Бесплатный фрагмент - Исповедь православного скептика, или Парадоксы религиозного просвещения

Аннотация

Сочетание понятий скептик и религия как правило вызывает настороженность, а порой недоумение у верующих, и сдержанно-негативную реакцию у служителей культа.

Но если причины и мотивацию такой реакции со стороны священничества и представителей богословских кругов любой конгрегации еще можно объяснить и как следствие «оправдать», то подобное отношение к скептическому анализу со стороны верующих не только не заслужено, ошибочно, но и неприемлемо.

Ведь именно скептический подход к изучению духовного наследия исповедуемой религии способен помочь верующему воплотить в жизнь основную целевую функцию духовного развития — вера должна быть не слепой, а осознанной.

Раскрыть суть отношений, возникающих между религиозными скептиками и церковью, найти объяснение тем неоднозначностям и парадоксам православной доктрины, которые проявляются и становятся очевидными верующему, вставшему на путь религиозного просвещения — ответы на эти вызовы составили основное содержание данной работы.

ОБ АВТОРЕ

Сергей Михайлович Горохов

Родился 5 мая 1950 года в г. Львове.

Окончил Одесский технологический институт холодильной промышленности (инженер-теплофизик) и аспирантуру кафедры физики Ленинградского института точной механики и оптики.

С 1972 года в течение двадцати лет работал в научно-исследовательском институте оборонного профиля.

Являлся главным конструктором ряда крупных программных комплексов специального назначения, членом Совета главных конструкторов Министерства радиопромышленности СССР и Межведомственного совета по автоматизации проектирования.

Трижды номинант премии Совета Министров СССР в области науки и техники.

Кандидат технических наук с 1979 года.

Решением ВАК СССР в 1990 г. присвоена степень доктора технических наук.

Преподавал на кафедре прикладной математики и вычислительной техники Одесской государственной академии холода.

В 1991 г. решением Высшей Аттестационной Комиссии Украины присвоено ученое звание профессора этой кафедры.

С 1995 года — академик Международной Академии Информатизации и Академии Связи Украины.

Автор более 100 научных работ в области теории нестационарного тепло- и массопереноса, регулируемых тепловых процессов в радиоэлектронной аппаратуре, разработки программного обеспечения и защиты информации.

Член специализированного докторского Совета в Одесской Национальной академии связи им. А. С.Попова.

Депутат Одесского городского совета IV созыва, депутат Одесского областного совета V созыва.

Предисловие

Казалось бы, очевидное, не вызывающее никаких колебаний утверждение о том, что религиозная составляющая жизни верующего христианина должна сопровождаться повышением уровня его духовного образования, неожиданно для меня вызвало серьезные и вполне обоснованные сомнения.

Но прежде чем поделиться своими мыслями по поводу сказанного, предлагаю читателю задать самому себе вопрос и дать на него по возможности честный ответ — как Вы считаете, какая часть (процент) верующих христиан испытывает необходимость изучения духовного наследия исповедуемой ими религиозной доктрины.

Ведь если говорить о православии, то неумолимая, не вызывающая сомнения статистика свидетельствует о том, что, в лучшем случае к истинно (а не декларативно) верующим Российской Православной Церкви и Украинских Православных Церквей можно отнести лишь порядка 20—23% тех, кто отождествляет себя с этой христианской конфессией.

При этом, согласно [1] в украинских православных церквях лишь до 19.7% верующих посещают храмы раз в неделю, а 3.7% чаще одного раза в неделю.

Если сделать поправку на демографический состав этой категории верующих, то сомнение в их желании расширить объем своих религиозных знаний обретет вполне четкие количественные, но отнюдь не масштабные показатели.

Вот только останется вопрос — хорошо это или плохо.

Ответ зависит от того — для кого.

Попробую предположить:

— для священничества — хорошо;

— для самих верующих — не уверен.

Как Вы думаете — почему.

Возможно ответ на этот вопрос Вы найдете в этой работе.

Духовную основу любой мировой христианской религии (а таковыми себя считают католики — 2.2 млрд., протестанты — 0.6 млрд. и православные — 0.2 млрд. верующих) составляют Священное Писание как общий фундамент христианской доктрины и Священные Предания каждой из перечисленных конфессий.

Очевидно, что конфессиональные противоречия мировых христианских религий обосновываются в их Преданиях различным толкованием (или как считают в самих религиях — развитием понимания) Священного Писания.

Но разве Вас не удивляет сам факт отсутствия каких-либо результатов продолжающихся уже много столетий дискуссий и споров самых авторитетных представителей духовенства мировых христианских религий и богословского сообщества в поисках консолидированного видения ответа на, пожалуй, основной вопрос нашего спасения — возможного бессмертия.

А если быть более точным, то ответов на вопросы, связанные с описанием возможной жизни души после смерти до Страшного суда. —

За этими бесконечными дискуссиями уже закрепилось определение схоластических споров.

Хотя более образную характеристику им дала народная мудрость, предложив подобным бесконечным словесным баталиям обидную, но соответствующую действительности аналогию — «толочь воду в ступе».

Еще одним подтверждением сказанному могут служить абсолютно безрезультатные дебаты в поисках ответов на вопросы, связанные с формой и содержанием жизни после смерти, активно обсуждаемых на многочисленных интернет-форумах самым широким кругом участников — от «продвинутых» в изучении Священного Писания верующих, до представителей духовенства и богословия «обосновывающих» в этих дебатах лишь собственную точку зрения многочисленными ссылками на Священное Предание.

Как результат, формируется уверенность в том, что непрекращающиеся все эти столетия дискуссии в изучении Священного Писания, разложенного за это время на мельчайшие кирпичики лучшими умами человечества, не в состоянии привести к качественно новым результатам.

Тогда ради чего сегодня целая армия «исследователей» продолжает этот нескончаемый «творческий процесс» и какой новый информационный продукт мы вправе ожидать от этого сизифова труда.

Фактически все эти дискуссии в христианском мире превратились в поиск дополнительных аргументов, свидетельствующих лишь об истинности (а если быть более точным — убедительности) той, или иной религиозной доктрины (гипотезы, версии) существования наших душ после смерти до момента принятия решения Страшным Судом.

И единственными такими «новыми» аргументами, периодически появляющимися в этих дискуссиях, становятся мистические переживания (откровения) знаковых личностей из избирательно сформированного каждой из религий собственного (своего) перечня Святых отцов, Преподобных, Святителей и Учителей.

