Бесплатный фрагмент - Изопропиловый кот

Посвящается Цицерону нашего времени, лучшему коту современности.

Все права защищены. Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения Автора. За нарушение авторских прав законодательством Российской федерации предусмотрена выплата компенсации правообладателя в размере до 5 млн. рублей (ст. 49 ЗОАП), а также уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок до 6 лет (ст. 146 УК РФ).

Информация об авторе

Современный писатель.

Автор сборников рассказов:

— «Непроданное» https://ridero.ru/books/neprodannoe/

— «Гнездовье котов» https://ridero.ru/books/gnezdove_kotov/

— «Тихая охота» https://ridero.ru/books/tikhaya_okhota/

— «Соскучились, диабетики?» https://ridero.ru/books/soskuchilis_diabetiki/

— «Наследники Мишки Квакина. Том I» https://ridero.ru/books/nasledniki_mishki_kvakina/

— «Наследники Мишки Квакина. Том II» https://ridero.ru/books/nasledniki_mishki_kvakina_1/

— «Наследники Мишки Квакина. Том III» https://ridero.ru/books/nasledniki_mishki_kvakina_2/

— «Наследники Мишки Квакина. Том IV»

https://ridero.ru/books/nasledniki_mishki_kvakina_3/

— «Рассказы о Родине» https://ridero.ru/books/rasskazy_o_rodine/

романов:

— «Змеиный узел (Карловка)» (мистический детектив) https://ridero.ru/books/zmeinyi_uzel/

— «Кукушкины слезки (Карловка — 2)» (мистический детектив) https://ridero.ru/books/kukushkiny_slezki/

— «Воробьиная ночь (Карловка — 3)» (мистический детектив) https://ridero.ru/books/vorobinaya_noch/

— «700 граней» (пост-модернистский роман-пародия) https://ridero.ru/books/7_0_0_granei/

— «Крестьянские дети» (жизненная проза) https://ridero.ru/books/krestyanskie_deti/

— «Шпулечник» (мистический хоррор) https://ridero.ru/books/shpulechnik/

— «Каникулы в Простоквашино (Шпулечник — 2)» (мистический хоррор) https://ridero.ru/books/kanikuly_v_prostokvashino/

— «В Бобровке все спокойно (Шпулечник — 3)» https://ridero.ru/books/v_bobrovke_vse_spokoino_shpulechnik-_3/

— «Грибные дни» https://ridero.ru/books/gribnye_dni/

Для желающих помочь автору money.yandex.ru/to/410014049375873

Голос города

Рассказ написан на Пятый прозаический блиц ЛитКульта-2019 «Этот город что-то хочет мне сказать» (400 слов)

— Этот город что-то хочет мне сказать! Шумом мартовской капели по жести подоконника; ноктюрном ржавых водосточных труб, набитых месивом из прошлогодней листвы и гнилых голубиных тушек, которыми побрезговали даже бомжи, а не то что крысы. Скрежетом трамвая, везущего решившего умереть парня с незаряженным ТТ в кармане, смотрящего на грязный снег; ехидным гигиканьем гиен-бмв, так и норовящих облить грязью из каждой лужи стоящих на светофорах пешеходов. И не просто обрызгать, а залить с ног до головы, будто ведущий популярного ток-шоу приглашенных в студию гостей, готовых выворачивать грязное белье на всю страну.

Тужится, будто роженица с узким тазом в муках. Тянется, как единственная рука глухонемой нищенки в заплеванном подземном переходе; тщится, словно пытающаяся забеременеть ставшая очередной женой олигарха подержанная бывшая топ-модель.

Тщится достучаться, как немощная бабушка, бывшая народная артистка, ныне всеми забытая, через стенку «хрущевки», требуя прекратить полночный дебош радостных жильцов съемной квартиры, обмывающих удачный гоп-стоп студента-очкарика в подворотне, несшего в кармане все свои накопленные за пять лет сбережения, чтобы купить подарок умирающей от рака любимой девушке. Подарок в виде смертельной инъекции, призванной прекратить мучения несчастного восемнадцатилетнего существа, которое так и не достигнет отмеренной заботливой властью и чутким правительством новой черты пенсионного возраста.

Неровными швами асфальтовояменных улиц и червоточинами заплеванных подземных переходов, сшивающими усталые и одряхлевшие расползающиеся к окраинам площади.

Шумом электричек, снующих, будто юркая иголка в умелых руках старого пройдохи, показательно живущего в примерной бедности и шьющего из гнилой ткани, украденной со складов Госрезерва, похоронные костюмы для средней руки покойников, утративших, как сказано в Евангелии, богатства, собранные на земле, родственникам и близким которых не повезло столкнуться с похоронным бюро «Сабиньян и сыновья», аффилированным при мэрии.

Сосульками, с безжалостной точностью снайперов ФСО разящими либо родителей либо детей и никогда не задевающими чиновников, ответственных за состояние кровли.

Светофорами, издевательски вспыхивающими красным, когда одинокий одноногий инвалид с замотанным лейкопластырем, как приклад контрактника, костылем, безнадежно ковыляет на середине перехода.

Хитиновым шорохом вспучившейся тротуарной плитки, трущейся друг о друга, будто спаривающиеся мадагаскарские тараканы, которых испанцы называют кукарачами, ошалевшие от пятилетнего воздержания. Орущими на крышах котами, орущими так, будто из их яиц сделали яйца бенедикт.

Что, что этот город пытается мне сказать? — ухватил собеседника за лацканы.

— Может быть то, — охранник привычно стряхнул руки и покосился на собравшуюся за спиной с виду приличного субъекта толпу слушателей бреда-монолога, многие снимали на смартфоны и планшеты, — что турникет без билета вас в метро не пустит? Касса вон там. Проходите, не создавайте затора.

22 оттенка черного

— Как много нам открытий чудных…

… Костромина готовит речь…

И возразить тут будет трудно,

есть чем внимание привлечь…

Господин Хорикава Ясукити

Небольшая пародия на конкурс БС-10, проводившийся клубом «Бумажный слон»

Рассказ был опубликован в №9 / 2019 журнала «Испытание рассказом»

22 оттенка черного (первая серия) — Не думай о черном человеке

Давным-давно, в одной далекой галактике… Что это я? Не так все было. Реутово, наши дни. Бывший следователь, а ныне преуспевающий опер Олег приезжает в ведомственный санаторий МВД лечиться от психического расстройства, преследующего его с тех пор, когда он, будучи следователем, играя черными фигурами в черной комнате, проиграл шахматную партию серийному убийце, при этом, не заметив черную кошку, сбившую ладью. Помимо этого он сослепу перепутал фотографии жертв и замучил с помощью доставшегося от прадеда будильника невиновного белобрысого паренька. Пареньком больше, пареньком меньше — главное, чтобы будильник звенел. А вот за шахматы было реально обидно.

Олег сидел и с кислым лицом потомственного торговца лимонами кисло хлебал кислые щи — в МВД урезали расходы на социальные нужды. А в тюрьме сейчас ужин — макароны дают, — подумал он и суеверно постучал по грубо сколоченному деревянному столу. Внезапно перед ним явилась тень (Шекспир в гробу перевернулся).

— Ты, падла, — сказала тень, — семью бросил, а сам сидишь тут, детей Поволжья изображаешь.

— Отвянь, — вяло ответил Олег и незаметно плеснул в кислый компот кислого пива.

— Смотри, сука, семейная жизнь — это не невиновных под вышку подводить, — погрозила невесомым кулаком тень.

— Отстань, тебя нет, — ответил Олег. — Иваныч мне точно про вас объяснил. Вы от совести бываете, а у нас, оперов, совести нет. Изыди!

— Как это меня нет? — нагло уставилась на него тень и в доказательство, засунув указательный палец в стакан, помешала компот. — Видишь, я есть!

— Нет тебя, — стараясь не смотреть в стакан, в котором компот закручивался против часовой стрелки, не сдавался стойкий опер.

«О Господи, только бы не совесть проснулась!» — подумал про себя Олег. — «Мне совесть никак нельзя, у меня повышение наклевывается!»

— Давай пари, а? — не отставала тень.

— Может в шахматишки? — с надеждой поправил очки Олег, пытаясь взять себя в руки.

— Главное отвлечь, а потом фигурами по морде насую и в СИЗО закрою, — облизнулся он про себя.

— Ты же кроме очка не во что играть не умеешь, — ехидно захихикала тень.

— Откуда ты знаешь это? Кто ты? — вскочил Олег, роняя очки.

— Товарищ майор, вы бы не шумели. У нас тут уважаемое заведение, — сказала выглянувшая в зал похмельная повариха.

— Где он?

— Кто?

— Этот черный?

— Пить надо меньше!

— Сама коза! — ответил Олег и вдруг его осенило.

Мать же с козой совсем одни. А вдруг? Он кинулся выписываться из санатория и на такси поехал в Москву.

В это время мать Олега, которую привез в центр города на «Ладе-Калине» цвета козьего молока брат Олега Алексей, обходила рынок и собирала дань. Собрав положенное, мимоходом прихватив бутыль со скипидаром для своей любимой козы, она ввалилась в такси и потребовала:

— Поехали к «Рыбкиному раю». Они недавно открылись, у них еще крыши нет.

— Слюшай, восемдесят рюблей давай, да, — потребовал трудовой мигрант, сидевший за рулем.

— Вот же мелкая национальность, — ругнулась старуха, которую трудная жизнь и сын — матерый опер из столичного главка, приучили действовать круто, — Сначала довези, а потом расплатимся.

Она незаметно достала телефон и набрала Алексея.

— Леха, поезжай к «Рыбкиному раю», тут у нас таксист дикий попался.

— Понял, как подъеду, так позвоню.

Они доехали до магазина. — Прозвучало в трубке.

— Восемдесят рюблей, пожалюйста, давай.

— А зачем тебе? — тянула время коварная старуха, поудобнее перехватывая пакет с бутылкой дегтя.

— Керосинка покупать буду, — засмущался таксист.

Мобильник бабки заиграл «Комбат батяня, батяня комбат».

— Смотри, ГАИшник, — ткнула она пальцем в сторону лобового стекла.

— Гиде? — клюнул наивный мигрант. — Зачем ГАИшник, слющай?

— В Караганде! — с этими словами она обрушила на голову несчастного бутыль со скипидаром. — Ты мне еще за Севастополь ответишь, гнида приезжая!

Подбежавший Алексей открыл дверцу, выволок оглушенного таксиста и начал пинать ногами.

— Нечего к нам ездить, — приговаривал он. — Реутово для русских!

— Пущай живет, — разрешила старуха, выбираясь из машины. — Машину мы забираем в оплату разбитой бутыли. Лех, отгони тачку на стоянку. Будем козу на случку в ней возить.

Вновь зазвонил мобильник.

— Олег, ты? Ты же в санатории? Что значит, ехать в Москву? Какие черные люди? У тебя опять «белка»? Ладно, я приеду, не ори как беременная истеричка.

— Лексей, надо до столицы доехать. Братец твой опять не в себе.

