Бесплатный фрагмент - К полярным островам

ЮНОСТЬ

Детство — это ковш душевной глубины

Утро первого сентябрьского дня 1965 года выдалось по-осеннему ясным, светлым и в чем-то радостным для школьников небольшого сибирского поселка Майна.

Название свое он получил от горы Амай, что возвышалась на противоположном берегу Енисея. Расположенное в предгорьях Саян, поселение возникло еще в 1732 году, когда в горе Екатерининской нашли месторождение меди. Заработал рудник. Постепенно в долине стали строить дома, протянулись ровные улицы, застроенные деревянными домами с участками, где трудолюбивые сибиряки, благодаря теплому климату, выращивали не только картошку, но и овощи, фрукты. За длинное теплое лето успевали вырасти даже арбузы и виноград. Плодородная почва, защищенность от ветров горами, теплый южно-сибирский климат, снежные зимы, протекающий рядом Енисей с чистой водой — все это создало благоприятные условия для хороших урожаев и комфортного проживания. Майнский рудник к шестидесятым годам истощился, его закрыли, а в 25 километрах вверх по Енисею уже разворачивали строительство ГЭС. Освободившиеся рабочие Красноярской ГЭС переезжали из Дивногорска на новую стройку.

Беззаботные, переполненные летними событиями и впечатлениями ученики спешили к школе. По-деловому веселые старшеклассники солидно шли парами и группами, оживленно обменивались событиями последних школьных каникул. Грызли на ходу уже созревшие ранетки, шутили, смеялись, размахивали портфелями и руками. А яркий осенний денек отражал радостные настроения и был под стать всеобщему возбуждению и веселости.

На первом этаже двухэтажной, деревянной школы по улице Ленина толпились у доски с расписанием уроков школьники и расходились по своим аудиториям. Пятый «а» класс собрался на урок литературы и после звонка, вместе с пареньком в короткой синей курточке с ранцем за плечами и серьезным взглядом из-под чуть насупленных бровей, вошла классная руководитель Любовь Ивановна Попова. Она осмотрела класс, поздоровалась, поздравила с новым учебным годом и добавила: «Это Толя Киселев. Он будет учиться в вашем классе. Проходи, садись к Ване Парфенову, у него место свободное». Толя молча прошел, сел за парту, искоса посмотрев на своего белобрысого соседа. А Ваня искренне расплылся в простодушно-деревенской улыбке. В ответ Анатолий сдержанно улыбнулся, деловито выложил из ранца учебник литературы, дневник, а в углубления верхней части парты — чернильницу и перьевую ручку.

Сосед по парте был интересным мальчишкой. Не смотря на одинаковые у всех синие костюмчики, выделялся своей искренней восторженностью, детской непосредственностью выражения лица — простого, но не простофили, с деревенской хитрецой в глазах под светлыми бровями, уши выглядывали лопухами, а соломенные волосы торчали в разные стороны, как у Незнайки. Руки были в цыпках, в них чувствовалась сила не избалованного маменькина сынка. А кто в деревне был другой? Уже потом, они с Ваней стали закадычными друзьями до самого окончания школы.

Родители Анатолия приехали из Дивногорска, где работали на строительстве Красноярской ГЭС, а когда объявили о начале строительства Саяно-Шушенской ГЭС переехали всей семьей в Майну. Его мама Вера Григорьевна — добрейшей души человек, не смотря на занятость, была очень заботливой для троих сыновей погодков: Олега, Николая, Анатолия и младшей дочери Ольги. Их семья приехала в Сибирь из села Лежнево Ивановской области, где родились Толя и его братья Олег и Николай. С ними приехали родители матери. Ехали они за «длинным» рублем или по комсомольской путевке — сказать трудно. Ведь по сути, уже несколько столетий Сибирь и Дальний Восток осваивались насельниками — переселенцами из Европейской части страны. Конечно, были каторжане, ссыльные и служивые, но закреплялись на земле, занимались земледелием, добычей именно свободные переселенцы. А после войны таких, не гонимых нуждой или властями, было много. Активно осваивалась Сибирь, Север. Более свободны в передвижении стали советские люди, колхозники получили паспорта и не были уже «земельными рабами» своего государства.

В семьях, как правило, было двое и более детей. Свои огороды, участки, приемлемая заработная плата, снабжение, возможность получить квартиру, детям образование и обеспеченность детскими садами, яслями и школами — все это породило уверенность в завтрашнем дне. Народ почувствовал себя, если не счастливым, то немножечко самостоятельным, свободным в выборе пути.

В Майне семье Киселёвых выделили трехкомнатную квартиру в деревянном двухэтажном доме по улице Гагарина, бывшей Сталина. Этими «ГЭСовскими» домами, как их называли в поселке, застроили картофельное поле, футбольный стадион и все свободные места. Ближе к Енисею, за старыми бараками и известковыми ямами, начали строительство новой четырехэтажной школы. Отремонтировали деревянный клуб с колоннами и козырьком на входе. Внутри — большое фойе, балкон. Сбоку был вход в поселковую библиотеку. В поселке располагались магазины, кафе-столовая, баня, ТЭЦ, гараж, милиция и старое здание обогатительной фабрики. На берегу Енисея к причалу подходили речные суда, небольшой лесозавод обрабатывал древесину из окрестной тайги. Рядом, через ручей вдоль улицы Горной, где в одном из домов проживала семья Парфеновых, была гора Баштак. В конце этой улицы перевал, а за ним долина и поселение Бабик у ручья Уй. В 30-х годах для орошения степи вдоль Баштака и Екатерининской прорыли канаву, где жарким летом рядом с утками купались ребятишки. Зимой катались на коньках, а отчаянные пацаны спускались на лыжах и санках в канаву. Водозабор располагался на реке Уй. Еще за поселком на летний сезон открывался пионерлагерь «Сокол», в котором отдыхали дети из Майны и окрестных сел.

Толя был младшим среди братьев и в своих отношениях с окружающими вынужден надеяться не на физическую силу, а на ум и сообразительность. Тем более работающие родители не могли уделять каждому ребенку должного внимания и защиты. В доме было двойное мужское превосходство и всегда поощрялась физическая сила, умение и сноровка в домашних делах. А мужики в Сибири изначально были добытчиками и защитниками. Они с детства работали по дому и огороду, а уж колоть дрова, носить воду, поливать, полоть, окучивать — деревенские жители умели исконно по-сибирски, как их предки насельники, первопроходцы, охотники и рыбаки.

Предки Киселёвых, по отцовской линии, переселились в Лежнево из голодного Казахстана после войны. Со стороны матери корни глубоко уходили в окрестности и сам райцентр — Лежнево. Бабушка Валентина, как и её прародители всю жизнь проработала на Лежневской ткацкой фабрике. Времена были тяжелые, снабжение по карточкам, выживали за счет своего небогатого хозяйства и огорода. Толины братья Олег и старший Николай росли вольно, взрослели быстро, рано вкусили сладкий пирожок свободы, что было связано с переездами их семьи, заботами родителей по обустройству на новом месте, их вечной занятостью в хозяйственных делах и на работе. А ребятам в их возрасте нужно было утверждаться, но не умом или благими делами, а дерзостью, юношеской наглостью и желанием верховодить, выделяться силой и нахрапом. Анатолий не стоял в стороне, но приобрел такие качества, как независимость в поступках и самостоятельность в суждениях, перешедшие постепенно в характер, что очень помогло ему в дальнейшей жизни. Его усидчивость, спокойствие и мальчишеская любознательность рано привели его к книгам, живописи, фильмам. Ему хватало фантазии в играх и забавах. Он не умел скучать и в дальнейшем старался «не скучнить жизнь» — по выражению писателя Олега Куваева.

Зимними вечерами, чтобы дети не бесились и успокаивались перед сном, их мудрая мама читала им детские книжки. Иногда крутила диафильмы, которые проецировали на растянутую на стене простынь. Трое мальчишек представляли в своем возрасте взрывоопасную смесь и нередко только папины ремень и подзатыльники, а не миротворческие увещевания матери могли успокоить этих юных бесенят.

Перед первым сентября отец выносил табуретку во двор дома и начинал крайне болезненную процедуру — подстригать ручной машинкой детей, обросших за летние месяцы вольной жизни. Если дочку, жалея, стриг ножницами, то парням отхватывал непокорные вихры и буквально выгрызал тупыми ножами машинки ребячьи макушки и затылки. Визг и писк пацанов заглушали бравурные песни и марши, передаваемые по выходным из репродуктора на столбе. Эта процедура проходила раз в месяц.