Этими объемными и постоянно расширяемыми самими конфессиями списками «угодников Божьих», свидетельствующих об истинности исповедуемой ими религии обладает, подчеркиваю, каждая христианская церковь.

Совершенно очевидно, что конца этим спорам нет и никогда не будет

Остается предположить, что целью и объектом накопления подобных знаний каждой из христианских религий являются исключительно верующие данной конфессии.

Фактически знания отбираются каждой церковью избирательно и формируются «для внутреннего пользования».

Поскольку в среде самих конгрегаций данные, результаты, выводы и утверждения иных религий не принимаются и скорее рассматриваются как информация, направленная на максимальное снижение присутствия своих оппонентов на религиозной карте планеты в качестве «истинных» религий.

Более того, внутри самих христианских конфессий (и православие — не исключение) не прекращается противостояние различных богословских взглядов по существу наиболее востребованных и «чувствительных» вопросов, волнующих простых (рядовых) верующих — таких как локация рая (ада), форма и, главное, содержание жизни после смерти.

И на каждый из этих вопросов существуют различные варианты ответов.

Стремясь расширить объем своих религиозных знаний, двигаясь по пути духовного развития, верующий естественно оказывается перед широкой палитрой противоречивых, а порой и диаметрально противоположных мнений, разъяснений и утверждений, оставленных нам во всей полноте Священного Предания и Преданиях каждой из христианских конфессий.

Но какие из них соответствует действительности.

Ведь если следовать наставлениям церкви, верующие не вправе подвергать сомнению святоотеческие откровения.

Как результат, верующий, поставивший перед собой задачу изучения духовного наследия христианства, «окунувшись» в это множество противоречивых утверждений и мнений, принадлежащих канонизированным историческим персоналиям избранной им религиозной доктрины, предлагаемых ему в качестве ответов те самые актуальные, «животрепещущие» вопросы, сталкивается с двумя ошеломляющими результатами:

1. Священное Писание не дает однозначных, четко сформулированных ответов на эти, волнующие его вопросы;

2. Многообразие возможных вариантов ответов на эти вопросы, представленное во всей полноте Священного Предания, вступает в противоречие с мнениями отдельных исторических личностей, представленных в перечне Святых отцов, Преподобных, Святителей и Учителей избранной им христианской конфессии.

Как результат, на фоне процесса познания становятся все более очевидными две характерные особенности:

— корпоративная зависимость религиозных учений, проявляющаяся в избирательном, целенаправленном использовании отдельных аргументов (святоотеческих откровений) Священного Предания, при этом сознательно и «упорно» игнорирующая те, которые не входят в сферу их «интересов»;

— одержимость отдельных одиозных представителей ортодоксальных религиозных групп, присутствующих в любой христианской религии, пытающихся в агрессивной форме навязывать свое собственное «видение» содержания жизни после смерти в качестве официального учения представляемой ими церкви, и что особенно опасно — критерия (как для верующих, так и священничества) принадлежности в данной конфессии.

Как следствие, подобные ортодоксальные фундаменталисты и религиозные фанатики продуцируют атмосферу нетерпимости к чужому мнению и инакомыслию, не имеющую ничего общего с понятиями уважения, любви, сострадания и милосердия к ближнему, составляющих основу христианского вероисповедания.

В конечном счете присутствие подобных «пастырей», традиционно рядящихся в доспехи «защитников истинной веры», порождает и формирует крайне «сложную» и опасную структуру отношений, возникающих в теле церкви.

Принуждение к слепому исповедованию «единственно верной», истинной религии оказывает разрушительное действие, следствием которого является устойчивое сокращение процента православных верующих в общей численности человеческой цивилизации, которое к настоящему времени за последнее столетие сократилось вдвое до 2,5% населения планеты.

Здесь просто необходимо акцентировать внимание на крайне важной особенности в практике проповедования христианской доктрины, суть которой состоит в обязанности священнослужителей доносить до верующих все многообразие и полноту святоотеческих утверждений и мнений касающихся ответов на те самые актуальные, «чувствительные» и будоражащие сознание вопросов.

Но тогда в чем заключается парадокс религиозного просвещения задаст вопрос читатель и будете прав.

С точки зрения автора, столкнувшись с многообразием различных взглядов, мнений и утверждений, предлагаемых в качестве описания содержания жизни после смерти, верующий вынужден руководствоваться одним из двух вариантов:

1. Прекратить свои поиски ответов в данном направлении, руководствуясь наставлением Священного Писания — «Мы, живущие на земле, вряд ли можем даже начать постижение реальности духовного мира, пока сами не будем там обитать.

Это процесс, который начинается сейчас, в этой жизни, а завершается в вечности, где мы лицом к лицу будем созерцать то, что теперь мы видим, как бы сквозь [тусклое] стекло, гадательно (1Кор.13:12)»;

2. Обобщив существующие знания, сформировать свое представление (собственное мнение) о жизни после смерти, основываясь на фундаментальных положениях Священного Писания, дополненных наиболее реалистичными сценариями возможного бессмертия, представленными святоотеческими откровениями во всей полноте Священного Предания.

Здесь уместно привести определение понятия собственного богословского мнения в понимании одного из наиболее известных представителей православно-догматического учения — протоиерея Олега Давыденкова [2]:

«Богословское мнение — это суждение по вероучительным вопросам, высказанное богословом, группой богословов или каким-либо церковным органом (в том числе Собором), не получившее общецерковного признания.

Если догматы являются безусловно истинными, то истинность и значение богословских мнений условны и относительны.

Законность существования богословских мнений не означает, однако, что в богословии возможен произвол.

По отношению к богословским мнениям, всегда строго выверяемым в соответствии с церковным Преданием, применяются следующие критерии:

1) критерий истинности богословского мнения, который предполагает согласие со Священным Преданием;

2) критерий допустимости богословского мнения, который предписывает не противоречие со Священным Преданием.

В принципе, догматическое богословие терпит любое богословское мнение, которое соответствует второму критерию».

Вы все поняли?

Я нет.

Во-первых — а имеет ли право рядовой верующий, ставший на путь религиозного развития иметь собственное мнение, и кто является арбитром в его богословской оценке.

Или это право иметь собственное мнение, как следует из определения, принадлежит исключительно священнослужителям и дипломированным богословам, которые в свою очередь далеко не однородны в своих суждениях.

