Бесплатный фрагмент - Исповедь волонтера

Предисловие. Когда плачут волонтёры

Многие, наверное, думают, что волонтеры сделаны из стали. Или из железобетона. Потому что способны не отворачиваться там, где многие проходят мимо, потому что им «больно смотреть, как животные мучаются». А вы представьте на миг — если вам только больно смотреть на их мучения, каково тогда несчастным зверям? От того, что вы прошли мимо, оберегая свою психику от страданий, их мучения не закончились. Нам тоже больно смотреть на страдания живых существ. Так больно, что порой хочется кричать. Но мы затыкаем свой рот, собираем всю волю в кулак и пытаемся помочь тем, кто в этом нуждается. Порой становится настолько невыносимо, когда душа словно разрывается на клочки, но плакать нельзя. Пока нельзя. Плакать можно будет потом, когда все закончится. Когда сумеешь или не сумеешь помочь. И тогда слезы будут либо от радости, либо от горя. В субботу на моих руках ушел на Радугу маленький котенок. Я и моя дочь были с ним рядом до самого последнего вздоха. Мы гладили маленькое скрюченное параличом тельце, целовали его носик, разговаривали с ним. Малыш должен был знать, что он не один. Что рядом с ним, пусть и недолго, были люди. Что он был нужен и любим. Нужно ли говорить, что мы плакали. Наверное, не нужно…
Да, волонтеры плачут. Плачут тогда, когда на руках умирает очередной спасеныш. Плачут на приемах в клиниках, когда врачи говорят, что надежды нет. Плачут на дорогах над сбитым животным. Знаете, мы даже плачем, когда отдаем своих подопечных в новые руки. Мы не можем заснуть ночами, потому что нам страшно. Как эти руки будут обращаться с питомцем? Насколько они добрые и ответственные? На какую судьбу мы обрекаем тех, кого своими руками подбирали, лечили, выхаживали? Отдавая питомца, мы отдаем вместе с ним часть своей души. А еще нам очень больно, когда мы видим, на какую жестокость способен человек. Нам горько слышать в свой адрес оскорбления и издевки. Не описать словами, сколько дерьма ежедневно выливается нам на головы только потому, что нам не все равно. Иногда опускаются руки и хочется послать этот мир ко всем чертям. Но мы не можем. Мы не можем отвернуться, потому что в этом мире живут те, кто в нас нуждается. И кто, если не мы?
Да, мы плачем. Но не из-за себя или своих личных проблем. Мы плачем из-за того, что доброта сегодня в большом дефиците. Мы плачем из-за утраченной человечности…
Эта книга — попытка рассказать о том, что чувствуем мы, когда пытаемся спасти еще одну живую душу. Эта книга — возможность рассказать о том, что переживают животные, оказавшиеся на улице. Эта книга выстрадана годами волонтерской практики, и, если она вызвала в Вашей душе отклик, значит, она написана не зря.

История Ричарда

Написать историю Ричарда я хотела уже давно. Наверное, больше полугода я вынашивала эту идею. Думала, от чьего лица лучше вести рассказ. Как изложить события, которые случились с нами. И, наверное, просто набиралась сил, чтобы все пережить заново.

Эта история произошла на самом деле. Все события и люди реальны. Ричард — помесь ротвейлера и овчарки — был сбит поездом в апреле 2018 года. Наши волонтеры нашли его лежащим под насыпью железной дороги мокрым, грязным и крайне истощенным. В клинике нам сказали, что собака лежала минимум десять дней. Десять дней без еды, терзаемый болью в раздробленной и вывихнутой лапах.

Ричард собрал вокруг себя многих неравнодушных людей и волонтеров. Практически благодаря ему все мы и познакомились.

Мы создали группу помощи травмированной собаке. Все, кто захочет узнать больше, могут зайти сюда https://vk.com/richard_58 В группе вы можете посмотреть фотографии и узнать больше о той работе, которая была нами проделана.

Я родился теплым июньским днем. Сначала мне стало холодно, потом горячий мамин язык вылизал мою шерстку, а я, наевшись вкусного ароматного молока, уснул рядом с моими братиками и сестричками.

Наверное, я был самым большим и сильным. Во всяком случае мне так хотелось думать. Мы играли и боролись, и часто я побеждал. И тогда мне доставалось больше всего молока. Мама была рядом, и нам было хорошо с ней.

А потом стали приезжать какие-то люди. Они долго смотрели на нас, брали на руки, улыбались, давали понюхать незнакомые предметы и говорили непонятные слова. Однажды забрали мою сестру, а еще через день двух братьев. Остался только я и сестричка. Нам было интересно, куда увезли наших родных и увидим ли мы их когда-нибудь еще.

Потом уехала сестричка, и я остался один вместе с мамой. Снова приезжали какие-то люди. Они произносили слова «ротвейлер» и «овчарка» и показывали на меня и на маму. И я все думал: кто я — ротвейлер или овчарка. И вообще, что означают эти слова.

Прошло какое-то время, и приехала Она. Я сразу понял, что это мой Человек. Я еще до конца не понимал, что это значит, но в глубине души я знал: Она для меня — весь мой мир.

И вот Она взяла меня на руки, поднесла к своему лицу и заглянула в глаза. И я почувствовал Ее запах. И навсегда его запомнил. Она что-то мне говорила, называла милым карапузом, забавным, смешным и еще как-то. Но мне достаточно было слышать Ее голос, и я готов был сделать все что угодно. Я подставлял пузо, вилял хвостом, пытался дотянуться до лица и облизать. Она смеялась и отмахивалась. Говорила странное слово «Фу».

Я чувствовал, что она колеблется и никак не может принять решение. И я опять вилял хвостом и подставлял пузо, заглядывал в глаза и старался держаться поближе к Ее ногам.

И вдруг я понял, меня берут! Что это такое, я не знал. Но знал, что это правильно. Я последний раз посмотрел на свою маму и помахал ей хвостом. Я понимал, что никогда ее больше не увижу. И поэтому мне было грустно. Но в то же время я был счастлив, потому что у меня была другая мама, и я понимал, что это правильно, так и должно быть. Не умею объяснить по-другому.

Моя новая мама отнесла меня в железную будку, которую она называла машиной. Странная штука. От нее так и несло опасностью. И о, ужас, она закрыла меня в ней! Я заметался, заскулил, заскреб лапами.

Наконец Она тоже залезла ко мне и погладила по голове.

— Не бойся, Ричард! Это всего лишь машина, — со смехом сказала она. — Ты привыкнешь.

Я не очень понял, что значит Ричард и что такое привыкнешь. Но сказано это было таким тоном, что я успокоился.

А потом эта будка вдруг зарычала и закачалась. Я свалился сверху вниз и снова заскулил. Вообще, это было страшно. Я не мог дождаться, когда рычание и качка прекратиться. Один раз меня даже вырвало. В конце концов я просто устал и уснул.

Проснулся я от того, что вдруг стало тихо. Страшная будка не рычала и не двигалась, а Она гладила меня по голове и тихо говорила:

— Все хорошо, маленький, мы приехали. Устал, малыш. Сейчас уже будем дома.

Она вышла из будки и выпустила меня. Как хорошо! Какой свежий воздух. Только много новых запахов, которые сразу захотелось изучить.

Моя новая мама привела меня в большую будку, которую люди называют дом. Там было много-много непонятного и незнакомого. Мне стало немного страшно, и я написал на пол.

Мама сказала:

— Ай-ай-ай, эти делишки надо делать на улице!

После чего показала мне коврик, который назвала Место, какие-то вонючие штуки — игрушки и миску, полную вкусно пахнувшей еды.

Вечером пришел Он. Он был большой, сильный и пахло от него по-другому — опасностью и властью. Я сразу догадался, что Он — Вожак и с ним баловаться нельзя.

Вскоре я понял, что Ричард — это я. Я был счастлив, когда Она была дома, играла со мной и гуляла. И я был рад, когда Он занимался со мной. Я выучил много команд. Было забавно их выполнять и чувствовать, каким важным становился мой Вожак и как от Него пахло гордостью. Тогда и я гордо поднимал голову и важно шел рядом с Ним. Это было счастливое время. Я твердо знал, что мы — одна семья, что я им нужен и Они меня никогда не бросят. Они часто говорили мне, что любят меня, и я знал — это правда.

Я вырос большим и сильным, гораздо больше своей прежней мамы. Но когда я был со своей Хозяйкой, я снова становился глупым смешным щенком. Мне хотелось привалиться к ней и млеть от восторга, когда она чесала мне живот. Она всегда смеялась:

— Брось, Рич, ты раздавишь меня! Смотри, какой ты огромный!

Так мы прожили много лет. Наверное, семь. Потому что я слышал, как Они говорили об этом. А потом что-то изменилось. Я не понимал, что. Мне казалось, это я сделал что-то не так. Я хотел понять, что. Я заглядывал Им в глаза, я клал голову на колени, пытаясь понять, что не так. Я не понимал, но я чувствовал. Они стали другими. И пахло от них по-другому. Не любовью и радостью, а тревогой, страхом и еще чем-то. Виной. Словно они виноваты в чем-то. Но ведь они не сделали ничего плохого?

Мы стали меньше гулять и совсем не занимались. Никто больше не чесал мне живот и за ушами. Я почти перестал слышать, как сильно они меня любят. Только по ночам иногда я слышал, как Она плачет. Я хотел подойти к ней и успокоить так, как я умел, но меня больше не пускали к Ним в комнату. Я тихо лежал на пороге и гадал, что же такое происходит и когда закончатся плохие времена.

А потом Он посадил меня в движущуюся будку и куда-то повез. Я чувствовал, что происходит что-то странное и важное, поэтому сидел тихо и просто смотрел в окно. Я ощущал волны гнева, страха и вины, которые исходили от Него и недоумевал, куда делся тот сильный и гордый Вожак, за которым я готов был идти на край света.

Мы ехали очень долго. Я давно перестал узнавать места, которые мы проезжали. Я просто ждал. Наконец, будка остановилась, и мой Человек открыл дверь.

— Выходи, — грубо сказал он, старательно пряча глаза. — Сидеть!

Я послушно вылез и сел. Он отвернулся от меня, забрался в свою будку и уехал. Мне захотелось броситься за Ним, закричать, что я здесь, что Он забыл меня. Но я не мог. Он не давал мне команды двигаться. И я просто сидел и ждал, когда Он вернется за мной.

Время шло. Светило солнце, мне стало жарко и захотелось пить. Я даже чуть не лег. Но я помнил команду и не мог ослушаться. Я надеялся, что если я буду делать все правильно, то Он побыстрее за мной вернется.

А потом наступила ночь. Пришла прохлада. А вместе с ней и понимание, что я остался один. Может быть Они забыли про меня? Но ведь Они не могли! Я же всегда все делал правильно! Всегда делал все, как Они мне говорили! Я не мог этого понять.

Я лег и долго лежал в темноте. Я даже не прислушивался к новым звукам и запахам, которые меня теперь окружали. Мне было все равно. Мне даже было все равно, что я давно проголодался и хотел пить.

Какая-то букашка пробежала по моим лапам. Кто-то зашуршал в траве рядом со мной. Я ни на что не обращал внимания. Измученный и уставший, я в конце концов заснул.

Во сне я вновь был в нашем старом доме рядом с Ней. Она смеялась, гладила меня, обнимала и говорила, какой я большой и сильный, какой я хороший защитник, какой я красивый. Я ни слова не понимал из того, что Она мне говорила, но мне хотелось, чтобы Она продолжала. Я готов был слушать Ее голос все время. Он был нежный и ласковый. И я снова был счастлив.

Проснулся я из-за дождя. Дул ветер, на меня падали капли, я промок и замерз. С трудом встав на лапы, я отряхнулся и огляделся. Вокруг, насколько я мог увидеть, была только трава. Ни одного дерева. Негде было спрятаться. Я постоял немного, вдыхая незнакомые запахи, впитывая их и пытаясь распознать что-то, что я знал. Потом просто пошел. Я шел, не разбирая дороги. Просто, чтобы уйти от мокрых капель и ветра, от которого перехватывало дыхание. Я пытался найти какое-нибудь убежище, где будет сухо и тепло. Потом я побежал. Не знаю, сколько времени это продолжалось. Я устал и выбился из сил.

Вдруг я заметил деревья и побежал туда. Я забрался в кусты и уснул.

Я спал и снова видел Ее. Я чувствовал Ее запах, чувствовал Ее руки на своей спине. И когда я проснулся, я понял. Я хочу увидеть Ее снова. Я хочу заглянуть Ей в глаза и понять, почему меня увезли. Я хочу снова почувствовать Ее любовь.

И я начал искать. Я шел день и ночь, улавливая малейшие намеки на знакомые запахи. Я избегал мест, где было много людей, потому что чувствовал их страх. Я искал еду на помойках. Иногда удавалось поймать мышку. Я шел по ночам, а днем прятался и спал. Я не знаю, сколько времени я искал. Были дожди, шел снег, была жара. Шерсть моя испачкалась и свалялась. Лапы сбились. Идти становилось все труднее. Очень часто от голода не было сил даже подняться на лапы.

Я поселился в лесу и в каких-то будках, куда люди приезжали только на лето. Когда было тепло и солнечно, там было много людей, а значит много объедков. Зимой становилось труднее, приходилось выходить к высоким домам и искать еду на помойках. Мое зрение становилось все хуже, один глаз почти перестал видеть. Но мой нюх не утратил остроты. И однажды я уловил знакомый запах. Он был почти неслышный, но он был. Я не видел Ее. Но мне казалось, я Ее чувствовал.

Четыре раза приходила зима с тех пор, как меня увезли. Я чувствовал, что становлюсь старым. Стало труднее переживать холод и голод. Ноги держали меня все хуже. Но я верил, что однажды я снова увижу Ее. И это придавало мне сил. Именно ради этого я и жил.

Но однажды ноги подвели меня. Я перебегал через железные палки, по которым часто грохотали огромные будки. И вдруг почувствовал, что силы оставляют меня. Я слышал грохотание повозки, слышал, что она приближается, но не мог сдвинуться с места. И вдруг я почувствовал страшный удар. Меня отшвырнуло с дороги, и я покатился вниз. Боль ослепила меня. На какое-то время мир утратил краски.

Когда я очнулся, я не мог пошевелиться. Боль пронзала тело, как ножи. Так больно мне не было никогда. Я лежал совсем один под снегом и дождем. Я не мог встать, чтобы найти себе еды. Я мог только пить дождевую воду. Я был мокрым, грязным и голодным. И чувствовал, что жизнь покидает меня. Я не знаю, сколько времени я так лежал. Но мне казалось, что я уже вижу Прародителя Пса, когда надо мной склонилось чье-то доброе лицо. Он нее пахло иначе — жалостью, состраданием и еще чем-то. Я не понял, чем. Потом подошли еще какие-то люди. Они подняли меня, погрузили на тележку и куда-то повезли. Я молчал, хотя мне и было очень больно.

Потом появились еще какие-то люди. Они все были разные. Но от всех пахло почти одинаково. Любовью и Состраданием. Они возили меня куда-то. Там пахло совсем уже по-другому. Мне делали уколы, промывали раны, гладили меня, вычесывали шерсть. Кормили вкусной едой. Я не мог ходить, но меня поднимали и выносили на воздух и на солнышко. Мне не нужно было снова искать себе еду, я больше не был голодным. Мне было тепло. И боль потихоньку стала проходить. Однажды я почувствовал, что почти готов встать на ноги. Эти люди подложили что-то мне под живот и помогли подняться. Ноги почти не держали меня, но я чувствовал, как они хотят, чтобы у меня получилось, как они радуются, когда я сразу не падаю. И я старался. Ради них. Я понимал, что они стараются ради меня. И я смог. Однажды я смог. Я начал ходить. Плохо, медленно, но я пошел.

И они называли меня Ричард. Я был почти счастлив. Я так давно не слышал свое имя. Единственное, что вызывало во мне грусть, то, что я так и не встретил Ее. Хотя бы в последний раз.

Так шло время. Эти люди приезжали ко мне, гуляли со мной и кормили. Гладили, разговаривали, обнимали. Я радовался им. Вилял хвостом, заглядывал в глаза и благодарил их. Но Прародитель Пес уже звал меня. Конечно, теперь все было по-другому. Я не умирал грязным в вонючей канаве под дождем и в одиночестве. Я уходил на руках у нее, у другой. Но я знал, как она меня любила. Она плакала и гладила меня по голове. Она просила, чтобы я не уходил. Но я не мог. Я не мог ей сказать, что, когда зовет Прародитель Пес, я должен уйти. Я пытался ей сказать, чтобы она не грустила. Я был ей благодарен. Я был благодарен всем Им, кто был со мной. Я знал, как они меня любили. И я пытался Им сказать, что я буду смотреть за ними с Радуги и что я навсегда останусь в их сердцах.

Я только так и не смог понять, почему Она меня бросила? Что же все-таки я сделал не так? Я был сильным, могучим и красивым. Я выполнял команды и оберегал. А Она от меня отказалась. И я был больным, умирающим, грязным, вонючим — а они меня любили, носили на руках, целовали и обнимали. И были со мной до последнего вздоха.