Потом чуть ли не строем вел их в баню, что была на улице, ведущей к Енисею. Сначала все отправлялись в парилку, где голые мужики сидели на верхних полках в клубах обжигающего пара, кряхтя, охая и ахая, хлестали себя до красноты березовыми вениками. У многих мужиков были наколки — часто Ленин, Сталин, танки, пушки, женские профили и разные слова. На теле заметные отметины войны — шрамы, отсутствие пальцев, а то и рук, ног. Дети, посидев немного на нижней полке и не выдержав жары этой преисподней, выскакивали из парилки и бежали в душевое отделение, где, толкаясь и фыркая, долго плескались под душем. Потом отец, розовый и распаренный, долго обрабатывал их шахтерской мочалкой, намыливал головы, обстриженные ручной машинкой. В заключении по очереди окатывал детей теплой водой из тазика и они, уже чистые и розовые, как поросята, выходили в раздевалку. После бани взрослые обычно отправлялись в буфет выпить разливного пива, а ребят баловали газированной водой с добавлением сиропа. Здесь же можно было подстричься, побриться и спрыснуть лицо одеколоном из пульверизатора. Одним словом, баня была чистилищем местного разлива.

Дома их разомлевших, радостно встречала мама, поила чаем с вареньем, а иногда баловала блинами или пирогами. Мужу наливала сто грамм, помня, что русский мужик пропьет последние портки, но после бани выпьет. Телевизор еще не успели купить. Поэтому ложились рано, жили бедно, но дружно, растили детей и работали шесть дней в неделю. В 1967 году вышло послабление и всех перевели на пятидневку. Иногда, обычно в праздничные дни, ходили в кино. Кинотеатр был сложен из бревен, на входе кассы с обязательными приступочками для самых маленьких. Дальше большое фойе, где вечерами по праздникам проходили танцы под радиолу, или играл местный баянист. В зале был балкон, а под отверстием в центре потолка висела большая люстра. В ту пору шло много военных фильмов и уже показывали зарубежные любовные фильмы с ограничением возраста: «Дети до 16 лет не допускаются», «Только для взрослых». Серии фильмов про Фантомаса породили подражателей среди молодежи. Иногда кинотеатр брали штурмом на такие фильмы, как «Человек амфибия», с незабываемой песней «Эй моряк, ты слишком долго плавал…». Толя чудом пробился вовнутрь по входному билету без места и смотрел этот цветной, красивый и захватывающий фильм, лежа на сцене прямо перед экраном.

Возможно, тогда в него проник вирус дальних странствий, в дальнейшем поддержанный книгами, песнями и мечтами. А после фильма «Алые паруса», который Толя посмотрел в 1965 году, в его романтическое сердце вошло море, корабли, неизвестные земли и острова, отважный капитан Грей и повесть о первой любви. Здесь совпали мечтательность и острое желание познать мир, что в дальнейшем привело его в морскую профессию штурмана дальнего плаванья и определило жизненный, творческий путь и судьбу. Уже через неделю он записался в библиотеку, что располагалась справа от входа в кинотеатр. Книги выдавала очень добрая тетя Женя. Ей сразу понравился, не по годам серьезный, рассудительный мальчик Толя Киселев, который расспросил, где он может посмотреть фантастику, приключения, историческую и детскую литературу. Возле стеллажей этих книг Толя часто видел Гену Белова, сына тети Жени, он учился в их классе и тоже любил читать.

Их интересы совпадали и часто они передавали друг другу прочитанные книги Жуль Верна, Фенимора Купера, Джека Лондона, Конан Дойла, Арсеньева, Федосеева, Ефремова. Фантастику и приключения прочитывал от корки до корки. Не пропускал журналы «Уральский следопыт», «Вокруг света» и в обязательных «Пионере» и «Пионерской правде» находил для себя интересное. Уже потом перешли на охотничью и рыболовную темы. Однажды, роясь на нижней полке крайнего стеллажа, Толя заметил за первым рядом несколько книг с тисненными золотыми буквами на обложке. Он осторожно вытащил один том — это оказалось сочинение Иосифа Виссарионовича Сталина «Вопросы ленинизма», присел на табурет тут же между полок с книгами и с интересом стал просматривать эту книгу. От отца слышал, как в войну ходили в атаку со словами: «В бой за Ленина, в бой за Сталина», а как-то у них во дворе подвыпивший мужик на день победы пел, подыгрывая себе на гармошке: «Выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем…». И в бане у некоторых фронтовиков была наколка профиля Сталина. Сейчас о бывшем руководителе государства нигде не упоминали, а больше говорилось о Хрущеве и, тем не менее, Толю заинтересовало почитание людей Сталиным. Официально об этом не писали, вот и книги спрятали куда подальше. Многое ему было не понятно, и он стал просматривать текст. Скоро подошла библиотекарь, сказала, что такие книги ему еще рано читать и забрала у него этот нарядный томик.

В их семье, да и не только, был культ книг. Переезжая, как самое дорогое их семья везла книги, среди которых была старинная Библия с медной застежкой на старославянском языке, несколько томов Маркса и Энгельса, которые он проштудировал, едва научившись читать. Вот, наверно, откуда появился у Толи интерес к философии. В магазинах хорошую книгу трудно было купить, а в библиотеке за ними была очередь. Толя, если у него были деньги, покупал билеты книжной лотереи и даже выиграл книгу Носова «Незнайка на луне», чем очень гордился. Часто делился прочитанным с Евгенией Дмитриевной, которая первым делом, когда сдавали книги в библиотеку, расспрашивала о содержании, героях, интересных местах произведений. Тем самым, как бы заново заставляла вспомнить, о чем эта книга, выразить свои мысли и давать хоть и наивные, но самостоятельные оценки прочитанному.

До третьего класса, как и многие его одноклассники, он был отличником, а когда в четвертом появились уже несколько преподавателей, программа усложнилась, родители ослабили контроль и Толя немного сдал по русскому языку, который наверстал, когда стал много читать. У него в школе была одна особенность — успевал по тем предметам, где ему было интересно. Здесь, наверное, присутствовала ранняя интуиция, благодаря которой много ненужного для себя он просто пропускал. За счет этого успевал усваивать большое количество полезной информации. Плюс начальное развитие философского склада ума, рассудительности и широты мышления. Все это очень помогло ему в дальнейшем обучении и творчестве.

А внешкольная жизнь одиннадцатилетнего Толи, учитывая золотую сибирскую осень и неуемную страсть к собирательству его нового друга Вани, сосредоточилось на осваивании территории, окружающей поселок. На улице Горной, в доме Парфеновых проживали родители Вани и бабушка с дедом Назаром, кошка, коза и трое забавных и игривых козлят, которым Ваня должен был приносить из леса по охапке травы в день. Прямо через огород протекал ручей, облегчая им летний полив огорода. Мама работала на ТЭЦ, а папа на Маинском руднике проходчиком.

Лес начинался за огородом, обращенным к горе Баштак. В выходной день Ваня и Толя отправились собирать грибы.

— А ты грибы собирал? ­­– спросил Толю.

— Да нет — по-русски понятно и однозначно ответил он.

— Ну, тогда я тебе покажу. Это очень просто. Только ты запоминай, какие надо брать. А то наберешь поганок…

— Ладно, — согласился Толя и они, взяв плетеные бабушкой корзины, поднялись по тропинке через огород в лес.

Первые грибы были грузди. Они росли целыми семействами, порой виднелись только бугорки из листьев. Когда друзья обошли поляну, то собрали штук двадцать груздей, половина из которых оказалась червивыми, и их пришлось выбросить.

— Мой дед все подряд брал, говорил, что с мясом еще вкуснее. Но мы еще наберем. Здесь их полно. Пошли дальше.

Друзья обходили березовые околки. Все время поднимались вверх, в гору — так было легче искать. Попадались не только грузди, находили абабки. Так здесь называли подберезовики. Сыроежки с синими и красными шляпками не брали. Толя быстро приспособился к немудреному поиску грибов, но более опытный Ваня находил больше и скоро наполнил свою корзинку. Они уже поднялись до половины горы. Здесь проходила дорожка с которой открывался вид на поселок, Енисей, обрывистые горы на другой стороне реки. Указывая на соседнюю гору, Ваня сказал:

— Это Екатериновка. Там есть шахта, где мой отец работает. Медную руду добывают и вывозят на фабрику. Вон видишь здания из кирпича? Мы, как-нибудь с тобой туда слазим.

— А нас туда пустят?

— Нет, внутрь можно только с отцом, а на отвалы можно подняться, камешки красивые пособирать.

— А сейчас дальше вверх пойдем?

