Бесплатный фрагмент - Хребты безвременья

От автора

31 декабря 2019 года в России был совершен очередной теракт. Легковушка протаранила полицейский блокпост, расположенный на въезде в город Магас, столицу Ингушетии. Затем из салона вышли двое вооруженных ножами молодых людей, — 20-летний сын директора местного Центра культуры и спорта, а также 23-летний охранник упомянутого учреждения, — и напали на стражей порядка. Они успели зарезать одного и ранить двоих правоохранителей. Спохватившиеся сотрудники МВД открыли огонь, убив младшего боевика и ранив старшего. Позже выяснилось, что товарищи являлись адептами запрещенной в РФ террористической организации «Исламское государство» (ИГ).

К тому моменту подобный тип террористических атак стал классическим для регионов Северного Кавказа. Ичкерийское подполье, возникший после него «Имарат Кавказ» (запрещен в РФ) и пришедший ему на смену «вилаят Кавказ ИГ» (запрещен в РФ) остались в прошлом. Упавшее знамя джихада подхватили периодически появляющиеся, не связанные друг с другом маленькие группы родственников и друзей, а то и вовсе моджахеды-одиночки. Они мастерили маломощные СВУ, точили ножи и топоры, переделывали травматические пистолеты под стрельбу боевыми патронами и отправлялись на дело. Как правило, жили эти ребята не долго — бросались на первых попавшихся полицейских и погибали в течение нескольких минут.

Со стороны происходящее казалось абсурдом. Только представим — молодой человек живет обычной жизнью, учится или работает, общается с родственниками и друзьями, а потом, внезапно, берет отцовскую охотничью двустволку, превращает ее в обрез и отправляется на улицу «на джихад».

В чем же причины? Как наша страна дошла до такого? В данной книге, являющейся еще и репортажем, вы найдете не только последовательный рассказ о событиях, но и повествование о том, как в происходящем разбирался автор, плюс набор эссе и зарисовок, посвященных самому долгому противостоянию в жизни новейшей России.

Зачистка

1.

На выходе из аэропорта Минеральных Вод толпа таксистов. Несколько десятков мужчин стоят под майским солнцем, терпеливо ожидая появления очередной партии приезжих. И как только вы оставляете позади автоматические двери на вас со всех сторон рушится хриплый гвалт.

— Железноводск!

— Ессентуки, кому в Ессентуки?

— Такси в Пятигорск!

— Парень, в Кисловодск едешь?

Задача таксистов — перехватить прилетевших до того, как они успеют сориентироваться и дошагать до ближайшей остановки общественного транспорта. В абсолютном большинстве случаев «бомбилам» это удается, поскольку аэропорт расположен за городом и за копейки попасть непосредственно в Минводы можно лишь на маршрутке, изредка курсирующей между населенным пунктом и его воздушной гаванью.

Один из таксистов оказался особо настойчив. Догнал меня уже на остановке.

— Вам куда надо? В Пятигорск? В Лермонтов?

— Нет. Мне дальше, на юг.

Он внимательно посмотрел и отошел в сторону.

До города ехать минут пять. У отгроханного на окраине стеклянно-пластикового торгового центра маршрутная «ГАЗелька» сворачивает налево и несется по проспекту 22-го Партсъезда, погруженному в зелень. Проспект разрезает Минводы с юга на север. Тянется от поросшего кустарником пустыря и упирается в сквер, расположенный перед железнодорожным вокзалом. Буквально в двух шагах от сквера есть заведение, где неплохо кормят. В ожидании поезда можно взять пиццу с морепродуктами, литровую кружку холодного пива и зависнуть на пару часов за столиком у окна. Пассажирский состав «Санкт-Петербург — Махачкала» прибыл ближе к вечеру. На перроне кучковались немногочисленные военные и гражданские из республик, посещавшие Ставрополье по делам. Демонстрирую проводнику распечатанный электронный билет с паспортом и поднимаюсь в плацкартный вагон. Внутри плавает русская, чеченская, кумыкская, аварская речь. Найдя свое место, — верхняя боковая полка, — забрасываю туда рюкзак и кроссовки, а затем сам устраиваюсь поудобнее.

Вскоре поезд трогается и через некоторое время степь, по которой он несется, погружается во тьму. В вагоне выключается свет и лишь за мутным стеклом периодически вспыхивают огоньки станиц, исчезающие спустя секунду-другую. Соседи понемногу замолкают, проводница закрывается в своем купе, сознание вырубается.

Утром в Хасавюрте состав проверяют. Наряд транспортной полиции из трех сотрудников, — бронежилеты, автоматы, сосредоточенные лица, — проходит по вагонам, спрашивая документы.

— Паспорт, пожалуйста.

Передаю.

— Проблемы? — спрашивает страж порядка, поднимая на меня глаза.

— Вроде, нет.

— Тогда счастливого пути! — улыбается он, возвращает паспорт и идет дальше.

Чуть погодя поезд опять вздрагивает. А часа через полтора в окна врывается Махачкала.

2.

Море накатывает с востока, когда поезд, уже замедляя ход, скользит мимо советских пятиэтажек и домов частного сектора Первухи — района, выросшего вокруг железнодорожной станции «Махачкала — 1». В промежутке между строениями, позади них, взгляд на секунду выхватывает участок шоссе с блокпостом и БТРом, а затем снова сбивается волной хрущевок, коттеджей, веранд, палисадников, заборов и заборчиков, ворот, калиток.

Наконец, вагоны замирают возле здания ж-д вокзала. Груженый сумками, баулами, рюкзаками народ разливается по перрону и устремляется к лестнице, ведущей вверх, на привокзальную площадь, в центре которой возвышается конный памятник погибшему в Гражданскую войну дагестанскому социалисту Махачу Дахадаеву. Именно в его честь при советской власти город Петровск переименовали в Махачкалу — «крепость Махача».

