Бесплатный фрагмент - Пирамиды в джунглях

ИЗДАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ

Предисловие

ПРЕДИСЛОВИЕ

Стать археологом может каждый.

Не всем дано быть ученым-археологом. Но побывать в шкуре археолога — вонзить лопату в землю, скрывающую руины погибшей цивилизации, бережно склеивать черепки древних сосудов, нанести на карту затерянные в джунглях города — может каждый. Для этого не нужно заканчивать академии и проходить отбор, как в космонавты. Достаточно стать волонтером.

Автору довелось испытать радости и печали археологических экспедиций в разные периоды жизни — и зеленым молодым специалистом, и убеленным сединой профессионалом. Он встречал среди волонтеров безусых студентов и маститых профессоров. Спортивных тинейджеров и семидесятилетних пенсионеров, переживших рак. Для одних это была разовая поездка, другие втягивались и выезжали в поле каждый сезон.

Автор поучаствовал в четырех заграничных экспедициях — трижды в Белизе (2015, 2018, 2019) и один раз в Перу (2016). Своими переживаниями и опытом он поделился в 2018 году с читателями в книге «Как я копал в Перу». Настоящая же книга — про три экспедиции в Белизе, и про последующее посещение исторических памятников цивилизации майя в Белизе, Гватемале, Гондурасе и Мексике.

Каждый может поработать археологом, но не всем это нужно. Эта книга — прежде всего для интересующихся археологией, тех, кто хочет узнать: каково оно, быть археологом, как живут люди в экспедициях, и стоит ли им попробовать это на себе? Но она будет полезна и тем, кто интересуется доколумбовыми цивилизациями Америки, особенно памятниками культуры майя.

Автор не ставил задачи написать туристическое пособие. Читатель не найдет здесь справочника по отелям и авиалиниям. К минимуму сведена общедоступная информация о памятниках. Автор не идентифицирует каждое фото памятников и не приводит детальную информацию об их истории. Фотографии в тексте присутствуют не в качестве научного пособия, а как визуальная поддержка, способ передать эмоциональную атмосферу путешествия.

Специально к третьему изданию была включена «предыстория Коша»: как он попал в археологию, как «подсел» на раскопки, поработав археологом-волонтером в далекие 1980-е годы в Танаисе. Теперь можно сравнить организацию раскопок в американских полевых школах, с советской полевой практике. Автор надеется, что читатель, желающий попробовать себя в качестве археолога-волонтера, сможет лучше сориентироваться в этой области, и понять, с чем ему или ей придется столкнуться на этом пути за границей. Автор понимает ограниченность своего опыта и предупреждает против глобальных обобщений и выводов.

Экспедиции в Белизе позволили автору посетить, помимо стандартных «туристских ловушек», вроде Тикаля и Тулума, такие малоизвестные памятники и труднодоступные памятник, как Ла Мильпа и Блю-Крик. Возможность увидеть эти памятники в сопровождении квалифицированных ученых — это «вишенка на торте» к работе в джунглях. А опыт передвижения в одиночку по латиноамериканским странам может пригодиться тем, кто планирует маршруты по памятникам доколумбовой культуры.

А главное, книга снабжена почти тысячью фотографий, так что читатель сможет увидеть мир майя и джунгли глазами автора.

Октябрь, 2018

Контакты автора: whitekosh9@gmail.com

Предисловие к четвертому изданию

ПРЕДИСЛОВИЕ К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮ

Четвертое издание «Как я копал в Белизе» включает отчет о третьей экспедиции в Белиз в 2019 году. Количественное изменение переросло в качественное. Читатели давно пеняли автору, что иллюстрации слишком малы. Для автора эта аргументации не казалась существенной. Это не coffee table book. Не было идеи описывать экзотические путешествия в Латинской Америке и поражать читателя селфи с памятниками.

Теперь, когда, в связи с выросшим  объемом книги, речь о бумажной печати не идет, автор решил пойти навстречу читателям и увеличить размер фотографий. Этот процесс начался уже во втором издании, с добавления отчета о 2018 годе, но значительно вырос в третьем и четвертом изданиях. К сожалению, фотографии в частях, относящихся к первым двум изданиям, остались в настоящее время в прежнем формате. Автор приносит извинения читателю за разнобой в форматах, а также нумерации. Эти недостатки будут исправлены в позднейших изданиях.

Помимо увеличения размеров фотографий, автор задумался и о структуре описания археологических памятников и заповедников. Для автора посещение памятников было частью общего самообразования после работы на раскопе, а не туристической активностью. Постепенно все же возобладала идея, что нужно дать читателю больше информации о памятниках в самой книге. Поэтому, в четвертом и последующих изданиях, автор добавил в описании путешествий по археологическим заповедникам культуры майя (а их автор посетил уже более тридцати в Белизе, Гватемале, Гондурасе и Мексике) географические карты (в основном, с гугломапа) и схемы расположения памятников.

Февраль, 2023

Контакты автора: whitekosh9@gmail.com

Города, городища и прочие места

В книге описаны следующие города, городища (археологические монументы) и места, посещенные автором:

Белиз

Алтун-Ха (городище)

Атолл Полумесяца (Half Moon Caye, место)

Белиз-сити (аэропорт)

Белиз-сити (город)

Блю Крик (Blue Creek, полевой лагерь)

Блю Крик (городище)

Голубая дыра (Blue Hole место)

Ишноха (городище)

Караколь (городище)

Кахаль-Печ (городище)

Ла Мильпа (городище)

Ламанай (городище)

Оранж-волк (Orange Walk, город)

Пещеры АТМ (место)

Сан-Игнасио (город)

Сан-Педро (город)

Цунун (городище)

Шунантунич (городище)

Гватемала

Антигуа Гватемала (город)

Атитлан (озеро)

Пакайя (вулкан)

Панахачель (город)

Петенсито (зоопарк)

Сантьяго Атитлан (город)

Сан-Бенито (город)

Солола (город)

Текника (поселок)

Тикаль (городище)

Флорес (город-остров)

Яшха (городище)

Гондурас

Копан (город)

Копан (городище)

Мексика

Бекан (городище)

Бонампак (городище)

Вальядолид (город)

Дзибильчалтун (городище)

Каба (городище)

Канкун (город)

Калакмуль (городище)

Коба (городище)

Лабна (городище)

Майяпан (городище)

Мерида (город)

Пакбитун (городище)

Паленке (город)

Паленке (городище)

Сайиль (городище)

Санта Елена (город)

Тикуль (город)

Тулум (город)

Тулум (городище)

Ушмаль (городище)

Четумаль (город)

Чичен-ица (городище)

Шлапак (городище)

Шпухиль (город)

Эк-Балам (городище)

Яшчилан (городище)

Пирамиды в джунглях 2015

01 Из Танаиса в Блю-Крик, или, Как Кош попал В археологию

С чего начать? «В молодые годы Кош копал древний греческий город под Ростовом…» Красиво… но… не так! Было Кошу уже четверть века, не студенческий возраст. Не под Ростовым, а в сорока километрах от него — посередине между Ростовым и Таганрогом, на хуторе (станице) Недвиговка (фото I). И Танаис был не очень древний, да и не совсем греческий.

Но копать — копал.

Танаис — северный форпост греческой цивилизации на месте впадения тогдашнего Дона (нынешнего Мертвого Донца), в Меотское озеро (ныне Азовское море). Потому и назывался «Танаис» — от греческого «тана», вода. Его упоминал сам Страбон!

Греки основали Танаис в III веке до н.э. как большую факторию для обменов со «степью». Донец был глубже, и Танаис был портовым городом, к нему подходили галеры, идущие аж из Крыма, из Черного моря. В третьем веке н.э., его разрушили готы (родом отсюда), и эти-то, поздние слои третьего века, копал Кош в составе экспедиции МГУ.

Подвалы города были засыпаны остатками горящих крыш и стен при пожаре во время штурма и разграбления, и там сохранилось значительное количество артефактов. Что там люди хранили в подвалах? Обычно артефакты находят в могильниках, в городищах их не так много. Все, что лежало на поверхности или в домах, давно подчищено, если только это не завалило пеплом Везувия. Но не в Танаисе. Кто-то из археологов даже назвал Танаис «одним огромным складом», так что артефактов в подвалах осталось много, пусть даже город и разграбили. Впоследствии город восстановили, но подвалы так и не разгребли.

Сгоревший город был не очень-то древним, третий век н. э. Ту хум хау, как говорится. Он был уже и не очень-то греческим. Греческой в нем была только элита, а населяли его танаиты — потомки греков и меотов, сарматов и прочих. Типично для города фронтира.

В 1980-х годах Танаис уже был археологическим музеем-заповедником (первым в СССР!), и возглавлял его бессмертный директор Чеснок. Чеснок был гением этого места. Он, фактически, спас Танаис от окончательного разрушения местными жителями (те издавна добывали там кирпич, используя развалины как каменоломню, как это часто бывает) и превратил его во впечатляющий региональный аттракцион.

На вид Чеснок не был ни интеллектуалом (хотя и оставил вполне приличные воспоминания), ни харизматическим лидером. Но у него определенно были организаторские способности. Скорее, он производил впечатление крепкого хозяйственника, этакого «местного мужичка-себе-на-уме».

Задача у Чеснока была не простая. Не просто Танаис был первым археологическим музеем-заповедником в СССР, но и местом активных археологических раскопок. Чеснок не только оборонялся от местных жителей, растаскивающих даровые древние кирпичи на свои хаты, не только поддерживал музей в достойной форме для приема посетителей, не только вел работы по консервации и реставрации памятников, не только разруливал скандалы с пригретой им в заповеднике местной творческой богемой, но еще как-то кооперировал с капризными археологами.

Копали в заповеднике летом, в каникулы, так как основная рабочая сила состояла из студентов-практикантов и добровольцев. Здесь работали Нижне-Донская экспедиция Института Археологии АН, а также разные университеты. Прежде всего, разумеется, ростовский (Пед и РГУ), затем владимирский Пед, но была и многолетняя делегация самого МГУ, много лет возглавляемая историком Дэгой.

Трудно рассказывать о ранней истории московского отряда. О ней почти не осталось мемуарно-архивных материалов. Подобно тому, как мы игнорировали Чеснока, Чеснок игнорировал нас. В довольно обширных воспоминаниях он много пишет о Шелове, Арсеньевой, РГУ, и даже поляках и немцах — но ни слова о Дэге и МГУ. Как будто их и не было. Возможно, московский отряд внес не такой уж большой вклад, но все же, позвольте! Он был!

Московский отряд находился в слепом пятне исторического видения руководства заповедника. Еще одно доказательство — недавняя публикация фотоархивов Чеснока, во многом — дело рук его пресс-секретаря Ольги («Феди»). Тысячи фотографий, восходящих еще к 1960-м года, сотни фотографий личного круга самого Чеснока, ростовской богемы в заповеднике, отцов-основателей и «великих» (вроде Арсеньевой), работы ростовских реставраторов и архелогов, владимирского отряда — и, может быть, два-три десятка фото «москвичей» (в том числе, конечно, несколько фото Дэги и его «лейтенантов»).

«Камера заповедника» нами не интересовалась. «Глаз заповедника» нас не видел.

Во многочисленных мемуарах ростовских поэтов «заозерной школы» и литературе о них также трудно найти что-то об археологах вообще, а тем более о москвичах. Сейчас Танаис достаточно популярен, в региональных сетевых ресурсах появилось немало мемуарных материалов о сотрудниках Нижне-Донской экспедиции и РГУ. Есть даже записки польских археологов, работавших во второй половине 90-х годов. Есть записки студентов МГУ о сезонах 2000-х годов. Но практически ничего о 70-х и 80-х годах прошлого века. Почти ничего об этом периоде жизни руководителя студенческой практики МГУ Дэги (ныне солидного профессора-востоковеда).

Настоящие записки, разумеется, не о Дэге. Кош не ставит задачи восполнения какого-то «пробела в истории». Эти записки — о том, как автор попал в археологию и что он там увидел. Но Дэгу не обойти на этом пути. Он играл важную роль в формировании микроклимата экспедиций и тем самым, их волонтерской компоненты.

Конечно, ни сам историк-востоковед Дэга, ни тем более, его студенты, не были профессиональными археологами, но они копали. Дэга вряд ли имел раскопочный «открытый лист», и скорее всего, работал «под Арсеньевой», руководителем Донской экспедиции.

Как правило, профессора руководят экспедицией в целом. Экспедиция может состоять из нескольких подразделений: разведки, камералки (лаборатории), съемки, бригады местных рабочих, и наконец (самое главное) нескольких раскопов. Раскопами командуют «лейтенанты». (А на хозяйстве сидит завхоз.) В данном случае, Дэга командовал несколькими начальниками раскопов и камералкой, так что был скорее «полковником». Таких полковников у Арсеньевой было несколько, так что ее скорее можно назвать генералом. Это была большая экспедиция.

Зачем все это было нужно Дэге? Дэга и его коллега в начале 1970-х внедряли статистические методы в историческую науку, в частности, анализ керамики. Танаис, большой портовый город, где подвалы еще хранили склады древних амфор, был важным российским источником греческой керамики (не забудем, что Крым тогда был уже украинским). Ее можно было пощупать и описать детально. Вероятно, так он и стал работать в экспедиции МГУ.

Не было бы Дэги — не попал бы Кош в археологию.

К Дэге Кош попал «по знакомству». Его приятель и соученик, молодой тогда вьетнамист, и (что немаловажно) ученик Дэги, рассказывал об экспедиции. На робкий вздох Коша о том, что неплохо было бы ему тоже что-нибудь «покопать», тот воскликнул,

— За чем же дело стало! Это проще простого. Поезжай этим летом, я тебя порекомендую!

Кош знает много таких историй. «Вербовка волонтеров» шла обычно через личные контакты (студентов посылали просто так).

Что торкнуло Коша на эту авантюру? Романтика? Интерес к археологии? Хоть убей, не помню. Выпало из памяти совершенно. Кош не представлял, что его ожидает в Танаисе. Отпуска в советское время были большие, денег особо не было. А, да! В те поры за это даже платили деньги. Небольшие, это же не стройотряд. Но поездка окупалась. Ясно одно — весь предыдущий образ жизни и интересы подготовили его к тому, чтобы вступить на этот путь.

Вот так, одним июльским днем, Кош оказался на одном из московских вокзале (кажется, Казанском) в окружении совершенно незнакомых людей. Вот ужас! Хорошо, что Кош ввязался в архитектурный спор с самим Дэгой, так что время пролетело незаметно. Кош даже почувствовал себя в своей тарелке. Кош не умел тогда, да и не особо умеет сейчас, делать смоллток, зато охотно спорил. Дэга, впрочем, это ему запомнил. Он не любил, когда с ним спорили.

Так Кош впервые стал археологом-волонтером. Впрочем, слова волонтер тогда никто не произносил. Не то, что его не было, но как-то в русском менталитете нет вот этой западной идеи на все наклеить ярлычки. Если бы кто-то спросил тогда, «а вот этот, Кош, он у вас кто?» то ему бы, наверно, ответили, «ну, это такой Кош, программист из Москвы, он тут у нас». Вряд ли бы сказали, «а это наш волонтер».

Никаких ведомостей, страховок и всего такого прочего тогда не существовало (для студентов, наверно, были). Никаких документов при зачислении в экспедицию не спросили. И таких, как Кош, было несколько. В основном, это были старички — бывшие студенты, которые теперь ездили как волонтеры. По расспросам, подход везде был один — никаких бумаг, покупай билет и приезжай. Деньги платили (если платили) наличкой.

Дэга, безусловно, был (и остается, надеюсь) человеком, не лишенным харизмы, лидером, который объединял вокруг себя людей, просто потому, что рядом с ним хотелось быть. (Впрочем, не всем.) Он постоянно генерил клевый контент. То, что многие приезжали в экспедицию не один год, было не столько следствием интереса к позднеантичным древностям, а следствием атмосферы, созданной Дэгой в экспедииции.

Как выразился один бывший начальник Коша, «я слышал, что в этих экспедициях заводилась компанейщина». Это было именно оно! Это верно и в мировом масштабе. Успех многолетней археологической школы базируется прежде всего на личности ее «профессора». Как правило, эта личность — харизматическая, способная «развести компанейщину».

Отсюда мораль юноше, обдумывающему житье — если есть выбор между равнозначными в академическом смысле экспедициями (или академкредит не важен вообще) — не заморачивайтесь тем, что и где придется копать. «Выбирайте континент», как сказано в эпиграфе. Наведите справки о «профессоре». Окупится сторицей.

Кошу было сказано, что жить придется в палатках, и палатки нужно привозить свои. В те времена палатки стоили прилично, и были только у походников. Своей палатки у непоходного Коша, разумеется, не было, ее пришлось одалживать у знакомых. Палатка оказалась семейная, так что, по приезде, злопамятный Дэга немедленно уплотнил Коша, вселив в нему в палатку одного из аспирантов, тюрколога Олега. Кош безропотно это принял.

Вот так Кош прожил месяц в брезентовой палатке, вдвоем с совершенно ему тогда незнакомой личностью (впоследствии известного специалиста по кочевникам Средней Азии, вот этим самым пресловутым печенегам и половцам), без воды, света и прочих удобств (одно хорошо, палатки ставились на предустановленные деревянные щиты-платформы, а не прямо на землю (II).

Тогда это было норм. Такие были времена.

О, если бы в них вернуться!

* * * * * * * * * * *

Так как Кош ничего не умел, то его поставили просто копать, вместе со студентами-практикантами (III).

Копка в Танаисе была, в основном, двух видов: вскрытие внешнего слоя и углубленная копка в подвале. Кош был задействован в основном на первом виде работ. Культурный слой Танаиса был прикрыт примерно двумя метрами сухой плотной степной почвы, и в нее приходилось врываться, слой за слоем, под палящим июньским солнцем. Сначала вкапываешься на штык, потом совковой лопатой выбрасываешь землю на бортик, а когда он переполняется, выгребаешь землю на носилки, и носишь вдвоем в отвалы (XVII). Поэтому копали в двойках.

Проходишь участок «квадрата», потом поворачиваешь, вскрываешь новый слой. Отметки «от и до» устанавливались визуально, Кош не припомнит (и их не видно на снимках, см. ниже), чтобы квадраты огораживались бечевкой (и где ее столько наберешься? бечевка тогда была дорогой.)

Верхний слой, насколько помнит Кош, даже не просеивался. Сразу стоит отметить одну деталь — не припомню, чтобы на раскопах вообще были установлены стандартные археологические просевочные сита. Их не видно и на снимках (разве что, они были переносные). Нужно было просто тщательно следить за выброшенной землей, нет ли там артефактов, и о находках сразу сообщать начальству.

Тогда у нас не было, как в современных экспедициях, специальных пластиковых пакетов для находок с данными квадрата. В те времена пластиковые пакеты были ценностью сами по себе. Для каждого типа артифактов (керамики, литиков и стекла) у «западников» (теперь, наверно, везде) есть отдельный пакет, и часто начальник раскопа назначает специальные пакеты для отдельных, особо интересных мест квадрата (например, очага). Роль этих пакетов, как можно видеть на снимках АЧФ, выполняли досчатые ящички из-под фруктов. Один такой ящик, судя по всему, приходился на несколько квадратов раскопа. Такой ящик виден, например, на (XIX) в левом нижнем углу. Иногда керамику (а ее бывало много) складывали просто на бортик, а потом относили в камералку на носилках. В подвалах иногда бывали тонны керамики.

Отвалы находились тут же, далеко землю не носили (IV), а то и просто выбрасывали на бортик. Время от времени приезжал скрепер и сдвигал отвал в сторону. По западным нормам, между отвалами и кромкой раскопа должно быть не менее двух метров, чтобы предотвратить оползни. Эта практика, судя по современному снимку (V), сохранилась и посейчас. Кстати, в старых советских руководствах говорится о пятидесяти сантиметрах бровки, так что это был норм.

На этом участке копали только «мальчики». В те далекие заскорузлые времена было много гендерных заморочек. Не было и речи, чтобы наши москвички, студентки МГУ, орудовали столь грубыми предметами как совковая или штыковая лопата, не говоря уже о ломе или кайле, под палящим степным солнцем. Они не носили носилки с землей. Что, если они повредят нежные внутренние органы, а ведь им же рожать? Никакой бы руководитель на это не пошел. Да и не по-джентльменски это! Совсем не то в наше просвещенное время. Девушки с лопатами фигурируют на снимках на современных российских раскопах везде и во всех ролях.

Надо сказать. что это была действительно тяжелая работа, требовавшая больших физических усилий, к тому же, как правило, под палящим степным солнцем. Но тем она и нравилась Кошу. Для него она заменяла то, чем впоследствии стали для народа тренажерные залы. За несколько недель копки он сбрасывал килограммы, накопившиеся за месяцы сидения у компьютера. Копка не лишена и медитативного аспекта.

Это не значит, что девочки совсем не копали. Когда снимался верхний слой, обнажались фундаменты зданий и их подвалы. Пространство квадрата было очень ограниченным (к тому же на нем топталось несколько человек), и к тому же заглубенным. Здесь нельзя было просто выкидывать землю на бортик. Нужно было копать «от угла», оставляя подъем, по которому земля выносилась на носилках.

В современных экспедициях, где побывал Кош, в таких местах вообще не используют лопаты (кстати, это не рекомендовано даже в тогдашних советских инструкциях). Самый верхний слой, на штык, еще могут снять лопатой, но потом копают кельмами, почва выносится ведрами. Люди делятся на тех кто копает, и тех, кто относит. Материал просеивается. Почва собирается мусорным совком и сбрасывается в ведро, а ведро выставляется на бортик. Тут его подхватывают носильщики и относят (подальше) в отвалы.

Отвалы в западных экспедициях устраиваются не рядом с раскопом, а чаще всего метрах в двадцати от него. Там же стоит качающееся сито (или грохот). Тут преимущество ведер — их легче опрокидывать на сито, чем носилки. Переноска ведер не требует двух человек. В степных и пустынных условиях удобны тачки — но их тоже насыпают ведрами.

Начальник раскопа говорит, как просеивать — поначалу, каждое третье ведро, потом каждое второе, и в конце — каждое ведро. Накапливающаяся под ситом земля время от времени отгребается каким-нибудь доброхотом.

В западных экспедициях нет «закрепленных ролей», типа, одни копают лопатами, другие кельмами, третьи относят ведра. Время от времени люди меняются, ротируются. Иногда это делается по просьбе студента, иногда тебя спрашивают (намекая на то, что — пора), иногда начальник раскопа дает приказ поменяться. Бывают исключения — например, какой-нибудь волонтер хочет монополизировать относку ведер и сито. Решается на индивидуальной основе.

На западе есть, разумеется, и обычные экспедиции, когда археологи отправляются на раскопки, и нанимают грубую рабочую силу на месте, из местных жителей. В таких экспедициях автор, не будучи профессиональным археологом или местным жителем, участия не принимал и судить о них не может. Заметим, что и полевые школы, проводимые в третьих странах (Белизе и Перу, в случае автора), нанимают местную рабочую силу.

Как правило, ее используют на грубых работах (но не обязательно и не только), таких, как снятие верхнего слоя, вынос камней, расчистку джунглей. Кроме того, наем этих людей важен в политическом аспекте, так как создает дружественные связи с местным обществом (идут деньги), и местное общество, чьими ушами и глазами являются эти рабочие, убеждается, что «эти гринго» не делают ничего плохого. Не находят золото (больной вопрос!)

Вероятно, ничего такого в советское время экспедиция РАН не могла позволить — не было резерва свободной поденной рабочей силы на местах. Все ведь где-то работали. Вот и приходилось использовать студентов. В мемуарах богемы, жившей на территории заповедника, упоминается, что они иногда «помогали археологам» и им за это платил Чеснок. Однако же, они все уже состояли при музее на каких-то фиктивных должностях (типа электрика или сторожа), так что это было не трудно. Но нанять целую бригаду местных рабочих на сезон, вероятно. было бы проблемой.

Копкой в подвалах Танаиса тоже занимались поначалу мальчики. Но в конце, когда приближались к дну подвала, в раскоп запускались девочки для тонкой работы — копки собственно культурного слоя. Здесь они могли уже, в ограниченном объеме, орудовать лопатами (см. (VII), а (VI) — это раннее постановочное фото для несуществующей еще инсты.). К тому же, почем-то все сезоны, на которых приезжал Кош, московской экспедиции не доверяли копать подвалы — их копали владимирцы и ростовчане, а там были совсем другие девочки, с еще крестьянскими корнями.

Температура в степи в июле достигала даже в тени 30 градусов, а так как в те годы с одеждой было туговато, мало кто мог себе позволить портить «нормальную» одежду на раскопках. Даже девочки. Так что, в жаркие дни копали — девочки в купальниках (VI), мальчики в плавках, благо днем комаров и прочего гнуса не было. И стирки меньше! Скромный Кош все же всегда копал минимум в трениках, разве что подворачивая их (24). Шорты у него были, но как парадная одежда, а не для работы. Смешно было бы вазюкать шорты в раскопе. Впрочем, богатые студенты были и в те времена.

Копка в купальном костюме имела еще одно важное преимущество, которого был лишен Кош. В лагере не было душевых кабин (для студентов). Помывка после работы производилась под холодным душем, подсоединенным к одной из цистерн (отчасти нагревавшихся на слонце), в уединенном уголке лагеря, но все же на открытом месте. Студенты в купальных костюмах могли в конце рабочего дня мыться совместно (и поймать теплую воду!), и затем просто развесить купальники на веревках, а утром надеть их снова. В степи они высыхали быстро. Таким же, как Кош, приходилось дожидаться, пока девочки уйдут (то есть, теплой воды уже не было), и потом еще стирать вещи. Немудрено, что, по свидетельству одной из участниц ниже, девочки использовали поездки в Таганрог, чтобы посетить настоящую баню.

Отметим, что, несмотря на прогресс с изделиями текстильной продукции в постсоветской России, копка в купальных костюмах и с голыми торсами никуда не ушла. Если посмотреть на Яндекс-фотки, мы обнаружим немало таких археологов на современных российских раскопах (там, где соответствующий климат).

Просмотр Яндекса позволил, кстати, определить новый элемент чисто российской археологической моды — щитки для сиденья, носимые на талии на резинке (VIII). Они пришли от туристов и стоят прилично, несколько сотен рублей. Выглядит смешно, но, похоже, удобная вещь. Таких вроде больше нигде в мире нет, судя по фоткам.

Так как Яндекс подбрасывает картинки из западных и российских экспедиций вперемешку, то Кош даже наловчился определять, западная картинка или русская, не глядя на надпись

купальники, голые торсы

садовые совки

ножи

сиденья на резинках

отсутствие сит

металлические ведра

носилки

— русские;

закрытые торсы (отсутствие купальников)

археологические кельмы

сита

веники, совки

кайло

пластиковые ведра

— иностранцы.

Ошибки были редки.

Еще момент, связанный с жарой. Люди должны много пить. В современных западных экспедициях этот вопрос решается ежедневной доставкой на раскоп стандартных двадцатилитровых пластиковых бутылей с водой. Начальник раскопа время от времени напоминает всем о гидратации. Как решался этот вопрос в те времена? Хоть убей не помню. Кажется, было нечто вроде термосов и бутылок. Помогало то, что в Танаисе мы работали совсем рядом с «цивилизацией», с музеем — рядом был, кажется, кран с питьевой водой, откуда наполнялись бутылки. Но эти бутылки, скорее всего, лежали где-то далеко, где мы складывали личные вещи в начале дня — скорее всего, ближе к городским воротам. Не было привычки держать бутылки с водой «при себе», как сейчас.

Пили, вероятно, только во время «перекуров» — на снимках 70-х и 80-х годов видно, что, в отличие от современности, ни у кого из археологов нет поблизости бутылки с водой. Никогда начальники раскопов не напоминали копальщикам, что надо не забывать о гидратации. И как то же мы обходились.

Наконец, момент, о котором у Коша не осталось абсолютно никаких воспоминаний — столовая. Как и положено в экспедициях, нас кормили три раза в день. Скорее всего, на обед мы уходили в лагерь и ели в столовой. Осталось даже смутное воспоминание о длинной фиесте (одна из участниц, ниже, вспоминает о том, что в самое жаркое время дня делался перерыв). Но никаких воспоминаний о том, как выглядела столовая и чем в ней кормили, у Коша не осталось.

Итак, гендерно девочкам отводилась роль расчистки культурного слоя и извлечения артефактов. Если они и брались иногда за лопату, то уж таскать носилки с землей им приходилось разве что в исключительных случаях. А в те времена, средством массового перемещения почвы были почти исключительно носилки. В западных экспедициях это были в основном пластиковые бадейки из-под краски или масла, а также тачки (в Перу, в пустыне). В Танаисе, если и были тачки, то не в массовом применении (сейчас уже да). Вероятно, тогда это был дорогой инструмент (носилки можно сконстролить самому, а для тачки нужен каркас с покупным колесом).

Ведра представляются Кошу гораздо более «точным» инструментом, так как носилки слишком громоздки и неповоротливы для некоторых узких и глубоких участков, и требуют двух человек. Ведра, напомним, удобнее и для опрокидывания в сито одним человеком. В 1999 году (XVI), не только появились западные кельмы, но и оцинкованные ведра уже заменили (но только отчасти) носилки. В обоих западных экспедициях, где работал Кош, использовались пластиковые ведра из-под краски или кормовых витаминов (в Белизе), они практически ничего не стоили. Но в советское время такой тары не было.

Так как Кош культурный слой не копал, то, приступив к мемуарам, не обнаружил зрительных впечатлений, чем же орудовали девочки в раскопах. Он долго мучился в поисках русской кальки английского слова для обозначения стандартного инструмента западного археолога (IX) — trowel. Более всего подходит перевод «кельма штукатура с заостренным острием», или археологическая кельма. Кош такого инструмента никогда не видел.

.

Сейчас, на фотографиях АЧФ (XI, XIII, XV), видно, что девочки орудуют чем-то вроде плоских садовых совков, но не заостренными, как на западе (особенно хорошо видно на (XIII), слева), а овальным остриями. Такими мы в пионерах окучивали клумбы на парадной линейке. Для расчистки им приходится пользоваться другим острым инструментом — специальным ножом (XII, XIV). Иногда использовалась плоская длинная лопатка (XIII), похожая на расшивку.

Хотя малярные кисти, какими пользуются и на Западе, и были в ходу (XV, справа), все же чаще использовались большие редкие щетки (XII, XIII). При этом практически не были в ходу жестяные мусорные совки для сбора земли, и не было коротких плоских сорговых веников (такие тогда вроде и не продавалось в магазинах).

В западных экспедициях заостренная «археологическая» кельма штукатура выполняет функции и ножа, и совка. Ее удлиненное острие почти так же эффективно, как нож, а изогнутая шейка позволяет использовать во множестве положений. Для особо упорных участков используют небольшое кайло. Для деликатных зачисток (например, костей) там пользуются скальпелем. В джунглях дополнительно используются садовые ножницы и ножовки для корней.

Только на снимках этого тысячелетия видно, что российские археологи частично перешли на западную археологическую кельму (XVI, внизу), но и не отказались от ножей и садовых совков (XXII). Не появились и жестяные мусорные совки (именно это и является одним из оснований для первичной визуальной дифференциации культурной принадлежности снимков на интернете).

Кош отправился в Танаис, не прочитав ни одного учебника по археологии (скукота!), полагая, что с археологией «и так все ясно». Он наивно представлял археологию, как деятельность, направленную прежде всего на добывание артефактов, и, таким образом, получению знаний о древних культурах. Хорошо еще, что он не придерживался типичной идеи hoi polloi, что археологи копаются в земле, чтобы найти золото (в худшем случае, серебро). Он, правда, знал о керамических комплексах и важности датировок. Даже знал о методе углеродной датировки и почему важны органические останки. Но это все были представления, свойственные еще прошлому (двадцатому) веку.

Он не думал тогда, что археология — это скорее о реконструкции пространственно-временной модели жизни предков, в которой артефакты играют роль только в том случае, когда они прочно привязаны к одному из слоев этой модели. Что в археологии чрезвычайно важно выявление внутренней структуры постройки — идентификация пола, как идет стена, где меняется цвет грунта, и так далее. Ничему такому в Танаисе не учили.