Они приезжают в Москву.

— Мать, я купил тебе квартиру в соседнем подъезде, — ошарашивает с ходу Олег. — Поживешь у нас.

— А как же коза? А рынок?

— Рынки и тут крышевать можно, а за козой Леха присмотрит. Да, Леха?

— Оно мне надо?

— Рынок под себя возьмешь, — подсластила пилюлю старуха, — Но ежели с козой что случится, то сам козлом станешь!

Олег тем временем в панике начинает бухать, спьяну пытается даже покончить с собой, но из-за слабого зрения стреляет мимо. Протрезвев, говорит жене:

— Поехали на Кипр, «потагилим».

— А как дети? Я их с твоей сумасшедшей мамой не оставлю. Она их либо до тюрьмы доведет, либо изнасилует.

— Что за дикость? — даже протрезвел Олег.

— Андрей Алахов в «Иногда лучше молчать» постоянно об этом предупреждает.

— Спасения нет от этой педоты, надо бы на телевидение наведаться как-нибудь, — плюнул Олег. — Хорошо, детей возьмем. Пущай привыкают киприотов строить. А то дед воевал, а они в интернете сидят.

— Будильник не забудь, — кричит вслед старуха. — Кипрят потроллишь.

Олег с женой, детьми, будильником и случайно прихваченным мобильником матери летит на Кипр. Старуха пытается подмять под себя рынок, но чеченская диаспора нанимает таксиста, ограбленного старухой. Он стреляет с лестницы соседнего дома из чудом попавшей в Россию старой винтовки М16, украденной на съемках фильма «Рембо-4». Помощник Олега Игорек, тайно влюбленный в козу матери шефа, звонит шефу, чтобы предупредить, что бабка наехала не на тех, коза осиротела и за Олегом начата охота. Но Олег с громким криком: «Тагил!» громит бассейн при отеле и не слышит звонков мобильного телефона, забытого в номере.

В номер входит черный уборщик, аккуратно сбрасывает звонок.

— Гуталин, у русских должен быть гуталин, — шепчет он и начинает обыскивать номер. — Можно намазаться гуталином и прятаться под кровати, пугая богатых старух, верящих в домовых.

Конец первой серии.

22 оттенка черного (вторая серия) — Куплю волосы (Но мы туда не пойдем)

— В желтой, жаркой Африке, в центральной ее части…

— Какая, на…, Африка? Кипр это, не Африка!

— Зато в Африке черные люди!

— Заткнись, на…, а то галоперидола дождешься!

— Керосином его, керосином!

— Замолчите все! Я буду говорить. Итак, Кипр, отель, номер пьяного буйного опера.

По номеру методично шарится уборщик. Видно, что он владеет искусством обыска, осматривая номер в строгой последовательности.

— Проклятый perestroika, — вздыхает он, — оставил без гуталина весь мир.

Уборщик натыкается на паспорт Олега. Кладет его в карман. Теперь он знает, что надо делать. Покидает номер и по паспорту Олега летит в Минск.

— Олег Мундак? — недоверчиво спрашивает белорусский пограничник на контроле, сверяя черную физиономию с цветным фото в загранпаспорте.

— Я, — кивает головой уборщик, — я есть Ольег Мун, дак. Дак, дак, как утька.

— Во чудила московский, совсем допился, аж почернел весь, — говорит пограничник коллеге.

— Да все они там, в Москве, либо наркоманы либо сумасшедшие, — недовольно отзывается тот.

— Проходите, — кивает пограничник лже-Олегу.

Пробравшись на жд вокзал, в тупике лже-Олег ворует желтую жилетку. Вообще-то она оранжевая, но он дальтоник, поэтому считает ее желтой. Для маскировки вымазавшись в мазуте (заодно подчернив фото в паспорте), цепляется к составу цистерн, которые едут в Россию за нефтью. В пути к нему подсаживаются два бомжа-албанца, уговаривающие сообразить на троих. Пьяный экс-уборщик, пойдя справить малую нужду, сваливается с состава в районе Шереметьево. Албанцы прыгают вслед за ним. Встретив цыганку с цыганятами, они всей толпой бредут сквозь ночь и выходят на автобусную площадку при терминале.

В это время из Нью-Йорка в Шереметьево прилетает одетый в серый шерстяной плащ агент MI6 Джеймс Мун. Вы спросите, почему из Нью-Йорка? А я откуда знаю? Пути агентов спецслужб неисповедимы. Его задание — похитить некую шизофреничку Санну, потому что в ней скрывается от правосудия восьмидесятилетняя немка фрау Фишер, владеющая тайной счетов Третьего рейха. Ее, под личиной студента — вегетарианца, караулит агент ФСБ Артем, вступивший с объектом в интимную связь.

Мун, как и все агенты Старого света, скуповат и долго ждет бесплатного автобуса. Наивный, бесплатных автобусов в этой стране никогда не было. Плюнув на экономию, подходит к «жигулям», в которых караулит киллер-таджик, убивший мать Олега. А вы уже и забыли про него? Напрасно, сейчас он отсыпается в полицейском участке на Кипре.

— Сколько до города возьмете?

— Восемьдесят рублей, да.

— Сколько???

— Слющай, дарагой, если дорага, так и скажи, да. Будем попутчиков брать, да?

— Да!

— О, вот и попутчики! — радуется киллер. — Уважаемые, до города поедем, да? С ветерком, да?

Албанцы что-то решают на своем языке. Что, мы не знаем, потому что переводчик понимает только английский, и тот со словарем.

— А давай пагадаю! — вступает мокрая цыганка. — А ручку позолоти, все скажу, эх, чавелла, романы чавэ.

— Хватит балагана, — возмущается Мун, — А то мосты разведут.

— Слюшай, да, мосты в Питере. До Питера восемьсот рублей будет.

— Поехали уже! Питер сам в Москву приехал.

Пока все грузятся в машину, Джеймс выходит покурить сигару, презентованную директором ЦРУ. Теперь мы знаем, зачем он летал в Штаты.

— Брат, оставь добить, — липнет к нему благоухающий экс-уборщик.

— Не брат ты мне, гнида нефтеносная, — брезгливо морщится британский сноб и отталкивает наглого попрошайку.

— Слющай, — вступает таксист-киллер, — Грязным в салон нельзя, лезь в багажник.

— А и полезу, — соглашается, незаметно подменивший в кармане плаща Муна паспорта, бывший лже-Олег.

Машина, кренясь, едет сквозь ночь. Возле МКАД ее останавливает патруль ГИБДД.

— Ай, брат, здарова, салам аллейкам — радуется лейтенант смуглой внешности. — Как сам, как тетя Сара, дядя Вахтанг? Как юная Сулико?

— Уа-алейкум ас-салям, — степенно отвечает то ли киллер, то ли таксист (я уже запутался), — Слава Аллаху, великому и милосердному, все здоровы.

— Брат, я должен буду вбить гвоздь нетерпения в доску разговора, — виновато говорит лейтенант. — Машину с козой не встречали?

— Какой коза, зачэм коза?

— У матери начальника отдела главка козу украли. Вот, план «Рогатый перехват» ввели в действие.

— Нет, не встречали.

— Билялетдинов, — кричат командный голос от машины. — Ты долго еще? Водка стынет.

— Покедова, — кивает лейтенант.

— Пропусти, — командует он старшему сержанту.

Машина с героями попадает в город-герой Москву. Тут они разделяются. Цыганка и отпрысками и албанцами садятся в метро, чтобы ехать на Киевский вокзал. Будем надеяться, что они покидают нас навсегда, а то какая-то Санта-Барбара получается. Человек, измученный мазутом, топает в гостиницу. Киллер-шофер везет Муна на адрес.

— Подожди тут шеф, два счетчика плачу, — говорит Мун.

— Слющай, дарагой, ты убежишь, да?

— Вот, ноутбук оставлю в залог, — кладет на сиденье черную сумку. — Жди.

Поднимается по лестнице, звонит. Дверь открывает седая девушка.

— Черная роза эмблема… — начинает произносить он пароль.

— О факинг шит! (за кадром звучит гундосый перевод: «И тут черти!») — девушка бьет его в челюсть. Это уже не девушка, а похмельный капрал корпуса Морской пехоты США Рикки Смит.

Мун теряет сознание и падает.

— Опять баптист? — выглядывает Артем, жующий салат-латук.

— Нет, коммивояжер с цветами, — отвечает Санна (Рикки). — Пошли лучше в бар, выпьем.

— А в какой? Обычный или в гавайский? — уточняет Артем, надевая кепку-бейсболку с Трампом.

— Там решим, — они уходят.

Мун приходит в себя.

— Это провал! — понимает он.

Достает из кармана паспорт Олега. Его озаряет.

— Я жил неправильно, Господи! — он выходит из дома, берет по паспорту Олега напрокат черный BMW X5, кулон от Tiffany и букет из 31-одной розы и начинает селфи-съемками «девушек ву-у-у-у-у», стоящих раком, зарабатывать средства на лечение детей, больных раком.

— Я должен спасти Лиза Карамазова, — приговаривает он, поглаживая вянущие колючие розы. — Я, как Черный Робин, граблю фитоняш ради победы добра.

Где-то за пол-Москвы от него бьется в истерике Игорек, оплакивая похищенную чеченцами козу…

Конец второй серии.

22 оттенка черного (третья серия) — Молочный волк

– Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк! – бредил во сне Джеймс Мун, скорчившись на сиденье BMW Х5. – А-а-а-а!

– В ягнятах, – донеслось сквозь тревожный сон.

– В поросятах, – упорствовал Мун, вспоминая фильм, смотреть который инструкторы MI6 заставляли восемь раз подряд. – В поросятах!

– Окно отройте, – командный тон сопровождался требовательным стуком в окно.

Несчастный шпион открыл глаза. За запотевшим окном стояла черная фигура в огромной кепке и стучала в стекло полуметровым резиновым членом.

– Волк и он хочет трахнуть меня! – вспыхнула дикая мысль, на миг выбив из головы все, чему так долго учили в разведшколе.

После нокаута от похмельного капрала корпуса Морской пехоты США Рикки Смита, таящегося в теле шизофренички Санны, Джейм вообще стал очень пуглив.

– Открывай по хорошему! – требовал Волк. Чувствовалось, что ему уже сильно невтерпеж, и он готов ради межвидового секса прорваться сквозь дверь, как матерый кабан-секач сквозь заросли тростника. – Открывай, я сказал!

Мун заметался по сиденью. В бок впился складной нож, спрятанный в правом кармане брюк.

– Запустить Волка в машину, потом правой в горло и рвануть вбок-вправо, чтобы окончательно вспороть горло, как учили, – со дна мутного болота подсознания всплыла спасительная мысль.

Он протянул руку и открыл замок. Дверь рванула так, как будто бы ее тянул ураган, унесший Дороти из Канзаса. Нечеловеческая сила вырвала Муна из машины как репку сводная команда родственников и прихлебателей Деда.

– Нарушаем? Права, техпаспорт, огнетушитель, аптечка, – перед Муном стоял помятый лейтенант ГИБДД с резиновой дубинкой.

