Бесплатный фрагмент - Из высока-высока

Море Михаиля, Микаила, Михаэля

— Уже постучались на небеса, накачались текилой, буквально проводили себя в последний путь. Хм… А ты на море-то не побывал.

— Не успел, не вышло.

— Не знал, что на небесах никуда без этого?

— …

— Пойми, на небесах только и говорят, что о море. Как оно бесконечно прекрасно… А ты? Что ты им скажешь? Ведь ты ни разу не был на море. Там наверху тебя окрестят лохом.

— Что ж теперь поделаешь…»

(из фильма 1997 года
«Достучаться до небес»)

Ничто не мешает человеку завтра стать умнее, чем он был вчера.

(Петр Капица, физик,
нобелевский лауреат)

В пятидесяти четыре он еще богач- в пятьдесят четыре уже банкрот. Причины, по которой бизнесмен, совладелец холдинга, в одночасье потерял все… да чего уж теперь. Важнее понять переход из точки А до ямы Б, а потом из Б снова в А.

И в этот раз не «Кто виноват?», а «Что делать?»

Мужчины после банкротства часто берутся водить такси. И Михаил поехал этим трактом. Итак, покинув пропитанное шоколадом «прошлое», Михаил переехал в «нестабильное настоящее», строя определенные планы на будущее. Такие люди быстро не сдаются. Или вообще не сдаются (их сдают). Решил он для себя так: иметь коня, какого ни есть — это независимость. Так повезет себя сам в ПОВЕЗЕТ!

Но… человек предполагает, а Бог располагает. И, отжимаясь в душной двухметровой кухне, Михаил вдруг всем телом заколебался, покачнулся и рухнул в продранный линолеум. На его счастье, неожиданно вернулся сосед по арендованной квартире, такой же таксист, которому почудилось, что позабыл мобильник на кухне, который выключился и помалкивал в заднем кармане.

Сосед не сделал вид, что не увидел неприветливого соседа на полу, хотя тот его практически не замечал, а вызвал скорую, и ждал, пока те приедут. Пробыв в общей палате шесть дней, Михаил ушел. Он был бледен, передвигался с трудом, зяб и прятал руки в пальто. Во дворе медленно опустился на железную скамейку. Холодало, рано темнело, осень- золотая красавица, покидала город.

Противно и горько умирать мужчине, когда не совершил и не завершил. Бороться за какое- то будущее –сил нет, столько всего сразу навалилось. Он устало смотрел на мокрый тротуар, на мутные лужи, и думал: вот и все. Не дотянет до зимы, до праздников, до планов на следующий год. Ему не светит. Так и не стоит тратить нервы на эту тоску. Вспоминать напоследок только хорошее. Родители, когда моложе были, любили отмечать праздники. Полный дом сытых, смеющихся, довольных людей, елка, подарки, фейерверк.

«Папа и мамочка, простите непутевого сына. Недостаточно внимания уделял…» А на какой -то Новый год в дом внесли огромную коробку, а там — трехмачтовый барк. Вот это подарок! А кто подарил-то? Отца друг, врач. Точно, притом медицинское светило, к нему на прием записывались. Михаэль Давидович. Фамилию вспомнить не получилось, и он оставил. «Как же не хватает вас, папа, мама…» Быстро смахнул непрошенную слезу- не хватало быть замеченным.

С дерева упал на голову лист. Он был выразительный, красный с желтым, и холодный. Михаил смахнул лист, но тот сперва опустился на пальто, а при попытке убрать забился под рукав. Вдруг вспомнилось — красной была дверная табличка. Цвет необычный, он обратил внимание, когда приезжал к Михаэлю. Родители просили отвезти ему подарок, теплый, но не кусачий и легкий шерстяной свитер, тот снова уезжал в какую-то долгую командировку. Адрес вспомнился легко, и табличка на дверях была красная: М. Д. Коренберг

Михаил снова тяжело вздохнул — вряд ли старик еще жив. В последний раз видел его на папиных похоронах, Михаэль на кухне один сидел и плакал. И мамы уже нет, спросить не у кого. Все же нужда с надеждой заставили искать контакты, и нашел, и позвонил, Оказалось, Михаэль Давидович жив, в здравом уме и памяти, и живет в том же самом доме. Михаил наговорил чего-то, напросился на вечерок воспоминаний… Старый доктор усмехнулся, но все же согласился встретиться. Изучил результаты анализов и снимки, простукивал, заставлял дышать, приседать, и прыгать. Потом молчал, собирая все в единый диагноз. Миша затаил дыхание. Михаэль Давидович посмотрел в глаза сыну своего друга и твердо произнес: «Надо лечиться. Не затягивать. Может парализовать. Все время, деньги, силы на лечение».