Не то, чтобы об этом читали лекции в западных полевых школах (предполагается, что студенты усвоили это на лекциях еще в университете), но вся практика копки там проникнута этой идеей. Об этом говорил начальник раскопки, давая конкретные задания на копку. Некоторые делятся со студентами своими теоретическими соображениями. Вся деятельность начальника раскопа построена вокруг разгадки этой «структуры» и ее описания. Как она идет? Где пол? Как не снести стенку или перегородку? Артефакты же это премиальный контент.

На западном раскопе практически всегда можно видеть фигуру, сидящую на стульчике в стороне от копающих и склоненную над планшетом и тетрадями, куда заносятся планы и события (а часто у него есть и отдельный стол, на котором разложены миллиметровки). Это и есть начальник раскопа. Он также может заниматься съемкой профилей, рисованием, и фотографированием слоев. Время от времени он дает указание расчистить и размести тот или иной участок для фотографирования. Вся эта деятельность протекает на глазах студентов, и они вольны ей интересоваться и копировать (на самом деле, они обязаны вести свои дневники раскопок, хотя мало кто это делает на практике).

Ничего этого Кош не припомнит в Танаисе. Из примера со столовой ясно, если человек чего-то не помнит, это не значит, что этого не было. Однако, рассматривая фото тех лет, Кош не видит этого «человека с планшетом» (он появляется только на новейших российских фото). Иногда начальники раскопа присутствуют на фото, но они не заняты бумажным процессом. Они либо сами копают, либо дают указания. Нигде не видно и стола, на котором они могли бы разложить план и где хранились бы различные археологические параферналии (возможно, это потому, что лагерь был рядом, но…).

Какое-то начальство на раскопе в Танаисе было, как без него! Кто-то же давал указания, кому, где и сколько копать, и откуда докуда. Но не осталось никаких впечатлений об этой личности и ее роли в истории (запомнился только Дэга, но он не всегда руководил раскопами, он был «полковником»). Скорее всего, потому, что не было реальной коммуникации.

Чем отличалась ростовская и владимирские экспедиции — если начальник раскопок и не сидят у его края с бумагами, они часто присутствуют на фото. И более того, Кош помнит, по редким посещениям этих раскопов, что их начальники были весьма активны и в гуще народа. Возможно, это объясняется тем, что никто из лейтенантов Дэги не был настоящим археологом? К сожалению, как уже замечено, камера Феди «не видела» москвичей, и не с чем сравнить. Беда!

Осталось впечатление, что копать на ростовских и владимирских раскопах было интереснее. Но нашему отряду не досталось подвалов (во всяком случае, в первый раз… или не досталось интересных подвалов — во всяком случае, за давностью лет, у Коша не осталось воспоминаний о копке в подвале, расчистке стенок и так далее — но сколько времени прошло!) Поэтому, по сохранившимся воспоминаниям, нашим девочкам пришлось работать только в камералке (камеральная лаборатория, а на западе просто лаб). Как уже говорилось, собранные артефакты складировались в специальные ящики на раскопе. На нашем раскопе их практически не было. А вот в подвалах находили столько амфор, что в конце дня приходилось транспортировать эту керамику в камералку на носилках.

Девочки в камералке мыли, сортировали и шифровали черепки. Шифровали — означает, снабжали их соответствующим кодом в зависимости от происхождения. Амфоры были большие, так что шифры писали прямо на них черной краской. Это был особый птичий язык, на эти иероглифы Кош взирал с уважением. Девочек учили классифицировать керамику, с ними работали непосредственно Дэга и Серега, а то сама Арсеньева. У них был (по воспоминаниям участницы, приведенным ниже) продленный обеденный перерыв.

В камералке было интересно, и хотелось там пробыть дольше. Но мальчиков туда особо «не допускали». (Снимок (X) — постановочный. А уж тем более не допускали в хранилище — там ни разу не был.) Это тоже была женская работа. Если приглядеться даже сейчас к фото с раскопок — если кто-то в раскопе орудует кисточкой и пинцетом, и если это не профессор, как часто это мальчик? А также на фото из камералок — мальчики там только начальники.

За все три сезона, Кош не припомнит, чтобы его запустили в культурный слой и дали расчистить какую-нибудь амфору. То же относится и к остальным парням из московской экспедиции. Мы только копали, и так и думали, что в этом и заключается наша работа как «археологов». Впрочем, в западных экспедициях гендерный состав в лабораториях примерно такой же, как и в России.

В одной из поездок в Белиз Кош обратил внимание на постоянно работавшего в камералке мужчину средних лет. Он занимался реставрацией блюда. Это должен был быть один из специалистов по керамике, подумал Кош. Почему-то он не был частью «командного состава». Только в конце сезоня оказалось, что это был такой же волонтер, как и Кош, просто в самом начале сезона он подвернул ногу, начал работать в камералке, и так ему понравилось, что он там и остался после того, как нога выздоровела. Так, оказывается, можно, надо только себя заявить!

Палка о двух концах. Времени не бесконечно, всего две недели. Если заявляться камеральным рабочим, то придется там так и сидеть. Не придется поработать на земле, в джунглях! Не придется копать! Не любит Кош джунгли, но любит работу на земле, с народом. А тут так и просидишь две недели в камералке… Вот проблема!

В Танаисе никогда не проводилось настоящих экскурсий по камералке, и студентам не излагались основы периодизации и шифрования керамики. Не было обзора хранилища. (Музей тогда не был таким роскошным, как сейчас. Не помню точно, возможно, посетили его один раз.)

Копальщики и камеральщицы представляли низший уровень в экспедиционной иерархии. Над ним возвышались «специалисты». Например, аспирант Серега, де-факто начальник камералки (впоследствии известный кореист и монархист). Он не копал, а командовал девочками, отмывавшими черепки, а потом их классифицировал, и даже реставрировал кое-какие сосуды. Кош подружился с Серегой, и тот по блату позволял ему помацать античные сосуды (X).

Cпециалистами были также архитекторши. Они занимались геодезической съемкой и составлением профилей раскопов, а также прорисовками профилей. Это были настоящие архитекторши, девушки примерно Кошьего возраста. Они тоже были волонтерами, и пребывали тут в отпуску, как и Кош, но им, например, оплачивали билеты.

В то время это казалось естественным — разве простой человек может нанести раскоп на план и составить профиль? Это сложная деятельность, требующая профессиональных умений. Но в западных экспедициях (полевых школах) этому учат всех студентов (и волонтеров, кто захочет). Большинство начальников раскопов просто обязано самостоятельно провести съемку и чертежи, а также сделать профили и разрезы своих раскопов. Никаких архитекторш там нет (изредка, для сложных работ, привлекаются специалисты по геопозиционированию). Руководство привлекает к этому студентов и заставляет практически каждого это проделать. Это часть куррикулума.

Верно, западным студентам, которые, как правило, не ладят с математикой (как правило, не понимают, что такое масштаб и как его вычислять и наносить на миллиметровку), приходится попыхтеть. Большинство проходит это для галочки, но кто-то и начинает специализироваться на этом. Это определенно одно из умений, которым должен обладать будущий аспирант и начальник раскопа.

Начальники раскопа на западе постоянно занимаются «рисованием», постоянно расчищают слои и делают фотоснимки. Хотя это и требуется советскими инструкциями тех лет, Кош не припомнит, чтобы начальники раскопов в Танаисе этим занимались. Это, безусловно, делалось (на некоторых снимках видны люди с фотокамерами), но как-то не отложилось.

Правда, топографическая съемка в Танаисе вообще производилась чаще всего после окончания рабочего дня, когда все покидали раскопы, поэтому архитекторши часто появлялись только на ужине. Тем самым они, как и камеральщицы, избегали палящего солнца в середине дня (XVII).

Кажется, иногда в Танаисе были даже свои художницы (как правило, девушки). Тогда это казалось непонятно (есть же фотоаппараты?). На самом деле ручные зарисовки объектов очень важны. Как правило, керамика зарисовывается. Фотография не передает все тонкости поверхности артефактов (сейчас идет на смену трехмерное моделирование). Вот здесь, конечно, нужен специалист. Для рисования профилей керамики достаточно элементарного знания начертательной геометрии («начерталки»), в объеме первого курса любого инженерного ВУЗа, но ей историков не обучают.

Еще один момент связанный со съемкой. Когда Кош впервые увидел рабочий археологический раскоп в Перу, то поразился обилием веревок, протянутых буквально всюду. Они образовывали над поверхностью раскопа сетку. Ничего подобного не было в Танаисе, да и на современных российских фото этого не заметно. На архивных снимках квадраты раскопов Танаиса кажутся теперь Кошу «голыми».

Веревки или бечевки (обычно пластиковые) натягиваются между колышками — вторичными реперами, или опорными точками. Каждый геодезический план строится от так называемого нулевого репера городища. Обычно это солидная, бетонированая конструкция со штырем. Упаси бог ее сдвинуть или повредить! Базируясь на нем, устанавливают вторичные реперы для раскопов, и далее для квадратов. Между ними могут поставить промежуточные колышки.

Все это, разумеется, было и в Танаисе. Но западники еще и любят натянуть между колышками веревку, чтобы визуально обозначить границы квадратов, и упростить правильную отработку склонов. На это уходит приличное количество бечевки (которая в советское время, возможно, была дефицитом). Ее западники не жалеют.

Конечно, можно сделать ровные стенки и «на глазок», но с бечевкой удобнее. Поэтому у западников и раскопы выглядят как-то ровнее. Первый западный начальник раскопа Коша был просто одержим идеей неприкосновенности колышков и веревок. Так что и Кош ей проникся. Не то у перуанцев. Эти парни не особо парились насчет колышков. Если колышек случайно сбили, а место его затоптали, то могли просто вбить обратно на глазок, не отмеряя заново от вторичного репера. Но веревки, конечно, у них были (это и впечатлило Коша когда-то в Лиме на хуаке Эль-Параисо.) А вот в современной России, хотя кое-где на фотках яндекса можно видеть веревки, они так и не привились пока (XXI, XXII).

Кроме камеральщиков и архитекторш к отряду специалистов относились старички-волонтеры и пара аспирантов профессора. Они как бы играли роль лейтенантов, и, наверно, были начальниками раскопов. Даже основательно порывшись в памяти, Кош не может припомнить, чтобы рядом с ним кто-то (помимо архитекторш) занимался описанием раскопа (XVIII, XIX, XX). Как уже замечено, если посмотреть на снимки Феди (АЧФ), практически нигде не видно, чтобы рядом с копающими находился человек с блокнотом, постоянно фиксирущий процесс, как на западных снимках. Не было на раскопках в Танаисе и стола начальника раскопа, с соответствующими причиндалами (а прежде всего, схемами раскопа). Все это появляется, похоже, только в этом тысячелетии.

Днем Кош копал вместе со студентами, но, по завершении рабочего дня, приняв холодный душ, Кош, по своему статусу, проводил вечера не с ними, а со старшими — в кают-компании домика профессора. Там собирались аспиранты, волонтеры, архитекторши…

Формально, Кош был на самом низу полевой иерархии. В те времена, не было классовых различий, но зато были социально-культурные. Так как Кош к тому времени «давно» кончил университет, работал, и даже публиковался, все эти двадцатилетние сопляки-студенты были не его карасса. С ними он только копал, а так — нэээт.

О, эти вечера! Вот тут-то и развивалась так называемая компанейщина (XXIII). В палатку Кош приходил только спать.

Отряд Дэги насчитывал примерно 15—20 человек. Помимо нас, было еще человек пятьдесят студентов владимирского педа и ростовского университета. Как теперь понимает Кош, много красивых и сравнительно (по тем временам) раскованных девушек. Однако социальное дистанцирование было таково, что даже наши студенты не общались с ростовскими. Понятное дело, москвичи-студенты ИСАА были непростого происхождения, и иметь дело с ростовскими, возможно, не имели желания. За все время, кажется, Кош наблюдал только один кросс-бридинговый роман.

Впрочем, что это только теперь Кош рефлексирует о социальном происхождении студентов-исаашников — тогда это как-то не приходило в его наивную голову, хотя они все были, как это теперь называется, мажоры. Было в воздухе нечто, что не оставалось сомнений, что негоже нашим студентам общаться с немытыми ростовскими. Мы все существовали в параллельных мирах, в своих пузырях, как теперь говорится.

Задним числом, Кош подозревает, что масквичам тут отводилась маргинальная роль, они были, скорее всего, просто «протеже Арсеньевой». Себя же ростовчане считали главными на раскопках (и скорее всего, так оно и было). Во всяком случае, им доставалась наиболее вкусная и квалифицированная работа, оставляя нам разве что снятие верхнего слоя почвы.

Впрочем, собственно археологов там не всегда было много, значительную часть ростовчан составлял строительный отряд «Реставратор», осуществлявщий, на коммерческой основе, консервацию и реставрацию построек по заказу заповедника.

Тут тоже была разница с типичными экспедициями. В типичной экспедиции, последние два-три дня отводятся под «консервацию». Это означает, что раскоп (то, что осталось от постройки) засыпают землей и камнями из отвалов (именно поэтому их держат поближе, чтобы потом далеко не таскать землю). В Танаисе этого не надо было делать, так как отрытые постройки подвергались музеефикации — ребята из «Реставратора» их приводили в более-менее сносное состояние, и они использовались как экспонаты в экспозиции музея под открытым небом.

«Ростовскими» археологами командовала из года в год археологиня лет тридцати пяти — по нашим меркам, «среднего возраста», солидная дама Света. О владимирских память совершенно стерлась. При экспедиции был еще и заморский гость — заграничный профессор-археолог из самой ГДР, по имени Буркхард (20). Кажется, Света и Буркхард работали вместе, и ходили по лагерю слухи, что у них роман. Кош не мог в это поверить. Как же можно советской преподавательнице позволить себе роман с иностранцем?! Да еще и в их возрасте. Это был запредел.

Примечательно, что никогда, никогда эта парочка не посещала наши посиделки в кают-компании, хотя жили в одном лагере. Как бы коллеги. Типа, археологи. Такая социальная дистанция. Мы не посещали их тоже.

Ростовчане ставили «московских» в полный игнор и наоборот. Мы никогда не посещали (как группа) их лагерь, не припомню даже, как они жили (скорее всего, тоже в палатках). Точно помню, что никогда не общались с немецким профессором, не посещали их посиделок и они не посещали наши. Возможно, общалось руководство — но это осталось за кадром видения волонтера. Также Кош не видел того, что происходило в лагере днем.

Единственно, с кем мы общались иногда из ростовских, была богема. Это были молодые ростовские поэты и художники, некоторые из которых, с благословления Чеснока, жили на территории лагеря в построенном ими же бунгало. Для вдохновения. Это позволяло им вести типичный для поэтов асоциальный образ жизни без особых последствий. Они тут же создавали творения, которые обращали на пользу заповеднику. Одним из их творений, а именно Гены Жукова, является нынешний аттракцион реконструированной крепостной башни. Он, вдвоем с таким же поэтом, начал строить ее почти в одиночку, при благосклонном отношении Чеснока и ироническом — москвичей («ох уж эти поэты… все возятся со своей башней!») (Но, кстати, неплохо получилось!)

Мы, москвичи, воспринимали их как провинциальную богему. Чем они, собственно, и были. Эта богема была нашим единственным окном в мир Ростова, который (как и Таганрог) мы посещали по выходным на электричке. Месячный проездной билет от Ростова до Таганрога стоил что-то порядка пяти рублей, Кош покупал его первым делом по приезде в Танаис. От самого Ростова запомнилась немного — острый запах правого притока Дона, Темерника, протекавшего прямо рядом с вокзалом (как пишут в Википедии, «имеет неприятный запах в пределах Змиёвской балки»), собор с рынком на площади, главная улица (Садовая?). Бани мы там не посещали.

Среди богемы была, кстати, пара сравнительно известных впоследствии региональных поэтов, приезжавших и в Москву (тот же Жуков). У Коша от них остались в памяти только анекдоты о тупости преподавателей местного университета. Например, как якобы кто-то из поэтов дерзнул спросить тупого препода КПСС, можно ли считать героем войны камикадзе? Препод, якобы, надолго задумался, а потом изрек — «среди грузин тоже были герои!»

Сейчас именно об этих поэтах и их «заозерной школе» известно довольно много. Похоже, это было уникальное и центральное явление в культурной жизни Ростова. В то время, как мы, москвичи, воспринимали их, как провинциальных эксцентриков, на самом деле, это мы были просто «приезжие москвичи», а они тут жили, это была их земля, их история. О них написаны книги. Мы же из их истории выпали.

Так получилось, что в своей жизни Кошу не довелось видеть много харизматиков. Но именно в Танаисе Кош встретил вторую из этих немногочисленных харизматических персон в жизни — Татьяну Тамбиеву-Бабушкину (Тиви), она руководила детским клубом ЭТО в Ростове (это потом назвали «катакомбной педагогикой»), а в Танаисе проводила что-то вроде художественной школы. В то время ей было уже в районе сорока. Тиви хорошо знала о своей харизме и активно ей пользовалась. Она активно шла на контакт и «собирала людей» (XXIV).

Немудрено, что мы с ней познакомились, и даже приезжали к ней в гости в Ростов в какой-то фантастический деревянный дом. Пожалуй, это был наиболее магический момент ростовской жизни. С ней не могли сравниться богемные поэты. (Впрочем, Кош и вечеринок «у Феди» не посещал.) Тиви, кстати, оставила приличное педагогическое наследство, и о ней самой много написано.

Харизма Тиви была какого-то скорее «животно-магнетического», чем интеллектуального типа (как у Дэги). Была какая-то магия в том, как она «строила» людей. В интеллектуальном же смысле, у нее в голове была такая каша, что никакая содержательная дискуссия с ней не была возможной. Похоже, таким же был и Джобс. Если Дэга был интересен интеллектуальным контентом, который он генерировал, то Тиви, примерно как Стив Джобс, просто искривляла вокруг себя социальное пространство. В сущности, Кош и видел-то эту Тиви всего раза три. Но она запомнилась на всю жизнь. Таких людей достаточно увидеть однажды, вдохнуть этот феномен искривленного пространства. Кошу повезло, благодаря Танаису.

Иногда мы выезжали «на природу» — брали лодку и ехали купаться на Мертвом Донце. Не понятно уже, почему он так назывался. Вроде когда-то он считался Доном. Водные пути тут сильно изменились за две тысячи лет. Ведь и Танаис стоял на самом берегу Меотского озера, в устье Дона. К третьему веку, это была уже не столько греческая колония, сколько сарматский торговый город. Прямо за нашими палатками было поле, и в нем там и сям стояли — до сих пор! — настоящие каменные бабы (XXV).

Впрочем, бабы были и не скифские вроде, да и вообще не местные, а привезенные сюда парой ростовских студентов-археологов. По приколу. После скифов-сарматов тут были готы, а уже после них — печенеги и половцы. Те самые, которые, как известно, были врагами русского народа, сравнимыми с коронавирусом. Именно половцы и прославились своими бабами в южнорусских степях. Так что бабы эти были, возможно, половецкие, и не такие уж древние — XII — XIV век. На тысячу лет моложе Танаиса.

Обычно их ставили на курганах. Кажется, там, в степи, были и курганы, но никогда этот вопрос в архелогическом аспекте не поднимался (нас не водили на экскурсии и не говорили — «а вот это, дети, и есть так называемый половецкий курган!»).

Недавно Кош глянул на Танаис на Яндекс-карте. Маленький заповедник превратился в огромный археологическо-индустриальный комплекс. Чего там только нет! И такой музей, и сякой музей. И даже половецкое святилище! Одна из тех самых баб теперь поставлена на месте настоящего (реконструированного) святилища. Безумная затея ростовских поэтов — реконструированный донжон — это как бы самый цимес. Чеснок провел потрясающую работу. Он был дальновиден, Чеснок. Даром что пилил под собой сук. Он не свалился на землю — похоже, что его просто аккуратно съели, когда в музей пошли, наконец, нормальные деньги в начале 2000-х.

После половцев эти земли захватили Тамерлан и разные другие тюрки и монголы (тут рядом была ставка Орды), а потом, ближе к XV веку, совсем иностранцы — итальянцы (венецианцы и генуэзцы). Они восстановили Танаис (река сместилась, и его поставили на новом месте, к югу, он стал называться Азов; Танаис — это предтеча Азова). Тут были даже католические диоцезы (об этом нам тоже, кажется, тогда не говорили). Торговали они, надо понимать, славянскими рабами. Их сменили турки-османы, у которых эти земли отбила уже Российская империя (которой в геополитическом смысле как раз пригодились греческие корни колонии, как аргумент против претензий на эту землю чужеверных турков).

Иногда мы доезжали до Таганрога (он был ближе) и даже посещали пляж на Азовском море. Первый, кстати, морской пляж автора. Кстати, именно с Таганрогом с его улочками с одноэтажными домиками можно сравнить американские городки! Это такая же провинция. Кош посетил дом-музей Чехова. Ростов по сравнению с Таганрогом казался столицей. Мы ездили в Ростов чаще, вероятно, потому, что были мальчики — как выясняется, девочкам Таганрог был более притягателен пляжами, баней и ресторанами (ну, это, наверно, уже в 90-е).

В общем, время проходило нескучно.

Подведем итоги. Как теперь, с опытом западных экспедиций, должен автор воспринимать Танаис? Чем он был? В те годы, у Коша не было сомнений. В СССР студентам не давали расслабиться летом. Как правило, посылали в стройотряды. Мажорам и девушкам со слабыми организмами, но приличными средствами родителей, удавалось от них отбояриться и поехать куда-нибудь в Крым или даже на Златы Пясцы. Ну, или на деревню к дедушке. А кому-то стройотряды нравились (можно было заработать за два месяца годовую стипендию!) Были и другие отмазки, в виде летних курсов или практик. Некоторые практики были обязательны, как стройотряды. Одной из них (с начала 70-х годов) была археологическая практика после первого курса исторического факультета.

Именно с ней, судя по всему, и пришлось столкнуться Кошу. Все эти Дэгины студенты были девятнадцатилетние второкурсники МГУ, и это была их обязательная археологическая практика. Ее естественным аналогом является западная полевая школа археологии (archaeological field school), но она не обязательна для историков. Обе формы служат практическим завершением теоретического курса археологии и надлежащим образом матрикулируются. Обе формы строятся, как правило, на базе многолетней археологической экспедиции и студенты принимают участие в раскопках.

Разница в том, что на западе в полевую школу едут, как правило, уже осмысленные люди с определенными целями. Им всем, скорее, к 25 годам (огромная разница в двадцатилетними юнцами). Они могут быть и биологами, но, все же они имеют какой-то интерес к археологии. Исаашников загоняли копать после первого курса практически насильно (вместо Крыма), когда им было по девятнадцать-двадцать лет. Никто из них не собирался стать археологом, да и вообще идти в науку. Им было важно просто отбыть это время и получить зачет. Поэтому их не расстраивало то, что их ничему не учат.

Кроме того, руководители тоже не были профессиональными археологами. Тут, как говорится, низы не хотели, а верхи не могли. (Вероятно, у ростовцев было по-другому.) Никаких отношений с этими мажорами-малолетками у Коша не завелось. (Впрочем, с американскими студентами тоже.) Поэтому, глядя трезво назад, Кош думает, что не стоит винить начальство в том, что они ничему не научили. Но вот какие-то экскурсии они все же могли проводить для желающих.

Увы, ни разу за несколько сезонов наше начальство не организовало ни одной экскурсии на расположенные неподалеку важные палеолитические стоянки, ту же знаменитую Каменную Балку, где царила Леонова. Причем сам Дэга, кстати, туда ходил, и даже переходил туда копать палеолит — но не водил студентов. Это было его приватное дело (мы же остались без клевого контента).

А ведь этот степной регион — один из важнейших источников формирования европейской цивилизации. Именно отсюда пошла решающая миграция носителей генов, интеграция которых с генофондом северных охотников-собирателей и анатолийских фермеров тогдашней Европы, сделала европейцев тем, что они есть. Вполне возможно, что именно эти мигранты сделали индоевропейские языки доминирующими в Европе.

То же и с курганами. Сейчас в заповеднике соорудили какое-то «Половецкое святилище» — в те времена никто об этом и не заговаривал. О том, что совсем рядом были половецкие курганы, тоже не упоминалось. А ведь это так легко было сделать! Ну и что уж говорить про вечерние лекции. Могли бы того же Буркхарда пригласить (он говорил по-русски), рассказать об античности. Увы! (Вообще эта идея — пригласить прочесть лекцию — была чужда тогдашнему менталитету.)

Следующий элемент, который стоит отметить — отсутствие «начальства», а именно «профессора». Все три сезона, который Кош проработал в Танаисе, он наивно полагал, что главный археологический начальник тут — это Дэга. Кош знал о существовании Арсеньевой, и она даже пару раз показывалась на раскопе. Но по прошествии стольких лет, Кошу казалось, что Арсеньева работала в каком-то другом месте, а в Танаис только заезжала. Как же он был удивлен, когда узнал, что все это время Арсеньева пребывала в лагере у себя в отдельном доме! Просто не показывалась. А ведь она была самым опытным и профессиональным археологом в Танаисе. И, кстати, это она была реальным начальником археологов в Танаисе.

Всегда витала в воздухе типичная советская статусная дискриминация — ну, ты типа еще салабон, ты еще дорасти до того, чтобы я с тобой поделился чем-то.

Этим советская практика резко отличалась от настоящей американской, с которой Кош столкнулся потом в Белизе. Западные летние школы предполагают, что к ним едут студенты, заинтересованные в этой практике (по разным причинам, конечно — кому нужен зачет, кому референс), студенты и волонтеры платят за свое обучение (это определяется как обычный университетский course tuition, только они более дорогие, так как туда входит оплата проживания и питания за месяц или две недели — цена колеблется от двух до пяти тысяч долларов). Начальниками раскопов работают, как правило, аспиранты «профессора», специализирующиеся в археологии. Тут, конечно, на кого попадешь, но обычно они охотно делятся секретами ремесла. В этом смысле не делается различия между студентами и волонтерами.

Самое главное, у этих школ есть устоявшаяся практика и стандарты. Студентов пропускают через своеобразный конвейер, чтобы они хотя бы получили представление о всех важнейших моментах профессии. Начальники раскопов смотрят за тем, чтобы не образовалось групповщины, и каждый студент получил возможность и ведра поносить, и покопать, и просеивать, и принять участие в съемке и профилировании раскопа. Ротируют людей. Учат, как делать полевые записи. Один день в неделю посвящен камералке. Учат мыть, шифровать, классифировать. Если человек хочет специализироваться в чем-то, ему предоставляют такую возможность. Проходят дополнительные семинары внутри школы — например, по биоархелогии или трехмерному моделированию.

Вечера стараются занять лекциями по местным культурам и памятникам. В Белизе это был каждый второй вечер. Как правильно указано еще в советской инструкции по полевой практике, полевая практика — это место, где стираются ранги. Студенты получают возможность вечером что-то обсудить с самим профессором за бутылкой пива. По выходным, как правило, вывозят на обзорные экскурсии по близлежащим архелогическим памятникам.

В общем, это другой мир. Но, так как Кош в годы Танаиса не знал ничего другого, то воспринимал то, что было, как должное. А зря! Сколько можно было бы узнать на практике. Даже технике расчистки артефактов мальчиков не обучали, не говоря уже о стратификации амфор.

Но, в общем и целом, это было золотое время! Увы, оно прошло, и Кош о нем практически позабыл.

* * *

Птицей на -дцать лет вперед!

* * *

Случайный путешественник, Кош и в Белизе оказался случайно. В 2014 году Кош посетил пирамиду Эль-Параисо в Лиме, одно из древнейших сооружений в Америке. Эль-Параисо не числится в списке туристских достопримечательностей. Там не принимают туристов. Не продают входных билетов, и все такое. Для праздношатающихся посетителей объект закрыт, пока идут раскопки. Вдобавок находится она в одном из тех районов города, которые называются фавелами, и турагентства не любят возить туда экскурсии.

Кош приехал туда наугад. На такси. В Лиме много древних пирамид находится в фавелах, и, чаще всего, они выглядят как мусорные свалки. Вот и с Эль-Параисо, Кош подумал, раз пирамида в фавеле, можно подъехать, пробежаться быстренько по развалам мусора. пощелкать камерой. Не тут-то было. Оказалось, что это — объект в состоянии многолетних планомерных государственных раскопок. Везде работали археологи, и просто так пробежаться по раскопу не получилась бы. Хорошо, что вообще пустили.

Местные зауважали Коша, видимо, впечатлившись его комплекцией, ростом и иностранностью (в Перу еще уважают иностранцев), а также прибытием на хорошем такси, и разрешили осмотреть раскоп и пирамиды. Бесплатно. Попросили только записаться в журнал посетителей. Посетители посещали это — вероятно, самое древнее — американское городище примерно раз в два-три дня и в основном это были все профессора-археологи, а не какие-нибудь инженеры.

С Кошем поздоровалась вся археологическая команда (молодые археологи из Лимы, подъезжавшие к раскопу на мопедах). Ему выделили завхоза-сопровождающего, который его (вместе с любопытным таксистом, которого в журнал не записали) провел по городищу. Там была не только та пирамида, о которой столько написано в Википедии, но и еще несколько сооружений на довольно большой территории. В этих местах, похоже, куда ни копни, везде — древнее городище. Окинешь взором окружающие холмы, и голубеют охранные доски министерства культуры, маркирующие исторические объекты. Кошу элементарно повезло — его могли не пустить на археологический объект в стадии активной разработки. Добрые люди.

Завхоз заметил, между делом, что копали там не только настоящие археологи, но и добровольцы, волонтёры. И тут Коша торкнуло — хмм… А ведь и он когда-то! Неужели тут тоже есть археологи-волонтеры?

— Вот, если бы сюда приехать, — подумал Кош, — не туристом? А, например, помочь местному населению в смысле культурки? Например, покопать?

Состояние большинства памятников в Перу производило плачевное впечатление. Средств у перуанского государства на все эти раскопки и охрану памятников нет. Неужели оно не будет радо волонтеру-экстранхеросу?

Наивные мысли! Погуглил, и выяснилось, что конь уже давно повалялся в этих палестинах. На специальных вебсайтах есть список археологических экспедиций и там можно себе выбрать страну, время и место. Это такой мирок. Маленькая вселенная. Экспедиции, как правило — многолетние «летние полевые школы» для студентов. То есть, это — археологическая практика. Некоторые из них берут и добровольцев. Не все. Но если берут, то, в том числе, и великовозрастных, вроде Коша. Им все равно. Отчасти это даже хорошо для дайверсити, но главное, чтобы платили. Деньги нужны профессорам на их частные проекты. Профессора-археологи так погрязают в местной среде, что начинают что-то спасать, негоциировать с местной общиной, и организуют для этого чарити (благотворительную организацию). Не отходя от основного профессорского промысла. Как-то так Кош это понял. Для проектов нужны деньги, которые непросто выбить из фондов или университетов. Деньги можно взять из чарити.

Волонтерство практикуют не все школы, а в основном те, что хотят заработать, и, как правило — для поддержки своей чарити. Волонтеры платят за это деньги, те же, что и студенты (но те хоть кредиты за это имеют, плюс, эти деньги наверно идут университету, а не самой чарити). А вот деньги от волонтеров поступают, похоже, в пользование самой чарити, а не оприходуются университетом. Хотя, это все догадки, что Кош в этом понимает? В следующий раз надо просто спросить!

Навскидку, порядка трети экспедиций, представленных на сайте (тогда это был Пастхорайзон), берут добровольцев. Выбор для не-студентов не такой уж и большой. Например, если ехать в Перу в июне-июле, то там всего три экспедиции берут волонтеров, из них одна — биоархеологическая, в горах — не представляла интереса. Еще одна, впрочем, расположена в курортном местечке Хуанчако (произносится Уанчако) под Трухийо, где расположены главные города культур Моче и Чиму. Туда-то Кош и решил направить стопы. Не потому, что местечко курортное, а потому, что там пирамиды.

Пирамиды в пустыне.

Кош начал писать в феврале некой Анне в университет Северной Каролины. Однако, ничего не получил в ответ. Написал аж самому профессору! И тоже ни гу-гу. Кош заволновался. Что делать, делать то что?! Куда еще писать? В Спортлото?