— Нет, уже и так много набрали, на обратном пути еще найдем.

И они не спеша пошли вниз. Спускались легко, почти бегом. Ваня рассказывал о грибах и грибных местах. Делился без утайки и его бабушка, зная Ванину простоту и природную доброту, называла внука «простодыром». Она уже ждала грибников у дома на завалинке. Похвалила их за почти полные корзинки. Угостила чаем с блинами. Пекла она их на летней печке у ручья. Ржаную муку просеивала, а сковородку ухватом на ручке ставила на угли. Смазывала блины растопленным маслом глухариным крылом, добавляя при этом:

— Ешь пока рот свеж, а как завянет — поперек станет!

— Я тоже, как подрасту, стану охотником, — похвастался Ваня, — здесь знаешь сколько зверья? О! — Он восторженно поднял большой палец. — И ходить далеко не надо. Все рядом!

Толе это было в новинку: поход на гору, сбор грибов, разговоры об охоте и предстоящая рыбалка, куда на следующий выходной его позвал Ваня.

Дома Толина мама обрадовалась грибам. Отобрала почистила и пожарила абабки, а грузди засолила. Братья отнеслись к увлечению Толика без интереса. Они учились в 6 и 7 классах, изредка покуривали, собирая «бычки» возле магазина или под трибунами стадиона. Водились с сомнительной компанией, которая делала по вечерам набеги на поселковые сады и огороды. В ту пору хороших ранеток было мало, а яблоки росли только у садовода, чей высокий забор отделял его участок от детского сада на улице Ленина. Выращивал он и диковинные сливы, абрикосы, арбузы. Прозвали его Мичуриным и в его сад не могли забраться даже самые отъявленные Майнские хулиганы.

Через неделю Ваня утром зашел за Толиком, и они вдоль канавы, мимо пионерлагеря пошли на речку Уй, которая огибала гору Баштак с другой стороны и впадала в Енисей возле Лесозавода. Ваня нес две удочки из ошкуренной тонкой и гибкой ивы. А Толя сумку с едой и рыбацкими принадлежностями.

Уй речка не широкая. В некоторых местах не превышает пяти метров и глубиной до метра, но быстрая, порожистая с каменистым дном. В километрах пяти от устья сооружена была плотина Уйской оросительной системы. Плотину строили в пятидесятые годы ссыльные из Прибалтики и Западной Украины, которые жили на Бабике. От нее сделан отводной канал. По нему вода попадала в канаву и дальше в Хакасскую степь для орошения полей.

Когда вышли на берег Уя, Ваня первым делом показал, как надо рыбачить. К удочке была привязана тонкая леска, на конце которой самодельная мушка, вязанная цветными нитками мулине и медвежьим волосом на небольшом крючке. Мушка запускалась поверх воды, изображая плавающее насекомое и привлекало рыбу. В этой горной речке водился хариус и редко заходил ленок. Но в низовье еще водилась под камнями небольшая усатая рыбка, прозванная пищугой. Одну удочку взял Ваня, другую отдал Толику:

— Ну теперь смотри, как я ловить буду. Только Толька, — пошутил он, — за ветки не цепляй!

Толька попробовал. Побросал мушку и сбоку и через голову, несколько раз цеплял за нависшие над водой ветки, мушку не оторвал и потом у него стало неплохо получаться. Закидывать надо было на быстрину и проводить мушку возле камней, на границе струй, где стоял хариус и караулил живность.

Первого хариуса Ваня подсек на изливе из улова. Проводку сделал так, что мушка шла поверх воды, от неё шли усы и еще слегка подергивал кончиком удилища, отчего искусственная мушка оживала, начинала приплясывать на воде. Тут-то ее и схватил небольшой, сантиметров двадцати в длину, харюзок. Он мягко без всплеска снял ее с воды, притопил и не растерявшийся рыбак резко подсек. Не поднимая из воды, чтобы не сорвался, подвел к берегу и спокойно выбросил на траву. Поднял и показал Толе. Это был темноспинный серебристый красавец с широким пером спинного пятнистого плавника. Сильная рыба, способная преодолевать быстрое течение горных рек, упруго изгибалась в Ваниных руках.

— Ничё Толян, счас нахватаем харюзов! — поделился своей радостью Иван. — Давай теперь ты пробуй, может здесь еще один стоит.

Толя чуть оттянул леску и плавно опустил мушку в струю, чуть ниже переката. Он делал все так, как учил его опытный друг, но только на пятом забросе ему повезло в конце слива возле валуна, торчащего из воды. Его мушка внезапно исчезла, леска натянулась, кончик удочки согнулся и незадачливый рыбак, после того, как Ваня крикнул приглушённо «тащи!», резко потянул на себя. Из воды вылетело узкое серебристое тело и уже на берегу сорвалось с крючка, поскакало по камням к воде. Ваня, видя оплошность начинающего рыбака, бросил свою удочку и прыгнул на добычу, буквально животом ее накрыл, нашарил в траве руками и, стоя на коленях, яростно улыбаясь, протянул хариуса другу.

— Держи добычу! Сильно резко подсек, вот он и сорвался. — Поучал Толю опытный не по годам харюзятник.

У Толи дрожали руки, он осторожно взял из рук Вани рыбу, ощутил её холод и живое шевеление. Радостно просиял и восхищенно промолвил:

— Вот это силища! Ты глядь, поймал все-таки!

Дальше дело пошло лучше. Они облавливали омутки, ямки, перекаты. Пускали мушку по струе, придерживали в затишке, подразнивали, подергивали, провоцировали хозяина быстрых струй на поклевку и, дойдя до плотины добыли: Ваня пятнадцать, а Толя пять хариусов, не считая сорвавшихся. После отдыха и небольшого перекуса картошкой, зеленым луком, укропом и вареными яйцами, Ваня заменил мушку на крючок с грузилом, насадил червя, подкопанного тут же в листьях под деревом, спустился вниз к большому колодцу у плотины, заполненному водой, и осторожно опустил свою снасть. Чуть пошевелил кончиком удилища и вдруг ощутил резкий удар и повисшую тяжесть на леске. Потом удивленно вытащил оборванную леску и молча показал Толе, который с интересом наблюдал за этим процессом с верхней площадки плотины. Ваня поднялся наверх и свистящим шёпотом, как будто его может подслушать местный водяной, сказал:

— Ни фига себе рыбина клюнула! Ленок, наверное, здоровущий! Здесь надо толстую леску и такой крючок. — Он согнул указательный палец и показал Толе, какой величины нужен крюк.

Рыбалка на этом закончилась. Ваня весь улов разделил поровну — по десять штук каждому. Так, еще в начале приобщения к охоте и рыбалке, его дед Назар рассудительно объяснял немудреный, но справедливый закон дележа добычи совместной охоты или рыбалки. Все поровну. Вне зависимости от того, кто сколько добыл.

Когда Толя принес домой сниску — ветку с нанизанной на неё через жабры рыбой, мама обрадовалась и похвалила его:

— Молодец сынок! Ты сам их поймал?

От таких слов Толя в душе испытывал гордость, что он уже помогает семье. В те годы на скудные заработки и пенсии, да еще и без своего огорода тяжело прокормить такую большую семью.

— Да, мы с Парфеновым Ваней ходили на Уй и у него возле плотины, какая-то большая рыба оборвала леску.

— Вот мать, смотри какой добытчик растет, не то, что эти два балбеса. Только и знают, как по чужим огородам шариться, да штаны драть.

— Ну, отец, кого воспитал — того и получил, — с укором ответила мать. — Одна отрада у меня Толя да Оля — будет, кому воды в старости поднести.

Этот диалог с воспитательным уклоном о том, что такое хорошо и что такое плохо, был знаком во всех семьях, где дети иногда росли, как сорная трава, а так хотелось всем родителям видеть дружные всходы культурных трав и красивые цветы на семейной клумбе. Но не всегда получалось по поговорке: «Что посеешь, то и пожнешь». Его братья не были типичными хулиганами, злодеями. Просто были обычными представителями своего поколения — послевоенного поколения. А у Толиных сверстников произошел перелом, и они стали добрее, участливее, свободнее — не знали жестокости послевоенного быта и разрухи. Изменилась среда обитания. Другие времена — иные песни. Уже «не твари дрожащие». Не все зависит от человека. По святому писанию добро и зло находится в равновесии, и оно будет сохранятся до судного дня.

Позднее Толя еще раз побывал на полюбившейся речке Уй с одноклассником Толей Артеменко. Рыбы не принес, так как самостоятельно изготовил мушку с зеленой ниткой, и хариус ее игнорировал.

