Бесплатный фрагмент - Ход мысли

Доктор Ротенберг один самых творческих из встреченных мною психобиологов и психиатров. Он создал очень интересную теорию, многие аспекты которой подтверждены в моей лаборатории.

Мишель Жуве. французский физиолог, Член Французской Академии

Публикации доктора Ротенберга свидетельствуют о том, что он чрезвычайно творческий мыслитель и исследователь. Он так оригинально сочетает теорию и эксперимент, что трудно охватить это сразу в полном объеме, но это и показывает, что речь идет об истинном ученом.

Рамон Гринберг, профессор психиатрии, Гарвард.

Книга рассказывает об истории создания двух концепций — концепции поисковой активности и психофизиологии многозначного мышления. Автор на конкретных примерах демонстрирует процесс создания концепций, которые не являются умозрительными, а выводятся из результатов многочисленных экспериментальных и клинических исследований в разных областях психологии, физиологии и медицины.

Создание концепции поисковой активности

В этой главе я расскажу об истории создания концепции поисковой активности, о внезапном озарении этой новой идеей, позволившей пересмотреть многие известные факты в психофизиологии и медицине.

Возникновение гипотезы

В конце 60-х годов прошлого века, когда я начал исследовать сон больных с жалобами на нарушения сна из-за тревоги и депрессии, я регистрировал энцефалограмму их сна в течение трех ночей подряд. На третью ночь я будил их из различных стадий сна, записывая их отчеты о качестве предшествующего сна и о психической активности во сне перед пробуждением: мысли, переживания, сновидения.

Я с удивлением обнаружил, что при пробуждении из быстрого сна эти пациенты гораздо реже рассказывают об увиденных сновидениях, чем здоровые испытуемые, и их отчеты содержат меньше образов и менее богаты событиями, действиями, персонажами и живыми переживаниями. Я не мог предвидеть этого перед исследованием, поскольку ранее исследователи показали, что наиболее эмоционально чувствительные здоровые испытуемые отчитываются о большем количестве сновидений, чем люди менее чувствительные, и их сны богаче событиями и образами.

Больные неврозом более эмоционально уязвимы, чем даже самые чувствительные здоровые испытуемые, но они продемонстрировали нечто противоположное. И тогда я предположил, что их быстрый сон как-то функционально неполноценен и это может играть определенную роль в механизме их психических расстройств.

Поскольку речь шла о сновидениях, и в психологии уже была хорошо известна теория З. Фрейда о функции сновидений, то легче всего для объяснения полученных результатов было воспользоваться этой теорией.

Согласно ей, в сновидениях здоровых людей представлены внутренние мотивационные конфликты, и неосознаваемые в бодрствовании, вытесненные из сознания, в силу их неприемлемости, мотивы могут получить возможность «разрядки» в виртуальных сценариях сновидений именно потому, что это не реальный, а воображаемый сценарий.

Могло быть и другое объяснение: что неприемлемые для сознания мотивы каким-то образом примиряются в сновидениях с осознаваемыми социально приемлемыми мотивами с помощью странных образов и сюжетов. В соответствии с этой концепцией можно было предположить, что такая функция разрядки или интеграции конфликтующих мотивов нарушена у пациентов, и это ведет к усилению вытеснения мотивов и связанной с ними информацией из сознания. Вытеснение же вызывает тревогу. Действительно, в некоторых исследованиях американских ученых было вскоре показано, что искусственное лишение быстрого сна у здоровых людей методом его регулярного прерывания при первых признаках появления, усиливает вытеснение (Grieser et al., 1972). Такое объяснение буквально напрашивалось и казалось совершенно естественным.

Проблема, однако, была в том, что быстрый сон — это важный компонент сна не только человека, но и высших животных, в частности млекопитающих, у которых нет человеческого самосознания, видения себя со стороны, Я-Концепции, а есть только непосредственное, чувственное ощущение себя. Нет у них и внутренних конфликтов мотивов и психологических защитных механизмов, защищающих сознание. Но лишение быстрого сна у животных ведет к эффекту «отдачи» (увеличению быстрого сна в последующем сне). Если же лишение быстрого сна продолжается слишком долго, это нарушает поведение животных в состоянии бодрствования и может вести к соматическим расстройствам. Значит, быстрый сон жизненно важен и для высших животных, и, судя по результатам некоторых исследований, и у них тоже сопровождается сновидениями, хотя отчеты о них у животных получить невозможно.