Оставшиеся две экспедиции особенного интереса не вызывали. Расстроенный Кош решил заново исследовать вопрос, расширив круг стран. Нам что, только в Перу или покопать для науки? Кош взял шире по Латинской Америке. Обнаружилось несколько интересных вариантов, один из которых и был в Белизе. В Белизе, кстати, полно западных университетских экспедиций, в отличие от столь же богатой на памятники Гватемалы.

В итоге, был выбран некий «проект по спасению майя», ведомый профессором Томом. С очень удобным и гибким расписанием и доступными ценами. Обычно проекты идут месяц — три недели, а этот был разбит на заезды по две недели, четыре заезда. Можно выбирать, как угодно. Профессор немедленно — и лично! редкость для профессоров — откликнулся на письмо и вообще был весьма не по-профессорски коммуникативен и эффективен.

Вот так, неожиданно для себя самого, Кош и подписался на две недели на проект в Блю-Крике, «Голубом ручье» — так называется это местечко в Белизе, где базируется экспедиция. Такой белизский хутор Недвиговка…

Потребовалось собрать некую документацию и даже рекомендации. Мелочи, но, наверно, какая-то фильтрация идет. Кошу было сообщено, что жить придется в бараках кабаньях по два человека. Что ни электричества, ни воды в этих кабаньях (по-русски — будках) нету, а все полотенца-простыни и прочую обстановку нужно привозить с собой. Электричество же и прочие удобства будут доступны круглосуточно в главном здании. Впрочем, горячей воды не будет и там. Советского человека этим не испугаешь. В Танаисе тоже жили в палатках и ничего. И тоже горячей воды не было.

Билеты туда-обратно были закуплены почти на четыре недели. Хоть Кош и не турист, но, раз уж придется в кои-то веки попасть в края майя, то уж, наверно, есть смысл посетить там все значимые пирамиды и тем самым закрыть вопрос о майя навсегда. Потому, что никогда не знаешь, попадешь ли снова в это место, да и будешь ли жив вообще?

Тут возник смешной вопрос. Какие же это значимые пирамиды майя? Какие у майя вообще есть пирамиды, и какие из них наиболее значительные? Например, про ацтеков Кошу было известно, у тех пирамиды были. Теночтитлан, там, и вообще. Кортес их разрушал лично. А про майя Кош как-то никогда и не думал в рассуждении пирамид. К стыду. Конечно, он просматривал в молодости Кнорозова и Кинжалова, но почему-то это никак не ассоциировалось с пирамидами, в отличие от ацтеков. Письменность у майя была, да (кстати, практически у них одних на американском континенте). А пирамиды?

Правда, было еще на слуху было слово «Чичен-итца», потому, что народ ездил туда на курорты. И там осматривали какие-то пирамиды. Здесь у Коша получилось полное культурное фиаско, как с до-инскими цивилизациями в Перу. Ничего-то он не знал! Двойка!

Когда начал отуристиваться Канкун, и прославилась Чичен-Ица, и мексиканское правительство, наконец, обратило внимание на подножные туристские ресурсы, тогда оно пошло-поехало. Стало издаваться много популярных книжек. Но это не успело докатиться до русскоязычной литературы, которую читал Кош в 70-80-е. А потом уж было не до этой литературы.

Та же история получилась у Коша с инками и предыдущими цивилизациями. Инки, как и ацтеки, несмотря на свою историческую свежесть, создали мощную империю, с которой столкнулись испанцы. Это было раскручено в истории. А гораздо более старые, важные и мощные культуры, вроде тех же моче и чиму, открытые примерно в то же время, оказались в тени и нераскрученными в популярной прессе. Потому, что их представители не дрались с испанцами, да и вообще, находились в упадке…

Когда Кош начал читать литературу, то остатки волос встали дыбом, как и при узнавании, в свое время, о существовании культур моче и чиму в Перу. Этих пирамид — то есть городов, где есть значительные пирамиды — оказалось просто немерено, порядка ста только наиболее известных, объектов высшей категории!

Пирамиды в джунглях.

Куда же ехать после экспедиции, что смотреть? Кош взял помощь зала — написал доброму профессору Тому.

— Если выбрать десять мест для бакет-листа, то какие посетить?

Профессор тут же любезно прислал список из семи-восьми мест, которые надо посетить обязательно: Чичен-Ица, Паленке, Тикаль, Копан, Караколь, Ламанай, и еще что-то. Два места оказались в Мексике, два в Белизе, два в Гватемале и одно в Гондурасе. Опа! Задачка. Как же все это объехать дней за десять, остающихся после раскопок?

В назначенный срок, Кош погрузился в самолет и вылетел через Флориду — американские линии оказались самыми выгодными — в Белиз. На этот раз почему-то даже никаких вопросов не возникло на границе, и Кош высадился сначала в Майами, а через несколько часов он уже был в Белиз-сити. Кошу было написано начальством по емейлу — выгрузись в аэропорту, и ищи наших людей в синих футболках с надписью: «Блю-Крик», и будешь встречен. «Не боись, у нас никто не пропадал!»

* * * * * * * *

Подлетая к Белиз-сити, ничего особенного не видишь. Городишко как городишко. Аэропортик крошечный. Пограничный контроль чисто формальный. Единственно, вышла накладка со сроками визы. Пограничник зачем-то спросил, на сколько месяцев нужна виза. Месяцев, Карл! Наверно, он принял Коша за потенциального пенсионера, увы. Нет, чтобы просто штампануть на три месяца, как всем. Tак как Кош собирался совершать сложные пертурбации с въездом и выездом, он не был готов к такому заковыристому вопросу, и не знал, что и сказать. Сказать ему сразу, что будет выезжать и возвращаться? Кош ужасно боится пограничников, это с советских времен такой рефлекс. Видя, что Кош затруднился с формулировкой цели посещения этой благословенной тропической страны, погранец спросил,

— Ну, а что ты делать-то у нас будешь?

— Еду в Блю-Крик. Волонтирствовать. — Кош честно сказал, но ответ был неправильный. Кош сказал буквально — «работать волонтером». Правильный ответ был — учиться. Это — лингвистический диссонанс. В русском, семантика глагола «работать» во многом стерлась. А на пограничников, на английском или испанском, это слово действует, как красная тряпка.

Погранец, наверно, все это не очень понял. Он привык иметь дело с туристами, посещающими Голубую Дыру и лоджи в джунглях, а также с миссионерами. Кош был ему непонятен. Но все же шлепнул белому человеку визу на месяц. На всякий случай. Кош с багажом выкатился в зал.

Читая на трипадвизоре про гостиницы в Белиз-сити (была сначала такая идея там переночевать, чтобы посмотреть местный музей), Коша удивляли повсеместные предупреждения, что надо, мол, сильно беречься. Что кругом криминал. Как в Лиме. Как это совмещалось с изображением Белиза как пенсионного рая для америкосов?

Преступность подтверждается простой статистикой убийств и грабежей, где Белиз обычно в первой десятке в мире, несмотря на всего четыреста тысяч населения. С одной стороны, в Белиз заманивают пенсионеров, а с другой — он же занимает по криминальным убийствам первые места. Говорят, что Москва — город контрастов, а вот Белиз ей даст сто очков вперед. Хотя бы по убийствам (кажется, в Москве сейчас десять на сто тысяч населения, а в Белизе — тридцать с чем-то).

Белиз был основан английскими пиратами, выковырявшими нишу в теле испанских колоний. Сначала они тихо себе пиратствовали, окопавшись на островах и использовали берег только для прокорма. Потом стали рубить лес и продавать древесину — это оказалось выгоднее, чем пиратствовать. Всякие там махагониевые деревья и прочую ценную древесину.

Сами-то они, конечно, не рубили. Благородные белые люди, аглицкие буканэры. Индейцы местные, в основном майя, тоже к этому как-то не очень позитивно. Пришлось, как в Америку, завозить рабов из Африки. Как бы теперь сказали, осуществляли инсорсинг дешевой рабочей силы. Вот эти рубили.

Испанцы пытались, конечно, нишу отбить, но супротив настоящих английских пиратов силами местной армии не потянули. В решающей морской битве англичане, как водится, разделали испанцев под орех. Это им не футбол. Белиз получил статус английской колонии, а с Ее Величеством, как потом узнала Аргентина, шутить не стоит. В итоге, образовалось единственное в центральной Америке государство с государственным английским языком и большим процентом черного населения. Особенно в Белиз-сити.

Когда испанская империя развалилась, и образовались на севере Белиза — Мексика, а на западе — Гватемала, последняя пыталась как-то выйти к восточному морю — но проход ей перекрывали с севера Мексика, с востока Белиз, с юга Гондурас. Не столько даже сам Белиз (прямой выход к морю есть), как его территориальные воды — территориальные воды составляют большую часть территории Белиза, сам-то он маленький. Пытались на Белиз наезжать военным путем, но там — английские пираты вместе с черными лесорубами. Черные лесорубы объединились со своими бывшими поработителями. Оказалось, что на эту смесь не очень-то наедешь силами испано-индейцев.

Гватемальцы очень обижались. На их картах Белиз был еще совсем недавно показан как провинция Гватемалы. Нету, мол, такого государства, «Белиз». Что это за новообразования какие-то? Потом — совсем недавно, лет двадцать назад — удалось достичь компромисса. Попался гватемальский президент, который признал Белиз в обмен на часть территориальных вод, который отдали белизцы — так что Гватемала заимела полноценный выход в Атлантический океан. Рядовые гватемальцы, впрочем, до сих пор считают это предательством национальных интересов.

На карте \5\ обозначены основные узлы дальнейших кошьих странствий. Белиз сидит прямо на юг от Юкатана и его Канкуна, и на восток от Гватемалы. Пункт номер 1 — это главный город Белиз сити, где аэропорт. Пункт номер 2 — это место лагеря Блю-Крик, на стыке Мексики, Белиза и Гватемалы. Пункт номер 3 — это место пирамид Тикаля и города Флорес. Пункт номер 4 — это Паленке в Мексике, куда Кош съездил из Гватемалы. Вернувшись в пункт номер 3, он передвинулся в пункт номер 5 (Антигуа), откуда попал в Копан — пункт номер 6 — в Гондурасе. И уже оттуда — назад в Белиз, с остановкой в Сан-Игнасио (пункт номер 7).

Предлагаемый читателю текст — художественный травелог. А, значит, не во всем соответствует документальной реальности. И, прямо скажем — иногда далеко не соответствует. Поэтому большинство настоящих имен было заменено, а фотографии участников, присутствующие в оригинальном травелоге, отсутствуют, за исключением пары фото самого автора (отсюда иногда пробелы в нумерации).

Все дальнейшее основано на реальной истории, но имена и детали не имеют никакого отношения к реальным лицам. Ссылки будут в основном на Википедию. Что до реальных реалий, каждый, не забаненный в гугле, и имеющий интерес и время, легко может их восстановить, а для всех остальных есть Коший емейл — whitekosh9@gmail.com.

02 Не ждали

Вывалившись в маленький зальчик прилетов аэропорта Белиз-сити (имени Филиппа нашего Голдсона), Кош огляделся в поисках встречающей партии. Никакой партии и никаких голубых маек с Блю-Криком не наблюдалось.

— Эх! — расстроился Кош — что же делать?!

Таскаться по аэропорту с кучей вещей и расспрашивать про Блю-Крик не улыбалось… того и гляди ограбят наивного приезжего! Не уехали же блюкриковцы без него? Перрончик у выхода аэропорта \6\ тоже был практически пуст. А ведь должно было бы быть много людей…

Все же обошел, таща за собой все бебехи, аэропорт \6—8\. Снаружи на перроне оказались классные деревянные скамейки колониального образца. Двери почти везде были благородно-деревянные (может быть, даже махагониевые?), не пластик или дсп. Даже в туалетах \8\. Таблички в туалетах — а они, как правило, отражают местную культуру — гласили: Male-Female. Редко, где сейчас встретишь такой натурализм-биологизм. Был еще и второй этаж, и там были ресторан и паб, но туда Кош не пошел. Эскалатора не было, а тащить с собою чемоданы по всем ступенькам не улыбалось.

Обменял деньги в эксчейндже — надежно защищенным тюремного вида металлической решеткой (не просто толстое стекло), совсем как в 1990-е в Москве. Такое сейчас нечасто (да никогда и нигде) встретишь в аэропортах, где всегда полно полиции и все под контролем. Чего они так боятся?

Не повернув кочан лица, ему обменяли амбаксы на местные доллары с портретом Ее Величества — без всяких наценок и контрибуций. Потом выяснилось, что тут так везде — берут повсеместно американские доллары или меняют один к двум без вопросов. Зачем вообще эксчейнджи, в чем, как говорится, бизнес-модель обменника? Кош так никогда этого и не узнал. В аэропорту, впрочем, понятно — надо же сдать белизские и получить американские, добро. Они не брали никакой маржи. Но из чего же операторам зарплату платят? Впрочем, там же меняли не только американские доллары. Может быть, на другие валюты есть маржа. Американские доллары у них были как родные.

Кош проболтался так по аэропорту, наверное, с час, и даже осмелел и начал пугать народ расспросами про Блю-Крик и людях в голубых майках, но ничего не нашел. Неожиданно подошел товарищ в футболке с лого местного пива «Беликин» и спросил,

— А ты, случаем, не Кош?

— Случаем, да, — удивился Кош.

— А мы тут тебя ищем с собаками!

— Я тоже вас ищу! — обрадовался Кош. — Я искал голубые майки с эмблемой… Вот у тебя, например, где голубая майка с эмблемой?

— Да, я, это… — замялся встречающий — да мы… да, с майками тут у нас получилась небольшая накладка… Ну, ты не тушуйся, иди наверх в паб, там наши все тусуются! Нам тут еще часа три ждать последнего рейса с новобранцами.

Так вот они где все оказались! В пабе, куда Кош как раз не пошел \9,10, 11\.

Паб был отделан тем же дорогим деревом, что и двери туалетов. Похоже, с древесиной ценных сортов тут проблем не было (это была иллюзия). Цены были, как водится, в аэропортах, приличные. Например, «спешал фиш-энд-чипс» — 26 белизов, или 13 американских \10\. Как бы нормально, особенно, для аэропорта. Но недешево для Белиза, как его себе представляешь. Впрочем, качество еды у них было на высоте.

В одном углу паба были свалены вещи (в поле зрения народа), а сам народ сидел вдоль длинных столов и кушанькал. В основном тут была молодежь, но присутствовало и несколько старперов. Кош скромно сел в уголке, прислушиваясь к разговорам сидельцев. Так и просидели часа три.

Воспользовавшись тем, что вещи под присмотром \9\, Кош еще раз произвел обход аэропорта, уже налегке. Посетил его «местную» часть, куда он ранее не пошел с бебехами. Оказалось, что и там есть жизнь, и свой ресторан, как бы для «местных», отделанный пластиком, простенькая пластиковая столовка, но зато с «нормальными» ценами. Однако, кроме кофе и пирожного, там было взять нечего. Ничего из меню, по этим приятным ценам, там не было. Хотя было вроде обеденное время.

Кош даже забрел за парковку, чтобы снять аэропорт издалека \7\. Вот там было совсем по-народному — стояло нечто вроде полевой кухни, и белозубые, загорелые парни пожирали рис с бобами. Выглядело это, правда, антисанитарно, и Кош не рискнул. А зря!

То ли это был такой день, то ли Белиз невелик, но никакого особого скопления народа, в отличие тех же латинских аэропортов, не наблюдалось. В Лиме, например, при том, что у них там охраняемый въезд в аэропорт и опасный район (то есть, случайных людей там почти нет), в зал отлетов без документов не пускают. И все равно, там внутри толкутся толпы народа, непонятно, что делающего, причем, почти круглосуточно. Магазины в лимском аэропорту открыты круглосуточно, равно как и Старбакс. Люди там ночуют (прямо у Старбакса). Белизский же аэропорт был похож скорее на стерильные кубинские, но без массовых туристов. Паспортный контроль на вылете зато двойной, и все явно строго. Конечно, Белиз — страна маленькая, и Белиз-сити в десятки раз меньше Лимы. Но странно.

Наконец, народу в пабе сказали «Подъем!» Все наши рейсы прибыли, а за нами пришел автобус \12—13\. Это был один из пресловутых латиноамериканских чикен-басов — списанный американский школьный автобус, в центральной Америке действующие как рейсовые. В Перу их не было, там везде либо мерседесы, для туристов и дальних рейсов, либо китайские автобусы Юйтун, как на Кубе. Это, вот такая, специфика центральной Америки. Фирменная марка.

Их раскрашивают в немыслимые тропические цвета, расписывают религиозными лозунгами, и рисуют всякие вещи на бортах. Чикен-басами их называют не столько из-за цвета, сколько из-за того, что деревенский народ зачастую так и везет в них живых кур и прочую живность. Но наш был «как есть», в желтой раскраске американского школьного автобуса.

У чикен-баса нет багажного отделения, все вещи сваливаются на расчищенную площадку у задней двери. Или привязываются на крыше. Иногда их, впрочем, модифицируют, чтобы приделать это отделение. Есть даже специальные компании по нарезке этих чикен-басов, чтобы привести их в соответствие с какими-то местными нормами длины колесной базы. Чего только нет в мире…

Мы загрузились в автобус — как раз всем хватило мест вместе с багажом, все было рассчитано и схвачено — и двинулись от Белиз-сити в направлении Блю-Крика (от номера 1 к номеру 2 на карте 5). Белиз — страна небольшая, в ширину всего пара сотню километров (английские пираты, с их островной ментальностью, видимо, не хотели забираться далеко вглубь материка, гватемальцам повезло), так что доехали мы всего за два часа.

Ехали сначала по городу, Белиз-сити. Удивительно высоко тут подходит к суше океан. Кажется, он вот-вот перельется через край парапета \14—17\. Как будто город расположен ниже уровня моря, как в Голландии. Самого города Кош так и не видел. Было сказано начальством неоднократно, что нечего тут белым и разгуливать, зарежут ни за грош. Белые люди передвигаются исключительно на проверенных такси, из аэропорта — на морской или автобусный терминал, и там дальше — либо на безопасные острова или к туристским точкам вглубь. Их передают с рук на руки, и конвейер этот давно отлажен, так что и сбоев с травмами туристов практически нет.

Но не удалось, в частности, повидать городской музей с артефактами майя — он был хронически закрыт на моменты прибытия и отбытия. А между тем, как выяснилось, есть специальные туры по городу с ночевкой в нем. Но — под неусыпным наблюдением гидов, надо понимать.

Белиз-сити, это такой вот латиноамериканский городишко (тыщ 20—30, что ли населения?), только надписи все на английском, что контрастирует с видами. Нет, на самом деле, даже не столько латиноамериканский, как «карибский» — на улицах почти одни негры или мулаты \16\.

Оказывается, как есть Андское Объединение Государств с общими паспортами (айди), так существует и карибские союзы государств (КАРИКОМ, и другие). И очень даже вот эта союзная активность там кипит. Суслик-то есть. Белиз как раз причисляет себя к карибским государствам, хотя и не остров (все остальные члены — острова). Это единственное исключение. И правильно, да, они скорее карибские, чем латинские!

Вот одно из достоинств таких путешествий. Без них, когда говорят, «карибский стиль», «латинский стиль» — неясно, в чем их разница, что имеется в виду? А когда проедешься сначала по одним, потом по другим, тут-то начинаешь и понимать, что почем. Конечно, могут спросить, а в чем великий смысл такого знания, да за такие деньги? Не лучше ли потратить их на понимание различий, скажем, французского и испанского стилей? Здравый вопрос. Но часто в жизни нет выбора. Выбор — это иллюзия. Просто карма такая.

В автобусе Кош пробрался назад, и оказался прямо за дамочкой лет… в среднем возрасте, которая, как быстро выяснилось, была русская еврейка из третьей волны, привезенная ребенком. Очень разговорчивая. Траектория ее любопытна. Она получила хорошее местное компьютер-сайенс образование (вероятно, благодаря пушанию родителей), но, похоже, компьютерная карьера у нее не задалась (или выкинули из-за аджеизма). В возрасте за сорок она решила заняться культурной антропологией майя и она-то тут была не как вшивый волонтер Кош, а как полноценная аспирантка, для кредита! О как. То есть, можно совершить такие кульбиты в жизни, если набраться смелости!

Вскоре мы выехали за будку оплаты дороги (она даже не работала, стояла будка просто так), и помчались по пампасам. Белиз визуально — одна из прекраснейших стран, виденных Кошем. Это, взаправду, тропический рай \20\. Просто, что называется, ласкает взгляд. Ну, время от времени, попадаются сараи как в России \19\. Или просто туземные хижины (ну, может, на самом деле, шалаши для работников в поле, но ровно такие же, как строили тысячи лет назад) \18\.

Тогда уже Кош подметил, что, время от времени, роскошные тропические рощи (при ближайшем рассмотрении, оказавшиеся непролазной сельвой) сменяются каким-то жутким дуболомом \22\, как будто тайфун прошелся, но сухими, выжженными стволами. Оказалось, что вот это-то и есть знаменитое подсечно-палевое земледелие — крестьяне-кампезинос поджигают и рубят эту сельву. Вот так и образуются поля. Они удобряются золой, почвы в джунглях бедные. А иначе, тут везде была бы сельва. Когда почва истощается, они жгут другой участок, а этот зарастает. Никакой катастрофы. Как они это делали три тысячи лет назад, так и до сих пор делают. Безо всяких гербицидов и ГМО, наверно. Вот и так называемые «лесные пожары» в Бразилии, на Амазонке. Подается, как стихийное бедствие, а это просто эвфемизм для фермеров, расширяющих поля.

Недавно Кош наткнулся на книжку под названием «Састун», написанную бывшей американской хиппи, Розитой Арвиго. Она с семьей приехала в Белиз именно для того, чтобы заниматься натуральным сельским хозяйством еще в 80-е. Поначалу они именно так и пытались возделывать свой участок, по старинке, без этих всех бензопил (но с железными топорами). Это, кстати, возможно и сейчас, на любителя. При их органически-хипстерских методах, даже и с современным металлическим инструментом, им самим, без посторонней помощи, не удавалось удержать джунгли от «одержания». И ведь не только надо расчистить джунгли, нужно еще и удобрить почву, которая в джунглях лежит тонким слоем, несмотря на всю эту растительность. Здесь нельзя останавливаться ни на минуту.

Мелькали мимо также и кладбища — многие могилы, как на островах, подняты выше земли \23\.

— Ну, наверно, тут же болота, — подумал Кош. Однако вряд ли это истинная причина, точно так же хоронят и в горах.

Мелькали однотипные, скромные, и на вид ничем не угрожающие полицейские участки \24—27\.

Через час пути произошла техническая остановка в центре близкого к Блю-Крику городка, Оранж Волк («Дорога в Апельсинах», типа) (см. схему маршрута на \29а\). Народ вышел поразмяться, а Кош накупил бананов в китайской лавочке напротив (даром, что она называлась «Овощной центр Гарсиа», трудились там китайцы).

Тут же был и китайский ресторан, «Ли» \29\ (закрыт), прямо как многочисленные «чифа» в Перу — китайцы и тут проявляли активность! Неподалеку была и чудная, с ренессансного вида башней церквушка \30\.

Почти сразу после выезда из Оранж Волка поля стали какими-то отманикюренными. Сразу за протестантского вида кладбищем \32\ (скорее всего, меннонитском), с могилами уже в земле, на холме, показался лагерь \33—35\.

Автобус начал взбираться на холм по дороге между рядами небольших вагончиков или будок.

— Кабаньи! — догадался Кош.

В этих-то кабаньях нам и предстояло жить. В конце дороги, на вершине холма, разлапилось просторное низкое здание с обзорной площадкой, на которой стояли люди — встречающая партия старожилов вышла посмотреть на новый завоз. Это был третий срок из четырех. Многие студенты брали сразу две сессии, а то и все четыре. Ну, и персонал, конечно. Всего в партии было порядка 70 человек — 50 студентов и волонтеров и примерно 20 персонала, плюс обслуга из местных. Каждые две недели менялось человек двадцать.

В районе Блю-Крика компактно живет группа меннонитов. Про них говорили, что они в свое время сбежали из Канады. Якобы потому, что их там пытались «сосчитать». Переехали откуда-то из канадских прерий сначала в Мексику, ибо надеялись, что хоть там-то к белым людям будет почтение. Но мексиканцы — люди простые и к тому же еще с обязательной воинской повинностью, к которой они попытались привлечь и меннонитов (а чё?). Меннониты засуетились, и обнаружили, что в Белизе такого нет и их готовы принять с распростертыми объятиями.

Это история в общих чертах верна. Меннониты — называемые «русскими», так как попали в Канаду из Российской империи — действительно сбежали из Канады, так как там не давали организовывать собственные школы со своим языком и преподаванием. Что-то похожее случилось и в Мексике.

В Белизе очень дешевая земля — гектар стоит порядка 600 амбаксов (на островах дороже). Смешные деньги. Вот меннониты и откупили землю в Блю-Крике (при поддержке правительства) и там обустроились своими колхозами. Или общинами. Государства очень любят меннонитов, потому, что они знатные фермеры (про это есть документалка, любопытные могут ее разыскать).

Точнее, обустроились они в нескольких местах, и там оказались две большие группы — «традиционщиков» (те, кто ездили на конных повозках) и «современщиков» (эти ездили на траках). Блю-Крик был районом современщиков. Тут ездили на джипах и пикапах. Все равно, было предписано начальством (девушкам) в купальных костюмах в общественные места не появляться. И за настоящим спиртным (не пивом) приходилось ездить в Мексику.

Меннониты развили такую бурную хозяйственную деятельность, что теперь они поставляют чуть не 80% экспорта сельскохозяйственной продукции Белиза (впрочем, они еще и индейцев эксплуатируют. Ну, или дают им заработать. Зависит от точки зрения.) Вот у этих-то эффективных хозяйчиков американский профессор вошел в такое доверие, что ему разрешили покупать тут землю с пирамидами и устроить лагерь на холме.

Профессора этого типа (и потом в Перу тоже Кош заметил) обычно врастают в местную общину, заседают на советах старейшин и муниципалитетов. На это уходит масса времени. Им уже не до раскопов. Но иначе нельзя, если у тебя лагерь на их земле, и ты не хочешь, чтобы пирамиды сносили бульдозерами. В Танаисе, помнится Кошу, отношения с населением хутора Недвиговка были скорее конфронтационными. Но Танаис был госзаповедником, и там директор мог действовать с позиций силы. Ему не нужно было облизывать казаков. За ним стоял «центр». Везде был партком. Скорее, от директора и ожидалось, что он покажет этим пейзанам, кто тут хозяин.

В Белизе же одной из функций персонала было следить за тем, чтобы студенты не нарушали баланса, а нарушителей быстренько отправляли в Белиз-сити и на самолет. Ибо меннониты. Любопытно, что, несмотря на само-ссылку в Белиз, половина из этих меннонитов поддерживают канадское гражданство, а на пенсию они возвращаются в Канаду и наслаждаются там бесплатной медициной. О как. Религия — религией, а страховка — страховкой.

А что, религия, религия… Чему она препятствует? Показали недавно по телеку телесериал «Чистый», про меннонитского пастора, который прокачивает через границу наркотики, так как меннонитов-то никто не проверяет. И хотя это как бы художественный сериал, но основан на реальных событиях. И тоже, кстати, про меннонитов из Мексики… так что, поди, пойми, отчего они такие богатые, от сельского хозяйства или еще чего. Или того и другого. Ребята непростые. Впрочем, нельзя не признать, поля у них образцовые.

Попадание из аэропорта сразу в Блю-Крик сильно сказалось на первичном восприятии Белиза. Как Москва не Россия, а Манхеттен не Америка, так и Блю-Крик — не Белиз. Однажды профессор увещевал студентов-шалунов, и бросил им такую фразу — «вы тут живете, типа, под собою не чуя страны, потому что вокруг — пузырь, созданный меннонитами и администрацией… а, выброси мы вас чуть дальше, то вас бы порвали как тузик грелку, вы должны быть благодарны и всегда об этом помнить…» В общих чертах, как-то так.

Так оно и есть, профессор не врет. Настоящий Белиз не такой причесанный. Да что там, прямо скажем, более гадючьей и депрессивной страны Кошу пока не попадалось.

А природа роскошная, да.

03 Лагерь Блю-Крик

Выгрузились из чикен-баса, и нас сразу — пока светло — развели по будкам (то есть, кабаньям). Старперам типа Коша выделили по целой будке на одного. А Кош уж было приготовился приноравливаться к соседу! Было же написано, что «по двое». Но, руководство — старое и мудрое, ему виднее, кого как селить.

А вот студентиков таки в самом деле влепили по двое. Студентики были в основном девушки, им не привыкать к общежитиям. Вдвоем девушкам вроде веселей. Хотя неизвестно, на кого нарвешься. Разводил нас товарищ, выполнявший роль завхоза или коменданта лагеря, хотя на самом деле и он имел отношение к археологии и был в составе менеджмента. Показывая берлогу Кошу, он особое внимание обратил на ставни, чтобы обязательно закрывал, уходя в поле. Только потом стало ясно, почему.

У Кошьей кабаньи \36—38\ перед входом росло деревце, по которому она потом легко находилась в темноте среди десятка таких же. Ставни приходилось то открывать, то закрывать, так как будку надо было проветривать. Между будками были натянуты веревки для сушки белья. В будках, естественно, не было ни электричества, ни воды. Девушки, впрочем, умудряются и в этих будках устроить конфетку \40\.

Ставни нужно было открывать для проветривания и для света. Их закрывали, уезжая в поле, так как почти каждый день проходили короткие тропические ливни, и они могли запросто залить будку. Потом бы она не скоро высохла. Добрый завхоз, впрочем, во время ливня обходил лагерь и закрывал ставни. Сам добрый профессор, кстати, жил в такой же примерно кабанье, ну, слегка пороскошнее, с прихожей и с подведенным электричеством.

Внутри стояли две грубо сколоченные из досок кровати с поролоновыми матрасами. Еще два стула, служившими столиками. Простыней, полотенец, подушек и всего прочего — и в самом деле не было, это было привезено с собой. Но скоро Кош перестал обустраивать будку для жизни. Основная жизнь все равно протекала не в будке, как водится в тропических странах.

Будка покидалась утром для завтрака, потом — «в поле», а после поля и ужина — время проводилось в центральном здании и на площадке между зданиями, где был натянут полог — это называлось индейским словом «палапа». Тут было несколько гамаков, столы и стулья. Палапа была открыта во все стороны (холодно в Белизе не бывало никогда). Пол в ней был не цементный, а песочный. Вот тут-то и проходила социальная жизнь по вечерам. А также лекции \44—47\.

Лагерь стоял на вершине холма. Здесь почти всегда было ветрено. Поэтому у нас никогда не было москитов, которых были тьмы в сельве. Под холмом оказался подземный резервуар чистой воды, так что лагерь автономно снабжался из артезианского колодца — воду можно было пить, не фильтруя. Это в тропиках-то! Но начальство официально сказало, а оно знает, что говорит.

Это не означало отсутствия типичной латиноамериканской проблемы с туалетами — туалеты были на септических танках, и потому бросать бумагу в них было запрещено, даже туалетную (якобы, даже она не растворялась и забивала танки). Не говоря уже о таких штуках, как гигиенические пакеты! Использованную бумагу (тем более, пакеты) надо было бросать в стоящие тут же корзины, как везде в Латинской Америке. Вот-те и прогресс. В Танаисе, разумеется, были туалеты типа сортир, обозначенные буквами М и Ж, на несколько дырок в полу, так что такой проблемы там не возникало. (Да и гигиенических пакетов в те времена не было.)

Бывали, бывали случаи, когда кое-кто, особенно брезгливый (с непривычки), таки бросал в унитаз. Даже пакеты. Нарушителей ловили. До нас доходили слухи, что это были только женщины, и в их числе и пресловутая русская дама. Как уж их там ловили, неясно. Зашла в кабинку с пакетом, вышла без пакета? От американского начальства не скроешься даже в сортире. Политически некорректно, но от сердца отлегло. Ибо и сам Кош, иногда, задумавшись… Но теперь-то стало гендерно-ясно, что это — не он!

