Бесплатный фрагмент - «Иван Васильевич меняет профессию»: сюжеты и персонажи

«Зоя Березкина: Товарищ! Товарищ профессор, прошу вас, не делайте этого эксперимента. Товарищ профессор, опять пойдет буза… Профессор: Товарищ Березкина, вы стали жить воспоминаниями и заговорили непонятным языком. Сплошной словарь умерших слов. Что такое „буза“? (Ищет в словаре.) Буза… Буза… Буза… Бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков… Буза — это род деятельности людей, которые мешали всякому роду деятельности» — В. В. Маяковский. «Клоп»

Глава 1

Пьеса М. А. Булгакова «Иван Васильевич»: была ли она поставлена при жизни автора?

«Так вот, чтобы убедиться в том, что Достоевский — писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было! Как ты думаешь? — обратился Коровьев к Бегемоту» — М. А. Булгаков. «Мастер и Маргарита»

Когда я впервые смотрел фильм режиссёра Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» то, конечно, знал, что он был снят по пьесе «Иван Васильевич» великого русского писателя Михаила Афанасьевича Булгакова (1891−1940 гг.), но с самим произведением не был знаком. А когда, уже значительно позднее, прочел его, то первым, что привлекло мое внимание, было сходство литературного текста и сценария фильма.

Напомню, что герои пьесы и, соответственно, фильма — управдом Иван Васильевич Бунша и квартирный вор Милославский по невероятному стечению обстоятельств оказываются в квартире инженера Тимофеева и, с помощью созданой им машины времени попадают в эпоху Ивана Грозного, в XVI век, сам же царь переносится в двадцатый.

В конечном счете, пережив множество приключений, действующие лица возвращаются каждый в свою эпоху, по счастью, целыми и невредимыми. А в финале пьесы мы узнаем, что все происшедшее лишь приснилось ее главному герою — инженеру Тимофееву (в фильме — нашему старому знакомцу Шурику).

Впрочем, если сменить амплуа читателя или зрителя на позицию аналитика и сравнить пьесу Булгакова и фильм Гайдая, то начинаешь обращать внимание не только на их сходство, которое несомненно, но и на различия, которые тоже существуют, причем в немалом количестве. Значительная их часть, конечно, обусловлена «актуализацией» пьесы Булгакова, которую счел необходимой осуществить режиссер, то есть переносом действия картины (разумеется, той ее части, которая происходит в ХХ веке) из тридцатых в семидесятые годы прошлого века — время, когда снимался фильм. Некоторые из внесенных изменений являются чисто внешними — так, патефон Шпака в картине заменен на более современный магнитофон, царь Иоанн Васильевич в целях конспирации меняет «царские шмотки» на спортивный костюм Шурика («бесовская одежа!»), а не на одежду Милославского, Шурик живет теперь не в коммунальной, а в отдельной квартире, да и виды из окна другие.

Но есть, конечно, и более серьезные отличия, связанные с раскрытием характера персонажей, перипетиями сюжета, постановкой сцен и диалогами. Названия пьесы и фильма также различаются: фильм имеет наименование «Иван Васильевич меняет профессию», в то время как пьеса — просто «Иван Васильевич». Пожалуй, из этого можно сделать вывод, что главный герой кинокартины Гайдая — это управдом Иван Васильевич Бунша, который меняет свою профессию на царское ремесло (он и называет себя и.о. царя), тогда как главный персонаж пьесы — это царь Иван Васильевич.

В обоих случаях, в фильме и пьесе, происходящее — всего лишь сон инженера Тимофеева, навеянный волшебной силой искусства. Причем в пьесе Булгакова герой слушает по радио оперу Николая Римского-Корсакова «Псковитянка», главным действующим лицом которой является Иван Грозный, а в фильме — смотрит по телевизору, который в 70-х годах двадцатого века стал привычным атрибутом московских квартир, оперу М. П. Мусоргского «Борис Годунов» (Бориску на царство?).

Пьеса М. А. Булгакова «Иван Васильевич» была произведением с непростой судьбой. В октябре 1935 года автор передал текст пьесы в московский Театр сатиры, и бюрократический процесс, который неожиданно (или ожиданно?) оказался гораздо сложнее творческого, начал набирать обороты.

Елена Сергеевна, третья жена Михаила Афанасьевича записала в дневнике:

«Замечательное сообщение об «Иване Васильевиче». Пять человек в реперткоме читали пьесу, все искали, нет ли в ней чего подозрительного. Так ничего и не нашли. Миша говорит: «Чего они там ищут?!» И замечательная фраза: а нельзя ли, чтоб Иван Грозный сказал, что теперь лучше, чем тогда?

Что же, Иван Васильевич в фильме Гайдая спустя тридцать пять лет откликнулся на этот призыв неугомонного Реперткома словом «Лепота!», которое царь произнес, глядя из окна высотного дома на панораму новой Москвы. Отметим, что Комитет по контролю за зрелищами и репертуаром (Главрепертком) был создан в 1923 году, и согласно постановлению Совнаркома отныне (так и хочется добавить — «и присно»

«Ни одно произведение не могло быть допущено к публичному исполнению без разрешения Главреперткома при Главлите или его местных органов (обллитов и гублитов)»

Межд тем, решение вопроса затягивалось, и чтобы ускорить его, друзьями Булгакова была организована его встреча с главой Мостреперткома (или его замом?), неким Млечиным.

«Последний — записывает Е. С. Булгакова, — никак не может решиться — разрешить «Ивана Васильевича». Сперва искал в пьесе вредную идею. Не найдя, расстроился от мысли, что в ней никакой идеи нет. Сказал: «Вот если бы такую комедию написал, скажем, Афиногенов, мы бы подняли на щит… Но Булгаков!»

А. Н. Афиноге́нов (1904−1941 гг.) — советский драматург и редактор, автор нескольких популярных пьес. Млечин говорил об Афиногенове с большим пиететом, что неудивительно, поскольку в 1934 году тот был избран в президиум правления Союза писателей СССР и назначен редактором журнала «Театр и драматургия». Но время на дворе, как известно, было непростое, и вскоре пьесы Афиногенова были запрещены, а сам драматург, любимец советской власти, исключен из партии и Союза писателей (впрочем, позднее все-таки восстановлен).

Считается, что Афиногенов был прототипом персонажа, описанного М. А. Булгаковым в заметке «Был май» (1934 г.).

В ней драматург рассказывает, что у входа в театр он встретил элегантного и одновременно экстравагантного молодого человека, который стоял, прислонившись к стене театра и заложив ногу за ногу.

«Ноги эти были обуты в кроваво-рыжие туфли на пухлой подошве, над туфлями были толстые шерстяные чулки, а над чулками — шоколадного цвета пузырями штаны до колен. На нем не было пиджака. Вместо пиджака на нем была странная куртка, сделанная из замши, из которой некогда делали мужские кошельки. На груди — металлическая дорожка с пряжечкой, а на голове — женский берет с коротким хвостиком.