Далее — по Эмирова и Буйнакского, сквозь чудом сохранившиеся остатки еще Петровска, сгруппировавшиеся напротив морского порта, образующие последний маленький бастион 19-го века. Идти недолго. До бежевого драмтеатра и бело-голубой, рассохшейся на морском ветру гостиницы «Каспий». Оттуда улица вновь поднимается на уровень выше и, обернувшись, можно увидеть огромное, до горизонта, синее водное поле, подступающее к берегу.

Тут же, через дорогу, возвышается массивное, персикового цвета, здание республиканского УФСБ. За ним — проспект Гамзатова, центральная «артерия» города. При этом проезд в начало проспекта, к обширным, советского типа, корпусам с колоннами, выстроенным на площади Ленина, перекрыт постом полиции. Почему? Потому что там, возле тенистого безлюдного сквера и у края абсолютно пустой площади, обитают региональное правительство и дагестанское МВД. На той стороне «пространство свободы» запирается еще одним постом и каждый пересекающий попадает под наблюдение.

Но остальная часть проспекта выглядит по-другому — широкая улица с аллеей посередине. Правил дорожного движения никто, разумеется, не соблюдает, но пешеходов пропускают беспрекословно. И вокруг — аптеки, ювелирные, школы невест, магазины свадебных платьев. Создается впечатление, будто в Махачкале только и делают, что женятся и лечатся. О войне напоминают лишь дежурящие чуть ли не на каждом перекрестке вооруженные до зубов стражи порядка.

В центре проспекта возвышается 17-этажная серая конструкция — гостиница «Ленинград», некогда самое высокое строение в городе. Правда, сейчас функционируют лишь два этажа отеля — первый и последний. Прочие либо закрыты, либо на ремонте.

— Будьте осторожны, вы — не местный, а ребята наши могут вечером на улице подойти, — говорит пожилая сотрудница «Ленинграда», протягивая ключи от номера.

— Спасибо, разберёмся.

3.

Махачкалинский джамаат являлся чуть ли не самым известным подпольным подразделением на северо-восточном Кавказе в 2000-х — 2010-х. Нельзя сказать, что его жизненный цикл развивался беспрерывно. Группа то погибала, то возрождалась раз за разом в новом обличье. Иногда ее дело продолжали выжившие соратники убитых моджахедов. Иногда очередной состав полностью выкашивался и отряд создавался другими джихадистами с чистого листа.

Первоначально джамаат, впоследствии ставший настоящей грозой для милиционеров, чиновников и военных, представлял собой этакий кружок по интересам. Он объединял молодых людей, у которых имелись те или иные претензии к силовикам. Лидером и основателем боёвки числился Джамбулат Эмакуев, случайно подорвавшийся на собственном самодельном взрывном устройстве (СВУ). Вторым амиром подпольщики выбрали друга Джамбулата — Заура Акавова, обучавшегося в одном из лагерей чеченских боевиков и имевшего за плечами опыт летне-осенней дагестанской кампании 1999-го. Именно Акавов организовал взрыв грузовика с бойцами 102-й бригады внутренних войск (ВВ) в январе 2002-го на улице Атаева. Жертвами диверсии оказались семеро «вэвэшников», ехавших в часть после визита в баню. Но уже весной Заура задержали и впаяли пожизненное. Крупные сроки получили и несколько его товарищей.

Новым главой подразделения стал Расул Макашрипов, по совместительству — первый амир всего дагестанского подполья, один из самых известных и талантливых полевых командиров, действовавших тогда в республике. Он тоже участвовал в уже упоминавшихся событиях 1999-го. В 2000-м сдался, но вскоре освободился по амнистии и, не долго думая, вернулся в лес. При нем Махачкала превратилась в самое настоящее поле боя. По официальным данным, за время «правления» Расула в городе полегли порядка 60 чиновников, военных и милиционеров. Например, по пути на работу взорвали регионального министра по делам национальностей Магомедсалиха Гусаева. Преемника министра, — бывшего сотрудника КГБ, — Загира Арухова подорвали в подъезде собственного дома. В феврале 2005-го, в центре, возле русского театра, боевики расстреляли замминистра внутренних дел республики Магомеда Омарова и трех правоохранителей, находившихся с ним в одной машине.

Макашарипов, в свою очередь, не раз умудрялся уйти от преследователей. Однажды амира «ликвидировали», но потом выяснилось, что убитый — двоюродный брат Расула, с которым они были похожи. Нить жизни известного подпольщика прервалась лишь в июле 2005-го. 1-го числа моджахеды с помощью фугаса подняли на воздух грузовик с бойцами спецотряда ВВ «Русь», подъехавший к бане на той самой улице Атаева. Сгинули 11 военных. В ответ силовики принялись шерстить город. Спустя пять дней Расула обнаружили в коттедже его друга Дени Лугуева, на перекрестке улиц Гаджиева и Толстого. Штурм продолжался три часа. Два боевика сумели скрыться, еще одного ранили и задержали, четвертый, — им оказался неуловимый Расул, — погиб.

После смерти Макашарипова война на махачкалинских улицах продолжилась, но джамаат угодил в зону турбулентности. Практически друг за другом полегли следующие амиры — Гаджимагомед Исмаилов, журналист и знаток арабского и французского Махач Расулов, а также Гаджи Меликов, застигнутый ОМОНом в доме бывшего замминистра культуры республики, режиссера Кумыкского театра Зубаила Хиясова. Кстати, 68-летний деятель искусств отстреливался рядом с Меликовым, на небеса они отправились вместе. Новый амир, Шамиль Гасанов, как и его предшественники, успел постоять у руля только несколько месяцев.

На смену Гасанову пришел Омар Шейхулаев, который, подобно Макашарипову, параллельно вел дела всего дагестанского движения сопротивления. При Омаре, в декабре 2008-го, в Махачкале боевики убили заместителя начальника штаба Северо-Кавказского командования ВВ генерал-майора Валерия Липинского. Впрочем, самого Шейхулаева «достали» уже в феврале 2009-го.

