Бесплатный фрагмент - Камень изо льда

Глава 1

Я ужаса угроза,

Чья воля велика.

Я леденящий холод.

Я — вечная загадка.

Я призову на битву

Ветра, и дождь, снега,

Гроза убьёт молитву

Во льдах, что на века.

Ни ты, ни что иное,

Постичь не сможешь суть.

И в жерло роковое

Скажу, когда шагнуть.

Что приходили раньше —

Стояли, как гора,

Но я украл мечтанья —

Мечта не спасена.

Но предо мной предстали

Лишённые тревог.

Возможно? Твёрже стали.

Я подожду итог.

Он потерял счёт времени. Восприятие пространства изменилось, всё существо заполнил холод. Беспощадный и неумолимый ветер впитал в себя куски льда, вонзая их в кожу своей жертвы, уже холодную, но под которой ещё теплилась жизнь. Упрямая, ни с чем не смиряющаяся жизнь. Веяние ледяного ужаса прорывалось в самые недра тепла, преграждая путь, мешая продвижению к цели, мечась по земле позёмкой, которая впитывала в себя всё большие и большие слои рыхлого снега. Где-то поблизости блистал лёд, который ветер очистил от снега, но который мгновенно заново заметало, в то время как где-то тайно, незримо он вгрызался своими острыми клыками в обледеневшую почву. Суровая стихия, убийственная, лишённая милосердия, бушевала во всём пространстве, отдавая все силы на то, чтобы сломить шедшую фигуру.

Очертания человека были расплывчатыми, его едва ли было видно. Но он был жив. И он шёл вперёд. Где он уже находился? Докуда дошёл? Далеко ли ещё? Как обидно будет после всего, что он пережил — упасть здесь, рухнув под напором природы. Возможно, всего в километре от цели. Но чему равнялся километр в таких условиях? Дороге, длиной в жизнь. Любое продвижение, любое движение в принципе нарывалось на жестокое, отчаянное сопротивление со всех сторон. Встречный буран отталкивал человека, завывая, хрипя пластами снега под его ногами, чтобы он убирался отсюда. Что человек никогда не покорит Природу. Что всё, что ОНИ сделали ЗДЕСЬ — против ЕЁ воли. И что всё это будет рано или поздно разрушено и поглощено этим чудовищем, этим животным, которое всего лишь охраняло свою территорию, на которую столь дерзко зашёл Человек. На которую он покусился, не приняв в расчёт её мнение. Её желание. Оно было одно: изгнать. Если не изгнать — сравнять с землёй.

Человек прижимал руки к груди, таким образом максимально запахнув куртку и прижав к горлу увесистый воротник свитера, пронзённый стрелами холода. Одежда покрылась корочкой инея, бледноватая кожа стала белёсой, словно чешуйки глубинных рыб. А яркий цвет волос был поглощён белоснежным бесцветием льда. Человек уходил в сугробы по щиколотку, и едва преодолевал один из них — под его ногами наметало новый, более глубокий, или же скрывавший под собой лёд, на котором невозможно было устоять, который превращал горную породу в отталкивающий механизм. Пальцы человека, поглощённые обморожением, лишь изредка показывались из-под рукавов, чтобы их согрели дыханием. Однако казалось, что пар изо рта уже не шёл, что внутри всё выхолодило, выбило последнее тепло, выбило душу, выдуло саму жизнь.

Сколько осталось? Сколько он уже прошёл?

Человек поднял взгляд. Гора почти выравнивалась, но далее всё терялось из виду. Глаза человека слегка блеснули огоньком жизни, и он увидел мощный ствол огромного дерева, который был занесён снегом. Иней въелся в кору, разрушая её, но вот уже много лет, даже веков это дерево, этот гигант стоял у выхода на территорию, в которой начиналась жизнь, ограждённая от беспощадной стихии. Человек несколько секунд, шатаясь на ураганном ветру, всматривался в дерево, чтобы осознать, что это не иллюзия, после достал что-то из перекинутой через плечо сумки.

«Я могу вызвать лавину…»

Но у него не было иного выхода. Он поднял вверх руку, раздался выстрел, вихри снежной бури пронзила вспышка. Но стальная серость нависших снежных облаков поглотила последнюю искру света. Человек опустил руку, после рухнул на колени, а затем — лёг на снег. Ликование бурана подхватило снежное покрывало и накинуло его на путника, расхохотавшись миллионом снежинок и кусков льда, которые мгновенно впились в его кожу, спутали его волосы и нависли на его веках.

Через несколько минут с трудом можно было понять, что в этот пляшущий ансамбль, в это фееричное шоу льда посмел вмешаться незваный гость. Всё стало статичным. Статично беспорядочным и живым.

* * *

— Рафаэль, ты загонишь коня прежде, чем мы доберёмся!

— Не переживай, Эмма, он просто немного заскучал…

По залитой солнцем дороге на конях ехали двое — девушка и юноша. Оба светленькие, улыбающиеся, уверенно державшие поводья. Девушка выглядела старше, её волосы были заплетены в две недлинных косы, а юбка, в которой, казалось бы, было не слишком удобно ехать — скрывала седло. Юноша, даже мальчишка ещё, был светлее, его мягкие волосы спадали на глаза, цвет которых был похож на цвет глаз девушки, но отличался глубиной оттенка: нельзя было сказать, что они голубые или зелёные, это был лазурный цвет, который приобретает морская волна в часы спокойствия, и когда её, поднося к берегу, пронизывают лучи солнца. Было в чертах их лиц много схожего, но что-то коренным образом отличалось. Однако ошибиться было нельзя — они были брат и сестра, младший и старшая.

Солнце светило, отдавая последние лучи тепла в конце лета. Подкралась осень, но о ней здесь не вспоминали. Рано. Она придёт с первыми дождями, но ещё не скоро — сейчас можно насладиться этими волнами жара, которые отдавал свет, и которые источала сама земля, прогретая щедрой погодой. И этой царившей атмосфере лета, в которую так гармонично вписывались эти молоденькие наездник и наездница, так не соответствовало то, куда они ехали.

— Но ты правда думаешь, что родители верно поступили? — спросила Эмма. — Всё же, тебе не по возрасту…

— Я справлюсь. Судя по твоим описаниям — там здорово. И потом, ты будешь рядом.

— Рафаэль, для мальчиков… для юношей первый год очень тяжёлый. Много боевой практики. Как бы тебя не покалечили.

Мальчишка улыбнулся чистой, искренней улыбкой. Было в ней что-то безумно трогательное. И опасения его сестры вполне можно было понять: он не был крепким, скорее отличаясь худобой, хрупкой шеей, не был высоким, но всё это не выглядело болезненным. Просто он был безумно похож на мать. Даже больше, чем сестра.

— Я уверен, всё будет хорошо. Никто не хочет бить своего одноклассника, даже если это требуют. А учебная практика — это и вовсе не серьёзно.

— Ох, Рафаэль… Ты такой милый оптимист.

— Расскажи про академию.

— Я уже столько раз рассказывала…

— Мне нравится тебя слушать.

Эмма снисходительно улыбнулась. И её улыбка была куда более взрослой.

— Изначально всего академий было три. Наша считается самой большой, для равновесия сил, ведь две остальные воспитывают тех, кого мы называем нечистью. Демоны и вампиры, для контроля всё того же баланса сил, так же обучаются, как и мы, охотники. Эта Ось трёх академий была основана много веков назад, и если за это время наших директоров сменилось уже очень много, во главе двух остальных так и стоят основатели. Верней, академию вампиров разрушили, но об этом ты ещё в современных учебниках истории почитаешь, я уверена. Добраться туда сложно, есть лишь один путь — через временные переходы. Возле наших охотничьих поселений они есть.

— Туда мы и едем?

— Именно, туда мы и едем. Папа уже перенаправил в академию наши вещи, заберём их на месте.

Кони повернули направо у развилки, прямая дорога вела к соседнему поселению, но путь туда был долгим.

— Как я уже говорила, у нас мальчики и девочки в основном учатся отдельно, хотя в последнее время много исключений. Живут в соседних корпусах. Лишь некоторые курсы посещаются совместно. Если из юношей делают охотников и бойцов, из нас скорее докторов и медсестёр. Хотя сейчас многие девушки становятся охотницами. И многие юноши — врачами. Или выбирают религиозное звено учёбы. Вне зависимости от направления первый курс в основном боевой. Занятия на арене почти каждый день. Только у одних это просто физкультура, у вторых — самооборона, у третьих — полноценные бои.

— И как же здорово, что это всё в горах!

— Да, высоко в горах, но на своеобразном плато, хотя части академии разбросаны, образуя городок. Выходить за территорию нельзя. Академия построена там, где выжить сложно. И если бы не особые заговоры, всё бы давно разрушилось и покрылось льдом. Снег там не тает никогда.

— Но там бывает лето?..

— Конечно. Всё те же заговоры, поле тепла. Об этом тебе лучше расскажут уже там… Пока ты внутри — всё отлично. Но выйдешь за пределы… — Эмма улыбнулась, подвела своего коня к коню брата и потискала Рафаэля за щёку. — И станешь маленькой светловолосой льдинкой за пару часов. Но ты у меня хороший, никогда не нарушаешь правила.

Рафаэль виновато улыбнулся, погладив щёку, на которой остался лёгкий след от пальцев Эммы.

— Наверное, здорово жить и учиться на территории…

— На самом деле, это удобно, хотя иногда не успеваешь добежать от учебного корпуса до арены. Все, какие нужны, лавочки и зоны отдыха тоже находятся на территории, окружная стена простирается на несколько километров. Ещё к нам каждый год, осенью как раз, приезжают друзья из мира охотников и даже из соседней академии… да, и такие бывают. Не все чудовища на самом деле чудовища. Хотя многие у нас всё ещё против этого. Но мы делимся опытом. Это неотъемлемая часть договора оси.

Рафаэль вновь улыбнулся. Ему не терпелось оказаться в этом необычном месте, о котором сестра уже столько рассказывала… Она перешла на третий курс. Он — поступил на первый. Да, грустно было покидать дом… но часть семьи всегда была с ним — это была Эмма, которую он обожал. Как и она его.

Они добрались до тупика, и в чаще, которая следовала за ним, что-то неясно светилось. Портал, переход в академию. Брат с сестрой спешились, подведя коней к порталу, держась за поводья. Эмма заметила, что мальчишка немного нервничал, и взяла его за руку.

— Всё будет хорошо, в этом нет ничего страшного, правда. Наших коняшек заберут в конюшню арены, ты сможешь навещать их. Ну что, идём?

Юноша кивнул, для надёжности закрыв глаза, и, ведомый Эммой, сделал несколько шагов вперёд. Его волосы растрепало, и на секунду ему показалось, что его протащили по леденящему холоду, который окружал академию. Когда свист ветра в ушах затих, Рафаэль открыл глаза.

Они стояли у ворот, которые были окружены стеной, образуя перед ними ещё одну маленькую территорию под открытым небом. Именно сюда вёл выход всех этих порталов. В отличие от вампиров и демонов, охотники не имели способности перемещаться самостоятельно, поэтому были «построены» специальные межпространственные пути. К ним тут же подошли двое молодых людей, Эмма улыбнулась.

— Привет, ребята.

— С прибытием. Брат нынче с тобой? Круто, — двое пришедших забрали поводья у новоприбывших. — Мы отведём коней в конюшню, а вы располагайтесь. Много, кто уже прилетел. А у нас тут ЧП на ЧП, но не обращайте внимания, всё как всегда.

Эмма кивнула и повела брата к воротам, и когда те открылись, Рафаэль увидел настоящую академию. Если бы у него было, с чем сравнивать, он бы понял, что это ещё не верх величия, но даже это каменное сооружение показалось ему огромным. Территория действительно была гигантская, в счёт того, что её корпуса были раскиданы, образуя улочки и два основных внутренних двора. Где-то в отдалении, но в центре, у главной площади, возвышалась Центральная Башня, её сложный, старинный циферблат поблёскивал на солнце. И над всей территорией возвышались покрытые снегом горы, будто академия находилась в расщелине. Сложно было придумать место более зловеще живописное, соответствующее твёрдому, непростому нраву мира Охотников.

— Нравится? — поинтересовалась с улыбкой Эмма. Рафаэль что-то безмолвно выдохнул, лишь кивнув, всё ещё медленно оглядываясь по сторонам. Девушка обняла его.

— Я знала, что тебя впечатлит… Я очень надеюсь, что ты полюбишь это место так же, как и я.

— Я уже его люблю, Эмма. Благодаря твоим рассказам.

Рафаэль хотел сказать что-то ещё, но в этот момент оба отвлеклись, обернувшись. Ворота открылись, в них быстро прошло несколько человек. Они несли носилки, на которых лежала чья-то грузная фигура. Это был молодой человек, и первое, что бросилось в глаза Рафаэлю — были его волосы. Огненно-рыжий цвет сильно контрастировал со страшно, пугающе бледным лицом. Казалось, что юношу только что откопали из-под метров снега, и он замёрз насмерть. Вся эта процессия молча, но поспешно прошла мимо Эммы и Рафаэля, и мальчишка заметил, как поджала губы его сестра. Они оба проследили взглядом за быстро удалившимися, а после скрывшимися в здании работниками, которые унесли незнакомца. На некоторое время повисла пауза.

— Вот, что бывает… если выйти за территорию, — шепнула Эмма.

— Это преподаватель?

— Нет.

— Ты его знаешь?

— Его все здесь знают, Рафаэль…

— Эмма!

Мальчишка вздрогнул — его сестру очень резко и громко окликнули. К ним подлетела девушка, в счёт каблуков на полголовы выше самой Эммы, русая, с пышными локонами, явно так лежащими из-за долгой укладки. Девушка схватила Эмму за руки.

— Я так тебя рада видеть! Ты ведь знаешь?

— Что?..

— Не говори мне, что ты ещё не в курсе! Карл вернулся! Нагулялся, охотник наш драгоценный.

— Мы только что его видели…

— Что значит «мы»?.. А, так ты с братишкой?

— Идина, я…

— Он в гости ненадолго? Здорово. Ну, лучший способ узнать место — это остаться с ним один на один, так что дай человеку спокойно погулять! Пошли, мне столько тебе нужно рассказать!

И даже не взглянув на остолбеневшего Рафаэля, Идина утащила за собой Эмму, которая толком ничего не успела сказать брату. Она пыталась несколько раз обернуться, чтобы помахать ему, но безуспешно. Мальчишка и заметить не успел, как остался один. И куда идти — он не представлял. Этот короткий вихрь событий сбил его с толку. Он мгновенно почувствовал себя некомфортно, ему не хотелось оставаться одному. Конечно, он этого не боялся, но сейчас предпочёл бы провести время с сестрой.

Рафаэль знал, что должен найти общежитие для юношей, но не знал, которое именно здание было ему нужно. Поэтому он просто пошёл туда, куда вела его интуиция. И очень скоро от его беспокойства не осталось и следа. Эти дворики, своеобразные арки и переулки очаровывали, строгость форм невысоких, мощных зданий привлекала к себе простотой, не возвышалась, не смотрела на тебя с надменной высоты времени, хотя эти стены многое повидали. Всё же, в силу своего возраста и своего характера, Рафаэль был отчаянным романтиком и не менее отчаянным оптимистом, и ему хотелось затеряться здесь. Что, в принципе, и произошло, но это его больше не пугало. Примерно через час он, всё же, нашёл нужное ему здание, до этого успев узнать, где находятся лавочки, где столовые, где библиотека, где учебные корпуса. Арену же было сложно с чем-либо спутать, во всех трёх академиях она была одного типа: амфитеатр под открытым небом, там проводились бои.

Зайдя в трёхэтажное здание, скорее напоминавшее коттеджик, Рафаэль подошёл к стойке регистрации, представился, и молодой человек вскоре нашёл его в списке.

— Ага, так, первый курс… Второй этаж, комната С2.6. Короче, смотри, чтоб было ясно: С — это литера корпуса, наш третий, поэтому С, первая цифра — этаж, вторая цифра — отдалённость от основной лестниц. Ясно?

— Ясно.

— Только это… погоди.

Рафаэль, уже успевший направиться к лестнице, быстро вернулся к стойке. Молодой человек скрестил на груди руки, оперся о стойку, окинув мальчишку оценивающим взглядом, под которым Рафаэлю стало неловко.

— Тебя подселяют, ты не с первым курсом жить будешь.

— Ничего страшного, так даже лучше, наверное.

— Ну как посмотреть… Ты про академию что-нибудь знаешь?

— Да, много.

— Ну, значит, и про Карла знаешь. Он твой сосед. Теперь давай, шуруй, у меня вот ещё поток целый идёт-горлопанит…

Рафаэль замялся, но в здание действительно зашло сразу человек десять, видимо, все с первого курса, и, видимо, все друг друга знали. Юноша вздохнул и поспешил на второй этаж, нашёл нужную комнату и открыл дверь ключом, который ему дали. Комната была небольшая, но очень уютная. Рафаэля сразу поразил один факт: вещей соседа почти не было. И, судя по слою пыли на них — к ним очень давно никто не прикасался. Пожав плечами, мальчишка осмотрел комнату, после снова вышел на улицу, узнав у местных, где можно забрать свой багаж. Потом пересёк территорию, забрал свои вещи, которые накануне сюда поступили, и потащил свой чемодан к тому месту, где ему предстояло жить. Конечно же, в столь древнем здании лифтов предусмотрено не было, в принципе, как и там, где Рафаэль жил раньше, но он знал о таком изобретении человечества. И тут бы оно очень пригодилось, но за его неимением — ему пришлось тащить чемодан по лестнице. Это заняло немало времени, Рафаэль лишь улыбнулся мысли, что этаж второй, а не третий. Занеся вещи в комнату, он разложил их по шкафчикам и тумбочке с его стороны, после сходил в прачечную, располагавшуюся в подвале этого же здания, взял новое постельное бельё и постелил его на лежавший на кровати голый матрас. Потянувшись, Рафаэль немного подумал и, скинув ботинки, плюхнулся на свежее, чистое, приятно пахнувшее ополаскивателем бельё. Обняв подушку, он потёрся об неё носом и выдохнул, прижавшись к ней щекой и осмотрев помещение ещё раз. Побольше его комнаты дома будет, пусть и придётся делить с кем-то…

С кем-то… Что за Карл? Может, ему послышалось? Надо бы его найти, познакомится. Юноша сел, снова натянул ботинки и взглянул на семейную фотографию в рамке, которую поставил на прикроватный столик. «Я обязательно стану взрослым». Он поднялся, прошёл к окошку, выглянув в него. Горизонт закрывали горы, чьи вершины были скрыты странным клубами. Буран…

«Всё. Самостоятельность»

Рафаэль перекинул через плечо маленькую сумку, в которой были ключ, бутылочка воды и монеты. По словам молодого человека на стойке регистрации (он успел с ним перекинуться парой слов, пока нёс вещи из прачечной), у каждого студента была какая-то базовая сумма на счету, которую он мог тратить, и которая пополняется каждый месяц в зависимости от успеваемости. Питание было бесплатным в основной столовой во время учебных дней, в выходные же студенты были предоставлены сами себе.

Мальчишка закрыл дверь и спустился на первый этаж, пройдя к стойке.

— Простите, вы не могли бы мне сказать, где я могу найти Карла?

Молодой человек посмотрел на мальчишку, как на идиота.

— Этот кадр всегда в одно место попадает, как возвращается. В два, верней. Либо к директору, либо в госпиталь. Сам думай, где он сейчас.

— А где госпиталь?

— Как выйдешь — сразу направо, и держишь курс на башню. Слева от неё белое здание, зачем-то его выкрасили краской. Ладно, не мне решать про дизайн…

— Спасибо большое. Как вас зовут?

— Алан.

— Меня Рафаэль, — мальчишка смутился, когда на него снова посмотрели всё тем же взглядом. — Д-да, конечно, я уже представлялся… До свидания.

Он быстро вышел из здания и, как ему и сказали, повернул направо. Однако уже на площади перед башней он завернул в одну из лавочек и купил связку яблок, лишь после этого со счастливой улыбкой направился в госпиталь.

Там немного удивились, когда он сказал, кого ищет. Одна из медсестёр вида ради накинула ему на плечи халат, хотя тот и не был нужен, и кивнула ему на одно из отделений медкрыла. Рафаэль кивнул, немного занервничав, но после вздохнул и открыл дверь. В крыле койки стояли по обе стены, но в целом отделение было маленькое, человек на десять. Тут была парочка невезучих, у которых была акклиматизация, но они вполне себе живенько болтали, сидя на койке у самого входа. Рафаэль начал искать взглядом того, к кому пришёл. И сомнений не было — он его нашёл. Яркие, растрёпанные волосы было видно издалека. Он лежал на самой дальней койке в углу, отвернувшись от болтливых соседей, хотя те и так ушли максимально далеко. Те взглянули на Рафаэля удивлённо, но после бросили его, возобновив разговор. Мальчишка глубоко вздохнул, улыбнулся и прошёл к этой самой дальней койке, чуть кашлянув. Карл не обернулся. Пришлось сказать негромкое, но настойчивое «привет», чтобы глаза юноши открылись, чтобы тот обернулся к нему.

Теперь Рафаэль мог его разглядеть. И его ещё больше удивили слова Эммы: почему она сказала, что это не преподаватель? Это не мог быть студент, академию заканчивали в 20—21, ему же было больше, явно. Хотя, возможно, это была лишь возрастная иллюзия из-за «внешних факторов»: растрёпанные, отросшие и щекотавшие шею волосы, тёмно-рыжая щетина, глубокие синяки недосыпа под глазами, густые тёмные брови, лишь сильнее «провоцировавшие» падавшую на глаза тень. Всё это старило молодого ещё юношу. Во всяком случае, для себя Рафаэль оценил его возраст, стремящимся к 26.

Мальчишка вздрогнул — он понял, что уже секунд 20 стоит и просто разглядывает лицо соседа, поэтому поспешил исправиться, особенно под этим вопросительным взглядом карих глаз.

— Привет, меня зовут Рафаэль, я твой новый сосед. Очень рад познакомиться.

Мальчишка протянул ему руку, Карл опустил к ней взгляд, не сразу пошевелившись. Лишь через несколько секунд он с невольным, глухим хрипом присел и пожал протянутую руку. И Рафаэля немного передёрнуло. Эта рука, в разы более крупная, чем его собственная, была вся перемотана, каждый палец отдельно, ладонь отдельно, и перевязь шла до самого запястья. «Зачем я заставил его пожать руку, ему наверняка больно… какой я невнимательный!»

— Карл. Хотя и так уже знаешь, — голос юноши был уже взрослым, голосом мужчины, хриплым, даже сиплым, глубоким из-за явной простуды.

— Я узнал… мне сказали, что ты тут, я подумал, что что-то случилось, и вот… Надеюсь, ты любишь, — мальчишка протянул ему связку с яблоками, после, опомнившись, что вряд ли с такими руками он может их принять — положил их на прикроватный столик, на котором стоял только пустой стакан. Карл проследил взглядом за яблоками, после сказал:

— Благодарю. Но не стоило.

Осознав, что сказал это слишком холодно, он кивнул на свою койку. Рафаэль обрадовался, что его не гонят, и быстро сел на самый край, поскольку юноша был мощный и высокий, и занимал почти всё койку.

— Что с твоими руками? — спросил мальчишка. Карл откинулся к подушке.

— Отморозил.

— Ты был за территорией? В горах? Зачем?

Карл посмотрел на Рафаэля немного странным взглядом. Будто мальчишка чего-то не понимал, и его это удивляло. Хотя эмоции едва ли изображались на его лице, которое сейчас выказывало лишь одно — бесконечную усталость.

— Надо было.

— Ага… Извини, что спросил… — Рафаэль снова смутился, сложив руки в замок и отведя взгляд. — Я приехал с сестрой, она учится на третьем курсе. Эмма Салливан. Знаешь её?

— Может.

— Я посмотрел нашу комнату, — вновь заговорил он после некоторой неловкой паузы. — Мне кажется, очень уютная.

— Давно там не был.

— Я заметил… В смысле, твои вещи, ну… они… Видно, что их давно не трогали.

Карл ещё какое-то время смотрел на мальчишку, после перевёл взгляд на свои руки.

— Вечером вернусь — «трону».

Он отвлёкся, подняв взгляд на звук открывающейся двери. И Рафаэль успел заметить, какой блеск эмоции сверкнул в глазах юноши, как на скуле выскочил желвак, словно усталость как рукой сняло. Рафаэль повернул голову и увидел вошедшего в медкрыло юношу во врачебном халате. Он дал градусники двум невезунчикам, после, держа в руках какие-то бумаги и бинты, прошёл к последней койке.

— Очнулся. Я смотрю, у тебя гости. Завтра снег пойдёт.

— Заткнись.

— Эй, парень, ты чего пришёл? Вроде, здоровым выглядишь.

— Заткнись, я сказал!

Рафаэль сжался, когда Карл повысил голос. Возможно, лишь из-за хрипотцы от простуды, но он звучал грозно… Молоденький врач лишь усмехнулся, и не сказать, что дружески, скорей, наоборот — с издёвкой.

— Я его новый сосед, — осмелился сказать Рафаэль. — Узнал, что он здесь, и решил познакомиться…

— Ну ясно-ясно. К нашему супер-стар редко, кто осмеливается прийти. Слава — вещь такая, тяжёлая. Руки давай, шпион королевского двора.

Карл стиснул зубы и вырвал из рук юноши бинты, сам начав разматывать свою перевязь на руке.

— Это опасно? — спросил Рафаэль.

— Без понятия, но выглядит он явно плохо.

— На себя посмотри, клизма.

— Клаус, Карл. Клаус. Мне казалось, ты должен был запомнить моё имя. Хотя да, конечно, знаменитости никогда не запоминают нас, простых смертных, — Клаус кинул какой-то рецепт на прикроватный столик, перестав улыбаться. — Не маленький, и не нам, червям земляным, орлам помогать. Сам знаешь, что делать, не первый раз.

— Пошёл ты.

Клаус обогнул койку, забрал градусники у остальных пациентов и вышел из палаты. Те двое, к слову, притихли, когда Карл повысил голос. Рафаэль пронаблюдал за Клаусом, после перевёл взгляд на Карла. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Он чувствовал себя лишним. Юноша в это время размотал левую руку, но с правой было больше проблем. По левой руке было видно, что он действительно получил обморожение, кожа была нездорового цвета, а под ногтями — наверняка жутко болела. Рафаэль поджал губы (у них с сестрой это была общая привычка), но после, всё же, решился и подсел чуть ближе.

— Давай помогу, хорошо? Правшам тяжело делать что-то левой рукой…

— Я амбидекстер. Не в этом проблема. Левая пострадала сильней, — Карл даже не взглянул на мальчишку и сам, всё же, справился с перевязью. Хотя замотать так же аккуратно не получилось, кажется, юноше было на это плевать. Он опустился к подушке, вновь переместил её в горизонтальное положение и лёг, отвернувшись от входа. Отвернувшись от Рафаэля.

— К вечеру встану на ноги, вернусь в комнату. Пока комната твоя.

Рафаэль понял, что это было приглашение уйти, и поднялся, всё же, вновь улыбнувшись.

— Хорошо, до встречи. Пока.

* * *

— У тебя новая юбочка? Я давно говорила, что тебе такие пойдут. Дорогая?

— Нет, не очень, ты же знаешь, мы не покупаем дорогие вещи.

— Зря. Одежда должна соответствовать твоему милому личику. Хотя даже если одеть тебя в подобные тряпки — всё равно будешь выглядеть красавицей.

— Идина…

— Хотя твой братишка тоже очень похож на девчонку.