Наверное, я никогда не смогу понять людей. И мне кажется, что часто они сами себя не понимают.

P.S. Женщина, которая была хозяйкой Ричарда, однажды увидела его фотографии в интернете и позвонила нам. Оказалось, что собаку вывезли в поле из-за того, что при переезде на другое место жительства соседка была против, чтобы у этих «людей» была собака. Именно мнение соседки оказалось решающим аргументом, чтобы предать существо, которое полжизни преданно прослужило своим хозяевам. Я никого не хочу осуждать, ибо Бог всем нам судия. И на справедливом Суде все мы будем держать ответ за то, что мы сделали или не сделали. Но боль в душе осталась. Боль и непонимание.

P.P.S. Она так и не приехала к Ричарду. И не забрала его домой. Хоть и плакала в трубку. Собаку действительно звали Ричард. Каким образом мы дали ему такое же имя, так и останется навсегда загадкой. Его нет с нами уже пять месяцев. Но Рич навсегда остался в наших сердцах. И я знаю, что он там на Радуге смотрит на нас. А когда придет наше время, он нас встретит.

История Пальмы

Я проснулась на рассвете. Солнце яркими лучами заглядывало в комнату, прогоняя ночной полумрак.

Весна в этом году оказалась затяжной. Солнца и тепла было мало, поэтому любой мало мальский солнечный денек вызывал радость и прилив бодрости.

Не успела я пошевелиться, как на кровать тут же запрыгнул Марик, мой йоркширский терьер, и немедленно облизал мне лицо.

— Марик, перестань! — засмеялась я, пытаясь отвернуться от неуемного проявления собачьей любви. — Уже встаю.

На улице ярко сияло солнце, пели птицы и восхитительно пахло весной. Мои собаки уже ждали, когда я выйду на улицу: кормить и гулять. Марик крутился у ног.

На улице я продумала весь свой сегодняшний день. Надо было съездить в Большую Валяевку, забрать собаку, которую грозились усыпить новые хозяева, и отвезти ее на передержку. А потом помочь там же на передержке с генеральной уборкой.

Я вздохнула и с грустью подумала, что взять себе еще одного питомца я уже не смогу, а собачку было жалко до невозможности. Иногда посещали мысли совсем в интернет не выходить, слишком много сообщений об искалеченных, выброшенных, сбитых, умирающих животных появлялось в последнее время, а возможности помочь совершенно мизерные.

Я отбросила упаднические настроения и начала готовиться к поездке.

Здравствуйте! Меня зовут Пальма, и я ничья. Я обычная собачка без родословной и титулованных родителей. Мне 1,5 года, и я очень хочу быть домашней.

А ведь когда-то у меня был Хозяин. Я жила в доме и спала на мягком диванчике. Мне было тепло и уютно. Вкусная еда, вдоволь места для игр и прогулок, рыжий соседский кот, с которым так здорово было гоняться во дворе.

А потом мой Хозяин стал собирать свои вещи. Мне было непонятно, что он делает. Я думала, это какая-то игра. И старалась незаметно утащить тряпку, чтобы потом можно было с ним потягаться. Только вот Хозяин мой совсем не играл. Он не обращал на меня внимания, а если и обращал, то только ругался и кричал. Тогда я перестала просить его со мной поиграть, а просто тихо лежала на диване и думала, зачем он выбросил все вещи на пол и что же такое он делает.

А потом пришел день, когда приехала большая машина и Хозяин стал перетаскивать в нее вещи. Туда же отнесли и мой диванчик. Я сидела у двери и смотрела, как суетились люди, как кричал на них Хозяин. Рыжий кот пришел ко мне на крыльцо и тихо сидел рядом со мной. Нам почему-то совсем не хотелось гоняться.

Потом большая машина уехала. В доме стало необычно пусто. Только эхо гуляло по коридорам. Мы с котом обошли все комнаты, зашли на кухню, постояли там, где недавно был мой диванчик. Мой Хозяин что-то делал на улице, а потом позвал:

— Пальма, ко мне!

Я с радостным визгом бросилась к Хозяину, думая, что наконец-то мы снова поиграем. Но он без улыбки смотрел на меня. Он взял меня за ошейник и потащил к машине. Я очень не люблю эту штуку. Если мы ехали куда-то, меня всегда в ней тошнило, а хозяин сильно ругался. Поэтому я упиралась всеми лапами, только бы снова не оказаться внутри. Хозяин грубо волочил меня, я начала задыхаться и жалобно заскулила.

— Садись в машину, глупая ты псина! — закричал он.

Вместо того, чтобы послушаться, я отчаянно стала вырываться. Наконец мне это удалось, и я отбежала назад, к крыльцу. Хозяин молча смотрел на меня.

Потом он махнул рукой:

— Ну и оставайся! К черту тебя!

Сел в машину и уехал.

Я осталась одна в пустом доме. Странно было находиться там, где совсем недавно было тепло, уютно и вкусно пахло едой. Теперь здесь было пусто и холодно.

Вечером я поняла, что проголодалась. Я ждала, что Хозяин вернется и накормит меня. Не мог же он уехать навсегда. Но в глубине души уже тогда я, наверное, понимала, что видела его в последний раз.

Мне было грустно, голодно и холодно. Я лежала на голом полу в пустом доме. И только рыжий кот, мой молчаливый друг, скрашивал одиночество и тихо лежал рядом со мной.

Так прошло несколько дней. Кот приносил мне мышей, но я не хотела есть. Я ничего не хотела. Только изредка я выходила во двор. Вдруг хлопнула калитка. Я подняла голову и слабо вильнула хвостом. Может быть Хозяин вернулся?

Но это были какие-то другие люди. Они вошли в дом, походили по комнатам, посмотрели двор и огород. Потом они заметили меня. Я тихо лежала под большим деревом и старалась не шевелиться.

— А это еще кто? — спросила женщина в длинной серой юбке и платке, повязанном на голове.

— Это Пальма. Собака прежнего владельца дома. Говорит, она не села в машину, вот он ее тут и оставил. Так сказать, наследство для новых хозяев, — со смешком сказал высокий тощий человек.

— И на что она мне? — недовольно проговорила женщина. — Я и собак-то не люблю. И вообще я вегетарианка. Чем ее кормить? — В ее голосе явно слышалось нетерпение.

— Я не знаю. Делайте с ней все, что хотите. В конце концов это всего лишь собака.

Я лежала тихо, стараясь ничем не потревожить этих людей. Я не знала, что значит «всего лишь собака», но ясно понимала, что сейчас решается моя судьба. Я очень хотела есть и надеялась, что эта сердитая женщина не будет слишком строга со мной и покормит меня. С дерева спрыгнул мой друг.

— Ну а это еще кто? — показывая на кота, проговорила женщина.

— Наследство, — развел руками тощий человек.

Когда мы приехали в Большую Валяевку, день был в самом разгаре. Сияло солнце, пели птицы, но на душе было пасмурно. Мне было непонятно, зачем надо усыплять здоровую молодую собаку. И я переживала по поводу встречи с людьми, способными на такое.

Изрядно поплутав по деревне, мы наконец нашли нужный дом.

Нас встретила пожилая и с виду приветливая женщина.

— Здравствуйте, мы за собачкой, — сказала я.

— Здравия, — ответила женщина, — проходите.

Я огляделась. Небольшой ухоженный двор, цветочные клумбы, маленький домик, живописно спрятавшийся в кроне большого дерева. Рыжий кот, сидящий на крыльце. Но никаких следов собаки.

— А где собачка? — спросила я.

— Да вон же, в будке, — показывая рукой куда-то в направлении старого сарая, сказала хозяйка.

Около сарая была наспех сколочена маленькая будочка, из которой торчал собачий нос.

— Пальма, выходи! — позвала женщина.

«Значит, ее зовут Пальма», — пронеслось у меня в голове.

Я медленно пошла по направлению к сараю, тихо говоря:

— Пальма, девочка, привет! Выходи, малышка! Все хорошо!

Имея большой опыт общения с самыми разными собаками, я видела, что Пальма — девочка скромная, неагрессивная и явно находящаяся в сильном стрессе. Поэтому всем своим видом старалась показать, что не причиню ей вреда.

— Малышка, привет! — сказала я, садясь рядом с будкой и протягивая руку, чтобы собака могла ее понюхать. Пальма лежала и просто смотрела не меня. Она не делала никаких попыток выйти и не проявляла ни к чему интереса.

— Ну что ты, девочка! — я приблизилась еще на пару шагов. — Выходи, моя хорошая!

Пальма подняла голову, посмотрела на меня и слабо вильнула хвостом. Ободренная успехом я приблизилась еще. Девочка смотрела на меня, не отрываясь. Я мягко положила руку ей на голову и тихонько почесала за ушками. Пальма зажмурилась. Я продолжала тихо говорить с ней, гладить по голове и спине, а потом легко, но настойчиво потянула ее за ошейник, понуждая выйти из будки. Собака немного поупиралась, но все же вышла. Я обратила внимание, что к ошейнику пристегнута короткая цепь, позволяющая Пальме лежать в будке и отходить от нее на несколько шагов. Мое отношение к хозяйке и без того было не слишком позитивным, а теперь и вовсе испортилось. Терпеть не могу, когда животное сидит на цепи.

Я отстегнула цепь и прикрепила взятый с собой поводок.

— Пойдем, малышка, — мягко сказала я.

Пальма посмотрела на меня, но не двинулась с места.

— Ой, она такая, — донесся голос хозяйки. — Она никуда не пойдет. Так и лежит в будке.

— А почему вы ее отдаете? Она хорошая, смирная и совсем неагрессивная собака, — спросила я.

— Да она и не моя вовсе. И не нужна мне она. Это от прежнего хозяина осталась. Так и сидела тут, когда я приехала.

— А куда делся прежний хозяин?

— Уехал в другую деревню.

— И не взял ее с собой? — я была в недоумении.

— А она в машину сесть отказалась, вот он ее и оставил, — продолжая выпалывать сорняки, сказала женщина.

Я только вздохнула. Взглянула на Пальму, которая тихо сидела около будки и казалось, прислушивалась к разговору.

— Понятно, — проговорила я. — Тогда пойдем на ручках.

Я подошла к собаке, обмотала поводок вокруг ладони и подняла ее на руки. Пальма совершенно не сопротивлялась, а только тихо вздохнула и положила голову мне на плечо.

— Ой, она же тяжелая! — засуетилась женщина.

— Ничего, и не таких таскали, — с каким-то ожесточением проговорила я. Мне было больно и горько и хотелось поскорее уехать из этого «гостеприимного» дома.

— Я так рада, что вы ее забираете, ей хорошо у вас будет. И она такая собака хорошая, — внезапно разговорилась хозяйка, провожая меня к машине. — Она добрая и с котами дружит. А я что, ну какая я хозяйка? Я при церкви служу. И вегетарианка я. Ну чем ее кормить-то? Вот сегодня она лапшу постную ела. Это ж не кормление для собаки, — продолжала охать женщина.

— Вообще-то существует масса кормов для животных, тогда совсем ничего не надо готовить, — процедила я сквозь зубы, отдуваясь и пыхтя. Все же вес в двадцать пять кило при моих пятидесяти пяти и подъеме в горку начал сказываться. Женщина молча семенила рядом.

Пальма тихо сидела у меня на руках и только вздыхала. Но когда мы подошли к машине, я почувствовала, что она напряглась. Вот он, момент истины! Я опустила собаку на землю и, не отпуская поводка, осторожно открыла дверь машины.

— Все хорошо, девочка, все хорошо, — приговаривала я, мягко подталкивая упирающуюся собаку к машине. После чего просто подняла ее и посадила на сидение.

— Вот и все. И нормально она садится в машину. До свидания, — сказала я хозяйке. И мы поехали.

Пальма легла на пол и пролежала там всю дорогу. Иногда она поднимала на меня свои бездонные глаза и долго смотрела. Казалось, ее взгляд вопрошал: «Куда ты везешь меня? Что со мной будет?» А я не могла ответить. Я чувствовала себя просто паршиво. Пальма так сильно напоминала мне одну из моих собак, Лесю, такую же золотистую и с таким же золотым характером, что хотелось завыть в голос. Лесю я подобрала на улице щенком, и она уже семь лет жила со мной, была залюблена и заласкана. А Пальму я должна была оставить на передержке и неизвестно было, как сложится ее дальнейшая судьба.

Новая хозяйка посадила меня на цепь. Раньше я не знала, что это такое. Я могла бегать во дворе, играть с котом и мячиком, таскать разные палочки или просто лежать там, где мне хотелось. Теперь все было по-другому. Цепь была короткая, а будка, в которой теперь мне приходилось проводить все свое время, маленькая и тесная. Не было больше мягкого дивана. Не было ничего из моей прошлой жизни.

Дни проходили, похожие один на другой. Я даже перестала их замечать. Новая хозяйка практически не обращала на меня внимания, но я чувствовала, как она сердится, когда ей приходилось убирать за мной. Я просила прощения, виновато поджимая хвост, но она меня не понимала.

Мне было очень одиноко и тоскливо. И только рыжий кот оставался моим другом. Теперь уже мы не бегали, как раньше. И он часто приходил просто посидеть рядом.

Иногда приезжала молодая девушка, наверное, помощница хозяйки. Она работала в огороде, поливала цветы и делала что-то по дому. От нее пахло добротой. И она всегда приносила мне что-нибудь вкусненькое. Тогда мне казалось, что я будто просыпалась от какого-то сна и мне снова хотелось играть. Я все время спрашивала ее, зачем ей нужно уходить? Почему она не останется со мной? Но она меня не понимала. Люди вообще не понимают, что я им говорю.

А потом все чаще я стала слышать слово «усыпить». Я понимала, что говорят про меня, но не понимала, что это значит. Наверное, это было что-то плохое, потому что молодая девушка всегда после этого становилась очень грустной и долго-долго гладила меня по голове. Один раз она даже заплакала.

Однажды я лежала в будке, а рыжий кот, как обычно, сидел рядом со мной, когда у ворот остановилась машина, а потом незнакомый голос произнес:

— Здравствуйте, я за собачкой!

В калитку вошла молодая женщина и заговорила с хозяйкой. От незнакомки пахло иначе. Сначала мне было трудно распознать все запахи. А потом она повернулась в мою сторону и пошла к будке. При этом обращалась ко мне тихим ласковым голосом, протянула руку. Она вся пахла добротой и состраданием. Еще мне почудился запах других животных. И она сердилась, но я понимала, что сердится она не на меня. И все же мне было страшно.

А потом незнакомка мягко потянула меня из будки, подняла на руки и понесла. Она спокойно посадила меня в машину, и мы поехали. Я не знала, куда меня везут. Я пыталась спросить об этом, но чувствовала, что женщина чем-то опечалена, поэтому тихо лежала и наблюдала за ней.

Почему одни животные западают нам в душу больше других? Почему, глядя на кого-то, мы сразу понимаем: мое. А других хоть и любим, но можем пережить длительную разлуку с ними? Этих почему за мою волонтерскую жизнь с каждым годом становится все больше. А ответов я по-прежнему не знаю.

Я отвезла Пальму на передержку. В дом, где было много других «ничьих» собак и бесчисленное множество «ничьих» кошек.

Так же на руках я отнесла девочку в вольер, вышла из него и остановилась. Пальма смотрела мне прямо в глаза и, протянув лапу, поставила ее на сетку. Она словно вся тянулась ко мне, словно говорила: «Не оставляй меня!»

Я долго не могла уйти. Пока мы делали генеральную уборку, мыли лотки, убирали вольеры, чистили, драили, скребли, выносили огромные мусорные мешки и мыли окна, я видела, как собачка наблюдает за мной. Она так и сидела на том же месте. Рядом с будкой. Она как будто ждала, когда я снова подойду к ней. А у меня каждый раз что-то внутри обрывалось, когда я смотрела в ее сторону. Я не могла забрать Пальму себе и от этого чувствовала себя просто паршиво.

Перед уходом я подошла к девочке, обняла ее и тихо-тихо проговорила, что найду для нее самых лучших хозяев, которые будут любить ее всю жизнь. Пальма прижималась ко мне всем телом, дрожала и поскуливала. А мои глаза наполнялись жгучими злыми слезами, которые я с трудом сдерживала…

Я приезжала к Пальме два, а иногда получалось и три раза в неделю. И каждый раз расставание с ней было мукой. Ее глаза я никогда не смогу забыть. Каждый раз я читала в них: «Только не уходи! Не оставляй меня!»

Ее любили все волонтеры. Ласковая, нежная, общительная и такая умная девочка завоевывала сердца с первого взгляда. Но поиски хозяина для нее затянулись почти на два года.

И вот однажды случилось чудо. На передержку помочь с уборкой вольеров приехала девушка. И… влюбилась в Пальму. Размышления были недолгими. И спустя неделю наша рыжая красавица переехала в свои апартаменты с большим двором и местом, где можно носиться, играть, принимать солнечные ванны. А самое главное, дом, где ее любят и заботятся о ней.