В душах была та же артезианская вода. Естественно, не подогретая. Примерно, как в Танаисе. В тропическом климате это не проблема, даже по утрам и вечерам. Советским людям не привыкать. Зато с этой водой, в отличие от, никогда не было проблем с напором или наличием. Она была всегда (если не засоряли танк), а это очень, очень критично в этих местах.

Один конец палапы выходил на восток, и там стояли стулья. Утром трудового дня — а подъем был в шесть утра — Кош продирал глаза, натягивал треники, футболку, шлепанцы и, в темноте, еще не чистя зубы, выволакивался из будки, прихватив купленную накануне в сельпо бутылку воды (или «купив» кока колу или пиво в общинном холодильнике), плюхался на стуло и тупо смотрел на восходящее светило, постепенно просыпаясь. Вместе с миром.

Светило всходило прямо над холмами, прямо там, где по словам профессора, некогда был еще один город майя. (Постепенно выяснилось, что тут все окрестности были набиты развалинами древних поселений.) Иногда попадались прикольные рассветы, поэтому в треники клалась камера \48—51\. Кош был не один. По утрам тут собиралось нечто вроде «Общества ревнителей рассвета».

С закатами было хуже. Они были на другой стороне лагеря, и заслонены хозпостройками. А лезть на обзорную башню было, как правило, лень. За все время пребывания в лагере Кош залезал на эту башню разве что два раза. Да и садилось солнце, как правило, в мутную пелену. В отличие от восходов.

Никогда еще Кош не видел столько восходов. Отсмотрев восход и хлопнув бутылку местной колы, Кош шел чистить зубы, а потом становится в очередь на завтрак в столовую.

Столовая занимала примерно половину большого здания. По вечерам, впрочем, в этой половине никто не сидел — она была царством нашей поварихи, большой меннонитской женщины с тремя дылдами-дочерьми в цветастых платьях советского образца пятидесятых годов (ну, мы-то знаем, что это такое) \52—53\. Эти девушки неодобрительно поглядывали на американских студенток, являвшихся в столовую кто в чем. В купальниках, как было запрещено начальством, никто, разумеется, не являлся. И не столько даже из-за начальства, а по той простой причине что купальники тут были как бы ни к чему. Купаться тут было негде. Загорать тут тоже, наверно, никому бы в голову не пришло. А вот шорт-шортс и маечки бывали, да. Тропики же, жарко. Девушки молодые. Впрочем, может они и загорали на смотровой башне. Кош туда поднимался всего пару раз.

Говорили поварихи между собой на нижненемецком диалекте. (Кстати, он ближайший родственник того диалекта, из которого произошел англмйский.) Кормили они неплохо и до отвала. С добавкой проблем не было. Кухня была смешанная, карибско-немецкая. Близко к кубинской. Бобы и рис во всем. Идеально — чтобы бобы, рис и картошка были в одной тарелке. Такое блюдо по всей Латинской Америке, от Кубы до Перу, идет на ура. С утра народ, конечно, стремился нахватать булочек и фруктов для обеда в поле.

Отстояв очередь к окошку и получив от строгой мамаши или ее дочек порцию еды, народ расползался есть — на длинных коммунальных столах, как модно было ставить в кофейнях до пандемии, примерно на десять человек. Натурально, образовывались, как водится, столовые компании. Большое начальство сидело отдельно, и к нему простой народ не подсаживался, ну, разве места другого не нашлось. Начальство, впрочем, никогда не чуралось простого народа и всегда было велкам. Группа молодых «правильных» археологинь, в шорт-шортсах и леггинсах, сидела, как правило отдельно. Начальники групп — аспиранты-лейтенанты — тоже сидели друг с другом и проверенными кадрами. В общем, кафе-трайбы, как в американских хайскулах. Как правило, у таких компаний есть «ядра», ключевые личности, вокруг которых они и образуются.

Кош прибился к компании, сложившейся вокруг сравнительно молодого немецкого аспиранта (почти пиэчди) — программиста Слутца, лет сорока. Слутц был колоритной (в шейном платочке!) европейской штучкой, и при этом весьма образованной. «Знал про Гердерлина (ТМ).» Написал диссер по облачным компьютерам. Собственно, он и был основным кошевым корешом в лагере. Работали мы в разных группах, но зато все остальное время проводили практически вместе.

К Слутцу прибилась и загадочная красотка Ханна. Она вроде делала мастера по антропологии, но непонятно как очутилась именно тут, у майя. У нее образовался зазор в жизни, как понял Кош, между университетом и принудительной ссылкой на аризонское ранчо к отцу, и она ринулась в Блю-Крик.

Была еще одна красотка, квебечка Сара (она воткнула возле своей будки квебекский лиластый флаг). Чем она занималась по жизни, уже не помню. Но уж у нее-то был бойфренд, с которым она по-французски скандалила по телефону каждый вечер в кафе.

Был профессор Джим, всю жизнь проживший в Канаде, и до сих пор преподаюший. Ему было порядка 70 лет, он пережил рак. Джим был худой жилистый американец, и работал в джунглях наравне со всеми без поблажек. Уплатив за это денежки (а мог бы и на Ривьере Майя отдыхать).

Дама лет 60, Нэнси, секретарша в зубном офисе в Сан-Франциско, профессиональный археологический волонтер. Побывала во многих интересных местах.

Была еще примерно такая же по параметрам дама, но с другого побережья, веселая манхеттенская еврейка Марша, финансовый брокер с Уолл-стрита.

Был настоящий рыжий и пухлый, но обаятельный, англичанин Патрик, увалень лет 30, иншурансный брокер в Лондон-сити (жизнь удалась, куда уж дальше-то?), но он решил податься в аспирантуру по антропологии майя. Чуть не в Оксфорд. И его взяли.

Была профессиональная археологиня из Бруклина, венесуэльского происхождения, по имени Теган, тоже лет 30 — толстая, но веселая феминистка-хипстер, вся в тату и полосатой шевелюрой. Она была курящая и с небритыми подмышками, которые демонстрировала напоказ, как полагается, нося мужскую майку, называемую в Америке «вайф-битер». По жизни она работала по контрактам в «аварийной археологии», и что делала тут, неясно. Наукой она не интересовалась, а учиться ей тут было нечему. Она сама могла кого хошь поучить копать. Теган себе наколола каких-то русалок в кокошниках с русскими словами. Теган фонтанировала позитивной энергией и всех заводила.

Был мальчик лет девятнадцати сразу после хай-скул («трудновоспитуемый», звал его Кош по старой памяти стройотрядов, куда «комнаты милиции» направляли время от времени своих клиентов на перевоспитание трудовым коллективом), Камерон, непонятно как сюда попавший — кажется, он решил перед университетом попробовать, что такое археология.

Это и была наша банда, объединяющим стержнем которой был, несомненно, Слутц. Примерно десять человек. Время от времени, еще кто-то подъезжал, так что мы занимали целый стол. Как и в Танаисе, компании образовывались в основном по возрастному принципу. Как там Кош почти не общался с молодняком, так и здесь они не присутствовали за нашим столом (за парой исключений). Поэтому возрастным волонтерам совет — когда выбираете экспедицию, посмотрите на групповые фотки — есть ли там люди примерно вашего возраста. Иначе останетесь без компанейщины!

Проснувшись и придя в себя, мы пожирали завтрак, досиживая в столовой почти до начала восьмого, и быстро разбегались по будкам — переодеваться. Ехать на работу надо было в 7:30. Но это — обычно. А тогда, в день после приезда, в понедельник, на работу поехали «старички» остававшиеся с предыдущего сессии, а нас, «новичков», собрали на палапе и провели курс молодого бойца — рассказали про распорядок, про бумагу в туалетах, и прочее. Как американцы обычно это делают (и практически никогда не делали русские в советские времена, да и щас сомневаюсь — покажут тебе, типа, твой стол, а дальше — «все сама, сама…»).

В отличие от Танаиса, был проведен тур по лагерю. Нам объяснили правила пользования столовой, стиралкой, душем, познакомили с местной посудомойкой Альбертой (она была майя, в отличие от немки поварихи).

Кстати, про индейцев. Они тут, разумеется, в основном майя. В историческое время, поначалу население Белиза было англичане и негры. В отличие от Карибов, похоже, они не очень даже и смешивались. В XIX веке, когда на севере, в Мексике, началась так называемая «война каст» (по сути, восстание майя против испанцев), и мексиканцы начали стрелять индейцев, в Белиз хлынула большая волна беженцев майя с Юкатана. Они заселили северные районы Белиза. Заселили, так сказать, снова, потому что когда-то, в доисторическое время, Белиз и Гватемала были центром мира майя. Не империи, империи у майя никогда не было, но «мира». Именно в классический период примерно в этом районе были построены все крупнейшие города и пирамиды. А потом все рухнуло, и народ покинул эти места, переместившись на север.

Проблема этногенеза майя не слишком разработана, но по одной из теорий, они зародились на юге Сальвадора (и по одной из теорий) там благополучно жили. Потом взорвался какой-то вулкан и похоронил их цивилизацию под собой (оставив, кстати, развалины не хуже Помпей). Так или иначе, майя двинулись с тихоокеанского побережья на северо-запад, через то, что сейчас Гватемала и Гондурас, ассимилируя или уничтожая местные племена, строя города, потом бросая их и двигаясь дальше на север.

Местные племена! Про них почти всегда незаслуженно забывают, изображая Белиз «оплотом майя». Поэтому Кош и оговорился, что индейцы были в основном майя. Но не все - майя. Это миф — что все это было «царство майя». Майя на значительном протяжении нынешней территории сами были «понаехавшими». Завоевателями. Как инки.

Про настоящих местных аборигенов и их права до настоящего времени никто как-то и не задумывался. Теперь только начали копать, а что же местное-то население? Оно, кстати, тоже сохранилось, с языками и прочим, просто блекло на фоне майя. Там еще тот этнический компот. То есть, ситуация примерно, как в Индии, где англичане оприходовали индусов, которые сами ранее оприходовали всякие дравидийские народы. Это не оправдывает англичан, но и райской утопии тут, конечно, не было.

История майя полна завоеваний одними племенами других, разрушением городов и даже уничтожением населения. В X — XII веках на Юкатане они сами были под игом тольтеков. Так что факт завоевания майя испанцами, вероятно, вначале не показался чем-то из ряда вон выходящим. Сначала были господами тольтеки, потом ацтеки, теперь вот — испанцы. В этом мире все время кто-то кого-то завоевывал и уничтожал. Никто тогда, наверно, не мог подумать, каковы будут последствия.

Майя в итоге докатились до Юкатана. Тогда-то там, уже в постклассический период (от 12 века н.э. и дальше), процвел Чичен-Ица и прочие города, которые осматривают туристы-пакетники. Эти города тоже к приходу конквистадоров оказались в упадке, а майя — практически в вассалах у ацтеков (сами ацтеки, в свою очередь тоже понаехавшие с северо-запада, по отношению к народам центральной Мексики), которые на Юкатан не заселялись. Значительные массы майя остались в Гондурасе и Гватемале, а вот Белиз оказался как бы заброшенным. Тут якобы почти никто не жил, или практически не жил. Вроде и земли плодородные, а никто не жил (то же самое и в Копане в Гондурасе).

Чтобы тут «жить», надо джунгли периодически расчищать, а это непросто небольшими коллективами с каменными орудиями труда. «Сами по себе» тут растут только джунгли, а не то, что нужно человеку (то есть, кукуруза и хлопок). Только на вид тропический рай. Наладить тут цивилизованное земледелие — неимоверно трудно, и требует вложения больших человеческих ресурсов. Или, вот, меннонитов надо приглашать.

Когда «на севере», на Юкатане, в XIX веке стали стрелять, индейцы двинулись на юг, под защиту британцев. У тех были свои разборки с мексиканцами. Британцы сначала активно торговали с восставшими майя (продавали им оружие и порох), но потом заключили договор с Мексикой и индейцев кинули. Тем не менее, бежавших к ним бывших партнеров не депортировали (в отличие от). Кто-то же должен был обрабатывать землю.

Вот так этот кусок будущего Белиза оказался снова заселенным индейцами. В прошлом веке, примерно 50 лет назад, началась гражданская война уже в Гватемале и белые и ладинос начали уничтожать натуральных индейцев (ладино — это те же индейцы, просто перешедшие на испанский и одевающиеся в штаны и рубашки), массы этих индейцев ринулись спасаться опять-таки к «англичанам» через границу. Граница-то между Белизом и Гватемалой в джунглях, то есть, практически не существует, за исключением полосок шоссе. Вот так, не только северные, но и западные области Белиза оказались снова заселенными индейцами майя. И тут, хотя официальный язык Белиза — английский, но испанский и диалекты майя тут более в ходу.

А потомки завезенных англичанами для лесоповала рабов, концентрируются на побережьи. В Белизе есть еще и третья зона — острова в океане. Говорят, это-то вот и есть настоящий рай. Там, в основном, развлекаются туристы и там поддерживается какой-никакой порядок. То есть, убийств практически нет. Богатенькие буратино покупают там острова и строят виллы. Иногда это плохо кончается (как с тем же изобретателем антивируса, Макафи). В океане, дальше на восток, есть знаменитая Великая Голубая дыра. Рай для дайверов. Говорят, фантастический экспириенс. Но там сам Кош не был.

Одна знакомая, завзятая дайверша, туда ездила. Рассказала, что их выгружают на острова, не позволяя даже пройтись по Белиз-сити, и так же вывозят назад, чтобы не дай бог. (Хотя иногда оставляют на ночь на экскурсию по городу.) Говорят, южные прибрежные города, типа Дандриги, тоже оплот хипстеризма и безопасные, но и там Кош тоже не был.

Итак, кухарка на второй кухне была индеанка. Звали ее Альберта. Похоже, с меннонитками она никак не пересекалась. Разные карассы. Нам объяснили, как пользоваться кухней «для народа» (в настоящую кухню при столовой, где царствовала меннонитка, было сказано не заходить), а также общинным холодильником с напитками. Нехозяйственный Кош никогда там ничего не готовил, в отличие от практичного Слутца.

Большое здание коммунального центра делилось на две половины — столовую с главной кухней слева, а справа — коммунальная часть, с юзерской кухней, кабинетами начальства, общей — как бы курительной — комнатой, и комнатой, где были холодильники-морозильники. Один холодильник был с местной кока-колой, и прочими спрайтами, а другой — с местным пивом (под названием Беликин) и привозным Президенте. Особого разнообразия с пивом не было, но то, что было, было вполне ничего. Разницы в цене практически не было, все равно, что было брать, пиво или коку. Стоило это, кажется, один белизский доллар, то есть пятьдесят центов. Народ мог заходить и брать напитки как хотел, и самозаписываться в журнал напитков, висевший на стене. По чесноку \63—65\.

Еще была книжная полка с книжками, оставляемыми юзерами, как в хостелах. А также доска объявлений. И да, там был зарядный стол, всегда заваленный телефонами и таблетками. Никто их не охранял. Было сказано насчет стирки — вещи нужно было приносить в столовую и сваливать у входа в надписанных — как в пионерском лагере! — мешках. Их забирали и привозили назад через два дня. Стоило это удовольствие примерно, как везде, доллар килограмм. Все это записывалось на личный счет студента. По воскресеньям производились подсчеты — на сколько настирано, сколько забрано напитков — и народ расплачивался. На фото \63\ как раз изображена очередь в столовой к финансовой директорше с денежным ящиком.

После осмотра «Большого дома», была показана душевая с туалетами (и напомнено про бумагу). Горячей воды не будет, сказали нам, но артезианскую воду можно пить, не кипятя. Потом нас повели в здание лаборатории. Неплохая лаборатория (в Танаисе, в русской традиции, это называлось камералкой). К нашему приходу были разложены экспонаты в классификационном порядке \67—68\. Профессор продемонстрировал нам портативный атомный спектроскоп. Но, конечно, новичку тут мало что можно было понять, слишком много всего. Это как раз хорошо смотреть в конце сезона, а не в начале. Впрочем, и в начале тоже ничего.

04 По местам боевой славы Профессора — городище Блю-Крик

В тот же день, после обеда, состоялась экскурсия в джунгли, на место прежних раскопок профессора. Нас рассадили в специально выписанный для этого минибас и по кузовам пикапов, и двинулись на место — примерно в пяти километрах от лагеря. Увы, Кош тогда слишком мало чего понимал, чтобы оценить смысл этой экскурсии. Привезли в джунгли, показали какие-то холмы и буераки с остатками стенок… Лишь впоследствии стало понятно, что это — неотъемлемая часть обучения. Студентам показывают различные архелогические памятники, чтобы расширить их кругозор.

Этого никогда не происходило в Танаисе.

Кстати, это был первый раз, когда Кош оказался в настоящих джунглях! Он не придал этому значения. Значения, которым в туристских проспектах для северных стран наделяется термин «поездка в джунгли». «Поездка в джунгли» обычно подается как особый цимес, за отдельные деньги. Типа, «три дня в амазонских джунглях». Не будем спорить — для масквича, амазонские джунгли, как ни крути, экзотика. Ничего такого в Подмосковье нет. Там водятся совсем другие грибы.

Лирическое отступления. В Перу и Боливии Кош до настоящих джунглей так и не добрался. Только когда ездил к водопаду Гокта и крепости Квелап, в пределах зоны бассейна Амазонки, попал в так называемый «облачный лес». Он может считаться за джунгли. На Кубе же джунглей как таковых нет, хотя по идее (по климату), должны быть. Как-то, проезжая по лесу, казавшемуся Кошу джунглями, он махнул рукой на проплывающий за стеклами машины зеленый массив и заметил, вот, мол, какая тут у вас «хунгла».

— Какая же это хунгла, — возмутилась присутствовавшая местная девушка, — Это же лес — боске! У нас тут хунглы нет, хунгла — это где дикари бегают с копьями, ууууу! На Кубе нет дикарей и индейцев, и даже нет сельвы (они, конечно, понимают слово хунгла, но правильно называть это дело по-испански «сельва». )

Вокруг полно людей с индейскими чертами лица, особенно на востоке Кубы, но «индейцев у нас нет». Так даже в демографических обзорах пишут. Ну, может типа есть, но совсем-совсем немножко. А кто же эти вот, вот эти, что подошли сладости продать? Аааа… ну эти, это же не индейцы, они же не живут в хижинах и не бегают с копьями. Эти, это «так просто», метисы. Глаз у местных замылен. Индейцы- это культурная, а не этническая категория.

Кош потом присмотрелся, и понял, что все то, что росло на острове вдоль дорог, было скорее уже отманикюренным или перепосаженным лесом. Вот это и есть тропический рай. Сельва, как потом выяснилось, на Кубе тоже есть, но она осталась на островках и национальных парках. На том же Кайо Саэтия. В горах есть, но там Кош тогда не был. Там она еще сохранилась. Куба — тоже тропический рай, но только отманикюренный, по сравнению с Белизом. Да и в экологической терминологии термин «джунгли» считается устаревшим, предпочитают сельва и рейнфорест.

В Белизе везде сельва (дождевой лес — рейнфорест), а не боске. В июле дождь идет практически каждый день. Немного. Но — каждый день. Поэтому рискованно было вывешивать постиранную одежду на веревки между кабаньями и уезжать на работу, или оставлять сушиться на ночь — намокнет. А если позабыты открытыми окна — промочит всю будку. Это и имел в виду завхоз.

А сушка простиранного? Не сохнет там ничего, если только не под прямым солнцем. А если облачно — нет. Поэтому, если хочешь гарантированно получить чистую одежду сухой — сдавай в стирку с последующей сушкой. Рабочую одежду приходилось стирать каждый день. И даже если есть две пары — они могли не высохнуть при таком режиме. Цикл официальной стирки — два-три дня. То есть, в тропиках нужно иметь три сменки минимум.

Коша спасали только рубашка и штаны из спецткани, купленные задешево (баксов по десять) в аутлете английской фирмы с ничего тогда не говорящим Кошу названием Mountain Warehouse. Кош сначала отнесся с сомнением к этой синтетике, и взял ее так, на всякий случай. Она почти ничего не весила. Верно, промокали от пота рубашки и штаны на раз, но и высыхали мгновенно. Особенно, если солнце. Они высыхали на веревке всего часа за четыре. Можно было приехать с работы, тут же их постирать в холодной артезианской воде (там была стиральная машинка, но что толку, она не сушила, да и очередь к ней выстраивалась из девушек), и вывесить, а вечером забрать. Они же благополучно проработали и второй сезон в Перу.

В тот первый раз джунгли не произвели на Коша должного впечатления. Ну, такой лес. Ну, зеленый. Деревца какие-то странные тонкие растут. Правда, проявились обезьяны-ревуны (гватемальские ревуны, надо понимать). Они проскакивали над нами по деревьям и швырялись палками \75\. Это позабавило. Ну а то, что профессор рассказывал про плазу и дворцы — не очень привилось в мозгу. Вокруг были поросшие деревцами холмы, и только в паре мест были видны стены. Холмы и холмы \70—74\.

Только потом Кош дотумкал — хотя профессор сразу это сказал — что тут был раскопан большой городской центр, и затем он был закопан. Законсервирован. Простая вроде вещь, археологическая консервация, но дошла не сразу. Типа, ну, раскопали же, должен быть, типа, памятник? Древний же город? Он должен быть благоустроенным, с оградкой, привратниками и гидами. Как это было в Танаисе. В Танаисе не было консервации по той причине, что раскопанные объекты подвергались реконструкции и музеефикации — ведь это был музей-заповедник. Поэтому Кош ничего про археологическую консервацию не знал. Слово-то слышал, но не знал.

Устроено это в большинстве случаев так. Сначала раскопают, изучат что нужно, а потом почти обязательно закопают — потому что, погода, местные жители, туристы… Археологические парки-заповедники — это исключение. На консервацию обычно отводится последняя неделя сезона. Так как Кош до этого видел только объекты, которые уже стали памятниками, то и про консервацию он пропускал мимо ушей. А все объекты, которые не реконструируют, их, как правило, консервируют. Вот и это был такой законсервированный объект, уже поросший джунглями. (См. 75а — расположение городища Блю-Крик.) То есть, боске. Увы, эта экскурсия не произвела на Коша должного впечатления. Исключительно по причине его неподкованности.

05 Городище Ишноха, раскоп №103

На следующий день в восемь утра, Кош вышел на площадку у столовой — в прозодежде, с мастерком и прочими аксессуарами, весь готовый к труду и обороне. \76\. За завтраком, профессор вышел на середину столовой и зачитал разблюдовку — кто где будет копать, в какой бригаде.

Прежде, чем выезжать на экскурсию по следам боевой славы, профессор провел собрание с представлением новичков. Как обычно это делается у западников (ничего из этого не было в Танаисе). Профессор зачитывал фамилию, названный товарищ вставал, и кратко излагал — кто он, откуда, что умеет делать, зачем сюда приехал и все такое. Разумеется, Кош мало что запомнил в этом калейдоскопе имени лиц — новичков было человек тридцать — но те, кому нужно, видимо, сделали выводы. Разблюдовка была приготовлена на утренней планерке руководства по материалам вчерашнего «собеседования». У лейтенантов всегда была планерка по утрам, дисциплина у доброго профессора была железная.

Объектов было порядка шести. Кошу достался объект номер 103, возглавляемый аспирантом Хорганом (как выяснилось, канадцем — тут вообще было непропорционально много канадцев). Хорган так Хорган. Выстроились мы у столовой, и раздался приказ — по машинам! Машины были — старые на вид и побитые тойоты-пикапы \76\. Кое-кто — в основном старперы — залезли в кабины, а остальные — в кузов. Кошу не привыкать, но и молодые американцы лезли в кузов без вопросов о безопасности, и кто будет отвечать если что. Это удивило. Впрочем, это какой-то другой карасс этих американцев… они разные бывают. Так и поехали. (См. \75а\ расположение городища Блю-Крик.)

Трясло прилично. Дорога была гравийная и изрядно пылила \77\. Но никто не жаловался. Потом Кош заметил, что старперы установили некую очередность и застолбили за собой машины, чтобы сесть в кабину. Кош туда не садился до травмы (о чем позже), а когда стал садиться, то смешно нарушил их негласный распорядок.

Сначала ехали по гравийке вдоль зеленых полей (меннониты вложили, надо понимать, охренительные усилия в то, чтобы эти поля создать на месте джунглей), а потом свернули к маячившему на горизонте лесу. Тут пошла проселочная дорога через поле. В одном месте был водопой для коров — они всегда подходили к пикапам и пытались бодаться \79\. Коровы были ранее невиданной индийской породы брама, белые, с висящим огромным зобом — оказалось, что она в тропиках очень популярна.

Наконец, въехали в лес и тут пришлось идти вверх под углом практически 45% — Кош думал, что на такое только танки способны, ан нет, старая японская продукция оказалась очень даже годна, да и Форды F150 тоже. Даже нагруженные 10—15 человеками. Поэтому на раскоп никогда не посылался миниавтобус. Он бы просто не влез по склону. Мощная штука, эти траки, однако. Стало быть, город был на холме.

Мы вкатились на широкую расчищенную поляну и траки картинно развернулись. Шоферы (а это были в основном начальники раскопов) соревновались между собой, кто где первым запаркуется и как. У них был такой ритуал. Народ выгрузился с траков, выволок бидоны с обедом, а также огромные пластиковые бутыли с водой. Их нужно было каждый раз тащить на раскоп. Кош всегда доброволил с бутылями, чтобы не связываться больше ни с чем.

Впереди, перепрыгивая через толстые корни, легко бежал начальник раскопа №103, Хорган, в джинсовой курке с канадским кленовым листом на спине и мачете. Чисто Индиана Джонс (он изображен на обложке этой книги). Все начальники были при мачете. Мачете — это идеальная вещь для джунглей. Если присмотреться, в обычных джунглях не так много больших деревьев, и у них нет веток внизу, у них все вверху, в кронах, в смыкающемся пологе леса. Смотришь вверх, и видишь только зеленую пелену, внизу же пусто, тут практически нет света для листвы. Внизу мало что растет, только длинные тонкие стволики и кусты, почти без листьев, только они создают преграды. И продвигаться можно, только рубя эти стволики мачете. Топор тут слишком груб, а ножницы маловаты. Без мачете тут как без рук.

В том году, по правилам техники безопасности, мачете были разрешены только тем, кто в штате, а не всяким там студентам и волонтерам. Хотя в местных селах с ними возятся пятилетние дети. Местные даже траву косят при помощи мачете — когда Кош впервые увидел это на Кубе, было смешно. Так тут жизнь устроена. Аборигенам проще косить траву мачете, чем косой (знают ли они о существовании кос? не припомню там кос). Но, кажется, только мужики — Кош не припомнит местных женщин с мачете. В общем, мачете были символом власти и привилегии.

Облачные леса в Перу Кошу были другие. Там были кусты. В облачных лесах, оказывается, подлесок более густой, чем в настоящем дождевом лесу. А тут почва была проколота частоколом двух-трех-метровых тоненьких, с карандаш толщиной, почти голых прутиков. Позднее Кошу попалась в лапы книжка про экспедицию в «город Обезьян» в Гондурасе, и, судя по тому, что автор там описывал, Кошу достались какие-то облегченные джунгли. Через них можно было с трудом, но продираться и без мачете. А в настоящих джунглях сплошная стена кустов. Отошел на два-три метра, и потерялся. В тех джунглях, где побывал Кош, все же было видно на расстоянии не меньше метров пятнадцать (но, как потом выяснилась, потеряться и тут — как два пальца).

От поляны оказалось еще прилично надо было идти по расчищенной тропке. Как водится у западников, тропа была помечена желтыми ленточками, и отдельно в сторону красными — для «девочки налево, мальчики направо». Организация у них всегда на высоте. Плохо себе представляю такое у нас, русских. До чего додумались, ленточками обозначать, куда идти в туалет в джунглях! Эх! С другой стороны, ленточки, может, и нужны, чтобы люди не заблудились. Все же джунгли… отошел и потерял направление.

Однажды с Кошем такое случилось, в парке Копан в Гондурасе, в районе Сепультуры. Там нет больших построек, нет ориентиров. Кош решил срезать кусок парка, и в итоге вышел в совсем, совсем другом месте, чем намеревался. Незаметно для себя сделал круг. Несмотря на наличие столбиков-указателей. Джунгли обманчивы. Потерять направление очень легко, тем более, что неба не видно, нет ориентиров. Поэтому-то начальство всегда нервничало, если кто-то рисковал отойти куда-то самостоятельно. Начальство хорошо знало, что такое джунгли.

Наконец, мы вышли на другую поляну, где было несколько холмиков, над которыми были растянуты тарполины (брезентоподобная ткань) — это и были раскопы.

Тысячу лет назад тут было поселение майя. Небольшой город. А может и большой, его только начали описывать. Вот эта поляна когда-то была центральной плазой, а холмики были остатками окружавших ее зданий. На пути к поляне, кстати, была замечена еще не раскопанная пирамида, а другую пирамиду — они были не такие большие, метров по десять высотой, то что осталось — раскапывала еще одна группа.

В джунглях пирамиды превращаются в невзрачные холмы, которые иногда и увидеть-то трудно, только, если в них упрешься. И даже если упрешься, неясно, холм это или пирамида. Вот почему ЛИДАР революционизирует археологию — от него и в джунглях не скроешься. По идее, зеленая масса должна отражать лучи. Оказалось, джунгли не сплошные, они «дырявые». Есть масса микроотверстий, идущих от полога до земли. Глазу они не заметны, но эти точки появляются на экране ЛИДАРА, и компьютер восстанавливает по ним общую картину.

До этой поездки у Коша было наивное представление об латино-американской археологии. Бравые индиана-джонсы долго-долго идут по этим самым джунглям, вслед за проводником-индейцем, и, через несколько дней неимоверных трудностей, выходят к развалинам неизвестного города, о котором этот проводник слышал в детстве от старейшин. И больше о нем никто не знает. Затерянные города, они, типа, редки.

Кош вынес из этого белизского экспириенса — и это верно и для Перу — ту идею, что в этих местах в Америке — древние города — не редкость. Тут, похоже, какой холм ни возьми — везде что-то было, только копни. Почти все тут было урбанизировано, и пропитано различными культурными слоями. Полторы тысячи лет назад тут и джунглей-то наверно не было, все было расчищено, заасфальтировано (гравийкой сакбе) и была урбанизированная среда. Каждые 15—20 километров, по оценкам археологов — большой город, а сколько поселков! Как правило, поселки и города стояли на холмах (вот как у нас, не зря мы на горку взбирались!) а в низинах были поля. Одни города забрасывались и неподалеку возникали новые. А старое зарастало джунглями.

В общем, там, куда ни плюнь в белизских джунглях, особенно на возвышенности, будет древний дворец, а вокруг — город. Это, наверно, как в Италии или Греции. Или Средней Азии. И раскопано из этого, ну разве что один процент. Ну, процентов десять разграблено могилокопателями. А остальное так и лежит. И еще потому, что в некоторые места трудно добраться, а не потому, что специально спрятали. И некому этим заниматься. Слишком много тут развалин.

Оттого, наверно, и у местных наплевательское отношение к великому наследию. Они любят посещать красивые национальные парки с ранчонами, предписанные начальством. Типа Паленке, или Караля, куда можно выбраться всей семьей, с пикником и сувенирами. И очень даже ими гордятся (раскупают сувениры). Но, если по соседству какой-то непонятный и мешающий холм — тут же снесут, чтобы государство не застолбило землицу.

Хорошее графическое подтверждение эта идея получила недавно в статьях про результаты обследования гватемальских лесов ЛИДАРом. Всего-то обследовали примерно участок в 50 на 50 км, и нашли почти 60 тысяч построек, о которых ранее и не подозревали \80а\. «На изображениях четко видно, что весь этот регион был системой расселения, масштабы и плотность населения которой сильно недооценивались», — заявил археолог из колледжа города Итака в США Томас Гаррисон, который специализируется на использовании цифровых технологий в археологических исследованиях.

Как-то, проезжая по меннонитскому полю с коровами, перед самыми джунглями, бригадир за рулем, сказал Кошу,

— А вот видишь этот холм посреди поля? — Странно, кстати, этот холм там смотрелся. Но, мало ли, может, это выход породы какой-нибудь?

