Бесплатный фрагмент - Киберфилософия эвтаназии и биочипизации

ПРЕДИСЛОВИЕ

Работа выполнена в Виртуальном Институте Человека (ВИЧ) при Национальной академии наук Кыргызской Республики (НАН КР). Книга одобрена к опубликованию решением веб-редакционного совета ВИЧ. Труд расчитан на студентов, аспирантов, научных работников, а также философов, интересующихся вопросами научного познания, научного мировоззрения и мировоззренческой культуры. Рецензентом является Тогусаков О. А. — доктор философских наук, академик НАН КР.

В эпоху сверхтехнологий в мире происходит глобальная трансформация социума, обусловленная тотальной цифровизацией, кибернетизацией, биотехнологизацией. Сетевая и кибернетическая сущность функционирования современного социума является одним из наиболее важных и актуальных исследовательских проблем, направленных не только для соответствующей философской рефлексии по выявлению смысла и тенденций развития этих систем, но и для формирования и развития новой научно-познавательной стратегии (далее — «Н-ПС»), а затем и на этой основе современной научно-мировоззренческой культуры (далее — «Н-ПС»).

В условиях глобализма, когда заметно ускорились все процессы, даже совсем недавние «Н-ПС» и «Н-МК» начали быстро устаревать, в связи с чем осознание обществом идей и принципов новой научной рациональности, каковым является постнеклассическая наука (далее — «П-НН»), а также объективности и неизбежности процессов перехода человечества к шестому технологическому укладу, неотъемлемой составляющей которого является формирование и развитие современной «Н-МК» и «Н-ПС», нарастает с каждым днем.

В мире идет активный процесс компьютеризации, кибернетизации, киборгизации сознания людей, которые носит адаптивный характер, когда сознание людей приспосабливается к цифровой формально-логической среде. Ярким примером служит тот факт, что нынешнее поколение школьников и студентов уже приноровились в темпе получать нужную информацию из Интернета, глубоко не осмысливая и не задумываясь над вопросами о специфике той или иной образовательной парадигмы. В этих обстоятельствах трудно сформировать личность из человека, у которого нет и не было системно выстроенных знаний. А что значит личность? Что означает системно выстроенные знания?

Как известно, личность — это субъект, субъект познающий, думающий, принимающий решения, изменяющий мир к лучшему. Под сетевым воздействием человек превращается в пассивную цифровую личность, то есть в некую цифровую личную тень — аватара, который станет важнее, чем сам человек. Аватары живут в структуре киберпространства своей жизнью, но не могут жить в структуре киберсоциума, так как они не одушевлены.

Киберсоциум нуждается в личностях, прошедших позитивную киберсоциализацию, и генерирующих при этом активный трафик. Цифровые тени станут объектом Интернета вещей, когда в развитых странах развернут сети 5G. С помощью такой технологии людей готовят к киборгизации, начиная с чипирования и далее — по мере развития нанотехнологий и нейросетей. Киборгизация носит сетевой динамический характер и способна превращать локальное в глобальное, единичное — во всеобщее одним кликом. В этом аспекте, этот процесс приведет к развитию антагонизма между человеком и его цифровой тенью.

Изучение и разрешение противоречий между личностью живой и личностью цифровой должно лежать в основе методик киберадаптации и киберсоциализации, аватар сформируется и адаптируется в цифровом обществе лишь при достижении полной синхронизации не только со своей цифровой тенью, но и цифровизацией всего общества. Так родится аватар и сформируется общество нового типа. А ведь создание интерфейса «человеческий интеллект — искусственный интеллект» уже создается.

Таким образом, план киберсоциализации заключается в полном «растворении» человека в Сети, когда в условиях применением нейросетей, нанотехнологий и киборгизации рождается новое сетевое существо — «Сетьмен». Уже сейчас доступны первые модели систем дополненной реальности, ещё больше стирающие грань между реальным и виртуальным миром. Синергетический эффект от интерфейса человеческого интеллекта плюс искусственного интеллекта приведёт к качественному рывку в жизни общества.

На наш взгляд, необходимость осуществления научной рефлексии в любых областях знания опирается теперь на использование обновлённой методологии, опирающейся на такой мощнейший инструмент, как IT-технологический интерфейс человеческого мозга и искусственного интеллекта. Такая сингулярная технология пока представлена научной фантастикой, ибо, ко-эволюция и взаимоадаптация человеческого и искусственного, по сути, имеют разные параметры и критерии.

Если природа человеческого — это непрерывность, континуальность осуществления во времени, то природа искусственного интеллекта (нейросети) — прерывность, дискретность, алгоритмичность, математичность функционирования. Между тем, совмещение их представляет собой долгий и тяжелый процесс с неоднозначными результатами, к примеру, потеря, прежде всего, аксиологичности человеческого. Человек становится элементом кибернетической системы, и его идентичность (киберидентичность) наполняется смыслами, непосредственно связанными с тем, что мы называем «бытием-в-сети».

В этих условиях, идет процесс активного «протезирования» способностей человеческого интеллекта с помощью искусственного интеллекта. При этом необходимо подчеркнуть, что накопление знаний как таковое не способно заменить собой собственно систему образования, поэтому в структуре киберсоциализации обязательно должна присутствовать методология научного познания, системность формирования в сознании личности когнитивных моделей, а в конечном итоге формирования научно-мировоззренческой культуры.

Таким образом, мера цифрового взаимодействия является именно тем фактором, который должен повлиять на эффективность киберсоциализации личности, сделать её гармоничной и естественной, сохраняя при этом индивидуальность человека, его возможность оставаться человеком во всех своих многообразных проявлениях.

О научно-фантастическом романе «Биовзлом» [Ашимов И. А. (Кара Дабан). Биовзлом. Научно-фантастический роман / И.А.Ашимов. — Б.: «Абыкеев А. Э.», 2015. — 206 с.]. С каждым днем становится все более обсуждаемой тема эвтаназии, и набирает обороты спор между ее сторонниками и противниками. Однако вопрос остается открытым, жаркие дискуссии не утихают, потому что не найдено отчетной грани между за и против. Следует ли эвтаназию легализовать или пусть все остается, так как есть?! Наверняка, кто-то боится, что легализация может привести к злоупотреблениям и новым преступлениям.

Многим это покажется новым способом обогатится, ведь эвтаназия может и уже развязала руки мошенникам и преступникам. Если правила эвтаназии будут прописаны в законе, каждый случай эвтаназии будет задокументирован, и нарушение правил будет наказуемо. Сейчас же отсутствие правил указывает на отсутствие ответственности за их нарушение. Возникает вопрос: а как бороться с тем, что не установлено законом, но присутствует в реальной жизни? Притворятся, что этого не существует? Или может давать одному и тому же явлению разные названия и обманываться относительно различности последствий и ответственности за это?!

Очевидно то, что легализация эвтаназии может привести к переориентации медицины, которая в этом случае превращается в отрасль смертеобеспечения. Так, что принятие смерти как вида медицинского лечения окажется «мощным препятствием на пути медицинского прогресса». В целом, эвтаназия может стать одним из примеров нравственно-допустимого поведения. Основным критерием нравственной допустимости является интегративная ценность действий для всех затронутых ими субъектов всего временного промежутка, для которого они имеют значение.

В целом, самым гуманным решением проблемы эвтаназии будет не запрещение или разрешение какой-либо ее формы, а активная борьба против любых проявлений пассивности во всем, что касается человека, активная помощь делу жизни и противостояние смерти. Как известно, общество относится к категории сложных систем. Взаимодействия его составляющих порождают громадную сложность в виде комбинации индивидуальных выборов, социальных ограничений, мотивов, внешних стимулов и пр. Тем не менее, общество имеет возможность добиться консенсуса и выстроить «общественный договор» по любому сложному вопросу.

Следует заметить, что при обсуждении таких масштабных проектов, как эвтаназия, «смерть мозга», танатотерапия, биочипизация и пр., несмотря на колоссальные преимущества рассуждений с позиций здравого смысла, совершается ряд ошибок: во-первых, сосредотачиваясь на мотивах, стимулах, убеждениях, которые осознаем непосредственно, не всегда можем правильно спрогнозировать ход событий; во-вторых, взаимодействуя друг с другом, нагромождаем мнения и суждения, создавая неправильную коллективную стратегию; в-третьих, не учитывая опыт прошлого, формируем ошибочное восприятие настоящего, что, в свою очередь, искажает восприятие будущего.

В аспекте сказанного выше, во-первых, неопределенность в вопросах эвтаназии, «смерти мозга», танатотерапии, биочипизации, случаются не потому, что мы забываем о здравом смысле, а потому, что потрясающая эффективность здравого смысла в решении повседневных проблем заставляет верить в него больше, чем он того заслуживает при решении масштабных и судьбоносных для человечества вопросов; во-вторых, видеонадзор, биометрия, биочипизация, биопаспортизация направлены на превращение людей в сетевые личности, уже имплантированный биочип может в любое время быть перепрограммирован в соответствии с новыми задачами. Речь идет о тотальной биовласти. Кто будет управлять новым миром? Кто окажется системным администратором человечества?

В целом, так или иначе, здравый смысл препятствует пониманию логики решения важнейших проблем, касающихся миллионов людей. В этой ситуации, нужен системный научный анализ проблем, с помощью которого можно не только «отмотать пленку назад», но и путем тщательной выверки научных данных, выявления и стирания противоречий в теориях, «дойти» до истин с последующим решением соответствующих вопросов.

Примером научного решения не менее сложной проблемы, чем эвтаназия, является мировой консенсус в вопросах «смерти мозга». Уверяем, что траектория достижения «общественного договора» в отношении приемлемости понятия «смерть мозга» может послужить аналогом соответствующего решения, как вопросов легализации эвтаназии, так и вопросов тотальной биочипизации населения планеты.

В романе словами одного из персонажей — Усена Темирова — профессора, признанного научного метра в области новой научной специальности «Биокибернетика» говорится: — «… до недавней поры все живое в природе, в том числе и мир человеческий, подчинялась законам эволюции. Все, что происходит с живыми, а это касается и растений, и животных, и людей — это непрерывный процесс развития, единственной целью, которой, является шлифовка биологического кода из поколения в поколение.

Каждая жизнь заканчивалась закономерной смертью. Иногда смерть затягивалась. Это понимали все. Но иногда появляются среди людей единицы, которые вдруг в силу каких-то причин осознают, что старость и смерть можно отодвинуть. Нет. Не избежать, а лишь отодвинуть, а в случае, когда смерть затягивается, например, при тяжелой неизлечимой болезни, наоборот, смерть могут приблизить, сделать легкой.

Одних это пугает, и они после таких проблесков стараются забыть, отрешится от таких технологий. Их абсолютное большинство. Другие, а их единицы, пытаются искать новые технологические возможности. Так вот, профессор Митин и его ученик Серегин — эти личности именно такой марки. Между тем, другой персонаж — профессор Серегин рассуждает о сверхтехнологиях. Что от них ожидать? У суперинтеллекта пока нет собственной головы. Есть головы у тех, кто занимается его созданием. Так и у нас — гомеорегулятор создают люди, и параметры для них также выбирают люди. А если такой параметр будет задавать специалист, у которого интеллект среднего ученого на уровне магистра?

Однако, к сожалению, искусственный интеллект будет создан. Ведь создан биочиповый гомеорегулятор. Но неужели не понимают, что играют с огнем? Речь то идет не о возможностях новых и сверхновых технологий во благо человечества, а, наоборот, о глобальной угрозе, о выживаемости человечества. То, что программисты наперебой заверяют, что их программы имеют четкие грани послушания и подчинения — все это несерьезно.

Никогда не следует забывать о том, что другие программисты обязательно разработают контрпрограммы непослушания и неподчинения. Любые запреты рано или поздно устранятся, хотя не сами по себе, а в силу различных причин. В одном случае это просто дурацкое человеческое любопытство, а в другом — умышленное злодейство. Вся история и философия науки учит, что все запретные технологии обязательно будет применены, несмотря ни на что. Надо продвигаться, искать новые горизонты, а без устремлений прогресса не будет».

Ашимов И. А.

ГЛАВА 1

КИБЕРФИЛОСОФИЯ ЭВТАНАЗИИ

Проблема «Жизни-смерти»

Философ Ф. Бэкон, живший на рубеже XVI — XVII веков предложил термин «эвтаназия» для обозначения легкой и безболезненной смерти. Философ пишет: «Если врачи хотят остаться верным своему долгу и чувству гуманизма, они должны не только увеличит свои познания в медицине, но и приложить все старания к тому, чтобы облегчить уход из жизни безнадежным пациентам». Но сейчас сам термин стал означать не столько «благую» смерть саму по себе, сколько ее причинение. Речь идет о смертобеспечении. Проблема этого явления является предметом философских и социально-психологических исследований.

С позиции философии, социологии, психологии эвтаназия — это как не крути — выбор из двух зол. «Если одно хуже другого, что же плохого в выборе меньшего зла» — таков аргумент многих в отношении эвтаназии. Ответ на этот довод должен основываться на следующем философском признании: «сравнение недостатков двух перспектив — смерти и постоянного страдания — не должно прикрывать тот факт, что обе эти перспективы, тем не менее, являются плохими».

Защита в поддержку эвтаназии предполагает, что постоянное страдание — это плохо. Казалось бы, интерпретация этих положений никого не заставляла усомниться в их гуманности. Между тем, следуя этому аргументу в практической деятельности врачам так или иначе приходится нарушать самые сокровенные профессиональные обещания.

В клятве Гиппократа сказано: — «…Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла». В Женевской декларации Всемирной медицинской ассоциации записано: — «…Я буду сохранять высочайшее уважение к человеческой жизни с самого момента зачатия. Даже под угрозой я не буду использовать мои медицинские знания вопреки законам гуманности». А на практике уже законодательно открыть путь к эвтаназии.

В эпоху сверхтехнологий гуманизм медицины сдает свои позиции одну за другой, повсюду поступки врачей идут вразрез с принесенной им клятвой, с принятым общественным договором среди медицинского сословия в отношении эвтаназии. Нас не может не волновать вопросы: существует ли у нас в стране эвтаназия? Если да, то в какой форме? Были ли мы сами очевидцами эвтаназии?

Вообще, проблема «жизнь-смерть» является кардинальным вопросом человечества и культуры цивилизации. Отсюда становится понятным, что впервые над проблемой эвтаназии задумался именно философ, а не медик. Термин «эвтаназия» предложил философ Ф. Бэкон, который заставил всех задуматься над проблемой эвтаназии, тогда как медики, которые, по сути, своих призваний, должны были отвергать эвтаназию, продолжали его реализовывать без глубокого осмысления этого явления. Еще Фома Аквинский определял доброту как полноту бытия. — «Выбирая смерть, в противоположность простому примирению с тщетностью дальнейшего продления жизни и позволению смерти прийти, мы совершаем ошибку», — писал он.

Уже давно определено: во-первых, то, что ценность человеческой жизни — это главный аргумент против эвтаназии; во-вторых, то, что никто не должен никого убивать, убийство — наивысшее зло; в-третьих, то, что врач должен лечить пациента от болезни, а не быть его палачом. Стремление бороться за жизнь больного до последнего шанса всегда вызывало в обществе уважение и доверие к врачу. Однако, наступили другие времена, сменились ценности, идеалы, обстоятельства вынуждает общество изменить общественный договор в отношении эвтаназии. В этом аспекте, сохранит ли медицина свои социальные позиции, когда система здравоохранения «породит» систему смертеобеспечения?

Не чреват ли отказ от последовательного исполнения принципа сохранения и поддержания жизни изменением моральных основ врачевания, от которых в немалой степени зависит результативность врачебной деятельности? Не обречены ли врачи, обеспечивая «достойную смерть» пациенту, на резкое умаление своего собственного достоинства, участвуя в сознательном убийстве пациента?

Безусловно, легализация эвтаназии, во-первых, обесценит сам историко-философский опыт человечества, стремящийся утвердить ценность индивидуальной жизни, во-вторых, приведет к утрате чувств морального, а также осознанных и нормативно оформленных в социуме идеалов и ценностей, в-третьих, повлечёт за собой коренную перестановку аксиологического ряда, что не сможет не повлиять на социальное восприятие принципов права и биоэтики.

И. Кант говорил о том, что человек всегда должен иметь возможность выбора, он считал, что любой поступок, это тот поступок, который продиктован собственной совестью, собственным чувством долга. И всегда это мерило измерения человека. В этом аспекте, тот вариант, который выберет конкретный медицинский работник, конкретный человек, работающий с умирающим, является способом оценки его собственной личности, измерением его самого — насколько он в состоянии глубоко осмыслить те существующие принципы и проблемы, которые он экстраполирует и принимает на этой основе свое индивидуальное решение.

Безусловно, в общечеловеческом масштабе принятие смерти как вида медицинского лечения окажется не только «мощным препятствием на пути медицинского прогресса», но и одной из причин краха гуманизма. В этой связи, разрешение проблем эвтаназии может стать одним из примеров нравственно-допустимого поведения индивида и общества в целом. Основным критерием нравственной допустимости является интегративная ценность действий для всех затронутых ими субъектов всего временного промежутка, для которого они имеют значение.

В целом, самым гуманным решением проблемы эвтаназии будет не запрещение или разрешение какой-либо ее формы, а активная борьба против любых проявлений пассивности во всем, что касается человека, активная помощь делу жизни и противостояние смерти. Между тем, следует признать, что общество относится к категории сложных систем. Взаимодействия его составляющих порождают громадную сложность в виде комбинации индивидуальных выборов, социальных ограничений, мотивов, внешних стимулов и пр. Тем не менее, общество имеет возможность добиться консенсуса и выстроить «общественный договор» по любому сложному вопросу. Такая необходимость возникает в эпоху сверхтехнологий, диктующих тотальную цифровизацию, кибернетизацию, биотехнологизацию.

Следует заметить, что при обсуждении таких масштабных проектов, как эвтаназия, «смерть мозга», танатотерапия, биочипизация и пр., несмотря на колоссальные преимущества рассуждений с позиций здравого смысла, совершается ряд ошибок: во-первых, сосредотачиваясь на мотивах, стимулах, убеждениях, которые осознаем непосредственно, не всегда можем правильно спрогнозировать ход событий; во-вторых, взаимодействуя друг с другом, нагромождаем мнения и суждения, создавая неправильную коллективную стратегию; в-третьих, не учитывая опыт прошлого, формируем ошибочное восприятие настоящего, что, в свою очередь, искажает восприятие будущего.

В аспекте сказанного выше, во-первых, неопределенность в вопросах эвтаназии, «смерти мозга», танатотерапии, биочипизации, случаются не потому, что мы забываем о здравом смысле, а потому, что потрясающая эффективность здравого смысла в решении повседневных проблем заставляет верить в него больше, чем он того заслуживает при решении масштабных и судьбоносных для человечества вопросов; во-вторых, видеонадзор, биометрия, биочипизация, биопаспортизация направлены на превращение людей в сетевые личности, уже имплантированный биочип может в любое время быть перепрограммирован в соответствии с новыми задачами.