Здравствуйте! Меня зовут Пальма, мне 3 года. И у меня самые лучшие Хозяева на свете. Я живу в большом светлом Доме, где много интересных вещей, с которыми можно играть. Огромный двор, где можно бегать, рыть землю, искать всякие интересности, гоняться за мячом или просто валяться в тени. У меня есть друг — большой толстый черный кот. Он ленивый и не очень любит бегать, но если его хорошенько попросить, то он соглашается поиграть в догонялки.

Мы с Хозяйкой каждый день ходим на прогулки, иногда катаемся на большой железной штуке в лес или к реке. Мне нравится играть с Хозяйкой и выполнять ее команды. Я самая счастливая собака на свете!

Но иногда мне снятся странные сны. Как будто я одна в большом доме, будто мой хозяин оставил меня, и мне очень страшно. Тогда я вздрагиваю и просыпаюсь, а потом иду к свой Хозяйке. Я облизываю ее лицо, и она всегда смеется, обнимает меня, и я засыпаю. В конце концов это всего лишь сон…

У этой истории счастливый финал. Пальма живет в тепле, любви и заботе. Мы верим, что она уже не помнит страданий и грусти, которые ей пришлось пережить. И мы уверены, что ее жизнь до самого конца будет счастливой. А ее безмерная любовь делает счастливыми ее хозяев. И когда меня спрашивают, зачем я всем этим занимаюсь, я могу ответить — вот ради таких наполняющих душу радостью моментов. Ради таких счастливых финалов. И я хочу, чтобы их становилось все больше…

История Барни

Однажды мир изменился…

— Слушай, мать, какая псина у тебя хорошая, — сказал Никитич, входя в калитку. Недавно он переехал с семьей из Мурманска. Теперь вот ходил по соседям, налаживал «связи», как сам любил рассказывать за вечерним ужином или на рыбалке с мужиками.

Марья Васильевна с удивлением посмотрела на соседа. Была она уже в годах, всю жизнь провела в деревне, скотины раньше полон дом был. Теперь годы брали свое. Мужа прошлой весной схоронила, сыновья давно обзавелись семьями и разъехались кто куда. Иногда только внуков привозили на каникулы. От некогда большого хозяйства осталось с десяток курей да коза, которая почти не давала молока. Старая трехцветная кошка и глупый лопоухий щенок, которого откуда-то притащили внуки, наигрались с ним за лето и оставили бабке, а сами укатили в город «грызть гранит науки».

— Этот что ль дуралей? — тяжело опираясь на клюку, спросила Марья Васильевна. — Дык чего ж в нем хорошего-то? Бестолочь как есть!

— Да что ж вы так, Марья Васильевна? — широко улыбаясь, сказал Никитич. — Он маленький еще, щенок совсем. Вот позаниматься с ним, такая отличная собака будет!

Он протянул руку, и малыш с интересом обнюхал ладонь, с опаской поглядывая на бабку. Помнил, как она его клюкой отходила за то, что опрокинул ведро с козьим молоком. Но ведь оно так замечательно пахло! Малыш так и не понял, за что получил по спине палкой. Но бабку с тех пор побаивался.

Никитич гладил по-щенячьему мягкую шерстку на спинке щенка, и малыш слабо вилял хвостиком.

— Да на что мне нужен дармоед эдакий! Он же пакостить только и умеет. И охрана мне не нужна. Чего тут охранять, — вздохнула она. — Выгнать пыталась, а он не уходит.

— Марья Васильевна, если он вам не нужен, отдайте его мне, — вдруг выпалил Никитич. Он и сам не понял, что заставило его это сказать. В принципе в ближайшее время он и не собирался обзаводиться собакой. Многое еще нужно было сделать в хозяйстве, прежде чем строить вольер. Но вот как будто кольнуло что-то внутри. Может в глазах у малыша он прочитал такую вселенскую тоску, что дрогнуло сердце у этого в общем-то не особо чувствительного мужика.

Марья Васильевна прищурилась, вдруг внимательным цепким взглядом окинула коренастую фигуру соседа и сказала:

— Забирай. На что он мне. Да и внукам не нужен. Заботься только, жалко дурака. Как никак кормила его, — вдруг прослезилась бабка.

— А как вы его звали? — спросил Никитич, поднимая малыша на руки.

— Дураком и звала, — ответила бабка.

Никитич шел домой и нес в руках теплый живой комок, который прижался к нему всем своим маленьким тельцем. Шел и вспоминал Тиберия, который погиб на охоте два года назад. Тиберий был крупным беспородным псом, прожившим с хозяином без малого десяток лет. И Никитич души в нем не чаял. После его гибели он никак не мог решиться завести другую собаку, хотя друзья и предлагали ему щенков. Даже породистых и, подумать только, с родословной.

И вот теперь у него снова есть собака. Обычная дворняжка, каких много бегает по улицам деревни. И у Никитича в душе словно таял тяжелый мерзлый ком. А малыш дремал, покачиваясь в крепких руках своего хозяина.

Тихо войдя во двор, Никитич опустил щенка на землю.

— Что ж, это теперь твой новый дом. Осваивайся тут, — сказал он малышу, а сам сел на завалинку и закурил.

Щенок сначала робко, а потом все более увлекаясь начал бегать по двору, изучая самые дальние и интересные уголки, каждый раз возвращаясь к хозяину и заглядывая ему в глаза, словно спрашивая: «Я все правильно делаю? Ты не сердишься?»

Никитич, усмехаясь в усы, с интересом наблюдал за щенком, оценивая опытным взглядом его стать и представляя, каким он станет, когда вырастет. По его предположению малыш обещал превратиться в довольно крупную собаку с крепким телом, большой головой и массивными лапами. Его шерстка, сейчас нежная, щенячья, отливала на солнце золотом, со временем скорее всего потемнеет и будет цвета жженого сахара. Уши длинные, висячие были более темными. Темнее были спинка и мордочка, а вокруг глаз белые ободки. Никитич поймал себя на том, что откровенно любуется щенком и улыбается во весь рот.

— Старею, — подумал он про себя. — Эвон как расчувствовался.

Жена и дети должны были вернуться еще не скоро, так что, поразмышляв, из чего наскоро можно соорудить будку для щенка, Никитич принялся за работу. И как-то так все в руках спорилось, что пару часов спустя Вулкан уже изучал новый интересный объект, который станет для него местом на долгие годы. Никитич достал старый ошейник Тиберия и надел его Вулкану на шею.

— Это тебе от дядьки Тиберия в наследство, — смахнув невольную слезу, сказал он. — Будь достоин его носить. Тиберий был знатный пес.

Вулкан только вилял хвостиком и по-щенячьи задорно улыбался.

Мальчишки пришли со школы ближе к вечеру. Младший тут же залез в будку к щенку и затеял с ним возню, а старший особо и не отреагировал на появление нового обитателя их дома.

— Подросток, — с горечью подумал Никитич, — ничего-то ему не интересно. Видимо так и не простил мне, что уехали из города, где остались все его друзья.

Жена вернулась с дежурства только утром, усталая и раздраженная. И первый, кого она увидела, войдя во двор, был Вулкан, с аппетитом грызущий ее тапочки.

— А это что еще такое? — вскрикнула она, пытаясь отобрать у малыша погрызенный тапок. — Кто притащил эту блохастую тварь?

— Тише, не кричи, ты его пугаешь, — выскакивая на крыльцо, сказал Никитич. — Это я принес, пожалел мальчишку. Прости, что не предупредил.

— Мало нам забот, ты еще собаку в дом привел. Никакого толку от тебя нет, опять псиной заниматься будешь. Хоть бы уроки с сыновьями почаще делал, да по дому работу какую.

Жена, продолжая ворчать, ушла в дом. Никитич присел рядом с Вулканом, уткнулся головой в его шерстку и вздохнул. Он предполагал, что будет такая реакция, но все же надеялся на лучшее. Не повезло. Жена и Тиберия не любила, всякий раз раздражалась, когда он с ним надолго уходил. Ну а как ей, вздорной бабе, объяснишь, что и уходил он в лес большей частью от нее, от ее вечного недовольства, ворчания, упреков. Все, что бы он ни делал, ей не нравилось. И единственной радостью в жизни стал он — Тиберий — с которым можно было и поговорить, и помолчать, который понимал его с полуслова, с полувзгляда.

Когда Тиберия не стало, жена и не думала смягчаться, каждый раз находя все новые поводы для упреков. Никитич терпел, не уходил из семьи ради сыновей, но самому с каждым днем становилось все невыносимее.

И вот теперь маленький блохастый Вулкан подарил ему новую надежду.

— Никому тебя не отдам, — тихо проговорил на ушко малышу Никитич, крепко прижимая к себе его голову. — Мы с тобой вместе навсегда…

И побежали годы. Пять, десять, четырнадцать. Никитич старел и с грустью наблюдал за тем, как стареет его Вулкан. Он уже не был таким быстрым, все больше спал, практически не реагировал ни на кого, кроме хозяина. Никитич с тревогой замечал, что Вулкан слепнет и глохнет. Он плохо ел и начал терять вес. Шерсть поблекла, в иных местах полезла клочками. Никитич как мог облегчал страдания своего друга, но внезапно и его самого свалила страшная болезнь.

Сыновья давно выросли и уехали из дома, с женой они почти не общались. Так, перекинуться дежурными фразами и то ладно. А тут вдруг хворь эта страшная приковала его к постели. Врачи только руками разводили, говорили, что помочь ничем нельзя. Пичкали таблетками, от которых становилось только хуже и сознание спутывалось.

Об одном только просил Никитич жену, сидевшую у его постели. Позволить Вулкану дожить свои последние дни в доме, в котором он провел всю свою жизнь.

— Обещай мне, — с мольбой просил он жену, — когда меня не станет, ты позаботишься о Вулкане. Обещай!

Жена отворачивалась, кивала, прятала слезы. Но тревога не оставляла Никитича. Каждый день он старался посмотреть в окно, чтобы увидеть дремлющего на солнышке Вулкана. Он очень страдал от того, что не может сам выйти к нему, погладить по большой голове, прошептать на ушко, как сильно он его любил всю жизнь и любит сейчас. И вот однажды Никитич увидел в окно только пустую будку. Сердце замерло, а потом вдруг неожиданно зашлось в каком-то сумасшедшем беге.

— Тося! — закричал Никитич. — Тося!!

— Что случилось? — вбегая в комнату, спросила жена.

— Где Вулкан?? — Никитич силился подняться с постели. — Где он?

Жена обернулась на звук открываемой двери.

— Помер твой Вулкан, — зло сказал старший сын и повесил ошейник на крючок у двери. — Нет его больше.

Никитич с болью посмотрел на сына. Они так и не поладили больше после того злосчастного переезда. И вроде столько лет прошло, а все еще живы старые обиды в этом молодом и сильном парне, который сам недавно второй раз стал отцом. И так горько стало Никитичу, что, превозмогая разрастающуюся невыносимую боль в груди, он прошептал:

— Простите меня… за все… что не оправдал ваших надежд… за боль… за все… простите меня… и ты, Вулкан, прости…

Единственная слезинка скатилась по морщинистой щеке Никитича, когда он последний раз закрыл глаза…

Однажды мир изменился…

— Наташа, ты дома? Сильно занята? — Алена явно плакала.

— Я только приехала с дачи, собак кормила. Что случилось?

— Ты можешь помочь? Я не знаю, что делать? Тут пес на дороге. Он кажется слепой и глухой…

В первый момент я напряглась. В голове сразу побежали страшные картинки того, что произошло с собакой, и перед мысленным взором встал самый главный вопрос — куда забирать. Столько вокруг несчастных животных, которым ежедневно нужна помощь, и каждый раз щемит сердце от осознания того, что взять их просто некуда. Да и дача, где у нас живут собаки, вообще не моя. И большая благодарность Ирине Павловне, которая терпит такое количество питомцев у себя на участке, да еще кормит их и ухаживает.

— Хорошо, я сейчас приеду. На месте подумаем, — сказала я.

Я даже не стала переодеваться, и как была в рабочей одежде, на которой явственно отпечатались собачьи лапы, прыгнула в машину и поехала в центр поселка.

Алена ждала меня у ларька с фаст-фудом. Рядом с ней, печально опустив голову и ни на что не реагируя, стоял крупный темно-рыжий пес.

— Вот он, смотри, какой, — Алена плакала. — Представляешь, он шел прямо по дороге. Там машины носятся, а он как будто не понимает, куда идет. А потом просто остановился посередине и все. Я еле-еле его сюда увела.

У меня сдавило сердце.

— Боже мой, — тихо сказала я, — он просто старик.

Собака действительно была очень старая. Шерсть давно потеряла свой блеск и местами вылезла. Зубов почти не осталось, а те, что еще были, оказались сильно сточенными. Мордочка совсем седая. На глазах явная старая катаракта, что означало его полную слепоту.

Я присела около собаки, тихонько положив руку ему на голову. Старичок слабо шевельнулся, как бы отвечая на ласку.

— Посмотри, тут след от ошейника, — я провела рукой по месту на шее, где шерсть сильно свалялась.

— Господи, он бывшедомашний, — сказали мы с Аленой в один голос.

Оставлять его на улице было нельзя, это мы понимали обе. Надо было что-то решать. Я побежала в зоомагазин за ошейником и поводком, мысленно кляня всех горе-хозяев, которые жестоко обращаются со своими питомцами. Сказать, что я злилась, это ничего не сказать. Но злостью делу не поможешь…

— Я назову его Барни, — сказала я, надевая на собаку новенький красивый ошейник. — Отвезу его на дачу, там как раз будка есть свободная. Потом попробую найти ему передержку.

Мы повели Барни к машине. Он тяжело шел между нами, а у нас душа разрывалась от жалости и гнева. Просто представить страшно — служила собака своему хозяину верой и правдой столько лет. И вот она постарела и больше не может нести свою службу. Разве можно поступать с ней так?? Разве не заслужила она тихой спокойной старости в доме, который столько лет охраняла?? Наверное, я никогда не смогу найти ответы на эти вопросы…

Когда мы подошли к машине, пришлось вдвоем поднимать Барни, чтобы усадить его на заднее сидение. И поднимая, я нащупала на животе обширное уплотнение. Твою ж….

Мы сразу поехали в клинику. Огромная опухоль в брюшной полости. Настолько огромная, что невозможно уже сказать, на каком органе она изначально начала расти. И совершенно неоперабельная. Барни оставалось совсем недолго… Кроме того, он был совершенно слеп и глух… Страшно представить, в каком мире он жил — в абсолютной тишине и темноте…

Пока мы ехали из клиники на дачу, я не могла сдержать слез. Мне было так горько и больно за него и так стыдно за людей, способных на чудовищное предательство, что хотелось подарить Барни последние дни в любви, ласке и заботе. Чтобы он ушел на Радугу, понимая, что он нужен и любим. Ни о какой передержке речи больше не шло.

Барни прожил с нами еще целый месяц. 13 августа 2019 года мы забрали его с улицы. 20 сентября его не стало.

Каждый день мы с детьми приходили к нему. Мы гладили его, обнимали, разговаривали. И пусть мы понимали, что он нас совсем не слышит, но мы верили, что он все чувствует. Он даже начал поворачивать голову в нашу сторону, когда мы приходили.

Часто мы замечали, что Барни стоит и смотрит куда-то вдаль. Иногда он начинал глухо лаять, будто обращался к кому-то. В этот момент мы старались быть с ним рядом, и тогда он успокаивался.

Барни до последнего дня хорошо кушал, и мы старались принести для него самую вкусную еду. Он познакомился с другими нашими подопечными и позволял мелким щенкам таскать вкусняшки из его миски.

Однажды мы пришли на дачу, но Барни не вышел из своей будки. Старший сын пошел к нему и вдруг позвал:

— Мама, посмотри, Барни не шевелится.

Я закрыла глаза. Все. Барни ушел от нас. Ушел тихо, во сне. Заснув на сене в теплой будке.

Мы похоронили старичка у реки в укромном месте, куда приходим только мы и наши собаки. Теперь каждый раз, когда мы идем за водой, мы приветствуем Барни и всех тех животных, которые спят там вместе с ним. Я верю, что там, на Радуге, все они снова молоды, полны сил и смотрят на нас оттуда своими глубокими, все понимающими и все прощающими глазами.

Спи спокойно, наш любимый старичок Барни! Ты навсегда останешься в наших сердцах! И прости нас, глупых неразумных людей…

Спасение

Светка вышла с работы, села в машину и запустила двигатель. Автоматически заработала магнитола, и в салоне разлилась баллада Roxette. Светка откинулась на сидении и закрыла глаза, давая двигателю прогреться. За окном декабрь и минус 20.

Мысли неслись в голове подобно взбесившейся лошади, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Внутри назревал громкий отчаянный вопль. Молодая женщина с трудом сдерживалась, чтобы не закричать в голос. Не в силах больше выдерживать нечеловеческое напряжение, Светка развернула машину и выехала на автостраду.

Был час-пик. На дороге в обе стороны множество машин. Фары слепили, но Светке было все равно. Она нетерпеливо сжимала руль. Ей вдруг невыносимо захотелось движения, свободы, полета, чего-то такого, что развязало бы тугой комок в груди. И она решила — сейчас или никогда.

На кольце дорога домой уводила налево, а на трассу — направо. Светка знала, как попасть на те участки дороги, где машин практически нет и где есть возможность как следует разогнаться. Она перестроилась на нужную полосу и метров через пятьсот оказалась на трассе.