Во-вторых, более существенным является тот факт, что отсутствует ответ на основной вопрос — как быть, если мнения, содержащиеся в Священном Предании, оказываются как минимум неоднозначными.

Более того, дискуссионным становится понятие самого Священного Предания, поскольку как православная, так и католическая церкви апеллируют каждая не ко всей полноте Предания, а к собственной его «редакции» сформированной на основе святоотеческого опыта представителей исключительно данной конфессии.

Так что, казалось бы, правильное и обоснованное по форме приведенное выше определение богословского мнения, по сути оказывается бесполезным на практике.

Но, к сожалению, этим проблемы религиозного просвещения не исчерпываются.

Ведь став на этот путь, верующий рискует оказаться в ситуации, когда его собственное (расширенное) представление бессмертия, не противоречащее Священному Писанию и имплементировавшее отдельные святоотеческие мнения и мистический опыт канонизированных избранной религией исторических личностей, будет содержать отличия от «сценариев» широкой палитры потусторонней жизни, представленных «уполномоченными» на это представителями священничества и богословия.

И, тем не менее, другого пути для сохранения веры не существует.

Весь этот далеко не полный комплекс взаимосвязанных вопросов и опасений не может не волновать верующего избравшего путь религиозного развития.

Сегодня современные технологии обеспечивают нам (верующим) практически неограниченные возможности доступа ко всей совокупности религиозных знаний, сформированной мировыми религиями за последние тысячелетия, разрушая тем самым монополию священничества на предоставление нам избирательно сепарированной в интересах конкретной конгрегации информации.

На многочисленных сетевых интернет-форумах верующие свободно ведут дискуссии обсуждая самые сложные и неоднозначно трактуемые положения мирового духовного наследия, аргументация и уровень которых отличается в лучшую сторону от наставительных поучений дипломированных представителей богословских школ разных мировых религий.

К сожалению, приходится признать, что свобода доступа к информации имеет и негативную сторону, породив такой уродливый прецедент, как массированные информационные атаки на своих оппонентов, не имеющие ничего общего с религиозным просветительством.

Характерный пример — организованная в интернет-пространстве травля такого знакового, признанного и уважаемого в мировом богословском сообществе подлинного защитника православной веры, апологета, проповедника, доктора богословия, заслуженного профессора Московской духовной академии Алексея Ильича Осипова.

Здесь не лишне напоминание осуждение этого «стремления» считать себя вершителем судеб в православии, которые мы находим в докладе Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II [3]: «Греховно и недопустимо как отдельным авторам, так и целым изданиям восхищать право церковного суда, именуя кого-либо из собратий еретиком, отступником, предателем православной веры, тяжким грешником».

Что уж тут говорить о простых, рядовых верующих, «позволивших» иметь и высказать собственное мнение.

И тем не менее у каждого из нас есть «оружие», способное обеспечить возможность не только противостоять агрессивному стремлению радикальных фундаменталистов ввергнуть верующих в духовное рабство своих представлений о содержании православно-догматического учения, но и творчески подойти к его пониманию в тех случаях, когда отсутствуют четкие, выверенные редакции тексов (что создает возможность их неоднозначного толкования) основ православной веры — ее догматов.

Этим «оружием» является скептический подход к изучению всей полноты Священного Предания в контексте истории возникновения и развития христианства.

А основой его применения является Ваша рассудительность.

Но не только объективные трудности познания христианских ценностей как смысла мирского существования станут на Вашем пути.

Вступив на путь религиозного просвещения, верующий столкнется с проблемой постоянно присутствующего в его сознании сомнения в самом праве отождествлять (идентифицировать) себя с избранной православной верой, возникающего в результате формирования собственных религиозных представлений, основанных на всей полноте Священного Предания.

Каков он и где его найти — тот индикатор, тот критерий собственной самоидентификации, то условие собственной оценки соответствия своего мировоззрения фундаментальным основам избранной религиозной доктрины.

Ведь значимость этого критерия для верующего несоизмеримо выше, чем оценки, выставляемые ему считающими себя непогрешимыми «духовными пастырями», требующими от своих последователей слепого признания их собственных убеждений и рабского повиновения.

Как оказалось, оценить свое право принадлежать православной церкви по критерию самоидентификации (признанию и исповедованию всей полноты православных догматов) далеко не так просто.

Но ведь «дорогу осилит только идущий».

Свой первый шаг в этом направлении автор сделал в 2014-м году, когда поставил перед собой задачу найти ответы на три вопроса, которые позволяют сформировать представление о «среднем» пути нашего духовного развития:

— что такое «средний (царский) путь» в понимании христианина;

— к чему мы стремимся, став на этот путь;

— чем мы руководствуемся, двигаясь этим путем.

Тем путем, которым по святоотеческим наставлениям должен двигаться православный верующий в религиозной составляющей своей мирской жизни.

Результат этой работы, содержащий в себе ответы на эти три вопроса:

был представлен интернет-порталом «Православие UA» и приведен в Приложении.

Часть I
Парадоксы религии
(о вере, религиозном скептицизме
и самоидентификации верующего)

От автора

В реальной жизни как правило возникают ситуации, побуждающие нас задуматься и попытаться найти ответ на, казалось–бы не вызывающие ранее сомнение вопросы.

Решение написать настоящую работу явилось следствием такого события.

Некоторое время назад в процессе обсуждения моей последней книги [4] я совершенно неожиданно столкнулся с агрессивной реакцией со стороны, казалось бы, образованной и в определенной мере, признанной сегодня в украинской православной церкви представительницы духовенства даже не на ее (работы) содержание, а всего лишь на само название, содержащее словосочетание «православный скептик».

Но больше всего поразила, скорее даже потрясла нетерпимость, граничащая со слабо скрываемой ненавистью, не имеющие ничего общего с одной из самых главных заповедей христианской морали — заповеди любви (или хотя бы просто уважения) к ближнему.

Почему и чем можно объяснить тот факт, что сочетание понятий скептицизм и православная вера способны вызвать подобную негативную и при этом совершенно неадекватную реакцию у представителей духовенства.

Автор излагает свою точку зрения по существу этого, казалось бы, незначительного по форме инцидента, но глубокого по своей сути духовного конфликта.

Возможно эта книга приподнимет завесу, позволяющую «увидеть» причины этого парадоксального состояния.

Если по мере ознакомления с представленным материалом у читателя возникнет подозрение в том, что автор занял критиканскую позицию по отношению к православной церкви, уверяю Вас что это не так.