Никто не даст гарантии тому, что и процесс эвтаназии будет кибернетизирован. Между тем, речь идет о тотальной биовласти. Кто будет управлять новым миром? Кто окажется системным администратором человечества? Вот-так проблема эвтаназии становится объектом и предметом киберфилософии.

Глава 2

Эвтаназия: понятия, формы, аргументы

Общество движется вперед, меняются отношения к отжившим себя мнениям и теориям. В последние годы все чаще человечество задается вопросами: если самоубийство не считается преступлением, почему же эвтаназия считается преступлением? Почему же врач, который избавляет человека от мучений, считается убийцей? А врач, который продолжает давать смертельно больному пациенту лекарства и тем самым заставляет человека страдать, считается гуманным? Не пришло ли время переписать клятву Гиппократа во благо человечества? Вообще, какими качествами должен обладать человек, который собирается стать врачом? Может ли в будущем появится медицинская специальность по смертобеспечению?

В романе «Биовзлом» профессор Митин — ученый-новатор, физиолог-экспериментатор, сторонник биокибернетики, философ по натуре, во время лекции перечисляет: во-первых, врач обязан облегчать страдания и спасать от смерти больных; во-вторых, врач по сути своей профессии должен любить людей и взять на себя всю ответственность за сохранение жизни больного; в-третьих, призвание врача требует, чтобы он выполнял свои обязанности, следуя голосу совести и руководствуясь принципами врачебной этики. Между тем, по иронии судьбы Сорокин — ученик Митина полагает, что нужно все же найти компромисс между сторонниками и противниками эвтаназии. В последующем именно он становится автором кибернетического эвтанатора.

В клятве Гиппократа и в присяге врача записано: — «…врач обязан сохранять жизнь, защищать и восстанавливать здоровье, уменьшать страдания своего пациента, а также содействовать сохранению естественных основ жизни, учитывая их значение для здоровья людей». Следовательно, «врач должен спасать погибающего и безнадежно больного человека во всех случаях в силу своего профессионального долга и самого предназначения медицины».

Медики в своей деятельности обязательно зададутся вопросами: «Что делать врачу, чтобы свести к минимуму страдания больного, если помочь ему больше ничем нельзя? Следует ли поддерживать жизнь больного, умирающего от рака в адских страданиях? Надо ли бороться за жизнь новорожденного, появившегося на свет в состоянии декортикации в результате гипоксии мозга? Что считается гуманным в медицине, а что нет? Так уж ли безупречна медицина в исполнении моральных принципов?

По Ф. Бэкону термин «эвтаназия» переводится как «благоумирание». Приводятся и следующие определения эвтаназии [Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В. С. Степин, А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин. М., Мысль, 2010. — Т. IV. — С.411—412]: Первое. Эвтаназия (по К.А.Залесскому) — это программа насильственного умерщвления людей, страдающих наследственными болезнями. Как медицинский термин эвтаназия означает «облегчение умирания обезболивающими средствами» [Залесский К. А. СС. Самая полная энциклопедия / Константин Залесский. — М., Яуза-пресс, 2012, с. 591]. Второе. Эвтаназия (По Конт-Спонвиль А.) — обозначает добровольно принимаемую кончину с помощью средств медицины и с целью положить конец страданиям неизлечимо больного человека.

То есть эвтаназия — это смерть с медицинской помощью. Во-первых, она касается не вида в целом, а лишь отдельных индивидуумов, а, во-вторых, она применяется только к неизлечимо больным, по их личной просьбе (добровольная эвтаназия) или, в случае, если они сами не в состоянии эту просьбу сформулировать, по просьбе их близких (не добровольная эвтаназия). Если медицина не в силах нам помочь, почему бы ей не помочь нам умереть?

По мнению автора, существует опасность, заключающейся в возможности систематического уничтожения наиболее тяжелых больных [Конт-Спонвиль Андре. Философский словарь / Пер. с фр. Е. В. Головиной. — М., 2012. — С.696—697]. Третье. Эвтаназия (по В.Г.Кузнецову) — понятие биомедицинской этики, обозначающее, что в определенных ситуациях быстрая безболезненная смерть для пациента предпочтительнее, чем сохранение жизни.

Речь идет о ситуациях, когда больной находится в необратимо бессознательном состоянии или во власти непрекращающихся мучительных страданий. Этической проблемой является принятие решения об эвтаназии, возможность его морально аргументировать. По выражению Ф. Фут «решение об умерщвлении ради того, кто умирает» [Словарь философских терминов. Научная редакция профессора В. Г. Кузнецова. — М., ИНФРА-М, 2007. — С.687—688].

«Не существует более двусмысленного слова, чем эвтаназия. Но возможно еще не поздно вернуть эвтаназии настоящее ее определение, корни которого следует видеть толковании этого понятия самим его основателем Ф. Беконом», — писал Жак Судо.

Ф. Бэконом сказано следующее: «я совершенно убеждён, что долг врача состоит не только в том, чтобы восстанавливать здоровье, но и в том, чтобы облегчать страдания и мучения, причиняемые болезнями, и это не только тогда, когда такое облегчение боли как опасного симптома болезни может привести к выздоровлению, но даже и в том случае, когда уже нет совершенно никакой надежды на спасение и можно лишь сделать самое смерть более лёгкой и спокойной, потому что эта эвтанасия, о которой так мечтал Август, уже сама по себе является не малым счастьем» [Бэкон Т. Сочинение в 2 томах. — М.: Мысль, I971—1972. — T.I — 588 с, Т.2 — 582 с.].

Ф. Бэкон также писал: «в наше время у врачей существует своего рода священный обычай остаться у постели больного и после того, как потеряна последняя надежда на спасение, и здесь, по моему мнению, если бы они хотели быть верными своему долгу и чувству гуманности, они должны были бы и увеличить свои познания в медицине, и приложить все силы, чтобы облегчить уход из жизни тому, в ком ещё не угасло дыхание» [Ф. Бэкон «О достоинстве и приумножении наук»].

Итак, подчеркивается два основных признака «эвтаназии». Первый. Является лёгкой и безболезненной смертью («заснул глубоким сладким сном»; «сделать самое смерть более лёгкой и спокойной»), то есть одним из основных признаков эвтаназии является «безболезненность» ухода из жизни, а значит, если человек, желающий уйти из жизни, бросается в огонь, это мы не назовём эвтаназией, так как это — смерть мучительная. Второй. Является убеждённость человека в том, что смерть для него будет большим благом, чем жизнь, или другими словами, что жизнь стала настолько болезненной и мучительной, что смерть становится желанным благом. То есть, второй признак означает, что человек сам принимает решение, и что он сам чувствует и думает, что не может больше жить.

Разумеется, возникают сложные этические вопросы. Если человек физически не способен выразить свою волю, то есть когда отсутствует второй признак, по которому определяют само понятие эвтаназии, значит ли это, что он не имеет права на эвтаназию в таком случае? Когда отсутствует второй признак, то есть «решение самого человека», люди не могут руководствоваться ничем другим, кроме здравого смысла и человеческой интуиции [Аванесов С. С. Введение в философскую суицидологию. — Томск: изд-во ТГУ, 2000. — 124 с.].

Но сделать вывод, что человек, лишённый всякой возможности быть в социальном пространстве, общаться с людьми, и при этом только лишь испытывает постоянную боль, дожидаясь своей смерти, всё же хочет продолжать так жить, было бы не честно не только по отношению к этому человеку, но и по отношению к себе, потому, что сделать такой вывод может быть связан только с одним мотивом — уйти от принятия каких-либо решений по отношению к этому человеку. Хотя есть предположения и сомнения некоторых специалистов в области этики, что «ничто», «полное отсутствие» может быть лучше, чем страдания [Алексеев С. С. Философия права. — М.: Норма, 1998. — 330 с.].

Такие сомнения высказывает известный учёный-этик А. Гусейнов, предполагая, что жизнь мучительная может оказаться большим благом в сравнении с отсутствием всякой жизни [Гусейнов А. А. Золотое правило нравственности. — М.: Молодая гвардия, 1982. — 208 с.]. Итак, это единственный случай, когда можно назвать эвтаназией смерть, решение о которой не мог принять сам человек, но за него это сделали другие люди, предполагая, что и он принял бы такое решение. Во всех других случаях, эвтаназия не будет иметь места, если не будет присутствовать этот второй признак — «добровольное принятие решения о своей смерти самим человеком» [Гусейнов A.A., Апресян Р. Г. Этика. — М.: Гардарики, 2002. — 472 с.].

А как расценивать массовое уничтожение нацистами людей, хотя даже если они умирали лёгкой и безболезненной смертью? Было ли это эвтаназией? Разумеется, это не было эвтаназией, потому, что люди, которые физически могли принимать решения, касающиеся их жизни и смерти, были лишены такой возможности, за них решения принимали другие люди. Отсюда следует, что эвтаназия только тогда имеет место, когда есть эти два признака: во-первых, лёгкая, безболезненная смерть; во-вторых, добровольное решение человека, который нуждается в эвтаназии.

Не существует также, к сожалению, единого понимания того, чем является эвтаназия, самоубийством или убийством. Но если мы помним о втором признаке эвтаназии, а именно — её добровольности, когда человек сам принимает решение, то для нас будет очевидным, что эвтаназия — это самоубийство, хотя формально это может быть похоже на убийство, если эвтаназия происходит с помощью других людей [Аванесов С. С. Самоубийство как философская проблема // Автореф. дис… канд. филос. наук. Томск: изд-во ТГУ, 1994. — 17 с.]. Правильнее было бы сказать, что убийство — это тот случай, когда человек лишает жизни другого человека, но что происходит, когда человек сам лишает себя жизни, с помощью других людей? Это можно назвать содействием, помощью в самоубийстве.

Безусловно, многие бы задались вопросом, а есть ли исключения? Исключение это — человек, который физически не способен высказать свою волю, но что возможно такой человек нуждается в эвтаназии, и возможно он бы умолял об эвтаназии, если бы мог сделать это физически. Оставить такого человека доживать мучительную жизнь, без права на эвтаназию, ещё не означает снять с себя ответственность по причине отсутствия каких-либо решений в отношении такого человека [Антипенко Э. Слово об эвтаназии. — Ростов-на-Дону: Феникс, 2000. — 296 с.].

Надо помнить, что принятие решения еще большая ответственность. А значит, при определении эвтаназии следует помнить, что такое исключение необходимо учитывать, и это единственный случай, когда речь может идти не о самоубийстве, а об убийстве, потому что человек, в отношении которого применялась эвтаназия, не способен был физически как-либо высказать свою волю. Хотя это исключение, конечно же, требует дополнительного серьёзного обсуждения среди медиков, юристов и этиков. По мнению многих исследователей именно этот аспект в вопросе об эвтаназии остаётся наиболее проблемным [Биоэтика проблемы и перспективы. — М.: ЙФРАН, 1992. — 210 с.].

«Эвтаназия — безболезненный и добровольный уход из жизни с помощью безнравственных врачей, в отличие от болезненного и не добровольного — с помощью высоконравственных», — писал Е. Головаха. Исходя из всего вышесказанного, можно дать такое определение эвтаназии: Эвтаназия — это лёгкая, безболезненная смерть, что наступает в результате определённых действий человека по отношению к самому себе, или в результате определённых действий других лиц, действующих исключительно по просьбе человека, который по причине собственной физической недееспособности, нуждается в их помощи [Зильбер А. П. Трактат об эйтаназии. — Петрозаводск, 1998. — С.307].

Исключение: если же человек, находящийся в крайне тяжёлом физическом состоянии, обречённый на медленное умирание, не способен высказать свою волю, действия людей, которые берут в таком случае на себя ответственность за принятие решения в отношении такого человека, также могут считаться эвтаназией, если было принято соответствующее решение [Козлова H.H. Эвтаназия: уголовно-правовые проблемы. Проблемы применения нового уголовного законодательства / Сборник научных трудов. — Уфа, 1999. — С.50—56].

В эпоху сверхтехнологии появились и иные факторы, способствующие распространению эвтаназии. Помнится, еще в 1958 году в США доктор Джек Геворкян на основе своего врачебного опыта пришел к мысли, что отчаявшимся, безнадежно больным людям, решившим покончить с жизнью, необходима помощь в виде легкой смерти. Что интересно, именно в эти годы в мире начали производить трансплантацию органов. А самая главная проблема этого раздела медицины заключается в дефиците донорских органов. Вот и предприимчивый Геворкян, помимо всего, призывал лишать жизни преступников, приговоренных к смертной казни, а их органы отдавать для трансплантации. И как вы думаете, что стало с этой идеей? Она вовсю реализуется!

В романе «Биовзлом» профессор Митин на лекции излагает индокитайский опыт эвтаназии в пользу трансплантационной практики. — «Если суд в качестве меры наказания преступнику выносит смертный приговор через расстрел, последующие действия максимально упрощены. Приговоренного везут к его родственникам. Сопровождают машину целая кавалькада автомашин — прокурора, юридической компании, бригады по заготовке трупных органов. Теперь представьте китайский дворик, где компактно проживают родные и близкие приговоренного. По приезду прокурор оглашает приговор. Затем представитель юридической компании знакомит родных и близких с тем, что при их желании, после расстрела, тело могут забрать трансплантационные учреждения для нужд трансплантации. В этом случае родственникам полагается и небольшая денежная компенсация. В противном случае, труп будут хоронить сами родственники.

— «…И знаете, как, чаще всего поступают родственники? Соглашаются отдать труп для целей трансплантации! А что потом? А потом приговор приводят в исполнении, предоставив родственникам попрощаться с приговоренным до расстрела и с его трупом — после расстрела. Юристы успевают оформить соответствующий договор. Труп загружают в автомашину выездной бригады по заготовке органов. Вот так, пополняется банк донорских органов за счет преступников. Ничего лишнего — просто и практично…».

История эвтаназии имеет тысячелетнюю историю. Сейчас в США не проводится реанимация, если пациент заблаговременно высказался против нее. Впервые такое право получили тяжелобольные в Калифорнии в 1976 году. Над кроватью таких больных вешали табличку «Не оживлять!» (NО!). В свое время знаменитый кардиохирург-трансплантолог Кристиан Бернард, жизнь и деятельность которого многие идеализируют, оказывается использовал эвтаназию для облегчения страданий своей матери.

В Китае принят закон о праве на пассивную эвтаназию — бездействие врача, отказ от борьбы за жизнь пациента. Естественно «трансплантационный» мотив у доктора Геворкяна был отвлекающим аргументом в пользу эвтаназии. Самое страшное то, что он запатентовал «машину смерти» и в своем газетном объявления призывал:

— «Если вы решили умереть и хотите это сделать безболезненно, я подарю вам легкую смерть».

Разразился скандал, состоялось нашумевшее судебное заседание, был вынесен приговор. Доктор отсидел положенный срок, вышел на свободу и, хотя уже практикой не занимался, но от своих убеждений не отступил. В романе «Биовзлом» есть эпизод, когда на лекции профессор Митин предупреждает о том, что возможно и у нас появится такая практика.

— «Какая разница — активная, пассивная. Согласитесь, что Рубикон пройден!

О проблеме заговорили и, будьте уверены и наше общество в недалеком будущем, станет перед выбором. Я не исключаю, что за пассивной, выбор падет и на активную эвтаназию. Разрешение этой формы, поверьте, это только лишь вопрос времени. Люди найдут морально-этические оправдания эвтаназии». Действительно, дискуссии по поводу узаконивания активной эвтаназии лишь набирает обороты. В них задействованы практически все, начиная от самих медиков, заканчивая правителями государств, религиоведами и философами. И если дело дошло до уровня общественного мнения, то все кончено!

Когда у сторон не хватает аргументов достаточного основания, в порядке общественного договора принимается недостаточно совершенное решение. Считают, что это лучше, чем вообще не принимать никакого решения. Вот таким способом проталкивается любой парадоксальный вопрос. Так, что есть основание считать, что в мире активная эвтаназия будет когда-либо узаконена.

На Западе отношение к смерти, в том числе эвтаназии, максимально упрощено. В Испании Ассоциация за право умереть достойно и Датская Ассоциация добровольной эвтаназии действуют более полувека. На нескольких языках выходит международный журнал «Эвтаназия». Более двадцати лет развивается туризм «легкой смерти» в Швейцарии, а Нидерландах и Бельгии законодательно разрешена детская эвтаназия (!). Как относятся к этому медики? По статистике две трети французских врачей одобряют добровольный уход в случае мучительной и неизлечимой болезни.

В Голландии эвтаназию официально применяют врачи и не преследуются за это по закону. Везде и всегда эвтаназию осуществляют врачи (!). Хотя это какое кощунство! Врач в роли и лекаря и киллера (!). Пока эвтаназию во многих странах, включая и нашу, называют преступлением перед гуманизмом. Но время декларативного гуманизма постепенно уходит. Человек понимает проблему в меру своей недоинформированности, засоренности и неточности своего мышления, жизненного опыта, познания. На смену гуманизма приходит трансгуманизм, карианство, которые лояльны к эвтаназии.

По сути, эвтаназия — есть убийство одного человека другим, медиком (!). Убийство даже безнадежно больного человека, даже по его собственному желанию и просьбе противоречит самой сущности врача. В романе «Биовзлом» профессор Митин говорит студентам о том, что их призвание — борьба со смертью, а не помощь ей. Если врач по любым соображениям способен лишить жизни другого человека — его немедленно нужно лишать диплома, ибо он превратился в свою противоположность, в убийцу. Тем не менее, нельзя забывать, что врач, такой же человек, как и все люди, а потому может поддаваться соблазну.

Нынешняя медицина в рыночных условиях потеряла всю свою святость, привлекательность, благородство. В медицину ринулся всякий сброд, ее заполонили всякие там дельцы от медицины, для которых профессия стала способом наживы. Если врач способен убить человека в его интересах, то, получив право убивать законно, сможет удержаться от соблазна убить его в своих собственных интересах (?!). Черта с два! Ничего его не удержит! Он убьет и глазом не моргнет! Именно из дельцов или бизнесменов от медицины общество будет штамповать эвтанаторов, то есть медиков с лицензией на убийство!».

Действительно, врачу, наделенному правом убивать, рано или поздно люди перестанут доверять свою жизнь. И, таким образом, общество лишится своей медицины. Убийство гуманным не бывает. Оно всегда убийство. А гуманизм потому и гуманизм, что помогает другому выжить, а не умереть. И общество, если оно хочет быть гуманным, не должно навязывать врачу обязанности, противоречащие сути его деятельности.

А без помощи медиков это возможно? А судьи кто? Почему медик должен стать киллером? Ясно одно, врач не должен идти на поводу общества, хотя медицинское сословие сама является частичкой этого общества. Но именно медики должны быть на переднем крае истинного гуманизма. Таковы суждения прогрессивных медиков, тогда как нравы общества качаются между крайностями.