А на следующие выходные Толя помогал копать картошку на Ванином огороде. Земля в Майнской котловине была хорошая — плодородная. Удобряли ее навозом. Покупали у тех, кто держал коров. Жителям в казенных квартирах, давали участки в степи, где не было воды, и картошка там вырастала мелкая и не вкусная. Киселевым тоже обещали выделить землю на следующий год. А пока они покупали овощи у «частников». Вот и Толику Парфеновы выделили пару ведер картошки за его помощь, да еще вечером накормили жареной картошкой с грибами.

В этот год выдалось теплое, затяжное бабье лето. С паутинками, с медью и золотом таежных лесов, легкими утренними заморозками, обилием всего, что пожелаешь в огородах и садах. Со всем богатством, что щедрая природа одаривает в эти светлые дни Саянской осени. И люди, под стать земли сибирской, в таких селах, как Майна, привыкли жить по совести, а не по принуждению через придуманные и не всегда праведные законы. Поэтому и живут здесь счастливые люди — добродушные, приветливые, совестливые и отзывчивые…

Много нового узнавал Толя с помощью своего друга Вани Парфенова. Летом он часто бывал у них на Горной улице. В огороде их привлекало обилие всякой снеди и, подражая дружку, с коркой бабушкиного хлеба ели стрелки зеленого лука, ранние огурчики — шершавые и пупырчатые, выдергивали красную редиску. Они не были голодны, но за этими поисками по грядкам, Толя приобщался к огороду и всему, чем была богата деревенская жизнь — с деревянными домами, домашней живностью, простым бытом, бабушками и дедушками на завалинках, соседскими ребятишками, играми, заботами и проказами. Этот мир расширялся до бесконечности по мере взросления его обитателей. Их детская жизнь становилась разнообразнее, более насыщенной событиями, они были беспрестанно заняты и все горести жизни пока обходили их стороной.

Ребята уже облазили окрестные горы, изучили Енисейские берега в окрестностях Майны. Ванины родители заняты были на работе, и только заботливая бабушка успевала за ними присмотреть и накормить. Она тайком верила в Бога и второпях суетливо крестилась, что-то шепча при этом, по субботам вытирала пыль с потемневшего лика Богоматери на старой иконке, что раньше стояла на божничке в переднем углу, а потом, после гибели мужа своего Назара, была сиротливо пристроена в кладовке. Церкви в поселке не было, а молельный дом, где по выходным собирались старушки, быстро прикрыли. Но, как известно, Бог в избе живет не по углам, а в душе человека. Когда Ваня с Толей уходили или уезжали в тайгу, всегда предлагала присесть на дорожку и сопровождала неизменным «Ну ребятушки, с Богом!». Любила она этих дружных ребят и за чаем говорила: «Вот пришел Покров, всего мы заготовили: картошки накопали, капусты насолили, помидор целая кадушка, свекла, морковка, редька в погребе. Грибов Вы с Толей натаскали. Под покровом Богородицы и переживем зиму, а там — Бог даст здоровья, и дальше жить будем».

В середине сентября, управившись с огородами, Толины одноклассники собрались в поход. Это мероприятие поддержали мальчишки и девчонки 5а класса: Витя Дырков, Саша Высоких, Ваня Макаров, Ваня Парфенов, Толя Киселев, Вова Шептюк, Витя Янушкайтис, Толя Артеменко, Витя Бурычев, Таня Иванова, Таня Пучнина, Наташа Тонких, Валя Сизоненко, Таня Саенко, Надя Афанасьева, Галя Глазкова, Валя Курдылкаева. А заводилой выступал, как всегда, Гена — сын библиотекаря Евгении Дмитриевны. Выдумщик и фантазер, он постоянно придумывал то игры в индейцев, то сбор сосновых шишек или запуск расплавленного дюраля с отвала горы Екатерининской. Он же прихватил с собой книгу, которую читал, сидя у костра.

Утром в воскресенье вышли на речку Уй, куда вела хорошая дорога. Девчонки взяли из дома два эмалированных ведра, куда сложили чашки, кружки, ложки. Ребята несли сумки с едой и вещами. Тонких Наташа взяла с собой волейбольный мяч. С утра было холодно, Макаров одел шапку, Артеменко в берете, другие в кепках разных фасонов и форм. Первым делом обследовали местность возле Уя, нашли подходящую площадку, развели костёр, испекли картошку, ребята принесли воды, а девчонки начали готовить обед из того, что прихватили из дома и набрали в огороде. Сидели вокруг костра и когда дым начинал есть глаза — терли их, приговаривая: «Дым, я сало не ем». Весело пообедали, поиграли в волейбол. Парфенов с тоской кота, которого поманили рыбой, посматривал на речку. Удочку он не взял, грибы здесь не росли, а просто прогуливаться на природе он не умел. У Люды Климовой был фотоаппарат и нащелкали много веселых кадров этого похода. Толя сделал из сосновой коры парусник с мачтами и пустил в плаванье по Ую. Детство нам дарит подарки просто потому, что мы еще видим мир таким, какой он есть — добрый, чистый и светлый. А пока шли домой, Ваня поделился забавным рассказом его отца — проходчика на шахте: «Как-то летом направили их с напарником проверить вентиляционный ствол, что находился в середине Екатерининской горы. Там было темно и прохладно. Они зашли, включили свои карбидные фонари и остолбенели — из темноты на них смотрели черти с рогами и красными глазами. Они с другом дернули из шахты, выскочили на поверхность, очумело оглядываясь. Неужели, это были черти, или такая чертовщина им с перепоя мерещится! Вылезли на отвал породы и начали неумело креститься, повторяя „свят, свят, свят“. И тут из шахты появились, сначала одна корова, а за ней еще несколько рогатых соплеменниц. Оказалось, что в жару коровы приспособились прятаться от летнего зноя в подземную прохладу шахты. Вот и приняли их в темноте суеверные работники за нечистую силу. Долго потом их подначивали на шахте — до чертиков мол, упились мужики».

***

Зимой Толя с Ваней и его друзьями с улиц Горная и Буровая, устроили на горе Баштак катание на санках и лыжах. Внизу насыпали снежную горку и, как заправские лыжники, разгоняясь с горы, прыгали с трамплина, кувыркались в снегу, падали и ломали лыжи. Лихо съезжали на самодельных деревянных санках, объезжали пеньки и стволы деревьев, зарывались с головой в снег. Домой приходили мокрыми с головы до ног в порванных фуфайках, вытряхивали снег из валенок, подшитых заботливыми родителями, теряли рукавицы и шапки, получали синяки и шишки. Вваливались в натопленную избу с раскрасневшимися радостными лицами и светящимися глазами. Проголодавшись, сметали все со стола, падали в мягкую постель или заползали на теплую печку и спали до утра без задних ног. Болели очень редко, так как были жизнерадостны и упрямы, как все кержаки.

На Новый 1966 год, на площадке между клубом и улицей Гагарина залили каток, привезли из тайги елку, нарядили самодельно раскрашенными бумажными игрушками, гирляндами. На верхушке водрузили красную звезду и повесили разноцветные лампочки. Коньки с ботинками стоили дорого и были редкостью. «Снегурки» и «канады» привязывали к валенкам сыромятными ремнями.

Во время каникул Толина мама принесла, взятые у друзей ботинки с коньками. Размер был маленький, с шерстяным носком не налезали, и догадливая мама обернула ему ступни ног газетой. На улице к вечеру мороз уже был под минус тридцать и, через полчаса катания, Толя уже не чувствовал ног. Его братья гонялись вокруг елки и не обращали на него внимание. Когда он пришел домой и с трудом стянул задубевшие ботинки, мама всплеснула руками. Пальцы на морозе побелели. Пришлось опустить ступни ног в горячую воду и через пять минут, когда пальцы стали отходить, Толя заорал благим матом. Когда закончились школьные каникулы и на улице было минус тридцать градусов — на ТЭЦ давали несколько длинных гудков, что означало актировку для начальных классов и школу можно было не посещать.