Являясь скептиком по образу мышления и убежденным православным верующим по мировоззрению, автор лишь посчитал возможным не только искренне изложить те проблемные ситуации, которые объективно возникают перед любым верующим вставшим на путь религиозного просвещения, но и открыто вынести их на обсуждение.

Дорога к истине вымощена парадоксами.

Оскар Уайльд

Глава 1. Вера, надежда и скептицизм

Скептицизм как категория, характеризующая образ нашего мышления не часто фигурирует в литературе религиозного направления, представленной в информационном пространстве.

Значительно чаще в ней он (скептицизм) отождествляется с наукой в целом и рассматривается как нечто, посягающее на основополагающие устои любой религиозной доктрины — ее догматы.

Происходит это в большей степени благодаря сложившемуся устойчивому мнению о том, что скептицизм тождественен исключительно научному образу мышления.

Безусловно ни один ученый, ни один исследователь не вправе считать себя таковым, если откажется в профессиональной деятельности от скептического подхода при анализе полученных результатов в своей предметной области.

Но область приложения и необходимость применения скептического образа мышления несоизмеримо шире его использования в научных исследованиях.

Это, к сожалению не настолько очевидное утверждение, очень точно отразил Гай Гаррисон в своей книге «Думай» [5]:

«Я уверен, что каждый человек способен мыслить научно и все мы должны стремиться к этому.

Научный образ мышления, разумеется, не гарантирует вам идеальной жизни, свободной от ошибок и рисков, но позволяет уверенно и с успехом лавировать в море заблуждений и предрассудков, свойственных нашему безумному миру.

Недостаточный скептицизм представляет собой, пожалуй, самую опасную и недооцениваемую форму охватившего мир кризиса».

Нам еще предстоит оценить глубину и понять всю значимость этого высказывания.

Тем не менее в повседневной жизни и в первую очередь в религиозной сфере скептический образ мышления традиционно рассматривается как антагонизм вероисповеданию

Попробуем разобраться насколько такое понимание скептицизма соответствует (или противоречит) реальности.

1.1. О вере

В данной работе нас в первую очередь будут интересовать отношения, возникающие между верующими, опирающимися в своем религиозном просвещении на скептический анализ и представителями крыла ортодоксального фундаментализма, присутствующими в духовенстве и богословской среде любой мировой религии.

Исходной, базовой точкой отсчета в желании понять суть данного конфликта является понимание веры, как таковой.

Самое краткое и емкое определение веры Вы легко найдем в [6]:

«Вера — признание чего-либо истинным независимо от фактического или логического обоснования, преимущественно в силу самого характера отношения субъекта к предмету веры».

Нет сомнения в том, что это первичное определение веры содержательно не охватывает все сферы нашего бытия.

Именно этим определяется тот факт, что осмыслить и сформулировать суть понятия веры уже многие, многие столетия пытаются лучшие умы человечества.

Уверен, что Вам не хватит всей жизни чтобы изучить, осознать этот колоссальный объем знаний, тем более попытаться занять свое место в практически нескончаемом ряду величайших мыслителей, философов, теологов и просто знаковых исторических личностей, которые не пытались бы сформулировать, представить и раскрыть свое представление веры.

Даже в [6] мы сразу находим следующее дополнение: «вера — это убеждённость, глубокая уверенность в ком- или в чём-нибудь».

Становится очевидным, что понимание веры не только не исчерпывается одним определением, но и истолковывается различными понятиями.

Любопытно, что согласно [7] — высшая (абсолютная) степень убеждённости, у многих олицетворяет веру (уверенность).

Думаю, что вряд ли ошибусь, если выскажу свое предположение о том, что убежденность все же скорее отражает более высокую степень доверия к чему либо, чем просто уверенность.

Хотя тут можно вспомнить и об абсолютной уверенности и найти ее синонимы, такие как — полная уверенность, большая уверенность, стопроцентная уверенность.

Справедливости ради следует вспомнить еще и о «глубоком убеждении» и о «полном доверии»…

Перечень определений «расширяющих» понимание веры растет как снежный ком.

Так, возвращаясь к определению веры, как убежденности (глубокой уверенности) можно привести любопытное, «наиболее адекватное» [8] понимание веры, представленное В. Франклом [9], который отмечал, что «вера — это убеждения, истинность которых не может быть доказана с неопровержимой убежденностью».

Убеждение — это твердый взгляд на что-нибудь, основанный на какой-нибудь идее, на мировоззрении.

Убежденность — твердая вера в истинность чего-либо.

«Убежденный — твердо уверенный в чем-нибудь, уверенный; непоколебимый в своих убеждениях» (С.И.Ожегов).

То есть вера — это убеждение, лишенное сомнений.

В «Психологическом словаре» говорится, что «вера (от лат. Veritas — истина, verus — истинный):

1. Особое состояние психики, заключающееся в полном и безоговорочном принятии человеком, его разумом и душой, фактов внутреннего и внешнего существования, живого, истинного откровения; фиксируясь в идеях и образах, эти факторы могут стимулировать и направлять последующие деяния человека;

2. Признание чего-либо истинным с такой решительностью, которая превышает силу внешних фактических и формально-логических доказательств.

Это не значит, что истины веры не подлежат никаким доказательствам, а значит только, что сила веры зависит от особого самостоятельного психического акта, не определяемого всецело эмпирическими и логическими основаниями».

Суть любой веры заключается в некритическом отношении к событиям, теориям и даже вымыслам, при котором они принимаются за достоверные и истинные без доказательства.

Вера как особое состояние субъекта отражает не только то конкретное, на что она направлена (предмет веры), но главным образом эмоциональное и ценностное отношение к нему, отражающее потребности и интересы этого субъекта.

Абсолютно очевидно, что определение веры не только многогранно, но, что особенно важно это то, что область аспространения этого понятия чрезвычайно обширна.

Ситуация ожидаемо становится все более запутанной.

Фактически существует целое множество близких определению веры по смысловому содержанию таких понятий (образов веры) как убежденность, уверенность, доверие,…

И тем не менее невозможно отказаться от соблазна в этом колоссальном объеме определений, предлагаемых знаковыми личностями человеческой цивилизации и расширяющих понимание понятия веры, найти именно те, которые соответствуют именно Вашему представлению о ее сути.

Существует еще один фактор, способствующий принятию такого решения — время.