Можно сказать, что к тому моменту процесс руководства джамаатом окончательно превратился в «гонку на лафетах». С милиционерами в городе расправлялись каждую неделю, но и подпольщики, чьи ряды пополнялись за счет друзей и родственников, желающих отомстить за смерть и пытки близких, несли ощутимые потери. Должность амира группы стала, в прямом смысле слова, расстрельной. В июне силовики ликвидировали Омара Рамазанова. В октябре — Гаджимурада Камалутдинова, являвшегося племянником одного из вдохновителей дагестанского подполья Аббаса Кебедова. С Гаджимурадом погибла и его жена Написат Мусаева, вдова Шейхулаева. В январе 2010-го грохнули Марата Курбанова. Это случилось через три дня после того, как на на въезде на территорию базы ДПС в Махачкале рванула заминированная «Нива» под управлением смертника. Смело семерых стражей порядка.

Как говорится, око за око. И вскоре на проспекте Акушинского «Волгу» начальника городского УМВД Ахмеда Магомедова, которого сопровождали трое подчиненных, обогнали две легковушки. Их двери приоткрылись и милицейский автомобиль превратился в решето, а с ним и находившиеся внутри. Так приступил к работе на посту амира джамаата Алибек Абуназаров. При нем в городе были убиты глава отдела исламского просвещения республиканского Духовного управления мусульман (ДУМ) Магомедвагиф Султанмагомедов, руководитель исправительной колонии №7 Омар Мугадов и начальник отдела по борьбе с экстремизмом ГУ МВД по СКФО Гапал Гаджиев. В итоге, протянул Алибек только до сентября. В конце месяца его с четырьмя подельниками блокировали в частном доме на 5-й Магистральной. Не помогли ни упорная оборона, ни атака смертника. Джамаат вновь лишился лидера.

Следующий амир, Гаджи Алиев, продержался четыре дня. Его сменщик, Магомед Шейхов, выдержал до конца декабря. Однако в этот период боевики успели опробовать новую тактику. 11 ноября четверо подпольщиков сели в легковушку и отправились в рейд по городу. Они успели расстрелять три наряда МВД, погибли семеро милиционеров. Началась погоня. В итоге, от попадания пули в бензобак машина с боевиками вспыхнула, стрелки сгорели живьем.

В марте 2011-го прямо возле здания ДУМ «покрошили» авто и его владельца — замглавы республиканского УФНС Залкипри Шейхова. А в апреле сложил голову очередной амир группы, выходец из Казахстана Сабитбай Аманов. Преемник Сабитбая Арсен Абдуллаев лег в сырую землю в июне. В короткий период, когда он возглавлял джамаат, убили ректора Северокавказского института теологии Максуда Садикова — застрелили вместе с племянником у подъезда собственного дома.

Отдельная страница в истории джамаата — время «правления» уроженца Азербайджана Эльдоса Зульфугарова. Он рос в трудной семье, без отца. Два старших брата пошли по кривой криминальной дорожке. Что касается Эльдоса, он тоже начинал с мелких правонарушений, но позже поднялся на иной уровень — в 2009-м присоединился к подполью. Карьерный рост в подполье занял пару лет, а очутившись у руля азербайджанец начал демонстрировать результат. Заместитель командира дагестанского ОМОН-1 Шамиль Муртузалиев, глава пресс-службы президента республики Гарун Курбанов, замначальника подразделения СБ регионального погрануправления Магомед Раджабов… Замруководителя УФСИН Магомеда Муртазалиева вообще расстреляли в машине заодно с дочерью, племянницей и водителем. Отбегался Эльдос к весне 2012-го. 12 марта амира с женой Эльмирой и товарищем накрыли в квартире в пятиэтажке. Есть знаменитое фото, сделанное после штурма — в разбитом помещении на засыпанном штукатуркой диване лежит убитая девушка в черной мусульманской одежде, а рядом с ней — мертвый «Абдулла» (исламское имя Зульфугарова).

3 мая на северной окраине Махачкалы, около поста ДПС «Аляска-30» друг за другом рванули два заминированных автомобиля, — ВАЗ и «ГАЗель», — под управлением смертников. Погибли восемь полицейских, три спасателя и двое прохожих. Месть была скорой. Уже через пару недель силовики вычислили и ликвидировали нового амира группы Гусейна Мамаева.

Впрочем, не все лидеры джамаата получили пулю. Вторым выжившим после Акавова, пойманного в 2002-м, стал Сиражудин Гучучалиев. Сын известного адвоката, он ушел в лес в 2011-м. Смерть Мамаева открыла ему дорогу к должности амира, на которой он умудрился продержаться ровно год. «Эпоха» Гучучалиева это убийства замминистра спорта республики Насыра Гаджиханова, судьи дагестанского Верховного суда Магомеда Магомедова, зампреда комитета лесного хозяйства Сайгид-Гусейна Омаргаджиева, взрыв пары бомб у здания ФССП, когда погибли два судебных пристава и два полицейских.

31 мая 2013-го Сиражудина блокировали в частном доме в поселке Ленинкент, пригороде Махачкалы. Отстреливаясь, он получил ранения в ноги и попал в плен. А дальше началось нечто весьма любопытное. Буквально на следующий день спецназ ФСБ задержал мэра столицы Дагестана Саида Амирова. По одной из версий, часть показаний на влиятельного чиновника дал именно Гучучалиев. Ничего удивительного здесь нет. К тому моменту местное подполье, с осени 2007-го структурно входящее в состав «вилаята Дагестан» «Имарата Кавказ», пришедшего на смену руководимому ичкерийцами сопротивлению, наработало немало связей со здешним государственным аппаратом. Доходило до того, что моджахеды принимали «заказы» от тех или иных чиновников и силовиков на других чиновников и силовиков. Жертвы числились на российской службе, а потому у исполнителей не возникало сомнений по поводу того, является ли джихадом то, чем они занимаются. Полученные подобным образом деньги шли на жизнеобеспечение групп. При этом некоторые полевые командиры, ради получения «заказов», не стеснялись «сливать» эфэсбэшникам своих конкурентов. Такая вот партизанщина. Что касается Гучучалиева, то в июле неизвестные застрелили его отца, а в апреле 2016-го Сиражудин получил пожизненное.