– Билялетдинов! – яркой молнией вспыхнула в ночи тренированная память разведчика.

– Ай, брат, здарова, салам аллейкам – обрадовался лейтенант. – Ай, брат, здарова, салам аллейкам – радуется лейтенант смуглой внешности. Чего в машине спишь, чудило? Жена выгнала?

– Ай, брат, здарова, салам аллейкам – радуется лейтенант смуглой внешности. Нет у меня жены, – насупился Мун, распухшее либидо которого отказывались ублажать, днями стоящие перед ним раком «девушки ву-у-у-у-у», которых он сэлфил ради спасения больных раком детей.

– Какие твои годы, нет, значит, будет, – утешил Билялетдинов, срывая фуражку и забрасывая в машину. – А я вот с дежурства сменился, дай, думаю, с лоха сшибу на клубешник, а лох – это ты оказался. Прикол?

– Прикол, – от «девушек ву-у-у-у» житель чопорного Лондона освоил московский сленг.

– Так чего в машине спишь?

— Отравился я, — признался сэр Мун. — Молоко «Борзая буренка» выпил.

— И правда, лох, — весело смеялся Билялетдинов. — Нельзя мешать водку с вином, ЛСД с кокаином и молоко с солёными огурцами. Ладно, вылечу тебя. Садись, поехали. — Он обошел машину и угнездился на пассажирском сиденье. — Ну что ты там телепаешься? Садись.

Мун с опаской влез в машину и покосился на дубинку.

– Это член? – спросил он.

– Это? Это орудие производства и волшебная палочка в одном резиновом флаконе! Хотя, может и членом быть, да. Вот помню, остановил я учительницу, молоденькую девушку с круглыми черепаховыми очками и в длинной юбке до пят. Так она, когда сумму штрафа услышала, то такой стриптиз мне вокруг дубинки устроила, что да. Поехали.

Машина понеслась по ночной Москве.

– Все в твоих руках, все в твоих руках, все в твоих руках и даже член, – напевал Билялетдинов, легонько отстукивая ритм дубинкой по приборной панели БМВ.

– А ты чего в машине спишь? – вновь вопросил мент. Мент он всегда остается ментом, даже сменившись с дежурства. Даже смуглой наружности.

– Понимаете, – осторожно начал врать англичанин. – Мы с другом решили учиться писать книги. Ему и мне это надо для дела. Нашли Конкурс фантастики, написали по рассказу. Отправили. Чтобы творческие мозги не кисли, пока подводятся итоги, организаторы дали нам работу: написать реалистичный рассказ на тему «Чёрный человек».

– Во …! – восхитился лейтенант. – Пейсатели! Написали?

– Нет, я прочел книгу Владимира Леви «Искусство быть другим» и начал строить стену из прозрачных кирпичей…

– Другим? Так ты этот, как его? – заерзал на сиденье Билялетдинов.

– Нет, ай эм есть не этот, – от волнения сбился разведчик.

– А дальше что было?

– Дальше я понял, что вся эта психология это говно и вся эта философия это говно и что надо поклоняться говну и создать говнософию!

– Ладно, не грузись, вот и клуб.

Они вышли из машины и на удивление легко попали в клуб после того как лейтенант напевая помахал удостоверением перед охраной. Пришлось загнать бармену кулон от Tiffany.

– А закусывать чем? – помотал головой Мун.

– Вопрос правильный, уважаю! – похлопал его по плечу лейтенант. – Правильно, маринованными огурцами. Бармен, дай соленых огурцов!

Бармен сильно удивился, услышав заказ: никаких тебе кубиков пармезана, дор блю или камамбера с чуть островатым грушевым джемом. Даже предложение опробовать лучшие немецкие колбаски не возымело успеха. Клиенты требовали солёных огурцов и подкрепляли свое желание рыжей крупной купюрой. А клиент всегда прав, особенно, когда расшвыривается деньгами.

– Так почем у вас огурцы соленые? – наконец поймал кураж и Джеймс.

– Два двадцать.

– Однако, – протянул Билялетдинов. – Нет, мы лучше в Реутово поедем, там дешевле.

Он потянул за собой упирающегося шпиона.

– А леди? – не желал уходить тот.

– Они там будут, это я тебе обещаю.

Они вышли на улицу под мелкий, моросящий дождь, пришедший сюда из Измайловского парка.

– Я за руль не сяду! – отказался Мун. – Давай поймаем такси.

– А давай! – согласился лейтенант, взмахом дубинки притормозивший «мотор». – Шеф, до Реутово!

– Не поеду, вы блевать будете!

– Шеф, два счетчика!

– Не поеду, вы спать завалитесь на заднем сиденье! Вон, у черного ширинка расстегнута и рубаха в каких-то пятнах.

– Шеф, три счетчика!

– Поехали!

– Я буду тошнить, – признался Мун, влезая в машину.

– За три счетчика можете хоть трахаться, – великодушно разрешил таксист. – Это что. Вот вез как-то директора холодильника. Черный человек, денег не хотел давать. Разделся догола и танцевал на капоте. Кричал, что любой женщине, которая голой станцует вместе с ним, подарит квартиру в предназначенной на снос «хрущевке». Так его потом менты руками уголовников убили прямо в СИЗО, за то, что про реновацию разболтал.

– Это что, – влезший ногами на переднее сиденье, Билялетдинов обернулся к Муну. – Я когда маленький был, так мы из детдома сбежали и два года жили в заброшенной деревне. – Без баб? – уточнил таксист, бешено вращая баранку.

– Нет, была у нас одна девчонка, но ее старший наш, Леха-дезертир любил. Так вот, я за два года троих маньяков убил.

– Это правильно, – согласился таксист, искоса бросая одобрительный взгляд на лейтенанта. – А откуда в заброшенной деревне маньяки?

– А я их на трассе ловил и ножом по горлу.

– А как ты узнавал, что они маньяки? Или тоже с ширинками расстегнутыми были? – не унимался таксист.

– А мне Бог говорил, что это маньяки, – гордо заявил лейтенант-убийца.

– А тачки куда девали? – взял верх профессиональный интерес водилы.

– Тачки на район гоняли, толкали.

– А трупы в колодец бросали?

– Нет, трупы мы ели! – заржал Билялетдинов.

– Остановите! – прокричал Мун и начал блевать в приоткрытое окно.

– Гля, сердце валяется! – проорал остановившийся таксист, тыча пальцем куда-то на проезжую часть.

– Это мое, – прошептал Мун, – не трогайте.

Лейтенант подошел к сердцу, потрогал ногой:

– Это что за тонкая красная нитка, а? Ой, порвалась…

– Помер кореш твой, – мрачно сказал таксист. – Что делать будем?

– Что делать, что делать? Съедим, под соленые огурцы и молоко. В Реутово поехали!

Конец третьей серии.

22 оттенка черного (четвертая серия) — Глаза в деревянной коробке

Олег проснулся с жуткого бодуна от тычка в бок. Над ним стоял молодой киприот с дубинкой и улыбался как умственно отсталый, впервые услышавший слово «патриот».

— Тут спать нельзя, рюсский, — ехидно заметил он, примериваясь для очередного тычка. — Не положено.

— Иди на, обезьяна, — ответил Олег и попытался повернуться на другой бок. — Бой, к восьми утра мне чашку кофе и консула.

— Поговори мне! — в упитанную корму Олега прилетел мощный пинок, впечатавший его в стену. — Консула ему, бомжара позорный!

Взбешенный Олег вскочил на ноги. Подхватив стоящую возле откидных нар пустую пластиковую бутылку из-под минералки обрушил ее на голову обидчика.

— Да я в Афгане кровь проливал, мразь кипрская, пока вы тут задницы свои грели и сало русское жрали!

На шум в камеру заскочили четверо полицейских. Олег наставил на них пластиковую «розочку».

— Подходи по одному, козлы! Русские не сдаются!

— Дед воевал! — поддержал его хриплый крик из соседней камеры. — На Берлин!

Один из полицейских достал из кармана канцелярский ножик и не спеша начал резать «розочку» в руке буяна. Оторопевший Олег сдается на милость иностранных коллег. Его украсили пластиковыми наручниками и провели по коридору.

— Земляк, будешь в Москве, попиши Зинку-билетершу на вокзале. Она меня мусорам сдала, сука! Скажи, это ей за Багета!

Олега приводят в кабинет, где сидит какой-то босс. Олег и Босс долго смотрят друг на друга, пока глаза их не начинают перешептываться.

— Депортируем мы тебя, — шепчут глаза Босса.

— За что? — недоумевают глаза Олега.

— Эх, русский… Только из уважения к твоему горю, смерти матери, отпускаем.

— Мама умерла? — вопрошают глаза россиянина.

— Убили твою старушку. Крепись, она больше не позвонит.

— А как же коза? — слетает с губ Олега беззвучный вопрос.

— Коза нашла себе волка, — отвечают глаза Босса. — Поторопись и это самое… сними обоссанные шорты.

— А куда мне теперь?

— Вымажем мазутом, посадим на состав, доедешь до своего Реутова.

— Какой состав? Разве у Кипра есть ж/д сообщение с Россией?

— Нет и что с того? Будешь ждать, пока Крымский мост построят? Могу камеру обеспечить…

— А может я самолетом?

— Каким самолетом? Паспорта нет, денег нет.

— Я позвоню жене, она привезет.

— Жена твоя уже нашла себе киприота и продала ваши московские квартиры. Крепись, теперь ты the бомж по кличке Черный.

— А почему Черный?

— Так с Кипра же.

— Понятно.

The Бомж Олег товарняками добирается до Москвы, читая в пути найденную книгу Сергея Минаева.

В это время лейтенанта Билялетдинова, движущегося с трупом в багажнике такси в сторону Реутова осеняет.

— Слышь, брат, тебя как зовут?

— Анатолий, но для друзей Дема.

— Демыч, тут такая тема — ВМW Х5. Ничей стоит.

— Гиде?

— Разворачивайся.

Они приезжают на стоянку перед ночным клубом. Так как уже десять часов утра, то клуб закрыт.

— Ключи у трупа, — командует Билялетдинов, привычно помахивая дубинкой. — Достань.

— Твой труп сам и доставай.

— А багажник твой!

— Точно. Сам достану, а то еще огнетушитель сопрешь, — соглашается таксист.

— А я что, помню?

— О, ключи.

— Открывай.

Лейтенант хватает свою фуражку и напяливает на голову.

— Порядок, — кокетливо крутясь перед боковым зеркалом, говорит он. — Тяжела ты, шапка Хезболлаха.

— Давай бардачок прошмонаем, — предлагает прагматичный таксист, — А то евро уже по сто, а мы еще не завтракали.

В бардачке обнаруживается книга и непонятный предмет.

— Это что за фигня? — спрашивает Дема.

— Это гиперболоид инженера Гарина.

— Фигасе! А ты умный.

— Нет, просто тут на нем написано: «Гиперболоид инженера Гарина. Маде ин Чайна».

