Бесплатный фрагмент - Изобилие в твоем сердце

Дорогие мои, читатели!

В данной книге вы ознакомитесь с историей моей жизни. Вы узнаете, где начался мой жизненный путь, и куда сегодня привел меня жизненный опыт. Здесь я делюсь всем тем, что использую в данный момент моего Бытия. В этой книге вы обнаружите полезные инструменты, с помощью которых вы сможете справиться с тяжелыми жизненными ситуациями. Также вы наладите взаимоотношения с незримым миром, который будет помогать вам в вашем духовном, ментальном, материальном и физическом развитии, а также в повседневной жизни. Эта книга призвана помочь развить свой внутренний потенциал через раскрытие души и сердца. От сердца к сердцу, к Вселенскому Центральному Солнцу, где все есть — Любовь.

Всех вам Благ и процветания на всех уровнях Бытия!

С любовью к вам, Малика!

---

Предисловие

Первая моя попытка написать книгу о себе была в 2006 году: тогда я просто записывала в черновик все свои эмоции, боль и обиды, которые обволакивали мое тело и не позволяли выйти за грань моих убеждений и страхов. Затем я сожгла свои мемуары, надеясь, что все негативное также сгорит и растворится в воздухе. Да, этот прием помог мне, но ненадолго.

Спустя шесть лет ко мне опять пришло вдохновение, вместе с ним — новый взгляд и опыт, и в 2012 году я принялась писать второй раз, как говорят: бумага все стерпит. Я исписала тетрадь в девяносто шесть листов, и тут мое вдохновение покинуло меня снова. Мне казалось, что все мои задачи выполнены, и вроде жизнь пришла в нужное русло, но это был временный эффект. В поиске счастья я перечитала множество духовной литературы, но глубоко внутри себя я не испытывала того счастья и гармонии, о которых все пишут и говорят.

Сегодня — утро 26 ноября 2018 года, мое вдохновение вернулось ко мне, это моя третья попытка. Уже с новым осознанием и восприятием моя душа потянула меня к компьютеру. И привычное дело — переносить на бумагу все свои мысли — отошло на второй план. Мои пальцы умело заскользили по клавиатуре, будто они занимались этим всю мою сознательную жизнь.

В этой книге — вся моя жизнь, мои взлеты и падения, самые сильные эмоции и яркие впечатления, весь мой жизненный путь и опыт, который привел меня в настоящее время. Эта книга вдохновит вас на новые свершения, снимет завесу между физическим и незримым миром. Она для всех, пребывающих в поиске счастья, гармонии и благосостояния, кто задает вопросы и хочет получить ответы. Она распакует ваш внутренний потенциал и откроет двери в новый мир. Возможно, именно ты, дорогой мой читатель, осуществишь важное для человеческой эволюции открытие. Мое же намерение — пробудить сердца людей, потому, что знаю — в каждом сердце есть любовь и милосердие, но по разным причинам оно у многих заперто. С помощью знаний практик медитаций, которыми я делюсь в моей книге, вы расширите ваше сознание, и это выведет вас на новый духовный, ментальный, физический, материальный уровень.

В этой книге вы обнаружите инструменты, с помощью которых вы достигнете желаемых результатов в своей жизни. Сейчас, когда мы живем в эпоху эволюции души, у нас есть шанс распахнуть свои сердца, и чем больше людей откроют их, тем быстрее они придут к собственному счастью, процветанию и миру вокруг себя. Мы думаем, что счастье, любовь и мир нам должен дать кто-то извне, а на самом деле все находится внутри каждого из нас, нам только надо вернуть себя к себе. Сначала нужно познать и изучить свою природу, затем, в совокупности сердечной любви друг к другу, мы получим обетованный рай, Здесь и Сейчас, на нашей планете Земля, который называется: Закон, Единство, Мудрость, Любовь — Я Есть! Что мы излучаем, то и получаем! Бесконечный разум, Вселенная, Бог дадут вам именно то, во что вы верите всей своей сущностью. Ведь было сказано мудрецами: «Не прорастет без любви даже травинка».

---

«Когда скрижаль судьбы мне вдруг подвластна стала,

Я все бы стер с нее и все бы написал сначала.

Из мира я печаль изгнал бы навсегда,

Чтоб радость головой до неба доставала…»

Омар Хайям

Глава 1.

Детство

Моей маме было 17 лет, по происхождению она была ингушка, а отцу — 39, он был чеченец. Очень интересная история их любви. Мой отец на тот момент имел трех жен, жили они в разных домах, но все рядом. От трех жен у отца было восемь детей: пять сыновей и три дочери, позже родилась у него еще одна дочь. Работал он обычным шофером на молоковозе, каждое утро он должен был доставлять молоко в местные магазины города.

Как-то ранним солнечным утром отец ехал на своем молоковозе. Вдоль обочины бежала девушка, которую он знал и часто подвозил к ее бабушке. Отец говорил, что она была божественно красива, ее волосы были пшеничного цвета, собранные в косу, которая ниспадала ниже бедер, и, как небо, голубые глаза. Остановив машину, отец предложил подвезти ее. Как обычно, она села к нему в кабину. Когда он увидел, что девушка плачет, в недоумении спросил: «Что случилось, милая?» Рыдая навзрыд, она начала свой рассказ о том, что сбежала из дому и спрыгнула со второго этажа, потому что мать закрыла ее в комнате с каким-то стариком и сказала, что теперь она его законная жена, и он может делать с ней, что захочет. Хотя старик заплатил хороший калым, но это не давало ему полное право без благословения отца моей матери быть законным супругом, или местный мулла должен был одобрить их союз. Их брак изначально был сделкой между моей бабушкой и тем стариком. Выслушав ее, он сказал: «Выходи за меня замуж, тогда я смогу защитить тебя». Недолго думая, она дала свое согласие, хотя знала, что у моего отца есть три жены. Он ей нравился, мой отец был красивый и мужественный, добрейшей души человек.

Так началась их совместная семейная жизнь, и спустя девять месяцев у них на свет появилась я, девятый по счету ребенок в семье отца. Конечно, моя бабушка не могла простить такой проступок своей дочери и всячески вмешивалась в их жизнь, оскорбляла моего отца и его родственников, моей матери частенько доставалось от нее. В конечном итоге она добилась своего и разлучила их. Со скандалами и криками бабушка забрала домой свою дочь и внучку, со временем она начала упрекать и самоутверждаться над моей матерью, а на моего отца подала заявление в милицию, чтобы тот не мог подходить ко мне на сто метров, иначе ему грозила тюрьма за многоженство.

Моя бабушка была и есть властным человеком — воспитанная в строгих обычаях и традициях, она никогда не считалась ни с кем, и для нее все люди были ниже ее по статусу, положению, по роду и племени. Она говорила всегда, что ее род благородный, уважаемый и почитаемый, она гордилась собой, говорила, что она сестра семи братьев, и все ее холили и лелеяли. Корону, которую ей надели, она носит по сей день. Истинная горянка. Долгих лет ей жизни!

Детство в доме моей бабушки проходило по-разному. У нее было восемь детей и я, ее внучка, девятая. Старшие ее дети учились и работали в городах бывшего Советского Союза, а младший сын и две дочки росли и учились в школе. До пяти лет я помню, что бабушка меня любила и даже играла со мной, но чем старше я становилась, тем суровей она относилась ко мне. Я не понимала, что плохого я сделала, и почему меня наказывают без повода. В моем сердце копилась обида и ненависть к ней.

Моя мать вскоре второй раз вышла замуж, пытаясь найти свое счастье в семейной жизни. Она часто приходила в дом своей матери, они постоянно ссорились и ругались с бабушкой, иногда подключался младший брат моей матери, вместе они били мою мать — это был сплошной кошмар и ужас. Бабушка прогоняла мою мать из дому и всегда сопровождая упреками, что она, плохая и неблагодарная, бросила, как кукушка, своего ребенка. Каждый раз, когда она приходила, ее визит заканчивался скандалом.

Однажды моя мать завела разговор о том, что у ее дочери есть отец и много сестер и братьев, и когда она вырастет, то сама найдет своего отца. Я находилась в соседней комнате и все слышала, но не могла понять, о каком ребенке идет речь, они скрывали от меня, кто моя настоящая мать. Мне было уже около десяти лет, когда услышала, как моя мать кричала и говорила, что она меня родила, и что я — ее дочь. До того момента я считала ее старшей сестрой, эта новость меня окончательно ввела в замешательство. Сначала я обрадовалась, но потом в моей голове появился один большой вопросительный знак. Почему я живу с бабушкой, а не с моей красивой и молодой мамой? Почему моя мама оставила меня у злой бабы? Почему не заберет меня к себе? Почему мой отец не забрал меня к себе? Когда моя мать сказала, что я девятый ребенок моего отца, эта цифра мне врезалась в память. И сплошные вопросы: почему? Не зря в народе говорят: все тайное становится явным, рано или поздно.

С того дня я постоянно думала о моем отце, я очень хотела сбежать из дому, и попытки к бегству я совершала, будучи совсем крохой, начиная с двух лет, так рассказывала моя тетя, одна из маминых сестер. Видимо, моя душа чувствовала, что мне нет места в той семье. Был такой случай, когда я гуляла на улице, и мамина сестра присматривала за мной, она заигралась со своими подругами, не заметила, как я пропала, они искали меня во дворе, в соседних дворах, так и не нашли меня в тот день. Пропажу бабушка не заметила, и на следующий день тетя продолжила свой поиск. Нашла она меня у семейной пары, мужа с женой, которые не могли иметь своих детей и были счастливы, что нашли ребенка. Моя тетя тоже была счастлива, что нашла меня и забрала домой. Говорила, что я плакала и хотела к тем людям.

С каждым годом я набиралась сил и терпения, в моей голове были одни и те же мысли: кто мой отец, и где он живет? В сердце теплилась надежда, я находилась в предвкушении встречи с ним. Однажды моя мать рассказала мне о моем отце. В то время мне исполнилось четырнадцать лет, я готова была поехать к нему, но в мыслях я сомневалась. Я повторяла себе: «Хотел бы — приехал, нужна была бы — забрал бы меня к себе, и это самое большое препятствие между нами». Еще одна обида заполнила мое сердце горечью. Как у многих брошенных родителями детей, во мне сидела эта заноза. Я спрашивала себя: зачем меня родили, а потом скинули бабушке? Моя мать говорила, что она любит меня, просто обстоятельства так сложились, поэтому я живу с бабушкой. Сколько бы я ни просила забрать меня к себе, чтобы мы жили вместе, она разводила руками и говорила, что она бессильна перед своей матерью, она не позволит, по закону я принадлежу ей.

Такой вердикт окончательно нанес мне удар ножом прямо в сердце. Я смотрела на свою мать и не могла понять ее, что это за страх, и почему она так боится идти против воли своей матери, когда речь идет о собственном ребенке? Решив, что моим родителям безразлично, в какой среде я расту, с кем я живу, и какое у меня будущее, я смирилась на время с моим положением.

Предательство моего отца и отношение матери к собственному ребенку придавало мне силы, очень хотелось посмотреть в глаза моему отцу и услышать от него более содержательный и исчерпывающий ответ на мой вопрос: почему и за что? Я взвесила все за и против, и в моей голове родился план. Мое совершеннолетие и определит мою судьбу, а до того момента было еще четыре мучительных года. Как сложно было находиться в семье, в которой надо было выживать и бороться за свои права как личности. Бешеный младший брат моей матери, женоненавистник, и бабушка, напоминавшая злую мачеху из сказки «Золушка».

Так я росла и ходила в школу, занималась спортивной гимнастикой, бегала по утрам, подтягивалась на турнике и скакала по парапетам, как горная лань. Со временем я овладела техникой самодисциплины и самоконтроля. У моей матери было четыре сестры и три брата. Среди них был средний из братьев, мой дядя, благодаря которому я научилась думать, прежде чем выпускать наружу свои эмоции. Он стал для меня учителем и наставником, папой и мамой, он научил меня готовить и красиво сервировать стол, научил включать воображение и фантазию, рисовать от простых рисунков до сложных картин. Он был талантлив во всем, для меня был праздник, когда он возвращался из длительных командировок. К его возвращению я делала генеральную уборку в квартире и старалась удивить его новым блюдом. Из командировки он всегда привозил подарки своим двум младшим сестричкам, а мне особенный подарок, не похожий на тот, что дарил сестрам. Конечно, бабушка его забирала и прятала в свой большой секретный сундук с большим навесным замком. Эта ее черта меня раздражала, но я знала, что дядя помнит обо мне, и от этого я была счастлива. Дядя умел заботиться обо всех своих родных и близких, Великодушный, щедрый, талантливый, умный, мудрый и еще красивый, таким я его знала, когда росла в доме моей бабушки.

Так сформировалась в моей голове модель идеального отца, брата, дяди, мужа, настоящего и идеального мужчины. Я не нуждалась в материальных благах, дядя обеспечивал всем, и я выросла в достатке. Для полного счастья мне не хватало просто обычной, искренней любви отца и матери. Больно признавать тот факт, что ты не нужна, больно осознавать и принять, что ты нежеланный ребенок. Со временем я внушила себе, что потерять можно лишь то, что ты имеешь, я изначально не имела матери и отца, и мне неведома родительская любовь. Я считала себя изгоем, хотя внешних и внутренних патологий и недостатков во мне не было.

Время от времени всплывал вопрос: почему моя жизнь такая безрадостная? Младший брат моей матери был очень красивым, но бешеным, как злая собака. Красивым настолько, что местные девчонки при виде его оборачивались, улыбались и кокетничали с ним. У него были курчавые волосы черного цвета, белая кожа и синие глаза, спортивное тело, ноги, накачанные, как у велосипедиста. Он имел награды по велоспорту. Бабушка гордилась своим сыном и его достижениями, ее знаменитый персидский ковер был обвешан медалями и наградами ее любимца. Она имела на него сильное влияние, он был ее зеркальным отражением.

Свою лепту он тоже внес в мое воспитание. Если я получала плохую оценку в школе, он бил меня, как боксерскую грушу, нельзя было выйти из дома без его разрешения. Школа и занятия спортом до седьмого класса приветствовались, он строго следил за этим. Когда я перешла в восьмой класс, мне запретили заниматься спортом, у меня не было будущего в спортивной карьере, не положено было девушке-мусульманке прыгать в спортивном купальнике на всеобщем обозрении, это было против традиций и правил. Сложно жить с людьми, когда нет ни понимания, ни сострадания, о любви я уже не мечтала. Радовало лишь то, что в школу не запрещали ходить.