В течение лета 2013-го джамаат временно возглавлял амир Шамилькалинского сектора «вилаята Дагестан» Арсланали Камбулатов. По некоторым данным, он не нашел общего языка с рядовыми подпольщиками и уступил место своему молодому коллеге — Мураду Касумову. Сын милиционера, потерявшего в бою ногу, Мурад занимался дзюдо, а в свободное от тренировок время отжимал телефоны на улице. Позже он перешел к разбоям и угодил в шамхальскую колонию. Там на него обратили внимание люди, связанные с подпольем. Выйдя условно-досрочно, Касумов подрался с отцовскими сослуживцами и метнулся в лес. Амирствовал он не особо долго, но на пору его лидерства приходится всплеск убийств полицейских, которых, зачастую, расстреливали по двое-по трое за раз. 19 ноября Мурад и пара его подопечных ввязались в серию перестрелок с правоохранителями. К вечеру одного из «касумовцев» загнали в троллейбусное депо и там убили. Остальных окружили в частном доме. На следующий день строение взяли штурмом.

По сути, вслед за смертью Касумова стартовал финальный этап существования махачкалинской группы. Уже в январе 2014-го погиб следующий амир — Махмуд Алиев. Руслан Дарсамов, специализировавшийся на сборе «закята», т.е. военного налога, а попросту — на вымогательстве, протянул до декабря. Никаких громких вылазок в этот период совершено городскими боевиками не было.

И тут на авансцену вновь выдвинулся Камбулатов. К тому моменту он сделался видным лицом в подпольном расколе, поддержав кавказских моджахедов, присягнувших «Исламскому государству» (ИГ). В феврале 2015-го он назначил амиром воссозданной махачкалинской группы боевика-новичка, присоединившегося к террористам всего несколько месяцев назад, 24-летнего Ислама Магомедова. Соответствующий опыт у него практически отсутствовал. А вот у местных силовиков, научившихся щёлкать амиров, словно орехи, наоборот. Потому и уничтожили команду Магомедова очень быстро — в конце марта. В апреле погиб Камбулатов и в городе оставались лишь отдельные выжившие подпольщики, которых постепенно отстреливали. Прежние времена уходили в прошлое.

В августе в Махачкале возникла новая небольшая группа сторонников ИГ. Орудовала она в пригородном поселке Новый Хушет. Руководил ею бывший кадий (шариатский судья) ауховского джамаата Абдул Курбанов. Эти боевики успели убить троих полицейских, после чего сами полегли, угодив в засаду. В октябре в дагестанской столице сформировалась боёвка под началом Абдулгасана Абдулхаликова, ликвидированного в ноябре. В 2016-м появлялись и уничтожались другие маленькие группы — Камиля Магомедова и Гусейна Тагирова. А 11 апреля 2017-го в Кумторкалинском районе, у аула Талги, силовики изрешетили автомобиль с тремя моджахедами. Среди них был Ильяс Халилов — последний амир Махачкалы.

4.

Рано утром возле гостиницы меня ждала машина. Серая легковушка дагестанского филиала правозащитного центра «Мемориал» (признан иноагентом). Рядом стоял среднего роста мужчина, лет 35, водитель.

— Здравствуйте, Денис, — представился я.

— Марат, очень приятно.

Свернув налево у правительственного комплекса, мы оказались на Дахадаева, затем вырулили на Батыря и Танкаева, а там — на проспект Акушинского, длинную, в такой час еще пустынную, транспортную артерию Махачкалы, протянувшуюся на запад, к пригородному поселку Ленинкент. Далее дорога шла вверх, нужно было преодолеть хребет Тарки-тау.

— Вы, значит, журналист? — спросил Марат.

— Верно.

— В командировке?

— Не совсем.

— То есть?

— Ну, в командировку отправляют. А я сам.

— А кто билеты и гостиницу оплачивает, редакция?

— Нет, конечно. Я же не командированный, а в отпуске, фрилансер. Все за свой счет.

— Стоп, — посмотрел удивленно Марат, — вам это зачем, вообще, нужно?

— Просто интересуюсь темой.

— Ни хрена себе, — проговорил он и замолчал.

Тем временем мы преодолели хребет и пылили по равнине. И если до Буйнакска ничего особенного вдоль трассы не наблюдалось, то за ним стали попадаться группы «вэвэшников», патрулирующие шоссе, вновь начинающее «набирать высоту». В конце концов, асфальтированная лента достигла блокпоста, размещенного на въезде в гигантский, четырехкилометровый, Гимринский тоннель.

Внутри создавалось впечатление, будто находишься в метро, но несешься по рельсам не в поезде, а в салоне автомобиля. По соседней полосе, в противоположную сторону, то и дело пролетали грузовики и легковушки. На выезде яркий солнечный свет ударил по глазам и мы очутились на иной планете. От прежнего равнинно-холмистого пейзажа не осталось и следа. Кругом возвышались горные массивы, поросшие редким лесом и увенчанные скалами. Шоссе вилось по дну ущелья. Проехав охраняемый «блоком» поворот на старинный аул Гимры, наша «повозка» миновала безымянный маленький тоннель и чуть погодя затормозила у моста через реку Аварское Койсу.

5.

Прямо через дорогу уместилось между скал небольшое бело-синее здание Ирганайской ГЭС. А вот напротив… Напротив, за парой невзрачных кафешек и зелёным бесхозным вагончиком с надписью серым «Гимры», простиралось море грязи, усеянное деревянными обломками, среди которых возвышались несколько трехэтажных каменных домов с выбитыми окнами.

Это был посёлок Временный. Его воздвигли в 1980-х во время строительства ГЭС. Изначально здесь жили приезжие специалисты, задействованные на стройке. Когда станцию отгрохали, основная часть работников уехала или домой, или на другие объекты. Посёлок передали местным. Позже он официально стал кварталом аула Гимры.

Довольно долго силовики обходили Временный стороной. По большому счёту, до определённого момента, там не представляли себе в полной мере значения термина «зачистка». В отличие от обитателей многих иных дагестанских, чеченских, ингушских, кабардинских сёл. Но в сентябре 2014-го очередь дошла и до упомянутой гимринской окраины.