— А-а-а. А чо в книге?

— Издательство «Смотр» — мы срезаем до 21+, — читает лейтенант.

— Это у кого большой, тем укорачивают? Садисты какие-то.

— Нет, тут про какую-то Анну — содержательницу элитного борделя, переправлявшую девушек в Венесуэлу. Она идет в некую Резиденцию и сжигает её дотла, убивает всех, кто там находится. И после резни люди начинают вопить, бить и крушить храмы, школы, полицейские участки, всё сметается толпой. Тут мало того, что призыв к революции и неповиновению, так еще и посягательство на общественные устои, чувства верующих и саму мораль.

— Поехали лучше в Хинкальную, пожрем. Да и бэху надо обмыть.

— Поехали. Заодно труп на мясо сдадим.

— Точно, все копеечка капать будет.

В это время Олег в тонком плаще и хлюпающих кроссовках стоит перед кованой калиткой на кладбище.

— Эх, мама, говорил же тебе, не ешь сало с килькой. Теперь вот лежишь в деревянной коробке возле сердца Земли и слушаешь его стук. Трудно спать, когда стучит сердечко.

— А портретик я с собой возьму, — отковыривает с памятника овальный портрет, — поможет право на наследство доказать, — вздыхает он, разворачивается и уходит. На выходе с кладбища берет из бака бутылку водки и выпивает из горла. Берет вторую, оглянувшись, украдкой пихает в карман плаща третью, и садится в автобус с китайцами, пьющими горький кофе.

— Куда везти, русский насяльника? — спрашивает водитель.

— К маме. Посмотрим, что там за волка коза привела.

Приезжает к маме, выбивает дверь. Его встречает трупный запах, смешанный с собачьим дерьмом. На пороге лежит огромный черный овчар, со стоящими, как у Бэтмена, ушами и широким розовым языком. Что самое опасное, так это то, что стоят у овчара не только уши.

— Я это самое, квартирой ошибся, — пятится Олег, опасливо косясь на вздыбленное мужское естество, увидев которое Билялетдинов и Дема непременно бы позвонили в «Издательство „Смотр“ — мы срезаем до 21+». — Зинка-билетерша же не здесь живет? Нет? Тогда я позже зайду.

— Зачем позже? Сейчас заходи, — беззвучно шепчут глаза пса. — Как раз в самое время пришел, пока моя коза куда-то умотала на «жигулях» с шофером.

— А может не надо? — слетает с губ Олега беззвучный вопрос.

— Надо Федя, надо. Ты же сам мужиком был, и знаешь, как оно, когда стоит. Проходи, не стой, пока стоит.

Испуганный Олег вынимает из кармана фотографию, взятую на кладбище. Блаженный взгляд матери ловит глаза пса и больше не отпускает. Пес зачарованно разговаривает с портретом. Олег, положив портрет на пол, осторожно пятится из квартиры и наступает в миску с собачьим кормом, но овчар игнорирует покушение на свою пищу. Под запах гнили Олег выбегает из подъезда.

— Надо ехать на вокзал. Зинка нынче без хахаля, приютит, — говорит он, глядя на белесое небо.

Конец четвертой серии.

22 оттенка черного (пятая серия) — Черный концерт и мясо в горшочке

Таксист Дема и лейтенант Билялетдинов приезжают в «Хинкальную».

— По мясу буду я базарить, — предупреждает Дема.

— Не вопрос, я пока книжку почитаю, — легко соглашается лейтенант. — А то кроме азбуки да уголовного кодекса и не читал ничего.

Они заходят в «Хинкальную». Хотелось описать данный образчик условного общепита, но более емкого описания, чем название, эта «тошниловка» не заслуживает. Подельники плюхаются за пластиковый столик у окна.

— Эй, человек, — щелкает пальцами таксист, глядя на шашлычника в ночном колпаке, индифферентно вертящего шампура над чадящей жаровней в углу заведения. Рубаха на его животе распахнута и доступная взглядам посетителей густая коричневая шерсть поневоле рождает мысли о близком родстве рыцаря кетчупа и бумажных тарелок с мишками Гамми, — дядю Мурата позови.

— Зачем? — открывает усталые глаза шашлыковерт и смотрит на назойливую парочку как все мученики мира, слитые в одном флаконе.

— Тема есть. Скажи, что мы от Захара Ивановича.

— Хорошо, позову «патронуса», а пока шашлык кушайте, да, — он делает стремительное, как атакующая братца Кролика гремучая змея, движение левой рукой и в пластик столешницы меж таксистом и лейтенантом впивается шампур, дрожа от нетерпения как жало комара-переростка, дорвавшегося до плоти пятнадцатилетней девственницы. — Вкусный шашлык, да.

Он с достоинством уходит за занавеску из стеклянных бус.

— Фига се, — в восхищении смотрит на шампур Билялетдинов, — Так же можно и глаз попасть.

— Два глаза роскошь, один не к чему, — раздается бодрый голос за его спиной. — Кюшайте, потом дела говорить будем.

Лейтенант вздрогнул и обернулся. За спиной стоял человек в чёрном пальто и парадных туфлях, хрустящей рубашке и завязанном сложным узлом галстуке. Даже удивительно было, как при такой хрустящей рубашке он умудрился подкрасться бесшумно.

— Нельзя так людей пугать, дядя Мурат, — попенял Дема.

— Эт я чтобы неповадно было, — распушил густые пышные усы радикального каштанового цвета владелец хинкальной. — Что ты хотел, повелитель гибрида пылесоса и ишака?

— Мясо, — скорчив заговорщицкую рожу как кот Базилио, сообщающий Буратино о новой инвестиционной стратегии с зарыванием золотых на Поле Чудес, одними губами прошептал таксист. — У нас есть мясо.

— Э, нэт. Так не пойдет. Покупать мясо у таксистов мне СПиН не велит. Извини, дорогой. Шашлык за счет заведения, — он, потеряв интерес к разговору, как теряют интерес к контрацептиву после применения, развернулся на каблуках и хотел покинуть друзей.

— Дядя Мурат, нас Арсений Петрович послал.

— Да? — стремительно как бита шуруповерта развернулся ресторатор. — Чего сразу не сказали?

— Не велено было.

— Где мясо?

— В багажнике.

— Пошли, посмотрим. Пока твой друг пускай айрана попьет, — гостеприимный владелец харчевни подал знак рукой и пушистый шашлычник ловко метнул на столик испачканный свежей могильной землей стакан айрана. — А Галина Сергеевна пока приготовит наш фирменный суп-харчо.

— Вам с перцем? — высунулась из-за занавески пожилая женщина в фирменной жилетке московского метрополитена, глядя на нахохлившегося как инфузория клиента.

— На ваше усмотрение, — зачарованно смотрел на композицию из стакана и вертикального шашлыка лейтенант. — Вполне доверяю вашему вкусу, — сглотнул он, и покосился на остальные шампура. Было ясно, что пытаться бежать из харчевни не стоило даже и пытаться.

— Я положу вам в харчо бланшированные молодые листики малины, вишни и смородины.

— Конечно, конечно.

— А пирожки какие к супу подать: с щавелем и сахаром или земляникой? У нас тетя Галя отличные пирожки стряпает.

— А давайте и то и другое, — созерцание заросшего пуза неожиданно ассоциативно напомнило славному лейтенанту Винни-пуха. — Побольше пирожков, и можно без хлеба.

— Что смотришь, понравился? — спросил мясожар.

— Нет, точнее да, точнее… Я просто думаю.

— В другую сторону думай.

Лейтенант схватил книгу, найденную в бардачке и начал читать с середины. Вскоре на стол перед ним плюхнулось широкое блюдо с пирожками и графин с крепленым малиновым вином компотом.

— Как айран? — поинтересовалась принесшая закуски молодая девушка.

— Спасибо, вкусно, — Билялетдинов протер стакан от земли об рубашку и протянул девушке.

— А меня Лидочка зовут, — прыснула та и убежала.

— А меня Мишаня, — вслед ей выпалил лейтенант.

В зал вернулись Дема и дядя Мурат. Заиграла негромкая музыка Вольфа Амадея Моцарта и дядя направился на кухню, а Дема плюхнулся на пластиковый стул.

— Продал, — похвалился он, хватая графин и присасываясь к горлышку.

— Нормально все?

— Отлично просто, учись, пока я жив, — графин стал на стол, а в пасти Демы оказался пирожок. — С щавелем, рекомендую.

— А я тут придумал, куда заработанное нами бабло вложить, — осторожно взяв пирожок, отозвался Мишаня.

— Куда?

— Великолепная бизнес-идея: майонез для готов!

— Для готов? — с сомнением протянул — Забавно. И чем же он отличается от других майонезов?

— Как чем? Он черный!

— Охренеть просто.

— А вот еще отличная идея: лечение геморроя горчицей.

— И что, реально помогает?

— А у тебя проблема с этим?

— Нет, но интересно же. Помогает?

— А я знаю? У меня геморроя нет. А вообще у нас в ГИБДД геморрой дубинкой обычно лечат.

— Сам придумал? — уважительно спросил таксист.

— Нет, в книжке прочитал. Полезная штука. А что с бэхой? Добазарился?

— Надо ехать в Подмосковье и встречать рассвет на холме. К нам подойдет черный человек в коричневой фетровой шляпе со скрипкой и принесет бабки за тачку.

— А это не кидалово?

— Какое кидалово? Он уже шесть лет и в дождь и в ведро на этот холм приходит. Четко, как контрафактный «ролекс». Все путем будет. Главное, запомни пароль: А у Вас уже есть внуки?

— Отзыв?

— Не нажил я детей, да и внуков не будет.

— Прикольно, — в свою очередь приложился к горлу графина лейтенант, потому как стаканов им не принесли. — А саму тачку кто погонит?

— А зачем? Я ключи дяде Мурату отдал. Нам только деньги получить и все — можно в майонез вкладываться. Сейчас подхарчимся харчо и в путь. Как раз к рассвету будем на месте.

Некоторое время они молча жевали.

— А насчет майонеза придумка отличная, — прожевав очередной пирожок, признался таксист. — В этом правда что-то есть…

Снова жуют и запивают.

— А я бы завернул шурупчик той, молоденькой, — подает голос лейтенант.

— Не советую. У нее брат Наиль — чемпион по куреш и две сестры Дина-стоматолог и Диля-менеджер, причем обе весят под двести кэ-гэ и стоматологом Дину прозвали вовсе не из-за профессии…

— Понял. Спасибо что предупредил. А это мясо, — он ткнул грязным пальцем в шампур, — оно чье?

— Думаешь, мы первые, кто дяде Мурату жмура привез?

— Нет?

— Нет.

— Ладно, я пирожками обойдусь, а то что-то гастрит начинается.

— Как хочешь, мне больше будет.

Вновь замолчали.

— Эх, жалко, что олимпиада прошла, — не выдержал Билялетдинов, наблюдая за Демой, с аппетитом жующим шашлык.

— Чего так? — прочавкал тот.

— Мы бы с таким майонезом озолотились.