Как-то осенью мы с моей подругой шли домой из школы, и она сказала мне, что хочет познакомить меня с другом ее парня. Я ответила, что не хочу, потому что знала, если мой дядя узнает об этом, то убьет и меня, и этого парня. Нам было по четырнадцать лет, она организовала для нас случайную встречу. Однажды после уроков, как обычно, мы возвращались домой, парень моей подруги шел нам навстречу, и с ним был он, тот самый мальчик, с которым она хотела меня познакомить. Он выглядел взрослым парнем. Его речь была короткой, уверенной. Он предложил мне дружбу, я смущенно ответила, что подумаю и дам ответ на следующий день.

Придя домой, я вспоминала каждый его взгляд, выражение, его манеру общения, прислушалась к своему сердцу и сказала сама себе: «Да, я согласна». С детства я прислушивалась к внутреннему голосу не потому, что я знала, что надо слушать себя, чувствовать и понимать свои эмоции и вибрации, а потому, что не с кем было посоветоваться, тем более, когда речь шла о мальчиках.

У моего первого парня были густые черные волосы, большие зелено-карие глаза, пухлые губы бантиком — мечта каждой девушки. Я влюбилась в него, это чувство мне было незнакомо, я вся горела изнутри, мне было приятно видеть и слышать его. Нам было интересно вместе. Я объяснила ему, что в моей семье все очень строго. Я не смогу ходить с ним в кино или куда-то ездить вдвоем, единственное место встречи — это школа и дорога домой. Он был согласен, потому что сам рос в таких же традициях и обычаях. Когда мы виделись, все вокруг будто замирало.

Мы не заметили, как нас закружило в осеннем танце любви. Восхитительные, яркие чувства вспыхнули между нами, мы испытывали огромное счастье и радость. Детская, чистая любовь наполняла наши сердца необыкновенным возвышенным состоянием. Он стал для меня не лучиком в темном царстве, а ярким солнцем.

С того момента моя жизнь стала наполняться разноцветными красками. Я ждала с ним встречи, а больше всего я ждала, когда мой бешеный дядя уедет из города в село к родственникам или на дачу, куда угодно, и тогда я могла больше времени уделять нашим свиданиям. Бывало, он приходил к нам во двор и начинал свистеть, как соловей. Я по свисту могла определить, что это моя любовь зовет меня. Выглянув в окно, убедившись, что это он, я искала способ выйти к нему, хотя бы на пять минут, иногда мне это удавалось. Часами он ждал меня в моем дворе и, не дождавшись, уходил, а я смотрела ему вслед и плакала. Суровые законы и обычаи, не позволявшие двум влюбленным видеться, вызывали в моем сердце печаль.

Время шло, и за осенью пришла зима, а весной в нас проснулась безумная, неудержимая страсть. Понимая всю серьезность, мы держали дистанцию, не касаясь друг друга, но природу не обманешь и не укротишь. Неожиданно для нас двоих сработал закон притяжения — мой парень резко взял меня на руки и поцеловал впервые. Я почувствовала, что земля из-под ног ускользает, это было неописуемое состояние, грандиозный взлет эмоций. В какой-то момент во мне проснулся страх, я попросила его поставить меня на землю, от смущения и робости я убежала домой.

Несколько дней я избегала встречи с ним. Чувствуя наше желание и притяжение друг к другу, и чем это может все закончиться, и в тоже время, боясь его потерять, я не знала, что мне делать и что говорить ему. Он не переставал приходить ко мне во двор и в школу. Однажды он поймал меня на заднем дворе школы. Сказал, что нам надо поговорить. Взяв меня за руку, он нежно начал целовать мои пальцы, положив мою руку себе на грудь, глядя мне в глаза, открыто признался в любви. Из моих глаз покатились слезы, в глубине души я была очень счастлива. Тогда он спросил меня, почему я плачу? Я ответила, что от счастья. Это были первые слезы огромного счастья. Ведь я не знала этого чувства. Мне было хорошо, в душе я чувствовала, как внутри меня растекается непонятная субстанция. Я говорила себе: «Меня не любят родители, мои родные и близкие, но любит посторонний парень».

Откуда мне было знать, что любовь бывает многогранна, и каждый человек, будь-то близкий или далекий, может любить и дарить любовь. В бабушкиной семье не принято было проявлять телячьи нежности даже по отношению к девочкам. Спартанский, суровый подход с тоталитарным режимом, напоминающий законы в Спарте. Мы с моим любимым продолжали встречаться, он дал мне слово, что больше не будет ко мне прикасаться. Нам было нелегко, но мы держали дистанцию, наши взгляды все говорили за нас.

Однажды он попросил меня, чтобы я прогулялась с ним по набережной. В нашем городе Грозном, где я родилась и выросла, было большое искусственное водохранилище, в летнее время открывался пляжный сезон. Он сказал мне: «Дай мне слово, что когда он откроется, ты пойдешь со мной на пляж купаться». Чтобы его не обидеть, я дала ему слово, что мы обязательно пойдем. Лето было уже в разгаре июля, и мы назначили день, когда сможем пойти на пляж. Я подгадала, когда ненавистный мне дядя уедет, и назначила время встречи с любимым. Собрав вечером сумку и пляжные принадлежности, я легла спать, всю ночь я ворочалась, переживала, разные мысли лезли в голову.

На следующий день, предупредив младшую сестру моей мамы, я направилась к выходу, но в тот момент, когда я открыла входную дверь, моя бабушка стояла за ней, она приехала с дачи. Увидев меня с сумкой, она спросила, куда я собралась. Пока я думала, что ей сказать, она выхватила сумку, стала проверять, что у меня там. Подняла крик, ударив меня по щеке, закрыла меня в своей комнате на ключ. Я не могла сказать, что меня ждет парень, и мы идем купаться на пляж. Это категорически запрещалось.

Спустя час бабушка отперла свою дверь и строго приказала, если я выйду без разрешения во двор, то лишение свободы и домашний арест мне будет обеспечен до конца лета. Ее угрозы и побои меня не пугали: «собака лает, а караван все равно продолжает свой путь». Попросив тетю прикрыть меня, я выбежала из квартиры, чтобы сообщить моему любимому, что я не смогу с ним пойти, но его не оказалось на месте. Посмотрев по сторонам, я увидела вдалеке его спину. Я кричала и бежала за ним, но он исчез. Придя домой, я зашла в спальню, легла на кровать и рыдала навзрыд в подушку. Мне было больно и обидно, что он ушел. Мне было стыдно перед ним, я так и не смогла рассказать ему причину.

Прошел день, два, неделя, месяц мы не виделись. Наступила осень, и опять школа, я надеялась, что он остынет, придет в школу ко мне и спросит меня. Да, он пришел в школу, но уже не ко мне. Моя подруга сообщила мне, что мой любимый начал встречаться с девочкой из параллельного класса. Обида и боль сжигали меня изнутри, тогда я дала себе слово, что никогда больше мое сердце не откроет дверь и не пустит туда никого. Мы виделись с моим любимым, но издалека, на расстоянии, он пронизывал меня своим надменным взглядом, таким образом, показывая, что я обидела его. Я понимала, что он встречается с другой мне назло. Мы встречались почти год и расстались, когда нам исполнилось по пятнадцать лет.

Вскоре моя сердечная боль утихла, но думать о нем я не переставала. В нашем дворе в соседнем доме на первом этаже жила семья, у них были две дочки. Мы были сверстницами, дружили и ходили в гости друг к другу. Однажды зимой к ним приехал парень, он оказался двоюродным братом моих соседок. Как обычно, я зашла к ним в гости, он увидел меня, мы поздоровалась. Недолго засидевшись, я ушла домой.

Спустя время ко мне пришла одна из его сестричек и передала от него записку, в которой было написано, что я понравилась ему, и он предлагает мне дружбу. Я ответила в письменном виде, что согласна. Так я начала общаться и дружить с парнем, который был старше меня на два года. Он был высокий и очень хорошо сложен физически. Занимался профессионально вольной борьбой, он относился ко мне как к маленькому ребенку и называл меня малышкой. Я не испытывала к нему чувства любви, но с ним было интересно.

Через три месяца его призвали в армию. Когда он спросил у меня, буду ли я его ждать из армии, я честно призналась, что ждать я не обещаю, но писать письма буду. Он улыбнулся и сказал: «Спасибо и на этом». Перед отъездом в армию мой друг пришел попрощаться со мной, и он уехал, позже в своем письме он сообщил, что находится в Украине. Моя жизнь тоже продолжалась. Как-то раз пришла сестра моего нового парня. Она оказалась одноклассницей моей первой любви и начала о нем рассказывать, что он сердцеед, что он стал проявлять к ней особый интерес. Я вся сжалась от такой новости, в моей памяти всплыла обида. Я спросила у соседки:

— Зачем ты мне рассказываешь то, что причиняет мне боль?

В ответ она с ухмылкой сказала:

— Посмотришь, он станет моим мужем, а ты выйдешь замуж за моего двоюродного брата.

— Ты все за всех решила, — сказала я в ответ.

— Да, — ответила она. — Дождешься его из армии, и вы поженитесь.

— Нет, — ответила я. — Такого обещания я не давала твоему брату, и мы всего лишь друзья.

— Между мужчиной и женщиной дружбы не бывает», — ответила она и пошла к себе домой.

Как я и обещала, мы переписывались с ним, в своих письмах он себя восхвалял, говорил, что он в десантных войсках, что он там король, и все его боятся, он был о себе высокого мнения. Меня стали раздражать его письма. В одном из писем он намекнул, чтобы я дождалась его, что, когда он вернется, мы поженимся. Тогда я вспомнила разговор его сестры, и поняла, что они были заодно. В письме я ответила ему, что замужество не входит в мои планы на ближайшие шесть лет. Это было последнее письмо от меня. Я получала от него письма регулярно, в каждом письме были его цветные фотографии: самовлюбленный и самонадеянный, напоминающий павлина, который распускал свой хвост, чтобы все им восхищались. После его предложения в декларативной форме, я стала рвать его письма, не читая их. Его фотографии я сжигала, чтобы никто их не обнаружил.

Так закончилась наша с ним дружба. Я продолжала ходить в школу, в десятый класс, впереди намечался выпускной бал. Я уже знала, кем я хочу быть и в какой институт хочу поступить. Мой дядя, который был моим наставником, пообещал, что когда я окончу школу, он заберет меня в Москву, чтобы я готовилась в полиграфический институт. Рисовала я хорошо, и мне это нравилось.

Неожиданно для всей семьи бабушка купила большой участок земли в горном селении, как она сказала, это был подарок для ее младшего сына, чтобы он там строил себе дом. На этом участке была маленькая времянка, много разных сараев и курятников, на территории перед домиком были посажены плодовые деревья, все было как-то беспорядочно и хаотично. Бабушка купила это по дешевке ради гектара земли, но самая важная причина была в том, что она сама была родом из этого села. Ее отец и дяди были родом оттуда, к старости она хотела быть ближе к ним.

Когда я была в начальных классах, бабушка часто меня брала с собой к своим родственникам. Мне не нравилось ездить с ней туда, у ее родственников не было маленьких детей, мне приходилось общаться с животными, так как местных детей я не знала. Каждый раз, когда бабушка собиралась в свое родовое село, я сопротивлялась, просила ее не брать меня с собой, мои слезы и причитания на нее не влияли. В моей душе от каждой поездки оставался неприятный осадок. Когда она купила этот участок в селе, она часто там оставалась, а у меня появилась возможность чаще видеться с матерью. Мне запрещали ходить к матери. Мне было уже 16 лет, я любила свою мать и очень жалела ее. Старалась ухаживать за ней и за младшей сестричкой. Моя мама была больна эпилепсией. В ее молодые годы из-за болезни она выглядела старше и очень уставшей. Бывало, приду к ней, а она лежит на полу, младшая сестричка в кроватке, ее муж был постоянно на работе. Я очень переживала за нее.

Как-то мама рассказала мне историю о своем приобретенном заболевании. Ей нельзя было нервничать. Бешеный пес — младший брат мамы один раз чуть не зарезал ее. Я как раз пришла из школы, в подъезде на первом этаже были слышны крики бабушки, они в очередной раз ругалась. Дядя забежал на кухню, схватил самый большой нож, бросил мою мать на пол и сказал, чтобы она заткнулась, иначе он зарежет ее, как барана. Он был в ярости, я набросилась на него сзади, прыгнула ему на спину, ладонями закрыла его глаза. Я плакала и просила его не делать этого. Бросив нож на пол, он выбежал на улицу.

Бабушка умела устраивать сцены и плести интриги даже между своими детьми. Моя мама билась в конвульсиях, пена шла изо рта, все тело сжималось, как струна, пальцы ног и рук в судорожном спазме скручивались, и в таком состоянии моя мамочка каждый раз кусала свой язык. Я знала, как остановить этот процесс, быстро вставляла ей в рот деревянную ложку, садилась сверху на нее и всеми силами, что были во мне, раскрывала ей пальцы рук. После такой процедуры она быстро приходила в сознание. Я не понимала, почему моя бабушка так сильно ненавидит мою мать, то есть, свою же дочь.

Когда бабушка узнала, что я зачастила к своей матери, она наказала меня жестоко, била своей дубинкой, которая всегда была у нее под рукой и приговаривала: «Тебе мать захотелось, она бросила тебя, а ты бежишь к ней». Я сказала в ответ: «Я буду ходить к своей матери, ты не запретишь мне». Бабушку это разозлило еще больше, и она сказала мне: «Посмотришь, что я тебе сделаю». Ее угрозы, упреки и скандалы заканчивались побоями, таким образом, она вселяла в меня еще больше ненависти и страха. Я мечтала сбежать подальше от бабушки, ждала своего дядю и надеялась на поступление в полиграфический институт. Я забыла про угрозу и побои бабушки, большого повода для скандала ей не требовалось. С восходом солнца и с закатом в доме постоянно был крик, и это был привычный уклад и климат в семье. Упреки в мой адрес, что она меня кормит, одевает и дает все самое лучшее, а я такая неблагодарная, бегаю к своей матери, которая меня бросила.

Первое полугодие учебного года пролетело, и наступили зимние каникулы. Бабушка заявила мне, что мои школьные документы она перевезла в село, и второе полугодие я закончу в сельской школе. От такой новости я тогда пришла в ярость. Я сказала бабушке: «Как ты могла так поступить?» На что она ответила: «Меньше надо было бегать к своей матери». Я понимала, что она отомстила мне. Я все время думала, как может сочетаться в одном человеке столько ненависти, злости, лицемерия и двуличия, и в то же время она одна поднимала своих детей, обеспечила всех своих детей высшим и техническим образованием. В нее как будто вселялся дьявол.

Мой мозг и моя душа не могли понять ее поведение. Я сказала, что я поеду с ней в село, но заранее предупредила, чтобы она подготовилась к похоронам, что ей придется везти мой труп. Я была настроена очень серьезно, и за шестнадцать лет, что я жила в том доме, нет — дурдоме, я устала от них. И, наконец, я сказала себе, что это будет моим освобождением. Моя бабушка только посмеялась над моими словами. Я зашла в ванную, помню, что у нас дома была разная отрава для мышей и тараканов. Отыскав под умывальником белый порошок, я высыпала его в стакан с водой и, закрывшись в туалете, быстро выпила его, в надежде, что он мгновенно сработает.