— Просто он значительно младше, чем нужно сейчас, чтобы поступить сюда.

— Ой, да брось, поступит через пару годиков.

— Он уже поступил, на первый курс.

— Да ладно?

— Да, ему исполнится 16 только в конце июня, но родители настояли, чтобы он поступал в этом году.

— Странные у вас родители, такого малыша — в такую рубку.

Идина была соседкой Эммы вот уже два года, они учились на одном курсе, и сейчас вместе перешли на третий. Девушка считалось главной сердцеедкой академии. Просто потому, что ей это нравилось, и учёбе она уделяла базовый минимум внимания. Они с Эммой были абсолютно разные, но, как ни странно, девушке было с ней комфортно — Идина была страшная болтушка, и пока та не умолкала, можно было подумать о чём-то своём.

Они шли в корпус, в котором жили девушки, их в академии было значительно меньше, чем юношей. На стойке регистрации им сказали, что третью кровать, до этого два года пустовавшую в их комнате, займут — к ним кого-то подселили.

— Пф, ну отлично, — недовольно фыркнула Идина, поднимаясь на третий этаж. — Глупости какие, девушек в этом корпусе мало, могли бы поселить в другую комнату.

— Может быть, так будет лучше…

— Эмма, мне вполне хватало разговоров до полуночи с тобой, я не хочу, чтоб в НАШУ комнату вторгался кто-то ещё.

Так и не вдохновившись мыслью о ещё одной соседке, Идина подошла к двери и обнаружила, что та была открыта. Видимо, кто-то уже был внутри. Девушка толкнула дверь.

За рабочим столом, почти спиной к ним, кто-то сидел. И Эмма была несколько секунд уверена в том, что это юноша — вводили в заблуждение короткие волосы. Однако когда Идина навязчиво покашляла, новоприбывший обернулся, и даже Идину немного передёрнуло. Да, у девушки были довольно короткие волосы, на ней были надеты мешковатые штаны и футболка, которая явно ей была велика, но лицо… Невозможно было спутать её с парнем, увидев лицо. Правильные черты, чуть вздёрнутый нос, и выразительные, глубокие глаза. В одном ухе было несколько серёжек, на запястье болталась цепочка.

— Привет, вы мои соседки? — голос девушки был скорее женский, нежели девичий, но это придавало лишь очередную порцию шарма.

— Ну видимо, — сказал Идина, отойдя от лёгкого шока — она была уверена, что, когда девушка обернётся — она увидит мужеподобную дурнушку. — Ты с первого?

— Нет. Я с четвёртого. Я раньше жила в корпусе В, но жившие со мной пятикурсницы выпустились, и меня решили переселить сюда.

— Мило, — Идина демонстративно прошла к своему столику, сев за него, чуть поправив зеркало, и начав разбирать косметичку, которую ранее просто поставила на столик. Эмма уже привыкла к этому — вещи Идины занимали почти всё место, особенно всякие косметические безделушки. Эмме просто было это не нужно. Девушка снисходительно взглянула на подругу и подошла к новенькой, протянув ей руку.

— Меня зовут Эмма, это Идина, а тебя?

Девушка улыбнулась приятной улыбкой и пожала руку Эммы.

— Нима. Я вас видела на арене как-то, помню. Ты прекрасно держишься в седле.

— Спасибо. Там, откуда я, в седло сажают с рождения.

Идина, пока они разговаривали, прошла к шкафу, открыла его, нахмурилась, увидев, что одна из полок занята вещами Нимы, молча закрыла его, и ушла в ванную комнату. Нима усмехнулась.

— Вижу, мне тут не рады.

Эмма немного смутилась.

— Нет, что ты, так даже веселее. К тому же, всегда интересно пообщаться с человеком с другого курса и другого профиля… В смысле — я ведь правильно поняла, ты из охотниц?

— Да, — Нима окинула Эмму взглядом и вновь улыбнулась. — А вот ты вряд ли.

— Конечно, нет. Но мой брат в этом году поступил сюда же, и ещё не определился с профилем. Может быть, он станет охотником.

Идина вышла из ванной комнаты, нахмурившись, держа в руках какой-то тюбик.

— Это твоё?

— Да, а что?

— Где ты умудрилась это достать?

Нима взглянула на Эмму и, вновь усмехнувшись, повторила её слова:

— «Там, откуда я» — таких вещей довольно много.

— Ты городская, что ли?

— Не сказала бы. Я живу в нетипичном поселении.

— Где бы ты ни жила, в твоём поселении много продуктов косметики, и я уже люблю это место.

— Это хорошо. Мы живём у моря, и там производят много подобного на базе солей. А теперь поставь на место, пожалуйста, — Нима взяла лёгкую ветровку, накинула её на плечи, не влезая в рукава, и направилась к двери. — Пойду расписание проверю. Скоро вернусь.

И девушка скрылась за дверью. Эмма обернулась к Идине.

— Идина, ты… не очень красиво себя ведёшь.

— Да ты посмотри, какая вещь! Этот крем же стоит кучу денег… а она на богачку не похожа. Вырядилась, как парень, ужас.

— А по-моему, она очень харизматичная.

— Да ладно тебе, девушка должна оставаться девушкой, — отмахнулась Идина, всё же, убрав крем на место.

Они сходили за постельным бельём, после, вместе, — за багажом Эммы, а когда вернулись — Нима уже была на месте. Она предложила Эмме помочь разложить её вещи, и хотя та отказывалась, говоря, что вещей не много, всё же, приняла её помощь. Через какое-то время в их дверь постучали.

— Да, войдите, — сказала Идина, которая слишком долго для себя молчала. Дверь открылась, Эмма обернулась и расплылась в улыбке.

— Как я рада, что ты не потерялся!

В комнату скромно зашёл Рафаэль, виновато улыбаясь.

— Я тебя на силу нашёл… Перепутал два корпуса.

— Какой милый малыш. Это твой брат? — спросила Нима, Рафаэль покраснел. Эмма подошла к нему, быстро обняв, после отстранилась и поправила его воротник.

— Мне не следовало тебя бросать в первый же день. Нашёл свой корпус и комнату?

— Да.

— Вещи забрал?

— Да, всё сделал. Эмма, меня поселили с Карлом.

В комнате повисла пауза, и мальчишка заметил, какая смешанная эмоция пронеслась во взгляде сестры.

— Попал, — усмехнулась Идина, крася ногти и тщательно вглядываясь в кисточку. — Ладно, вопросов главное ему лишних не задавай. И всё будет нормально.

— А в чём де…

— На самом деле, Карл отличный парень, — сказала Нима, расставляя книги на книжной полке. — Просто у него сложный характер.

— Рафаэль, ты уже был у расписания? — спросила Эмма, взяв брата за руку.

— М… ещё нет. Где это?

— Идём, покажу. Девочки, я скоро вернусь.

Эмма вывела брата из комнаты, вскоре они вышли на улицу.

— Эмма, почему все так… странно реагируют, когда заговаривают о Карле?

Девушка вздохнула, сложив руки, смотря себе под ноги.

— Карл… он особый студент. Про него мало, что знают, на самом деле. Он очень много раз оставался на второй год, но он настоящий охотник, Рафаэль. Директор поручает ему иногда какие-то задания, но, конечно, никому не говорится, какие именно. Характер у него скрытный, иногда грубоватый, его считают надменным.

— А как считаешь ты?

— Не знаю… Мне он не кажется таким плохим, каким его некоторые видят. Потому что он такой… — Эмма какое-то время подбирала слово, после сказала, вздохнув: — «Загадочный». Но я не слежу за слухами. И не думаю, что ты, как сказала Идина, «попал».

Рафаэль кивнул, быстро переварив эту информацию, после понял, что лучше сменить тему. Они вновь заговорили о чём-то отвлечённом, совершенно непринуждённо, как болтали дома. Эмма, наконец, показала ему территорию, хотя многое мальчишка разведал сам. Они поужинали вместе в столовой, после разбрелись по своим корпусам. Рафаэль познакомился с некоторыми однокурсниками, которые жили в его корпусе через пару комнат от него, и они договорились идти на пары вместе.

Стемнело, Рафаэль сидел на кровати, перелистывая учебники, которые сходил взять в библиотеке. Он хотел изучить расписание, но совершенно не понял, что значили цифры, которые были там написаны вместо предметов. Где-то на площади башенные часы пробили десять вечера. Комендантский час. Рафаэль немного обеспокоено взглянул на соседнюю пустовавшую кровать, но буквально через несколько секунд щёлкнул дверной замок.

Карл закрыл за собой дверь, скинул пиджак из какой-то тяжёлой на вид ткани, прошёл к своей кровати и кинул его на сумку, в которую были сбросаны какие-то вещи.

— Привет, — сказал Рафаэль как можно более ненавязчиво, но приветливо. Карл кивнул ему, ничего не сказав, стянул бордовый свитер, присел на корточки, порылся в сумке, что-то достал оттуда и удалился в ванную комнату. Рафаэль нервно перевернул страницу учебника, опустив взгляд к строчкам.

Дверь ванной открылась минут через пятнадцать, и когда мальчишка поднял взгляд, он очень удивился. Забранные в крошечный хвост под самым затылком рыжие волосы лежали более аккуратно, чем днём, в счёт того, что были сырые; длинные рукава ночной рубашки скрывали перевязи, а освежённое лицо больше не выглядело лицом уставшего, взрослого мужчины.

— Я бы тебя не узнал… — вырвалось у Рафаэля. Карл, в это время подошедший к своей кровати, чуть обернулся к нему. И первый раз за всё время едва заметно усмехнулся.

— А я всего лишь побрился, — он провёл рукой по подбородку, и мальчишка заметил, что отсутствие щетины действительно «молодило» юношу. Карл начал менять постельное бельё, заправляя подушку в наволочку, а одеяло в пододеяльник. Рафаэль вновь невольно отвлёкся от чтения (которое, впрочем, было лишь прикрытием) и сказал невзначай:

— А у меня никогда не получается заправить одеяло в пододеяльник… не хватает размаха рук.

— Да тебя всего туда можно запихнуть, — сказал Карл, не оборачиваясь. — Тебе сколько лет-то, светлячок?

Рафаэль покрылся румянцем с ног до головы. Его так ещё не называли никогда. Хотя в голосе юноши не прозвучало ни толики издёвки, точно так же, как не было и надменных ноток…

— В июне будет 16…

— Так и говори — через год.

— А тебе? — этот вопрос вырвался сам собой, но забирать его обратно было поздно. Однако Карл совершенно спокойно ответил:

— Двадцать шесть, — он глухо усмехнулся. — Но если у тебя своя система подсчёта — то в августе будет двадцать семь.

Рафаэль чуть улыбнулся, сказав:

— «Так и говори — через год»

Карл кинул подушку на кровать и обернулся, впервые окинув Рафаэля взглядом с ног до головы. И подозрительно долго задержался на глазах мальчишки.

— За какие грехи тебя сюда сослали?

— Я же говорил, что я здесь с сестрой…

— Я помню. Третий курс, Эмма. Но тебе нет 16. И не будет в течение учебного года.

— Знаю, но родители настояли.

Карл вздохнул и сел на кровать, начав взбивать подушку, буркнув нечто вроде «ясно». Рафаэль кивнул, какое-то время помолчав, но после отложил учебник и достал листочек, который взял в главном учебном корпусе.

— Извини, если вопрос глупый… но ты не мог бы мне объяснить одну маленькую вещь?

Карл поднял к мальчишке взгляд, вопросительно на него посмотрев, причём было видно, с какой неохотой он бы согласился — если бы согласился.

— Я взял расписание… но я не понимаю, о каких предметах идёт речь. Здесь одни цифры.

— А, я всегда был против этой системы, — Карл вдруг поднялся, пусть и довольно флегматично, но для Рафаэля это движение всё равно оказалось внезапным. Юноша пересел на край кровати мальчишки, взяв листок и подозвав Рафаэля, тот быстро присел рядом, отстранившись от подушки.

— Скоро ты поймёшь всю систему. Каждый преподаватель ведёт по нескольку предметов, при этом общее число предметов — 10. На разных курсах и разных специальностях упор на разные дисциплины, но первый курс общий для всех. Первый блок — арена (Карл указал на символ вертикально отражённого латинского креста, который теперь напоминал меч гардой вниз). 1 — боевая практика. 2 — верховая езда. 3 — теория боевых искусств. Все три дисциплины ведёт один преподаватель, как и любой общий блок. Аренщика зовут Логан.

Рафаэль заметил, как едва уловимо изменилось что-то в голосе юноши, когда он произнёс это имя, но после он убедил себя, что ему просто показалось.

— Иногда на верховой езде его подменяют, но это бывает редко. Второй блок связан с религиозными науками, их ведёт Чарльз (он указал на обозначение латинского креста)

— Их всех… звать по именам?

— Да, приходя сюда — они теряют своё прошлое и свою «идентифицирующую» фамилию, — это прозвучало довольно мрачно, поэтому Карл продолжил:

— 4 — история религий. 5 — ещё один боевой аспект. Боевые молитвы и прочее.

— Странно звучит…

— Третий блок, медицина (усечённый, «медицинский» крест). Единственная женщина-преподаватель основного состава, Лара. 6 — курс первой помощи. 7 — нечто вроде зелий, настоек, получения экстрактов и прочее. Последний блок: демонология (знак звезды). Ведёт Уолтер. 8 — история и классификация всякой нечисти. 9 — звероловство. 10 — непосредственно демонология. Но есть ещё один курс. Он идёт лишь на пятом, тебе ещё до него далеко, доживи сначала.

— И кто ведёт его?..

— Директор Вольфганг. История Великих Охотников.

Карл отдал бумажку Рафаэлю, поднялся и перешёл на свою кровать. Вытащив из выдвижного ящика какой-то чехол, он вынул оттуда кинжал, проверил, не затупился ли тот, и положил его возле лампы на прикроватном столике, выключив свет и вскоре расположившись на подушке. Видимо, он спал на спине, ещё и руки поверх одеяла. Рафаэль поймал себя на мысли, что сам никогда не умел так спать. Комната освещалась только настольной лампой мальчишки, было уже темно. Осознав, что, видимо, Карл устал, он отложил учебник и выключил и свою лампу.

— Если хочешь читать — читай, — раздалось из темноты. — Мне свет не мешает.

— А… с-спасибо, но не буду, я немного устал.

— Верно.

Рафаэль забрался под одеяло, лёг на бок, спрятавшись за тумбочкой и видя лишь часть кровати Карла. Подумав, он спросил:

— Как твои руки?

Раздался звук шелеста одеяла, Карл пошевелился.

— Нормально.

— Это хорошо… Я рад.

— Спи, светлячок.

Мальчишка снова смутился, но после улыбнулся, сказал «спокойной ночи» и забрался под одеяло с головой, даже не обратив внимания на то, ответили ему или нет.

Вскоре корпус весь погрузился в тишину. После комчаса редко, кто шумел. Хотя первый курс ещё не привык к подобной системе, поэтому можно было слышать разговоры где-то за стенкой, если идти по коридору. Однако каменный стены были достаточно толстыми, чтобы беречь чуткий сон будущих охотников. Рафаэль не мог уснуть, он был взволнован. Взволнован от идеи, что он, наконец, живёт вне семьи, что ему доверили такую ответственность, и что впереди — яркая жизнь, яркая учёба, много нового… Как он стремился к этому. Боялся? Конечно. Но это было, скорее, приятное волнение. Мечтая обо всём том, что он ещё сделает — мальчишка уснул за полночь, до этого бесконечно долго возившись и сбив простыню. В то время как Карл не пошевелился ни разу.

* * *

— Ты её фигуру видела, когда она переодевалась?

Эмма, сидевшая в пижаме на кровати и расчёсывавшая гребешком волосы, обернулась к Идине, которая сидела за своим столиком, нанося на кожу какой-то крем. Из ванной раздавался шум воды. иЕё зовут Нима. й.

ровати и расчёсывавшая гребешком волосы, обернулась к Идине, которая сидела за своим столиком, нанося на кожу

— Чью?

— Нашей новенькой.

— Её зовут Нима.

— Да помню я. Так что?

— А что такого?..

— У неё шикарный бюст и сногсшибательная фигура, про ножки её модельные я вообще молчу. Какого она так одевается?

— Её выбор, её стиль…

— Не понимаю я такого стиля.

— Кто-то не понимает твоего.

— Я тебя умоляю, это нормальный женский стиль.

— Она, видимо, не хочет быть «нормальной», — Эмма отложила гребешок, пригладив чуть вившиеся после косичек волосы, и забралась под одеяло. Идина повела глазами, вскоре закончила вечерний косметический ритуал и тоже села на кровать. К слову, в отличие от среднестатистической пижамы Эммы, у Идины был шикарный шёлковый пеньюар. Девушка хотела сказать что-то ещё про Ниму, но в этот момент звук включенного душа затих, и вскоре из ванной вышла сама Нима, поправляя огромную футболку, которая была ей чуть выше колена.

— Да ты любишь одеваться в парус, — заметила Идина, ложась под одеяло.

— Люблю свободу и комфорт, — с усмешкой сказала Нима, подойдя к кровати, сев на её край и высушив волосы полотенцем. Благодаря длине волос, сушить долго не пришлось. Сняв серьги, девушка тоже легла, но взяла лист со своим расписанием.

— На верховой езде 3 и 4 курс занимаются вместе. Завтра встретимся там, — сказала она.

— Снова идти к этому верзиле Логану… — фыркнула Идина. — У тебя-то он наверняка больше предметов ведёт, чем у нас, сочувствую.

— Верно. Сочувствуй, — сказала Нима неожиданно мрачно, но после убрала листок расписания в стол. — У меня завтра к первой паре, у вас?

— Тоже. Кошмар, как поднять себя в 7 утра…

— Пары начинаются в 9, зачем так рано?

— Нужно же привести себя в порядок!

— До столовой идти пять минут, корпуса рядом. Тебе нужно полтора часа чтобы собраться?

— А ты как думала?

Нима какое-то время молча смотрела на Идину, после откинулась к подушке, закинув за затылок руки.

— Ладно, тогда встану в 6, чтобы занять ванную.

— Эй, так не договаривались! — Идина резко села.

— А мы договаривались?

— Если я не приму душ, я не проснусь, так что учти — к 7 ванная должна быть свободна!

— Я шучу, Идина, спокойно, — вновь усмехнулась Нима. Идина покраснела от гнева, но после снова фыркнула и легла на подушку, потянувшись.

— Ладно, новый год надо начинать с положительных эмоций. Ещё три года, включая этот — и можно выпускаться из этой тюрьмы.

— Не нравится учиться? — поинтересовалась Нима.

— На свободе свободней будет. Но и тут есть свои плюсы. Даже свои знаменитости. Например, снова вернулся этот недоумок Карл.

— Он не недоумок.

Идина была уверена, что это сказала Нима, ещё и с такой категорической интонацией. Но она ошиблась, и поэтому села, удивленно взглянув на Эмму.

— Ты иначе считаешь?

— С чего ты взяла?

— С того, что ты отрицаешь!

— С чего ты взяла, что он недоумок?

— Ну слушай, в его возрасте — и не быть в состоянии закончит академию — это ведь о многом говорит!

— Он пропадает подолгу.

— Так почему не может сдать экзамены, раз такой крутой охотник?

— Твоё мнение…

— А чего это ты его защищаешь?

Эмма закрыла глаза, сделав вид, что собирается спать.

— Я его не защищаю, просто мне кажется… странным судить о человеке, не зная его.

— Ты его тоже не знаешь, вообще-то.

— Да, не знаю. Поэтому и не сужу.

— Судишь! Ты сказала, что он не…

— Слушай, не цепляйся к словам, — вмешалась Нима и выключила свет своей лампы. — Всем спокойной ночи, я сплю в берушах, если что — толкайте.

Пока Идина отвлекалась на Ниму, Эмма поспешила тоже выключить свет и скрыться под одеялом. В конечном итоге и Идина была вынуждена погасить лампу, но девушка явно надулась на обеих соседок.

* * *

— Я так рада, что тебе здесь нравится.

— Здесь даже лучше, чем я думал.

Эмма и Рафаэль сидели за одним столиком в столовой, было воскресенье. Первая учебная неделя пронеслась так, что мальчишка этого и не заметил. Ему действительно нравилось абсолютно всё, хотя, возможно, он просто не замечал некоторых отрицательных моментов нынешней жизни.

Расписание первого курса было традиционно более загруженным, нежели у других курсов. Особое место занимала боевая подготовка. Рафаэль не продемонстрировал там сколько-нибудь дающих надежды результатов, поэтому и в спарринг-бои его почти не ставили, даже несмотря на то, что это предполагалось. Он сам не вызывался — и его не трогали. Возможно, лишь потому, что аренщик ещё не успел всех «выучить» и не запоминал, кто бой уже проводил, а кто — ещё нет.

В первый же день мальчишка чуть не опоздал на занятия, поскольку проснулся лишь тогда, когда за ним пришли его новые знакомые с первого курса. Рафаэль прослушал будильник, как ему казалось, хотя на самом деле он, на эмоциях, просто забыл его поставить. В результате ему пришлось собираться с повышенной скоростью маленького моторчика, отказаться от идеи позавтракать и сразу же отправиться на занятия. Всеми этими действиями он боялся разозлить Карла, поскольку впопыхах сильно шумел, ища то, что ему было нужно. Но его сосед лишь перевернулся на живот, утонув лицом в подушке, и мудро не выказал своего раздражения. Лишь потом, немного отойдя от этой утренней гонки, Рафаэль осознал, что сам Карл не пошёл на первую пару, хотя должен был. Он спросил его этим же вечером, почему тот не пошёл, на что юноша ответил кратко: «Не захотел». По тону было ясно, что тему благоразумней было не развивать.

Больше таких казусов не повторялось, Рафаэль по нескольку раз проверял будильник прежде, чем лечь спать. Да и Карла утром всегда заставал уже поднявшимся. Обычно мальчишку и будил запах какой-нибудь еды — Карл почти никогда не питался в столовой, предпочитая тащить перекус в комнату, складируя его в их крошечном холодильнике. И если отсек юноши занимала малую его часть, то большая часть принадлежала Рафаэлю, и контраст между простой, довольно скромной пищей Карла и шоколадками и сладостями Рафаэля был очень ярким. Просто мальчишка ещё не научился рассчитывать те деньги, которые ему выделялись, поэтому ему казалось, что у него целое состояние, и он мог тратить его целую вечность.

Поскольку занятия на арене были главным курсом первого года, Рафаэль быстро свыкся с мыслью, что ему придётся учиться крепко и твёрдо держать оружие в руках. Хотел ли он стать охотником? Он всегда восхищался своим отцом, но понимал, что вряд ли это призвание передалось ему самому. Слишком хрупкое телосложение, слишком добрый, даже рассеянный нрав.

Как и сказал Карл, аренщика звали Логан. И когда мальчишка увидел его первый раз, ему стало не по себе. Он всегда считал очень высоким своего отца, но эта гора мышц просто его испугала. Рафаэль старался не подходить к нему, чтобы не чувствовать этой давящей разницы роста и веса — на фоне Логана он выглядел просто хрупкой досочкой, которую может разнести в щепки, если эта гора только дунет. Мощное, спортивное телосложение мужчины выдавало в нём охотника и борца со стажем, ему было далеко за тридцать, но старые боевые шрамы на плечах и торсе говорили о богатом охотничьем опыте. Откуда все знали об этих шрамах? Логан зачастую щеголял в одной жилетке из кожи какого-то зверя, демонстрируя рельефную мускулатуру. Про мужчину ходило много слухов, от самых нелепых до, увы, правдивых. Рафаэль к ним не прислушивался, но становился их невольным свидетелем. Многие студентки были без ума от преподавателя, буквально стайками ошиваясь возле его арены, надеясь на его внимание. И не сказать, что Логану это не нравилось. Также Рафаэль слышал, как злые языки болтали, будто много лет назад сердце Логана вырвал какой-то зверь, однако поскольку в крови настоящего охотника, как правило, находится большое количество антидотов — мужчина выжил, но с тех пор считается «бессердечным». Тот, кто это рассказывал в раздевалке самой арены, кажется, сам свято в это верил.

— Да ладно?

— Я тебе говорю, мне пятый курс сказал!

— Ну да, такого махину фиг завалишь… точно выжил бы.

— Ага, и с тех пор девок меняет, как перчатки.

— Да лан, чё ему, если он без сердца.

— Ну вы и придурки, он хоть и охотник, но человек! Вот вам если мозги вынуть — вы точно выживете. Потому что нельзя вынуть то, чего нет. Раз вы во всё это верите.

— Не нравится — не слушай!

— Да больно надо.

Рафаэль не вмешивался в подобные разговоры, молча переодеваясь после тренировки на арене. Ему было тяжеловато, он от них уставал. Но на энтузиазме — очень быстро набирал новые силы.

Помимо боевых тренировок на арене проходили занятия по верховой езде, и здесь, к счастью, Рафаэль мог почувствовать себя в своей тарелке, плюсом здесь был его собственный конь, и он мог не переживать, что ему не повезёт с животным. Теорию боя пару раз вёл другой преподаватель, хотя то, как объяснял Логан, мальчишке нравилось значительно больше.

На этой же неделе он познакомился с остальными предметами. Чарльз, который вёл всё, связанное с теологией, был уже немолодым, но полным сил и мудрости во взгляде мужчиной, даже внешне напоминавшим священнослужителя. Его пары понравились Рафаэлю особо, он внимательно, с интересом следил за ходом рассуждений преподавателя, иногда даже не записывая, зачарованно слушая, не замечая, как позади него переговариваются и хихикают. Мальчишка очень быстро нашёл общий язык с Чарльзом, охотно отвечая на вопросы, которые тот задавал по ходу лекций, и один раз даже остался после занятий.

Медицинский блок занятий был приятным лишь благодаря преподавателю. Верней, преподавательнице. Лара была очаровательной женщиной с приятным голосом, строгими чертами лица, уже не очень молодая, но ещё безумно красивая. Её взгляд приковывал внимание, но одновременно помогал сосредоточиться на том, о чём она говорила. Предмет был не из простых, требовал много фоновых знаний, большой концентрации, колоссального внимания в расчётах формул для настоек. Рафаэль сразу понял, что это не его — он вечно витал в облаках. Но на занятиях по первой помощи его охватывали странные, двойственные чувства: он всегда хотел помогать другим, но когда представлял, что на его руках будет умирающий человек, чья жизнь будет зависеть от него, ему становилось дурно. К счастью, пока что они проходили лишь психологический аспект, но уже через месяц должны были приступить к практическим занятиям.

И, наконец, последним блоком шёл тот преподаватель, который вызывал самые смешанные чувства. Всё, что было связано с нечистью, вёл Уолтер, про которого также ходило бесконечное количество слухов. Этот мужчина выглядел немного «загробно», у него были странные повадки и сумрачная улыбка. Впрочем, он не отрицал того, что сам отчасти был тем, против кого готовил юных охотников. На первой же паре он предупредил, что принципы ведения его лекций многих будут не устраивать, и попросил с ним не спорить, при этом заявив, что в его роду были вампиры, и их зверские наклонности всё ещё «кипятят его собственную кровь». В целом это был странный кадр, его насмешливое, даже, казалось, подёрнутое лёгким безумием выражение лица сопровождало самые серьёзные темы, а когда они касались наиболее тёмных аспектов — на его губах появлялась мрачная улыбка, от которой веяло жутким холодком. Серость кожи подтверждала тот факт, что Уолтер был не совсем человеком, а великолепные вьющиеся тёмные волосы, собранные в маленький хвост под затылком и выбивавшиеся из-под ленты, совершенно не давали бликов, словно были матовые, мёртвые. Да и стиль одежды, которого придерживался мужчина, был по-старомодному пафосен. Когда на первом занятии кто-то попробовал съязвить по поводу того, что вампир учит охотников убивать вампиров, Уолтер за словом в карман не полез, и сказал, что медики — всегда убийцы, поскольку на их столах погибают люди, но несмотря на это — они учат жить и спасать. После (что повергло в шок всех без исключения) он что-то наколдовал, и у высказавшегося сшились губы до конца занятия. Больше высказываться никто не решался. Потому что все понимали — несмотря на, казалось бы, вечно весёлый, пусть и насмешливый вид, Уолтер мог наказать так, что о наказании остались бы горячие воспоминания… У Рафаэля от этого мужчины был мороз по коже.