Это был молодой человек ослепительной красоты с длинными ресницами, бодрыми глазами. Перед ним стояли пять человек актеров, одна актриса и один режиссер. Они преграждали путь в ворота».

Завязался разговор. Выяснилось, что молодой красавец — его звали Полиевкт Эдуардович (драматург любил давать своим героям звучные имена), недавно приехал из-за границы, однако уже успел прочесть пьесу Булгакова, и милостиво одобрил ее, порекомендовав, впрочем, сделать определенные изменения которые, вне всяких сомнений, должны были улучшить произведение.

«Третий акт надо переделать. Вторую картину из третьего акта надо выбросить, а первую перенести в четвертый акт. Тогда уж будет совсем хорошо. — Пойдите-ка домой, да и перенесите, — шепнул мне режиссер и беспокойно подмигнул».

В конечном итоге контролирующие органы, подобно Полиевкту Эдуардовичу, тоже сочли возможным разрешить «Ивана Васильевича» — разумеется, «с некоторыми небольшими изменениями». Считается, что именно они и стали причиной создания автором второй редакции своей пьесы.

Справедливости ради заметим, что деятельность Главреперткома и его многочисленных отделений не сводилась исключительно к осуществлению политической цензуры, как полагают многие. В. В. Млечин (между прочим, сын того самого Млечина из Мостреперткома, который долго не мог понять, разрешать пьесу Булгакова или нет) в своих воспоминаниях писал:

«Существует мнение, что реперткомы были организованы во времена советской власти для того, чтобы проводить политику в области искусства, выгодную руководящим кругам того периода, быть, так сказать, приводным ремнём для реализации указаний ЦК партии. Это не совсем так… Пресс идеологии порой давил и на реперткомы, но в целом реперткомы боролись за высокое качество театральных постановок, эстрадных и цирковых представлений, за использование полноценных драматургических и иных литературных произведений. Мострепертком курировал Московские театры… Сотрудники комитета приходили на прогон спектакля, высказывали своё мнение, обращали внимание на недостатки. В спорных случаях устраивались повторные просмотры, после чего принималось решение… Конечно, всё это можно (еще как можно!) рассматривать как зажим свободы творчества деятелей культуры, но можно трактовать и как защиту интересов зрителей, которым совершенно не нужны тусклые бесцветные театральные постановки или пошлые эстрадные номера».

Едва ли пьеса Булгакова подпадала под одну из этих двух бед, угрожавших советским зрителям — бесцветности и пошлости, но не будем забывать, что были и другие, не менее грозные беды, с которыми, хочешь-не хочешь, вынужден был бороться Репертком.

Характерно, что в «Мастере и Маргарите» появляется эпизодический персонаж, некий Аркадий Аполлонович Семплеяров, председатель акустической комиссии. По ходу действия романа спутник магистра черной магии Воланда, Коровьев-Фагот разоблачает тайны Аркадия Аполлоновича, в частности его любовные связи с молодыми актрисами, которых он оказывал покровительство (разумеется, не так чтобы совсем уж бескорыстно).

Самое время вспомнить слова развязной песенки из «Мастера и Маргариты»:

Его превосходительство

Любил домашних птиц,

И брал под покровительство

Хорошеньких девиц.

Строки эти — ни что иное, как пародия на слова куплета, прозвучавшего в популярном некогда водевиле Дмирия Ленского «Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная Дебютантка» (в советское время водевиль был экранизирован, причем в главных ролях в нем снимались такие известные актеры, как Николай Трофимов и Нонна Мордюкова).

Его превосходительство

Зовет ее своей

И даже покровительство

Оказывает ей.

Дотошные эксперты отыскали нескольких реально существовавших людей, которые могли стать прототипом этого важного чиновника и среди них числится, между прочим, и глава Наркомпроса РСФСР, знаменитый А. В. Луначарский, выступивший когда-то с резкой критикой пьесы Булгакова «Дни Турбиных». Можно задаться и таким вопросом: какую организацию имел в виду М. Булгаков, когда говорил о мнимой «акустической комиссии?» Что, если это и был тот самый Мострепертком, неустанно стоящий на страже интересов граждан, которым угрожали химеры пошлости и бесцветности?

Одно из различий двух редакций пьесы «Иван Васильевич» заключалась в том, что в первой версии история путешествия во времени описывалась как реально происшедшая, во второй же — как сон инженера Тимофеева. Стараниями экспертов на одном из экземпляров второй редакции была обнаружена надпись: «Поправки по требованию и приделанный сон». Именно поэтому считается, что осуществленное Булгаковым превращение яви в сон было не развитием сюжета пьесы, а вынужденной правкой (хотя из надписи все-таки прямо не следует, что сон был «приделан» к пьесе под давлением).

Были внесены и некоторые другие мелкие изменения. В частности, слова управдома о том, что о жильцы дома «рассказывают про советскую жизнь такие вещи, которые рассказывать неудобно» (видимо, цензура исходила из того, что про советскую власть можно рассказывать только удобные вещи) были заменены на фразу «рассказывают такую ерунду, которую рассказывать неудобно».

Долго ли, коротко ли, но пьеса, пройдя все положенные (и, возможно, внештатные) стадии мытарства, была принята, и Театр сатиры приступил, наконец, к работе над спектаклем. Увы, маятник судьбы, как это уже происходило в жизни писателя, снова качнулся в обратную сторону. После разгромной статьи в газете «Правда» во МХАТе был снят с показа спектакль по пьесе Булгакова «Мольер» (заметим, едва ли не более многострадальной, чем «Иван Васильевич»). Театр сатиры, подобно витязю с картины В. Васнецова, оказался на нешуточном распутье: они и хотели поставить «Ивана Васильевича», предчувствуя его успех, и боялись возможных последствий.

Руководство, поднаторевшее в закулисной борьбе, потребовало от Булгакова внести новые поправки, имеющие явно несуразный характер и, похоже, рассчитанные на то, что сам автор их отвергнет (что и произошло). В конечном итоге после генеральной репетиции в мае 1936 года пьеса была снята и при жизни автора никогда не ставилась и не публиковалась. Впервые она была напечатана в сборнике произведений М. А. Булгакова под названием «Драмы и комедии», выпущенном в 1965 году издательством «Искусство».

После выхода этого Сборника достаточно быстро появились театральные постановки «Ивана Васильевича», в том числе на сцене московского Театра киноактера, а в 1973 году на экраны кинотеатров вышел художественный фильм Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» ставший настоящим культурным событием в жизни страны.

