Бесплатный фрагмент - Карнавал

КАРНАВАЛ

СБОРНИК ПОЛИТИЧЕСКИХ СТАТЕЙ И ЭССЕ

Согласно требованиям редакции и законодательства РФ, автор доводит до сведения читателя, что в тексте книги неоднократно упоминаются названия или аббревиатура организаций, на территории РФ признанных экстремистскими и запрещенными, как то ОУН, УПА и «Правый сектор».

Автор так же хочет отметить, что высказываемые в тексте книги выводы и выкладки, касающиеся осмысления и оценки сути политических событий на Украине и в России 2014—2021 годов, являются результатом работы с огромным текстовым, теоретическим, медийным и фактически-событийным материалом, вполне общедоступным, обращены к читателю, погруженному в материал и свободно в нем ориентирующемуся, другими словами — сопричастному контекстуальному, информационному, историческому и идейно-смысловому полю обсуждаемых в тексте проблем. А потому, автор заранее просит недостаточно осведомленного в проблеме читателя воздержаться от попыток предъявлять какие-либо претензии и прежде этого, подобно самому автору, более-менее глубоко ознакомиться с проблемой и тематическим материалом.

ПАМЯТЬ, ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ…

Когда мы переживаем и обсуждаем гибель общественно значимых, символичных фигур, мы как правило делаем это с тем пафосом, который привычно окружал их поступки и жизнь, мы воспринимаем их жизнь и смерть в контексте водоворота глобальных событий и того места, которые они в нем занимали… Мы ищем смыслы и полуясные знаки тайных, скрытых процессов… Мы пытаемся взглянуть на происходящее в исторической перспективе и видим в этом чуть ли не обязанность… Мы забываем, что погибают люди из плоти и крови, чему-то радовавшиеся и печалившиеся перед неожиданной смертью, что-то ожидавшие завтра и на что-то надеявшиеся… Люди, которые за секунды перед настигшей их и кем-то предрешенной судьбой, ежились от холода, мечтали о теплом чае на кухне, наслаждались свежестью воздуха и предчувствием приближающейся весны… Люди, которых дома ждали близкие, в которых в тот самый момент, когда их брали за горло «все» и «никогда», кипели жизнь, будущее, планы, воля к тому, что для них значимо. За несколько часов перед смертью он говорил в эфире, что не понимает кровавого садизма подонка, обрекающего украинскую летчицу на мученическую смерть… его самого обвиняли в излишне светлых и оптимистичных тонах планируемой им акции, кощунственных на фоне ставших уже привычными кровавых событий… Он не знал, что Аннушка уже пролила масло и отдан приказ, и поставлена подпись на документе с грифом «совершенно…», и греется мотор у белой машины, и щурятся от яркости софитов на набережной чьи-то цепкие глаза… и всё уже кончено, сделано, предрешено, неотвратимо… Бессмысленное зло смерти в его наготе, неприкрытости… Бессмыслица и зло насильственной, внезапной смерти, за которой — чья-то холодная воля, чей-то безумный, точный расчет… Пишу сам, читаю то, что в шоке, в горе и невозможности поверить в произошедшее пишут другие… Пытаюсь понять, что скрыто за этим, что значит эта кровь на кремлевской набережной — в перспективе ближайших дней и в тех мрачных временных далях, к которым ведет сокрытое от нас, приглушенное в мелькании повседневных событий… Пишу, рефлексирую, вдумываюсь в собственные чувства… Но всё не идет из мыслей фото с места расправы… Слепят неоновые фонари Кремля, пронизан отблесками холодный воздух, на асфальте — неловко, беззащитно распластавшийся труп… Тело еще дышит жизнью и сохранило ее цвет, не успело закоченеть… по-простецки взбившаяся майка, как будто пьяный работяга не совладал с хмелем и прилег заснуть на холоде… Два часа назад в этом теле бурлил дух, клокотала воля и жизнь духа… Этот человек дискутировал и прокручивал в голове воображаемые картины предстоящего марша за мир… В его сознании проносились тезисы, аргументы, наметки того, что он будет говорить перед смелыми людьми, решившимися собраться в московском пригороде… Комментарии, оценки событий, звуки его беседы в последние часы жизни, воспоминания о его пути — от российских флагов на площади перед Белым Домом в далеком 93-м, кабинета премьера в 97-м до желто-голубых флагов на бульварах осенней Москвы совсем недавно… Слышу его советы, как доехать митингующим на метро до Марьино, заботливые, подробные… А у меня все стоит перед глазами тело этого человека, который вышел после удачного интервью, не подозревая, что делает последние в своей жизни вдохи, что это его последние звезды на небе и последний вечер, а дальше — вечность…

О ДЕСОВЕТИЗАЦИИ, В ПРЕДДВЕРИИ 9 МАЯ 2017 ГОДА

Прошло почти сто лет, но последствия 30-х и их трагического, неотвратимого конца, наступившего 8 мая 1945 года, продолжают не то чтобы «ощущаться» до сих пор — современный мир политически, ценностно и во многих иных измерениях является последствием всего произошедшего. Весь современный миропорядок — начиная от общемировых, над национальных и над региональных политических структур и кончая расцветом и деградацией либеральной Европы — это послевоенный и антивоенный мир. Либеральная Европа, проповедующая зачастую абсурдную терпимость, с ее фанатической готовностью держаться за ценности демократии и политические свободы, рискуя для этого иногда и вправду самой элементарной безопасностью, поднялась на руинах, ценностных и фактических, в попытке обнаружить в себе нечто, что еще обладает ценностью и способно вдохновить посреди состоявшейся пляски безграничного нигилизма, занявшей почти полвека. Эта Европа вызывает насмешки ее решимостью жертвовать всем или почти всем во имя ее «священных коров» — но не стоит смеяться. Просто Европа еще очень хорошо помнит, что бывает, когда политические и общественные свободы превращаются в ценность сомнительную и условную, эта Европа стала, действуя «от противного», утверждая в качестве ценности и цели то, что было ниспровергнуто предыдущей эпохой, потому что в идолах этой страшной эпохи она по выстраданному праву видела и видит абсолютное зло. Мы до сих пор так или иначе расхлебываем и пожинаем плоды произошедшего. Понимая это или нет, мы действуем, принимаем решения, выносим суждения и существуем в отношении к плотности тех событий. Мы требуем терпимости к гомосексуалам, потому что гонения на них стали вечным символом нацизма и тоталитаризма. Невзирая на древние инстинкты рода, мы научились наконец-то хотя бы в официальном дискурсе признавать, что идеи национального превосходства преступны и нравственно порочны. Мы требуем должных, общеобязательных реверансов в отношении к Холокосту, и в неуважении к его памяти видим проявления либо ожившей пещерности, либо безумия. Критикуя демократию, мы сразу вспоминаем, что именно она привела к власти Гитлера и утверждаем — власть большинства не должна быть исчерпывающей и абсолютной. Наблюдая за действиями политических режимов, мы скрупулезно присматриваемся и проверяем — а не происходит ли незаметно то, что было тогда, не поступают ли «эти» сегодня так же, как тогда «те»? Хотим мы или нет — мы принципиально и постоянно соотносим себя с этой эпохой, вызовы и неожиданные события настоящего дают нам причины для этого. Сегодня умирают, и не желая умирать — реинкарнируются те же идеологии, возрождаются казалось ушедшие в небытие модели тоталитарных обществ и фигуры тоталитарных вождей. Память о событиях почти столетней давности, как бы не хотели мы избавиться от нее, отдалить ее от горизонтов настоящего и будущего, властвует над нами, и на то есть весьма весомые причины. Быть может — это плохо, ибо есть неумолимая логика времени, все рано или поздно расставляющая на свои места. Быть может — хорошо, ибо никто не знает, что станет и будет, когда то, что было, станет «далью» и перестанет пугать. Пренебрежение исторической памятью — вещь столь же опасная, сколь и навязчивость оной, чрезмерное в нее погружение.

Противоречивые чувства.

Питер готовится к празднику. Во внешних проявлениях трудно обнаружить нечто крамольное и очевидно «нездоровое». Невский проспект увешен российскими флагами и различной символикой. Рекламные баннеры в центре города демонстрируют фотографии ветеранов, доживших до наших дней, солдат разных национальностей, павших во время обороны и освобождения Ленинграда. Ничего, кроме хорошего, конкретно это не побуждает ощутить. Быть может — кроме тех, кто хотят вообще не помнить, забыть как можно скорее, превратить чествование памяти в ненавязчивую дань приличиям, скоро обреченную кануть в Лету, ибо напоминание становится обвинением и приговором. На Дворцовой собирают трибуны для парада, каналы ТВ пафосно-истеричны — но таковы они давно и по-любому поводу. Эфирное время полно фильмами о войне современного производства, более напоминающими дешевые ремейки на американские фильмы о войне во Вьетнаме — но и это было всегда. В целом, путинская Россия празднует 9 мая во внешних проявлениях куда менее пафосно и экзальтированно, чем этот праздник отмечался при советском режиме, или чем израильтяне празднуют День независимости. Пугает совсем не это — повседневность путинского режима, сюжеты о «узаконенной европейской педофилии», о подводных лодках, «способных стереть в пепел две трети США», давно ставшая привычной самая дремучая «ресоветизация», пугают куда более. Если бы все это происходило тридцать лет назад — вообще не возникало бы вопросов, и потому прежде всего, что память о ВМВ и Победе находилась на пике ее морального значения и жизненности. Конечно, попытка вдохнуть в эту память жизнь как раз тогда, когда неумолимой логикой событий и времени она должна начать умирать, превращаться в реликт, заключает в себе момент опасный и нездоровый. Потому что для реинкарнации этой памяти и превращения ее в живительный для общественного бытия милитаристский миф, «под» эту реинкарнацию, возрождаются привидения фашизма — в них обряжаются украинские события, по всем европейским весям отыскиваются и приводятся в товарный политический вид фашики-маргиналы всех сортов и мастей. Не было еще такого голландского, бельгийского, польского, венгерского, итальянского или французского фашика, который бы не был принят, обласкан, обнадежен, наделен деньгами в Кремле — мировом центре борьбы с фашизмом — при участии сановников первого уровня. Которого бы каналы российского ТВ не превратили в значимую политическую персону — по крайней мере, для их целевой аудитории. Кажется, не будет ничего более радостного для российской власти, чем возрождение право-фашистских движений в современной Европе, ибо только это способно оправдать заклинание памяти о войне и Победе. Произойди это — и мир снова обретет желанную и жизнетворную дихотомию, и впавшие в старческое безумие борцы с фашизмом, вспомнят молодость на дулах танков и благословят молодых на достойное продолжение их дел. Ведь где-то же должен быть этот живительный, вожделенный, долгожданный и оправдывающий существование целого режима «фашизм», с которым подданные российского президента — эти последние «донкихоты» цивилизации — готовы бесстрашно бороться, «не пощадив живота». Если миф оживляет павшее духом общество — не должна ли быть действительность ничтоже сумняшися принесена в жертву мифу и благородным целям, ради которых он возрождается? Преступна ли прихоть?

При всем при этом.

В Петербурге очень трудно не помнить о войне.

Вот ты стоишь возле Исаакия, с западной стороны, и возле вмятин на одной из чудеснейших колонн табличка — «это специально не заделанный след от одного из фашистских снарядов, которые долетали и сюда». Подобная табличка и под вмятиной на Аничковом мосту –««здесь разорвался один из 148 тыс. снарядов, которые фашисты выпустили по Ленинграду за годы блокады». И читающему кажется, что город, повесивший эти таблички, словно кричит сквозь сцепленные зубы, сквозь слезы — посмотрите, что эти варвары хотели сделать со мной.

Правда — в них крик души.

Как можно скорее все забыть, сдать в архив — такова предсказуемая реакция на манипуляции российской пропаганды вокруг Победы. Какое поле для инициативы, какое раздолье покуражиться! Где-то — по делу — вываливается на свет разума и совести правда фактов, страшная, повергающая в трепет, безжалостная, говорящая сама за себя. Где-то — благочестиво-патриотический подонок, зная прекрасно, что хотят от него услышать и на разогревании каких настроений он делает себе имидж, заполняет часовой радио эфир издевательствами над статусом Киева «мисто-герой». «Десоветизация» означает здесь тотальное отрицание, нивелирование всего, что объединимо в понятие «советский», выкорчевывание памяти — не для горизонтов будущего, нет, а чтобы на освободившееся место посадить саженцы привидений той же эпохи, только другого цвета. Советское, его символика и проявления вызывают полуэпилептический припадок и считается — должны вызывать.

А как вы «десоветизируете» Петербург, как вытравите из него память о войне и Победе, да и надо ли, возможно ли вообще?

Даже если бы вдруг явилась на то соответствующая политическая воля?

В начале Московского проспекта поставлен колоссальный мемориальный комплекс, состоящий из музея, массивных скульптурных групп, стелы, занимающий собой огромную площадь. На нем красуется надпись золотыми буквами — «ПОДВИГУ ТВОЕМУ, ЛЕНИНГРАД». Срыть монумент? Сделать поменьше, скромнее? По какому праву? Не было трагедии? Не было подвига? Чтить Бородино, чтить Плевну, чтить Севастополь, а это не чтить? Почему — из-за того, что были репрессии, а сталинские генералы пожимали руку Гудериану и делили Польшу? В этом виновны люди, легшие костьми на тех дотах, линии которых — сразу за мемориалом? Срыть сами доты? Для чего? Что бы удовлетворить иезуитов-«десоветизаторов»? Это можно, конечно, а что делать с остальным?

Что делать с поэзией Бергольц, Пастернака, Симонова, сотен других? С романами Полевого, Гроссмана и Бондарева? Перестать печатать, учить, читать? Ведь война, пережитое, события, литература военная и после военная — все это БЫЛО, оно не отделимо от истории, от культуры, от того, что переживается сейчас. Читать Пастернака-диссидента и «как бы не видеть» Пастернака-военного журналиста? Перестать произносить божественное, трепетное «Ты помнишь Алеша..» или «Жди меня»? Ну, и это быть может достижимо.

А с остальным что делать?

Если ехать в город со стороны Царского Села, проезжаешь Пулковские высоты… Сейчас, покрытые березовыми рощицами, они выглядят безобидно, лишь там и тут попадающиеся братские могилы способны напомнить вдумчивому человеку, каким адом были эти места в начале сороковых, сколько сотен тысяч людей полегло здесь, не пуская немецкую армию к берегам Невы. Запретить помнить? Срыть их? Почему? Оттого что к немыслимой трагедии города, страны и народов, ее населявших, привели ошибки советского режима? Потому что в дьявольской беспомощности закидывали немецкие танки телами? По десяткам таких же причин, звенящих с цинизмом ничуть не меньшим, чем путинская риторика «о великой Победе»? Да по какому праву??? Не дикость ли это, не безумство ли? Может ли это или что-либо иное унизить пережитые муки, память о них? Подвиг людей и память о нем? Подвиг не только отстоявших и переживших, но и восстанавливавших? По какому праву?

А что делать с многими сотнями таких же высот?

С Мамаевым курганом? С Могилой над Днепром? Срыть, снести, переименовать? Чтобы не мозолило глаза? Не глупость ли? По какому праву?

Все это БЫЛО. Правота и власть БЫВШЕГО куда сильнее и тех параноиков, которые возрождают советский миф, и невротиков, которые впадают в истерику при упоминании лет собственной молодости. ВСЕ это было, это часть каждого, родившегося и еще живущего на этой земле. Это БЫЛО: с его ужасами и героизмом, его правдой — трагической, уродливой и величественной. Это как искореженное полиомиелитом или автокатастрофой в детстве тело — не деться никуда, глупо и нездорово потрясать этим на публике, глупо же и нездорово трястись в невротическом припадке при взгляде на это.

«Десоветизация», как она выглядит на практике, далека от покаяния, трезвости осознания и отношения к прошлому, часто — это лишь откровенный невроз вытеснения, не более.

Где вы видели свободное от грехов, просчетов и ошибок прошлое, однозначно «позитивное» или «негативное», когда оно было?

Бородинское сражение и победа в Отечественной войне 1812 года возвращали в Россию феодальное рабство — и что? Свобода должна была прийти в Россию с победой Наполеона? У русских крестьян-рабов не было права и причин защищать СВОЮ землю — пусть рабскую и полную муками и бесправием? Крушение империи Наполеона привело к возвращению Европы во времена католической и тоталитарной реакции — и что? В крушении наполеоновской империи не было несомненного блага?

Путинский режим в первую очередь виновен в профанации памяти о ВМВ и Победе, несомненно так. Говоря по чести — засученные рукава «десоветизаторов» при этом вызывают отвращение ничуть не меньшее, нежели инициативы «советизаторов». Умеренная, взвешенная, пронизанная уважением память была бы куда более достойным ответом на превращение чествования Победы в инструмент пропаганды, нежели становящееся иногда откровенным глумление. Увы, солдаты-победители — наименее худшие герои из всех возможных и альтернативных.

Память моей воевавшей бабки, и моего воевавшего деда, и их многочисленных родственников, воевавших или погибших — не виновна в том, что одни превращают ее в замусоленный козырь манипуляций, а другие — топчутся по ней, дорвавшись до возможности свести счеты и вынуть истлевшие портреты мерзавцев из погреба.

Память всех остальных «бабок» и «дедов», уверен — тоже.

МИР ВАМ

Эх, была — не была!

Прав был Достоевский — только подлец не меняет убеждений.

По крайней мере — если в их трансформации есть смысл, внутренняя логика. Если их перемена — это освобождение от пут иллюзий и заблуждений. Но это — так, в общем, к слову. В моем случае все проще.

Вспоминаю себя три года назад и ухмыляюсь — неисправимый энтузиаст, смело бросающийся в рубку за то, что видится ему правильным.

Громыхало вчера и днысь в районе бывшего Северного автовокзала не по-детски. Ничуть не нарушая привычного уклада здешней жизни, ко всему уже притерпевшейся, кажется. При том, что живу я километров соответственно пять, не меньше, от аэропорта, слышимость была прекрасная… на какой-то момент серьезность и трагичность происходящего отступают на второй план и начинаешь ощущать себя героем одного из тех многих военных фильмов, которых насмотрелся в детстве.

Даст бог, через десять дней я буду жить в самом центре и услышу эти звуки только в том случае, если «освобождением» Донецка займутся всерьез.

Центр Донецка и районы вплоть до ЖД Вокзала выглядят так же наверное, как выглядели и до войны, разве что все же чуть менее людно. Более того, город выглядит чистым, нарядным, цветущим — ладным, знаете ли, есть такое слово. Невзирая на потрясения, все и до сих пор указывает, каким вызывающе процветающим этот город был до войны. Я специально не ездил в те районы, которые когда периодически, когда почти регулярно подвергаются обстрелу. Но я видел фото и проезжал Горловку — этого достаточно, чтобы представить, как они выглядят. Воочию видеть этого не хочу — больно.

К чему это все?..

Говорят, формат АТО сделал свое дело и должен уступить место другой концепции «освобождения». Пора уж, мол.

Конечно, все это должно закончиться, чем быстрее — тем лучше, во имя всеобщего блага.

Освобождать Донецк.

Конечно — желательно «победоносно».

А от кого, позвольте спросить, «освобождать»?

Главное — во имя чего?

Наверное — нужно бы прежде спросить жителей Донецка о том, желают ли они быть «освобожденными» — боюсь, суждения будут для кого-то весьма разочаровывающими.

Конечно — нужно, чтобы все это закончилось.

Боюсь, что закончится это может только путем переговоров.

Переговоров, однако, кажется вовсе не хотят. Освободители — точно не хотят. Им подавай мятежный Донбасс на кончике шпаги. Переговоры — это пораженчество национального духа. Безоговорочная капитуляция — не меньше. Превратить и до сих пор цветущий город, словно ожидающий возвращения к полноценной, пульсирующей жизни, в раздолбанную скорлупу и победно его освободить. Только так. Какие там переговоры.

А во имя чего, простите? И по какому праву, главное?

Во имя того, чтобы ТРК Донбасс вещала по-украински? Так она, кажется, и до войны вещала… Ах, да! Чтобы она теперь полностью вещала!

Еще для чего?

Чтобы людей, производящих национальный продукт, клеймили «быдлом» и «манкуртами» за то, что они говорят на языке родителей и желают гастробайтерствовать там, где им понятнее и ближе? Чтобы переименовать площадь Ленина в площадь Мазепы, ул. Артема — в ул. Бандеры, а Щорса — в Шухевича?

Для чего еще? Что еще принесут в Донецк «новые украинские реалии»? Что есть эти «новые реалии», кроме бесконечной русофобии, пасквильной украинизации, воплей «слава» и «смерть» и «смены пантеона героев»? В чем еще великие завоевания? Ради этого раздолбать кое-как сохранившийся город? О, нет! Пусть он останется целым и невредимым со всей его советской архаикой, с всеми артема-щорса-ленина, пускай сохранятся не разбитыми его бульвары и проспекты. Пусть по-прежнему его обыватели говорят простовато «обувка», а не «шкарпетки», объявления в троллейбусах звучат на языке Пушкина, но не Шевченко — это ничего. Слишком дорога цена «национального прогресса». Победоносное шествие портретов одних лысых упырей на место других не стоит этого города. По своему прекрасного города — вот уж не думал, что когда-нибудь произнесу это…

Мир. Да, мир… Но мир можно принести только с миром, увы…

Июнь 2017

ШЕСТАЯ КОЛОННА

Никогда не испытывал симпатий к режиму Януковича, путинскому режиму в России и т. д. Тем не менее, любопытны несколько моментов

.

Поспорил и вдруг подумалось, стало ясным и понятным.

В 2009 году президент Янукович пришел к власти легитимным путем, через всеобщие и демократические выборы, легитимность которых ни у кого не вызвала сомнений, на волне действительного недовольства демократического большинства режимом Тимошенко-Ющенко. Факты эти общеизвестны, никто и никогда не оспаривал их как и то, что многие сторонники первого Майдана голосовали именно за Януковича и его блок. Более того — проигравшая выборы политическая сила заскрипела зубами, произнесла сакраментальное «это тоже демократия», но поражение признала и ушла в сторону без криков «зрада», «рука Москвы» и прочее, потому, помимо прочего, что сознавала всю бесполезность подобных манипуляций.

Потому что тогда посягательство на легитимные политические процедуры казалось немыслимым, а риторика «патриотизма-предательства» еще казалась одиозной.

Возможно ли нечто подобное ныне?

Конечно же, нет.

По причине исчезновения из украинского общества и электората критичных к действующему режиму, его идеологии и т. д. сил и настроений?

Конечно же нет.

При этом, подобное невозможно.

То есть, даже при наличии в обществе широких слоев, отождествляющих себя с иными силами, установками и т. д. (они, как и геи в Чечне, всё же есть), легитимный приход к власти выражающих эти слои политических сил максимально затруднен на «среднеполитическом» уровне и практически невозможен на уровне высших эшелонов политической власти. Невозможны даже не сам приход, а хотя бы попытка политической борьбы и «прихода».

Как только политический деятель оппозиционного настроя пытается провести, к примеру, разрешенную и даже предписанную законом агитационную работу с населением, немедленно организуется группа патриотических кликуш и с потакания властей осуществляется акт «патриотического аутодафе» — публичного, образцово-показательного поругания политика, рискнувшего говорить не то, что желает слышать осоловевшая патриотическая масса. Более того — «патриотическая масса» граждан, боровшихся за выбор европейского либерализма, подобные акты расправ и аутодафе поддерживает. Политику разрешено произносить только «правильные» вещи, а правильные вещи — это те вещи, которые ласкают слух и настроения охваченной патриотической истерией, лояльной политическому режиму толпы. Хотя бы — не противоречат, или не слишком.