Что касается директора, то Рафаэль видел его лишь тогда, когда тот толкал речь перед первокурсниками и говорил о важности их обучения здесь. После речи был зачтён перечень правил, которые мальчишка прослушал, все до одного, поскольку в это время задумчиво разглядывал Вольфганга. Эмма рассказывала ему про него, да и отец, учившийся в этой же академии — тоже. Но Рафаэль представлял его совсем не таким. Вопреки его ожиданиям, Вольфганг не был высоченным, как, например Логан, не был мрачным или просто мощным, как Карл. Это был заурядный на вид седовласый мужчина на склоне лет, широкоплечий, с широким рубцом на шее, о котором также ходили легенды. Этот охотник давно занимал пост директора, уже около тридцати лет, придя сюда ещё юным молодым человеком, поистине гениальным, одарённым и свершившим уже многое. Поэтому когда не стало прошлого директора, ни у кого не было сомнений, кто встанет на его место. Теперь Вольфгангу было далеко за шестьдесят, один его глаз был словно покрыт плёнкой — он совершенно не видел им, но его реакции это не умаляло — мужчина ориентировался по слуху куда лучше, чем совершенно слепой. И потом, второй глаз был зорок, как у молодого.

И теперь, повторимся, эта насыщенная эмоциями неделя подошла к концу, было воскресенье, и Рафаэль был рад повидаться с сестрой, поскольку в течение недели у него почти не было свободного времени. Хотя он и зачастую «отклеивался» от своей компании, задумавшись, засмотревшись на что-то, и так несколько раз терялся. А вечно восторженные, вечно болтающие первокурсники и не обращали внимания на то, что их компания уменьшилась. Подростки, попавшие в новое место, держались кучками, каждый пытаясь завоевать свою нишу, свой статус, своё место, своё имя. Им всё было интересно, над всем можно было посмеяться, во всём найти какую-то оригинальность и придумать к ней сотню «приколов», и все казались «своими в доску», не было ещё разделения, каждый мог общаться с каждым. Это был хрупкий, светлый период, когда новенькие ещё плохо друг друга знают, когда никому ещё не надоела учёба, не надоел новый коллектив, не надоело место, в котором они оказались. Но Рафаэль, неведомо для себя, уже выпадал из этой атмосферы.

— Не очень тяжело на арене? — спросила Эмма, перемешивая ложечкой мороженое.

— Немного, но это ничего, Логан не такой плохой и страшный, как про него говорят.

— А про него говорят, что он «плохой и страшный»?

— Да, ребята рассказывали, что он умеет превращаться в животное.

— Отчасти это правда, — вздохнула девушка. — Он… он нечто вроде оборотня. Только он себя контролирует, по его заверениям. Его даже не видели толком в этом обличии… Но я всё равно его боюсь.

— Ничего себе… Но я уверен, он на самом деле хороший, — пожал плечами Рафаэль, взбивая трубочкой сливки.

— Как с соседом?

— Тоже хорошо, общаемся очень мало, но я и не навязываюсь.

— Главное — чтобы он тебя не обижал.

— Нет, что ты, он меня не обижает, — улыбнулся Рафаэль, Эмма тоже улыбнулась, но немного грустно. — А как у тебя дела?

— У меня-то всё хорошо, на третьем курсе на нашем отдалении начинаются дежурства в госпитале, мы с Идиной попадаем на одно такое, но это ещё не скоро.

— У тебя смешная подруга.

— Ей это не скажи, обидится.

Они ещё какое-то время болтали о том, о сём, после погуляли вместе по внутренним дворикам, а ближе к вечеру расстались. Рафаэль, окрылённый идеей, что завтра новый учебный день, направлялся к жилому корпусу, когда его окликнули. Он обернулся и улыбнулся — это были его однокурсники.

— Привет, ребят.

— Привет-привет. Что, от девчонки ни на шаг?

Рафаэль удивлённо вскинул брови.

— О чём вы? Что вы, я ведь вам рассказывал — она моя сестра.

— Да-да, точно. То-то ты на неё и похож. Ну, о чём поболтали?

— Она рассказала, что…

— Наверное, о девчачьих курсах? Чем там девчонки-то занимаются?

— Платья, наверное, шьют.

— Ага, или в кукол играют.

— Или учатся бегать к Логану.

Рафаэль растерялся, не зная, что и сказать.

— Да нет, у них такие же курсы, как и у нас, просто моя сестра учится не на охотницу…

— Ну ещё бы, прямо как ты, — первокурсники расхохотались, Рафаэль попытался улыбнуться, но понял, что выглядел нелепо. Он только сейчас заметил, что среди ребят были и те, что учились на втором и даже третьем. Один из них подошёл к мальчишке, наклонившись, чтобы быть на одном уровне с его лицом.

— Ребят, нет, а правда, кто ставит на то, что у нас будет такой вот охотник, м?

— Ставлю волчий клык, что максимум — полгода.

— Два хвоста химеры — месяц!

— Хэй.

Окружившие Рафаэля вздрогнули и обернулись. Позади стайки стоял Карл, державший лямку рюкзака перебинтованной рукой. Его вид был столь же мрачен, как в первый день их с Рафаэлем знакомства.

— Парня не трогайте. Шли куда-то?

Приятели переглянулись, нахмурились, но ничего не сказали и разошлись. Рафаэль смотрел на Карла и мог поклясться, что увидел то, чему сначала не поверил: глаза юноши покрылись какой-то светлой плёнкой, изменив тон радужки на неприятный белёсый оттенок, но уже через секунду приобрели нормальный цвет. Когда стайка рассыпалась в разных направлениях, Рафаэль хотел поблагодарить Карла, но тот даже не взглянул на него и прошёл мимо. Мальчишка немного удивился этому, а на сердце после всей этой ситуации осел неприятный груз. Пусть и небольшой, но всё же. Но Рафаэль не стал долго думать об этом и направился к учебному корпусу, у него ещё были дела.

* * *

Темнело в академии довольно рано, и уже к восьми часам корпуса погрузились в тёплый полумрак. В учебном корпусе ещё кое-где горел свет, но окна гасли один за другим, кабинеты закрывались. В коридоре раздавался звук шагов.

— Наверное, мне стоит сказать ещё раз — и я это скажу: великолепно выглядишь.

Уолтер шёл вслед за Ларой, заложив руки за спину и с довольной улыбкой наблюдая за тем, как женщина проверяет, остался кто-то в аудиториях или нет. Плащ почти в пол покрывал спину демонолога, его обрамлённые неестественными тёмными кругами глаза сверлили фигуру женщины, а тонкие губы трогала подленькая улыбка. Было ясно, что главный фрик академии вышел на охоту.

— Наверное, мне стоит сказать это ещё раз, — сказала Лара, не оборачиваясь к Уолтеру. — Нет.

— Ну почему? Я прекрасно себя вёл всё лето.

— Вы каждую неделю появлялись мне на глаза, профессор, в то время как я была крайне занята важной научной работой.

— Только не надо на «вы», сейчас не учебное время.

Лара выключила свет, проведя пальцем по выключателю, ещё одна аудитория погрузилась в темноту.

— Я не позволяю себе фамильярности, равной вашей.

Женщина ощутила, что её взяли за руку, быстро обернулась и вырвала её, увидев всё ту же подлую улыбку в темноте.

— Обожаю, когда ты злишься.

Лара вышла из аудитории, заперев её, Уолтер проследовал за ней.

— Вы просто отвратительны.

— Что поделать, никто не согревает мой холодный вампирский досуг.

— Вы здесь, чтобы преподавать, Уолтер.

Возле очередной аудитории мужчина вздохнул и, пока Лара пыталась дотянуться до выключателя, уткнулся лбом в её шею, в позвонки.

— Лара, ну пару капель, я голоден. Очень-очень голоден. Начну бросаться на студенто… к.

— Мне неважно окончание, — холодно заметила женщина.

— Да ладно, я-то знаю, что ты ревнуешь.

Лара отстранила Уолтера, но тот перехватил её руку, прижав её к своей бледной щеке и состроив несчастную мину. Женщина нахмурилась, после вздохнула и, ничего не сказав, вышла и аудитории. Уолтер торжествующе улыбнулся, осознав, что выиграл эту партию, и его покормят. Поэтому он быстро просеменил вслед за Ларой в коридор, откинув на спину волнистый хвост.

— А на ночь можно будет остаться?

— Нет.

— А на ночной чай?

— Нет.

— Ну хотя бы полежать на коврике или повисеть под потолком?

— Нет. Замолчите, пока я не передумала.

— Да ладно, я не думаю, что Вольфганг свято верит в то, что моя сущность может прожить без крови. Он прекрасно понимает, что где-то я питаюсь.

Лара хотела что-то ответить, но в этот момент раздался отдалённый звук шагов и голосов. По коридору к ним приближались две фигуры. Один из них был Чарльз, несший в руках несколько книг, второй был какой-то первокурсник.

— Спасибо за книги, сэр, я обязательно верну их через неделю! — с улыбкой сказал Рафаэль, тоже тащивший книги три-четыре, в потёмках сложно было разглядеть, учитывая ветхий переплёт каждой.

— Спасибо тебе, что проявил такой интерес, — сказал Чарльз. В этот момент они поравняли с Ларой и Уолтером, кивнули друг другу и пошли дальше. Уолтер проследил взглядом за прошедшими, после перевёл многозначительный взгляд на Лару, та вздохнула и повела горе-вампира за собой.

— Тебе нравится в академии? — тем временем поинтересовался Чарльз. Он отвёл мальчишку в комнату, которая была ему выделена, и угостил его чаем.

— Да, очень. Здесь интересно и так красиво… — мальчишка огляделся. — У вас уютная комната.

— На самом деле, я редко живу в ней. За окружной стеной, где ещё территория академии, есть келья. Чаще я провожу внеурочное время там.

— Я ещё не выходил за стену…

— И не нужно. Лишь этот небольшой участок территории ограждён полем тепла. Дальше начинается вечная зима.

Чарльз взглянул на часы.

— Скоро комендантский час, Рафаэль. Тебе нужно поспешить домой.

— Ох, да, конечно… Большое спасибо за чай и за книги, я побегу! — Рафаэль ухватил книги, улыбнувшись мужчине. — Всего доброго!

Мальчишка добежал до жилого корпуса, запыхавшись, но успев. Он как-то совсем потерялся во времени и совершенно забыл о комчасе, после которого покидать общежитие было запрещено. Для «охоты» на нарушителей по двору курсировали патрули дежурных. Как правило, это был либо пятый курс, либо специально нанятые для этого люди.

Рафаэль зашёл в комнату и запер за собой дверь. По шуму воды из ванной он понял, что Карл уже дома. Быстро расставив книжки на полки и сделав нужные закладки, мальчишка переоделся в пижаму, взял ополаскиватель для полости рта и, набрав его в рот, скоро выплюнул его в раковину, стоявшую возле холодильника, который одновременно являлся и столешницей. Так получался угол мини-кухни. Умывшись и попив воды, Рафаэль, замёрзнув, нырнул под одеяло. Он тёр ногу о ногу, чтобы согреть их, и так увлёкся этим занятием, что не заметил, как звук падавшей воды прервался, поэтому вздрогнул, когда рядом появился Карл с накинутым на плечи полотенцем.

— Я сегодня поздновато, немного задержался… — сказал Рафаэль, натянуто улыбнувшись.

— Ничего.

Карл не обернулся, расправляя кровать, после стянул с плеч полотенце, и Рафаэлю первый раз открылась его спина — до этого Карл выходил из ванной уже переодетый в ночное. Мальчишка увидел, как от верхних позвонков до лопатки шёл довольно широкий шрам.

— Откуда у тебя… такая рана?

Этот вопрос вновь вырвался сам собой, Рафаэль не имел в виду ничего дурного. Карл чуть обернулся к нему, и мрачный взгляд юноши Рафаэлю совсем не понравился.

— Поиграл со зверюшкой. Ещё вопросы?

Рафаэль опустил взгляд, покачав головой. Но после, сам не зная, что на него нашло, сказал:

— Сегодня, когда ты… ну, вступился за меня, я кое-что заметил… Твои глаза, они поменяли цвет, будто на них нашла пелена. Что это?

Рафаэль вздрогнул, побледнев. Карл впервые обернулся настолько резко. И его взгляд показался мальчишке настоящей бездной.

— Тебе показалось. Ясно? Просто. Показалось.

— Д-да, ясно… показалось… хорошо…

— А даже если нет — это не твоё дело. Понял?

— Понял…

Рафаэль весь сжался в комок под этим взглядом, Карл отвернулся, натянул на себя футболку и лёг под одеяло, но не на спину — а отвернулся от Рафаэля, выключив свет. Мальчишка поджал губы, тоже быстро погасил свет и забрался под одеяло с головой, отвернувшись от Карла. Он понял, что задел какую-то очень личную тему. И для кого? Для этого человека, который всяческим образом пытался в принципе избегать личных тем для разговора. «Но ведь я не хотел… я не знал. И так неосторожно два раза подряд задал совершенно не нужные вопросы… Наверное, я сделал ему больно» Через пару минут Рафаэль обернулся и сел.

— Карл, извини.

Он подождал. Несколько секунд, полминуты, минуту. Но ответа не последовало. И Рафаэль снова опустился на подушку.

«Я его обидел»

* * *

Прошло ещё две недели, был вечер субботы. После того инцидента Карл больше не разговаривал с Рафаэлем, тот и не навязывался, хотя никак не мог понять, в чём дело. Напряжение, царившее в комнате, очень давило на мальчишку, он боялся извиниться ещё раз, потому что понимал: в тот раз Карл услышал. И специально проигнорировал.

Это время снова прошло незаметно за сумбурным потоком незначительных событий. Рафаэль, казалось бы, спокойно общался с однокурсниками, но всё меньше вмешивался в беседы, больше слушая, и сам цеплялся за компашки, перемещавшиеся от аудитории к аудитории, чтобы не потеряться, однако сами приятели его не звали. Казалось бы, они постоянно были вместе, смеялись, болтали, но уже чувствовался раскол. В более агрессивной среде раскол любой компании всегда начинается раньше обычного… А среда действительно была не из самых благополучных. Логан, наконец, всех выучил и уже не давал спуску. Рафаэлю было тяжело переносить такие физические нагрузки, и он радовался, когда арену ставили последней парой, поскольку сразу же можно было идти домой и завалиться спать. Однако если она была между теор. предметами — это был ночной кошмар, мальчишка не мог оправиться и с трудом что-то записывал. К концу недели его пальцы болели, натёртые рукояткой оружия, он едва ли мог держать ручку или карандаш. Однако его однокурсникам всё это безумно нравилось, они мало уделяли внимания остальным предметам и почти не проявляли интереса к теоретическим дисциплинам. Иногда по вечерам Рафаэль заходил к Чарльзу, но беседы были короткими — мальчишка просто уставал. Но пока держался бодрячком и улыбался.

Однако этим вечером ему стало не по себе. Он представлял себе воскресенье, которое проведёт один, потому что сестра была занята, а с соседом он даже поговорить не мог. Однокурсники уходили во двор играть в футбол, а Рафаэль уставал так, что пользовался двумя днями отдыха, чтобы нагнать домашнее и дать физический отдых организму.

Вечером он прошёл на арену, к конюшням, и нашёл там своего коня, зашёл к нему в загон, сел в угол и начал кормить его морковкой, которую купил.

— Вкусно, Гром? По-моему, тут хорошая морковка… — мальчишка гладил коня по широким ноздрям, когда тот наклонялся за очередным угощением. — Вижу, с тобой тут хорошо обращаются. Грива причёсана, подковы хорошие стоят… Я никогда не научусь подковывать лошадей, наверное. Помнишь, ты меня лягнул, когда ещё был жеребёнком? А я помню, было больно… Здорово, что потом мы подружились.

Конь фыркнул, потряс гривой, и уткнулся тёплым носом в не менее тёплую ладошку Рафаэля, тот улыбнулся.

— Скучно тебе здесь, наверно. Верховая езда у нас тут не так часто… Да, знаю, что наверняка на тебе ездит кто-нибудь ещё. Но ты не злись на них. У их просто нет своих коней, а ты такой сильный и красивый. Конечно, все хотят на тебе покататься.

Рафаэль вздохнул и уже хотел подняться, когда вдруг расслышал какие-то посторонние звуки. Конюшни выходили непосредственно на арену, и вход в них был настежь открыт. Мальчишка подобрался к щели в ограждении и вгляделся в приближавшиеся фигуры.

— А ты не пробовал ему отказывать?

В поле зрения, наконец, попал Карл, но голос принадлежал не ему. Юноша направлялся к конюшне.

— Какое тебе до этого дело?

Рафаэль поразился: Карл разговаривал так не с кем попало. А с преподавателем. Это был Логан, шедший следом.

— Это становится не смешно и даже не по-геройски, Карл. Ещё полчаса под снегом — и ты бы замёрз насмерть.

— Не думаю, что ты бы пришёл ко мне на похороны.

— Речь не обо мне, речь о тебе, идиот!

— С каких пор тебя стало это так волновать? — Карл обернулся, уже у самого входа в конюшню, свирепо взглянув на Логана. — Если я не вернусь — академия от этого не много потеряет. Ты не потеряешь точно.

— Прекрати немедленно. Ты не имеешь права так со мной разговаривать.

— Тебя что, задевает, что Вольфганг отправляет меня, а не тебя?

— Я давно перестал ему подчиняться. Я просто преподаватель.

— Если я и подчиняюсь чьим-то приказам, то только потому, что сам так хочу.

— Да я заметил.

На мгновение повисла пауза.

— Договаривай, — Карл сжал кулаки.

— Тебе жить надоело, как я вижу.

— Знаешь, после того случая во мне пробудилось желание жить. Пусть и с ножом в спине. Я готов был тебе простить удар в спину. Но не удар в сердце.

Карл отвернулся и направился к загону.

— Карл.

Юноша остановился, но не обернулся. Рафаэль увидел, какая мрачная тень упала на лицо его соседа. Логан стоял в дверях, смотря в спину Карла.

— Не проходит и дня, чтобы я не сожалел об этом.

Карл какое-то время стоял, не шевелясь, но после раздалась столь холодная фраза, что даже Рафаэля передёрнуло:

— Я больше не верю тебе.

Мальчишка вздрогнул, забившись в самый угол загона своего коня — Карл зашёл в соседний загон, ухватив за поводья коня, мгновенно выведя того из сонного состояния. Рафаэль надеялся, что его не заметят. Однако взгляд Карла упал как раз на то место, где сидел мальчишка. Их взгляды встретились, по спине Рафаэля пробежали мурашки. Этот взгляд… нет, он не был страшен, как в тот день, когда он невольно разозлил юношу. Этот был спокойным… но настолько безразличным, что создавалось впечатление, будто на тебя смотрит искусно созданная восковая фигура. После нескольких секунд зрительного контакта, Карл вывел коня из загона, закрыв его за собой, и скрылся, не проронив больше ни слова. Когда Рафаэль отдышался после столь странной сцены, невольным свидетелем которой он стал, юноша поднялся и огляделся. Логан куда-то исчез.

Проснувшись в комнате утром в абсолютном одиночестве, Рафаэль понял: Карл уехал надолго.

* * *

— Эмма, упадёшь!

— Нет-нет, всё в порядке…

Эмма крепко держалась за поводья, пусть и была довольно рассеянна. Идина повела глазами, после уселась поудобней в седле, справа от Эммы, слева от неё была Нима. Как та и сказа, 3 и 4 курс занимались верховой ездой вместе. Эмма была невнимательна, накануне она повидалась с братом, и тот не показался ей счастливым. Конечно, он улыбался, говорил, что всё хорошо, но какой-то огонёк исчез из его взгляда. И это очень беспокоило девушку, ведь у неё почти не было свободного времени, чтобы узнать, случилось ли что-то.

Занятия по верховой езде в этот день вёл Логан, хотя обычно предпочитал отдавать этот аспект заменявшим его преподавателям, которые специализировались лишь на этом. Кони в его присутствии слушались своих наездников и наездниц безукоризненно, но всегда шугались, если он, словно дрессировщик, ударял хлыстом о поверхность арены. Эмма заметила, что Нима держалась крайне сдержанно и почти всё время хмурилась во время этих занятий. Идину же всегда укачивало, она крайне плохо держалась в седле. Девушки буквально перетерпели это занятие, скрылись в раздевалке и после, чуть замешкавшись из-за приходившей в себя Идины, вышли позже остальных. Все три обернулись, когда их окликнули. Логан восседал на коне, который переступал с ноги на ногу, поскольку его только что остановили. На губах мужчины была улыбка.

— Долго же вы собирались, юные леди. Принимали душ?

— Не ваше дело, — холодно сказала Нима, ухватила Эмму и Идину, к их удивлению, за плечи и отвернула от Логана, выведя за пределы арены. Едва они покинули площадку, девушка стала мрачнее тучи.

— Ты чего? — осмелилась спросить Идина. Впрочем, «осмелилась» здесь неуместно — речь, скорее, шла об отсутствии чувства такта.

— Чёртов бабник, ненавижу его, — сквозь зубы проскрежетала Нима. — Старый козёл.

— Да не такой уж старый, — пожала плечами Идина. — Сколько ему, лет тридцать…

— Тридцать семь, — прервала её Нима.

— Ого, прямо так точно знаешь. С чего бы?

— У нас давняя взаимная антипатия на фоне учебного мировоззрения и взгляда на концепцию «охотника».

— Чувствуется. Между вами только что искры не летают.

— Ладно, не о нём речь, — сухо закончила разговор Нима. — Эмма, ты отчего-то очень рассеянная.

— А?.. Ах, да… простите, всё хорошо.

— С твоим светловолосым солнышком что-то случилось?

— Ты про Рафаэля?..

— Про кого же ещё. Такого чудного, милого юношу я ещё никогда не видела. Ребёнок ведь ещё, что он тут забыл.

— Я никак не успеваю к нему зайти, а у него, кажется, не всё в порядке.

— Так позвони.

— Он так и не купил коммуникатор.

— Он стоит всего-ничего.

— Не в этом дело — он забывает. Да и я предпочту говорить вживую… Он ведь никогда не признается, что что-то не так. А по глазам хотя бы что-то понять можно.

— У вас, кстати, такие разные глаза, — заметила Нима.

— Да? А, по-моему, цвет одинаковый, — пожала плечами Идина.

— Нет. У Эммы они зелёные, а у парнишки… даже не знаю, как сказать. Если бы соединили изумруд с бирюзой — получилось бы что-то такое.

Эмма скромно улыбнулась, не став как-то комментировать эти слова. Они расстались с Нимой, отправившись каждый на свои занятия. Когда девушка разобралась со всеми своими делами, было уже около 9 вечера, и сил идти к брату просто не было. Она лишь подошла к окошку, с некоторой грустью взглянув на потемневшее небо, в котором ветер гонял тучи. Если здесь начинались дожди — это было надолго.

Первые две недели их прибытия сюда светило тёплое солнце. Теперь же над академией сгустились тучи.

Глава 2

В кабинете уже было темно, очертания мебели терялись в темноте по мере удаления от единственного источника света. Книги, оружие, щиты. Дерево, металл, стекло. Комод, шкаф, ящики. Два кресла, стол, лампа. И полумрак, всё это покрывавший. Вольфганг сидел за столом, просматривая какие-то старые, пожелтевшие бумаги. В кресле, в тени сидел его ночной гость. Впрочем, из-за него лампа и горела столь тускло — он предпочитал полумрак.

— Наделал ты дел, конечно… — сказал, наконец, Вольфганг, вздохнув, приложив ладонь ко лбу. — Разрушил ось, хочешь покончить с тем, что осталось… Правильно ли это.

— Не нам решать, что правильно, — этот голос, исходивший из темноты, завораживал. Глубокий, твёрдый, как сталь, но мягкий, как бархат.

— Но именно это ты и делаешь. Решаешь, что правильно… Я буду чувствовать, что я виноват.

— Ты виноват ровно настолько, насколько ты прав. Вечная проблема тех, кто за кого-то в ответе.

— Но почему такое решение?

— Я многое пережил, Вольфганг. История моей Академии дошла до своего логического завершения. И если мне удастся довести последний 5 курс до конца, это будет лучшее, что я сделаю в жизни.

— Не преувеличивай. Все знают, что ты очеловечился.

— Стоит ли этим гордиться такому, как я.

— И всё же…

— Пойми, Вольфганг, — продолжил пришедший, откинувшись к спинке кресса. — В тот день я не мог оставить им жизнь. Я их уничтожил. История покрыла эту карту. Остались мы. Верней, на тот момент был твой предшественник…

— Именно. Поэтому твои мотивы не до конца мне понятны.

— Даже чудовище, подобное мне, на финальной стадии своего развития устаёт и пытается как можно реже обагрять руки. Поэтому просто поверь — причины были. Но это было давно, и нет смысла ворошить прошлое. Пока я жив, я должен завершить ту историю, которую начал.

— Не верится, что кто-то может тебя убить.

— У старых грехов длинные тени. За мной идут. Когда последний студент уйдёт с территории Академии, её не станет. Тогда не останется ничего от целесообразности существования твоей.

Вольфганг какое-то время молчал, ни одного из них двоих не смущала эта пауза.

— Демоны живут дольше, тем более — Высшие, — наконец, сказал охотник. — Их вечность может оборваться лишь по высшему приказу…

— …или собственному желанию.

— Ты собрался?..

— …перевернуть страницу.

Вновь пауза. Охотник поднялся, пройдя к окну и открыв его. На улице хлестал дождь.

— Ты тот, кто основал Академию Демонов, но инициатором был Верховный Охотник.

— Поверь, я помню это, как будто это было вчера.

Мужчина, сидевший в тени, закрыл глаза, от которых, казалось, в темноте шло холодное свечение, и заговорил негромко и размеренно, будто это был давно заученный текст, который он уже не раз, впрочем, произносил:

— Ось Трёх Академий создавалась, как огромная машина, которая выпускала бы тех, кто раньше существовал отдельно друг от друга и вклинивался в мир людей. Академия Вампиров держит… держала под своим контролем чистокровных и некоторых полукровок. Академия Демонов — от чистокровных до простых обращённых, печатников и простых низших. Академия Охотников собрала в своих стенах тех, кто борется против первых двух. Заключённые соглашения обязывают главу каждой академии считаться с мнением остальных. Чтобы избежать кровопролитных войн, мы обязывались держать своих подопечных под контролем. Но жизнь оказалась слишком непредсказуемой, Вольфганг. Я всегда уважал глав этой академии. И лишь с вампирами никогда не мог найти общий язык. Они не умеют пользоваться вечностью. А вы — цените каждое мгновение, потому что ваша жизнь ничтожно коротка.

— Неудивительно слышать это от того, кто хочет прервать свою собственную вечность, — сказал Вольфганг, смотря в окно.

— Я не говорил об этом.