Здесь тоже было оживленно. Фуры неслись одна за другой. Но это было ничего. Пару километров потерпеть и вот она, желанная свобода и скорость. Светка любила свою машину и с удовольствием ездила на дальние расстояния, практически не вылезая из-за руля. Подруги удивлялись, говорили, мол не женское это дело. Но Светке было все равно. Она любила скорость, любила это удивительное чувство, которое может возникнуть только на дороге — максимальная концентрация внимания и отсутствие любых посторонних мыслей. Это было здорово и так необходимо, особенно в последние пару лет.

Наверное, у всех в жизни хоть раз бывает настолько черная полоса, что кажется, просвета уже не будет. И что бы ты не делал, как бы не старался вырваться из замкнутого круга, петля все туже стягивается вокруг тебя. Такая черная полоса наступила в жизни у женщины не вчера, и сил противостоять трудностям уже не осталось.

Светка наконец повернула на вожделенную дорогу, глубоко вздохнула, включила громкость магнитолы практически на максимум, удобно устроилась на сидении и вдавила педаль газа в пол.

О, да, вот он, момент истины. Машина стремительно набирала обороты. В темноте мелькали силуэты деревьев. Молодая женщина автоматически переключала скорости, поворачивала руль, сбрасывала скорость и нажимала тормоз там, где это было необходимо, а перед глазами проносились картины последних пяти лет ее жизни.

Вспомнились годы брака, в которых счастливых моментов было раз в десять меньше, чем разочарований, боли и обид. Вспомнился тягостный развод, после которого Светка на месяц попала в больницу. Вспомнился Глеб, с которым она, казалось, вынырнула из мрака, а потом окунулась в еще более беспросветную темноту. Три выкидыша подряд, и в итоге заключение врачей о ее окончательном бесплодии. И вот наконец финал — его сегодняшняя смс. «Прости, между нами все кончено»

— Этому козлу не хватило даже смелости сказать все это мне в глаза, — думала молодая женщина. — Какой же ты урод! И жизнь эта ублюдочная надоела!

Никогда Светку не посещали мысли о самоубийстве, но сейчас, подогреваемая адреналином, гремящей музыкой и бешеной скоростью, она вдруг подумала, а что если резко крутануть рулем, и катись оно все к черту… Вместо этого девушка резко затормозила, съехала на обочину и разразилась рыданиями. Она оплакивала всю свою жизнь, всех нерожденных детей, все возможности, которые для нее были потеряны навсегда. Она выплакивала свою скорбь так, как не делала этого еще никогда.

Сколько прошло времени, она не знала. Но всему в этом мире приходит конец. Иссякли и ее слезы. Осталась только глухая тоска.

Двигатель тихо работал. В салоне было тепло. Музыку Светка давно выключила и теперь сидела в тишине, смотря и ничего не видя в лобовое стекло.

Вдруг ее внимание привлек темный комок на белоснежном снегу. И вряд ли она вообще бы обратила на него внимание, если бы этот комок не шевельнулся. Светка пристальнее вгляделась, но так и не поняла, что это.

— Мерещится уже всякое, — пробормотала она, тем не менее вглядываясь еще внимательнее. — С ума схожу, наверное.

Светка вышла из машины. В свете фар на белом четко выделялось темное пятно. Девушка подошла к нему и наклонилась.

На обочине в глубоком снегу лежала кошка. Светка стояла и смотрела на нее, и вдруг кошка слабо шевельнулась, повернула голову и посмотрела прямо Светке в глаза.

— Боже мой, она живая!

Девушка подняла кошку на руки. Казалось, та вообще ничего не весит. И хоть на вид это было взрослое животное, вряд ли ее вес был больше веса двухмесячного котенка.

— Откуда ты здесь? — спросила девушка, пока несла кошку в машину.

До ближайшей деревни было километров шестьдесят. Странно, что животное оказалось так далеко на дороге.

— Выбросили тебя, да, бедняжка, — продолжала тихо говорить Светка. Кошка мелко дрожала и только смотрела своими огромными глазами. Как-то неожиданно собственная боль отступила, сменившись беспокойством за животное. Девушка положила кошку на переднее сидение, развернула машину и поехала домой.

Светка любила животных. Все детство у них в доме жили и птицы, и рыбки, и хомяки, и кошки, и собаки. Это было счастливое время, когда, просыпаясь, она могла обнаружить под своей подушкой косточку, которую спрятал ее любимый пес. Или найти у себя в портфеле игрушечную мышку, а то и вовсе, забирая мешок с обувью, обнаружить там притаившегося кота. Родители поощряли любовь дочерей к животным, считая, что только так можно воспитать по-настоящему восприимчивого и заботливого человека. И в последние годы Светка очень страдала от того, что в ее жизни не было хвостатых и пернатых. Муж был категорически против, и не смея ему перечить, Светка довольствовалась тем, что кормила всех бездомных животных, которые попадались ей по пути. Глеб же был страшным аллергиком и, конечно, с ним завести питомца тоже не получилось. Сейчас же молодая женщина была совершенно свободна и со спокойным сердцем могла привести домой столько хвостиков, сколько способна была прокормить.

К дому подъехали уже за полночь. Светка занесла кошку в комнату, положила на кресло и наконец смогла внимательнее ее разглядеть. Кошка была очень красивая. Необыкновенного осеннего цвета — животное такой расцветки было бы очень сложно разглядеть на опавшей листве — с восхитительными темными концентрическими кругами по бокам. Девушка впервые видела кошку такой необычной расцветки. Мордочка широкая, темная. Огромные оранжевые глаза. Пушистая, но сейчас свалявшаяся и тусклая шерсть. Кошка тяжело дышала, но тем не менее слабо мурлыкала, отвечая на ласку. Светка достала паштет и молоко, но кошка есть не стала. Пришлось насильно дать ей несколько капель воды из шприца.

— Потерпи, малышка, завтра поедем с тобой в клинику, — сказала Светка, укладывая кошку рядом с собой. — Я назову тебя Берта. Все будет хорошо, ты поправишься.

Утром Светка снова попробовала покормить Берту, но снова безуспешно. Берта только ткнулась мордочкой в еду, но сил кушать у нее не было. Беспокоясь за животное, девушка примчалась в клинику еще до ее открытия.

— Доброе утро, помогите, пожалуйста, — сказала Светка врачу. — Вчера ночью нашла на обочине на трассе.

Ветеринар осмотрел животное, взял анализы крови и сказал:

— Очень сильное истощение и обезвоживание. Ее просто не кормили. Такое ощущение, что она была где-то заперта без еды и воды.

— Но ей можно помочь?

— Мы сделаем все возможное. Но вы должны быть готовы ко всему. Прогноз очень осторожный.

Казалось сердце у Светки упало в пятки.

— Пожалуйста, я вас очень прошу, помогите ей! — на глазах девушки выступили слезы. — Пожалуйста!

— Я вас прекрасно понимаю, — сказал доктор, — не волнуйтесь так. Сейчас поставим капельницу. Вам придется ездить каждый день, сможете?

— Я сделаю все, что скажете!

— Хорошо, — врач проводил Светку в отдельный кабинет. — Сейчас подойдет ассистент.

И понеслись дни, полные надежд, страха и снова надежд. Берта выкарабкивалась с большим трудом. Сначала едва не отказали почки, потом проявились проблемы с сердцем. И хотя кошка была еще молодая, всего-то не старше трех лет, длительное голодание и отсутствие воды очень сильно сказались на ее организме и здорово подорвали здоровье. Светка выполняла все назначения. Так строго она никогда не относилась и к своему здоровью, а тут буквально выгрызала кошку из объятий смерти. Однажды во время капельницы у Берты остановилось сердце, и Светка вдруг подумала, что это и ее конец тоже.

Но случилось просто невозможное. На какой день начала борьбы за жизнь, Светка уже не знала, но Берта начала поправляться. Медленно, с большим трудом, шаг за шагом, но из маленького истощенного комочка кошка превращалась в необыкновенную красавицу. И уже ничего не напоминало в этой шикарной, вальяжной и избалованной королевне то истощенное измученное животное, которое когда-то Светка подобрала на обочине дороги.

Вместе с расцветом Берты расцветала и Светка. Она стала больше смеяться, перестала думать о своих горестях. Берта будто подарила ей новую, совсем другую жизнь. Светка иначе смотрела на мир и на свое место в нем. В клинике она познакомилась с новыми людьми, с которыми, как это сейчас говорят, она была на одной волне. Ей вдруг захотелось жить не только ради себя или своей семьи, а ради кого-то еще. И все это благодаря Берте, которая всегда мудро и проницательно смотрела Светке в глаза, мурлыкая ей сказки на ночь.

Вот так погибающая кошка и девушка нашли и спасли друг друга.

И мне очень хочется, чтобы в жизни стало больше счастливых людей и животных, чтобы стало больше счастливых финалов.

Истинная история кошки необыкновенной осенней окраски на самом деле печальна. Я нашла ее на обочине дороги, лежащей в осенних листьях. Несколько дней мы боролись за ее жизнь, но, к сожалению, проиграли. Девочка умерла у меня на руках.

Кошка была истощена и обезвожена. Врачи сказали, что такое может быть, если животное было заперто где-то без еды и воды. Причем не менее месяца, а то и все два. И если бы я нашла кошку хотя бы на пару недель раньше, ее еще можно было бы спасти.

Эта история случилась два года назад. И я все думаю, кем же надо быть, чтобы закрыть на два месяца животное в помещении, оставив его без возможности поесть и попить. А потом просто выбросить обессиленную кошку на обочину дороги. Сама бы она туда даже доползти не смогла. Скорее всего это сделал тот, кто предположил, что кошка будет охотиться на мышей и тем самым себя прокормит. Но… Гадать можно бесконечно. Итог печален. Мне очень жаль малышку, я до сих пор вспоминаю ее бездонные глаза яркого апельсинового цвета. Она словно понимала, что я пытаюсь ей помочь, когда слабо отвечала на мою ласку и тихо-тихо мурлыкала. И мне бесконечно больно, что в нашем мире допускается подобное отношение к живым существам. Отношение хуже, чем к вещам. На мой взгляд, это просто вырождение человечности, а как следствие и человечества.

Успевайте делать добро! Берегите в себе Человека!

История Бродяги

Рабочий день подошел к концу, и постепенно цеха опустели. Иван Ильич делал обычный вечерний обход, закрывая окна там, где их забыли закрыть, собирая в пластиковый пакет пустые пачки от сигарет, банки от кока-колы, конфетные обертки и в который раз ловил себя на мысли, что «вот взрослые же люди, а все как дети неразумные. Неужели трудно убрать за собой? Вот в наше время нас воспитывали правильно. Не сори там, где находишься, уважай природу и труд человека». Иван Ильич вздохнул, потер ноющую спину и пошел в дальний конец огромной территории предприятия, где он уже который год работал сторожем.

К вечеру распогодилось. Ветер стих, и метель прекратилась. Снег падал мягкими хлопьями, и на Ивана Ильича вдруг накатила тоска вперемежку с ностальгией. Он вспоминал, как вихрастым пацаном вместе с друзьями валялся в сугробах, играл в снежки, с горки носился на лыжах. Как запрягал в санки своего огромного пса и как теплый собачий язык слизывал снежинки с детского лица. Почему-то в последнее время воспоминания о детстве стали приходить к нему все чаще.

— К чему бы это, — думал Иван Ильич.

Сам он разменял уже шестой десяток. И хотя годы уже начали брать свое и волосы посеребрила седина, был он все еще крепок и выправку имел военную, как-никак бывший офицер. Глаза из-под кустистых бровей отливали яркой синевой, а взгляд был острым и пронзительным. Репутацию имел человека сурового, но справедливого, за что старшие сотрудники его уважали, а молодежь побаивалась, за глаза называя Цербером.

Никто из сотрудников толком ничего не знал о его жизни. Знали только, что служил где-то в горячей точке и был ранен. Что у него есть жена-инвалид, за которой он преданно ухаживает уже много лет. Что сын погиб лет десять назад, а дочь живет в каком-то другом городе. Что есть трое внуков, которые часто к нему приезжают. Иван Ильич о своей жизни не распространялся, в корпоративах не участвовал, горькую не пил, за что слыл чудаком. Хотя для сотрудников кто такой сторож? Так, никто. Ноль без палочки

Хозяин предприятия крепко уважал Ивана Ильича. Знал, если он на посту, можно спать спокойно. И доверял ему всецело, иногда даже советуясь по разным вопросам, которые к охране не имели никакого отношения.

Была у Ивана Ильича еще одна черта, за которую молодые рабочие прозвали его Блаженным. Любил он всякую тварь Божью, кормил всех без разбору дворовых собак и кошек, зимой сыпал в кормушки птицам крошки. Мог не есть сам, но голодных кормил всегда. И хоть не раз и не два был покусан приблудными собаками, это нисколько не умаляло его любви и желания помочь тем, кто слабее. Сотрудники посмеивались и крутили пальцем у виска, но в целом ни во что не вмешивались.

Закончив обход, Иван Ильич направился к своей сторожке, предвкушая чашку крепкого горячего чая с теплым домашним пирогом. Жена была лежачая, домашним хозяйством давно не могла заниматься. Все делал сам Иван Ильич. Вот и научился стряпать не хуже любой бабы. Сегодня у него был пирог с рыбой по какому-то старинному рецепту, вычитанному из кулинарной книги аж пятидесятых годов.

— Вот сейчас и попробуем, — улыбаясь про себя, подумал сторож.

Не успел он подойти к двери, как за воротами предприятия раздался резкий визг тормозов. Хлопнула дверь машины, что-то упало на асфальт, взревел двигатель, и машина умчалась. Иван Ильич замер, прислушиваясь. Внезапно ему показалось, что снаружи доносится тоненькое поскуливание. Сторож быстро вышел за ворота.

Недалеко от ворот в большом сугробе он увидел завязанный черный пластиковый пакет, в котором кто-то слабо шевелился. У Ивана Ильича все похолодело внутри. Он быстро подошел к мешку, поднял его и разорвал. Внутри оказался маленький пушистый щенок, который уставился своими глазками-бусинками на сторожа.

— Вот так да, — произнес мужчина, доставая малыша из мешка. — Это как же так можно? Что эти нелюди с тобой сделали?

Иван Ильич прижал щенка к себе и понес в сторожку. Малыш замерз и мелко дрожал, иногда вздрагивая всем своим маленьким тельцем.

— Ничего, потерпи, малой, сейчас согреешься, — опуская щенка на коврик, проговорил сторож.

Щенок был смешной, косолапый и неказистый. Шерсть рыжевато-коричневая с подпалинами. На спинке темная, животик светлее. На передних лапках беленькие в крапинку носочки и белая роскошная манишка на груди. Висячие ушки и очень пушистый хвост, который сейчас от страха малыш поджимал под себя.

— Ну что ты, маленький, не бойся, — тихонько поглаживая собачьего ребенка по голове, говорил Иван Ильич. — Я тебя не обижу. Ты, наверное, голодный? Сейчас, сейчас.

Сторож достал свой домашний пирог с рыбой, мелко покрошил в тарелку и протянул щенку.

— На вот, попробуй, сам стряпал. Небось не ел никогда ничего такого, — улыбнулся он.

Щенок ткнулся мордочкой в крошево, понюхал и отошел. Потом снова подошел, понюхал и вдруг жадно набросился на еду.

— Эй, малой, не спеши, а то подавишься!

Щенок слизнул последние крошки, попил водички, растянулся на коврике, глубоко вздохнул и заснул.

— Что же мне с тобой делать, Дружок? — тихо проговорил сторож.

Утром приехал начальник. Андрей Егорович зашел в сторожку и увидел щенка, который жался к ногам Ивана Ильича.

— Утро доброе, Иван Ильич, — пожимая руку сторожу, проговорил он. — Все тихо-спокойно?

— Доброе, доброе, Андрей Егорович, все в порядке. Не считая вот его, — поднимая на руки малыша, ответил сторож, пересказывая ночное происшествие. Начальник хмурился, качал головой, как бы говоря «ну до чего люди докатились». Сам он к животным относился ровно. Не привечал особо, но и не обижал, считая это низостью и подлостью.

— Что делать с ним собираешься?

— Ох, не знаю. Домой забрать не могу, жена мало что больная, так еще и аллергик страшный. Вот думаю, если позволишь, конечно, будочку ему тут соорудить. Пусть вместе со мной охранником работает.

Андрей Егорович подумал минутку и ответил:

— Не возражаю. Пусть живет. Главное, чтоб не обидел никто, когда тебя нет. Сам знаешь, не все тут у нас животных любят.

— Да уж знаю, — Иван Ильич вздохнул. — Будем надеяться.

Мужики помогли сторожу смастерить небольшую будку для щенка, которого все прозвали Дружок. Набросали внутрь курток, принесли разных игрушек и старых тапок, которые малыш с удовольствием трепал. Некоторые сотрудники стали носить еду и даже вкусности, на что Иван Ильич незлобиво ворчал:

— Балуете вы его, ох, балуете.