— Не горюй, мундиаль скоро. Прикинь слоган: с нашим майонезом мячи залетают точно в ворота. Ошеломляющий успех нам обеспечен.

— Точно!

— Вкусно?

— Попробуй.

— Что я тебе? Некрофаст? Точнее некрофил? Тьфу ты, великий и могучий русскый язык, каннибал?

В это время Тhe бомж Олег, потрясенный неожиданным ракурсом любви братьев наших меньших, добирается до вокзала.

— Стоять! — останавливает его наглый молодой сержант при попытке проскользнуть сквозь рамку металлодетектора. — Куда прешь?

— Мне Зинку-билетершу, — униженно гугнит бывший начальник отдела.

— Зинку? Зачем?

— Малява до нее есть.

— Пошли, проведу, — сержант крепко берет бывшего коллегу за рукав и ведет за угол вокзала. На большой картонке сидит слепая в очках.

— Вот она.

— Зинка? — не верит Олег.

— Зинка. Какая-то тварь плеснула ей кислотой в лицо. Ослепла она. Вот, теперь милостыню просит да левые билеты в туалет при вокзале продает лохам.

Олег подходит к слепой.

— Зинаида?

— Молодой человек, у вас необычный голос. Он жесткий и ритмичный, словно одеревенелый перестук поездных колес. Он гонит тревогу прочь, рассеивает заскорузлые звуки дурманящим светом.

— Чего? — ошалевает Олег.

— Краски вашей речи снова падают мазками на холст моего слуха. Ты тот человек, что чернее той беспроглядной мглы, что вижу перед собой каждый день после того как какой-то кипрский ублюдок отомстил мне за преданного Багета. Так, скажи мне, когда ты отправишься во тьму, разве сможешь сам найти выход оттуда? Тебе обязательно потребуется проводник.

Олег потрясенно молчит.

— Я знаю, что должна помочь вам. Так говорит мне ветер, и воздух, и мир вокруг.

— Ну, это да, помочь, надо, — собирает обрывки мыслей Олег.

— Тогда поехали ко мне. Платят нормально, работа рядом с домом, call-центр, все для твоего удобства. Раз в два дня тебя будут посещать социальный работник и бесплатный проктолог.

— А зачем проктолог?

— Ты же хочешь быть готовым к следующей встрече с псом-призраком?

— А она будет? — вздрагивает бомж.

— Будет. Ты же должен вернуть козу матери.

— Поехали, — решается Олег. — Коза — это святое!

22 оттенка черного (шестая серия) — Белая пуговица и сорок штук

— Все мы, в своем роде, огрехи сканера, и живем, своего рода в матрице, — толковала Олегу Зинка-билетерша, когда они ехали в ослепительно-белой маршрутке, туда, где Олега ожидали социальный работник и бесплатный проктолог. — Вот бывает, вроде как кольнет что, а это вовсе и не то, что надо бы, а оно во как шершаво идет, как язык теленка, лижущего вымя мертвой матери.

— Так что делать? — попытался прервать бывший следак этот бред. Фильм «Матрица» он смотрел и приблизительно представлял, когда самоназначенная Пифия объявит его «избранным».

— Как скользок язык твой, как масла кусок, купающийся в сметане, — как тетерев продолжала токовать Зинка. Вся маршрутка остолбенев слушала этот аудио спектакль. Пассажиры настолько откровенно рассматривали странную парочку, что Олегу мучительно хотелось встретить их всех в своем служебном кабинете и раскрутить на признанку по статье, тянущей на пожизненное.

В маршрутку втиснулась белая девушка в белом халате. Безупречную белоснежность халата нарушал фиолетовый штамп «Палата 46». Пассажиры попытались отодвинуться от странной девушки, подозревая в ней скрытую рекламу какого-то стирального порошка. Она достала из сумочки узкий белый конверт, извлекла оттуда рыжую пятитысячную и протянула водителю.

— Сдачи нет, понимаешь, да? — ответил водитель. — Могу на все тЭбя повозить, красавЫца.

— Люди добрые, помогите на проезд, — заголосила девушка. — Сынок мой, Павлик, в реабилитации, вот еду — везу денежку, что пингвин для Павлика от Бога принес. Вот, в аккурат восемь бумажек пятитысячных — сорок штук рубль в рубль. Помогите на проезд. Кто сколько может.

Парень, по виду студент-девственник, сильно смущаясь и пунцовея, как украденная в теплице роза, протянул водителю полтинник.

— Спасибо, — поблагодарила девушка, засовывая бумажку в конверт и небрежно швыряя конверт мимо сумочки. — Сегодня мужу Артему про твою доброту расскажу. Здоровья тебе, счастья и невесту богатую. Давай, погадаю? — она схватила парня за руку, от чего у того случилась заметная даже Олегу эрекция, и начала водить наманикюренным пальчиком по ладони. — Меня Настя зовут, а тебя?

— Игорек, — на брюках паренька появилось и стало расплываться мокрое пятно. — Мне выйти надо… Остановку!

— Вместе выйдем, — девушка, трепеща пола развевающегося халата как огромная летучая мышь-альбинос, ловко выпрыгнула вслед за студентом.

— И добыча шахтным методом углеродов, а именно скребущего угля и гладкого алмаза в северных лесах, позволяющая воровать налобные фонарики не может не ввести нас… — продолжала Зинка-Пифия.

Олег посмотрел на конверт, оглянулся на мелющую языком Зинку, схватил конверт и выскочил из маршрутки. Маршрутка тронулась дальше, увозя билетершу. Олег догнал девушку, гонящуюся за юношей.

— Девушка! Девушка!..

Она отшатнулась.

— Ну что вы, девушка! Я за вами от самой остановки бегу. Возьмите, вы потеряли.

— Ой, мужчинка, — переключилась Настя. — Спасибо, — по-московски растянула она слова. — Выпьем кофе за знакомство?

— А почему бы и нет? — оглянулся Олег на скрывшуюся в густом, как венозная кровь умирающего, потоке машин маршрутку. — Можно даже и не кофе…

— А, давайте, — бесшабашно махнула рукой безутешная мать. — Я вам расскажу как мой Павлик с девочкой Лизой, у которой рак, познакомился. А потом и на брудершафт выпьем.

Унылый дождь из Измайловского парка просто охотился за лейтенантом Билялетдиновым, поливая стоящий на вершине холма автомобиль. И что я сделал этому дождю? — думал лейтенант, привычно теребя резиновую дубинку. Дедушка Фрейд многое бы наворотил из этого невинного, как казалось лейтенанту, ритмичного движения. Внизу, прихрамывая, бродил какой-то черный человек в налобном фонарике, с удочкой и медной флягой в руках. Молчать больше было невмоготу.

— Места тут какие-то унылые, — оглядел окрестности из окна лейтенант, задержав взгляд на странном рыбаке.

— Помещик-коннозаводчик Карташов тут жил при царе,

— Баркашов? — не расслышал смуглолицый лейтенант.

— Нет, Карташов. Он с крестьянами в прятки-охоту играл, — прояснил курящий как в немецких порнофильмах Анатолий Дема.

— Это как?

— В пролески крестьян гонял, чтобы прятались.

— А что такое пролесок?

— Эт просека такая в лесу.

— А как они на просеке прятались?

— А он глаза себе завязывал и на буром жеребце полудохлом гарцевал. На звук стрелял из ружья.

— Что ты говоришь!

— А раз хромого конюха Аристарха, который ему подельником в травле крестьян был, туда погнал. Тот арабского чистопородного жеребца тридцати лет до смерти загонял.

— Ишь ты, как у Абдуллы — Аристарх. Вот подлец!

— Вот, значит, конюх крестьян подговорил, они взяли и замерли на пролеске. Барин слушает, слушает, а тишина — только вороны орут как шальные, с грачами воюя. А тут жеребец споткнулся, барин сам себя на звук и застрелил. Крестьяне конюха повесили, а усадьбу сожгли.

— Во как! Брешешь поди?

— Реальные события, у меня тут бабка жила — рассказывала. Мы еще с пацанами в детстве на барском пепелище несметные богатства искали.

— Нашли?

— Если бы нашли, то я бы сейчас не таксовал и трупы бы дяде Мурату не продавал на мясо.

— Совсем ничего не нашли?

— Вот, — Дема, взмахнув огромными, длинными ресницами, достал висевшую на цепочке большую белую пуговицу с черными прожилками. — Меня эта пуговица в походе от байки о Черном человеке спасла.

— Расскажи, а, — невольно залюбовавшись ресницами подельника, попросил Билялетдинов. — Все равно тут куковать до рассвета, как два тополя на Плющихе.

— Ну, — замялся Анатолий, — Был с нами в походе длинный такой малолетний садист, Игорем-сухостоем звали. На подходах к городку Пестово добавил молока в соленые огурцы, а дальше сам понимаешь… Украл я у него и медную флягу, и удочку, и спиннинг дорогой. Еще и пряниками сухими с килькой в томатном соусе разжился.

— А пуговица тут при чем?

— А я знаю? Я ее тогда все время в руке теребил, чтобы онанировать не хотелось — вот и спасла. Ношу теперь как талисман.

— Помогает?

— Помогает — когда она со мной, то онанировать не тянет. А она всегда со мной.

— А со мной дубинка, — продолжал полировать резиновую палку Билялетдинов. — А что за чмо внизу шарится? Это не он должен нам бабло принести? Может сразу сольдо вытрясем, как из Буратино, чего до рассвета куковать?

— Не, это потомок хромого скотника — брата Аристарха. Все надеется несметные сокровища барина найти. У них в роду теперь все с таким отклонением рождаются.

— А в руках что?

— Якобы священные реликвии — флага помещичья и удочка, которой конюх арабских жеребцов гонял.

— Может и правда, того?

— Что, того?

— Фляга старинная, дорогая?

— Да не, мы с пацанами в детстве отнимали, смотрели. Написано «Олимпиада-1980», отдали назад дурачку, пущай играется.

— Жалко.

— Не жадничай, нам сорок штук принесут за бэху, а ты какие-то медяхи тырить собрался.

— На майонез много денег надобно, да. Может и правда на медь сдать?

— Лучше для дяди Мурата это чудо прихватим — все выгоднее будет. А ты, так уж и быть, сдавай флягу, дитя гор.

Они вновь замолчали, слушая дождь и дожидаясь рассвета, который обещал им деньги из рук Черного человека.

22 оттенка черного (седьмая серия) — Солнце взойдет

Олег и Настя шумно кутят на сорок тысяч в ресторане «Поморье». На столе лежат бутерброды: между хлебом и сыром пролегал тонкий, едва блестевший на свету слой масла. Попеременно, как заевшая пластинка звучит то Юрий Антонов: «По зелёной глади моря, по просторам океана…», то знойный красавец грузин Вахтанг Кикабидзе: «Па аэродрому, па аэродрому!». Когда парочка расправлялась под холодную водку «Пикша» с фирменным блюдом — хлебно-куриными шницелями под беломорским соусом, мимо их столика ломающейся походкой дефилировала приятная блондинистая дама бальзаковского возраста с пышным бюстом медведицы Гамми.