Как об этом узнали? Адриан Моррисон и его коллеги показали, что если у животных разрушить те мозговые структуры, которые отвечают за полное падение мышечного тонуса и блокаду моторного поведения во время быстрого сна, то животные, не просыпаясь, начинают вести себя так, как будто участвуют в собственных сновидениях (бегут, на что-то бросаются, издают звуки и т. п).

Значит, стоило искать какие-то общие функции быстрого сна у человека и животных — возможно обеспечивающие их адаптацию к стрессу.

В то время, когда я проводил свои первые исследования, уже было известно, что у животных быстрый сон характеризуется усиленной синхронизацией тэта-ритма гиппокампа. Этот ритм регистрировался непосредственно с этой структуры мозга (гиппокампа) с помощью вживленных электродов. (У людей он не исследовался.)

Но: этот ритм регистрировался у животных не только в быстром сне. Он регистрировался также в бодрствовании, и поведение животных в бодрствовании при усилении этого ритма в гиппокампе было очень разнообразным. Оно включало противоположные и даже несовместимые типы поведения, которые нельзя было подверстать под известные их классификации. Это могла быть агрессия, бегство от опасности, ориентация в новой ситуации, самостимуляция определенных зон гипоталамуса, когда животное, нажимая на педаль электрической сети, посылало в собственный мозг электрические сигналы. Найти общий признак, характеризующий все эти различные типы поведения, в рамках известных представлений не удавалось. Они характеризовались также различными эмоциональными переживаниями: самостимуляция (с помощью педали) сопровождалась положительными эмоциями (иначе, что вынуждало бы животное активно ее продолжать?), бегство связано с чувством страха, а агрессия это проявление гнева.

С другой стороны, борьба, ориентация в среде и самостимуляция характеризуются тенденцией к приближению к объекту, вызывающему эти реакции, а бегство — его избеганием. И все эти очень разные состояния и виды поведения сопровождались гиппокампальным тэта-ритмом.

Я не мог разрешить эти противоречия, пока внезапно не увидел, что есть нечто общее между всеми этими типами поведения. Это новое видение пришло как озарение, но разумеется, не внезапно, а после длительных размышлений. И все же это было именно озарение, а не результат логического анализа.

Внезапно найденную для всех этих форм поведения общую характеристику, которая ранее в научной литературе не обсуждалось, я назвал «поисковая активность», и сразу решил, что гиппокампальный тэта-ритм отражает именно её.

Саму поисковую активность я определил как активное поведение, направленное на изменение ситуации или среды, (или на изменение субъективного отношения к ситуации или к себе самому в ней, к своему видению ситуации). И хотя конечный результат поисковой активности всегда неопределенен (на то она и поисковая), в каждый текущий момент этот результат анализируется и оценивается, что делает поисковое поведение гибким и позволяет менять направление поиска в зависимости от его результатов.

Это поведение у животных выражается самым разнообразным образом.

В процессе ориентации в ситуации, животное изучает окружающую среду. Это изучение может происходить без активных движений, когда субъект как бы замирает, внимательно отслеживая происходящее, чтобы решить, что делать.

В процессе борьбы анализируются разные возможные действия, и выбираются ведущие к преодолению препятствий, к победе.

При активном избегании опасности меняются направления движений, в зависимости от происходящего в процессе бегства, выбираются наиболее безопасные пути.

При активной самостимуляции мозга животное старается предотвратить распространение вызываемой им физиологической активации зон положительных эмоций на те зоны мозга, которые вызывают отрицательные эмоции, поэтому при первых признаках отрицательных переживаний животное регулярно на короткий период прерывает процесс самостимуляции и потом опять начинает нажимать педаль.