Неделю ему было больно ходить, но потом всё зажило и забылось. В то время, пока выздоравливал, лежал и не выходил на улицу, Толя много читал: «проглотил» три тома Джека Лондона и не телесно, а душою заболел приключениями: опасными, загадочными, героическими. Устремлялся вместе с героями его Северных рассказов в белое безмолвие Аляски, добывал золото, гонял на собачьих упряжках, убегал от волков и бился на ринге за оружие для революции. Этой коварной Полярной болезнью страдают люди, увлеченные бродяжничеством, большие фантазеры и романтики. Они редко заводят семьи и часто не задерживаются в одном месте. Даже любимые женщины не в состоянии спустить их на грешную землю и привязать к домашнему очагу. Этот очаг заменяет ему костер, вместо семьи у него друзья, а в городах им душно и тесно. Но когда Толя прочитал трудный даже для взрослого роман «Моби Дик», его сердцем завладело необъяснимое пока юному фантазеру притяжение морской стихии с приключениями, испытаниями и романтикой дальних странствий. Все что касалось морской темы, захватило его всерьез, будь то книги, фильмы, картины, судомоделирование. После просмотра фильма «Человек-амфибия» прочитал почти всего Александра Беляева. Он представлял себя капитаном Немо, Седовым, отважным защитником Севастополя или Порт-Артура. В конце книги Новикова-Прибоя «Цусима» был словарь военно-морских терминов, который Толя выучил почти наизусть и любил иногда удивлять своими знаниями одноклассников. Уже позже заинтересовался фантастикой и приключениями, историческими книгами и литературой про охоту и рыбалку.

Все мы родом из детства. И все хорошее, как и все плохое, что в нас есть, мы получаем в детском возрасте или даже раньше — с генами своих предков. Привязанности, привычки, характер, таланты, выбор будущей профессии и своей семьи — все впитывается незаметно и по неведомым законам. Хорошая среда, друзья, школа, родители — очень важны, но ведь так бывает, что два брата близнеца похожие с рождения друг на друга, тем не менее, вырастают совсем разными людьми и с разной судьбой и характером. Почему так происходит?

Пятый класс Толя закончил на «хорошо» и «отлично». Быстро приспособился к новым условиям и требованиям. Несколько предметов и разные преподаватели, новая школа и новые одноклассники. Освоился и во внешкольной жизни. Подружился не только с Ваней Парфеновым, но и другими ребятами из класса и соседями по дому. Родители решили на лето куда-нибудь пристроить детей. Толю и сестру Ольгу отправили в пионерский лагерь «Сокол», а Николая и Олега решили привлечь к освоению участка под картофель за Означенным.

В первую субботу июня, мама вместе с детьми, через цепь озер за поселком, вышли к огороженной территории пионерлагеря. Прошли через большие деревянные ворота и оформили на сезон Толю и Олю. Одноэтажные, на два отделения помещения отрядов, располагались двумя рядами — от небольшой эстрады до озера. Ближе к воротам, вдоль забора протянулось футбольное поле. Был также клуб и столовая.

В лагерь приехали девчонки и мальчишки со всей Хакасии. Воспитательница в отряде у Толи была из Абакана. В этом заезде отдыхали его одноклассники: Ваня Парфенов, Витя Янушкайтис, Витя Дырков, Гена-книгочей и Валя Курдылкаева — она любила петь в детском хоре на концертах, которые проходили на открытой сцене каждую неделю.

Утром задорный горнист играл подъем всему лагерю, исполняя «вставай, вставай, штанишки надевай», на обед звал «бери ложку, бери хлеб, собирайся на обед». Все выбегали на зарядку и под музыку из репродуктора выполняли упражнения. Потом бежали к умывальнику, завтракали в столовой и шли на построение, где на утренней линейке объявляли мероприятия на день. Это были игры, конкурсы, соревнования, праздники, концерты, походы.

В одном из походов, поднимались на Баштак по крутому склону и у вершины вдруг из кустов вылетела большая серая птица.

— Капалуха — прошептал Ваня.

— Это кто? — спросил Толик.

— Самка глухаря, — пояснил Ваня. — Тут наверно у неё гнездо. Давай посмотрим.

Они раздвинули кусты и увидели в траве гнездо с пестрыми яйцами. Было их штук восемь, но Ваня знал, что считать их нельзя. По поверью — пропадут и, видя, что Толя протянул руку, чтобы взять яйцо, резко одернул его:

— Не трогай, капалуха не вернется, и птенцы тогда погибнут.

Друзья осторожно вылезли из кустов и пошли дальше.

Раз в неделю весь лагерь ходил в Майнскую поселковую баню. Брали с собой чистую одежду, банные принадлежности, строились в колонну и, проходя по улицам под сопровождение труб и барабанов — такое громовое, что местные бабули выглядывали из окон и в страхе крестились, пели песни: «По долинам и по взгорьям», «Шел отряд по берегу», «Мы пионеры дети рабочих». На обратном пути успевали заглянуть домой, повидать родных, ухватить с грядки лучку, редиски, огурчиков.

В футбольную команду отряда записались все одноклассники. Янушкайтис, у которого была неплохая обводка, пробовал играть в нападении с Витей Почтовым и Колей Огородниковым. Толя и Ваня стояли в защите, а Генка был запасным вратарем. Ворота в основном защищал коренастый крепыш, получивший кличку Лев, как намек на знаменитого голкипера Льва Яшина. Играли отряд на отряд. Щитков не было, часто вместо мяча попадали по ногам. Играли в кедах, но все равно ноги были в синяках и ссадинах. По результатам сезона команда их отряда №3 заняла первое место, получила грамоту от руководства пионерлагеря и торт, который они дружно съели в столовой за ужином.

Однажды, Гена дежурил на пропускном пункте в лагерь, когда подъехал автобус и из него вышли неулыбчивые ребята, в основном хакасской национальности.

— А вы в футбол играть умеете? — спросил с подначкой Гена. Коренастый паренек с холодным взглядом снисходительно хмыкнул в ответ:

— Еще и тебя научим.

— Ну вот на поле и посмотрим! — огрызнулся Гена.

Через неделю команда Интерната из Абазы, где жили дети-сироты со всей Хакасии, вышла играть против сборного пионерлагеря. У поля собрались все, кто был свободен. Футболисты из Абазы выбежали на поле в одинаковой форме, были организованы и беспрекословно слушали своего капитана.

Это была настоящая рубка. Наши ребята первые полчаса упорно отбивали атаки настырных гостей. Особенно жестко действовал левый нападающий и когда после предупреждения за удар по ногам Парфенова, последовало нападение на вратаря — его пришлось удалить. Во втором тайме игра переместилась к воротам гостей. Быстрые нападающие Почтов и Огородников при поддержке Янушкайтиса, организовали контратаку, короткими пасами обыграли защиту и забили трудовой мяч. Болельщики вскочили со скамеек, закричали, засвистели и до конца мачта активно болели за своих. С трудом удалось все же победить суровых гостей. Не смотря на такой жесткий футбол, в дальнейшем ребята подружились, и интернатские ребята оказались веселыми, смешливыми, знающими много интересного. В третий отряд поселили их одногодку Васю Чебодаева. Вечером после отбоя он рассказал, свою невеселую историю. Жил он с отцом в далеком таежном селе на берегу реки Уйбат. Мать рано умерла. Отец был охотником. Однажды, перед Новым годом ушел проверять капканы. На него напала стая волков. Успел залезть на дерево. У отца было оружие «малопулька». Из неё волка не убьёшь. Через три дня нашли Васиного отца на дереве замерзшим. Рядом валялось его ружьё. Так они с сестрой попали в интернат. С тех пор Васю стали звать между собой «малопулькой». Он вроде не обижался.

В теплые дни купались отрядами по расписанию. А в тихий час Толя часто отправлялся дежурить на озеро. Можно было попрыгать с вышки в воду или поплавать на лодке, что пригодилось ему в день Нептуна — праздник всего лагеря. Это было хорошо спланированное представление с захватывающим костюмированным действием на воде, концертом коллективов ребят и воспитателей, спортивными состязаниями и, конечно, футболом и волейболом.

По сценарию пираты под предводительством одноглазого пирата Флинта, должны были напасть на лодку с Нептуном (физрук) и отнять русалку (руководитель танцевального коллектива). Капитаном пиратов, с повязкой на глазу, назначили Толю Киселева. Нашли ему тельняшку, повязали пиратскую косынку и закрыли глаз черной повязкой. Его команда предварительно вымазалась грязью и спряталась на лодке за островом. Весь лагерь расположился на берегу озера. Из колокола репродуктора неслась веселая музыка. В большой лодке с Нептуном в длинной белой простыне с бородой из мочалки, самодельной бумажной короной и большим трезубцем в руке, расположилась русалка с зелеными волосами и в желтой тунике из марли. На веслах сидела команда матросов, состоящая из игроков футбольной команды. Как только они доплыли до середины водоема, из-за острова со свистом и рёвом вылетела посудина черномазых пиратов, вооруженная деревянными саблями и пистолетами и встреченная одобрением зрителей. Черный флаг с черепом и костями развевался на мачте. Капитан Флинт-Киселев, размахивая широким ножом, командовал своими кровожадными злодеями и гнал пиратскую шаланду вперед.