Потерпевшему поражение и жизнь порой не мила. И смерть желанна. После унижения, которое чувствует взрослый мужчина, выброшенный на обочину жизни, что ему смерти жало? Но болеть?! Болезнь — самый основной мужской страх. Потерять власть над телом и делом, стать жалким, неликвидным, фигурально выражаясь, превратиться в добычу для каждого враждебного пса. Нет, господи, только не это.

На дорогую клинику средств нет. Куда ж тогда? Михаэль Давидович посоветовал. Не близкое место, но ехать надо. Вот мало кто знает, а там хороший оздоровительный ресурс: грязевые правильные лужи. Увидев надменное Мишкино выражение, старый доктор наставительно заметил, что наши отечественные грязи по лечебным показателям превосходят общемировые стандарты. В любом случае, только этот бюджетный вариант болящий мог бы потянуть. Однако, прибыв на место, расстроился и пожалел. Зачем позволил себя уговорить?

Серенькая вокзальная площадь, тесный пластмассовый рынок, магазинчики со скучными товарами, из развлечений — интернет клуб, перед которым курили -в восемь утра! Зато таксисты называли цены, будто с прайсов Нью-Йорка, Лондона и Парижа. Из общественного транспорта — единственный раздолбанный автобус, навевавший воспоминания, но не ностальгию. Водитель сосредоточенно слушал радио и ел шаурму, и на вопрос про расписание ответил: «Как наберу». Пассажиров набралось столько! Тем повезло, кто мог повиснуть на ремнях… В молодые годы Мишка весело втискивался в любой час пик. Но на шестом десятке не получалось у бывшего миллионера воспринимать транспорт настолько общественный.

Санаторий, построенный в прошлом веке, впечатлением тоже не обрадовал — в старом запущенном парке одноэтажные облезлые корпуса. Дамы за стойкой информации пили первый свой утренний чай, и не отвлекались на пациентов. Но врачи в тот же день душевно приняли, и назначили курс процедур — в основном, обмазываться грязью, и побиваться током, из приятного-бултыхаться в ванной под цветомузыку.

Был ноябрь. Ему предстояло пробыть в этом скучном месте три недели. Потом вернуться в Москву и водить такси. Возраст и тяжелая болезнь — так себе коктейль для победителя. Но стоял, держался, держался. Еще в Москве поклялся, что не сопьется, и цедил по чуть-чуть неплохое домашнее вино, оплакивая свое нищебродство.

Город, а по сути, поселок, состоял из двух улиц, и вокруг не шикарный частный сектор. Главное здание и событие, вокруг которого вся жизнь — санаторий. Михаил угрюмо нахаживал километры вокруг санатория, вокруг площади, по парку. Куда еще. После процедур возвращался в комнату и закрывал шторы. Ему не становилось лучше. НИЧУТЬ. ЕМУ НЕ СТАНОВИЛОСЬ ЛЕГЧЕ. Да тут больных больше, чем здоровых! Одни жалкие типы. Как тут человеку выздороветь? Все, чего он так боялся: беспомощность, боль, несостоятельность. Михаил старался поддерживать себя: шутил с медсестрами, флиртовал с пациентками, но и тут не имел успеха — отвык нравиться без атрибутов состоятельности. И женщины вели себя с ним равнодушно, без искры, будто он и не мужчина. Да и он не хотел- а хотел, чтобы спасли. Его внутренние сваи надломились.

Санаторий специализировался на болезнях опорно-двигательного аппарата, и людей в колясках, на костылях, там было очень много. Со всех концов России, из стран бывшего Союза, и даже из-за рубежа, где подобное лечение стоило намного дороже. У Михаила при виде мужчин с инвалидностью начиналось сердцебиение. Он и жалел, и сердился, и пытался обойти за версту, но городок был слишком мал, не разминуться.

