Артюр Рембо. Избранное
в переводе Станислава Хромова
Из сердца…
За всю свою теперь уже долгую жизнь я не нашел ни одного объективного критерия искусства. Поэтому всегда смущаюсь, когда требуется высказать собственное мнение о культуре, искусстве, литературе. Мне нечего сказать, за исключением «нравится — не нравится». Но это мое личное, субъективное мнение, а оно никого не интересует. Слишком жестокая борьба за внимание людей идет в современном мире, слишком слабо и недееспособно искусство вообще. И все же, позволю себе предложить читателю небольшую заметку о стихотворных переводах, о которых, собственно говоря, сказано уже немало. Или почти все… Итак, суть вопроса я проговаривать не стану, не считаю себя настолько компетентным специалистом и авторитетным литератором. Гораздо уместнее, по моему мнению, привести слова одного из наиболее уважаемых мною метров отечественного перевода С. Я. Маршака. В своем письме он говорит: «степень вольности и точности перевода может быть различная — есть целый спектр того и другого. Важнее всего передать подлинный облик переводимого поэта, его время я национальность, его волю, душу, характер, темперамент. Переводчик должен не только знать, что сказал автор оригинальных стихов, — например, Гейне или Бернс, — но и что, какие слова этот автор сказал бы и чего бы он сказать не мог». Лучше, по-моему, не скажешь.
Что касается моих собственных переводов, то я никогда не пытался «переталмачивать» стихотворные тексты слово в слово — это бессмысленно. В таком случае можно ограничиться подстрочником. Я никогда во время работы не думал о читателе — это убивает поэзию. Никогда не писал стихов и не делал переводов за деньги, зарабатывать стараюсь на другом поприще. Не всегда успешно…
Но, тем не менее, поэзией не зарабатывал никогда. Перевожу только то, что мне нравиться, что близко мне. И перевожу так, как мне нравится. А это не всегда соответствует устоявшимся критериям переводческого «ремесла», поскольку между современным человеком и оригиналом лежат, порой, необозримые временные дистанции. Даже ведь и на родном русском языке кто будет наслаждаться сегодня стихами Тредиаковского, Ломоносова или Батюшкова? Их знают специалисты, а моя задача — чтобы стихи давно ушедших от нас поэтов знали мои современники! Страна и эпоха здесь не имеют большого значения, поскольку искусство — субстанция общенациональная. Однако, есть одно обязательное условие для меня. Читая переводы, например, Бодлера, или Рембо, или любые другие, читатель должен знать, что именно ЭТО написал Бодлер, и именно ТАК, как изложено здесь. В той самой коннотации, в тех же семантических полях. Не касается переложений, разумеется. Это первое.
Ну и второе, это конечно, задача перевода. Считаю, что культура всегда первична, скажем, культурные аспекты общественного развития Франции вплоть до сегодняшнего дня во многом определяют настоящее положение современного французского общества. А чтобы не повторять ошибок других народов, необходимо знать их культуру изнутри. Лично мне неприятен, и где то крайне неприятен нравственной код французской поэзии в целом, и декаданс «проклятых поэтов», в частности. Но так уж устроен, мир, что невозможно обойти стороной или игнорировать общее течение мирового культурного процесса… Но это к слову.
Так уж вышло, что последние лет пятьдесят россиянам было не до поэзии, а переводы многих иностранных поэтов, в том числе французских, делались мастерами слова сто и более лет назад. Естественно, что современная молодежь ни под каким видом не воспринимает их, они не цепляют душу современного человека в силу своего «устаревшего» изложения. О собственном видении поэзии говорить не стану, поскольку, чтобы сказать об этом коротко, мне потребуется очень много времени… К тому же, природа поэзии, как я считаю, пока не выяснена, не описана, не изучена.
В хартии международной федерации переводчиков отмечается, что «переводческая деятельность на сегодняшний день является постоянной, универсальной и необходимой во всем мире, делая возможным интеллектуальный и материальный обмен между нациями, она обогащает их жизнь и способствует лучшему пониманию среди людей». Трудно не согласиться, хотя, в целом, считаю данный «документ» пустой тратой слов и времени, направленной на ограничение беспристрастного выбора, прав и свобод личности в современном мире…
Ну да Бог с ним, меньше всего переводчик думает о каких-то хартиях, берясь за работу. О читателях, как я уже заметил, тоже мыслей немного. Труд литератора, это ведь почти физическая потребность, как пить и есть, спать, заниматься спортом или сексом… Кстати, последнее в сравнении ближе всего к действительности. Отсюда, наверное, и качество поэзии, страсть, любовь, чувства. Ведь им покорны все возрасты и все народы. Это может почувствовать каждый читатель через «мертвые», казалось бы, пожелтевшие страницы. Например, Гнедич переводил «Илиаду» с подлинника, он хорошо знал древнегреческий язык. А вот Жуковский древнегреческого не знал, делал свой перевод «Одиссеи» с подстрочника. Но насколько разнятся по качеству, по стилю и страсти эти два произведения Гомера в русском варианте! А бывает и так, что переводы поднимаются выше оригинала и становятся главным произведениями автора. О баснях дедушки Крылова промолчу. «Лолиту» переведенную самим автором на русский язык даже не вспоминаю. Скажу о переводе Наума Гребнева стихотворения «Журавли», положенном на музыку Яном Френкелем. Кто знает, что в оригинале написал Расул Гамзатов на своем аварском языке? Зато песню «Журавли» знают и любят теперь все!