Характерно, что практически весь предыдущий период истории человечества понятие веры привлекало в первую очередь внимание мыслителей, теологов и философов, многие из которых (как над ними дружески посмеиваются представители иных областей знаний) способны «свести две стенки в одну».

В последнее время вера и неверие стали предметом исследования специалистов в области психологии — науки, объединяющей в себе гуманитарный и естественно-научный подход в изучении психической деятельности человека.

Прекрасной иллюстрацией, расширяющей наше представление о сложности понимания определения и многообразии проявления веры, является книга патриарха российской психологии, профессора РГПУ им. А. И. Герцена, доктора психологических наук, заслуженного деятеля науки РФ — Е.П.Ильина [10]:

«Ученые полемизируют по вопросу о сущности доверия, пытаясь определить те необходимые и достаточные критерии, которые позволили бы отдифференцировать этот феномен от схожих с ним явлений, таких как вера, доверчивость, доверительность, уверенность, убежденность и т.п.».

Принято связывать понятие веры преимущественно с религиозной верой, а все остальные варианты его использования называть светской верой (например, вера в человеческий разум).

Можно иметь мировоззрение материалистическое и идеалистическое, религиозное и атеистическое, т.е. верить в силу природы или в божественное, в светлое коммунистическое будущее или в загробную жизнь и т. п. — потому мы и говорим о религиозной и светской вере (убеждениях)».

Мне представляется, что именно успехи в развитии психологии позволили более четко очертить те размытые границы многочисленных понятий, которые в совокупности способны приблизить нас к осознанию существа веры в религиозной сфере.

Религиозная вера — имеет в качестве своей особенности веру в реальность и субстанциональность сверхъестественного; предмет веры религиозного индивида объективируется, человек убеждён в том, что объектом его веры является не мысль или понятие о Боге, а сам Бог — сверхъестественное как реально существующее.

Это свидетельствует о том, что если в гипотетическом знании те или иные идеи рассматриваются в качестве идей и не отождествляются с объективными вещами и процессами, то характерной чертой религиозной веры является то, что объект веры, существующий в сознании, объективируется.

И богословы, и верующие настаивают на том, что объектом их религиозной веры является не сама мысль или понятие о Боге, но именно сам Бог, само сверхъестественное в качестве реально существующего [11].

В этой связи с христианской, наиболее важной для нас точки зрения, интересно знать, как представляется высказывание о вере апостола Павла — «вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр.11:1) в свете современных знаний в области психологии [8]:

«Онтологическая функция веры заключается в том, что она утверждает человека в определенной реальности.

Это яркое переживание будущего, уверенность в том, что оно наступит, реальное ощущение будущего, которое связано с иными основаниями, чем размышление и логический вывод ума».

Поразительно, насколько это утверждение корреспондируется с утверждением о вере в Создателя, сформулированного специалистом из другой области знаний — выдающимся советским ученым, Лауреатом Нобелевской премии (1963) в области физики и Лауреатом Ленинской премии (1966), Виталием Лазаревичем Гинзбургом [12]:

«Нельзя доказать, что Бога нет, и нельзя доказать, что Бог есть. Вообще, вера в Бога и атеизм — это так называемые интуитивные суждения».

Интересно, что свое отношение к вопросу о совместимости веры (в Бога) и науки В.Л.Гинзбург сформулировал следующим образом:

«Видите ли, здесь очень тонкий вопрос.

Что значит, пришел к Богу или не пришел к Богу?

Я лично считаю, что вера в Бога никак с наукой не гармонирует, я атеист, но одновременно сторонник свободы совести.

Хочешь — верь, хочешь — не верь.

Но, понимаете, крупные ученые понимают веру в Бога совсем по-другому».

Это при том, что В.Л.Гинзбург был и ушел из жизни будучи убежденным атеистом.

Существование Создателя и загробной жизни никогда не будут подтверждены объективными научными данными.

Они навсегда останутся уделом веры.

И путь к Богу и к своей вере, религии и церкви у каждого свой, не зависящий ни от уровня образования, ни от научного признания.

Статистика свидетельствует о том, что сегодня в существование той, или иной формы Высшего разума (Бога) за исключением убежденных атеистов продолжает верить подавляющее большинство населения Земли.

Численность агностиков и атеистов является дискуссионной и оценивается различными исследованиями в 11—16% — агностики 9—12%, атеисты 2—4%.

Вряд ли в прошедшие ранее столетия приведенное соотношение могло быть существенно иным.

А если и было, то скорее не в пользу атеистов.

Но нельзя не обратить внимание на широчайшую палитру религий, религиозных учений и верований, отождествляющих себя с верой в Создателя (Бога).

Так в чем суть противоречий, возникающих между верой в Бога (Создателя, Высший разум) и существованием различных форм исповедования этой веры.

Ответ кроется в отождествлении понятий веры и доверия.

Еврейский мыслитель прошлого века Мартин Бубер различал два образа веры: вера как убеждение (пистис) и вера как доверие (эмуна), несмотря на несомненную смысловую близость понятий «доверие» и «вера» [8].

В одном случае это ситуация, когда речь идет о «предмете», в принципе недоступном для познания в обычном смысле слова.

Это слепая иррациональная вера, например, «верю в Бога» или «верю в коммунистические идеалы».

Таким «предметом», недоступным для понимания является Создатель (Бог).

В этом случае вера становится «верованием» — принятием в качестве истинного суждения на основании единственно лишь внутренней субъективной убежденности в его истинности (вспомните слова В.Л.Гинзбурга о вере в Бога как интуитивном суждении).

Эта вера — иррациональное убеждение.

Другая ситуация, когда речь идет о «предмете», который в принципе можно знать, но человек сознает недостаточную убедительность, недостаточную обоснованность своего суждения.

И таким «предметом» является религиозная доктрина (религия).

В этом случае речь идет о другом образе веры — доверии.

Доверию в отличие от иррационального убеждения желательны основания, доказательства, проверка.

Кроме того, доверие связано с реально воспринимаемыми объектами (людьми, информацией), в то время как иррациональная вера может проявляться в отношении абстрактных объектов — того, что реально не наблюдаемо и не воспринимаемо нашими органами чувств.

Как результат, «вера (иррациональная) — это слепота.

Доверие — это совершенно другое.

Оно относится к области фактов, в отличие от области трансцедентального, где нет места рациональному и научному мышлению.