Тех худых и бледных маму-инвалида с дочкой он тоже видел каждое утро, когда и они, и они шли на процедуры по извилистым парковым тропам. Девочка лет семи с трудом толкала коляску, и часто останавливалась, чтобы отдышаться. Они были удручающе бедны — мать, дочь и инвалидная коляска. Михаил, рослый, широкий, все еще в солидных одежках, оставшихся от прежней жизни, по сравнению с их худобой- великан, отводил взгляд- были бы деньги, он бы помог. А так, какая от него польза? Никакой.

Через три дня он вдруг понял: а ведь здесь рядом море. Тот самый автобус без расписания вез по дороге без дороги. А потом — остановка: «Море». Остановка так называется: «МОРЕ». Он вышел и был ошеломлен красотой пейзажа.

Ноябрьская вода опасна и холодна и всем видом предупреждает — не входить. Но все же купались, и основательные люди-моржи, и немногочисленные приезжие, в основном сопровождающие больных. Они забегали с визгом и выбегали с воплями.

Ликуя от свежего воздуха, от простора, Михаил прошел по берегу до кафе-стекляшки. Вид павильонный, но огромные витрины смотрят на море. Название тоже забавное: «Капитан Попугай». Михаил вошел, и в глаза ему первым делом попался плакат: «Мне не противна жизнь на суше. Но жизнь на море куда лучше».

На другой стене сине-белый штурвал и постер фильма «Остров Сокровищ» с одноногим Сильвером и его попугаем. А на стойке подпрыгивал под музыку живой белый какаду. При виде посетителя птица остановилась и вежливо возвестила: «Привет, привет. Пиво есть, водки нет.» Впервые после диагноза Михаил расхохотался, и смеясь, подошел к барной стойке. Смуглый молодой бармен без лишних разговоров сделал отличный кофе в турке, а потом беззвучно занимался кафешными делами. Попугай то ли спал, то ли отдыхал, но даже от него веяло спокойствием. Наступила такая тишина, которая бальзам для уставшей души. Других работников, и посетителей не было, что Михаилу еще больше понравилось. Не надо ему этих мокрых шумных купальщиков. Пусть панорамный обзор весь ему.

Первый раз он увидел море, когда ему исполнилось одиннадцать, они тогда всей семьей отравились в Крым на своей машине. Море ошеломило. Ему казалось, что оно живое, как огромный слон, например, и в любом случае, самый интересный в мире друг. Море — это самое лучшее. Вообще, самое лучшее на свете. Михаил мечтал плавать, стать моряком, Магелланом, морпехом, кем угодно, лишь бы на море, с морем. «Счастье» равно «море». «Море» равно «счастье». А потом в старших классах появились иные интересы. А потом взрослость. Куда тридцать лет улетели? Во что? Надо. Могу. Про море не вспоминал. Везет тому, кто везет. Он вез, да только не в ту степь.

Деньги обычно хотят, чтобы иметь свободу. Сам решаю. А на деле — деньги имел, а стиснут был, спеленут даже не законами, а условностями. Невидимыми этикетками обклеено наше время и все в нем. И где дачу ставить, и какими стройматериалами, и какими модными картинами завесить стены — все с оглядкой. Тогда представлялось ему: ну что ж, зато свой в своем кругу. Где те «свои» теперь?

Конечно же, он путешествовал. Разумеется, не только по массовым направлениям «для всех». Это что! Он добирался в места, где людей, особенно сограждан, мало. По возвращении демонстрировал — был. Но моря -то не видал, даже когда в самом море находился! Путешествовал как отчитывался. Дурак. Все путешествия по буклету, где главное-не вода, а пыль в глаза. Океан сам по себе, море, чтобы СМОТРЕТЬ — приятелям в головы не приходило. Океан «имеет место быть».

Ему всегда нравилось думать о себе как о везучем. Да, его жизнь не возила мордой по асфальту. Но а он-то сам. Михаил себя грыз — какие возможности имел! А на что растратил. Впервые за всю жизнь он остался в одиночества и вспоминал, кто он есть. Ведь если просили — ведь не отказывал. Брату купил дом на день рождения, тот всегда мечтал о доме с участком. Племяннице вручил всю сумму на институт, за все четыре года. Институтскому товарищу перечислил на дорогостоящую операцию. Когда просили — не отказывал. И что, все? Ведь шестьдесят стукнет-если вообще…. Расстояние между «не плохой» и «хороший» как будто не много, а по сути, эх… Никому не хочется умирать плохим. Диагноз тяжелый, он изучил горестную его статистику. На самом деле Михаил сделал много больше добра, но забыл- в его прежнем восприятии событий благие дела не запоминались, потому что не имели особой важности. Времени после процедур, и, может быть, времени совсем, оставалось, чтобы перебрать былое и думы через призму «финита ля комедия».