Различают активную и пассивную эвтаназию. При пассивной медики прекращают жизнеподдерживающее лечение, что ускоряет наступление естественной смерти. На практике даже в такой ситуации смерть может «опоздать», муки и страдания больного будут продолжаться. Любой, даже самый опытный врач, к сожалению, не сможет точно спрогнозировать такой исход. Есть понятие ассистируемое самоубийство — врач помогает пациенту покончить со своей жизнью.

Активная эвтаназия — это введение умирающему каких-либо лекарственных веществ, влекущее за собой быстрое и безболезненное наступление смерти, либо отключение от аппаратуры, поддерживающей жизнеобеспечение больному. Эту форму эвтаназии еще трактуют как «убийство из милосердия». В обоих случаях, смерть пациента происходит при помощи врача.

Сейчас во многих странах медицинскому персоналу запрещается осуществление эвтаназии. Лицо, которое сознательно побуждает больного к эвтаназии и (или) осуществляет ее, несет уголовную ответственность. Но… Конституционный суд любой страны, подписавшейся под римский правовой статут, как известно, самая последняя судебная инстанция считает, что запрещение эвтаназии ущемляет права человека на смерть.

Как быть? Прям как в известной сказке «Рак, лебедь и щука». В законе одно, в жизни — другое, в теориях — третье, в общественном договоре — четвертое. Американская медицинская ассоциация приняла решение о запрещении своим членам участия в эвтаназии, выдвинув лозунг: «Врачи не должны быть палачами».

Тем не менее, этот принцип оспаривается, причем, все чаще и чаще. Вот, к примеру, в свое время знаменитый советский детский хирург С.Я.Долецкий никогда не скрывал, что является сторонником эвтаназии. Его статья «Эвтаназия, безболезненная смерть, — это милосердие, это благо» была опубликована в советской «Медицинская газета». Помнится, автора обозвали клятвопреступником.

— «Борьба за жизнь пациента справедлива только тогда, пока существует надежда, что спасение его возможно; с момента, когда эта надежда утрачена, со всей остротой встает вопрос о милосердии в высшем его проявлении. И в этом случае им будет только эвтаназия», — писал автор.

Даже сейчас сами медики и общество не готовы к серьезным размышлениям, они живут заученными теориями, пользуются старыми, отжившими концепциями. Однако, ясно то, что проблем эвтаназии не избежать. Но, как в таком случае вывести из-под удара медиков? Именно этот вопрос лег в основу фабулы романа «Биовзлом».

В мире все чаще говорят о том, что разного рода «исключения» все же должны быть предусмотрены при определении эвтаназии, поскольку категория людей, которые физически не способны высказать свою волю, может не в меньшей мере нуждаться в эвтаназии, чем те люди, которые физически способны просить об эвтаназии.

Категория неизлечимо больных людей, испытывающих и физическую боль, и душевные страдания, которые не способны физически дать знать о том, что они нуждаются в эвтаназии, только на основании этой физической неспособности лишены права на эвтаназию, означает, что такое законодательство не только охраняет человека, но и не в меньшей мере обрекает его на медленное мучительное умирание [Орлов А. Н. Милосердна ли легкая смерть. Этюды биоэтики. Красноярск, 1995. — 148 с.].

В таком случае, в чем заключается различие между активной и пассивной эвтаназией? Американский философ Дж. Рейчелс, анализируя различие между активной и пассивной эвтаназией, утверждает: «Важное различие между активной и пассивной эвтаназией состоит в том, что при пассивной эвтаназии врач не делает ничего, и пациент умирает оттого, что какая-нибудь болезнь уже поразила его.

При активной эвтаназии врач делает нечто, что приводит к смерти пациента, то есть он убивает его. Врач, который делает больному раком летальную инъекцию, сам становится причиной смерти пациента; но если он просто прекратит лечение, то причиной смерти будет рак» [Рейчелс Дж. Активная и пассивная эвтаназия // Этическая мысль. -1990. — М., 1990. — С.205—214].

Итак, в каждом определении высвечивается моральный и медицинский аспекты эвтаназии. Следует подчеркнуть, что со времен Гиппократа и до наших дней традиционная врачебная этика включает в себя запрет: «я никому, даже просящему об этом, не дам вызывающее смерть лекарство, и также не посоветую это». К сожалению, с недавнего времени, однако, у врачей все чаще и чаще появляется готовность прибегнуть к этой практике, по крайней мере, тогда, когда пациент сам просит о смерти [Юдин Б. Г. Смерть и умирание. Эвтаназия // Введение в биоэтику. — М.: Прогресс, 1998. — С. 265—293]. Как нам следует относиться к этой тенденции? Как к освобождению от устаревших запретов или как к некой вседозволенности, которая одновременно неверна с моральной точки зрения и опасна на практике?

Таким образом, различают два основных типа эвтаназии: во-первых, пассивная эвтаназия — намеренное прекращение лечения больного, чтобы мучения быстрей закончились; во-вторых, активная эвтаназия — намеренное введение медицинских препаратов, или применение других действий, которые быстро и безболезненно прекращают жизнь человека. Медицинские препараты могут быть введены врачом, либо врач может выдать медицинские препараты, которые пациент введет себе самостоятельно.

Выделяют также добровольную эвтаназию, которая совершается по согласию больного и недобровольную эвтаназию, которая проводится без согласия больного, впавшего в кому, но с разрешения родственников и опекунов [Фут Ф. Эвтаназия //Философские науки. — 1990. — №6. — С.60—70]. Очевидно, эвтаназию» можно определить как «умерщвление другого человека для предполагаемого блага умерщвляемого» при его согласии («добровольная эвтаназия») или без согласия, или даже против воли человека («недобровольная» и «принудительная» эвтаназия).

Под «умерщвлением» следует понимать действие или допущение действия, выбранное с целью лишения человека жизни, то есть, независимо от того, прямое ли воздействие или косвенное [Бородин C.B., Глушков В. А. Убийство из сострадания // Общественные науки и современность. — 1992. — №4. — С.140—145]. Согласно этому определению, случаи самоубийства с помощью врача не в меньшей степени, чем сделанный врачом смертельный укол, представляют примеры эвтаназии, потому что они направлены к одной и той же цели — смерти пациента.

В обществе уверены, что контрольным выстрелом для человечества служил и пока служит гуманизм, направленный на выживание обреченных природой особей за счет сильных и жизнестойких. Во все века гуманисты посвятили свою жизнь и деятельность во имя процветания человечества. «Все во имя человека!» — это их девиз. А есть еще выражение — «Любой прогресс реакционен, если вредит человеку». Сейчас же все чаще звучит мысль о несостоятельности гуманизма, о чем свидетельствуют факты появления таких движений и течений, как трансгуманизм, карианство, которые набирают своих сторонников на Западе. В этом аспекте Запад все чаще заслуживает негативных эпитетов — «загнивающий», «извращенный», «гнилой» и пр.

Действительно, во что превратилась свободная, открытая, гуманная Голландия, Швейцария? Они превратились в Центры мировой эвтаназии. Самое страшное то, что программа эвтаназии для иностранцев в стране набирает бешенную популярность. Количество туристов-самоубийц там растет с каждым днем. Встать в очередь на самоубийство может не только неизлечимо больной или старый человек, а любой желающий отправиться на тот свет. Даже появился новый феномен — одновременные самоубийства супругов, один из которых смертельно болен, а второй умирает из-за солидарности. Солидарная смерть? Смерть на поток? Очередь за смертью? Такое трудно осознать. Как вообще стало такое возможным? Куда мы катимся?

В мире воцарилась тревога. В мире уже конкурируют между собой множество организаций, которые не только оказывают необходимую юридическую и медицинскую помощь желающим покончить с собой, но и создают все необходимые условия для смертобеспечения. Все это не столько милосердие, сколько бизнес-проект. Как известно, где крутятся шальные деньги, нет места для милосердия. Больше всего самоубийц приезжают в Швейцарию из Германии, на втором месте — Великобритания, на третьем — Франция и Италия.

Самой популярной организацией для иностранцев считается «Dignitas», поставляющая различные программы для туристов-самоубийц. Его менеджеры разъезжают по всему миру, агитируя людей на добровольную и очень технологичную смерть в этой стране. Туристов-самоубийц встречают, создают комфортные условия, организуют приятный досуг, обеспечивают легкую смерть за деньги (в размерах эквивалентному четырем тысячам евро) и пышные похороны (в размерах эквивалентному трем тысячам евро). Тем, кто не в состоянии оплатить эвтаназию, независимо от гражданства, государство может выделить специально учрежденные гранты. За год кредитом успешно пользуются, в среднем двести-триста туристов. На организацию смерти зарабатывают не только частные, но и государственные клиники (!).

Вышеприведенная технология смертобеспечения распространяется по всему миру как пожар. Сейчас добровольно уйти из жизни иностранцы могут не только в Швейцарии, но и в Бельгии, Голландии, Люксембурге, а также в американских штатах Орегон, Вермонт и Вашингтон. Голландский закон разрешает добровольно уходить из жизни и несовершеннолетним. В Бельгии принят закон, по которой дети при согласии родителей или в случае недееспособности ребенка сами родители получили право подавать прошение об эвтаназии. Во Франции и в Великобритании сенаторы уже выступали и выступают за либерализацию законов по внедрению не только пассивной, но и активной эвтаназии. Об этом уже ратуют в Литве, Эстонии.

Дискуссию об активной эвтаназии инициировал во Франции в свое время сам президент Франсуа Олланд, ссылаясь на общественное мнение французов. Тем временем, правительство Германии собирается легализовать пассивную эвтаназию и уже есть множество прецедентов, когда врачи или даже просто опекуны прекращают поддержание жизни пациента, если это соответствует его воле. Медики то понятно, но когда опекуны имеют право прекратить жизнь — это действительно страшно! А вообще насколько правильно ссылаться на общественное мнение? Разумеется, люди, испытывающие страдания или же видящие своими глазами страдания близких и родных, проголосуют за безболезненную смерть. Но, это же, их субъективное решение. Почему общество должно идти на их поводу?

Самое страшное то, что такую инициативу выдвигают и к этому призывают сами медики — представители, казалось бы, самой гуманной профессии в мире. В 2012 году уролог Кристиан Арнольд признался в том, что за последние годы помог около двести безнадежным пациентам совершить безболезненное самоубийство. Арнольда поддержали многие врачи. А активист Немецкого общества за гуманную смерть Антон Вольфарт заявил, что «каждый человек должен иметь право помочь ближнему расстаться с жизнью», поэтому мне совершенно непонятно, почему это должно быть запрещено врачу, который располагает самыми лучшими средствами обеспечить достойный добровольный уход из жизни». Вот-так живодеры загоняют медицину в тупик.

Доктор Менгель им не урок и, вообще, история не учит. Раньше профессия врача отличалась сакральностью, так как была направлена за сохранение жизни, во что бы то ни стало. Медицинская профессия остается сакральной, но теперь с другой ориентацией — на смерть. Это не что иное, как бизнес-проект от медицины. В Германии появились сайты со стандартными формулярами, в которых пациент может изложить свою волю на случай смертельной болезни или недееспособности. Как это можно? Всего лишь нужна подпись пациента или его опекуна, заверенная нотариусом? И что? Подписать такой документ ринулись более десяти миллионов немцев.

Очевидно, по своим целям рынок, бизнес и медицина, по сути, несовместимы. В свое время осознавая тотальную смену взглядов, отношений, идеалов и норм хирургической деятельности в результате диктата рыночной системы, а также безнадежность попытки удержать хирургию в морально-нравственных рамках профессиональной деятельности, чувствуя, что хирургическая честь будет утрачена, благородные традиции уйдут в небытие, возобладают новые рыночные ценности, что было воспринято мною как личная трагедия ученого-хирурга, принял решение отойти от хирургии.

Помнится, на Конгрессе хирургов страны «Хирургия рубежа XX и XXI веков» зло выразился о том, что «в нынешней хирургии развелось слишком много сук!», имея в виду, что в хирургию хлынули мошенники, для которых не имеет значение, что представляет собой хирургия и ее служитель — хирург, для которых важно то, что на операциях можно неплохо заработать и выстроить свой бизнес. В этом аспекте, уверен в том, что эвтаназия постепенно оформится в бизнес-проект.

Многим, наверняка, интересно, а существует ли опыт эвтаназии в России, в странах СНГ, в том числе в Кыргызстане? Наверняка, она существует. Ведь сколько раз приходилось слышать от врачей на приеме, когда «скорая» привозила стариков: «Он или она итак умрет — без операции либо после операции. Зачем привезли?». Это на врачебной практике, а в масштабе государства, не принимая никаких мер по улучшению состояния здравоохранения и медицинской помощи населению или более того, не разрабатывая соответствующие законы, к сожалению, мы вольно, невольно допускаем ту самую пассивную эвтаназию. Причем, крайним всегда оказываются медики. Кто знает, возможно с таким отношением к человеческой жизни мы очень скоро догоним Европу.

Чиновники еще не понимают, что отказывая человеку в квоте на высокотехнологичное лечение, государство применяет к нему как раз ту самую пассивную эвтаназию, включая детского возраста. Разве не так? Государство, разводя руки перед пациентом, у которого отказали почки или печень, а ему необходима пересадка соответствующего органа, практикует принудительную эвтаназию. Это же очевидно! Вот в этом отношении, когда по телевидению объявляют, что тому или иному пациенту требуется дорогостоящее лечение за границей, а потому просят сбросится на средства, огорчает многих.

Неужели государство не понимает, что этим самым он получает пощечину за свою несостоятельность? Более того, как можно понять тот факт, что пересадку органов в нашей стране могут передоверить частным клиникам. Между тем, трансплантация органов, как, впрочем, эвтаназия, имеет такую же опасность, как скатится по наклонной — черный рынок органов, преступная пересадка, коммерционализация. В том и другом случаях с течением времени в обществе найдут морально-этические оправдания.

Можно много говорить о проблемах эвтаназии, об отсутствии государственных гарантий, о недостаточности гуманизма. Действительно, с момента своего появления эвтаназия всегда представляла собой огромный клубок моральных, теологических, медицинских и юридических проблем. Критики утверждают, что ей могут злоупотреблять родственники, уставшие ждать наследства или просто не желающие ухаживать за пожилыми людьми. В то же время сторонники эвтаназии уверяют, что выбирая между смертью от продолжительной и мучительной болезни в больнице, в окружении чужих людей, многие предпочтут быстрый и безболезненный переход в иной мир в домашней обстановке.

Для многих, решившихся на эвтаназию, важную роль играет и то, что они избавляют не только себя от мучений, но и своих близких от проблем по уходу за больным. Это личное, конкретное. Но, самое страшное, если эвтаназию возводут на уровень политики. Программа умерщвления инвалидов и психически больных, по мнению руководителей третьего Рейха, «идеально вписывалась» в идеологию о «расовой чистоте». А ведь эвтаназии подверглись миллионы людей. К сожалению, даже такая трагедия не учит человечество.

Безусловно, если добровольное самоубийство допустимо, найти какое-либо нравственное возражение против активной добровольной эвтаназии трудно (?!). Люди найдут практические мотивы для их различия. И тут возникает два вопроса об эвтаназии: во-первых, моральный («Что можно сказать о характере человека, совершающего подобные действия?»); во-вторых, юридический («Должны ли подобные действия быть запрещены законом?»).

Фома Аквинский утверждает, что, в общем, человеческий закон должен основываться на естественном законе: «запрещение людям делать то, что не является для них неправильным, — не законотворчество, а тиранство». С другой стороны, он утверждает: «мораль и идеальная законность не тождественны. Иногда то, что с точки зрения морали плохо, не практично юридически запрещать» [Аквинский Фома. Сумма теологии. Собрание сочинений. — М.: Мысль, 1996. — 596 с.].

Как известно, государство старается соблюдать принцип оптимального соотношения морали и закона, так как, что допускает мораль, может быть запрещено законом, поскольку временами для общего блага обществу приходится отказываться даже от прав своих граждан. Сейчас слагается тенденция того, что становится больше тех, кто утверждает, что, хотя эвтаназия является безнравственной, её не следует запрещать в законодательном порядке.

Два довода, которые обычно приводят в качестве аргументов против применения уголовных санкций: во-первых, слишком высокие затраты на претворение этих санкций в жизнь; во-вторых, перспектива непослушания настолько широка, что она уже подрывает общее уважение к закону [Богомяткова Е. С. Эвтаназия как социальная проблема // Автореф. дис… канд. социол. наук. — СПб., 2006. — 30 с.].

Все чаще в меньшинстве остаются те, кто утверждает, что, хотя эвтаназия не во всех случаях неправильна, она не должна быть разрешена законом. Есть несколько вариантов этого аргумента: во-первых, эвтаназия нравственно допустима только в редких случаях, но даже там ее следует запретить, так как этой практикой до того легко злоупотребить, что легализация эвтаназии принесет больше вреда, чем добра; во-вторых, легализация эвтаназии ставит пожилых людей в затруднительное положение выбора: либо продолжать жить, либо смертью уйти с дороги; в-третьих, эвтаназия с моральной точки зрения допустима только в исключительных случаях, но в таких случаях следует ее узаконить [Акопов В. И., Бова A.A. Юридические основы деятельности врача. — М.: Юристь, 1997. — 298 с.].

В романе «Биовзлом» есть сюжетная завязка, когда участники международной конференции — имам и священник рассуждают об эвтаназии. Священник убежден в том, что эвтаназия — это глубокое человеческое заблуждение, а убийство пациента — конечно же, злодеяние. Имам высказывается на счет того, что во всем мире представители религиозных течений единогласно высказываются против эвтаназии, тогда как по результатам общественного опроса, в среднем две трети опрошенных простых людей считают, что смертельно больной пациент имеет право потребовать от врача прекратить свое существование. В этом религия идет им на встречу.

По статистике тех стран, где эвтаназия разрешена, большинство эвтаназий совершается не по воле больного, а по решению родственников, тогда, когда больной даже не может выразить сам отношение к этому вопросу. Это, во-первых, а во-вторых, удельный вес нынешних политиков, ратующих за эвтаназию, выросла в 2—3 раза. А ведь это люди принимающие решение. По мнению священника заблуждение и греховность — вот что страшно! Что касается родственников, то они будут убийцами, если они будут упрашивать врачей обеспечить эвтаназию. В любом случае, эвтаназия больного — это убийство, которого нельзя оправдать. Имам соглашается с мнением священника. Если больной сам «заказал» эвтаназию — это самоубийство. Если это сделали другие — это убийство.

— «Самоубийство — это великий грех. Мы не создали сами себя, и поэтому не являемся владельцами собственного тела. Нам вверили тело, чтобы мы о нем заботились, питали и берегли. Нашими телами владеет Аллах, который дает жизнь, а его право дать или отобрать ее не должно быть нарушено», — говорит имам.

Вообще, людей больше всего раздражает лицемерие активных сторонников эвтаназии от бизнеса, которые свой комфорт и коммерческие интересы пытаются прикрыть фиговыми листиками гуманизма и прав человека. Страдания часто имеют искупительный характер, что страдания очищают человека от той неправды, которую он в этой жизни вольно или не вольно сделал. Так от чего человека они хотят избавить, если методом эвтаназии прекращаю его страдания?