И последнее. Поэт ведь может впитывать мировую культуру и трансформировать ее в себе. И затем выдавать собственные, оригинальные и одновременно великие произведения…
С этим не поспоришь, наверное, — сложно спорить с графоманами, поэтому могу сказать, в данном случае, только о себе. Если я брался за перевод какого либо стиха, то это значит, что он глубоко задел меня. Задел настолько, что лучше я сказать не смогу, а хуже — не хочу. Я испытываю чувство огромной признательности этому человеку, но не только. Я благодарен тем, кто приобщил меня к мировой культуре, истории, искусству — тем, кто сделал эту радость доступной для меня — своим родителям, наставникам, учителям. И я чувствую также некие обязательства перед ними и обществом в целом — пронести эту культуру и передать следующим поколениям. Одна из таких людей, мой преподаватель Галина Яковлевна Гиевая, лучший учитель всех времен. Благодаря ей я еще совсем молодым человеком понял силу и высокое назначение мировой истории и культуры. Мог бы много рассказать об этой без преувеличения выдающейся женщине. Надеюсь, что она жива и здорова, живет в Дмитрове. Думаю, очень повезло тем детям и их родителям, которые привели своих детей в ее школу.
Я всегда говорил друзьям — поэтам: не будет среди нас Пушкина, Лермонтова, Блока… Мы пройдем это тяжелое для России время незамеченными. Но мы должны, просто обязаны сохранить на нашей земле отечественную и мировую культуру — для идущих за нами. Как сделали это наши братья в огненные революционные годы, в страшные времена сталинских репрессий, в мутное стеклянное время застоя. Они, эти люди любили нас, они надеялись, что и мы будем так же любить следующих…
Я написал эти строки не задумываясь о последствиях, мне тяжело о них думать. Многое утеряно в моей беспокойной жизни, но то, что осталось, хочу предложить на суд читателя. Я написал эти строки честно и наивно, не вдаваясь в наукообразные подробности. И прямо сейчас посылаю их издателю, чтобы я сам ничего не смог бы уже исправить или убрать из них… Это — как пишется настоящее стихотворение — из души, из сердца, на одном дыхании!
Станислав Хромов
Предчувствие
Уйду один в пустынные поля,
В прохладу их неслышными шагами,
Лазурью вечера напоена земля,
Колосья ржи клонятся под ногами.
Без всяких дум, с любовью лишь в груди,
Немой бродяга, тропами ночными
Уйду и встречу счастье впереди —
Природа… Женщина… Мы созданы иными!
Солнце и плоть
На землю чудную, в которой бродит кровь,
Льет Солнце властное горячую любовь.
Живой родник! Я чувствую опять,
Как нежный луг зацвел за пядью пядь.
Как дышит грудь земли и бродят соки мая,
Когда лежу я, травы обнимая —
Из плоти и крови, как женщина, она
Для жизни и любви сотворена.
Венера! С юных пор здесь все росло и зрело,
Мне жаль ушедших лет твоих, Кибела,
Звероподобных фавнов и Богов,
Кору грызущих, нимф среди лугов —
Их поцелуи, кудри, словно шелк…
Мне жаль, что век сатира отошел,
Когда под взглядом радостного Пана
Его цевницы сладкая осанна
Любви баюкала зеленые луга,
И знала лишь козлиная нога
Земную дрожь… И воды, кровь дерев —
Вселенной сок струился под напев,
Ему вдали Природа отвечала,
Людей, зверей и птиц от самого начала
Под ветви рощ, как властный бог лесной,
В свой храм любви звала она весной.
Мне жаль тех дней, когда она кипела
И вдаль неслась на колеснице белой,
Заполонив пространство впереди,
Жизнь вечная лилась из женственной груди
Средь блеска городов сверкая красотой;
И сладостно припав к груди ее святой
Был счастлив человек, и так, набравшись сил,
Природы целомудрие хранил.
Но минули века! О горе! Что за вздор:
— Я видел все! — безумца разговор.
Он слеп и глух, он царь и бог теперь,
Но к свету и любви ему закрыта дверь.
О, если б человечество посмело
Опять к груди твоей припасть Кибела!
И вспомнило бы вдруг Астарту, что когда-то
Из пены волн явилась, и от взгляда
Ее прекрасных, вечно черных глаз
В душе любовь рождалася не раз,
Ей вторил птичий хор, разбуженный навек…
О, как прекрасен был бы Человек!
В тебя лишь верую, Венера! Афродита!
О, наша суть земная позабыта —
О вечной жизни тайную мечту
Лелем мы и тянемся к кресту.
