Бесплатный фрагмент - Избранное

Автобиография

Родился 18 июля 1967 года в Барнауле, в обычной советской семье (мама — учительница, папа — инженер, русские). В 1984 году закончил среднюю барнаульскую школу. Учился хорошо, был командиром «отряда мальчишек» класса, политинформатором, секретарем комсомольской организации.

С детства занимался спортом — лыжными гонками. После школы поступил в Алтайский политехнический институт им. И. И. Ползунова, откуда — через год — меня забрали в армию. Служил в Отдельной Мотострелковой Дивизии Особого Назначения им. Ф. Э. Дзержинского (осень 1985 — 1987 г.г.) Был спорторгом роты.

Во время прохождения службы написал письмо в «Комсомольскую правду» — «Обращение к советским ученым-идеологам», с предложением отказаться от «старой идеологии», ввиду очевидной несостоятельности оной, и «дать молодежи новое!» («Советское общество в своем развитии зашло в тупик…", — так оно начиналось. И заканчивалось призывом: «Дайте молодежи Дело!»). Письмо было перехвачено Особым отделом и отдано командиру роты на его усмотрение. Командир меня вызвал, вернул мне письмо и сказал, что если я его отправлю снова, дома меня «будет ждать черный воронок». Письмо я отправил, его не опубликовали, конечно, а «черный воронок» меня не дождался…

После возвращения из армии женился, оставил учебу в институте и устроился на работу на барнаульский завод Трансмаш, где с 1989 по 2002 г.г. проработал «оператором множительной и копировальной техники» в Центральном Конструкторском Бюро, где когда-то инженером-конструктором работал и мой отец, Петр Федорович, известный на Алтае ветеран лыжного спорта.

Rank Xerox ЦКБ Трансмаша много лет верой и правдой служил культуре барнаульского андеграунда.

Стихи начал писать ещё в школе, в армии продолжил, а после начал уже целенаправленно писать тексты для песен и искать близких мне по духу музыкантов, параллельно занимаясь рок-журналистикой, сотрудничая с организаторами Сибирско-дальневосточного движения «Рок-периферия», с кем мы выпустили самиздатовскую газету «Фанся Цямба», а так же два номера журнала «Периферийная Нервная Система», второй и последний номер которого я сделал и выпустил полностью самостоятельно. В этом номере уже были разработаны те идеи, которые были заложены в основу творчества и самого существования барнаульско-московской группы «Тёплая Трасса» (см. статьи «Блаженство и «Предтеча», ПНС №2, 1990 г.).

Нужно сказать, что мой внутренний мир был сформирован — кроме вообще мировой и русской (советской) культурой — песнями Владимира Семеновича Высоцкого, а так же песнями советских рок-групп — «Воскресения», «Аквариума», «Кино» и — особо — песнями Александра Башлачева. А так же — отдельно — представителями «сибирской волны» — Егора Летова, Яны Дягилевой и Романа Неумоева.

Это лучшие и главные для меня поющие поэты русского рока, бескрайний мир которого когда-то был подарен мне свыше.

Так же я благодарен Богу за творчество иеромонаха Романа и Жанны Бичевской — за их духоподъёмные песни, пробуждающие душу и разум.

С 1991 г. и до настоящего времени я являюсь основателем, идейным вдохновителем и автором текстов «Тёплой Трассы». С 2002 г. живу и работаю в Москве, с 2003 г. до 2005 г. — охранником ЧОПа при Мосзеленхозе, с 2005 г. — мастером-декоратором. В 2019 году я женился, в 2020 г. у нас родился сын.

От первого брака имею взрослую дочь и двух внуков.

21 сентября 1992 г. я крестился в барнаульском Покровском соборе, вместе со своим другом Сергеем Кистановым, главным музыкантом и исполнителем песен ТТ первого состава, уходящим и возвращающимся снова…

В прошлом году после долгой болезни умерла моя любимая мамочка, Эльвира Александровна, удивительно добрая, безкорыстная и отзывчивая, всю свою жизнь отдавшая детям в школе (более 40 лет) и своим ближним.