В романе «Биовзлом» имам придерживается позиции, что страдания есть некая мера испытания.

— «Каждый человек должен свое пережить, выстрадать в этой земной жизни, что еще необходимо ему для того, чтобы чистым предстать пред Богом». Священник и имам солидарны в том, что паллиативная терапия, практически единственная и настоящая помощь умирающим. В комплексе такой помощи, мне кажется, целесообразно предусмотреть и меры по укреплению духовных сил. В христианстве — это такие особые молитвенные мобилизации в виде литургии, адорации, розарий, а также различные посты. Имам говорит о том, что и в исламе есть достаточно эффективные молитвенные мобилизации, как «дуа», «дем салуу», «кайтарма», «куран тушуруу», «калма кайтаруу».

В обществе полагают, что легализация эвтаназии может привести к переориентации медицины, которая в этом случае превращается в отрасль профессионального смертеобеспечения. Если врачам позволят избавляться от трудных больных, если смерть получит статус «последнего лекарства», реанимация утратит смысл: умертвить больного гораздо дешевле, чем спасать его жизнь. Страшно то, что эвтаназию можно превратить в вымогательство. В реаниматологии, когда врачам трудно сказать, что коматозный пациент «определенно жив» или, наоборот, «определенно мертв» довольно частая ситуация, называемая «зоной неопределенности». В этой ситуации именно врачи принимают окончательное решение о продлении жизни или констатации биологической смерти пациента.

В этом аспекте, интерес представляет высказывание имама в романе «Биовзлом». Ему видится, что главная проблема здесь кроется в минимизации свободы воли пациента, в том числе воли принятия решений.

— «В обществе сильных духом не будет места провокационным законам, по которым человек будет требовать, чтобы его убили, и невозможно, чтобы врачи перешли бы на сторону смерти», — говорит он. — «Больному не нужны лекции о гуманности смерти. Он страдает не потому, что ему больно, а потому, что он остался один. Равнодушие врачей и близких покинули его. Сначала были крики «Помогите мне выздороветь!» Но их не могли или не хотели услышать. А когда все покинули его, он вынужден кричать «Помогите мне умереть!».

По идее официально разрешённая эвтаназия ничем не хуже официально купленного в хозяйственном магазине ножа. И то и другое не добро и не зло. Всё зависит от того, в чьих руках оно находится», — говорит простой обыватель, задаваясь вопросом: почему человечество не боится ножей, пуль и даже водородных бомб и так боится эвтаназии?

Священник и имам — оба духовники, гуманисты думали о том, что оправдайся то или иное понятие «эвтаназия», «самоубийство», человечество опасно приблизится к понятию «конец мира» и, человеку придется с трагическим запозданием пересмотреть слишком многое и слишком о многом сожалеть.

— «Жизнь является даром Божиим и подготовкой к встрече с Богом, а потому каждый из нас должен испить до дна ту чашу, которую дает нам Господь» — шептал отец Павел, перебирая четки.

— «Нашими телами владеет Аллах, который дает жизнь, а его право дать или отобрать ее не должно быть нарушено». — Шептал таксыр Назар-ажы, перебирая четки.

На самом деле что-то в мире кончилось, случилось! Случился обвал! Пора было и им — духовникам сделать выбор.

Высказываются разные, порою диаметрально противоположные аргументах эвтаназии. Недавние законодательные инициативы в тех странах, где она дозволяется, разрешают эвтаназию только в исключительных случаях. Речь идет о ситуации в Нидерландах, в двух частях Америки, в Северной Территории Австралии. Там врач может выписывать пациенту, но не давать сам, вызывающие смерть препараты.

В Нидерландах самоубийство с помощью врача, и активная (добровольная) эвтаназия запрещены законодательным актом, но разрешены на практике. По заявлено суда, врач, умертвивший (или способствовавший в самоубийстве) своего пациента при определенных обстоятельствах, не признается виновным [Бито Л. Эвтаназия? Эвтелия! Счастливая жизнь благая смерть. — М.: Издательская группа «ГЭОТАР-Медиа», 2006. — 232 с.].

В настоящее время все чаще говорят о принятой политике эвтаназии: во-первых, эвтаназия должна быть добровольной; во-вторых, только врач может оказывать помощь или осуществлять эвтаназию; в-третьих, состояние пациента должно быть с медицинской точки зрения неудовлетворительно. Из этих случаев, так же как из политической агитации в поддержку эвтаназии и из аргументов ее философски настроенных защитников, можно извлечь то, что общепринято разрешение на эвтаназию — врач может привести в действие добровольную эвтаназию или оказывать помощь в самоубийстве пациенту, находящемуся в безнадежном положении [Аванесов С. С. Основания философской суицидологии // Автореф. дис… д-р. филос. наук. — Томск: изд-во ТГУ, 2000. — 41 с.].

В романе «Биовзлом» есть такая сюжетная завязка, когда на телевидении идет «круглый стол» на тему: «НТ-ТП: новые акценты проблемы эвтаназии», участниками которого были не только медики, включая управленцев, но и социологи, философы, юристы, богословы. В связи с НТ-ТП появились новые, ранее мало освященные акценты проблемы эвтаназии. В частности, у врачей все чаще и чаще появляется готовность прибегнуть к практике эвтаназии, по крайней мере, тогда, когда пациент сам просит о смерти. Как нам следует относиться к этой новой тенденции? Как к закономерному устранению запретов или как к некой морально неоправданной вседозволенности?

Есть два общепризнанных исходных позиций: во-первых, медицинская — Гиппократовская клятва, как этическая позиция включает в себя запрет: «…я никому, даже просящему об этом, не дам вызывающее смерть лекарство, и также не посоветую это»; во-вторых, философская — Бэконовская позиция: «…долг врача не только в сохранении здоровья пациента, но и в облегчении его страдания и мучения».

Как видите, спорным является позиция философа Ф. Бэкона: «Если врачи хотят остаться верным своему долгу и чувству гуманизма, они должны не только увеличит свои познания в медицине, но и приложить все старания к тому. Чтобы облегчить уход из жизни безнадежным пациентам». Но сейчас сам термин стал означать не столько «благую» смерть саму по себе, сколько ее причинение.

«Эвтаназию» можно определить, как «умерщвление другого человека для предполагаемого блага умерщвляемого» при его согласии или без согласия, или даже против воли человека». В первом случае речь идет об эвтаназии «добровольной», а во втором — о «принудительной». Что понимается под понятием «умерщвление»?

Под «умерщвлением» надо понимать действие или допущение действия, выбранное с целью лишения человека жизни, то есть, независимо от того, прямое ли воздействие или косвенное. Согласно этому определению, случаи самоубийства с помощью врача не в меньшей степени, чем сделанный врачом смертельный укол, представляют примеры эвтаназии, потому что они направлены к одной и той же цели — смерти пациента. Если подобное самоубийство допустимо, трудно найти какое-либо нравственное возражение против активной добровольной эвтаназии.

С юридической точки зрения возникает два вопроса об эвтаназии: моральный и юридический. В общем, человеческий закон должен основываться на естественном законе — запрещение людям делать то, что не является для них неправильным. Но мораль и идеальная законность не тождественны. Иногда то, что с точки зрения морали плохо, не практично юридически запрещать. Есть предел тому, что государство может запретить недобрым людям. В то же время то, что допускает мораль, может быть запрещено законом, поскольку временами для общего блага нам приходится отказываться даже от своих прав. Хотя эвтаназия является безнравственной, её не следует запрещать в законодательном порядке.

Два довода, которые обычно приводят в качестве аргументов против применения уголовных санкций: во-первых, слишком высокие затраты на претворение этих санкций в жизнь, и во-вторых, перспектива непослушания настолько широка, что она уже подрывает общее уважение к закону — по-видимому, в данном случае не применимы.

С точки зрения социолога, хотя эвтаназия не во всех случаях неправильна, она не должна быть разрешена законом. Один из вариантов этого аргумента утверждает, что эвтаназия нравственно допустима только в редких случаях, но даже там ее следует запретить, так как этой практикой до того легко злоупотребить, что легализация эвтаназии принесет больше вреда, чем добра. А кто будет расценивать степень наносимого вреда? Разумеется, само общество.

Другой вариант гласит, что легализация ставит пожилых людей в затруднительное положение выбора: либо продолжать жить, либо смертью уйти с дороги — положение, в которое никого нельзя ставить. Более общим явилось мнение, что эвтаназия с моральной точки зрения допустима только в исключительных случаях, но в таких случаях следует ее узаконить. Недавние законодательные инициативы в тех странах, где она дозволяется, разрешают эвтаназию только в исключительных случаях.

История эвтаназии подтверждает, что у управленцев всегда были несколько иные точки зрения. В Нидерландах, в США, в Австралии эвтаназия официально разрешена законом. Врач может выписывать пациенту, но не давать сам, вызывающие смерть препараты. В Нидерландах самоубийство с помощью врача, и активная эвтаназия запрещены законодательным актом, но разрешены на практике.

По заявлено суда, врач, умертвивший своего пациента при определенных обстоятельствах, не признается виновным. Этими законами и политикой установлены три условия: во-первых, эвтаназия должна быть добровольной; во-вторых, только врач может оказывать помощь или осуществлять эвтаназию; в-третьих, состояние пациента должно быть с медицинской точки зрения неудовлетворительно.

Получается во всех случаях главное действующее лицо — это врач. Получается так. Из этих случаев, так же как из политической агитации в поддержку эвтаназии и из аргументов ее философски настроенных защитников, можно извлечь то, что я буду называть общепринятое разрешение на эвтаназию — врач может привести в действие добровольную эвтаназию или оказывать помощь в самоубийстве пациенту, находящемуся в безнадежном положении. Например, в случае страданий, унизительного положения или неминуемой смерти.

С медицинской точки зрения важно отметить, что медики всегда остаются крайними. Откуда приходит мнение, что практика эвтаназии допустима для врача? Начнем наш ответ на этот вопрос с рассмотрения возражений к аргументу против эвтаназии. Это умозаключение вкратце звучит так: во-первых, намеренное умерщвление невинного всегда является нравственным злом.

Эвтаназия — это намеренное умерщвление невинного человека. Значит эвтаназия — это нравственное зло, так, что медицина должна устраниться от процесса намеренного умерщвления пациента. Она должна использовать весь свой потенциал для поддержки жизни. Социологи считают, что доводы в пользу эвтаназии можно было бы начать с замечания, что хотя это умозаключение основывается на этике абсолютных нравственных запретов, все же в его основе нет абсолютного нравственного запрета на умерщвление.

Сторонники эвтаназии могут апеллировать к факту, что вышеприведенное умозаключение подразумевает различие между оправданными и неоправданными умерщвлениями. На каком основании делается это различие? Если некоторые виды умерщвлений оправданы, почему нельзя оправдать, хотя бы в некоторых обстоятельствах добровольной эвтаназии?

Основанием различия оправданных и неоправданных случаев является факт, что не все виды умерщвления обладают признаком, по которому обычное умерщвление осуждается злом — то есть, отношение к другому не такое, как должно быть. Итак, два вида убийства принимаются даже многими из самых рьяных противников эвтаназии — самооборона и наказание. Ни один из них не является несправедливым; по сути, ни один из них не является злом.

С точки зрения юрисдикции важно найти ответ на вопрос: можно ли рассматривать добровольную эвтаназию как третий вид оправданного умерщвления? Можно ли ее отнести к тем случаям, когда лишение жизни справедливо? Можно попытаться привести аргумент в пользу того, что эвтаназия выходит за рамки несправедливого убийства на основании двух ключевых утверждений: во-первых, состояние некоторых людей таково, что им лучше умереть, чем продолжать жить. Ярким примером такой ситуации являются те пациенты, которые страдают от сильных болей или обречены на жизнь в унизительной зависимости от других даже в удовлетворении самых элементарных нужд.

Извлекающие выгоду из эвтаназии, часто включают в перечень, во-первых, смертельно больных и тех, кто находится в постоянном вегетативном состоянии, а. во-вторых, оказание помощи кому-либо в улучшении его положения всегда нравственно допустимо. Если умерщвление улучшит чье-либо положение, и человек сам хочет, чтобы его лишили жизни, как подобное умерщвление может считаться причинением незаслуженного этим человеком вреда? Как можно считать этот акт несправедливым? Как вообще это может быть неправильно? И что же тогда является добровольной эвтаназией, если не это?

Управленец полагает, что вышеприведенные аргументы недостаточны, в особенности когда они употребляются в оправдании общепринятого разрешения. Остается спросить, на самом ли деле улучшилось положение всех тех пациентов, и даже если это так, то является ли их умерщвление единственной альтернативой бездействию. Во-первых, неясно, как смертельно больные и те, кто находится в вегетативном состоянии, извлекают выгоду из своей ранней смерти. Во-вторых, можно задать вопрос, действительно ли отвращение, выраженное многими, от зависимости от других в последние годы своей жизни, основано на сознании собственного достоинства, а не на ложной гордыне. В-третьих, всегда есть и другие способы избавления от боли.

Юристы считают, что есть возражения более существенные, нежели вопросы, поднятые социологам и управленцем. Исключение наказания и защиты позволяет государственным властям реагировать на действия, создающие напряжение между частным благом виновного или вредного человека и общим благом покоя. Причиняемый виновному или вредному человеку вред, в данном случае смерть, — это необходимое средство достижения общего блага.

Из-за своих действий против общего блага такие люди теряют право на частное благо в той степени, которая необходима для восстановления общего. Так как общее благо — это их благо тоже, можно сказать, что их даже не вынуждают уступать свое благо ради блага других. Скорее от них требуется оставить одно из своих благ ради чего-то, что для них является благом вообще, хотя, умерев, лично они уже от этого ничего не извлекают. Или, поскольку справедливость требует от них возмещения, которым они восстанавливают нанесенный ими ущерб.

Укоренилось позиция философов о том, что эвтаназия — это выбор из двух зол. Если одно хуже другого, что же плохого в выборе меньшего зла? — таковы аргументы многих. Ответ на этот довод должен основываться на следующем признании: сравнение недостатков двух перспектив — смерти и постоянного страдания — не должно прикрывать тот факт, что обе эти перспективы, тем не менее, являются плохими. Защита в поддержку эвтаназии предполагает, что постоянное страдание — плохо. Смерть по своей природе тоже является злом.

Фома Аквинский правильно определил доброту как полноту бытия. Доброта в человеке и для человека — это обладание всей совокупностью человеческих сил — от питания, зрения и эмоций до разума. Если как смерть невинного, так и постоянное страдание являются плохими, то выбор одной из них означает стремиться к плохому. Это выбрать действие, которое есть зло в отношении к своей цели. Выбирая смерть, в противоположность простому примирению с тщетностью дальнейшего продления жизни и позволению смерти прийти, мы совершаем ошибку.

Можно привести три возражения в пользу эвтаназии и против ее запрета. Во-первых, так как боль, связанная с продолжением жизни, также зла, то делает ли врач меньше зла, отказываясь осуществить добровольную эвтаназию, чем выполняя ее? Ответом будет: Нет! Отказ прибегнуть к эвтаназии означает решение переносить боль; это не выбор самой боли. Хотя боль сама по себе плоха и причинение ее зло, решение переносить боль — добродетельно. Это — акт стойкости. Нужно ли терпеть невыносимую боль, так как считают, что это божеское испытание духа человеческого? А как же милосердие?

Богослов считает, что естественно, не следует говорить, что избавление от боли плохо, или же что терпеть эту боль в полной ее силе было бы лучше, чем ее облегчить. Но это подчеркивает глубокую несоразмерность между выбором эвтаназии и выбором терпения, которая скрывается за подходом «из двух зол меньшее». Во-вторых, да разве выбор меньшего из двух зол не является нравственно предпочтительным в ситуации, когда в перспективе только зло? Это, конечно, не просто вопрос об эвтаназии, но вопрос об основных принципах теории долга. Эвтаназия всегда, и по своей природе является нравственным злом.

Социологи полагают, что в основе наиболее общего довода в пользу общепринятого разрешения эвтаназии лежит принцип самоуправления — утверждение, что каждый человек имеет право принимать свои собственные решения о действиях, которые влияют исключительно на него самого. Этот аргумент теоретически хорошо подготовлен защитить общество, в котором имела бы место практика эвтаназии, от опасностей недобровольной или принудительной эвтаназии. Подобный аргумент оправдывает не только общепринятое разрешение, но и намного больше. Если право на самоуправление допускает эвтаназию в упомянутых случаях, то почему же он не допустит ее и в других случаях?

Управленцы рассуждают о том, что если вышеупомянутый довод против эвтаназии правилен, то ни у кого нет морального права совершать самоубийство или же помогать кому-нибудь другому в этом. Однако здесь обращает внимание на то, что защитники общепринятого разрешения должны обеспечивать принцип не только достаточно сильный, чтобы обосновать право в общепринятых случаях, но и достаточно слабый, чтобы не допустить множество других ожидающих своего часа случаев. Что говорит о других видах боли и унижения такое право на самоуправление? Как насчет моральных мучений? Как насчет унижения не в области ограниченной деятельности и зависимости, но вины или стыда?

Как право на самоуправление, допускающее умерщвление во избежание физических мучений, запретят умерщвление, чтобы избежать мук депрессии? Конечно, иногда от депрессии можно избавиться, приняв соответствующие медикаменты. Но, таким же способом можно избавиться и от физических мучений. Становятся ли некоторые обезболивающие средства неприемлемыми благодаря тому факту, что они вызывают общее успокоение? Как право на самоуправление, допускающее умерщвление во избежание унижения зависимости, запретит умерщвление, чтобы избежать мучений стыда?

Нужно отметить, так или иначе медики соглашаются с тем, что существует ряд условий, затрудняющих или делающих неприятным продолжение жизни. Неясно, на каком основании те, кто полагаются на право самоуправление, могут принимать решения (за других!) о том, что некоторые из этих проблем допускают выбор смерти, в то время как другие — нет. Также неясно, как те, кто взывают право на самоуправление, могут остановиться на общепринятых случаях. Но, почему это право дает только право предпочесть смерть жизни с болью или унижением? Очевидно, что нужно сторонникам права — принцип различия между одобренными им случаями и неодобренными.

В основе подобного аргумента лежит не право на самоуправление, а другой принцип. Давайте обратимся к тому, что можно назвать «довод в защиту эвтаназии в безнадежной ситуации». Двумя путями можно подвести человека к добровольной, и, возможно, даже к принудительной эвтаназии. Первый путь коренится в вопросе: почему следует ограничивать такую быструю и милосердную смерть тем, кто еще в состоянии просить о ней? Почему одним ее можно разрешить, но другим следует отказать в ней? Не станет ли отказ в таком важном милосердии ошибочным наказанием для тех, кто был недальновиден, кто не позаботился о будущем? Так идет путь от добровольной эвтаназии к недобровольной. Второй путь, подводящий к недобровольной или принудительной эвтаназии, проходит несколько иначе.

