, — довольно согласился Сумрак, охотно закивав головой.
Если обогнуть дворик и выйти на прогулочную дорожку, то до парка дойти можно за считанные минуты. По прямой и чуть-чуть направо, напротив мрачного здания фармацевтического колледжа. Сам парк парком-то назвать сложно, так, колючий садик. Впрочем, это не особенно расстраивало тех, кто там ошивался регулярно. Молодые мамаши с колясками отправлялись на утренний, послеобеденный и вечерний променад, лица без определенного места жительства задерживались с вечерней до утренней зари. Зимой, конечно, делать там нечего, холодно и голодно — до продуктового магазина идти далековато, а как идти, если ноги не держали? Денег еще подсобрать, прежде чем отправляться за провизией. Собак бездомных немерено, в стаи сбивались, на людей бросались, но задобрить можно. В отличии, кстати, от тех самых, без постоянной крыши над головой.

Наша же ночь выдалась безлунная, безлюдная и холодная. Все по домам сидели, густые супы грели, на балконах курили, гремели посудой, хлопали дверцей холодильника: вдруг ее откроешь с десяток раз, а на одиннадцатый там что-то новое появится? Осенью ведь каждый человек ел за двоих, запасаясь необходимой теплотой, которая очень выручала в студеные январские ночи. Декабрьские-то помягче, их сопровождало предвкушение праздников и огоньки гирлянд. Люди бродили по магазинам, выискивали чего на стол купить повкуснее, желудок порадовать, и чтобы на душе неприятного осадка не оставалось. Искали подарки для близких, иногда для себя, хотя должно быть наоборот — сначала себя порадовать, потом за остальных браться.

Но пока на дворе октябрь, месяц тыкв и заимствованных праздников, с которыми пришли новые соседи. Раскрашенные, ненатуральные, жути не нагоняли, за пятки не хватали. Люди стали высовывать ноги из-под одеяла, темнота только веселила. Между прочим, раньше от одного слова «темнота» дети испуганно икали, искали где спрятаться. Потому нынешние взрослые, бывшие пугливые дети, с опаской шли через холодные коридоры квартир за полночным чаем, современные дети с радостным визгом предлагали чудовищам из шкафов и из подкроватья слопать себя, чтобы контрольные не писать. Дети уверены, что такие монстры безобидны и, скорее всего, не существовали. Ведь контрольные писались, ремнем за плохие отметки лупили, а чудовища как не приходили, так и не приходят.

Подвальник, конечно, поспорил бы с этим утверждением. Ведь вот он, сидел себе на неудобной лавочке, болтал худыми ножками, чуть ли не скидывая с них огромные ботинки, здоровался с соседями. Прошмыгнула троица в старинных масках. Тащили мешки какие-то, длинные молотки по асфальту волочили. Троица эта, Бряк, Стук и Навыворот, промышляли тем, что воровали счастливые воспоминания. Понятное дело, что их источник пищи — дети до какого-то там возраста, но бывало и у взрослых выколачивали силком. Потому молотки им в помощь. А маски какие страшные! Будь Подвальник всамделишным человеческим ребенком, он бы от вида этих масок под себя ходил недели две точно. Из папье-маше эти украшения, грязные и затасканные, оттого еще более ужасные.

Или, например, стабильно раз в неделю у входа в парк околачивалась прелестнейшая девочка в чепчике и пышном платьице. Загляденье просто, а не девочка. Волосы белые, кудрявые, глаза огромные, чище полуденного летнего неба. Фарфоровая куколка, чудо из чудес! Если с ней поговорить, то словарный запас пополнился бы изящными «извольте», «пожалуйте» и «подсобите». Загляденье это — наживка для отвратительных взрослых, которым ничего не стоило похитить ребенка, упрятать или чего похуже сотворить. Такие отвратительные взрослые потом обнаруживались в канавах или в узких переулках за мусорными баками. С разорванным горлом или обглоданным лицом, по частям или целиком, но непременно с каким-нибудь обезображиванием. Но если отбросить все, что о таких людях можно найти положительного, вроде статуса примерного семьянина или заслуженного учителя, то такая смерть им как раз к лицу. Аглая, то самое чудо из чудес, лишь улыбнется, продемонстрирует клычки как крючки, которыми плоть рвать самое оно, пожмет плечами и отправится восвояси. Ровно до следующей недели.