Михаил и из страха перед смертью и рационального уважения к тому времени, что имеет, решился начать все по-новому. Во всяком случае, он пока в состоянии сам решать, существовать или жить. Он каждый день в любую погоду приезжал на пляж, где все цвета сотворения земли, воды и небес так чисты и отчетливы. Он радовался от резких порывов ветра. Он верил, что такой свежий сильный ветер выгоняет из тела хворь и неудачи. Решил основательно заняться здоровьем. Ценил каждую положенную процедуру, с умилением втирал в себя волшебную черную грязь, надышивался йодистым воздухом, напитывался правильным питанием, внедрил долгие прогулки и по парку. Также решил тренировать память. Для памяти здорово свежевыжатый морковный сок, крепкий сон, и запоминать новую информацию. Михаил решил выучить названия всех морей на планете не только на русском, но еще и на английском, для лучшей тренировки нейронных связей. С удовольствием удивлялся — это ж столько на Земле вод! Вода — это сила. Море Ируаз, море Космонавтов, море Лаптевых, море Дюрвиля, Баренцево море, Тасманово море! Достойные, мощные, сильные имена. Они говорили об открытиях и моряках, не теряющих головы в самые сильные шторма.

Теперь санаторий не бесил, а вызывал уважение и симпатию — люди все еще лечат людей. Повсюду он искал ту девчушку с мамой-инвалидом, чтобы возить неповоротливую коляску, но их уже не было.

Каждый день после долгой прогулки по пляжу, промерзнув правильным йодистым холодком, Михаил шел в «Капитан Попугай» согреваться и снова смотреть на море. Ни разу не сменившийся бармен делал все такой же превосходный черный кофе, и оба потом не обращали друг на друга внимания. Но как-то Михаил похвалил название кафешки, бармен заулыбался, сказал, это он придумал, раньше кафе называлось просто «Кафе». Парень, полируя посуду, с тихой гордостью заметил, что хозяин — его дядя, и он говорил, что не закроет и зимой. Михаил с готовностью подхватил, что уж здесь-то, где полно приезжих, клиенты есть и будут даже не в сезон. Они взглянули на пустой пляж, где завывающий ветер гонял холодный песок, и постарались сделать серьезные лица.

За день до возвращения в Москву Михаил приехал на пляж и с неприятным удивлением увидел стоящий около кафе маленький грузовик и вынесенные наружу столы и стулья. Внутри был разгром переезда. Нерусский мужик лет тридцати пяти с мрачным лицом собирал остатки заведения в коробки. Ему помогали двое мальчишек, судя по внешнему сходству, сыновья. На миг оторвавшись от складирования, мужик коротко сообщил, что кафе закрыто, совсем. Михаил обвел помещение, уже изрядно опустевшее. И птицу забрали? В нем вспыхнуло яростное раздражение- бармена нет, выносят ценное, дело ясное, что дело темное. Увидев недоверчивый настрой крупноформатного посетителя, и решив, кстати, отдохнуть от тягостного занятия, мужик предложил присесть. Он представился Хафизом, сказал, что кафе с сегодняшнего дня не работает, но кофе предложил. Михаил спросил про бармена. Собиратель имущества замялся, но все же неохотно ответил, что Микаил в больнице. «С чего вдруг? Вчера был здоров, а сегодня в больнице?». Враждебно оглядывая опустевшее помещение, Михаил сжимал кулаки. Но оказалось, что Хафиз- как раз тот самый дядя бармена. Но от аренды все же отказался; не сезон, да и место не туристическое, а приезжим из санатория нынче не до кофе. Микаилу не говорил про закрытие, он и так переживает, что нигде уже не найдет работу. Михаил взглянул с удивлением, не понимая. Дядя удивился его удивлению: «Он же без ноги, инвалид.»