Глава 2. Как Бунша и Милославский попали в Москву будущего

«Вера в то, что сновидение раскрывает перед нами будущее, не лишена доли истины. Сновидение, рисуя перед нами осуществление желания, переносит нас в будущее, но это будущее, представляющееся грезящему настоящим, благодаря неразрушимому желанию представляет собою копию и воспроизведение прошлого» — Зигмунд Фрейд. «Толкование сновидений»

«В таком случае уж лучше отправиться в будущее! — воскликнул Очень Молодой Человек. — Подумайте только! Можно было бы поместить все свои деньги в банк под проценты — и вперед! — А там окажется, — перебил я, — что общество будущего основано на строго коммунистических началах». — Герберт Уэллс.«Машина времени»

Прежде чем создать произведение, ставшее шедевром — «Ивана Васильевича», М. А. Булгаков написал по заказу московского Мюзик-холла пьесу «Блаженство», герои которой переносятся из современной автору Москвы в XXIII столетие. Впрочем, договор с мюзик-холлом был по каким-то причинам расторгнут, и автор предложил свою пьесу Театру сатиры. В апреле 1934 года драматург прочел новую пьесу артистам, однако реакция коллектива театра оказалась неоднозначной. В письме другу М. А. Булгаков рассказывал:

«Очень понравился всем первый акт и последний. Но сцены в „Блаженстве“ не приняли никак. Все единодушно вцепились и влюбились в Ивана Грозного. Очевидно, я что-то совсем не то сочинил».

Обычно такую реакцию объясняют чисто политическими соображениями: мол, будущее, которое по представлениям советских людей, не могло быть иным, нежели светлым и коммунистическим, показано у Булгакова недостаточно идеальным, не говоря уже о том, что оно выглядело откровенно скучным, и артисты испугались того, что пьесу не пропустит цензура.

Что же, это соображение могло оказать влияние, но не исключен и другой вариант: картина будущего, изображенная драматургом, слушателям на самом деле не понравилась. Разумеется, Булгаков был выдающимся литератором, но даже люди такого масштаба часто испытывают творческие неудачи, не говоря уже о том, что публика, тем более театральная, часто бывает капризна, прихотлива и близорука. При жизни автора «Блаженство"не ставилось на сцене и не публиковалось, и пьеса была напечатана лишь в 1966 году. Считается, что ее сюжет лег в основу нового произведения драматурга — знаменитого «Ивана Васильевича».

Итак, М. А Булгаков создал целых две пьесы о путешествии во времени: в одной из них герои путешествуют в будущее, в XXIII век, в другой — в прошлое, в XVI, во времена Ивана Грозного. Можно ли рассматривать их как своего рода дилогию о путешествиях во времени, наподобие голливудских кинолент «Назад в будущее»?

Что же, попробуем разобраться. Самым важным для нас является тот факт, что в «Иване Васильевиче» действуют те же самые персонажи, что и в «Блаженстве», правда, некоторые из них фигурируют там под другими именами. Изобретатель машины времени в «Блаженстве» — инженер, которого зовут Евгением Николаевичем Рейном. Бунша (в пьесах — Бунша-Корецкий) носит имя Святослав Владимирович; Жорж Милославский назван Юрием (каковым он, впрочем, и был, поскольку Жорж — производное от Георгий), а стоматолог Шпак — совслужащий Михельсон.

Сновидение — один из основных лейтмотивов пьес Булгакова. Его знаменитый «Бег» имеет подзаголовок «Восемь снов», а в «Иване Васильевиче» путешествие в эпоху Ивана Грозного в финале оказывается сновидением героя. Странствия во времени в «Блаженстве» происходят наяву, в реальности — литературной, разумеется, при этом название пьесы звучит как «Сон инженера Рейна».

Инженер Рейн — личность с более активной жизненной позицией, чем Шурик из фильма Гайдая. Он не просто отправляет людей в другие эпохи, но и сам становится путешественником во времени. «Блаженство» у Булгакова — это не состояние, в котором пребывают люди будущего (как легко можно было предположить), а топоним, название части «Москвы Великой» (Москва-Сити?), в которую попали гости из прошлого. Драматург так описывает это место:

«На чудовищной высоте над землей громадная терраса с колоннадой. Мрамор. Сложная, но малозаметная и незнакомая нашему времени аппаратура (айфоны и ноутбуки, быть может?). За столом, в домашнем костюме (это важно!), сидит Народный Комиссар Изобретений Радаманов. Над Блаженством необъятный воздух, весенний закат»

Картина будущего не слишком впечатляет, как не впечатлила она и артистов Театра сатиры, потому что мы не видим практически ничего, за исключением мелких деталей и презентаций самого характера. Хотя, в принципе, общество XXIII века, показанное Булгаковым, в чем-то напоминает коммунизм, каким его видели основатели утопического социализма — Фурье и Оуэн.

Победил ли коммунизм на всей планете в XXIII веке? Автор прямо не называет общество, в которое попали герои, коммунистическим, но некоторые признаки такого строя в пьесе высвечивают.

Бунша: — А общество ваше бесклассовое? Радаманов: — Вы угадали сразу — бесклассовое. Бунша: — Во всем мире? Радаманов: — Решительно во всем.

Классики марксизма говорили об отмирании в будущем государства («Государство не „отменяется“, оно отмирает», — писал Фридрих Энгельс). И действительно, пришельцы с большим удивлением узнают, что в новом обществе нет ни милиции, ни профсоюзов. Если вспомнить стихотворение В. В. Маяковского «Прозаседавшиеся», в советском обществе бюрократия была проблемой из проблем.

Чуть ночь превратится в рассвет,

вижу каждый день я:

кто в глав,

кто в ком,

кто в полит,

кто в просвет,

расходится народ в учрежденья.

В «Блаженстве» бюрократия была совершенно отменена.

Радаманов — Бунше. — Прежде всего, Святослав Владимирович, не надо бумаг. У нас они не приняты, как я вам уже говорил пять раз. Мы их всячески избегаем (Быть может, вся документация ведется на электронных носителях? Но об этом в пьесе нет ни слова).

Но полностью существовать без управления и организации (или самоорганизации?) никакое, даже самое бесклассовое, общество не в состоянии, поэтому на планете существует Совет Народных Комиссаров. Радаманов — один из членов этого Совета, Народный Комиссар Изобретений, берет под свою опеку гостей из далекого ХХ века.

Раз уж есть комиссар изобретений то, логично предположить, должны существовать и сами изобретения, но с ними все как раз не слишком здорово. Небоскребы в будущем строить научились — как мы уже знаем, «Блаженство» расположено «на чудовищной высоте» (впрочем, людям из 30-х годов ХХ века современная дубайская «Бурдж-Хали́фа» высотой более восьмиста метров наверняка показалась бы чудовищной, равно как и еще недостроенное здание Лахта-центра в Петербурге).

Вспомним знаменитую «Машину времени» Герберта Уэллса:

«Я видел, как вокруг меня проносились огромные сооружения чудесной архитектуры, гораздо более величественные, чем здания нашего времени, но они казались как бы сотканными из мерцающего тумана».