Таким образом, я смог объяснить на основе данных физиологических исследований общую для человека и животных функцию быстрого сна. Я понял, что быстрый сон восстанавливает потенциал поисковой активности после ее ослабления в период бодрствования.

Быстрый сон и сопровождающие его сновидения были бы не нужны, если бы процесс поиска в бодрствовании периодически не прекращался вследствие неудач и поражений и ресурсы организма для осуществления поискового поведения не истощались.

Функциональная дефектность сновидений, выявленная у больных с тревогой и депрессией, делала восстановление поискового поведения невозможным и закрепляла эти расстройства по системе обратной связи: отказ от поиска в бодрствовании (капитуляция) распространялся на быстрый сон, и это усиливало отказ в бодрствовании.

От гипотезы к эксперименту

Все это были только теоретические предположения, нуждавшиеся в экспериментальном подтверждении в исследованиях на животных. Но я не физиолог и такие эксперименты поставить не мог.

Проблема решилась случайно, когда я встретил физиолога Виктора Вульфовича Аршавского, который как раз в это время проводил исследование на крысах и кроликах, изучая на них развитие искусственно вызванных патологических процессов — анафилаксии, сердечной аритмии, эпилептических припадков, экстрапирамидных нарушений — в разных эмоциональных состояниях, тоже искусственно вызванных.

Он раздражал электрическим током латеральные и вентромедиальные отделы гипоталамуса. Стимуляция латерального гипоталамуса провоцировала самостимуляцию, как модель положительных эмоций, а раздражение вентромедиальных ядер гипоталамуса вызывала реакцию избегания, активную в форме бегства или пассивную, в виде замирания, как модель негативной эмоции. Исходной гипотезой в этих экспериментах, соответствующей господствующим в то время научным представлениям, было предположение, что позитивные эмоции заблокируют развитие патологии просто потому, что они положительные, а отрицательные эмоции усилят их проявление.

Но эксперименты не подтвердили этих предположений. Патологический процесс иногда ослабевал при негативных эмоциях, а иногда усиливался при самостимуляции. Объяснить эти результаты с позиции господствующих взглядов на эту проблему было невозможно, и Аршавский рассказал мне об этих странных результатах. Я спросил его, регистрировал ли он в каждом эксперименте поведение животного. «Разумеется» — ответил он. Когда мы проанализировали поведение животных, не концентрируя внимание на эмоциональных состояниях, это привело к решению проблемы с привлечением концепции поисковой активности.

Когда животное было активно (попытка бегства, агрессия, активная само-стимуляция), все патологические процессы ослабевали. При замирании в условиях дистресса или при пассивной само-стимуляция (когда животное просто неподвижно лежало на педали, посылая электрические сигналы в мозг без всяких собственных действий) патология как минимум не уменьшалась, а часто усиливалась. Активное поведение не сводилось только к моторной активности: когда животное должно было замереть, чтобы избежать наказания ударами током, т. е. когда замирание было собственным активным выбором животного, и оно успешно этому обучалось, наблюдалось меньше желудочно-кишечных расстройств, чем у тех, кто в этих условиях хаотически метался по камере. В процессе ориентации в новых условиях моторная активность животного могла тоже уменьшаться, животное просто внимательно следило за ситуацией и это не влияло на его соматическое здоровье отрицательно. Таким образом, поисковая активность в любом ее проявлении была решающим фактором, предотвращавшим развитие соматических расстройств.

Я подумал, что именно потому, что главным в поиске является сам его процесс, этот процесс в сновидениях помогает восстановить его в последующем бодрствовании. Это естественный биологический механизм восстановления поисковой активности после ее временного уменьшения в процессе усталости от переживания поражений или после длительного периода расслабления, когда желаемые цели достигаются и без активного поиска, а на основе отработанных стереотипов поведения.