На вопрос — а где же либерализм, терпимость и плюрализм как неотъемлемые атрибуты оного, в ответ слышится обычно — «война идет».

Это — последний довод, ключевой момент.

Хорошо, скажем, что не убили или не посадили, а только облили зеленкой или яйцами, чтобы «не совались».

Подобное приемлемо «либеральной» морали и «либеральному» сознанию.

Война идет. Не до соплей.

Казалось бы — свобода есть безусловная ценность, в соответствии с ней собирались строить страну, повергнув ради такой цели страну в пучину тяжелейшего политического кризиса, а значит — эту ценность надо утверждать, невзирая ни на что, посреди войны и противостояния еще более, нежели посреди мира.

«Война идет». «Ребята гибнут». Не до соплей.

Проще говоря, осуществляемая легитимными средствами попытка политических сил иного цвета прийти к власти, будет немедленно объявлена «предательством», «попыткой переворота», «приходом сочувствующих врагу сил», «копошением пятой колонны» и даже «шестой колонны» — украинский «патриотический либерализм» изобрел этот новый политический термин, которым обозначаются «сочувствующие», то есть инакомыслящие и по другому ориентированные массы сограждан, причем даже если речь пойдет о действиях исключительно легитимного характера. Понятием «шестая колонна» в вину ставятся даже не инициативы и деятельность «не-патриотичного» толка, а сочувствие им или подвергающимся репрессиям политическим и общественным деятелям. К примеру, в связи с недавно открывшимся так называемым «делом Гужбы», несколько весомых патриотических мракобесов призвали внимательно смотреть на сочувствующих или выражающих протест, чтобы знать, где «шестая колонна», отслеживать сочувствующих. Общеизвестно, что сегодня даже в тех случаях, когда в проблемах более частных политик решается высказывать установки и суждения, отличные от установок политического режима, господствующей идеологии, охваченной патриотической истерией социальной массы, его немедленно объявляют «предателем» и подвергают актам публичной обструкции.

Более того, выражающие патриотический дух радикальные силы считают себя в праве экстремистскими, противозаконными действиями подвергать поруганию инакомыслие и оппозиционность, патриотическое мнение одобряет это, политический режим — этому потворствует.

Потому что олицетворением политических интересов нации, «детьми света и добра» мнят и позиционируют себя лишь политические силы очень определенного цвета и настроя.

Короче говоря, приход оппозиционных сил к власти легитимными средствами и в соответствие с легитимной процедурой, или хотя бы легитимная политическая борьба этих сил в Украине третьего года после «революции достоинства», ратующей за «европейский выбор» и «либерализм» скорее всего невозможны. Более того — совершенно очевидно, что буде такой легитимный приход обозначился бы, находящийся у власти политический режим никогда бы не позволил этому произойти и насилием, опирающимся на «патриотизм» и «общественное мнение», подобные тенденции пресек бы и власть не отдал. Или по крайней мере — попытался бы не отдать самыми последними и отчаянными, попирающими последние представления о либерализме и цивилизованности общественно-политической жизни средствами, что собственно уже, в предчувствии угрозы и возможности демократической, в русле законных, а не привычных им провокативных и революционно-насильственных средств смены режима, вовсю начинает происходить. И подобные процессы происходят внутри общественно-политического режима, вознесшего на на лозунги борьбу за европейский либерализм. Всегда приходившие к власти насильственно и незаконно, путем уличных провокаций, неотвратимо утрачивавших популярность в верности коррупции и привычным принципам политики, в претензиях на общенациональный и безоговорочный, подавляющий оппонентов диктат собственных, весьма ограниченных установок и приоритетов националистического толка (неизменно вступавший силу под лозунгами евролиберальной революции) они любыми средствами пыталисб удержать ее, упредить возможность утратить ее в рамках всецело прозрачных и демократический процедур, ныне же кажется вобще готовы пренебречь ради этого всем, что только будет возможно, и откровенно это заявляют. В отличие от тандема Ющенко-Тимошенко, триумвират Порошенко-Турчинов-Аваков на легитимных основаниях власть скорее всего не отдадут, возможен лишь переход власти к режиму определенного политического и идеологического цвета, в соответствии с выбором существующего режима, а не общества. Революционный и формально «евроориентированный» режим, на деле просто насаждающий диктат откровенно националистических установок и приоритетов в отношении к судьбе, внутренней и внешней политике страны, олицетворяющий волю, идеологию, взгляд на идентичность лишь ограниченных сил, слоев населения и регионов, конечно же в принципе не может никак иначе приходить к власти и удержать ее. Он по сути и природе, в самом характере его идеологии и установок тоталитарен, антидемократичен и противоречит волеизъявлению и позиции общественного большинства, а потому может рассчитывать лишь на попытку манипуляциями, разжиганием раскола, опорой на войну и подобное подчинить и сплотить социальную массу, сделать ее лояльной, в конечном итоге, мытьем и катаньем, хрестоматийными для подобных режимах средствами прийти к большинству, утвердить общенациональную гегемонию. Диктат, революционно-насильственный диктат площадной толпы и пассионарного, националистически мотивированного меньшинства — таков извечный, показавший себя в событиях, идеологический выпестованный чуть ли не столетие назад метод их прихода к власти. Диктат пассионарного и патриотичного, националистически и идеологически выпестованного меньшинства с целью общенациональной гегемонии его приоритетов и установок — таков сам отстаиваемый и неуклонно воплощаемый ими принцип общественно-политической жизни, строительства идентичной нации. Любого рода манипуляции и средства, провокации и пренебрежение декларируемыми лозунгами — таков их метод борьбы за удержание власти, и позволив себе один раз не переступить через последние условности и приличия, проиграть и принять это, они скорее всего, после кровавых событий трех летней давности и радикальности, которую приобрели извечные борения, противоречия и конфликты в их отношениях с оппонентами, подобного себе уже не позволят. Их приоритеты и мифы, герои и установки, общественно-политические представления есть позиция и идентичность, идеология и национальное самоощущение специфического в перипетиях его истории меньшинства, но при этом мыслятся как эталон идентичности и самосознания, давно предназначены поэтому к гегемонии на общенациональном уровне, что собственно и происходит как определяющий процесс весь постсоветский период, и диктат как принцип прихода к власти и общественно-политической жизни в целом, есть не просто приемлемое, а вообще единственно возможное средство этого. Даже если бы состоялись выборы, к примеру, на которых победил бы представитель оппозиционных сил, власть бы передана наверное не была, а результаты выборов были бы признаны «агрессией» и отвергнуты, по крайней мере — за подобный сценарий развития событий до последнего и любыми средствами боролись бы. Да и сама политическая борьба в подобном направлении была бы сегодня невозможна, и это очевидно, и очевидно не по причине отсутствия недовольства действующим режимом, а по причине подавления подобного недовольства силами патриотической риторики и разжиганием патриотической истерии. Патриотическая истерия стала очень эффективным орудием в руках политического режима, пришедшего к власти насильственно, вопреки противодействию значительного к-ва регионов страны и широких слоев населения, а значит — нуждался в радикальных средствах политического и идеологического самоутверждения. Патриотизм изначально был приравнен к лояльности политическому режиму и настроениям Майдана, оппозиционность — к «предательству». Еще в июне 2014 года Арсений Яценюк, тогдашний премьер, ставил вопрос на заседании Рады «ребром»: всякий, кто не желает одобрить решение Кабмина о передаче американским компаниям концессии энергосистемы страны, любой скептик и противник решения — «идет против майдана», «предатель» и «московский прихвостень», а «патриоты» должны решение одобрить. Риторика «предатели-дети родины» эффективна и не нова. Власть никто просто так не отдаст, всякие попытки легитимно и демократически сменить ее, будут задавлены в корне патриотической риторикой-истерией и опирающимися на нее насильственно-репрессивными мерами, оправданными «войной» и «нахождением отечества в опасности», Если режим Януковича, не желавший «отдавать власть», был заклеймлен как не-легитимный и тоталитарный, то подавляющий оппозицию режим националистический — это всего лишь «власть патриотов, отстаивающая европейский выбор», и не важно, какими средствами, пусть даже и очень знакомыми. Страна не для того выстрадала европейский выбор, чтобы к власти в ней мог прийти кто угодно, пусть даже и в рамках законных процедур. Свобода и демократия в конечном итоге стоят того, чтобы их утверждали гильотиной.

Украина при Януковиче была страной, в которой возможно быть оппозиционером и иметь отличное мнение, при всей откровенной и криминального толка тоталитарности режима. «Либеральная Украина» является страной, в которой подобное превращается все более и более в невозможное и чревато уже не только публичным поруганием и клеймом «предатели», но и уголовной ответственностью.

Более того — патриотическая и провластная риторика радикализируется и превращается в реальный политический инструмент. Если два года назад оппозицию презрительно именовали «ватниками», теперь ее называют «предателями», «пятой» и «шестой колонной». И если два года назад праздновать 23 февраля и 9 мая был привычно, но «не слишком желательно», «не камильфо», год назад — постыдно, то теперь это приравнивается к «открытой демонстрации нелояльности» и чуть ли не к «предательству». Если два года назад оппозиционные взгляды подвергались патриотической обструкции в провластных СМИ — иных СМИ практически не осталось, то ныне их публичное высказывание предлагается сделать уголовно ответственным и вопль «зрада» может означать вовсе не «поругание», а «процесс» и «статью». Проще говоря — риторика о «предателях» и «пятой колонне» начищена до блеска как штык, припасенный на случай попытки оппозиции легитимно прийти к власти и развернуть легитимную политическую борьбу, и разогретая этой риторикой толпа, готовая насадить на этот штык сограждан другого «цвета» и «акцента» — так же приготовлена. Даже если бы нация действительно решила, что она хочет видеть у власти другие политические силы, на этот случай, то есть на критическую ситуацию легитимного выбора, был бы приготовлен еще один «майдан», ибо по заветам идеологически прародителей нынешних патриотов,«народ — это дурак-свинопас, который не знает, в чем его благо и таковому должен быть научен». А жрецы народного духа и рыцари национальной свободы, конечно же имеют поэтому право любыми насильственными средствами приходить к власти и удерживать ее, подчинять и сплачивать в лояльности себе социальную массу. Если президент Ющенко, хоть и скрипя зубами, но произнес — «это тоже демократия» и признал выбор общества, ставший его поражением, причем не его личным «фиаско», а катастрофическим поражением олицетворяемых им сил и слоев общества, нынешние властьпридержащие заготовленно завопят «зрада» и «происки кремля», будучи готовыми обвинить в этом значительную и даже большую, быть может, часть сограждан. Какие бы доводы не приводились, очевидность проста — легитимная смена власти, законная борьба оппозиции за эту смену в либеральной Украине НЕ ВОЗМОЖНЫ И ВОВСЕ НЕ ИЗ-ЗА ОТСУТСТВИЯ ПОДДЕРЖКИ ОППОЗИЦИИ В ОБЩЕСТВЕ, а по причине заготовленности для нее риторики «предатели-пятая колонна» и готовности политического режима, опираясь на подобное, удерживать власть методами «узаконенных фолов». Оппозиционеры — это «предатели», патриотическая власть имеет право давить их имеющимися в наличии средствами. Потому что насильственный механизм смены-удержания власти отработан, обкатан, оправдан в общественном сознании.

Подобная теория и практика не вызывает удивления в соприкосновении с обществами и режимами, программно тоталитарными, но может ли она не вызывать вопросов в отношении к стране, «воюющей за европейский выбор»? Ведь речь идет не о пророссийской Украине времен Кучмы и Януковича, а об Украине «европейски ориентированной»?

Приготовления к этому уже происходят, примеров множество, от микро до макро политических.

Местные советы, демократическим путем отменявшие решения о слишком «радикальном» с их точки зрения переименовании улиц в соответствие с законом о «декоммунизации», ставились под угрозу уголовного преследования, и даже если речь идет лишь об «устрашении», факт говорит за себя. Если подобные механизмы работают в таком частном вопросе, то можно представить себе, какие меры могут повлечь за собой легитимные действия оппозиции на уровне макрополитическом.

Подлинным шоком послужило заявление депутата от фракции БПП о том, что должна быть рассмотрена возможность возобновления дела о «госизмене» против Тимошенко по факту газовых контрактов в 2009 году. По истине — шок. Знающий — знает: именно этот процесс был флагом оппозиции и обвинений режима Януковича в «тоталитаризме» и «преследованиях оппозиции», примером «сфабрикованного дела» и «политического преследования», освобождение Тимошенко как политической узницы было одним из условий и требований Майдана. К слову — и одним из первых решений майдановского правительства в страшные февральские дни. И вот, вдумайтесь — «либеральный» и «промайдановский» режим Порошенко в канун грядущих выборов намекает о возможности возобновления репрессивного процесса, конечно же — на случай излишних амбиций Тимошенко. Речь идет о лидере системной оппозиции и соратнице по делу. Два варианта — либо героиня Майдана действительно преступница и «нет дыма без огня», а значит — на режим Януковича в этом отношении возводили напраслину, либо, что хуже, «либеральный» режим намекает о возможности возвращения к практике политических репрессий оппозиции теми же методами, что и свергнутый режим тоталитарный. Содрогания или удивления это не вызывает — патриотическая общественность в эти же дни занята смакованием обструкции, устроенной депутату Надежде Савченко.

В случае с делом Гужбы — очевидным фактом «наезда» и уголовного преследования политического оппозиционера, подобный шаг, совершенно возмутительный с точки зрения ценностей Евромайдана, был немедленно оправдан промайдановской, патриотической общественностью по «формуле Аль-Капоне», то есть «сядет, но не за то». Это значит — в общественном мнении готовится почва, чтобы садить «за то самое», то есть политическое оппозиционерство и не лояльность режиму, но по другим статьям. То есть — оправдание откровенно тоталитарной практики. Чего же хуже? Казалось бы…

Речь идет об откровенно и хрестоматийно тоталитарной общественно-политической практике репрессий и подавления оппозиции, которая происходит под лозунгами «борьбы за еворолиберализм» и особенно настораживает несколькими вещами — откровенностью и брутальностью методов, а так же прямой и безо всякого стеснения, одобрительно-улюлюкающей поддержкой «евроориентированного» и «светоносного», упивающегося цивилизационным превосходством над «ордынской» и «немытой» Россией. Однако, в отличие от тревоги, удивления подобное вызывать не должно. Общенациональный тоталитарный диктат и подавление оппонентов в опоре на войну, трагизм и радикальность внутреннего раскола и противостояния, изначально были здесь принципом и политикой, вообще — определяли принцип «евроинтеграционной» политики и парадигмы в ее националистической сути, в характере ее культурных и идеологических, общественных истоков. Увы, «евроинтеграционная» парадигма, в ее безусловно националистическом характере, являясь лишь эманацией идеологии национализма, тоталитарной как форма сознания идентичности и политического движения, а так же ключевых установок и приоритетов оной, с самого начала и в сути, в предполагаемых и фактически методах ее воплощения демонстрировала тоталитарность, отказ от какого-либо диалога и нацеленность радикальное подавление общественно-политических оппонентов, и по другому конечно же не могло быть. Ведь не смотря на лозунги, не может не быть тоталитарной парадигма, идеологические и общественно-политические, культурные истоки и почва которой тоталитарны. И конечно — там, где по сути и в принципе тоталитарны идеология и форма национального сознания, сформированная на их основе модель идентичности и неразрывно связанная с ней общественно-политическая и национальная парадигма, не могли не состояться хрестоматийно фашистские и тоталитарные реалии. Диктат есть их суть, политика и основополагающая, идеологическая и ставшая чуть ли не «сакральной» установка, связанная их с концепцией идентичности и претензиями на решающую культурно-историческую и национальную роль, их отношение к общенациональным реалиям и судьбе страны в целом, мессианское и пассионарное видение в таковы себя. Диктат заложен как принцип и установка в самых основах их идеологии, модели идентичности и самосознания, «сакральных» для них представлений о путях, судьбе и существовании нации. Общенациональная гегемония, тоталитарный и любыми средствами диктат — таковы всецело законный и приемлемый для них, давно провозглашенный и обоснованный идеологически метод строительства идентичной страны и нации, ощущение роли в этом процессе. Оппонент и диалог по этой причине не просто не нужны, а яростно неприемлемы и ненавистны им, должны быть искоренены и подавлены, вымертвлены до основ, и война, трагедия событий «до и после», ярость внутреннего противостояния и раскола, пафосная патриотическая истерия, в иных и чуть более вменяемых обстоятельствах представшая бы хрестоматийно фашистской, есть этому счастливейшей и удачное, подаренное богом и судьбой «подспорье». Якобы стремящиеся к основанному на согласии, диалоге и сосуществовании европейскому либерализму, они изначально, по сути и в тоталитарном характере их сознания, идентичности и идеологии, вознесенной на лозунги общественно-политической и национальной парадигмы, яростно и программно ненавидят, отвергают оппонирование и диалог, нацелены задавить оппонентов в виде инакомыслящих сограждан. Это было изначально и в сути — событий, вдохновившей их евроинтеграционной парадигмы, продиктовавшей ее идеологии и модели идентичности, затеянной площадными бесчинствами как средство воплощения означенного политики и т. д. Просто первое время это еще хоть как-то пряталось под масками и в рамках последних приличий, а ныне, при реальной угрозе утраты власти и общенационального, революционно добытого диктата, прорвалось наружу, словно оскал преступника или безумца со всей откровенностью. Садить оппонентов «не за то», по сфабрикованным и вымышленным статьям — эта классическая формула фашистско-тоталитарных репрессий тех самых режимов, от которых наши евролибералы, в высоте и чистоте их помыслов, душ и идей, законодательно и с осуждением открестились в известных законах 2015 года. Однако — циничных и лживых, лицемерных и до полоумия ханжеских реформаторов-революционеров этот факт нисколько не смущает.

В этом всё дело. В этом истоки, причины и суть сотрясающих страну катастроф. И таковы же глубинные истоки и причины востребованности и желанности, либо откровенной, либо неумолимо проступающей из под всех масок одобряемости ими войны, репрессий, подавления оппонетнов и прочих завоеваний и радостей евролиберальной, освященной как и положено кровью и тоталитарными мифами, истерией патриотической «нашести» и лояльности революции. И если под масками «евролиберальной революции» был построен эталонно фашистский и тоталитарный режим, то лишь по той причине, что такова суть самой «евроинтеграционной» парадигмы и идеологии национализма, являющейся ее истоком и фундаментом.

Без сомнения, Гужба — оппозиционный медийщик. Без сомнения, на его медиа-проекте режим находит и слышит нежелательные для себя суждения и оценки событий. Без сомнения, этот медиа-проект и еще многие подобные ему предполагаются быть использованными как средство совершенно легитимной политической борьбы и агитации — почему же нет, что в этом преступного? В какой из развитых демократий политическая оппозиция не обладает собственными СМИ, доносящими ее позицию в рамках законодательства и профессиональной этики? Проблема в том, что никакой политической борьбы оппозиции в принципе не должно быть, даже если подобная борьба ведется легитимными средствами, оппозиция — это «предательство», а ее политическая борьба — «попытка прокремлевского переворота». Налицо тенденции тоталитаризма и фашизации, стремления определенных общественных сил и слоев, их политических представителей и идеологии прийти к безоговорочной гегемонии на общенациональном пространстве, исключающей инакомыслие, противодействие, плюрализм и наконец — легитимную смену. Проблема в том, что свершившая выбор «европейского либерализма» Украина, как оказалось, не предполагает наличие оппозиционных, медийщиков и политиков, критического и оппозиционного, нелояльного режиму и быть может кому-то неудобного взгляда на вещи, общественной дискуссии, нелицеприятной для правящего режима — «преступным» и «предательским» предстает в ее сознании сам факт существования таковых. При режиме Януковича были возможны дискуссии о выборе, пантеоне героев, обвинения режима и прочие издержки демократии — при «евроориентированном» и «либеральном» режиме подобное есть предательство и преступление. «Свобода» прочно отождествляется с идеологической, политической, патриотической гомогенностью и монолитностью общества, с гегемонией одного «правильного» взгляда на вещи и принципа оценки фактов и событий. Другими словами с тоталитаризмом хрестоматийно фашистского толка, известным из множественных исторических аналогов. Еще яснее — с тем смыслом, которое от Пириней до Магелланова пролива, придавалось слову «свобода» в 30-е года минувшего века. Подобно тому, как не предполагается наличие политически «другой» Украины, не предполагается или откровенно отвергается право на существование граджански и общественно «другой» Украины. Более терпимая к советскому периоду истории, критичная к пантеону «новых героев», сохраняющая лояльность к русским культурно-языковым корням Украина — это вовсе и не «Украина», а «предатели», «манкурты» «быдло», которым в Украине, «движущейся в Европу», места быть не должно. Подобная Украина может существовать лишь в меру ее лояльности к Украине «патриотической» и «передовой», и конечно — только в перспективе ее неотвратимой, грядущей вскоре «перековки» и «переплавки», иначе — «чемодан-вокзал».

Всё это началось не со вчера. Еще в 2014 году раздавались требования чистки академического состава по признаку патриотизма и лояльности промайдановскому режиму, патриотически настроенные студенты договаривались о бойкоте непатриотичных по их мнению преподавателей, позволяющих в частном порядке высказывать якобы «непатриотичные» суждения. Уже тогда возможно было предположить, что подобная тоталитарная настроенность социальной массы, из «настроения кухонь» и периферийных установок перерастет в настроение, определяющее жизнь страны в целом. Политический режим, пришедший к власти ну никак не вследствие политического консенсуса общества — вследствие иных действий и процессов, упрочивает себя посредством патриотической риторики и свойственного ей вытеснения инакомыслия и оппозиционности в область «аморального» и «абнормального». Подобное банально в той же мере, в которой опасно и характерно — как и фашистский режим «страны-агрессора», либеральный украинский режим не менее широко использует «бинарный» взгляд на вещи, риторику «враги-предатели-пятая колонна», откровенно упреждает появление оппозиционных настроений в обществе даже, а не в политической системе, пресекает свободы СМИ и совершает иные действия этого рода. Банально и характерно оправдание — «война идет».

Предчувствие таково, что выборы 2018 будут представлены как «поле боя» в войне Украины за независимость, а соответственно — риторика «предатели-дети родины» выйдет на совершенно иной уровень радикализма и будет закреплена в уголовно-законодательных актах, станет означать переход к практике политических репрессий. На войне, как известно — как на войне: все средства хороши, даже те, которые напрямую противоречат выбору либерализма и демократии. Перефразируя известного политического деятеля — «по мере строительства либерализма, укрепления европейского выбора и отдаления от тоталитарной империи, внутренняя борьба с предателями и манкуртами возрастает». Если политический режим в Украине еще не формулирует в голос этот принцип, то уже откровенно подразумевает его в повседневной политической практике, и кажется — готовится его произнести. Бывший премьер Азаров, проведя аналогию между событиями произнес вслух — «мы власть так просто не отдадим». Увы — либеральный режим президента Порошенко убеждает в этом априори и по умолчанию. Факты таковы, что демократическая смена власти в современной Украине на манер 2009 года скорее всего почти невозможна, а возможна лишь в том направлении, которое созвучно властьпридержащим. Всё говорит о том, что буде президенту Порошенко принесли бы назавтра результаты выборов, из которых следовало бы, что президентом стал не он, а одно из лиц, которое именуют «ватниками» и «манкуртами», «агентами Кремля» — чего не бывает под солнцем» — вместо слов предшественника он произнес бы «зрада» и приказал начать расследование о прокремлевских манипуляциях. Вся атмосфера общественно-политической жизни говорит именно об этом, увы. Господа, «втюривающие» нации новых героев и озабоченные чистотой национальной речи, пришли вовсе не затем, чтобы снова куда-то и надолго уходить, это вам не добасские «гопники».