— Гриша! — воскликнула она и обрушилась плюшевой тяжестью необъятного бюста, которого бы хватило на двоих, на Олега.

— Чё за херня? — сузила глаза Настя. — Это что за особь женского пола, глупая в подобного рода вопросах?

— Меня Ядвига зовут, — обозначилась «особь», поправляя, съезжающие с носа, огромные круглые очки в изумрудной пластиковой оправе. — Ядвига имя польское, старинное королевское, между прочим. Могу я пригласить молодого человека перепихнуться в туалете?

— Тетя, вы можете пригласить The бомжей на Казанском. Причем, всех сразу, — Настя вытянула гудящие от усталости ноги и сняла тесные туфли, приготовившись нещадно бить соперницу длинными, тонкими каблуками.

— У меня жена беременная! — пропищал Олег, сраженный головокружительной смесью аромата французских духов «Шанель» с салатом из сельди с луком от «Помора».

— Тогда позвольте пригласить вас на «белый танец», — не растерялась Ядвига. — Заодно расскажу про Барбару Брыльски…

— Я, наверное, предпочёл бы сейчас настоящую Валентину Илларионовну, — потерянно отозвался Олег. — Говорят, она чертовски обаятельна и остроумна.

— В свои двадцать семь я уже успела вложиться в крупный бизнес и воспитать ребенка-инвалида, который меня кормит, — отрезала Настя. — Советую тебе найти нормального мужика, дочка обезьяны!

— Эх, бедный, настоящих женщин ты не видал, — сочувственно провела рукой по щеке Олега Ядвига, — оттого член твой ссохся и ты перешел на темную сторону Силы.

— Катись отсюда, кошка польская! — вскакивает Настя и замахивается туфлей, но кто-то перехватывает ее руку. Повернувшись, она видит человека с полевой рацией за спиной. Его толстая добродушная физиономия расплывается в широкой хмельной улыбке.

— Позвольте представится, — по-гусарски щелкает он стоптанными кедами. — Старший электромеханик и просто хороший человеку Василий Семёнович Кот! Позвольте пригласить вас со спутником домой к Ядвиге, ее на самом деле Людмилой кличут, они сиамские сестры с общей грудью, перепихнуться по парам под бутылку сухого вина?

Настя резко втыкает каблук в нос радиста. — Заполучи фашист разврату!

— Тикаем, Мишка! — кричит она и срывается к выходу. За ней бегут сразу пятеро Михаилов, не понявших к кому она обращалась, но воспользовавшихся паникой чтобы сбежать, не заплатив по счетам.

Ошалевший Олег, как Фокс в любимом фильме «Место встречи изменить нельзя», с громким криком: А теперь горбатый! Я сказал, горбатый! — швыряет единую в двух грудях Ядвигу-Людмилу в витрину кабака, и выскакивает следом.

— Mr.Decadans, 23frap1875!!! — несется бессмысленный крик ему вослед.

— Эх, такой секс сорвался, — на бегу бурчит Олег. — Настя, Юдвига, Людмила и Кот! Такого у меня еще не было: три бабы и откормленный кот-сирота. Эх, жалко-то как!

Он пробегает Измайловский парк и попадает под занудный дождь, так и не породивший черного человека. Бежит дальше уже в компании дождя…

Нудная ночь мелкими шажками, как лилипуты играющие с шашками, подходит к концу.

— Самовар бы нам завести… — вздохнул лейтенант Билялетдинов.

— Зачем тебе самовар? — всплеснул руками Анатолий Дема. — Ты же кроме водки ничего не пьешь.

— И что?

— Уж утро близится, а черного все нет, — перефразировал классика Анатолий-Дема.

— Так мы тут корни пустим, — потянулся лейтенант и ловким тычком дубинки выключил приемник, который всю ночь попеременно транслировал то Юрия Антонова: «По зелёной глади моря, по просторам океана…», то знойного красавца-грузины Вахтанга Кикабидзе: «Па аэродрому, па аэродрому!»

— Ты аккуратнее с тачкой, а то размахался своей херней, — возмутился Дема. — Мне еще в ней таксовать.

— Какое таксовать? А майонез?

— А нам хватит сорока штук на майонезный заводик?

— Это, смотря по какому курсу…

— А какая разница? Сорок кусков деревянными хоть по какому курсу это сорок кусков деревянными. Хотя, можешь еще флягу хромого сдать.

— Сорок штук деревянными??? Ты что, вообще того? За бэху?

— Если бы я не согласился, то сейчас бы мы уже на шампурах вертелись и в компании с харчо в меню красовались. Остынь, все путем будет. Купим новый освежитель воздуха в салон и будем от ночных клубов нариков отвозить, а по пути на бабло разводить. Поднимемся!

— …!!! — нецензурно отозвался лейтенант.

— Не помешаю? — в лобовое стекло постучала черная палка. Ругающиеся подельники вздрогнули и оглянулись.

— Это кто? — пугливо уточнил Дема, подслеповато уставившись вперед.

— Черный человек какой-то! — отрапортовал лейтенант, поудобнее перехватывая дубинку.

— Пиццу заказывали? — спросил «черный человек».

— Какую еще пиццу? — не понял лейтенант, оглядываясь в поисках «скрытой камеры» и дебиловатого ведущего, который выпрыгнет с криком: Улыбнитесь, вы стали участником программы «Розыгрыш»! и прекратит все это безумие.

— Вместе смотреть на покрытую масляными пятнами реку лучше под пиццу, — занудно объяснил незнакомец. — Не так ли, господа?

— Где тут река? — с нотками истерики выкрикнул Анатолий.

— После того, как дождь будет идти сорок дней и сорок ночей тут везде будет река, — резонно возразил незнакомец.

— Что за бред вы придумали? — вклинился Билялетдинов.

— То есть вы хотите сказать, что вас нет, и я вас выдумал? — недоуменно спросил незнакомец и, размахнувшись, палкой разбил левую фару.

— Нет!!! — заорал Анатолий.

— Меня выдумал этот город. А вы не виноваты, — продолжил незнакомец, разнеся вторую фару.

— Если кто-то выдумал вас, — объяснил он, — то значит, вы выдумали меня.

— Зачем??? — в один голос заорали незадачливые автодилеры.

— Чтобы вместе смотреть на реку, — лобовое стекло разлетается под ударом палки.

22 оттенка черного (восьмая серия) — Финальная битва

Лобовое стекло разлетелось под ударом палки. От сотрясения включилась магнитола, голосом Шнура разухабисто заоравшая: Любит наш народ всякое говно! Всякое говно любит наш народ!

— Чуден Днепр при тихой погоде, не хватает слов ни на каком языке, — подпел страшный незнакомец, вновь занося палку для очередного акта автовандализма. — Но что это летит на ночном небосводе? То ведьма, верхом на казаке…

— Мафон не трогай, сука! — нашел где-то под сиденьем вместе с монтировкой потерянный дар речи Анатолий и, открыв дверцу, смело выпрыгнул из машины. — Замочу, падла!!! А-а-а-а!!!

— Толян, мочи козла! — активно поддержал этот ведущий к увечьям порыв лейтенант Билялетдинов. — Вали его на бок, суй ему черенок! — он отключил магнитолу, плюнув на нее со словами: Всякое говно!

Возле машины шел бой не на жизнь, а на смерть. Первую атаку таксиста незнакомец отбил без труда.

— В конце останется только один!!! — орал вскочивший на капот незнакомец.

— Слезай, Горец проклятый!!! — с завываниями как стая голодных канадских волков кружил вокруг изувеченной машины Анатолий. — Слезай, будь мужчиной!!!

— Нас не догонят! — заорал незнакомец и сиганул на крышу. — Только один!!! Финальная битва!!! — он начал танцевать джигу, опасно раскачивая несчастный автомобиль. — Пуговица или Гарин, Волк или Ягненок, Железнодорожник или Тhe бомж!!! Только один!!! Только один!!!

Взбешенный Анатолий, сердце которого обливалось смешанной с желчью кровью при виде изувеченного авто, пытался попасть монтировкой по ногам подлеца.

— Нельзя мешать водку с вином и молоко с солёными огурцами!!! — внес свою лепту в царящий хаос, выбравшийся наружу лейтенант, пытаясь со своей стороны попасть по ногам противника любимым универсальным предметом. Это оказалось не так просто. Монтировка сталкивалась с дубинкой, а над ними, как Серебряное копытце после дефолта, отплясывал «камаринского» окончательно распоясавшийся незнакомец, завывавший как банши: Только один!!! Только один!!!

Из внезапно расступившейся стены дождя вынырнул Олег.

— Mr.Decadans, 23frap1875!!! — хриплым голосом прокричал он боевой клич.

Дерущиеся замерли и медленно, как обгоревший до стального скелета Терминатор повернули головы в направлении нового, точнее хорошо забытого старого, персонажа.

— Железнодорожник он же Тhe бомж, он же Черный человек прибыл! — приложив руку к непокрытой голове, бодро отрапортовал Олег.

— К пустой голове не прикладывают, — переводя дух, сварливо сказал лейтенант Билялетдинов. — Нельзя мешать водку с вином, ЛСД с кокаином и молоко с солёными огурцами! Вот, да.

— Как разговариваешь со старшим по званию, вошь рейтузная? — вызверился на него Олег. — Встать, по стойке смирно!

Бывший лейтенант невольно подчинился командному голосу. Подчинение голосам было зашито у него в подкорке как у собаки Павлова еще в школе полиции, а во время «наша служба и опасна и трудна» только расширилось и углубилось под извилинами его мозга.

— Это что за штымп? — небрежно поигрывая монтировкой, поинтересовался у напарника-подельника бывший таксист.

— Не знаю, — растерялся Билялетдинов, и нервно затеребил дубинку сразу обеими ладонями, наставив ее на Олега, в чем покойный дедушка Фрейд опять бы усмотрел нечто похабное. Впрочем, дедушка Фрейд во всем умудрялся разглядеть похабное — тот еще старый придираст был…

— Так давай ему вломим, — внес конструктивное предложение Анатолий. — Потом дяде Мурату мясо скинем.

— Точно, на майонез денежку собирать надо.

Они двинулись к растерявшемуся Олегу, охватывая его в клещи.

— Только один!!! Только один!!! — голосом ворона Эдгара Алана По напомнил о себе забытый на крыше персонаж. — И этот один откроет кирпичный завод, вот!!!

— Тем более, — оглянувшись, согласился Анатолий. — Если только один, то валить этого железнодорожного бомжа надо!

Он достал из-за пазухи большую белую пуговицу в черных прожилках и благоговейно коснулся ее губами. Посмотрев на него, и, покраснев от смущения так, что было видно даже в слабом свете зарождающегося рассвета, Билялетдинов тоже коснулся конца дубинки губами. Так как движения рук при этом не прекращались, дубинка оказалась во рту лейтенанта глубже, чем он рассчитывал. Фрейд взвыл кастрируемым котом и начал биться о крышку, в надежде выбраться из гроба, чтобы подробнее рассмотреть эту сцену.