В середине месяца воинская колонна остановилась около поселка. В операции задействовали дагестанскую полицию и «вэвэшников». Они блокировали населенный пункт и начали подворовой обход. Электричество и воду отключили. 900 жителей согнали на импровизированный сборный пункт, разрешив взять лишь документы и минимальное количество вещей, а затем «депортировали» за пределы аула.

А потом на Временный обрушилась буря. Поселок обнесли колючей проволокой. Провели спецоперацию. В результате, по официальным данным, сгинули семеро боевиков. Правда, их имена так и не назвали, а видео или фото трупов никто никогда не видел. Параллельно велось самое обычное разграбление — из частных домов и квартир выносили всё, что могли поднять. Прочее — поломали. Стекла и двери выбили, стены исписали матом и разрисовали непристойными рисунками. Молитвенные коврики запихали в унитазы, кораны порубили. Кроме того, выкорчевали сады, огороды вытоптали, машины закопали, 16 домовладений разрушили бульдозерами.

Беспредел завершился ближе к зиме. Силовики ушли, оставив после себя полный разор. Весной 2015-го, когда я приехал, сельчане понемногу возвращались. Им предстояла почти пятилетняя борьба за компенсации. В конце декабря 2019-го сотни пострадавших получили свыше 58 миллионов рублей. За учинённый погром никого к ответственности не привлекли.

6.

Есть такое понятие — ПТСР, посттравматическое стрессовое расстройство. Более известное в России как афганский или чеченский синдром. Принято считать, будто им страдают только участники боевых действий, комбатанты. Но, на самом деле, проблема шире. В реальности, ПТСР поражает целые территории. По сути, все люди, оказавшиеся в зоне войны, являются его жертвами. Поселок Временный — ярчайший пример.

— А вот школа наша, — показывает сельчанка Джамиля на одноэтажное бетонное строение, поправляя выбившиеся при ходьбе рыжие волосы, — Они с нее табличку сорвали и прибили к коровнику. Но знаете, что меня больше всего задело?

— Что?

— У нас мемориал есть в честь участников Великой Отечественной и тружеников тыла. Там рядом с именами фото были прикреплен, фото бабушек и дедушек наших. Эти снимки исчезли во время зачистки. Кому они понадобились?

Выкрашенные в светло-розовый многоквартирники Временного на уровне первых этажей покрыты черными и синими черепами и свастиками. Позже сельчане, вернувшись, обнаружили в одном из домов на стене некрупную надпись на аварском «Простите». Говорят, ее сделал кто-то из местных полицейских.

Война плотно засела в сердцах и сознании горцев благодаря проявленной к ним жестокости.

— На улице не фотографируйте, — советуют мужчины.

— Почему?

— На окрестных высотах видеокамеры установлены. Следят. Откуда знаем? А перед вами сотрудница правозащитной организации приезжала. И как только прибыла, сюда сразу из администрации и УВД заявились. Пришлось ее переодевать и вывозить другой дорогой, чтобы они ее не обнаружили. Так что лучше не привлекать внимание.

Квартиры полупустые. Если где-то и осталась какая-то бытовая техника, то и она поломана. Шарапутдин, — сельчанин лет сорока, среднего роста, с проседью, — показывает у себя дома на стиральную машинку. У нее нет крышки.

— Для чего крышку оторвали? Непонятно, — произносит он, — Да мне, вообще, многое непонятно. У них зарплата по 70 тысяч. Для чего им мой телевизор, шторы, которые моя жена вешала? Для чего этим взрослым людям с хорошим доходом коляска моих детей, школьные учебники моих детей? У меня не укладывается в голове.

Там, где располагались деревянные строения, теперь груды развалин. Среди досок, земли и камней можно заметить чудом уцелевшую посуду, книги, детские игрушки.

— Полюбуйтесь, — разводит руками сельская активистка Аминат, — Мы уйму писем отправили и в правительство, и президенту. А толку? Наверное, гимринцы очень плохие? Пусть тогда нас перебьют. И все проблемы исчезнут, наверное.

— А участники зачистки что-то говорили вам?

— Конечно. Когда высадились, сразу спросили: «Где Сулейманов?»

7.

Кадр видеозаписи: на фоне флага «Имарата Кавказ», — на чёрном поле белая сабля и шахада, — сидит мужчина. Ему почти сорок. Обрамлённое недлинной чёрной бородой жесткое, волевое лицо. Смотрит прямо в камеру. На голове чёрная пуштунка. Одет в чёрную куртку, под которой виднеется зелёный камуфляж. По карманам рассортированы гранаты и автоматные рожки. Вот вам портрет последнего амира «Имарата» Магомеда Сулейманова.

Он родился в воскресенье, 29 февраля 1976-го, в старинном аварском ауле Гимры. В 1983-м стал посещать местную среднюю школу, одновременно отец начал учить его Корану. Позже Магомед отправился в аул Учкент постигать шариат. В 1992-м Сулейманов по протекции Духовного управления мусульман Дагестана уехал в столицу Сирии Дамаск, где поступил в один из исламских институтов. Учебу за границей он продолжал до 2005-го. Уже тогда Магомед проявил лидерские качества — учившиеся вместе с ним гимринцы избрали его руководителем землячества. Вероятно, в те же годы Сулейманов познакомился со своим земляком, известным исламским богословом Муртазали Магомедовым, преподававшим в Сирии. До конца жизни Магомедов будет примером для Сулейманова. Мало того, смерть первого окажет роковое влияние на судьбу второго.

Вернувшись домой, Магомед, ставший алимом — мусульманским ученым, читал проповеди в гимринской мечети. Пользовался популярностью в районе. В октябре 2005-го его решили спровоцировать. Вероятно, кому-то не понравилось, что молодой независимый знаток ислама так быстро набирает авторитет среди горцев. Провокация заключалась в следующем — с Магомедом связался житель соседнего аула и попросил о встрече. Местом назначил выезд из Гимринского тоннеля. Сулейманов с единомышленниками выехал туда, нашел просителя. Но тот внезапно предъявил несколько автоматов и скрылся. Тут же, как из под земли, вырос ОМОН. Завязалась перестрелка. Магомед и его друзья сумели уйти в горы.