Что же касается остальных достижений научно-технического прогресса, то кроме «малозаметной и незнакомой аппаратуры», мы их видим не так уж и много: большие аэропланы, маленькие летательные аппараты (один из них Милославский прихватит с собой в прошлое) и переговорное устройство, отдаленно напоминающее современный телевизор. Как бы то ни было, Милославскому ни разу не представляется случай произнести свою знаменитую фразу: «Видел чудеса техники, но такого никогда!»

Про географию мы тоже узнаем не слишком много. Кроме «Блаженства», в Большой (кто бы сомневался!) Москве есть еще один (элитный?) район со стеклянными башнями, имеющий название «Голубая Вертикаль», жители которого по праздникам летают в гости к обитателям «Блаженства»; кроме того, упоминаются Индия, в которой, по словам Милославского, «ничего интересного нет», и Лондон, где живет «мировая знаменитость» профессор Мэрфи. Сразу же приходит на ум знаменитый «Закон Мерфи», который гласит: «Если что-нибудь может пойти не так, оно пойдёт не так». Что же, этот закон оказался применим и к судьбам героев пьесы Булгакова, у которых в бесклассовом и, возможно, беспроблемном обществе неожиданно стали возникать проблемы.

Согласно пьесе, некоторые детали быта остались в будущем неизменными: люди XXIII века курят (Куда смотрит Народный Комиссар здоровья? Или такого в «прекрасном далеко» нет?), имеют портсигары и носят часы. Впрочем, в отличие от 30-х годов XX века, в новой Москве большое значение придается сохранению «приватности»: в гости без предупреждения обычно не ходят, и прежде чем заявиться с визитом, гость должен с помощью специального аппарата подать хозяину условный сигнал.

Радаманов. — Вот тебе раз! Дорогой мой, что же вы не дали сигнал, прежде чем подняться? Бунша. — Очень удобный аппарат, но сколько я ни дергал… Радаманов. Да зачем же его дергать? Просто-напросто он закрыт.

Про высохшие болота и свирепых диких зверей, в одночасье утративших свою одичалость и свирепость (мечты социалистов-утопистов), в пьесе ничего не говорится, однако без лимонада, обещанного Фурье, люди будущего таки не остались.

Доктор Граббе — Милославскому: -Вы пили что-нибудь? Милославский. — Лимонад.

Милославский, которому довелось отведать этот «нектар богов», остался, как будто, не слишком доволен. Впрочем, на его счастье оказалось, что люди в «Блаженстве» пьют и более крепкие напитки (но отнюдь не злоупотребляют ими!), преимущественно шампанское. Судя по всему, лимонад в морях-океанах, обещанный Фурье, М. А. Булгаков заменил другой человеческой мечтой, с национальным, быть может, оттенком специфики, которую наверняка одобрили бы многие его современники (и не только они). И, в частности, жильцы квартиры N 50 в доме 10 по Большой Садовой улице, где писатель прожил около трех лет, и которой посвятил свой рассказ «Самогонное озеро».

Анна (секретарь Радаманова): — Вы пьете спирт? Милославский: — Кто же откажется?

Анна. — Ах, это интересно. У нас, к сожалению, его не подают. Но вот кран. По нему течет чистый спирт.

Как выясняется, в новом мире по-прежнему отмечают праздник первого мая, однако само это празднование приобрело определенную модификацию, поскольку его участники в этот день одеваются во фраки и бальные платья и пьют шампанское.

Бунша: — Все это довольно странно. Социализм совсем не для того, чтобы веселиться. А они бал устроили. И произносят такие вещи, что ого-го-го… Но самое главное — фраки. Ох, прописали бы им ижицу за эти фраки!

Возможно, Бунша и не был так уж неправ, когда возмущался людьми во фраках на балу, классовым чутьем ощущая неправильность такого наряда и, не исключено, его своего рода «инфернальность».

«Бал же в честь 1-го мая, на котором веселятся пролетарии во фраках, напоминает о Вальпургиевой ночи на 1-е мая, празднике весны древнегерманской мифологии, в средневековой демонологии трансформировавшемся в великий шабаш (праздник ведьм) на горе Брокен в Гарце», — можно прочесть в «Булгаковской энциклопедии». — Дальнейшее развитие тема 1 мая и Вальпургиевой ночи получила в «Мастере и Маргарите», где Воланд и его свита прибывают в Москву после шабаша на Брокене».

Новая Москва встретила незваных гостей радушно, а самого инженера Рейна (вполне заслуженно) общество будущего немедленно признало гениальным изобретателем.

Радаманов: — Мы постановили считать, что ваше изобретение — сверхгосударственной важности. А вас, автора этого изобретения, решено поставить в исключительные условия. Все ваши потребности и все ваши желания будут удовлетворяться полностью, независимо от того, чего бы вы ни пожелали.

Выходит, не все жители будущего равны, и чьи-то потребности и желания все-таки не удовлетворяются или удовлетворяются, но не полностью? Как тут не вспомнить известную фразу: «Все люди равны, но некоторые равнее других».

Милославский позиционировал себя как артист и начал выступать с чтением стихов Пушкина (точнее, одной строки из них), которые он выдавал за свои.

Милославский.

— Богат… и славен… Кочубей… Мда… Его поля… необозримы!…

Некоторое недоуменное молчание, потом аплодисменты. Радаманов. — Браво, браво… спасибо вам. Милославский. — Хорошие стишки? Радаманов. — Да какие-то коротенькие уж очень… У нас почему-то длиннее пишут.

И даже Бунше, несмотря на отсутствие прописки и ЖЭКов, обещали найти какое-нибудь применение.

Появляется в пьесе и любовная линия, даже целых две: дочь Радаманова, Аврора, влюбляется в инженера Рейна, а его секретарша, Анна завязывает роман с Милославским. Описанное Булгаковым грядущее было, не в пример будущему из романов братьев Стругацких — таких, например, как «Полдень, XXII век», аморфно, скучно, беспроблемно и почти бесполо. И люди из прошлого — живые, пылкие и непредсказуемые — произвели сильное впечатление на прекрасную половину «Блаженства».

Не исключено, что на образ людей будущего в пьесе Булгакова оказала влияние «Машина времени» Герберта Уэллса. Вот что писал классик:

«Мужчины и женщины будущего не отличались друг от друга ни костюмом, ни телосложением, ни манерами, одним словом, ничем, что теперь отличает один пол от другого… При новых условиях полного довольства и обеспеченности неутомимая энергия, являющаяся в наше время силой, должна была превратиться в слабость».

Некто Саввич, директор Института Гармонии и бывший жених Авроры был, по меркам своей эпохи, явным пассионарием и, возможно, именно поэтому прекрасная Аврора проявляла к нему интерес. Но гость из прошлого со своей машиной времени поразил девушку намного сильнее, чем пылкий адепт всеобщей гармонии.

Рейн. Да! Ну, думай, Аврора, я даю тебе несколько секунд всего! Тебе придется покинуть Блаженство, и, вероятно, навсегда! Ты больше не вернешься сюда!