Являюсь Русским Православным Христианином, сознательно исповедующим веру.

Москва, февраль 2021 г. от Р.Х.

Стихотворения ЧАСТЬ 1

***

Бывает, что не веришь, но все ждешь,

Бывает, что не ждешь, но слепо веришь,

И в жизни этой вряд ли что изменишь,

И самому себе тихонько врешь.

Скажи, зачем я нужен, и откуда

Ты знаешь, что кому-то нужен ты?

И почему не видят красоты,

Где вижу я прекраснейшее чудо?!

Скажи мне, в чем была моя вина,

Скажи мне, в чем была твоя заслуга,

Нальем-ка лучше крепкого вина

И честно выпьем друг за друга.

06.07.1987г.

***

Смотри — сквозь асфальт прорастает трава,

Смотри — солнце сияет сквозь дым,

Я ненавижу все ваши слова,

Например — «Я люблю Вас, Вадим».

Они знают, зачем им нужен грим

И зачем надо есть и спать.

Я с восторгом бы плюнул в душу им,

Если б было, куда плевать!

весна 1988г.

***

Я не знаю, как быть мне,

Чтоб хоть что-то исправить

В этом праведном мире,

Где почти нет улик,

Я кричал бы от боли,

Если б знал, как заставить

Бить по вашим мозгам

Мой терзающий крик!

Но я знаю одно —

Чтобы вам не продаться,

Надо только остаться

В грязном рубище

Всех своих споров и слов,

И заставить себя

Просто быть — не казаться,

Чтобы не замараться

От ваших грехов.

И недавно я понял —

Чтобы быть непохожим

На пригожих прохожих,

На друзей и врагов,

Надо срезать кусками

И сжечь свою кожу —

Грязь не липнет

На обнаженную кровь!

26.08.1988г.

***

Я молю тебя, Небо, — дай еще шанс

Ввести вам, холеные, в пожизненый транс,

Вытереть ноги о вас, толстопузые,

Простите меня, прекрасные Музы.

Ночь на исходе, но боль не стихает,

Наверху, в туалете, кто-то рыгает,

А внизу, в финской стенке, заложена мина,

Не бойся, враг, девятого сына!

Бывает — не видишь, как вы мне врете,

Но есть же кочки в каждом болоте,

Есть же и в нашем болоте места!

Но и там выживает один из ста.

Оставьте меня! Уберите руки!

Идите в уборную, снимите брюки

И посидите там с полчаса.

Я вам, как камень, вы мне как коса.

Вы мне как коса, но вас совесть не гложет,

Выкрикну болью в сытые рожи,

В ваших венах течет дерьмо, а не кровь,

Вас не спасет красота и любовь.

Слушайте ж гады, треск моих жил —

Я рвусь из плена того, чем я жил,

Вы исполнены жаждой святого отмщенья,

Но нет во мне веры, как нет вам прощенья.

15.11.1988г.

***

Двадцать лет я смотрю программу «Время»,

Двадцать лет я несу это тяжкое бремя,

Двадцать лет говорю я пустые слова,

Моя радость банальна, моя боль не нова.

Двадцать лет я кричу, двадцать лет я молчу,

Двадцать лет я не знаю, чего я хочу,

И мне эти года пошли бы не впрок,

Но пять лет из них я слушаю рок.

Безнадежно тону в ленинградской волне,

Где вода, как вино, и где, кажется мне,

Я найду свою истину лишь через боль,

Вырывая из цепких мозгов свою роль.

И Тебя, мой Господь, я молю об одном —

В этой жизни, поставленной кверху дном,

Дай мне силы и веры добраться до дна,

Ты гори, ты не гасни ночная звезда.

Моя звездочка! Жизнь моя — мартовский лед,

Под которым уже невозможен полет,

По которому я как-то странно бреду,

То вперед, то к себе, то в огне, то в снегу.

Исковеркаю! Вырву! Гори все огнем!

С которым идти мне ночью и днем,

Поджигая управы наших сердец,

Приближая начало, как чей-то конец.