Иногда в парке можно встретить Спотыкача, неуклюжее нечто, облюбовавшее чердак в одном из домов. Если вы время от времени слышали такие звуки, будто в квартире над вами разместили целую конюшню, значит, вы въехали как раз в то жилище, где регулярно страдали от мигреней. Спотыкач, по своей сути, был вполне мил, обходителен и весьма вежлив. Он мог потягаться в этом с Басарабом. Но что поделать, если головные боли — основная пища Спотыкача, и наградили его неведомые создатели двумя огромными лошадиными копытами. Спотыкач все время извинялся за неудобства даже перед своими, весьма понимающими. У некоторых из них же вообще рацион из свежего мяса состоял, и ничего, не извинялись. Надо принимать себя такими, какие есть.

Спотыкач один гулять не любил, стеснялся своих копыт, потому его можно встретить в компании Застенника. Если первый — это олицетворение мигрени, то второй — дрязги с соседями во плоти. Ну, фигурально выражаясь. Застенник, седой сгорбленный старик, вечно постукивал клюкой, гудел дрелью, отзывался звоном бьющихся тарелок и криками неугомонных младенцев. Толком не разговаривал, но вот Спотыкач его понимал. Гуляют себе под ручку, беседуют о чем-то. Спотыкач ему про погоду, Застенник открывал рот, комментировал визгом циркулярной пилы. Спутник понимающе кивал, развивал тему. Замечательный тандем, люди даже вешались от такого дуэта. Один сверху копытами цокал, другой из-за стены подвывал брошенной псиной.

С Аглаей общаться одно удовольствие, с троицей в масках тоже можно словом перекинуться. Но с Подменышем, скользким созданием даже по скромному мнению Подвальника и Сумрака, разговаривать — все равно что пачкаться в вонючей слизи, что он оставлял позади себя. Лица у Подменыша не было, только гладкое лицо да широкая прорезь на нем, имитирующая рот. Прорезь эта полнилась хаотично растущими зубами, увидеть мельком его оскал вообще сердечному приступу подобно. Подвальник, которого Басараб в шутку называл иконой стиля за любовь пошариться на мусорках и раздобыть себе экстравагантные наряды, мерк рядом с Подменышем. Этот обгонял мальчишку по количеству обновок. То в клетчатом костюме щеголял, то школьную форму надевал. Все бы ничего, только если Подвальник для приличного вида шмотки искал, Подменыш носил на себе личину того, кого подменял. Внедрялся так в семью какую-нибудь, предварительно сожрав кого-то, потихоньку тянул силы из остальных и когда все ослабевали, медленно приступал к другим блюдам. Ел не торопясь, смаковал. Людям он виделся сожранным человеком, Подвальник и остальные видели его настоящим.

— Принесла нелегкая, — Сумрак пихнул Повальника в бок, кивнул на Подменыша, который медленно тащился от входа в парк.

— У-у-у, образина, — мальчишка неодобрительно покачал головой. Подменыш, казалось, любовался пейзажем и ночным небом. Да только как мы уже знаем, органов для любования у него не имелось.

— Ве-е-е-чера-а, — заунывно протянул Подменыш, поравнявшись со скамейкой.

— И тебе не хворать, — отозвался Сумрак. Подвальник промолчал, разглядывая синее платье, красовавшееся на Подменыше. Не услышав Подвальника, но совершенно точно уловив его присутствие, Подменыш прочистил горло или что у него в наборе имелось, и произнес:

— Здоро-о-ова-а-а.