Всё это так, увы, увы. Мечты о свободе — суждено ли вам порождать что-то громе разочарования и горечи?

Все говорит о том, что к власти ныне могут прийти только политические силы и настроения определенного цвета, акцента, геополитической ориентации и идеологической лояльности, попытка прихода к власти легитимным и демократическим путем иных сил — через выборы, политическую агитацию и т.д., к примеру — будет немедленно признана предательством, содействием врагу, антигосударственной пропагандой, и соответственно задавлена — как силами и институтами политического режима, так и довлением «патриотичного большинства», а точнее — тоталитарной социальной массы. Политики оппозиционного лагеря, за которым стоят настроения ЗНАЧИТЕЛЬНЫХ СЛОЕВ ОБЩЕСТВА И РЕГИОНОВ, буде они проявляют излишние политические амбиции и активность, немедленно публично обвиняются в «предательстве» и «пособничестве врагу», на них заводятся уголовные дела и т. д. Патриотическое мнение это несомненно оправдывает, а «непатриотическое», даже при его возможной широте, должно молчать.

Всё это конечно же, безо всякого сомнения есть признак заявляющей о себе тоталитарности общества и политического режима, по-крайней мере — как тенденции. К власти пришел диктат определенной идеологии и геополитической установки, еще сто лет назад известной как формула Донцова «Австрия, а не Россия», определенной политической ориентированности, который позиционирует всякое инакомыслие и всякую оппозиционность как «предательство» и «содействие врагу», «подрыв суверенитета», с которым отождествляется лояльность политическому режиму и благоденствие оного. А значит — речь идет о входящем во вкус тоталитаризме, несомненно. Подобное достаточно банально — на выборах 2015 года в Израиле политический режим осуществил решающую и победную атаку на оппозицию классическим аргументом «посмотрите, за них голосуют толпы арабов, за них идут голосовать враги».

Далее украинский патриотизм разливает обильные рассуждения о «цвете», в котором правота, хотя правоты в принципе не может быть в порочном политическом механизме и порочных по характеру политических процессах.

Из самых истоков они были движимы «сакрально-эсхатологической» как конфликт, фундаментальной для их сознания и идеологии русофобией, которая обрела подобный статус во многом под влиянием культурно-исторических особенностей и ментальности регионов, где идеология национализма получила масштабное развитие и укоренение, и находила выражение в установке на прочный и долгосрочный союз с Европой «против России». В этом суть их евровыбора. Такой она была с начала и остается сейчас. Такой она была для ныне официально узаконенных героев, святых рыцарей борьбы с тоталитаризмом, певших славословие Гитлеру и сжигавших у него на службе белорусские села. Такой она остается сейчас, когда их духовные, идеологические наследники и потомки, пришедшие к общенациональному диктату, видят в действиях «святых дедушек и героев» прообраз и первый провозвестник восторжествовавшего под гарь покрышек и неизвестно кем пролитую кровь «евровыбора».

Конечно, европейский выбор, буде он совершится по сути, как выбор свободы, терпимости и плюрализма, невзирая ни на что — хороший выбор, но кто сказал, что он может подразумевать ущемленность тех широчайших слоев украинских граждан, которые ощущают культурно-исторические, родственные, деловые и иные связи с Россией больше, нежели с Европой?

Риторика предатели-пятая колонна-враги вокруг» — это всегда означает одно и тоже, вне зависимости от цвета флага, условий и обстоятельств, это как первый звоночек, а бывает и как колокол; подобная риторика всегда словно симптом, первая конвульсия. Проект закона о «информационном единстве СМИ в противостоянии врагу», предложенный недавно «патриотично переформированной» СБУ — это уже не конвульсия, а припадок.

Война, говорите…

Кому война, а кому и мать.

12 июля 2017 года

ОТРЕКАЮСЬ

Более не считаю нужным тратить время жизни на утомительные дискуссии об «украинских делах», жизнь коротка. Оставлю для себя лишь небольшую возможность продолжить отзываться на самые актуальные события по мере их поступления. В двух словах подведу итог и сформулирую основное.

Три года назад, начав с безоговорочной поддержки событий на Майдане, под влиянием не российской пропаганды и смотрения российского ТВ, а исключительно постреволюционных событий и общения с различными слоями патриотического и майдановского сообщества, сегодня я категорически отвергаю для себя возможность поддерживать события произошедшие тогда и совершающиеся в настоящем. Я не вижу более ничего, что мог и хотел бы поддерживать. Это мнение важно более для меня самого, формулирую я его исключительно для себя.

Вчера мне довелось услышать от наияростнейших патриотов, что первый Майдан был несомненно раскручен, проплачен и заранее организован олигархами, но вот второй Майдан был искренним порывом и голосом свободы. Всё в этом признании было шоком для меня, 13 лет назад замиравшего у экрана телевизора в Иерусалиме и вдохновленного искренним, как я считал, и мужественным порывом людей. И откровенность этого признания, за озвучивание которого 13 лет назад, можно было заслужить не менее оскорбительные ярлыки на лоб, нежели сегодня. И лицемерное нежелание понимать очевидного — что недалек день, когда и в отношении событий трехлетней давности будет признано тоже самое. Последнее для меня наиболее тяжело, поскольку немало интеллектуальных копий в дискуссиях было сломано мной во имя тезиса о чистоте и моральной подоплеке порыва.

Украина как и всегда, стала разочарованием, в этот раз тем более возмутительным, что обманувшие надежды события обернулись кровавой катастрофой. Вне сомнения, что лозунги о борьбе за свободу и демократию были лишь фантиком для очередного витка олигархических разборок, перетягивания одеяла влияния между различными в гео-политической ориентации и культурно-языковой идентичности частями Украины, упорно не желающими вырабатывать знаменатели общенационального консенсуса, наконец — для набивших оскомину конвульсий украинского национализма, с его узко-этническим пониманием нации, параноидальной русофобией, пантеоном героев и т. д. Вне сомнения, что помимо объективных исторических противоречий в отношениях между «бывшей колонией» и метрополией, превращения Украины в отдаленный форпост геополитического противостояния — нет сил в слух произнести, какого именно, равносильной этому причиной происходящего ныне послужила последовательная националистическая радикализация общественно-политической системы Украины в нулевых и начале десятых годов. События последовавших за революцией трех лет показали, ВО ИМЯ ЧЕГО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВСЕ БЫЛО, ВО ИМЯ ЧЕГО СТРАНА БЫЛА ПОСТАВЛЕНА НА ГРАНЬ КАТАСТРОФЫ.

Все «либеральные реформы» в конечном итоге свелись к смене пантеона героев, мировоззренческо-идеологической парадигмы всего общества в русле его лояльности представлениям определенной идеологии, действительной лишь для отдельных регионов Украины и моделей культурно-национальной идентичности, и к главному, животрепещущему вопросу национального самоутверждения — вопросу о языке. Всё это происходило очевидно и последовательно, в ураганном нарастании событий, начавших разворачиваться почти немедленно, установка восприятия событий трансформировалась следующим образом — от утверждения «никакого национализма, бандеровщины и языкового вопроса нет, это лишь выдумки кремлевской пропаганды» до утверждения «это так и есть, просто в этом нет ничего плохого и неправомочного, а в негативной оценке этого виновата планомерно настраивавшая умы кремлевская пропаганда». Все дискуссии о событиях с представителями патриотического сообщества протекают по короткому сценарию — маска «вы ничего не понимаете и ослеплены пропагандой, никакой героизации, никакого притеснения и запрещения нет», которая очень быстро сползает под аргументами очевидности и превращается в оскал — «да, все это так и ничего страшного, и хорошо что так, проглотят и это».

Увы — вопрос о «хорошо» и «проглотят» будет решаться к сожалению долго и неоднозначно, ибо и родился он не вчера и совсем не под влиянием путинской пропаганды.

Вопрос о том, хорошо ли считать героями нацистских коллаборантов или тех, кто осуществлял нацистскую деоккупацию Украины, взрывавших Крещатик в оккупированном нацистами Киеве или благословлявших оккупацию и немедленно начавшиеся с ней акции Бабьего Яра — будут решать потомки очевидцев и участников событий, каждый для себя и со своей стороны. Вопрос о том, хорошо ли, овладевая в обязательном порядке государственным языком, при этом иметь все возможности сохранять и ретранслировать сопричастность родному, быть может вообще признать двуязычность единого украинского государства, или во имя патриотической и национальной лояльности безоговорочно превратить родной для половины граждан язык в язык кухонь и рынков — каждый пусть решает для себя сам.

Вопрос этот давно уж поседел. Он был актуален еще в начале 90-х, в годы моей молодости, когда совершено лояльные украинской культуре и недавно возникшей государственности русскоязычные жители Донбасса, испытывали угрозу не перед национальной идентичностью государства, а перед той националистической радикальностью культурно-языковой политики, которая, совершенно очевидно это было еще тогда, угрожает их русскоязычной идентичности как граждан Украины. Никому и никогда не пришло бы в голову сепаратистски раскачивать единый дом, если бы он продолжал оставаться «домом», а не превращался в «гостинку,» в которой надо либо перестать быть собой и жить на птичьих правах, либо собрать чемодан и валить из нее. Вся общественно-политическая жизнь Украины до 2014 года — это декларация радикально-националистической политики, неутомимые попытки ее проведения мытьем и катаньем, и волны сопротивления этой политике, ареной которых становились выборы и столичные события, а попутным ветром — борьба олигархических кланов.

Сокращая. Все «реформы» в конечном итоге свелись к смене пантеона героев, идеологической парадигмы, откровенной и основательной политике искоренения русскоязычного анклава граждан, позиции которого ослабели с войной, патриотической и националистической экзальтацией общества и фактическим выходом из под украинской юрисдикции Крыма и ОРДЛО. То есть — ко всему тому, что было задекларировано в качестве политического горизонта еще в 1991 году и очевидно набирало силу как тенденция и угроза во все последующие годы. Хорошо сие или плохо — пусть каждый решает сам. Моей ответ однозначен.

У меня никогда не было «проблем с Украиной», как это теперь принято говорить. Во мне всегда жила украинская идентичность в плане происхождения моей еврейской семьи из украинской глубинки, изучения украинского языка и владения им как родным, сопричастности украинской культуре и т. д. Родным для меня языком при этом — тем языком, на котором я мыслю, познаю себя, говорю с собой и т.д, вне сомнения является русский, владение которым и сопричастность которому я считаю достоянием не меньшим, нежели владение украинским. Мне не могло прийти в голову, что паранойя и вне всякого сомнения фашистская идеология определенных сил поставят эту дилемму во мне — лояльность или «чемодан-вокзал», и не просто лояльность, а отказ от русскоязычной идентичности и права ее ретранслировать во имя патриотической лояльности. По нынешним временам, как любят подчеркивать в патриотических дискуссиях, место в Украине есть только для «хороших русских». А «хороший русский» — это русский, лояльный и демонстрирующий лояльность, спешно обращающийся к добровольно-патриотической перековке и переплавке, сознательно и добровольно отказывающийся от идентичности и прав на оную, от его базисных гражданских и человеческих, продиктованных национальным, гражданским и человеческим достоинством прав и свобод. Тех самых, в отношении которых общество, государство и страна должны быть лояльны ему, чтобы справедливо требовать лояльности в ответ. Увы — та простая истина, что нет противоречия между хорошим и русскоязычным гражданином, по нынешним временам понимается как рудимент тоталитарного сознания. Вина за происходящее, однозначно для меня, лежит не только на внешнеполитических силах и олигархических кругах, манипулировавших ситуацией в большой игре, но прежде всего на тех неутомимо стремившихся к торжеству радикально-националистических силах, для которых, вследствие тоталитарной, параноидальной и ограниченной идеологии, многообразие и культурно-историческая неоднородность страны была не ее богатством и достоянием, а чем-то, на уровне и сознания, и рефлекса, вызывающим ярость и чувство угрозы. Остается лишь сожалеть, что сорокамиллионная страна и энтузиазм социальных протестов оказались заложниками радикально-националистических сил. Если в отношении к «историческим законам» 2015 года была возможна какая-либо дискуссия, то в отношении к реформе образования всякая дискуссия — лицемерие, ибо смысл ее однозначен — фундаментальное искоренение русскоязычной идентичности на Украине, запрет не просто на использование регионального языка в преподавании в средней школе, а на как таковое полноценное овладение родным для жителей половины Украины языком, означает только это. Без сомнения, это возмутительное попрание гражданских прав и достоинств мантра о том, что украинцы лишь вымещают толику перенесенных ими «ассимиляционных страданий», должна служить не оправданию, а безоговорочному обвинению. Увы, речь идет о давно наметившихся тенденциях, которые восторжествовали в опоре на «правду войны» и патриотическую истерию. Вне сомнения, что была возможна ЛОЯЛЬНАЯ И ПАТРИОТИЧНАЯ УКРАИНА РУССКОЯЗЫЧНЫХ ГРАЖДАН, БОЛЕЕ ТОГО — ЭТА УКРАИНА БЫЛА БОГАТСТВОМ, А НЕ ТЕМ, ЧТО НУЖНО ИСКОРЕНЯТЬ. Вне сомнения, что не российская пропаганда перевела социальные протесты 2013—2014 года в плоскость языкового и национального вопроса — это последовательно и немедленно было сделано самими «революционерами».

Если бы у меня были дети — как и моя мать в 80-х, я считал бы для них обязательным изучение украинского языка наравне с русским, более того — я был бы не против, что бы и иностранный язык изучался бы ими с той же основательностью и интенсивностью. Если бы у меня были дети — я вне всякого сомнения ощутил бы возмутительным попранием их прав, утрату возможности для них полноценно выучить русский язык. Я понимаю жителей Юго-Востока Украины, которые ощутили принципиальную угрозу для себя в событиях второго Майдана по сути этих событий, а не только вследствие их насильственного и агрессивного характера. Я не считаю этих людей сепаратистами, потому что затруднительно ощущать отечеством страну, которая попирает права целых гражданских анклавов и ставит перед ними дилемму — жить «в гостях», переплавиться или «валить с чемоданом». Патриотизм и национальная идентичность больше, нежели это думает о них идеология украинского национализма.

Я не считаю более Украину стороной правоты в конфликте, последовательное превращение в реальность «страшилок кремлевской пропаганды», принятие откровенно дискриминационных и антилиберальных законов не оставляет мне возможности ощущать Украину правой. Я считаю Украину одной из сторон, виновных в конфликте и обязанной поэтому быть принужденной к компромиссу в разрешении конфликта. Вне сомнения, что законодательно обоснованное искоренение русскоязычной идентичности де факто лишает Украину возможности реинтеграции Крыма и ОРДЛО и права на это. Потому что представить себе «русскоязычный», по словам главы Медждлиса Крым — а он произнес это в 2012 году — потерявшим возможность учить не просто по-русски, а вообще русскому языку, невозможно. И не нужно. Ни в коем случае.

сентябрь 2017

КОНСТРУКТИВНАЯ РУСОФОБИЯ

Комментарий к публикации «Страсти Петровы» на йнформационно-аналитическом портале «Аргумент».

Откровенно говоря, я прочитал только первые слова поста — простенький и по временам привычный дискурс, в них проступивший, оказался настолько символичным и богатым смыслами, что грех было идти дальше, не порассуждав от души о том, что очевидно уж в самом начале.

Авторы публикации, анализируя связанные с некоторыми событиями в жизни Петра Порошенка документы, строят рассуждение о том, что русофобия, в сознании здорового и нормативного украинца выступающая «конструктивной» и в общем-то, если отбросить сантименты, непременно должная присутствовать, у Петра Порошенко превратилась в нечто мол глубоко болезненное и «патологическое». Дело не в том, что авторы довольно умеренного националистического ресурса подчеркивают радикальность отношения к России и «русскому» в установках нынешнего президента, ставшую программной и определяющей канвой всей его, на секундочку вспомним и подчеркнем — общенациональной и официальной государственной политике. Речь идет о почитавшемся умеренным и либеральным, подлинно европейским политике более новой генерации, культ и уподобление которого библейскому Моисею насаждаются в общественном сознании не со вчерашнего дня, откровенно превращаемом в дуче и в конечном итоге — не просто определяющем, а насаждающем и програмирующем внутренне и внешне политическую повестку дня нации в наиболее ключевых и трагических, болезненных ее сторонах. Однако — дело и заслуживающий отношения и рефдексии момент состоят не в этом, а как раз в том, что правильно выкованные в их идентичности и самосознании авторы ресурса прогваривают как нечто бесспорное, априорно верное в отношении к настроениям, господствующим установкам и реалиям, точнее — ставшее таковым в кафкианском балаганчике постреволюционных украинских реалий.

КОНСТРУКТИВНАЯ РУСОФОБИЯ В СОЗНАНИИ ЗДОРОВОГО УКРАИНЦА… — этой чудеснейшей, почти поэтической прелюдией, автор поста на сайте «Аргумент» начинает повествование, с самых первых слов не разочаровывая. В самом деле — патриоты и радетели национального дела, в их сроднем вдохновению, священном энтузиазме — почти поэты! Поэты действий, а не слов, ибо действие — главное, а при таком энтузиазме, талант — нечто совершенно излишнее. Отдамся же скромному вдохновению рефлексии и я…

«Конструктивная русофобия в сознании здорового украинца»… Словно «само собой разумеясь» брошенные слова, органичное для начала политологического рассуждения вступление, проговаривание чего-то «очевидного», «правомочного» и «понятного». В самом деле — что тут не так, что и по какой причине может вдруг «зафонить» или смутить, ведь речь идет о вещах, верных и очевидных «по умолчанию»… по крайней мере — в рамках «нормативных» последние четыре года форм сознания и установок.

Правда ведь — прелесть? И ведь как просто!

Ну, слава богу — наконец-то вещи названы своими именами, и вслух произнесено очевидное: КОНСТРУКТИВНАЯ РУСОФОБИЯ КАК ОСНОВА ПАТРИОТИЗМА, НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ И НОРМ ТАКОВОГО. Увы — так это было 40, 80 и 150 лет назад, увечность этого национального сознания такова, что только на основе «русофобии» и еще нескольких «сакральных» фобий, в положении противостояния с «заклятым», «сакральным» же и почти «мистическим» врагом, они ощущают и идентифицируют себя. Увы, именно это стояло с самого начала под «евролозунгами», Европа интересовала как геополитическое прибежище в сакральном, фундаментальном для самоощущения противостоянии с Россией, а не как символ либеральных ценностей, до которых, конечно же, как не было, так и нет никакого дела. Очень важно было превратить это параноидальное, обосновывающее националистическое сознание «противостояние с Россией», в состояние сознания и существования целой страны для того, чтобы наконец-то заставить ее ощущать и сознавать себя «нацией» — так, по крайней мере, как ОНИ понимают «нацию» и «национальное самоощущение». Очень важно было заставить каждого, «кто украинец», ощущать себя украинцем именно так, как героические потомки «дедушек из схронов», брызжущие слюной на камеры про «москальву», «жидву» и не только. Совершенно откровенный курс на это был взят с Первым Майданом, а далее случилось лишь то, что должно было: русофобия, превращенная в «генеральную установку» и «основание идентичности», обозримые горизонты политического будущего, дала печальные и увы — предсказуемые, неотвратимые плоды. Увы — страна была обречена стать полем обкатки этой увечного, изъеденного вековыми комплексами национального сознания и тех фобий, параной и т.д., из которых оно соткано.

Вообще-то, «евроориентированным» авторам публикации надо было бы знать — «конструктивная фобия» как основа «патриотического сплочения общества», параноидальное противостояние с «внешним», экзистенциальным врагом, превращенное в социальную норму, в основание общественного сознания и национальной идентичности, это и есть классическая формула фашизма и тоталитарного сознания во все времена, никогда и нигде не было по-другому.