Печально дни текут земной юдоли,
Мы в добровольном рабстве и неволе —
Не вырваться, замкнулся этот круг,
Так где же Он? Но думаем: а вдруг…
Глядим во тьму с надеждой и мольбами
Испуганными, жалкими рабами
И кары ждем за грех, — закутались в одежде,
А та, чью плоть мы так любили прежде
И нашу чистоту стремились в ней узреть,
Та, что наш дух мятущийся гореть
Огнем любви заставила, за это
Из плена вознеся к сиянью света —
Забыта! Даже в куртизанки Женщина не хочет!
— Печальный фарс — рыдая, захохочет
Богинь прекрасных помнящая Лета…
О, не вернуть былые времена!
Закончился спектакль и сыграны все роли!
Но если всех богов отринуть в тяжкой доле
И идолов своих сумеет сокрушить —
Воскреснет Человек и с богом будет жить
Лишь с тем в душе, что в слое плотской глины,
Сын неба, вознесясь в небесные долины,
В огне мечты полетом окрылен!
И иго тяжкое, как камень, сбросит он —
Без страха ввысь летя, без сожаленья,
Приняв дары святого Искупленья!
И вот, сверкнув улыбкой огневой,
Ты из морей поднимешься, и твой
Прекрасный лик любовь подарит веку,
Под лиру спеть прикажешь человеку
Вновь поцелуем трепетным однажды.
Как жаждет мир любви! Спаси его от жажды!
…… … … … … … … … … … ….
И снова, Человек, воспрянешь гордо ты!
Оковы тьмы разбив, луч древней красоты
Ворвется в храм плоти и спящего там бога
Заставит трепетать у вечного порога.
А разум Человека, словно резвый конь,
Из тьмы ночи бросается в огонь,
Он путы рвет, все знать и видеть хочет,
Свободной мысли торжество пророчит.
Откуда есть вселенной бесконечность?
И Млечный Путь уводит звезды в вечность?
И разум в глубине галактик тонет…
Огромные стада пастух ли в небо гонит
Иных миров средь ужаса и тьмы?
И все ль миры, задумаемся мы,
Звучат призыву разума ответом?
А смертный человек? Что хочет видеть в этом?
Быть может, голос разума — мечты?
Откуда в этот мир явился ты,
Раз жизнь так коротка и эфемерна?
В свой Океан погрузишься, наверно,
К зачатью бытия, к росткам и эмбрионам?
Природа-мать не возвратит ли вновь к зеленым
Его лугам, крутя в своем горниле,
Чтоб люди в травах вновь росли и жили?
Нет, знать нам не дано! Дремучие химеры
Тревожат нас, и мы без твердой веры
Глядим во тьму, не видя, что за ней —
Сомнения и страх в нас вечности сильней,
Они крыла простерли черной птицы,
И даль спешит за горизонтом скрыться.
…… … … … … … … … … ….
Разверзлись небеса! Мертвы все тайны их
Пред тем, кто жил и не был рабски тих!
Сверканием природы окружен,
С лесами, с реками заре свободной он
Чудесный гимн, приветствуя, поет…
То Искупление! Любовь, любовь грядет!
О, плоти торжество! О, высшая награда!
Пора любви — души любой отрада!
С триумфом Эроса и Каллинига тут
Покров из белых роз торжественно несут,
К ногам героев и богов склоняясь
И женщин вдруг коленями касаясь…
О Ариадна, звук твоих рыданий
Несется с берега в пространство мирозданий,
Когда в волнах Тезея парус брезжит!
Не плачь! Смотри, дорогой прямоезжей
Несется Вакх бесстрашный в неизвестность
На колеснице, радуя окрестность,
За тиграми, чьей похоти предела нет,
За рыжими пантерами вослед…
И Зевс, быка наружность обретя,
Европу голую качает, как дитя,
И шею мощную рука ее объемлет,
Плывет, и взор его желаньям девы внемлет,
Теплу ее чела во мгле внимает он
И поцелуям страстным среди волн
Туманный взор свой к деве обращая;
Бутоны пышных лотосов качая,
Скользят по струям пены золотой,
Влюбленный Лебедь замер над водой
Крылами белыми объемля страстно Леду…
Прекрасная Киприда шествует по свету;
Стан изогнув изящно, держит вечный путь,
От глаз восторженных свою не пряча грудь
И золотой пушок над белоснежным чревом…
На мощный торс Геракл движеньем смелым
Небрежно шкуру льва накинул, и над ним
Сияет ореол, грозой богов храним…
Течет на плечи свежею волной,
Спадает тяжестью под летнею луной
Дриады обнаженной пышный волос —
Она в мечтах, ее не слышен голос;
Пора священных сумерек настала,
Селена белая кидает покрывало
К ногам Эндимиона, пряча страх,
Свои уста таит в его устах…
Поет и плачет речка вдалеке —
То Нимфа вспомнила, как в жизненной реке
Прекрасный юноша навеки смежил очи…
Влюбленный ветер гонит сон из ночи,
Где в ужасе святом и рощи, и леса
Покровы сняв, взирают в небеса,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.