— Здоровей видали, — хмыкнул Подвальник. Сумрак укоризненно покачал головой, мол, это тебе не Басараб, миндальничать не станет, наброситься может.

— Чаво в платье разгуливашь? — поинтересовался Подвальник. — Давеча в бруках с рубахой таскался.

— С Петр Ива-а-анычем зако-о-ончил, — самодовольно ответил Подменыш, высунул мерзкий длинный язык. — За други-и-их взя-ялси-и-и.

— Молодец какой, — похвалил его Сумрак. — Погулять вышел?

— Да-а-а, — прохлюпал Подменыш и направился дальше, вертя головой по сторонам.

— Фу таким быть, — изрек Сумрак, когда Подменыш отошел на безопасное расстояние. — Слыхал, что говорят?

— Чо?

— Будто у него местечко тайное имеется, куда он остатки всех сожранных складирует.
Подвальник поцокал языком. Если жрать, то так, чтобы следов никаких не оставалось. Люди-то слабонервные, найдут клад подобный, весь город на уши поставят. При таком повороте, кто-то может додуматься, что не маньяк орудует, выпишут из столицы охотников и тогда лавочка прикроется. Никаких кошек спокойно половить нельзя будет.

Вдоволь насладившись посиделками в парке, перемыв кости Подменышу (если таковые у него вообще имелись), Подвальник и Сумрак вернулись к подъезду, где обнаружили Басараба. Он курил сигарету без мундштука. Глаза злющие, сам нервный, дерганный. Как был в домашнем халате, так и вышел на улицу.

— Ба-а-а, чавой-то вы, мосье граф, в такой час тут шляетесь? — Подвальник разулыбался. — Маменька заругат.
Вампир сердито фыркнул, вздернул подбородок.

— И вы туда же!

— Я-то? Волнуюся же за вас, вот и любопытничаю.
Басараб бросил окурок на землю, и у Сумрака округлились глаза: да чтобы он окурок не донес до урны!

— Невозможная женщина! — с надрывом произнес вампир. — Решительно заявила, что не уедет, пока жизнь мою не наладит! Разве есть что налаживать, господа?

— Ну, матери-то виднее, — Сумрак почесал затылок. — Она ж вас как облупленного знает. Раз говорит, что налаживать собралась, значит, имеются недочеты.
У Сумрака, между прочим, какой-никакой пример перед глазами, а имелся. Зря он, что ли, под лестницей поселился и за всеми наблюдает?

— Я — сформировавшаяся личность! — у Басараба, кажется, даже руки затряслись. — Другой разговор, если бы финансово нестабилен был, угла своего не имел! Кошмар, кошма-а-ар…

— Дак вы женитесь, — ляпнул Сумрак. — Сразу увидит, что не мальчишка, готовы и такую ответственность принять.
Вампир навострил уши, внимательно стал слушать.

— У людей вроде так заведено. Раз женятся, то, значит, выбор осознанный, самый что ни на есть взрослый.
Подвальник же замотал головой.

— Чо несешь? Где видал такое?

— Есть чего дельного предложить, так давай, не утаивай! Все выложи!

— Уж не жанитьбу ему советовать! Да и к кому свататься? Евонная невеста под стать должна быть!

— Господа, — Басараб резко оборвал начинающуюся ссору. — Я вас услышал. Премного благодарен.
Он поправил прическу, скрылся за дверью подъезда.

— Дурень ты, — буркнул Подвальник. — Старый дурень!

— Кто бы говорил! Тьфу на тебя!
Они, конечно же, к утру успеют помириться и снова поругаться. Да только вот идея, высказанная Сумраком, прочно засела в голове у Басараба и ни к утру, ни даже на другой день оттуда не выветрилась.