Охотник, наконец, обернулся.

— Сколько у меня ещё лет?

— Пять. Я набрал последний курс в этом году. После… всё будет зависеть от тебя. Ты можешь ничего не уничтожать. И зачем. Тебе это не будет столь принципиально, как мне, ты не возводил эти стены. Моё же детище умрёт со мной.

Вольфганг едва заметно, горько улыбнулся, повторив:

— «Не говорил об этом…» Хорошо. Когда выпустится нынешний пятый курс — я подумаю, стоит ли делать новый набор. Но просто пойми, Лукас…

Кажется, он впервые назвал его по имени. Назвал по имени эту легенду их мира.

— Да, ты прожил десяток человеческих жизней, ты амбициозен, ты силён. И ты забираешь всё с собой.

— Кроме того, что я люблю.

— Высший Демон, который любит…

— Случается. Отчасти, это одна из причин моего поведения.

— Тем не менее. Ты успел устать, и это нормально. Мы, люди — не столь сильны духом, чтобы уничтожить не из ненависти то, что… То, что стояло веками, что было домом, убежищем тысячам, нам подобным.

— Ошибаешься, друг мой. Люди куда более сильны духом. Но я надеюсь, что в ближайшем времени не подвернётся возможности убедиться в этом, — тень мужчины поднялась, так и не выйдя в свет. — Что ж, боюсь, больше у меня не будет времени навестить академию. Через пять лет в это время, думаю, я буду уже в ином месте. Могу лишь пожелать удачи. Потому как нечто серьёзное вновь назревает в воздухе. Так же было… чуть меньше пятидесяти лет назад. Как раз в тот год, когда я уничтожил академию вампиров.

— Я отниму счастье и дом многих, — всё же, сказал Вольфганг. Гость, уже направившийся к двери, чуть обернулся и сказал:

— Единственное счастье, Вольфганг — это быть рядом с тем, кого любишь. Остальное — иллюзия.

И его тень слилась с темнотой. Почему-то Вольфганг был уверен, что больше никогда его не увидит. Мужчина вернулся за стол, опустив взгляд к бумагам.

Однако почти сразу дверь открылась вновь, пусть и почти беззвучно. Охотник поднял взгляд.

— Вижу, тебе катастрофически не везёт на погоду по возвращении.

— Это был директор Академии Демонов?

— Да.

Карл снял с себя плащ, кинув его на подоконник, закрыв окно. Его волосы были сырые, вид усталый.

— Великие уходят, Карл. Боюсь, скоро и нас всех… настигнет конец.

— Ненавижу воду.

Юноша прошёл к креслу рухнул в него, выдохнув и кинув на стол директора тетрадь, переплёт которой был кожаный, причём на обложке, тоже кожаной, был грубый шов — видимо, кожа рвалась.

— Если ливень не уничтожил записи… Мой почерк должен быть разборчив.

Вольфганг взял тетрадь, открыв её, коротко улыбнувшись.

— Ты всё чаще пишешь правой рукой. Когда ты только поступил сюда — писал лишь левой.

— Это что-то меняет?

— Нет. Я прочту это после. Так что?

Карл открыл до этого закрытые от усталости глаза.

— Всё написано. Но они явно расширили территорию.

— Думаешь, они хотят всё восстановить?

— Я ничего не думаю. Я лишь добыл сведения.

— Вижу, у тебя дурное расположение духа.

— Невозможно за пару лет восстановить то, что стояло несколько веков, и было разрушено за минуту.

— Если только они не найдут источник энергии достаточной мощности.

— Таких всего два. Было три. Они будут их искать.

— Хотел бы я быть столь же уверен, как и ты… Можешь идти, Карл. Благодарю за работу. Вернёшься за записями завтра.

Карл кивнул и поднялся, взяв плащ и направившись к двери, когда ему в спину раздалось:

— Выпускной год, да?

Карл остановился, сказав холодно:

— Видимо.

— Куда планируешь отправиться?

— В самое пекло. Доброй ночи.

Не желая больше ничего слышать, юноша покинул кабинет директора. Он мрачно окинул взглядом творившийся на улице природный кошмар, накинул на голову капюшон плаща и прошёл до жилого корпуса. Ни один из патрулей его не остановил — все прятались от ливня в зданиях. «В такую погоду враг легко может проникнуть в академию, потому что охотники испугались обычного дождя»

Юноша пришёл в комнату, когда было около полуночи, немного удивлённо взглянув на Рафаэля, который сидел за письменным столом. Мальчишка поднял к нему взгляд, смотря на него несколько секунд, но после вернулся к чтению. Ни один ничего не сказал.

Когда Карл ложился спать — мальчишка ещё работал.

* * *

Рафаэль ковырял вилкой в тарелке, сидя в маленьком кафе, которое было альтернативой столовой, но платной, как раз на время выходных, плюсом — для смены обстановки. Неподалёку, дальше по длинному столу, сидели остальные первокурсники. Мальчишка, всё же, приобрёл коммуникатор, это был прибор, напоминавший телефон, позволявший «звонить» друг другу, но действовал он лишь на территории академии. Эмма позвонила ему и сказала, что не сможет встретиться с ним за ужином, и пообещала, что на следующее утро постарается успеть к завтраку. На губах Рафаэля не было улыбки, он смотрел на кусочки чечевицы, которые совсем не хотел есть, но они были наиболее дешёвыми, а тратиться без сестры он и не думал.

Его однокурсники о чём-то оживлённо болтали, обсуждая недавние тренировки, разбитые носы, вывихнутые запястья, подвёрнутые ноги и даже один-единственный выбитый зуб. Рафаэль пока отделывался синяками, но только потому, что на арене пытался оставаться в тени и никогда не вызывался сам. Единственное, что ему удавалось там — это верховая езда, но она была не так часто, всего раз в неделю.

Рафаэль поднял взгляд от своей тарелки, когда голоса вдруг затихли. В кафе зашёл Карл, окинувший присутствовавших взглядом. После паузы и тишины в несколько секунд, все принялись делать вид, что говорят о чём-то своём, хотя к прерванной теме никто так и не вернулся. Один Рафаэль не отвёл взгляда от юноши. Тот прошёл к кассе, поставил на поднос какую-то еду и ушёл в самый угол, к дальнему столику на двоих, у которого, впрочем, стоял лишь один стул. Отвернувшись от болтавших студентов, Карл начал ужинать, мрачно смотря в поверхность супа и жуя кусок хлеба. Рафаэль так и продолжал за ним наблюдать.

Они не обмолвились ни словом с тех пор, как юноша вернулся. А прошло несколько дней.

«Я должен понять, кто он»

* * *

К кому он мог обратиться, поставив перед собой эту задачу? Точно не к самому Карлу. Это было бы верхом глупости и бестактности. К Эмме? Но она уже сказала всё, что знала о нём. То, что «про него мало, что знают, на самом деле». И тогда Рафаэль наткнулся на другую мысль. Вспомнив тот инцидент у конюшни на арене.

Когда эта идея пришла ему на ум, он сидел на трибуне арены, ожидая свой бой. Или упражнение. И так задумался, что не с первого раза услышал своё имя. Когда Логан уже откровенно рявкнул, мальчишка вздрогнул и вскочил с места, слыша, как смеются ему в спину. Он сбежал по ступенькам, взяв арбалет, который ему дали, тот был для него очень тяжёлым. Логан посмотрел на него сверху вниз.

— Вечно витаешь где-то. Задание слышал?

— Стрелять по мишени?

— Это ты делал неделю назад. Стрелять по мишени на ходу.

Рафаэль обернулся, чуть побледнев. По отмеченной мелом дорожке шли препятствия — с двух сторон стояли две полосы первокурсников, которые держали огромные шары на верёвках, скорее напоминавшие груши. И, очевидно, по мере продвижения мальчишки вперёд — они должны были пытаться сбить его этими грушами.

— Но…

— На выполнение задания минута. Не уложишься с третьей попытки — пятьдесят отжиманий или сто приседаний на выбор. Время пошло!

Рафаэль вздрогнул, подняв арбалет, направившись вперёд. Но едва он прицелился, как оружие выбило из рук грушей. Раздался смешок.

— Не смеяться! — резко сказал Логан. Рафаэль растерянно, быстро поднял арбалет и поспешил дальше, но едва успел остановиться, прижав оружие к себе — перед ним пролетело ещё одно препятствие. Он хотел сделать шаг назад, но его вскользь задело грушей, которая пролетела сзади. Мальчишка встал, как вкопанный, боясь пошевелиться, чтобы его не сбило.

— Иди вперёд и стреляй! У тебя три выстрела.

Рафаэль вновь выставил арбалет вперёд и выстрелил, чудом попав в самый край мишени, после быстро сделал шаг вперёд, снова попытавшись прицелиться, но его сбило с ног.

— Вышла первая минута. Иди в начало.

— Но…

— Начинай сначала, время пошло!

Рафаэль вскочил на ноги и вернулся на несколько шагов назад. Да, он так недалеко ушёл… Но дальше не было легче. Его ещё несколько раз задело вскользь, он ронял арбалет, его движения были неуклюжими, словно разрозненными, в них совершенно не было координации. Он успел выстрелить два раза и продвинуться ещё на пару шагов, по большей части таясь в «слепой зоне» между грушами, поэтому вновь не успел дойти даже до середины. На третьем круге у него закружило голову. Он посмотрел вперёд, опустив арбалет. И увидел стоявших за грушами однокурсников. На их насмешливых лицах были злые улыбки, они караулили его, чтобы сбить с ног, чтобы ударить как можно сильней. Рафаэля снова окрикнули, он сделал судорожный шаг вперёд, после добежал до середины, выставив перед собой арбалет, приготовившись стрелять. И после пространство пошатнулось, он ощутил два удара за одну секунду. Или больше — просто не уловил.

— Стоп, остановить, — мальчишка услышал голос Логана из отдаления. Он приподнялся, но голову страшно кружило. Один из ударов грушей сбил его с ног, да так сильно, что Рафаэль улетел метра на полтора. Второй, видимо, ему предшествовавший — ударил по арбалету, сбив его в сторону мальчишки, и тот оставил на лбу и под глазом Рафаэля живописный отпечаток. Логан помог Рафаэлю подняться, хотя тот едва держался на ногах.

— По очереди — до конца занятия пройти всем оставшимся. Потом свободны, — сказал мужчина, поведя Рафаэля за собой. Верней, держа его обеими руками за плечи, «выправляя» его маршрут. Мальчишка слышал, как кто-то смеётся.

Логан отвёл его в какую-то комнату — нечто вроде «учительской», но поскольку она находилась на арене, то и напоминала больше походное убежище. Сказав Рафаэлю посидеть прямо, мужчина порылся в ящике и достал оттуда бутыль, в которой что-то плавало.

— Приложи к голове. Сотрясений нам не хватало. Откуда ты вообще такой здесь взялся, — сказал Логан недовольно. Впрочем, стоит отметить, что в его словах, в его тоне не было ничего злого.

— Простите…

— Закаляйся как-нибудь. Мышечную массу набирай, упражняйся. Иначе тебя зашибут здесь. У тебя ещё пары есть?

— Да.

— Сколько?

— Ещё две.

— Сейчас, напишу тебе записку. Принесёшь в медкрыло, скажешь, чтобы тебе дали то, что я напишу, и отпустят с занятий на сегодня.

Логан сел за стол, представлявший собой несколько сбитых досок, и начал писать что-то на клочке бумаги карандашом. Рафаэль, всё ещё пошатывавшийся, решился и заговорил:

— Сэр… Простите мне этот вопрос, но я хотел с вами поговорить…

— О чём?

— Не о «чём», а о «ком»…

— Я слушаю.

— О Карле.

Звук писавшего что-то карандаша затих, Логан замер, после обернулся. Он окинул Рафаэля взглядом с ног до головы, после пнул какой-то стул, повернув его к мальчишке.

— Присядь, малец. Раз есть разговор.

Рафаэль немного удивился, но сел, так и держа бутылку у лба. Логан нахмурился, ухватил мальчишку за запястье и отнял её от головы, кожа уже успела замёрзнуть.

— Голову ещё давай отморозь. Где вас только таких находят, непутёвых.

Рафаэль немного покраснел, виновато опустив взгляд. Логан внимательно на него смотрел, через какое-то время сказав:

— Ну я слушаю. Почему вдруг Карл?

— Мы соседи, и… просто… Мы почти не общаемся. А если общаемся — это тяжело. И я просто хотел узнать… К нему как-то очень странно относятся здесь.

— Почему ты решил спросить именно меня?

У Рафаэля скрутило в животе. Рассказать?.. Нет, не стоит.

— Вы преподаватель, вы должны его знать…

— Ты думаешь, преподаватели знают его лучше, чем студенты?

— Мне так казалось…

Рафаэль не умел лгать, совершенно. И Логан это уловил, но вид мальчишки был настолько жалкий в эту секунду, что он не стал допытываться. Скрестив на груди свои мощный руки, он откинулся к стене, к которой был прислонён стул.

— Я не думаю, что ты спрашиваешь того человека, парень, но раз уж ты ко мне обратился… Карл учится здесь уже довольно давно. Как ты заметил, на возраст выпускника он не выглядит.

— Он говорил, что ему 26…

— Хм, значит, тебе удалось с ним поговорить? Поздравляю. Потому что в последнее время это стало проблемно, — одёрнув сам себя, осознав, что сказал лишнее, Логан продолжил:

— Этот юноша уже давно, можно сказать, живёт в академии. Он пришёл сюда ещё подростком. В 16 он «поступил», но не учился совершенно, предпочитая посещать исключительно практические занятия. В силу своей… специфики — не спрашивай, какой — он мог себе это позволить, потому что вскоре он обскакал даже самих пятикурсников по параметрам опыта. Им заинтересовался директор Вольфганг и стал поручать ему задания, для исполнения которых ранее обращался к профессиональным охотникам. Почему Карл не хочет учиться, как все — спроси его сам, если осмелишься. Парень он сложный, пойди, разбери, о чём он думает. Так что мой тебе совет, малец. Ну не лезь ты не в своё дело. Дорого встанет. А так целее будешь.

— Я видел, что у него на спине шрам…

Возможно, Рафаэлю показалось, но Логан на несколько мгновений замер, словно ошеломлённый. Впрочем, быстро придя в себя, он сказал:

— Не удивлён. Из таких миссий, в которые его отправляют, иногда и вовсе не возвращаются. Наверняка он получил этот шрам во время одной из них.

— То есть… он всегда был таким?

Логан задумался.

— По большей части — да. Но совсем его переклинило года три назад. Опять же, вопрос, почему, — последнее мужчина сказал уже менее уверенно. Он явно знал ответ. Явно знал он и то, каким Карл был раньше.

— Ладно, спасибо вам… за разговор. Я могу идти, наверное.

— Да, только возьми кого-нибудь с собой, чтобы тебя довели до госпиталя. Не нравится мне твоё состояние. Тебя всё ещё шатает, неплохо об землю приложило.

Рафаэль кивнул, прекрасно зная, что пойдёт один. Он прошёл к двери, когда услышал:

— Но лучше не трогай парня, малец. У него тяжёлое прошлое. Такое ворошить никому не захочется.

И дверь за уже обернувшимся что-то сказать Рафаэлем закрылась. Мальчишка опустил взгляд и молча поплёлся в госпиталь.

* * *

Вокруг мальчишки начали хлопотать медсёстры, думая, к кому его направить. От этого броуновского движения у Рафаэля только ещё больше закружило голову, и он сказал, что ему бы просто отдохнуть… Наконец, одна из медсестёр отвела его в кабинет дежурного.

— Парнишку на арене пришибло, Логан написал записку, тебе видней, Клаус.

Рафаэль вскинул опущенный до этого взгляд, когда имя знакомо резануло по уху. Это был тот самый врач, с которым они случайно встретились ещё в первый день, когда мальчишка пришёл к Карлу. Клаус сидел за столом, что-то накидывая карандашом в тетради, но когда к нему обратились — обернулся на вошедших. Он кивнул медсестре, та вышла. Сам же юноша поднялся, улыбнувшись.

— Что, первая кровь? Давай сюда записку, дохлик.

Рафаэль отдал ему бумагу и сел на койку.

— Холодное у головы держал?

— Да.

— Значит, не разнесёт. А вот фингалом ещё пару дней посветишь. Как так?

Рафаэль вкратце обрисовал ситуацию, объяснив, в чём дело, причём Клаус с первых слов понял, о какого рода задании шла речь.

— Помню-помню, нас гонял по таким же. И каждый так и норовит сделать тебе подлянку в этот момент. Упражнение полезное… но, очевидно, не для такого, как ты.

Клаус позвал медсестру и сказал ей принести какие-то препараты из лаборатории и аптеки.

— Ты главное нашему мачо не жалуйся, — сказал Клаус, возвращаясь за письменный стол. — Он не любит нытиков.

— У вас… напряжённые отношения, — заметил Рафаэль.

— Я его терпеть не могу. Он меня презирает. Это взаимно.

— Почему так?..

— Были причины. Тебе-то чего? Не хочешь повторить чужих ошибок? — юноша обернулся к мальчишке и перестал улыбаться. — Тогда просто не связывайся с ним. Это тот ещё истеричный предатель.

— Истеричный?.. Ни разу не видел, чтобы он… «истерил».

— Мало его знаешь.

— А откуда знаешь ты?

— Да я был его сосед. Мы жили втроём в ту пору. Иди, спроси у него, нравилось ему это или нет! Я отвечу за себя — мне нет. Его идиотские охотничьи замашки бесили до невозможного, а его надменность просто отвратительна. Он в конечном итоге переехал.

— Ты называл его «предателем»…

— Потому что он и есть предатель. Мы и поссорились, когда он меня предал. Верней, далеко не меня одного. Но это долгая и тёмная история, парень, не сейчас и не тебе её слушать.

— Это… твоя версия.

— Второй ты не услышишь. Никогда и ни с кем Карл не будет говорить об этом.

— Наверное… это ты так думаешь.

— А что, хочешь попытать удачу? Ну давай, иди к нему, задай вопрос. Просто скажи одно-единственное имя, и он тебе снесёт твою светлую голову.

— Что за имя?

— Холден.

Клаус хотел сказать что-то ещё, но в этот момент открылась дверь. Рафаэль вздрогнул от неожиданности, но виновато улыбнулся — зашла Эмма. Девушка быстро подошла к брату.

— Мне сказали, что ты тут… что случилось?

— Всё в порядке, немного попало на арене…

— Я забрала лекарства, которые тебе прописали, пойдём, отведу тебя домой.

— У тебя ведь ещё пары.

— Ты дороже. Пойдём. Спасибо, Клаус.

— Да не за что. Прогуляться сегодня не хочешь?

Эмма удивлённо взглянула на юношу, но после немного покраснела и сказала:

— У меня очень много дел… извини.

— Ладно. Удачи.

Эмма поспешила вывести Рафаэля за пределы кабинета, они отправились к жилому корпусу. Девушка держала брата за плечи, тот краснел, но не сопротивлялся.

— Как же я не люблю эту арену… Логан даёт подчас слишком сложные задания.

— Задание было несложным. Просто… — Рафаэль вздохнул. — Просто.

Эмма покачала головой, после внимательно посмотрела на брата.

— Тебя что-то тревожит.

— Вовсе нет…

— Я вижу. Что-то случилось, Рафаэль?

— Нет… всё в порядке, правда, — мальчишка показательно улыбнулся, но строгий, пусть и грустный взгляд сестры был более настойчив, чем какие-либо слова. — Я просто немного устал. Завтра выходной, хорошенько посплю — и всё будет в порядке.

— Уверен?

— Конечно.

Эмма довела мальчишку до комнаты, которая была пуста, Карла не было.

— Эмма… ты правда рассказала мне всё, что знаешь про Карла? — спросил Рафаэль, пока сестра заваривала ему чай. Девушка подумала несколько секунд, после сказала:

— Наверное, да. Но говорят, что года три назад была какая-то экспедиция, в которой Карл участвовал. И из неё вернулись не все. Что там произошло… это до сих пор умалчивается. Но я тогда ещё не училась здесь, и ничего точного тебе сказать не могу.

— И ты не знаешь, кто такой Холден?

— Честно, нет.

— Ладно…

Эмма какое-то время провела с братом, помогла ему с домашним, но к вечеру убежала к себе. Рафаэль лёг рано, и когда вернулся Карл — он уже лежал под одеялом. Он вспоминал всё, что услышал за день. Но мысль не шла дальше. Потому что перед глазами стояли лица однокурсников, которые смеялись, желая его ударить.

* * *

Ночь была тихой, дождь не бил по окнам, но в темноте небес собирались тучи, готовя порцию ливня на следующий день. В комнате царила тишина, лишь изредка прерываемая тихим, беззвучным почти звуком. Послышалась какая-то возня, после шуршание, будто кто-то что-то искал, и зажёгся тусклый свет прикроватной лампы. Карл зажмурился, уткнув локоть в матрас, приподнявшись на нём. Во вторую руку она взял с тумбочки наручные часы и прищурился, чтобы разглядеть время. Была глубокая ночь. Юноша недовольно скривил губы, закрыв глаза, вскинув брови, отвернув голову от света, затем звучно вздохнул, откинул простыню, под которой спал, предпочитая её одеялу, и свесил с кровати ноги. Протерев веки зажмуренных глаз указательным и большим пальцами, почесав правой рукой левое плечо, он поднялся, сделал буквально пару шагов и опустился на край кровати Рафаэля.

— Ну и чего ты ревёшь?

Рафаэль представлял собой бугорок, укутанный одеялом, изредка подрагивавший, но его всхлипов не было слышно. Он не понимал, как Карл мог проснуться от них — зная, что юноша спит очень крепко.

— Прости… я не хотел тебя разбудить, — шепнул мальчишка, не высовываясь из-под одеяла. Карл вновь вздохнул, ссутулившись, уронив локти на колени и взглянув на этот бугорок.

— Вылезь. Не люблю со спиной разговаривать.

Вновь послышалась возня, Рафаэль кое-как размотался и выбрался из своего укрытия. Его большие, светлые глаза блестели, лицо было красным. Он поспешил утереться кулаком, ещё периодически вздрагивая. Карл смотрел на него с немым вопросом.

— Тебе всерьёз… хочется слушать? Сейчас?

— Парень, из-за тебя я проснулся посреди ночи.

— Я же попросил прощения… извини, больше не буду…

— При желании я могу уснуть под грохот водопада. Дело в атмосфере, которую ты создаёшь вот уже несколько дней.

Рафаэль покраснел чуть сильней, отведя взгляд. Он какое-то время молчал, но взгляд Карла был слишком навязчивый и не менее красноречивый. Мальчишка поджал губы, не давая воли эмоциям.

— Я думал, что всё будет не так. Верней… я не думал, что всё будет так. А оказывается… я ничего не умею. Ничего не могу. Вырос… в домашних условиях. «Домашний мальчик». А я хочу стать… одним из вас. Но у меня не получается. Ничего не получается.

Карл отвёл взгляд от мальчишки, едва тот заговорил, поскольку понимал, что под его взглядом говорить было сложно. Он его молча выслушал, хотя паузы между связными высказываниями были довольно большие, поскольку Рафаэль пытался перевести дыхание и сдержать эмоции. Когда тот окончательно замолчал, Карл протянул руку к его лампе на столике и зажёг ещё один свет, стало значительно светлей. Лампа Рафаэля была ярче — просто в свою Карл намеренно вкрутил более тусклую лампочку.

— Кажется, не так много времени прошло. Рано руки опускаешь, — юноша поднялся, пройдя в крошечный отсек «кухни», Рафаэль вновь увидел его шрам на спине. Карл достал из ящичка коробку, к которой мальчишка никогда не прикасался, зная, что это личная вещь его соседа. Порывшись в ней, юноша достал что-то и вернулся на кровать Рафаэля. Ничего не сказав, он начал делать какую-то повязку прямо на голове мальчишки, перемотав её так, что участок перевязи с каким-то мягким центром пришёлся как раз на синяк под глазом. Рафаэль так растерялся, что не успел ничего сделать.

— Фонарь к утру пройдёт. Ничерта в этом госпитале делать не умеют.

— Клаус прописал мне…

— Больше слушай этого… — Карл как-то очень грубо назвал Клауса, Рафаэль даже не понял, как именно — он такое слово редко слышал. Осознав, что это грубое ругательство, он снова немного покраснел. Мальчишка несколько раз кивнул, словно заверив Карла, что больше не будет его слушать. Но к горлу снова почему-то подступил комок.

— Эй, хватит хныкать. Перевязь размочишь — хуже будет. Если хочешь выговориться — выговаривайся.

— Клаус сказал… что ты не любишь, когда жалуются.

— Снова слушаешь этого придурка?

— Прости…

Карл больше ничего не сказал, но внимательно посмотрел на Рафаэля. Тот поуспокоился, сел, прислонившись к подушке, и сказал негромко, пребывая в таком состоянии, что даже не удивлялся тому, что Карл его слушает:

— Мама и папа настояли, чтоб я именно в этом году сюда поступал. Потому что и сестра тут… Подумали, что будет поддержка. Я так мечтал сюда попасть. Так хотел… стать настоящим охотником. Мне казалось, что даже мои недостатки можно обратить в преимущества. Папа сказал, что маленькие охотники более ловкие. Но я… просто сама неуклюжесть какая-то. Я не думал, что занятия на арене будут такими тяжёлыми. А однокурсники… — он помолчал, подбирая слово. — Такими неприветливыми. Без друзей очень сложно жить. Когда… не к кому прийти и поговорить. Или поделиться радостью. У меня есть сестра, но у неё уже совсем другой мир, да и меня дразнят, если я много с ней общаюсь. Ты прав, прошло совсем мало времени, а я уже успел выбиться из компании. И сейчас боюсь разочаровать родителей. Разочаровать сестру. Не доказать, что я достоин быть здесь, жить вне дома. Ведь они в меня… так верят.

Он ещё раз всхлипнул, но это было лишь остаточным явлением после слёз. Мальчишка теребил пальцами кончик одеяла.

— Но я понимаю ребят с моего курса. Они намного сильней меня, многие станут настоящими охотниками. Они хорошие, на самом деле, просто… «правильные». Им не интересно ничего, кроме арены, они отрабатывают свои навыки, развивают выносливость, как и положено охотникам.

— На одной мускулатуре далеко не уедешь. Когда на тебя попрёт банши — ты не будешь набрасываться на неё с пулемётом, — сказал Карл довольно мрачно, словно даже самому себе. Какое-то время он молчал, после поднял голову, задумчиво взглянув на свою лампу и сказав:

— Если бы все были такими ангелами, как ты, может, я и не стал бы тем, кем стал.

Карл поднялся с кровати, похлопал Рафаэля по сбитым волосам, выключил обе лампы и вернулся на свою кровать.

— Спи, светлячок. До побудки не так много времени.

Всё произошло так быстро, что Рафаэль ничего не успел сообразить. Всё, что сказал Карл, его поведение… это абсолютно не соответствовало тому, что он про него узнал, что слышал. Не соответствовало тому, как к нему относились. Что, если первокурсники, приходя сюда, уже изначально получали отрицательную установку о Карле, или наоборот — слишком положительную, и относились к нему, как чужаку, который a priori выше их на голову? И никто не хотел узнать, какой он на самом деле.

— Карл, можно вопрос?

— Нет.

Рафаэль уже открыл было рот, чтобы спросить, кто такой Холден, но нарвался на этот ответ. Мальчишка одёрнул себя, осознав, что сейчас действительно было бы очень глупо начать эту тему — очевидно, болезненную для Карла. «А что значат эти слова? Если бы все… не стал бы…» Рафаэль взбил подушку, оббив об неё все кулаки, и утонул в ней щекой, со стороны здорового глаза. Мальчишка выпустил эмоцию, гнетущую его сердце, и поэтому быстро уснул, дав себе слово обдумать всё утром.