Не тут-то было, прошел, час, второй, и все без изменений, меня даже не затошнило. Вся в слезах, я направилась по коридору. Прямо возле входной двери, на стене у нас был белый шкафчик-аптечка. Быстро собрав все лекарства, часть таблеток я закинула в рот и начала их жевать, забежала на кухню, чтобы запить водой. Моя младшая тетя заметила мое неадекватное состояние, побежала за мной. Она была старше меня всего на два года, спросила: «А что ты прячешь в руках, а ну покажи!» Схватив меня за руку, она силой забрала у меня таблетки, при этом ругая свою мать. Завела меня в спальню, обняла и сказала, что не стоит из-за нее умирать, а суицид — это большой грех и удел слабых духом людей. «Потерпи полгода, а потом приедешь ко мне в Москву», — тетя уже училась в полиграфическом институте. Она приехала погостить домой и застала эту сцену.

---

Глава 2.
Юность

В середине января меня увезли в ненавистное село. Бабуля моя купила одного барана с огромными рогами и овцу для него, несколько кур и петуха, и белого, не совсем молодого коня, дядя назвал его Казбек. Первые три недели я не ходила в сельскую школу, но своим протестом так ничего и не добилась. Бабушка сказала, что я могу сидеть дома, в селе всегда есть работа, а аттестат об окончании средней школы я получу в любом случае: директором школы оказался ее родственник, он выдаст его безо всяких экзаменов. Бабушка умела подчинять всех, ее боялись все родственники, соседи и собственные дети. Между собой мы называли ее няней Гитлера. Я скучала по маме, городской жизни и одноклассникам. Мне казалось, что внутри меня умерла жизнь. Покорившись судьбе, я взывала к Богу и просила помочь мне выбраться, сбежать из того ада, в котором очутилась.

Село находилось в восьмидесяти километрах от города. Понимая, что деваться некуда, я решила пойти в школу. Первый день знакомства с новыми одноклассниками меня не впечатлил. Школа находилась в километре от нашего домика, дорога туда и обратно занимала час времени, и мне это нравилось. Так я могла побыть сама со своими мыслями. С каждым днем я привыкала к людям, которые меня окружали. Больше всего меня успокаивала природа. По дороге из школы я всматривалась в горы, которые окружали село.

Когда наступила оттепель, и в марте месяце снег стал постепенно таять, запах весны навевал позитивный настрой и вдохновение. Мне нравилось наблюдать за всем, что меня окружало. Как-то на уроке физики, сидя за партой, я посмотрела в окно, и меня шокировал величественный вид гор. На вершине гор, как на картине, искрился под солнечными лучами снег, все вокруг вдруг стало красочно и сочно, зеленые деревья наполнили мое сердце радостью. Под впечатлением такой сказочной красоты я начала рисовать. На уроках я никогда не отвечала, мыслями я находилась в моем любимом городе, рядом со своей матерью, а мое тело просто присутствовало в селе. Когда я возвращалась домой, в своей школьной сумке я находила скомканные записки с предложениями руки и сердца, без обратного адресата. Я не подпускала к себе никого, не заводила друзей и подруг, общалась дистанционно, всегда отвечала однозначно и коротко. У меня было одно желание — поскорее окончить школу и уехать подальше из этих мест.

Иногда вместе с одноклассниками мы шли по одной дороге домой, мой временный дом находился в конце села. Вместе со мной со школы шли два мальчика из моего класса, и вскоре один из них признался, что я ему нравлюсь, и он хочет дружить со мной. Я не могла ответить ему взаимностью и призналась, что в моем сердце есть парень, которого я люблю. Эта новость быстро разошлась по селу, и местные девочки перестали видеть меня своей соперницей.

Рано утром бабушка сообщила, что едет в город и сказала, что вечером вернется. Дала поручение по дому, мы с сестренкой принялись за работу. Когда убрали в доме, мы пошли в сарай, чтобы выгнать овец пастись на пастбище, покормили кур, подмели двор и пошли на родник за водой. Вернувшись, приготовили обед, поели, и после ко мне пришла идея пойти в лес прогуляться вместе с конем. Сестричка от радости запрыгала на месте. С конем и сестренкой мы вышли через задний двор, чтобы соседи нас не увидели, и пошли гулять. Лес находился недалеко от нашего домика, мы пришли на поляну, усыпанную ландышами, я привязала коня к дереву, и мы с сестрой стали резвиться, играть в прятки. Я спряталась за толстым дубом, сестричка долго искала меня, а потом начала плакать. Когда я появилась, она подбежала ко мне, прыгнула на руки, схватила меня за шею и сказала: «Ты не бросишь меня никогда?» Я поцеловала ее, и сказала, что пока я жива, мы всегда будем вместе. Куда бы я ни уехала, и с кем бы я ни жила, мы всегда будем вместе.

Оседлав коня, посадив сестру перед собой, мы долго скакали по лесу. Чистый воздух наполнил наши легкие, и со свежим воздухом пришла надежда на счастливое будущее. Великолепие деревьев поражали своей чарующей красотой, за высокими ветвями, вдали на вершинах гор на солнце мерцал снег, словно драгоценные алмазы. Я ощутила могущество и энергию величественных гор. В тот день я была очень счастлива.

«Было бы здорово, если бы наша младшая сестра сейчас была с нами», — печально сдвинув брови, сказала сестричка. Нас было трое у матери, младшая сестричка жила с мамой. «Да, было бы здорово», — ответила я.

Когда мы возвращались с прогулки домой, нам навстречу шел старик с посохом. Я поздоровалась с ним, его острый взгляд пронзил меня. Я почувствовала, что ему что-то не понравилось, и он сказал, что молодой девушке непристойно сидеть на лошади. Я покраснела от стыда, хотя не понимала, что в этом плохого, извинилась и спрыгнула с коня. Горские законы и обычаи были очень строгими и суровыми. Но для меня, городской девушки, многое было чуждо.

Вернувшись с сестрой домой, я была рада, что бабушка не приехала из города. Наступила ночь, мы с сестрой остались в избушке вдвоем. Я стала переживать, что входная дверь закрывалась изнутри только на щеколду: ее можно было выбить легким ударом. Прочитала сказку сестричке, она быстро уснула. Я же долго не могла заснуть, боялась, что кто-то войдет, мое воображение работало на полную мощность. Страшные истории наполняли мои разум, но вскоре я заснула.

Рано утром меня разбудил петушиный крик. Я тихонько встала и пошла кормить кур, овец и любимца коня. Бабушки не было три дня, она задержалась по непонятным причинам, когда она вернулась, с ней вернулся ее крик и постоянное недовольство. На следующее утро я собралась в школу, хоть мне и не хотелось ходить туда, но я шла, чтобы меньше находиться с бабушкой. На большой перемене все девчонки побежали в холл, зовя меня с собой. У них было столько радости, будто в село приехала группа «Ласковый Май». Я спросила у одной из девочек: «Что происходит?» Она сказала, что сейчас местный парень будет играть на аккордеоне лезгинку, а мы будем с парнями танцевать. Она позвала меня, сказала, что будет очень интересно и красиво. «Не сейчас, мне нужно домой», — ответила я и ушла с последнего урока физкультуры. Моя сестричка ждала меня у калитки, поцеловав ее в щечку, мы вместе зашли в избушку.

По соседству жила девочка, с которой я дружила. Звали ее Маргарита, она была младше меня на два года, наши интересы во многом совпадали. Мы ходили в гости друг к другу, но в основном ходила я к ней. Вечерами мы собирались втроем: я, моя младшая сестричка и Маргарита, пили чай со сладостями, смотрели телевизор, читали, всячески пытаясь заполнить свободное время. У Маргариты было семь братьев, отец и мать были в возрасте 60 лет. Ее братья построили большой дом, и отдельно во дворе был построен дом с тремя большими комнатами и с отдельным входом для Маргариты, чтобы у нее было личное пространство, и она могла приглашать подруг. В школу ее привозили на машине, один из братьев контролировал каждый ее выход. Все братья были взрослыми, они оберегали и охраняли ее.

В гости мы ходили через огороды, между нашими участками была граница из сетки рабицы. В сетке мы обнаружили большое отверстие, через которое пролазили, если нам надо было попасть друг к другу. Я не любила заходить к ним через центральные ворота, потому что на нашей улице меня всегда караулил парень, который вернулся из армии. Он все время ходил в морской тельняшке, в белом кителе, с фуражкой на голове. Куда бы я ни собиралась пойти, он цеплялся и все время признавался в любви. Его поведение меня пугало, я старалась избегать с ним даже случайных встреч. Я постоянно думала о своем отъезде, с нетерпением ждала, что наступит этот день, но время будто замедлило свой ход для меня.

Загадочный парень-музыкант приходил в школу и играл то на баяне, то на гитаре. Молодежь была в восторге от него, местная дискотека была единственным развлечением в горном селении. После уроков я спешила домой, потому что знала: сестренка скучает и ждет меня. Она была для меня, как мой ребенок. Хотя я и сама была еще ребенком. Вечером я пошла к Маргарите, она пригласила меня пить чай с пирогом, который приготовила сама. Мы сидели вдвоем, как обычно, разговаривали о планах на будущее, о своих мечтах, вдруг в дверь кто-то постучал, Маргарита встала, подошла и открыла дверь. «Ого! — сказала она. — Какие люди!» Я насторожилась, к нам в комнату зашли два парня, это были ее троюродные братья, так они представились мне, поздоровались со мной, я ответила на приветствие по всем правилам и этикету, и направилась к выходу, сказав, что уже поздно, и мне пора домой. Один из парней заговорил со мной: «Куда ты убегаешь от меня?» От такого неожиданного вопроса я сгруппировалась и, посмотрев ему в глаза, ответила: «Домой». Он просил, чтобы я осталась. Я молча пошла к воротам, только услышала вслед его слова: «Беги, беги, детка, все равно от меня не убежишь. Завтра я приду к тебе в школу». От его слов в моем сердце появилась тревога. Придя домой, мы легли спать с сестрой.

Петушиный крик — в селах это был природный будильник. Открыв глаза, я вспомнила слова того парня, в школу идти не хотелось, но, собравшись с духом, я поднялась с постели и пошла. По дороге в школу мне часто встречались машины, водители тормозили, чтобы заговорить со мной. В близлежащих селах разлетелась молва о городской девочке, и каждый считал своим долгом познакомиться со мной. У нас в народе бытует такая поговорка: «Цветок принадлежит тому, кто первым его сорвал». В тот день я решила уйти с последнего урока. Шел сильный дождь. Пройдя небольшой отрезок дороги, за своей спиной я почувствовала, что кто-то идет следом за мной. Обернувшись, я узнала вчерашнего парня, который сказал, что никуда не денусь от него. Я спросила у него: «Зачем ты идешь за мной?» Он, улыбаясь, ответил, что он мой телохранитель.

— Я не нуждаюсь в охране, иди своей дорогой.

— Я и так иду своей дорогой, она общая, я иду к себе домой, — ответил он.

Мы шли долго, я молчала, он постоянно что-то говорил. Я дошла до своей калитки, а мой телохранитель пошел дальше. Я думала о том, что нужно этому парню от меня. При одной мысли о нем меня кидалало то в пот, то в дрожь, тогда я не понимала своей реакции. И так каждый день, куда бы я ни пошла, везде он меня находил. При виде его я чувствовала раздражение, я с нетерпением ждала своего звездного часа — окончания срока заключения в том селении. Изо дня в день одно и то же: рутина навевала сердечную тоску. Я попросила его не приближаться ко мне больше, чем на десять метров. «Да, конечно», — ответил он и продолжал преследовать меня.

Была суббота, и в школе сократили уроки. Я возвращалась, как обычно, по центральной дороге домой. Вдали увидела скопление мужчин и большое количество машин, и не понимая, что там впереди происходит, я остановилась. Мой телохранитель подошел ко мне сзади и сказал, что мы не можем пройти мимо них, тем более незамеченными.

— Почему? — спросила я у него. Он ответил, что я одета не по сельским нормам.

— А как я должна быть одета? — возмущенно переспросила я. — На мне полуботинки, короткая приталенная куртка и юбка до колен.

— Вот поэтому и нельзя идти мимо них: там хоронят человека, они заплюют тебя.

— Что значит, заплюют?

— Надо пойти в обход, чтобы попасть домой.

Я не знала дорогу в обход, мной была изучена только одна дорога, центральная. Я не знала, что делать. Увидев в моих глазах растерянность, недолго думая, он сказал: «Не бойся меня и доверяй, я проведу тебя, просто это займет времени на двадцать минут больше». Согласившись, я последовала за ним. «Я уверен, — сказал он, — что таких красот ты еще не видела». Действительно, природа была неимоверно красивой. Теперь величественные горы совсем были близко, густой лес завораживал и пугал одновременно.

Могущественные дубы, сосны, кустарники боярышника, шиповника и кизила — все цвело и пахло. Вдыхая ароматный свежий воздух весны, мы все шли и шли, пенье птиц ласкало мой слух, журчание родника сопровождало и придавало особую нотку, напоминало классическую симфонию. Всю дорогу мой телохранитель рассказывал о своих жизненных приключениях, в смысл которых я не вникала, шла и наслаждалась местной красотой.

— Ну, так, что, — спросил он. — Ты согласна?

Я спросила: «Согласна на что?»

— Быть моей девушкой.

— Не могу, у меня есть парень.

— Хорошо, что у тебя есть парень, — улыбаясь, ответил он. — Значит, просто будем дружить.

— Дружить мы тоже не будем, — нахмурив брови, сурово отрезала его предложение.

Его самонадеянность меня стала раздражать. Мы вышли на центральную дорогу. «Дальше я пойду одна», — сказала я и пошла по направлению к своему дому. Когда я зашла в дом, за маленьким столиком сидел младший брат моей матери. Он приехал, чтобы помочь посадить картошку и прочие овощи. Строго посмотрев на меня, он спросил:

— Где ты была?

— В школе, — быстро ответив, я прошмыгнула в комнату.

— Почему так долго?

— Я пересдавала контрольную по физике.

Сказать ему правду — означало подписать себе приговор, я знала, что он будет рукоприкладствовать, инстинкт самосохранения сработал мгновенно.

Рано утром бабушка разбудила нас, чтобы мы пошли на огород. Дядя копал лунки, я бросала картофель, мы быстро управились с земляными работами и пошли обедать. За обедом дядя сказал, что завтра уезжает в город, и если я хочу, то могу поехать с ним. От такой новости я была на седьмом небе от счастья. Иногда мне казалось, что он не такой злой и вредный, просто бабушка заводит его своими сплетнями и претензиями. А претензий у нее было всегда предостаточно. Мы уехали в город, у меня было такое ощущение, будто я отсидела срок.