Аврора: — Мне надоели эти колонны, мне надоел Саввич, мне надоело Блаженство! Я никогда не испытывала опасности, я не знаю, что у нее за вкус! Летим!

Глава 3. Попаданцы в будущее: туда и обратно

«Король велел мне сесть и более двух часов расспрашивал о различных предметах относительно правления, образа жизни, торговли, мануфактур и просвещения в нашем XIX веке. Он, кажется, был доволен моими ответами и спросил меня: хочу ли я остаться здесь или возвратиться в мой отечественный город, Петербург? Я просил его исполнить последнее» — Фаддей Булгарин. «Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в двадцать девятом веке»

Гостям из прошлого жить в Москве двадцать третьего века, в Блаженстве, несмотря на всю его несомненную гармоничность, быстро надоело, они не сумели адаптироваться там и от скуки начали вступать в конфликт с новым миром и его обитателями.

Задал тон Милославский — авантюрист и смутьян по натуре, который оказался не в состоянии избавиться от обыкновения присваивать себе все, что плохо лежит и, в первую очередь, вещи, хорошо знакомые ему по прошлой жизни — часы и портсигары.

Бунша. — Часы Михельсона — раз, товарища Радаманова — два, данный необъяснимый случай… подозрения мои растут…

Подозрения Бунши, которым давно уже пора было перейти в уверенность, росли. Да и жители Блаженства, где воровство как явление давным-давно было изведено под корень, пребывали в полном недоумении. Разочарован оказался и Бунша. И дело не только в ветхозаветных фраках и брызгах шампанского: неожиданно для себя узнал, что в «прекрасном далеко» он столкнулся с теми же трудностями, что и в оставленном за спиной далеком от совершенства прошлом.

Управдом Бунша — ходячая иллюстрация поговорки «седина в бороду — бес в ребро» (таким он, собственно, показан и в «Иване Васильевиче» и фильме Гайдая). Он не только не женат, но с трудом находит общий язык с противоположным полом, и с возрастом эта проблема только обостряется. Кроме Совета Народных Комиссаров, в будущем существует и загадочный «Институт гармонии», который возглавляет влюбленный в дочь Радаманова Саввич, и Бунша надеялся, что этот НИИ (ЧАВО?) поможет ему найти подходящую пару и обрести личную гармонию, однако получил решительный отказ.

Бунша — Радаманову. — В наш переходный период я знал, как объясняться с дамами. А в бесклассовом обществе… Радаманов. — Совершенно так же, как и в классовом (как выясняется, отдельные пережитки прошлого в будущем все-таки сохранились).

Но основная коллизия, как это ни удивительно, возникла между комиссарами во фраках (не путать с пыльными шлемами) и Рейном. Инженер Рейн, новый Леонардо да Винчи, как был чудаком, живущим в собственном мире, так им и остался. При этом очевидно, что его гений опередил не только свою, но и грядущую эпоху.

Блаженство для Рейна — всего лишь один из эпизодов путешествий по спирали времени, о которых он мечтает. Его неудержимо влечет вперед в прошлое и назад в будущее, и сидеть на одном месте и в одном времени, каким бы идеальным оно ни было, у него нет ни малейшего желания. Между ним и Радамановым, выступающим от имени Совета Народных Комиссаров, происходит решительное объяснение. Совет хочет контролировать путешествия Рейна, тот же категорически против.

Рейн: — Мне дадут возможность совершать на ней (машине времени) мои полеты самостоятельно? Радаманов: — С нами, с нами, гениальный инженер Рейн!

Радаманов пытается соблазнить Рейна обещанием исполнить все его мыслимые и немыслимые желания. Но изобретатель — человек одной главной идеи, и материальные, равно как и духовные блага, не имеющие прямого отношения к осуществлению его замыслов, инженера совершенно не интересуют.

Рейн: — Эта машина принадлежит мне. Радаманов: — Какая ветхая, но интересная древность говорит вашими устами! Она принадлежала бы вам, Рейн, если б вы были единственным человеком на земле. Но сейчас она принадлежит всем. Рейн: — Позвольте! Я человек иной эпохи. Я прошу отпустить меня, я ваш случайный гость. Радаманов: — Дорогой мой. Я безумцем назвал бы того, кто бы это сделал! И никакая эпоха не отпустила бы вас и не отпустит, поверьте мне! (кроме, разумеется, советской, из которой прибыл Рейн)

Будущее, в этом нет никаких сомнений, основано на принципах свободы и всеобщего равенства. Однако и здесь интересы общества в целом оказываются важнее, чем права отдельно взятой личности. И сам Рейн, и его спутники разочарованы Блаженством, и единственное их желание — вернуться обратно, в эпоху, из которой они прибыли («back in the USSR»).

Рейн — Милославскому: — Миллионы людей мечтают о том, чтобы их перенесли в такую жизнь. Неужели вам здесь не нравится? Милославский: — Миллиону нравится, а мне не нравится. Нету мне применения здесь… Драгоценный академик! Шевельните мозгами! Почините вашу машинку, и летим отсюда назад!

Ка кни удивительно, Бунша солидарен с ним:

— Евгений Николаевич! Меня милиция сейчас разыскивает на всех парусах. Ведь я без разрешения отлучился. Я — эмигрант! Увезите меня обратно!

Ситуация усугубляется еще и тем, что возникает личное соперничество между Рейном и директором Института гармонии Саввичем, влюбленным в Аврору которая, как оказалось, предпочла человеку, гармоничному во всех отношениях, несовершенного человека из прошлого.

Саввич — теоретик гармонии, но, судя по всему, речь идет о случае (заметим, не столь уж и редком), когда теория полностью расходится с практикой. Он ревнует Аврору и, используя свое руководящее положение (неужели такое бывает в бесклассовом обществе?), добивается того, чтобы Институт принял решение изолировать пришельцев для лечения, поскольку они представляют собой опасность для общества как чуждые ему и, в сущности, неполноценные с точки зрения гармонии люди. Милославский обвинен в клептомании, Бунша — в слабоумии, Рейн же повинен в том, что отправил в будущее эту теплую компанию.

Рейн готов снова запустить свой аппарат, но существуют два препятствия. Во-первых, исчез ключ с шифром, без которого запуск невозможен. А во-вторых, сама машина изъята у него и помещена в «секретный шкаф с тройным шифром». С ключом проблем не возникает — он сразу же находится в кармане инженера после того, как Милославский узнает, что без него аппарат не работает. Что же касается шкафа, то и тут Жорж с легкостью решает проблему с помощью перочинного ножичка.

В Блаженстве нет милиции (и, скорее всего, армии), и остановить бегство гостей, в общем-то, некому. Это пытается сделать ревнивый Саввич, но он не вооружен (а есть ли в Блаженстве оружие?), и Рейн отпугивает его выстрелом из пистолета.

Радаманов, тоже появляющийся в этой сцене, философски (пожалуй, даже чересчур) относится к потере машины времени и дочери и не считает нужным вмешиваться в происходящее.