Малыш рос не по дням, а по часам, постепенно превращаясь в красивую взрослую собаку. И характер имел довольно общительный, и охранником становился отменным. Иван Ильич не мог налюбоваться на питомца, которого считал своим. Хотя и половина предприятия думала так же.

Но вот он стал замечать, что с Дружком явно что-то происходит. Он стал опасаться людей. Реже подходил погладиться, кушать начинал только тогда, когда человек отходил от будки на довольно порядочное расстояние. Иван Ильич недоумевал, что же творится с его питомцем, пока однажды Васька-механик не просветил:

— Да Петрович тут его как-то палкой отходил за то, что собака твоя у него колбасу сперла.

Иван Ильич нахмурился. Он предполагал, что кто-то из рабочих может шугануть Дружка, прикрикнуть на него, если вдруг попадался под горячую руку, но чтобы палкой.

— Не дело это, ох, не дело, — вздыхая, думал сторож. Конечно, он поговорил с Петровичем о его поступке, попросил больше так не делать. Но жизнь научила, что некоторых двуногих не исправляла даже могила. Поэтому с этого дня стал еще крепче приглядывать за Дружком, да и за Петровичем тоже.

Годы с каждым днем летели все стремительнее. Иван Ильич стал замечать, что ему все сложнее удается выходить в ночную смену. Стала накатывать усталость. Переживания за жену лишали сил и сна. И только Дружок придавал жизни какой-то смысл и радость. Широкая улыбка всегда появлялась на лице мужчины, когда из-за ворот выскакивал Дружок и пушистым ураганом летел к Ивану Ильичу. Хвост, как пропеллер, бешено крутился, словно собирался поднять пса в воздух. Сторож замечал, что невольно ускоряет шаг, чтобы побыстрее запустить руки в шелковую шерстку и прижаться головой ко лбу собаки, впитывая искреннюю радость и бесконечную любовь.

Дружок давно вырос и превратился в роскошного пушистого пса с темно-коричневой шерстью. Он был жизнерадостным и игривым, совершенно не злобным. Но детские воспоминания о побоях сделали его осторожным, и в руки он давался только Ивану Ильичу и то ненадолго. Сторож первое время переживал из-за этого, а потом решил, что все к лучшему. Мало ли дураков на свете. Может эта осторожность и принесет ему пользу.

В этот день все было как всегда. Дружок радостно встретил Ивана Ильича, проводил его до сторожки и с аппетитом принялся за завтрак, который сторож принес ему из дома.

Приехал начальник. Андрей Егорович зашел в сторожку, протянул руку для приветствия и проговорил:

— Устал я, Иван Ильич. Жена говорит, на пенсию пора. Мол наработался за свою жизнь достаточно, молодым надо дорогу освобождать, — Андрей Егорович грустно улыбнулся. — А я как подумаю, целый день дома. С тоски помрешь. Что делать-то буду?

— На рыбалку ходить, — проговорил Иван Ильич, наливая в чашки кипятку.

— Ну схожу пару раз, а потом что? Не привык я, понимаешь, дома сидеть.

— У вас же вроде дача была?

— Есть дача, жене купил пятнадцать лет назад. А мне она на кой черт нужна? Я в земле ковыряться не умею, — начальник вздохнул и поднялся. — Грустно это. Старые мы с тобой стали. И как теперь жить, ума не приложу. Я ж всю жизнь работал. И предприятие вон какое поднял. А теперь как подумаю, кто у руля встанет, аж страшно становится. Молодежь какая сейчас, сам знаешь.

Андрей Егорович пожал на прощание сторожу руку и вышел. А Иван Ильич еще долго сидел над остывшим чаем и думал о том, какое будущее теперь ждет предприятие и всех людей, которые на нем работают.

Пришел новый начальник, а вместе с ним и новые порядки. Сократилось количество рабочих мест, кому-то урезали зарплаты, некоторых просто уволили, взяв на их место кого-то из знакомых. Вместо четырех сторожей осталось только два. Ивану Ильичу прозрачно намекнули, что пора бы и на пенсию, но раз уж он вроде как герой войны, позволят ему еще немного поработать. Но вот псину свою он должен был в течение недели с предприятия убрать.

Ивана Ильича такой расклад сильно подкосил. Он всегда чувствовал себя довольно бодрым для своих лет, а тут словно разом навалилась старость. А ведь Дружок недавно разменял десяток лет и считался псом престарелым, к которому даже не особо любившие его прежние сотрудники стали относится с неким уважением. А тут вдруг такое.

Сторож просил нового начальника позволить Дружку дожить свои годы на предприятии, где он провел всю свою жизнь, но Игорь Владимирович был неумолим. Псины, бегающие по территории, ему не нужны. Никакие будки и вольеры тоже.

В довершении всех бед у Ивана Ильича умерла жена и из-за всех этих переживаний однажды у сторожа случился инсульт, который на долгое время приковал его к постели. Из Иркутска прилетела дочь, которая стала ухаживать за отцом, стараясь помочь ему справиться с горем и болезнью. Она уговаривала его перебраться к ней, говоря, что там он всегда будет под присмотром. Иван Ильич отнекивался, говорил, что справится сам, что совершенно не собирается становится обузой. Но из-за инсульта у него развился частичный паралич, и к своему огромному сожалению, он уже не мог обходиться без помощи.

Иван Ильич очень переживал из-за Дружка, из-за того, что все так внезапно случилось, и он ничего не знал о его судьбе. Поэтому однажды заговорил с дочерью о собаке и попросил ее забрать и его тоже. Вика видела, как страдает ее отец, как он привязан к своему питомцу. Она любила животных, в Иркутске ее ждал двухлетний лабрадор и пятилетняя дворняга-подобрыш. Она подумала, что еще одна собака не займет много места. К тому же и отца это сделает счастливым. Она согласилась.

Как-то погожим весенним днем приехал Иван Ильич с дочерью на предприятие. В руках у него был новенький ошейник и поводок, которые они купили специально по такому случаю. Как же, его Дружок теперь официально станет домашним. Послезавтра поезд, все формальности улажены. И будут Иван Ильич и его питомец доживать свои дни вместе, уже не расставаясь. Бывший сторож поймал себя на мысли, что впервые за много месяцев улыбается.

Сам он ходил плохо, поэтому остался сидеть в машине. Только нетерпеливо всматривался в ворота и ждал, когда же наконец из него вылетит его любимый пушистый ураган.

Вика скрылась за воротами и отсутствовала довольно долго. Но вот она вышла с предприятия, и выражение ее лица совсем не понравилось Ивану Ильичу.

— Где Дружок? — спросил бывший сторож. — Что с ним?

— Папа, ты только не волнуйся, — Вика сжала руку отца. — Пропал Дружок. Несколько месяцев назад. Его долго искали, хотели в вольере закрыть, но не смогли найти.

Иван Ильич отвернулся, скрывая внезапно выступившие слезы. Вот так и рухнули все надежды разом. Вика гладила руки отца, стараясь унять его душевную боль. Она соврала. Она не смогла сказать, что Дружка много раз жестоко избивали, стараясь прогнать с предприятия, куда он настойчиво возвращался. Однажды новый сторож по приказу начальника подсыпал отравы в его еду. После этого пес пропал, и все уже подумали, что он просто сдох. Но потом он снова появился, худой, облезлый и хромой. Его снова побили, но он снова пришел. И так продолжалось довольно долго. И вот уже месяц собаки нет. Его будку давно сожгли, миски выбросили. Приказ начальника был выполнен.

И никто не заметил, что из кустов из оврага, который был расположен рядом с предприятием, за девушкой внимательно и настороженно следили темные глаза Дружка. Он ждал. Все еще ждал своего Человека. И вроде бы воздух принес любимый запах, но глаза стареющей собаки не могли разглядеть Его.

Машина, откуда до собаки доносился знакомый запах, уехала. Дружок тяжело поднялся и побрел в сторону дач, где добрые люди его подкармливали.

Вика увезла отца в Иркутск. Иван Ильич ненадолго пережил свою жену. В то же лето и он ушел в лучший из миров…

Этого старичка я заметила тогда, когда по два километра пешком ходила от остановки до дома, куда переехала несколько лет назад. Я всегда старалась привезти ему что-то повкуснее и помягче. Пес был старый и многих зубов у него не было. Мослы грызть он не мог, а вот кашки кушал с удовольствием. Иногда, наевшись, он провожал меня по дороге домой, сворачивая на дачи и исчезая на каком-то из участков.

Ошейника на нем не было, и я не знала, домашний он или один из многих несчастных скитальцев. Иногда я подолгу его не видела, и тогда начинала беспокоиться, не случилось ли чего со старичком.

Так продолжалось до тех пор, пока я не познакомилась с Ириной Павловной — доброй пожилой женщиной, которая так же, как и мы, кормила всех бездомышей в округе. Старалась вылечить тех, кто попадал в беду, или пристроить щенят, которых принесла одна из собак. Она и рассказала мне его печальную историю.

— Я зову его Бродяга, — сказала Ирина Павловна, выкладывая еду щенкам, которых мы активно пристраивали. — Он бродит то тут, то там, вот поэтому и Бродяга.

Мы грустно улыбнулись.

У Ирины Павловны был дачный участок, на котором мы стали временно размещать собак до пристройства. Поставили несколько будок. Но, как говорят, нет ничего более постоянного, чем временное. И некоторые питомцы давно перешли из разряда тех, кто пристраивается, в разряд тех, кто постоянно живет на даче.

Вот и Бродяга сейчас живет на дачном участке. К сожалению, в руки он не дается, обработать от клещей или сделать прививку нет никакой возможности, потому что он не подходил ближе, чем на несколько метров. И хотя он давно нас знает и всегда выходит на дорогу встречать, нам так и не удалось завоевать его доверие.

Однажды Бродяга отвлекся, и мы попытались ласково погладить его по голове, отчего он громко завизжал и отпрыгнул в сторону. Мы поняли, что с прикосновениями у собаки связаны какие-то очень нехорошие воспоминания, поэтому оставили свои попытки. Теперь мы только ласково с ним разговариваем, не приближаясь, чтобы не тревожить. Бродяга всегда внимательно смотрит своими темными глазами и слушает, дружелюбно виляя хвостом.

Часто Бродяга сидит на дороге и смотрит куда-то вдаль, будто ждет кого-то. Тогда он кажется мне печальным и одиноким, и мне очень хочется, чтобы он перестал грустить. Тогда мы идем с Чернышом, Айной и Динкой гулять, и Бродяга медленно идет за нами. Он никогда не бежит впереди, а спокойно следует за мной по пятам. И когда молодые собаки затевают возню у речки, он, как самый старший из всех, сидит и наблюдает за игрой.

Но иногда, словно скинув десяток лет, Бродяга начинает играть с малышами. И словно превращается в того задорного веселого молодого пса, которого так любил Иван Ильич…

Маленький герой

Жила в одном из дворов нашего города обыкновенная серая кошка. Никто ее домой не брал, и приютилась она в подъезде многоэтажки. Жители ее не обижали, из подъезда не гнали, многие даже кормили и оставляли свежую воду в мисочках на разных этажах. Кошка отъелась, растолстела. Летом она лениво лежала на газоне, наблюдая за птицами, которых тоже кормили сердобольные жители, а зимой пряталась в подвале и грелась, лежа на теплых трубах. Если вдруг куда-то исчезала на несколько дней, тут уж жильцы дома начинали беспокоиться и спрашивали друг у друга, кто последний видел Мурку. Не случилось ли чего с ней плохого. Потом кошка снова появлялась, и жизнь начинала течь своим чередом.

Зима в том году выдалась суровая. И снега много навалило, и морозы поджимали. Ранним утром Ирина проводила старшего сына в школу, а маленькую дочку повела в садик, не забыв захватить с собой и еды для Мурки.

— Странно, где же кошка, — подумала молодая женщина, когда увидела, что в Муркиных тарелках полно еды. — Ее уже который день нет.

— Ой, доченька, не случилось ли чего плохого с нашей кошкой, — проохала старенькая бабушка с третьего этажа. — Я какой день ее в окно высматриваю, нету ее.

— Может забрал кто домой? — Ирине хотелось верить в хорошее.

— Да кому уж она нужна-то, — вздохнула бабка. — Ну ты иди, иди, а то вон малая уже замерзла. Если придет, покормлю.

Ирина отвела дочку в садик, а сама уехала на работу.

Вечером кошка тоже не пришла. Не появилась она ни на следующий день, ни через месяц. Жильцы дома приуныли, подумали, что Мурка окончательно пропала и потихоньку стали убирать ее тарелочки со своих этажей.

Февральское воскресенье выдалось солнечным, ярким и морозным. Ирина с детьми вышла на улицу, и малышня сразу стала устраивать снежные баталии. Старший сын помогал сестричке делать крепость из снежных кубиков, которые они вместе пытались вырезать ладошками из наста. И вдруг замер, прислушиваясь. Ирина посмотрела на сына и спросила:

— Что случилось, Артем?

— Мне показалось, кто-то мяукает.

— Где? — Ирина посмотрела по сторонам. — Я не вижу кошку.

— Нет, мам, не кошка. Мне показалось, что мяукает совсем маленький котенок.

Ирина снова посмотрела по сторонам. Потом мама и дети обошли все ближайшие кусты, заглянули под лестницу у подъезда и снова вернулись к недоделанной крепости.

— Я ничего не слышу.

Артем пожал плечами. В конце концов, каждому может показаться. И вместе с Вероникой они продолжили строить крепость.

Вдруг он снова выпрямился и вскрикнул:

— Я опять слышу. Мам, это не тут, это внизу!

Ирина посмотрела на то место, куда указывал Артем. Там в снегу виднелась крышка канализационного люка, откуда временами вырывались колечки пара.

— Там?! Ты слышишь оттуда?

— Да, вот сама послушай, — Артем подвел маму к люку и показал на небольшую дыру, откуда и поднимался пар.

Ирина прислушалась. Ничего. Но как только она собралась сказать, что ничего не слышит, из глубины колодца раздался отчаянный хриплый крик маленького котенка. У Ирины мороз побежал по коже.

— Я слышу! Точно, там котенок, маленький совсем. Надо что-то делать!

Ирина достала телефон, поискала в Интернете номер МЧС и позвонила. Она видела в телевизионных программах, как бравые сотрудники этой организации спасали не только людей, но и животных, и была уверена, что и в этой ситуации им помогут. Но не тут-то было.

— Говорите, что у вас случилось? — голос мужчины на другом конце провода был уставшим и недовольным.

— Простите, что беспокою вас, но у нас тут котенок маленький в люк провалился. Помогите его достать, пожалуйста.

— Женщина, мы не занимаемся спасением котят, — мужчина явно разозлился. — Мы выезжаем только тогда, когда есть угроза для жизни.

Тут уже разозлилась Ирина.

— А сейчас что, нет угрозы для жизни? То есть, если это щенок или котенок, это, по-вашему, не жизнь?

— Пробуйте достать его своими силами, — сказал сотрудник МЧС и отключился.

От злости и отчаяния молодой женщине хотелось расплакаться. Но поддаваться слабости было нельзя, на нее смотрели глаза ее детей.

— Беги домой, разбуди папу и попроси, чтобы он открыл нам люк, — сказала она сыну. — А потом посмотрим, что можно будет сделать.

Пока Артем бегал за отцом, Ирина раздумывала, что делать дальше. И вдруг заметила серую тень, которая кралась к люку между деревьями.

— Мурка! — молодая женщина позвала кошку, и та подбежала к ней. — Где же ты пропадала?

Ирина гладила кошку, а та, мурлыкая, все порывалась подойти к люку. Мурка сильно исхудала, шерстка поблекла, свалялась и местами вылезла. Видимо там, где она провела все это время, у нее толком не было еды.

Вдруг из люка снова раздалось тихое хриплое мяуканье, и кошка заметалась вокруг крышки.

— Так это твой малыш, — Ирина успокаивающе гладила кошку-маму по спинке. — Потерпи, мы его достанем.

Мурка внимательно посмотрела молодой женщине в глаза.

Вернулся Артем, и вместе с отцом они открыли крышку люка. Лаз был узкий и со своими габаритами Владислав туда просто не помещался. Пока Ирина думала, как поступить и кого позвать на помощь, Артем, как маленький ужик, спустился вниз.

— Мам, тут совсем ничего не видно, — сказал он из колодца.

— Возьми телефон и включи фонарь, — Владислав передал сыну свой телефон.

Внизу было темно и страшно. Все-таки когда тебе всего девять лет, спуск в колодец представляется чем-то необыкновенно зловещим. Артем включил фонарик и вдруг вскрикнул:

— Мама, тут повсюду слизняки! Огромные! Они на всех стенках и их очень много! Ужас какой!

Мальчик в страхе замер, не в силах пошевелиться и оторвать взгляда от слизняков, которые облюбовали стенки колодца и лениво грелись в кромешной темноте.

— Артем, если тебе страшно, вылезай. Мы что-нибудь придумаем. Может позовем сейчас кого-нибудь, — беспокоясь за сына, сказала Ирина.

Артем немного помолчал, собираясь с мыслями и силами, потом проговорил:

— Нет, мам, я должен найти котенка. Он же погибнет тут один.

— Ты видишь его? — спросила Ирина.