Глава 3

— Уверен, что не голодный?

— Нет-нет, правда.

— У тебя глаза голодные.

— Если проголодаюсь — у меня полный холодильник еды, — Рафаэль улыбнулся, размешав ложечкой сахар в чае. Эмма сидела напротив него, полноценно завтракая. Была передышка между дождями, которые лили, не прекращаясь, последние несколько дней. Почва вне мощёных дорожек была размыта, а площадь была под слоем воды, не спасли бы даже калоши. Самой популярной одеждой стал дождевик с глубоким капюшоном, и только Идина отказывалась надевать «это уродство, портящее укладку». Поэтому когда на выходные шёл дождь — она попросту сидела дома или приглашала приятельниц к себе в комнату. Не сказать, что Нима была этим довольна, но в целом ей было всё равно, она уходила на весь день, какой бы ни была погода. Эмма же, вооружившись таким плащом, добралась до столовой, чтобы поболтать с братом. Тот рассказывал об учёбе, о заданиях, девушка внимательно слушала и улыбалась своим мыслям.

— У тебя голосок повеселел. Всё наладилось?

— Всё и было хорошо, что ты…

— Рафаэль, я помню твой синяк. Голова не болит?

— Конечно, нет. Всё отлично, правда!

— Хорошо, поверю. Но всё равно — ты стал немного веселей, чем на прошлой неделе.

Рафаэль опустил взгляд к своей чашке, продолжая теребить ложку, хотя сахар давно растворился.

— Не поверишь… меня Карл поддержал.

Эмма немного смутилась, но быстро взяла себя в руки.

— И как же?

— Мы просто… поговорили. Мне кажется, он хороший, Эмма. Просто почему-то… такой. Его словно надо растопить.

Мальчишка хотел сказать что-то ещё, но в этот момент заметил приближавшуюся к ним высокую фигуру и замер. Это как раз был Карл. Обычно он не показывался в столовой, да и не выказывал, что они знакомы с Рафаэлем. Но теперь он подошёл прямо к их столику.

— Не одолжишь ключ от комнаты? Мой выпал где-то по дороге от арены до корпуса, а погода не слишком блещет, чтобы искать его сейчас, — сказал юноша.

— Да-да, конечно… — Рафаэль быстро притянул к себе сумку, начав в ней рыться. Потом опомнился и поднял взгляд.

— А, вы не знакомы? Это Эмма…

— Ты говорил, я помню, — коротко сказал Карл. Эмма отвела взгляд и не заметила, как не менее коротко юноша взглянул на неё. Рафаэль, наконец, достал ключ и протянул его юноше.

— Верну его тебе, как только найду свой. То есть, когда закончится дождь, — сказал Карл. После добавил:

— Сложно не понять, что вы брат с сестрой.

И он отвернулся, удалившись. Рафаэль и Эмма переглянулись. Было совершенно неясно, к чему юноша это сказал. И был ли это комплимент или насмешка.

* * *

— Идина, ты можешь быть немного серьёзней? — вздохнув, спросила Эмма. Идина подняла к подруге взгляд, перестав запиливать ноготь.

— Я сама серьёзность, что ты.

— Я вижу…

— Слушай, мы сделали два обхода, осталась только какая-то грубая работа типа перенести коробки с медикаментами со склада до лабораторий. Лично я этим заниматься не собираюсь. Если у тебя есть идеи по поводу того, как это сделать — я вся во внимании и слушаю тебя.

— До конца смены два часа, если будем носить по одной — управимся.

Идина скривилась, поправив медицинский халат, который на них нацепили.

— Ну ты серьёзно?

— Конечно.

— Парней, что ли, в госпитале нет?

— Но смена у нас.

— Предлагаю сходить в буфет перекусить — а там подумаем.

Эмма покачала головой, они спустились из ординаторской по лестнице на первый этаж. Когда девушка вдруг заметила направлявшуюся к выходу высокую фигуру. И, сама не до конца осознав, что на неё нашло, она окликнула Карла. Идина посмотрела на неё, как на полную идиотку. Эмма же покраснела, увидев, с каким удивлением остановился и обернулся Карл, чтобы посмотреть, кто его позвал. Завидев Эмму, он пару секунд стоял неподвижно, после, всё же подошёл к ним. Идина даже на каблуках чувствовала себя неловко, стоя рядом с этим высоким юношей.

— Прости, ты не мог бы нам… немного помочь? Если, конечно, не занят, я понимаю, конец дня, и…

— Что? — голос Карла был не слишком дружелюбным, но в нём чувствовалось расположение. Это придало Эмме уверенности, она улыбнулась и быстро взяла себя в руки, больше не запинаясь.

— У нас сегодня смена, а на склад завезли медикаменты, нам самим их не донести до лабораторий. Мы будем тебе очень признательны, если ты нам поможешь.

Идина незаметно наступила кончиком туфли на туфлю Эммы, но не успела ничего сказать, когда была поражена ответом Карла.

— Показывай, какие коробки. И в какую лабораторию.

Лицо Эммы озарилось улыбкой, она попросила Идину подождать тут, после чего быстро отвела Карла к складу, показав на несколько сложенных в углу коробок.

— Вот, все, которые помечены цифровой маркой. Лаборатория, которая в подвале, кажется, 2.1…

— Где препарируют. Ясно, — Карл кивнул, причём сказал это так спокойно, будто речь шла о чаепитии. Он взял сразу несколько коробок, с лёгкостью их подняв, после сказал:

— Можете идти домой, если ваша смена заканчивается на этом.

— Может быть, тебе кого-нибудь на подмогу позвать?..

Карл, уже направившийся к выходу, обернулся через плечо, взглянул на Эмму. Та сильно покраснела под этим насмешливым взглядом. Так ничего и не сказав, юноша удалился. Девушка быстро вернулась к Идине. Впрочем, той на месте не было, очевидно, она ушла в буфет. Именно там Эмма её и нашла, подруга уже успела заказать еду обеим.

— Ты с каких это пор имеешь такое воздействие на этого бугая, м? — сразу же спросила Идина.

— Ни с каких, — девушка обхватила ладонями чашку. — Мы просто знакомы. Мой брат ведь живёт с ним… вот и пересеклись разок.

— Да ладно. И ты вот так смело навязалась ему?

— Почему «навязалась»?

— Ну а что ты сделала? — Идина рассмеялась на выражение лица подруги. — Навязалась-навязалась.

— Не вижу в этом ничего такого, — Эмма вдруг нахмурилась. — Знаешь, если тебе не нравится — можешь таскать коробки сама.

— Ты чего? — искренне удивилась Идина. — На тебя не похоже. Почему это тема Карла так задевает тебя в последнее время?

— Тебе кажется.

— Эмма, я наблюдательней, чем многие думают!

— Я расхотела есть.

Эмма поднялась из-за стола и вышла из буфета, не обращая внимания на оклики Идины. Девушка вернулась в их комнату, домой как раз забежала Нима. Причём явно чем-то раздражённая.

— Что-то произошло? — сразу спросила Эмма. Нима ходила по комнате взад-вперёд, нервно дыша, и когда к ней обратились — выпалила:

— Этот старый урод достал меня! Если он ещё раз заявит, что место девушки — у домашнего очага, клянусь, я снесу ему его волосатую голову!

— Схлестнулись с Логаном?..

— С кем ещё, Эмма?! С кем ещё!

— Почему он так?

— Есть причины. Ненавижу его…

— Может быть, ты ему нравишься?

Эмма вздрогнула, когда Нима резко обернулась к ней, вся красная, скорее всего, от гнева.

— Что? Я нравлюсь этому кабелю, который ни одной юбки не упускает? Конечно, я ему нравлюсь, Эмма, потому что я особь женского пола! Но именно поэтому я ношу брюки — чтобы меня воспринимали как охотника, а не как добычу!

Нима отдышалась, пройдя к собственной кровати и сев на её край, тяжело вздохнув.

— Ладно, я спокойна. Извини, пожалуйста, что сорвалась. Просто больная тема. Ты как вообще? Как дежурство?

— Хорошо… ушла пораньше. Идина осталась ужинать, — Эмма подошла к соседке и села рядом. — Нима, не бери в голову. Всё правда хорошо. У каждого… есть преподаватель, с которым тяжело.

— У тебя есть?

— На первом курсе мне было тяжело с Уолтером.

Нима, наконец, добродушно усмехнулась.

— Неудивительно. Странный парень. Но безобидный, если его не провоцировать. А к «интерактивной» манере ведения лекций можно привыкнуть, — девушка вздохнула, после похлопала Эмму по плечу и поднялась, накинув на плечи ветровку. — Если ты свободна — прогуляемся? Хочу подышать свежим воздухом.

— Я… у меня домашнее, извини.

— Хорошо, понимаю. На днях надо будет куда-нибудь выбраться, отдохнуть, не находишь?

— Пожалуй.

Нима отсалютовала Эмме и вышла за дверь. Девушка прошла к рабочему столу, достала учебники и начала работать. Но мысли ей не подчинялись. Слишком глубоко засел в них голос Идины и её слова.

Она никогда не признавалась себе, что была влюблена в Карла. И сейчас этой мысли не было в её голове. Скорее, это было странное, комплексное чувство, которое менялось в зависимости от ситуации. Последним ярким воспоминанием был день их с Рафаэлем прилёта сюда. Когда девушка увидела Карла на носилках, едва живого. Сердце тогда дрогнуло от ужаса и жалости. Но речь не шла о высказываниях, как у большинства девушек, а-ля «ах, какой бедненький, несчастный, совсем замёрз, наверное, он пережил какой-нибудь тяжёлый поход», нет. Эта жалость была глубже. Впрочем, её сложно было назвать жалостью как таковой. К жалости может примешаться отвращение и презрение, даже безразличие. Это же чувство было подкреплено искренним беспокойством. Когда сжимается всё внутри, когда подрагивает сердце, когда хочется подойти и сказать, что всё обязательно будет хорошо, когда, наконец, хочется разделить с другим муку. Когда начинаешь видеть болезненные отблески недуга во взгляде, которых не видят другие, когда желаешь оградить от дальнейших страданий, увести, прервать череду ударов. Просто обнять и сказать всем злопыхателям, чтобы они замолчали. И не думаешь, нужно это другому или нет. Любовь ли это? Эмма не знала. Говорят, когда в чувстве возникает что-то материнское, заботливое — то это лишь укрепляет любовь. Что она о ней знала? Ничего. Как ей казалось. И эта пропасть между ней и Карлом блокировала любые мысли на этот счёт. Он не принадлежал этому миру. И она, как немногие здесь, в академии, видела это по его тяжёлому, отчуждённому взгляду.

* * *

Ночь, наконец, была без дождя. Лунный свет, словно солнечный, но более нежный, освещал здания академии. Его лучи, более мягкие, даже интимные, проникали в здания, образуя мягкие дорожки на стенах, накидывая на коридоры и комнаты вуаль таинственной дымки.

Лара держалась пальцами за край стола, прижавшись к нему поясницей, откинув голову и жмурясь. Уолтер впивался в её шею, делая небыстрые, размеренные глотки, держа женщину, чтобы та невольно не вырвалась и не сделала себе больней.

— Тебе… всё ещё мало? — немного нервно выдохнула Лара, сжимая пальцами дужку снятых очков. Уолтер ответил, прямо ей в шею, не переставая крепко её обнимать:

— Если бы ты была немного внимательней, то заметила бы, что я уже больше минуты не пью, — за этим высказыванием последовало подлое хихиканье и сладкое причмокивание сытого вампира. Лара вспыхнула и резко оттолкнула демонолога, прижав платок к шее.

— Ты омерзителен.

— Ты говоришь это каждый раз, — пожал плечами Уолтер, утерев губы, после взглянул на шею Лары. — Зачем платок, я уже залечил твою шею своими лечебными поцелуями.

— Теперь мне нужно в душ.

— Можно с тобой?

— Убирайся.

Уолтер вздохнул и поплёлся к двери, исчезнув за ней. Но едва Лара скрылась в санузле, как дверь снова открылась, мужчина с подлой улыбкой зашёл, обратился летучей мышью и повис под потолком, замаскировавшись за одним из плафонов люстры. Лара вскоре вышла, накинув на себя полотенце, прошла к кровати и начала одеваться, не оборачиваясь. Летучая мышь могла видеть лишь её спину. Накинув на себе ночную сорочку, Лара замерла, после сделала несколько шагов, не предвещавших ничего плохого. А затем у неё под ногами разбилась какая-то склянка, Уолтер пискнул и шлёпнулся на подставленную ладонь, сражённый мощью волны, отошедшей от зелья. Лара сжала его в кулаке.

— Сколько раз я ещё должна повторять, чтобы ты не смел подглядывать за мной? — она подошла к окну и выбросила мышь на улицу, та быстро раскинула крылья и вернулась на подоконник, уткнувшись мордочкой в стекло, с тоской смотря на Лару. Та скрестила на груди руки.

— Я же сказала: нет.

Летучая мышь надула губы и задрожала, уши опали.

— Нет.

Послышался милый чих. Потом наигранный кашель. Уолтер распластался на внешнем подоконнике, начав дёргать крыльями. Лара безнадёжно вздохнула, открыла окно, взяла мышь на руки и прошла к кровати, забравшись под одеяло и уложив зверька рядом.

— Даже не думай снова превращаться в человека. И если я раздавлю тебя во сне — я буду невиновата.

Женщина легла на спину и в скором времени уснула. Уолтер вскарабкался по одеялу, немного зарылся под него и лёг на грудь женщины рыльцем, улыбчивая мордочка уставилась на Лару. Вскоре глаза-бусины тоже закрылись.

* * *

Мало кто знал, что за стенами этого оплота людей властных и непреклонных, на ограждённой специальным полем древней магии территории находилось то место, которое вполне можно было назвать природным уголком красоты и спокойствия. Когда зима добиралась сюда, место теряло свой уникальный цвет, но до первого снега и после схода последнего — всё окрашивалось. И это неясное, мягкое свечение успокаивало беспокойные души.

Эмма отправилась на конную прогулку на эту не ограждённую территорию. Она уехала вечером, забрав своего коня из конюшни арены, так, чтобы её не заметили, и выбралась за пределы академии. Как раз туда, где ещё действовало поле, где ещё не царила вечная зима. Девушка всё ещё была рассеяна и задумчива, периодически разговаривала со своим конём. Она забыла надеть часы и не следила за передвижением солнца. Поэтому девушка поняла, что уже поздно, когда внезапно стемнело. Эмма очнулась от своей задумчивости, вздрогнув, и поскакала обратно к окружной стене. Спешившись уже у одного из чёрных ходов, через который наружу выбирались непокорные студенты, Эмма направилась к этим своеобразным воротам. Она успела их преодолеть, когда вдруг её конь что-то фыркнул, а на губы девушки опустилась ладонь. Эмма захотела что-то крикнуть, но где-то над головой услышала:

— Не пытайся кричать.

Она замерла. Она не могла не узнать голос Карла. Тот всматривался в ночную темноту, но ввиду своего положения Эмма не видела, как глаза юноши едва заметно светились. Не спуская глаз с чего-то в ночи, он вывел Эмму и её коня обратно, через ворота-щель — за окружную стену, и лишь после этого отпустив. Эмма быстро обернулась, отойдя на шаг.

— Что ты тут делаешь? — удивлённо, но смущённо спросила она.

— То же могу спросить у тебя. Попадись ты этому патрулю — у тебя были бы крупные проблемы. Сегодня дежурит Клаус.

— Там… был патруль? — Эмма не заметила его, даже не услышала. Неловко убрав выбившуюся прядь за ухо, девушка выдохнула:

— Тогда спасибо тебе… Но вряд ли Клаус причинил бы мне вред.

Карл кивнул, смотря на коня девушки.

— Так что ты здесь делаешь, — его интонации даже не были вопросительными. Ответ был обязателен, и это не обсуждалось.

— Я… ушла на прогулку, но задержалась.

— Ясно.

— А ты?

— Вышел покурить.

Эмма недоверчиво, но немного грустно посмотрела на юношу.

— Ты куришь?..

— Раза два в год. При особых обстоятельствах. На территории это запрещено. Да и по запаху табака тебя любая тварь найдёт, — он без улыбки, зло усмехнулся. — И я не только про Клауса.

Эмма кивнула, чувствуя себя не в своей тарелке, после обернулась на расщелину.

— Наверное, патруль уже прошёл…

— Он дежурит рейдами, и в ближайшие полчаса они с места не сдвинутся отсюда, — сказал Карл, рассматривая гриву коня.

— Откуда ты знаешь?

— Сам дежурил.

— Но как мне попасть обратно?

— Выхода за поле ты не выдержишь, в твоей одежде. Обходить бесполезно. Просто подожди хотя бы полчаса.

Эмма невольно коротко кивнула и подошла к коню, тот вытянул к ней шею, девушка потрепала его по гриве. Карл быстро взглянул на девушку, после отвернулся и направился куда-то по проторенной студентами тропинке. Эмма, сама не зная, зачем, быстро последовал за ним, оставив коня у расщелины.

— Куда ты?

Карл слегка опустил и обернул голову, посмотрев на Эмму, та мгновенно пожалела, что спросила.

— Прогуляться.

— Ты же хотел покурить…

— Не при тебе же воздух отравлять. Вы с младшим светлячком слишком хрупкие, чтобы вдыхать ядовитые пары.

Эмма покраснела точно так же сильно, как Рафаэль, когда его впервые так называли. Девушка так смутилась, что не заметила, как Карл внезапно остановился, обернувшись куда-то.

— Знаешь, что там? — он кивнул на небольшой холм.

— Нет.

— Странно. Что мало кто знает.

Юноша направился вверх по холму, Эмма поспешила за ним. Она шла за его спиной, едва успевая. После прогулки девушка успела устать, её клонило в сон. Однако когда они оказались на верхушке холма, Эмма замерла.

Под ними простиралось поле сиреневых цветов нежного, излучавшего тепло оттенка, который окрашивал землю и воздух в своё мягкое лиловое сияние. Вечерняя роса и оставшиеся капли дождя блестели на хрупких лепестках, источая ненавязчивую, лёгкую свежесть. Это дуновение укромного уголка самой гармонии подхватил ветер и донёс едва уловимый аромат цветов до Эммы, своим лёгким порывом растрепав кончики её кос.

— Боже, как красиво… — выдохнула девушка. — Можно… туда спуститься?

Карл ничего не ответил, но начал спускаться, уже у самого подножия, на крутом участке спуска подав Эмме руку. Девушка приняла его помощь и спрыгнула на землю, смущённо удержав длинную юбку. После она присела, подобрав полы юбки, и протянула руки к цветам. Воздушные лепестки казались пушистыми, но они были нежными и гладкими, как кожа ребёнка. Карл опустился на землю неподалёку, откинувшись спиной к склону холма, смотря на ободок луны, чей свет отражался в хрустальных лепестках цветов.

— Как мы могли не знать об этом месте… — поразилась Эмма.

— Люди куда менее наблюдательны, чем они сами думают, — отозвался Карл. Эмма поджала губы, опустив взгляд, сделав вид, что разглядывает лепестки.

— Как там Рафаэль?

— Живой.

— Я знаю, но… — Эмма запнулась. — Просто он очень волновался, когда поступал сюда, и…

— Таким, как он, здесь нечего делать.

Девушка замерла и невольно обернулась, не поднимаясь.

— Почему ты так считаешь?

— Охотники — люди жёсткие и грубые. А на начальном этапе — ещё и по-глупому жестокие, полные подростковых замашек. Не принимающие тех, кто слабее или сильнее их. Завистливые и вечно осуждающие то, на что идёшь из безысходности. Это место его испортит. Если только он не решит сменить факультет.

— Он хочет стать охотником.

Карл едва заметно нахмурился, но к Эмме не обернулся. Затем поднялся.

— Его сломают.

— Если у него будет поддержка — не сломают.

— Поддержки не будет.

— Почему… ты так думаешь?

— Потому что на первом курсе каждый выживает, как может. Все озлобятся. Ты не сможешь всегда быть рядом. Он слишком добрый, чтобы найти в этой среде друзей.

Эмма не сразу нашлась, что сказать. Но… она и не думала спорить. Что поразило Карла настолько, что он ненадолго взглянул на неё, когда она заговорила:

— Я знаю, в чём-то ты прав. Рафаэль всегда… был немного наособицу. У нас в поселении его очень любят, но среди сверстников у него нет друзей. В раннем детстве он сильно переболел. После болезни он вернулся уже таким… немного… — Эмма вздохнула. — Много другим. Я жалею лишь об одном. Что не могу всё время быть рядом с ним. Но я понимаю, что глупо надеяться оградить его от этого мира. Когда-нибудь он всё равно должен будет его познать.

— И вы решили забросить его сюда в качестве шокотерапии?

— Н-нет, вовсе нет, просто… Я не знаю, почему родители настояли на этом.

— Твоё мнение не приняли в расчёт?

— Моё мнение? — Эмма удивлённо взглянула на Карла.

— Ты, зная, что здесь, — не попыталась его уберечь?

— Почему я должна была?

— Ты его сестра.

Эмма на какое-то время замолчала. После она поднялась, скрестив на груди руки и опустив взгляд, чуть отвернувшись от Карла.

— Я сейчас… скажу одну вещь, и ты, скорее всего, возненавидишь меня.

— Ненависть — самое глупое чувство, которое может испытывать человек.

Эмма набралась смелости и сказала:

— Я не всегда его так любила. Не всегда умела его любить. Когда он родился… я его почти ненавидела. Я не хотела делить наш дом ещё с кем-то. Делить родителей с кем-то. Я была ужасной сестрой. Но когда он лет в 6 заболел… Что-то надломилось. Я поняла, что мне будет безумно больно, если его не станет. И когда он выкарабкался — была так счастлива, что представить сложно.

Раздалась глухая усмешка.

— А ты дьяволица в теле ангела, — Карл тоже поднялся, всё же, достал из кармана уже помятую сигарету и зажигалку, поджёг кончик сигареты и отошёл от Эммы на несколько метров, встав полубоком, чтобы дым не долетал до неё.

— У всех бывают моменты. Не нагнетай. Просто тебе и твоим родителям стоит понять, что Рафаэля вы потеряете. Выйдет отсюда уже измученная тень.

— Я надеюсь, он изменит своё мнение. Ведь профилирование… начинается со второго курса. Первый для юношей един.

— Если он хочет стать теологом, священником, медиком, кем угодно — неужели, в вашем поселении нет учебного заведения?

— Только школа… Хороший интернат, включающий не только школу, но и дальнейшее обучение, есть в соседнем поселении, но туда долго добираться, пришлось бы переселяться. А дорога от нашего, западного, дотуда небезопасна. Ночью горы кишат нечистью. И финансово… это было бы тяжело. Наше поселение намного более продвинуто в плане связей с академией и разработкой оружия… но есть вот такой большой минус.

Карл ничего не ответил. Эмма тоже не оборачивалась, но краем глаза видела, что юноша стоял неподалёку. Вот только по ощущениям между ними была бездна.

— Рафаэль сказал, что ты добр с ним.

Эмма сама не знала, зачем это сказала. Она заметила едва уловимое движение со стороны Карла, кажется, тот удивился.

— Ему все кажутся добрыми. Даже ублюдки с первого курса, которые его обижают.

Девушка слегка покраснела от столь резкого и грубого высказывания. Лишь через какое-то время смысл его слов дошёл до неё, она быстро обернулась, сделав шаг к юноше.

— Его обижают?..

— Ты удивлена?

Эмма опустила взгляд и, подумав, сказала:

— Нет.

Карл выдохнул последнее облачко дыма и убрал окурок в какую-то жестяную коробочку, запихнув её во внутренний карман. После юноша спрятал руки в карманах, подняв взгляд к небу.

— Когда я увидел его в первый раз, то сразу понял, что он твой брат. Вы очень похожи. Словно двойняшки.

— Мы были знакомы?.. — это вновь вырвалось само собой. Просто она не думала, что Карл знал о её существовании до рассказов Рафаэля.

— Я знаю в академии всех и всё. Я здесь рос.

Эмма замерла. Неужели, юноша говорил о чём-то, что касалось его прошлого?..

— Но ты так часто исчезаешь, и…

— И что? — Карл резко прервал её. Та смутилась. Но после вздохнула, чуть крепче прижав к груди скрещённые руки и заговорив негромко:

— Просто о тебе ходит бесконечное количество слухов. Хороших и плохих. Но мне всегда казалось глупым верить им. Рафаэль сказал, что ты поддержал его в сложный момент. А это уже опровергает половину этих слухов. И сложно осуждать человека, который скитается по разным местам, подвергаясь всевозможным опасностям.

Эмма замолчала, смотря на лепестки цветов, которые постепенно начинали трепетать под порывами ветра. Лунный свет отражался в вечерней росе, из-за чего цвет лепестков и общая атмосфера становились истинно неповторимыми и уникальными.

— Странно слышать это от постороннего человека.

Эмма вздрогнула, быстро обернувшись. Карл стоял рядом с ней. Она не слышала, как он подошёл, поэтому очень смутилась того, что так заметно вздрогнула от неожиданности.

— У всех бывают чёрные полосы и моменты в жизни, когда хочется просто молчать. У твоего брата он тоже наступит. Не давай ему закрыться в себе.

Девушка перевела дыхание и, набравшись смелости, сказала:

— Мне кажется, что ты судишь по собственному опыту.

— Очень может быть.

— Ты закрывался?

— Я не открывался. А когда открылся единственный раз, кончилось всё тем, что я бросился головой вниз.

Эмма нервно сглотнула.

— Куда?

— Скорей, откуда.

— Откуда?..

— С башни.

— Но ведь… ты выжил.

— Какая наблюдательность.

Девушке стало настолько неуютно, что по спине пробежался холодок. Она бы никогда не подумала, что Карла могли посещать мысли о самоубийстве.

— Расслабься, ничего страшного, как видишь, не произошло, — голос юноши вырвал её из мрачных мыслей. — Понимаешь в такой момент, что всё преходящее. И, в принципе, решить можно все проблемы. Кроме одной: ты уже летишь с башни.

— Как… ты выжил?

— Спасли.

Карл отвернулся, прошёл к пригорку и сел на него, достав ещё одну сигарету. Но нахмурился, нервно выдохнув в сторону, когда рядом села Эмма.

— Я же сказал, что не хочу, чтобы ты дышала этим.

— Так не кури.

Карл невольно перевёл взгляд на девушку, после усмехнулся.

— А ты властная.

Он сделал ещё несколько затяжек, но после погасил огонёк и убрал окурок туда же, куда убрал первый. А затем вдруг положил ладонь на глаза, словно вдавив её в кожу век.

— Что такое? — с беспокойством спросила Эмма. И ей показалось, что она увидела свечение, просочившееся между пальцами юноши.

— Забудь. Это на запах табака.

Выдохнув это, Карл отвернулся, так и не взглянув на девушку. Вновь повисла пауза. У Эммы не было с собой часов, она не знала, сколько прошло времени. Возможно, пора было возвращаться, и патруль уже прошёл… но что-то её держало.

— Твой брат очень добрый, Эмма. Он попытался понять то, о чём остальные судят по предубеждениям и слухам.

Эта фраза заставила девушку замереть. Во-первых, он назвал её по имени. Кажется, впервые. Во-вторых, эти слова о брате, о слухах… То, что он имел в виду, было на поверхности, всё было очевидно. Но эта дверь ещё была наглухо закрыта. Юноша встал.