Из туманной пелены дождя, как сквозь старую полиэтиленовую пленку теплицы, внезапно выступила мать Олега, с индуистской кровавой точкой во лбу.

— Бей по яйцам, сынок! — наставила она растерявшегося Олега.

— Мама??? — неуверенно спросил он.

— Маму зовет, спекся, — прокомментировал таксист, подбираясь поближе.

Лейтенант, чей рот был занят, кивнул в ответ, отчего дубинка проникла в горло.

— По яйцам водилу гаси, баран! — проявляла совсем живой темперамент мертвая. — А то на шашлык попадаешь, а тебе еще мою козу от волка спасать.

— Шашлык, коза? — продолжал тупить Олег. — Мама, ты живая?

— Как ты следаком был с такими мозгами? Ты же на кладбище у меня был и еще водку украл из мусорного бака, гаденыш! Завалили меня, передел сфер влияния.

— Под шизу шарит, — прокомментировал не видящий призрака таксист. — Не проканает! — он воздел пуговицу над головой и прокричал: — Во имя Пуговицы, Спиннинга и Медной фляги, явись дух Фляги!!!

— Баран, это же турнир реализма! — вновь каркнул с крыши незнакомец. — Кого ты призываешь?

— Сам баран. Не знаешь победителя, так молчи, — отрезал Анатолий. — А то расквакался: только Один, только Один!!! Не катит тут твой Один — тут православная земля! А православие есть сочетание христианства и, — потряс Пуговицей, — язычества.

— Ты звал меня, господин? — по склону холма ловко вскарабкался потомок хромого скотника — брата Аристарха. — Чего изволишь?

— Как скакал, прямо горный козел, — залюбовался призрак матери Олега. — Нашей бы козочке да такого мужа.

— А-а-а-а-а!!! Нашла уже наша козочка себе мужа — волка позорного!!! — заорал Олег, понимая, что кипрский запой и последующее бомжевание негативно сказались на его психике. Что характерно, призрак матери (или просто больная совесть Олега) после этого вопля исчез.

— Мочи мента! — между тем командовал таксист потомку хромого скотника, возомнившему себя духом Фляги (в скобках заметим, что различные формы психических отклонений правилами турнира не запрещены).

Потомок скотника, резко повернувшись к ошалевшему от всего этого бедлама Олегу, и взмахнул флягой «Олимпиада-1980», привязанной к ремню. Удар импровизированного кистеня пришелся в висок бывшему следователю и нынешнему Тhe бомжу, на время вычеркнув его из нашего повествования.

— Ты мне еще за удочку ответишь, — пробурчал верный хранитель традиций хлева. — И за Севастополь, — совершенно не к месту заключил он, но нас уже этим трудно удивить, не так ли?

— Вот что подростковые фантазии делают, — довольно заключил Анатолий, пряча пуговицу.

— Вытеснение сексуальной энергии, — донесся вроде как из-под земли крик, но никто не расслышал Фрейда.

На холм взобрался человек в чёрном пальто и парадных туфлях, хрустящей рубашке и завязанном сложным узлом галстуке.

— Ты ключи от бэхи не те подсунул! — с ходу обвинил он Анатолия.

— Дядя Мурат?

— Кому дядя, а кому Великий раскраиватель мяса смертных! — распушил густые пышные усы радикального каштанового цвета владелец хинкальной.

У дяди Мурата тоже были не все дома. А чего вы хотели? Турнир реализма такое дело.

— Дядя, мента возьмешь на мясо? — попытался снизить накал претензий Анатолий.

— Мента? — хинкальщик брезгливо осмотрел тушку. — Что-то бомжатиной воняет и вроде как креозотом отдает даже.

— В хинкалах отлично пойдет, да? — льстиво улыбнулся таксист. — Или в фирменный суп-харчо, не будь я Демой!

В собравшуюся на холме толпу втиснулась белая девушка Настя в белом халате. Безупречную белоснежность халата нарушал фиолетовый штамп «Палата 46».

— Муратик, тут такое дело, — засмущалась она, небрежно поигрывая полами халата, от чего несчастный Билялетдинов едва не проглотил дубинку целиком. — Те сорок штук, что ты просил передать, у меня какой-то Тhe бомж упер.

— Ты, развратная женщина и дочь развратной женщины, — по-восточному витиевато передал исконное русское слово из трех букв Мурат. — Простого дела выполнить не смогла!!!

— Вот он, — присмотревшись к телу Олега, заорала Настя. — Твой сорокет он увел!!!

— Ну что, все собрались? — обвел компанию стоящих и лежащих персонажей дядя Мурат. — Какое славное блюдо может выйти.

— Только один!!! Только один!!! — вновь напомнил о себе стоящий на крыше несчастной машины, волей злого автора попавшей на этот турнир, незнакомец.

— Это кто? — указав пальцем, поинтересовался дядя Мурат.

— Хрен его знает. Мудель какой-то. Тачку нам разбил, на бабки попал. Можешь тоже взять его на шашлык, — отозвался Анатолий, рассматривая Настю, белоснежный халатик которой начал стремительно промокать от нудного дождя Измайловского парка.

— Уважаемый, ты кто будешь? — поинтересовался осторожный хинкальщик. Он и понятно, занимаясь такими делами нельзя не быть осторожным.

— Я победитель!!! — прокаркал персонаж, гордо подбоченясь.

— Э, слюшай, почем, да? — не понял Анатолий. — Почему ты? Пуговица же у меня.

— Засунь свою пуговицу себе туда, куда тебе мечтал ее засунуть в детстве Игорек.

— Уважаемый, не говори таких слов при женщина, да? — нахмурился дядя Мурат. — Пачему ви? Я на концерти хожу — мне и корону победителя. Она отлычно пойдет к чёрному пальто и парадным туфлям, хрустящей рубашке и завязанному сложным узлом галстуку, слющай, да.

— Мужчинки не ссорьтесь, — напомнила о себе Настя. — Победить должна я — я тут единственная женщина и моя победа будет самой политкорректной.

— Мама, — подал голос, приходящий в себя Олег.

— Во насмешила, — захихикал Анатолий, присматриваясь, кого первым бить монтировкой. — Ты вообще в финал не прошла. Ты еще скажи, что этот Тhe бомж победит.

— А может и победит, — Настя пошире распахнула халатик и стала азбукой Морзе подмигивать выпученным глазам Билялетдинова: Замочи этих козлов, и я буду твоей… и Павлик и Лизочка…

— Позвольте, бэ-э, — на холм карабкается коза, сопровождаемая измазанным дегтем таксистом-киллером и огромным черным овчаром, со стоящими, как у Бэтмена, ушами и широким розовым языком.

Взобравшись на отнюдь не резиновый холм, овчар сел и уставился на присутствующих. Присутствующие уставились в ответ и поняли, что стоят у овчара не только уши.

— Еще не сказал своего слова принц реализма, — продолжила коза. — Так что все мы в равном положении. Давайте дождемся рассвета и узнаем, кто победил.

— Я потерпевший, — сказал таксист-киллер. — За проезд не заплатили, дегтем измазали, машину отжали. Я должен победить! — он демонстративно перезаряжает старую винтовку М16, украденную на съемках фильма «Рембо-4».

— Только один!!! Только один!!! — проорал незнакомец, но наткнувшись на пристальный взгляд овчара осекся. — А я чего? Я ничего, я как все. Если надо, то подожду, чего уж.

Все молча ждут, опасаясь отвести взгляды от овчара. И лишь лейтенант Билялетдинов, наконец-то извлекший изо рта дубинку, осторожно приподнимал ею белый халатик с фиолетовым штампом «Палата 46». Четверка на штампе смылась, и он теперь читался как «Палата 6».

— Нельзя мешать водку с вином и молоко с солёными огурцами, — бормочет крайне возбужденный лейтенант. — Про женщин с козами тут ничего не сказано… Мы срезаем до 21+, — покосившись на гордого овчара, вспоминает он рукопись, найденную в прокатном ВМW Х5 покойного Муна.

— Проклятый perestroika, оставил без гуталина весь мир, — сбоку к компании крадется и сам, одетый в серый шерстяной плащ, призрак агента MI6 Джеймса Муна — он тоже надеется на получение сертификата в 500 рублей; кризис ударил и по призракам…

С другой стороны на холм всползает, размахивая кулоном от Tiffany, нюхнувший кокса, бармен, с по-партизански зажатой в руке трехлитровой банкой соленых огурцов — ему то же нужны деньги на таблетки с надписью «Call your mom»…

За ним ползет, по-абрекски зажав кинжал в зубах Багет, надеющийся не только получить денежку и первое место, но и добить заразу-Зинку…

— Она меня мусорам сдала, сука! — бормочет он сквозь кинжал.

— Все мы, в своем роде, огрехи сканера, и шершаво живем, своего рода в гладкой матрице, — шептала изменщица Зинка-билетерша, слепо всползая по другому склону. — А пятьсот рублей есть пятьсот рублей — их можно зарыть на Поле чудес и подняться на этом…

— Нельзя выигрывать постоянно, особенно, если не выигрывал ни разу, — звучит голос, похожий на голос Фрейда — это старый зануда и придираст Костромин пытается ободрить авторов, но его, как обычно, никто не слышит.

«Ломота в костях интертеймент» представляет (мистический триллер с элементами эротики)

Безработный проктолог Иванов, тяжело переживая развод с женой, получает телеграмму о скоропостижной смерти дяди. Так как заняться ему все равно нечем, также как и платить за сьемную квартиру, а от дяди может перепасть какое никакое, а наследство, то Иванов решает поехать в провинциальный городок, где престарелый дядя при жизни был дантистом. Перед самым отъездом из Москвы он получает какую-то бандероль, но в суете, стремясь свалить с квартиры не оплатив последний месяц, забывает про нее и кладет в сумку с вещами. Далее следует поездка в плацкартном вагоне и состояние алкогольного опьянения, вызванное распитием «паленой» водки с соседями по вагону. Под утро в вагон приходят пьяные дембеля с гитарой. Через некоторое время, при неудачной попытке Иванова сыграть Цоевскую «Группу крови», вспыхивает всеобщая драка. Не протрезвевший до конца Иванов выгружается на вокзале нужного ему городка. Провожая взглядом уходящий поезд, Иванов обнаруживает в своих руках помимо спортивной сумки с вещами чей-то большой чемодан апельсинового цвета. Вдобавок к чужому чемодану плечи Иванова гнет к земле тяжелый рюкзак, происхождение которого Иванов также затрудняется объяснить.