— Нет. Я тут вообще ничего не вижу. И не слышу теперь тоже. Он молчит. И тут так жарко! В куртке неудобно совсем.

— Попробуй позвать, может отзовется. И осторожнее там! Не поранься.

— Хорошо, мам.

Артем начал звать малыша, но на его зов откликалась только Мурка, которую сейчас Ирина держала на руках. Мальчик потихоньку двигался вглубь колодца, стараясь не дотрагиваться до горячих труб. Заглядывал в самые темные закоулки, но так и не мог увидеть котенка.

Пока продолжалась операция по спасению, подошли и другие жильцы подъезда.

— Может колбасой его приманить? — предложила тетя Маша с седьмого этажа. — Он, наверное, голодный. На запах, глядишь, и выйдет.

Кто-то сбегал за колбасой. Кто-то принес в миске молоко. Но и это не помогло. Котенок затаился и не подавал никаких признаков жизни. Мурка нервничала, Ирина переживала за сына и за Муркиного малыша.

Сколько времени уже Артем провел в колодце, не знал никто. Котенок молчал. Молодая женщина уже начинала отчаиваться. Кошка вырывалась из ее рук. И вдруг из колодца раздался приглушенный голос мальчика:

— Я вижу его! Он спрятался под трубой в самом низу. Не знаю пока, как туда подлезть. Он далеко от меня, я не дотягиваюсь. А начинаю пробовать достать его, он от меня уползает. Я не знаю, как его достать!

И вдруг кто-то предложил:

— Давайте кошку туда спустим. Может он к мамке побежит?

Ирина передала сыну кошку, на которую надели шлейку и поводок. Мурка была не очень довольна подобным произволом, но, когда дело касалось спасения своего которебенка, можно было и потерпеть. Артем аккуратно поставил кошку на пол и не успел он открыть рот, как из-под труб пулей выскочил насмерть перепуганный маленький котенок и кинулся к кошке-маме. Артем едва успел его схватить, ударившись при этом головой об трубу.

— Есть! Он у меня! Забирайте, — закричал он снизу. — И кошку тоже, а то она вырывается.

Под громкие крики «Ура!» и «Слава Богу!» маленький герой и спасенные им кошка с котенком были подняты из люка. Взрослые хлопали мальчика по плечу и говорили, какой он молодец. Мурка вылизывала малыша, а Ирина села на скамейку, обняла своих детей и спрятала вдруг навернувшиеся слезы.

Кошку вместе с котенком забрали из подъезда жить домой. Когда малыш, которого назвали Барсик, подрос, ему нашли новый дом, где его бесконечно любят и заботятся о нем. Мурка так и живет в семье. Никто не знает, почему она тогда вернулась только с одним котенком и где другие ее малыши. Возможно, они все погибли и в живых остался только Барсик. Мурка больше не гуляет на улице. Она теперь домашняя королева, которую все в буквальном смысле носят на руках. Но иногда она садится на подоконник, смотрит во двор и вдруг начинает шипеть. Это всегда происходит, когда она смотрит на крышку канализационного люка. И мы до сих пор не знаем, как ее крошечный котенок оказался тогда в колодце.

Серый друг

Эту невероятную историю рассказал мне мой бывший одноклассник, живущий теперь на далеком Алтае. Учились мы вместе только в первом классе, после чего родители забрали его в поселок Борзовая Заимка, что расположен в тринадцати километрах от Барнаула. Поселились они в старом дедовском доме, да так с тех пор Славик там и живет.

Дед его был охотником. И не просто охотником, а человеком старой закалки, который никогда не брал у природы больше, чем ему или его семье было нужно. Капканов не ставил, а бил только из ружья метко и наверняка. И всегда просил прощения у леса и животного, которое становилось его добычей.

Славик по малости лет деда не понимал и все спрашивал:

— Деда, а, деда, зачем ты прощения просишь? Лес ведь не живой, он тебе все равно не ответит.

Дед только улыбался в усы и отвечал:

— Ошибаешься, внучок, лес — живой. Оглянись вокруг, что ты видишь?

— Ну, деревья…

— А еще?

— Кусты, траву, — принялся перечислять Славик. — Птицы летают.

— Правильно. А еще?

— Муравьи ползают, букашки всякие. Знаю, что тут звери разные живут, только не вижу их.

Дедушка присел на пенек, достал из рюкзака термос с чаем и пару бутербродов. Порезал овощи, посолил, передал нехитрую снедь Славику и продолжил расспросы:

— Хорошо, а что ты слышишь? Прислушайся.

Славик закрыл глаза.

— Птицы поют, ветер шумит, ветки друг о друга стучат.

— Точно, — дед улыбнулся. — А теперь еще раз закрой глаза и очень внимательно послушай.

— Что я должен услышать?

— Дыхание леса. И не просто услышать. А попробуй почувствовать его, как свое собственное. Как будто ты сам стал лесом и это ты дышишь.

Славик закрыл глаза, наморщил лоб и сосредоточенно принялся слушать дыхание леса. Но вместо этого услышал тихий смех деда:

— Не надо так напрягаться, — потрепал он внука по голове, — а то кажется, что ты хочешь в туалет.

Славик рассмеялся.

— Ладно, внучок, пошли домой, а то бабушка твоя волноваться будет. В другой раз еще попробуешь.

Дедушка встал с пенька, собрал остатки еды, прикопал их под кустом, а обертки и мусор убрал в мешок. Каждый раз, когда они приходили в лес, дед учил внука тому, как нужно вести себя здесь, как ориентироваться, какими тропами ходить. Объяснял, как распознать звериные следы. Как выжить, если вдруг заблудился. Дедушка рассказывал, какие животные и птицы живут по соседству с ними, их повадки, даже характеры. Казалось, он знаком с каждым зверем и с каждой птицей.

Славик слушал, дивился тому, как много знает его дедушка, и постепенно научился любить лес так же, как и он. Юноша с уважением относился ко всем лесным обитателям, мог часами сидеть в тишине и наблюдать за их жизнью. В итоге это и определило его будущую профессию. Однажды на распродаже он купил старенький фотоаппарат и с тех пор с ним не расставался. Любимой темой его фотографий стала природа и ее обитатели.

Охотником Славик не стал. Просто не смог. И на современных охотников с их капканами и ружьями с оптикой смотрел с неприязнью. Слишком часто их деятельность напоминала дела обычных браконьеров. Молодой мужчина хорошо знал лес, каждую его потайную тропку и очень часто в своих странствиях по самым удаленным местам находил припрятанные кем-то капканы, а частенько и мертвых истерзанных животных. И не другие звери были в том виноваты. Славик капканы разбирал, уносил с собой, а потом утилизировал. Но они все равно появлялись с завидной регулярностью.

Однажды теплым летним днем отправился Славик на дальний берег небольшого озерка, спрятанного в глубине леса. Хотелось ему понаблюдать и пофотографировать бобровое семейство, которое с недавних пор там поселилось. Взял с собой запас еды и воды, маленькую палатку, фотооборудование и приготовился провести в лесу пару-тройку дней. Вышел из дому на рассвете и пошел только ему ведомыми тропками на выбранное место.

Путь его пролегал там, где не ходят даже самые заядлые охотники. Славик любил такие тропки, где оставался только он наедине с Батюшкой Лесом. Молодой мужчина впитывал звуки и запахи, прислушивался и приглядывался к той жизни, которую обычные люди не замечают или не хотят замечать. Тут было свое, особое царство. Славик хорошо знал его и любил.

Внезапно какой-то звук привлек его внимание. Что-то, что выбивалось из привычной картины мира. Какой-то не то стон, не то плач. Неожиданно все другие звуки стихли, словно сам лес попросил Славика: «Прислушайся!»

Молодой фотограф остановился и весь обратился в слух. Воцарилась звенящая тишина. Только комары зудели около уха. И тут снова этот не то плач, не то стон. Славик осторожно пошел на звук. Несколько раз пришлось останавливаться и снова прислушиваться, пытаясь определить направление. И вдруг в буреломе в дальнем конце небольшой поляны Славик увидел Его.

Большой серый зверь лежал под кучей разбросанных веток. Его передняя лапа была крепко зажата стальным капканом. Волк уже перестал биться и только тихо стонал, иногда вздрагивая всем своим крупным телом.

Славик остановился, пораженным открывшимся ему зрелищем. Много раз он видел животных, попавших в капканы браконьеров, но к тому моменту, когда фотограф их находил, они были уже мертвы. А тут живой красивый зверь, угодивший в стальную ловушку.

Славик любил всех животных, но к волкам относился с особым почтением. Было время, когда он внимательно изучал все, что попадалось ему об этих созданиях. И всегда возмущался тому, насколько опорочил фольклор этих удивительных зверей. Приписываемые волкам жестокость и жажда крови не просто преувеличены, а вообще не имеют к ним никакого отношения. А устройству их социальной жизни может позавидовать и сам человек. Конечно, в волчьих социумах порой попадались и особи с нестабильной психикой, но такие животные часто становились изгоями и погибали.

Славик не знал, кто перед ним — волк-одиночка, или сейчас из темноты леса за ними наблюдают члены его стаи. Да ему, честно говоря, было все равно. Он застыл, как истукан, не зная, что ему делать дальше. И только смотрел на несчастное, попавшее в ловушку животное.

Внезапно волк вздрогнул, глухо застонал и посмотрел прямо на Славика. И такая чудовищная боль отразилась в его глазах, что молодого мужчину будто ледяным душем окатило. Пелена спала, наваждение ушло, и фотограф наконец снова обрел способность двигаться, а вместе с ней и действовать. Не раздумывая больше ни секунды, он бросил свой рюкзак и оборудование и медленно стал приближаться к лежащему зверю.

Шаг за шагом, очень медленно, стараясь глубоко дышать, чтобы самому успокоиться и не передавать раненому животному своего напряжения, Славик двигался к нему. Волк внимательно смотрел, тяжело дыша и время от времени вздрагивая. Славик, кажется, говорил какую-то чушь в стиле «Маугли». Что-то из «мы с тобой одной крови» тихим ласковым голосом. Подойдя почти вплотную, фотограф опустился на колени и медленно поднес руку к носу зверя. Волк втянул запах и снова посмотрел Славику в глаза.

— Потерпи немного, сейчас я попробую тебя освободить, — тихо сказал Славик волку, немного отводя свой взгляд. Кажется, он где-то читал, что смотреть прямо в глаза животному — это бросать ему вызов. Вот уж чего меньше всего сейчас хотелось, так это чтобы волк воспринял манипуляции Славика, как угрозу.

Волк лежал, не двигаясь. Только внимательно смотрел. Молодой мужчина никак не мог отделаться от мысли, что зверь прекрасно понимает, что происходит, и только поэтому ведет себя спокойно. Лапа волка была сильно повреждена, но Славик не мог понять, насколько все серьезно. Все таки к ветеринарии он не имел никакого отношения, но очень надеялся, что организм зверя возьмет свое, и кости срастутся, а раны заживут.

Фотограф огляделся и заметил крепкую палку, которой он решил воспользоваться как распором. Медленно взял ее в руки, так же медленно поднес к створкам капкана, продолжая говорить со зверем, объясняя ему вслух все свои действия. Славик поставил палку в упор и нажал на рычаг, одновременно чувствуя, как тяжело раскрываются стальные зубья, как напрягается зверь, готовый немедленно вырваться из захвата. Славик и думать боялся, что будет, если он не справится. Если сейчас створки, которые только начали приоткрываться с таким трудом, вдруг снова захлопнутся, причинив волку еще большие страдания. О себе в тот момент он не думал вообще. О том, что может сделать зверь, находящийся так близко от человека, когда этот самый человек причиняет ему боль, тоже.

Молодой мужчина еще чуть надавил на рычаг, створки капкана разомкнулись, волк немедленно выдернул лапу, чуть помедлил, глядя на мужчину, и хромая, скрылся в лесу. Славику показалось, что еще несколько серых теней унеслись в том же направлении. Он бросил палку и в изнеможении прислонился к стволу сосны. Только сейчас он понял, что весь мокрый от пота, что пот заливает ему глаза, что руки и ноги стали ватными, сердце неистово колотилось, а в ушах раздавался грохот канонады. Он медленно сполз на землю и прикрыл глаза.

Через час Славик очнулся и огляделся вокруг. Рядом валялся капкан, испачканный кровью, с прилипшей серой шерстью на стальных зубьях. Мужчина убрал его в мешок, собрал свои вещи и неспешно отправился на озерко фотографировать бобров.

Прошло месяцев девять после того памятного случая в лесу. Несколько раз Славик возвращался на то место, где впервые повстречался с волком. Проверял лесные закоулки на предмет капканов. Но серого собрата так больше не видел. Не удавалось ему и сделать снимки стаи, хотя иногда он надолго уходил в лес и все ждал в тишине, вдруг промелькнет знакомый образ.

Славкины фотографии хорошо покупались. Некоторые стали призерами разных конкурсов. Фотографу даже предложили место в известном журнале и хорошую зарплату. Но менять место жительства он не собирался, уезжать из поселка в перенаселенный город и подавно. Поэтому остался в старом дедовском доме. С прежним доходом и с возможностью уходить в лес тогда, когда ему хотелось.

Как-то в марте решил Славик наведаться на то самое памятное озерцо. Нужны были снимки этого места ранней весной. Как всегда, собрал он вещи, еду и оборудование и отправился в лес.

Озерцо было небольшое, но довольно глубокое, скрытое от глаз в глубине леса. Наведывались сюда обычно рыбаки, да и те только, кто хорошо знал лес и не боялся заплутать. Сейчас, ранней весной, тут не было ни души. Славик установил штатив, прикрепил камеру и залюбовался видом.

В каждый сезон озеро открывало свою красоту по-разному. Летом оно утопало в зелени, скрываясь в густой чаще. Сейчас зеркальная гладь была затянута льдом и припорошена снегом, на котором отчетливо проступали следы зверья. Слева чуть дальше от места, где расположился сейчас фотограф, жило бобровое семейство, за чьей жизнью летом он наблюдал.

Внезапно ему захотелось выйти на лед, пройтись по нему, добраться до другого берега и вернуться обратно.

— Что за ребячество, — подумал про себя Славик. — А все же…

И он решился. Взял камеру в руки, вышел на зеркальную поверхность и начал снимать озеро с другого ракурса. Лед был крепкий, лишь слегка потрескивал под ногами. Славика заинтересовали следы зверей, и он сделал несколько снимков.

Постепенно мужчина добрался почти до середины озера, как вдруг под ногами раздался громкий треск, лед раскололся и Славик понял, что проваливается. Камера ударилась о лед и отлетела в сторону. Мужчина попытался ухватиться за края, но льдина перевернулась, и он снова с головой ушел под воду.

Одежда насквозь пропиталась ледяной водой и камнем тянула Славика вниз. На миг поддавшись панике, фотограф громко закричал, но только эхо было ему ответом, да стая каких-то птиц испуганно взмыла в воздух.

Ноги и руки стало сводить от холода. Славик все отчаяннее пытался вырваться из ледяного плена, но силы стремительно уходили. Казалось, он уже начинает бредить. Перед глазами предстал образ деда, как тогда, в детстве, учивший его умению слушать и слышать лес.

— Только человек, который с уважением относится к лесу, заслужит его уважение, — говорил дед мальчику, сидя у маленького костерка и помешивая ложкой варево в котелке. — Не обижай лес, и он тебя никогда не обидит. Помогай по возможности, и когда-нибудь помогут тебе. Мы — часть этого мира. Только когда мы это осознаем, наша жизнь становится совсем другой. Помни об этом всегда, внучок.

— Дедушка, — немеющими губами, прошептал Славик, — я всегда об этом помню.

Ему показалось, что на губах старика мелькнула легкая улыбка. Видение растаяло, и Славик снова остался один в ледяной воде в глубине леса, где практически не ступала нога человека. Сознание тускнело, руки слабели, тело сковывала неподвижность. Еще чуть-чуть, и Славик камнем отправится ко дну. Он это понимал и смирился.

Вдруг затуманенным взором он увидел какие-то серые тени, вынырнувшие из леса и теперь осторожно приближавшиеся к человеку.

— Помогите, — выдохнул Славик, а может просто подумал.

Тень склонилась над мужчиной, и он вдруг осознал, что это волк. Тот самый серый красавец, которого когда-то он спас из капкана.

— Не может быть, — вновь выдохнул или подумал Славик.

Волк пристально посмотрел мужчине в глаза и оглянулся. Славик мог бы поклясться, что он что-то сказал своей стае, потому что в этот самый миг еще три серые тени подошли к тонущему человеку. Серый Вожак снова внимательно посмотрел на фотографа и на своих собратьев, а потом сделал то, чего мужчина никак не ожидал. Он взял зубами куртку Славика и начал медленно вытягивать его из воды. Остальные трое волков будто страховали Вожака, расположившись у него по бокам.

Сначала Славик был так поражен происходящим, что попросту отпустил руки и немедленно почувствовал, как вода снова начала его затягивать. Волк уперся всеми четырьмя лапами и негромко рыкнул, как бы призывая Славика ему помочь. Мужчина очнулся, ухватился руками за лед и начал медленно-медленно выползать, следуя за движениями Вожака. Волк отступал, вытягивая человека за загривок. Остальные звери напряженно следили за происходящим. Минута проходила за минутой, человек боролся за жизнь, а волк его спасал.

