От автора
Впервые эту историю я услышал в 2003 году. Мне её рассказали заключённые, которые сидели ещё с 90-х годов, а те слышали от тех, кто сидел в 80-х. Кто-то говорит, что событие произошло на самом деле, а некоторые утверждают, что всё это вымысел.
В Советском Союзе было несколько тюрем, приспособленных для исполнения высшей меры наказания. Нередко исполнителями были сами начальники тюрем. В основном, тюрьмы располагались в союзных республиках, подальше от цивилизации.
Я ничего не придумывал, добавил немного художественности и новые имена для героев.
Правда это или нет, решайте сами. Лично я склонен верить.
Глава 1
Страх смерти хуже самой смерти.
Публий Сир (римский поэт, 1 век до н.э.)
— Я хочу в камеру смертников!
— Это невозможно!
На улице лил дождь. Тяжёлые свинцовые тучи закрыли всё небо. Они простирались до самого горизонта. Из-за этого было темно, и казалось, что на улице вечер, хотя время было 11 утра.
Полковник Бакраев Мурат Умбетович стоял возле окна и смотрел вдаль. Ему было 59 лет. Выглядел он внушительно, как и положено человеку его положения и возраста. Густые тёмно-каштановые волосы, зачёсанные назад на огромной голове. Пышные усы такого же цвета. Мясистый нос, пухлые толстые губы и глаза, бледно-голубые, почти прозрачные. Одет в зелёный мундир с зелёной рубашкой и галстуком. На ногах чёрные уставные ботинки. Всё было выглажено, вычищено до блеска. Не придраться.
Тюрьма №14, или в народе «расстрельная тюрьма», находилась в 20-ти км. от города на юге страны. Единственную дорогу, которая соединяла их с цивилизацией, опять размыло. А это значило, что на несколько дней они изолированы от всего мира. Не привезут новых заключённых, продуктов питания, корреспонденции.
Полковник повернулся и посмотрел на молодого человека с тёмно-русыми волосами, почти до плеч. Тяжело вздохнул.
— Невозможно, — повторил он.
— Но почему невозможно? Вы здесь полноправный хозяин.
— Послушайте меня ещё раз. Я встретился с вами, потому что меня попросили оттуда, — полковник показал указательным пальцем вверх. — Я подумал, что вы хотите взять у меня интервью, узнать, как живёт наша тюрьма. Конечно, многое здесь не расскажешь, но кое-что можно. А вы, — полковник ткнул пальцем в сторону юноши, — хотите в камеру смертников. Вы понимаете, о чём меня просите? Взять интервью у приговорённого к расстрелу. Прочувствовать атмосферу, проникнуться тюремным духом, — язвительно произнес Мурат Умбетович. — Ты как себе это представляешь?! — он не заметил, как перешел на «ты». — А если с тобой что-нибудь случится в камере? Изнасилуют или убьют?
— Вы серьёзно? — Андрей недоумённо посмотрел на полковника.
— Нет, не серьёзно. У нас здесь институт благородных девиц. Я серьёзно говорю, не могу ничем помочь. При всем уважении к вам и вашему журналу. Не могу. — Полковник прошел к своему столу и сел в кресло.
— Теперь послушайте меня, товарищ полковник. Я сотрудник самого популярного журнала «Криминал», тираж, которого, превышает сто тысяч экземпляров! Мне нужна эта статья. После неё я стану самым известным и популярным журналистом. Мне дадут премию. И… много чего. Вы должны мне помочь. Я не могу вернуться без неё. — Журналист смотрел открытым и, немного, вызывающим взглядом, что полковнику не могло не импонировать.
Он усмехнулся. Посмотрел поверх головы журналиста, в другой конец кабинета, где на диване сидел заместитель начальника. Весь разговор он молчал и что-то писал в блокноте. Невысокий, мускулистый, с чёрными глазами и тёмным от загара, лицом. В форме он выглядел, как эсэсовец.
— Вы слышали, Дмитрий Алексеевич?
— Да. — Заместитель кивнул, не поднимая головы.
Начальник вновь взглянул на журналиста. С минуту они молча взирали друг на друга: молодой, амбициозный, настырный, и пожилой, но мудрый полковник.
— Хорошо! — Мурат Умбетович хлопнул ладонью по столу. — Я вас закрою в одиночку на пару дней, свыкнитесь. После переведу к кому-нибудь, подумаю. Возьмёте интервью. Так же, на пару дней. Итого, четыре дня. Хватит? — Хозяин кабинета исподлобья смотрел на журналиста.
— Конечно! — Воскликнул Андрей и протянул руку через стол, чтобы поблагодарить полковника. Тот сделал вид, что не заметил ее.
— Вы женаты?
— Нет.
— Ну, девушка есть?
— Да, есть. Но там всё нормально. Она в курсе.
— Кто еще знает, что вы поехали сюда?
— Редактор и, собственно, Светлана, моя невеста. Всё.
— Ладно.- Полковник тяжело вздохнул, быстро глянул на зама и обратно. — Вас закроют в 11 камеру. Она как раз сегодня ночью освободилась. Будете соблюдать распорядок дня, выполнять режимные мероприятия. О том, что вы журналист будем знать только мы. Из этого кабинета вы выйдете для всех заключённым, приговорённым к расстрелу. И относиться к вам будут, как к осуждённому. Понятно?
— Понятно, товарищ полковник. — Андрей улыбнулся и поднёс руку к голове, отдавая честь.