Начались майские праздники, больше я не возвращалась в село, готовилась к поступлению в институт. Аттестат бабушка привезла, как и обещала, вся церемония и выпускной вечер в школе прошли без моего присутствия. Я находилась в городской квартире, в дверь позвонили. Когда я открыла, там стоял соседский мальчишка.

— Что ты хочешь, — спросила я? Он быстро проговорил, что возле подьезда меня ждет парень. Я спустилась, и каково было мое удивление, когда я увидела моего телохранителя.

— Что ты тут делаешь? — спросила я.

— Я приезжал к своей сестре в город, и решил тебя тоже навестить, ведь мы не виделись уже больше двух недель.

Потом посыпались вопросы, когда я уезжаю, и сколько времени меня не будет. Я ответила, что лет на пять. Возможно, я буду приезжать на родину, а возможно — нет.

— А что делать мне все это время без тебя?

Я сказала, что не знаю: что хочешь, то и делай. На его лице появилась обиженная улыбка, я направилась в подьезд. Он последовал за мной, схватил меня за руку, прижал к себе и поцеловал. Я вырвалась и ударила его по щеке. И вдруг я увидела, что в его глазах появились слезы. Мне стало не по себе.

— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, — быстро проговорил он.

— Я не могу и не хочу, мы же с тобой просто друзья! Ты же знаешь, что у меня другие цели, и замужество не входит в мои планы. С этими словами я побежала по лестнице вверх. Вдогонку я услышала знакомые слова: «Беги, беги, все равно не убежишь от меня!»

Прошло несколько дней, и снова соседский мальчик позвонил в дверь:

— Иди, тебя просит выйти на пять минут тот парень.

— Скажи, что меня нет дома.

— Сама скажи, — ответил мальчишка и убежал.

Мне не хотелось давать парню надежду, но я вышла, чтобы сказать очередной раз телохранителю, что в моем сердце, мечтах и памяти есть один парень, которого я любила. Я не слышала новостей о моей первой любви, где он сейчас и с кем. Мой любимый и единственный парень, с которым я хотела разделить всю свою жизнь, так и пропал. В городе у меня был свой распорядок дня: пробежка, подтягивание на турнике, отжимание, и немного гимнастических упражнений — я старалась обеспечить себе заряд бодрости на целый день. Поход в магазин, а после обеда я шла к маме, чтобы помочь ей с уборкой и пойти на прогулку с младшей сестричкой.

Возвращаясь к себе домой, увидела, что возле подъезда на скамейке сидел парень, я узнала его со спины.

— Что ты тут делаешь снова?

— Жду тебя.

— Ты опять за свое? Мы, вроде, договорились обо всем?

— Сердцу не прикажешь, — ответил он.

— Ты хочешь, чтобы я жалела тебя?

— Нет, просто любила.

— Моему сердцу тоже не прикажешь, — произнесла я.

Соседка с первого этажа смотрела на нас из своего окна. «Ну, все, теперь разговоров будет на весь район», — подумала я. Попрощавшись с ним, я зашла в подъезд. Бабушка находилась в селе, а для меня была открыта беспрепятственная дорога к матери. На следующий день мама дала мне денег, чтобы я пошла в парикмахерскую, посетила косметолога. «Подростковые прыщи портят лицо, — сказала она, — иди, приведи себя в порядок».

Возвращаясь из салона домой, я решила прогуляться по набережной. Грозный был весь в цветении. Плодовые деревья: яблони, вишни, абрикосы — украшали набережную собой. Мое любимое время года наступило, душа пела, и от весеннего избытка чувств хотелось прыгать и летать. Издалека был слышен шум моторных лодок.

Когда я стала приближаться к автобусной остановке, я увидела сидящих на скамейке двоих парней. Проходя мимо, я не обратила внимания на их лица, один из парней назвал мое имя. Посмотрев на них, я узнала мою первую любовь. Сердце начало бешено стучать в груди, мне казалось, что его слышат все вокруг, мое дыхание участилось, давняя обида поднялась к горлу. Мгновенно побежали мысли: он бросил тебя, не разговаривай с ним, а сердце говорит: ты же так хотела его увидеть. Прошло два года с тех пор, как он меня оставил. Он встал со скамейки, чтобы подойти ко мне.

— Не подходи ко мне, — вскрикнула я.

— Ты сегодня особенно красива, — сказал он. — Давай поговорим, я хочу возобновить нашу дружбу.

— Можешь продолжать встречаться со своей Людмилой, — грубо ответив ему, добавила, что на днях выхожу замуж, а его поезд ушел. Мне было обидно до слез, но гордость, может гордыня, взяла вверх над моим сердцем. Мне очень хотелось, чтобы он понял, каково это, когда любимый человек предает тебя. В тот момент в его глазах я увидела боль потери и разочарование. И с чувством выполненного долга, мщения, с высоко поднятой головой я пошла своей дорогой. Конечно, за мной никто не побежал и не умолял меня со словами: «Я люблю тебя, вернись ко мне» и. т. д. Он был еще тот гордец. Придя домой, я опять в слезы. Почему я ему так ответила, сама не понимала. Прошло несколько дней, я надеялась, что моя первая любовь придет ко мне во двор и захочет поговорить со мной наедине. В дверь прозвенел звонок, а за ней стоял соседский мальчик.

— Тебя просят, чтобы ты вышла, — быстро сообщив новость, мальчишка побежал по ступенькам вниз.

— Скажи, что меня нет дома, — крикнула я вдогонку.

— Сама скажи, вы надоели мне оба, — крикнув в ответ, мальчишка выбежал из подъезда.

Может, это моя любовь, подумала я, надо выйти посмотреть. Я как раз затеяла генеральную уборку в квартире, в домашнем халате и тапках я вышла на улицу. Разочарование опять настигло меня. Мой телохранитель стоял и улыбался.

— Привет, мой ангел, — сказал он!

— Привет, я не твоя, тем более, не ангел, — ответила я.

— Я мимо проезжал, в машине сидят родственницы, хотят с тобой познакомиться.

— Я не готова знакомиться с твоими родственниками, тем более я не твоя невеста.

— Ну, это неуважительно, по нашему этикету, — возразил он.

— Мне все равно, — проговорила я.

— Пожалуйста, подойди на минутку к машине, ради приличия!

Решив, что он не отстанет, я направилась к машине. Когда я подошла к машине — белые «жигули» шестой модели — в ней сидели две молодые женщины и водитель. Открыв дверь машины, я поздоровалась с ними, и вдруг сзади — сильный толчок в спину. Я упала на колени к женщине, что сидела ближе к двери, потом мои ноги очутились в машине, и дверь громко захлопнулась за мной. Мой друг быстро прыгнул на пассажирское сиденье спереди и проговорил водителю: «А теперь гони, что есть силы». Очумевшая от его поведения, я стала кричать и вырываться из рук двух женщин, но они меня держали так крепко, что я не могла пошевелиться. Одна из женщин с улыбкой на лице произнесла:

— Теперь — ты наша невестка!

— Какая еще невестка?!

— Ему — жена, а нам — невестка!

Я не понимала, что на самом деле происходит. Я начала вырываться, кусаться, брыкаться, но все мои старания были напрасны. У меня был шок! Когда выехали на трассу, женщины отпустили меня, посадили между собой, зажали с двух сторон, как в тиски. Тогда я сделала рывок вперед и схватила моего похитителя за волосы и за уши. «Ты жену захотел? Я устрою тебе семейную жизнь, я превращу твою жизнь в ад», — кричала я. Смеясь, он ответил: «Я на все согласен. Я не мог отпустить тебя в Москву». «Это было подло с твоей стороны! Я не буду с тобой жить», — кричала я. Что бы я ни говорила и как бы ни обзывала его, все мои усилия были бесполезны. По нашим кавказскими обычаям, когда невесту украли, то с этого момента она уже считается замужней женщиной, даже если ее невинность остается при ней. Понимая всю серьезность, я ненавидела его за это еще больше.

Когда мы выехали за пределы города, водитель остановил машину. Мой невестокрад вышел из машины, достал из багажника аккордеон и начал играть на нем лезгинку. Я смотрела на всю эту картину и думала: что я здесь делаю? Почему в моей жизни все происходит против моей воли, очередной раз я покорилась своей судьбе и смирилась со своей участью. Все мои планы и цели рухнули в один миг. Разочарование не покидало меня, лишь мимолетные радости наполняли мое сердце. Их можно было пересчитать по пальцам. Череда неприятностей наполняла мою совсем юную жизнь. Мне стало жалко себя, и я разрыдалась, одна из женщин обняла меня и сказала: «Не плачь, твой муж очень хороший и веселый парень, ты узнаешь его со временем и полюбишь». От ее утешительных слов я не чувствовала ни радости, ни счастья. Только огромная пропасть была между мной и моим будущим мужем. Я молча сидела в машине, обдумывая свою жизнь. Всплыли все обиды на родителей, на бабушку и на всех моих обидчиков.

Машина съехала на обочину и остановилась снова, потом мой будущий муж опять начал играть на аккордеоне, проезжавшие мимо машины останавливались, поздравляя всех с кражей невесты, танцевали лезгинку, напевая песни. «По горным дорогам, по горным дорогам, везу я невесту свою» — напевали эту песню, всем было весело, только не мне, слезы залили не только мои глаза, но и сердце. Мы приехали в село, там нас уже ждали его родственники и половина села ротозеев. Привезли меня в дом старшего брата моего мужа, его жена была одной из тех женщин, что держала меня в машине.

— Добро пожаловать в наш дом, — сказал его брат. Высокий, светло-русые волосы с зелеными глазами, он производил впечатление мудрого человека. — Теперь ты наша невестка, малышка.

Я в домашнем халате и тапках, зареванная с опухшими глазами и носом.

— Да, уж, — ответила я. — У меня как раз подходящий вид для невесты.

— Ничего страшного, это дело поправимое.

С этими словами меня провели в большую комнату.

— Ты отдыхай, а мы пошлем старейшин в дом твоей бабушки, чтобы сообщить ей о том, что ты у нас. «Да, будет этим старикам теплый прием от моей бабушки, так им и надо», — подумала я.

Как никогда, мне хотелось, чтобы бабушка раскрыла свой рот так, как она это умела делать, и погнала всех своей знаменитой дубинкой. Я была уверена, что она не даст свое благословение и согласие. Не потому, что она сильно любила меня, а потому, что дорого хотела меня продать и получить большой калым. Калым, по обычаям, назначает мулла. В брачном контракте все прописывают на разные случаи жизни. Калым — это определенная такса для девушек целомудренных и невинных, для разведенных такса уменьшается, и для вдов — отдельный тариф. Но семья невесты всегда может запросить больше, так как свое дитя всегда дорого стоит, оно бесценно.

В бабушкины планы и цели не входил бедный, по материальному уровню, зять. Тем более, мне было семнадцать лет, я знала намерение моей бабушки, она оценивала не мои личные качества и мою красоту, юность и мою невинность, а свои вложения в меня. Каждый кусок хлеба, который я ела за ее счет, все у нее было под контролем. Старики отправились к бабушке, чтобы оформить брачный контракт и согласовать все формальности. Зная характер своей бабушки, я представила, какой скандал она им закатит. Так и случилось: возмущенные — нет, они были в ужасе от ее приема! С криками и проклятиями она прогнала их, не дав им свое благословение. Узнали, что у меня есть отец, хоть я не жила с ним, по традициям важнее было одобрение и благословение от отца. Совет старейшин отправился к нему и вернулся с положительным ответом.

Отец калым не взял, сказал, что по справедливости деньгами распоряжается тот, кто воспитал, и сама невеста. Деньги за меня ушли в бабушкин карман. Конечно, для нее эти деньги были, как капля в море. Местная мечеть и мулла установили для всех девушек стандартный калым. Я знала, если бы бабушке предложили больше денег, то она встретила бы их с распростертыми объятиями. Для меня все это уже не имело значения. Моя жизнь и мое будущее было разрушено.

Ближе к вечеру собрались родственники мужа. В дверь комнаты, где я находилась под присмотром, постучали и зашли две женщины, а следом за ними — трое старцев. Один из старцев направился ко мне и начал говорить на своем горском языке. Диалект горского и городского языка очень сильно отличался, я не понимала, что он спрашивает. Я ответила на русском языке, что я не понимаю, что он говорит. К нам подключилась женщина и стала переводить. Другими словами, он спрашивал: «Дочь, отца Ибн-Валида, хочешь ли ты выйти замуж за сына Сулеймана?» и назвал имя моего мужа Али. Я ответила: «Нет». Он спросил три раза, и три раза я ответила: «Нет». Возмущенный старец вышел из комнаты, собрали местный совет, чтобы обсудить мой отказ. Я была напугана, не готова к семейной жизни, и они это понимали. Переговорив между собой, в комнату, где я находилась, зашли двое мужчин, на мой взгляд, им было под 60 лет. В ход пустили тяжелую артиллерию. Они работали, как психологи. Знали, на какие точки воздействовать. Я не представляла свою жизнь с мужчиной, которого я не успела узнать и полюбить, как мне согласиться на это? Потом в разговор вступила женщина.

— Ты понимаешь, — сказала она, — если ты сейчас уйдешь, ты запятнаешь свою репутацию, и на тебе никто не женится. А если и женится, то ты будешь считаться разведенной.

В то время это считалось большим позором.

— Я не хочу быть его женой, и все. И вообще, мне все равно, что будет потом.

— Тогда хотя бы пожалей своего мужа, его могут посадить в тюрьму, если ты не дашь свое согласие. Твоя бабушка угрожала, заявила в милицию на Али за кражу несовершеннолетней дочери.

— Как же мне поступить? Что мне делать?

— В любом случае, если ты не сможешь полюбить и жить с нашим братом, ты всегда сможешь уйти.

— А как же моя честь и достоинство?

— Если ты сама не захочешь, он тебя не тронет.

Подумав несколько минут, я дала свое согласие. Все вокруг радовались и готовились к свадьбе. На следующий день мамина сестра привезла свадебные платья, чтобы я выбрала. Не выходя из дома, меня одели и обули. День свадьбы был назначен на 21 июня. У горских чеченцев родственники невесты не присутствуют на свадьбе, таков обычай. В глубине души решив, что спустя три месяца я уйду от мужа, я покорилась судьбе. Я выбрала из двух зол наименьшее. Что меня ждет дома? Злая бабушка и семья, в которой я всегда чувствовала себя изгоем. Что бы я ни планировала, и о чем бы я ни мечтала, все шло против моей воли. Я не знала человека, с которым должна была жить. Какой у него характер? Добрый или злой — это было очень важно для меня. Горские люди славились своим суровым характером. Если женщины были острыми на язык, то что можно было думать о мужчинах?