Наконец Славик распластался на льду, не веря, что все еще жив. Конечности онемели, надо было немедленно добраться до рюкзака, где была сухая теплая одежда, спички и термос с горячим чаем. Но сил не было. Он прикрыл глаза, за что был немедленно наказан. Оказалось, стая никуда не ушла. Волк сидел рядом и внимательно разглядывал спасенного. Заметив, что человек закрыл глаза и, кажется, собрался умирать, Вожак довольно ощутимо укусил его за руку. Славик вскрикнул и снова очнулся. Волк боднул его, как бы говоря:

— Ну, давай, брат, иди уже!

Славик широко распахнул глаза и уставился на волка. Вожак снова боднул его.

— Ну… ты… даешь… брат, — дрожащими губами прошелестел мужчина. — Все… иду…

И он пошел. Точнее пополз. Поднимаясь на ноги и снова падая. Но двигаясь в сторону своего лагеря.

На берегу он увидел и других членов стаи, которые сидели и ждали своего Вожака и остальных охотников. Вожак же шел рядом со Славиком, порыкивая, когда ему казалось, что человек снова впадает в забытье. Остальные волки замыкали их строй.

Славик добрался до вещей, дрожащими руками достал одежду, переоделся, развел огонь и налил себе крепкого горячего чая. Волк сидел поодаль и наблюдал. Остальная стая растворилась в лесу, как только нога человека ступила со льда на землю. И только Вожак пока не уходил.

Был он необыкновенно красив. Высокий и статный, с крепкими конечностями и широкой грудью. Густой серый мех, темный на спине и боках. Крупная голова с торчащими ушами, которые, как локаторы, вслушивались в сгущающиеся сумерки. Темные проницательные глаза. В них, казалось, отражалась сама Вечность. Пушистым хвостом он обнял свои лапы и сидел, внимательно глядя на человека. Славик оглядел его лапы. Следов он капкана не осталось, чему мужчина очень порадовался.

Все еще слабо веря в то, что только что произошло, Славик сказал Вожаку:

— Спасибо тебе, брат! Без тебя я бы погиб.

Волк поднялся на лапы, потянулся, зевнул, обнажив при этом внушительные клыки, еще раз взглянул на человека, как бы говоря: «Ты уж не плошай так больше» и исчез в темноте. Славик еще немного посидел у костра, вслушиваясь в звуки ночного леса, а потом забрался в палатку и уснул.

Проспал он долго, проснулся, когда солнце было уже высоко. Громко пели птицы, ветер шумел кронами деревьев, лед на озере слегка потрескивал. Славик посмотрел на предательскую гладь. Где-то там остался его фотоаппарат, но ступать на лед он больше не решался. Мужчина вздохнул и решил, что потеря камеры не самое страшное событие в его жизни. А вот то, что он не смог сделать снимки Вожака, когда он был в такой близости от него, расстраивало.

— Может оно и к лучшему, — подумал Славик. — Все, что произошло, только между нами.

— Спасибо тебе, брат! Ты спас мне жизнь. Без тебя я бы погиб, — еще раз проговорил Славик, когда собрал лагерь и двинулся в сторону дома. Ему показалось, ветер принес отдаленный волчий вой.

Случилось это много лет назад. Славик все эти годы продолжал ходить в лес, убирать капканы и фотографировать его обитателей. Но он больше никогда не видел Серого Друга, хотя ему всегда казалось, что за ним внимательно наблюдают темные проницательные глаза, в которых отражается Вечность.

Чудеса случаются, даже если их совсем не ждешь

Декабрь выдался суматошный. Дел было невпроворот, на работе предновогодний аврал, а тут, как назло, простуда прицепилась. И на больничный не уйдешь, и работать тяжело. Каролина положила в стол рулон бумажных полотенец и спрятала капли для носа, чтобы были под рукой. Голова болела, и ей никак не удавалось сосредоточиться. Но делать нечего, до окончания рабочего дня еще три часа, придется потерпеть.

— Лина, ты чего такая бледная? — спросила Катя, секретарша начальника, заглядывая в кабинет. — Плохо себя чувствуешь?

Каролина кивнула и закашлялась.

— Иди домой, я тебя прикрою, — Катя заговорщически подмигнула. — Шеф все равно уже уехал.

Каролина поблагодарила, быстро собралась и ушла. Она работала бухгалтером на фармацевтическую компанию уже около пяти лет. Работа не пыльная, доход приносила приличный, но скучная. Жаловаться, конечно, было грех, но Каролине хотелось чего-то творческого, где могла развернуться фантазия. И более свободного. Мать по этому поводу безжалостно пилила дочь, внушая, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Отчасти девушка с ней соглашалась. Но только отчасти.

Еще одним камнем преткновения между матерью и дочерью было ее несостоявшееся два года назад замужество и добровольное, по мнению матери, отшельничество дочери, которая не только ни с кем не встречалась, но вообще никуда, кроме работы, не ходила. И даже когда подруги звали ее то в кино, то в кафе, Каролина отказывалась, оставалась дома, читала книги, что-нибудь рисовала или постигала онлайн какой-нибудь новый рукодельный курс. Выходить в люди девушка категорически не хотела, предпочитая общество своей собаки общению с людьми.

— Ну что ты все дома сидишь, как бабка старая! — выговаривала по телефону мать. — Сходила бы куда, с людьми пообщалась. Глядишь и встретила бы кого. А так до пенсии одна и просидишь. А я внуков хочу.

Каролина вздохнула. Эту песню про внуков она слышала уже не первый год.

— Мама, все успеется. И замуж выйти, и детей нарожать.

— Тебе почти тридцать, все подруги уже замужем и с детьми, одна ты осталась, — проворчала мать. — Время идет. Моложе ты не становишься.

И вот так всегда. Хоть не звони матери совсем.

Каролина устыдилась своих мыслей, но глубоко внутри засело гадкое скребущее чувство, что у нее всегда не так, как у людей. Интересы, предпочтения, мировоззрение. То, что другие считали вершиной успеха, Каролина воспринимала как крысиные бега, в которых невозможно достичь удовлетворения и полноценного счастья. Семью она хотела создать только с надежным человеком, а не бросаться в омут с головой, лишь бы выйти замуж.

После расставания с Игорем Каролина перестала доверять мужчинам, а порой и побаивалась их. Помнила еще, как по пьяной лавочке Игорь залепил ей пощечину, да так, что потом на скуле остался фиолетовый синяк, который никаким тональным кремом невозможно было спрятать. Ну разве расскажешь матери, почему она в конце концов выгнала жениха, вернув ему кольцо и разорвав все отношения. Каким он порой бывал нетерпимым и жестоким. Как требовал от нее полного отчета о ее действиях, проверял телефон и электронную почту, ревновал на пустом месте, придирался ко всему, что она делала. Как летали котлеты по кухне вместе со сковородой, когда они казались ему пересушенными. Как безжалостно он изрезал ножницами ее любимое летнее платье, потому что оно, по его мнению, было слишком открытым. Да многое еще можно было вспомнить и рассказать, но на все это у матери был один ответ — сама виновата. Такого мужика упустила. Для нее важным было лишь то, что Игорь — директор крупной компании, у него своя трехкомнатная квартира, загородный дом и огромный серебристый «BMW», на котором однажды он подвозил «будущую тещу» в поликлинику.

Наверное, и мать можно было понять. Она всю жизнь прожила в коммуналке, одна воспитывала дочь, постоянно испытывала недостаток в деньгах и поэтому хотела, чтобы Каролина избежала ее судьбы. А то, что дочь отказалась от такого подарка в лице Игоря, считала блажью и откровенной глупостью.

Но самое главное, о чем Каролина вообще ни за что бы не заикнулась матери, то, что Игорь был категорически против Лининой собаки. Он настаивал после свадьбы отдать кому-нибудь Бальтазара, потому что в его доме блохастой твари делать было нечего. Каролина два года терпела его придирки, прятала собаку в ванную, когда Игорь заходил к ней. Но однажды Бальтазар, или как Лина ласково его называла, Тазя, выскочил из ванны, прыгнул Игорю на колени и обслюнявил его дорогой пиджак. После чего немедленно получил удар коленом в живот, заскулил и спрятался за диван. Этого Лина стерпеть уже не смогла. С непонятно откуда взявшимися силами она схватила мужчину за руку, рывком подняла с дивана и вытолкала за дверь.

— Ну и оставайся со своей блохастой тварью, дура несчастная, — заорал на нее Игорь.

Дура несчастная швырнула кольцо ему в лицо и захлопнула дверь.

Из-под дивана, поджимая хвост, выполз Бальтазар и принялся слизывать текущие из глаз хозяйки слезы. Каролина обнимала лохматую голову, целовала мокрый черный нос и говорила, что больше никогда и никому не даст его в обиду.

Каролина пришла домой, и мохнатый метеор тут же запрыгнул к ней на руки.

— Подожди, миленький, сейчас сходим на прогулку, — сказала она. Лина раздумывала, одеть ли шлейку или оставить собаку в ошейнике. Решив, что и в ошейнике ничего не случиться, прицепила поводок и вышла в подъезд.

День был по-зимнему морозный. Уже сгустились сумерки, и многие люди спешили с работы домой. Девушка выбрала свой обычный маршрут через парк к озеру и обратно. У озера можно было спустить собаку с поводка и дать ему возможность вволю набегаться. Надо сказать, если Бальтазар не получал необходимую нагрузку в виде сумасшедшего бега по пересеченной местности, он принимался крушить все, что ему попадалось дома. Однажды он разодрал кресло, а на следующий день такая же судьба постигла и диван. Каролина только успевала заштопывать его проделки и выслушивать от матери очередные нотации.

Сегодня Лина не могла долго гулять. Голова болела все сильнее, временами подкатывала тошнота, ноги стали противно ватными. Девушка решила смириться с неизбежными потерями и отдать Бальтазару на разгрызание старые тапочки, но не спускать его с поводка. Она уже собралась поворачивать обратно к дому, как в поле ее зрения попала компания подростков, которая шла по дорожке навстречу и громко смеялась. Лина посторонилась, пропуская шумных ребят, и только смогла услышать, как один из них сказал:

— Вот сейчас, давай.

И вдруг сзади раздался громкий хлопок разорвавшейся петарды, которую подростки бросили прямо под ноги Каролины. От неожиданности девушка вздрогнула и вдруг ощутила, как вырывается из ошейника Бальтазар.

— Нет, Бальтазар, стой! — закричала она. Но собака уже неслась, не разбирая дороги, по направлению к оживленной трассе, на которой в это время было много машин. Каролина побежала за ним, а сзади раздался довольный хохот двуногой плесени, которая, сотворив гадость, радуется, что кому-то стало от этого плохо.

Каролина пробегала по улицам близлежащих районов весь вечер и половину ночи. Домой она вернулась часам к двум утра, не раздеваясь, упала на диван и разразилась рыданиями. Сердце разрывалось от мысли, что ее любимый Бальтазар сейчас где-то один, напуганный, замёрзший, потерянный, а она ничего не может поделать. Перед глазами проносились картины одна страшнее другой. И как не гнала девушка эти мысли, они все равно упорно лезли в голову. Под утро Лина забылась тревожным сном.

Около восьми она проснулась и поняла, что окончательно заболела. Поднялась высокая температура, горло саднило, из носа текло, а легкие разрывал глухой кашель. Девушка еле доплелась до кухни, высыпала на стол медикаменты и занялась самолечением. Она упорно решила не вызывать врача, дождаться, когда спадет температура и снова идти искать Бальтазара. А пока напечатать объявления, чтобы во время поисков расклеить их на всех подъездах и столбах.

Увидев фотографию любимой собаки, Каролина снова заплакала. Как она корила себя за то, что не надела шлейку! Ведь из нее он вряд ли смог так легко вырваться, а она успела бы подхватить его на руки и не дать возможности убежать. Ошейник вместе с адресником остался у Лины. И даже если кто-то сможет поймать Бальтазара, как его вернут хозяйке, если все данные записаны на самом ошейнике и адреснике. Чип Каролина так и не поставила, и тоже сейчас об этом ужасно жалела.

Минут через сорок девушке показалось, что в голове проясняется. Она оделась и вышла на улицу.

Поиски так ни к чему не привели. Прохожие такую собаку не видели. На дороге сбитых животных не было. Каролина расклеила все напечатанные объявления и поплелась домой. У нее снова начинался жар.

Самолечение ничего не дало, и девушка загремела в больницу с осложненной двусторонней пневмонией. От высокой температуры у нее начался бред, ее мучили кошмары, в которых она находила окровавленное истерзанное тельце Бальтазара, а он ей говорил, что это она виновата во всем.

Врачам удалось справиться и с пневмонией, и с ее осложнениями. Физически девушка пошла на поправку, но ее душевное состояние восстанавливалось гораздо хуже. Лина сильно похудела, отказывалась от еды и все время плакала. Мать сидела с ней. Первое время она еще пыталась говорить дочери, что не стоит так убиваться, что это всего лишь собака, и если уж ей так хочется, то она всегда может завести себе новую. Но когда Каролина вдруг страшно закричала, а потом заплакала так, что пришлось колоть ей успокоительное, мать задумалась и больше подобного не говорила. Девушке пригласили психолога, и с его помощью Каролина стала выкарабкиваться из темноты.

Лина вышла из больницы в середине февраля. О Бальтазаре не было никаких новостей уже больше двух месяцев. От ее объявлений на подъездах и столбах не осталось и следа. Девушка напечатала и расклеила их вновь, хотя разум говорил ей, что все напрасно, что собака скорее всего погибла и надо смириться с ее потерей и жить дальше.

Завести нового питомца Каролина не смогла. Не смогла она и выбросить вещи Бальтазара. Его амуницию, игрушки, миски. Все так и осталось на своих местах, словно сам дом ждал возвращения собаки. Лина примкнула к волонтерам, помогавшим бездомным животным в их городе. Теперь уже она не бежала после работы домой, а ехала вместе со всеми спасать очередную бедолагу, сбитую машиной или провалившуюся в колодец. Часами проводила время в ветеринарных клиниках и даже начала подумывать о смене профессии. Свои рукодельные работы она продавала, а на вырученные деньги покупала корма и лекарства для подопечных животных.

Подруги новое «увлечение» Каролины не одобрили, назвали ее зоошизичкой, после чего девушка прекратила с ними всякое общение. Мать ни во что не вмешивалась, помня о нервном срыве, который перенесла ее дочь. А Лина наслаждалась общением с людьми, которые оказались с ней на одной волне. Она радовалась, что ее труд приносит пользу не только ей, но и тем, кто в ее помощи нуждается. Впервые в жизни она почувствовала себя по настоящему нужной, а дело, которым она занималась, важным. Это давало силы преодолевать трудности. И в какой-то степени все, что она делала, было в память о Бальтазаре.

Летом Лина подала документы на поступление в ветеринарный колледж. Бухгалтерия ее больше не интересовала.

Как-то в конце сентября Каролина сидела в клинике с большим пушистым котом, который выпал из окна многоэтажки и получил серьезные переломы задних лап, вывих бедренных суставов и смещение позвонков. Прогноз ветврачей был не очень благоприятным, операции стоили дорого, за котом должен был быть специальный и постоянный уход. Услышав такое, хозяева решили кота усыпить, чтобы «не мучился». Но Каролина подозревала, что главным аргументом было «не мучиться самим». В тот момент, когда бедолагу принесли на усыпление, она была в клинике и предложила хозяевам забрать у них питомца. Подозрительно на нее посмотрев, бывшие хозяева молча вручили ей кота, забрали переноску и уехали. Вот так неожиданно для самой себя у Лины появился Аякс — какая-то невообразимая смесь норвежского лесного и обычной дворовой мурки. Кот был роскошный: густая пушистая шерсть, крупная голова и мощные лапы, на которых сейчас стояли металлические пластины из титана, фиксировавшие сломанные кости. Окрас его назывался классический мраморный табби, а по-простому — полосатый. Кот был с характером, к врачебным манипуляциям относился с большим недовольством, кусался и орал на всю клинику так, что пугались питомцы, ждущие своей очереди. Каролина как могла его успокаивала, гладила, говорила, что нужно потерпеть, тогда быстрее заживет. Аякс косил на нее зеленым глазом, злобно урчал и норовил отгрызть руку. Лина не знала, смеяться ей или плакать. Наконец, очередной осмотр закончился, врач выдал новую порцию рекомендаций и Аякс был отправлен в громадную пластиковую переноску, которую еще не успел разломать. Каролина вышла из клиники и тут у нее зазвонил мобильник.

— Лина, ты где? — Ленка почти кричала в трубку.

— Я только что вышла из клиники с Аяксом. Что-то случилось?

— Мне только что позвонил Денис. Ему кто-то там сказал, что на трассе в лесу привязана собака. А я, как назло, на работе. Денис готов ехать, но нужен сопровождающий. Сможешь сгонять с ним?

— Хорошо, только Аякса домой отвезу. А уже решили, кто собаку заберет? Куда ее везти?