«Враги вовне и внутри» — ни что не сплачивает толпу так, как этот патетически брошенный клич, и не важно пахнет ли толпа шнапсом, водкой, или салом и чесноком. «Враги внутри и вовне» — это сплачивает, мобилизует, превращает толпу в эффективное орудие манипуляций и авантюр, и не важно, поет ли толпа «Марсельезу», «Долой проклятьем заклейменный» или «Ще не вмэрла», развеваются ли над ней флаги красные, со свастикой, бело или желтоголубые. Вовне понятно — алчущие украинской крови и свободы москали (в иные времена это ляхи, мадьяры, жидокоммунисты и прочее, во времена же наиболее тяжелые — вообще почти «все» на обозримом пространстве вокруг, но ныне «час москалей»), а внутри — ватники-вырожденцы, балласт тоталитарной эпохи и рабы-манкурты, забывшие «корни и истоки». Верные своим «рабским привычкам», еще говорящие на родном для них языке, не желающие переходить от родного и материнского к титульному языку рода, еще — о ужас, о въевшееся в кожу холуйство! — смотрящие «Иронию судьбы» под Новый Год, любящие Пушкина больше Шевченко и Достоевского более Коцюбинского. Еще чтящие в умах и сердцах героев победы над нацизмом, а не «нацистского освобождения». Фобия к внешнему врагу становится фобией в отношении к аутентике и прошлому, к тому, что хочешь или нет, неотделимо от самого себя, и вот уже старые флаги на параде и фильмы, великие персоны неоднозначного прошлого, вызывают невротические конвульсии, обряженные в пафос сакрального ужаса и отторжения. Шкандыбающая в «евродом» Украина, на пятом году потуг, кажется более обществом страдающих совокупностью «конструктивных фобий» невротиков, в котором святость, патриотические благочестие и любовь неотделимы от ненависти, а нагромождение «евролиберальных» запретов — от стремления вытеснить часть себя и собственного прошлого в область табу, от увечной, изъеденной комплексами и ханжеством модели «национально-патриотического я». Война и фобия как путь к вожделенному, фундаментальному укреплению и укоренению «национального духа», его вселению в сердца и умы даже еще недавно колеблющихся и «забывших родство». «Отечество в опасности!» и «враг у ворот родного дома!» — какие могут быть разговоры? Когда «отечество в опасности» — «можно» очень и очень многое из того, что обычно, в привычных и обычных обстоятельствах «нельзя». «Конструктивная русофобия в сознании здорового украинца»… Какая прелесть! Однако — если «конструктивная фобия» призвана быть основой «здорового», «национально идентичного» и «патриотически ориентированного» сознания, то стоит ли удивляться, что в поле этого сознания, в пространство, где оно утверждает свою гегемонию, приходит война? Не являются ли это, основанное на фобиях и сотканное из них сознание, а так же эпохи его гегемонии и превращения в «норму», лоном всякой войны, не заключают ли в себе ее неотвратимость? Война, ад смерти и насилия, безумие ставшей деяниями ненависти — не становятся ли они неотъемлемым следствием превращения ненависти и фобий в основание национального сознания, эталон «моральности», «патриотизма» и «национальной идентичности»? Когда сама «свобода» становится тождественна праву утолить веками тлевшую ненависть, дать ей «разгуляться» и править бал, возможности куражиться в этой пронизанной параноидальными страхами ненависти и черпать в ней вдохновение «национального дела и строительства»? Или же — распаляющую ненависть и заложенную в основах самосознания и идентичности ксенофобию нацистского толка? Война на Донбассе, начавшаяся четыре года назад и обреченная длиться еще неизвестно сколько — не видна ли она была еще в далеком 2004 году, когда «конструктивная русофобия» стала откровенно провозглашенным принципом национальной политики и впервые откровенно же была помыслена тем, что должно превратиться в основу и норму сознания «здорового украинца»? Не приходит ли ад войны туда, где прежде, задолго или нет, «конструктивная фобия» превратилась в норму, в основание «патриотизма» и национальной, общественной и политической идентичности? Не неотвратимо ли это, может ли этого не произойти? Возникает вопрос — а не стала ли для украинского национализма и «патриотизма» война тем долгожданным благом, которое наконец-то позволяет говорить о «русофобии» как о чем-то «конструктивном» и «должном», востребованном в качестве «нормы» и совершенно необходимом для здорового национального и патриотического чувства? Если «здоровый» и «патриотически настроенный» украинец может быть только «умеренным и конструктивным русофобом», и обязательно должен им быть, встает закономерный вопрос — а так уж ли вправду ценен и нужен этот селекционно выведенный в энтузиазме национального дела «квазимодо евролиберализма»? Социально нормативная единица как сумма фобий — это забавно, это познавательно и философски интересно, а паранойя как основание нормы — примечательно. Где во всем этом Европа и ее ценности, к слову, по крайней мере — то, что понимается под этим последние 80 лет? Европа, еще столетие назад сотканная из этих тщательно и планомерно разжигаемых фобий, принесшая в жертву в их пламени полвека своей истории и миллионы человеческих жизней, уже давно созидает себя на пути их вымертвления, искоренения — из ментальности, сознания и установок массы, общепринятой морали и т.д., она одержима мультикультурализмом, идеей единения на ценностных основаниях и стирания культурно-национальных границ внутри собственного дома. Европа стремится не к власти подпитывающих национальное самоощущение фобий, а гармоничному сосуществованию разного в рамках единого дома, единой и стабильной общественно-политической системы — в этом формула пресловутой «европейской свободы». Венгерский и польский национализм с рудиментами «имперских притязаний», французский фашиствующий праворадикализм — это скорее а-европейские, нежели собственно европейские явления. Страна, «патриотизм» и «национальный дух» которой востребуют в качестве основополагающего момента «конструктивную фобию» в отношении к «внешнему врагу», близка современной Европе так же, как сто лет назад ей был близок призыв к объединению пролетариата вопреки «патриотической» риторике власть имущих, и нужна эта страна Европе приблизительно в той же мере — ей хватает недовымертвленного фашизма и национализма и в собственных, давно «устоявшихся» пенатах. «Конструктивная русофобия в сознании здорового украинца»… Ах, как же важно и желательно, чтобы она в нем была, читается за этим, он вообще и не мыслим без нее — «здоровый», «типический» и «патриотично настроенный» украинец. Смыслы дискурса — нам не нужно ничего более, простые и «само собой разумеясь», привычно брошенные слова, нормативные для определенной модели идентичности и национального сознания, оказываются бездной весьма неприятных смыслов. Вслушаемся в дискурс, зададим неотвратимые и просты вопросы. «Конструктивная русофобия в сознании здорового украинца…» Фобия как основание «здорового», то есть социально нормативного сознания.. Конструктивная фобия… «конструктивная» — то есть «конструирующая», «созидательная» и «созидающая», подвигающая на «позитивные» в результатах действия. Созидающая что? Единую в ненависти и страхе толпу, «патриотизм» как аффект этой толпы, делающий ее способной на необходимые власти преступления и манипуляции, или хотя бы лояльной таковым? Созидающая единую в ее идеалах, идентичности и самоощущении нацию? Это и есть фашизм, тоталитаризм. Созидающая «национально-патриотическую идентичность и сплоченность»? «Патриотизм» и «идентичность», созидаемые на основе планомерно разжигаемых фобий, химер «внешнего врага» и связанных с ним угроз? Это классика всякого фашистского, тоталитарного сознания, формирующихся на моделях и штаммах подобного сознания общественно-политических режимов. Совершенно откровенно подобными средствами оперирует современный российский фашизм, и в этом случае у Украины как стороны конфликта в принципе нет никаких моральных и ценностных преимуществ. Подвигающая на что? На «любовь к отечеству», готовность воевать и убивать, вдохновленно вожделенным идеалом «развалить империю»? К слову — уже давно подменившим в патриотическом сознании и «борьбу с коррупцией», и «свободу» с «европейскими ценностями», и все прочие яркие фантики, в которые был обернут и под которыми восторжествовал радикальный украинский национализм с набором его установок и приоритетов, фобий, параной и т. д. «Любовь к отечеству», зиждущаяся на страхе и ненависти к «нависшему над отечеством» и «вставшему у ворот» врагу — это не просто фашизм и классическая формула тоталитарного сознания, в качестве таковых это уже просто набило оскомину, банально до зуда в спине, и точно так же дешево. «Конструктивная русофобия»… живительная, фундаментальная и образующая сила ненависти и страха… украинцу «хорошо» в меру бояться и ненавидеть русских, очень «хорошо» и важно так же постоянное тление этой ненависти и фобии в сознании и установках «статистического» украинца — будет больше ощущения собственной идентичности, «любви к родине» и сплоченности в оной. Украинец — если конечно это «сознательный» и «настоящий», «гордый» украинец, а не «раб-манкурт» и «ватник» — не может ощущать Россию и русских близкими и родственными, просто даже дружественными себе, идеология «евродома» и «еврокорней», в купе с давними мантрами о «разных Русях» и «Орде», с теми установками «славистического нацизма», которые образуют историческую сторону сознания и идеологии украинского национализма, призвана сделать это табуирование фундаментальным. Очень важно чувствовать себя чем-то принципиально «иным» и «чуждым», «враждебным» в отношении к России и «русскому», в купе с ощущением «истинного славянства», «славянского первопричастия» — только так возможны идентичность и национальное самоощущение в целом, лишь подобным образом это ущербное в сути национальное самосознание идентифицирует и ощущает себя. Забавны параллели — точно так же, как традиционное еврейское сознание придает ощущению национальной обособленности не более и не менее как онтологические и метафизические основания, идеология украинского национализма пытается обосновать ощущение «инаковости» и «чуждости» так же наиболее фундаментально — переходя к дилеммам и проблематике, совершенно нацистским по характеру, опираясь на принципиальное для нее утверждение о различных этнических корнях русских и украинцев. То есть — укореняя в национальном украинском самоощущении восприятие и ощущение «русского» и «русских» как чего-то, в первую очередь «родово» и этнически чуждого, увы — куда более сложное представление о разных «цивилизационных домах», обладает той же самой вульгарно-ксенофобской природой. Во истину, что же более способно обосновать и укоренить ощущение «вражды» и «чуждости», нежели ощущение этнической и «родовой» инаковости — праисторическое, являющее собой древнейший аффект, сохраняющееся и доныне в глубинах коллективного бессознательного и фундаменте любой культуры? Конечно — если речь идет об общности, которая укореняет и утверждает эти формы ксенофобского и вульгарно-этнического сознания в качестве «нормативных», продуцирует их и тщательно пестует пронизывающие их коллективные фобии и аффекты. В особенности это важно там, где речь идет о реверсивной модели идентичности, а ощущение «вражды» и «чуждости», «инаковости» в отношении к чему-то, является фундаментальным для идентичности и самоощущения. Стена «чуждости» и «инаковости», обосновывающая идентичность и национальное самосознание, должна быть проведена на этом, наиболее фундаментальном уровне, они — этнически иные, нежели мы, «иного рода», мы «славяне», а они «ославянившаяся орда» или она же в купе с «ославяненными финно-уграми» и т. д. Вражда к «иному» и ощущение «чуждости» обосновываются здесь фундаментально, в опоре на вульгарно-этническое сознание и этничную по природе, «средневековую» говоря метафорически, а на деле чуть ли не праисторическую ксенофобию. Вульгарно-ксенофобская установка и форма сознания возведены здесь в идеологему, а таковая призвана обосновывать национальное самоощущение и самосознание общества первой трети 21 века. Более того — «разность этнических корней» и ее признание, откровенно призваны здесь послужить углублению «чуждости» и ощущения «инаковости», преследуют изначально ксенофобские цели, движимы ксенофобскими аффектами, на которых основывается модель национальной идентичности, национального самоощущения и самосознания. Вне зависимости от справедливости или ложности этих утверждений, очевиден тот факт, что сам тезис о «разных этнических корнях», об «ордынстве» и «истинном славянстве», используется для обоснования того ощущения «отчужденности», «инаковости» и «вражды к иному», на котором зиждется модель национальной идентичности и национального самосознания. В той же мере, к слову, в которой является фундаментальной для украинского национального самосознания идеологемой и установкой — из самых истоков такового более чем 150 лет тому назад. Казалось бы — вся современная цивилизация стоит на идее кросскультурного диалога, преодолении ксенофобии, заложенной в самой природе культуры и социального существования, преодолении стен отчуждения, связанных с культурной, этнической, политической, гендерной и т. д. инаковостью, по крайней мере — на этом стоит пресловутый «европейский либерализм». Здесь же речь идет о том, что страна и общество, утверждающие свою цивилизационную сопричастность «европейскому дому», востребуют «фобию» и «противостояние с внешним врагом» в качестве конструктивного, созидающего и образующего элемента системы, основы национального сплочения и ощущения идентичности. Остается лишь гадать, чем могут стать страна и общество, самосознание и идентичность которых призваны быть обоснованными «конструктивной русофобией» и состоянием экзистенциального конфликта с «внешним врагом», в фундаменте самоощущения которых заложены ксенофобские аффекты, обращенность к этно-ксенофобским формам сознания. «Конструктивная русофобия в сознании здорового украинца»… «конструктивная» значит фобия и ненависть, образующая и созидающая — идентичность, самоощущение, «патриотизм», политическую и национальную лояльность, сплоченность социальной массы. В самой формулировке и в смысле охваченного ею феномена заключено нечто чудовищное, еще более — в совершенной привычности и нормативности подобных формулировок в «евроориентированных» украинских реалиях. Чем может стать общество, идентичность и самоощущение, сплоченность и самосознание которого созидаются на основе «конструктивных фобий», даже не хочется думать. «Конструктивная русофобия»… Всякий «настоящий» и «сознательный» украинец должен быть в основах идентичности «русофобом», без этого даже и не мыслим… Ощутить себя «патриотом» и «украинцем» через вражду и ненависть к «русскому» и всему тому, что в ассоциативном ряду национального самосознания с этим связано… перед нами — пестовавшийся и вынашивавшийся десятилетиями, а после событий Майдана превратившийся в установку массы «рецепт национальной идентичности». «Национально ориентированный» и «патриотичный» украинец не может не быть «русофобом»… Самой «фобии», то есть состоянию параноидальной вражды и ненависти к чему-то «другому», придается здесь статус столь же морально правомочный и императивный, сколь обосновывающий и образующий… «Русофобия» предстает здесь неотделимой от национальной идентичности, «патриотизма» и «моральности» в национальном понимании этой категории, «украинский патриот» видится в той же мере обязанным испытывать к России и «русскому» вражду и сакральную ненависть, в которой патриот «русский», предполагается, должен испытывать подобное к Западу, США, Гей-ропе и т.д… Конвульсии увечной модели национального сознания, в которой идентичность и самоощущение созидаются на основе «фобии», ненависти и параноидальной вражды, состояния конфликта с «внешним врагом», ощущения «инаковости» и «чуждости» в отношении к чему-то. Вне параноидальной и «сакральной» вражды с чем-то «вовне», здесь не возможны идентичность и самоощущение как таковое, национальное самоощущение «реверсивно» и основано на ощущении предельной «инаковости» и «чуждости» в отношении к чему-то. Фактически — идентичность и национальное самоощущение замешаны и выстроены на ксенофобских аффектах, их «обоснованности» и «идеологизированности», так это в данном конкретном случае, однако так же это и в любых известных формах фашистского и тоталитарного сознания, всегда сплачивающего массу и продуцирующего чувство «нашести» через ощущение «вражды», «внешней угрозы и агрессии», через обращение к дилеммам этнической «инаковости» и разжигании на основе таковых аффектов разобщенности и вражды. Увы — всякий согласится, что исторические идеологемы украинского национализма, тезисы о «чистом и истинном славянстве», не просто лежат в основании национального самосознания, более напоминающего здесь тоталитарную идеологию, исповедание которой отождествляется с идентичностью и ощущением национальной сопричастности. В той же мере, в которой эти идеологемы и тезисы призваны быть катехизисом «сознательного украинца», формировать основу сознания «кто мы?», они изначально призваны продуцировать ксенофобские аффекты, то ощущение чуждости и вражды к «этнически иному», которое определяет самоощущение и идентичность. Собственно — упования обращены именно к способности дилемм «этнической инаковости» пробуждать и разжигать ксенофобские аффекты, возводить те стены вражды и отчужденности, которые в данном случае обосновывают идентичность общности. Тезисы об «этнической инаковости» (далее, в их трансформации — о разных «цивилизационных домах»), вне зависимости от их верности или ложности, очевидно используются именно для углубления чувства отчужденности и вражды, ибо оно обосновывает собой идентичность. Кажется иногда, что из самых истоков идеологии национализма, принципиально манипулирующей парадигмами исторического сознания, формируемая таковой модель национального самосознания и самоощущения, более всего боится ощущать себя чем-то близким и родственным «русскому», принципиально стремится чувствовать в отношении к «русскому» чуждость и максимальную «инаковость», противопоставленность. Стремление в основах сознания и самосознания провести стены отчуждения между «русским» и тем, что мыслится как «украинское», максимально отдалить и «противопоставить» одно и другое, кажется изначальным и принципиальным. Еще яснее — оно кажется связанным с сутью и противоречиями выстраиваемой модели идентичности и национального самосознания, формируемого в качестве «аутентичного» национального самоощущения. Фактически — прослеживается какая-то фундаментальная для самоощущения и идентичности необходимость чувствовать в отношении к «русскому» во всех возможных преломлениях такового «инаковость», «чуждость», «противопоставленность», русофобия играет здесь роль фундаментальную и «сакральную», образующую идентичность и связанную с подобной моделью идентичности и самосознания неразрывно. Речь идет не просто о сумме «комплексов» и «фобий», связанных с проблемными аспектами совместной истории, историческим и геополитическим «соседством» и прочее — она идет о «фобии» и противостоянии «сакральных» по характеру, фундаментальных в отношении к самосознанию и самоощущению национальной общности. Общность идентифицирует и ощущает себя через «чуждость» и «инаковость» в отношении к чему-то, в «сакральном» противостоянии с чем-то вовне. Увы — подобная модель идентичности и самосознания, пронизана по истине трагическими противоречиями, пресловутый украинский «евровыбор» есть лишь эманация таковых, эманация национализма, его взгляда на нацию, его фобий, установок и приоритетов, националистической идеи как таковой. В конечном итоге — «евровыбор» является здесь лишь попыткой занять определенную «сторону» и «прочные позиции» в описываемом и фундаментальном для национального самосознания и самоощущения «противостоянии», он есть лишь эманация этих глубинных «фобий» и противоречий на уровне метафизического и глобально исторического пафоса. «Русское» как «сакральный» и экзистенциальный враг, в отношении к которому необходимо занять «прочные позиции» — вот то принципиальное, что читается за драмой и идеей «евровыбора» из самых истоков таковых в 2004 году, а вовсе не выбор определенных ценностей и общественно-политических принципов, пренебрежение которыми «еврориентированный» режим демонстрирует быть может еще более, нежели режим «титульно» тоталитарный и пророссийский. Украина периода «пути в Европу» стала не более, а куда менее «честной» и «свободной» страной, куда более тоталитарной, фундаментально тоталитарной страной, нежели Украина эпохи Януковича. В известном и несомненном смысле — увы — политика «евровыбора» в ее украинском варианте и исполнении и есть политика «конструктивной и программной русофобии», обретшей глобальный масштаб, она изначально провозглашалась и выходила в путь именно в этом качестве. Бывает, что очевидность этого становится по истине символичной, как в карнавале вокруг «безвиза», к примеру. Еще точнее — это политика, вдохновленная и в ее ключевых моментах определяемая той «русофобией», которая является фундаментальной для идеологии национализма и формируемой на ее основе модели идентичности и национального самосознания. В обстоятельствах войны, «аннексии» и прочего, все это выглядит «само собою разумеющимся», однако все это было определяющей тенденцией задолго до трагических событий, еще тогда, когда попытка предугадать подобные события могла показаться лишь совершенно абсурдной, находящейся за гранью возможного. Пресловутое «прощай», которое президент Порошенко, утоляя страсти электоральной толпы, произнес на церемонии празднования «безвиза», фактически и в голос, хоть менее откровенно, произносилось президентом Ющенко в основных лозунгах той политики, с которой он шел на выборы 2004 года. Возможно — действительно существует часть украинского общества, для которой «русофобия» и ключевые принципы вдохновленной «русофобией» политики, являются чем-то и правомочным, и «само собой разумеющимся», но Украина — страна неоднородная, многоликая, и что же делать той части общества и нации, для идентичности и самосознания которой связи с Россией, во всем их разнообразии, являются определяющими, принципиальными? Возможно, эта часть общества значительна и установка «Россия — вечный, заклятый и смертельный враг», является чем-то очевидным и «априори верным» для немалого числа граждан, но что же делать с той так же существенной частью общества и нации, для национальной идентичности которой связи с Россией и «русским» фундаментальны, в модели идентичности и самосознания которой «русское» и «украинское» не разведено, противопоставлено и разграничено пропастью тщательно пестуемого отчуждения, а является чем-то «разным», но при этом и «родственным», и «близким»? Что же делать с той моделью украинской идентичности, в которой самобытное ощущение «украинского» не связано с радикальной инаковостью и отчужденностью, противопоставленностью в отношении к «русскому»? Все до отвращения банально и просто — та модель идентичности и национального самосознания, которая основана на идеологии национализма и нормативна для определенных регионов Украины, с присущими ей фобиями, установками, связями, приоритетами и т.д, откровенно пытается перекроить под себя и собственные установки всю страну, утвердить себя в качестве общенациональной. И вот — Польшу предписывается считать «более близкой», чем Россию; Европу, со всей так же неотделимой от нее историей кровавого тоталитаризма, якобы правильно ощущать «цивилизационным домом», а «ордынскую Россию» — «врагом», «источником опасности» и чем-то предельно «чуждым», историческую зависимость от Европы — более благоприятной и менее оскорбительной для национального достоинства, нежели зависимость от России и историческую включенность в структуры российской государственности. О, истинный смысл «евровыбора», мягко говоря, далек от высоких и патетичных лозунгов, от возносимых на эти лозунги идеалов и ценностей! Коррупционность и тоталитарность режима Януковича были очевидны и никого при этом не смущали, ибо вполне укладывались в ментальность ценности, мораль и установки общества — ровно до тех пор, пока Янукович сохранял курс «на сближение с Европой», пока кульбиты его прихотей не всколыхнули откровенно и очевидно «русофобские» инстинкты, не обнажили вечно тлеющий в национальном пространстве «конфликт идентичностей», всю пропасть между смотрящими в разные стороны, по-разному ощущающими и сознающими себя частями страны. Янукович потерял право на преступную политическую практику, совершенно приемлемую для общества и его морали и нормативную для обоих политических лагерей как ныне, так и во все времена независимости, именно изменив «курсу на Европу», «испугав» внезапным откатом на углубление сотрудничества и связей с Россией. «Борьба с коррупцией и тоталитаризмом» скорее всего была наскоро сварганенной в майдановских палатках уловкой, призванной хоть как то оправдать события и оформить истинные, впрочем — особо не скрываемые подоплеки таковых. Судьба этих высоких целей в постреволюционный период — тому подтверждение. Собственно — «русофобский» и откровенно антироссийский, конфронтационный характер «евроориентированной» политики уже давно не скрывается и по-видимому был в ней изначальным, «русофобская» составляющая в ней хоть и отождествляется с «ценностной», однако на деле важнее и фактически подменяет ее (в том фундаментальном значении понятия «русофобия», в котором она здесь понимается). Это значит, во-первых, что «евроориентированная» политика и ее основные векторы являются лишь эманацией национализма, преломлением его установок и «фобий», его взгляда на общество, нацию, ее суть и историю и т.