Партизанил гимринец три года. В 2008-м его уговорили сдаться. Правда, на легальном положении Магомед находился недолго. Вечером 3 октября 2009-го на трассе «Кизилюрт — Махачкала» неизвестные расстреляли авто его старшего товарища Муртазали Магомедова, к тому времени тоже возвратившегося из Сирии и ратовавшего за мир в Дагестане. Данное убийство оказалось сигналом для Сулейманова. Стало окончательно ясно — ситуация не изменится. И Магомед с Алиасхабом Кебековым, также учившимся ранее в Сирии двоюродным дядей Муртазали, опять рванул в лес.

Во второй заход Магомед сделал в подполье внушительную карьеру — дослужился до звания амира горного сектора и кадия (шариатского судьи) вилаята Дагестан «Имарата Кавказ». Его друг Алиасхаб стал кадием всего движения сопротивления. В апреле 2013-го силовики блокировали их в Гимрах, но Кебеков и Сулейманов вышли из окружения. Есть мнение, что их, по какой-то причине, пропустили. Осенью 2014-го Магомеда искали во Временном. Не нашли. Но финал был близок.

К тому времени пост верховного амира «Имарата» занял Кебеков. При нем достигла расцвета практика отъезда кавказских моджахедов на Ближний Восток — в группировку «Исламское государство» (ИГ), захватившую часть Сирии и Ирака, и другие джихадистские организации, «работавшие» в регионе. Алиасхаб выступал против. Он считал, что если кто-то из кавказцев хочет воевать, то им не обязательно ехать за тридевять земель, дома и без того полно возможностей.

К нему прислушались, но своеобразно. В ноябре 2014-го Сулейман Зайналабидов, амир ауховского джамаата, действовавшего на севере Дагестана, покинул со своей «боёвкой» ряды «имаратчиков» и присягнул ИГ. Бунт Зайналабидова явился толчком, обрушившим всю систему прежнего подполья. Полевые командиры один за другим отказывались подчиняться Кебекову. Впрочем, часть амиров поддержала Алиасхаба в трудный момент. В частности, Сулейманов. Но разве можно остановить лавину?

В апреле 2015-го Кебеков и четверо его сторонников погибли в результате спецоперации ФСБ, проведенной в поселке Герей-Авлак, пригороде Буйнакска. Частный дом, где они защищались, спецназ взял штурмом. Возможно, информацию о местонахождении бывших коллег чекистам слили кавказские неофиты ИГ. Очень похоже на правду, надо признать.

После смерти Алисхаба новым амиром «Имарата», — вернее, того, что от него осталось, — выбрали Сулейманова. Однако, об активных действиях говорить не приходилось. На повестке дня стояла единственная задача — выжить. Выполнить ее не удалось. В августе силовики вышли на след ближайшего окружения Магомеда — все они укрывались в Гимрах. При отходе из аула по ним нанесли авиаудар. Тогда группа разделилась на две части — первой руководил сам Сулейманов, а второй — сирийский ветеран Магомед Абдуллаев. 11-го числа Сулейманов и его спутники полегли, напоровшись на засаду спецназа. Абдуллаев пережил их лишь на пять дней.

8.

Чтобы попасть в верхнюю часть Временного, нужно было пройти мимо разоренных садов и частных домов, превращенных бульдозерами в комья из земли, грязи, досок, и подняться по проржавевшей лестнице. Эта часть поселка располагалась на склоне горы и состояла из выпотрошенных «фазенд». Все те же выбитые стекла, вырванные двери, снесенные стены, раскуроченные полы…

От дома Магомеда уцелела половина — комната и кухня. Причем, кухня оказалась на свежем воздухе. Обрушенная стена открывала взгляду маленький стол, белый, советских времен, шкафчик и старенькую плиту. Вокруг гулял прохладный горный ветер и невысокий Магомед, одетый в ватник, утепленные штаны и кирзовые сапоги, кипятил воду в пластиковом электрическом чайнике и заливал ею растворимый кофе. Сюда же он выходил покурить и сизый сигаретный дым терялся в его обширной седой бороде.

Но полуразрушенное домовладение — не главная беда Магомеда. Дело в том, что во время зачистки пропал его сын Али, получивший религиозное образование в Сирии, а по возвращении на родину работавший электромонтером и, в свободное время, обучавший гимринских детей Корану. В день, когда началась зачистка, Али поехал в Буйнакск к стоматологу. Вероятно, за ним следили — на выходе от врача скрутили, затолкали в машину и увезли. С тех пор Магомед не видел своего ребенка. Позже ему сообщили — твой сын погиб. Кем были все эти люди — доподлинно неизвестно. Но для жителей региона, погруженного в состояние «грязной войны», являющегося полигоном для «эскадронов смерти», данный вопрос — риторический.

— Жизнь мою они растоптали, честь растоптали. Из-за чего? А просто так. И кто я теперь? Зеро, — шепчет Магомед, устремляя взгляд на скалистые хребты, волнами набегающие на поселок, и продолжает, уже громче, оборачиваясь ко мне, — У нас тут, в общем, как в тридцатых. Внешне красиво и благополучно, а если копнешь глубже…

Магомед отступает, чтобы взять со стола железную кружку с кофе. Возвращается.

— Вот поселок раскурочили. А ведь сколько ненависти теперь будет. А они приходят: «Дайте нам Сулейманова». Ну, слушайте, он у меня в кармане, что ли, сидит? Или я его дома держу? Ну, найдите хорошо подготовленных людей. Пусть за ним следят. А мне позвольте жить нормально. Я же не инопланетянин. Я гражданин Российской Федерации. Не издевайтесь надо мной!