Сторонник эвтаназии философ Маргарет Бэттин оправдывает самоубийство в одном случае, говоря «оно оставляет меньше на один число примеров человеческой деградации в этом мире». Если самоубийство недавно овдовевшей женщины, страдающей от глаукомы и рака, «оставляет меньше на один число примеров человеческой деградации в этом мире», как был бы воспринят отказ той женщины, совершить самоубийство?

По социологическим данным в Нидерландах случаи недобровольной эвтаназии растут год от года. Социологи бьют тревогу о том, что подобно гильотине, эвтаназия может попасть в руки людей менее человечных, чем ее изобретатели. Ну, а с другой стороны — если продолжение жизни в действительности хуже, чем смерть прямо сейчас, и умерщвление тех, для кого это является истинным, допустимо — почему колебание тех, кто не желает быть умертвленным, играет решающую роль? В конце концов, их состояние обычно не влияет на них одних. А как насчет беспокойства и эмоциональных страданий причинены родным, наблюдающим за их медленным ухудшением? Как насчет оплаты за лечение и за уход?

Существуют хорошие аргументы против обращения к эвтаназии. Но если я не прав, если некоторые случаи эвтаназии допустимы — совершенно неясно, почему желание или нежелание пациента умереть, должно играть решающую роль в классификации случаев. Сторонник эвтаназии, берущий за основу довод, основанный на безнадежности, должен объяснить, почему этот аргумент не одобряет некоторые недобровольные или даже принудительные случаи так же, как добровольные случаи общепринятого разрешения.

Итак, из сказанного выше высвечивается два положения: во-первых, эвтаназия является моральным злом и не должна быть допустима законом, даже в случаях, указанных в общепринятом разрешении; во-вторых, общепринятое разрешение на эвтаназию угрожающе нестабильно. Один аргумент в ее пользу допускает умерщвление не только на основании общепринятых медицинских причин, но и в случаях депрессии, стыда и самопожертвования. Другой аргумент допускает эвтаназию не только для тех, кто хочет умереть, но и для тех, кто не хочет.

Какие же существуют основные доводы против эвтаназии? Во-первых, намеренное умерщвление невинного всегда является нравственным злом. То есть никто не оспорит тот фат, что эвтаназия — это намеренное умерщвление невинного человека, а значит она — нравственное зло. Сторонники эвтаназии могут апеллировать к факту, что вышеприведенное умозаключение подразумевает различие между оправданными и неоправданными умерщвлениями [Андреев И. Л. Заказное самоубийство (ритуальный уход из жизни как социально-психологический феномен) // Вопросы философии. — 2000. №12. — С. 24—32]. Однако, на каком основании делается это различие?

Если некоторые виды умерщвлений оправданы, почему нельзя оправдать хотя бы в некоторых обстоятельствах добровольной эвтаназии (?!). Здесь требуется пояснить то, что основанием различия оправданных и неоправданных случаев является факт, что не все виды умерщвления обладают признаком, по которому обычное умерщвление осуждается злом [Валла Л. Об истинном и ложном благе. О свободе воли. — М.: Наука, 1989. — 476 с.]. Есть убийство как результат самообороны, а есть убийство как результат наказания. Ни один из них не является несправедливым, то есть злом как таковым. В этом смысле, можно ли рассматривать добровольную эвтаназию как третий вид оправданного умерщвления? Можно ли ее отнести к тем случаям, когда лишение жизни справедливо?

В романе «Биовзлом» есть эпизод, когда в среде молодежи разгорелся нешуточная дискуссия. Одни говорят о том, что «эвтаназия» — это активное убийство неизлечимо больного человека, когда как другие — Нет. Это эвтаназия! Одни убеждены в том, что если смертельные препараты, предоставленные врачом, вводит сам желающий умереть — это тоже самое убийство, а другие — Нет. Это эвтаназия! Одни признают, что отказ от дополнительного лечения заведомо умирающего больного — это также убийство, то другие — Нет. Это эвтаназия! Что же получается? Не будет являться эвтаназией и убийство пациента врачом, если желание умирать у пациента отсутствует. Это просто убийство. Может ли человек сам принимать решения о своей смерти?

Признать право умирать, когда вздумается, значит, по сути, оправдать самоубийство. Самостоятельно принимая решение о суициде, человек должен нести какую-то ответственность, а не перекладывать его медикам, обществу. Вообще то, необходимость признания такого права подкрепляется и другим аргументом — ответственностью врачей, детей, родителей, да и всего общества. Самое интересное то, что именно они все чаще соглашаются с тем, что если у человека есть право и возможность жить, должно быть и право прекратить существование, раз оно в некоторых случаях доставляет только чрезмерные муки и страдания.

Цель эвтаназии — не закончить жизнь человека, а прекратить мучения, боль и страдания. Хорошо объяснил и юрист — лучше разрешить и тщательно контролировать, чем держать под запретом то, что все равно происходит. Оказывается в среднем 60 процентов на терминальной стадии заболевания и люди, заботящиеся о них, хотели бы легализации ассистированного самоубийства или эвтаназии. Чтобы не говорили, согласны с философом, который считает, что ценность человеческой жизни — это главный аргумент против эвтаназии. Никто не должен никого убивать, убийство — наивысшее зло.

Если врач убивает своего пациента, он нарушает правило «Не навреди!». Врач должен лечить пациента от болезни, а не быть его палачом. Между тем, по статистике каждый третий врач во всем мире выступает за легализацию эвтаназии. Именно с их подачи во многих странах принимаются попытки легализовать эвтаназию. Так, что позиция у них почти предательская. Одно ясно, что легализация прекращения жизни — это «наклонная плоскость», когда вначале разрешать убивать безнадежно больных, затем просто больных, а потом и здоровых.

Яркий пример тому ситуация в Бельгии, где уже узаконена детская эвтаназия. Ведь дети не могут считаться дееспособными, взвешенно, осознанно выражать желание своей смерти и легко поддаются давлению. Там же, кстати, разрешена эвтаназия людей, осужденных на пожизненное заключение. А если учесть тот факт, что в странах недостаточно правовой базы, есть коррупция, не сформировано гражданское общество. А с другой стороны так и не сформированы службы паллиативной помощи безнадежными больными. Так, что говорить о легализации эвтаназии в большинстве стран мира еще очень рано.

В настоящее время приводятся аргумент в пользу того, что эвтаназия выходит за рамки несправедливого убийства на основании двух ключевых утверждений: во-первых, состояние некоторых людей таково, что им лучше умереть, чем продолжать жить [Быкова С. Ю. Эвтаназия: гуманна ли она? // Вест. МГУ. — Сер. 7: Философия. — 1992. — №6. — С.80—82].

Речь идет о пациентах, которые находятся в постоянном вегетативном состоянии или же страдают от сильных болей или обречены на жизнь в унизительной зависимости от других даже в удовлетворении самых элементарных нужд; во-вторых, оказание помощи кому-либо в улучшении его положения всегда нравственно допустимо. Если умерщвление улучшит чье-либо положение, и человек сам хочет, чтобы его лишили жизни, как подобное умерщвление может считаться причинением незаслуженного этим человеком вреда? Не есть ли это добровольная эвтаназия?

Наверняка, многие задаются вопросом: является ли умерщвление тяжелобольных единственной альтернативой медико-социальному бездействию? Во-первых, неясно, как смертельно больные и те, кто находится в вегетативном состоянии, извлекают выгоду из своей преждевременной смерти. Во-вторых, есть место сомнению — действительно ли отвращение пациентов от зависимости от других, основано на сознании собственного достоинства, а не на ложной гордыне. В-третьих, всегда есть и другие способы избавления от боли [Глушков В. А. Ответственность за преступления в области здравоохранения. — Киев, 1987. — 211 с.].

В романе «Биовзлом» есть эпизод, когда на конференции разгорелась дискуссия об эвтаназии. Журналист выступила с призывом о том, что необходимо позаботиться о том, чтобы СМИ не тиражировали мнение, что эвтаназия является одной из «нормальных» возможностей уйти из жизни. Судебные медики Цюрихского Института сообщили, что не только тяжелые пациенты прибегают к эвтаназии, но и страдающие заболеваниями средней тяжести, иногда без летального прогноза, или просто «уставшие от жизни».

Как расценивается роль медиков в эвтаназии? Нужно признать, что клиническая практика иногда очень далека от здравых рекомендаций. Для самих медиков важно, чтобы иметь под рукой строгий кодекс правил, позволяющих защитить их от возможных последующих претензий государства и гражданского общества. В условиях обычной клиники нельзя практиковать эвтаназию, если даже эвтаназия найдет свое законодательное оправдание. Такая практика возможно лишь в специализированных хосписах, где работает специально обученный персонал, включающего юриста, эксперта в области паллиативной медицине и психиатра.

Действительно, зачастую именно медики оказываются в цейтноте. За несколько веков медицинская этика немало изменилась и это нужно признать. Раньше все опирались на Клятву Гиппократа, базовый принцип которой звучит примерно так: делай все что угодно, но не навреди. Этика гиппократовой медицины очень патерналистична: врач — царь и бог, он все знает. А что происходит с принципами медицины сегодня?

Сегодня же медицинская этика базируется на четырех этических принципах. Ни один из них не является лидирующим, все равнозначны: во-первых, автономия — реализация права человека на контроль над собственными жизнью, здоровьем и смертью; во-вторых, благодеяние — обязанность всегда действовать в интересах пациента; в-третьих, не-злонамерение — принцип «не навреди»; в-четвертых, справедливость — все пациенты обладают равными правами на получение помощи. В этих условиях возникает законный вопрос: почему в контексте медицины в рамках НТ-ТП возникает вопрос о хорошей смерти?

Сейчас можно заметить две основные тенденции: во-первых, переход от патернализма к автономии, которая постепенно развивается в медицине. А также изменение в медицине подхода к умирающему. То есть если когда-то врач, поскольку он был царем и богом, не занимался умирающими, то в XX веке появляется хосписное движение, развивается мысль о том, что даже умирающим человеком нужно заниматься; во-вторых, причины смерти с годами очень сильно изменились, как и продолжительность жизни. Мы наблюдаем множество технологий, которые продлевают жизнь. Мы умеем искусственно замещать огромное количество функций организма. Но это в свою очередь создает свои сложности.

Социологи отмечают, что лечебные меры становятся высокотехнологичыми, а потому дорогостоящими, то есть малодоступными для некоторых категорий населения. Об этом в свое время высказался Министр здравоохранения Литвы во время приведения его к присяге: «Эвтаназия может быть выбором для бедных». Хотя министр не предложил никаких конкретных предложений, но в интервью СМИ заявил, что Литва не социальное государство, где паллиативная помощь доступна всем нуждающимся. Поэтому эвтаназия решение для людей, которые «не хотят беспокоить родственников зрелищем собственных страданий». Он поднял вопрос о педиатрической эвтаназии.

Интересно то, что по Конституции нашей страны, Кыргызская Республика тоже является социальным государством. Какая стратегия должна быть у нас? Мы являемся, по большей части, страной с декларированным социальным строем. Помнится, после откровений Министра здравоохранения Литвы, многие врачи и католическая церковь выступила с протестом: «Министерство здравоохранения должно защитить здоровье и жизнь, вместо того чтобы искать возможность его забирать. Демократическое общество должно четко осознавать, что мы должны заботиться о больных, а не убивать их». Итак, позиция, допускающая эвтаназию, по крайней мере, на уровне отмены и отказа на поддерживающее жизнь лечение, имеет в своем арсенале еще ряд аргументов.

Любой метод, приводящий к смерти, традиционно оценивается как вредный, и, следовательно, недопустимый. Но сторонники эвтаназии полагают, что она является «правильным лечением», направленным на устранение непереносимых болей. Если боль неустранима, помощь больному, просящему легкой смерти, может рассматриваться как гуманная и милосердная. Получается, что можно принять такую формулировку: предложение врачом смерти как медицинского лечения (!) — один из аргументов медицинского уровня (!).

Управленцы от медицины считают, что так упрощать тоже нельзя. Медицина зиждется на альтруизме. Именно альтруизм может стать следующим аргументом в пользу эвтаназии. Ведь каждый из нас знает, каково бывает желание тяжелобольного человека — это не обременять собою близких ему людей. Этот аргумент тесно связан с принципом «права на достойную смерть». Нельзя при этом не отметить, что сам принцип «достойной смерти» формируется с позиций достаточно высокого качества жизни, включающего комфорт, определенную благоустроенность, выбор средств «достойной смерти», основываясь при этом на явной доминанте эгоистических мотивов.

Социологи высказываются о существовании так называемого демографического аргумента. Население земли существенно постарело, а вместе с тем и выросло число инвалидов преклонного возраста, содержание, уход и лечение которых влечет ряд экономических и социальных проблем. Об этом вы все достаточно информированы. К экономическим и социальным основаниям принудительной эвтаназии добавляется и генетический фактор — угроза «биологического вырождения». Между тем, такая практика, к сожалению, уже была в нашей истории. Вспомните «Программу эвтаназии» по отношению к «жизненнонеполноценным» лицам в фашисткой Германии.

Многие возможно не знают, но такая программа была и в США в 30-х годах «Легализация умерщвления «дефективных». Об этих фактах говорят философ, социологи, богослов. По их мнению, использование понятий «милосердие» и «справедливость» для оправдания эвтаназии — один из знаков подлинного антиобщественного преступления. Как можно оправдывать «убийство из милосердия? Этика православного христианства отвергает возможность намеренного прерывания жизни умирающего пациента, рассматривая это действие как особый случай убийства.

В свое время православный богослов В.И.Несмелов писал: «Ведь физическая смерть человека является не переходом в новую жизнь, а последним моментом действительной жизни. Вообще, каково мнение Церкви о роли медицины? Социальное предназначение медицины всегда заключалось в борьбе за действительную человеческую жизнь. Христианство не приемлет участие врачей в организации эвтаназии. Разве уже исчерпаны потенциал современной медицины во имя жизни пациента?

Философы в своих трудах отмечают, что стремление бороться за жизнь больного до последнего шанса всегда вызывало в обществе уважение и доверие к врачу. Сохранит ли медицина свои социальные позиции, когда система здравоохранения «породит» систему смертеобеспечения? Не чреват ли отказ от последовательного исполнения принципа сохранения и поддержания жизни изменением моральных основ врачевания, от которых в немалой степени зависит результативность врачебной деятельности? Не обречены ли врачи, обеспечивая «достойную смерть» пациенту, на резкое умаление своего собственного достоинства, участвуя в сознательном убийстве пациента? Медики же пока выражают свое согласие с мнениями философов.

Убийство остается убийством, сохраняя всю тяжесть преступления заповеди «не убий». А эвтаназия, какие бы благовидные маски она ни принимала, была и остается превращенной формой убийства и самоубийства одновременно. Впервые прозвучала мысль о необходимости «отстранения» медиков от свершения эвтаназии. Это реальный компромисс. В романе «Биовзлом» приведен эпизод, когда профессор Серегин утверждает о том, что если нет другого выхода, если необходим какой-то реальный компромисс в деле осуществления эвтаназии, то нужно искать другой, кардинально новый выход. Но что за выход?

Предполагаемое исключение из общего запрета на умерщвление, допускающее добровольную эвтаназию, отличается от исключений смертной казни и защиты. Исключение наказания и защиты позволяет государственным властям реагировать на действия, создающие напряжение между частным благом виновного или вредного человека и общим благом покоя. Причиняемый виновному или вредному человеку вред (здесь — смерть) — необходимое средство достижения общего блага. Из-за своих действий против общего блага такие люди теряют право на частное благо в той степени, которая необходима для восстановления общего [Кальченко Н. В. Право человека на жизнь. — Волгоград, 2003. — 213 с.].

При эвтаназии нет противоречия между благом страдающего, искалеченного или смертельно больного и общим благом. Нет ни одного действия с их стороны, на основании которого их смерти должны, или даже могут, быть объявлены расплатой за что-либо [Ковалевский М. А. Блага «жизнь» и «здоровье»: конституционно-правовое значение и элементы правовой охраны // Кодекс-info. — 2003. — №1—2. — С.80—87]. Довод в защиту права умерщвлять тех, кто хочет быть умерщвленными, зависит не от лишения права на жизнь, а от права расстаться с ней, лишиться ее. Лишение и отчуждение, как известно, разные причины.

Есть и такой довод против эвтаназии. Сравнение недостатков двух перспектив — смерти и постоянного страдания — не должно прикрывать тот факт, что обе эти перспективы, тем не менее, являются плохими. Защита в поддержку эвтаназии предполагает, что постоянное страдание — плохо. Но смерть по своей природе тоже является злом. Св. Фома Аквинский правильно определил доброту как полноту бытия. Доброта в человеке и для человека — это обладание всей совокупностью человеческих сил — от питания, зрения и эмоций до разума. Если как смерть невинного, так и постоянное страдание являются плохими, то выбор одной из них означает стремиться к плохому [Аквинский Фома. Сумма теологии. Собрание сочинений. — М.: Мысль, 1996. — 596 с.]. Любой акт эвтаназии, как выбор смерти, попадает под этот запрет.

В настоящее время приводятся и такое возражение в пользу эвтаназии и против ее запрета. Так как боль и страдание олицетворяет зло, врач, отказываясь осуществить добровольную эвтаназию, потворствует ему, то есть злу. В этом проявляется глубокая несоразмерность между выбором эвтаназии и выбором терпения, которая скрывается за подходом «из двух зол меньшее». Но, а с другой стороны, разве выбор меньшего из двух зол не является нравственно предпочтительным в ситуации, когда в перспективе только зло? [Гусейнов А. А. Золотое правило нравственности. — М.: Молодая гвардия, 1982. — 208 с.].

Следует отметить, что в основе наиболее общего довода в пользу общепринятого разрешения эвтаназии лежит принцип самоуправления — утверждение, что каждый человек имеет право принимать свои собственные решения о действиях, которые влияют исключительно на него самого. Этот аргумент хорошо подготовлен защитить общество, в котором имела бы место практика эвтаназии, от опасностей недобровольной или принудительной эвтаназии.

К сожалению, аргументы, основанные на праве на самоуправление, вряд ли подходят для объяснения двух других ограничений, содержащихся в общепринятом разрешении. Если вышеупомянутый довод против эвтаназии правилен, то ни у кого нет морального права совершать самоубийство или же помогать кому-нибудь другому в этом [Глашев A.A. Медицинское право: Практическое руководство для юристов и медиков. — М.: Волтерс Клувер, 2004. — 156 с.].

Сейчас сторонников против обращения к эвтаназии, основанной на безнадежности состояния, становится все больше. По их мнению, во-первых, эвтаназия, безусловно, является моральным злом и не должна быть допустима законом, даже в случаях, указанных в общепринятом разрешении, а, во-вторых, общепринятое разрешение на эвтаназию угрожающе нестабильно, так как возможно допуск к умерщвлению не только на основании общепринятых медицинских причин, но и в случаях депрессии, стыда и самопожертвования. То есть допускает эвтаназию не только для тех, кто хочет умереть, но и для тех, кто не хочет.