Нам опять говорят — выход найден, вперед!

Но под тяжестью строя провалится лед,

Поднесите к глазам географию рук,

Наши линии кривы, но это не круг.

Это не то, но и это не так,

По прямой по дороге пятится рак,

Космос смотрит на нас бесконечностью звезд,

Мир настолько же сложен, насколько и прост.

ноябрь 1988г.

***

Я хотел бы воспеть радость нового дня,

Я хотел бы успеть взять с лихвою

Все, что светлые дни таят для меня,

Но сейчас я ночами вою.

Я хотел бы воспеть еще слово Любовь

И колени склонить перед нею,

Только жизнь меня бьет в глаз, а не в бровь

И я петь о другом не умею.

22.12.1988г.

***

Океан моей веры, ты прост и суров,

Только плот мой пока еще не готов,

Я плыву, как могу, по теченьям твоим,

Знаю, плыть невозможно вот так вот двоим…

Но когда моя жизнь меня принесет

К той земле, что меня где-то долго так ждет,

Из коры и ветвей я построю Фрегат,

Чтобы плыть вопреки, против и наугад.

24.12.1988г.

***

Не привыкнем к холоду мы никак,

Уши кутаем и глаза,

Под трамвайной дугой мирно спим за пятак,

Есть водитель и есть тормоза.

Я сегодня, наверное, не усну,

Боль не стихнет под тяжестью век.

Раздарив все тепло, но приблизив весну,

Под снегами лежал человек.

январь 1989г.

***

Мне никак не уйти от Природы

В этом городе крыш и труб,

И капризы моей погоды

Разлагают сомнений труп.

И микробы моей болезни,

Как алмазы, крепки и просты,

Как слова самой древней песни,

Как на свежих могилах кресты.

Не забуду чужие строчки,

Но свои напишу слова,

Верю — каждой болотной кочке

Провалиться даны права.

И стою я. И друг мой рядом,

Тем же вирусом он заражен,

И нас лечат вином, как ядом,

И как хлебом — газетным листом.

Я стою. И кричу. И не вижу,

Чтобы люди бежали к тебе,

Ты прости, я себя ненавижу,

Я уже по колено в воде.

Не умею еще. Не умею

Я уже говорить о другом,

Перед собственном взором немею,

Вижу топь да трясину кругом.

И на нитку такой моей веры

Бог мои отмеряет дни,

Как остатки былой химеры

Вырываю я зубы-пни.

Ожерелье мое то и дело

Примеряет болотная выпь.

Боже! Я изумлен до предела,

Что не порвана красная нить.

08.01.1989г.

***

Когда земля одевается в белое,

И от сугробов — тень,

Верую, Господи, верую —

Наступит Судный день.

Верую, но не верю.

Что мне еще осталось

В мире, где люди-звери

Жрут животную радость.

В мире, где даже в смерти

Есть только доля правды,

Вы в чью-то смерть не верите

И в плач у могильной ограды.

Но пусть все черным по белому,

И нового нет Христа,

Верую, Господи, верую!

Но нет и на мне креста…

январь 1989г.

***

Я ухожу от бессмысленных их.

Земля — для мертвых, вода — для живых.

На нашей земле, что полита водой,

Идет война — что ни труп, то живой.

Копыта цокают — машинистки стучат,

В лагерь привозят детей-октябрят,

Их приучают к войне уже тут,

Кто здесь живой? Ты почти уже труп.

январь 1989г.

***

Мне легче пишется ночами,

Поэтом солнца я не стал,

Мне легче пишется стихами,

От прозы жизни я устал,

И дни по капле вниз стекают

Страницами из дневника,

И голоса друзей стихают,

И не поверить вам никак —

Сомнений шлюзы вновь открылись.

От постоянных увлажнений

Слова и знаки все размылись,

Меняя смысл предложений.

И в свете всех постановлений

Стою, отбрасывая тень.

На сцены старых представлений

Актеров новый гонит день —

Сияет новое светило.