— Но скажи ему — пусть не пытается. Чем меньше он будет знать и думать, тем легче ему будет здесь выжить. Патруль прошёл. Идём.

Эмма не стала спрашивать, откуда он узнал. Видимо, юноша прекрасно ориентировался во времени.

Они вновь поднялись на холмик, Эмма ещё раз обернулась на цветы.

— Никому не говори об этом месте, — услышала она голос ушедшего вперёд Карла.

— Почему?

— Безмозглые влюблённые начнут рвать цветы, и через пару недель от поляны не останется ни цветка. Вместо того чтобы подарить девушке всё поле — они будут таскать по мёртвым обрубкам, которые простоят день-два.

Эмма очень заторможенно кивнула. Рассуждения Карла были простыми, но столь мрачными… правильными до мрачного. Когда они направились вдоль холма, юноша остановился и вздохнул. К ним направлялась чья-то фигура.

— Снова гости.

Эмма испугалась, но немного успокоилась, узнав в фигуре приблизившегося человека Чарльза.

— Добрый вечер, сэр…

— Добрый вечер, Эмма. Что вы делаете здесь так поздно? — последний вопрос был явно обращён к Карлу. Тот пожал плечами и продемонстрировал пачку сигарет. Теолог грустно вздохнул, значительно посмотрев на юношу.

— Знаете, редко. Но сегодня…

— Да, я помню. Но воздержитесь от этого. Особенно в компании студенток, — он перевёл взгляд на Эмму, та сильно покраснела.

— Простите?..

— Не пугайте девушку, подумает, что у меня на уме что-то непристойное, — пусть здесь и предполагалась усмешка — её не было, Карл сказал это совершенно ровно. Чарльз кивнул, поправил свой плащ и кивнул куда-то вдаль.

— Тогда советую вам поторопиться. Я как раз шёл в келью.

— Доброй ночи, сэр.

Чарльз поднял взгляд к луне.

— Доброй.

Они вернулись на территорию академии, Карл взял коня за поводья и сказал, что сам отведёт его на арену.

— Но я могу сама…

— Поверь, если ты нарвёшься на Логана — это будет в разы страшней, чем патруль.

— Ладно… передавай привет Рафаэлю, — и девушка, осознав, что снова ляпнула глупость, быстро отвернулась и пошла по ночной темноте к своему корпусу. Благо, стоявший на вахте смотритель в это время уже всегда спал, и многие в их корпусе не боялись нарушать комендантский час. Эмма замерла на одном из поворотов, когда увидела чью-то фигуру. На неё направили фонарь, и она не успела уйти с линии света, лишь прикрывшись рукой. Однако когда она услышала голос — более-менее успокоилась.

— Вот уж не подумал бы, что ты можешь быть нарушителем! — Клаус погасил свет и прошёл к Эмме, та виновато улыбнулась, обхватив пальцами правой руки локоть левой.

— Я загулялась на ночь глядя…

— Да вот я заметил. Странно только, что одна гуляешь. Обычно в такое время только парочки и разгоняешь. Идём, доведу тебя до корпуса.

Эмма поджала губы. Она осознала, что если скажет, что была с Карлом, то уже утром вся академия будет об этом знать и, естественно, не так поймёт. Она уже боялась себе представить, какую тираду сейчас разведёт Идина, указав на часы… верней, с какими вопросами она начнёт к ней приставать, несмотря на их ссору. Поэтому девушка решила благоразумно промолчать.

— Глупо, конечно, ставить нас, пятый курс, на эти патрули, — Клаус говорил негромко, чтобы остальные патрульные, ошивавшиеся где-то здесь, его не услышали. — Нам и так забот хватает. У меня эта практика в госпитале, у охотников — сплошная арена и вылазки за территорию… Хотя да, сейчас их поменьше стало, — юноша глухо усмехнулся. — После того-то случая.

— Какого?

— Да, тебя же не было ещё здесь… когда из экспедиции почти никто не вернулся.

Что-то знакомым эхом отозвалось в памяти Эммы.

— Это, случайно, не та экспедиция…

— Которую возглавлял Карл. Потому так много народу и согласилось туда лететь — потому что думали, что наш супергерой всех спасёт. Ошиблись.

— Когда это было?

— Да года три назад. Ты как раз на следующий год поступила.

— Понятно… — Эмма задумчиво убрала за ухо прядь волос. Была ли эта экспедиция как-то связана с тем, что сказал ей сегодня Карл? С той башней, с самоубийством?.. Но мысль не успела уйти дальше — девушка почувствовала, что рука Клауса тянулась к её руке, и быстро вновь подняла её, второй раз заправив прядь и спросив:

— Куда планируешь после выпуска?

— Может, вернусь домой, у нас поселение огромное, там как раз медики нужны. Не думаю, что тут останусь, мне хватило пяти лет обучения. А ты?

— Я тоже вернусь домой. Хотя здесь останется брат… Поэтому, возможно, до его выпуска поработаю здесь — а потом мы вернёмся вместе.

— Да ладно тебе, взрослый парень уже будет, нужна ты ему будешь сто лет. К себе-то ещё никто не приглашал?

Эмма вскинула к нему взгляд.

— В каком плане?

— Ну тебе лет сколько? Обычно охотники все по парочкам годам к 18. Сама знаешь, в нашей среде быстро живут и рано умирают.

Девушка натянуто улыбнулась, чтобы уйти от темы.

— Ты слишком мрачно мыслишь…

— Реалистично, скорее. Везде, где в семье охотники — мало живут. Это уже кровная месть. На генном уровне, — Клаус глухо усмехнулся. — А они будут говорить, что это зверьё не имеет памяти… всё они помнят. Пойдём тут.

Эмма ничего не успела сделать — Клаус ухватил её за руку и повёл через скрытую колоннаду. Так срезался путь, но девушка предпочитала здесь не ходить — здесь были оружейные, и место казалось мрачным. Клаус вдруг остановился, остановив девушку, и заставил её обернуться к себе, заглянув в самые глаза. Эмма ощутила, как ей стало страшно.

В этот момент раздались шаги и чьё-то глухое рычание. Оба студента замерли, прислушавшись. Шаги покружили вокруг них, но после затихли.

— Что это было?.. — шепнула Эмма.

— Не знаю. Может, Логан бродит… Так не полнолуние…

Воспользовавшись тем, что Клаус её больше не держит, Эмма опомнилась, быстро выпалила «спасибо, я пойду» и едва ли не побежала до корпуса. Там она незамеченной пробралась мимо смотрителя и вскоре оказалась в комнате, отдышавшись.

Клаус, оставшийся один, сильно нахмурился, и вышел из-за колоннады, ругнувшись.

— «Логан», да?

Клаус обернулся, засветив фонарём того, кто это сказал, но едва увидел ядовитые рыжие волосы — стиснул зубы.

— Ты что тут делаешь?

— Свет опусти.

Клаус опустил фонарь, взял себя в руки и усмехнулся.

— Что, не спится, совесть мучает?

— Дело не твоё.

— Святой день священных воспоминаний, вот и бродишь?

— А у тебя, смотрю, ночь неудачной поимки девушек.

— Не твоё дело.

— Согласен.

— Шёл бы ты к своему оборотню.

— Если ты не заметил, сейчас не полнолуние.

— Какая разница, зверь остаётся зверем и в канун.

Карл не отреагировал и лишь пошёл дальше к своему корпусу.

— Три года назад примерно в это время ты его бросил.

Клаус больше не успел ничего сказать или сообразить — как уже лежал на земле. Челюсть жутко болела. Карл стоял рядом, сжимая кулаки.

— Ещё раз ты скажешь что-то о Холдене — я тебе хребет сломаю.

— Как кровожадно. Выучился этому выражению у Логана?

Карл отвернулся и, больше не слушая юношу, удалился, словно слившись с ночной темнотой. Казалось, даже его яркие волосы потускнели. Впрочем, несмотря на этот цвет, лицо юноша не было подёрнуто характерной для рыжих людей пигментацией.

Он растворился в своих мыслях и вернулся в комнату лишь под утро. Взглянув на рулет в виде Рафаэля, завернувшегося в одеяло, как в кокон, Карл тяжело вздохнул, ощутив, как неприятно что-то отдало в воспоминаниях. Он разделся и, истощённый воспоминаниями больше, чем походом, рухнул на кровать, так и не пошевелившись за всё время сна.

* * *

Приближался конец первого месяца обучения. Многое встало на свои места, перешло в ту фазу, которой было суждено остаться до выпуска, если бы ничто не нарушило спокойствия этих стен. Буран за пределами защитного поля затихал под утро, но ночью существа со слухом, острее человеческого, могли слышать его протяжные завывания. В остальном же академия спала спокойно, гася свет так же, как страсти, в тишине комнат, по окнам которых хлестал непокорный дождь.

Когда первые капли начали орошать землю, Карл, вздохнув, поднялся, отряхнув куртку. Студенты бросились врассыпную, словно муравьи, спеша и суетясь, чтобы не промокнуть. Был выходной, поэтому дождь «смыл» всех высыпавших на улицу гулять юных охотников и охотниц. «Это всего лишь дождь…» Волосы юноши быстро намокли, и едва вода стала скатываться по лицу, ему стало не по себе. Тем не менее, Карл сжал кулаки, убрав руки в карманы, и спокойно дошёл до общежития. Зайдя, он снял вымокшую куртку и, встряхнув её, повесил на дверцу шкафа сохнуть.

— Типичный конец сентября, — сказал он негромко. Краем глаза он заметил, что Рафаэль сидел за рабочим столом, держа в руках чашку с тёплым кипятком. Мальчишка был бледноват. Не став навязываться, Карл закатал рукава свитера, прошёл на кухню, взял тряпку и проложил её у окна, чтобы успевшая натечь вода (видимо, Рафаэль не сразу закрыл окно) не скатывалась с подоконника на пол. После юноша вернулся в отсек кухни, потрогал чайник, тот был горячий. Карл отвернулся от Рафаэля и достал что-то из холодильника.

Рафаэль дрожавшей рукой дописывал домашнее задание, его подташнивало. Щёки впали, а взгляд нездорово блестел. Он периодически делал глотки горячей воды, пытаясь обмануть организм. Юноша взглянул на время — был уже вечер. «Ещё немного…»

— Хэй.

Рафаэль резко поднял взгляд к Карлу, тот кивнул ему на стол, на место напротив себя. Мальчишка удивлённо моргнул, после поднялся и прошёл к столу.

— Что?

— Есть садись.

— Что?..

— Тебя заело? Не знаю, как тебе это удалось, но, судя по твоему лицу, ты потерял ещё несколько килограмм.

— Спасибо, я…

Карл промолчал, просто посмотрев на Рафаэля. Тот ощутил, как скрутило всё в желудке, и сел за стол, послушно взяв ложку. Похлёбка, которую подогрел юноша, не слишком приятно пахла, было видно, что это чисто походная еда… Но Рафаэлю было неважно — он начал осторожно есть. И сразу же обжёгся. Подув на вторую ложку, он уже распробовал вкус. И то ли от голода, то ли на самом деле — но было очень вкусно.

— Сколько ты уже не ешь?

Рафаэль снова поднял взгляд, виноватый, даже немного испуганный. Как он мог узнать?.. Карл сидел напротив, скрестив руки и положив локти на стол, ссутулившись.

— Дай угадаю. Не рассчитал первый месяц стипендию, деньги закончились, а попросить не позволяет совесть или гордость. Так?

Мальчишка хотел что-то ответить, но ощутил, как подступил комок к горлу, а губы задрожали.

— Реветь собрался? Верно, суп постный. Посолишь.

— Откуда ты знаешь? — наконец, сдавленно произнёс Рафаэль.

— Таким же был мой первый месяц здесь. Так сколько не ешь?

— С пятницы.

— Не так много, два дня.

— На выходных просто не кормят…

— Да и в пятницу не еда была, а одно название. Вегетарианцы чёртовы. Нормальное питание вегетарианца сбалансировано и ещё более сытно и энергоёмко, чем у нас, но здесь это не умеют делать.

Карл вздохнул и взял свою ложку, тоже начав есть, отметив, что Рафаэль жадно набросился на похлёбку. После некоторой тишины юноша сказал:

— Помню я этот кризисный день. До стипендии было три дня, а у меня не было ничего, кроме полупустой пачки сигарет и упаковки каких-то сухофруктов. Жил тогда с кем-то из старших курсов, так гордость не позволила попросить.

— Ты куришь?..

— Почему вас обоих это так удивляет.

— А кого ещё?

Карл задумался.

— Неважно.

— И как ты выбрался?

— Перетерпел. Но мне можно, я всегда был крепкий. Тебе нельзя голодать.

Мальчишка кивнул, больше ничего не спросив. Он и так был удивлён такому поведению соседа… Рафаэль довольно быстро справился с едой, после обхватил пальцами чашку с чаем. Поймал на себе взгляд Карла, осознав, что схватил его чашку, и быстро отстранил её, но юноша кивнул.

— Бери, я не брезгливый.

— Спасибо… В понедельник ведь выдадут стипендию?

— Ну да.

— Сколько я тебе буду должен?

Юноша поднял взгляд, словно начав считать, но после пожал плечами:

— А сколько дашь за эту гадость?

— Не гадость…

— Забудь. Нисколько.

— Но…

— Ты ведь притащил мне в первый день яблоки. Теперь мы в расчёте.

Рафаэль снова удивлённо моргнул и, наконец, улыбнулся. Желудок благодарно заурчал, мальчишка откинулся к спинке стула.

— Карл, почему ты это делаешь?

Юноша на несколько мгновений замер, после поднял взгляд к мальчишке.

— Чем вызван вопрос?

— Просто…

— Если «просто» — то жалко на тебя смотреть. Ты и так мелкий, а тут ещё и за сущую мелочь, а не время, потерял в весе. Меня бы стали обвинять в том, что я отнимаю у тебя деньги и морю голодом.

— Я напоминаю тебе кого-то?

Рафаэль съёжился. Он увидел, увы, знакомую эмоцию во взгляде Карла. Это был гнев. Однако его не одёрнули, как в прошлый раз. Юноша спокойно поднялся и взял свою миску.

— Зришь в корень.

Он отвернулся к раковине и начал мыть ту немногочисленную посуду, которая была.

— Кого?

— Иди спать. Ты поел — и тебя вырубит где-нибудь в ванной, если сейчас же не уснёшь.

Рафаэль понял, что больше ничего не добьётся. Спросить про Холдена? Или не рисковать? Мальчишке уже открыл рот, чтобы задать вопрос, но какое-то невольное движение Карла отпугнуло его. Рафаэль смутился, выдохнул «огромное спасибо» и прошёл к кровати.

— А посуду за собой мыть тебя не учили?

Рафаэль покраснел, быстро обернувшись, но Карл лишь усмехнулся.

— Иди спать, светлячок.

Глава 4

Дом наполняли если не крики, то голоса, разговаривавшие на повышенных тонах. Ссорились мужчина и женщина. Их вопли проникали в самые отдалённые уголки деревянного дома, в каждую комнату, в каждый предмет, в каждую душу. Но лишь одна такая душа пыталась укрыться от этих криков. В небольшой комнате на полу, прислонившись к стене спиной, прижав колени к груди и обхватив голову руками, сидел мальчишка. Он сдавливал виски пальцами, запустив их в рыжие пряди волос. Глаза были зажмурены, парня трясло.

— Хорош охотник будет, нечего сказать! — раздался мужской крик. — Я не соглашался на такое, ясно тебе?

— Думаешь, мне в радость его воспитывать? — отозвался женский голос. — Этого сумасшедшего.

— Так давно бы сдала его в сумасшедший дом!

— Это болезнь, вообще-то.

— Плевать мне на то, болезнь это или нет, лечить этого оборванца из своего кармана я не намерен!

Мальчишка поднялся, всё ещё жмурясь, сделал несколько шагов вперёд, наткнулся на полку, отшатнулся и упал, скрючившись на полу, снова схватившись за голову. После он отполз под кровать.

— Его отец был такой же странный.

— Что ж ты за такого вышла?

— Мне лет-то сколько было? Пора было, выдали!

— К чёрту его, я не потерплю больше этого умалишённого в своём доме! Малолетний убийца — ещё и псих!

— И уже завтра всё поселение только и будет говорить о том, что ты выгнал пасынка. Докажешь, что он действительно сумасшедший!

— Может, ты его ещё защищать будешь? Вспомни, что он наплёл при всех!

Парень вслушался в голос матери, но перестал припадочно дрожать, когда раздался ответ:

— И не собиралась. Пусть идёт на все четыре стороны. Только не наделай шума.

Раздались шаги, дверь в комнату распахнулась. Из-под кровати было видно лишь ноги приближавшегося мужчины, но парень так и держал глаза закрытыми.

— А ну вылезай, мерзавец!

Под кровать проникла мощная рука и ухватила мальчишку за плечо, вытащив и встряхнув.

— Доигрался? Доигрался?! Смотри мне в глаза!

И лишь теперь парень разомкнул веки. И его отчим резко отшатнулся, оттолкнув от себя мальчишку, как нечто ядовитое. Глаза того были словно слепые, от них шло неясное свечение.

— В тебя… ещё и вселились! — выдохнул мужчина, пятясь. — Не смей приближаться! Принеси мне ружьё!

Последнее он явно крикнул супруге. Мальчишка сам попятился к двери, но натолкнулся на мать. Мужчина быстро подошёл к ней и выхватил у неё ружьё, нацелив его на пасынка.

— Убирайся.

Мальчишка покачал головой, снова пятясь, но на этот раз — к входной двери. Женщина начала начитывать что-то, и её сын понял, что это был заговор от нечисти. Он быстро обернулся и выбежал за дверь, споткнувшись на крыльце и упав на землю. Обернувшись, он увидел стоявших в дверном проёме отчима и мать. Взгляд мальчишки слегка погас, стала видна каряя радужка. Он поднялся.

— Я был прав, — его голос, казалось, уже ломался — столь рано. — У тебя нет сердца. Так же, как нет твоего женского органа.

— Я пристрелю тебя! — отчим вскинул ружьё, женщина стиснула зубы, шагнув вперёд.

— А знаешь, из-за кого?! Из-за тебя! Из-за того, что я дала жизнь такому чудовищу, как ты! Чтоб ты сгинул!

— А ты… умрёшь через несколько месяцев. Потому что открылась старая рана.

Ружьё, которое держал мужчина, невольно опустилось, но после раздался выстрел. Пуля пролетела в паре сантиметров от мальчишки. Он стиснул зубы и бросился бежать прочь.

Он видел страшную картину. От этого можно было сойти с ума. И ему требовались все силы, чтобы держаться в сознании и просто жить.

Помимо всех окружавших его предметов — он видел странное свечение, исходившее от них. Он видел сквозь стены. Сквозь предметы. Сквозь людей. И это было самым страшным. Видел, какие части их организмов поражены. Видел, какой слой тепла окутывает сердце, и по нему судил — добр ли человек. Раньше это было лишь периодически. Но теперь, когда его довели едва ли не до истерики — это свечение никак не уходило. Парень не мог найти успокоение, даже закрыв глаза — он видел сквозь веки. Он даже не мог уснуть. Он начинал лишаться рассудка.

Была ночь, но ему не нужен был свет. Он видел дорогу. Поэтому, едва не задохнувшись от беспамятного бега, он бросился к какому-то открытому амбару. Забившись там за загоны для овец, мальчишка рухнул на землю и попытался отдышаться. Взглянув на свои руки, он увидел, как зудят кости — накануне его били по рукам за то, что он наговорил лишнего во время службы. Он просто сказал то, что видел. Сказал правду о местном священнике. О его скрытой развратности, о которой никто не знал. Конечно, ему не поверили, его посчитали сумасшедшим. А после начали высмеивать его отчима и мать. Отдышавшись, мальчишка уткнулся лбом в землю, его плечи задрожали, лопатки выпирали на фоне рубахи, в которой он выбежал. Он глухо разрыдался.

«Я должен себя убить. Пока я не сошёл с ума. Пока не убил кого-то невинного»

Случай со священником был не первым. Как-то он в буквальном смысле до смерти напугал одного очень старого, вредного преподавателя в школе — тот наказывал его, называя последними словами, оскорбляя его родного отца, уже ушедшего, и когда от гнева взгляд мальчишки вспыхнул и стал нацелен на учителя — тот в ужасе отшатнулся и рухнул на пол. После он так же сильно пугал сверстников, и слухи о том, что он сам не человек, всё больше распространялись и укреплялись.

Ему было безумно тяжело жить. Это проклятье накатывало в минуты самых тяжёлых душевных переживаний. Когда он был совсем ребёнком, это случилось в первый раз — в день смерти его отца. Он его не помнил, но это яркое, вспыхнувшее пятно смерти перед ним ещё долго преследовало ночным кошмаром детские сновидения. Он был вынужден чуждаться остальных. Чтобы случайно не увидеть лишнего. Но с годами этот страх перешёл в злость. На себя, на жизнь, на мать, которая предала отца, которая готова была его самого бросить и отдавала на растерзания отчима. На отчима, который издевался над ним, использовал телесные наказания, унижал за его «странность» и «отчуждённость». Казалось, не хватало капли, чтобы чаша горечи перелилась через край и дала бы волю проклятью.

И этой каплей стали эти крики. Оскорбления. Предательство матери. «И не собиралась. Пусть идёт на все четыре стороны. Только не наделай шума» Не наделай шума… Они все заботились лишь об этом. Чтобы все думали, что их жизнь идеальна, в то время как в стенах дома царит тирания.

Что-то звучно прошелестело в воздухе, парень быстро сел, успев коротким движением утереть слёзы. Он вновь видел нечёткую картинку, словно бы у него было ужасное зрение, на которое наложили неправильные линзы, отделявшие границы, очертания предметов от самих предметов. Мальчишка прислушался. После увидел, как на одну из овец что-то набросилось, и по очертаниям он угадал, что это человек. Но после мгновенного блеяния ужаса пойманного животного всё затихло. Мальчишка затаил дыхание, но после выдохнул, сам не зная, зачем:

— Кто здесь?

Ответа не последовало. Тогда парень опустил взгляд, нащупал в кармане перочинный ножик и кое-как достал нужное ему лезвие. Не обороняться. Он торопился…

— Без резких движений.

Мальчишка вздрогнул, вскинув взгляд, и увидел неясные очертания стоявшего напротив него человека. Судя по голосу, это был мужчина. На запястье мальчишки отпустились чьи-то пальцы, ножик упал на землю.

— Вы кто?

— Да неважно. Почему ты играешь с холодным оружием?

— А вы не видите… — мальчишка стиснул зубы. — Не видите?!

Из глаз вновь хлынул свет, он захлопнул лицо руками, согнувшись, его снова начало колотить. Вместо блаженной темноты он видел, как по ладоням распространяется кровь.

На его голову опустилась ладонь, после его лицо поднял к себе незнакомец.

— С рождения такой?

— Откуда мне знать?

— Мне нравится твой характер, мы подружимся. Если ты никому не скажешь, что я ворую овец.

Мальчишка пригляделся. В очертаниях человека, в его ауре, было что-то звериное. Поэтому эта фраза не показалась ему странной. Но и сказать он ничего не успел — его вдруг подхватили на руки.

— Что вы делаете?!

— Вытаскиваю тебя из сумасшествия, наверное.

Мальчишка ощутил, что его куда-то несут, а после на него вдруг с силой надавило — будто существо, его державшее, развило огромную скорость за несколько секунд. Живот «подхватило», а свечения границ предметов куда-то уплыли. Через несколько минут парень ощутил, что его поставили на ноги.

— Смотри. Что видишь?

Мальчишка устремил взгляд вперёд. И все очертания вдруг исчезли. Словно их размыло.

— Ничего.

— Отлично. Присмотрись.

Тьма слегка посветлела. А после приобрела отчётливые очертания. Светлый, нежный цвет вшивался в дребезжавшую поверхность тёмно-синей, почти чёрной массы. И через несколько секунд стало ясно — это озеро. Вода. А в ней отражался лунный свет. Мальчишка несколько раз удивлённо моргнул и поднял взгляд — по ту сторону озера был лес.

— А теперь посмотри на меня.

Мальчишка поднял взгляд. Рядом с ним стоял юноша, почти мужчина, низ его скуластого лица был подёрнут щетиной, под затылком была крошечная коса. Он спокойно смотрел на своего внезапного спутника.

— Что вы сделали?

— Я как-то встретился с подобным проклятием. В этой же деревне. Странно. Ну, слышал, что рассказывали… Вода, говорят, — единственная непроницаемая материя. Сквозь неё это сквозное зрение не видит. Толща воды не прощупывается, даже проклятием. Тебя как зовут?

— Карл.

— Ты местный?

— Да. А вы?

— А я залётный. Слушай, парень. Я так понял, тебя выгнали, и ты хотел наложить на себя руки?

Карл не отозвался.

— Вас зовут Логан.

Мужчина пожал плечами.

— А сильное у тебя зрение. Видишь имя души. Редкий дар. Редкой мощи.

— Так что?

— У тебя были какие-то планы на будущее?

— Я хотел стать охотником.

— Предлагаю объединить усилия. И присоединиться к моей банде.

— Вас много?

— Будет двое, если согласишься.

Карл опустил взгляд.

— Почему?

— У меня каждую луну кризис, мне нужен кто-то, кто будет меня контролировать. Не очень хочется убивать людей. Да и с твоим зрением из тебя будет прекрасный ночной страж. Идёт?

— У вас есть дом?

— Вообще-то, нет. А ты думал, у настоящих охотников есть дом?

— Нет.

— Ну вот ты и ответил на свой вопрос.

— Вы оборотень?

— Искусственный.

— Как это?

— Становясь охотником — вколол себе слишком большую долю зверина в кровь. Но я вполне адекватен. Если не разозлюсь.

— И вы хотите, чтобы я шёл с вами.

— Не хочешь — я отведу тебя обратно в твою деревню.

— У меня нет пути назад.

— Какое совпадение, у меня тоже. Правда, я хотел вернуться за овцой…

— Вы едите овец?

— Мне нужно сырое мясо. Зрелище трапезы не из приятных, согласен. Но не буду тебя этим угнетать.

Карл ещё какое-то время думал. А что он терял? Он не лгал — пути назад у него не было. Он ненавидел мать. На отчима ему было всё равно. А больше у него не было никого.

— Я согласен.

Логан кивнул. И начал разбивать лагерь прямо на берегу озера.

— Но ты не переживай, я в примерно твоём возрасте тоже из дома сбежал. Дар твой можно контролировать, просто научишься управлять своими эмоциями — и всё. И, к тому же, думаю, беспризорники мы ненадолго. Мне нужно наработать стаж в ещё несколько лет — и меня примут в академию охотников. Что, никогда не слышал? Ах да, это же не западное поселение, а больше нигде никто про это не знает…

И Логан начал рассказывать про академию. Карл слушал и молчал. До утра он не проронил ни слова. Но когда начало светать, Логан обратил внимание на то, что мальчишка, положив голову на его тканевый рюкзак, уснул. Вздохнув, мужчина укрыл его своим плащом. Если бы он только знал, что Карл не спал уже три дня — из-за этих чудовищных видений.

Так они встретись. Так им суждено было прийти в академию вместе. Но одному — преподавать, другому — учиться. И обоим — пытаться жить, оставив прошлое позади.

* * *

Рафаэль что-то сопел в подушку, когда его нос защекотало. Он фыркнул, не желая просыпаться, полагая, что это всего лишь пёрышко. Но когда щекотливое ощущение повторилось, мальчишка приоткрыл сонные глаза. И тут же вскрикнул, резко отдёрнувшись и улетев с кровати — напротив него застыли два огромных чёрных глаза. На соседней кровати резко сел Карл.