Роль быстрого сна

На следующем этапе мы с Аршавским сосредоточились на роли быстрого сна и сновидений в восстановлении поисковой активности. Мы исследовали структуру сна крыс до и после реакции отказа от поиска (пассивного поведения, замирания в состоянии стресса, вызванного стимуляцией вентромедиального ядра гипоталамуса). Сон исследовался до стимуляции и сразу после нее. После стимуляции, приведшей к такой реакции капитуляции, быстрый сон увеличился почти вдвое. Поведение животного после этого стало опять активным, так что было подтверждено, что увеличение быстрого сна компенсировало состояние отказа от поиска, восстанавливая поисковое поведение. В то же время в наших и многих других исследованиях было показано, что и само-стимуляция, и активное оборонительное поведение уменьшает представленность быстрого сна без каких-либо отрицательных последствий для организма, что свидетельствует о снижении потребности в этой фазе сна после активного поискового поведения.

Позже мы перешли к исследованию на людях. Мы исследовали структуру сна студентов в период экзаменов, сразу после их завершения и во время каникул. Мы также регистрировали у них частоту пульса, артериальное давление и биоэлектрическую активность мимических мышц (электромиограмму) за 30 минут до и через 30 минут после экзаменов. Перед сном и после пробуждений после сна по завершении экзамена и в контрольную ночь во время каникул студенты решали логические задачи (тест Равена).

Перед экзаменом у всех студентов были признаки эмоционального напряжения — высокая активность электромиограммы и повышение пульса и давления по сравнению с состоянием вне экзаменов. У части студентов эти показатели после экзамена быстро вернулись к норме, но у других оставались высокими, что не было связано с полученной оценкой, а только с эмоциональной реакцией на предстоящий экзамен, которая у некоторых студентов сохранялась даже после его успешного завершения. У этих студентов во время сна после экзамена была увеличена доля быстрого сна, как при тревоге и депрессии.

У тех, кто демонстрировал снижение эмоционального напряжения сразу после завершения экзамена, доля быстрого сна в ночном сне после экзамена не была увеличена, и можно предполагать, что у них перед экзаменом была нормальная мобилизующая тревога.

А у тех, у кого это напряжение сохранялось после завершения стресса экзамена, была, вероятно, невротическая тревога, требовавшая компенсации в быстром сне. Даже успех на экзамене не ослабил их напряжения. Только после сна с увеличенной долей быстрого сна у них снизились все показатели эмоционального напряжения. Это подтверждалось и тем, что эти студенты до сна после экзамена хуже выполняли задачи теста Равена, чем остальные студенты, а после сна, насыщенного быстрым сном, их выполнение теста улучшилось.

Таким образом, непродуктивное эмоциональное напряжение без компенсаторного действия быстрого сна не уменьшается даже после успешного решения проблемы. С другой стороны, высокая поисковая активность в бодрствовании снижает потребность в быстром сне.

Разные типы поведения и сновидения

Поведение субъекта в бодрствовании не исчерпывается этими противоположными состояниями — поиском и отказом от поиска (капитуляцией). Частой формой поведения является стереотипное поведение, субъективный прогноз результатов которого совершенно определенен. Такое поведение вполне адаптивно в стандартных условиях, поддающихся точной оценке. В повседневной жизни мы нередко оказываемся в таких ситуациях, когда последствия нашего поведения можно, как кажется, точно рассчитать, но и в этих случаях могут внезапно включаться непредсказуемые факторы и события, требующие уже поисковой активности, и исходная ориентация на стереотипное поведение будет при этом не адаптивна.

Это — активное поведение, но в силу отсутствия поискового компонента оно не повышает устойчивости организма к стрессу и заболеваниям.

А вот хаотическое поведение в ситуации стресса нельзя назвать неактивным, но в бодрствовании оно совершенно не адаптивно, хотя на первый взгляд может напоминать поисковое. При хаотическом поведении перескок от одного направления деятельности к другому происходит спонтанно, без учетов результата поведения, без анализа и прогноза результатов. Поэтому оно, как правило, не помогает достичь заданной цели. Субъекту важно только состояние активности — не процесс поиска, включающий прогноз результатов и их оценку, а активность как таковая. Из-за этого она приводит к многочисленным провалам и поражениям и в реальной жизни часто завершается капитуляцией перед проблемами.