д., а во-вторых — что последствия, ныне образующие собой тело крупного международного конфликта, были неотвратимыми. Увы — под маской «евровыбора», под разлитым над этой маской метафизическим пафосом, страна просто стала полем обкатки националистических идей и установок, стала заложницей «фобий», в отношении к этой идеологии играющих ключевую, образующую и основополагающую роль. Увы — за всей риторикой о ценностях, за пафосом метафизических спекуляций трудно не разглядеть лишь преломление фобий и установок, фундаментальных для национализма, сформированной им модели самосознания и идентичности, его взгляда на нацию и т. д. Вся драма «евровыбора» с самого начала, в ее зарождении, собственно и была этим официально провозглашенным приходом в оппозицию к «русскому», затрагивающим внешне и гео политические аспекты, принципы политики внутренней, фундаментальные установки мировоззрения, памяти и т. д. «Евровыбор» с самого начала был лишь эманацией и торжеством национализма, националистической идеи, националистического взгляда на нацию и фундаментальной для такового «фобии» в отношении к «русскому» вовне и внутри. В отношении к утверждающему себя, тоталитарному национально-патриотическому сознанию, «русофобия» действительно оказывается «конструктивной», созидающей и образующей, и превращение фразы «конструктивная русофобия» в сегменты привычного дискурса — увы — не случайно. Та модель идентичности, национального самосознания и самоощущения, которая сформирована на основе идеологии национализма, пронизана глубинной, играющей ключевую роль «русофобией», то есть нацеленностью на «отчужденность» и «противостояние» в отношении к «русскому», идентификация «себя» происходит здесь через ощущение предельной «инаковости» в отношении к «русскому», состояние конфликта является определяющим. Увы — совершенно не случайно конфликт и реальное противостояние стали драмой исторического настоящего страны, в которой пришла к доминированию та модель идентичности и национального самосознания, для которой «фобия» и «сакральное противостояние» являются определяющими. Увы — реальность, политическое и историческое настоящее страны, стали здесь лишь полем обкатки глубинных фобий, конфликтов и противоречий, пронизывающих восторжествовавшую в общенациональном пространстве модель идентичности и национального самосознания. Говоря коротко — иначе и не могло быть, реалии не могли стать иными там, где общность ощущает и идентифицирует себя на основе «отчужденности», «инаковости» и «противостояния» в отношении к чему-то вовне. Реалии не могли стать иными там, где пришедшие к власти общественно-политические силы провозглашают откровенное намерение сделать страну частью лагеря, занимающего программно конфронтационную позицию в отношении к России. Но ведь подобное и не могло быть не провозглашено, потому что в отношении к сознанию и идентичности этих сил, противостояние с Россией и «русским» является определяющим, фундаментальным вплоть до уровня «сакральности». Увы — «украинское» в его националистической модели, ощущает и идентифицирует себя лишь в противостоянии с «русским», лишь через ощущение предельной «инаковости» и «отчужденности» в отношении к «русскому», то есть в состоянии глубинного и «сакрального» конфликта с «русским». Причем так это состоялось в истоках националистической идеологии и превращения ее в основу национального самосознания, ее «исповедания» — в фундамент и стержень национальной идентичности и «сопричастности». То есть — так это в основе «националистической» модели идентичности, национального сознания и самосознания. «Русофобия» играет здесь роль фундаментальную и «сакральную», она определяет сознание и самосознание, как таковую идентичность, будучи состоянием сознания, «противостояние» и «фобия» обречены превратиться в состояние существования общества, выстраивающего себя на подобной модели сознания, определять политическое настоящее и горизонты будущего. Реальность становится лишь полем обкатки тех фобий, глубинных конфликтов и противоречий, которые имманентны утверждающей себя модели сознания и идентичности. Возможно — «русофобия» играет здесь ту же образующую, фундаментальную и «сакральную» роль, какую играет в христианском сознании конфликт с иудаизмом в тех или иных его формах и преломлениях. На самом деле — мантра о «разных цивилизационных домах» есть лишь более сложное преломление изначального и фундаментального для националистической модели идентичности «отчуждения от русского» и «противоставления русскому». Она есть лишь более сложное преломление той же идентифицирующей и проясняющей самоощущение нацеленности на «отчуждение» и «противостояние», которая в истоках националистической идеологии и формируемой ею модели идентичности была оформлена в тезисах «истинного и чистого славянства». Неизменной остается лишь фундаментальная роль подобной «нацеленности», то есть «фобии» и «противостояния», в отношении к выстраиваемой модели идентичности, национального самосознания и самоощущения. Каким бы метафизическим и «ценностным» пафосом не были окутаны спекуляции о «разных цивилизационных домах», на деле — за ними стоит та же изначальная, глубинная, лежащая в основе идентичности ксенофобия, в данном случае — нацеленность в отношении к «русскому» на противостояние, на «отчуждение» и ощущение предельной «инаковости». Собственно — «идентификация себя», прояснение и укрепление национального самоощущения, происходят именно в этой «фундаментальной» позиции. Нацеленность на «отчужденность» и «противостояние», которая определяет утверждающую себя модель идентичности и национального самосознания, обретает здесь «метафизический пафос» и выходит на наиболее «фундаментальный» уровень. «Евровыбор» есть здесь лишь геополитическое и если угодно «метафизическое» преломление фундаментальной для национализма и формируемой им модели самосознания и идентичности нацеленности на «отчужденность от русского» и «противостояние с Россией и „русским“», то есть установок, связанных с истоками идентичности. Все это — вопреки наличию существенной части страны и нации, для идентичности которой интеграционные, культурно-языковые и исторические связи с Россией являются принципиальными. Россия и «русское» являются здесь «сакральным врагом», в противостоянии с которым совершается «идентификация себя» и проясняется самоощущение. К сожалению — реалии последних четырех лет свидетельствуют об этом — украинский «евровыбор» не является выбором ценностей и принципов общественно-политического строительства, это лишь наиболее радикальное и фундаментальное преломление националистической идеи, националистической установки на ощущение «украинского» как чего-то предельно «инакового» и «чуждого» по отношению к «русскому», находящегося в противостоянии с «русским», все той же обосновывающей идентичность и самоощущение нацеленности на «отчужденность» и «противостояние». «Евровыбор» — это попытка привести настоящее и будущее всей неоднородной страны и нации в то положение, которое позволяет ощущать национальную идентичность лишь определенной части страны и нации в специфике ее истории, в соответствии с теми критериями идентичности и самоощущения, которые заданы идеологией национализма. Это лишь выход «сакрального», фундаментального для идентичности и националистического сознания «противостояния с Россией» на чуть ли не на «метафизический», глобальный уровень, превращение «русофобии» в основание и принцип национальной политики, осознания нацией себя, собственной истории, настоящего и будущего. Очевидность такова, что «евровыбор» является выбором не ценностей и принципов общественно-политического строительства, а лагеря геополитического противостояния и реализацией в нем принципиальной, фундаментальной для «националистической» модели идентичности и самосознания «русофобской» установки. Вне всякого сомнения, строить свободное, демократическое, искоренившее коррупцию общество, возможно было вне откровенной конфронтации с Россией, формальных попыток стать частью структур НАТО и ЕС (при болезненности этого вопроса даже более не для соседней России, а для значительной части нации и страны как таковых), политики искоренения прав русского меньшинства и «русскоязычной» части страны и нации вообще, увы — за «европреобразованиями» слишком прослеживается «русофобия» и слишком прочитываются исконные чаяния и дилеммы национализма, чтобы само движение «евровыбора» можно было счесть чем-то иным, кроме эманации и торжества национализма и националистических идей и установок. Сингапур — маленькая южно-азиатская страна, которая осуществила те «европейские ценности», которыми «евроориентированная» Украина последовательно пренебрегает и которые она максимально отдаляет от политической и общественной практики как раз на исходящем потом и усилиями «евроинтеграционном» пути. За «евровыбором» менее всего прочитывается «выбор ценностей», но более всего — утверждение фобий в отношении к «русскому» внутри и вовне, превращение этих «фобий» в фундаментальную, определяющую политику, настоящее и горизонты обозримого будущего установку. Увы — украинский «евровыбор» есть лишь осуществление фундаментальной для националистической модели идентичности и самосознания установки на отчуждение, инаковость и противостояние в отношении к «русскому», речь идет только о превращении страны в поле реализации фобий, глубинных конфликтов и противоречий, имманентных определенной модели идентичности. В «евровыборе», к сожалению, менее всего от выбора «Европы» в качестве здания определенных ценностей — пренебрежение этими ценностями «еврориентированным» режимом очевидно говорит об этом, но более всего — от выбора лагеря и позиции в фундаментальном для националистического сознания, националистического видения нации, ее прошлого, настоящего и будущего «противостояния с Россией и русским». Вообще — спекуляции относительно «цивилизационного дома», отождествление «евроинтеграции» с отдалением от «ордынского тоталитаризма, рабства и варварства», тем более смешны, откровенно националистичны и «фобийны», если учесть глубину и драматизм дискуссии о «евроидентичности» и «сопричастности» внутри самой русской культуры, если взять во внимание глубинную, вековую интегрированность России в жизнь, историю и культуру Европы и наработанные в этом связи. К сожалению — «евровыбор» в украинском исполнении есть лишь эманация и осуществление фундаментальной для националистического сознания «русофобии», а не тот «выбор ценностей», который хотелось бы ждать. Увы — идея «евровыбора» есть лишь «метафизическое» (в плане исторических и «цивилизационных» спекуляций) и геополитическое преломление «фобий» и «параной» украинского национализма, поиск лагеря в той конфронтации с Россией и «русским», которая мыслится принципиальной и фундаментальной для «идентичности», «самосознания», «независимости», «государственности» и пр. Русское изначально мыслится здесь как «сакральный враг», в противостоянии с которым проясняется самоощущение и происходит «идентификация себя», увы — вне зависимости от контекста исторических событий, «русское» продолжает играть эту фундаментальную, образующую роль «сакрального врага» и сегодня, и «русофобия» в утверждающейся модели национального сознания, сохраняет фундаментальное значение. Фактически, эта глубинная, лежащая в основаниях идентичности и самосознания «фобия», связанный с истоками самоощущения и идентичности конфликт, определяют все дальнейшее развитие подобной формы национального сознания и хуже того — исторические и политические реалии. Вся драма «самоощущения» и национальной идентичности связана здесь с обосновывающей таковые необходимостью чувствовать себя «иным», «чуждым» и «враждебным» в отношении к чему-то. Фактически, речь идет о «реверсивной» модели идентичности, в основании которой лежат противостояние и конфликт с чем-то вовне, в которой идентичность и самоощущение проясняются через чуждость и «инаковость» в отношении к чему-то, «сакральное» в сознании общности противостояние с «врагом вовне» — врагом экзистенциальным, вечным, «врагом на уничтожение», проходящим сквозь всю линию национальной истории. Война и противостояние, конфликт как состояние сознания и существования, призваны здесь не просто патриотически и национально сплотить общность, объединить ее вокруг определенных идеалов, приоритетов, целей и т.д., а служить основанием идентичности и самоощущения. Совершенно не случайно, а именно поэтому мы слышим тезисы о необходимости укреплять «стены отчуждения», сохранять состояние конфликта с Россией в качестве «генеральной линии» внутренней и внешней политики. Поэтому радикально-патриотические круги выражают тезисы о необходимости сохранения «тлеющего конфликта» — таковой мыслится живительным, сплачивающим общество и проясняющим его национальное самоощущение, упрочающим его идентичность. По той же причине для этих кругов, словно олицетворяющих собой «национальный и патриотический дух», тезис «противостояния до развала империи» давно подменил собой лозунг о «свободе и европейских ценностях». Поэтому же пресловутый «выбор Европы» де факто означает для Украины выбор вовсе не «ценностей», а стороны геополитического противостояния, упрочение позиций в фундаментальном, «сакральном», образующем идентичность «противостоянии с Россией». «Евровыбор» есть здесь не более чем эманация национализма и его взгляда на нацию, точка опоры в «отчуждении» от России и «русского», в противостоянии с Россией как «сакральным врагом», которые обосновывают идентичность именно в националистическом понимании таковой. Потому-то страну совершенно откровенно усматривают кромкой глобального геополитического противостояния — она мыслится существующей и «строящей себя» в противостоянии, в позиции противостояния, затрагивающего как внешнеполитическое измерение, так и принципиальные аспекты внутренней, культурной политики, фундамент формируемого «национально-патриотического» сознания и самосознания. Поэтому ныне совершенно откровенно говорится, что Крым есть цена, которую Украина заплатила за «евро» и «североантлантическую» интеграцию, то есть — аннексированный Крым предполагается оставить неразрешенным вопросом в отношениях Украины и России, вечным источником вражды, отчужденности и претензий, «тлеющим» и потому живительным, конструктивным и патриотически сплачивающим общество конфликтом, укрепляющим столь востребованную идентичностью позицию «противостояния». Страну готовы превратить в кромку глобального и по истине трагического противостояния, ибо само это противостояние является фундаментальным для утверждающей себя модели идентичности, национального самосознания и самоощущения, оно «строит» и «сплачивает» нацию в том взгляде на нее, который торжествует и определяет реалии. Собственно говоря — чем был изначально «евровыбор», если не откровенным провозглашением «конструктивной русофобии» в качестве «нормы» национального самосознания, основания идентичности и самоощущения, фундаментального принципа и горизонтов национальной политики? Не провозглашалась ли Украина в 2004 году откровенно вставшей на принципы не столько даже «национальной», сколько антироссийской политики, идущей в «программно оппонирующий» лагерь, все это — в откровенном разжигании антироссийских настроений и вопреки позициям значительной части страны и общества? Не приходили ли под лозунгами «евроинтеграции» к гегемонии установки национализма касательно парадигм памяти, исторического сознания, геополитической ориентации, отношения к «русскому» и т.д.? Не была ли парадигма «евровыбора» изначально маской, под которой торжествовали национализм и националистическое? Не обнажала ли дилемма «евровыбора» глубинный конфликт между по-разному ощущающими и идентифицирующими себя частями страны и нации? Не являлась ли парадигма «евровыбора» изначально лишь эманацией национализма и националистической идеи, националистического взгляда на нацию, претворением таковых в определенных политических и исторических обстоятельствах? Концепция «евро» и «североатлантической» интеграции, восторжествовавшая вместе с националистическими силами в 2004 году и обозначившая исторические и политические горизонты, была именно откровенным «обнажением шпаги», превращением «конструктивной русофобии» в основание национальной политики, утверждением таковой в качестве фундаментального принципа национального сознания и существования — вопреки наличию существенной части страны и нации, для которых это неприемлемо. Возвращаясь к истокам проблемы. Вне этого ощущения «инаковости», «чуждости» и «вражды к чему-то», «сакрального» и экзистенциального противостояния с чем-то вовне, здесь нет идентичности и самоощущения, то есть самосознание, идентичность и самоощущение национальной общности возможны только как «не что-то», в противостоянии и основополагающем конфликте с чем-то, как «инаковость» в отношении к чему-то. Хочется или же нет, горька эта очевидность или нет, но та модель украинского самосознания, которая олицетворена и обоснована идеологией национализма, основана на ощущении «чуждости» и «инаковости» в отношении к чему-то, делающем возможной как таковую идентификацию общностью себя, на сакральном конфликте и противостоянии с чем-то вовне. Говоря иначе — на ксенофобских аффектах и формах сознания, вот той пресловутой «русофобии», которой совершенно откровенно предназначена «конструктивная» и «созидающая» роль, общность идентифицирует себя на основе «чуждости», «инаковости» и «вражды» в отношении к чему-то, противостояние с чем-то вовне играет здесь сакральную и основополагающую роль. Еще яснее — в националистической модели самосознания, идентичности и самоощущения, «русофобия» и противостояние с «Россией» и «русским» как «сакральным врагом», являются элементом фундаментальным, а потому — увы — утверждение подобной модели в качестве аутентичной и общенациональной, не могло не стать реальностью конфликта и противостояния, превращением реальности и политического настоящего страны в поле обкатки имманентных ей фобий, противоречий и конфликтов. Речь идет об основополагающих моментах, фундаментальных принципах и «механизмах» самосознания в этой его модели, а не о каких-то временных явлениях в поле общественных настроений, связанных с ситуацией войны и конфликта. Боле того — превращение войны и открытого противостояния в трагедию исторического настоящего, есть лишь следствие укоренения подобной модели национального сознания и самосознания на общенациональном пространстве, ее превращения в доминирующую, определяющую реальную политику. Война не могла не прийти туда, где «противостояние с Россией» и откровенный приход к таковому были провозглашены принципом и основанием национальной политики, это противостояние не могло не быть «провозглашено» там, где оно является состоянием сознания, экзистенциальным и ментальным состоянием общественно-политических сил, пришедших к власти. Фобия, позиция «отчужденности» и противостояния, являясь фундаментальными для идентичности и самосознания национальной общности, по крайней мере — для утверждающей себя модели таковых, не могли не стать телом и цепью событий реального конфликта. Там, где «русофобия» является моментом, фундаментальным в идентичности и самосознании, вопрос о языке не мог не разрешиться так, как его решает последняя образовательная реформа. Там, где «русофобия» играет роль фундаментальную, на повестке политического настоящего не мог не встать вопрос об интеграции в НАТО и ЕС как программном выборе антироссийской стороны геополитического противостояния. Вообще — не могла не родиться попытка превратить страну в кромку глобального геополитического противостояния, созвучного с тем «противостоянием», которое является фундаментальным для утверждающей себя модели идентичности и национального самосознания. Там, где «русофобия» фундаментальна, не мог не встать вопрос о позициях России и черноморского флота в Крыму (на фоне «пути в НАТО») — вопрос, мягко говоря, деликатный и неоднозначный, предсказуемо грозивший серьезными последствиями. Все эти «фобии» и «дилеммы» не могли не стать проблемностью политического и исторического настоящего там, где «противостояние с Россией и русским» есть чуть ли не «сакральный акт» национального самоутверждения, является фундаментальным для идентичности и самоощущения общности — по крайней мере, в утверждающейся модели таковых. Война на Донбассе и аннексия Крыма были очерчены в качестве горизонтов событий еще в 2004 году, когда вместе с торжеством на общенациональном пространстве националистических сил и тенденций, «конструктивная русофобия» стала мыслиться как «норма», как основа национального самосознания и определяющий курс внутренней и внешней политики. Украинский национализм — тоталитарная идеология и форма сознания, которая отождествляет лояльность ее установкам и «исповедание» таковых с идентичностью и «национальной сопричастностью», «истинный» украинец должен осознавать и ощущать себя в соответствии с теми критериями идентичности и самосознания, которые задает эта идеология. Увы — подобная модель идентичности, в основании которой лежит исповедание тоталитарной по характеру идеологии, гегемония тоталитарной формы сознания, в конечном итоге формирует нацию как тоталитарное общество, «норма» которого соткана из характерных для тоталитарного, «бинарного» сознания фобий. Забавный курьез состоит в том, что в «евроориентированном» украинском обществе, «русофобия» становится чем-то настолько же основополагающим, нормативным и «идентифицирующим», как «американофобия» и «еврофобия» в обществе российском, откровенно тоталитарном и фашизировавшемся. В основании самоидентичности и самоощущения здесь лежит ощущение себя как «не этого», чего-то совершенно «иного», нежели «это», состояние вражды и внешнего, «экзистенциального» конфликта, действительно является в подобной модели идентичности фундаментальными и образующим. Ксенофобские аффекты, инстинкты и формы сознания, ложатся здесь в основы идентичности и самоощущения, со всеми возможными последствиями этого, в частности — неотвратимостью превращения «войны», «конфликта», «вражды» и «параноидального противостояния» из состояния сознания в состояние существования, реалии настоящего и горизонты обозримого будущего. Увы — реальные конфликты являются лишь неотвратимым и трагическим следствием тех противоречий, которые пронизывают собой подобную модель национальной идентичности и национального сознания. Фобия означает здесь вражду и ненависть в отношении к «этнически», «национально», «политически» и «социально» иному, то есть как раз тот разрушительный аффект социальной массы, в искоренении которого еще Кант видел одно из условий строительства мира, при этом — такому аффекту отводится роль «конструктивного», «созидающего» и «образующего» национальное самосознание и самоощущение, идентичность и патриотизм. Увы — Россия обречена играть здесь ту же роль укрепляющего «патриотизм» и «национальный дух», образующего национальную идентичность «сакрального врага», которую для самой России ныне играют и США, и Европа. Вся проблема, по истине трагическая, состоит в том, что модель национальной идентичности, национального самоощущения и самосознания зиждется здесь на «этом» — «рационализации» и «идеологизации» праисторических ксенофобских аффектов, тщательно пестуемом ощущении вражды к «иному», «инаковости в отношении к чему-то», экзистенциального противостояния с «сакральным врагом». Корень проблемы — не состоит ли он вообще в том, что идеология отождествлена с национальным сознанием и самосознанием, а ее исповедание, лояльность ей — с национальной сопричастностью и идентичностью? Не идет ли речь о форме тоталитарного сознания и изначальной тоталитарной сути общности, на основе этого сознания формируемой? Не пытаются ли здесь уподобить нацию тоталитарной идеологической «секте»? Фактически — «реверсивная» модель национальной идентичности, когда некое национальное сообщество ощущает себя не в самобытности, а в «чуждости», «враждебности» и «инаковости» по отношению к чему-то, выходит на уровень идеологических установок и в поиске оснований для таковых, обращается к вульгарно-этническому и ксенофобскому сознанию, по истине средневековым, праисторическим формам сознания и аффектам, мягко говоря, далеким от «европейского» сознания, «европейских» ценностей и вообще — от современной Европы как культурного и цивилизационного «дома». Ощущение «чуждости» и «инаковости» в отношении к «русскому», является настолько фундаментальным в отношении к выстраиваемой модели национальной идентичности, что в продуцировании и обосновании такового не цураются обращаться к тому уровню вульгарно-этнического и ксенофобского сознания, которое, кажется, вообще уже давно никак не сопоставимо с понятием «цивилизация». Маска «вечной жертвы ордынского тоталитаризма» угрожает стать лицом полноценного украинского «я», сформированного в духе национализма точно так же, как «сакральное противостояние с Россией» обещает и угрожает превратиться в основание национального самоощущения и самосознания, как таковой национальной идентичности. Корень проблемы в принципе состоит здесь в той модели национальной идентичности, в которой состояние параноидальной, «зкзистенциальной» и «сакральной» вражды с чем-то вовне, ощущение «чуждости» и «инаковости» в отношении к чему-то, являются фундаментальными и образующими. «Конструктивная русофобия здорового украинца»… Что вообще можно сказать о модели национальной идентичности, в которой «фобия», то есть ненависть и вражда к «иному», видятся «конструктивными», образующими и обосновывающими «патриотизм», «национальную ориентированность и сплоченность», «самоощущение» и т.д, закладываются в фундаменте и обретают статус моральной «правоты» и «императивности»? Украинец не может и не должен ощущать Россию и русское «близким» или «родственным», или «дружественным себе», вражда должна быть тем мощным и несомненным, что способно напомнить ему о «себе», по крайней мере — если речь идет о «сознательном», «настоящем» и «патриотичном» украинце, которого национализм и его установки могут счесть таковым. Фобия и состояние параноидальной вражды как путь к идентичности и самоощущению, как их основание… Быть может, виновата «война»? Но было ли когда-то иначе? О нет — война, ненависть и русофобия, вместе с войной почувствовавшие свою «правоту», очень дороги украинскому национализму и «патриотизму» именно как опробованное и доказавшее себя средство всеобщего сплочения в духе национальных идеалов, голоса об окончании конфликта и поиске путей к примирению вызывают поэтому наибольшую ярость. Более того — изъявляется готовность оставить Крым вечной, открытой раной именно для того, чтобы сохранить вечное же, образующее идентичность и сплачивающее национально-патриотический дух состояние ненависти и параноидальной вражды, сохранить его «тлеющим». Вот что позволит нации прочно и навсегда ощущать себя чем-то «другим», нежели «русское», и потому — «собой». Если модель идентичности как таковая основана на «фобиях» и «параноидальной вражде», состоянии конфликта с чем-то вовне, ощущении предельной «инаковости» в отношении к чему-то и поиску того, что способно подарить и укоренить это ощущение, то стоит ли удивляться, что подобное из состояния сознания становится реальностью, состоянием существования, событиями настоящего и горизонтами будущего? Если «конструктивная русофобия» востребована в качестве оснований идентичности и «здорового национального самоощущения», то как можно удивляться, что превращение этой «фобии» в норму приносит свои плоды в реальности, а не в болезненных иллюзиях сознания? Если какая-то общность ощущает идентичность на основе состояния фобии и параноидальной вражды, сакрального противостояния с чем-то вовне, то зачем удивляться, что это состояние становится настоящим и будущим, состоянием существования и реальностью? Если стены ксенофобского отчуждения, разжигание вульгарно-этничной ксенофобии, лежат в основании выстраиваемой модели национальной идентичности, то стоит ли удивляться, что полем для противоречий в идентичности и формах сознания, рано или поздно становятся реальность и совершенно конкретные, встающие в реальности дилеммы и вопросы? Если «ненавидеть» важно и принципиально, чтобы вообще ощущать себя «собой», то стоит ли удивляться, что эта болезненно пестуемая и разогреваемая ненависть, рано или поздно становится трагедией настоящего? Украинский национализм несомненно есть доживший и реинкарнировавший через столетие штамм нацистского и тоталитарного сознания. Фобии, укореняемые этой идеологией в основании национальной идентичности, национального самосознания и самоощущения, именно по этой причине грозят остаться там навечно, даже при всем мыслимом и возможном разрешении спорных и конфликтных моментов, формируют увечное национальное «я». Страна, в основании «идентичности», «патриотизма» и «национального самоощущения» которой закладываются эти фобии, почти мистические и сакральные, основанное на них ощущение экзистенциального конфликта с «заклятым врагом», именно поэтому может никогда не выйти из состояния реального конфликта, грозит оставаться в нем как «нормативном» состоянии ее существования и сознания. Подобной общественной, национальной, политической и т. д. системе, всегда нужен будет «смертельный и сакральный враг» просто для того, чтобы сохранять самоощущение и идентичность, оставаться в таковых «собой». Как известно, «еврооиентированный» украинский политикум вообще не против превращения страны в кромку и полигон глобального геополитического противостояния «цивилизации с ордой», на деле совсем не против даже того предельно трагического, что наиболее способствует отчуждению от «русского» и продуцирует фундаментальное для идентичности ощущение «вражды», «противостояния» и «инаковости». В подобной судьбе для страны — увы — усматривается как раз то, что задано националистическим сознанием в качестве основ и критериев идентичности. Увы — под лозунгами и дилеммами «евровыбора», страна на деле оказалась заложницей националистического сознания, имманентных ему фобий и противоречий, не более. Возможно ли, интересно представить, чтобы современного немца призывали ощутить себя «хорошим немцем» на основе еще сто лет назад привычной ненависти к «лягушатникам» и «полячишкам», поляка и чеха — ненависти к немцам, француза — ненависти к «колбасникам», «макаронникам» и «любителям пятичасового чая»? И вот это смердящее, сельское средневековье обернуто в лозунги «евроинтеграции» и борьбы за «европейские ценности»? Увы — современная Россия несомненно является фашизировавшимся и движущимся к формам радикального тоталитаризма государством, однако «напротив», выясняется — совсем не «светлые борцы за свободу», как они позиционируют себя, не «пламенные воители либеральных и демократических ценностей», а точно такая же по сути, но иная по цвету фашиствующая толпа, идентифицирующая себя на основе доживших и реинкарнировавших из 30-х годов минувшего века форм тоталитарного сознания, со всеми присущими таковому «механизмами», «паранойями», «фобиями» и т. д.