На обратном пути все те же посты на участке трассы от тоннеля до Буйнакска. В самом городке — тишина и безлюдье. Жарко. Еще полтора года назад местный подпольный джамаат являлся головной болью для расквартированной неподалеку 136-й мотострелковой бригады, здешней администрации, внутренних войск и полиции. Теперь всё иначе.

9.

Амиром буйнакского джамаата был Бамматхан Шейхов. Человек, по праву входивший в плеяду одиозных дагестанских полевых командиров. Родился 4 апреля 1964-го. Одно время жил в Москве, а в 2004-м вернулся в Буйнакск ремонтировать родительский дом. Именно тогда, по словам Бамматхана, на него обратили внимание дагестанские правоохранители. Сначала Шейхова постоянно задерживали, а потом, как позже рассказывал он сам, появилась информация о том, что его хотят «потерять». Очередной жертвой здешнего «эскадрона смерти» Бамматхан становиться не собирался, а потому ушел в лес.

Несколько лет в горах превратили обычного горожанина в опасного вожака. В декабре 2007-го он объявился в ауле Гимры, куда прибыл для обсуждения текущей ситуации с Магомедом Сулеймановым. Внезапно силовики блокировали село. Зачистки не давали результата — амиров не могли обнаружить. Тем не менее, через некоторое время, Сулейманов все же сдался. Чуть погодя примеру Магомеда последовал Бамматхан. Не исключено, что на Шейхова могло подействовать известие о гибели в бою в Махачкале его сына Гаджимурада.

Сложил оружие Шейхов под гарантии главы дагестанского МВД Адильгерея Магомедтагирова. Согласно договоренностям, амира должны были отпустить, если выяснится, что на нем нет крови. Странное условие. Особенно в тех обстоятельствах. Разумеется, Бамматхана отправили за решетку. На три года. Вышел он условно-досрочно в марте 2010-го. Сперва оставался дома, а затем опять рванул в лес.

В группу Шейхова входили порядка 30—40 бойцов. В июле они атаковали КПП 136-й бригады, убив четырех военных. А 5 сентября на территории палаточного лагеря подразделения, расположенном на полигоне «Дальний», что на окраине Буйнакска, взорвался заминированный грузовик под управлением смертника. По официальным данным, погибли пятеро армейцев, по неофициальным — более 50.

Правда, под удар попадали не только мотострелки. В 2011-м в городе взорвали вместе с охранником, водителем и сыном главу соседнего Унцукульского района Магомедгаджи Тагирова. В 2012-м — имама центральной мечети Гитино-Магомеда Абдулгапурова и сопровождавшего его полицейского. Аналогичная судьба постигла начальника местного ИВС Ибрагима Мамаева. А вот бывшего руководителя Унцукульского РОВД Магомеда Абдулмаликова расстреляли в подъезде собственного дома.

Сам Шейхов сложил голову 20 августа 2013-го в родном Буйнакске. Полицейские и сотрудники ФСБ окружили частный дом, в котором он находился с девятью подчиненными. Среди них был и двоюродный племянник амира. В жестоком бою все они погибли. По одной из версий, наводку силовики получили от недоброжелателей Бамматхана в рядах подполья. Якобы незадолго до случившегося амир «вилаята Дагестан ИК» Рустам Асельдеров при поддержке шариатского судьи «Имарата Кавказ» Алиасхаба Кебекова предложил назначить командиром буйнакского джамаата Камиля Саидова. «Буйнакские» воспротивились. Тогда решили провести по данному вопросу совет. Он должен был состояться именно там, где Шейхов и его спутники приняли финальный бой. Вот только вместо Асельдерова и Кебекова на совещание приехал спецназ ФСБ.

Смерть Шейхова и его ближайшего окружения подкосила джамаат. Новым амиром группы стал зять Бамматхана Алексей Пашенцев из Белгородской области. Но уже 8 февраля 2014-го Алексея и еще четырех моджахедов «сложили» в ходе спецоперации в Махачкале.

До других героев этой истории костлявая дотянулась в течение двух лет. Кебекова вскоре выбрали амиром «Имарата Кавказ». В декабре 2014-го Асельдеров отказался ему подчиняться и ушел в раскол, объявив себя сторонником «Исламского государства» (ИГ). Должность Рустама досталась Саидову. В апреле 2015-го Кебеков пал. В августе погиб Саидов, сопровождавший последнего амира «Имарата Кавказ» Магомеда Сулейманова. Вероятно, их слил федералам кто-то из свиты Асельдерова, чья очередь подошла в декабре 2016-го.

10.

До отъезда оставался еще целый день. Делать было особо нечего и я решил сходить в Тарки — старинный аул на склоне горного плато Тарки-тау, подпирающего Махачкалу с запада. Вышел из гостиницы утром, проследовал по Ярагского почти через весь город до перекрестка с Имама Шамиля, там свернул направо и, пробравшись через импровизированный мини-базар в парке 50-летия Октября, очутился на проспекте Гамидова. Оттуда — налево. Три-четыре квартала спустя показалась маленькая мечеть Сафар, примостившаяся за транспортным кольцом.

Подъем в Тарки начинался возле мечети. Обычная поселковая улица вскоре устремилась вверх и я попал в лабиринт переулков, рассекающих одно- и двухэтажную застройку, помнящую, наверное, Гражданскую войну. За поворотами открывались то мечеть, то кладбище с древними исламскими надгробиями в виде вертикально установленных каменных плит, испещренных арабской вязью и растительным орнаментом. Или сады — преодолеть их можно было лишь поднявшись по не внушающим доверия металлическим лесенкам, внезапно выводящим на небольшие залитые солнцем пустые «площади» — вымощенные булыжником открытые «пятачки» в окружении сельских продуктовых, заборов и ворот.

Ближе к вершине, на очередном повороте, уже за пределами аула, я резко остановился. Впереди на камнях сидели пять или шесть мужчин в спортивных костюмах и джинсовках. Они одновременно повернули головы в мою сторону, а крайний произнес:

— О! Русский!

Деваться было некуда, я подошел, поздоровался. Немного поговорили.

— Как тебя сюда занесло?

Представился туристом.