Становится все больше и сторонников эвтаназии. По их мнению, цивилизованное общество просто обязано: во-первых, позволить людям уходить из жизни с достоинством и безболезненно а, во-вторых, позволить другим людям помогать уходить из жизни тем, кто неизлечимо болен и не может сделать это самостоятельно. Смерть это личное дело каждого, если не причиняется вреда другим людям.

С точки зрения права, все больше становится сторонников того, что человек сам является хозяином своего тела, поэтому имеет право решать, как поступать со своей плотью в случае неизлечимой болезни, а потому продлять жизнь человеку, который страдает от боли — неправильно [Дмитриев Ю. А., Шленева Е. В. Право человека в Российской Федерации на осуществление эвтаназии // Государство и право. — 2000. — №11. — С.50—65].

Однако сторонники против эвтаназии продолжают превалировать. По их мнению: во-первых, врачебная этика исключает возможность проведения процедуры эвтаназии, в противном случае на врача ляжет клеймо убийцы; во-вторых, жизнь дана человеку Богом, и только Бог вправе решать, когда человеку время умирать; в-третьих, могут пострадать невинные и нежелающие смерти люди (слабоумные или инвалиды); в-четвертых, ослабится общественное уважение к священности права на жизнь; в-пятых, теряется ценность жизни, когда жизнь некоторых людей (инвалидов, или умалишенных) менее ценна, чем жизнь других людей; в-шестых, добровольная эвтаназия обязательно сменится недобровольной эвтаназией, а это и есть убийство «неудобных» людей; в-седьмых, невозможно корректно управлять процедурой эвтаназии; в-восьмых, пострадает медицинская наука, так как отпадет необходимость в изобретении новых медикаментов для лечения неизлечимых болезней [Иванюшкин А. Я., Юдин Б. Г. Введение в биоэтику: Учебное пособие. — М.: Медицина, 1998. — 304 с.].

Глава 3

Эвтаназия как медицинская проблема

Эвтаназия, как новый способ медицинского решения проблемы смерти (прекращения жизни) входит в практику современного здравоохранения под влиянием двух основных факторов: во-первых, прогресса медицины, в частности, под влиянием развития реаниматологии, позволяющей предотвратить смерть больного, т.е. работающей в режиме управления умиранием; во-вторых, смены ценностей и моральных приоритетов в современной цивилизации, в центре которых стоит идея «прав человека» [Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. — М.: Изд. группа «Прогресс», 1992. — 527 с.].

Можно констатировать кардинальную смену ценностных установок профессионального сознания медиков, которые, с одной стороны, сталкиваются с тупиковыми ситуациями на границе между жизнью и смертью, а с другой — являются соучастниками общих цивилизационных социальных процессов [Акопов В. И., Бова A.A. Юридические основы деятельности врача. — М.: Юристь, 1997. — 298 с.].

Как известно, социальное предназначение медицины всегда заключалось в борьбе за действительную человеческую жизнь. В борьбе со смертью, по сути дела, заключается нравственная сверхзадача медицинской науки и врачевания [Безаров О. Т. Эвтаназия в контексте медицинской практики (по результатам социологического опроса, проведенного в г Черновцы) // Буковинский медицинский вестник — 2005. — №1.- С.149—154].

Стремление решить эту сверхзадачу, несмотря на ее неразрешимость, всегда вызывало в обществе уважение и доверие к врачу. Сохранит ли медицина свои социальные позиции, когда система здравоохранения «породит» систему смертеобеспечения? Не чреват ли отказ от последовательного исполнения принципа сохранения и поддержания жизни изменением моральных основ врачевания, от которых в немалой степени зависит результативность врачебной деятельности? Не обречены ли врачи, обеспечивая «достойную смерть» пациенту, на резкое умаление своего собственного достоинства, участвуя в сознательном убийстве пациента?

Медицинская деятельность по своей сути — это самый гуманный вид деятельности. Но иногда во благо больного сначала необходимо причинить ему боль, чтобы в последующем избавить от мучений [Бородин C.B., Глушков В. А. Убийство из сострадания // Общественные науки и современность. — 1992. — №4. — С.140—145]. Однако когда болезнь побеждает организм и уже никто ни в силах спасти человеческую жизнь очень часто встаёт вопрос — зачем ежечасно подвергать организм мукам, если исход уже предрешён? «Всё дело в том, что продлевать — жизнь или смерть. Но если тело не годится для своей службы, то почему бы не вывести на волю измученную душу?» — писал Сенека в своей книге «Нравственные письма к Луцилию» [цит. Зарза Р. В. Путь к смерти. — М.: Прогресс, 1990. — 248 с.].

Но, а с другой стороны, нельзя исключить «врачебную» ошибку в оценке не только диагноза, но и прогноза заболевания. Жизнь священна и неприкосновенна, утверждают одни учёные [[Швейцер А. Благоговение перед жизнью. — М.: Логос, 1992. — 672 с.]. Жизнь не должна превращаться в мучительное и бессмысленное существование, возражают другие.

Проблема эвтаназии постоянно обсуждается среди юристов, врачей, философов, педагогов. Их взгляды и позиции довольно неоднозначны и до сих пор нет единого мнения по поводу проблемы эвтаназии. Эвтаназия (по О. С. Капинус) — умышленное причинение смерти неизлечимому больному, осуществленное по его просьбе медицинским работником, а также иным лицом по мотиву сострадания к больному и с целью избавления его от невыносимых физических страданий [Капинус О. С. Эвтаназия как социально-правовое явление. — М.: ООО Издательский дом «Буквовед», 2006. — 400 с.].

В романе «Биовзлом» профессор Митин и его ученик Серегин рассуждают о том, что эвтаназия обязательно выйдет из-под контроля. Если в Голландии в 2012 году 14 человек с «тяжелыми психическими проблемами» были убиты путём введения смертельной инъекции, то уже в следующем году — 42 человек. То есть в три раза больше. Там же общее количество случаев эвтаназии выросло на 15% в течение 2013 года — с 4188 до 4829. А если взять промежуток от 2007 по 2013 год смертность от эвтаназии возросла в общей сложности на 151%. Большая часть случаев связана с раковыми больными. Но также среди них были 97 человек с диагнозом слабоумие, которых убили врачи.

В Нидерландах сложилось так называемое «ступенчатое распространение эвтаназии», то есть устойчивое умышленное увеличение количества с постепенным расширением категорий пациентов, которые могут воспользоваться эвтаназией. Так, что не следует строить иллюзию на этот счет. Эвтаназия обязательно выйдет из-под контроля.

Митин высказывается на счет того, что в эвтаназии всегда и везде крайним остаются медики. Самые разные категории специалистов, а также лица, принимающее решение, в том числе законодатели, всегда ссылаются на мнении и высказываниях медиков. Это, во-первых, а во-вторых, исполнить эвтаназию также традиционно приписывают медикам. Как относятся к этому сами медики? Так вот, во Франции врачи, выступающих за эвтаназию уже составляет две трети всех врачей. Никого не волнует то, что и во Франции и Голландии эвтаназию официально применяют врачи. Причем, законом они за эвтаназию не преследуются.

Нельзя также забывать, что врачи, такие же люди, как все. Соблазн убивать по праву, за деньги, в собственных интересах — это же страшное явление. Медики уже теряют в обществе свое величие и авторитет. В таком темпе и при таком отношении в скором времени общество потеряет свою медицину. Убийство никогда не соотносится с понятием гуманизм и добродетель. Общество, если оно хочет оставаться человеческим, то есть человечным, не должен допускать эвтаназию!

Самое интересное то, что в современном обществе само по себе идея эвтаназии считается продвинутой, «европейской», прогрессивной идеей. Продвинутой или извращенной? В Бельгии и Голландии разрешено убивать даже больных детей. Рассуждая о милосердии, люди постепенно скатываются в сторону активной эвтаназии. Такая форма, как известно, разрешена в Голландии, Швейцарии, Бельгии, Швеции, в двух штатах США и осуществляется лишь по воле самого человека и по медицинским показаниям. То есть необходимо не только согласие, но и справка от независимого врача или комиссии врачей, что страдания действительно являются невыносимыми, скорая смерть — неизбежной, и психически способность человека к здравым суждениям не нарушена.

В Швейцарии фирма «Дигнитас» и его руководитель Минелли уже предлагает эвтаназию и здоровым. — «А что, ведь каждый человек вправе распорядиться собственной жизнью!». Допустимо ли зарабатывать деньги на чужой смерти? Есть экономическая теория капитализма Карла Маркса, в которой записано: «Деньги определяют все, в том числе и мораль».

В свое время в нацисткой Германии была создана гигантская, по-немецки эффективная организация, которая осуществляла отбор, транспорт и, наконец, уничтожение «безнадежно больных», а это шизофрения, эпилепсия, энцефалит, хорея Хантингтона, парализованные, сенильная деменция, людей, которые более пяти лет находились в учреждении по уходу, криминальных психических больных, а также больных без немецкого гражданства или «не обладающих немецкой или родственной кровью». В дальнейшем показания расширились, убивать стали и детей с наследственными заболеваниями. Но, стал ли этот факт страшным уроком для человечества? Нет. Даже для самой Германии.

По мнению многих ученых, такое определение отражает как нельзя лучше всю сущность и понятийный смысл содержания эвтаназии. Между тем, Н.Е.Крылова указывает в качестве «исполнителя» эвтаназии лишь медицинских работников, так как понятия «иное лицо» многими не признаётся, а их действия, направленные на осуществление эвтаназии предлагается квалифицировать однозначно как убийство [Крылова Н. Е. Уголовное право и биоэтика: проблемы, дискуссии, поиск решений. — М.: Гелиос, 2006. — 312 с.].

Возникновение, становление и развитие эвтаназии как социально-правового явления в истории учений о праве и государстве включает три этапа. Первый. Политико-правовые учения Древнего мира, когда эвтаназия рассматривалась как благо и неизбежность в определенных случаях. Второй. Политико-правовые учения Средневековья, в котором господство христианского религиозного мировоззрения привело к отрицательному отношению общественности к идеям эвтаназии. Третий. Политико-правовые учения в период Нового и Новейшего времен и связан с нарастанием плюрализма мнений в отношении эвтаназии, появлением новой аргументации в пользу её легализации [Капинус О. С. Эвтаназия как социально-правовое явление // Автореф. дис… докт. мед. наук. — М., — 42 с.].

Решающее влияние на историческое развитие норм права, связанных с эвтаназией, оказывает религиозный фактор. В древности в разных обществах и государствах юридические обычаи допускали и регулировали те или иные формы эвтаназии, которая достаточно широко практиковалась в условиях как восточных, так и западных цивилизаций, однако с развитием системы писаного права эвтаназия не получила в нем своего закрепления [Рейчелс Дж. Активная и пассивная эвтаназия // Этическая мысль. -1990. — М.: Изд-во полит. лит-ры, 1990. — С.205—214]. Это было связано с рядом факторов, прежде всего с распространением основных мировых религий: христианства, ислама, буддизма, которые, как правило, отрицательно относятся к эвтаназии, рассматривая её как разновидность убийства либо самоубийства.

Согласно теории О.С.Капинуса, не являются активной эвтаназией: во-первых, так называемое убийство из милосердия — когда врач, при отсутствии просьбы безнадежно больного, видя его мучительные страдания, которые обязательно в скором времени приведут к смерти и, будучи не в силах их устранить, совершает деяние, в результате которого наступает смертельный исход; во-вторых, самоубийство, ассистируемое врачом, когда врач только помогает неизлечимо больному человеку покончить с жизнью [Капинус О. С. Эвтаназия в свете права на жизнь. Монография. — М.: Издательский дом «Камерон», 2006. — 480 с.].

Не является убийством и не может считаться эвтаназией прекращение реанимации в случаях, когда состояние церебральной смерти больного необратимо (лечение уже не дает никакого результата, а лишь продлевает время агонии). Все страны в мире условно можно разделить на две группы: те, которые не исключают возможности применения эвтаназии, и те, которые категорически не приемлют этот вариант решения вопроса об окончании жизни больного [Кэмпбелл А., Джиллетт Г., Джонс Г. Медицинская этика. — М.: Издательская группа «ГЭОТАР-Медиа», 2007. — 400 с.].

В романе «Биовзлом» Серегин весь акцент смещал в сторону того, чтобы как вывести из-под удара медиков. Митин знал, что его ученик — Серегин пойдет в этом вопросе до конца. Таков у него характер. Он слишком честен — до наивности, говорит впрямь, что думает, у него настырность и ненасытный исследовательский интерес к поискам выхода из тупика. В тиши своего кабинете профессор предавался размышлениям. Есть ученые, которые отличаются ранним созреванием. Их мысли запросто преодолевают вертикали созревания. Возможно, он уже знает, как будет выглядеть его подход к этой проблеме? Какие мысли еще гнездятся в его голове? Так и хочется сказать: — вот увидите, он сделает вызов! Но, где же таится этот вызов против традиционной эвтаназии?

Как известно, пионером законодательного разрешения эвтаназии выступили Нидерланды, приняв в апреле 2002 года национальный закон, оговаривающий саму процедуру и вопросы «юридической безопасности медиков». Если вновь обратить к истории легализации эвтаназии с помощью медиков или без них, то фактически открыто эвтаназия практиковалась в этой стране с 1997 года.

В Великобритании медикам за подобные действия грозит до 14 лет тюрьмы, в Испании эвтаназия однозначно трактуется как убийство, в Германии такая же ситуация. Но немцы допускают собственную «пассивную» форму эвтаназии. По просьбе безнадежно больного человека медики могут прекратить с помощью медикаментов продлевать ему жизнь [Полищук О. В США снова споры: а принадлежит ли человеку смерть? // Эхо планеты. — 2005. — №15. — С.23—33].

«Главная заповедь медицины — это «Не навреди!». С этой позиции медицины эвтаназия — это убийство, по сути дела, убийство самого себя, с помощью ли врача или с помощью кого-то другого, но это убийство. И вся культура, на которой воспитана и наша медицина, и наша идеология, она говорит о том, что убийства не должно быть ни в коей мере.

— «Но… времена изменились, сместились ценности, теперь эвтаназия уже не кажется таким чудовищной нелепостью, как воспринималась раньше. Эвтаназия, как решение проблемы имеет свою логику», — рассуждает Серегин в романе «Биовзлом». То есть, есть какая-то оправданность ее? Как вы считаете, можно ожидать, что эвтаназию могут все-таки легализировать?

— «Легализация эвтаназии возможно. Что же сдерживает? Прежде всего, то, что эвтаназией будут злоупотреблять. Из истории известно, что «пассивная» эвтаназия практикуется довольно давно в Швейцарии. В Англии, напротив, после долгих обсуждений принят закон о безусловном запрещении любой эвтаназии в медицинской практике. В соответствии с законодательством штата Индиана (США) действует так называемое прижизненное завещание, в котором пациент официально подтверждает свою волю на то, чтобы его жизнь не продлевалась искусственным образом при определенных обстоятельствах [Тищенко П. Д. Эвтаназии: российская ситуация в свете американского и голландского опыта // Медицинское право и этика. — 2000. — №2. — С.30—38].

В 1977 году в штате Калифорния (США) после долгих лет обсуждений на референдумах был принят первый в мире закон «О праве человека на смерть», по которому неизлечимо больные люди могут оформить документ с изъявлением желания отключить реанимационную аппаратуру. Хотя пока этот закон «не работает» ввиду отказа медицинского персонала на проведение эвтаназии. Необходимо отметить, что во всех перечисленных примерах речь идёт лишь о пассивной эвтаназии. Активная эвтаназия карается законом всех стран [Сенюта И. Право человека на охрану здоровья как гарантия осуществления права на жизнь // Вестник Львовского университета — Серия юридическая. — Львов, 2005. — Вып. 41. — С 23—33].

В обществе, в прессе все чаще и чаще раздаются голоса в пользу эвтаназии, забывая иногда причину — почему человек хочет, собственно, уйти на тот свет. Причина ясна — страдания. На самом деле, человек, который хочет убить себя, он не желает смерти, он желает избавления от страданий. Это вполне объяснимое чувство. — «Но не нужно впутывать сюда медиков, как исполнителей воли страдающих», — убеждает нас Серегин из романа «Биовзлом». Ведь легализация эвтаназии приведет к криминализации медицины и вообще к потере социального доверия к институту здравоохранения, к распространению в обществе принципов цинизма, нигилизма и нравственной деградации.

— «Однако, в обществе сложилась совершенно неправильная мысль о том, что раз медики лечат, они и в случае официального разрешения эвтаназии должны участвовать в умерщвлении пациентов. Вопрос, кто будет «исполнителем» эвтаназии довольно противоречив. В основном, в тех странах, где она разрешена, указывается, что это должны быть медицинские работники, что является очень серьёзной этической проблемой. Быть «доктором смертью» захотят лишь единицы. И как потом с этим жить, не возникнет ли у «исполнителей» тяги к «активной» эвтаназии?!

По мнению абсолютного большинства, медицинские работники вообще ни при каких обстоятельствах не должны иметь отношение ни к «пассивной» и тем более к «активной» эвтаназии. Изначально профессия врача предназначалась для спасения и продления человеческой жизни. Хотя, на их долю выпадали «этапы» эвтаназии в древности, что, конечно же, неправильно с позиции цивилизованного общества [Суицидология: прошлое и настоящее. Сост. А.Н.Моховиков. — М.: Наука, 2001. -270 с.].

В романе «Биовзлом» есть эпизод, когда Серегин категрически заявляет о том, что против прямого участия медиков в этом деле».

— «А что можно участвовать косвенно? — задали ему вопрос.

— «По сути дела, без медицинского контроля трудно себе представить исполнение эвтаназии на практике. Вот возьмем современную хосписную службу, настроенная на помощь больным, на медицинскую, социальную, психологическую и духовную помощь. Эвтаназия разрешена и, как вы думаете, кто, если не медик, более других компетентен в оценке состояния больного? Конечно же, медик.

Если выбирать из двух зол, то косвенное участие его — это разумный компромисс. Но, как и в какой форме? Современная технология слежения за состоянием гомеостаза (нанобиочипы) позволяет четко выстроить и спрогнозировать, так называемую «точку не возврата» множества физиологических, гормональных, метаболических, генетических биохимических поломок в организме больного или старого человека».

В современном обществе будущего врача обучают лишь спасать человеческую жизнь. А что будет, если эвтаназию законодательно разрешат проводить? Неужели врачей необходимо будет обучать методам лишения жизни!? Пока же во всем мире считается противоправным возводить врача в ранг «киллера», независимо, по какому бы пути не развивалось законодательное изменение проблемы эвтаназии.

Исследователи проблемы считают, что врач должен давать полную и достоверную информацию о состоянии здоровья пациента, заключение должно носить коллегиальный характер, но быть исполнителем не врач, не фельдшер и не медицинская сестра ни при каких условиях не должны [Силуянова И. В. Биоэтика в России: ценности и законы. — М., 1997. — С. 166—176]. В противном случае общество само будет рассадником убийц в медицинском обличии.