Настало утро, суета, приготовления к свадьбе. В комнату, где меня поселили, зашли две молодые девушки, предложили помощь с макияжем. Я отказалась, сказав, он мне ни к чему. Все происходило, как будто не со мной. Вдруг в дверь кто-то постучал, и зашла моя подруга Маргарита. Ее лучезарная улыбка разрядила обстановку в комнате, она подошла ко мне и на ухо шепнула, чтобы я не переживала за мужа. Он очень хороший и веселый, и что он меня очень любит, что самое главное, он очень добрый. На моих глазах выступили слезы. Как же так, Маргарита?

— Все рухнуло, — произнесла я.

— Ничего, все будет хорошо, — утешала она.

Я была одета в свадебное платье, туфли на шпильках, на которых я могла только стоять, даже пройти в них по комнате было жутко больно. Для меня был украшен тюлем угол комнаты, под которым я должна была стоять, а люди, чтобы на меня посмотреть, должны были платить деньги. Чтобы я с ними заговорила, деньги удваивались, в основном это относилось к мужчинам. Таким образом мужчины развязывали язык невесты с помощью денег. Собранные невестой деньги шли молодоженам на их нужды. Я целый день не выходила из комнаты, так и прошла моя свадьба, только лица менялись, а я, как новогодняя елка, украшала весь этот праздник.

К вечеру от усталости я падала с ног. В голове крутились мысли о моей средней сестричке, которая осталась с бабушкой. Как она, наверное, ищет меня, плачет? Мы же с ней были не разлей вода. В тот момент, когда я о ней думала, я как раз услышала ее голос со стороны окна. Выглянув в окно, увидела, что она стоит под окошком и плачет. Подняла ее через окно, мы сидели долго вдвоем в комнате. Я спросила у нее:

— Как ты пришла одна, ведь на улице уже темно?

— Я с тетей пришла, — ответила она. Тогда она напомнила мне:

— Ты же говорила, что мы никогда не расстанемся с тобой?

— Да, это так, но жизнь сыграла с нами злую шутку, — ответила я. — Потерпи, я заберу тебя.

— Хорошо, обещаешь?

— Да, обещаю, — ответила я.

Сестренка поцеловала меня и пошла к окну, я спустила ее, чтобы никто не видел. Сердце мое сжалось от боли. Как мне поступить, почему мне всегда приходиться выбирать, думала я? В комнату зашли старший брат мужа и его жена, они сообщили, что все посторонние гости разошлись, остались только все свои, самые близкие, что я могу пройти в соседнюю комнату, где они сидят. Я ответила: «Если вы не против, я хочу побыть одна». На что брат мужа ответил: «Конечно», — и вышел. А его жена задержалась, чтобы сообщить мне о брачной ночи.

— Сегодня ты должна будешь спать в другой спальне, со своим мужем. — Ее слова только усиливали мой страх.

— Я могу остаться в этой комнате, — спросила я?

— Нет, — ответила она. — Как ни тяни, это все равно надо пройти.

— Но вы же сказали, что если я не захочу, то этого не произойдет? Моя жизнь, мое тело, кто-то должен решать, с кем мне спать, с кем мне жить? Почему кто-то решает, а не я? Почему кто-то определяет каждый мой шаг? Как же мне все это не нравится!

— Вы должны быть с мужем в одной комнате, а там сама ему скажешь, чего ты хочешь, а чего не хочешь, — ответила она.

Собрав всю свою волю и силу в руки, я дала себе слово, что отныне я буду делать все, чтобы мое тело, душа и сердце не страдали. Против себя нельзя идти, и нельзя себя ломать. Мысли о том, что я должна спать с мужчиной, которого не люблю и которого не знаю, вызывали во мне полное разочарование. Меня проводили в другую комнату, которая была празднично украшена гирляндами и шарами. Огромная двуспальная кровать с высокими подушками, а перед кроватью на полу лежал кусок шкуры большого барана, на комоде стоял поднос с фруктами. Я переоделась в домашний халат и села на край кровати, облокотившись на подушку, так и уснула.

Утром я проснулась в объятьях моего мужа, он нежно гладил мои волосы, приговаривая: «Ты мой ангел, все будет хорошо!» В первую ночь он не тронул меня, во вторую…, и так прошло еще две недели. Обычай гласит: если девушка чиста и невинна, после брачной ночи простынь, на которой она потеряла свою девственность, должна быть в крови. Естественно, со мной такого не произошло, и мне было абсолютно все равно, что подумают его родственники или соседи. Моему мужу было главное, чтобы я была спокойна и не плакала.

Первый месяц семейной жизни мы с мужем жили у его старшего брата в большом доме. Свекровь приходила к нам и настаивала, чтобы мы перешли к ней. В их семье было две сестры и четыре брата, мой муж — самый младший из братьев. Он хоть и вырос в горном селении, но его руки были очень нежными и в то же время сильными. Хозяйством и земледелием занимались все, кроме моего мужа. Смеясь, он всегда говорил: «Тяжелее гитары, аккордеона и женской груди в своих руках я ничего не держал».

Через время нам пришлось перейти жить к его матери и сестре. Мой муж не особо стремился уйти от старшего брата, и позже я поняла, почему. Когда я первый раз увидела дом, в котором выросли все его братья и сестры, моему удивлению не было предела. Первый вопрос, который я задала мужу: «Почему ваша мать живет в сарае?» Да, это был сарай, только побелен и покрашен. Взрослые мужики, которые живут рядом с лесом, где можно было рубить бревна и построить дом, нормальный дом для матери. Мужу стало неловко от моих слов, он умело перевел все в шутку и закрыл тему. Жили мы там с ними на самой высокой точке села, можно сказать, почти в лесу.

Мне постепенно раскрывался их уклад и взаимоотношения. Они были доброжелательны друг к другу и к матери относились с большим уважением. Отец моего мужа умер до моего замужества, и свекровь осталась сама с детьми и хозяйством: коровы, куры, гуси и огромное поле земли, на котором выращивали кукурузу, пшеницу, картошку и многое другое. Свекровь была обычной женщиной, на вид ей было лет шестьдесят пять. Я старалась помогать ей, она научила меня доить коров, давать им корм, научила носить воду на коромыслах. В селах люди постоянно работают с раннего утра и до позднего вечера, и это очень тяжелый труд. Я смотрела на свою свекровь и думала: сколько же тебе лет, почему так рано превратилась в бабушку? Конечно, я не спрашивала ее об этом, ведь у женщины не принято спрашивать о ее возрасте.

Как-то выйдя за калитку, вдали я увидела движущийся, будто по воздуху, хворост, его было настолько много, что не было видно, кто его несет. Когда он стал приближаться, я узнала мою свекровь, сгорбленную под тяжестью. Я с ужасом побежала ей навстречу, чтобы помочь. Она, улыбаясь, ответила, что ей уже ничем не поможешь, что свой век она таким образом пытается скорее сократить. Когда мы пришли в дом, я спросила у мужа:

— Почему вы позволяете матери носить тяжести?

— Она сама так хочет, ей все помогают по дому и все, что нужно, приносят. Не обращай внимания, она любит, чтобы ее жалели, строит из себя жертву, это ее собственный выбор.

Я не стала больше задавать вопросы, они сами знают свою мать, и что ей необходимо. Стараясь встать раньше всех, я бегала по утренней росе, отжималась, подтягивалась на турнике, на свежем горном воздухе неиссякаемый источник энергии поступал с каждым днем в мое тело. Я стала набирать в весе, немного появились щеки и живот. Не понимая, что со мной происходит, я продолжала качать пресс, бегать, чтобы скинуть набранные килограммы. В селах не принято, чтобы девушки скакали, занимались спортом, поэтому мне приходилось заниматься до полного рассвета. Муж не понимал, почему меня на рассвете так долго нет, сначала он думал, что я хожу к свекрови помогать доить коров. Однажды он пожертвовал своим сном и решил проверить, где я.

— Теперь мне стало ясно, чем ты занимаешься, спортсменка ты моя, — улыбаясь, сказал он.

— Я стала набирать в весе на ваших лепешках, вот я и бегаю, и живот не уменьшается, качание пресса не помогает, надо исключить жирную пищу, — продолжала я.

— А ты не думала, может, ты беременна?

От его слов мое тело все сжалось, и появилась мелкая дрожь.

— Как беременна? Не может такого быть! — вскрикнула я в ответ.

— Как же, не может, уже скоро три месяца, как ты моя жена, конечно может!

Мои глаза мгновенно наполнились слезами, и я заплакала, я не была готова к ребенку. Мое намерение уйти через три месяца теперь не осуществится, подумала я.

— Не расстраивайся, — сказал муж. — Все будет хорошо. Дети — это радость и счастье.

— Да, я знаю, — ответив ему, вышла из спальни.

Как мне быть, теперь мне никто не даст развод, пока не родится ребенок. И вообще, муж меня никуда не отпустит. Кто пишет мне такую судьбу? Кто управляет мной, как марионеткой? Поток мыслей шел и не останавливался. Обдумав и все взвесив, я решила поговорить с мужем.

— Послушай, дорогой мой муж, ты же знаешь, что я не готова была быть твоей женой? Ты же знал, что я не люблю тебя? Как ты хочешь, чтобы мы жили с тобой?

— Я все знал, и я понимал, что я не смогу жить без тебя, и я сделаю все, чтобы ты полюбила меня, чтобы ты была счастлива со мной.

— Я не смогу тебя полюбить, потому что мое сердце занято и любит одного-единственного парня.

— Ничего, разлюбит, — ответил муж и вышел на улицу.

Сделав тест и убедившись, что я действительно беременна, что теперь назад дороги нет, стала ждать рождения ребенка. Ребенок стал для меня утешением и вдохновением. Я разговаривала с ним, рисовала его черты, представляла, каким он будет, когда родится, и каким он станет, когда вырастет. Из моих родственников никто не знал, что я жду ребенка. Знала только моя мама, и она предложила, чтобы мы переехали в город, в квартиру, которую она купила для меня. Сначала муж не хотел, но потом я смогла его убедить, что в городе мне проще, в квартире все удобства, горячая вода — то, что для меня было первой необходимостью.

Мы переехали в город. Квартира находилась в спальном районе, далеко от центра. Это было намного лучше, чем жить в горах, без коммуникаций и удобств. Муж устроился на стройку, чтобы кормить нас. Я занялась косметическим ремонтом: пока мужа не было, я наклеила обои на стены, потолки в квартире были высокие — 3,5 метра, но меня это не остановило. Сделав конструкцию из кухонного стола, табурета и еще маленького стульчика, с легкостью взбиралась и спускалась на 24-й неделе беременности. Я видела конечную картину своего искусства, ведь воспроизводить в голове картинку меня научил мой любимый талантливый дядя. К приходу мужа все было готово и убрано. Накормила мужа ужином, мы легли на диван, он спросил меня:

— Когда ты успела все сделать, тебе кто-то помогал?

— Нет, — ответила я.

— А если бы ты упала, что тогда?

— Тогда я была бы в больнице, а не здесь с тобой на диване.

Он нежно обнял меня и попросил, чтобы я не занималась самодеятельностью, иначе отшлепает меня на месяц вперед.

Мы уснули под вечерние московские новости. Назывались они тогда «Время». 1988 год — разгар Горбачевской перестройки. Посреди ночи я услышала треск, будто в камине горят дрова, треск усиливался и усиливался, а потом что-то громко рухнуло на пол. Мы с мужем проснулись, он быстро включил свет, и раздался громкий смех мужа. Я сначала не поняла, а потом увидела: обои, которые я так старательно клеила, оказались все на полу. Как так получилось? Я все правила соблюдала! Мне стало жалко своего труда, и я разрыдалась.

— Ты напустила воздух, с открытыми окнами и дверями клеила?

— Да, конечно, мне же было душно!

— Ну, вот поэтому они и упали. Это тебе урок, — сказал муж, — инициатива наказуема, помнишь? Без меня ничего не делай, — помахал указательным пальцем и поцеловал в лоб.

— Хотелось как лучше, а вышло наоборот, — сказала я.

Мне стало нравиться провожать мужа утром на работу, готовить ему завтраки и встречать его с работы. Я не заметила, как привыкала к новой жизни. Он был терпелив ко мне, а я относилась к нему, как отцу, брату, другу. В моем сердце появилось глубокое чувство уважения к мужу. Мы стали больше общаться, вернее, я стала больше говорить с ним, у него не было дефицита в общении, его все любили за его открытое сердце и чувство юмора. Я понимала, что мне надо перестраивать и перекраивать себя, это было сложно сделать, но я старалась. Каждый раз, когда он спрашивал, люблю ли я его, у меня накатывались слезы, и подходил ком к горлу. В начале нашей семейной жизни я на его вопросы отвечала дерзко и грубо. Но с каждым месяцем жизни с ним я щадила его и уходила от ответа. Иногда отвечала: «Я бы не жила с тобой больше, чем обещанные три месяца». Конечно, для него это не было утешительным ответом, но он терпеливо ждал, и я это понимала.

— Ты хотел мое тело, ты его получил, моему сердцу не прикажешь.

— Всему свое время», — проговаривал муж.

— Да, наверное, ты прав.

Как обычно, проводив мужа на работу, я принялась за уборку квартиры, собрала в кучу упавшие обои, приготовила ужин и прилегла на диване перед телевизором. Когда я проснулась, было девять часов вечера, мужа еще не было. В одиннадцать часов ночи в дверь позвонили, я пошла открывать, и когда открыла, увидела мужа, еле стоящего на ногах. С ним был парень, который, улыбаясь, представился: «Я лучший друг детства твоего мужа. Так что, любимая женушка, накрывай на стол». Я ушла на кухню, чтобы накормить их. Они долго сидели на кухне, беседовали, кушали, потом муж начал играть на гитаре по просьбе друга, они вспоминали свое детство, юность и армейские годы. Оставив их вдвоем, я ушла спать.

Утром муж сообщил, что мы уезжаем обратно жить в село. Эта новость меня сбила с толку. «Почему? — спросила я. — Что тебе не нравится в городе? Мы же живем вдвоем самостоятельно». Тогда он начал говорить, что ему морально тяжело жить в квартире, которую купила теща. «Мы никуда не поедем», — строго ответила я. «Кто это мы, я твой муж, и я решаю», — категорично заявил муж. Тогда вмешался в наш спор его друг. Стал объяснять, что по горским обычаям не положено, что мой муж теряет репутацию и уважение в глазах сельчан и родственников. Что это за бред!? «Мы сейчас идем за машиной, а ты собери вещи и все, разговор окончен», — строго сказал муж. Через два часа они вернулись, я сидела, как у разбитого корыта. Опять это ненавистное село, думала я. Это просто карма какая-то. Проглотив очередную пилюлю, я смирилась на время, ведь я носила ребенка под сердцем. Развод мне никто не даст во время беременности. «Ничего, рожу и уйду от тебя вместе с ребенком», — подумала про себя. Так мы вернулись в горное селение, где все началось сначала. Коровы, навоз, походы за водой с коромыслом, жизнь била ключом.