Ослепнуть под его лучами

Давно слепым приятно было.

Мне легче видится ночами.

23.01.1989г.

(опубликовано в газете «За Родину» 1989г.)

***

Я не люблю

Сбивать сосульки,

Что и так

Растают весной.

Я не люблю Хирургов,

Я люблю Терапевтов,

Например —

           Иисуса Христа.

февраль 1989

(опубликовано в газете «За Родину», 1989г.)

***

Подвиг птицы,

             летящей вверх —

Это капли дождя

             на обугленных листьях.

Счастье не в том,

             что летишь без помех,

И горе не в том,

             что не понят твой стих.

И кто-то летит,

А кто-то ползет,

Кто-то убит,

А кто-то убьет,

И в ржавой ране

Кричат глаза,

И в Божьем храме

Свистят тормоза,

И руки к Небу,

И к стенке лицом,

Питаемся хлебом,

Плюемся свинцом,

И двери открыты,

И настежь окно,

И все позабыто,

И нет НИЧЕГО!

Но слышишь? —

               Негромкое чье-то «Прости…»,

Но видишь —

              свечи огонек не потушен,

И если тебе

              этот мир не спасти,

Попробуй спасти

              свою черствую душу.

И пусть ты услышишь

              недобрый их смех,

И пусть ты увидишь

              лица живых,

Счастье не в том,

              что летишь без помех,

И горе не в том,

              что не понят твой стих.

весна 1989г.

***

Черное солнце.

Мысли потеют от пресказаний.

Свет за оконцем,

И нет ни чинов, ни наград, ни званий.

Дверь на запоре,

И черный гудрон капает с крыши,

Здесь жаркие зори,

И солнце все выше и выше.

И новые роли

Для жизни, как в прежние годы —

Лекарство от боли

Тому, кто отведал свободы,

И реки сдались —

Им никуда не уйти!

Но тянутся ввысь

Кровавые руки зари.

И в старые двери

Врезан глазок,

И кто-то поверив,

Учит урок,

Но где ты сидел,

Так и сидишь,

И скоро предел,

И гудрон льется с крыш.

весна 1989г.

***

Где Ты,

       Небо мое?

Как Ты,

       там без меня?

Ветер

       тихо поет

Песню

       Судного дня.

Мысли

       падают вниз,

Души

       к Богу летят,

Снова

       виден карниз,

Там,

       где церкви горят.

Снова

       в море огней

Тонут

       лики святых,

Только

       в мире теней

Желтый

       свет фонарей

Почему-то

       сильней…

Помоги же!

Помоги!

Оторви

Часть души,

Слышишь, Небо?

Помоги же!

Дыхание твое

Все горячей,

        все явственней

                  и ближе.

весна 1989г.

***

Ты стоишь у окна, задавая свой вечный вопрос,

Тихо падает снег, пляшут тени — твои палачи,

И ты держишь в руках эхо сказочных звезд,

Воплотившихся в свет полуночной свечи.

И ты смотришь в огонь. И тебе все больней.

И звезда как слеза. Тихо падает снег.

Лишь закроешь глаза, и на занавес век

Проецирует ночь хороводы теней.

Поле Боли твоей…

Храм бессонных ночей,

Твое чудо, твой свет, твой немыслимый рок,

Только… падает снег, огонек твой продрог,

И вокруг ни души, и не видно огней.

Но смотри — по лицу вдруг скатилась звезда,

К неземному крыльцу вдруг выводит тупик,

Это сам Господь Бог открывает глаза,

Твой немыслимый рок освещая на миг.

Так смотри же — идут ровным строем полки,

Так смотри же — стоят во дворе тополя,

Отпустив все грехи и простив все долги,

Запряги своего неземного коня,

Поле Боли вспаши и звезду посади,

Из проросшей души закапает кровь,

Ты не бойся, — Любовь потечет по груди

И ростком прямо в сердце кольнет тебя вновь.

Помни — каждую ночь наши свечи горят,

Помни — слепит детей фонарей мертвый свет,

Если больно в груди — это звезды молчат,

Если грохот в ночи — это падает снег.