***

Одетта крутилась перед зеркалом, недовольно кривя губы и придирчиво рассматривая уже, наверное, сотый наряд за утро. Ей бы поторопиться, а то никак не успеет к нужному времени. Глаза Одетты в зеркальной глади полыхали зеленым огнем. Бес Захар, лениво зевал, примостившись на тумбочке. Ему выпала честь подбирать аксессуары, тогда как Вениамин выбирал обувь в гардеробной.
Гардеробная была самой главной комнатой квартиры ведьмы, если не считать кухню, на которой она не только зелья варила, но еще и пробовала свои силы в кулинарии. Получалось не слишком-то хорошо, в искусстве зельеварения Одетта преуспела куда лучше. Иногда, вспоминая своих покойных мужей, ведьма думала, что подгоревшие пирожки и несъедобные супы сильно ускорили похороны каждого из них.

— Все не то, не то! — сердилась Одетта, сбрасывая с себя очередную шляпку или откидывая в сторону перчатки. — Мне нужно его поразить, а не заставить задуматься, что у меня якобы нет вкуса!
Захар вздыхал, протягивал другую шляпку, другой шарф. У него, между прочим, дел по горло, сама Одетта же и нагрузила обязанностями.

— Захар, разуй глаза, — шипела Одетта. — Ты бы сам в таком пошел?
И шляпка с леопардовым принтом отправилась в кучу к остальным отвергнутым. Да и вообще, откуда в коллекции появилась шляпка с леопардовым принтом? Одетта покачала головой и дала себе обещание как-нибудь выкроить время для того, чтобы лично выбросить все то, что не надевалось.

— Хозяйка, — писклявым голосом сказал Захар, приглаживая шерсть на хвосте. — Не наряжайтесь вы так, словно хотите привлечь внимание.

— Действительно, — Одетта призадумалась. Чего это она, всесильная ведьма целого района, так старается? Все должно быть с точностью наоборот: пусть вампир сам волнуется и наряды перебирает.

— Вениамин! — позвала Одетта, снимая крупные серьги и внимательно рассматривая свое лицо в зеркале. Что за красавица, сама бы на себе женилась!
Из гардеробной высунулся второй бес.

— Да, хозяйка?

— Отбой, — Одетта махнула рукой. — Пойду в них.
Она посмотрела на простые черные сапожки возле тумбочки. Вениамин насупился. Зря что ли он по коробкам лазал? Теперь все убирать обратно.

— К моему возвращению наведите порядок, — ведьма осталась в элегантном черном платье до колена, чудесном пальто темно-фиолетового цвета, надела сапожки. Бесы переглянулись. Ведьма нахлобучила на Захара леопардовую шляпку.

— А эту выкинуть, — Одетта взяла в руки небольшую сумочку. — Хотя, тебе идет, можешь себе оставить.
Захар устало стянул шляпку, закрыл дверь за хозяйкой и поглядел на ворох отвергнутых аксессуаров.

— Вот и чего делать с этим всем? — пробубнил Вениамин, не самый умный из бесов, но зато самый старательный.

— Убирать, что еще остается.
Захар сгреб в охапку шарфы и вперевалочку направился в гардеробную.

Одетта вышла из подъезда, сделала глубокий вдох. Волновалась, как девчонка, хотя с чего бы?
На скамейке у подъезда сидели две бабульки. Обе в теплых пальто, платках, еще вокруг поясниц повязали шали.

— Здравствуйте, — кивнула им Одетта.

— Здрасьте, здрасьте, — бабульки неодобрительно разглядывали ведьму.

— Как поживаете? — поинтересовалась Одетта, роясь в сумочке в поисках ключа от автомобиля.

— Сносно, — одновременно отозвались они, продолжая буравить взглядом ведьму. Про то, как поживает сама Одетта, спрашивать не стали. Одетта села в машину и уехала, тогда как старушки тотчас оживились.

— Расфуфырилась, — качала головой Никитична. Она носила только серые платки и придерживалась скромной палитры оттенков во всей остальной одежде.

— Да уж, никак нового муженька заприметила, — Модестовна, которая предпочитала краски посочнее да поярче, поправила черный платок с алыми цветами на нем.

— Отчаялась, видать.