Во всем этом, как ни странно, остается пожалеть лишь… русскую интеллигенцию. Увы — как всегда. В который раз она поддалась иллюзии и соблазну искренне поверить в то, что олицетворением высшей, божественной правды (в которой, конечно, есть место и свободе), а заодно и безжалостным укором ее дремлющей и коснеющей в бездействии интеллигентской совести, стало что-то очевидное и совсем под боком. О наивная, самоубийственная жажда верить, что «правда» и «все хорошее» возможны, и даже возможны совсем рядом, что веками страдавшая от «империализма и тоталитаризма» толпа соседей, есть живое олицетворение мечты о свободе и живой же укор ее собственному бездействию.

Итак, национализм, не просто знаковым, а во многом еще и умеренным рупором которого является сайт «Аргумент», настаивает на «конструктивной русофобии» как основе самоощущения и сознания «здорового» и читай «патриотически» настроенного украинца, так сказать — украинца в его предполагаемой и востребованной духом и сутью перемен «типичности».

Они хотят чтобы «здоровый», «типический» и конечно же «патриотически» сформированный в его сознании украинец, был движим «конструктивной русофобией». Вправду забавно. Эта установка появилась несколько «ранее», нежели аннексировали Крым. Она появилась и стала фундаментальной для украинской национально-патриотической идеологии, для продуцируемых ею моделей национального сознания и национальной идентичности значительно ранее Первого Майдана, с которого был взят откровенный и официальный курс на превращение страны в поле обкатки ее парадигм, установок, параной и фобий. Так было даже задолго до универсалов Первой Рады. И в аннексии Крыма, и во многом другом нужно усматривать не причины, а безжалостное и неотвратимое следствие превращения тоталитарной, фашисткой по ее «обновленной» 90 лет назад сути, изъеденной глубинными, чуть ли не средневековыми фобиями идеологии, в основу национального самосознания и национальной идентичности такой исторически и культурно неоднородной страны, как Украина. Ведь если «русофобия» должна быть основанием национальной идентичности, сознания «здоровой национальной типичности», а горизонты национальной политики откровенно выстраиваются в русле этой сакральной «фобии», то не стоит пенять на покрытое туманом фобий будущее, из которого неожиданно приходит удар по носу, и уж тем паче — не стоит пенять на настоящее.

ЧИСТО ЕВРОПЕЙСКАЯ СОВЕСТЬ

Комментарий к публикации А. Яковлева о пропагандистских технологиях.

Дело не в том, что речь идет об очевидных российских реалиях.

Дело в том, что реалии «евролиберального» украинского общества совершенно очевидно становятся полем обкатки этих технологий… И еще, конечно — что речь идет о технологиях радикальной боевой пропаганды, призванной разжечь те критические состояния паники, ненависти, параноидальной вражды и прочее, которые в конечном итоге делают человека готовым и способным убивать, сплачивают людей вокруг воли отдающих приказы и намеченных целей, в накале противостояния, так сказать. Людей осознанно ввергают в состояние неадекватности, чтоб превратить их в инструменты и свидетелей деяний, которые в состоянии адекватности не возможны. Российские реалии действительно могут обозначить, чем становится гражданская масса, в отношении к которой применяются подобные технологии, но как же быть с реалиями «пути в Европу», которые реалиям российским все более уподобляются? Ведь «дело Рубана» — еще до того, даже, как оно стало «делом Савченко» и «заговором расстрела Рады»:) — это именно подобного рода манипуляция с целью разжигания площадной и сплачивающей паники, под шумок которой необходимо провернуть расправу над лагерем «реваншистов», подобное было совершенно очевидно и чувствовалось с первых сообщений. ОБСТРЕЛ ЦЕНТРА КИЕВА ИЗ МИНОМЕТОВ, УСТРАНЕНИЕ ПЕРВЫХ ЛИЦ ГОСУДАРСТВА!!! Все это — не с передовицы бульварной газетенки, а из уст первых лиц государства самих по себе. После этого — только обвинение в наведении порчи на лоснящегося президента или в попытке заказать по нему чтение «пульса денура», как в время одно сделали в отношении к немедленно впавшему в кому Ариэлю Шарону. Как Рубану — не знаю, Савченко — та точно нет, но Медведчуку, кажется, национальность и связи позволяют. Ёрничать — труд невелик, оставим. Суть подобных манипуляций состоит в том — о, как это было очевидно и интересно еще в 2014 году! — чтобы превратить «неадекватное» в «нормативное», приучить к «надекватному» как к «само собой разумеющемуся», к господствующим и должным реалиям — сознания и событийно-фактическим. Это кажется и происходит, о чем более всего свидетельствуют разглагольствования либеральной и «мыслящей по-европейски» интеллигенции, что «ничего страшного» и «все правильно» — те же, которые мы слышали об одесской трагедии, призывах выжечь и выморить голодом «Даунбасс», не случавшихся «ни в жисть» обстрелах мирных кварталов (в плохо скрываемом соусе «так им и надо»), «исторчычных законах», системе сбушных запретов, языковой реформе и положении про «мовный контент», требовании сбу официально задекларированной лояльности СМИ принципам «информационного единства в борьбе с врагом» (сиречь пропаганде), арестах и нападениях на оппозиционных журналистов или критичных во взглядов политиков (под откровенным соусом «слава богу»), акциях патриотического аутодафе в виде обструкции неугодных артистов «из-за поребрика», всех прекраснолицых реалиях пути к «свободе и Европе», список которых можно продолжать. Это отождествляемое с «патриотизмом» и «верой в святое» ханжество — пожалуй — пугает более всего, ибо перед активными попытками приучить к неадекватности разного уровня и рода как к «норме», оно не оставляет больших шансов, а что фактически и практически следует за этим, неотвратимо следует — можно увидеть «за поребриком». Требующие «совести» от интеллигенции российской — все же способной, хоть и в малой своей части, на поступки совести со всем страшным риском таковых — «евромыслящая» украинская интеллигенция что-то не слишком торопится засвидетельствовать позицию совести и способность на оную в отношении к собственным реалиям, давно этом нуждающимся. Хотя бы — простую критичность в отношении таящейся под лозунгами реальности, способность начинать разговор о героизации ОУН-УПА (организации, признанные экстремистскими и запрещенными в РФ), языковой и образовательной реформе, смехотворных и символичных запретах в области культуры, возвращении к практике политрасправ, фабрикации дел, пропаганды и подавления свободы СМИ не с «ты знаешь, как посмотреть!», или «кто платит грант?» и «ребята гибнут!!!!!», а с простого и внушающего надежду «да». С «да, это проблема», а не с «а что вообще такого?», или «а разве они..!», или «все идет правильно, главное обороть и развалить Орду». Увы — диссидентствовать хорошо в отношении к тому, что там, «за поребриком», в еще «не разваленной Орде», да и свобода с совестью вообще хороши и любы тем более, чем они далее — как мечта и идеал, не угрожающий когда-то стать реальностью и тем, что к чему-то реально обязывает. Такую свободу и подобную совесть и вправду любить легко и хорошо, но увы — любовь эта называется совершенно определенным и не делающим чести словом.

ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ

1

Автобус, идущий к санаториям, застряв на остановке возле трускавецкого рынка, неторопливо собирает пассажиров. Люди заходят, рассаживаются. В салон поднимается весьма холеного, если не сказать «лощеного» вида дедушка, в прекрасного покроя бежевом костюме, элегантных лакированных туфлях, всем своим парадным и очевидно привычным для него видом, он приятно выделяется из толпы довольно небрежно одетых трускавчан, на лацкане пиджака горделиво сияет «бандеровский» крест — тот, которым во времена Ющенко стали награждать участников УПА и ОУНовского подполья (ОУН и УПА — организации, запрещенные и признанные экстремистскими в РФ). Автобус трогается, развитие событий моментально подтверждает ту очевидность, что дедушка не «простой», а так сказать «партийный», из почетных бонз местного национализма, как известно, составляющего дух пространства от устья Днестра до истоков Тисы. Благообразной, напевной, очень тщательной вопреки местному говору речью, дедушка завязывает беседу, в которой все выливается «по программе» и «по порядку» — рассказ о том, как во время открытия памятника Сковороде в Киеве, их водили в Могилянку и показывали аудиторию, в которой учились почти одновременно Сковорода и Ломоносов (отой, шо у Петербурзи), и трехминутное смакование этих стоящих рядом имен, доставляет почетному аксакалу национального дела по-истине оздоравливающее удовольствие… дальше — в том же духе… выпустив нить беседы, я не заметил, как перешли на вопросы языка (а то!), и дедушка, не могу сказать точно в какой связи, произносит дословно следующую тираду — «та полыште оци ваши арийи»… словъянська мова николы нэ була латынською.. то всэ нимецькы выгадкы… ТА ШЧЭ Й ЖЫДИВСЬКИ» — монументально и напевно венчает он беседу, выходя из автобуса и вынося на лице печаль человека, которому не суждено разделить с кем-то нажитую с годами мудрость… За ним остался пропитавший салон дух тщательно хранимых славянских первоистоков.

Ах, вы мои милые, хорошие мои…

В Дрогобыче, в конце 19 века, более половины населения города составляли именно «жиды» и самая большая в Восточной Европе синагога до сих пор нагло это свидетельствует, возвышаясь в центре города… большая часть еврейского населения города просто сдохла от голода в гетто зимой 41—42, не было нужды даже в особом усилии «зондер команд»… а охраняли это гетто, и десятки вот таких же гетто по Галиции и Волыни, вот именно ОНИ, тогда прыщавые и белобрысые юнцы, вооруженные в их душах еще не высеченным в черном камне и не водруженным посреди Старого Самбора «декалогом».

Фразеологизм «вонючий гой» можно услышать в площадном иерусалимском дискурсе весьма часто, богоизбранная общность страдает ксенофобией, как никакая иная, это так. Но там ксенофобия никогда не обретала такого осязаемого, практического воплощения… и до тех пор, милые, пока слово «жид» будет присутствовать в вашем обиходе с той же принципиальностью, с которой в речи русского обывателя присутствуют «бог» и «****ь», пока оно будет проверенной индульгенцией всех ваших подонств, провальных экспериментов и прочее, пока оно будет употребляемо вами до «сатаны», как нечто куда более «адское», я буду от всего «жидовского» сердца желать вам сгореть в аду.

2

Ах, какое ж это чудо — дорога! Поры кожи впитывают дыхание настоящей жизни, уши вбирают ее звуки и голоса, а душа, еще не забывшая чутьё древних предков — ее настроения… Лишь швырни себя в дорогу, да еще, как говорится, в самый «обоз», в буфера товарняков или вагон провинциальной электрички, и чувствуй, слушай и слышь, дыши и вбирай — и подлинная жизнь откроется тебе во всем ее нередко шокирующем многообразии.

К коллекции «жиды — мировое зло».

Поезд «Львов-Москва», плацкартный вагон. Суетный скиталец едет в Хмельницкий, народец — кто куда: кто до ближайших станций, кто в Москву. Сама по себе ситуация пикантная — поезд «Львов — Москва». Как говорится — уже смешно… Проводница уже видимо привыкла обсуждать эту «пикантность» с пассажирами, быстро включается с одним из них в разговор, и ближайшие к клетушке проводника купе, в течение доброго часа заливаются сочными, смакуемыми посылами следующего характера, звучащими на хорошем украинском языке уроженца проезжаемых мест.

Россия — могучая страна.

К чему нужны были эти границы — можно было ездить до Урала.

Что дала эта Европа — татуированных пацанов на площадях Львова?

Во всем виноваты жиды, жиды…

Слово «жиды» начинает не просто звучать и литься — оно пробирается в самые дальние закоулки вагона, кружится и парит над грязными матрацами, над почерневшим и пыльным пластиком третьих полок, кажется — заставляет шевелиться тут же разложенные, грязные и рваные мешки с чем-то, как оказывается — не с техническим тряпьем или соломой, а с постельным бельем для пассажиров.

Экскурс по козням и преступлениям жидомассонов от эпохи Петра Первого и до наших дней, аккуратно прерывается отступлениями из собственной жизни и судьбы, о нелегком контрабандистском прошлом и т. д.

Жиды во всем виноваты.

Точнее — ЖИД.

Который всем жидам жид — Порошенко.

Уже давно мог договориться и кончить войну — не хочет, ему нужна война.

Жидам нужно расколоть славянские народы.

Старцы из Почаевской Лавры точно говорят — Третья Мировая будет. но не между славянскими народами, и не между Россией и Европой, а с Азией и мусульманами.

Точно.

Жиды во всем виноваты.

Это несется в течение часа.

Проводница на счет «жидов» -то не слишком возражает, только на счет общего контекста — «благородненько», в духе «передовой» и умильной майданутости, мол, не сама Украина в войну ввязалась и против русских она ничего не имеет, и «западенцы» многие в Москву на заработки ездят до сих пор.

Это я, впрочем, слышал в разных местах и от многих.

Жиды проклятые — продолжат литься на изысканном украинском говоре.

Да и среди пассажиров, чьи уши все это впитывают и слышат добрый час, никакого ропота нет, словно речь идет о понятном и справедливом «по умолчанию», о созвучном всякому человеческому сердцу. И интеллигентнейшего вида, напевно говорящая по-украински львовянка лет 70, моя соседка, которая прервала разговор со мной, как только услышала про «живу в Иерусалиме», тоже особо не «ропщет».

Слуховые впечатления наконец-то соединяются с визуальными — схватываю взглядом проносящегося по проходу обличителя жидомассонов.

Окладистая, всколоченная борода, кипа всколоченных черных волос — классический православный кликуша или московский интеллигент-алкоголик конца 80-х, инженер или математик, рассуждающий (но только по-русски) о «сионистском заговоре». Я и в Иерусалиме таких видал.

Так может просто маргинал, полоумок — не стоит брать в голову? Может — это как раз детище их, кремлевской руки, проклятой руки, которая оделась в перчатки УПЦ МП?

Да?

А Нина Матвиенко, «тезисы» которой этот человек слово в слово повторяет через полтора года — она тоже ездит исповедоваться к старцам в Почаевскую Лавру?

А двадцати пятилетняя патриотическая ссыкуха, вещающая тоже и в тех же категориях на митинге в Одессе? Под всеобщее улюлюкание?

А ЖИДОВИН ПОРОШЕНКО, который виноват в равной степени и в том, что не заканчивает войну миром, и в том, что не хочет закончить ее победным черно-красным маршем на руинах Донецка, поверженного «во славу нации», и с обоих сторон «проклятый жид» — это все тоже бредни полоумных старцев из окрестностей Турки?

Общество, которое патологически, из столетия в столетие, не способно смотреть в зеркало.

3

Плацкартное «жиды во всем виноваты» имело в некотором смысле продолжение, небезынтересное.

Спускаюсь с поезда на вокзале Хмельницкого, беру такси на автовокзал, чтобы доехать до Каменец-Подольского.

Водитель такси — юркий, поджарый старик маленького роста, лет 70, держится уважительно и ко мне, и к себе, что редко случается с людьми его рода занятий. Вызывается помочь мне загрузить в багажник огромную сумку, чем до смеху напоминает мне водителя из Афин, старика ростом чуть выше моего пупка, который так и не дал мне самому загрузить в багаж сумку, которая в стоячем положении была с ним вровень. Человек испытывает чувство собственного достоинства от того, что делает услугу, делает свою работу, то, что должен. Разительный контраст с израильскими водителями такси «богоизбранного» разлива — вполне способными гаркнуть на пассажира, чтобы тот не слишком хлопал дверью.

Так вот.

Уселись, едем. Слыша, что я говорю по-русски, он говорит со мной по-русски, хоть и чувствуется, что привычно ему говорить по-украински. Минуты через полторы разговор уважительно, аккуратно выходит на то, откуда я — хоть ты убей, но не схожу я за «своего». Отвечаю, что родом с Востока Украины, но многие годы на Украине уже не живу.

До подробностей дело не доходит — разговор моментально обращается к войне и событиям. Сначала — общие соболезнования, мои и его, как требует вежливость. У водителя значительная часть семьи — в ОРДЛО, объясняет как. Общаетесь? Да. И как? — спрашиваю осторожно, желая проверить, польется ли на меня действительный опыт общения с «той» стороной, или «айситивишная» чепуха.

Отвечает — правдиво. Те, которые в Снежном — тяжело. Те, которые под Донецком — вполне нормально. Подробности.

Не сдерживаюсь, и находясь под впечатлением от плацкартного разговора, говорю — вот, ехал и битый час слышал, что виноваты во всем «жиды». Говорю с очевидно считываемыми эмоциями. Водитель переходит на тон предельной и серьезной искренности, с которым люди его лет привычны обсуждать явления политические и общественные, и дальнейший разговор хочу передать сколь возможно дословно.

— Если разобраться — произносит он с тоном максимально серьезного рассуждения — то виноваты и «жиды», но еще больше конечно — эти ЗАПАДЕНСКИЕ БАНДЫ. Раньше ж были банды, а потом стали «Блок Юлии Тимошенко», «Блок Петра Порошенко» и т. д.

Вот тут мне стало уже по-настоящему интересно. Я не спросил, в каком значении он употребляет слово «банды». Дело в том, что «бандами» в немецких официальных документах называли подразделения УПА и в целом когорты националистов из движения ОУН (Б). (организации, признанные экстремистскими и запрещенными в РФ) Подозреваю, что в советский период это могло сохраниться как синоним, обозначающий «националистов» и «бандеровцев». Возможно и другое — что так в слэнге и сознании жителей Хмельнитчины обозначают криминальные и идеологические структуры из западноукраинских регионов, ведь ни для кого не секрет, что «Правый Сектор» — это прежде всего классическая ОПГ «рэкетно-мафиозного» типа, столь характерного для 90-х, которой придали «идеологический» макияж (речь идет об организации, признанной экстремистской и запрещенной в РФ).

Не в этом дело. Меня поразило другое и совершенно очевидное.

Два часа назад я проезжал Тернополь. Здесь же, передо мною сидит семидесятилетний человек, из дискурса которого неоспоримо следует, что та земля, на которой он живет надо полагать долго, в его сознании принципиально разграничена с «ними», с «западными» регионами Украины.

Начинаю копать.

Спрашиваю — что значит «западенские банды»? Вы же тоже Западная Украина?

— Нет-нет — он произносит это взволновано, как о чем-то предельно серьезном, как в романах 19 века спорящие интеллигенты произносят «позвольте» или «попрошу». МЫ НИКОГДА НЕ БЫЛИ С НИМИ ОДНИМ РЕГИОНОМ.

Далее в разговоре это проскальзывало еще несколько раз, подчеркнуто: мы и они — совсем не одно и тоже (на уровне эмоциональном «другое» очевидно означало «враждебное»), это У НИХ — на Тернопольщине, Львовщине, Франковщине и т. д. — «так» говорят (о чем-то обобщенном). Очевидно следовало, что в сознании этого человека есть совершенно определенные барьеры идентичности в отношении к региону, границы которого находятся в часе езды от Хмельницкого.

Спрашиваю — подождите, так Вы поддерживаете или не поддерживаете события и происходящее?

«Нет», которое звучит искренно, серьезно, совершенно осознано, как дача правдивых свидетельских показаний в суде или вытянутая из ножен шпага.

На мое недоуменно-переспрашивающее «нет?», следует возмущенная, искренняя, разумно-сдержанная и вполне предсказуемая тирада о в основном экономических тяготах жизни.

Подождите — говорю — это у Вас такое на волне разочарования, или Вы с самого начала занимали такую позицию?

Ответ откровенный, серьезный, в глаза, как на исповеди у ксендза — с самого начала.

Но Майдан-то вы поддерживали?

Нет — с тем же подтекстом и теми же настроениями. И поверьте — у нас тут таких много.

Я говорю — подождите, вы что же, с самого начала предчувствовали, что все кончится так, или были какие-то надежды?

Э, знаете — почти не было.

Вы — уроженец этих мест?

Да (серьезно, откровенно, как на допросе у прокурора, как выражение позиции).

Вы украинец?

Да.

Есть много тех, кто не поддерживали и

тех, кто поддерживали. Есть много разочаровавшихся и тех, то остаются сторонниками.

Далее в том же духе — неприятие, четкое проведение разграничения в ощущении идентичности и т. д.

Уважительное — подчеркнуто — расставание.

Подумалось многое.

Это — говорящий по-украински украинец, национально идентифицирующий себя, не «ассимилировавшийся», который при этом ощущает как нечто другое, чуждое и враждебное ту модель национального самосознания и самоощущения, которая исходит от соседнего региона. В категориях сознания этого региона он — «манкурт», выродившийся под гнетом тоталитаризма и забывший собственные истоки «раб», нуждающийся в наставлении на истинный национальный путь.

Правда же в том, что это украинец

— просто ДРУГОЙ украинец, иначе ощущающий и осознающий себя, иначе себя идентифицирующий. В сознании «того», правящего ныне бал региона, никакой «другой» Украины и «другого» украинца нет и в принципе быть не может — они могут быть лишь тем, чем ощущает себя этот регион.

Должны быть.

Как много раз я уже говорил — вовсе не путинские танки развязали войну на Донбассе и не путинская пропаганда стала причиной потрясшего страну раскола, а тоталитарность той региональной, специфической модели национального самосознания и идентичности, которую утверждают в качестве «национальной», и в соответствии с которой пытаются выковать всю нацию — исключительно многообразную нацию, культурно и исторически не однородную. Тяготы — тяготами, но очевидно ощущение западного региона с исходящими от него культурно-национальными и политическими флюидами как чего-то чуждого — в сознании, в установках, в ментальности. Чуждого, что пытается навязать себя. Чуждого для того, что говорит на том же языке, с тем же акцентом и находится рядом.

Есть другая Украина.

У Украины много лиц.

У «другой» Украины их тоже много.

Оппозицию веяниям ощущают не только «ассимилированные запродавцы Кремля с Востока».

С этими ДРУГИМИ УКРАИНЦАМИ ПРИДЕТСЯ СЧИТАТЬСЯ.

Поразило откровенное — ЗАПАДЕНСКИЕ БАНДЫ, звучащее из уст украинца, уроженца, соседа и земляка этих «банд». Не «жиды» — такое излюбленное, простое и единящее до слез, понятное всем и каждому, а ЗАПАДЕНСКИЕ БАНДЫ. Поразила трезвость ощущения и осознания происходящего, исходящая от простого человека, которого было трудно заподозрить в подобной трезвости, потому что ЛИЦОМ ЛИЦУ ЛИЦА НЕ УВИДАТЬ.

Вы можете сколько угодно обряжаться в одежды «десоветизации», «национального возрождения», «духовного обновления», «цивилизационного выбора» и «борьбы за европейские ценности» и т.д., но правда проста.

Она в том, что под всеми подобными «одеждами» и «масками» происходит самое вульгарное, откровенное утверждение тоталитарной, узко-региональной модели национальной идентичности и национального самосознания. Узко-региональная история несвободы возомнила себя не более и не менее как жречеством и первопричастием национального духа.

И всего то.

И никакой патетики.

Два момента в качестве «постскриптума».

Мне вспомнилось, что первым человеком, который заговорил со мной полтора года назад, после первых шагов по Украине, был львовский водитель такси, родом именно из Хмельницкого, всю жизнь проживший во Львове, откровенно и оппозиционно настроенный и так же откровенно мне признававшийся и посмеивавшийся над моим неверием в то, что украинец и уроженец западных регионов может быть настроен оппозиционно.