Сходу пираты взяли Нептунову лодку на абордаж и прыгнули к ним на борт. Забыв про социалистический сценарий, где добро всегда побеждает зло, войдя в раж, эти распоясавшиеся хулиганы и грабители начали теснить благородных матросов. Это придало водному спектаклю правдивости, с берега уже неслись крики поддержки и вопли «топи их». Пришлось Нептуну применить свой авторитет и силу. Нападавших побросали за борт, русалку отобрали из рук Флинта, лодку их перевернули. Предводитель побежденных пиратов потерял свой ножик, повязка слезла на лоб, он сам за веслами вел полузатопленное судно к берегу, попутно подбирая своих разбойников. Многие добирались до берега вплавь. А победная команда Нептуна под парусом, торжественно подошла к причалу. Все обитатели пионерлагеря кричали ура, звучала музыка, всем было весело, смеялся даже всегда грустный «малопулька». Потом был концерт, праздничный ужин, а вечером ­пионерский костер с песнями и хороводом.

Недалеко от входных ворот росла большая береза с раскидистой кроной. Называлась она «Деревом потерянных вещей». На ее ветви развешивали утерянные ребятнёй вещи, которые они потеряли или где-то забыли. Висели майки, трусы, полотенца, обувь, кепки. Забавная это была картина…

Как-то в конце июня появилось много краснокрылых божьих коровок. Эти летающие насекомые скапливались на оконных рамах. Ванька Парфенов стал их собирать в коробочку, а в тихий час куда-то исчез. Когда собрались идти на ужин, он появился и с таинственной улыбкой показал трех, только что пойманных ельчиков. Шепотом рассказал Толи, что у него была припрятана в кустах удочка, ельцов ловил со скалы возле водозабора на божьих коровок. Глаз у того загорелся, второй был еще заплывший, после столкновения с матросами на празднике Нептуна. Но потом пошли дожди, рыбалку отложили, а через неделю исчезли божьи коровки.

Однажды в понедельник утром 13 июня пионеры проснулись по горну и не обнаружили своих пионервожатых. Так было во всех отрядах. Вышли на утреннюю линейку, где заведующая хозяйственной частью объявила, что с сегодняшнего дня в лагере вместо воспитателей объявляется пионерское самоуправление. И они сами вольны выбирать, что им делать и чем заниматься. Сначала пионеры обрадовались, но потом заскучали и решили разыскать своих руководителей. Им подсказали, что на тропинке к канаве и вдоль неё нужно отыскать знаки, указывающие направление поисков. Чтобы не было путаницы, каждый отряд выделил по три человека. Парфенов со своим другом Киселевым от третьего отряда резво взяли с места, и как истые следопыты быстро обнаружили на тропе ветки, выложенные стрелой, явно указывающей направление поиска. Так они довольно быстро с помощью подсказок — записок, знаков, благодаря наблюдательности Парфенова и сообразительности Капитана — такую кличку получил Толя после руководства им пиратами, вышли на остановку автобусов возле Лесозавода. Там и обнаружили улыбающуюся свою пионервожатую. Когда вместе вернулись в лагерь, весь отряд вышел их встречать, искренне радовались, что разыскали свою руководительницу. Пока они еще не доросли до свободной жизни.

По окончании смены провели контрольное взвешивание поднадзорного персонала. На утренней линейке объявили, что больше всех прибавил в весе — поправился на четыре с половиной килограмма за месяц, одноклассник Гена Белов. Ему, покрасневшему и смущённому от такого внимания, вручили большой торт, который успешно съели за обедом

В последний вечер на лесной поляне был устроен прощальный пионерский костёр. Пели песни: «Взвейтесь кострами синие ночи», «Картошка». В звездное небо улетали искры пионерского костра. Было ощущение тепла одной семьи –счастливая эпоха беззаботного детства. Мир, в котором не было места гаджетам и интернету.

***

Смена закончилась, а лето продолжалось. Друзья ходили купаться на озера, где катались на самодельных плотах, сколоченных из досок и бревен. Прыгали «солдатиком» с высоченной вышки, искали ракушки и водяных жуков. Ловили рыбу на Енисее. Хороший клев был на пристани, первом и втором Майнских ручьях. На одной из таких рыбалок Ваня увидел проезжающую по дороге из Означенного бортовую машину с людьми. Потом услышал грохот и крики людей. Выскочил на дорогу и заметил в овраге перевернутую машину. Люди пытались приподнять борт, чтобы освободить придавленных людей. Оказалось, что это ехали люди «с картошки». Водитель был пьян и уснул за рулем, машина перевернулась, несколько человек погибли.

Уловистые места на Енисее Толя с Ваней посещали часто, ловили ершей, пескарей, ельцов, тугунков. И когда Толя, в очередной раз принес домой полтора десятка этой мелочи пузатой, Мама Вера взмолилась:

— Толя! Ну сколько я буду чистить эту костлявую мелкотню, а потом еще и жарить. Только масло зря переводить.

А в Енисее водилась и большая рыба. Как-то Генка рассказывал, что в поселке Карлово, где работала его мама, их угощали ухой из головы тайменя, которая еле поместилась в кастрюлю. Да они и сами видели, выпрыгивающих на быстрине метровых ленков в протоке возле острова на втором Майнском ключе.

Но разве можно друзей, в которых поселилась бацилла добытчиков, а рыболовная страсть сильнее уговоров и увещеваний родителей, остановить и лишить их Енисея? В конце концов взрослые поняли, что уж лучше пусть рыбачат, ходят в лес, чем шляются по поселку. Ведь душа добреет в соприкосновении с прекрасным. А что может быть красивее нашей Саянской природы?

Енисей, бурной весной ломал почти метровый лед, поднимал его как на опаре, выталкивал на берег с шумом и грохотом проносил мимо поселка вниз по течению. Заливал прибрежные низины. Рыбаки с нетерпением дожидались, когда вода посветлеет и с раннего утра занимали «козырные» места. На первом Майнском ручье была большая заводь, где Ваня, Толя и другие ребята ловили на червя. То и дело поплавок из пробки начинал приплясывать на воде, рыбачек сгибался, тянул осторожно руку к удочке, лежащей на рогульке, а когда сторожек начинал притапливаться, резко подсекал, плавно выводил рыбу наверх и вытаскивал на берег. Клев был хороший, но через час старший парнишка Валерка Домнин, командовал сделать перерыв, чтобы рыба отдохнула. С явным сожалением пацаны подчинялись, отходили от воды и садились «перекурить».

Как такие юные ребята смогли детским умом понять простую истину, что нельзя бесконечно брать у природы ее богатства, грабить и уничтожать без меры? А вот взрослые дяди не смогли — перегородили реки, загадили озера, вырубили леса.

В лесу поспела клубника и земляника. Утром шустрые ребята обегали солнечные полянки, на коленках собрали по литровой банке спелой, запашистой ягоды и успевали к обеду вернуться. «Кто рано встает — тому Бог подает» — говорила Ванина бабушка, наливала им молока в миски, они насыпали туда ягод и, растягивая удовольствие, не спеша хлебали ягоду с молоком. Толя только один раз съездил в степь на машине, выделенной на производстве. С утра уже стояло пекло. От солнца некуда было спрятаться, постоянно хотелось пить, но свой бидончик они с трудом собрали, сели в тенечек машины, дождались остальных сборщиков ягод и поехали домой. Мама сварила варенье и по праздникам угощала своих детей.

В августе Ваня собрался сбегать в березняк, посмотреть грибы и за огородом подстрелил молодую, еле живую козу. Её загнали и подрали местные собаки и она вряд ли выжила. Вечером к ним пришел участковый, забрал старое ружье и выписал штраф. Вани, конечно, попало за самовольство. А потом он узнал, что его заложил сосед, бывший бандеровец. На Бабике было их поселение, где жили одни ссыльные. Лет десять назад, весной пропала корова у Потылицыных, так мужики вилы похватали и побежали на Бабик «бандеру гонять» — решили, что они ее утащили. Хорошо, участковый их вовремя на перевале остановил, а то бы натворили дел. Крутые и скорые были на расправу местные кержаки. Потом корову нашли задранной медведем, которого на этой приваде и добыли.

В очередную встречу друзей Ваня хитро подмигнул Толику и показал ему стальную трубку, сплющенную с одного конца, загнутую буквой «г». С другого конца бал вставлен согнутый гвоздь с надетой на него резинкой. Ваня накрошил в трубку спичек, оттянул гвоздь и спустил его. Раздался хлопок. Пошел дым.