В финале пьесы, в тот же самый день и час, когда герои вылетели в «Блаженство», они возвращаются в прошлое — теперь уже вчетвером, где их ожидают даже не вчерашний, а сегодняшний обворованный Михельсон (он же Шпак в «Иване Васильевиче») и наряд милиции. Михельсон требует немедленно арестовать всю компанию, но многоопытный Жорж садится на прихваченный из будущего летательный аппарат и мгновенно исчезает.

Милиция задерживает всех новоприбывших, включая гостью из будущего. Но Рейна это событие как будто не слишком беспокоит… или он просто делает вид? Как бы то ни было, мы так и не узнаем, какая судьба ждет героев пьесы.

Чем в конечном итоге закончилась непростая встреча двух разных миров? Разумеется, победой настоящего над будущим, в чем нет ничего удивительного, если вспомнить, что автор пьесы был не беспристрастен и болел, что называется, за команду «своих», несмотря даже на то, что «Свои» были людьми несовершенными и во многих отношениях далекими от идеала.

Путешественники во времени не захотели остаться в «Блаженстве» и вернулись обратно, в свое время, несмотря на робкие попытки их остановить, а с ними прилетела и гостья из будущего — Аврора (что, согласитесь, звучит весьма символично). Что же касается прошлого, то Иван Грозный вылез с чердака, на котором прятался, и тоже был отправлен в свою эпоху — то ли к радости, то ли к глубокому огорчению своих многострадальных подданных.

Некоторые эксперты называют «Блаженство» антиутопией, но пьеса ею, на мой взгляд, не была. Нарисованная Булгаковым картина в целом, как будто, не слишком противоречила представлениям советской пропаганды о светлом будущем, хотя в ней явно чего-то не хватало. Или, быть может, там присутствовало что-то лишнее — наподобие фраков на балу в честь 1-го мая и спирта в водопроводе.

Главное же заключалось в том, что тема грядущего, судя по всему, так и не стала для драматурга источником подлинного вдохновения. Булгаков не был ни социологом, ни политологом, ни просто ученым мечтателем и не смог или не захотел придумать картину того, каким станет мир в XXIII или каком-либо ином будущем веке. Поэтому он был вынужден ограничиться лишь самыми общими контурами завтрашнего дня, почерпнутыми из трудов утопистов прошлого и настоящего и «Машины времени» Уэллса, оживив текст атрибутами современной ему реальности, такими как правительство народных комиссаров, развитие авиации, борьба с бюрократией и ученые институты в духе НИИЧАВО из повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу».

Грядущее оказалось слишком туманным (а собственно, чего еще ждать от далекого будущего?), поэтому Булгаков сконцентрировал внимание на колоритных человеческих типажах и описании того, как ведут себя люди, оказавшиеся в необычных обстоятельствах, и юморе, который ему мастерски удавалось извлечь из всего, что происходило в прошлом, настоящем и даже будущем.

Показательно, что почти все основные герои «Блаженства» перекочевали в новую пьесу — «Иван Васильевич», причем их характеры не претерпели сколько-нибудь заметных изменений. Что же, мы увидели в пьесе Булгакова все ту же вечную «человеческую комедию» и все те же страсти, которые, по мнению автора, сохранятся и в далеком XXIII веке — любовь и ревность, разум и чувства, противостояние личного и общественного.

Было ли в пьесе Булгакова что-то антисоветское? Как будто, в черновике произведения его главный герой, инженер Рейн, вступал в конфликт с властями, и его решение отправиться в путешествие во времени было вызвано именно этим обстоятельством. Однако в окончательном варианте это обстоятельство было микшировано и сведено к более личным проблемам, вызванным расставанием с женой и ссоре с управдомом из-за невыплаты квартплаты («Я очень обнищал из-за этой машины, и нечем было даже платить за квартиру», — говорит Рейн).

Полет в будущее в пьесе — это не протест против настоящего, а в чистом виде научный эксперимент («просто-напросто я делаю опыты над изучением времени»), как это и происходит в фильме Гайдая, с той разницей, что сам Шурик так и остался в настоящем.

Можно ли рассматривать обе пьесы Булгакова как своего рода дилогию, одна из частей которой изображает экскурсию героев в будущее, а другая — вояж в прошлое? В какой-то степени это так. Но, во-первых, «Блаженство» по своему уровню все-таки уступает «Ивану Васильевичу». А во-вторых, в обоих произведениях слишком много общих моментов, что дает повод говорить о том, что первая пьеса является если и не черновым вариантом, то сюжетной основой второй.

Иван Грозный в «Блаженстве» появляется в двух эпизодах — в начале пьесы и в самом ее конце. И все его похождения сводятся к тому, что сначала он прячется на чердаке, а в финале выходит оттуда и возвращается обратно в свою эпоху.

Движение. Открывается дверь на чердак, потом все отшатываются. В состоянии тихого помешательства идет Иоанн. Увидев всех, крестится.

Рейн включает механизм, появляется сводчатая палата Иоанна… Рейн (Иоанну): — В палату! Иоанн: — Господи! Господи! (Бросается в палату.) Рейн выключает механизм, и в то же мгновение исчезают палата, Иоанн и Голова (стрелецкий начальник).

И, раз уж мы вспомнили фильм Роберта Земекиса «Назад в будущее», приведем цитату из второй его части:

Док Браун: — Марти, я же отправил тебя в будущее!

Марти МакФлай: — Я знаю, отправил, но я вернулся! Вернулся из будущего!

Что же, попаданцы в будущее тоже иногда возвращаются туда, откуда и прибыли — Back to the USA или Back in the USSR, как поется в песни группы «Битлз»

I’m back in the USSR

You don’t know how lucky you are, boy

Back in the USSR

Глава 4. Инженер Тимофеев и его машина времени: приключения без путешествий

«Изобретатель Чудаков: — Внимание! Я только трону колесо, и время рванется и пустится сжимать и менять пространство, заключенное нами в клетку изоляторов. Сейчас я отбиваю хлеб у всех пророков, гадалок и предсказателей» — В. В. Маяковский. Баня

«- Слушайте, — сказал Доктор, — неужели вы это серьезно? Неужели вы действительно верите, что ваша машина отправилась путешествовать по Времени?» — Герберт Уэллс.«Машина времени»

Александр Сергеевич Тимофеев, он же Шурик из фильма Л. Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» в пьесе М. А. Булгакова «Иван Васильевич» назван Николаем Ивановичем, причем жена, обращаясь к нему, использует уменишительное имя «Кока». Почему же тогда он стал Шуриком?

Ну, во-первых, Кока — это, согласитесь, как-то несолидно. А во-вторых, несомненное влияние оказал тот факт, что роль эту сыграл актер Александр Демьяненко, который уже был Шуриком в фильмах Леонида Гайдая «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика» и «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика». Скорее всего, если бы его место занял Олег Видов (тоже проходивший пробу на роль) или какой-то другой актер, герой фильма Шуриком бы не стал (равно как и Олегом), и сохранил бы имя, которое ему дал Булгаков.