— В чём дело?

Рафаэль быстро отдышался и встал, взглянув на свою кровать. И после замер, удивлённо вскинув брови. У его подушки сидел зверёк. Мальчишка включил свет на прикроватном столике и выдохнул:

— Белка?.. Откуда здесь белка?

— Вот серый чёрт… — Карл откинул простыню, мрачно вздохнув. — Всё же, он до меня добрался.

— А?..

— Есть место за территорией, куда я зачастую хожу, там у этого приятеля дупло. Я имел неосторожность однажды поделиться с ним орехами.

— Почему ты решил, что это именно та белка?

— У него крест на холке. Я такой окраски нигде не видел.

— Так он тебя нашёл, последовал за тобой? Как это трогательно.

— Ничего трогательного, теперь у нас ещё один рот кормить.

Рафаэль улыбнулся и сел на край кровати, желая погладить белку, но та быстро перебралась на прикроватный столик, после — перепрыгнула на соседний и оказалась на коленях Карла. Тот вновь безрадостно её оглядел.

— Кажется, она не собирается уходить.

— Это самец. Ладно, пусть ночует здесь.

— Завтра отнесёшь его обратно?

— Если бы. Он не первый раз сюда проникает.

— Оставим его?

— Сам уйдёт.

— Почему?

— Ему здесь будет скучно.

— Может быть, его надо как-нибудь назвать?

Карл мрачно взглянул на Рафаэля.

— Белку?

— Ну… как домашнего зверька.

— Чтобы он здесь прописался?

— Зови его Гектор.

— Почему?

— Не знаю… первое, что пришло на ум.

Карл повёл глазами, после лёг обратно, укрывшись простынёй. Белка нагло улеглась на его грудной клетке. Пасмурно оглядев зверька, юноша закрыл глаза.

— Спокойного досыпания.

— Тебе тоже… И, Карл… ты беспокойно спал, что-то приснилось?

— Бывает. Кошмары.

— Мне будить тебя, если будешь метаться во сне?

Карл задумался на несколько секунд, но после коротко ответил:

— Нет.

* * *

Идина потеряла Эмму из вида после того, как ей пришлось уйти с четвёртой пары позже обычного. Да и после того короткого инцидента в госпитале между ними был холодок, который очень смущал обеих. Как ни странно, но ситуацию спасала Нима, которая сдружилась с каждой из соседок. Девушка была рассудительна и немного насмешлива, но Идина уже успела привыкнуть к её шуткам. А учитывая то, что та поделилась с ней уникальным кремом для рук — девушка вообще начала её просто обожать. Сейчас же Идина направлялась в домашний корпус, чуть торопясь, поскольку на улице было прохладно, а она не взяла плащ, поскольку утром светило солнце. Погоду здесь она терпеть не могла.

Порыв ветра сорвал с её шеи лёгкий платочек, девушка резко обернулась, попытавшись его ухватить, но едва не споткнулась на шпильках, про себя ругнувшись. Её платочек поймала компашка парней первого курса, с которыми учился Рафаэль. Не самая дружелюбная.

— Спасибо, что поймали, — сказал Идина, подходя. — Я думала, ему конец.

Она протянула руку, чтобы забрать свой аксессуар, но парень поднял платок над головой.

— Пожалуйста. А дашь поносить?

Он нацепил платок себе на голову, изобразив типично, как ему казалось, девичье выражение лица, похлопав ресницами и вытянув губы трубочкой. Идина нахмурилась.

— Отдай платок.

— А «пожалуйста»?

— Отдай платок, пожалуйста, — девушка впилась ногтями в ладонь. Парень обернулся к приятелям.

— Отдавать? Я тоже думаю, что нет. Погуляешь со мной сегодня ночью? Я знаю, где не пойдёт патруль.

Идина немного зло улыбнулась.

— А годиков тебе достаточно, чтобы так гулять?

— Ой, а ты что, уже старуха? Ну да, иначе бы столько макияжа не накладывала.

Девушка вспыхнула.

— Отдай мой платок!

— А если нет? — он ухватил Идину за запястье, когда та попыталась подпрыгнуть и достать до платка. — Что думаешь, если я младше тебя на год-два, то не смогу хорошенько…

— Руки убрал.

Парень обернулся, вскинув брови.

— Я неясно что-то сказала? Руки. Убрал.

Идина высунулась из-за обидчика, уже чувствуя, как в уголках глаз застыли слёзы обиды, и взглянула на спасительницу.

— Нима?..

— Ещё одна пришла. Не переживай, с тобой никто не захочет гулять, мадам-штаны, — усмехнулся обидчик.

— Не смей обижать мою подругу.

— А то что?

— Ты с девушкой как разговариваешь, малолетнее быдло? Рот закрыл, отдал платок, иначе вломлю так, что будешь у Клауса на койке о пощаде просить, — парень немного «обалдел», слыша подобные высказывания от девушки. Нима, даже не взглянув на остальных из компашки, подошла к зачинщику и вдруг с размаху въехала ему кулаком по челюсти. Парень не удержался на ногах, ухватившись за челюсть. Нима перехватила ещё в воздухе платочек и протянула его Идине. Та ошеломлённо смотрела на неё.

— С-спасибо…

— Что здесь происходит?

Идина увидела, как едва ли не посерела Нима от звука голоса, раздавшегося из-за её спины. Она небыстро обернулась, её брови сдвинулись.

— Нарушаете дисциплину, Нима?

— Нет, господин Логан, скорее регулируем её, — сквозь зубы процедила девушка.

— Неужели? Пройдёмте со мной. Остальные — завтра вечером пятой парой на арену за потасовку. Идина, вы не в счёт. Свободны.

Парни подхватили своего главаря под руки и скрылись в неизвестном направлении, Идина же даже сказать ничего не успела. Нима, сжав кулаки, проследовала за мужчиной.

Они зашли на арену, после — в служебное помещение Логана.

— Что ты себе позволяешь?

— Если на моих глазах обижают мою подругу — я не буду стоять в стороне.

Логан усмехнулся, скрестив на груди руки и окинув девушку взглядом с ног до головы. Нима нахмурилась сильней. Она знала наизусть эти хищные взгляды голодного пса.

— Вы привели меня сюда, чтобы сделать мне выговор, или чтобы пялиться на меня?

— Мы оба знаем ответ.

Девушка стиснула зубы и резко отвернулась, шагнув к двери. И каково было её удивление, когда та оказалась заперта.

— Где ключ?

— Не знаю. Наверное, она рассохлась, и мы заперты.

Нима нервно сдула прядь, падавшую на лицо, и обернулась к Логану.

— Что ты себе позволяешь? — повторила она фразу мужчины.

— О, наконец, на «ты». А я уж думал, ты забыла, что мы не чужие друг другу люди.

— Если ты не выпустишь меня сейчас же — директор обо всём узнает.

— О чём?

Нима промолчала.

— Ну же, о чём? — Логан сделал несколько шагов к девушке, смотря на неё сверху вниз. — Ему плевать на то, кто мы как люди. Как думаешь, по какому критерию он набирал педагогический состав? Оборотень. Вампир. Ведьма. Священник. По-твоему, здесь есть нормальные?

— Я не об этом, и ты это знаешь. Не включай идиота.

— Ты стала так грубо разговаривать. Пытаешься соответствовать образу? А ведь я помню тебя в лёгких платьях с корсетом.

— Замолчи.

— Зачем ты так изменилась? Позлить меня? Оттолкнуть меня? Делаешь всё только из-за меня одного? Я тронут. Только действие получается обратное.

— Не трогай меня! — Нима сделала резкий шаг назад, ударив Логана по рукам.

— В отличие от многих я знаю, что ты прячешь под этой ужасной мужской одеждой. За этой короткой стрижкой, пирсингом в ушах, грубостью голоса. Твоё женское начало слишком сильное, чтобы его скрывать, Нима. И этой мешковатостью ткани ты не скроешь от меня ни одного изгиба твоего тела.

— Открой дверь. Иначе я выброшусь в окно.

— Ты видишь здесь окна?

Нима вдруг покраснела. Окон действительно не было. И из-за этой растерянности она пропустила момент. После секундного блэкаута она осознала, что Логан вжимал её руки в стену.

— Нима, я тебя люблю.

— Я больше тебе не верю.

Девушка отчётливо уловила, какая глубинная, яркая и тяжёлая эмоция пронеслась вдруг во взгляде Логана. Но не могла знать, почему.

— Не ты первая, кто говорит это. Я уже потерял Карла, и…

— Сравнил своего воспитанника с тем, что ты называешь таким громким словом, как «любовь». Выпусти меня.

— Ты ревнуешь.

— У меня нет оснований ревновать, ты мне никто.

— Мне так не казалось тогда.

— А чего ты ожидал от наивной молоденькой дуры?

— Ты никогда не была наивной и никогда не была дурой. Развлекаться с «дурами» после тебя я не могу.

— Не лги мне. Стайки этих… особ постоянно ошиваются возле арены.

Губы Логана тронула улыбка.

— И всё же, ревность в твоих глазах великолепна.

— Так что же, проводишь отбор на «умных», проверяя «изгибы тела»?

— Нима…

Логан отпустил одну её руку и запустил пальцы в её короткие волосы. После прижал её к своей груди. Он снова был в одной распахнутой жилетке из чьей-то шкуры.

— От тебя пахнет убитым зверем, — сказала Нима, прикрыв глаза. — Хватит так ходить. Ведь эти… «дуры» на тебя западают. И их можно понять.

— Лишь издалека. Им отвратительны мои грубые руки и мозоли на пальцах. И потом… Ты же знаешь, что температура моего тела всегда повышена, как у любого искусственного оборотня. Мне просто жарко.

— Я помню.

— Что? — Логан глухо усмехнулся. — Что я горячий?

— Заткнись.

Девушка ощутила прикосновения к коже спины.

— Я тебя ненавижу.

— В ту ночь ты сказала это трижды.

— Это было утро.

— Ну да, ночью ты говорила иное.

— Извращенец.

— Почему же? Я бы не тронул тебя, если бы не чувствовал ответного чувства. Я всё равно ощущаю, что ты не равнодушна ко мне. О своих чувствах я уже сказал. И своих слов обратно не беру. В ту ночь я просто пытался доказать их тебе. Как умею. Не умея иначе.

— Открой дверь, Логан. Не держи меня взаперти, я ведь не животное.

Мужчина прикрыл глаза, выдохнув:

— Ты знаешь, что я животное.

Его жилетка упала на пол, из внутреннего кармана выпал ключ от двери. Но Нима уже не намеревалась его использовать. Поэтому вскоре его накрыла её футболка.

* * *

Идина ходила взад и вперёд возле входа на арену. Она кусала ногти от нервов, не находя себе места. Ждать пришлось довольно долго, даже учитывая то, что она успела сбегать в общежитие и взять плащик, лишь после этого вернувшись к арене. Наконец, показалась девушка.

— Нима! — Идина нагнала соседку и ухватила её за руки, заметив, как та смутилась. — Боже мой, я ужасно испугалась за тебя! Что так долго, он наказал тебя? Давай я схожу к нему, скажу, что это моя вина!

— Всё в порядке…

— У тебя голова сырая, ты мылась?

— Да, он… заставил делать кучу упражнений, я без сил, сходила, сполоснулась в душевой.

— Вот ведь гад какой… Я пожалуюсь директору!

— Всё в порядке, Идина, правда, — Нима чуть отвернулась, чтобы скрыть румянец. — Не первый раз.

— Ладно… пойдём домой, я тебе что-нибудь приготовлю, за мной должок.

— Ты бы лучше зонтик нашла, если честно…

Они как раз преодолели внутренний переход и вышли под козырёк. На улице лило, как из ведра. Идина вздохнула, после сняла плащик и накинула его себе и Ниме на голову.

— Скажи спасибо, я на каблуках — так хоть мы почти одного роста.

Нима тепло улыбнулась, после наигранно резко выдохнула, словно перед стартом.

— Ну что, готова?

— Побежали!

И, смеясь и иногда айкая от ударявших по ним капель дождя, девушки добрались до домашнего корпуса. Нима убедила Идину, что хочет принять ванную, даже после аренского душа, и скрылась за дверью. Вскоре по ванной комнате распространился запах какого-то геля для душа.

Нима сидела на дне ванны, обхватив себя руками. Её щёки пылали. Почему она снова наступала на эти грабли? Если она ему не верила. Не верила ли?.. Нет, конечно, нет. «Этот отвратительный самец не любит никого. Для него это всего лишь шутки. Игры. Которыми он подкармливает свою звериную сущность. Ненавижу его… Ненавижу… что же ты тогда не сказала этого ему?»

Ей казалось, что кожа всё ещё чувствует эти действительно неестественно горячие прикосновения, что на грудную клетку давит вес этого мощного тела. «Старый… похотливый… кабель…» И между тем — она не могла отделаться от другой мысли. Не могла отрицать того, что Логан изменился. Да, изначально в течение учебного года их отношения были короткими, после наступило лето, а с сентября, увидев, что к нему летают другие девушки, Нима перестала подпускать его к себе. И чтобы он больше не заглядывался на неё — она сменила стиль. Стала «парнем». Но Логан был прав. Она была слишком женственной. Однако после той ночи она в принципе не подпускала к себе молодых людей. Боялась? Вряд ли. Чувствовала что-то к Логану? Она категорически это отрицала. Тот пытался её добиваться, вновь, но девушка ухищрялась урезать их общение до минимума. Делала вид, что ненавидит его. И сама поверила в это. «Он изменился… изменился?»

На этот раз в его поведении не было ничего импульсивного, не было какой-то насмешки завоевателя. Но и не было ощущения, что он просто заново присвоил себе то, что уже ему принадлежало. Он действительно будто пытался удержать её. Повторял, что любит её. Был максимально осторожен. Но и когда Нима собралась уходить — не стал силой её удерживать. И его взгляд невозможно было подделать — именно поэтому девушка задержалась ещё на какое-то время. Он укрыл её своей холщёвой простынёй и просто держал на своих коленях, прижимая к себе. Они расстались, не сказав друг другу ни слова.

«Больше ты к нему не пойдёшь. Не смей» Это решение болью отозвалось на сердце. Но какая-то гордость девушки была утешена. Поэтому она быстро сполоснулась под душем, выпустила воду, оделась и вышла к соседкам уже улыбающаяся.

* * *

Сколько лет назад это было? Лет шесть? Да, скорее всего… ему было около двадцати.

Он сидел на первом ряду трибуны арены, ссутулившись. Логан ходил перед ним, скрестив на груди руки. Мужчина тяжело дышал, не только оттого, что приближалось полнолуние, и ему было плохо, не только от фазы луны — ещё и от гнева. По коже скатывался пот, будто он только что вёл бой. Взгляд метал молнии.

— Объяснись. Почему ты так себя ведёшь.

— Что неясного? — голос Карла был глух, юноша даже не взглянул на аренщика.

— Как ты мог провалить экзамены? Ты ведь всё это знаешь! Сколько раз ты уже доказывал, что владеешь этими навыками, так что с тобой происходит во время экзаменов?

— Ничего.

— Ты что, рад, что тебя оставляют на второй год, уже в который раз?

— Какая тебе разница?

— Не смей так разговаривать со мной.

— А то что? Ты мне не отец, чтобы так меня отчитывать.

Логан резко обернулся к юноше и встал напротив него. Он возвышался над Карлом, сверля его взглядом. Его зрачок уже стал звериным.

— Я понял.

Карл поднял взгляд.

— Что ты понял?

— Ты специально.

— Что «специально»? — во взгляде юноши на мгновение пронеслась смешанная эмоция. Логан уловил её и понял, что прав.

— Специально валишь экзамен. Вопрос, почему. Хочешь вечно оставаться на второй год? Зачем бы это?

— Какая тебе разница?

— Тебе ведь некуда идти. Там, за академией, у тебя ничего и никого нет. Тебе не удаётся учёба, скажешь? С твоими знаниями и способностями ты бы давно мог свалить отсюда и стать полноценным, настоящим охотником, а не мучиться среди тех, кто младше тебя, среди тех, кто слабей и глупей тебя. Но вряд ли ты так самоутверждаешься, я слишком хорошо знаю тебя, Карл. Проблема в другом. Ты просто боишься жизни!

Логан словно со стороны увидел, как Карл вскочил и замахнулся на него. А после он уже едва ли что-то помнил. Последним кадром было отлетевшее в сторону тело юноши. Линия челюсти Логана изменилась, грудь покрылась шерстью. Он редко принимал полную форму трансформации, обычно оставаясь человекоподобным. Но сейчас его довели до той стадии гнева, когда сущность просыпалась сама, даже без полнолуния. Таков был удел искусственных оборотней… Футболка, в которой он был, треснула и опала на землю, брюки же лишь порвались в нескольких местах, но остались на животном. Зверь сбил Карла с ног мощным ударом лапы, после одним огромным прыжком добрался до него, едва не пришпилив к арене, и замахнулся. Карл, лежавший лицом к земле, укрыл затылок руками. Возможно, это спасло его жизнь. Через мгновение что-то просвистело в воздухе, и раздался короткий крик. Логан никогда прежде не слышал, чтобы его ученик вскрикивал от боли. И этот пронизывающий звук голоса заставил его очнуться.

Зверь отшатнулся, сделав шаг назад, сойдя с Карла. Шерсть ушла под кожу, всё ещё вызывая чудовищный зуд, лохмотья штанов опали на кожу ног, оскал исчез, лишь раздражённый белок был красным. Логан отдышался, после оглядел неподвижное тело юноши, по едва ли не взрыхлённой спине которого текла кровь.

— Карл… — мужчина бросился к юноше, в первые несколько мгновений побоявшись его трогать. После он осторожно поднял его, прижав к себе, чтоб не уронить, и сделал мощный прыжок — сила оборотня оставалась в нём даже в человеческом обличье. Вскоре они оказались в его комнате, которая также располагалась на арене. Логан обработал рану, но поскольку та была глубокой и довольно широкой — ему пришлось её зашить. К счастью или нет, но благодаря долгим скитаниям он умел это делать. Лишь после всего этого он перевязал юношу. Его руки подрагивали — он впервые за очень долгое время сорвался. На сущие мгновения — но сорвался.

Карл пришёл в себя нескоро и с трудом сел на походной кровати Логана.

— Чувствуешь все конечности? — сразу спросил мужчина. Он боялся, что задел позвоночник. По этой же причине он испугался нести юношу в госпиталь. Карл перевёл на него взгляд, его радужка вновь светилась. Юноша поднялся, попытавшись надеть свитер. Логан хотел ему помочь, но Карл резко отмахнулся от него, тут же скривившись от укола боли, побелев от неё.

— Не трогай меня. И смей… ко мне подходить. Этого я тебе не прощу.

— Я предупреждал тебя, чтобы ты не приходил в луну…

— Я не о шраме, Логан! Я о твоих словах.

И с этими словами Карл быстро ушёл из комнаты. Как, казалось, ушёл из жизни Логана. И по этой реакции мужчина понял: он действительно был прав.

* * *

Карл открыл глаза. На его груди сопела белка, нагло улегшаяся поверх одеяла на хозяина. Юноша взглянул на часы, слегка подсветив глаза, чтобы увидеть в темноте. Было около полуночи. Рафаэль спал, уткнувшись в подушку щекой. Юноша сел, переложил Гектора на подушку, беззвучно оделся и прошёл к маленькому холодильнику. Достав оттуда что-то, Карл убрал это в рюкзак, закинув туда же нечто, что достал из его своей сумки, всегда стоявшей у кровати. После этого юноша, не разбудив Рафаэля, покинул комнату.

В чистом ночном небе мерцание звёзд затмевало яркое сияние лунного диска. Казалось, это ядовитое свечение проникало под кожу и прожигало насквозь, словно концентрированная кислота. Карл дошёл до арены, закрыв за собой дверь и пройдя к одному из крытых её помещений. Внутри от стены к стене слонялась высокая, но поникшая фигура Логана. Он был в одних брюках, по зеленоватой коже струями катился пот, босые ноги были в пыли. Его тяжёлое дыхание наполняло помещение. Когда Карл остановился возле закрытой двери, Логан обернулся к нему. Под его глазами были глубокие синяки физической муки, нитевидные сосуды белка ярко выступали бардовыми полосками, едва не пульсируя. Зрачок трепетал, периодически меняя форму и сужаясь.

— Я же сказал… чтобы ты больше не приходил в полнолуние.

Карл ничего не ответил, молча снял с плеча рюкзак и достал оттуда то, что взял в холодильнике, и бросил его на пол, к ногам Логана. Это был большой кусок сырого мяса, завёрнутый в марлю. Кровь ещё проступала сквозь неё. Раздался хриплый выдох, ноги Логана подкосились, он схватился за челюсть, с уголков губ и через приоткрытую из-за появившихся клыков часть рта потекла слюна голода. Он хотел отстраниться, но, не выдержав, словно зверь набросился на мясо, начав вгрызаться в него. Карл в это время спокойно прошёл к стоявшей у стены скамье, скинув ветровку и начав стягивать свитер. После он достал из рюкзака странный предмет, очевидно, являвшийся атрибутом одежды. Это напоминало нагрудный щит своей прочностью или кольчугу своей эластичностью. Натянув её на голый торс, Карл сел на скамью, без толики отвращения наблюдая за Логаном. Вскоре тот не оставил от куска мяса ровным счётом ничего, его губы были испачканы алым цветом. Он отдышался, утерев рот рукой, после поднял взгляд к юноше.

— Зачем ты снова пришёл?

Карл поднялся, прошёлся возле стены, сняв с неё посох. Хуже всего он управлялся именно с этим оружием. Хуже — как ему казалось. Но и доверял он ему больше, чем мечам. Юноша прошёл к Логану, посмотрев на него сверху вниз. И вдруг ударил его посохом. Логан упал на пол, но после поднялся, попятившись.

— Не пытайся!

Карл снова надвинулся на него, замахнувшись. Тогда тело Логана исказилось, колени выгнулись, из-под кожи вырвалась жёсткая шерсть, мгновенно покрывшая его тело. Что-то человекоподобное оставалось в его фигуре, он всё ещё мог перемещаться на двух лапах. Но линия челюсти была искажена, пасть обрамляли два ряда острых зубов, взгляд стал бешеный. Он ещё помнил себя. И прекрасно понимал, зачем Карл всё это делает.

Карл начал бой. Он отражал атаки, хотя получал царапины — мощь броска оборотня была поистине звериной. Логан бросался на обидчика, не давая передышки, лишь изредка прижимаясь к полу передней частью туловища, чтобы подготовить бросок. Иногда он промахивался — реакция Карла была завидной — и пролетал к противоположной стене, но отталкивался от неё всеми четырьмя лапами и контратаковал. Пропустив несколько ударов, зверь рассвирепел и начал пытаться добраться до юноши, но в последний момент всегда останавливался. Он не мог на него наброситься, просто не мог… во всяком случае — пока был в себе. Но в мгновения слепой ярости он забывался, и в момент одного из бросков смог сбить Карла с ног, накинувшись на него, но тот успел поставить блок, и челюсть оборотня сомкнулись на посохе. Когда посох затрещал, готовый в любую секунду треснуть, Карл пнул оборотня в живот и сбросил его с себя. Логана отбросило, и он не стал подниматься.

Карл встал, опершись о посох и утерев лицо, едва ли заметно пытаясь отдышаться. После он достал из напоясного чехла пистолет и выстрелил в оборотня, тот коротко взвыл, из него торчал дротик транквилизатора. Тело дрогнуло, шерсть начала медленно-медленно уходить. Карл прошёл к своей сумке, снял защиту, но и свитер надевать не стал. Повесив на место посох, он прошёл к телу Логана и дождался, пока то станет человеческим, после вынул дротик и помог мужчине подняться. Верней, почти сам поднял его, тот едва ли стоял на ногах. Перекинув его руку через своё плечо, он повёл его к душевым. Включив там воду, он усадил Логана под струи воды. Когда вода коснулась раскалённой кожи того, его глаза открылись. Он нашёл взглядом юношу и сказал после долгой паузы:

— Зачем ты каждый раз делаешь это?

— Ты приучил меня к тренировкам. А техника боя с посохом у меня далека от идеала. Другого соперника мне не найти.

Логан не отозвался и попытался подняться. Из-за своего роста он почти упирался головой в держатель душа. Упершись руками в стену, он закрыл глаза.

— Ты прекрасно видел, какая сегодня ядовитая луна, и знал, что я могу сорваться. Зачем ты пришёл.

— Мне повторить?

— Где ты только находишь сырое мясо… — после паузы выдохнул Логан.

— Это мелочи.

— …Спасибо.

Больше Карл не сказал ни слова и вскоре исчез. Логан с трудом добрался до своей комнаты, которая больше напоминала склад боеприпасов в миниатюре. Он привык жить в походных условиях. Вся арена принадлежала ему, он мог выбрать любую комнату, любое помещение, переоборудовать его, но он предпочитал такую жизнь. До утра он так и не смог сомкнуть глаз. Ноги выламывало, но он знал, что стоит лишь провести утреннюю пробежку — и всё пройдёт. Заложив руки за голову, он смотрел в потолок.

Нима даже не смотрела в его сторону и не отвечала на его взгляды. Карл… он был далеко. Его единственный настоящий ученик всегда был далеко, а сейчас, кажется, и вовсе принадлежал другому, ему одному открытому миру. Логан нахмурился. Он встал, накинул брюки с жилеткой и выбрался на улицу. Оттолкнувшись от земли, он допрыгнул до одной из небольших башенок, уцепился за выступ черепицы соседнего здания, отпрыгнул к другому и добрался до часовой башни. Ухватившись за шпиль, он отдышался, после стиснул зубы и нахмурился. А затем резко выгнулся, закинув голову назад, и студентов ближайших корпусов разбудил протяжный волчий вой.

Глава 5

Рафаэль запечатал маленькое письмо, на всякий случай сложив его трубочкой и обмотав тонкой верёвкой. Уже под конец второго месяца он решил написать письмо родителям, узнав, что в академии есть голубятни. Птицы вылетали через порталы и разносили письма, пусть и с некоторым запозданием. К слову сказать, узнал об этом мальчишка, подслушав разговор своих однокурсников, те хвастались, что так заказали какие-то газеты-журналы по оружию. Не слишком долго думая, Рафаэль решил воспользоваться почтой, чтобы рассказать родным, как у него дела. Он не жаловался, ни в одном слове, ни в одном предложении не промелькнула и тень того, что ему непросто. Впрочем, октябрь оказался значительно проще сентября…

Рафаэль почти не общался с теми, с кем учился. Но он чувствовал и знал, что мог со многими вопросами подойти к Карлу. Тот был всё так же мрачен и неразговорчив со всеми остальными, упорно избегал многих тем, но не было больше этой ледяной стены между ними двоими. И если для Карла едва ли существовало это понятие, как думал сам Рафаэль, то для мальчишки юноша стал другом. Всё это сложилось постепенно, на фоне разных мелочей, в том числе бытовых. Несколько раз Карл даже сам предложил мальчишке свою помощь с домашним заданием, и Рафаэль понял, что юноша знал предмет едва ли не идеально. Это ставило в ещё больший тупик — почему Карл не мог сдать экзамены?.. Но Рафаэль привык к своему соседу окончательно и уже прекрасно знал, какие темы задевать не стоит. Обучение было одной из таких тем. Они всё ещё не так уж много разговаривали, но буквально парой фраз Карл мог приободрить его вечером после тяжёлого дня, в котором могли иметь место издевательства.