В [8] в табличной форме приводится сравнительная характеристика этих двух образов веры, позволяющая представить и осознать их отличия:

Мы подошли к одному из важнейших вопросов нашего отношения к вере в целом и исповедуемой религии в частности.

Его можно сформулировать следующим образом — должна ли быть вера слепой или осознанной.

В этом вопросе мы не должны себя обманывать, а просто обязаны разделить наше религиозное мировоззрение на веру (как убеждение) в Создателя (Бога) как недоступному для познания (абстрактного) объекта и веру (как доверие) к религиозной доктрине (учению), созданной церковью (учителями), когда верующий (последователь учения) способен осознать ее (его) недостаточную убедительность или недостаточную обоснованность.

Различное двух образов веры (как убеждение и как доверие) лучше всего проиллюстрировать на примере нашего понимания Символа веры.

Интересно, что в области психологии Символ веры рассматривается в качестве одного из аргументов для обоснования механизма формирования доверия как одного из образов веры, позволяющего «описать ее (веру) особым образом — как «бытийное» состояние, в котором пребывает не кто-то внешний, посторонний по отношению ко мне, но я сам.

Поэтому христианский Символ веры начинается со слова «верую», а не, например, «мы верим» или «верят, что».

«Верую», значит, вступаю в область иного бытия, где вместе со мной присутствует адресат моей веры.

Таким образом, рождается отношение веры, которое имеет взаимный или диалогический характер.

Диалог веры будет подлинным и действительным, если его стороны без колебаний и сомнений принимают друг друга как неотъемлемую часть своей собственной жизни» [8].

Но нам нет смысла углубляться в дебри научных дискуссий и споров представителей таких областей знаний как психология, философия или теология, а обратиться непосредственно к содержанию Символа Веры.

Двенадцать членов Символа веры отражают всю суть христианской религии.

Верующий, принимающий Символ веры в качестве основы своего религиозного мировоззрения имеет право считать себя христианином.

Вряд ли стоит напоминать о том, сколько великих умов потратили свой интеллектуальный потенциал на то, чтобы сформулировать редакцию Символа, сколько поколений Святых отцов и Учителей Церкви защищали эту редакцию от ересей и искажений, сколько богословских «копий» были сломаны в стремлении разрушить эту духовную основу христианства, закрепленную всего в двенадцати ее выражениях (членах).

Кажется, что нового мы можем найти и увидеть в нем.

И, все же, давайте зададимся вопросом — убеждены ли мы в его истинности или верим в его истинность.

Для меня, христианина и убежденного православного скептика выбор варианта ответа колебаний не вызывает.

Но нас, христиан чуть более 2.5 млрд. (2.419 в 2015-м, 2.479 к 2017-м) из более чем 7.84 млрд. (по данным на январь 2021г.) населения планеты. т.е., приходится признать, что это сегодня это порядка 32—33% от общей численности жителей Земли.

А что же остальные 67%. жителей Земли.

Ведь первый член Символа веры «Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым» не вызывает ни возражений, ни сомнений не только у христиан, но и у практически всей оставшейся части жителей планеты, признающих Высший разум (Создателя, Бога), исповедующих иные верования или религиозные учения.

И в этом своем убеждении они не требуют никаких доказательств.

Вера в существование Бога фактически является иррациональным убеждением (слепой верой).

Казалось бы, такими же иррациональными утверждениями являются одиннадцатый и двенадцатый члены Символа веры, свидетельствующие о продолжении жизни после смерти, существование которой признается всеми религиозными доктринами.

Но ведь при этом каждая из них представляет свое, отличное от других видение формы и содержания иной, потусторонней жизни.

Уже в этом случае мы сталкиваемся с иным образом веры — доверием той религиозной доктрине (учению), которую каждый из нас выбрал в качестве своего вероисповедания.

И, конечно же, оставшиеся члены Символа веры, не будучи абстрактными объектами, а содержанием документа (текст которого принят Вселенскими соборами), отражающего суть христианского учения о существовании Святой Троицы и воскресении Христа, являются не иррациональным утверждением (из возможных образов веры), а образом веры — доверием, основанным на Священном Предании христианского вероисповедания.

Мне придется привести в качестве подтверждения сказанному два аргумента.

Первый из них очевиден всем — это существование на нашей планете не только мировых религий и учений, но и колоссального количества различных школ, сект, религиозных обществ, каждая из которых считает своим долгом (и правом) во всеуслышание объявить, указать и обосновать единственный (свой) истинный путь к бессмертию, добиваясь доверия (а еще лучше убежденности) к нему своих последователей.

Второй — сама история становления и развития религиозных доктрин (гипотез) представляющая нескончаемый процесс поиска новых убедительных аргументов и «доказательств», направленных на повышение доверия верующих к избранной ими религии и церкви.

Именно в этой связи мне хотелось бы привести конкретный пример научного подхода к укреплению доверия в истинности христианского вероисповедания.

Традиционно каждая их мировых христианских религий обосновывает свою истинность опираясь на Священное Предание, дополняя доказательную базу в пользу ее «единственности» мистическим святоотеческими переживаниями последователей данной (своей) конфессии, представляя их в качестве божественных откровений.

Очевидно, что подобная аргументация не воспринимается представителями духовенства, богословия и верующими иных религиозных конгрегаций и учений.

Более того. Многие годы оппонентами христианства ставилось под сомнение фундаментальное положение христианской веры — сама принципиальная возможность существования в реальности Святой Троицы.

И разрушил этот фронт консолидированных атак на христианство, стержнем которых являлось утверждение о невозможности существования в природе Святой Троицы, рядовой православный верующий (даже не священнослужитель или богослов), советский и российский физик-механик, один из основоположников советской космонавтики, академик АН СССР, академик РАН, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического труда Борис Викторович Раушенбах.

Являясь одним из выдающихся ученых в области ракетостроения, он не ограничивал поле своей деятельности космонавтикой, получив признание за свои труды по искусствоведению и истории религии.

Но подлинную известность и признание в области теологии ему принесла работа «О Логике троичности» [13], в которой он рассматривал и доказал непротиворечивость логической структуры догмата о Святой Троице.

Значимость этой работы для православия и христианства в целом невозможно переоценить.

Ведь «Кажущаяся логическая абсурдность триединости была излюбленной темой атеистической и скептической критики догмата.

Цепь этих критических умозаключений строилась обычно по следующей схеме: понятие триединости — это логический абсурд — никакие абсурдные объекты не могут существовать — следовательно, не существует и Троица.