— Вот это — наверняка храм, но мы его даже не трогаем, слишком много возни будет с оформлением. Да и с хозяевами земли — а она кстати частная! — мы не хотим ссориться. Меннониты — и не только они — не любят, когда у них на землях обнаруживаются памятники, которые потом регистрирует государство. Ни к чему им это. Вот они и сносят басурманские капища бульдозерами. Подальше от греха. Столько уже насносили! Так что тут надо осторожно.

Непростые у археологов отношения с меннонитами… В Белизе и Перу такое количество памятников, что смешно думать, что государство будет охранять все это. Будет ли оно конфликтовать с меннонитами из-за какого-то холмика на их же земле? Вот если бы они решили снести Чичен-итцу… а так… Разве что полностью закрыть все эти районы — а это значительная часть территории. Или если американцы не откопают у них новый Паленке или Чичен-ицу.

Да. Когда-то майя построили города, пирамиды на гигантских платформах, изощренные ирригационные системы, подводившие воду к полям, города были соединены дорогами из утрамбованной щебенки, так что можно было передвигаться даже в сезон дождей. Возвели приподнятые поля, окруженные каналами (их хорошо видно на лидарах и при аэросъемке). А потом все бросили и ушли на север. Джунгли поглотили все.

Здесь невозможно заниматься земледелием без того, чтобы не тратить колоссальные усилия на расчистку джунглей и предотвращение зарастания полей, на прокладку каналов для отвода воды и орошения, на сооружение «приподнятых» полей в заболоченных местах. Как принято говорить, «ученые не могли поверить», что в этих местах, в наше время непригодных для проживания человека, майя занимались земледелием. Почва в джунглях бедная, джунгли не позволяют нарастить толстый плодородный слой, поэтому расчищенные поля надо через несколько лет бросать и двигаться дальше, а это колоссальные усилия. Особенно в те времена.

Да в сущности и сейчас мало что изменилось. Чтобы существовать, цивилизация в джунглях требовала развитого общества с организацией массового труда. Вот, рейнфорест в Латинской Америке вырубают под пастбища. В Бразилии, на Амазонке, полыхают лесные пожары. Думаю, если эти пастбища забросить лет на двадцать, рейнфорест тут же нарастет опять. Это не кукуруза. Здесь не нужно насаждать снова. Просто не рубить то, что прет само. Этот рейнфорест так просто не убьешь. Хотя, экологам виднее.

Блестящая культура майя, единственная с развитой письменностью в Америке, вот так схлопнулась, неизвестно от чего, как СССР. Остались только лесные деревеньки с чумазыми детишками. Как-то Коша спросила одна пытливая кубинская приятельница в Перу, по поводу тех же перуанских моче, которые примерно тем же и кончили (они, похоже, все там, в Латинской Америке кончали одним и тем же — цивилизации саморазрушались без очевидных причин),

— Ну, хорошо, а что стало после краха цивилизации? Куда делись индейцы моче?

— Да никуда не делись, — ответил Кош, — так они тут и жили. Они и сейчас тут живут, кто, ты думаешь, все эти люди вокруг? Вот? был ведь СССР, и не стало его. А куда делись советские? Так и живут. Как русские, например. СССР-а нет, а русские-то есть. Никуда они не делись. Как жили, так и живут. Но уже в «региональной державе». Так и у майя, потом были Чичен-Ица и Майяпан. В Перу, моче были покорены кечуа (инками) незадолго до прихода конкистадоров, и перешли на язык кечуа, так что и языка-то не осталось. Но вряд ли все эти индейцы вокруг — кечуа.

Майя ушли из своих классических городов задолго до конкистадоров. Культура трансформировалась. Большие города перестали функционировать, но вообще-то какие-то города остались. Существовала активная торговля вдоль побережья Юкатана. Кто-то все это производил и покупал. Именно на такое тогровое судно и наткнулись испанцы в первом контакте.

Конкистадорам, которые с самого начала высадились на Юкатане, нечего было там особенно грабить, не было больших городов и концентрации богатства. Они вернулись сюда и «навели порядок» только несколько десятилетий спустя, когда уже разграбили империю ацтеков. Тогда уже дорушили те города, что остались, например, город, бывший на месте нынешней столицы Юкатана, Мериды.

Почему произошло крушение цивилизации майя? Цивилизации, заметим, не империи. У майя не было имперского центра, не было единого центра, после падения которого, все остальное бы развалилось само собой. Города просто «схлопывались» один за другим, каждый сам по себе. Почему? На этот счет много теорий (три основных) и ничего определенного. Было бы понятно, если бы голод, эпидемия (осталось бы много скелетов или массовые захоронения), разорение варварами (читай — местными племенами, были бы следы разрушений), экологическая катастрофа. Но нет. Ничего такого определенного. Как с СССР.

Есть теория, что все империи рано или поздно распадаются. А с ними и цивилизации. В этом смысле, показателен контр-пример Китая. Там империи рушились много раз. Но, в отличие от остальных цивилизаций, которые «рассасывались», поглощенные окружающими культурами или завоевателями, китайцы находили силы на новую империю и растворяли в себе завоевателей. То есть, не распадались. Нынешний Китай существует практически в тех же границах, что и цинская империя. Культурно, несмотря на маоизм, Китай тоже сохранился.

Любопытно, что в истории Китая этот вопрос — почему же китайская цивилизация сохранилась, после падения всех этих империй? — кажется, даже не ставится. Вопрос, конечно, не столько исторический, сколько историософский. Регенерация империи и сохранение культурной идентичности кажется очевидным. Разумеется, очередной предводитель очередного восстания, разрушившего старую империю, становится новым императором. Или вождь кочевников, сваливших императора, принимает китайскую культуру. Или проникшийся чужестранными влияниями лидер… Как же еще могло быть? А вот майя и прочие цивилизации учат нас, что могло бы быть совсем иначе.

Кош оказался новичком в команде Хоргана, на раскопе номер 103 (одним из шести \80—84\). Еще новичками были Патрик, Теган и Нэнси. С прошлого сезона там остались две молодые студентки, одну из них Хорган назначил старшей. Получилось шесть человек на маленький раскоп \85—89\. Состав непрерывно менялся, так как некоторые брали еще занятия по биоархеологии и оставались в лагере. Другие болели. Тропики, и, стало быть, даже с артезианской водой, диарея (в лагере почти всегда оставалось люди, маявшиеся желудком. Десять — это считалось много, но два-три человека с поносом это был норм).

Копать нам предстояло сравнительно большое здание. По словам Хоргана, это был дворец местного царька. Жилое, то есть, здание. Выглядело оно, как водится, как холмик, но правая сторона была уже раскопана за предыдущие сессии. Наша же половина была только начата сверху.

— Ну-с, — сказала юная начальница, — с божьей помощью приступим…

Кош поправил резиновые наколенники, купленные за два бакса в доллараме — это приобретение спасло, можно сказать, жизнь гиганта археологии! — и вооружился мастерком — модной фирмы Маршалтон, как положено, 18-дюймовым. Его, кстати, было предложено приобретать самому (хотя они бы дали, конечно, но не такой продвинутый). Кош сразу закупился двумя \90\.

Вот только фронт работ был больно узкий для пяти человек. Особенно с кошьими габаритами. На небольшой крыше дворца было не развернуться. Поэтому установили смены, а свободным от копки было предложено выносить и просеивать ведра с землей. Кош сначала попробовал копать с тремя девицами в яме, и ощущение не самое приятное. Сидишь скрючившись, даже ноги не вытянуть. В Танаисе все было проще \91\. Мальчики в культурном слое не копались.

В Танаисе Кош орудовал только лопатой и носилками, и сита для просеивания отвалов тоже вроде не было. Вот Кош и махал лопатой, ряд за рядом. Сначала проходишь несколько рядов штыковой лопатой, потом выгребаешь это на носилки совковой. И — в отвалы. Так что, артефактов Кош никаких не разгребал. Единственный раз за все время ему попался артефакт — но зато он потом стал символом Танаиса. Но это получилось случайно. И вот теперь, наконец, он оказался на передовой линии науки!

Девушек в Танаисе использовали также на промывке и сортировке артефактов в камералке. Это были такие гендеризованные специальности. Ну, и к черчению планов там подпускались только квалифицированные архитекторши.

Не то здесь! Здесь — ротировали на всех позициях. Даже на сложном рисовании планов с масштабированием. Миллениалов, которые двузначные числа в уме складывать не умеют, обучают на ходу картографическому масштабированию. Впрочем, здесь и задачи стояли другие. В Танаисе это была как бы «картошка», даже не стройотряд. Просто обязательная трудовая повинность для студентов филологов. Здесь же был костяк профессиональных археологов, студенты были в основном — археологи, и нас обязаны были учить археологии. Это был курс на оценку, для кредита. Студенты должны были освоить стандартный пакет археологических навыков, вот их и ротировали. Конечно, учебой не насиловали. Но кто хотел, тот учился.

Археология — это не биткойн. Тут многому можно научиться, просто глядя на профессионалов. И тут аспиранты были профессионалами по майяской археологии, и если прямо не учили, то мастер-классы точно устраивали. Сначала Кошу эта медленная работа мастерками показалась странной, но потом он был ужасно благодарен Хоргану и прочим — именно благодаря их примеру он и научился чему-то, в отличие от Танаиса.

Тут было никаких лопат. Разве что, кайла. А так, все мастерком, и совком и веничком. Только хардкор. Ну, и лежало оно вроде как на поверхности. Однако копать тут было нелегко. Миф, что почва в джунглях рыхлая. Здесь не было земли как таковой. Здание обвалилось внутрь, его затянуло почвой, а потом сквозь нее проросли корни всего на свете, что там росло. То есть почва была перемешана с камнями и корнями. Она и без камней была пронизана корнями, но тут еще и булыжники, часто огромные. Приходилось рубить корни кайлом и пилить пилой.

Камни нужно было обкапывать, вынимать и выбрасывать — строго после указаний начальства. Некоторые были размером с подушку и весили килограмм 10—20. Делать это надо было осторожно, чтобы ничего не обвалить и не упустить линию стены. Поэтому каждый приличный камень сначала смотрел Хорган, и давал указание, что с ним делать. Тут не было случайных камней, все камни были из стен здания. Сначала Кошу это казалось в значительной мере магией. Хорган как бы колдовал над камнями, шаманил. Но постепенно, к концу первой недели Кош начал проникаться общей идеей.

Отработанная почва подбиралась совком и сбрасывалась в пластиковое ведро (тара из-под чего-то). Ведра ставились на край и специально обученные люди относили землю в отвалы, находившиеся примерно метрах в 20 от раскопа, по инструкции. Там же стояла сетка для просеивания почвы и отбора пропущенных артефактов. Но просеивали не каждое ведро, а каждое пятое. Если начальник раскопа решал, то с определенное квадрата просеивалось каждое второе или вообще все. В итоге, работая в раскопе вчетвером-вшестером, группа углублялась за день примерно на два мастерка — сантиметров 30. Это был явно не Танаис.

В почве попадались отдельные артефакты — осколки керамики и кремней (последние назывались литиками). Очень редко попадались осколки обсидиана. Странноватые темные осколки, очень мелкие. На него Кош бы и внимания не обратил бы, в отличие от керамики. Все артефакты полагалось складывать с специально помеченные пластиковые мешочки, лежавшие на краю раскопа.

Раскоп был, разумеется, размечен на квадраты веревками, натянутыми на воткнутые в землю колышки, и одна из основных задач была не завалить нулевую (базовую) точку. Нулевая точка — это было святое. (Было ли это в Танаисе — почему-то совершенно не отложилось в памяти… а должно было бы быть, как без этого.) Надо сказать, что этот пунктик был у Хоргана прямо обсешн, в отличие от того что Кошу пришлось потом наблюдать в Перу. Не парились перуанские парни по поводу слетания какой-нибудь веревки и утраты нулевого колышка. Но, конечно, и там все это было.

Кош начал постепенно втыкать в идентификацию артефактов. Это то, к чему он за три года в Танаисе практически не прикасался (за исключением поглаживания сосудов в камералке или фотографирования с ними на раскопе). В этом и есть одна из задач полевой практики — увидеть артефакты в их естественном состоянии, научиться различать их в грязи и пыли. Сначала Кош, когда что-то попадалось, обращался в старшей девушке, но та сама не всегда втыкала. Постепенно становилось ясно, что есть люди, втыкающие в артефакты, и не втыкающие. Обычно на раскопе должен быть по крайней мере один «втыкающий боец».

Тогда Кош стал (вежливо) наезжать на Хоргана. В том смысле наезжать, что сам Хорган курс молодого бойца не проводил, а, по мнению Коша, должен был бы. А потому Кош, в отличие от девушек, не считал нужным его щадить. Это для студенток первого курса он — целый аспирант. Почти пиэйчди. А для Коша, мальчишка он еще. Кош, чуть что, бежал к нему, или же, накапливал подозрительные объекты и, когда появлялся Хорган, тут же наезжал на него по части экспертизы.

Кстати, между прочим — уплочено же за это. Волонтеров должны были обучать, и относится к ним как к студентам. Девицы же, похоже, стеснялись колебать мировые струны Хоргана, и клали находки в пакеты по своему девичьему разумению. Но не таков был Кош.

В отличие от того, на что Кош насмотрелся потом в Перу, Хорган был вполне доступен. В смысле, местонахождения. Так-то и в Перу никто тебя не посылал, но, поди, их там найди, перуанцев вечно не было на месте, мы были часто предоставлены сами себе. Хорган же всегда терся рядом с объектом и никогда не отказывал в объяснениях. Просто сам он этого не делал — возможно, просто он такой чувак был. Или такова психология американцев. Хорган вообще потом признался Кошу, что археологом стал случайно, думал к концу колледжа пойти пилотом в армию. О как. Такой, простой парень, почти реднек. Но что-то у него в башке щелкнуло, переклинило, и он ушел в археологию майя, написал мастерскую диссертацию про площадки для игры в мяч, и теперь вот пишет пиэйчди.

А так, он был весь из себя ковбой и вообще полный Индиана Джонс в хипповой куртке и ковбойской шляпе. С мачете. Он, конечно, всего лишь культивировал образ ковбоя — он сам-то был вовсе не из прерий, а из-под Торонто. Торонто — это заповедник реднеков, а не ковбоев. Однако же, дело свое он знал, и, когда нужно было показать пример, копал как двужильный. Девушки смотрели на него с обожанием.

Девушки же рыли, как землеройки. Не ожидал Кош этого от молодых американок. Ну, ладно, мощная и опытная Теган, это был просто танк, она ворочала камни играючи, поигрывая мускулами в майке-алкоголичке. Но остальные-то создания? О да, они, конечно, были феминистки, и двадцатикилограммовые камни они пытались поднимать выше плеча и выкидывать на бортик самостоятельно, не клича на помощь мужика (как это сделала бы, ИМХО, любая русская девушка — тем более, что мужики были в ассортименте).

Выносливость у них была колоссальная. Работа в джунглях — это не конфетка. Только одно тут было хорошо — тут никогда не было прямого солнца, кроны больших деревьев закрывали небо пологом. Все остальное было плохо. Тень не спасала от жары и влажности. При малейшем усилии пот лился рекой. Плюс комары. Комары предполагались, и Кош обзавёлся батареей спреев. При влажности и поте, одной обработки хватало разве что часа на два, потом снова приходилось опрыскиваться. Девушки-то, как правило, вообще работали в легкомысленных шортиках и маечках (ну, разумеется, те, кто помоложе, не Нэнси, Марша и Катя). Это было, как понял потом Кош, мудро — стирки-то было гораздо меньше! Таких шортиков, в отличие от брюк, можно уложить в багаж сколько хочешь, и менять каждый день, пока не высохнут постиранные. Но зато что у них было с коленями и вообще с кожей!

Впрочем, это нарастет, дело молодое. А вот насекомые там попадались разные. Да и змеи. Местные вообще, как правило, работали в резиновых сапогах (и так же работают кубинские крестьяне). Для северян это выглядит жуть-жуть в этом климате, но это самое правильное решение. Ноги дороже.

Влажность и жара были хуже. После пробежки пары раз с двумя ведрами до отвала по корням, начиналась одышка. Казалось, что ты все время в воде. При этом хотелось пить. Этого ощущения, кстати, нет, когда поначалу прогуливаешься по джунглям по памятнику. Джунгли прогулочным шагом без напряжения очень даже неплохи.

Однако Коша не обманешь. С тех пор он не полюбил джунгли. Что там намазано в них медом, чтобы платить бабки за то, чтобы по ним просто прогуляться? Чем хороша работа в пустыне, как в Перу — там, конечно, пыль и песок, но вот там нет этой жуткой влажности. И комаров там нет. Плюс, в Перу зимой (в июле), солнца почти не бывает, небо затянуто хмарой, ветер, температура примерно 20—25, почва рыхлая, просто рай для археолога. В Танаисе, как правило, палило солнце, и почва была тяжелая, слежавшаяся. Комаров, правда, днем не было. Танаис можно поместить посередине по комфорту между Перу и Белизом.

Зато, кроме комаров, на нас явно никто больше не нападал. Кош прочел тут книжку одного товарища, как он ездил в экспедицию в Белый город, к Храму обезьяньего бога в Гондурасе. Вот где жуть была. Хотя, в принципе, этот тоже район рейнфореста, там джунгли были не как в Белизе, судя по снимкам, там были непролазные кусты. Там все заразились какими-то паразитам едящими плоть (лейшманиоз), не говоря уже про еще какие-то тропические болезни. Такого ужаса у нас все же не было. Еще там были змеи. Нас предупреждали о змеях, но за две недели в джунглях Кош видел только одну, она уползла на дерево, мы ее все фотографировали. Кош помнит подмосковных ужей, но никогда не думал, что змеи так ловко лазают по деревьям.

Это как с енотами. Пока Кош не перебрался на новое место жительства, он, например, не думал, что еноты — древолазающие существа. А они таки да, и еще какие. Вот и змеи так же — удивили своими способностями карабканья по стволам. Теперь понятно, почему в раю змея была на дереве. А еще были скорпиончики. Была инструкция перед укладкой в постель, проверять простыни на предмет наличия. По будке изнутри вечером ползали разнообразные существа непонятных названий, Кош даже не обращал на них внимания, но скорпионов ни разу не видел. В джунглях, в раскопе они изредка были, да, но они не так чтобы опасны. Не плотоядящая болезнь. Рубили их кельмами. В целом, живым существ (кроме муравьев, скорпиончиков и москитов) на уровне «пола» джунглей было на удивление мало — это не удивительно, так как по Википедии, вся жизнь в джунглях — а там находятся самые богатые биоценозы планеты — протекает высоко вверху, в пологе леса, и ее-то мы, естественно, не наблюдали. Кроме спускавшихся к нам обезьян и туканов.

Да, в окружающей фауне было всего два элемента. Обезьяны-ревуны и туканы. Но уж эти были в ассортименте. Они водились на уровне подлеска. Судя по всему, они были недовольны тем, что мы вторглись в их хабитат и поэтому постоянно крутились по периметру. Туканы все восемь часов недовольно ухали. А обезьяны время от времени проносились сверху и бросали палки и устраивали концерты, дрались между собой, но не так постоянно, как туканы. Опять же, для туристов их подают как особый цимес — «джунгли с туканами и ревунами». Один раз — это и в самом деле экзотика, но скоро привыкаешь. И не знаешь, куда от них деться.

Проведя несколько раундов в узком раскопе с девушками, Кош начал отлынивать от собственно копки, начав специализироваться на относе ведер (их приходилось носить непрерывно туда-сюда, отвал был в 20 метрах от раскопа через холм, та еще работа, но не надо было сидеть скрючившись), и рубке особо толстых корней. Некоторые приходилось пилить пилой \95\. Но зато не скрючившись. Девушек кстати, теснота не смущала, они не жаловались. Но они помельче все же, им не нужно так скукоживаться, да и суставы помоложе.

Нам были приданы несколько местных индейцев, их использовали на тяжелых работах, когда требовалось что-то выходящее за рамки по технике безопасности для студентов, например, дерево повалить или навес построить. Иногда их запускали в раскоп разобрать камни. У них, кажется, были даже лопаты. На нашем раскопе №103, впрочем, они никогда не работали, только однажды дерево помогали снести, и иногда помогали ставить тарполин (тарполин ставили на ночь от дождей, и первым делом снимали утром). Делали они это очень ловко, посрамляя опытных начальников раскопов.

Еще одной активностью, которую Кош монополизировал, было просеивание. В Танаисе мы просто относили землю в отвал и потом ее сбрасывали по склону (по крайней мере, те, кто орудовал лопатами, но не припомню просеивающей сетки). Здесь стояло просеивающее устройство (ручной грохот или сито). Ведро высыпалось на сетку, и та раскачивалась, пока все не просеивалось. Тут отбирались артефакты, а камни выбрасывались в кучу камней рядом. Похоже, просеивание получалось у Коша неплохо (впрочем, об этом судить начальству).

Кош натренировал глаз выхватывать предположительные артефакты, и потом подходил с ними к Хоргану, и требовал идентификации. Вот таким образом и научился чему-то, а то бы только пилил корни и бросал камни, как Патрик. Впрочем, Патрика тоже иногда запускали в раскоп. У американцев дело поставлено конкретно — ротация, и все такое. Засиживаться подолгу на одном месте никому не дадут. Кстати, и Хорган никогда не брезговал отнести ведро, если оказывался рядом в нужный момент. Он тоже был как заводной. А может, и курил что. Хотя вряд ли. Утаить это в лагере невозможно. Профессор бы наказал — ему не нужны потенциальные терки с полицией.

Работа начиналась в примерно в 9 утра (час занимал заезд и переноска орудий и воды), работали по 2 часа, с 15 минутными официальными перерывами. Конечно, каждый всегда мог устроить себе перерыв, если было нужно, никаких вопросов по этому поводу не было. В 10—30 садились в кружок вокруг бидона с водой и закусывали, кому что удалось схомячить от завтраке, и трепались. Теган была тут звездой, с ее энергией и юмором. Без нее потом на раскопе было скучно. Слутц был с одной из дальних групп, с ним пересекались только на обеде.

Что дальние группы. Даже группа, работавшая в метрах в 100 от нас, на здании на другой стороне бывшей плазы, и то с нами не соединялась, а мы с ней. В этом климате не хотелось никуда ходить. Даже к группе, работавшей в сотне метров, на другом углу поглощенной джунглями плазы, Кош сходил за все две недели, раза два. Это было неправильно. Но не то, чтобы работа была тяжелой, но жара, влажность и комары сильно утомляли. Просто высасывали энергию. Плюс надрывные крики туканов. Как у них глотки не уставали? Девушки очень сочувствовали потревоженным туканам, так что и подумать было нельзя зашвырнуть в них чем-то потяжелее.

А в 12 был обед. Народ тяжело тянулся назад, на большую поляну к пикапам, и там уже был приготовлен к раздаче холодный обед, приготовленный меннонитами заранее. Конечно, не такой, какой доставался тем, кто оставался в лагере (либо на сортировку, либо на занятия по археобиологии, либо потому что был болен). Народ разбивался на группы. Молодежь собиралась своими тусовками в кузовах пикапов, усевшись на бортики — потому и в кузовах, а где еще сидеть? А старперы обычно под главным брезентом на пластиковых ведрах, отмахиваясь от комаров, но поближе к источнику благ. Хотя, например, Кош почти и не ел — в джунглях было слишком жарко, хотелось только пить.

Один раз Коша отрядили на помощь «другому отряду», к самому дальнему раскопу, где работали над местной пирамидой. Это, конечно, только название — «работали на пирамиде». В этот сезон стояла задача только расчистки подхода к ней. И заодно, расчистили угол, где был подкоп грабителей. Заодно, нам сделали экскурсию по этим раскопам — они были примерно в 300 метрах от нашего, на той стороне центральной площадки (это все был один город, затянутый джунглями, в котором мы расчистили всего несколько пятачков.

А ведь это был, в общем, малозначительный город, даже если большой (его малозначительность определялась отсутствием в нем стел с надписями и масок божеств на пирамидах). Сколько же еще есть не раскопанных значительных и известных? Даже те, что хорошо разрекламированы — те же Копан, Паленке и Тикаль — ведь там всего-навсего раскопан центр и реконструирована пара пирамид, а десятки квадратных километров застроек даже не тронуты. И никто ничего копать не будет. Сейчас хотя бы научились с помощью ЛИДАРа делать трехмерный план города, то есть, не надо все копать, можно выбрать самое интересное. В одном Тикале обнаружили порядка 30 тысяч ненанесенных на карту объектов — неужели кто-то когда-то будет это раскапывать? Хорошо, если пирамиды только копнут.

На новом месте Кош копал с другим пришельцем этого сезона — профессором Джимом. Сначала мы расчистили площадку перед главным входом в храм — для этого нас туда и перебросили — а потом нам дали копать край платформы. Вот тут было гораздо легче — нас было всего двое, мы взяли каждый свой участок траншеи, и не надо было скрючиваться среди девиц, копать было одно удовольствие.

Пирамида была давно вскрыта грабителями, в углу была проломлена (и потом небрежно засыпана) огромная дыра (по мнению археологов, это работа гватемальских грабителей могил). Собственно, мы пока не докопались до камеры, и не знали размера ущерба, и в этом году пирамиду и не думали вскрывать. Но нами был подкопан один из углов, и найдена похоронная камера с трупом. О! Сколько было шуму. Прибежал народ с других раскопов. Фотографировать разрешили только для личных архивов, без права постинга во всякие социальные сети. Совсем не то, что было потом в Перу, где у нас валялось три черепа на раскопе, и отношение к ним (у местных археологов) было самое наплевательское.

За все две недели сам «старый добрый профессор Том» посетил раскоп только дважды, оба раза вместе с женой, тоже археологиней Строгие начальники раскопов тут же становились навытяжку. Потом они, правда, между собой иронизировали по этому поводу, и перетирали, что сказало вельможное начальство. Но — уже за спиной профессора. Дисциплинка и иерархия у них тут почище, чем в совке. Наш Хорган был похвален за проявление интуиции в том, как идет стена и какая у здания структура. Он «угадал архитектуру» и не снес (как это бывает, увы, и это очень легко) важный кусок передней стены здания, за что и был похвален принародно. Сиял, как надлежащий самовар. Чутье у него было.

Напоследок, в конце рабочего дня, раскопы на ночь затягивались тарполином (и это была первая акция утром — снять тарполин и отгрести пыль от краев раскопа… хотя какая в джунглях пыль? Так, для вида, как полагается.) Это на случай ночного дождя (тарполины натягивали и днем, если дождь проходил над нами). Собирались пустые бидоны из-под воды. Наконец, в четыре часа мы собирались на главной поляне, грязные и усталые. Рассаживались по пикапам и двигались в обратный путь.

Кош думал только о том, как бы не пропустить сторран (store-run, «бросок в магазин»). Таким странным американским выражением обозначалась ежедневная поездка в магазин, которую осуществлял Артур — колоритный персонаж лет 65—70, с благообразной белой бородой как у деда мороза. Был он внуком евреев выходцев из Одессы, и ветераном вьетнамской войны, где якобы служил в спецназе. Там он пережил, как теперь водится, ПТСД, и у него начались психологические проблемы (раньше-то никаких ПТСД не было, а вот проблемы у ветеранов реально были). В итоге, для терапии ему было предписано заняться чем-то вроде волонтерства, и вот так он прибился к Блю-Крику и ездил уже больше десяти сезонов. Он в основном состоял при камералке и был специалистом по обработке артефактов.

В полпятого мы приезжали в лагерь, а в пять — сторран! Кош даже не мылся, просто стаскивал с себя грязные штаны рубашку и ботинки, переодевался в баскетбольные трусы, футболку, и выходил на пятачок, где уже курил около минибаса Артур. Он был из того, поколения, в котором мужчины еще «смолили». Без пяти пять он начинал ходить около столовой и кричать — сторран! Сторран! Последняя возможность! Постепенно подтягивались клиенты. Собрался и тут костяк, среди которого был, например, наш вьюнош Камерон (а вот Слутц ездил не всегда). Камерон ездил есть мороженое со своими многочисленными… нет, не приятельницами, а скорее опекуншами (они все были лет на пять его старше).

Кош с первого и до последнего дня ездил каждый день. В сущности, особых потребностей в магазине у него не было. Просто деревенский магазин был как бы почти единственной отдушиной цивилизации. Мы же были в поле, тут практически некуда было пойти после работы. Это напомнило времена юности, картошку в Бортниково — там тоже поход в сельпо был главным развлечением. И мы отправлялись в путь.

Магазин был «неподалеку», километрах в пяти-десяти от лагеря. Доезжали мы минут за пять, наверно. Почти каждый день на выезде из лагеря мы встречали на шоссе бодро бегущую белую спортсменку. Ясно было что она из лагеря, но только потом Кош ее узнал — это же была наша квебечка Сара! Не распознал ее Кош в спортодежде. То есть, она, после работы, еще умудрялась и бегать от инфаркта. Ну, они двужильные… сам Кош только на подъезде к магазину отмокал от работы и переставали ныть колени и суставы.

Лагерь стоял на холме среди полей, и купить, например, мыло, там было просто негде. На сайте было написано, что многое можно купить воооот в этом сельпо, которое как бы неподалеку. Ну, там километров пять. Ничего другого рядом не было (был, был еще один магазинчик поближе, километрах в двух, но это был вообще конвиниенс стор). А этот был очень даже приличный магазин, небольшой, но полной выкладки универсам, под названием Буэна Виста \96—97\ (и в самом деле, располагался он на холме). Там было практически все, что нужно белому (и не белому!) человеку. От еды до хозтоваров и электроники. Можно было купить все, от бельевых прищепок до кока колы. Спиртного, вот этого не было, так как управляла им семья менонитов — одеты они были примерно так как одевались советские люди в 1960-е годы. Но при этом принимали кредитки по терминалу. Чуткое руководство обеспечило вверенное население возможностью шоппиться в сельпо ежедневно, благодаря старому спецназовцу Артуру.

Кош сразу купил там мобильник за 50 баксов, для экстренной связи в Белизе и Гватемала (ни разу не воспользовался, но он очень пригодился потом в Перу). Оформить его и активизировать было не так просто, как купить. Бюрократии тут было не меньше, чем раньше в совке. Тут помог Артур, с которым Кош поднялся на второй этаж в офис телефонной компании. Он знал нужного человека.

В комнате сидел ражий немец в западной офисной одежде — не ожидаешь такое увидеть в центре джунглей, можно сказать. Он-то и был представителем телекома, и он-то после серии длительных звонков и активизировал Кошу мобильник. Артур, натурально, знал тут всех. И его знали. Цены на связь тут были такие же бросовые как в Москве, десятки баксов хватало на месяц неэкономной связи.

Кош закупался в магазине в основном лимонадом (Фантой и Пеппером, тут не было своей инка-колы, как в Перу, или ту-колы, как на Кубе) для работы в поле. В среднем уходила двухлитровая бутыль в день. А также мороженым, которое съедалось тут же у выхода на скамеечке (вместе с трудновоспитуемым Камероном и его воспитательницами), под доской объявлений местной менонитской общины. Там же публиковались объявления о продаже недвижимости — недорого! Однажды, кажется в пятницу, мы приехали к универсаму, и он был забит толпами ладиносов, скупающих все подряд. Никогда Кош не видел тут столько покупателей!

— А, так это работяги, — откликнулся Артур на его недоуменный взгляд, — у них получка сегодня. Видишь, автобус стоит?

И правда, на парковке виднелся огромный автобус, типа Икаруса. Работяги быстро загружались обратно с добычей. А и правда, машин-то у них скорее всего нет, где им закупаться оптом в поселках? Видимо, по случаю получки у работяг, у магазина дежурила патрульная машина, и на лавочке у выхода, там, где обычно Камерон со своими воспитательницами поглощал мороженое, сидели трое индейцев в военной форме и с автоматами. Солдаты были настроены дружелюбно.