Второй момент таков.

Как и во времена моей молодости, глухонемые подрабатывают в поездах тем, что продают журналы, кроссворды и прочую могущую развлечь пассажиров всячину. Кладут на стол, после — забирают.

Легла перед моими глазами свежая газета «ВИСОКИЙ ЗАМОК», один из заголовков которой дословно выглядел так — ПРИ ЗАГРОЗІ ПОЛНОМАСШТАБНОГО РЕВАНШУ НЕ УНИКНУТИ ГРОМАДЯНСЬКОЇ ВІЙНИ.

То есть — ЕСЛИ В РЕЗУЛЬТАТЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ ВЫБОРОВ К ВЛАСТИ ПРИДЕТ ЗАНИМАЮЩИЙ ИНЫЕ, ЕВРОСКЕПТИЧНЫЕ, ПОЛИКУЛЬТУРНЫЕ ПОЗИЦИИ РЕЖИМ, БУДЕТ ВОЙНА.

Понимаете.

Если «реванш» и снова придет к власти иной взгляд на нацию и общество, то будет война. Господа будут отстаивать ИХ ВЗГЛЯД любой ценой — с оружием в руках (они его уже взяли), расколом, превращением не пяти районов, а всей страны в кровавое, майданутое месиво.

Господа угрожают и предупреждают — с позиций истинного национального духа, конечно же.

Украина — это ОНИ.

Так говорите — ПУТИН ВОЙНУ НАЧАЛ?

В ЗЕРКАЛО, СУЧЬИ ДЕТИ, ГЛЯДИТЕ В ЗЕРКАЛО.

ВСЕЙНОЙ ХАРЕЙ, как говаривал классик.

МНОГАЯ ЛЕТА

То, что этот человек жив — хорошо. Жизнь человека — это почти всегда хорошо, смерть — почти всегда плохо.

Он был мне не особенно приятен до его «убийства» — я вообще не люблю профессиональных диссидентов, надевающих маску «последней веры в святое» тогда, когда нужно сохранить безжалостно критический взгляд на вещи — после же его «воскресения», после согласия участвовать в отвратительном и опасном фарсе, он стал мне именно отвратителен, как уже давно отвратительна страна, вовлекшая его в фарс, со всеми ее бесконечными «фарсами» и «комедиями» вместо ценностей и национального духа.

Я желаю ему, что бы он был жив и здоров до 120, а себе желаю больше никогда ничего о нем не слышать.

Это только кажется, что речь идет о «бравой спецоперации», что «растем» и «научились» слава богу, что наконец-то не хуже «них» — кого, понятно.

Не спешите подмигивать понимающе друг другу и кричать «ай, молодца» — радоваться совершенно нечему. Речь не идет о чем-то целесообразном и профессиональном в плане предотвращения преступления и спасения жизни человека, речь идет о другом — об очень опасной, чреватой неотвратимыми последствиями инсценировке, участием в которой Аркадий Бабченко по-истине запятнал себя, если даже еще он этого не понимает.

Сутки СБУ профессиональным стресс-тестом, наглым и хрестоматийным, отточенным и уверенным как средство манипуляций, проверяло украинское общество во всех уровнях оного на предмет того, что и как оно способно переварить. Экспериментально и неопровержимо доказано — украинское общество способно переварить абсолютно все, используя наработанные за четыре года маски, позы, фразеологизмы, мировоззренческие клише, приемы в реакции на события и т. д. Впрочем — это стало понятным еще после «Савченко с гранатометом».

В 9 часов вечера забавно наблюдать полуденную клоунаду спекуляций, конспирологических построений в хорошо оплачиваемый прайм-тайм, соблезнований и некрологов, проклятий с маской вселенской скорби, бездарных поэтических эпитафий, высоких рассуждений в русле «камо грядеши» и прочее.

Дорогие сограждане, как говорил любимый киношный герой, «собратья и сосестры» — у вас нет причин радоваться, не спешите ощущать себя героями одной из серий саги о Джеймсе Бонде — на стороне «света и добра», естественно. Речь идет не о «бравой спецоперации», а о по гебельсовски наглой, мастерской и уверенной манипуляции, еще более опасной теми «видами» и «заделами», которые за ней прочитываются. Обкатав и опробовав это — от клоунов из ОБСЕ и ООН до политических персон из области верхних слоев стратосферы — они смогут обкатать что угодно, от виртуального теракта в Раде до виртуального покушения на первых лиц. Они в этом убедились.

Они уже обкатывают — две недели назад НА ПОЛИГОНЕ СБУ СМОДЕЛИРОВАЛИ ТЕРАКТ САВЧЕНКО-РУБАНА. Суд над Савченко обещает обернуться чем-то вроде масштабного аутодафе, тщательно спланированного евролиберальной инквизицией карнавала «расправы над еретиками» — народу будет визуально явлено страшное бедствие, которого он избегнул радетельными усилиями профессионалов, хорошо оплачиваемые медийные клоуны будут в прайм-тайм разъяснять и доносить то, в чем не убедили глаза (как весь день сегодня они строили разные теории), далее — всеобщий облегченный вздох и катарсис, на посошок — расправа над внутренними врагами и злодеями с криками «гореть вам проклятым в аду». Короче — суд над бароном Мюнхгаузеном из любимой киноленты, но не на сцене — наяву. Точнее — на той одной большой сцене провинциальной буффонады, в которую превратили эту страну. Вот ЭТО сегодня репетировалось и инсталлировалось, и много подобное этому, а вовсе не убийство журналиста и счастливое спасение оного от гибели, это на деле произошло, а не героическая операция в духе легендарных истоков ВЧК, в стиле «исаевщины», «штирлицовщины» и «юлианосеменовщины», но на «украинский манер». Господа вообще, кажется, входят во вкус, чувствуют широту и размах их возможностей, их тянет на эффекты, на масштабные инсценировки и инсталяции, на рассевающую любые сомнения визуальность, наглядность. Вообще — на масштабные дела и большие проекты, достойные настоящих героев.

Украинские чекисты, верные и талантливые последователи «старших братьев», не просто посмеялись и провели — а им это удалось мастерски — они проверяли, опробовали, обкатывали. Ведь по большому счету — именно сейчас, из под всех радостных слов и поздравлений в духе «во истину воскресе», должно разлиться ощущение шока, опасности, во всяком пристальном уме должен прокатиться холодок ужаса — от того, как и на каком уровне, с какой беспрецедентной наглостью «развели», подергали за ниточки, да и не одних только кукол подергали, а самых что ни на есть кукловодов — да-да, именно это сейчас преимущественно должно ощущаться и заставлять задумываться, вызывать тревогу. Всякий, кто глядит сначала на фарс полуденных новостей, а потом — на реальность вечерних, должен испытать вовсе не радость, а шок и ужас — от того, насколько же манипулируемо медийное и в целом общественно-политическое пространство, как легко манипулируемо и под фабулой каких наисерьезнейших обстоятельств. Ведь не только украинские медиа-дешевки всю ночь упражнялись в написании «объективного анализа» и «продумывании интервью», напомаживали «серьезные» и «патетически скорбные» лица для прайм-тайма — и маститые ассы по «Восточной Европе» и «постсоветскому пространству» из «Таймс», и «Нью-Йорк таймс», и «Шпигель», и «Дейли», и черт еще лысый знает откуда, занимались тем же самым, и упивались в ночи наступающего лета вовсе не любовью, а «перестукиванием» с коллегами и измышлениями по поводу. Об этом надо думать и тревожиться — прежде всего, ибо все это лишь репетиция большого карнавала. Это не может не тревожить и не ставить вопросы, не должно. Ведь если способны «развести» так и по такому поводу, ни перед чем не остановиться, морща в ухмылке усы и профессионально наблюдая за развернувшейся по полной программе — от зеленой трибуны до телестудий — клоунадой, то могут развести как угодно и во имя чего угодно, и могут как угодно манипулировать, и точно так же толпы клоунов будут упражнять очень серое вещество, уверенные, что имеют дело с реальностью, а не с тщательно смастыренным фуфлом. И точно так же патриотическая быдлота всех мастей и покроев будет ломать копья, что-то доказывать и наливаться в лице от доводов оппонентов, переживать вселенские драмы, принимая за таковые «план операции» и кем-то разработанный сценарий. Сражаться и стоять за «свъяту божу истыну», а на деле удовлетворительно следовать кем-то намеченному маршруту. Об этом надо думать, прежде остального, это должно вызывать тревогу — абсолютная доступность общественного пространства манипуляциям и исчезновение последних границ для тех, кто обращается к этим манипуляциям как к эффективному инструменту, опробует их. Уровень и масштаб провокации, наглость манипуляций — это обязательно должно шокировать в подобной ситуации, ведь отныне возможны практически любые манипуляции. И ведь будьте уверены — господа обязательно пойдут дальше. От способности проворачивать инсценировки подобного уровня и успешности, от наглости и масштабности этих брутальных спектаклей становится страшновато, но все же — дело не в этом, не это должно пугать и тревожить наиболее.

Да, не это.

Дело даже не в том, что учитывая реакцию ООН, ОБСЕ, ГОСДЕПА, а так же заголовки солиднейших мировых изданий, репутация которых неколебима в течении многих десятилетий, укрочекистам удалось провести фактически все так или иначе окультуренное человечеством пространство под бесконечностью звездного неба. От этого надо «трезво содрогнуться», а вовсе не потирать руки, но даже не в этом дело.

Дело не в «честнопионерской», омайданенной роже Климкина образца марта 2014, на дискуссии в Совбезе — роже, по которой давно надо ходить батогом.

Дело не в том, что эти мерзавцы устроили клоунаду такого масштаба и на таком уровне, что они в принципе способны и позволят себе инсценировать что угодно. Да что «убийство» журналистишки перед такой вселенской, масштабной инсценировкой, как МАЙДАН — ПЕРВОКУРСНЫЙ ТЕАТРАЛЬНЫЙ ЭТЮД, ЕЙ ЖЕ БОГУ.

В инсценировках они большие мастера.

Как и в умении «покупать на святое».

И в нужный момент торгануть оным.

Страшно не все это, не наглость манипуляций, не откровенное хамство, тестирующее общественно-политическую реальность и отдающее ее в аппарат «профессиональной рефлексии».

По-настоящему страшным может оказаться то, ЧТО ЭТИ ГОСПОДА РЕПЕТИРОВАЛИ.

Что грядет.

Что у них запланировано в ближайший год.

На этом бы надо закончить, но пару слов.

Увы — кафкианские «укрореалии» таковы, что «формула веры», пресловутое «кредо», должна ныне строиться от противного и начинаться с «не верю».

Не верю.

Ни единому слову, от кого бы оно не исходило.

Ни слезам, ни просаленным идеалам, «ни псевдоценностям», ни пафосу «свободы», за которым кроется лишь ослепшее и осоловевшее от лжи и манипуляций стадо.

Не верю.

Нельзя верить.

С самого начала надо было не верить.

С самого начала они лгали — про «отрезанные головы», «не стреляем» и как черт из рукава клоуна, моментально появлявшиеся после очередной катастрофы, то есть случая массового убийства или военного преступления «записи переговоров боевиков» и т. д.

Не верю.

Фуфло это все.

И план убийства Бабченко ФСБ — скорее всего фуфло с целью нагнетания предвыборной истерии.

И не удивлюсь, если многое иное и страшное — фуфло, от «Боинга» до «расстрелов на Майдане».

НЕ ВЕРЮ

Нужно не верить — есть на это полное право.

Постскриптум — ждем от Орлуши вечерней «оды на воскресение», пусть такой же бездарной и лживой, как утренняя «эпитафия».

Для приличий.

ПАТРИОТИЧЕСКИЙ БАЛАГАНЧИК

«Картина маслом» такова.

СБУ и Геращенко заявляют об убийстве Бабченко.

Патриотическая общественность скорбит, проклинает, льет слезы, не жалеет усилий в поиске метафор и эпитетов, отводит чистое сердце вовсю, главное — ощущает единение на стороне «света и абсолютного добра».

Это важно.

Убийства не было, никто ни в кого не стрелял — была спланированная инсценировка, обоснованная существующими у СБУ и лично Геращенко подозрениями о планировавшемся на Бабченко покушении? Кем? Ну, этот вопрос очевиден.

Бабченко жив и здоров, СБУ задержала «терпилу», который будет обвинен в заказе. Он будет отрицать — но кто ему поверит? СБУ и руководство страны будут утверждать, клеймить и обвинять — и кто посмеет усомниться?

СМИ полны рассуждениями о «покушении на Бабченко» словно о неком состоявшемся событии.

Однако — никакого покушения не было, оно существует только в утверждениях СБУ и Геращенко — но ведь Геращенко хороший человек, ему нельзя не верить. Ой-йо-ой тому, кто не верит — нам с этими нехорошими людьми не по светлому европути.

Вдохнем носом, выдохнем, позволим новостному звону в ушах затихнуть и приглядимся — ничего не было в принципе, никто этого героя даже не царапнул. Существует мнение о готовившемся покушении, которое ни в чем себя не проявило, о котором ничего не свидетельствует — только задержанный СБУ и обвиняемый им человек. Даже если бы что-то и произошло — это не означало бы, что «враг у ворот» и «рука Кремля» шарит по Дарнице или где там живет этот героический клоун, но тут — совершенно виртуальные страсти и реалии, просто до обидного ничего не было.

Существуют только утверждения СБУ — но ведь им нельзя не верить.

Его собирались убить — это же очевидно, так говорят СБУ и хорошие люди, и честных слов очень честных людей не может быть не достаточно. Целиком и полностью — инсталляция, «виртуальность», без какой-либо связи с событиями и процессами, газетная утка, но только об очень серьезном и чуть ли не в общемировом масштабе, одна из тех, обильный помет которых образует сознание этой страны и фиктивную реальность, в которой она существует, очередной спектакль, разыгранный на глазах ополоумевшего от «патриотизма» и продуманно разогретого страха общества. Я вообще не удивлюсь, если эта история просто затихнет, сойдет на нет, как много подобных историй и очередная проинсталированная провокация.

Месяц назад СБУ сообщило, что нашло схрон с оружием на Закарпатье. Схрон, естественно принадлежит «Правому сектору» — кому еще он может там принадлежать? Свободным венгерским карбонариям, решившимся партизанствовать? Закарпатье — вотчина «Правого сектора», это было доказано еще в июле 2016.

Но СБУ заявляет, что схрон принадлежит тайным «диверсионным группам ФСБ», орудующим на Закарпатье, и им удалось предотвратить масштабную диверсию и провокацию.

Конечно, на Закарпатье нет тайных групп ФСБ, но СБУ выглядит «патриотичненько», на «боевом посту», быдло ежится от чувства надежности и защищенности под «неусыпным оком», а главное — написан еще один мазок в картине «Тучи сгущаются», «Враг поднимает голову» и «Евробудущее отечества в опасности».

И квартальная отчетность — в порядке.

Год назад группа офицеров на Винничине подожгла склад с оружием, чтобы скрыть воровство (давний, испытанный способ), что привело к серьезной катастрофе.

Было объявлено о нескольких диверсионных группах, которые мужественные бойцы спецреагирования СБУ догнали и задержали. Естественно, никто больше ничего не слышал об этих группах, не видел суда над ними или какого-нибудь следствия и разбирательства. Но ощущение «враг среди нас» пошло в массы. И нужные люди, герои, остались на местах. Это — разумный и патриотичный подход даже к такому скотству, как кража оружия, поджог с катастрофой районного масштаба.

Савченко собиралась взорвать Раду и покрошить депутатов.

Доказательств нет и не будет, да в принципе и не может быть, ибо Савченко ничего не планировала и не собиралась, зато будет общенародное представление проведенной высококвалифицированными профессионалами СБУ инсталляции «теракта Савченка-Рубана» на полигоне. Если инсталляция есть, то и теракт конечно должен был быть, а не было — так слава богу, герои бдят неусыпно. То есть — событие существует только в утверждениях сотрудников СБУ и стоящего за ними полит руководства страны, но вся страна знает, что была попытка «покушения и переворота», да и не одна, и враг охватывает страну кольцами «реваншизма» — извне и изнутри.

И тут — ничего на самом деле не произошло, и свидетельств каких-либо происходивших в реальности процессов нет, только несколько наскоро собранных на блокпосту и засунутых Рубану в багажник боеприпасов, да еще инсталляция на полигоне СБУ. НО ДОЛЖНО БЫЛО ПРОИЗОЙТИ, НЕПРЕМЕННО — ТАК ГОВОРЯТ НЕ ПРОСТО ХОРОШИЕ, А ОЧЕНЬ ХОРОШИЕ ЛЮДИ, ПАТРИОТИЧЕСКОЕ СЕРДЦЕ НЕ МОЖЕТ НЕ ВЕРИТЬ, НЕ ИМЕЕТ ПРАВА. Целиком и полностью виртуальная реальность и виртуальное событие, но эта страна уж давно живет не в реалиях а в «виртуалиях», ей, убогой, привычно.

То есть — откровенные, брутальные манипуляции, свойственные практике фашистских и тоталитарных режимов, почти хрестоматийные.

Ах да — мы забыли о покушении полутора годовалой давности на самого Геращенко, упитанного светоча евробудущего и национального самосознания. Убить жирного и наглого скота — думаю, вообще не проблема, при наличии мизерного желания с заинтересованной стороны, только он никому не нужен, даже даром и в придачу с еще чем-нибудь. Но тогда общество проглотило, представление прошло удачно и вот — аньтрьаааактт закончен и грядут следующие действия пьесы.

Все это просто для того, чтобы разогреть предвыборную панику и истерию — умно, отточенными средствами, контролируемо и профессионально.

Как минимум — чтобы сплотить электорат и заставить его проголосовать нужным образом, ведь выборы будут, и за выборами будут пристально наблюдать.

В большей перспективе — чтобы иметь средство задушить политическую оппозицию в ее возможных ЛЕГАЛЬНЫХ действиях во время кампании. Они ведь, дешевки боятся простого — «реванша», то процессов легального и демократического обновления общественно-политической жизни, которое они обозначают этим словом. Пришедшие к власти преступно — правом экзальтированной толпы, путем экстремизма и почти террористических провокаций, называемых умильно «революция», формирующие общественно-политическую систему и реальность не как плод какого-то общественного диалога и консенсуса, а как поле довления и диктата определенных сил и настроений, они желают простого и очевидного — сохранения «статус кво». Ах да, простите — «светлых революционных завоеваний».

Как максимум — все это нужно, чтобы иметь несомненный повод ввести «особое» или «военное» положение и сохранить власть вне демократических процедур — даже формальных. То есть — совершить нечто и в правду революционное: повести к свободе путем военно-политической диктатуры. А что — как в Турции или Египте, почему нет!

На лицо — классика фашистского режима и его манипуляций.

Патриотическое негодяйство различных мастей одобрительно улюлюкает — классика заключена и в этом.

Тошнит.

Это вожделенная вами свобода, демократия и прочее? Этого вы хотели, за это боролись, такой свободы желали?

Что же.

Ежьтесь в вашем патриотическом оргазме, распаляйте себя, как изощренные мазохисты, вековыми фобиями.

Живите в ваших «виртуалиях», ешьте ваши виртуальные ценности и не менее виртуальную свободу.

Кому это все интересно.

Ей богу — плевка не стоит, не то, что внимания.

Но познавательно…

ПРОСТАЯ ЛОГИКА

Как правило, осуществивших даже одиночное политическое убийство киллеров ликвидируют — шансы выжить у этих людей обычно весьма невелики. Если речь идет об очень серьезном деле, то устраняют даже ликвидаторов второго уровня, чтобы совершенно обрубить концы.

Если речь идет о серии убийств, то каждое из них продумывают как отдельную операцию с отдельным штатом агентов, поручают разным исполнителям, которые как правило не знают друг друга и вообще мало что знают, помимо их собственных задач. Просто для того, чтобы не распознали почерк, чтобы не облегчить выход на цепочку, чтобы не рухнуло все предприятие.

Два часа назад прокурор Украины заявил во всеуслышание, что Гельман по поручению ФСБ планировал на Украине 30 политических устранений.

Более того.

Он, опытный агент ФСБ и хозяин оружейного бизнеса (кого-то менее приметного ФСБ не нашло), обратился к бойцу АТО (видит бог, большая часть бойцов АТО, даже прежде работавших и живших в России, после участия в АТО выносят в своем сердце ненависть или неприятие к России) и предложил ему убить Бабченко.

Более того.

Боец АТО оказывается бывшим праворадикально настроенным активистом украинской революции, но об этом Гельман конечно не удосужился узнать.

Более того.

Он рассказывает предполагаемому исполнителю, который в конечном итоге не согласился, все подробности операции — к-во запланированных жертв, ближайшие плановые жертвы, и делает все это лично — чего обычно никогда не происходит, и до получения принципиального согласия. То есть — предлагает исполнителю чуть ли не подряд на — внимание! — 30 политических убийств, из которых даже первое пробное обещает быть немыслимо резонансным (как и вышло).

Более того.

Все это Гельман делает ПОСЛЕ, ТОГО КАК ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ИСПОЛНИТЕЛЬ НАПИСАЛ В ФБ О ЗАКАЗЕ НА БАБЧЕНКО И НЕ ПРОСТО НАПИСАЛ, А ЕЩЕ И УСПЕЛ ПОЛУЧИТЬ СКЕПТИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ КОРРЕСПОНДЕНТА «УКРАИНСКОЙ ПРАВДЫ» О ТОМ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ ИСПОЛНИТЕЛЬ ТАК СЕБЯ НЕ ВЕДЕТ. ОБЫЧНО КОРРЕСПОНДЕНТЫ ИНТЕРНЕТ ИЗДАНИЙ НЕ КОММЕНТИРУЮТ ПОСТЫ КАКИХ-ТО РЯДОВЫХ ПОДПИСЧИКОВ. То есть — Гельман обратился за проведением подобной — нельзя не сказать, масштабнейшей акции, к праворадикальному активисту, который обладает тесными контактами на само широком общественном и медийном уровне, или как многие участники АТО с идеологической мотивацией, пришедшие В АТО в первые месяцы, так или иначе известен.

То есть — откровенное фуфло, такое же, как «теракт Савченко», просто в классической стилистике 37 года, придуманная провокация, доведенная до медиа-спектакля и уголовного дела.

И ничего иного, в принципе.

От начала до конца придуманное дело — просто в Украине теперь для этого нет никаких преград, в принципе нет. Перед очевидно разворачивающейся машиной репрессий и кошмаривания общества, разжигания общественной истерии и паники, нет никаких преград — они сделают то, что хотят, и как хотят, как в нужный момент подскажет им вдохновение — желто-голубое быдло проглотит и переварит все.

Операция по ликвидации 30 (!) видных персон, то есть по осуществлению серии убийств, каждое из которых будет резонансным, в принципе не мыслима — она громоздка, она не целесообразна, она обещает быть раскрытой на самых ранних этапах, просто потому, что 1 — будет ясен почерк и генеральный замысел, и соответственно, откуда ноги растут, 2 — слишком большое к-во людей будет в ней задействовано. Такая операция в принципе не возможна, она требует задействования широчайшей агентурной сети из десятков человек, что в принципе не возможно в нынешних условиях работы ФСБ в Украине. Подобную операцию никто бы не подписал и не вывел в разработку, а предложившего ее чина скорее всего отправили бы куда-то отдохнуть.

Вообще — киллеры как правило не переступают порог «10 дел» — они становятся попросту не нужны и начинают мешать, их почерк прочитывается, они теряют заказы, потому что опасность раскрытия порученного им дела очень велика. Обычно — их просто устраняют, если киллер не является членом серьезной ОПГ и не выполняет для нее «штатную работу.