И в пьесе, и в фильме путешествие в прошлое в финале оказывается сном инженера Тимофеева. Зачем Булгаков использовал такой прием? Пьеса — художественное произведение и любой читатель или зритель не может не понимать, что как таковое она создана творческой фантазией автора, даже если бы речь в ней шла не о странствии во времени а, допустим, о путешествии из Петербурга в Москву, а их Москвы — в Петушки. Тем не менее, драматург счел необходимым отметить, что речь идет именно о сне героя; быть может, он не хотел брать на себя ответственность за развязку пьесы и дальнейшую судьбу героев?

На самом деле в пьесе М. А. Булгакова герой пытается создать не машину времени, а новую модель радиоприемника — настолько мощного, что он способен принимать Австралию.

«В комнате Тимофеева беспорядок. Ширмы. Громадных размеров и необычной конструкции аппарат, по-видимому, радиоприемник, над которым работает Тимофеев. Множество ламп в аппарате, в которых то появляется, то гаснет свет».

Утомленный то ли работой, то ли радиорупором, Тимофеев погружается в глубокий сон, и мы сразу же попадаем в параллельную реальность, в которой и происходит личная драма героя и путешествие в эпоху Ивана Грозного — правда, не самого изобретателя, а его случайных незваных гостей.

После выхода в свет романа Герберта Уэллса «Машина времени» тема путешествий в другие эпохи начала становиться популярной, и за несколько лет до Булгакова этот сюжет задействовал в своих пьесах «Баня» и «Клоп» В. В. Маяковский. Герой «Бани», гениальный изобретатель Чудаков (что называется, говорящая фамилия) произносит следующий пламенный монолог:

«Волга человечьего времени, в которую нас, как бревна в сплав, бросало наше рождение, бросало барахтаться и плыть по течению, — эта Волга отныне подчиняется нам. Я заставлю время и стоять и мчать в любом направлении и с любой скоростью. Люди смогут вылазить из дней, как пассажиры из трамваев и автобусов… Фейерверочные фантазии Уэльса, футуристический мозг Эйнштейна, звериные навыки спячки медведей и иогов — всё, всё спрессовано, сжато и слито в этой машине».

Разумеется, Булгаков не копировал создателя «Бани», а лишь продолжил использовать тему, глубоко волновавшую умы всех передовых людей того времени.

Наука и техника совершили в ту эпоху колоссальный рывок, который вывел человечество на новый виток развития. Пространство земли, до сей поры казавшееся необозримым и необъятным, было покорено с помощью самолетов, дирижаблей и автомобилей, не говоря уже о паровозах и пароходах, которые давно превратились из чудес техники в привычный вид транспорта (вспомним знаменитую фразу Остапа Бендера: «Автомобиль не роскошь, а средство передвижения»).

И если человеку оказалось по силам подчинить себе пространство, то почему бы не помечтать о том, что он окажется способным управлять и другой могучей стихией — временем, и сможет начать свои путешествия в нем?

Но зачем тогда Булгакову понадобилась двойственная картина мира — наяву и во сне? Казалось бы, ситуацию проясняет комментарий к пьесе исследователя Я. С. Лурье:

«Главное различие между первой редакцией и второй (речь, разумеется, идет о пьесе «Иван Васильевич») заключается в том, что история с машиной времени, созданной изобретателем Тимофеевым, описывалась в первой редакции как реально происшедшая, а во второй — как сон Тимофеева. Переделка эта была вынужденной: на одном из экземпляров второй редакции было надписано: «Поправки по требованию и приделанный сон».

Может ли «Приделанный сон» быть тождественен поправке? Что же, такое возможно. Однако с учетом того, что сновидение является лейтмотивом целого ряда произведений Булгакова, не исключено, что главной причиной его является не столько цензура, сколько сам творческий метод писателя и влияние трудов модного и во времена Булгакова, и в эпоху брежневского застоя доктора Зигмунда Фрейда.

Видения героя — это не просто художественный прием, а нечто большее, выход наружу глубинной и бессознательной стороны человеческой психики. Кока из пьесы собирал приемник для антиподов, но мечтал о более чудесном изобретении, наподобие перпетуум мобиле или машины времени. Что же, доктор Фрейд писал о «сновидениях с чрезвычайно ярко выраженным осуществлением желаний, которые выявляют свое содержание в незамаскированном виде».

А вот еще одна цитата создателя психоанализа, которая прямо ложится на канву сюжета «Ивана Васильевича»:

«Вопреки всем возражениям нужно признать, что объективные чувственные раздражения во время сна играют видную роль в качестве возбудителей сновидений».

Судя по всему, таким раздражителем, своего рода прелюдией сна Тимофеева в пьесе явилась опера Римского-Корсакова «Псковитянка», действие которой происходит в 1570 году.

«Мне надоел Иоанн с колоколами!» — восклицает Тимофеев. Казалось бы, надоели колокола — выключи, чай они не с колокольни бьют. Но это невозможно сделать, поскольку в пьесе Булгакова все главные герои живут в одной коммунальной квартире, в общем коридоре которой управдом Бунша установил радиоприемник с рупором, который, хочешь не хочешь, приходится слушать, даже сквозь сон.

Технический прогресс не стоит на месте, поэтому Шурик из киноленты не слушает радио, а смотрит телевизор, где показывают художественный фильм-оперу «Борис Годунов» по одноимённой трагедии А. С. Пушкина.

Можно ли трактовать конфликт изобретателя машины времени с управдомом как противостояние личности и власти, свободы и тирании, творческого прогресса и застоя? Скажем так — разве что с большим допущением.

В пьесе управдом просит Тимофеева оплатить жилье, но сложно поставить это в упрек Бунше, поскольку это было частью его работы, едва ли не наиболее неприятной и хлопотной. В гайдаевские времена коммунальные платежи как будто осуществлялись уже безналом, через сберкассу, однако на ЖЭК все еще возлагалась обязанность контролировать этот процесс.

Помню, кто-то из родственников рассказал мне случай из своей юности, когда придя в ЖЭК, он пожаловался на неисправную сантехнику и просил вызвать ему водопроводчика, на что сидевшая там важная особа, то ли сам управдом, то ли его зам, ответила, что помочь ему они ничем не могут, поскольку он до сих пор не внес квартплату за июль месяц. Родственник пришел в недоумение, и не знал как ему реагировать — то ли бежать домой за квитанцией, удостоверяющей, что требуемые платежи были внесены еще вчера, то ли возмущаться бюрократическим произволом. Но особа, довольная произведенным эффектом (в помещении, кроме них двоих, как будто, присутствовал еще кто-то из жильцов и работяга, по виду напоминавший Афоню из одноименного фильма), заявила, что она пошутила, и водопроводчика, как только тот освободится, она пришлет, однако назидательно добавила, что квартплату все-таки следует вносить строго в положенные сроки, и никак не иначе.