— А где же твой дорогой фотоаппарат?

— Да вот, на мобилу снимаю.

Ответ их явно разочаровал.

— Может, на хинкал зайдешь?

— Нет, спасибо. Мне пора.

— Ну, ладно. Давай.

На вершину мне расхотелось и я пошлепал вниз, в город. А за спиной, в рюкзаке, рядом с ручкой, блокнотом и электронной книгой лежал мой дорогой фотоаппарат.

Звонок из Махачкалы

1.

Налево глянешь — море плещется.

Направо — горы простираются.

Гостиница — старьё, скворешница,

над городом торчит, качается.

На перекрёстках полицейские,

у каждого в руках «Калашников».

Летейские и семендерские

в бутылках позади лавашиков.

Часам к двенадцати — безветрие,

жара лежит платком подсолнечным.

ЧуднАя, дивная симметрия:

вода, вода/хребты. Испорченным

звоночком дребезжит, брыкается

артериальное давление.

Махачкала — форпост, красавица,

кавказское стихотворение.

2.

Надпись «Гимры» на бесхозном вагоне.

Здесь не до шуток, пойми.

Штиль, красота, ни стрельбы, ни погони,

маленький-маленький Ми-

24 стрекочет, рокочет,

близится… Ррраз. Пролетел.

Я же сказал, не до смеха. Короче,

всё это — новый раздел

в книге террора и антитеррора

местного… Ой, не грусти.

Съешь абрикос на краю разговора

горя, отчаянья и

зыбкой надежды на фоне погрома…

Да уж, хорош абрикос.

Пробный раскат перезревшего грома.

Словно состав под откос.

3.

Ах, какой вид на Махачкалу

из Тарков ясным июльским днём.

Переполняется окоём городом,

Каспием. Dodjer blu, —

синий, по-нашему говоря, —

навсегда с той стороны тепла.

Тут — лабиринт, зелена гора.

Радио булькает: «Бла-бла-бла».

Тащится в гору Toyota. Эх,

отойди в сторону, экстремал.

То ли джигита пробрал успех,

то ли джигит его проморгал.

Дерево, камни, аул-баул.

Селфи у кладбища, на углу.

А какой вид на Махачкалу!

Так накрывает, что караул.

4.

За Буйнакском посты-блокпосты.

Мелкий дождь засевает предгорье.

Диктофон — чтобы впитывать горе.

Фотокамера — для красоты,

для увечий: отснять-переснять,

перекинуть в компьютер, в соцсети.

Мелкий дождь налетел на рассвете

и остался, записан в тетрадь.

Пригодится. Любые штрихи

пригодятся: блокпост, БТРы,

разговоры о выборе веры

и название «Карамахи».

5.

Взойди на Тарки-тау, обернись

на город-порт, на море, на равнину,

лежащую за морем. Вверх и вниз

маршрут почти один и тот же — из

Махачкалы в Махачкалу. Причину

заставившую вновь пуститься в путь

искать, по сути дела, бесполезно.

Текут вода, водица, нефть и ртуть.

Кровь, сукровица, если полоснуть.

Но это уже слишком, если честно.

Куда честнее будет промолчать,

чем говорить, когда взойдёшь. Минута

и направляешь мокасины вспять.

Нет-нет, не вспять. Ведь город не узнать —

темнеет небо, тень бежит гулять

и дождик начинается как будто.

6.

Дочкин блокнотик открыв, делаешь пару набросков.

Сделав, откладываешь. Там теперь тоже Кавказ

Северный: вместо посёлка — смесь из камней и досок;

в городе возле мечети — полицейский УАЗ.

«Ну и художник. Балда. Выискал, где развернуться».

За собой подчищая, будто и не рисовал,

снова берёшь, извлекаешь, чтобы не лохануться,

чтобы ребёнок вопросов лишних не задавал.

«Рано ещё. Подрастёт, обсудим. Если захочет».

Вырванную страничку прячешь в одном из томов

Потто. Идёшь на балкон. Фасады торговых точек

светятся, проистекает осень из-за холмов.

7.

СевКав-99

Утром седьмого августа я включил

новости и пропал, погряз.

Или наоборот. Но что было сил

оглушительный новояз

оглушил меня, выбил из колеи,

проредил, перевоспитал.

И с тех пор истрачиваюсь на твои

поводы: ментовской хинкал,

диетический джихади-шашлык…

горе горское, вот и всё.

И летят параллельно, почти впритык,

обозрения колесо,

оборзения колесо,

озарения колесо.

8.

Мама, я звоню из Махачкалы (с).

Минеральные Воды не вдохновили.

Виртуальным бризом голос муллы

бросает в квартиры и автомобили.

Милая, звоню из Махачкалы.

Ты не поверишь, в поезде документы

только у меня проверяли. Злы,

меня одного сквозняки-моменты

до костей пробрали, курлы-курлы.

Мелкая, звоню из Махачкалы,

где уже не «курлы», кое-что иное —

скорострельное утреннее, дневное

и т. д., беспощадное, броневое,

где морские дали светлым-светлы.

Эскадроны смерти

1.

Проснулся, наверное, первым во всем вагоне. Слабое солнце гуляло по степи. Рядом, балансируя между полками со спящими, прошла зевающая проводница. По мере движения поезда свет, становясь ярче и ярче, бежал по пластиковым бутылкам на столиках, одеялам, шлепанцам.

Народ продирал глаза, поднимался до туалета, доставал пакеты и пластиковые контейнеры с нехитрой домашней снедью. К полудню, когда состав несло в сторону Дагестана по просторам то ли Наурского, то ли Шелковского районов Чечни, вагон уже наполнился бегающими по проходу детьми и судачащими, смотрящими на планшетах фильмы и разгадывающими кроссворды взрослыми.

Во время одной из остановок около купе проводников замаячили республиканские полицейские, проверяющие документы. Их внимание привлекла пенсионерка, у которой они заметили игральные карты.

— Это ваше?

— Да.

— Вы гадаете, что ли?

— Нет.

— А зачем вам карты?

— Просто так.