Сегодня в этой, казалось бы, доказательной цепи умозаключений утеряно главное звено: такие объекты существуют, например, в математике и всеми признаются разумными и полезными…».

Отсюда следует главный методологический вывод этой удивительной по замыслу, потрясающей по глубине понимания постановки и вызывающей восхищение по изяществу решения задачи:

«…Из всего сказанного не следует, что теперь Троица не является более тайной и для принятия этой тайны более не нужен подвиг веры. Просто теперь тайное сместилось туда, где оно и должно быть, — в сущность Бога.

Подвиг веры вовсе не нужен для принятия структурно-логического свойства Троицы — триединости…

…Остается лишь удивляться тому, что отцы Церкви сумели сформулировать эту совокупность свойств, не имея возможности опираться на математику.

Они совершенно справедливо называли любые отклонения от этой совокупности ересями, как бы ощущая внутренним зрением их разрушительную пагубность.

Лишь сегодня становится понятным величие отцов Церкви и в смысле интуитивного создания безупречной логики триединости»

Попытайтесь найти и назвать имя кого либо, кто смог за последние полторы тысячи лет, прошедших с момента принятия Никео-Константиноаольского Символа веры внести больший вклад в укрепление доверия христианской религиозной доктрине, доказав реальность и как следствие справедливость одного из главных ее постулатов (догматов).

Убежден в том, что Вам это не удастся.

А ведь это сделал не представитель священничества, духовенства или догматического христианского богословия.

Это сделал ученый (а значит по определению — скептик), рядовой мирской православный христианин.

Нужны ли еще доказательства, подтверждающие объективную необходимость скептического образа мышления в развитии христианской религиозной доктрины.

Но вернемся к основному предмету данной главы — пониманию религиозной веры.

1.2. О надежде

То, что вера в Бога — это ее иррациональный образ не вызывает малейших сомнений.

Но что заставляет нас верить и какие надежды мы связываем с верой в Создателя.

Уверен, что каждый верующий, любой религии или учения не раз задумывался и задавался этим вопросом.

Эту (основную) причину феномена веры в Бога очень метко подметил директор отделения по исследованиям в области аномальной психологии в Британском колледже Голдсмита — Кристофер Френч:

«У нас есть вполне понятная естественная потребность верить в то, что мы переживаем физическую смерть и воссоединимся с любимыми людьми, с которыми расстались.

Таким образом, все, что подтверждает эту идею, будь то реинкарнация, медиумы, духи, является доказательством в пользу бессмертия души.

Это нечто, в правдивость которого нам всем очень хочется верить».

Убежден в том, что мало у кого могут возникнуть сомнения в справедливости данного утверждения.

Понятно почему мы веруем, но на что мы надеемся в своей вере.

Ответ для всех лежит на поверхности.

Ведь не даром мы говорим, что верим в Бога и надеемся на жизнь после смерти — бессмертие.

Но надежда является не только движущей силой, которая рождает у нас конкретное желание действовать, обратившись к вере.

Для всех христиан вера, надежда и любовь — это те три добродетели, которые открывают путь к бессмертию.

Общую для всех христиан отправную точку в разработке учения об этих трёх добродетелях дал еще в VI веке Григорий Великий (папа римский Григорий I, почитаемый в православии как Григорий Двоеслов).

Веру, надежду и любовь он считал основанием и источником всех остальных добродетелей, без которых невозможно достичь спасения и вечной жизни [14]:

«Добродетель как фундаментальная философско-богословская категория, охватывает все ценностно-значимые аспекты

На протяжении всей истории христианской мысли учение о добродетели постоянно развивалось; многие богословы развёртывали своё видение состава этой комплексной категории, сами эти составляющие неоднократно переосмысливались.

Понятие теологической добродетели — фрагмент этого цельного учения, фокусирующий внимание на «трёх добродетелях», поставленных в контекст спасения человека в богословском смысле».

Но теологическая оценка полноты и обоснованности «трех добродетелей» как основы христианского богословского учения о спасении не может являться сферой дискуссий и споров простых верующих мирян.

В длящихся столетиями богословских дискуссиях и спорах об источниках возникновения веры оппоненты вряд ли достигнут консенсуса, оставаясь с большой вероятностью на своей исходной точке зрения.

Но скорее всего все они согласятся с утверждением о том что вера не является неизменным, стабильным состоянием в продолжении периода нашей мирской жизни.

Хотя большинству из них не хотелось бы чтобы это было именно так.

Но реальность свидетельствует об обратном.

Ведь в глубине души каждого (даже самого убежденного) верующего не может не присутствовать толика (пускай даже крошечная) сомнений, поскольку доказать существование Бога, как и его отсутствие невозможно.

И в те моменты, когда наша вера испытывает сомнения, а наш разум искушения в ее истинности, ей на помощь приходит именно надежда.

Несмотря на то, что в мирской практике обсуждения религиозных вопросов надежда постоянно остается как бы в тени своей старшей «сестры» веры, в христианском богословии надежда — следующая (вторая) из ступеней лестницы духовного роста (у которой первая ступень — вера), по которой восходят к Богу.

При этом «если в настоящей жизни эти три добродетели равны между собой; то „в жизни будущего века“ любовь окажется больше веры и надежды, ибо последние „прейдут“, и останется лишь любовь».

Еще раз акцентирую внимание на том, что теологическая интерпретация христианского (православного) богословского учения о «трех добродетелях» не является предметом обсуждения в данной работе.

Нас интересует исключительно понимание надежды как «положительно окрашенная эмоция, возникающая при напряжённом ожидании исполнения желаемого и предвосхищающая возможность его свершения; философский, религиозный и культурный концепт, связанный с осмыслением состояния человека, переживающего этот эмоциональный процесс» [15].

Именно «напряженное ожидание» бессмертия как конечного итога движения путем ко спасению, обозначенному той, или иной религией, и есть тот неиссякаемый источник духовной энергии, обеспечивающий как постоянство (неизменность) ее иррационального образа (веру в Бога) так и доверие избранной религиозной доктрине.

Если мы воспринимаем веру как сформировавшееся представление о возможности наступления того, или иного события, то надежда, это скорее чувственная подпитка его (этого события) ожидания.

С этой точки зпения мне представляется удачной для понимания отношения вера/надежда аналогия, приведенная в [16]:

«Надежда — это подойти к реке с желанием ее переплыть, сесть на бережок и сказать: «Возможно, я ее и переплыву когда-нибудь…».