Время приближалось к родам, на восьмом месяце беременности меня положили на сохранение в больницу. Оставшееся время до родов я провела в городской больнице. В конце апреля у меня родился сын, муж приехал за мной, и мы уехали домой в село. Весь год еще мы жили в селе. Я просила мужа, чтобы мы уехали в город, но он стоял на своем и категорически отказывался слышать. Мои просьбы, уговоры, доводы были бесполезны. Из села за весь год я не выезжала. Муж окончательно отрезал меня от моих родственников, я очень тосковала по матери, сестричкам. Была неоднократно запланирована поездка и встреча с отцом, и каждый раз муж придумывал разные истории, чтобы я окончательно смирилась. В течение года мама приезжала, чтобы навестить внука и попросила моего мужа, чтобы он привез меня в город хотя бы на неделю. Поездка в родной город для меня стала далекой и несбыточной мечтой. Только мой крошечный малыш дарил мне радость и счастье, и только глядя ему в глаза, я понимала, что без него моя жизнь ничего не значит.

Как-то ранним утром я пошла в коровник, чтобы доить коров, выгнать их на пастбище и передать их пастуху. Сделав всю утреннюю работу, я подошла к спящему сыну. Убедившись, что все хорошо, за время моего отсутствия ничего не произошло, я принялась готовить завтрак: затопила печь, замесила тесто на оладьи, суетилась и торопилась, пока сын не проснулся. Муж любил спать до обеда, помощи от него ждать было бесполезно. Я почти закончила готовить и вдруг услышала громкие женские голоса, но, находясь в доме, я не могла распознать, кто за воротами. Мое любопытство заставило меня выйти и посмотреть. Я направилась к воротам и среди голосов узнала голос моей матери. Она ругалась с моей свекровью и с женами старших братьев моего мужа. Ну, подумала я, теперь держитесь все. Моя мама ногой выбила калитку в воротах, я от радости накинулась на нее, обняла и на ухо шепнула: «Ты за мной приехала?» «Да», — ответила мама. Мама громко кричала, что они меня эксплуатируют, и что она не позволит им так надо мной издеваться. Заскочив в комнату, она взяла на руки спящего внука и пошла на выход. Мой муж подскочил с постели, не понимая, что происходит. Он только открыл рот, чтобы спросить у моей мамы, в чем дело, но она остановила его. Сказав только несколько слов в приказном тоне.

— Зять, ты можешь спать дальше, возможно, тебя такая колхозная жизнь устраивает, но не мою дочь! Я даю тебе ровно две недели, не больше, если ты не снимешь квартиру в городе, то ты не увидишь, ни жену, ни ребенка.

Мой муж смотрел на меня умоляющим взглядом. Я молча последовала за матерью. Он бежал за мной и причитал: «Ты меня бросаешь, ты меня опозоришь своим отъездом, что обо мне подумают люди?» Выходя за ворота, я, обернувшись, сказала: «У тебя было время, и я просила тебя целый год».

Мы уехали, мама забрала меня в том, в чем я была — в домашнем халате, и сказала: «Не волнуйся, дочка, я смогу обеспечить тебя и внука. А теперь пусть попробует хоть кто-нибудь мне помешать!» Всю дорогу мы разговаривали обо всем, она держала моего сына на руках и приговаривала: «Ты должен стать для своей матери защитой, и ты станешь!»

Я смотрела на нее и плакала от счастья, что мы вместе. Когда мы пересекли черту города, у меня как камень с души упал. Я вдохнула глубоко воздух и сказала вслух: «Как же я люблю тебя, мой родной город Грозный!» На самом деле город наш был маленький, но очень красивый. Во всяком случае, для меня он был красивый: весной, когда начинали цвести яблони, вишни, черешни, акации, тутовник, город становился неимоверно, сказочно красивым. Мы приехали домой, там ждала меня младшая сестричка и муж моей матери. Сестричка накинулась на меня от радости и спросила:

— Ты теперь с нами останешься?

— Надеюсь, что да, — ответила я.

У нашей мамы были только девочки. Я была старшей из сестер. Среднюю сестру, как говорила мама, она родила для меня. Как только я узнала, что она моя мать, я постоянно просила родить для меня сестричку, а младшую она родила для себя. Младшая сестренка осталась жить с мамой, а мы со средней сестренкой жили с бабушкой. Хочу рассказать о младшей сестренке и ее появлении на свет. Мне весной исполнилось двенадцать лет, мама ходила беременная, и летом, в начале августа она пришла в дом своей матери, чтобы увидеть дочек и пообщаться со своей бабушкой, то есть моей прабабушкой. Дома была я, младшая сестра моей матери и моя прабабушка. Поужинав с нами, она подошла и присела, обняла свою бабушку, они долго разговаривали. Моя мама спрашивала какие-то советы для себя.

Моей прабабушке на тот момент было 84 года, на улицу она не выходила, передвигалась только по квартире. Я помню, что она не умела писать и читать. Могу сказать, что, несмотря на то, что она была безграмотным человеком, она обладала даром ясновидения, целительскими способностями, врожденной проницательностью и мудростью. Ее сердце было добрым, чутким и сострадательным. Прямая противоположность своей дочери, то есть моей бабушке. Многие ее предсказания я наблюдала с детства — глобальные, планетарного масштаба предсказания, которые я наблюдаю сейчас, в нашем современном техногенном мире. Например: кто бы мог подумать в далекие восьмидесятые, что нерушимый СССР распадется? Только она говорила это на своем родном языке — ингушском. Кто мог подумать, что женщины перестанут рожать естественным путем, не смогут вынашивать без помощи медицины, и вскоре эту функцию они утратят. Кто мог подумать, что питьевая вода будет продаваться в пластиковых бутылках, за отдельные деньги, как продавался лимонад? Кто мог подумать в начале восьмидесятых, что воздух, который мы вдыхаем, будет тоже продаваться за деньги? Позже в книге я опишу все это и многое другое, что с детства запомнила.

Сейчас вернемся к рождению моей младшей сестренки. Спустя какое-то время мама зашла к нам в комнату и сказала: «Девчонки, бегите, вызывайте скорую помощь, мне пора рожать!» Мы вместе с младшей сестрой моей матери выскочили на улицу. Неподалеку от нашего дома находился милицейский пункт и психиатрическая больница. Мы решили сначала зайти к участковому, чтобы он вызвал для мамы «скорую». Он так и сделал, а потом отвел нас домой.

На дворе была полночь, подходя к дому, мы увидели, что мама ходит возле подъезда и что-то причитает. Я сказала ей: «Пойдем домой!» Она ответила, что не может сидеть на одном месте, ей не хватает воздуха. Мы остались с ней на улице. Она направилась в сторону, откуда, по ее мнению, должна была приехать скорая помощь. В ста метрах от подъезда мама падает на землю и начинает кричать так, что ее крик до сих пор звучит в моих ушах. Я и моя тетя, которая была старше меня на два года, перепугались. Не зная, что делать и как помочь маме, я села рядом с ней, сказав ей, что я рядом.

Я не понимала, как ей помочь и как утешить ее, я стала плакать. Увидев, что я плачу, мама сказала: «Не реви, дуреха. Я же рожаю, а не умираю». От этих слов мне стало легче, хоть я не видела разницы. «Что мне сделать?», — опять спросила я? Мама сказала: «Беги домой и принеси простынь и покрывало». Я побежала в дом, у подъезда я услышала ее душераздирающий крик и мое имя — Мальвинка. Она кричала: «Вернись!» Я побежала обратно к ней, она уже не сидела на земле, а лежала, раздвинув ноги. «Держи ребенка, — кричала она. — Чтобы он на землю не упал!» Я с перепуга выполняла все ее инструкции. Подставила свои руки к ее промежности и увидела в потемках голову ребенка и много крови. Меня стало тошнить от запаха крови, но я делала все, что говорила мама. Соседка из соседнего дома, выглянув через окно, спросила у нас: «Что случилось?» Мама громко крикнула ей: «Тащи простынь, ножницы и спирт, беги скорее сюда!» Через пару минут соседка оказалась рядом с нами. Сказала мне: «Отойди, сейчас я помогу маме».

Я не помню, сколько по времени шел этот процесс, для меня время в тот момент остановилось. Мои руки были в крови, но я стояла, как вкопанная, ждала новых заданий и высматривала скорую помощь, которая была в пути. Мама начала кричать еще сильней, а соседка тоже громко кричала, чтобы та тужилась, потом их голоса и крики умолкли, раздался детский крик. Соседку звали Лариса, она держала малышку на руках. Посмотрев на меня, она сказала: «Снимай с себя жилетку». Я быстро сняла с себя хлопковую жилетку и осталась в футболке. Завернув в нее окровавленное тельце, соседка приказала отнести ее домой к прабабушке, чтобы она перевязала ей пупок. Я быстро пошла домой. «Смотри, не урони ребенка!», — крикнула соседка мне вслед.

В тот момент я не осознавала всю серьезность, но чувство ответственности тогда было сильно выражено. Когда я зашла в комнату к прабабушке, она лежала, полусидя, с закрытыми глазами. И когда я положила ей на колени малышку, прабабушка улыбнулась и сказала, чтобы я принесла ей теплой воды и тазик. Я так и сделала, она завязала ей пупок, а потом намочила пеленку в теплой воде и начала протирать маленькое тельце моей новорожденной сестренки.

Я оставила их и побежала на улицу, чтобы убедиться, что моя мама жива. Выйдя из подъезда, вдали я увидела скорую помощь. Когда я подошла, маму грузили в машину на каталке. Врач со скорой спросил: «Где ребенок? Несите его сюда!», и я побежала за малышкой в дом. Я взяла ее на руки, прабабушка запеленала малышку и сказала: «Теперь тебе будет легче нести ее». Когда я вышла, мужчина-врач посмотрел на меня и, улыбаясь, сказал: «Быть тебе гинекологом!» Я не знала, что это значит, но в ответ улыбнулась. Их увезли в больницу, а я пошла домой. От такой бурной ночи я не могла заснуть до утра. Так родилась моя младшая сестричка, и в честь соседки мама назвала ее Ларисой. Для меня мои сестрички всегда были и есть мои дети. Материнский инстинкт у меня появился до появления моих собственных детей.

Я вернулась в дом моей матери, где меня с радостью ждала сестричка, она очень полюбила моего сына. Она сама была еще пятилетней малышкой, для нее мой сын стал живой игрушкой. Мы много времени проводили вместе. Я ходила с ними в парк, катала их на разных каруселях, с большим удовольствием сама каталась с ними. Через три дня после моего отъезда из села муж приехал в город ко мне, но зайти не осмелился, боялся мою маму. Мы долго разговаривали, вернее, говорил он, а я слушала. Муж искренне сожалел о том, что не слышал мои просьбы. Теперь он был готов переехать не только в Грозный, но и за его пределы очень далеко. Он просил, чтобы я вернулась на две-три недели в село, пока разговоры и сплетни сельчан и родственников не улягутся. Из всей нашей беседы я поняла, как важно ему мнение других, на что я ответила:

— Я не могу пойти против своей матери, она же сказала, что нужно сделать для того, чтобы наша семья еще сохранилась. Хотя сохранять изначально нечего. Я все равно собиралась уйти от тебя через три месяца после нашей свадьбы, но время затянулось на два года.

От такой новости у мужа появились слезы.

— Как ты можешь так легко расторгнуть наш брак? — спросил он.

— Могу, — ответила я. — Как ты мог насильно заставить меня выйти замуж и насильно любить тебя?

— Я надеялся, что ты меня полюбишь!

— Может я и смогла бы, если бы ты вел себя так, чтобы я чувствовала защиту, опору, уважение. Только я чувствовала твое потребительское отношение и самоутверждение. Тебе надо было всем односельчанам показать, что ты удачливый и смелый. Да, ты смог это сделать всеми правдами и неправдами, но для того, чтобы удержать эту планку, надо было просто быть по-настоящему любящим мужем и отцом.

— Ты права, — ответил муж. — Но я люблю тебя и сына, и не смогу жить без вас.

— Тогда дерзай, у тебя еще есть шанс.

Попрощавшись с ним, я зашла домой. Мама стояла, смотрела в окно и наблюдала за нами.

— И что ты решила, — спросила мама?

— Я решила, как ты и сказала, не могу я идти против твоего слова.

Мама молчала, а потом стала говорить:

— Если любишь, не слушай никого, и меня в том же числе. А если нет, то не уговаривай и не заставляй свое сердце любить.

На следующий день приехал старший брат моего мужа и тоже просил вернуться с ним в село. Я вежливо отказалась.

— Не делай глупостей, — сказал он. — Ты будешь жалеть, что развелась. Ты знаешь, что разведенные женщины не в почете, и их репутация не самая лучшая?

— Да, я знаю, что для вас всех важно, что скажут люди и родственники. Ты стал вникать в нашу проблему только тогда, когда коснулось вас, мужчин. Где ты был все два года, и почему ты не интересовался, как мы живем? Почему ты не спрашивал своего младшего брата, почему он не работает и ничем не занимается? Только играет на своей гармошке и развлекается. Почему ты не спрашивал, что ест твой племянник, и многое другое? Сейчас ваша гордость и самолюбие, и ваше положение в обществе задеты.

— От нас еще ни одна женщина не уходила, тем более жена.

— Значит, я буду первой, кому-то же надо было разорвать этот круг.

— Ну, дело твое, но знай, сына мы у тебя заберем, по нашим законам дети остаются с отцом.

— Хорошо, — ответила ему. — Я подумаю о своем возвращении, но мне надо время, чтобы обдумать все.

Он уехал без меня. Прошло еще несколько дней, муж приехал и сообщил, что он снял в центре города большой шестикомнатный дом с бассейном и нашел работу в городе.

— Теперь ты вернешься ко мне? — спросил он.

Я не хотела возвращаться к нему, но подумала: может, это действительно шанс для нас двоих, и может, городская жизнь повлияет на него более эволюционно.

— Да, давай попробуем жить самостоятельно, вдали от твоих и моих родственников.

Мама не была против, даже похвалила зятя, сказав: «Можешь, когда сильно хочешь, молодец!»

Так мы переехали в большой дом: огромные комнаты, два санузла, летняя кухня с видом на сад из плодовых деревьев, высокие центральные ворота и площадка с песочницей для детей.

— В этом доме, наверное, жила большая семья? — спросила я у мужа.

— Да, они уехали в Германию, а дом отдали родственникам, чтобы он не пустовал, сказали, пусть сдают или сами живут, пока они не вернутся.