В романе «Биовзлом» Серегин рассуждает о том, что раньше тяжелобольные или старики по каким-то интуитивным соображениям понимали, что пришло время их смерти. Они успевали попрощаться с близкими и родными, причастится, исповедоваться, телесно и духовно очиститься — и умирали. А теперь вдумайтесь, что функция определения времени наступления смерти «поручается» биочиповой программе, которая раз или два предупреждает о том, что лимит жизни у человека заканчивается, а потом отключает все ресурсы на сохранение жизни. Хотя, как сказать, ресурсы организма уже были на пределе. То есть эвтаназию, если это потребуется, будет выполнять не медик в прямую, а нанобиочип на основе, заложенной в него программы?

— А вообще есть такие разработки в мировой практике? — спросил корреспондент.

— Пока нет. Но разработать соответствующую программу для нанобиочипа можно. — Ответил Серегин. — Разрешение на смерть будет устанавливать нанобиочип, но не медики, ни сам больной, ни его родственники и близкие. Это исключительно автономная функция нанобиочипа. Именно он решает, что дальше уже некуда, и он снимает вопрос о том, что обязательно нужно участие насилия над природой.

Если так, то из определения эвтаназии необходимо будет исключить понятие «медицинские работники» и оно должно звучать примерно следующим образом: «эвтаназия это умышленное причинение смерти неизлечимому больному, осуществленное по его просьбе специально уполномоченным лицом по мотиву сострадания к больному и с целью избавления его от невыносимых физических страданий» [Хамфри Д. Когда суицид рационален. Что такое автоэвтаназия // Пер. с англ., послесл. П. Д. Тищенко // Человек. — 1992. — №6. — С.30—40]. А обязанностью законодателя будет установление «специально уполномоченного лица», а в свою очередь, государство будет выдавать такому лицу соответствующую лицензию «на убийство». Но, а каково отношение к этому вопросу самих медиков? Кто из медицинских работников будет убивать, кто согласится выполнять «чёрную» работу?

Если общество узаконит эвтаназию, то значит ли это то, что наше общество будет строить своё спокойное будущее на основе духовного разложения врачей, на основе того, что врачебная деятельность превратится в нейтрально техническое выполнение каких-либо действий, в рамках которых сохранение нравственного образа врача будет совсем необязательным?

В романе «Биовзлом» приводится компромиссное решение проблемы осуществления эвтаназии. С позиции киберфилософии такой компромисс все же приемлем. Смерть для каждого человека окажется своевременной. У Серегина спросили: в условиях применения вашего эвтанатора смерть по-настоящему будет не запоздалой?

— «Да! Нанобиочип сделает так, чтобы человек «не ждал милостей от природы».

Время смерти мы оцениваем с позиции того, что это уже конец, и, значит, не так он значим. Не важно, сколько человек проживет, важно качество его жизни. И качество жизни в какой-то мере определяется им самим в купе с нанобиочипом. Я бы так сказал.

— То есть, заложенная в нанобиочип программа лишь адекватно откорригирует программу смерти? — уточнил корреспондент.

— «Это раньше считалось, когда включается программа смерти, уже в нее нельзя вмешиваться, нельзя тормозить, нельзя ускорять. То есть времени должно протечь именно столько, сколько отпущено и запрограммировано в самой природе человека. С помощью биочиповой программы это сейчас возможно и надо этим воспользоваться», — сказал Серегин.

Нетрудно предположить, что в обществе, при обстоятельствах несоответствия действий врачей естественным чувствам морального, авторитет медицины будет поставлен под сомнение, а клятва Гиппократа потеряет смысл [Эвтаназия и человеческое достоинство. Сборник документов, принятых на конференции католических епископов Голландии 20 апреля 2002 г. / Пер. А. Трунова. — Нидерланды, 2002. — 110 с.].

Самым же опасным является то, что для врачей убийство человека будет выглядеть профессиональной повседневностью, а их человеческая природа неизбежно подвергнется деформации. Столь активное обсуждения проблемы эвтаназии с помощью медиков свидетельствует о неприятии обществом мысли о привлечении врачей к осуществлении эвтаназии. Б.В.Марков пишет: — «Закон предполагает первичное переживание вины и греха» [Марков Б. В. Философская антропология. — СПб,1997. — С.106]. В данном контексте этот грех связан с помыслами о допущении убийства, о клятвопреступлении.

В романе «Биовзлом» есть эпизод, когда Серегин рассуждает об эвтаназии. —

«Вы понимаете, мы все время, когда говорим об эвтаназии, связываем это с медициной. То есть человек, медик, мало того, что он выносит приговор больному, что он неизлечим, на него еще возлагается ответственность за то, чтобы отправить больного на тот свет. То есть доктор выступал в двух ипостасях: в роли лекаря и в роли киллера. Новые биотехнологические разработки могут исключить вторую функцию врача в случаях эвтаназии. Я считаю, что эвтаназия — это крайнее состояние, кризисное состояние больного. Если есть возможность раннего предвидения кризиса гомеостаза, что вполне позволяет нынешняя технология, можно опосредованно запустить биочиповую программу эвтаназии. При этом соблюдая принципы естественности человеческой жизни, ненасилия над ней, легкой смерти».

Понятно, что медики в первую очередь не могут обойти стороной тему страданий человека, которые подчас настолько велики, что разрушают его психику, а в отдельных случаях способствуют нравственному упадку и духовному вырождению пациента [Юдин Б. Г. Возможно ли рациональное самоубийство? //Биоэтика: принципы, правила, проблемы. — М.: Прогресс, 1998. — С. 284—296].

Здесь в решение проблемы должно, лучше сказать — обязано, вмешаться государство, а не медицинское сообщество. Ведь, основная цель государства состоит в создании условий, при которых духовное спасение человека было бы наиболее вероятным. Другими словами, правительство обязано заботиться о духовном облике каждого своего гражданина. В то же время, государство понимает, что, во-первых, медицина, в ходе своего развития, выработала ряд мер, с помощью которых можно облегчить страдания пациента и тем самым предохранить его сознание от регресса, а, во-вторых, лучше, чем медики эвтаназию привести в исполнение в обществе не отыскать. А что важно для самих медиков?

Безусловно, медикам, которые являются неотъемлемой частью общества, для эффективного ухода за больными важно чувствовать социальную и государственную поддержку, а не принуждение к исполнению не свойственных им функций. Исходя из данного положения, можно заключить, что при политике, направленной на поддержание медицины, на благоустройство хосписов, общественность сможет отказаться от обсуждения вопроса привлечения врачей к эвтаназии или же вопросов обсуждения легализации эвтаназии [Сенюта И. Право человека на охрану здоровья как гарантия осуществления права на жизнь // Вестник Львовского университета — Серия юридическая. — Львов, 2005. — Вып. 41. — С 23—33].

Нужно подчеркнуть, что легализация эвтаназии обесценит сам историко-философский опыт человечества, стремящийся утвердить ценность индивидуальной жизни, ценность сохранения медицины в нравственно-профессиональных рамках [Писарев Д. И. Основные проблемы врачебной этики и медицинской деонтологии. — М.: Наука, 1969. — 268 с.]. Утрата же чувств морального, осознанных и нормативно оформленных в социуме, повлечёт за собой коренную перестановку аксиологического ряда, что не сможет не повлиять на социальное восприятие не только принципов права и биоэтики, но и значимости медицины и медицинского сообщества [Романова МА Социально-правовые аспекты эвтаназии // Социальное и пенсионное право. — 2006. — №1. — С 2—4].

Одной из важнейших проблем является определение круга пациентов, в отношении которых может быть применена эвтаназия. Такие критерии как неотвратимость летального исхода, исчерпанность всех возможных медицинских средств и продолжительность применения медикаментозного лечения не должны быть положены в основу включения пациентов в число лиц, в отношении которых может быть применена эвтаназия [Сенюта Л. К. К вопросу об эвтаназии // Международная научно-практическая конференция «Динамика научных исследований». — Днепропетровск: Наука и мир, 2002. — С.56-556-557].

Наука и медицина не стоит на месте и понятие бесперспективности необходимо применять очень осторожно. Ведь известны многочисленные случаи самоизлечения тяжелобольных. Крайне велика опасность недобросовестного соблюдения всех этапов осуществления эвтаназии. Основная причина этому — человеческий фактор. С другой стороны, нельзя отрицать, что эвтаназия уже фактически существует в нашей жизни.

С развитием трансплантологии появляются новые проблемы, напрямую связанные с эвтаназией. Речь идёт о возможной трансплантации органов от одного потенциально погибающего человека другому [Бородин C.B. Преступления против жизни. — СПб., 2003. — 311 с.]. Каков путь решения в этой ситуации? Потерять две человеческие жизни или дать шанс одному из двух пациентов? К сожалению, дать ответ на все вопросы не представляется возможным и потому тема эвтаназии ещё долго будет заставлять учёных всего мира обращаться к ней снова и снова.

Итак, следует заметить, что в вопросе ускорения смерти неизлечимо больного индивида мы подвергаем серьёзному испытанию те основы, которые образуют человеческое существо. Можно предложить, а точнее, придумать, любые теории о праве на убийство, но невозможно изменить собственную природу, нарушение которой способно привести к вырождению человека как разумного существа [Василенко В. Л. Мораль и общественная практика. — М.: Мысль, 1983. — С. 109.]. В целом, принимаемые общественностью решения — исключительно сложный процесс, вовлекающий в себя массу юридических, моральных и социальных проблем.

Нельзя не игнорировать то, что медицина развивается и появится возможность создания новых лечебных технологий, которые могут неожиданно открыть перспективу излечения пациента. Возможно в этом кроется причина того, что многие врачи не дают своего согласия на эвтаназию, а не только по моральным или религиозным соображениям, либо из-за страха быть осужденным коллегами или обществом [Борзенков Г. Н. Квалификация преступлений против жизни и здоровья. — М.: ИНФРА-М, 2005. — 421 с.].

Следует также отметить, всегда существует опасность, что под видом эвтаназии будет осуществлено, скажем, элементарное убийство из-за наследства или по каким-то другим корыстным соображениям. Причем, чужими руками — руками медиков, что, конечно же, несправедливо и кощунственно [Бородин C.B., Глушков В. А. Убийство из сострадания // Общественные науки и современность. — 1992. — №4. — С.140—145]. Поэтому, решения, принимаемые в связи с эвтаназией, должны быть разумными, тщательно взвешенными и ответственными, конфиденциальными и не нарушающими законодательство, которое в различных странах различным образом регулирует весь этот комплекс вопросов [Булеца С. Б. Право физического лица на жизнь и здоровье (сравнительно-правовой аспект). — Ужгород: Лира, 2006. — 172 с]. Но, как показывает мировая практика, зачастую сами медики инициируют эвтаназию, лоббируют принятие законов по легализации эвтаназии, выстраивают целую систему по исполнению эвтаназии, в обход законов.

Однако, это не должно стать традицией. Хотя, в прошлом врачи, как правило, сами принимали и осуществляли свое решение. Все эти случаи латентной и тихой эвтаназии проходили без публичного обсуждения, огласки и контроля [Гусак П. Моральные основания осуждения церковью абортов, эвтаназии и вспомогательных репродуктивных технологий // Вестник Института семьи и супружеской жизни Львовской богословской академии — М.: Изд-во в Украинского католического университета, 2002. — №3. — С.113—123].

Итак, право — важнейший, но, безусловно, не единственный регулятор поведения индивида в обществе. Один из таких регуляторов поведения — нормы профэтики. Однако правовые и профессионально-этические нормы взаимодействуют неоднозначно. Правовая норма часто совпадает по содержанию с профессионально-этической, в других случаях право корректирует профессиональную этику, устанавливая более высокие стандарты профессионального поведения.

Иногда, напротив, нормы профессиональной этики предусматривают более строгие требования, нежели правовые нормы [Дмитриев Ю. А., Шленева Е. В. Право человека в Российской Федерации на осуществление эвтаназии // Государство и право. — 2000. — №11. — С.50—65]. В этой связи, нормативы нужно закреплять не на уровне Министерств и ведомств здравоохранения, а на уровне государственных и законодательных актов.

Глава 4

Эвтаназия как духовная проблема

Исламские ученые запретили любые виды эвтаназии. Если же больному со смертельной болезнью дают спокойно умереть, естественным образом, в краткий срок — в случае, когда всякая терапия позволила бы лишь на короткое время продлить жизнь в невыносимых условиях, то это не считается эвтаназией. Описанное выше рассматривается в Исламе, как допустимое. Здесь решение принимается квалифицированными богобоязненными врачами, больным и его родственниками, причем каждый случай рассматривается индивидуально [Мухамад аль-Кахиби. Допустима ли эвтаназия в Исламе? — 2012].

В исламе эвтаназией считается, когда больным употребляется препарат, вызывающий смерть, а также, если больного лишают того, что ему необходимо для жизни. «Больные имеют право в любой момент отказаться от медицинской помощи, однако, просьба сделать смертельную инъекцию — это совсем другое дело, нужно пробовать проводить лечение и не отчаиваться в милости Аллаха» [Мухамад аль-Кахиби. Допустима ли эвтаназия в Исламе? — 2012]. Следовательно, если больной сделает это, то он по Исламу будет считаться самоубийцей, а если это сделает врач, то его действие будет считаться умышленным убийством.

Самоубийство, равно как и убийство из-за сострадания в Исламе недопустимы. Попытка совершить самоубийство считается в Исламе и преступлением, и большим грехом. Шариат перечисляет и уточняет те случаи, в которых убийство человека не считается преступлением. Эти перечисления не включают упоминания об убийстве из-за милосердия или разрешение такого убийства. Сама по себе человеческая жизнь является ценностью, которую надо сохранять при любых условиях, независимо от обстоятельств. Ислам не допускает понятия «оправдание смерти во избежание страданий» [Исламский Кодекс Медицинской Этики (1981].

В Коране сказано: «Не убивайте самих себя! Воистину, Аллах Милостив к вам» (сура «ан-Ниса», аят 29). «…Не убивайте душу, которую Аллах запретил убивать, за исключением тех случаев, когда у вас есть право (например, вынесением официального судебного решения на смертную казнь, на поле битвы и т.д.). Все это завещал вам Аллах, — быть может, вы уразумеете» (сура «аль-Анам», аят 151). В Коране также сказано: «Тот, кто убьет себя железным оружием, будет всегда носить его в себе в аду. Тот, кто примет яд, чтобы умереть, будет всегда пить этот яд в аду. Тот, кто спрыгнет с горы, чтобы завершить свою жизнь, будет вечно падать в глубины ада» [цит. Мухамад аль-Кахиби. Допустима ли эвтаназия в Исламе? — 2012].

«Среди людей, живших до вас, был один человек, у которого была рана. Он испытывал мучительные боли, однажды, он взял нож, сделал порез на руке и скончался от потери крови. Всевышний Аллах сказал: «Мой раб сам опередил Меня. Я запретил ему рай» (аль-Бухари). Однако у боли и страдания есть и другая сторона. Терпение и выносливость очень высоко ценятся и почитаются в Исламе. Всевышний говорит в Коране: «Воистину, терпеливым воздается их награда полностью безо всякого счета» (сура «аз-Зумар», аят 10) [Исламский Кодекс Медицинской Этики (1981].

В исламе говорится, когда методы защиты и борьбы с болью не помогают, на помощь пациенту, который верит, что смирение и перенесение неизбежной боли станет его заслугой в загробной жизни, единственной настоящей и постоянной, должна прийти твердость духа. Человеку, который не верит в загробную жизнь, это может показаться нонсенсом. Шариат вникает в мельчайшие детали предпосылок и детально высказывает предостережения, направленных на минимизацию человеческих ошибок.

«Не убивайте человека, кроме как по праву, ведь это запретил Аллах» (Коран, аят 17). Человек не создал сам себя, и поэтому не является владельцем собственного тела. Ему вверили тело, чтобы он о нем заботился, питал и берег. Его телом владеет Бог, который дает жизнь, а его право дать или отобрать ее не должно быть нарушено. Попытка совершить самоубийство считается в исламе и преступлением, и большим грехом [Исламский Кодекс Медицинской Этики (1981].

Исламский кодекс медицинской этики, установленный на Первой Международной Конференции по исламской медицине (Исламская Организация Медицинских наук, Кувейт, 1981) гласит: «Убийство из милосердия, также как и суицид, найдет поддержку только в атеистическом образе мышления, полагающем, что после нашей земной жизни следует пустота. Требование убить, чтобы уменьшить страдание, отклоняется, так как в мире нет такой боли, которая бы не облегчалась лекарствами или соответствующей нейрохирургией…»

Бесспорно, финансовая сторона содержания неизлечимо больных и очень старых людей — тема, вызывающая растущее беспокойство, так как некоторые группы, отталкиваясь от концепции «право на смерть», идут далее, развивая ее до «обязанности умереть». Подобная логика абсолютно чужда исламу. Ценности важнее цен. Забота о слабых, больных и беспомощных является сама по себе ценностью, из-за которой люди жертвуют временем, деньгами и усилиями. Пациент должен быть окружен моральной поддержкой и состраданием семьи и друзей, а также сосредоточить свои внутренние духовные ресурсы.

Используя знания и эрудицию, доктор должен избежать эвтаназию при любой ситуации. Его намерение не проверяется законом, но по исламу человек не может ничего утаить от всевидящего ока Господа, которому, по Корану, «…ведомы и лживые взоры, и то, что сокрыто в сердцах» (Коран, 40:19). Грехи, за которые человек не отвечает по закону, все равно останутся преступлениями, за которые он ответит перед Богом [Исламский Кодекс Медицинской Этики (1981].

Исламский Кодекс Медицинской Этики (1981) гласит: Учитывая священность человеческой жизни, все же врачу рекомендуется критически оценить состояние своего пациента. Если он, основываясь на научных знаниях, уверен, что человеку невозможно вернуть жизнь, нет смысла упорно поддерживать организм в растительном состоянии, а также сохранить человека при помощи криозамораживания или других искусственных методов.

Обязанность врача — поддерживать процесс жизни, а не умирания. Однако в любом случае, доктор не должен предпринимать активных мер для прекращения человеческой жизни». В исламе человек обязан лечиться от болезней. Об этом ясно твердят два высказывания пророка (мир ему и благословение): «Ищите исцеления, о рабы Бога, так как от каждой болезни Господь создал излечение» и «у вас есть обязанности перед вашим телом». Но если лечение бесперспективно, оно перестает быть обязательным [Исламский Кодекс Медицинской Этики (1981].

Это относится к хирургическим и фармацевтическим методам, а также, по мнению ученых-религиоведов, к системам искусственного поддержания жизни. К обязательным потребностям человеческого организма относится еда, питье и гигиена, и пока человек жив, ему нельзя отказывать в этих потребностях. Следовательно, смертельно больному пациенту, которому не помогают никакие лекарства, надо дать умереть спокойно, по возможности избавляя его от боли и страданий.