весна 1989г.

(опубликовано в газете «Молодежь Алтая», 1990г.)

***

Ну вот и опять —

Кончен день, оборвана нить,

И я начинаю

Как бы с нуля.

Попробуй понять,

Попробуй простить,

Такой вот расклад

У меня.

Сегодняшний день,

Он старый добряк,

Он принес много слов.

Сегодняшний день —

Как вчера.

Но осенняя ночь —

Сестра моих снов,

И я иду к ней,

Мне пора.

В безликой луне

Отражается суть

Всех побед,

Я делаю шаг —

В ушах кричит тишина,

В Великой Игре

Увидят мой след,

В театре — аншлаг,

Финал.

Так не дай мне, Господь,

Эту дикую осень забыть,

На дне этих черных

Небес,

В последнюю ночь

Мне не наследить,

Ведь я полечу

К Тебе.

Искры огня,

Что не гаснут в душе —

Это звезды на Небе,

В глазах у любви —

Отраженье косы.

Мой тающий страх,

Ты ведь тоже

В Великом Ответе.

пойми и прости —

Я еще не достоин

Весны.

Я осени сын,

Мне б бежать под дождем,

Мне б на землю упасть

И расти,

Но на фоне их спин

Мой огонь разожжен.

Вот такая напасть,

Ты прости!

Ну вот и опять —

Начинается день

И потушены свечи,

И я прячу боль,

И выхожу на свет.

И будет опять

Моя черная тень

Как задушенный вечер

И вечная роль,

И новый мой след.

весна 1989г.

***

Он коснулся души,

Он на пальцы дышал,

Он в ладонях любовь хранил.

А ты душу свою

В руках крепко держал

И в припадке любви задушил.

И больная любовь

Тихо-тихо пошла

И сошла с твоего ума,

И рукой твоей

Свое горло нашла

И поплыл над землей туман.

Но как жить,

Если ты, чуть дыша,

Смотришь в небо

И плачет в тебе

Вдруг воскресшая ночью

Душа малыша

И стремится к далекой звезде.

И дрожащие руки

Слепых матерей,

Что впадают в безумный шок,

В темноте ощущают

Сердца детей

И прячут их в свой мешок.

А ты выключил свет,

Но луна освещает

Все то, что

Не скрыть внутри,

И на полке стоит,

Интерьер украшая,

Твой слепок с его любви.

И как жить,

Если ты, чуть дыша,

Смотришь в небо

И плачет в тебе

Вдруг прозревшая ночью

Душа малыша

И стремится к далекой звезде.

1988г.

(опубликовано в газете «Молодежь Алтая» 1990г.)

***

Проводи меня, свет мой,

До Незримых Ворот,

Я никак не могу

Вырвать стекла из глаз,

Путеводною нитью

Заштопанный рот,

Но Последний Защитник

Мне делает пас.

И над спящей землею

Плывут облака,

И глядят, не мигая,

Живые огни,

И святою бедою

Стоит у окна

Мой Последний Спаситель

Вселенской Любви.

Я кричал бы тогда,

Но сейчас — не могу,

Я поставил свечу

И смотрю на огонь,

У горячего льда,

В раскаленном снегу

Среди белых костров

Я сжигал свою боль.

По воде — лепестки.

Что ж так тесно в груди,

Господи! Посмотри

В ледяные глаза.

По асфальту — мозги,

Но по Небу летит,

И звонит в мою душу

Последний Звонарь.

Под распятой судьбой,

Как под вечной звездой,

Проводи меня, свет мой,

К незримой черте,

И Последний Святой

Пречистой рукой

Унесет мою душу

К зовущей звезде.

Но пока не лечу,

И живу я пока

Мои светлые ночи

Несут меня вдаль,

Я поставил свечу,

И стоит у окна

И глядит в мою душу

Последний Звонарь.

весна 1989г.