Мне нравилось все в том доме, и сыну было, где разгуляться, я могла выпустить его гулять без всякого волнения. Территория была огорожена кирпичным забором и высокими железными воротами.

Муж устроился на заправку, вскоре он выкупил вулканизацию и работал на себя. Он стал зарабатывать приличные деньги, и мы стали откладывать на покупку собственного жилья. Через год мы купили дом. Конечно, он не был таким большим и комфортабельным, с евроремонтом, но это был наш дом. Живя еще в съемном доме, мы сделали ремонт в нашем гнездышке и переехали спустя два месяца. С каждым днем мне казалось, что все налаживается, и муж стал более внимательным к нашим бытовым вопросам. Все, что было необходимо добывать извне, он приносил, даже ограничил меня походом в местный магазин за мелкими покупками. По его просьбе писала список продуктов на листочке, и вечером, возвращаясь с работы, он приходил с полными пакетами домой. Все, что касалось дома, уюта, тепла и приготовления пищи, занималась этим я с большой любовью.

Я уже стала чувствовать к мужу сердечное тепло и, когда он задерживался, я скучала по нему. Спустя еще год он купил машину, подержанную, но в хорошем состоянии. «Опель», не помню, какая модель, да и это на самом деле не важно, главное — что это было средство передвижения. Муж стал часто задерживаться на работе, а порой и не приходил домой на ночь. Я нервничала и не спала, пока он не вернется. Когда он приходил домой, я спрашивала: «Где ты был?» Он говорил, что у дальних родственников, пригласили на свадьбу, чтобы сыграл там на аккордеоне. Он был талантлив от природы, с самого детства он играл на разных инструментах, и у него был стопроцентный слух и красивый голос, также он обладал чувством юмора: где бы он ни появлялся, все его любили, и всем было весело. Он играл и пел только тогда, когда его душа этого просила. У нас дома всегда были его друзья и родственники, он мог завести своей игрой на гитаре, на баяне любого прохожего. Мне нравилось его жизнелюбие, я полюбила своего мужа спустя три года совместной жизни.

Все стало налаживаться, и муж настаивал на втором ребенке. Надо, чтобы родилась девочка, так как сын у нас есть. Эту идею я восприняла с позитивным настроем, и я сказала, что я тоже хочу. Каждый месяц мы ждали, что будет беременность, но мой организм жил своей жизнью, мне пришлось обратиться к доктору, и после осмотра и анализов доктор назначил лечение, чтобы восстановить иммунитет и снять воспаление. После месячного лечения я забеременела, мы с мужем были очень счастливы.

Время шло, и весной у мужа начался очередной приступ, язва двенадцатиперстной кишки не давала ему покоя. Я готовила для него разные настойки по рецептам народной медицины и, конечно, избирательный подход к пище. На время все стихало, я уговаривала его, чтобы он прошел медицинское лечение, но он всегда отказывался, говорил, что у него язва с 13 лет, было три кровотечения, лечили, и все бесполезно, предложили операцию — он отказался.

— Ты, не волнуйся, мой ангел, я все равно не жилец и до сорока лет не доживу. Так что ты еще сможешь выйти замуж после моей смерти.

Я была в ужасе от его слов, а больше всего меня удивляло его спокойствие. Зачем ты себя программируешь на ранний уход? Зачем ты тогда вообще женился на мне и детей еще хочешь? Ты подумал обо мне и детях, которых ты заведомо обрекаешь на сиротство? После такой новости в моей душе появился страх потерять его. И этот страх мне не давал спокойно жить, в мыслях всегда прокручивала, что он умрет.

— Мы же только начали жить, тебе 27, а мне 21, и как я должна спать спокойно?

Он с юмором отвечал:

— Ничего, не ты первая, и не ты последняя молодая вдова будешь.

— Ты не мог мне об этом сказать три года назад и отпустить меня тогда? Сейчас, когда я жду второго ребенка, ты решил меня сломить?

— Нет, это моя душа хотела тебя, и от тебя детей. Мы на самом деле не знаем, кому и сколько отведено, поэтому не накручивай, живи и радуйся каждому дню, — он нежно обнял меня и успокоил.

Вечером к мужу приехал его лучший друг, и они уехали, я смотрела на маленького сына и на свой живот, в котором была еще одна жизнь. Мне стало жалко детей и себя, потом я вспомнила его слова: «Надо переключиться на что-то веселое, позитивное». Подумала, и мы с сыном стали смотреть мультфильмы «Чип и Дейл». Мы уснули в обнимку с сыном, и в ту ночь мне приснился сон, что мужа убивают ударом ножа в спину. Я проснулась от стука двери, муж пришел поздно, в слезах бросилась к нему на шею, стала его обнимать, целовать. Он не ожидал от меня такого поведения, но был очень рад, что я проявила к нему свою любовь. Улыбаясь и успокаивая меня, приговаривал:

— Так ты меня любишь, оказывается? Я очень счастлив, что смог растопить твое сердце и заслужить твою любовь.

Я рассказала ему сон, он его расшифровал, что это мои мысли и моя душа накрутила, вот и приснился кошмар.

— Так это неправда, что ты умрешь? — спросила я. На что муж сказал:

— Нет, я пошутил. Я хотел узнать, на самом деле, что ты чувствуешь ко мне.

— Ну и шуточки у тебя?! Больше не шути со мной так, иначе я убью тебя сама, — пригрозила ему.

— Договорились, — ответил муж.

Время шло, я основательно готовилась к родам. С первым сыном я не понимала, как надо себя вести при беременности, поэтому были осложнения во время родов как физические, так и психологические. Со второй беременностью я правильно и сбалансированно питалась, ограничила себя в хлебе и мясе, и мой вес не повышался, и плод нормально развивался. Время рождения второго ребенка было в январе, и мы готовились встречать Новый 1993-й год. Муж пригласил своих друзей и родственников, этот год был самый счастливый и веселый, у него хорошо получалось веселиться и веселить и радовать людей вокруг. Гости разъехались после старого Нового года, я ходила, как пингвин, еле передвигала ноги. После двадцатого января я почувствовала, что боли в пояснице участились, муж хотел отвести меня в больницу.

— Рано еще, это предвестники, подождем еще пару дней и тогда решим, ехать нам в роддом или нет, — сказала я.

Муж согласился. Я была привязана к сыну и дому, и для меня было трагическим событием оставить сына у родственников, пока я в роддоме. Я тянула время до последнего, пока схватки не начнутся дома, и вот этот день настал. Воды отошли, и муж отвез меня в больницу, была ночь, и в девять утра я родила дочь. Муж уже стоял под окном с огромным букетом алых роз, и пел песню «Миллион алых роз», играя на своем аккордеоне. Все врачи и медсестры были рады бесплатному концерту, после его дебюта в роддоме ко мне относились с особым почтением и вниманием. Да, он любил, когда его талантом восхищались, он не скрывал свое тщеславие. Ему это доставляло большое удовольствие, в его жилах закипала кровь, адреналин брал над ним вверх.

Через пять дней он забрал меня из роддома домой. Сын ждал моего возвращения с нетерпением, ему было интересно посмотреть на маленькую сестричку, он с трепетом смотрел на нее, гладил ее по голове и целовал каждый ее пальчик. Он полюбил свою сестричку и не отходил от нее. Сын был старше на 3,5 года, но чувствовал себя ответственным, я не ожидала от него, что он будет заботиться и помогать мне.

Так мы жили все вчетвером в любви и понимании. Дочка росла и не доставляла мне особых хлопот, она была спокойным ребенком. Жизнь шла своим чередом. Соседи, жившие рядом с нами, продавали свой дом с небольшим участком, муж договорился с ними, что мы купим у них этот участок, чтобы со временем построить большой дом, и они продали нам его. В нашем районе стали продаваться дома, и люди постепенно стали уезжать. Сначала стали уезжать немцы, потом русские, украинцы, армяне и все в течение года. Наши соседи начали рассказывать, что скоро может поменяться власть, и вместе с ней может произойти все, что угодно. Муж работал с утра до позднего вечера, я занималась воспитанием детей и домом. Я отпросилась у мужа, чтобы навестить маму, и он отвез меня на пару дней. Мобильной связи не было в то время, и мы ездили в гости без приглашения и предупреждения. Мама была рада видеть нас, она сказала мне, что надо будет поговорить, когда дети уснут в спокойной обстановке. Я уложила детей и младшую сестричку, мы закрыли в кухне двери, сели пить чай.

— Ты только не переживай и не волнуйся, — сказала мама.

— Хорошо, — ответила я.

— Все, что я буду говорить, воспринимай, как предупреждение, возьми себе на вооружение и подготовьтесь к отъезду.

— К какому еще отъезду и куда? — спросила я.

— Не перебивай, а слушай. Скоро здесь в Чечне будет война.

— Какая война?!

— Самая настоящая, — ответила она. — Надо, чтобы ты вывезла детей и сестричек своих заранее.

— О, чем ты говоришь?!

Да, мама обладала даром ясновидения и яснослышания, и до меня стало доходить то, что она говорит — так и будет. Единственно, что она не могла сказать точно — это дату начала войны. Страх парализовал все мое тело, меня начало трясти, и слезы хлынули из глаз.

— Возьми себя в руки и не реви, еще успеешь нареветься. Если сделаешь то, что я говорю, выживете все, а я в этой войне погибну. Мама говорила и говорила, но я ее уже не слышала: перед моим взором пролетела вся моя короткая жизнь, я думала о детях, о сестрах, о любимых и дорогих мне людях, думала в целом обо всем нашем многострадальном народе. Вспомнила рассказы и страдания моей прабабушки, как их изгнали из родных мест и жилищ в 1944-м году 23 февраля. Когда она вспоминала этот день, в ее глазах всегда были слезы. Как их загнали в эшелоны: стариков, женщин и детей и отправили в Казахстан. Она познала голод, холод, унижение, но самое страшное — она потеряла двоих детей. Несмотря на всю боль, что она испытала, она не утратила способности любить жизнь и людей. Ее сердце было полно любви, а в глазах был особый свет. Вернувшись в сознание, я спросила у мамы: откуда ей пришла такая информация? Она ответила, что во сне к ней являлся старик, который предупредил ее заблаговременно, и, чтобы потомки остались живы, она должна сообщить всем.

— Вот я и сообщаю тебе, доченька моя.

У меня не укладывалось в голове, что в мирное время, когда цивилизация повсюду, может быть война. Вернулись домой с детьми, муж заметил сразу, что со мной что-то не так. Спросил:

— Что с тобой, почему ты такая задумчивая и невеселая?

— Веселиться особо нечего, — буркнув в ответ, я стала накрывать ужин.

После ужина муж настаивал, чтобы я поговорила с ним, он думал, что мама на меня плохо повлияла. Нет, мама здесь как раз ни при чем.

— Ты знаешь вообще, что происходит в городе, — спросила я? — Говорят, что скоро будет переворот, и будет война? Я сижу постоянно дома и не знаю, что происходит за пределами наших ворот.

— Да, знаю, — ответил муж. — В центре города бастуют люди, и совет старейшин сидит возле горисполкома, требует отставки премьер-министра.

— Нам надо выехать, и желательно — чем быстрее, тем лучше.

— Нет, мы никуда не поедем, я не могу уехать, тем более, ничего на самом деле не происходит. Народ бастует, и это нормально, все наладится, вот увидишь. Ты, главное, не думай о плохом, если будет действительно опасно, то мы успеем уехать. Будем жить, как и жили, дальше будет видно, — сказал муж.

— Хорошо, — ответив ему, я немного успокоилась. Утро вечера мудренее, завтра наступит новый день, и мои мысли о войне, надеюсь, улетучатся.

Муж, как обычно, ходил на работу, я занималась домашними делами и воспитанием детей. Я пошла к соседке, чтобы узнать, что думает ее семья, что говорит ее муж по поводу обстановки в городе. У них было три сына и одна дочь, все дети были дошкольного возраста, она всегда готовила пирожки и пончики. Соседка смеясь, всегда говорила, что ее пацаны любят поесть, и ей приходится стоять у плиты с утра до вечера. На Кавказе каждая женщина готовила из теста всякие блюда, это традиционно. Если женщина не умела приготовить что-то из муки, ее считали плохой хозяйкой. Я не выдержала и спросила у нее:

— Что ты думаешь по поводу разговоров о надвигающейся войне?

Она от неожиданности уронила лопатку, с помощью которой переворачивала пирожки.

— Я стараюсь не думать об этом, — ответила она.

— И как, получается? — спросила я.

— Не очень, даже не представляю, что делать. Я поняла, что вы тоже в курсе. Я только вчера узнала об этом.

Так с каждым днем слухи о войне стали чаще слышны. Как можно быть спокойной, когда везде и всюду об этом говорят? По местному телевидению стали призывать народ к независимости и свободе. Обстановка накалялась, и муж настоял, чтобы мы уехали на неделю из города в село к его матери и братьям.

— Давай, я отвезу тебя с детьми, побудешь там, сменишь обстановку, и через неделю я за вами приеду.

Выбор у меня был невелик, и я согласилась. Приехав в село, вместе со своей свекровью и золовкой мы принялись собирать урожай. Вдали от города меня стали стали реже посещать мысли о войне, да и в селе мало кто об этом знал, соответственно, и не говорил. На выходных муж приехал за нами. Мы вернулись в город к обычному нашему режиму и укладу. Мы жили в заводском районе, неподалеку от нашего дома была средняя школа, воинская часть, продуктовый и хозяйственный магазин, возле магазина всегда сидели бабульки, продавали семечки, жвачки и всякую мелочь, что нравилась детям. Мой сын любил покупать у бабушек семечки и жвачки: они всегда насыпали ему в карман с походом. Когда мы зашли в продуктовый магазин, я увидела соседского парня, и у него на ремне висела кобура с пистолетом. Я поздоровалась с ним и вышла из магазина, не купив хлеба. Он был единственным сыном у своей матери, я знала, что она сама воспитала его, жили они вдвоем, и он, по словам его матери, нигде не работал. И вот, что я вижу — он с пистолетом разгуливает по району, меня это насторожило. После слухов о войне я стала очень наблюдательной, до того момента я жила в своем мире и ничего не замечала. У меня обострились чувства тревоги и волнения.

Когда муж вернулся с работы, я спросила у него:

— А где работает Рами, сын нашей соседки?

— Зачем ты спрашиваешь?

— Просто я его сегодня видела с пистолетом. Он что, в милиции работает?

— Нет, вроде, — ответил муж.

— Меня тревожит все вокруг, надо уезжать.

— Ты опять за свое, — нервно проговорил муж.

— Если ты не хочешь уезжать, то оставайся, но отвези меня с детьми к тете в Ленинград, я погощу у нее.

— Нет, ты никуда не поедешь, и дети тоже, — отрезал муж.

— Смотри, чтобы поздно не было, чувствует мое сердце недоброе. Тем более, мама моя говорила, что будет война, и нам надо выехать.