— Пытаюсь дозвониться до передержки. Я даже не знаю, какая там собака. Сказали, что привязана на трассе и все.

Лина вздохнула. За восемь месяцев волонтерства она насмотрелась на многое, но привыкнуть к равнодушию или откровенной жестокости так и не смогла. И вряд ли когда-нибудь сможет.

Аякс дома был благополучно выпущен из переноски, и Лина спустилась к подъезду. Ждать пришлось недолго. Денис подъехал минут через десять. Каролина не была с ним знакома, а только слышала от Ленки, что он хороший парень и часто помогает, когда волонтерам нужна машина. У него была старенькая «Лада Гранта» темно-синего цвета, за которой он следил, поэтому машина его никогда не подводила. Не сосчитать, сколько животных благодаря Денису волонтеры отвезли в новые дома, которые находились иногда за многие десятки, а иногда и сотни километров от города.

Машина подрулила к подъезду, мужчина выглянул из окна и спросил:

— Каролина?

— Да, а ты Денис?

— Приятно познакомиться, — он распахнул дверь машины и помог девушке сесть. — Ну, что, поехали?

Каролина кивнула. Денис плавно вырулил на дорогу.

— Не знаешь, Ленка договорилась с передержкой? — спросила Лина

— Да, она только что позвонила. Сказали, место есть, вчера щенка отвезли новым хозяевам.

— Хорошо, — девушка устроилась поудобнее на жестком сидении, — а то каждый раз думаешь, куда везти.

— Да уж, это точно.

Из динамиков лилась спокойная музыка, машина плавно скользила по дороге, Каролина на миг прикрыла глаза, и сама не заметила, как провалилась в сон. Проснулась она от того, что машина остановилась и Денис сказал:

— А вот и он.

Тут до ее сознания долетел глухой лай обессиленной собаки. И этот лай показался Лине странно знакомым.

Она выскочила из машины и вдруг остановилась. Денис осторожно приближался к небольшой рыжеватой собачке, которая была привязана за поводок к дорожному ограждению. Привязь была длинной, и собака все время оказывалась прямо на проезжей части. Было видно, что сидит она тут уже давно. Ее некогда роскошная рыжая шерсть была заляпана грязью, на боках виднелись проплешины, а на морде красовалась свежая кровоточащая рана. Собака была страшно худая, и она уже не лаяла, а хрипела.

Денис услышал сдавленный вскрик и обернулся. Из глаз Лины лились слезы. Она протянула руки и шла к собаке, шепча:

— Бальтазар, миленький, это ты! Бальтазар…

Пес недоверчиво смотрел на приближающуюся девушку, приподнимая верхнюю губу и показывая зубы. Он пятился и глухо, угрожающе рычал. Лина медленно приближалась, ласково называя его по имени. Она опустилась на колени и протянула руку. Бальтазар остановился, принюхался, недоверчиво склонил голову и посмотрел прямо на Лину. В его глазах потихоньку стало появляться узнавание, хвост слабо завилял и вдруг он рванулся прямо к девушке, запрыгивая к ней на руки. Каролина прижимала к себе грязный вонючий комок, целовала в раненую мордочку, а Денис в это время отвязывал поводок от ограждения. На руках девушка занесла собаку в машину.

Сначала Лина и Денис показали Бальтазара ветеринару, а после отвезли его домой. В этот вечер Денис долго не уходил от Лины. Вместе они отмыли собаку от грязи, высушили, расчесали оставшуюся шерсть. Обработали его раны, сделали уколы. Аякс настороженно смотрел на двух пришельцев, которые так внезапно нарушили его единоличное барское существование. Но потом проникся дружескими чувствами к ним обоим. После сложных операций и долгого лечения Аякс снова встал на свои четыре лапы и смог вместе с Бальтазаром носиться по квартире. Они составили неплохой дуэт — Аякс сбрасывал вещи с полочек, а Бальтазар с восторгом их разгрызал.

Потом Лина и Денис переехали в небольшой загородный дом, и вот тут хвостатая парочка развернулась вовсю. Двор стал их площадкой для игр и веселья, а вскоре к ним присоединились и другие спасенные животные.

С тех пор Каролина и Денис неразлучны. Они обрели друг друга благодаря своей бескорыстной помощи тем, кто слабее. Бальтазар вернулся в жизнь Каролины после почти девяти месяцев скитаний. Аякс получил второй шанс на жизнь тогда, когда надежды у него почти не осталось. Все-таки чудеса случаются, даже если их совсем не ждешь.

История Бима

В нашей волонтерской практике тысячи историй: радостных и грустных. За годы, что мы занимаемся этой нелегкой работой, через наши руки прошли сотни и сотни животных. Кого-то нам удалось спасти, а кого-то мы не успели. Кто-то из наших подопечных обрел новый дом и новую жизнь, а кто-то так и остался жить вместе с нами.

Сегодня я хочу рассказать историю о прекрасном маленьком песике, которого мы назвали Бим. История эта очень простая и незамысловатая, но я надеюсь, она вам понравится.

— Поздравляем с днем рождения, ура! — мы подняли бокалы с соком.

День рождения Светланы открывал череду корпоративных октябрьских праздников в студии. Отмечали как всегда роскошно: роллы из ближайшего кафе, торт и сок. На празднование отводилось полчаса в перерыве между уроками. А после обеда и до самого вечера снова нескончаемый поток учеников.

У меня же был выходной, и приехала я на работу только, чтобы поздравить подругу. Так что могла себе позволить немного расслабиться. Я сидела, потягивала сок и болтала с девочками, когда раздался телефонный звонок.

— Наташ, тут щенок на остановке, бегает прямо перед машинами, — голос Ольги был взволнованным. — Не знаю, что делать. Его там раздавят просто.

Вот так и бывает. Никогда не знаешь, как в следующий раз у тебя появится новый подопечный.

— Хорошо, я на работе, сейчас тут закончу и подъеду.

Благо праздничный обед уже завершился.

Было 11 октября.

Я прыгнула в машину и поехала на встречу с очередным мохнолапиком.

Никогда не знаешь, кто будет следующим. Сколько лет уже мы занимаемся спасением животных, сколько их прошло через наши руки, сколько было радостных и грустных историй. Я вижу бездомных каждый день, я кормлю их каждый день. Но я до сих пор не могу понять, как мы выбираем тех, кого мы не просто кормим, а чьей судьбой занимаемся до самого конца.

На этой остановке всегда бегают собаки. Рядом несколько продуктовых магазинов и конечная маршруток. Сердобольные прохожие и водители их подкармливают. Периодически раздаются истеричные вопли какой-нибудь злобной бабы, что всех надо перетравить. Иногда какой-то недочеловек делает это. Но собаки все равно появляются тут.

Вот и на этот раз между Газельками сновали три взрослых небольших собачки, а вместе с ними мелкий белобрысенький щенок. Он, поджав хвостик, бегал от машины к машине, периодически опасно выбегая на дорогу.

Мы попробовали подозвать его, но он только отбежал в сторону, испуганно прижав уши и хвостик.

— Да он такой, не подходит, — сказал один из водителей. — Шуганный очень. Мы их тут кормим немножко.

Мы переглянулись. Быстро сбегав в магазин, Оля вернулась с набором куриных шей.

— Ничего больше не было, — сказала она. — Давай хоть так попробуем приманить.

В результате мы приманили только взрослых собак, а малыш так и жался пугливо поодаль.

Некоторые водители с интересом наблюдали за происходящим, другие презрительно отвернулись, наверное, подумав, что двум взрослым теткам явно больше нечем заняться. Люди проходили мимо. И только один из водителей вызвался помочь.

— А зачем вы его ловите? — только и спросил он.

— Да забрать хотим, — детали мы решили не уточнять.

Наверное, с полчаса мы разными хитростями и уловками пытались приманить малыша. Скормили почти все мясо, но безрезультатно. Видно было, что он голоден, но подходить близко панически боялся.

И вдруг как-то так получилось, что, разговаривая, мы образовали что-то напоминающее треугольник, и малыш оказался внутри, хвостиком ко мне. Меня как кольнуло изнутри. Мгновенно нагнувшись, я схватила его и подняла на руки. Малыш перепугался и тут же впился зубами мне в руку. От боли и одновременно от радости слезы навернулись на глаза.

— Спасибо вам, — поблагодарив водителя маршрутки, мы бегом кинулись в машину, потому что малыш извивался у меня в руках и норовил вырваться.

— Ух, вот егоза, — сев за руль, я передала вертлявого мальчишку Оле.

В машине щенок затих. Видно было, что он ужасно напуган, но сопротивляться перестал.

— Откуда же ты тут такой хорошенький взялся, — проговорили мы.

Малыш был белоснежный с небольшими светло-коричневыми пятнышками на мордочке, ушках и тельце. И как водится, грязный, вонючий и с неимоверным количеством блох.

— Ну что ж, поехали, дружочек, — обращаясь к нашему новому подопечному, сказала я.

— Я назову его Бим, — проговорила Оля. — Не знаю почему, но мне хочется назвать его Бим.

— Привет, Бим! — малыш в ответ только испуганно покосился на меня.

Бима мы привезли на дачу, где у нас уже обитали несколько постоянно живущих собак и стояли пара будок для тех, кого мы периодически подбирали и затем пристраивали в добрые руки. Как только мы приехали, Черныш — наш самый старший и самый крупный мальчик — деловито обнюхал щенка, внимательно посмотрел на нас, словно говоря: «Ну вот кого вы опять мне притащили», вздохнул и ушел в свою будку. Бим пугливо жался к нашим ногам, беспокойно оглядываясь вокруг. Мы настелили сено, надели новый ошейник на щенульку, показали ему место, куда можно спрятаться, дали еды и воды и уехали.

Каждый раз, когда появляется новый подопечный, у нас наступают бессонные ночи. Всегда страшно оставлять их одних на новом месте. Как они там, не испугаются ли, не запутаются ли. Вдруг опрокинут миску с водой и останутся без питья. Вдруг какой-нибудь недочеловек обидит. И еще куча разных подобных мыслей проносятся в голове. Нет, к сожалению, у нас приюта с крепкими стенами и охраной, где можно оставить животных под присмотром и спокойно уйти домой, думая только об их дальнейшем пристройстве. Поэтому выкручиваемся так, как можем. И не всегда это получается удачно.

Но в этот раз нам повезло. Бим оказался совершенно беспроблемным щенком. Уже на третий день пребывания на даче он радостно встречал нас, бежал общаться, с удовольствием гулял, подружился со всеми собаками и влюбил в себя всех окружающих. Игривый, веселый, добродушный, забавный и очень смышленый, Бим никого не оставлял равнодушным. Черныш на правах старшего взялся за его воспитание. И невозможно без смеха было смотреть на то, как маленький щеночек атакует огромного грозного пса, а тот в притворном поражении падает на спину и подставляет ему пузо.

Бимку мы полюбили бесконечно, но у каждой собаки должен быть свой собственный хозяин, поэтому после всех обработок и прививок мы начали искать ему новый дом. Наверное, есть счастливые звезды и для собак, потому что неделю спустя под объявлением о пристройстве написала девушка Замира с вопросом о том, отдаем ли мы собачку в село.

Когда столько сил, эмоций, финансов и времени вкладываешь в каждого питомца, к вопросам пристройства подходишь очень придирчиво. Многие обвиняют волонтеров в том, что они неохотно отдают подопечных, задают слишком много неудобных вопросов, придираются и требуют обратной связи. И у каждого волонтера есть свои пунктики, как то, «не отдавать в пригород», «не отдавать пожилым людям», «пристраивать только в квартиру», «пристраивать только без самовыгула» и т. д. Наверное, это правильно. Потому что каждый питомец сровни ребенку, и хочется для своего мохнатого ребенка только лучшего. Поэтому всегда возникают сомнения, какие бы золотые руки не попались.

В этот раз было так же. При разговоре Замира мне понравилась. Она искала собачку для своей пожилой мамы в деревню. Раньше собачки уже были, и отношение к ним было очень хорошим. Но сомнения, ох уж, эти сомнения, все равно были. Посоветовавшись, мы с Олей решили, что готовы отдать Бима этой семье.

Начало декабря ознаменовалось небольшими снегопадами и легкой минусовой температурой. Дорога предстояла неблизкая. До Индерки ехать около 120 км.

Бимка запрыгнул в машину и всю дорогу спокойно сидел и смотрел в окно. Он не скулил, не метался и вообще вел себя так, как будто происходило то, что должно было произойти.

А у нас кошки скребли на душе. Вот всегда так. Подберешь кого-нибудь, отмоешь, пролечишь, откормишь, вложишь душу, влюбишься… И тут подходит время расставаться. И всегда словно огромную часть души оставляешь вместе с ними.

До Индерки добрались быстро и без приключений, благо погода была хорошая, машин на трассе немного. В самом селе Замира встретила нас около магазина и показала дорогу к дому. Бим деловито обнюхал руки девушки, завилял хвостом и улыбнулся той особенной улыбкой, которая была только у него.

— Какой он хорошенький, — умилилась Замира. — Просто чудесный мальчик!

Мы дружно закивали головой.

К дому подъехали минут через пять. Бимка вошел во двор и принялся обнюхивать место. Мы подошли к его будке и присвистнули. Это был огромный добротный домик для собаки, сделанный из хороших досок и качественно утепленный. Внутри было настелено ароматное сено. Мы еще подумали, что в такой будке преспокойно уместился бы и кавказец, что уж тут говорить о нашем малыше. Такие замечательные будки нам и не снились. Мы обходились тем, что могли сколотить своими руками, да еще и из материала, зачастую собранного на ближайших помойках. Или из строительных поддонов, которые периодически нам удавалось найти валявшимися на дороге.

Бимка забрался внутрь и принялся рыться в сене, когда Замира вынесла ему громадный кусок вареного мяса.

— Вот это да! — воскликнули мы одновременно. — Вот это мы понимаем, еда! Это вам не какие-нибудь кашки на мясных обрезках.

Бимка от мясца отказываться не стал, взял его в зубы и спрятался в будку. Только его хвостик мы и видели.

— Чудеса, да и только, — сказала я. — Такое ощущение, что он тут жил всегда, а не только что приехал.

— Значит, это его настоящий дом, — проговорила Оля.

Замира счастливо улыбнулась и пригласила нас в дом. Мы познакомились с мамой, для которой девушка и брала собачку. Мама Замиры лежала в кровати со сломанной ногой и все пыталась встать, чтобы напоить нас чаем. Давно мы не были в таком гостеприимном доме. Просидели мы в гостях часа три, если не больше. Пили чай, ели вкусную домашнюю выпечку, разговаривали и много смеялись. В таких домах время всегда течет незаметно. И вот уже стали сгущаться сумерки, когда мы опомнились.

— Ого, сколько уже времени, — удивились мы. — Пора бы уже и домой.

Мы попрощались с мамой Замиры, пожелали ей скорейшего выздоровления и вышли во двор. Бим давно расправился с куском мяса и теперь лениво возлежал в будке, выставив наружу только свой маленький черный носик. Мы подошли, опасаясь, что он сейчас начнет скулить, рваться за нами, как это обычно бывает, когда мы увозим собачек новым хозяевам. Но не тут-то было. Бимка спокойно посмотрел на нас, словно говоря: «Вы еще здесь? Ну езжайте уже, чего уж там. А мне и тут хорошо!»

— Никогда такого не видела, — сказала я. — Он на самом деле дома.

— Ладно, поехали, а то сейчас расплачусь, — проговорила Оля.

Мы поцеловали Бимку в носик, еще раз поблагодарили Замиру за гостеприимство и подарки, попросили присылать побольше фотографий и поехали домой. Всю дорогу мы только и говорили о непостижимом поведении собачки, о его просто мгновенной адаптации на новом месте, о том, что еще есть на свете такие добрые, отзывчивые и гостеприимные люди и о том, как приятно встречать таких людей и общаться с ними. Мы были уверены в том, что наш малыш в надежных руках и все у него будет хорошо!

Дорога обратно, как известно, всегда быстрее. Вот и мы долетели домой невероятно быстро. И почти у самого дома нас ждал сюрприз — четыре черненьких мохнатых колобочка, бегавших прямо по трассе. У волонтеров очень интересная арифметика — минус один, плюс четыре. Но это уже совсем другая история…

Героями не рождаются

Ванька Воробьев, четвероклассник из сорок шестой школы, был во всех смыслах гордостью своих родителей. Круглый отличник, чемпион среди своих сверстников по шахматам, «математический гений», как любила называть его мама. Но вот одна беда — был он хрупким, слабеньким, самым маленьким в классе, часто болел, из-за чего Ольге Сергеевне пришлось уйти с работы и посвятить себя заботе о сыне. Алексей Андреевич утешал жену, говорил, что с возрастом мальчонка окрепнет, вытянется, что сам он в младших классах был маленьким и слабым, а теперь вон метр восемьдесят и сплошные мышцы. Ольга Сергеевна кивала, соглашалась с мужем, но в глубине души беспокоилась, глядя на бледную прозрачную кожу мальчика, на синие прожилки вен, которые было видно «невооруженным глазом», на тонкие руки и ноги. Бабушка удивлялась, говорила, как в таком теле душа держится, и часто Ольга Сергеевна думала точно так же.