***

Когда замкнется круг твоих незримых дел,

И все следы вокруг покроет черной сажей,

И превратится вдруг твой неземной удел

В телесную тюрьму с невозмутимой стражей,

Смотри —

Свобода

Легкой струйкой дыма

Стремится улететь, да в черную дыру,

Летальная погода грядет неотвратимо,

И станут все летать и вылетать в трубу.

Ну что ж, такое выпало нам счастье —

Глотать свободу, да сажею блевать,

Плевать на то, что темное ненастье

Светлей, чем самая благая благодать.

И Небо нам грозит еще одним потопом,

Потом все отболит, зажми в кулак беду,

Звезда твоя горит, да над людским потоком,

И путь назад закрыт, да только не в тюрьму.

Ни разу не простив, прощенья не получишь,

Храни тебя Господь от Вечной Мерзлоты,

Когда, весь снег размыв и оставляя лужи,

Идет распятый дождь стирать свои следы.

Ну а пока —

Сиди

В подвале или в храме,

Смотри — свободу варит искуснейший паук,

Нет дыма без огня и нет огня без гари,

И черные грехи не разомкнут твой круг.

Но пусть тропою падших повязаны все двери,

Храни тебя судьба от этакой беды,

Единожды солгавший, Господь тебе поверит,

Последний дождь придет стирать твои следы!

лето 1989г.

(опубликовано в журнале «ПНС-2» /«Предтеча»/, 1990г.)

***

Памяти А. Башлачева

И будет ночь.

От переполненных людей,

      по самым узким коридорам

Я выйду весь и лягу навзничь,

             узнавший тайну дня.

И чем спокойней, тем больней —

     я под таинственным надзором,

И кто-то здесь, он что-то ждет

                и смотрит на меня.

И я пишу — не ухожу.

Но чем больнее, тем спокойней,

И ничего я не прошу, не жду,

               не верю, не грущу,

Поставив новую свечу,

      вчерашний день в себе ищу,

И никого не допущу

На исповедь Господню.

Сказав лишь то, что мне дано,

Пойму ли я, как это мало?!

Укрыло Небо полотно,

И превратилось вдруг оно

В дождем разбитое окно

И смыслом Смерти стало.

05.08.1989г.

***

Тихо в доме гаснут свечи,

Все спокойно, все протухли,

Убаюканный копытом дядька вовсе засыпает,

Видно, в этот дивный вечер

На вонючей старой кухне

Завершится эпопея, но никто не понимает.

И вдруг, точно — громкий кашель —

Командир в лапшу стреляет

И лапша, вся из кастрюли, расползается по дому,

Подавился дядька кашей,

И никто не понимает,

Почему легко поддался он влиянию плохому.

И никто не понимает,

Отчего вдруг вместо крыши

Оказался чей-то голый, напряженный синий зад,

И лопух уныло вянет,

Перед смертью он услышит,

Как взорвется злая бомба, разукрасив свой фасад.

Очень грустно жить в квартире,

Где так пахнет неприятно.

Дворник Вася, чуть нетрезвый, раздает большие взятки,

В этом непонятном мире

Дядьке много непонятно,

Он кричит и тетьки слышат радость в гордом крике дядьки!

Так и ночь прошла, а утром

Без лапши, как без сапог

Побежал за паровозом непонятный злой народец,

В лопухах, на радость дурам,

Командир без задних ног.

Он один, он зло плюется в мировой пустой колодец.

лето 1989г.

(опубликовано в журнале «ПНС-2», 1990г.)

***

…А в начале было Небо

И земля густым туманом

Возникала из вопросов,

Не имеющих ответов —

Это пальцы всех распятых,

Не нашедших горизонта,

В темноте ломали спички

В стылой комнате поэта.

И закрыв лицо руками,

В сотый раз он видел Слово,

Что связало Землю с Небом

На дороге в бесконечность,

И под веками стальными

Лед тоски держал за крылья

Слово, брошенное в воду

Синих глаз, смотрящих в Вечность.

Сделав свой последний выбор,

Он оттаявшее Слово

Отпустил в ущелье Правды,

Достигающее Неба.