— А-а, вот почему ты настаиваешь на отъезде? Нет, дорогая, мы остаемся до последнего.

— Хорошо, — ответила я.

Как-то ночью я проснулась от грохота тяжелых колес. За нашими окнами проходила одна-единственная дорога с односторонним движением, ведущая к другим районам. Выглянув в окно, я увидела вереницу военных машин — «камазы», танки и бронетранспортеры. Я с ужасом стала будить мужа:

— Посмотри в окно!

— Что происходит?

Муж вскочил с постели подбежал к окну:

— Сейчас пойду к соседу и узнаю, что там на улице.

Он быстро оделся и вышел. Страх усиливался в моем теле, руки и ноги тряслись, я посмотрела на детей, они крепко спали. Мужа все не было, я ходила по комнате, как тигрица в клетке, не могла ни сидеть, ни стоять на месте. «Будь готов к худшему, и лучшее само придет», — говорила и успокаивала сама себя. Когда хлопнула калитка, я обрадовалась, что муж вернулся, и неважно было, с какой новостью.

— Ну, что там? — спросила я у мужа.

— Вывозят военную технику из воинской части, — сказал он.

— Зачем?

— Я не знаю, — ответил муж.

— Зато я догадываюсь, — ответила я.

— Что ты там знаешь, женщина, — нервно проговорил муж.

— Знаю, что это плохо. Сначала вывозят технику, потом солдат, для того, чтобы не было защиты, это в военной стратегии есть такое.

— Ты — великий стратег, — сказал муж. — Хватит тут страсти нагонять! Давай ложись спать, завтра все узнаю.

Утром, как всегда, муж уехал на работу. После полудня под нашими окнами стали выстраиваться в ряд машины: легковые, грузовые и микроавтобусы, открытые багажники машин смотрели прямо к нам в окно. Я стояла внутри комнаты и наблюдала из-за занавесок, как мужчины грузили автоматы, пистолеты, патроны и все, что можно было унести из воинской части. Другими словами, я поняла, что разворовывают остатки воинской части. Сомнений у меня уже не было, что быть войне, как сказала моя мама. Надо собираться и уезжать, куда глаза глядят. Муж задерживался на работе, я собрала все самое необходимое на тот случай, если нам придется выезжать ночью. Когда он вернулся, я сидела одетая и дети тоже.

— Вы куда собрались? — улыбаясь, спросил муж.

— Уезжать, — ответила я.

— Куда уезжать?

— Не знаю, хоть куда, но отсюда подальше.

— Мы никуда не едем. Скоро будет смена власти, и поэтому такой беспредел творится. Еще не время уезжать, все утрясется, так что переодевай детей, и сама тоже расслабься и не нервничай. А то детей напугала уже.

— Я не чувствую защиты и безопасности, как дальше жить в такой обстановке?

— Никто из соседей не уезжает, а мы, что трусы? — нахмурившись, сказал муж.

— Мне все равно, что подумают соседи, надо детей вывезти и моих сестер, это я знаю точно, — ответила я.

Наступил октябрь месяц, в городе уже происходили всякого рода стычки и перестрелки. На центральной площади стояли две противоборствующие силы. Каждый день там проходили митинги. Все были уверены, что если произойдет убийство, то брат пойдет на брата, этого нельзя было допустить. Горячий и темпераментный характер чеченского народа удерживала кровная месть до поры до времени, пока в толпе не появился провокатор. Это было самой важной причиной для России, чтобы ввести свои войска под видом миротворческих сил и защиты населения.

Мы уехали в горное селение. Взяв двоих детей и самое необходимое, решили переждать накал страстей, который набирал обороты с молниеносной скоростью. В начале декабря погода стояла пасмурная, только на вершинах гор лежал снег, шли дожди, и земля наполнилась влагой, разреженный холодный воздух пронизывал все тело. Старший брат мужа собрал всех родственников и соседей у себя дома, чтобы обсудить стратегический план действия и распределения обязанностей для каждого из нас на случай, если войска начнут заходить в село. Мужчины сели по периметру, выкопали окопы и стояли в карауле, имея в руках только вилы, топоры, ножи, лопаты: все то, что обычно использовали в доме и земледелии. Они дежурили каждый день, это напоминало Великую Отечественную войну.

Страх окутал всех людей, в каждом доме обсуждалась одна и та же тема, уже ничто не радовало. Женщины готовили пищу в большом количестве, чтобы кормить своих защитников, стоявших на передовой. В новостях передали, что в Грозный вошли войска: танки, гранатометы, снайперы и воздушные войска. За считаные часы город разбомбили, и было много убитых и раненых жителей.

Спустя несколько дней начали бомбить села. Всех, кого можно было поместить в подвал дома, старший брат мужа звал к себе. Старики, женщины и дети заняли все подвальное помещение, маленькое окошко позволяло видеть задний двор и кусочек серого неба. Я обняла пятилетнего сына и полуторагодовалую дочь. Сын спросил у меня:

— Мама, почему мы сидим в подвале?

Я не знала, что ответить.

— Так необходимо, сыночек! — и крепко прижала его к себе. Прошло несколько минут, и в небе раздался грохот и рев самолетов-истребителей. Через маленькое окошко было видно, как несколько самолетов синхронно летели над селом, и вот они почти рядом, резко спускаются вниз и сбрасывают бомбы. Стекло выбило ударной волной, я резко увернулась, прикрыв собой детей. Женщины начали кричать, свекровь, закрыв глаза, читала молитву, дети были перепуганы от шума, крика и рыданий. Меня, будто парализовало, я не могла говорить несколько секунд. Когда шок отошел, я окинула всех взглядом: все были живы. Я с облегчением выдохнула, но тут один из самолетов разворачивается и наносит еще один удар. Ну, все, нам конец! «Благослови и прими нас в свою обитель» — мысленно я взывала к Богу. Самолет бросил бомбу в соседский огород, нам опять повезло. Как долго это будет продолжаться, никто не знал. Одна из старушек громко крикнула:

— Упавший духом гибнет раньше срока! Возьмите себя в руки, на вас дети смотрят!

В подвале наступила полная тишина, все организованно стали молиться, и в моей душе появилась надежда, что Бог услышит нашу коллективную молитву. Вместо страха смерти наступило спокойствие и полное доверие к Всевышнему. Мы просидели до вечера в подвале, уставшие и голодные, не понимая, что происходит на улице, никто не решался выйти. Самолеты перестали бомбить, в подвал зашли мой муж и его братья. Они сказали: «Выходите, на сегодня бой закончился». После этих слов я сделала вывод, что это только начало. Когда все соседи разошлись, я с детьми пошла в общую комнату, где находились только родственники мужа, жены его братьев и их дети. Женщины принялись готовить, чтобы накормить всех, я же отвлекала всех детей, читая им сказки. После позднего ужина все разошлись по комнатам, и мы уединились с детьми и мужем.

— Что будем делать? — спросила я у мужа. Надо выезжать из Чечни, а документы остались в городе в нашем доме. Надо ехать в город нам вдвоем, иначе может произойти самое худшее.

— Какой город? — спросил муж.

— Мы не сможем пересечь границу без документов, — твердила я мужу, — на первом же блокпосту нас задержат. Завтра 31 декабря, возможно, российские солдаты будут встречать Новый год и, может быть, будет тихо в городе. Я попрошу двоюродного брата нас отвезти в город, он говорил, что ему тоже надо забрать кое-какие вещи и документы.

— А сейчас давай спать, — строго произнес муж.

За две недели, пока мы находились в селе, я не могла ни спать, ни есть, морально изможденная, еле передвигала ноги. Дети уснули, я смотрела на них и думала: если придется умирать, то лучше всем вместе, я не смогу жить дальше без детей. Зачем мне так жить дальше? В голове крутились разные мысли, я не заметила, как уснула.

Уже светало, я разбудила мужа, чтобы он сходил на разведку в переулок: там обычно собирались мужики и обсуждали новости. Муж дал указания, чтобы я готовилась к отъезду в город.

— Детей оставим у моей матери, если с нами что-то случится, значит, она будет их воспитывать. Выбора у нас нет. На все воля Всевышнего!

— Хорошо, — ответила я.

Когда муж ушел, я стала молить Бога, чтобы он уберег хотя бы одного из нас, чтобы дети не оказались полными сиротами. Через час муж вернулся, и мы выехали из села. Когда мы ехали по трассе, ведущей в город, на своем пути в течение двух часов мы не встретили ни одну машину. Вдоль трассы стояли указатели с названиями сел, мимо которых мы проезжали, и ни единой души не встретилось, только собаки, коровы и бараны разгуливали вдоль обочины. Мы подъезжали к Грозному, издалека я увидела, что работают магазины. — Давай что-то купим из еды? — предложила я мужу. — У нас дома ничего нет.

Двоюродный брат мужа поддержал мою идею и сказал:

— Да, надо как раз сигареты купить.

И мы остановились. Я осталась ждать в машине, а мужчины вышли за покупками. Вернулись они быстро, сели в машину, и мы поехали дальше.

— Вот мы и дома, — сказал муж, когда мы завернули на нашу улицу.

Все было тихо и спокойно, даже не верилось, что идет война. Я вышла из машины и побежала к своему дому, открыла калитку и входную дверь дома. Мужчины, увидев соседа, остановились, чтобы узнать, что произошло за время нашего отсутствия. Я поставила чайник на плиту и была удивлена, что есть газ и горячая вода. За две недели нашего пребывания в селе я забыла, что такое газ и, тем более, горячая вода. Я принялась готовить из того, что купил муж. Пожарила яйца и нарезала колбасу, приготовила чай. Когда мы перекусили, брат мужа сказал, что ему надо ехать дальше к себе в район.

— Если, Бог даст, и я останусь живой, я вас завтра утром заберу обратно, если нет — вы меня не ждите, уезжайте из города поскорее.

— Договорились, — ответил муж и вышел провожать его до машины.

Он уехал, а мы остались. Муж пошел к соседу, я принялась собирать вещи, документы, медицинские карточки детей и семейные фотографии. Собрав большую сумку, я поставила ее у порога, а сама пошла купаться. Я думала о том, как мы привыкаем к хорошему и не замечаем, не ценим все, что нас окружает: природу, людей, дом, в котором живем. Но когда мы теряем, то начинаем осознавать и понимать, насколько для нас это важно и нужно. Только отсутствие любимых и дорогих сердцу людей может дать прочувствовать, как они тебе дороги. Размышляя о жизни, я надела свой любимый теплый махровый халат и пошла в гостиную, чтобы посмотреть, что говорят в новостях. Когда муж вернулся, я попросила его, чтобы мы поехали за моей сестрой и мамой, вернее пошли: транспорта у нас не было. Мама жила в центре города, но муж сказал, что это невозможно, потому что через час начнется спецоперация по уничтожению боевиков, и будут бомбить город.

— Так что одевайся, мы пойдем в воинскую часть в бомбоубежище.

— Я останусь дома, если суждено умереть нам сегодня, лучше у себя в кровати.

Муж начал кричать на меня:

— Ты сумасшедшая, ты вообще понимаешь, что происходит?

— Да, конечно понимаю, еще как понимаю! Вот как раз об этом я тебе и говорила полгода назад. Но ты меня не слышал! Моя мама предупредила нас за год до этого, ты забыл?

— Хорошо, ты была права, и твоя мама тоже, но нам надо пойти в воинскую часть и переждать, все соседи уже там, они оставили свои дома и пошли в бомбоубежище.

— Я не пойду, иди сам.

— Как я пойду сам, оставив тебя одну в доме?

— Я же в нашем доме, не в чужом, — ответила я. — Пока все тихо, я хочу спать. Утро вечера мудренее, живы останемся до утра, тогда и пойду.

Я легла на нашу роскошную двуспальную кровать, свернулась калачиком и заснула. Муж сидел и смотрел в одну точку на стене, и не мог уснуть, его возмущало мое спокойствие. Я сквозь сон слышала грохот пушек и гранатометов. У нас в доме был маленький погреб, муж разбудил меня и предложил спуститься в него.

— Он нас не спасет, — ответила я. — Если сюда кинут бомбу, то дом вывернет наизнанку. Так что нет смысла туда спускаться.

— Уже шесть утра и надо идти! Поторопись, иначе мы не успеем добежать до бомбоубежища, сегодня штурм города, будут со всех сторон стрелять и бомбить.

— Сейчас пойдем, я только оденусь.

Я не хотела, чтобы муж из-за меня оставался в доме, а тем более погиб. Когда мы добежали до воинской части, город начали атаковать с воздуха, но мы успели попасть в бомбоубежище. Оно было переполнено людьми, все сидели друг на друге. «Зачем мы пришли сюда?» — подумала я. Мы стояли на ступеньках, и от улицы нас отделяла только деревянная входная дверь.

Посмотрев на мужа, я спросила:

— Ты уверен, что нас спасет эта дверь? Если сюда выстрелить из пистолета, она рухнет.

Что-то внутри меня подсказывало: надо бежать оттуда. Я стала просить мужа, чтобы мы забрали сумку с вещами и документами и побежали в сторону парка, который находился в 500 метрах от нашего дома:

— А там на перекладных до села доедем.

Муж посмотрел на меня сердитым взглядом:

— Ты с ума сошла, это плохая идея: как только мы выйдем, снайперы нас положат, как куропаток.

— Какая разница, здесь тоже небезопасно. Так, хоть наши трупы на земле будут, есть шанс, что кто-то из нас выживет, у нас ведь дети. А если останемся здесь, то будем под землей, и нас никто не найдет и не узнает, где мы. Муж наотрез отказался. Стоявшие рядом мужчины поддержали мужа и сказали, что жизненно опасно выходить на улицу. Меня не покидало чувство, что в бомбоубежище попадет граната или бомба, и все погибнут. В момент, когда муж отвернулся, я резко открыла входную дверь и побежала в сторону нашего дома, муж кричал на меня, а потом побежал за мной. Чудом мы проскочили в наш двор, взяли сумку с вещами и двинулись в сторону парка.

— Я отхлестаю тебя ремнем, — кричал муж. — Если мы выживем, ты у меня получишь за свою выходку.

— Что может быть страшнее того, что сейчас происходит, — ответила я.

Над городом стоял черный дым, были взорваны цистерны с нефтью, повсюду грязь, мазут и нефть. Шум истребителей, пушек и выстрелы снайперов сопровождали нас всю дорогу. Когда мы пересекли зону парка, там началось самое интересное. Снайперы стреляли в нас, но мимо, попадали в деревья и в скульптуры, снося головы писателям: Пушкину, Толстому, Лермонтову. Я же не переставала мысленно читать молитву, прося у Всевышнего помощи и защиты. Мы, не останавливаясь, бежали до тех пор, пока не вышли с территории парка. Силы покидали нас, дышать было невозможно, сердце стучало бешено.