— Ничего смешного не вижу. Раз вы согласны, пишите расписку, — начальник достал листок и ручку из ящика стола и положил перед журналистом. — Я, такой-то, такой-то, полностью данные, год рождения, домашний адрес, номер паспорта, не имею никаких претензий к нам, нахожусь в здравом рассудке, если с вами что-то случится. Я имею ввиду, вдруг вы психически неустойчивы, захотите вздёрнуться, или ещё чего. Понятно?
Журналист быстро написал, что требовалось, повернул листок к полковнику и произнес:
— Пойдёт?
— Пойдет. Не пойму я вас. Люди выйти отсюда хотят, а вы сами лезете в пасть к смерти.
Глава 2
Меня зовут Степанов Андрей Владимирович. Родился в город-герое Москва, 20 июня, 1957 года. Являюсь сотрудником журнала «Криминал», очень известного в стране. Сейчас мне 27 лет, и за свою небольшую карьеру, уже написал несколько серьёзных статей на криминальную тему. Но эта статья должна побить все остальные. Потому что впервые, гражданский находится в самом апогее нашей карательной системы. По заданию редакции я поехал в этот город, чтобы на своей шкуре испытать всё то, что испытывает приговорённый к расстрелу. По договорённости с начальником тюрьмы, Бакраевым Муратом Умбетовичем, о том, что я журналист, будут знать только двое: он и его зам. Дмитрий Алексеевич.
В кабинете я оставил деньги, документы, часы, кольцо, что не положено иметь в камере. После, заместитель провёл меня вниз, в медчасть, где я сдал анализы, осмотрели моё тело на предмет татуировок, кожных болезней т. д. Затем на складе выдали полосатую робу, кусок мыла, полотенце, подушку, одеяло и проводили в камеру. Везде я уже передвигался в наручниках. Неприятное ощущение.
Камеру описывать не вижу смысла. Здесь ничего нет. В углу железная кровать, рядом железный стол, зацементированные в пол. И умывальник. Над железной дверью лампочка. Вот и вся обстановка.
Первое впечатление было жутковатым. Кто-то здесь сидел до меня, и ночью его расстреляли. Камера освободилась. Мне разрешили иметь тетрадь и ручку.
На ужин дали какую-то кашу, непонятно из какой крупы, чай в алюминиевой кружке, холодный и прозрачный, липкий хлеб.
Скоро отбой. Что принесёт эта ночь? Какие сны? Иногда, до меня доносились крики заключённых, сходивших потихоньку с ума. Завтра новый день подкинет новые впечатления. Послезавтра меня переведут в другую камеру, к какому-нибудь осужденному, надеюсь, не к серийному маньяку или насильнику. Всё, отбой. Мимо прошел контролёр, стуча дубинкой. До завтра.
Глава 3
Время было час ночи. Длинный коридор пятого корпуса, где сидели смертники, был пуст. Тусклые лампочки еле освещали продол.
Из-за угла появились двое. Они медленно передвигались, вразвалку. Один был очень жирный. Форма готова была лопнуть по швам. Узкие глаза, толстые щеки, вызывали омерзение. Звали его Султанбек, но все называли его Хряк. Второй, по имени Максим, был выше, накачанный. Лицо было, как будто вырублено тупым зубилом. Осуждённым они внушали страх и ужас. У обоих на поясе висели резиновые дубинки, наручники и баллончики с газом.
— Надоело мне всё это. Не хочу ничего. — сказал Максим. — Сколько можно? Пошли лучше спать. — он, настороженно, озирался по сторонам, словно ожидая нападения.
— В смысле? — Хряк остановился. Губы напряглись от возмущения.
— Не хочу. Я устал от всего этого.
Хряк развернулся и резко ударил его в грудь, затем схватил за грудки и прижал к стене.
— Ты что, мразь? Совесть заиграла? Ты сюда устраивался, знал, куда идёшь. Ты будешь делать то, что начальник сказал. Понял? — прошипел Хряк, брызгая слюной. — Понял?
Максим смотрел в сторону.
— Понял.
— Громче.
— Понял. Отпусти.
— Так-то. Пошли.
И они двинулись дальше.
— Вот она, одиннадцатая. Давай еще ключ.
Максим достал ключи, и они одновременно повернули замок, отворили дверь и вошли внутрь. Хряк рывком стянул одеяло с журналиста. Андрей резко подскочил на кровати и тут же получил удар дубинкой по руке. Андрей вскрикнул и попытался встать, но удары посыпались один за другим. Он упал обратно на кровать и прикрыл голову руками. Максим и Султанбек били со всей силы по телу, ногам. Андрей скатился на пол и заполз под стол. Хряк выдернул его за ноги, а Максим заломил ему руки и застегнул наручники.
Андрей потерял сознание. Они облили его водой и продолжили избиение. Уже ничего не чувствуя и не соображая, Андрей просто лежал на полу и только изредка мычал. Вдруг Хряк схватил его за руки и положил на стол. Стянув с него штаны он начал расстегивать пуговицы на своих брюках.
— Ты чё собрался делать? — Максим схватил его за локоть.
Хряк дернул плечом.
— Отвали. Я сам знаю.
— Ты не будешь этого делать. — Максим крепко держал его.
— Ты так решил? Ты ничего не забыл? — Хряк отпустил журналиста, и тот упал на пол.
— Я не забыл. А вот ты, по-моему, переходишь все границы.
Хряк правой рукой схватил за шею напарника и начал душить. Максим молча смотрел ему в глаза и не двигался, лишь напряг свою могучую шею. Султанбек скривил рот от натуги, узкие глаза стали еще уже.
— Отпусти.- прохрипел Максим. Лицо стало малиновым от нехватки кислорода и напряжения.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.