Я не ведаю, что будет,

Только жизнь моя короче,

Чем последнее мгновенье

Сумасшедшего поэта.

14.11.1989г.

***

Свято имя твое.

К горизонту прибито гвоздями,

Как Распятый Христос.

Что ж, у Неба есть тоже свой крест.

Слышишь — ветер поет,

Он коснулся сухими губами

Ручейка чистых слез,

Он прощенья просил у небес.

Ну а мы, мы идем

По земле до последнего круга,

Невзирая на дождь

Равнодушно-безумных камней,

Мы в пути познаем

Тишину запредельного звука,

Натыкаясь на гвоздь

Окончательно-верных идей.

Ветер, веющий в душу.

Да поможет нам Ветер!

Не избегнуть твоих,

Уносящих в бессмертье шагов,

Огонек не потушен,

Пусть неровно он светит,

Пусть один на двоих,

Он укажет путь чистых следов.

Свято имя твое.

Кровью Неба, твоими руками

Под распятием звезд

Чью-то душу когда-то ты спас.

Так прости и позволь

Прикоснуться сухими губами

К ручейку чистых слез

В поднебесье распахнутых глаз.

осень 1989г.

***

На начало строки

Я поставил весну

И солнечный смех

Заиграл в зеркалах,

Словно ветер уносит луну,

Словно пепел сгорает дотла

От спокойного взгляда

Но стекала весна

                по стеклу,

Но стекала весна

                по виску,

Депрессивной тоской

                безнадежно больных

По карнизу стекала весна.

И ночное похмелье

Разорванных губ

Прошептало: «Ты помнишь,

Что он говорил?»

А я

Вас за это прощу,

На строку

Я поставлю свечу,

Где поставил он точку.

И стечет та свеча

                 по лицу,

И стечет та свеча

                 за глаза,

И в конвульсии стрелок

               остывших часов

Отольется немая свеча.

весна 1990г.

***

То ли будет Финал, то ли просто уйду,

Улыбаясь кому-то на том берегу,

Розовым снегом укрою зарю,

Сделаю шаг по морю,

По бесконечному по морю.

Вытру руки о краешек света

Черного цвета, а что я могу?

Не отрекусь от последнего следа,

Сделаю шаг по Небу,

По изумленному по Небу.

Пробираясь по черным утробам,

По красным узорам, да по глазам,

В чистом потоке расплавленной боли

Уподоблюсь холодным словам.

Крик последний станет первым

Пробуждением голоса песни,

Зовущей в дорогу

В подземное Небо,

Открытое сердцу засветло,

С этой секунды — засветло.

Все деревья — дороги — овраги

Обернутся прозрачною клеткой

С маленьким зверем

С огромной душою,

Зашифрованной заживо,

Заколдованной затемно.

Пробираясь по черным утробам,

По красным узорам, да по глазам,

Он поцелует с неловким укором

Приготовленный вами капкан.

Крик последний станет поэтом

Перевернутой ё..нутой жизни,

У Любви замолю вину,

Сделаю шаг по морю,

Открытому сердцу засветло,

Прибитому к Небу заживо.

лето 1990г.

***

Эй, машина! Огня не найдется? —

Фарой в окно, да фонтаном песок.

Одинокий Христос навсегда улыбнется,

Руку засунув в дырявый висок.

Эй, человек! Не найдется ли Неба? —

Хохот в лицо, да фонтаном песок.

Старенький дом неживого поэта

Пыльной души обнаружит кусок.

И мысли тверды

Под взглядом тюрьмы

Заблудших машин

            в четырех стенах,

У края земли

В подвалах весны

            расцветет подснежник…

лето 1990г.

***

Годы налегке

Пронести по исковерканной прямой,

Вот и на окне

Проступает образ жизни неземной,

Вот и все,

Просто я сегодня посмотрел наверх

И застыл,

Как оборванный на полувздохе смех.

Счастье намотать,

Просто счастье на ладони намотать,

В кипяток души,

Да по локоть, да от счастья умирать,

Просто так,

Просто я сегодня так некстати пьян

Пустотой,

Словно воздухом космических полян.