Об эвтаназии и отношении к ней Церкви. Опыт умирания необходим человеку, — утверждает Церковь [Юдин Б. Г. Смерть и умирание. Эвтаназия // Введение в биоэтику. — М.: Прогресс, 1998. — С. 265—293]. Человек, который имеет от Бога в своей душе источник жизни, всю жизнь подготавливает себя к смерти, он легко преодолевает ее наступление, несмотря на то, что болезнь пронизывает его целиком [Сабиров В. Ш. Два лика зла. — М.: Знание, 1992. — 62 с.]. Потом, когда происходит агония, человек легко проходит и ее. В конце жизни человеку открывается ее смысл, и что смысл нашей жизни состоит в том, чтобы подготовить себя к смерти.

Когда происходит агония у праведников, им легко удается уйти, они трепетали немножко и умирали как пташки, а у грешников агония — это вздохи, стоны, страшные видения, кошмары в последние дни, сутки перед смертью. Болезнь, страдания и скорбь очень важны для нас. Они — печать жизни, точка над «i», они венчают все, что мы в течение жизни собрали. Этот опыт нам, наконец, объективно познать величину и губительность наших грехов и, вероятно, очиститься от части их. И, возможно, человек на каком-то уровне своего сознания успевает еще в этой жизни обрести категорическое неприятие греха, потому что он ведет к страданиям [Исаев С. А. Теология смерти: очерки протестантского модернизма. — М.: Изд-во полит, лит-ры, 1991. — 236 с.].

Каждый раз смерть вся записывалась во всем существе умиравшего человека, открывала всю картину его жизни. Когда он вспоминает эти смерти, он всегда думает о своей собственной… Поэтому эвтаназия совершенно не нужна. Она лишит человека этого бесценного опыта своей смерти, не даст человеку перетерпеть страдания, чтобы смириться до конца.

Болезнь, агония — это последний шанс для утопающих в своих грехах грешников. У каждого человека, который умирает, опыт болезни и смерти появляется [Калиновский П. П. Переход: последняя болезнь, смерть и после. — М.: Новости, 1991. — 190 с.]. И если человек получит этот опыт, то он уже никогда не выберет греховную жизнь. Важно любой ценой сделать свой выбор еще при жизни, так как в вечности человек уже не может покаяться. Поэтому легкое прекращение своей жизни при помощи эвтаназии обернется для человека очень тяжелыми последствиями в вечности. И он уже никак не сможет этого исправить. А какое страдание самое страшное? То, которое, ты знаешь, будет длиться вечно, и нет никакой надежды на избавление.

Использование понятий «милосердие» и «справедливость» для оправдания принудительной эвтаназии — это путь к возможному социальному беспределу. Кроме того, использование понятий «милосердие» и «справедливость» для оправдания эвтаназии — один из знаков подлинного антихристианства как формы духовного самозванства, когда святыни и ценности христианства присваивают «себе такие силы в человечестве, которые на деле и по существу чужды и прямо враждебны Христу и Духу Его» [Эвтаназия и человеческое достоинство. Сборник документов, принятых на конференции католических епископов Голландии 20 апреля 2002 г. / Пер. А. Трунова. — Нидерланды, 2002. — 110 с.].

С позиции Церкви подлинная любовь к ближним состоит в том, что ваша болезнь и возможность долготерпеливой заботы о больном — это то, как реально и непосредственно могут послужить ваши близкие Богу. Консервативная позиция по проблеме эвтаназии проста и однозначна. «Этика православного христианства отвергает возможность намеренного прерывания жизни умирающего пациента, рассматривая это действие как особый случай убийства, если оно было предпринято без ведома и согласия пациента, или самоубийства, если оно санкционировано самим пациентом» [Вениамин (Новик), игумен. О православном миропонимании (онтологический аспект) // Вопросы философии. — 1993. — №4. — С. 135—149].

Православный богослов В.И.Несмелов писал: «Ведь физическая смерть человека является не переходом в новую жизнь, а последним моментом действительной жизни. Этого рокового смысла смерти никогда и ни в каком случае не может изменить вера в бессмертие человеческого духа, потому что если по смерти человека дух его и будет существовать, то жить-то человеческой жизнью он все-таки не будет» [Несмелов В. И. Наука о человеке. — Казань, 1994. — 456 с.].

Библейское «не убий» неразрывно связано с отрицательным отношением христианства к самоубийству. Церковь говорит об обреченности самоубийц на вечную гибель, отказывает им в погребении по христианскому обряду [Франкл В. Человек в поисках смысла. Сборник: Пер. с англ. и нем /Общ. ред. Л.Я.Гозмана и Д.А.Леонтьева. — М.: Прогресс, 1990. — 368 с.]. Жесткость христианского отношения к самоубийству вообще и к эвтаназии в частности связана с жизнеобеспечивающими основаниями социального бытия человека. Ф. Ницше, признавал, что одна из причин социального признания христианства коренилась именно в его бескомпромиссной борьбе с «неуемной жаждой самоубийства, ставшей столь распространенной ко времени его возникновения» [Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей (1884—1888) /Под ред. Г. Рачинского и Я. Бермана. — М.: ТОО «Транспорт», 1995. — 302 с.].

В буддизме, где отречение от жизни само по себе считается «образцовым», возрастные и физиологические «критерии» для самоубийства практически отсутствуют. Самоубийство в буддийской культуре является видом религиозного обряда, и это не удивительно, ибо высшее блаженство и желанная цель жизни находится вне этой жизни — в «небытии» (нирвана). Виды самоубийства, принятые в буддийской культуре, различны. Их выбор зависит от конкретной секты, страны, эпохи. Это и голодная смерть, и утопление в водах «священных рек», и вспарывание живота своего своими собственными руками.

Атеизм — еще одна мировоззренческая система, находясь в рамках которой невозможно не признать правомерность самоубийства, если строго следовать ее исходным принципам. Среди них: человек создан для счастья, исполнения желаний, наслаждений и т.п., человек не должен страдать. В условиях невозможности их реализации трудно отказать человеку в праве на самоубийство. Тем более, что человек — самодержавный властелин собственного тела. А его право на предельную самодетерминацию — высшая ценность атеистического мировоззрения [Грэхэм Л. Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. — М.: Изд-во полит. лит-ры, 1991. — 480 с.].

Принцип «прав человека» не содержит никаких препятствий, которые сдерживали бы людей от самоубийства. Современное атеистическое мировоззрение определяет себя как прогрессивное. Но в случае с «правом на достойную смерть» это прогрессивное «движение вперед» явно меняет свое направление, возвращаясь к языческим, варварским принципам «достоинства».

Выход самоубийства с уровня более или менее часто повторяющихся индивидуальных случаев на уровень морально допустимой социальной практики в рамках социального института здравоохранения может принять эпидемические параметры, особенно, если принять во внимание известную всем культурам «заразительность» идеи самоубийства [Гусак П. Моральные основания осуждения церковью абортов, эвтаназии и вспомогательных репродуктивных технологий // Вестник Института семьи и супружеской жизни Львовской богословской академии — М.: Изд-во в Украинского католического университета, 2002. — №3. — С.113—123].

Христианское вероисповедание, а также иудаизм и ислам дают меньший во всех отношениях процент самоубийств. При этом среди самих христианских вероисповеданий характерны такие числа: «Католические кантоны независимо от национальности их населения дают в 4 или в 5 раз меньше самоубийств, чем протестантские. Следовательно, влияние религии так велико, что превышает всякое другое» [Силуянова И. В. Этика врачевания Современная медицина и православие — М: Изд-во Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001. — С.34—39].

Не является ли современная либеральная борьба за социальное и юридическое признание эвтаназии если не формой «коллективного самоубийства», то, по крайней мере, формой влияния на человеческую волю, внушая человеку, что жить надо возможно меньше? Не призвано ли современное религиозное возрождение Православия в России если не остановить, то, по крайней мере, сдержать натиск надвигающейся «духовной эпидемии» «рацио-гуманно-милосердных» форм (приемов) оправдания «права на достойную смерть» (?) и спасти по крайней мере своих чад? Что говорят сами богословы? Один рассуждает так: нужно смотреть на смерть не как на окончание, а как на начало, прежде всего. Гораздо важнее то, что начинается, а не то, чем заканчивается.

Смерть это, прежде всего, встреча с Богом. И на эту встречу человеку нужно прийти только тогда, когда Сам Господь на эту встречу его позовет. И если человек явится к Нему раньше времени, по своей инициативе, ничего хорошего его не ждет. Другой рассуждает так: если бы смерть была просто переходом в небытие, то и тогда я бы, конечно, был против эвтаназии, все равно. Если я действительно верю в то, что моя жизнь в руках Божиих, и что ни единый волос не упадет с моей головы без Его воли, то я должен довериться Богу и в этом.

Третий рассуждает так: религия не приветствует, когда люди молятся Богу: «Господи, забери меня, я уже не могу». Это тоже, наверное, не самая правильная молитва, но он все-таки признает за Богом право решать. А потом, нельзя забывать, что страдания часто имеют искупительный характер, что страдания очищают человека от той неправды, которую он в этой жизни вольно или не вольно сделал. Поэтому, когда мы видим, что человек мучительно и долго умирает, то у нас есть дерзновение надеться, что эти страдания целительны. Даже при отсутствии у человека осознанного покаяния эти страдания могут вмениться ему как искупление.

Четвертый продолжил так: страдание очистительно само по себе, даже без особого покаяния, если человек, конечно, в этом страдании не стал проклинать и ненавидеть всех, а нес страдание мужественно. Поэтому мне думается, что ни самому человеку, ни его родным и близким нельзя торопить тот момент, который только в руках Божиих. Смерть — это дело Божие. Пятый поддержал: Если жизнь является даром Божиим и подготовкой к встрече с Богом, то каждому из нас в нашей жизни должно испить до дна ту чашу, которую нам нужно испить. Если жизнь — это служение Богу, ближним, то в мое служение входит вытерпеть и пронести до конца все то, что мне суждено пронести до конца.

Сказано в Евангелии, что претерпевший до конца — спасется. Шестой сказал: Я верю, что ни один волос с головы человека не упадет без воли Божией. И что Господь призывает человека предстать именно в тот момент, когда это лучше всего для него.

И, как знать, может быть, те страдания, которые продолжает терпеть человек, это и есть те очистительные заключительные страдания, которые помогут человеку совершенно очиститься и предстать перед Богом уже без греха? Седьмой дополнит: эвтаназия — это, в любом случае, убийство, которое не может быть оправдано ничем. Если больной сам «заказал» эвтаназию — это самоубийство, а если это сделали другие — это убийство. Есть, в принципе, некое табу, которое должно быть закрыто полностью. Нельзя убивать людей!

Глава 5

Эвтаназия как биоэтическая проблема

Эвтаназия является одним из самых жгучих проблем биоэтики. Это связано с тем, что эвтаназия является особым случаем легального, претендующего на нравственную санкцию насилия над человеком [Биоэтика проблемы и перспективы. — М.: ЙФРАН, 1992. — 210 с.]. Слово «эвтаназия» буквально означает: прекрасная (легкая, приятная) смерть и оно приобрело терминологический смысл именно в современной биоэтике.

Биоэтика — новая дисциплина, а также соответствующая ей область научной и медицинской практики, которые занимаются особыми моральными дилеммами, возникающими в научном эксперименте и медицинской практике в связи с тем, что новые технологии принципиально расширяют возможности лечения больных, позволяют проникать в наследственные механизмы, направленно влиять на психику [Введение в биоэтику / Под ред. Б.Г.Юдина, П.Д.Тищенко. — М.:1998. — С. 280—294].

Возможности новых и сверхновых технологий требуют пересмотра многих традиционных представлений и норм, ставят людей перед необходимостью принимать ответственные решения о жизни и смерти, порождают много новых нравственных проблем [Вишев И. В. Проблема смерти и бессмертия человека: становление, эволюция, перспективы, решения // Автореф. дис… д-ра филос. наук в форме научного доклада. — Свердловск, 1990. — 48 с.].

Среди проблем (определение смерти, взаимоотношения врача и пациента и др.), вокруг которых ведутся острые дискуссии в биоэтике, одной из центральных является проблема эвтаназии. Как это указывалось выше, речь идет об особого рода случаях, когда смерть может считаться благом для умирающего или, по крайней мере, не является для него безусловным злом.

В настоящее время технологии позволяют достаточно долго поддерживать жизнь больного, находящегося в бессознательном, вегетативном состоянии или испытывающего тяжелые, постоянно нарастающие боли из-за неизлечимой болезни. То есть НТП создал возможности растягивать такие состояния на долгие сроки, которые могут длиться годы и десятилетия. В такой ситуации, врачи, ученые, общественность стали задумываться, насколько это правомерно и что нужно предпринимать [Голубчик В. М., Тверская Н. М. Человек и смерть. Поиски смысла (этические аспекты явления). — М.: Наука, 1994. — 303 с.].

Следует заметить, что биоэтика обсуждает проблему эвтаназии с учетом различия методов лечения, типов пациентов, ситуаций, ориентируясь при этом на предельную конкретность анализа. Эвтаназия — не легкая смерть, а решение по ее поводу [Зильбер А. П. Трактат об эйтаназии. — Петрозаводск, 1998. — С.307]. Подлежащая обсуждению биоэтическая дилемма состоит в следующем: предоставить ли больного технике и природе, обрекая его на тяжелую, долгую и болезненную смерть, или путем совершения или не совершения каких-то действий помочь ему умереть [Кассихина Н Проблемы эвтаназии // Материалы II Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные проблемы правового регулирования медицинской деятельности». / Под общ. Ред. Стеценко. -М: Юрист, 2004. — С 182—183].

Здесь требуется еще одно уточнение. Так как предполагается, что быстрая безболезненная смерть предпочтительна для самого умирающего, то определяющей является позиция больного, выраженная как его собственная воля или воля его опекунов. Тем самым вопрос сводится к праву пациентов на такой отказ от лечения, результатом которого будет гарантированная смерть [Неретина С. С. Смерть как условие бессмертия // Человек. — 2002. — №4. — С.51].

Эвтаназию (Ф. Фут) можно определить как «решение о смерти ради того, кто умирает». Проблема возникает в контексте признания безусловной ценности личности и ее жизни, реализующейся через автономию личности, она возможна только в отношениях между индивидами, которые по характеру личных связей и общественных позиций желают друг другу исключительно добра.

Внутреннее напряжение ситуации эвтаназии, ее проблемность в том и состоит, что она рассматривается как продолжение и конкретное выражение гуманного, нравственно уважительного отношения к тому, кому помогают умереть [Фут Ф. Эвтаназия //Философские науки. — 1990. — №6. — С.60—70]. Она воспринимается как исключительный случай, когда принцип гуманизма удается утвердить в своем позитивном значении через видимое отступление от него.

Эвтаназия, рассмотренная со стороны врача, может быть пассивной и активной, а рассмотренная со стороны пациента — добровольной и недобровольной. Пассивная эвтаназия означает, что врач устраняется от ситуации и не совершает действий, которые могли бы поддержать жизнь, и тем самым пассивно санкционирует смерть больного. В случае активной эвтаназии предпринимаются специальные действия, направленные на то, чтобы ускорить смерть. Различие между пассивной и активной эвтаназией считается многими настолько важным, что первая интерпретируется как «дать умереть», а вторая — как «убийство» [Юдин Б. Г. Смерть и умирание. Эвтаназия // Введение в биоэтику. — М.: Прогресс, 1998. — С. 265—293].

Добровольная эвтаназия осуществляется с предварительного согласия больного. Сама добровольность требует в этом случае конкретного описания, исключающего какие-либо двусмысленности: воля должна быть выражена неоднократно, ясно и твердо, свободно, на основе хорошей информированности [Ясперс К. Собрание сочинений по психопатологии в 2 томах. — Т.1. — М.: Академия, 1996. — 350 с.].

Недобровольная эвтаназия осуществляется без явно выраженного согласия больного, что вовсе не означает, будто она в этом случае противоречит его воле — просто речь идет о ситуациях, когда пациент заранее не выразил свою волю и уже физически не может этого сделать; при этом предполагается, что если бы в момент, когда встает вопрос об эвтаназии, пациент сохранял возможность выражать свою волю, он предпочел бы умереть.

Недобровольная эвтаназия, которую еще называют ассистированной, на самом деле интерпретируется как особый случай добровольной [Boklage C.E. Survival probability of human conception from fertilization to term // International Journal Fertilization. 1990. — V.35. — P.75—94]. В выделении этих форм эвтаназии существенное значение имеет этический критерий. С точки зрения биоэтических теорий, предполагается, что добровольная эвтаназия предпочтительнее недобровольной, а пассивная эвтаназия предпочтительнее активной. При этом этически более существенным считается различие между пассивной и активной эвтаназией; в странах, где она юридически разрешена, речь идет о пассивной эвтаназии [Griffiths J. Assisted suicide in the Netherlands the Chabot case // Modern Law Rev, 1995. — March. — P.232—248].

Активная эвтаназия ни в одной стране не получила юридической санкции, хотя на практике судебные органы проявляют лояльность к такого рода случаям. Между тем, немало тех, кто высказывает точку зрения, которая не признает различие между пассивной и активной эвтаназией морально значимым и даже считает активную эвтаназию более «честной» [Эвтаназия и человеческое достоинство. Сборник документов, принятых на конференции католических епископов Голландии 20 апреля 2002 г. / Пер. А. Трунова. — Нидерланды, 2002. — 110 с.].

Сочетая отмеченные формы эвтаназии и располагая их, взяв за критерий степень нравственной приемлемости, можно выстроить следующую таблицу: Первая. Добровольная пассивная эвтаназия. Вторая. Недобровольная пассивная эвтаназия. Третья. Добровольная активная эвтаназия. Четвертая. Недобровольная активная эвтаназия. В биоэтике рассмотрены наиболее типичные аргументы, высказываемые в оправдание эвтаназии. Первый. Жизнь остается благом до тех пор, пока удовольствия превалируют над страданиями, положительные эмоции — над отрицательными.

В ситуации эвтаназии этот баланс нарушается, жизнь оказывается асимметричной в сторону страданий, в результате чего она становится сплошной мукой — ее нельзя поддерживать иначе, как ценой умножения страданий, а страдания нельзя облегчить иначе, как ценой ускорения смерти. «Если страдание есть зло, то, как можно морально оправдывать сохранение жизни, которая стала одним страданием», — утверждают сторонники этого аргумента [Фомичев Е. К. Эвтаназия как форма реализации права на смерть: общетеоретический аспект // Автореф. дис… канд. юрид. наук. — Тамбов, 2006. — 32 с.].

Между тем, здесь имеются недоучеты. Во-первых, при анализе допустимости эвтаназии некорректно сравнивать жизнь как страдание с жизнью как удовольствием (зло/благо). На самом деле при принятии решения приходится сопоставлять жизнь, принявшую преимущественно форму страданий, с отсутствием жизни, в какой бы то ни было форме. То есть предметом сознательного решения являются не разные качественные состояния жизни, а выбор между жизнью и смертью.