Чтобы обойти вопрос неплатежей, сохранив или даже повысив при этом градус конфликта, режиссер вынуждает Буншу предъявлять к Тимофееву все более чем странные претензии.

Тимофеев: — Так что же вы от меня хотите?

Бунша: — От лица общественности я прoшу Вас пoвременить с развoдoм дo кoнца квартала, понятно? А пoтoм развoдитесь, скoлькo вашей душе угoднo.

(В пьесе Бунша не настаивает на отсрочке, а говорит, что должен немедленно выписать жену Тимофеева).

Вообще-то, жилконтора — не партбюро, и личными проблемами жильцов она, как будто, не занималась. Но создателям киноленты такой поворот событий показался смешным, да и зрители, в общем-то, не имели ничего против. Тем более что далеко не все из них отчетливо представляли, чем занимался и чем не занимался управдом, а новые поколения, похоже, искренне верили в то, что в сферу его интересов времен застоя входил поквартальный контроль браков и разводов жильцов. Похоже, что Гайдай решил сделать из Бунши некий клон В.С.Плющ, управдома из «Бриллиантовой руки», — впрочем, без ее наполненного кипучей энергией, напористого и решительного характера.

Аппарат Тимофеева кажется Бунше подозрительным, хотя Ивана Васильевича трудно заподозрить в том, что он читал рассказ Рэя Бредбери «И грянул гром» и был в курсе того, какими бедами грозит человечеству неконтролируемое перемещение людей во времени.

Шурик — Бунше: — Ничегo в этoм аппарате нет пoдoзрительнoгo. Прoстo я изoбрел машину времени (!!!). Слoвoм, я мoгу прoнизать прoстранствo и уйти в прoшлoе. ― Уйти в прoшлoе?― В прoшлoе. ― Такие oпыты, уважаемый Александр Сергеевич, нужно делать с разрешения только соответствующих oрганoв!

Что же, Бунша был по-своему прав.

Следует честно признать, что инженер Тимофеев в «Иване Васильевиче» Булгакова, равно как и в фильме Гайдая — фигура одноплановая и скорее второстепенная, несмотря на попытку автора сделать героя более человечным и живым, включив в сюжет личную драму (измена жены).

Шурик в киноленте — это не инженер Рейн, и даже не Шурик из предыдущих лент Гайдая. Он не вступает в конфликт с властью настоящего и будущего (ну, если не считать глупого управдома), не перевоспитывает тунеядцев и не спасает любимую девушку от назойливого жениха. Он не пытается удержать красавицу Зинаиду («Они любят друг друга, ну и пусть будут счастливы»), которой явно не уделял достаточного внимания, не рвется в прошлое, чтобы спасти людей, которые попали туда по его неосторожности, хотя и проявляет участие к ним («Как отрубят головы?! Боже, я погубил двоих людей! Это немыслимо! Это чудовищно!») и ограничивается лишь научно-техническим сопровождением приключений других героев.

Словом, Шурик (он же Николай) живет в своем мире и с трудом понимает, что происходит вокруг него. Ему, в частности, невдомек, что его сосед Шпак — плохой человек, а Милославский, несмотря на все свое обаяние — вор и мошенник.

Шурик: — Вам, как oчевидцу, цены нет! Я бы на Вашем месте за дoктoрскую диссертацию немедленнo сел! Милославский: — Тoрoпиться не надo. Сесть я всегда успею

Практически все персонажи Булгакова имеют, что называется, «двойное дно», и внутри каждого из них скрывается хороший доктор Джекил и плохой мистер Хайд, однако Тимофеев выпадает из этого ряда — в сущности, это прямолинейный и одномерный персонаж, его история лишена того, что принято называть «аркой развития характера».

Тем не менее, все-таки не исключено, что сон Шурика, если трактовать его по доктору Фрейду, был чем-то большим, чем увлекательной и яркой фантазией. Что, если Тимофеев в конце концов все-таки прозрел и увидел во сне темные стороны окружающей жизни, которых не замечал наяву — и, в числе прочего, измену Зины? В фильме ничего подобного нет, но в пьесе содержится косвенный намек: все увиденное оказывается вымыслом, кроме одного факта — квартиру Шпака и на самом деле обокрали. Можт быть, и с красавицей-женой тоже все не так уж и просто?

Тимофеев, Иоанн и водка

Один из самых запоминающихся эпизодов кинокартины Гайдая — это совместное распитие советским инженером Шуриком и гостем из прошлого, царем Иваном Грозным, спиртных напитков. Тимофеев пытается успокоить Грозного, и спрашивает его:

— Вы водку пьете?―― Анисoвую. ― Так! Анисoвoй, к сoжалению, нет. Я говорю, анисoвoй, к сoжалению, нет. Стoличная. Пейте. — Отведай и ты из мoегo кубка! ― Зачем этo? Отведай! — Вы думаете, чтo я хoчу Вас oтравить? Дорогой Иван Васильевич, у нас этo не принятo. И кильками в наш век oтравиться легче, нежели вoдкoй.

Добавим, что из сцены царской трапезы в пьесе Булгакова можно узнать, что водку царь пил не только анисовую, поскольку на столе, кроме нее, стояли еще «приказная и кардамонная».

Два русских человека, пусть и обитателя разных эпох, всегда найдут общий язык, если на столе стоит непочатая бутылка водки, да и тем, которые надо «перетереть», тоже хватает. В пьесе Тимофеев предлагает гостю не столичную, а «горного дубнячку», и потчует его в качестве закуски ветчиной (хотя, вроде как, денег на оплату жилплощади у него почему-то не было). Иоанн вспоминает о том, что день-то постный, и тогда на столе появляется килька (та самая, которой легко отравиться — ну, или может быть другая, более качественная).

Замена «Дубнячка» на «Столичную» понятна. Товарный знак «Столичной» был зарегистрирован еще при жизни Булгакова, в 1938 году, однако выпускаться в промышленных масштабах она начала лишь через несколько лет после этого. Напиток «Горный дубняк» был назван так в честь кровопролитного сражения, произошедшего в ходе Русско-турецкой войны (октябрь 1877 года) возле селения Горни-Дыбник; он настаивается на травах и, как будто, в рецепт его изготовления и правда входят желуди и дубовая кора.

Глава 5. Как советский управдом исполнял обязанности царя

«Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы» — Илья Ильф и Евгений Петров «Золотой телёнок»

«Не знаю как в Лондоне, не была. Может там собака — друг человека. А у нас управдом — друг человека» — управдом В. С. Плющ. Фраза из фильма «Бриллиантовая рука»

В пьесе Булгакова, в отличие от фильма Гайдая, целых два князя. Один мнимый — Милославский, а другой, напротив — настоящий, впрочем, не желающий признавать себя таковым.