— Ну, как пугачь?

— Здорово бабахнул! Сам сделал?

— Конечно сам, а теперь мастерю поджигу. Из неё уже можно будет стрелять свинцовыми дробинами и тогда пойдем на охоту.

— И глухаря можно будет стрелять? — обрадовался Толя.

— Да хоть медведя! — подтвердил Иван.

Через неделю он выпросил трубку в мехмастерской, а всю конструкцию они с Толей собирали вместе. Испытывать сами побоялись и прикрутили проволокой к забору в огороде. Зарядили картечиной, в пяти метрах поставили доску. Ваня взял спичечный коробок, отвернулся на всякий случай и чиркнул по запалу из спичек. Грохнул выстрел и в доске самодеятельные Майнские стрелки увидели отметину от попадания картечины.

— Вот это сила! — закричал Ванька, — Теперь мы с оружием будем охотиться. Завтра пойдем на Баштак.

В лес выбрались только через неделю. Ванька шёл впереди с поджигой за поясом, зорко оглядывался, пружиня чуть кривыми ногами. Обошли полгоры, но кроме маленьких пичужек никого не увидели.

— Надо уходить за Екатериновку. Я там косачей видел зимой на березах — сказал Ваня.

— Зря мы сейчас ходим — ответил Толя — охотничий сезон начинается в августе, а сейчас все пусто.

— Ну, ты, наверно, прав. Ладно, подождем осени.

***

А в конце августа отец разрешил Ваньке стрельнуть из дедова ружья. Толя тоже присутствовал, когда в огороде начинающий охотник стрелял по мишени — в торец березовой чурки.

— А свою поджигу ты мне сдай, а то, не дай Бог, пальцы оторвет. Ружьем научитесь пользоваться, тогда разрешу ходить на охоту самостоятельно. А пока, возьму Вас как-нибудь с собой в тайгу.

Так получилось, что на первую настоящую охоту они пошли с отцом только на следующий год в их зимние каникулы. Отец взял свою двустволку, а Вани доверил дедову переломку Иж-5 и десяток латунных, чуть прихваченных зеленью, патронов с самокатной дробью. Ружье это было довоенное, одноствольная переломка 20 калибра и служила сначала дедушке Назару, а потом отцу. За год до этого была метель, и отец увидел козу, лежащую в овраге. Выстрелил, патрон был старый и пуля застряла в стволе. Чтобы выбить ее, выстрелил другим патроном. Пулю выбил, но ствол в этом месте чуть раздуло.

Отец повел их по хребту от горы Екатерининской. Снега было по колено, на поляне у больших берез из-под снега, громко хлопая крыльями, стали вылетать черные, лирохвостые косачи. Ваня от неожиданности почти от бедра успел выстрелить по ним, но промахнулся. Его отец хладнокровно прицельно выстрелил из обоих стволов и выбил одного черныша. Ребята рванули по глубокому снегу к упавшей птице. Ваня победно поднял ее над головой, показывая добычу отцу. Толя тоже подержал в руках теплого в мягком пере с красными надбровными дугами тетерева. В нас, глубоко в нашем подсознании, наверное, сидит тот древний наш прадед — добытчик, который жил охотой миллионы лет. И мы до сих пор недалеко ушли от тех древних инстинктов, что влекут нас в тайгу за добычей.

Толя перечитал всю охотничью литературу в библиотеке и уже сносно разбирался в оружии и охотничьем деле. Однажды заметил, что к этой же заветной полке проявляет интерес одноклассник Геннадий. Его родители уехали работать на Камчатку, и ему досталась старое ружье, которое они с братом пытались оживить. В ту пору многие поселковые пацаны приобщались к охоте с 10—15 лет. В их классе уже охотились с ружьями Генка со своим братом Владиславом, Витя Дырков, Вова Пискунович. Как говорится — у воды, да не напиться. В таких делах ребята не болтали лишнего, ходили по тайге скрытно, оружием пользовались тайком.

Первого рябчика добыл Ваня в августе на следующий год. Пошли за грибами, взяли с собой ружье. Через Буровую вышли в вершину Майнского лога, и тут из травы с характерным фырканьем крыльев взлетел рябчик и сел на сосновую ветку. Ваня взвел курок, прицелился и выстрелил. Рябчик серым комком упал вниз. Они кинулись вперед и увидели свою первую добычу. В пепельно-сером с рыжинкой окрасом перьев, черным надбровьем и темным пятном на шее, рябчик был практически незаметен в траве. Радостный охотник гордо и трепетно поднял еще теплого рябчика. Хоть и стрелял Ваня, но они справедливо считали, что добыча общая. Ведь вместе готовились, заряжали, вместе в тайгу пошли, значит и добыли вместе.

Эта первая добыча, чувство полезности и вековечности промысла на всю жизнь вошло в их юные души. Отец Вани их похвалил. Мама сварила похлебку из рябчика с лапшой и картошкой. Новоиспеченные добытчики умякнули по полной чашке вкусного варева. Им досталось по ножке. «Чтобы быстрее бегали по дорожке», — пошутила мама. А вилообразную косточку они весело потянули на себя, и Ване повезло — она сломалась в его пользу.

Ваня был в школе и повседневной жизни таким простым с виду, русским увальнем из детской сказки. Но менялся в тайге и на реке, когда собирал грибы, ягоду, бил орехи, ловил рыбу или добывал дичь на охоте. Там он преображался — ноги пружинили, шагал бесшумно, все замечал, движения были точны, глаз заострялся, слух обострялся. Выросший в дереве, был рукастым, сообразительным, но с кержацкой хитрецой. Как притягиваются два одноименных заряда, так сблизились и стали закадычными друзьями Ваня и Толя. Они дополняли друг друга, и каждый приобрел на всю жизнь то, что было в избытки у другого. Толя страстно и на всю жизнь увлекся охотой, рыбалкой, творчеством. А Ваня, успешно окончив школу, приобрел серьезную профессию и надежно, как хорошо пригнанный патрон, вошел в жизнь.

Зимой ходили по окрестным горам, видели тетеревов-косачей, но подойти не смогли. Место было открытое, и птицы улетали. А на Баштаке, за сто метров подняли в кустах с лежки козу — сибирскую косулю и она, как в замедленном кино, длинными трехметровыми прыжками, грациозно ушла наискосок вниз по косогору. Охотники, как завороженные стояли и смотрели на косулю. Все это происходило в юношеском возрасте, когда все новое читается с чистого листа, события ярко укладываются в копилку воспоминаний, не испорченных тяжестью лет.

***

Весь 8«а» класс после экзаменов направили на практику в колхоз. С ними поехала преподаватель географии Надежда Степановна Ващук и физик Жуков. Возле оросительной канавы поставили большие брезентовые палатки, обустроили быт, питание. На следующий день вывезли в поле и показали грядки лука чернушки, протянувшиеся за горизонт. Каждый день определяли норму прополки, в обед привозили бачки с едой, вечером купались в канаве, готовили номера художественной самодеятельности, выпускали газету «Комсомольский прожектор». В одном из номеров Генка «продернул» нерадивого одноклассника. Он был из хакасов, танцевал, участвовал в самодеятельности, но в поле откровенно сачковал. Изобразил его идущего по грядкам в больших сапогах, руки в брюки и еще написал обидный стишок: «после него не растет ничего, ни чернушки, ни всякой травки». Вечером после работы одноклассники посмотрели, посмеялись, а утром газета пропала. Это задело самолюбие начинающего художника и он, в продолжении темы, нарисовал этого «героя» срывающим критический материал.

Вечерами жгли костер, пели песни, рассказывали интересные истории. Из соседних сел приходили в гости местные ребята и девчата. За неделю до окончания лагерной жизни, к Наде Поповой на машине приехали родители — они собрались в Сочи. Веселая Надя попрощалась со всеми, всплакнула в платочек и укатила на зависть всем в курортный рай. Домой вернулись уже другие — повзрослевшие, в чем-то самостоятельные и уверенные в своем пути. Пришло понимание, что после школы будет учеба, получение профессии и дальнейшая самостоятельная жизнь.

Летом, после восьмого класса, Майнские ребятишки собирались вечером на спортплощадке за клубом. Волейбольную площадку занимали взрослые парни, «резались» с азартом и часто собирали неравнодушных зрителей. На баскетбольной площадке юные футболисты играли в «дыр-дыр» — что-то вроде мини футбола. В эти годы футбол любили и взрослые, и дети. С азартом слушали футбольные репортажи по радио и знали вратаря Яшина, вытаскивающего мертвые мячи, нападающих Стрельцова, Колотова. Восхищались футболистами Бразильской сборной: Пеле, Жаирзиньо, Тостао, хромым Гаринча… У Вити Янушкайтиса, на зависть всем, висела вырезка из журнала с Бразильскими кудесниками мяча.