Другая половина здания была магазином сельскохозяйственного инвентаря. Такой настоящий, классический «хардвер стор». Помимо топоров и пил, там были и мачете и кожаные ножны к ним, примерно по тридцать баксов. Кош не удержался и купил себе такие. А наш вьюнош Камерон купил себе как раз самое мачете (ножны ему были не по карману). Самое забавное, ему (восемнадцатилетнему юноше) потом дали особое разрешение его носить (кто у него папа?)! Теперь вечерами он сидел в кают-компании в главном здании, занимаясь полировкой мачете и сотворения дешевых картонных ножен для него, окруженный компанией двух-трех юных (но старше его года на три-четыре) студенток с обожанием на него смотревших. В общем, респект.

Кош тоже подумывал о покупке мачете, они стоили долларов десять, но, учитывая предстоящее путешествие по Гватемале и потом назад через Штаты, как-то не улыбалось таскать с собой такую штуку в багаже через все границы и рентгены. Как потом выяснилось, мачете можно свободно выписать по Амазону, это считается сельскохозяйственным инвентарем. И стоит примерно столько же. Их нет в городских хардверсторах, но, если выехать в сельскую местность, можно и там купить в магазине.

Наконец, затоварившись всем необходимым, мы выдвигались назад в лагерь. Тут Кош немедленно осуществлял две вещи — душ и стирка рабочей формы, которая тут же вывешивалась на веревки рядом с будкой. Благодаря спецткани, все это утром было уже высохшим, даже если ночью прокатывался ливень. И вот теперь — а было примерно полшестого, еще светло, а ужин в районе семи баксов — можно было, наконец, оттянуться по жизни!

Оттягивание производилось в местном кафе-ресторане. Да, был тут и такой, принадлежал, естественно, менонитам, и находился как раз через дорогу от лагеря \98\. Менониты приезжали к нему на машинах, никакого значительного жилого сектора рядом не было. (И значит, задним умом понял Кош, это был ресторан для белых, так как у индейцев просто не было машин до него вот так доехать поужинать. Кош видел только белых посетителей европейского вида. За кассой была девчушка в менонитской женской униформе — типа, советского вида длинном штапельном платье-халате 50-х годов — ей помогали две молодые индеанки.) Еда была недорогой. У них тоже было отличное мороженое!

А самое главное — у них был интернет. Ведь интернета-то в лагере как раз и не было! То есть общего интернета, вай-фая. Зато он был в кафе менонитов. По идее, нужно было платить доллар за день и тебе давали пароль. Но, как вскоре мы выяснили, пароль никогда не менялся, а самое главное — интернет никогда менонитами не выключался. Сам ресторан закрывался часов в семь вечера — вот в чем была засада. Вечером там не посидишь. В чем был смысл такого, как говорится, арранджмента, неясно, но нам всем, янки, это было на руку. Впрочем, и менониты в убытке не были, мы постоянно что-то заказывали.

Итак, примерно полшестого, Кош, Слутц и Патрик встречались на пятачке перед столовой, и к ним как правило подгребала Ханна, а также отбегавшаяся Сара. Иногда тут же подтягивалась Теган, а чаще она шла туда еще раньше в своей девичьем компании — девушки ее любили, она была очень позитивная — и уже сидела в кафе. К нам все время подкатывала и Катя. Вот такой компанией мы тянулись к кафе, брали кофе или мороженое, или и то, и другое, платили за интернет (да, Кош и Слутц регулярно вносили в общую копилку интернета, хотя пароль никогда не менялся, и менониты никогда не намекали, что неплохо бы и заплатить). Выходили на веранду, где было пять или шесть больших рубленых столов (сейчас такие популярны в хипстерских кофейнях) и все погружались в интернет.

Слутц звонил своей герлфренде в Германию, Кош проверял емейлы и читал новости на РБК, Катя ворковала со своим американским бойфрендом, Сара ругалась со своим по-французски. Теган ржала с своими девушками, и только Ханна сидела и, как всегда, загадочно улыбалась. Так мы проводили время до ужина, а потом, если не было лекций (раза два в неделю на палапе нам читали лекции местные или заезжие ученые), тянулись в том же порядке назад через шоссе в кафе. Иногда, впрочем, засиживались на палапе, или в кают-компании в главном здании. Это было замечательное время! Ничего подобного в Перу потом не было. Ну, а на следующий день опять в шесть побудка и вперед…

Кош в первую неделю так уставал с непривычки, что во время перерывов и мысли не было пойти куда-то и посмотреть соседние раскопы. Хотелось только плюхнуться на бревно рядом с раскопом и пить. Так бы ничего и не увидел, кроме своей дыры. Начальство это, конечно, все прекрасно понимало, поэтому время от времени тасовало народ, чтобы не засиживался на одном месте (вот так Кошу выдалось поработать два дня с Джимом на пирамиде), а также устраивало как бы добровольные экскурсии по объектам \99—101\.

Один день был посвящен работе в камералке. Так-то нас туда не допускали, только экскурсию провели. А тут посадили на сортировку и промывку артефактов, как девушек в Танаисе. Впрочем, и там Кош, благодаря знакомству с Серегой \104\, заведующим камералки, сумел немного помацать артефакты. Копая траншеи, он и не знал, сколько тут всяких обломков нашли. Хотя тут было и много целых кувшинов, целые подвалы их находили \102—103\. Тут, наконец, показали, как это делается правильно, как отделяется керамика разных цветов от био-образцов и кремней. В общем, это было прикольно, да и копать в джунглях не надо, такая сачковая работа \107\!

06 С Профессором в Ламанай

Субботы в лагере были полу-рабочими. Нас просто отпускали пораньше. А вот воскресенья были выходными. В первое воскресенье нам устроили экскурсию на важный памятник архитектуры майя, Ламанай.

Согласно Википедии, «Ламанай (Lamanai) — руины некогда одного из наиболее значимых церемониальных центров цивилизации майя, расположенных на территории современного Белиза. Город находится на берегу 48-километровой лагуны в северо-центральном Белизе. Название Ламанай означает на языке майя „утонувший крокодил“. Город насчитывает трёхтысячелетнюю историю, именно столько времени без перерывов здесь жили люди. Во время классического периода развития цивилизации майя (около 250 года — 900 года н. э.) население города достигало 20 000 жителей. В противоположность другим городам майя Ламанай был ещё заселён, когда в Белиз в XVI веке вторглись испанцы» \ см. карту на 108\.

Ламанай «продержался» так долго в зоне классического развития культуры майя благодаря своему выгодному расположению на водной артерии. Это был важнейший торговый центр, а также центр металлургии. Хотя принято считать, что в доколониальный период у народов Америки не было металлургии, это не совсем верно.

Плавка медных и бронзовых сплавов в центральной Америке началась уже в районе одиннадцатого века, хотя и не произошло металлургической революции. Медные изделия оставались редким и дорогим товаром. И наибольшее их количество было найдено именно в Ламанае. Здесь же были обнаружены следы металлургических печей и отходы производства.

Ламанай расположен примерно в часе езды от лагеря, на полпути между городом Оранж-Волк и Белиз-сити \108\. Для поездки был привлечены шорт-басы, (они покороче, это было развлечение для нового завоза на эту сессию, старички-то там все давно побывали и не раз), а также вэн.

Приехав, сначала пошли в музей. Музеи в таких местах обычно первые здания после кассы. Этот оказался сараем, но — с вполне приличными экспонатами и даже объяснениями по-английски \109\ что немудрено в Белизе. От музея двинулись к центральной площади. И тут Кош споткнулся на майяской дорожке сакбе со ступеньками и сильно расшиб себе локоть. Удалось, впрочем, сберечь камеру, высоко подняв ее в воздух. За счет локтя. После этого всю неделю Кош ездил на работу в кабине, нарушив тем самым строгий порядок старперов, которые давно там присмотрели места. Но что было делать? Держаться за борт двумя руками Кош уже не мог. Только к концу срока у него более-менее зажила рана. Хорошо еще, камера не расшиблась!

Вот она, первая, настоящая, майяская пирамида в джунглях \110—113\! Пирамида Ягуара (см схему на \114а\). Кош, конечно, уже видел засыпанные и еще нераскопанные пирамиды, а также домашние постройки. Но это была его первая большая пирамида майя, реконструированная во всей красе. На нее можно было взбираться! И маски там были, кажется, не копии. Там же Кош увидел свою первую сейбу. В общем, начальство знало, куда привезти новичков.

Там было несколько больших пирамид (Ягуара, Высокая пирамида и Храм Масок.) Поле для игры в мяч. Сверху, с вершины пирамид, открывались отличные виды на джунгли и лагуну. Джунглей, впрочем, тут в период расцвета города скорее всего и не было, тут были поля и постройки и вообще урбанизация. Все пространство до лагуны было, скорее всего, занято постройками \114—119\. Ламанай был довольно большой город, третий по величине в современном Белизе, после Караколя и Ла Мильпы.

Сам профессор никуда не лазил (он уж налазился за свою жизнь), но объяснял интересующимся всякие детали снизу. В самом конце, мы вышли на центральную площадку между пирамидами, с палапами, окруженное торговыми ларьками.

— Ну, — сказал проф, — а теперь, закупайтесь сувенирами, тут самые дешевые и хорошие сувениры в Белизе. — Народ начал бодро шоппиться.

Потом было запланировано купание в лагуне и обед в настоящем ресторане. Нас довезли до ресторанной зоны при местном отеле, мы вышли к гостиничному пирсу на лагуне, переоделись и занялись купанием. Почти все умели плавать, как ни странно. Тут мальчики (и некоторые девочки) отличились. Неподалеку от берега было несколько лодок, стоявших на буях. Мы доплыли до одной, стали в нее залезать, раскачивать, а потом одну и перевернули. Местные охранники (видимо, при ресторане и отеле, которым принадлежал пирс) смотрели с пирса на эти развлечения янки с осуждением, но ничего не сказали. Белые люди развлекаются! Им все можно.

Впрочем, присутствующее руководство в виде пионервожатых-аспирантов (без присмотра студентиков все же не оставляли) тоже нас не остановило. Но, как мы ни пытались перевернуть лодку назад, это не получилось. Непростая оказалась задачка-то! И туда-то опрокинуть ее было непросто, а вот назад — вообще невозможно, несмотря на усилия десяти человек обоего пола. Охранник махнул рукой, чтобы мы дотащили лодку до берега, а там, мол, они разберутся, что мы и сделали \120—121\.

Пристыженные и переодевшиеся, мы направились в ресторан при отеле, где уже заседал с семьей и друзьями профессор. Ресторан был оформлен в старом добром колониальном тропическом стиле.

Тут мы, наконец, отъелись по полной. После меннонитских кулинарных изысков это была превосходная еда. Цены были вполне приемлемыми, примерно, как в белизском аэропорту. Однако же, далеко не все записались на ресторан, а кто-то хотел пойти поесть в местном кафе (там были и такие). Они вышли из автобуса еще раньше, до лагуны. И когда часа в 4 наступила пора собирать пестрое стадо, пара овечек таки потерялась, так что профессор ругался, на чем свет стоит. Впервые Кош видел профа по-настоящему взбешенным (он даже употребил пару крепких слов). Он-то наверно понимал, что расслабляться в Белизе нельзя.

В итоге, мы прибыли в лагерь почти уже к темноте. Но это был один из самых замечательных дней того путешествия.

Это было не единственное просветительское мероприятие. Довольно регулярно на палапе устраивались вечерние научные доклады. Приезжали ученые (навестить профессора и памятник посетить), и читали лекции о том, чем занимаются. Тоже полезное дело. Ничего такого ни в Танаисе, ни потом в Перу не было. Спасибо доброму профессору!

07 Конец раскопа №103

Второе воскресенье было днем отъезда. Накануне, в субботу, отгуляли положенную отвальную. Какой-то особенной еды не было, но были достаны спецзапасы спиртного. Спиртное тут было дефицитом, кроме пива. Меннониты запретили продажу спиртного в окрестных магазинах (что в целом нетипично для Белиза), и «пионервожатым» пришлось ездить за спиртным в Мексику, через близлежащую границу. Вот что религия вытворяет-то с людьми! Пересекать нелегально священные границы ради нескольких бутылок. Все равно, настоящего спиртного они привезли недостаточно, его наливали по знакомству. С пивом, конечно, проблем не было, но для русского человека, разве это спиртное?

Все вышли на палапу, расселись кучками и начали выпивать и перетирать за жизнь. Включили музыку, да. Однако же, никаких танцев-обжиманцев, как это было бы в советском стройотряде или на картошке. Да даже в Танаисе. И это при доминировании женского элемента. Танцевали разве что женские пары, шерочка с машерочкой, включая Теган, которая картинно курила во время танца, обнимая свою партнершу. Теган только что дым в глаза партнерше не пускала. Танцевали они — все, кто танцевал — прилично, иногда сложные танцы. Такого на стройотрядовских дискотеках не водилось. Как-то мы не учились танцевать.

Потом мы с Нэнси как-то одновременно прошли через центральное здание, и вышли в лагерь, на пятачок перед столовой. Над нами простирался Млечный Путь. Одна из фишек жизни в этих местах. Несмотря на дождливый сезон, практически каждую ночь небо было чистое, и на нем появлялся Млечный Путь. В детстве, в пионерлагерях (подальше от свето-загрязненной Москвы) — было что-то такое? Не припомню. Разве что, в слабой форме?

Тут было небо, как когда-то в Перу — огромное облако звезд, даже не верилось, что это могут быть звезды, а не облака… но они светились. Не ожидаешь такого от облаков. Нигде такого больше Кош не видел. Ему не верилось, что это все — звезды. Казалось, это просто светящаяся под луной туча. Но нет. Это был Млечный путь во всей его тропической красе.

Стоим мы под всем этим великолепием, и вдруг Нэнси говорит,

— А ведь вот девушки-то наши, миллениалы, они же — почти все — такие одинокие!

— Как это, — говорю я, — а вот одна у нас на раскопе, только и говорила о своей предстоящей свадьбе.

— Да, парочка есть, а остальные — они никто даже бойфрендов не имеют, а им уже лет по 25. Я по своей дочери вижу, у этого поколения огромная проблема…

Вот он, женский взгляд! Кош даже этого и не заметил. Задумываются ли вообще мужики, есть ли у встреченных ими женщин бойфренды? Это важный психологический вопрос.

На следующее утро — побудка, последний восход, и чистка будки. Было приказано все подготовить к приезду следующей смены. К обеду мы собрались с вещами на пятачке, подъехал наш прощальный чикен-бас. Уезжающая смена загрузилась и замахала руками остающимся \124\. Некоторые девушки всплакнули, куда ж без этого. И мы двинулись в анабазис к Белиз-сити.

Бойцов мы начали терять уже в пути — в Оранж Волке выгрузился Патрик, которого в гостинице уже поджидала его невеста, такая же пухленькая англичанка, как и он. Они собирались в недельный тур по Белизу и Мексике.

В аэропорту студенты по большинству устремились на самолет, а у Коша и Джима и еще пары-тройки человек были другие планы. Например, Слутц, у которого был один день перед отлетом, решил посетить большой майяский город Алтун-Ха к северу от Белиз-сити, примерно в 50 км. Профессор дал ему рекомендацию надежного таксиста, который его отвезет, подождет и привезет назад — порядка 100 баксов. Несколько человек отправлялись на неделю на острова, им нужно было на речной вокзал к парому. А нам с Джимом нужно было ехать на запад, в Гватемалу, в городок под названием Флорес, располагавшийся неподалеку от одного из самых больших майяских городов — Тикаля.

Кош думал начать с объезда всего Белиза и потом двигаться на юг, до Копана, а оттуда уже лететь в Белиз-сити. Однако, по зрелым размышлениям, стало ясно, что наоборот, надо забираться сразу как можно дальше на юг, а оттуда уже постепенно двигаться к аэропорту Белиз-сити. Самой южной точкой были руины Копана в Гондурасе. Но путь туда все равно лежал через Гватемалу и Тикаль, так было решено сделать остановку во Флоресе, и оттуда двигаться на юго-запад, в старую столицу Гватемалы, город Антигуа, а оттуда — в Копан. И из Копана начать двигаться на север, сначала назад во Флорес, а оттуда — в городок Сан-Игнасио в Белизе, и там посетить три места. И оттуда уже — в Белиз-сити.

Все было предусмотрено добрым профессором Томом. После того, как улетающие студенты зачекинились, и было проверено, что их багажа не осталось, чикен-бас отправился сначала на речной вокзал… ну то есть это называлось, терминал водного такси, там сбросили отправлявшихся гулять на острова, и там же был автобусный терминал. Брать такси от аэропорта до автобусного терминала самим проф не рекомендовал — тут, как и в Латинской Америке, работали свои рейтинги такси. Безопасность прежде всего. Проф сказал, что экспрессы во Флорес ходят каждые то ли два то ли четыре часа, и стоит это дело всего двадцать баксов с носа. Офигеть!

По расчетам профа, мы прибывали на вокзал примерно за час до следующего автобуса. Кош уже настроился посмотреть вокзал и окрестности города. Не тут-то было. Только мы вывалились из чикен-баса, на нас накинулись черные зазывалы.

— А ну, налетай, куда едете?

Кош с ними разговаривать не стал, знаем мы их. Обмануть — их святая обязанность. А добрый профессор Джим честно им ответил,

— Во Флорес.

— А! Во Флорес! Дык, вот стоит автобус (у ворот в самом деле стоят автобус «на парах»), через пять минут отбудет, 25 баксов с носа. Исключительно для белых господ, экспресс-с!

Хм. Кош им ни на секунду не поверил. Бабки хотят снять. Это Белиз-сити. Но Джим заинтересовался, а как, а что.

— А вот, — сказали черные, — идите сюда, вот тут вам щас отоварят билеты, и поедете!

И отвели нас в какую-то контору. Внутри терминал представлял из себя дворик, окруженный по периметру административными зданиями, типа молла, только вместо магазина там везде были офисы компаний. Вход во дворик контролировали полицейские с автоматами, но зазывалы были, естественно, свои люди, а мы были белые. Кош все же сомневался, но, раз профессор Джим сказал, ну что, будем доверять. Черный менеджер снял бабки, написал какие-то билетики, но нам их не дал, а понес куда-то в другой офис, нам сказав ждать.

— Ну, вот так нас и надуют! — решил Кош. — Ну ничего, через час поедем нормальным автобусом, подумаешь, потеряем 25 баксов…

Однако нет. Пропав, черные появились снова, и повели Коша с Джимом к тому самому большому автобусу перуанского типа (не чикен-басу) у входа, там сказали что-то стоявшему на подножке контролеру. Тот кивнул и пропустил Коша и Джима в автобус. Билетов в руки нам по-прежнему не дали, и тут Кош понял, что скорее всего, весь смысл акции в том, что черные зазывалы ловили туристов, выписывали им для виду билеты, и сажали в автобус, билеты потом разрывались, а деньги присваивались и делились. Страдала тем самым автобусная компания… но что нам до нее. Главное, чтобы из автобуса не высадили. Кош на всякий случай снял на фотик табличку шофера с названием компании («Мундо Майя Тревел»).

Внутри сидели всё белые люди, так что все было без обмана. Гид сказал через микрофон, что едем с одной остановкой в Сан-Игнасио, потом подъезжаем к границе, вылезаем из автобуса и проходим границу пешком, затем прибываем на автовокзал рядом с Флоресом, а там уже нас развезут на шаттлах по гостиницам. Строго было сказано, что никаких остановок в пути по причине безопасности не будет (как в Перу, они боятся нападений), зато есть туалет, и не только для намбер 1 (это уже лучше, чем в Перу!). Все это показалось замысловатым, но потом жизнь расставила на свои места и стало ясно, что именно это и была единственно верная отработанная схема. Причем за копейки, по сути.

Кош, поначалу, с тех пор как начал ездить сам, с сомнением относился к местным представителям туристической индустрии. Казалось, что в Латинской Америке они только и думают, если не надуть, так содрать кучу бабок сверху. При ближайшем рассмотрении оказалось, что все те, кто сидели «на местах», практически все делали полезное дело, по приемлемым ценам и давали ценные советы. Ни разу никто не обманул, ни в Перу, ни в Белизе, ни в Гватемале и прочих странах. Ни даже на Кубе. Так что алаверды им. Добрые люди.

08 Флорес — райский остров туристов

Через пятнадцати минут мы катились на шоссе в Гватемалу, вместо того, чтобы парится еще час на вокзале. Все благодаря Джиму, сам Кош не стал бы связываться с зазывалами. Благодаря этому путешествию мы как-то подружились.

За окном автобуса потянулись зеленые тропические просторы и нехитрые сельские домишки, ничем не отличавшиеся от тех же кубинских, ну, разве что, краска посвежее, и больше современных машин у ворот \126—129\. В Перу домишки, как правило, кирпичные или из адобе (с деревом плохо дело в пустыне, даже бамбук привозят из Эквадора). Чаще всего, пропыленные (пустыня, дождей нет, и никто их, разумеется, не моет). Унылая картина. Тут все-таки везде изумрудная зелень. Да и на Кубе тоже. Тропический рай!

В Перу, как в России в «коттеджных поселках», хорошие домишки чаще всего спрятаны за высоким дувалом, и еще с колючей проволокой сверху. Белиз — не самая безопасная страна, но вот этого там почти не было. Даже в Белиз-сити, ни двухметровых дувалов, ни тем более колючки (ну может быть невысокий заборчик или решетка на окнах). Не закатывают они магазинные фасады наглухо гаражными роллами (решетки, конечно, у них есть).

.

Не было в Белизе по обочинам дорог и у заборов гор мусора. Так что пейзаж был все же повеселее… Вероятно, это наследие британской культуры, равно как и отсутствие так оживляющих пейзаж ресторанчиков с верандами по обочинам дороги, в которых кушанькает народ у всех на виду. Это оборотная сторона

Примерно часа через два (Белиз неширок) прибыли в Сан-Игнасио, последний «большой город» перед границей с Гватемалой. Этот городишко сразу показался неприятным. Безликие бетонные коробки, набросанные в беспорядке \130\.

Почти половина туристов выгрузилась именно тут, новых же почти не загрузилось. Почему, стало понятно позже. Сан-Игнасио стоял в плане путешествия Коша для анабазиса в Белиз-Сити, но и об этом — позже. Город находится в километрах пятнадцати от границы. По одну сторону границы — поселок Бенке Виехо, а с другой — Мелькор де Менкос. Местные так и обозначают направление — «Бенке» и «Мелькор», в зависимости от стороны границы. Этими терминами надо пользоваться, когда ищешь автобус или такси. Но свежему туристу надо время, чтобы начать в это втыкать, а вот мы уже и проехали Бенке! Надо понимать, там много сконцентрировано всякого нелегального трафика и криминала, но туристов все это не касается.

Неподалеку от Бенке находится и важный археологический памятник — Шунантунич, который будет посещен позже. Он прямо у самой границы.

Там же продаются участки земли — стоит огромный щит — 20 000 баксов за лот \131—132\. Вероятно, это за акр, то есть 40 соток. Может быть, прямо с пирамидами… Это ведь прямо рядом с Шунантуничем, почти наверняка в бывшей городской черте. Вообще-то акр в Белизе стоит порядка 200 баксов, пять баксов за сотку. В Блю-Крике была такая акция перед отъездом — пожертвования в пользу покупки земли с пирамидами для проекта. Кош пожертвовал 100 баксов, пол-акра. Почему тут так дорого, неясно. Тут все–таки не острова. Наверно там у них огороженный эко-поселок с охраной. Или это уже с домом. Все равно дешевле, чем кое-где. И вообще — тропический рай!

Через несколько минут нас выгрузили из нашего беленького автобуса (без вещей) \133\ и сказали, идите получайте визу (сами), а потом сядете в автобус на другой стороне границы. Визу выдавали в длинном баракообразном здании (правая половина барака занимала очередь в Гватемалу, левая половина — обратно в Белиз). \133—136\

Стоимость визы — пятнадцать баксов для иностранцев. Местные ходили туда-сюда бесплатно. Собственно, никто тебя не останавливает, ты можешь ходить через границу как хочешь, так же, как и между Боливией и Перу. По идее, можно было зайти, не выписываясь из Белиза, съездить в Тикаль, а потом точно так же выйти из Гватемалы и зайти в Белиз. Никто белого человека не останавливал и ни о чем не спрашивал.

Но, если поймают без визы, тогда, наверно, могут быть проблемы. Вокруг было полно солдат с автоматами, но на белых людей они, конечно, ноль внимания. Мы, наверно, были для них, что люди для собак. Ходют тут всякие на двух ногах. Но могут и цапнуть.

Надо было ждать примерно полчаса, пока не прогонят через санитарную мойку автобус и не обыщут на предмет контрабанды и прочих субстанций. Никто, судя по всему, не собирался ждать отстающих и считать по головам. Кош быстро обошел окрестности, присмотрелся к процессу обратной вписки в Белиз, и вернулся к месту, где сказали ждать автобус. Там уже сидел на бордюрчике пригорюнившийся Джим.

— Что такое? — спросил Кош.

— Да вот, — говорит Джим, — я проголодался, зашел тут в забегаловку с таками с гватемальской стороны. Но непонятно, сколько времени займет у них приготовление тако? Я пытался спросить у поварихи, но она меня не понимает… А я боюсь заказывать, вдруг автобус уйдет, пока я жду таку!

Забавно. Приграничный ресторан (забегаловка), прямо в нейтральной зоне со страной, где официальный язык, на минуточку, английский. Сотрудники же сервиса (молодая индеанка майя) по-английски ни бе, ни ме (и то сказать, основных носителей английского языка в Белизе, негров, тут, на границе, было не замечено совсем. Хотя в Сан-Игнасио их есть.) Мы снова пошли в забегаловку, выяснилось, что приготовление тако займет пять минут, и мы оба съели по тако, которое индеанка готовила прямо при тебе, за какие-то копейки. Вкусные.

Мы погрузились в автобус на гватемальской стороне, и двинулись прямиком к Флоресу. Дорога заняла еще часа полтора. Особенной разницы в пейзаже не было, но домишки стали совсем победнее (некоторые даже с соломенными крышами), прямо как на Кубе, зато в придорожных ресторанчиках сидели большие компании народа, опять-таки как на Кубе \137\.

Флорес — туристический городок на одноименном островке в южной части озера Петен-Ица, прямо напротив большого торгового города Сан-Бенито, соединенный с ним дамбой \138\. Такой специальный оазис, где экстранхеросы могут разгуливать без особой оглядки. Хотя дамба не охраняется, и полиция с автоматами по городку не бродит, видимо, соответствующие элементы понимают, что «сюда не ходи». Нас выгрузили на автобусном терминале в Сан-Бенито, перегрузили в небольшие минивэны, и развезли по отелям во Флоресе. Якобы потому что автобус слишком велик, чтобы зайти по дамбе на остров. Это была ерунда, скорее всего они просто не имели разрешения на это, но неважно.

Еще в Блю-Крике мы с Джимом спросили руководство, в каком отеле оно считает пристойным остановиться во Флоресе благородным донам. Нам было рекомендовано идти в «Ислу де Флорес». Туда мы и отправились, ничего, собственно, не заказывая. Места там, конечно, были, но вот цены нас неприятно поразили. Не помню точно цифры, но это было то ли 50, то ли 60 баксов с завтраком. Шестьдесят, Карл! Дороговато для Гватемалы! Мы решили не напрягаться, а остановиться на ночь тут, а там посмотрим.

— А как насчет Тикаля, — спросили мы ресепшионистку (она-то хорошо говорила по-английски, на радость Джиму)? — Мы бы хотели назавтра в Тикаль.

Она только пожала плечиками — я этим не занимаюсь. Тут к нам подскочил маячивший рядом с вещами шофер доставившего нас минивэна,

— Нет проблем, наше агентство это делает, сорок баксов с носа. — И мы подписались. Было сказано быть в лобби в одиннадцать. То есть мы могли выспаться и позавтракать. Мы разошлись по комнатам, договорившись встретиться завтра утром за завтраком \139—144\.

Нужно признать, «Исла де Флорес» оказалась кульнейшим отелем из всего, что Кош до сих пор видел в латинской Америке. Он был, что называется, impeccable, особенно, для маленького нероскошного отеля. Можно назвать его бутиком (но он был, конечно, всего 3 звезды). Хотя у него даже бассейн был на крыше (но мы туда не ходили). Губа у американского руководства была далеко не дура. Кош давно понял, что академические западенцы умеют выискивать вот такие вот кульные отельчики. Но они никак не бюджетные, нет. Никогда. Академики, впрочем, чаще всего ездят за счет грантов, так что, что им.

Уже начинало темнеть, и Кош быстренько обежал городишко, чтобы просто ознакомиться. Это был такой прелестный колониальный городок, чистенький, с прекрасным белым собором, где как раз шла служба \147\.

Флорес — столица огромного гватемальского департамента (провинции) Эль Петен. Он занимает практически треть территории Гватемалы на севере страны. С востока он граничит с Белизом, а с севера и запада — с Мексикой. Почти вся его территория занята непроходимыми джунглями (впрочем, это быстро меняется). В самом столичном регионе живет чуть более двадцати тысяч человек (сам Флорес меньше).

Почти вся его территория относится к так называемому Петенскому бассейну - отсюда текут важнейшие реки центральной Америки, такие, как Усумасинта, Белиз, Сан-Педро. Тут расположены крупнейшие озера - Петен-ица и Яшха. В Петенском бассейне (и в непосредственной близости от него), расположены крупнейшие города равнинных майя - Тикаль, Эль Мирадор, Наранхо, Караколь, Ла Мильпа, Сейбаль, Агуатека, Пьедрас Неграс, Уашактун, Яшчилан и другие. Его можно назвать сердцем классической цивилизации майя.

Сам Флорес тоже построен на месте сравнительно позднего майяского города — Тайясаль илиНох-Петен. Согласно Википедии, «Тайяса́ль (Тайасаль, исп. Tayasal) — археологический объект цивилизации майя, относящийся к постклассической эпохе (между 900 и 1519 годами). Расположен на севере Гватемалы, на острове посреди озера Петен-Ица. Тайясаль был, наряду с городами Сакпетен (Zacpeten) и Эйшекиль (Eixequil), последним городом-государством майя, завоёванным испанскими конкистадорами (1697 год). Археологические раскопки сильно затруднены из-за масштабных перестроек города, проведённых испанцами. В настоящее время на острове расположен современный город Флорес, столица департамента Петен. Племена ица (англ.) рус. покинули Юкатан в начале XIII века и возвели на новом месте город, ставший их столицей. Он получил имя Но Петен (Noh Petén, «остров-город»; также носил название Та Ица (Tah Itzá, «место народа Ица»), в испанском восприятии — Тайясаль.

Превосходное с оборонительной точки зрения местоположение города долгое время спасало его от завоевания. В 1541 году Эрнан Кортес, направляясь в Гондурас, прибыл на остров, но отказался от планов завоевать его, убедившись в неприступности Тайясаля. Испанцы с 1629 года предпринимали систематические попытки захватить город, увенчавшиеся успехом только в 1697 году. Из материала сооружений Но Петена были построены католический храм и муниципальные здания нового города Флорес.»

Но сначала зашел в ближайшее туристическое агентство и выяснил перспективы поездок. Дежуривший агент был весьма велкам и говорил прилично по-английски.

В идеале, Кош хотел попасть в Эль-Мирадор, расположенный в джунглях, примерно сто километрах к северу от Тикаля, и подняться на пирамиду Данта. Эта пирамида, наряду с Теотиакуаном, самая высокая расчищенная постройка в Америке — 72 метра. Это в разы меньше, чем Хеопс, но уж что выросло, то выросло. Инопланетяне досюда не долетели.

Как пишет Википедия, «Эль-Мирадор, El Mirador — крупнейшая метрополия культуры майя доклассического периода. Его руины находятся в департаменте Петен на севере Гватемалы, близ гватемальско-мексиканской границы. Первые следы обитания человека на территории Эль-Мирадора относятся к этапу Мамом (600—300 гг. до н. э.). В целом планировка Эль-Мирадора определяется тремя пирамидальными комплексами (Тигре, Монос и Данта), расположенными в вершинах прямоугольного треугольника, и Центральным акрополем. Наибольший расцвет Эль-Мирадора приходится на конец II в. до н. э. — II в. н. э. Сооружения этого времени являются самыми большими памятниками монументальной архитектуры древних майя за всю их историю. Например, главная пирамида Тигре возвышалась на 55 м и занимала 19600 м². Объём конструкции составлял около 380000 м³, что в шесть раз больше, чем Храм I в Тикале. Самым гигантским сооружением Эль-Мирадора является комплекс Данта, занимающий всю Восточную группу. Он был построен поверх естественного холма, что позволило древним архитектором создать ансамбль из террас, пирамид и храмов. Данта вздымается над окружающей местностью на 72 м, а его общий объём — около 2 млн м³. Пирамиды можно наблюдать даже из Калакмуля, по другую сторону границы Гватемалы и Мексики (40 км к северу). Радиоуглеродная датировка (около 180 г. н. э.), видимо, отражает последний этап использования комплекса Данта.»