Солнечный оскал

Поражает белизной своих клыков,

Все, что я искал

Оказалось проще самых мудрых слов,

Просто жизнь —

Это прерванная на мгновенье смерть,

А любовь —

Это то, чего здесь не было и нет.

Навсегда,

Ради Бога вы поймите — навсегда

Я отдам

Все, чем жил и все, что понял навсегда,

Только б знать,

Что моих Небес коснется ваша Боль,

На губах

Донести б до сердца этой жизни соль.

Вот и все,

Не могу иначе молча говорить,

Просто жить,

Не могу вас, люди, больше не любить,

Просто так,

Да по плечи свои руки оторвать

И от них

По асфальту все бежать, бежать, бежать…

лето 1990г.

(опубликовано в журнале «ПНС-2», 1990)

***

Мы уходим с тобой очень поздно,

И смеется больная Луна,

Мне хотелось бы стать серьезным,

Да боюсь вот — сойду с ума.

Это вера в бездонную пропасть

Оставляет надежду мне

На нездешнюю святость и кротость

И на двери в последней стене.

И лететь без конца нам и края,

И глазами пустых озер

Наблюдать, как колдунья босая

На безумный восходит костер.

Наступив на судьбу ненароком,

Не заметить в который раз,

Что помолвлен с условленным сроком

Этот год, этот день, этот час.

лето 1990г.

***

Отстегните мне сто червонцев,

Я пришел к вам сказать о Боге,

Я стою на этом пороге,

Отстегните мне сто червонцев.

Расплескалась, не вынесла тряски

Та вода, что по капле, веками

Собиралась святыми руками

И смешались все звуки и краски.

«Мама, мама! Расскажи свои сказки!» —

Жаркий шепот, безумный взгляд.

Не срывайте приросшие маски,

Черепа из-под кожи глядят.

И летит непроснувшейся птицей

Чье-то слово, что было вначале,

Билось в души! А зубы стучали

И не было силы молиться.

То ли страх, то ли злоба на лицах,

То ли жизнь отрыгается сажей,

Только сердце — все также стучится

В ту же дверь. Только смерть все та же…

Черный занавес. Красный прожектор.

И глава, словно символ потерь,

Только ждет нас Последний Инспектор

И открыта в Чистилище дверь.

Остановите словотечение!

Посмотрите — туман или дым

Исчезает в руках поколения,

В руках моего поколения

Рождается капля воды.

Ну а если молитва для вас — лишь слова,

Пусть красивые и не злые,

Заплатите свои трудовые,

Расчешите мои кружева!

лето 1990г.

***

Только снова придут

Те, что были внутри,

мой расплавленный коготь

Уляпает стол,

Разбегусь от сердечных оков

И повешусь ребенком.

Из заштопанных дыр

Парус, сотканный мной,

На сиреневых пастбищах

Первой весны,

И откуда-то от фонаря

Все время — на помощь!

Чемодан под диван,

И в окно головой,

Как в замерзший желудок

Холодный бензин,

Как холодные капли мочи

На обугленном сердце.

лето 1990г.

***

Трудяги скромного искусства,

Мы говорим о том, о сем,

Канистры бережно несем,

Гори, гори, моя капуста.

Когда ты станешь великаном,

Ты будешь нюхать абажуры,

Губой касаться глаз и носа

И кушать жареный гудрон.

Его на крышах очень много.

Но в туалет ведет дорога,

А в туалете недотрога

Ноздрю зажавши у порога,

Глядя внимательно и строго,

Надменно оседлала трон.

И сильно напрягает мышцы.

А мы всего лишь летописцы,

Набравши полные канистры,

Мы говорим о том, о сем.

Теперь смотрите — все нормально,

Наперекор совку и маслу

Мы упираемся в газеты

Шершавым теплым языком,

Растущим из другого места.

Читать доклады интересно!

Но интересней ждать ареста

И, кукарекая с насеста,

Подумать о другом.

1990г.

РИСУНКИ