И продолжал: племяннику вчера сообщили, что пора собираться. Ожидали, что он расстроится, но парень ничего не сказал, только матери подготовил отсроченное сообщение, что просит в его смерти никого не винить, а утром пошел в море топиться. Микаила вытащил и откачал морж-великан, который в неурочное время приехал освежиться.

— . На знаю, зачем он так поступил. Мы же его ни в чем не упрекаем. Понятно, что работу инвалиду трудно найти, но он не ленивый, за все хватается. Я дал ему денег, и он выучился на баристу.

— Ваш парень отличный кофе делает, я в Москве такого не пил, — жизнерадостно вставил Михаил. На уставшем лице собеседника появилась слабая улыбка:

— Спасибо. Да, он молодец. Просто принял все слишком близко к сердцу.

— Желаю Микаилу здоровья, -сказал Михаил искренне.

Наступило молчание. Они смотрели в панорамное окно, где изумрудным блеском сверкало такое живое море.

— Другие мои племянники хотят кроссовки, смартфоны, машину, а этому только море надо. Всегда только книжки про море просил, и кораблики. Обожает море. Это кафе ему самое место. Не надо было уходить…

Вытащив из пустой пачки последнюю сигарету, Хафиз закурил. Глаза у него были красные, как у тех, кого разбудили в серый предутренний час плохим известием. «Сто книг про море прочитал. Он совсем молодой», — невнятно пробормотал он. Михаил понял, что этот человек потрясен поступком любимого племянника. Посмотрев на часы, бывший владелец пляжного кафе неуклюже поднялся, пожал руку последнему клиенту «Капитана Попугая», и прикрикнув на сыновей, велел побыстрей собираться. Место, где столичному гостю было так по-дружески спокойно, ушло. А Михаил задумался о себе: ведь три недели сюда ходил, с человеком общался, а не видел, что человек без ноги.

Три недели мало, чтобы изменить мировоззрение, когда занят суетой, но достаточно, если по пятам следует небытие. Получив одновременно и банкротство, и диагноз, он злился на несправедливость мира. Плохие вещи должны случаться с плохими людьми. А он -не плохой. Он мишка, большой и порой зубастый, но ведь в целом даже добродушный. Физически крепкий и моральной устойчивый. Но в эти дни и ночи балансирования на краю, он вспомнил с яростью, как без счета и без толка разбазаривал деньги. Он был несправедлив к себе, и не ценил собственный труд, достижения разменивал на пыль в глаза. Он был несправедлив вообще- накормил тысячу скотов и нахлебников, а они множились всякой чушью. Что ж, авария выбила из привычной колеи, раз сам не мог выбраться. Да, надо признать, с ним случилась авария. Больше всего на свете этот немолодой мужчина просил бога второй шанс.

В начале декабря Михаил вернулся в Москву. Санаторное лечение в сочетании с прогулками на побережье дали отличный результат, он чувствовал себя здоровым и молодым. Оценил известную фразу: «В здоровом теле здоровый дух», хотя теперь знал, что правильно она звучит так: «В здоровом теле должен бы быть здоровый дух». Раньше он был здоров, а дух — так себе. Отчего так, пока петух не клюнет, мужик не перекреститься?

Как планировал, взял в аренду такси. Порой с ним случался водительский гипноз- едешь на автомате, и не обращая сознательного внимания, все же впитываешь информацию. Дома, витрины, названия. Бизнес-центры, аптеки, больницы. Парки, переходы, мосты. Мозг по ночам перемалывал во сне не осознанное днем, и выдавал наутро в идеях про открыть свое дело. Красный, желтый, зеленый. Красный, желтый, зеленый. Ехать, ждать, вперед. Дороги, улицы, трассы. Можайка, Ярославка, Ленинградка. Люди вели себя привычно, обычно, по- детски, как мудаки, утомительно, наивно, агрессивно, как идиоты, как молодцы.

Вернувшись, он первым делом навестил Михаэля. Старик ужасно рад был его видеть живым и здоровым. И как врач, который всегда за пациента, и как человек, знавший его с детских лет и помнящий его замечательных родителей. Михаэль снова его обследовал и намекнул, что произошло чудо. Теперь он мог сказать, хоть и надеялся, но не очень верил, слишком уж пессимистичен был диагноз. А человек выкарабкался, выжил, встал на ноги во всех смыслах.