Но дороги туда нет.

Идти туда нужно по трех-четырехдневному треку через джунгли. Дорог никаких нет. Альтернатива — вертолетные однодневные экскурсии. Когда они есть. На интернете писали, по четыре человека на вертолет, это с носа от 300 до 400 баксов. Лететь-то туда всего ничего. Кстати, эти четырехдневные пробежки по джунглям стоили столько же. Но — четыре дня. И — по джунглям. Самое смешное, что есть массы, массы любителей этого дела! Любителей прогуляться по джунглям с тяжелым рюкзаком (впрочем, мулы прилагались).

Флорес процветал не только как база для экскурсий в Тикаль (из Белиз-сити и тем более из Сан-Игнасио тоже есть однодневные экскурсии в Тикаль, Флорес для этого не нужен), а именно как база для треков в Эль Мирадор и другое место, Зотц. Там вообще полно всяких чудес для любителей биосферы… Одна парочка в автобусе, на котором Кош с Джимом приехали во Флорес, ехала на озеро Петен на медовый месяц, гнить две недели в какой-то супер-пупер экологический (то есть без горячей воды, надо понимать) курорт на противоположном от Флореса берегу Петен-ицы). В медовый месяц! Чё только нет на свете.

Народу, желающего прогуляться по этим трекам есть столько, что одних гидов для них хватило на организацию двух враждующих профсоюзов. Целые деревни этим живут. И вот этим-то чудакам, которым главное — по джунглям пробежаться, а не памятник увидеть, удалось увидеть Эль-Мирадор, а вот бедному Кошу — нет, так как агенты про вертолеты ничего не знали. Звонили-звонили и ничего не выяснилось. Видимо, это когда-то была такая акция (есть следы в интернете), но кончилась. Правда, они предлагали Кошу лететь в вертолете одному (вертолеты были в ассортименте), но это стоило порядка полутора штук баксов. Ага.

Печально.

— Ну, тогда, — сказал Кош, — как нащет Яшхи?

Яшха — большой майяский город километрах в тридцати на восток от озера, то есть почти у гватемальской границы. Как туда попасть тоже было неясно, судя по интернету. Там была только одна гостиница в джунглях, и Кош думал переночевать в ней. Но как до нее добраться? Ничего, вроде кроме такси не было… а такси может стать в копеечку.

. — Фигня, — сказал агент, — мы тебе туда экскурсию устроим, за 30 баксов, с гидом. Ну, если еще народа найдется…

— А если не найдется?

— Да ты не волнуйся, — сказал агент, — мы все устроим.

— Да, — сказал Кош, — а потом, я бы хотел в Паленке. (Это тоже вроде недалеко, но уже в Мексике.)

— В Паленке — не проблема, мы тебе найдем автобус туда-обратно, — сказал агент. — Туда ходит рейсовый автобус два раза в день.

— А ночевать там где?

— Подойдешь там к нашему агенту. Он тебе продаст обратный билет, и гостиницу подскажет. Мы продаем билет только туда.

— А потом, мне надо в Антигуа, а оттуда — в Копан.

— Фигня, приедешь из Паленке, мы тебе купим билет на ночной автобус в Антигуа. А там уже спросишь нащет Копана. В общем, не напрягайся, езжай себе завтра в Тикаль, а потом свяжемся.

М-да. Как все просто получается, если идти в агентство на месте, а не рыскать по интернету. Из интернета все это смотрелось одним большим белым пятном, расцвеченным дорогими туркомпаниями. А тут, на местах, все, оказывается, схвачено, и все удобно для туриста.

На следующее утро мы встретились с Джимом в лобби отеля и отправились завтракать. Это был один из редких бутиковых завтраков в Латинской Америке \149\. Как они готовили и как подавали вполне могло бы вписаться в самых лучших домах. Последний раз Кош видел такой вышколенный сервис в одном отеле в Копакабане в Боливии. Так что, конечно, свои деньги отель оправдывал, но мы все же решили искать более бюджетные решения. Кош доложил Джиму о своих изысканиях в области турагентств и предложил вместе поехать в Яшху. Джим сказал, что подумает.

На этом мы разбежались с Джимом. Он сказал, что уже наметил себе отель (он тоже не терял времени зря вечером), а Кош, недолго думая, отправился в касу наискосок от «Ислы», под названием «Вилла Маргарита» и нашел себе комнату за двадцать баксов (есть и более бюджетные решения) \150—152\. Это была семейная каса, на ресепшене дежурила матрона или ее муж, по-английски практически не говорившие. По-английски говорили их сын (у которого был совсем другой бизнес) и особенно внук, появлявшийся позже.

Перетащив туда вещички, Кош вернулся в «Ислу», и там вместе с Джимом стал ждать автобуса на Тикаль. Автобус, разумеется, пришел почти на час позже, но это уж так. Час туда, час сюда. Бизнес устроен так, что туристические агентства это одно дело, а транспортники другое. Агентства собирают заказы, а потом пакуют на гидов и на транспорт, так что клиентов приходится собирать по всему городу, а клиенты норовят что-то забыть и опоздать. В итоге без опозданий не бывает. Но нам спешить некуда, не в аэропорт. Ни одна из обещанных поездок не сорвалась.

09 Великий Тикаль

Тикаль находится примерно в пятьдесят километров на северо-восток от Флореса. Как пишет о Тикале Википедия, «Поселение индейцев существовало с VII века до н. э. В I — IX веках н. э. город был одним из важнейших центров цивилизации майя. По оценкам исследователей, население его в это время составляло от 100 до 200 тысяч человек. К концу X века, после ряда восстаний, город был окончательно заброшен жителями. Название Тик’аль на языке майя означает «место, где слышны голоса духов. Руины использовались в качестве фона, как база мятежников в голливудских Звёздных войнах. Жилая застройка города занимала около 60 км². Городище насчитывает сотни каменных сооружений, из которых пока раскопана только небольшая часть. Город построен на пересечённой местности, где известняковые холмы перемежались болотами, из-за чего сооружения приходилось строить группами, а затем соединять их дорогами «сакбе». Сердце города — центральная площадь, ограниченная двумя знаменитыми храмами, I и II, к северу от неё расположен Северный акрополь, где находится множество пирамид с алтарями и стелами, а к югу — Центральный акрополь, 45 двух- и трёхэтажных зданий, предположительно служивших дворцами правителям и их семьям. В отдалении стоит Пятый храм, за которым раскинулся неисследованный Южный акрополь. Далее находится Площадь семи храмов и комплекс храмов Мундо-Пердидо («затерянный мир»). Среди прочих сооружений можно выделить дворцы правителей, храмы меньших размеров, обсерваторию в Мундо-Пердидо, здание, служившее, по-видимому, тюрьмой (сохранились решётки из деревянных брусьев на окнах), площадки для игры в мяч. Хорошо сохранившиеся надписи помогли установить даты постройки сооружений и имена правителей города. Храм I был сооружён около 695 года, Храм III в 810, крупнейший храм-пирамида IV высотой 72 метра был закончен к 720. Храм V — 750. Храм VI — 766.»

Обогнули озеро с юга, и там, на прямой дороге в Тикаль, замелькали отели, торговые точки и едальни. В Белизе, действительно, какое-то бритиш менталити — почти не довелось там видеть людей, едящих на улице. Бритиши этого не любят — есть на людях. Кош, выросший в СССР, где тоже не ели на улицах (если не пирожки или мороженое), когда-то с восторгом мечтал о «западной» кафешной культуре. Париж! Берлин! Нью-Йорк! Посидеть на веранде, потягивая кофе с пирожным (или что покрепче)! Однако, когда он приехал в свою унылый городок, выяснилось, что ничего этого нет, как и в тогдашней Москве. О да, Кош помнит советскую Москву. Есть, с чем сравнить.

По нынешнему адресу, прямо у него на глазах начали постепенно приживаться веранды (они же — патио, первоначально у Старбаксов, а сейчас их есть для хипстеров почти везде, и теперь — и с вай-фаем!), но все же с трудом. И то, потому, что оказалось много иммигрантов. Так писали в газетах, где тоже рассуждали на эту тему («почему же у нас не приживаются веранды?»). Ну, а латиносы — как раз наоборот. Возможно, для них это фан \153—154\. А может, это дешевле? Дом у них обтянут колючей проволокой и дувалом, а жрать будут на виду. Полярно с американцами, для которых шторы на окнах ярко освещенного салона вечером, или слегка огороженная лужайка перед домом — плевок в лицо коммьюнити, а вот жрать они будут в задней комнате ресторана или на бэкъярде.

Примерно через час мы подъехали к границе парка. Тикаль стоит в центре заповедника и там платный — и не дешевый, кстати, для иностранцев — въезд. Охраняют индейские рейнджеры с ружьями. От границы парка до музея и кассы еще прилично километров. То есть, если на такси, еще и за въезд придется платить.

И вот мы, наконец, у начала тропы, где касса, музей и ресторан \156—57\. Тут нам было предложено запастись в последний раз водой, так как, якобы, в самом городе это нелегко. Прикольно, что у них учтено демографическое давление — мужской туалет только один, а женских два \155\. Не везде такое встретишь, даже в цивилизованных странах.

Кошу довелось посетить Тикаль дважды. Первый визит был групповой, с гидом, так что пришлось идти по намеченному маршруту. Сначала завели в музей, в котором не было ничего, кроме большой модели города, и кафетерия. За музеем был рынок ремесленников, где продавались типичные сувениры (для этого, наверно, и водили). Потом двинулись по одной из древних дорожек сакбе, построенных майя и названных именами археологов, до сих пор функционирующих, как трубопровод, сработанный рабами Рима («сакбе Мендеса»). И вот, наконец, задняя сторона храма номер 1, и главная площадь \158—62\!

Что рассказывать. Словами не опишешь. Это надо видеть. В конце-концов, полно туристских путеводителей. Там хорошо все описано. Так что, извините. Даже фоток будет немного. В общем, с одной стороны — храм №1, с другой стороны — храм №2, на севере — Северный акрополь с выставкой стел (их сволокли сюда сами майя в конце периода расцвета), на юге — Центральный акрополь. В центре — жертвенник со свежими углями…

— Да, — сказал нам гид, — вот, недавно (видимо, в порядке примирения после недавно окончившейся гражданской войны, вернее, истребления традиционных майя) правительство разрешило-таки «настоящим индейцам» (то есть тем, кто не перешел формально в католичество и не заговорил на испанском) отправлять свои ритуалы в священных местах. И они-таки отправляют \163\.

Кто-то спросил, а кого же тут приносят в жертву, и чьи это обуглившиеся косточки, гид немедленно ответил «Курицы!» и весело подмигнул. Знай, мол, наших «куриц» \163\.

Взбираться на все храмы подряд тут не разрешалось. На храм №2 разрешали взобраться по задней лестнице на площадку. Нам дали погулять по акрополям, а потом собрали и повели к храму №3 \164—66\. Город настолько велик, что даже на центральной площади не все раскопали, например, часть одного небольшого храма так и оставили в нереставрированном виде.

Позитив Тикаля как туристского объекта в том, что все-таки джунгли в городской черте частично вырубили, так что можно видеть город, в отличие от того же Ламаная, где просто пирамиды посреди джунглей, как на раскопе 103 \167—70\. За джунглями города не видно.

Храм №3 с его 60 метрами — третий по высоте среди раскопанных американских пирамид. Только Теотиуакан (пирамида Солнца) и Эль-Мирадор (Данта) выше. Подъем, примерно, как на 15-й этаж. Наверху — огороженная с боков (но не спереди) площадка, на которой тусуются туристы. Вид — классический для селфи \171—72\. Пирамида поднимается высоко над пологом джунглей, и иногда можно заметить пролетающих оранжевогрудых ястребов — редкая птица. Водится, кажется, только тут. Вдали видны пирамиды №1 и №2, и более низкие храмы.

Жаль, что они не расчистили город целиком… Видимо, поддерживать его потом в расчищенном состоянии — недешевое удовольствие. Тут и там можно было видеть рабочих, подрубавших и чистивших подлесок в центре города. Тикаль и так кормит огромное количество людей. Сколько же народу нужно было бы, чтобы делать это на площади в несколько десятков километров? Не говоря уже о том, что разведанные тогда памятники на самом деле — только верхушка айсберга. Пару лет назад ЛИДАРом было обнаружено еще несколько десятков тысяч объектов, пропущенных археологами.

Внизу у пирамиды — веранда и ларек, где продается вода и пиво, так что, не обязательно запасаться этим снаружи парка, и цены вполне приемлемые. Отсюда мы двинулись к храму «Талуд-таблеро» (название — по типу его карнизов), тут уже разрешалось лазить по всей пирамиде, включая храм. Народ целовался и делал селфи \173—79\.

Пробежались по «Затерянному миру» и «Семи храмам» (так у них называются районы города). У семи храмов гид устроил туристский аттракцион — братание с пауками-птицеедами. Там их много, кругом норки, в которых они живут. Почему-то в Белизе такого не наблюдалось. Гид склонился над одной, выманил паука, взял на руки, и стал передавать желающим познакомится с пауком поближе. Приобщился и Кош, и Джим \180\.

Потом Кош прочитал, что, вообще-то, они, конечно, кусаются, и с тяжелыми последствиями, но, в целом, не смертельны для человека (если нет особых аллергических реакций), на что и рассчитывал гид. Их вообще разводят как домашних животных. Есть такие любители и немало. Пауки неприхотливы и декоративны. Их даже можно брать на вечеринки.

Закончилось все храмом №5, а также мы посмотрели, как местные клепают новые кирпичи для реставрации храмов \181—182\. Исключительно из местного материала и по древнейших технологиям. Храм №5, например, восстанавливали человек сто в течение десяти лет. Его, наверно, построили быстрее.

Все эти храмы в значительной части реконструированы. То есть, не совсем аутентичны. С другой стороны, их натуральное, аутентичное состояние — поросшие кустарником холмы. И даже если расчистить от зелени, вид все же неприглядный, не туристический. Их даже трудно заметить в полноформатных джунглях. Можно ходить рядом и не заметить 50-метровую пирамиду. Так что археологи не виноваты, что несколько десятков тысяч построек в Тикале просто не нашли, их обнаружили только ЛИДАРом.

Наверно, все же хорошо, что они сделали Тикаль таким, это плюс для региона, да и для самосознания индейцев. Тут можно найти и такие храмы, и сякие. Значение для восприятия имеет и туристическая толпа. В Тикале было еще ничего, а вот в Паленке — там был вообще диснейленд. Но — люди имеют на это право. Все мы — туристы. И хорошо, что они активно посещают памятники, это приносит деньги и начальство не забывает (про памятники).

На обратном пути, как водится, нас завезли в прикормленный магазин сувениров, и там Кош закупился образчиками натуральной жвачки чикле (надо сказать, недешева она там — порядка трех баксов два маленьких кусочка… но больше нигде их не обнаружилось, пришлось покупать там). Продвинутый был магазин, устроен как музей, даже с имитацией погребения со скелетом \183—84\.

Вернулись в Флорес еще засветло, так что Кош еще пробежался по городку. Церковь была уже закрыта, так и не удалось попасть внутрь. Похоже, они открыты только во время службы. Вопреки обыкновению традиционных церквей, как их понимает Кош. Главная площадь перед церковью оказалась уставлена майяскими стелами — скорее всего, оригиналами! Вот так, просто, они стояли (под навесами, так почти наверняка натуральные), и очень качественные стелы, с иероглифами и хорошо сохранившиеся.

Флорес-то тоже, разумеется, был когда-то майяским городом, одним из последних очагов сопротивления испанцам, и тут на месте церкви стояла пирамида, которую испанцы разобрали и собрали церковь (типа, такая колониальная «пересборка»). Тут жили индейцы майя племени итца, якобы, те самые, от которых Чичен-итца. Его посещал сам Кортес, когда проезжал через Гватемалу. Именно тут, кажется, он оставил больную лощадь, и индейцы поклонялись ей, как божеству. Кормили самым лучшим мясом. На такой кормежке она не протянула долго.

Потом про них забыли, и почти до конца XVII века они так и жили сами по себе, последний независимый город майя. Но потом, его, конечно, оприходовали испанцы… Вообще весь этот картинный колониальный городок в пастельных тонах построен на костях. А вот стелы остались (или привезли из леса, тут этого добра раньше было… таблички там ничего не объясняли) Вокруг площади — сувенирные магазинчики, в которых дремали старушки-индеанки \185—89\.

Постепенно начало смеркаться и Кош занаблюдал закат (жаль, пропустил его накануне, не знал). Закаты во Флоресе — это было нечто особенного, примерно, как рассветы в Блю-Крике. Народ собирался на набережной и фотографировал или просто наслаждался жизнью — особенно парочки \193—194\. Романтическое место.

На следующее утро предстояла экскурсия в Яшху. Но ее почему-то назначили на полдень. Поздновато, но, как начальство сказало. С утра Кош пошел в новую гостиницу Джима завтракать. Джим снял классическую флоресовскую гостиницу с видом на озеро, всего за 35 баксов (дороже почти в два раза чем Кош, но подешевле чем «Исла») \195—6\. Оно, конечно, приятно просыпаться и видеть озеро, но потом Кош понял, что ничего хорошего в этих гостиницах на берегу нет — по выходным там в кафешантанах орет музыка и до двух не уснешь. Зато панорама из-за стола открывалась умиротворяющая. В общем, мы с Джимом провели прекрасное утро в разговорах о судьбах мира и России, и Америки.

В Яшху Джим решил не ехать, он уже взял какую-то другую экскурсию. Кош же обратил внимание на лодки на озере. При ближайшем рассмотрении они оказались водными такси \197—99\. Не такими уж дешевыми в расчете на одного человека, но вполне доступными. Кош прочитал в путеводителе, что на островке, за которым садилось солнце, находится частный археологический музей, и, пока было время до Яшхи, решил туда сплавать.

Лодочник по заведенной программе устроил ему экскурсию с обплывом островка и созерцанием диких птиц и игуан \201\, присутствовавших в ассортименте. В общем, полнейшая природа и хабитат \200—203\.

Обогнув музейный островок, мы выгрузились на причале, и к нам вышла пожилая леди (вдова основателя музея) и музей открыла. Кош был единственным посетителем. Невообразимая коллекция! В больших шкафах, по категориям, были навалены, безо всяких объяснений и пометок, артефакты. Масса, масса артефактов, тысячи вещей, такое только в запасниках бывает. Такой открытый запасник Кош видел в музее Ларко в Лиме. Очень познавательно в сравнительном отношении.

Вернулись во Флорес, и Кош отправился в отель ждать микроавтобус. Он же все не приходил. Покупая билет, Кош спросил агента,

— А сколько еще будет народу? — Агент подумал-подумал, и сказал,

— Ну, пока ты один!

— Как это я один?! — удивился Кош. — Это за двадцатку баксов проехать сто километров в одну сторону, с гидом и шофером?

— Ну, ты не напрягайся, типа, все образуется, — сказал агент. Еще через полчаса ожидания Коша взяли сомнения. Может надо искать другой транспорт (нужно было уже попадать в Яшху любой ценой, иначе день потерян)? Он попросил отельскую матрону позвонить агенту и выяснить. Она позвонила, и сказала, что, мол, типа жди! Ничего другого не оставалось делать… и что же? Примерно через час подъезжает-таки вэн!

В нем были водитель, гид, и еще трое парней — как потом выяснялось, двое американских хипстеров с местным гидом (их личным). Они вели себя как приятели, но вряд ли этот местный товарищ был другом калифорнийцев… теперь-то Кош думает, что вот это-то и было Эйрбнб. Парень сдавал им жилье и служил гидом. Надо сказать, он отлично говорил по-английски, редкость в этих краях, даже среди молодежи. В Яшхе они выгрузились и пошли своим маршрутом. Агентство что-то на них заработало, но зачем было гонять машину и гида? Наверно им просто не хочется простаивать людей, даже без прибыли. Иначе это не объяснить.

10 Городище Яшха

Мы двинулись к Яшхе. Опять на восток вдоль озера, и продолжили на восток почти к белизской границе, и там въехали в джунгли, прямо в очередной национальный заповедник с непременными солдатами. Группка из трех хипстеров ушла своим путем, а мы остались вдвоем с гидом. Гид спросил, не может ли он взять на экскурсию водителя? Разумеется, сказал Кош, и мы втроем пошли по парку.

Как сообщает Википедия, «Йашха (в популярной литературе также Яшха), на юкатекском языке: Yaxhá (варианты: Yaxha, Yax-ha, Yax-há), букв. Yax („цвет морской волны“) + ha („вода“) — городской центр цивилизации майя на территории современной Гватемалы. Был населён в течение 16 веков, с 600 г. до н. э. по 900 г. н. э. Йашха находится между двумя лагунами, Сканаб (Sacnab) и Йашха (Yaxhá). На противоположной стороне последней из лагун находится Топоште, крупный город постклассического периода в департаменте Петен, Гватемала. Национальный парк Йашха-Накум-Наранхо относится к Охраняемой зоне культуры майя, занимает 37160 гектаров и входит в состав Заповедника биосферы майя (Reserva de la Biósfera Maya). Его естественными границами являются: на западе — национальный парк Тикаль, на севере — биологический коридор Тикаль-Эль-Мирадор-руины Рио-Асуль, а на востоке и юге — Зона многоцелевого назначения (Zona de Usos Múltiples).Известными памятниками являются: комплекс зданий, известный как Королевский дворец, где проживал с семьёй правитель города, Северный акрополь, Астрономический комплекс, два стадиона для игры в мяч, Восточный акрополь, Площадь теней и Комплекс пирамид-близнецов. Все эти здания связаны системой дорог и мощёных тротуаров. В Йашхе обнаружено более 500 сооружений, в том числе 40 стел, 13 алтарей, 9 пирамид, 2 стадиона для игры в мяч и сеть сакбе (священных дорог), которые соединяли Центральный, Северный и Восточный акрополи. На Площади C стоит уникальный комплекс Пирамид-близнецов. Озёрная улица шириной 80 метров, которая считается главным въездом в город в древности, соединяет его с озером Йашха. На периферии проживали ремесленники, крестьяне и служащие. В парке имеются естественные (озёра, ручьи) и искусственные источники воды, часть которых была сооружена во времена майя. Местная флора и фауна — чрезвычайно богаты и разнообразны».

Суммируя впечатления от Яшхи — по сути, это памятник — ничем не хуже Тикаля, просто не такой раскрученный \204—216\. Дело, возможно, в несущественных с исторической точки зрения, но важных визуальных деталях. В Тикале, действительно, есть растиражированная картинка двух стоящих против друга храмов №1 и №2. Даже в «Звездные войны» ее вставили.

В Яшхе тоже есть пирамиды-близнецы, но не такие картинные. Или просто не настолько раскрученные визуально. И пирамида там есть высокая с великолепным видом на озеро (лагуну), лучше, чем храм №3 \215\. И по расчищенной территории он не меньше. Пирамиды — лазь, на что хочешь, под свою ответственность. Но в Тикале все набито народом и иностранцами, а тут только группки местных туристов на коллективных экскурсиях с работы или школы. Обезьяны над головой бегают, как в Белизе \204—206\. На стволах деревьев — мумии каких-то огромных мух. Впрочем, скорее всего, это были цикады.

Отчасти, конечно, впечатление было смазано вчерашним Тикалем, такое количество пирамид за два дня зашкаливает. Тут действительно можно и нужно устроиться в гостинице на неделю и вот так расхаживать по парку, встречать закаты и рассветы на пирамидах (есть, кстати, специальные туры для этого в Тикале, а тут ты сам можешь себе такие туры устраивать).

В Яшхе есть, как и в Тикале, гостиница прямо при городе, в джунглях. Недешевая по местным меркам (долларов 40), но ничего другого нет. А отзывы про нее неплохие, особенно про завтраки. Беда в том, как до нее добираться. Стандартный путь — ехать на рейсовом автобусе в Белиз, сойти на шоссе, и чтобы хозяин гостиницы тебя подобрал. Потом так же назад. Но для этого лучше иметь местную симку и говорить по-испански.

Еще через какое-то время Кош выяснил, что в окрестностях было еще как минимум пять неплохих, но нераскрученных исторических объектов (заброшенных городов). Нераскрученность проявлялась в том, что турагентства туда не возили, а, соответственно, не было названий этих мест на рекламных щитах. Соответственно, и туристы про них не знали.

— Ну, а в Зотц (Зотц — важный исторический, но мало раскрученный объект), — сказал гид, — это надо устраивать трек, можно на лошадях. И не такой длинный, как в Эль Мирадор (зря Кош не согласился).

Для любителей природы и слоняться по джунглям тут лафа. У агентств у дверей на рекламных щитах написано кратко — Тикаль, Яшха, Зотц, Эль Мирадор, Сейбал, Калакмуль… Коротко и ясно, если уже что-то знаешь про эти места. Однако, это нелегко для свежего туриста. Хотя Кош и подчитал лоньку перед приездом, у него в голове образовалась каша из названий. Только на месте, посетив пару-тройку памятников, и поездив на минивэне, начинаешь въезжать в то, что же это за объекты, и как они расположены, и что тебе нужно посещать, а что — не очень. Агентства все отлично кооперируются. С возможными накладками конечно, но, в итоге, все для Коша сработало как нельзя лучше. То есть, людям надо все-таки доверять.

Расставаясь, Кош выдал гиду десятку — что же это он, бедняга, потратил целый день на одного туриста; а водиле — кепку-бейсболку. Кепка вызвала больший ажиотаж, чем десятка. Не только на Кубе, но по всей Латинской Америке кепки-бейсболки — лучший сувенир (для мужчин, это мужская вещь, как мачете). (Бывают странные исключения.)

Ужинать пошел в фастфуд неподалеку от въезда на мост во Флорес, под названием «Пойо Камперо». Еще в Перу Кош подсел на этих жареных кур, типа КФС, но вкуснее. Они есть по всей Латинской Америке, и на Кубе. Сначала Кош обежал островок по периметру, надеясь поесть в ресторане. Но тут обычная закавыка — ресторанов-то много, но что это за ресторан, что там дадут, что выбирать из меню? Хорошо миллениалам, они сразу смотрят на телефоне какой-нибудь Йелп, какие оценки. Но это не Кош. А с фастфудом всегда понятно, и тем более — куры у них очень вкусные, даром что фастфуд. Их там в фастфуде готовят не хуже, чем в продвинутых странах в ресторанах.

На входе в ресторан в качестве секьюрити стоял усатый сеньор с огромным винтажного вида револьвером на поясе и патронной лентой. Прямо как из фильма о Панчо Вилья. Ну, хоть не с обрезом, как потом в Пане. Говорят, эти заведения часто грабят, потому, что тут едят «богатые люди». Тут, как в Москве начала 90-х, престижно поесть в каком-нибудь знаменитом фастфуде, типа Пиццы-хат, хотя в почти любом семейном ресторанчике, каких на каждом углу, готовят не хуже. В фастфуде ведь западный интерьер, зеркала, яркий свет и все такое.

Оказалось, что ресторан — часть довольно большого современного молла, максимально приближенного к западным образцам. Кош его сначала и не заметил, так как проезжал в машине, из окна сразу не видно. В молле было съедено местное мороженое. Хорошее, но ничего особенного. Там даже был кинотеатр, в который стояла очередь из молодежи! Веранда с видом на озеро. В общем, точка притяжения для населения Сан-Бенито. Они сюда приезжают гулять (ибо, где им еще гулять-то в Сан-Бенито?) \217\. Как говорится, это у них дестинейшен. Не на пирамиды же молодежи ездить смотреть, а то!

11 На руины Паленке- и назад

Из профессорского бакет-листа главных майяских пирамид были посещены белизский Ламанай и гватемальский Тикаль. Теперь предстоял мексиканский Паленке. По карте он казался совсем рядом с Флоресом, поэтому он и был намечен очередной жертвой. Просто было на бумаге!

На следующее утро, Кош собрал в дорогу рюкзак, остальное запер в чемодане, сдал грязную одежду в стирку сеньоре, договорился, что комната остается за ним, и сел ждать автобуса. Кош никогда не колебался оставлять вещи с отелями и хостелами, и никогда не разочаровался. Никогда ничего не тронули. Вот как они берут вещи на сохранения — ибо, что там, внутри, может это как чемоданчики в посольской школе? Особенно в этих странах. Но берут, и ничего. (А Кош бы не взял. Но у нас разные бизнесы.)

Еще не рассвело, как пришел агент и повел его на площадь перед мостом на материк. Там уже стоял автобус типа пазика, в нем уже сидело человек пять хипстеров. Автобус тронулся на юг \218\.

Сначала мы катились довольно бодро по шоссейке, примерно за час доехав почти до Саяшче. Кош даже удивился, поскольку было сказано, что дорога занимает часов шесть или восемь. Все расстояние было порядка 400 км или меньше, поэтому Кош и решился на эту авантюру. Треть пути проехали всего за час. Однако, как только мы повернули на запад, к границе, как попали на гравийку, и тут скорость упала до 20 км в час.

— Вот она где-собака-то порылась, — подумал Кош, — трясясь на ухабах. Вот о чем писали в интернетах! Тут надо гонять танки, а не старые пазики…

По сторонам мелькали фруктовые ларьки, мастерские, фермы, протестантские церкви. Протестантских молельных домов было очень много, и почему-то они стояли именно вдоль дороги, в то время как старые католические соборы оккупировали центральные площади. Пожалуй, никогда Кош не видел протестантской молельни на центральной площади латиноамериканского городка. Ближе к границе появилась горная цепь. Домишки в джунглях приобрели соломенные крыши, как и было во времена настоящих майя, а чумазые детишки уж совсем какой-то неприбранный этнографический вид. Если бы не ядовито-яркие шмотки на некоторых, можно было бы подумать, а проходили ли тут испанцы? \220—227\

Порядок прохождения границы оказался такой. Сначала мы остановились в местечке неподалеку от Текники\Бетел, перед тем как вписаться в Мексике в «Фронтера Корозаль». Там и был участок \228\. Нас выгрузили, и сказали самим выписываться из Гватемалы. Кош давно читал в интернетах, что выписывание из Гватемалы — это такой особый процесс. Выездной пошлины официально нет, но пограничники норовят ее содрать с гринго. Долларов 10—15. Если же не даешь, то начинаются придирки, а то и просто могут не поставить выездной штамп, и потом человек будет иметь кучу проблем. Если этого не заметишь.

Пограничник собрал паспорта и сказал,

— А вот еще, типа, пошлина положена!

Кош был даже готов ее уплатить, ибо времени было уже почти полдень, но на его счастье, рядом были хипстеры!

— Какая пошлина? — заявил особо кудлатый и очкастый из них, наверно, аргентинец так как говорил он по-испански без запинки. — Нету никакой пошлины, и денег вот лично у меня нет совсем, я в Паленке должен их получить. — Немая сцена. Погранец ушел, вернулся и не говоря ни слова выдал нам паспорта. Кош сказал всем изучить выездной штамп, и он таки был! Вот так пронесло.

Пограничный пункт был в нескольких десятках километров от собственно границы, которая проходила по реке, в прибрежном поселке под незамысловатым названием Текника \229—230.\ Тут автобус остановился, а нам было велено идти к реке и переправляться на моторной лодке \231—232\. В связи с недавними событиями в Америке и заявлениями президента насчет караванов беженцев из Гондураса, которые проникают через все границы, казалось бы, граница должны была быть на замке.  Однако в Текнике не было заметно солдат с автоматами, как на пограничном пункте в джунглях несколько десятков километров назад. Ходи любой сторона!