Скоро образовалась футбольная секция. Тренером был рабочий со строительства СШ ГЭС. После месяца тренировок провели игру со сборной Означенного на их поле. Проиграли 2:11. В нападении у соперников играл паренёк после армии и тягаться с ним нашим 8 –14 летним ребятам было не под силу. В полузащите играл Витя Янушкайтис и его техничные друзья по новым Майнским домам. Генка стоял на воротах и, когда их великовозрастный нападающий выходил один на один, его отчаянные броски в ноги мало помогали. Тренер, узнав результат, всю вину пытался свалить на вратаря, но Гена тоже не лыком шит и рассказал, как было дело.

Через неделю встречались на футбольном поле за Майной. Тренер, чтобы уровнять силы, тоже вышел на поле. Игра закончилась вничью 1:1. Их нападающий опять прорвался по центру, вышел один на вратаря, Генка смело кинулся ему на встречу, пытаясь сократить сектор обстрела. Удар, мяч попадает под дых вратарю, он падает, отскочивший мяч, рикошетом от своего капитана команды Саньки Почтова, мчавшегося на помощь, залетел в ворота. Ответный мяч забил тренер, а несколько раз спасал команду вратарь, который полдня лазил по горам на охоте с братом Владиславом и примчался на велосипеде к началу матча.

Как верно написал Юрий Визбор: «Да, такое наше поколение — рудиментом в нынешних мирах». Потом было организовано первенство поселка Майна по футболу среди уличных команд. Толя, Гена, Витя Янушкайтис и Саня Губин играли за Улицу Короленко и заняли третье место. Были еще команды от улиц Ленина, Енисейской, Короленко, Пушкина, Островского. На 7 ноября 1968 года всех юных футболистов, занявших призовые места, наградили значками ГТО 1, 2 и 3 степени. Награждение проходило в клубе поселка Майна на торжественном собрании в честь годовщины Октябрьской Революции.

В это же время приехал в Майну чемпион мира Михаил Ботвинник. В фойе клуба устроили встречу, состоялся сеанс одновременной игры на десяти досках. Только на одной местный юный шахматист свел партию с Ботвинником вничью. Толя, который начал осваивать шахматы, с интересом наблюдал за игрой гроссмейстера с лестницы, ведущей на балкон. Шахматы сразу стали в поселке популярными. Играли взрослые и дети на работе и дома. В школе организовали соревнования. Выиграл ученик 10а класса Вова Бурычев. Он был силен в математике. Отлично закончил институт. Возглавил бухгалтерию в управлении СШ ГЭС и оттуда перешел в правительство республики. Вот что значили шахматы для Майны! Это не то, что сеанс одновременной игры с гроссмейстером О. Бендером в Васюках.

Восьмой класс был выпускным. Можно было, получив неполное среднее образование, поступить в профтехучилище или в техникум. Таких было немного — Генкин брат Владислав поступил в Черногорский горный техникум. В основном все стремились после десятилетки получить высшее образование.

Летом купались на озерах по дороге к пионерлагерю, где обустраивали зону отдыха. Когда в Енисее вода прогрелась, друзья задумали переплыть Енисей. Стартовали почти от Лесозавода и довольно легко, подгоняемые сильным течением, доплыли до середины. Потом сказалась усталость, их вынесло почти в устье Сизой, где на откосе горы выделялась скала Любви. Толя плавал лучше и первым вылез на берег. Ваньки нигде не было видно, только потом заметил его среди бревен. Он еле стоял на ногах, долго отдыхал. Обратно переплывать было легче. Чтобы избежать ненужных вопросов и последствий, дома не рассказывали о своем приключении.

У Валерки Домнина была моторная лодка и Генка позвал Толю и Ваню попробовать новинку — водные лыжи. Сначала не получалось — носки зарывались в воду, потом приспособились и катались на зависть всем, до пляжа и обратно.

Когда рыбачили на втором Майнском ключе, увидели, как на быстрине возле острова выскакивали из воды мощные серебристые рыбины. Они загорелись их поймать. Смотали на рогульки леску с удочек, разделись, спрятали одежду в кустах и переплыли протоку. На острове вырезали гибкие удочки из ивняка и попробовали ловить на прибрежном заливчике. Клевало хорошо, да только не засекалась хитрая рыба. И вот Ваньке повезло — он держал удочку в руках и при еле заметном движении лески резко подсек. Ивовый прут согнуло дугой, мощная рыба, а это был ленок, долго сопротивлялась, леска резала воду. Рыбак боялся оборвать леску, долго осторожничал, но все же умотал, утомил рыбу, подвел к берегу и, буквально прыгнул на неё животом. Прижал за голову, прихватил за хвост и выкинул на берег. Там, уже вдвоем заполевали завидную добычу. Обратно переплыли быструю протоку, сели передохнуть и обсушиться. С низовья шла под мотором деревянная лодка, девчонка с косичками приветливо помахала им, Ваня вскочил и в ответ поднял пойманного ленка, но, сообразив, что он в семейных синих трусах, стеснительно присел в траву. Девчонкой была их одноклассница Валя Сизоненко. Их дом стоял на берегу Енисея, они держали корову и плавали косить траву на острова.

Богатый рыбой был Енисей. Кроме мелочи пузатой — развлечение малышни: тогунков, окуньков, ельцов, ершей, широколобок, водились налим, хариус, ленок, таймень, стерлядь. Но, как горько написал в своей вековечной с библейским сюжетом «Царь-рыбе» великий и печальный описатель земли и воды Сибирской Виктор Петрович Астафьев: «Теперь Гэса всем правит…». Из рыбы после строительства двух бетонных перегородок — Майнской и Саяно-Шушенской ГЭС, что перекрыли вольное течение Енисея, остался один хариус. Чудом выжил среди сопливых водорослей, что безмерно заполонили русло реки.

Осенью в спортзале старой Майнской обогатительной фабрики молодой тренер из Красноярска открыл секцию бокса. Принес мешок с боксерскими перчатками, раздал пришедшим на тренировку поселковым пацанам, и начал обучать основам боксерского мастерства. Тренировки проходили в воскресенье, сначала была разминка, потом тренер одевал «лапы», вызывал Гену — у него получалось лучше остальных, и отрабатывал на нем удары. Остальные работали в парах. Однажды, подтверждая хорошую выучку, Гена получил крепкий удар в ухо от тренера и тут же ответил прямым левой. Попал в переносицу, сбил очки, а потом ушел в глухую защиту, обороняясь от атаки мастера спорта по боксу.

Занимались боксом до нового года, потом пропал мешок с перчатками, тренер женился, и секция распалась. На смену ей пришел тренер по вольной борьбе из Сизой, где жил Иван Ярыгин — двукратный чемпион Олимпийских игр по вольной борьбе. Из всех ребят, что ходили на тренировки, самым упорным и настойчивым оказался Виктор Янушкайтис, который дорос почти до мастера спорта. Витя Дырков, Наташа Тонких и другие, занимались легкой атлетикой, Валера Чернявский, Вова Пискунович, Вова Яблонский играли в волейбол и баскетбол. Занятия спортом многое дали, заложили на долгие годы основы здорового образа жизни.

В августе Ванин сосед сообщил по секрету, что под Борусом по Соболевому логу поспела черника. Народ тащит ведрами! До деревни Соболево в субботу утром от пристани пойдет катер «Ленгидэп». А на следующий день в обед катер заберет их обратно. Толя с Ваней обрадовались такой возможности побывать в настоящей тайге, да еще с ночевкой. Утром в субботу загрузились местные заготовители на пароходик, одетые по таежному, с торбами, рюкзаками, в кирзовых сапогах — лучшей обуви тех времен для ходьбы по тайге. И ноги в портянках не преют, о камни не поранишься и змей можно не бояться. Не было тогда кроссовок, горных ботинок. Вот и ходили в сандалиях, кедах, кирзовых да резиновых сапогах. Толя уже плавал на теплоходе от Дивногорска в Красноярск и обратно, но теперь он с интересом рассматривал это небольшое судно, явно непредназначенное для перевозки пассажиров. Он поднимался в рубку, опускался в трюм, с любопытством подмечая работу приборов и оборудования. Всю дорогу стоял на носу, держался за поручни и смотрел на набегающую навстречу воду и отраженные в ней солнце, облака и берега. Что видел в этих отражениях юный мечтатель — морские походы, дальние страны, себя у штурвала корабля?..