Из-за отсутствия общественного транспорта и денег на такси, Иванов полтора часа блуждает по городку, пытаясь найти дом покойного дяди. Наконец, ему это удается. В доме Иванов внезапно встречает двоюродного брата Синезёркина, которого не видел с детства. Оказывается, брат — бывший танкист, в чине капитана выгнанный из армии за то, что по пьяному делу в процессе бритья случайно едва не зарезал майора. Узнав о смерти дяди, он покинул Владивосток где, после завершения армейской, работал экспедитором на макаронной фабрике. Брат не слишком рад Иванову. Впрочем, когда Иванов снимая рюкзак, случайно выясняет, что он набит бутылками с водкой, Синезёркин вспоминает о родственных узах. Братья садятся за стол и начинают поминать дядю, закусывая куском пожелтевшего прошлогоднего сала и сухарями. Сухари и сало — вся провизия, найденная двоюродным братом в кладовой. После второй бутылки брат, узнав о нынешнем неопределенном социальном статусе Иванова, ласково называет его «жополазом» и предлагает принять участие в грандиозном бизнес-проекте. В процессе распития третьей бутылки, пытаясь вникнуть в путанные выкладки брата о «дальневосточном гектаре», Иванов незаметно засыпает.

Действие переносится в Москву, где убивают бывшего главного уролога ЦКБ Лукина. Той самой ЦКБ которая так памятна простым россиянам в связи со здоровьем первого президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина. Одной из версии убийства являются пропавшие мемуары покойного под рабочим названием «Конец империи», на издание которых был заключен договор с Нью-Йоркским издательством. Следователи, приехавшие на квартиру убитого, обнаруживают там следы тщательного обыска и лежащий в кухонной раковине череп крысы с надписью «Бедный Йорик. Я знал его». Следствие заходит в тупик. В тупике, расположенном рядом с квартирой, следователям на глаза внезапно попадается бомж, одетый в красную шёлковую рубашку и плащ, ранее принадлежащий убитому. После пары бодрящих ударов бомж признается в убийстве уролога с целью завладения плащом. Бомж, не выдержав мук вины и сокамерников, заподозривших в нем сатаниста, кончает с собой в СИЗО. Кончив с собой, он вешается на веревке, сплетенной из порванной рубашки. Дело закрывают. Один из следователей, молодой крымский татарин лейтенант Аблязизов, подозревает, что дело не чисто и вечером тайком незаконно проникает на квартиру убитого уролога. Там, анализируя активность жертвы в социальных сетях, лейтенант приходит к выводу, что уролог был виртуально дружен с неким Женей, с которым сошелся на почве увлечения уринотерапией. Аблязизов понимает, что взял след. В это время, кто-то бьет его по голове, и он теряет сознание.

Зато внезапно обретает сознание Иванов. Впрочем, с третьей попытки сосчитав количество стоящих на столе пустых бутылок, он вновь теряет сознание. На этот раз до утра. В этом состоянии ему является учитель музыкальной школы, в которую в детстве ходил Иванов. Учитель смотрит на него скорбным взглядом и значительно произносит: «Говорил же я тебе, Женя, что с твоим талантом не смычком водить, а в задницах ковыряться!». Иванов видит стройные ряды мальчиков и девочек со скрипками. Звучит тема из «Металлики» и он просыпается в холодном поту. Оказывается, это звонит телефон покойного дяди. Иванов хватает трубку и говорит: «Слушаю». В трубке царит тишина, перебиваемая какими-то шорохами. Иванов вновь произносит: «Слушаю». В трубке вдруг раздается леденящий хохот и связь обрывается. Иванов наливает себе полстакана из уцелевшей бутылки и идет чистить зубы. За окнами орут петухи и занимается рассвет…

На рассвете приходит в себя и лейтенант Аблязизов. Придя в себя, он обнаруживает отсутствие компьютера. Вместо компьютера лежит пачка неоплаченных квитанций на оплату услуг ЖКХ. Лейтенант вновь понимает, что это след. Взять этот след мешает то, что это квитанции самого Аблязизова. Значит, преступникам известно, где я живу, — понимает он и радостный выходит из квартиры, — можно будет устроить засаду! По пути домой лейтенанта сбивает дорогоуборочная машина. Он теряет память и попадает в реанимацию.

Почистивший зубы Иванов будит брата и предлагает обследовать дом в надежде найти что-нибудь, что можно загнать за пиво и заодно поискать завещание дяди. В процессе поисков Синезёркин признается, что узнав о смерти дяди, он прихватил с собой некоторую сумму денег ранее принадлежавших макаронной фабрике и теперь его разыскивают. Из всего этого рассказа страдающий Иванов выхватывает только кусок с деньгами и понимает, что теперь есть на что купить пиво.

Будучи от природы и благодаря еврейским корням бережливым Иванов решает во время похода за пивом сдать пустые бутылки из-под водки. Собирая на кухне разбросанные бутылки, он находит металлическое кольцо, служащее ручкой для подъема крышки погреба. В погребе обнаруживаются полки с консервацией, двухсотлитровая бочка спирта и три ящика тушёнки «Великая китайская стена». Братья решают жить тут полгода до официального вступления в наследство. Прихватив ящик тушёнки и трехлитровую банку спирт, они поднимаются на кухню. Звучит зловещий стук в дверь… За дверью обнаруживаются новые персонажи: двоюродная тетушка дяди — Сара, давно впавшая в маразм актриса областного театра, приехавшая из Якутии. С ней дочка, брюнетка-эмо восемнадцати лет от роду, и маленькая собачка породы бульдог. После знакомства, в процессе которого выпивают за знакомство, тетушка Сара контральто исполняет «Плач Ярославны»: «Улетай на крыльях ветра…». Всплакнув от нахлынувших чувств, Синезёркин предлагает помянуть дядю. Выпивают не чокаясь. Иванов предлагает навестить могилу дяди, благо сегодня девятый день с трагической даты. Взяв спирт и тушёнку, встречая редких прохожих, идут через весь город на кладбище.

На кладбище наших героев ожидает страшная картина, вполне достойная премии «Кинотавра». Кто-то выкопал и достал из могилы гроб дяди. Дядя лежит в открытом гробу и зловеще скалится. Начинается дождь. Они стоят под дождем и смотрят на дядю. Глаза дяди поднимаются, но он на них не смотрит — глаз у дяди нет. Синезёркин извлекает откуда-то малую саперную лопатку и предлагает предать тело дяди земле. Не в силах смотреть в отсутствующие глаза дяди Иванов сталкивает гроб в собравшуюся на дне могилы лужу. Все присутствующие, включая бульдога, по очереди бросают на гроб комья грязи. Братья закапывают оскверненную могилу. Помянув покойного промокшие родственники топают домой. По пути Синезёркин обращает внимание, что со смывшейся косметикой и в промокшей одежде кузина очень даже ничего. Давно не имевший интимных связей с женщинами он влюбляется в нее. На крыльце дома их ожидает высокий человек в очках и кепке. Это друг покойного Парамон Людвигович — бывший сотрудник НКВД, КГБ и нынешний почетный дворник Санкт-Петербурга, приехавший почтить память покойного друга. Из последующего разговора с Парамоном Людвиговичем, сопровождающегося неспешными спиртовыми возлияниями, выясняется, что дядя был вовсе не безобидным дантистом, а сотрудником секретного отдела НКВД, позднее КГБ. А профессию зубодера он освоил между делом, пытая жрецов культа вуду в далекой Африки, где выполнял секретные задания партии и правительства. После распада СССР и КГБ он переквалифицировался в дантиста, и это позволило дяде остаться на плаву и даже слегка разбогатеть. На недоуменный вопрос Синезёркина что особым богатством тут не пахнет отставной «госбес» разражается грязной бранью в адрес младореформаторов. Справившись с собой и извинившись перед дамами, Парамон Людвигович сообщает о своих подозрениях, относительно причин смерти дяди. Выпив еще один стакан водки, ветеран начинает горько плакать. Выплакавшись, начинает вспоминать былое. В процессе рассказа о встречах с Лаврентием Павловичем Берией мы покидаем наших героев.

В больнице приходит в себя лейтенант Аблязизов. Рядом с койкой он обнаруживает грудастую блондинку в кожаных брюках. Это агент ФСБ Маша Бобылкина. Маша рассказывает лейтенанту об убийстве в Нью-Йорке редактора, собиравшегося издать мемуары Лукина. Она также сообщает лейтенанту, что он теперь старший лейтенант и поступает в ее полное распоряжение. От этого известия в Аблязизове сразу просыпается память, и он рассказывает Бобылкиной об информации, почерпнутой им на форуме лечащихся уринотерапией. Соседи по палате с интересом слушают о случаях чудесного излечения посредством урины. Маша звонит начальству и через полчаса сообщает, что Женя — это Женя Иванов. В палату входит неизвестный тип в черном плаще и солнцезащитных очках и передает Бобылкиной папку с досье на Иванова. Бобылкина и влюбившийся в нее Аблязизов берут след.

Мы вновь возвращаемся в провинциальный городок, где Парамон Людвигович рассказывает о неких мемуарах, которые писал покойный. Этот рассказ заставляет Иванова вспомнить о полученной накануне отъезда из Москвы бандероли. В бандероли оказываются мемуары Лукина, что приводит всех присутствующих в недоумение. Парамон Людвигович, ознакомившись с первыми страницами, горит, что это бомба. Иванов забирает у него рукопись и прячет ее в туалете. Начинаются поиски мемуаров дяди. В ходе поисков опьяневший от спирта и спермотоксикоза Сенезёркин овладевает кузиной. В ходе коитуса выясняется, что кузина не настолько невинна, как казалось Синезёркину. Более того, она учит кузена нескольким ранее не знакомым ему вещам. Смущенный, он решает сделать ей предложение. В это время Парамон Людвигович пьет с тетей Сарой на брудершафт. Если бы не внезапный укус собачки, то возможно последовала бы еще одна интимная сцена. К сожалению, внезапный испуг в таком возрасте чрезвычайно пагубен для эрекции и Парамон Людвигович, в душе проклиная мелкую тварь, вынужден вернуться к поискам мемуаров покойного друга.

Между тем, Иванов, сморенный усталостью, засыпает в туалете. Во сне ему является тренер из легкоатлетической секции, куда Иванов ходил в детстве.

— На тебя даже не стоит мельдоний переводить, скотина безногая! — кричит тренер и Иванов просыпается.

Внезапно ему хочется закурить, хотя он не курит. Он выходит на улицу и идет по направлению к центральной площади города в надежде купить сигарет в ночном ларьке. Все закрыто. Походив по городу, пораженный отсутствием прохожих и света в окнах он возвращается в дом. В доме тетя Сара, Парамон Людвигович и бульдог продолжают искать мемуары, а кузен с кузиной курят лежа в кровати на втором этаже. Незаметно наступает утро. Измученный Иванов, обратив внимание на отсутствие петушиных криков, будивших его накануне, забирается в подвал и тайком начинает есть соленые огурцы из трехлитровой банки. В процессе поедания огурцов ему вновь случается видение: руководитель судомодельной секции, куда юный Женя ходил в школе и откуда был с позором изгнан за «безрукость», стоит перед глазами Иванова как живой и молча плачет. Иванов, начинает плакать вслед за ним. Поплакавши, в банке с огурцами Иванов обнаруживает полиэтиленовый пакет. В пакете искомые мемуары. Иванов, начинает читать их.

Конец первой серии.