Конечно, эту речку без помощи местных не пересечешь. Так что пропускать эти караваны можно было бы только «закрывая глаза». Но создалось поверхностное впечатление, что проблем там действительно не было. На самом деле, люди жили своей жизнью. Нелегальная иммиграция была частью этой жизни, а туристы-янки — нет.

На лодке, по мере заполнения, мы и поплыли на другой, мексиканский берег. Почти Чапаевы. Водитель автобуса сказал нам идти к терминалу, где нас ждало почему-то такси. Такси нужно было только для того, чтобы довезти нас (благородных экстранхеросов) до мексиканского пограничного пункта, который находился на другом конце поселка (не топать же благородным донам пешком… ну и потом, никто не хотел, чтобы с нами по дороге приключились проблемы… так надежнее). Тут мы получили мексиканскую визу.

Из визовой формы явствовало, что у Мексики таки есть выездная пошлина, причем солидная, долларов тридцать, но — только если ты пробыл в стране больше недели. То есть к американцам, заезжающим на денек по-шоппиться, или на неделю на курорт, это не относится (и чаще всего она включена в авиабилеты, как это сейчас сделали с Кубой). Поэтому это и не факт общественного сознания. Иначе бы кто бы туда ездил то, в смысле в Тихуану по-шоппится или еще что? Это убило бы весь траффик из Америки.

После мексиканского штампа нас посадили в аналогичный мексиканский пазик, но уже получше, и повезли в Паленке. Примерно километров пять тянулись такие же хижины и индейцы как на гватемальской стороне, а потом пейзаж резко изменился — шоссейка стала ровной, здания поаккуратней, в общем, почти как Коста-Рика или даже Европа. Получше, чем в России в 90-е. Здесь был явно совсем другой уровень жизни, лучше, чем в Гватемале или даже Белизе. Появились пологие холмы, преддверие горной цепи \234—237\.

Попадались забавные сценки — например, среди придорожных торговцев был стендик с какими-то карликовыми растениями, типа бонсай, в горшках, с табличкой «распродажа» \238\. Около них стоял продавец и два покупателя — двое коротеньких квадратных качков в тату с короткими же выстрижками. Они более походили на картелевцев, чем на ботаников. Чем могли заинтересовать эти продающиеся на обочине шоссе бонсаи двух крутых мексиканских перцев? Осталось загадкой.

От границы до города Паленке — еще порядка 150 км. В итоге, мы прибыли на автобусный вокзал Паленке примерно часа в два. А в шесть парк закрывался! Кош решил не ехать в город и искать гостиницу, а ехать прямо в Паленке. Вещей у него был только рюкзак. Тут к нему подскочил какой-то то ли зазывала такси, то ли работник вокзала, и спросил насчет такси.

— Такси мне не нужно, — сказал Кош. — А хотелось бы попасть в Паленке.

— Ты имеешь в виду, на руины? Тебе в самом деле не нужно такси, чего зря тратить деньги, вон, садись на маршрутку, скажешь, что тебе к входу и доедешь за 50 центов (кажется три их доллара?)! — Он вывел Коша к обочине и махнул нужной проезжавшей маршрутке. В общем. Везде есть добрые люди.

Мексиканских денег у Коша не было, но было несколько заранее заготовленных американских долларов (бумажек) для типов, и он дал один водиле, сказав, что сдачи не нужно, а нужно ему к входу в парк. Никаких проблем. И мы понеслись к монументу. Маршрутка внутри была ну почти точно газель 1990-х годов, с такой же в общем атмосферой.

Не прошло и двадцати минут, как мы прибыли на место. Уже по дороге стало ясно, что Паленке — это даже не Тикаль по степени народной любви. Тут и там мелькали вывески отелей и мотелей и бутик отелей, обещавших «самый лучший подход к Паленке» — примерно, как в туристских городках, окружающих Мачу Пикчу, Ойянте и Агуа Калиенте. А около самого входа творился настоящий армегеддон. Здесь стояла вереница огромных туристических автобусов, толпилось неимоверное количество народа, торговцы, зазывалы и вообще бедлам. Экстранхеросов тут почти не было.

На Коша тут же набросилась пара гидов, и на хорошем английском принялись предлагать ему тур. Кош бы и взял тур, ну долларов за двадцать, но они все были рассчитаны на группу, а Кош был один, других экстранхеросов не намечалось. Расценки же на группу были от пятидесяти баксов, что нереально, тем более, что оставалась всего пара часов до закрытия. Кош как мог, объяснил это гидам. Один сказал — зато за те же деньги мы можем тебя провести в джунгли (куда якобы туристов не водят, только тебя!) и ты увидишь настоящую природу, обезьян-ревунов и туканов! Да. Ревуны и туканы были заманчивы, но пришлось отказаться, и Кош просто пошел в офис и купил себе билет. Они даже кредитки брали, так что мексиканских денег и тут не потребовалось.

Внутри парка народу было поменьше, чем у входа, но немало. Повсюду носились группы детишек, предлагавших то и се, в основном плетеные браслетики и куклы. Народу (когда Кош только вошел) были толпы. Но только толпы эти были местные, мексиканские — белых практически не было. В Перу на севере большинство туристов тоже латиносы, но там все же есть иностранцы из Чили и прочих стран. Школьников привозят на автобусах на экскурсии целыми классами. В Гватемале вроде тоже завозят своих, но меньше, победнее. В Белизе это наблюдалось, когда памятник в черте города, как парк, например, Кахаль-Печ. А в Паленке были толпы местных, и они были чаще целыми семьями — то есть, явно местные выехали. И, вроде, в отличие Теотиуакана, там нет рядом большого города типа Мехико. Похвальная любовь к историческому наследию, хотя и напряжно для осмотра памятника.

Паленке — место, имеющее почти то же символическое значение, что и Тикаль. Как пишет Википедия, «Пале́нке (исп. Palenque, майя Lakam-Haʔ — „большая вода“) — условное название развалин столицы Баакульского царства (цивилизация майя, III — VIII вв.), сохранившихся на северо-востоке мексиканского штата Чьяпас. В 1987 г. объявлены ЮНЕСКО памятником Всемирного наследия. Основные постройки датируются VII и VIII веками. Паленке погиб в IX веке — вероятно, в результате нашествия племён с побережья Мексиканского залива. Руины известны с XVIII века и были посещаемы иностранными туристами ещё в XIX веке.
Сохранились остатки дворца площадью 92 x 68 м (группа зданий, расположенных вокруг двух больших и двух малых дворов), квадратная в плане башня и три храма, традиционно именуемые храм Солнца, храм Креста и храм надписей. Галереи и внутренние помещения украшены гипсовыми и каменными рельефами. Наиболее масштабное исследование руин было проведено мексиканскими археологами с 1949 по 1968 годы. В первый же год исследований Альберто Рус Луилье обнаружил в Храме надписей помещение с ложным сводом, барельефами на стенах и саркофагом в центре. В 1952 году саркофаг, где находились останки правителя Паленке, вскрыли и все сокровища перенесли в национальный музей антропологии в Мехико. В Паленке осталась копия знаменитой резной плиты.»

Открытая для обзора часть памятника оказалась довольно компактна (всего открыто порядка 20 зданий, из них половина и главные в центре, есть еще дальняя часть с менее значительными зданиями, но ее посетить не удалось, парк довольно большой.) Однако, в отличие даже от Тикаля, почти ни на что, кроме дворца, и еще храма с гребешком, взбираться нельзя. Зато все было великолепно отделано и реконструировано \239—250\. Фактически, ничего «аутентичного» тут не осталось, но смотрелось замечательно. Насчет аутентичности, конечно, можно поспорить, так как из списка ЮНЕСКО их за реконструкции пока не выкинули.

Это действительно парк, куда можно привести семью, там есть продавцы сладостей и сувениров, никакой тебе «экологии», в общем, все удовольствия. Проезд от центра Паленке стоит копейки. Вероятно, и Чичен-Ица такая же, судя по интернетам. Учитывая, сколько есть действительно аутентичных памятников и больше, и древнее этого Паленке, Кош думает, почем бы ему и не быть. Прекрасный парк выходного дня для семейного отдыха.

А в археологическом смысле, профессор был прав. Ничего подобного Кош не видел ни на одном объекте. Барельефов много, и они вроде просто прокрашены, даже не заменены фиброкопиями. Тут нужен наметанный глаз. Архитектура необычная, отчасти даже почти европейская — квадратная башня, да и дворец в целом \251—255\. Все это ошеломляло, и после долгой дороги, на солнце, Кош не успел толком разобраться, где какая башня и дворец, получил только самое общее представление о памятнике.

Только Кош намылился идти дальше в лес и посмотреть дальние объекты, как по парку цепью пошли рейнджеры — мы закрываемся! Как, что, еще вроде целый час?! Ан нет, Кош же не переставил часы, а в Чиапасе (это штат где Паленке находится) почему-то оказалось другое время (хотя они западнее). Вот те на. Как хорошо, что Кош сразу поехал на объект! Так бы остался без Паленке, убив на путешествие в Мексику два дня.

Можно было озаботиться квартиркой. Кош вышел за ворота, с уже немногочисленными мексиканцами, и разыскал маршрутку в центр (опять расплатился долларом). Попросил водилу выбросить его как можно ближе к торговой улице. В центре, путем расспросов разыскал агентство. Агент в Флоресе, конечно, не знал адреса агента в Паленке, он сказал, «ну, там, в центре сразу найдешь», хорошо, что Кош записал название — «Кичан Байлум». Закупился на завтра обратным билетом, и спросил агента насчет бюджетной гостиницы. Тот посоветовал некий отельчик «Посада Тукан» (никуда без туканов…) на соседней улице.

«Тукан» был на третьем этаже без лифта (не для инвалидов), но ничего \256—58\. Стоило это уже баксов тридцать (Мексика подороже все-таки). Они тоже брали баксы, без дураков. У них есть отели и с более интересными названиями — «Посада Шалом», например, \229\… Вообще, в латинской Америке любят слово шалом, хотя даже произнести его правильно не могут, в испанском нет звука «ш». Они его заменяют либо «ч» (чалом), либо «с» (салом). Видимо, привлекает магия слова. Или протестантское влияние.

Устроившись, метнулся назад в турагентство, сообщил, где его забрать утром, обменял денег, и пошел изучать город. Все это было прямо в центре, так что далеко идти не пришлось. Город небольшой, примерно, как Мытищи, но, чувствуется, что много туристов — на центральной площади около собора рынок народных промыслов, в переулках, расходящихся веером от рынка — масса сувенирных магазинчиков. Причем все это рассчитано не на «белых» (белых кругом было раз и обчелся) а на своих же мексиканцев. Мексиканцы торговались с одетыми в национальные индейские костюмы торговками (в основном это были молодые женщины или женщины с детьми), и покупали сувениры, которые, казалось Кошу, они могут купить у себя дома на любом углу. Но покупали тут.

Лично Кош не удержался и купил, наконец, слегка поторговавшись, вертикальную курьерскую кожаную сумку мексиканского производства. Стоила она, даже после торговли, не так дешево — порядка полтинника. У нас скажем, она бы стоила порядка 80—100. Но вот именно такой сумки Кош не мог найти дома, а тут, пожалуйста, был выбор. Едва удалось сбить цену на десять долларов. Казалось бы, где еще не сбивать цены раза в два? Но даже десять долларов потребовали оживленных переговоров по мобильнику «с центром» — сама торговка с дочкой были, видимо, наняты просто продавать товар.

По поводу сумок и народных ремесел. В Сан-Бенито, «настоящем» городе напротив декорации Флореса, был огромный «Черкизон». Кош съездил туда на тук-туке для понимания местного колорита, и, заодно, присмотреть кожаную курьерскую сумку (хорошую вертикальную сумку с правильной застежкой найти непросто). Здесь была масса китайских — а, скорее, даже местных — подделок под курьерские холщевые сумки западных брендов, ярко раскрашенных. Все, как народ любит. Но кожаных сумок не было как класс! Кожаные товары — ботинки, сапоги, седла, ремни — все было, а сумок — не было. Даже дамских. Вот это интересно. Есть ли тут дамы, и если есть, выходят ли они куда-то на мероприятия? И если выходят, то - с чем?

На огромном черкизоне не было лавочки с натуральными кожаными дамскими сумками местного производства (не говоря уже про импорт). А ведь вроде именно отсюда сувенирные кожаные сумки привозят к нам! И что же, у них женщины не носят кожаные сумочки?

Кош разговорился с сидельцем в лавочке тканей для народных костюмов. Ткани были китайские, но по местному дизайну и спецзаказу. Сиделец сказал, что в самой Латинской Америке такие ткани произвести сложно, заказывают их в Китае. Кош спросил его,

— А почему же на вашем рынке нет кожаных сумок?

— Так это же местный рынок, — сказал сиделец, — а не туристский. Тут — товары для народа. А эти сумки — их производят специально для иностранцев. Вот в сувенирных магазинах для гринго и ищи. Ты подумай, какому нормальному человеку тут нужна такая сумка? Народу нужны вот эти, модные американские сумки и рюкзаки, нужны брэнды, чтобы было ясно написано, большими буквами, без вопросов — у меня Гуччи. А твои сумки слишком дороги и не нужны. Ты посмотри вокруг, кто-то их носит? Вот их тут и нет.

А это верно. Кош, за все время, видел разве что пару местных сеньоров приличного возраста с такими сумками — но эти явно были личности «творческого типа». Большинство мужчин носило рюкзаки, или что-то типа барсеток (если автомобилисты). Молодежь носила рюкзаки и холщевые сумки.

Пошел дальше по Паленке. По городу разъезжал хоп-он-хоп-офф туристический автобус, из которого лилась громкая музыка — похоже, что народ садился туда не столько смотреть город, сколько было прикольно прокатиться с музыкой, себя показать и людей посмотреть. У муниципалитета были выставлены костюмированные портреты местных победительниц конкурса красоты — такая доска почета, с лауреатками в легкомысленных псевдоиндейских нарядах в джунглях. \266\. В общем, жизнь просто бурлила. В какой-то момент было представление на площади и, кажется, даже фейерверк. А может это был выходной, а по выходным в Латинской Америке народ вообще всегда оттягивается? Выходной же. Всегда демонстрация или парад на центральной площади.

Зашел в ресторанчик, с претензией на солидность (темное дерево, скатерти, все такое), и поужинал. Готовят там и в самом деле отлично, а цены примерно фастфуда в Америке. Так как ехать назад предстояло на маленьком пазике и днем, Кош не боялся есть и обзавестись диареей, в отличие от когда предстояло ехать на больших автобусах ночью. В случае чего, остановятся в кустиках…

Засим, надо было идти спать в «Тукан», побудка была опять в шесть утра.

В шесть утра без всяких проблем подъехал пазик, Кош загрузился. Там уже сидело человек десять экстранхеросов (так что, где-то они тут были), и мы рванули на юг. Примерно через час остановились в прикормленном ресторане Яш-лум (что бы это ни значило), и там был буфет, входящий в цену билета. Для особых гурманов было ресторанное отделение, но за деньги. Неподалеку был и народный ларек с соками-водами, они же приторговывали фольклорными блузками по пять баксов кажется. Кош купил пару, поддержать торговлю (похоже, сама хозяйка киоска их и вышивала, сидя рядом).

Надо сказать, что, если в городе многие женщины и девицы ходили в джинсах или ярких спортивных костюмах, то стоило выехать за околицу, и многие местные женщины именно что носили эти народные костюмы, даже молодые девушки — то есть, торговля была не совсем для туристов, местные тоже их покупали.

И вот мы опять у границы. Иностранцам велели быстренько выписаться из Мексики, а потом отвезли на терминал у реки, уже без такси.

Тут же оказался пункт отправки туристов на близлежащий крупный памятник Яшчилан. До него и можно добраться только рекой. Никаких дорог там нет, как до Эль-Мирадора. Экстранхеросы в парке переодевались в походные костюмы и прыскались антикомариными спреями. Коша охватил соблазн бросить автобус, купить экскурсию в Яшчилан, переночевать в Текнике, а утром отправится во Флорес. Тем более что с отелем вроде договорено и уплачено за две ночи, какая им разница, когда он вернется?

Да, до сих пор сожалеет Кош, что не поддался тогда импульсу и пропустил Яшчилан. Навалилась усталость: Тикаль, Яшха, Паленке… и вот теперь еще Яшчилан? И Кош решил, стиснув зубы, следовать плану. А жаль. Не видать теперь Яшчилана в этой жизни. Это была ошибка.

Переправившись на лодке на другую сторону, вся компания, следовавшая во Флорес расположилась в здании крошечного терминала \271—276\. Там был и такой, мы его раньше проехали, сразу пошли на лодку. Терминал состоял из двух комнат, в одной из которых, прямо рядом с кассиршей, был музейчик вещиц, найденных тут неподалеку. Среди них была стела вполне музейного качества и много разных хозяйственных предметов и костей. Все можно было потрогать безвозбранно. Тут был даже туалет, с виду чистенький и разукрашенный надписями на всех языках — но без воды. Экстранхеросы были этим озадачены, особенно девушки.

Пришел гватемальский автобус — да, не Ниссан уже, пазик — и мы двинулись в анабазис во Флорес. К вечеру только и доехали. А в 10 вечера отправлялся автобус в Антигуа. Таковы реалии этого вида туризма. Руды тонны, радия — граммы. За 48 часов, только два часа удалось провести на памятнике. Остальное — дорога и прочие мерехлюндии вокруг процесса передвижения.

Впрочем, Кош давно уже приучился воспринимать и этот процесс как нечто осмысленное, как приключение. Иначе ведь совсем сдохнуть можно.

Сбегал в «Пойо Камперо» зажрать курицу, собрал вещички, снова оставил чемодан с ненужными на данный момент вещами хозяевам хостела на сохранение, и в полдесятого двинулся с небольшой сумкой на колесиках на площадь перед мостом на Сан-Бенито. Туда должен был прибыть автобус на Антигуа. Не верилось, что большой автобус может сюда заехать, но он таки да, заехал! И мы двинулись на юг, в прежнюю столицу Гватемалы — Антигуа Гватемала, или просто Антигуа.

12 Антигуа — старая столица Гватемалы

Еще было темно, когда мы оказались в новой столице — Гватемала-сити (маршрут \278\). Тут нас — тех, кто ехал дальше в Антигуа Гватемала — перегрузили на автобус поменьше, и примерно через полчаса (расстояние между городами примерно 25 км) мы оказались в Антигуа. Уже рассвело. Нас выгрузили на центральной площади, и народ разбрелся восвояси. Остались только Кош и небольшого роста азиат, поначалу принятый Кошем за гватемальца, но оказавшийся вовсе даже американским японцем из Калифорнии. Ему нужно было зайти в свое турагентство, которое открывалось через час. Кош решил тоже туда зайти и расспросить про дальнейший маршрут.

Решили убить этот час на площади. Она казалась вымершей, закрыто, было все, кроме одного кафе \279—284\. Кафе оказалось европейского дизайна и с европейскими же ценами. Потом выяснилось, что это был центр хипстерской тусовки в Антигуа — днем там яблоку негде упасть \281—283\. В этот же утренний час мы оказались единственными клиентами.

Взяли по бутерброду и горячему шоколаду. И то, и другое, оказалось отличного качества. Посидели-поговорили, а потом пошли в агентство, называлось оно «Новая судьба» (ну, или «Новая цель») и имело пять звездочек на вывеске \288\. Со звездочками красивее. Японец решил свои дела, а Кош спросил про автобус до Копана. И обратно.

— Пожалуйста, — сказала агентша, — завтра с утра.

— О, берем! — Кош тут же заказал билеты. — А какие еще развлечения в городе?

— Ну, можешь, например, съездить на вулкан Пакайя, популярно у туристов.

Кош краем уха слышал про эту Пакайю, но не рассматривал всерьез, так как времени было в обрез. Нужно ведь было осмотреть город.

— Так это же целый день займет!

— Да нет, это поездка на полдня.

— ОК, заметано! — Кош купил еще и экскурсию на Пакайю. Отправлялась она часа в два, как раз можно до этого обежать центр городка.

— А как вернусь из Копана, чего бы такого замутить? У вас еще озеро Атитлан есть?

— Нет проблем, — сказала агентша, и Кош закупился и этими билетами. В общем, всего за полчаса все пребывание в Антигуа было распланировано и билеты закуплены. Агентша сама покупала их тут же на интернете с небольшой наценкой. Что мог бы сделать и сам Кош, но нужно было бы долго возиться с регистрациями, подключением к емейлам, и распечаткой. К тому же карточку свою вбивать в тысячу разных сайтов. А так, просто заплатил ей по общему счету.

Утряся логистику, Кош отправился — тут же, через пару переулков — вписываться в свой отель. Отель был подобран на трипадвизере, по принципу — как можно центральнее и ближе к автобусам, как можно дешевле, и как можно отелистее (то есть, не БнБ). Назывался он «Синвентура», или, как они писали «Син Вентура» — «Несчастный случай», короче \288—295\. Или, если прочитать по-английски, «Грешное приключение». Ту хум хау. Но это был настоящий отель, а не бед-энд-брекфест.

Отель располагался в старом здании, бывшем ранее раньше то ли пансионатом, а то ли в самом деле монастырем, как они намекали формой ключа \292\ — крошечные комнатки располагались вдоль длинного коридора, как кельи. Внизу в здании был бар и ресторан, на что Кош не обратил сначала внимания, а зря. В первой келье не оказалось горячей воды, но это фигня, тут же выдали другую келью.

Прописавшись, Кош отправился изучать город. Антигуа — приятный колониальный городок, ничего не скажешь. На правильной, и хорошо сохранившейся, центральной площади красовался собор, с прекрасным видом на окружающие Антигуа вулканы (иногда картинно пускавшими струи дыма).

Собор показался маленьким для бывшей столицы. Оказалось, что это была всего лишь маленькая часть настоящего собора, его «лобби». Сам же величественный собор был разрушен самым сильным землетрясением лет двести назад, после чего столицу, наконец, перенесли в нынешний Гватемала-сити. Власти решили, что на этом месте уже ничего хорошего не словишь (впрочем, и Гватемала-сити тоже не подарок) и оставили город догнивать.

Собор, естественно не восстанавливали, и за осмотр развалин, похожих на классические римские — расположенных прямо за прихожей, но вход туда сбоку, с улицы, — берут небольшую денежку. Таких развалин тут много. Теперь это особый цимес для туристов. Вообще-то и уцелевших колониальных церквей много, и они все очень хороши \296—304\.

Перед осмотром развалин Кош забежал еще в близлежащий магазин жадеита (кузена нефрита). Собственно нефрита в Америках нет. Да и жадеита же тоже почти не было, все индейские цивилизации получали жадеит из единственного места в обеих Америках — реки Мотагуа в Гватемале. Там проходит разлом между карибской и североамериканскими тектоническими плитами, и вот там-то водится жадеит. Он водится в районе геологических разломов. И куча других минералов.

Гватемала — источник всего доколумбова жадеита, от севера до юга. Хотелось приобрести тут что-то на память, именно местного, того самого (а не какого-нибудь канадского или российского, которые сейчас составляют основную долю на рынке поделок из жадеита и нефрита). Лучшее место для этого, как говорили все — именно в Антигуа. Сюда его свозят для обработки, и тут работают лучшие мастера. Тут же есть несколько специализированных магазинов, в отличие от других городов.

Неподалеку от собора была целая серия таких магазинчиков, в одном из которых был даже мини-музей жадеитовых артефактов \305—306\. Если даже половина из них аутентичные, то — весьма. Практически все было музейного качества. Помнится, к нам однажды привозили какую-то региональную выставку древностей майя. Шуму было. Так вот, эта простая магазинная коллекция была лучше той хваленой экспозиции.

Цены были не самые дешевые. Все же Кош закупился там сувенирчиками, а несколько образцов жадеита — собственно, то, что и было нужно самому Кошу, несколько пластинок, после того, как он объяснил одной тетеньке, что хочет просто образец настоящего мотагуаского жадеита, ему дали просто бесплатно, из отходов производства. Добрые люди.

Еще в Антигуа есть целая пешеходная улочка для туристов. Огромное количество кафешек западного типа, с названиями от «Сансары» до «Кафки» (хорошо, что не на пляже) \307\. Много вывесок школ испанского. В центре много иностранцев, как во Флоресе \308—311\. Антигуа хорошо разрекламирована как международный центр изучения латиноамериканского испанского, и «безопасный город», так что там много иностранцев. Это такой увеличенный раз в десять Флорес. Флорес очень красиво расположен на озере, зато в Антигуа — вулканы и живописные развалины. Как они тут умудряются поддерживать тут безопасность? Как-то умудряются. Факт, что это вовсе не Гватемала-сити. Ходить по ночам по центру тут безопасно.

В два часа Кош вернулся к отелю — там его должен был подобрать автобус на Пакайю. И подобрал. Туристическая индустрия работала без запинок.

13 Вулкан Пакайя

Антигуа лежит в горной котловине и окружена вулканами. Все дороги отсюда ведут вверх. Мы помчались по горному серпантину на юг. По обочинам серпантина мелькали развалы всякого товара. Торговцы располагались прямо на траве, на обочине шоссе, живописными группами. Много было почему-то резной мебели и картин. Картин, Карл! \312\ Видимо, народ тут серьезно благоустраивается, объекты были явно нетуристического размера, а скорее для местных домохозяев.

Латиносы любят такой жанр, примерно, как было в Москве на Измайловской Битце. Почему картинами торгуют на обочинах по дороге на вулкан (а не на шоссе Антигуа-Гватемала), осталось неясным. Торгуют же в Мексике карликовыми лаймами на обочине. Значит, так нужно. Но все же, подумалось, некоторые культурные товары требуют определенного оформления, нет? Гватемальцы не парятся.

Проезжали через индустриального вида городки, с разнообразными фабриками, складами и магазинами, вывесками, рекламой и транспарантами. Везде бурлила жизнь, примерно, как в Москве в 1990-е годы. Белиз по сравнению с Гватемалой как-то «бледноват», и, если там и есть такая активность, она явно не напоказ. Не замечено было в Белизе какой-то околоиндустриальной активности. Только сельскохозяйственная.

И все это буйство жизни — на фоне романтических изумрудных гор. Тем не менее, люди из этого рая бегут «караванами» в Штаты. Значит, что-то тут не так уж ладно. Нам этого не показывали, только рекомендовали не гулять по Гватемала-сити.

В поселке у начала трейла на вулкан нас — группу человек двадцать, в основном молодежи лет 20 плюс — встречали местный гид, и группа погонщиков лошадей, трое из которых отправились с нами, хотя вроде никто не выразил желания снять лошадь. Лошади стоили примерно пятнадцать баксов. Еще была группа наглых деревенских пацанов, которые пытались продать самодельные альпенштоки. Выдали одноразовые пластиковые накидки от возможного дождя, и мы двинулись вверх.

И только тут Кош осознал, как он прощелкал. Он рассчитывал, что туристов привезут к самому кратеру, по шоссейке, посмотрим на кратер и поедем назад. А тут явно предстояло пройти несколько километров и весьма круто вверх. Это была не легкая туристическая прогулка, это был крутой маршрут! Вулкан виднелся высоко вверху. Это мы уже проходили в Перу.

Спросил у гида, а какова вообще-то высота подъема? Примерно четыреста метров, ответил гид. Этого Кош не выдержит. На Мачу-Пикчу он тоже поперся с понтом на Уайну-Пикчу, и там тоже было 400 метров, так это заняло — так как он не был ограничен группой — примерно часа два вверх. И потом вниз. Там это было на высоте 3000, а тут всего 2000. Зато тут нужно было не отставать от группы миллениалов и вся затея — подъем, осмотр и спуск — была рассчитана на три часа. В это время Кош точно не уложится, он будет обузой группе.

Беда!

Пришлось брать лошадь (трое увязавшихся за нами погонщиков хорошо знали туристов). Первый раз в жизни, в немаленьком уже возрасте и весе, Кош сел на лошадь (погонщик помог). Лошадь крякнула под кошьим весом, но выдержала. Тряхнула головой и привычно пошла вперед. Среди миллениалов была одна молоденькая мексиканка-вамп, романтического вида, в туго облегающих стройные ножки черных леггинсах и туфлях офисного типа, на каблучках. На каблучках, Карл!

Свободные водилы лошадей все подъезжали к ней, мол, чего ты напрягаешься, давай, садись! Та упрямо мотала головой, «отстаньте, мол». В итоге, на вторую лошадь влезла совсем другая, толстенькая девица американского вида. Какие-то остановки делались на мирадорах по пути вверх. Кош даже не слезал там с лошади, чтобы потом не взгромождаться снова. Виды при этом открывались прекрасные (313).

Наконец, добрались до вершины холма напротив вершины вулкана. Отсюда начинался спуск вниз в чистилище — в низину между этим холмом и вулканом, заполненным серо-черной массой. Это и была остывшая лава. Пришлось слезть с коня и топать вниз. Народ начал фотографироваться на фоне лавы. Дикая природа! Места живописные (315—318).

Потом гиды повели народ к краю лавы, где были еще неостывшие куски (или выбросы) и там был предусмотрен аттракцион выпекания мармелада на палочках. Народ спрашивал — а как же типа кратер? Идем ли мы к кратеру? Гиды строго сказали, что никакого кратера нам не будет.

Нам повезло, никакого извержения на глазах не свершилось. А вот в 2018 году, другой вулкан той же цепи, Фуэго, привел к гибели десятков людей и залил лавой целые деревни. Удирать от вулкана по горам было бы непростой задачей.

В интернете есть мемуары украинской группы, которая якобы наплевала на гида и двинулась к картеру и всего через час его достигла. С одной стороны, фото нужно верить, с другой стороны — как-то там у них на снимках кратер маловат… и за час туда не доберешься, ну никак. Да и гиды для того присутствуют, чтобы туристы не делали глупостей, а не молчать в тряпочку. В общем, неясно, что там произошло.

У нас, конечно, даже и мысли не было вот так двинуться в одиночку без гида к кратеру. Тут брызнул дождик, и мы резво рванули вниз, чтобы не спускаться по мокрым дорожкам. Брюнетка-мексиканка на каблуках прискакала вниз одной из первых. ЗачОт! Одноразовые накидки расхватали пацаны, видимо, чтобы продать их еще кому-нибудь.

В Антигуа вернулись уже затемно. Напоследок Кош посетил одну достопримечательность Антигуа, описанную в интернете — мескаль-бар «Кафе Но Се». Хотя мескаль и не запрещен в Гватемале и повсеместно продается в той же Мексике (и других странах), это подавалось как супер-пупер-андерграунд фишка. На деле это был бар, как обычный западный бар, наполненный западными хипстерами. В боковую комнатку, где собственно и давали мескаль, нужно было пролезать через дверцу холодильника. Оригинально. Симпатичная американка наливала мескаль (долларов пять порция). Гадость ужасная, напоминает то ли виски, то ли текилу. Зато на прилавке сидел фотогеничный живой бульдог. Очевидно, если кто-то ничего не знал, так это он.

Назавтра нужно было опять вставать в шесть, а уснуть сразу не удалось — до трех почти орала дискотека в баре внизу. Об этом предупреждалось в интернете. Бяка, конечно. Правда, это только по выходным. Но уж если попал, то не уснешь. Назавтра предстоял Гондурас.

14 Городище Копан

В шесть утра (уже который день подряд!) Кош на автомате поднялся, вышел в лобби, сдал дежурному маленький чемодан с вещичками (теперь багаж Коша разбросало на тысячу километров, между Флоресом, Антигуа и Копаном), а сам с рюкзаком, как когда-то в Паленке, спустился вниз к автобусу.

Тот, конечно, опаздывал. Ехать предстояло шесть часов, а Кош надеялся посетить памятник еще сегодня, до закрытия в четыре часа дня (в тропиках рано темнеет). В худшем случае, завтра — обратный автобус был в четыре часа. В конец концов, подошла очередная импортная газель (тойота хайэйс), набитая хипстерами (а кем же еще?), и мы устремились на восток.

Потянулась придорожная Гватемала, окаймленная горной цепью — придорожные рынки, мастерские и рестораны… Часа через два остановились завтракать в прикормленном кафе «Санта-Лючия» на заправке (впрочем, кафе и в самом деле было хорошее) \322—323\.