То есть — «фуфло» от начала до конца.

И вот, стоит этот «хохловышинский» донбасского разлива, калиброванная мразь, плоть от плоти идеи и круга, несет в подзвездное пространство чепуху и победно улыбается, ибо знает и уверен, что это пройдет, а на поле, где он играет, у него все пути открыты и все козыря на руках И большая игра только начинается.

И ужас в том, что кажется некому их остановить, и рычагов их остановить — нет.

О ТЕХНОЛОГИЯХ ИНФОРМАЦИОННЫХ МАНИПУЛЯЦИЙ

Технология спектакля.

Заголовок новостного сообщения: СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ УКРАИНЫ ОБНАРОДОВАЛА ДОКАЗАТЕЛЬСТВА, ОБ ЭТОМ СООБЩИЛ СПИКЕР СЛУЖБЫ.

Содержание сообщения — спикер СБУ сообщил, что у службы безопасности есть записи разговоров, при этом ни где не сказано, что обнародованы сами записи (вопрос, насколько они могут служить «доказательством» — отдельная тема). «Обнародование доказательств» состоит таким образом в том, что спикер СБУ сообщил о наличии записей, которые могут служить доказательством. Спикеру СБУ конечно нельзя не верить — говорит есть, значит есть, представление доказательств можно счесть состоявшимся фактом. Еще никогда, по-моему, действительность и события не симулировались настолько откровенно и прям скажем бесхитростно, незатейливо. Судя по тому, что и в деле Савченко единственным доказательством являются «записи разговоров» и инсталяция «теракта», можно предположить, что в СБУ взята установка фабриковать события и политические дела максимально экономно и незатейливо — степень ополоумленности и экзальтированности патриотического быдла это позволяет.

Примечательно здесь иное — как и в деле Савченко, злодеи по версии СБУ искали оружие для своих дьявольских козней в зоне АТО. ЭТО забавно. Всем известно, что масштабнейшую торговлю оружием в зоне АТО — незаконную, естественно — делят между собой СБУ и военная разведка, от чего между оными героическими структурами идет постоянная война. Соответственно — искать оружие для проведения масштабных политических акций в зоне АТО, означает сразу же попасть в поле определенных процессов и бдительной фискальности, получить оружие, путь которого наверняка известен. Излишне отмечать, что оружие для серьезных акций добывается иным путем, без дергания за как раз те ниточки, которые наиболее опасны. Тем более, что внутренее пространство страны насыщено оружием из зоны АТО, и для его приобретения совершенно не нужно соваться в саму зону боевых действий.

Почему все это забавно — понятно.

Примечательно следующее — даже «устранение Порошенко» (вы не поверите — по версии СБУ, раздобревшего борова не далее как в прошлом квартале планировали ликвидировать), по сообщению же СБУ так же планировалось совершить с помощью хитроумной снайперской винтовки, изготовляемой ТОЛЬКО В ДОНЕЦКЕ. Как раз затем, чтобы был очевиден след, руководители «республик» наконец-то заработали Гаагский трибунал, а ВСУ получила повод для масштабной военной операции и т. д.

Примечательно и забавно.

Дело даже не в том, похоже, чтобы спродуцировать состояние общественной паники в духе «страну опутывают кольца заговоров и хитрые козни реваншизма». Дело очевидно еще и в том, чтобы последовательно превращать ОРДЛО в образ вечного врага, неизбывной и почти метафизической угрозы. Акценты «добра» и «зла» в общественном сознании должны быть расставлены со скульптурной, не допускающей сомнений ясностью. Вот он — вечный, злобный, коварный враг, тянущий нас от пути света в ордынскую тьму, не устающий строить козни и покушающийся на «святая святых», особу президента-«поводыря», его верного министра ВД и купол Рады! Все это лишний раз говорит о том, что война нужна украинскому режиму не менее, чем другим сторонам, ее «тление» в отношении у режиму играет роль по-истине созидающую — невзирая на просаленную патетику.

На пятый год пути в Европу, Украина вырисовывается как государство спецслужб, брутально сфабрикованых политических дел, интенсивных манипуляций пропаганды и т.д., то есть — как тоталитарная общественно-политическая система с очевидными признаками фашизации. Ах да — еще как страна «героев СБУ», то есть калиброванных подонков, обвиняющих в преступном использовании того самого оружия, торговля которым ими организована.

Пожалуй, лицо героического клоуна на заставке — это суть всего произошедшего за последние четыре года, а не только разыгранного спектакля с попом-убийцей в одной из главных ролей.

Украина не разочаровывает, всегда идет в предсказуемом направлении.

Что же — СЛАВА УКРАИНЕ, ГЕРОЯМ СЛАВА.

ПОП ГАПОН И ПЕТРУШКА

Кафка отдыхает, ей-богу, и даже отвратительная музыка Стравинского или Шостаковича не сможет послужить достойным фоном происходящего.

СБУ обвиняет хозяина крупного оружейного бизнеса в том, что он, по просьбе пивного или бильярдного друга молодости, отвечающего за — внимание — ОРГАНИЗАЦИЮ МАССОВЫХ ЛИКВИДАЦИЙ И БЕСПОРЯДКОВ НА УКРАИНЕ, обратился к радикальному националисту, члену ПС, широко известному добровольцу- участнику АТО, ПОПУ ИЕРОДЬЯКОНУ, совершенно «партийному» человеку с признаками тяжелой желто-голубой шизофрении, с заказом на убийство Бабченко и подряд на ликвидацию еще тридцати лиц.

Выдох.

Продолжать как будто и нечего — все понятно: по дешевке, из «своих» смастыренный фарс, с целью тестирования границ политических манипуляций с обществом и разжигания предвыборной истерии и паники. Увы — не первый и не последний фарс, совершено предсказуемое событие в череде мер по ополоумливанию общества, приучению его к кафкианским реалиям и превращению его сознания в пространство статистической и нормативной шизофрении.

Понятно зачем и почему — Петрушка с дружным коллективом евробуффонады боится потерять таким трудом и риском добытую власть, то есть — боится как раз тех демократических изменений и процессов, которые составляют суть вожделенной Европы и ее общественно-политических реалий. Оно и понятно: власть — работа сезонная, с предсказуемым увольнением, но что же делать, если надоело гастробайтерствовать и хочется покоя, стабильности, благосостояния.

Тут все средства хороши, пригодится и полоумок-иеродьякон — реинкарнация достопечального Попа Гапона из школьного учебника.

Откровенность и геббельсовская наглость спектакля не должна поражать — будет еще и не то.

Все бы ладно, успокоиться и примириться с неподвластным порядком вещей, отдаться рефлексии, но…

Но заскучавший Бегемот кричит противным голосом «аньтрррррьакьт закончен», и начинается новая картина.

Обвиняемый в организации покушения — с его слов — оказывается хохлоклоном от Маты Хари, Штирлица и Джеймса Бонда одновременно.

Оказывается, о боги, его действия были… оперативной разработкой украинской контрразведки.

Тут бы надо уже и заканчивать, поскольку, как говорил любимый киногерой — НАД НАМИ ВЕСЬ ПЕТЕРБУРГ СМЕЯТЬСЯ БУДЕТ.

Ведь и это в серьез воспринимать не то что нельзя — попросту когнитивно опасно.

Но что же все это, находящееся уже за всеми гранями, в конце концов означает?

Фарс остается фарсом, его цели — каковы они. Начнешь верить во все это — станешь верить в духов и чертей и чего доброго доживешь до встречи со Стравинским (булгаковским).

Патриотическое чувство говорит НАДО ВЕРИТЬ, но зачем же так безвкусно кончать вместе со стадом свиней?

Так что же значит этот внезапный финт в версиях?

Ведь ничего не было — речь идет о симуляции и инсценировке событий, о реалиях совершенно виртуального порядка, так зачем же внезапно появляется эта лазейка для обвиняемого, казалось почти приговоренного? Лазейка, которую очень легок закрыть, попросту опровергнув его слова официальным заявлением контрразведки? Уж чем так, то лучше идти в полный отказ и стоять на своем, изображать политзаключенного и узника украинского фашизма (если он виновен).

Значит — обвиняемому действительно хотят предоставить лазейку? Возможно. Это, в свою очередь будет значить либо то, что затронули очень кому то нужную персону и сдают назад, либо что все это запланированное действие фарса…? Ей богу, от этих выродков — простите, героев — можно ожидать уже чего угодно. Однако — признать это, и век не отмоешься, ведь и Бабченко значит никому не был нужен, и генпрокурор — страдающий паранойей идиот (это впрочем, и так верно), и руководство страны — кучка безответственных мерзавцев, не знающих, что в доме творится и делающих заложниками своих авнтюр и манипуляций чуть ли не все подлунное пространство. Впрочем — и это так, но все же?

Зачем же тогда обвиняемому лезть в петлю, выбирать провальную линию защиты?

Значит — идиоты-авантюристы, но умные идиоты (в измерениях Кафки такое бывает), наподобие тех, которые поджигали Рейхстаг и расстреливали погранпост, и так же как они, тяготеют к наглядным инсталляциям в превращенной в декорацию реальности, масштабным эффектам, воздействующим на толпу безошибочно?

Всё так — Петрушке нужны эффекты для предвыборного воздействия на общество и не допущения «реванша», как у них говорят, смены власти и курса, пусть даже не смены, а простой корректировки.

А потому — вполне может быть, что контрразведка и СБУ действовали согласованно, и предпринимателя Бориса Гельмана просто использовали в темную под предлогом сложной разработки — потому что попробуй всерьез «подпиши» предпринимателя, немолодого и опытного человека на подобное полоумие. Но ведь не мог же он не задавать себе простого вопроса — а зачем контрразведке такая совершенно бесполезная, нецелесообразная разработка, не выводящая ни на что, кроме уже известного имени «московского координатора?»

Кафка отдыхает.

Одно несомненно — грядут спектакли кудааааа более серьезные, общество уже готово аплодировать.

И все потому, что Петрушке очччень понравилась роль в балаганчике под названием «путь в Европу» — УЖ БОЛЬНО СБОРЫ ХОРОШИ.

АПЛОДИСМЕНТЫ, ИЛИ В КАЧЕСТВЕ ВЫВОДОВ ПО СЛЕДАМ СОБЫТИЙ

Цели СБУ и режима в истории с Бабченко в общем очевидны, они зачитаны на предварительном заседании в тексте выдвинутых подозрений — заказ убийства с целью создания беспорядков, общественной паники и дестабилизации ситуации. СБУ обвиняет Бориса Германа именно в тех целях, которые преследует в этой инсценировке и в подобном до нее — создание общественной паники, формирование в обществе ощущения опасности «реваншизма», нарастающей внутренней и внешней угрозы, во имя его сплочения вокруг правящего режима и естественно — против общественно- политической оппозиции.

Таков самый простой и очевидный уровень задач.

Более сложные задачи связаны с созданием максимально дискредитирующей оппозицию и ее установки фабулы событий, в русле «они — те, которые симпатизируют убийцам Бабченко, врагам и т.д., и потому же — подготовить почву для оправдания возможных РАДИКАЛЬНЫХ МЕР против политической, оппозиции. Общественная паника и истерия, создание виртуальных реалий «нависшей экзистенциальной угрозы», «экстремальной ситуации» и «поднимающего голову врага», все это во имя сохранения режима и не допущения «внеплановых», расходящихся с намерениями режима изменений — такова очевидная цель. Все это, в конечном итоге, происходит по такой банальнейшей причине, как угрожающие изменениями выборы… Демократический и чреватый неожиданностями процесс выборов, оказывается для «евролиберального» режима стрессовой ситуацией и непосильным нравственным испытанием. Либеральный режим не готов потерять власть, но готов удерживать ее, кажется, любыми средствами, более радикальными, нежели режим свергнутый — все это лишний раз говорит о тоталитарных общественных реалиях, о тоталитарном политическом режиме фашистского толка, о тоталитарности процессов и общественно-политической парадигмы, которые восторжествовали с этим режимом и под лозунгами «борьбы за либерализм».

Впрочем, есть известная ирония в том факте, что в Новейшей истории фашистские и тоталитарные режимы, фашистского толка политические движения, обряжаются в лозунги «сил свободы» — так это в Европе, где националистический праворадикализм обряжен в либеральные движения, так это в Израиле, так это и в ультратоталитарном движении украинского национализма, всю свою историю манипулировавшем лозунгом «свободы» значительно шире и циничнее, нежели дорожная проститутка играется разговорами «про любовь».

Есть в этом, однако, более сложный и опасный момент.

Ведь для того, чтобы этот и другие фарсы «сработали», решили поставленные задачи, общество должно в них безоговорочно ВЕРИТЬ.

Вот это — примечательно и интересно.

Ведь речь идет об инсценировке, инсталляции, о реалиях виртуального порядка, целиком и полностью симулированных, о виртуальной кафкианской действительности, к которой общество терпеливо, настойчиво и последовательно приучают как к «единственно возможной».

«Вера» во все это означает превращение общественного сознания в поле «статистического слабоумия», либо вымертвление из него всякой критичности в отношении к событиям, либо приучение его к той «головлевской» лживости, способности сходу переварить и оправдать что угодно, которая тождественна слабоумию. Впрочем, история свидетельствует — кровавые манипуляции тоталитаризма всегда становились возможны только на почве такого состояния общества, его сознания и морали. Привычка к фарсу, к реалиям торжествующего абсурда, приучение общества существовать в лживых и извращенных реалиях фарса и словно «не понимать» происходящего — это делало возможными реалии Германии 30-х и реалии советского режима разных периодов, это же делает возможным реалии современной России, и это же, о ирония, призвано привести Украину к «пиршеству евролиберализма». ) Еще не был известен тоталитарный режим, «костью в горле» которому не становилась бы трезвость и критичность общественного сознания, его способность ощущать фарс и промасленные цели за трезвоном высоких лозунгов и героической патетики.

Спектакль, наглый и требующий аплодисментов фарс — это, кажется, представляет главную ценностью поставленного СБУ и режимом эксперимента, и главную же цель оного. Общество тестируют на его восприимчивость к фарсам, к наглядным инсталляциям параноидальных угроз, к способности оправдать и переварить любой спектакль, и в целом — тот один грандиозный спектакль, в который запланировано превратить его жизнь. Общество тестируют на способность прятать глаза от предельно откровенной, наглой и абсурдной лжи, от необходимости признавать и развенчивать эту ложь. Если общество примет и переварит это — оно примет и переварит что угодно, а значит — для времени «больших дел» более не остается преград. Общество тестируют на предмет его способности существовать в виртуальной, целиком и полностью симулированной реальности, которая будет выписываться в соответствие с вдохновением и насущными целями политического режима — такой, какой она должна быть и выглядеть в данный конкретный момент. Общество протестировали на предмет его способности внимать симулированным событиям и реалиям аки благой вести.

В этом, кажется, суть произошедшего…

Остается лишь уповать… на способность публики засыпать сцену не цветами и овациями, а гнилыми помидорами.

ЖИВИ И ДАЙ ЖИТЬ

Западная Украина не любит Москву… Ну, это повелось с очень давних времен, даже задолго до того, как она стала каким-то реальным образом сопричастной «Москве»… может даже за век до этого — но нельзя отнять право не любить нелюбимого.

Западная Украина не любит и Польшу. С одной стороны-то всегда не грех подчеркнуть, что мы — «Европа» по Польше, сопричастны и вообще, хотя триста лет ходили в холопах и к «Европе» имели приблизительно тоже отношение, к которой негры из Конго — к Бельгии, но именно поэтому Польшу не не любить нельзя. Оно зависит от времени, конечно, когда как. Когда больше, а когда совсем чуть-чуть.

Западная Украина не любит мадьяр — но и это понятно, наглые, странно-чернявые, то ли люди, то ли цыгане, вроде бы и правили, но Польша-то хоть была великой, а эти всегда сами были под сапогом у немцев. И вообще — как я подслушал в одном благочестивом трускавецком разговоре — воны хочуть жыты на Украйини, но буты мадьярамы. В самом деле — ай-яй-яй. Западная Украина конечно не любит «жидов», но тут — ноу комментс.

Вообще — кажется Западная Украина более всего не любит саму себя, ибо надо очень не любить себя, чтобы постоянно мнить себя чем-то ценой неутомимо разжигаемой ненависти, пестуемых и изъеденных комплексами, обильно смоченных в яде амбиций.

Вчера ловлю спасительный тремп из Кудринец в Каменец. За рулем — женщина лет 60, родом из Кудринец, но давно живущая в Каменце, не глупа, развита, грамотная и структурная речь. Через три минуты переходит на русский, после выяснения той подробности, что я родом с Восточной Украины, разливается тирадой, которая продолжилась вплоть до самого Каменца. Что Восточная Украина по сравнению с Западной? Восточная Украина и Россия — пьянь, лень да голытьба, маленькие домики да худые коровы. Западная Украина — культура и зажиточность, основанные на беззаветном труде, конечно же, дома — дворцы, ухоженные и с розочками, внутри — полная чаша, потому что люди ценят комфорт и налаженный быт. Культура! А «там» — пьянь да рвань, на людскую жизнь похоже только по мере движения на Запад, и чем больше на Запад — тем больше похоже. А сама едет с похорон. Что такое? Да пятидесятилетний друг детства овдовел и за три года спился до смерти. Сестра работает в Италии, купила уже две квартиры, и не хочет возвращаться — о нет, не по причине обаяния родины Рафаэля и Караваджо — нужно еще собрать на евроремонт. Всего в могилу не унесешь здесь не работает. То, что когда-то так пленило меня в рассказе о Ярославле — да там народ русский, простой, попросишь рубашку, снимут и дадут — здесь бы вызвало ядовитую издевку. Говорится о многом, но главное — какое же вы там, восточно-прорусское, «ничто,» и какое же мы здесь имеем право ощущать превосходство. Возразить можно много — но зачем? И невежливо, и еще чего доброго останешься в 7 вечера посреди какого-нибудь села…

И не подозревает бедолага, что в качестве идеала и примера для подражания, приводит в общем-то то самое мещанство и сельское рвачество, которые в обществах и культурах, чуть более развитых, давно уже почитаются за разновидность НИЗОСТИ… Что может «лапотная и пьяная» Россия, зачарованно поглядывающая в небо — хотя она уже давно и не такова, — поинтереснее будет… но не суть.

Суть в другом.

Откуда же это глубинно-ментальное, дышащее то злобой и ядом, то настоящей ненавистью желание мнить себя чем-то и обязательно ощущать собственное превосходство, нравственное и цивилизационное, не меньше? Ну — таков ты, как есть, и живи себе, дай кому-то быть другим и самим собой. Они сталь льют — ты пасешь коров. Они трудятся у себя в стране (сеп-п-п-п-пары проклятые), ты шастаешь-батрачишь, где ни попадя. Они подкупают ментов, ты — таможню. Они крадут металл, ты — янтарь. Вот и ладненько! Гармония и взаимная любовь! Ан нет — обязательно нужно-с себя чем-то и помнить и с другим сопоставить, ощущая при этом в другом врага и источник опасности, и превосходство собственное над другим почувствовать всенепременно-с. А почему? А не жуткая ли эта, по истине праисторическая ксенофобия, побуждает так чувствовать окружающее пространство? А не комплексы ли, ставшие увечной и не излечимой ментальностью?

Расстаемся в Каменце, с улыбкой и вежливо.

Потому что мне не пришло бы в голову, подвозя кого-то или накладывая кому-нибудь гипс на переломанную ногу, рассказывать ему, что он за «чмо» и среди какого дерьма прожил жизнь — даже, если так и вправду думаешь.

И невежливо.

И безнравственно…

Да и из разных тварей сотворил господь бог мир под луной и под солнцем — и всем должно быть место…

ЖИВИ И ДАЙ ЖИТЬ ДРУГОМУ

И ведь как просто, как просто то…

О ПОЛЬЗЕ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО ТРАНСПОРТА

Вот я всегда говорю, что фашизм подразумевает продуцирование статистического общественного слабоумия.

Вчерашнее интервью Омеляна на Пятом канале относительно «разъяснения» обществу мотивов и причин планируемого прекращения пассажирского ЖД сообщения с Россией, стало тому наглядным подтверждением. Потому что серьезное восприятие произнесенного в эфире подразумевает серьезную же степень когнитивной деградации, общественной и индивидуальной. При всем моем критическом отношении к левантийским реалиям, журналисты израильского тв не оставили бы от этого лощеного ничтожества даже лоскутов…

Увы — очкатый щенок лжет. Согласно статистике его же ведомства, в прошлом году именно рейсовый поезд «Львов-Москва» побил все границы показателей и принес наибольшую прибыль… Более 4 млн. граждан Украины выезжали в прошлом году в Россию — это при четырех годах противостояния, программно разэигаемой антироссийской истерии и прочем… Скорее всего, именно это — вялые темпы «отдаления от России», зыбкость с маниакальным упорством возводимых стен, как раз и является предметом тревоги «пыстырей нации» и мотивом принятого решения. Ну вот не перестает Россия быть чем-то если не родным, то культурно и цивилизационно близким… хоть ты убей, и Достоевский вызывает больший интерес, чем Манн, а Пушкин — нежели Мицкевич (при всей любви к последнему) … причем в первую очередь — для 2 млн. гастробайтеров с Западной Украины.. Все это говорит о том, что политикой и идеологией нынешнего режима руководит глубинная, программная, идентифицирующая увечную модель национального «я» русофобия… которая конечно никак не связана с конкретными событиями 14—18 годов и стала определяющим началом политики значительно ранее… Более того — связана с фундаментом навязываемой обществу модели идентичности и самосознания… Россия предназначена на роль вечного, эсхатологического врага, в отношении к которому это увечное, изьеденное и омерзительными, и неизлечимыми комплексами национальное «я», будет себя идентифицировать и чем-то мнить… Ведь им, убогим, вечно где-то батрачествующим, тонущим в дерьме переходов, которое всплывает вместе со всяким летним ливнем, уже не знающим что распродать и где занять, очень важно ощущать СВОЕ ЦИВИЛИЗАЦИОННОЕ ПРЕВОСХОДСТВО НАД РУССКИМИ… Украина не была такой… она могла бы быть другой, ее продуманно делают такой и заставляют подобным ущербным образом ощущать себя…

Все это, если коротко, говорит о том, что судьба сорокамиллионной страны оказалась заложницей банды маньяков, доживших из эпохи Достоевского «бесов»… самое страшное, что им все равно не удастся перековать всю страну под свои иллюзии — Чернигов и Харьков, Одесса и Николаев НИКОГДА не перестанут ощущать близость и связь с Россией — в силу исторически необоримого… И Полтава не перестанет — просто потому, что Н. Гоголь — это великий РУССКИЙ писатель… и никогда очень значительная часть страны не ощутит близкой Польшу вместо России, как ощущают это те, у кого зов «благородной европейской крови» побуждает подавать на стол панам — как привычно. Холуи остаются холуями — у них свое представление и о свободе, и о достоинстве… то есть — властью полоумков страна обречена на раскол…

К слову… мне случалось ездить в обычных российских поездах… купейные вагоны в них — подозреваю, превосходят чистотой и комфортностью квартиру министра Омеляна (к вопросу о «медведях»)…

Я не знаю, сколько должна выпить эта страна, чтобы вернуться в сознание. Я желаю ей выпить столько, сколько нужно для этого…

ПОДРОСТКОВОЕ НАСИЛИЕ КАК АКТ ПАТРИОТИЧЕСКОГО ДУХА

Я не смотрю украинское ТВ. Как и российское. В обоих отвращение вызывают ложь, цинизм и откровенные пропагандистские манипуляции, но в украинском, помимо этого — совершенно нестерпимый говорок.