Поскольку октябрь для студентов-медиков был скорее практический, нежели теоретический, у Эммы появилось больше свободного времени, и она зачастую приходила к брату, невольно пересекаясь и с Карлом. Первое время она всё так же смущалась его общества, но после более-менее привыкла, не боясь сказать что-то не так в его присутствии. Она была безмерно рада системе их отделения — теория и практика у них чередовались каждый месяц. У охотников было немного иначе. Их практика была каждые 2—3 месяца, если только не выпадало что-то внеурочное… а такое случалось. Эмма искренне надеялась на то, что такое «внеурочное» не выпадет на долю Рафаэля. Поскольку успехи того на арене всё ещё оставляли желать лучшего. Он не мог открыть в себе эту воинственную сторону, был слишком мягкосердечен и раним для подобных занятий. Между тем, его нельзя было назвать нытиком или хлюпиком, мальчишка стоически выносил все тягости и неудачи на арене и прекрасно держался на остальных предметах. Однако именно на арене у него начиналось состояние, близкое к абсолютному ступору, и всё валилось из рук, что вызывало многочисленные издевательства со стороны однокурсников и явное неудовольствие Логана. Тот, впрочем, относился к своему неудачливому ученику скорее снисходительно. Потому что он прекрасно видел, как менялся в лице Рафаэль, когда он пытался его ругать. Это было практически невозможно, поскольку Рафаэль осознавал всю свою вину в происходящем и начинал лишь больше на себя наговаривать. И всё становилось просто из рук вон плохо…

Мальчишка столкнулся ещё с одной проблемой — по курсу, который вела Лара, теперь тоже было нечто практики, они учились оказывать первую помощь, и иногда у Рафаэля дрожали руки: он боялся этой ответственности, ответственности за чужую жизнь, хотя всем сердцем хотел помогать. Когда мысли о собственной никчёмности накатывали на него вечером, он словно закрывался в себе. И было хорошо, если приходила Эмма, сестра тонко его чувствовала. И потом, она помнила слова Карла — она не должна была дать брату закрыться. Столь хрупкая, до хрустального чистая душа могла уже не вернуться из ракушки, и эта жемчужина бы навсегда скрылась за стенками собственных глубоких переживаний. Он всегда говорил, что у него всё хорошо, но были лишь двое, не веривших ему — Эмма и Карл. Как ни странно, даже невольно, но именно с ними он проводил большую часть времени, несмотря на то, что курсы занимали больше половины дня. Да, он учился с однокурсниками — но он их толком не видел. Иногда он приходил к Чарльзу, и разговор с ним на какую-нибудь философскую тему его также успокаивал.

Теперь же, поднимаясь в голубиную башню, мальчишка крепко держал в руках письмо, опасаясь его потерять. Он забрался на самый верх, с опаской взглянув на хлипкую деревянную лестницу без должных для таких ступней перил, и поднялся по ней, цепляясь за ступеньки руками. Откинув деревянный люк, ведший в голубятню, мальчишка выбрался на этот своеобразный чердак. Отряхнувшись, он огляделся.

Гнёзда и стойки для голубей заполняли все стены и были расставлены на полу на специальных насестах, с тем расчётом, чтобы между ними можно было легко пройти, не натолкнувшись ни на один. Голуби сидели по гнёздышкам, некоторые чистили перья, некоторые плескались в маленьких фонтанчиках или клевали корм. Как ни странно, в голубятне было до удивительного чисто, видимо, птицы были приучены часто вылетать за пределы своего дома. Здесь было так спокойно и уютно, что Рафаэль невольно заулыбался. Ему захотелось подольше побыть здесь. Подойдя к одному из фонтанчиков, он осторожно протянул руку к белоснежной голубке. Та взглянула на него, после перебралась к нему на ладонь. Засмотревшись на блиставшее чистотой оперение, мальчишка не заметил, как сзади к нему приблизилась тень, поэтому вскрикнул, когда над его головой, почти в самое ухо ему выдохнули флегматичное «Бу». Отшатнувшись и резко обернувшись, он чуть не снёс фонтан, голубка перелетела ему на плечо. Отдышавшись, он всмотрелся в мрачно смеявшуюся перед ним фигуру.

— Д-добрый день, сэр…

— Решил написать мамочке с папочкой, малыш? — Уолтер стоял, скрестив на груди руки, чуть скрыв их под накидкой. На его плечах сидели голуби, кажется, совершенно его не боясь. Хотя Рафаэль всё ещё косо смотрел на этого преподавателя, он его побаивался.

Значительная тёмная обводка глаз синяками мрачно подчёркивала этот неживой взгляд, в котором, впрочем, горел какой-то странный огонёк вечного азарта от усталости. Греческий профиль мужчины приковывал к себе внимание, когда Уолтер расхаживал по аудитории, рассказывая о самых тёмных страницах мира охотников, упиваясь страхом и отвращением, которое вызывал своими словами у студентов. Он не нравился однокурсникам Рафаэля, потому что они не понимали зачастую весь смысл того, что он говорил, и предпочитали брать учебник, хотя Уолтер всегда шёл вне их программы. Рафаэль же вникал в каждое его слово… и ему становилось жутко. Этот эпатажный человек — если он был человек — с такой лёгкостью и едва ли не садистскими оттенками говорил об убийствах, что по спине бегали мурашки. Его улыбка, сопровождавшая описания атак различных упырей или химер, выглядела улыбкой надменного удовольствия. После его лекций мальчишка выходил из аудитории бледный, как полотно. Он понимал, что никогда не сможет бороться со всеми теми ужасами, которые описывал Уолтер.

— Да… узнал, что здесь есть голубятня, и…

— А ты ей понравился, — перебил Уолтер, кивнув на голубку на плече мальчишки. — Обычно она никому не даётся в руки.

Мужчина протянул руку к птице, погладив её пальцем по голове, после вытянул руку вправо — на его запястье сел ещё один голубь, Уолтер с едва заметной улыбкой взглянул в глаза птицы.

— Они… не боятся вас? — вырвалось у мальчишки, и он тут же покраснел от столь глупого вопроса.

— В отличие от моих студентов — вовсе нет, — усмехнулся демонолог. — Впервые вижу тебя здесь. Да и в целом студенты редко сюда заходят. А я… обитаю довольно часто. Люблю коротать дневной досуг здесь.

«Обитаю», будто зверь какой… Он прошёл к окну, через которое голуби обычно вылетали, оно могло закрываться, но почти всегда было открыто. Мужчина приподнял руку, на его ладонь сел ещё один голубь. Рафаэля поразило то, что белоснежные птицы совершенно не страшились Уолтера…

— Птицы не обманут. И всегда выслушают. Или помолчат с тобой. Чистые существа, лишённые зависти и глупых предрассудков. Они лучше людей, — раздалась усмешка. — Только не такие вкусные.

Рафаэль побледнел после этих слов, замерев, когда мужчина подошёл к нему, проведя пальцами по его поразительно светлым волосам.

— А ты, наверное, был бы настоящим деликатесом. Совсем ещё дитя, чистое, не запятнанное охотничьими глупостями, — Рафаэль ощутил, что его артерии на шее коснулись едва ли не ледяные пальцы. — Но твою кровь что-то волнует. Ты тревожен и не спокоен.

— Сэр, я… пришёл отправить письмо.

— А я поговорить с птицами. Но ты сбил мои планы.

— Вы разговариваете с ними? — спросил Рафаэль, отстранившись от холодной руки Уолтера. «Он не человек. Точно. Не человек… Люди не бывают такими холодными»

— Ты невнимателен, мальчик мой… я же сказал — они всегда выслушают. И не потому, что я принуждаю их, как вас — на лекциях. К слову о них. Ты не выглядишь типичным неженкой, в тебе есть жизненный стержень, и между тем — каждый раз твоё лицо бледнеет и выцветает, когда ты покидаешь мою аудиторию.

— Потому что вы рассказываете о страшных вещах.

— Неужели? Я рассказываю вам о жизни. И лишь об одном её аспекте, — Уолтер наклонился, заложив руки за спину и встав лицо в лицо с Рафаэлем, тот впервые увидел странные глаза мужчины так близко. Его вполне можно было принять за сумасшедшего… и никто не знал, был ли это лишь образ. Мальчишка нервно сглотнул — у него на глазах зрачок Уолтера сузился до минимума, после расширился максимально.

— А у жизни много аспектов. Много сторон. И нечисть — не самая страшная её сторона. Куда страшнее люди, мой мальчик. Люди — вот главные звери. Они убивают себе подобных не ради выживания, но находят себе оправдание, — Уолтер опустил взгляд к руке мальчишки и поднял её, чуть оттянув ткань его свитера и взглянув на запястье. — Как же давно я не ел… больше двух недель…

Рафаэль поспешно выдернул руку и заметно отдышался, занервничав. Уолтер выпрямился и вновь мрачно рассмеялся.

— Не бойся, малыш, каким бы аппетитным я тебя ни считал, мне запрещено охотиться на студентов. Так что же, ты хотел отправить письмо? Тогда воспользуйся этой красавицей, — он кивнул на голубку, так и сидевшую на плече мальчишки. — Она гордячка, но прекрасно выполняет свою работу.

— Она знает… где находится западное поселение, от которого напрямую идёт портал сюда?

— Эти голуби умнее, чем многие студенты здесь, например, чем твои сокурсники. Поэтому поверь, она знает.

Уолтер рассадил голубей по местам, но они не хотели его отпускать. Рафаэль бочком прошёл к окошку и привязал письмо к лапке голубки. Больше он не услышал от демонолога ни слова.

* * *

Эмма постучала в дверь, после, расслышав «войдите», уже слегка покраснела, но зашла. Карл сидел на краю своей кровати, разложив на покрывале набор каких-то крестов разной формы. Некоторые из них были остроконечными и строгими, некоторые — скорее готическими, некоторые — явно безумно старыми, судя по налёту патины. Карл раскладывал их по отсекам небольшой коробки. Когда зашла Эмма, он не поднял взгляд, но сказал:

— Знал, что ты.

— Рафаэля нет?..

— Как видишь.

— Что-то случилось?

Карл поднял взгляд, в котором промелькнуло секундное удивление.

— С чего ты взяла?

— Обычно ты дружелюбней.

Юноша нахмурился и вновь вернулся к своей работе. То, как вела с ним себя эта девушка, его немного удивляло. Не лебезила, как одни, не шарахалась от него, как другие. Нет, она говорила с ним, будто он был совершенно нормальный. И благодаря этому они, в принципе, стали неплохо общаться.

— Он уходил отправить письмо в голубятне.

— Давно ушёл?

— Давно.

— Странно, что ещё не вернулся…

— Там ошивается Уолтер, а учитывая, как Рафаэль его боится, думаю, у него проблемы.

— Уолтер не такой плохой… просто очень странный.

— Чего ты хотела от потомка вампира.

Эмма пожала плечами, после прошла к столу и положила на него пакетик, достав его из сумки.

— Вот, нам в госпитале выдали паёк… Вкусные булочки. Идина не ест, она на диете, Нима не любит сладкое, а мне одной это слишком много. Лучше отдам вам.

— Рафаэль съест.

— Тебе тоже понравится.

— Я не ем, благодарю.

Эмма коротко улыбнулась, немного натянуто.

— Что, вообще?

— Иногда и вообще.

— Ты живой человек, ничего не знаю, поешь.

— Рафаэль хотел тащить меня в столовую, если вернётся.

— Что значит, «если»?

— Я упомянул про Уолтера.

Эмма заметила лёгкую усмешку, едва различимую, на губах Карла и мгновенно успокоилась. Он просто шутил… Проблема была в том, что его юмор едва ли можно было понять.

— Тогда я подожду его… Что ты раскладываешь?

Карл коротко кивнул, словно подозвав Эмму, та, сдержав себя, чтобы не подскочить сразу же, небыстро подошла к краю кровати и села.

— Сильно встряхнул эту коробку при одном падении, все отсеки перемешались. Разные кресты пропитаны разным раствором от разных тварей. И их лучше не путать. Что убьёт химеру, лишь разозлит мантикору.

Эмма кивнула. Они редко оставались наедине, и ей всё ещё было немного неловко. Но конкретно сейчас она была рада, что Рафаэля не оказалось в комнате. Карл что-то ещё коротко объяснил, она ничего толком не поняла, но кивнула. Её не переставало поражать глубинное знание Карлом сферы мира охотников…

Дверь открылась, после закрылась почти сразу, Рафаэль отдышался. Завидев сестру, он весело улыбнулся ей.

— Привет! А я родителям письмо отправил. Почему ты не говорила, что тут есть голубятни?

— Потому что там обитает Уолтер, — вместо Эммы ответил Карл. — Тебе принесли пирожки.

— Вам, а не только Рафаэлю, — поправила его Эмма, Карл пожал плечами. При всей его грузной фигуре он умудрялся делать это едва ли заметно.

Рафаэль действительно утащил обоих в столовую, Карл ощутил, как на него косились, но уже привык не придавать этому значения. Он знал, что никто не подойдёт и не будет разговаривать. Никто… кроме одного.

Рафаэль и Эмма о чём-то оживлённо разговаривали, Карл крайне редко участвовал в разговоре, и то лишь в случае, если к нему обращались, — когда на их столик опустился поднос, с уже пустой посудой.

— Что я вижу. Неужели, ты вернулся, не попав в госпиталь? — спросил Клаус. Карл даже не поднял к нему взгляд, зачерпнув ложкой суп.

— Тебе там отрезали язык? Немного потерял.

— Я тебя не трогал, иди своей дорогой.

Карл действительно исчезал, пусть и всего дня на три, но вернулся вполне здоровым и даже не потрёпанным, как бывало обычно. Эмма поймала на себе взгляд Клауса, который её едва не прожёг.

— Готовишься к новой вылазке? Скоро плановые учения. Скольких на этот раз возьмёшь с собой?

— Мне повторить?

— Нет-нет, я прекрасно услышал. Ты вечно никого не трогаешь. А после — просто госпиталь наполняется выжившими.

Клаус поднял поднос и прошёл к стойке грязной посуды, оставив поднос там. И, уже отворачиваясь, он сказал, словно невзначай:

— Ты ведь бросаешь умирать даже близких.

Раздался оглушительный скрежет, а после звук бьющейся посуды. Карл встал столь резко, что стол отодвинулся, едва не упав, а тарелка рухнула на пол, разбившись, суп расплескался. Отшатнувшийся в ужасе Рафаэль увидел, какой огонь сверкнул в глазах его друга. Карл вдруг резко вышел из-за стола и надвинулся на Клауса, тот замер, скорее всего, не ожидая подобного исхода. Однако тут Рафаэль и Эмма, не сговариваясь, вскочили и ухватили Карла за локти. Смотрелось это до грустного нелепо, учитывая, сколь слабее на вид они выглядели.

— Ты действительно хочешь, чтобы все узнали, как это было? — Рафаэль впервые слышал, чтобы Карл кричал… — Узнали, какой крах потерпела экспедиция, и как ты, начинающий врач, бросил раненого на верную гибель в самом гнезде?! И ты смеешь говорить, что в его смерти виноват я!

Клаус едва заметно отдышался, но очень быстро пришёл в себя, даже усмехнувшись:

— Я был всего лишь медик на втором курсе, посланный для подмоги. Главой операции был ты. И да, я не верю, чтобы эти цыплятки могли тебя удержать, — он кивнул на Эмму и Рафаэля, которые так и держали Карла. Тот был похож на разъярённого быка, но после этих слов успокоился, стряхнул брата с сестрой со своих плеч и сказал:

— Не могут, но я не хочу причинять им боль. В отличие от тебя.

С этими словами юноша отвернулся к столу, взял свой тканевый рюкзак, накинул его на одно плечо и стремительно покинул столовую, толкнув плечом Клауса. Эмма хотела пойти вслед за Карлом, но Клаус удержал её за плечо.

— Не подходи к нему сейчас. Если речь заходит о Холдене, он становится психопатом.

Он хотел сказать что-то ещё, но столовую вдруг наполнил звук хлёсткой пощёчины. Юноша замер в таком глубоком шоке, что стал не похож на себя, его глаза округлились от удивления. Он впервые видел Эмму в гневе. Её брови были сдвинуты, светлые зелёные глаза смотрели в самую глубь глаз Клауса, и в этом взгляде был лишь огромный упрёк. Девушка отвернулась от юноши, взяла брата за руку и ушла из столовой. В той повисла пауза. Таких сцен не было давно…

Однако когда Эмма и Рафаэль вернулись в комнату, Карла в ней не было. Юноша уже был за территорией. Он стремительно шагал вперёд, чувствуя, что начинает задыхаться от подступившего воспоминания. Он пережил много страшных нападений, не боялся вида крови, вывернутых мышц, распоротых тел, но именно это воспоминание заставляло его сердце сжиматься. Карл вышел к келье, в которой обычно жил Чарльз, но того в ней не оказалось. За ней стоял крест, к которому редко, но приходили студенты… Карл остановился напротив него.

Вера… Церкви… Станет ли легче, если он выговорится какому-то высшему созданию? Тому, кто верит, это всё не нужно. Ад человеческий в сознании людей… Жаль, что многие не знают, что и рай там же. Но иногда почему-то хочется прийти. Куда-то. Обязательно. Уйти оттуда, где находишься, и сбежать не к людям, не утопить в толпе свои переживания. А куда-то, где не страшно было бы заглянуть в себя. И именно здесь отчего-то становится легче. Глупости? Может быть…

Карл недолго простоял у креста, после опустился к корням дерева, которое росло неподалёку, согнул ноги и откинул голову назад. Голубое небо не было закутано в пелерину облаков, а благодаря подступавшей влажности слегка изменило свой цвет. Сквозь листву дерева, как ни странно, ещё зелёную, просачивался свет, и эта голубизна смешивалась с пышной зеленью, давая уникальный оттенок бирюзы. Как это было похоже на его глаза…

Карл закрыл лицо руками.

* * *

Близилась полночь, ветер перегонял чёрные куски рваных туч по небу, которые периодически закрывали собой огромный лунный диск. Такая луна была редко… и для них, охотников, она значила лишь одно — столь ядовитая фаза пробудит жажду ещё больших тварей. Жажду крови, жажду размножения, жажду убийства. Нужно было предотвратить расширение этих гнёзд. Их искали долго. Искал он. И выследил одно из наиболее крупных, в довольно неожиданном месте — за одним из поселений, в старом, заброшенном особняке, большом, двухэтажном, чем-то напоминавшим замок. Очевидно, твари убили хозяев и обосновались здесь уже давно, поскольку дом был покрыт плющом, по которому то там, то здесь спускались мерзкие на вид, скользкие полоски, словно это был стаявший со свечи воск. Окна были выбиты, вместо стёкол красовались паутины, которые, впрочем, плели не пауки. Поразительно было другое: в этом гнезде умудрялись сосуществовать несколько видов.

Карл стоял, прислонившись к дереву и окидывая взглядом дом. Один его глаз был накрыт повязкой, рыжие волосы были забраны под затылком в крошечный хвост, щетина, обычно лёгкая, сейчас была немного заметней — он недавно вернулся. На груди были пересечены два ремня, крест-накрест, на одном крепилось ружьё, на втором были прикреплены различные компактные боеприпасы.

— Ну так когда начинаем? — поинтересовался кто-то из-за спины юноши. Карл не обернулся, лишь склонив голову набок.

— А что, уже хочешь спать?

— Я нет, а вот Холден засыпает.

— Враньё!

Карл усмехнулся, как-то очень по-доброму, и обернулся, взглянув на мальчишку, стоявшего позади него рядом с Клаусом. Лазурные глаза того горели детским азартом, желанием покорить эту новую вершину. Растрёпанные чёрные волосы лезли во все стороны, спадали на лицо и глаза и мешали, как могло показаться, но мальчишка привык к ним. Он был младшим в этом отряде и попал сюда, можно сказать, случайно.

— Ну говорили же тебе подстричься. Представь, если на тебя прыгнет скорпера, а ты ничего не увидишь из-за своих волос, — сказал Карл, впрочем, снисходительно.

— Да стригся я! Просто они быстро отрастают.

— Всё-то у тебя регенерация не в том месте, как Логан говорит…

Где-то в высокой траве рядом были остальные. Их было около двадцати человек, это была у одних первая вылазка, у других — вторая, а то и третья. Из-за болезни Холден пропустил экспедицию на первом курсе, поэтому сейчас для него это было чем-то новым. Клаус же отправлялся так второй раз, на сей раз в качестве медика, пусть и боевого — у него тоже было с собой оружие. Никто не волновался, всем вселяла уверенность мысль о том, что командиром операции был назначен Карл. Волновался один Холден. Но это не было беспокойное волнение-предвестник, он просто рвался в бой.

Не поднимая головы, Карл поднял взгляд, его глаз сфокусировался на влетевшую в маленькую башенку фигуру.

— Глава стаи вернулся домой, — он обернулся к отряду. — Все помнят свои позиции? Нужно действовать быстро. Если операция затянется больше, чем на 15 минут, будет плохо, это — предел. Первая волна блокирует верхние этажи, вторая — правый сектор, третья — левый. Четвёртая идёт в подвал и закладывает туда газ, в самые гнёзда. Проверьте, у всех есть противоядие?.. Хорошо. Как только закончите со своей миссией — идёте на поддержку соседнему флангу и…

— Да это всего лишь скорперы, — сказал кто-то, отмахнувшись, некоторые похихикали, Холден же опустил взгляд.

— Дом, КИШАЩИЙ скорперами и их кладками, — холодно заметил Карл.

— Ну убьём мы их, что дальше? Поселенцы-то о чём думали?

— Не всё же вам на арене тренироваться. В сторону разговоры. Проверьте, заряжено ли оружие, под рукой ли зажигалка и противоядие. Яд скорпер не так опасен, как у мантикор, и жало у них меньше, но эти твари куда быстрей, чем мантикоры, и куда более цепкие, чем химеры.

— Ладно, курс демонологии у нас Уолтер ведёт, мы помним, — сказал Клаус. Карл терпеливо вздохнул, после натренированным движением скинул ружьё с плеча, взяв его в руки.

— Тогда за мной, — он успел сказать Холдену, который оказался рядом: — Держись рядом с Клаусом. Сразу зажгите свет.

Холден кивнул и поднял взгляд к Карлу. И улыбнулся. Он ему верил. Они жили втроём с Клаусом, без ссор, без споров, лишь Клаус иногда был недоволен исчезновениями Карла и его строгим образом жизни — привести приятелей в комнату было просто невозможно. Холден же был рад, что у него был такой друг, заменивший ему старшего брата. Мальчишка прибыл из какого-то забытого богом поселения и мечтал стать охотником, чтобы защищать свою семью, хотя не сказать, что он был сколько-нибудь крепким… Карл улыбнулся мальчишке в ответ, похлопав его по плечу, после перестал улыбаться и направился к особняку. Если бы он знал, чем всё это обернётся, с такой же лёгкостью он переступил бы порог этого дома?..

Юноша просканировал взглядом здание, чтобы этого никто не заметил. Он научился делать это одним глазом, поэтому и носил на нём повязку. Тварей было действительно очень много… но во время выведения потомства они были ослаблены. Юноша шагнул к двери, кивнул отряду, после вышиб дверь ногой, сразу бросив перед собой крохотную бомбочку. Когда та взорвалась, раздался скрежет десятка существ, а пол осветился — из бомбы вырвался кусок пламени, и останки её представляли собой напольный факел, который осветил помещение.

Юные охотники рассыпались по своим направлениям, Карл увидел, как Холден пробежал вслед за Клаусом и ещё двумя третьекурсниками. Ему казалось, что так он в наибольшей безопасности… Сам Карл подстрелил несколько скорпер, едва приблизился к очагу. Скорперы были существами на вид крайне мерзкими, помесью пауков и скорпионов, по размерам их можно было сравнить с охотничьей собакой. Но даже самые маленькие особи были ядовиты и, благодаря своему размеру, могли заползать под одежду и всаживать под кожу свои жала. Юноша пробрался среди обугленных тел ещё дёргавшихся тварей и направился к дырке в лестнице. Он сразу же её заметил, ещё при сканировании здания, и ему она показалась довольно странной — ведь в прошлый раз её не было. Там было что-то, что его зрение не распознавало. Обычно он сталкивался с подобным лишь тогда, когда объект был окружён толщей воды. Сейчас о воде речи явно не шло. Там было что-то одно, крупное, неясно, впрочем, живое ли…

Отмахиваясь от паутин, держа наготове оружие, Карл пробрался в дыру, внутрь лестницы, и этот ход, словно прогрызенный кем-то, вёл вглубь дома. Что могло так быстро уничтожить столь прочный материал? Взрослые особи скорпер никогда не отличались манией уничтожения, они гнездились там, где могли бы найти укрытие и легко добывать себе пищу в ближайших лесах и поселениях. По мере того, как юноша продвигался вперёд, не обращая внимания на звуки выстрелов, доносившиеся с этажей, нарастал иной звук, странный шелест и не слишком приятное хлюпанье. Карл выбрался через маленькую дыру, прогрызенную почти у самого пола, и понял, что оказался в кромешной тьме. Но не стал полагаться на сквозное зрение и зажёг свет. И едва луч свечения охватил комнату до самых углов, юноша побледнел, как покойник.

Десятки маленьких и средних скорпер ползали по чему-то огромному, лежавшему в своеобразном гнезде, уже почти разрушенном. Рядом валялись кости, судя по размеру, вряд ли принадлежавшие животному или взрослому человеку. Это был скелет ребёнка, уже совершенно обглоданный. Под ногами хрустела скорлупа яиц. Карл поднял одну из них, пальцы запачкались в вязкой жидкой субстанции. И разглядел, что то, на чём кишели маленькие скорперы, было ничем иным, как одной огромной скорперой.

Они только что вылупились. День-два. И свергли матку. Уничтожили её, под действием голода. Это был самый страшный период в развитии стаи, когда ни одно живое существо не должно было приближаться к ней. Когда голод и жажда тварей была гипертрофирована и доходила до безумия. Кладка получилась слишком большой, матка не уничтожила ее часть, как обычно делала в таких случаях, а взрослые члены стаи не смогли принести достаточно еды, и вылупившееся потомство озверело. Теперь, когда матка пала, контроля над членами стаи больше не было. Здесь не было принципа пчелиного улья, убийство «королевы» не приводило к разрушению роя. Оно приводило к разрушению всего, что рой окружало.

Карл уронил фонарь, к нему кинулись детёныши. Благодаря убийству матки, которую они тут же съели, их развитие пошло противоестественно быстро, они были размером с небольшую собаку. Карл бросился в дыру, порвав рукав, отмахиваясь от паутин и в столь узком проходе не в силах отстреливаться. Он ощутил, как его зацепило за штанину, но успел выбраться. И здесь его словно оглушило — он услышал их. Услышал не понимавших, что происходит, и кричавших о помощи юных охотников.

— Отступаем! — Карл выкрикнул это не своим голосом. Он вскинул оружие, выстрелив и сбив с упавшего юноши скорперу, но осознал, что того уже загрызли. Карл вскинул голову и следующим выстрелом сбил люстру, та упала, закрыв дыру в лестнице, но юноша понимал, что этого хватит ненадолго, и что скоро вся эта разъярённая волна хаоса хлынет в дом. У них было всего несколько минут, чтобы успеть уйти. Юноша в агонии метнулся к левому флангу, который был ближе всего, и вновь скомандовал. Но было некому — живых уже не осталось. Правый фланг понёсся к выходу, верней, двое выживших, Карл подгонял их. Откуда-то из подвала раздался оборванный крик, и Карл понял, что там тоже спасать уже было некого… И тут в его голову словно что-то стрельнуло.

— Холден…