А вера — это когда ты подошел к реке, зашел в воду и поплыл.

Чувствуете разницу?

Вера — это действие! Когда ты веришь, не важно, есть ли у тебя спасательный круг и купальный костюм. Не важно, даже, кролем или брассом ты будешь плыть и насколько сильно течение тоже не важно.

Важно только то, что ты «зашел в воду и начал плыть», а впереди у тебя другой берег!».

Но безусловно отношение вера/надежда имеют значительно более серьезное представление [17]

Так в ответе на вопрос — в чем разница между надеждой и верой, мы находим:

«Разница в том, что вера — сейчас, надежда — всегда в будущем. И на то есть причина.

Согласно (Рим.8:24—25), «мы спасены в надежде».

Если бы наша надежда уже исполнилась, незачем было бы надеяться на это. Но если мы надеемся на то, чего пока еще не имеем, то должны ожидать терпеливо и уверенно.

Надежда — это то ожидание, предвкушение, которое поддерживает нашу веру бодрой до тех пор, пока то, о чём мы верим, не осуществится.

Вера всегда сейчас, как сказано в Послании к (Евр.11:1): «Вера же есть осуществление ожидаемого…».

Вера приносит осуществление нашей надежды.

Вера говорит, что вы получаете, когда молитесь (Марка 11:24).

Вера находится в сердце.

Надежда поддерживает вашу веру активной до тех пор, пока то, о чём вы верите, не будет перенесено из духовной сферы в естественную».

Очень интересно различие понятий вера и надежда в религиозном аспекте представлено в [18]:

«Библия не дает точного определения надежды.

В словарях русского языка мы читаем, что надежда — это вера на осуществление чего-то возможного.

Да, между верой и надеждой есть много общего, но все-таки вера — не надежда, и надежду нельзя назвать верой.

Нельзя сказать: по надежде вашей да будет вам; испытанная надежда; имейте дерзновение в надежде.

Сходство веры и надежды в следующем: во что мы верим и на что надеемся когда-то произойдет в будущем.

И вера, и надежда — в ожидании и терпении.

Вера — осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (Евр.11:1).

Бог дает уверенность в том, что произойдет и даже часто показывает через различные образы и духовные ощущения.

Надежда — не говорит, когда будет.

Просто будет. Царство Божье будет. Христос придет на Землю. Страдания и скорби закончатся. Надейся. В надежде на уготованное вам на небесах (Кол.1:5).

Надежда, в отличие от веры, не видит.

Вера видит. Очами веры мы видим не только, что будет (в ближайшее время, через день, год), но часто и как будет, каким образом.

«Ибо мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в терпении» (Рим.8:24—25)».

Хорошее сравнение с якорем приводит ап. Павел:

«Взяться за предлежащую надежду, которая для души есть как бы якорь безопасный и крепкий, и входит во внутреннейшее за завесу, куда предтечею за нас вошел Иисус, сделавшись Первосвященником навек по чину Мелхиседека». (Евр.6:18—20)

Якорь мы не видим — он глубоко, но корабль держит.

Часто вера действует (Бог сказал Аврааму выйти из дома отца своего, чтобы дать в наследие землю, и он поверил — пошел с верой в неизвестное), а надежда — только ждет. И у нее не пустые ожидания, они основаны на обещании Бога (в этом схожесть надежды с верой).

Надежда проявляется тогда, когда нет уже веры.

Грешник говорит: «Неужели и меня Бог простит. Не может быть. Я столько сделал зла в этой жизни».

Иов, когда страдал, практически потерял веру, что он исцелится от проказы, будет таким же — прежним Иовом — здоровым, богатым, полным сил. Но он не оставлял надежды: я же не согрешил, а Бог всё знает. Я буду ждать.

Часто сатана подходит к нам с такими мыслями: «Тебе не спастись!

Как ты устоишь перед соблазнами, испытаниями? Будешь ли ты верен Христу, когда я начну тебя искушать?».

И в этом случае ап. Павел советует нам взять шлем надежды спасения (1Фес.5:8) — чтобы не принимать мысли от лукавого.

Да, мы не знаем, что будет с нами завтра, у нас нет полной уверенности, что мы устоим в гонениях и прочих искушениях.

НО — с нами Бог, Который обещал: «Я с вами во все дни до скончания века» (Матф.28:20).

И только на Него наше упование: «Твердо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой» (Пс.39:2).

Благословен человек, который надеется на Господа, и которого упование Господь (Иер.17:7)».

Завершая это небольшое отклонение от «красной нити» данного раздела — отношение веры и скептицизма, мне хотелось бы привести удачное (с моей точки зрения) выражение, резюмирующее соотношение понятий вера/ надежда [19]:

«НАДЕЖДА сходна с МЕЧТОЙ, в то время как соответственно ВЕРА — с ЦЕЛЬЮ».

Не верьте в то, что мечта умирает последней.

Мечта не умирает никогда!

Ну а сейчас вернемся к скептицизму, скептикам и их отношению к вере и религии.

1.3. О скептицизме

Так кто они (вера и скептицизм) — соратники или соперники, оказывающие свое влияние на наши религиозные представления.

Попробуем найти ответ на этот вопрос.

Но сначала — базовые определения.

Слово скептик происходит от среднего французского sceptique или латинского scepticus, буквально «секта скептиков».

Его происхождение в греческом skeptikos, означая Inquiring, отражающий или тот, который сомневается [20].

Открыв ссылку [21], был удивлен не только точностью приведенных формулировок, но и тому обстоятельству, что в них содержится ответ на некоторые ложные представления, искажающие понимание этого понятия (скептика) и дискредитирующее всех тех, кто руководствуется скептическим подходом не только в научной деятельности, в повседневной мирской жизни или религиозном (духовном) просвещении.

«Скептицизм (рассматривающий, исследующий) — философское направление, выдвигающее сомнение в качестве принципа мышления, особенно сомнение в надёжности истины.

На русский язык «скепсис» часто переводят как «сомнение», но при этом теряются важные оттенки смысла: желание познания искажается до самодовольного неверия; если и не невежества, то интеллектуального бессилия.

Между тем скептики стремятся к расширению своего познавательного опыта.

В современности под скептицизмом нередко понимается нигилистическая позиция полного отрицания всего: теорий, идей и т.д., категорическое несогласие с любым тезисом.

Такое восприятие является ошибочным и основано на особенности человеческого восприятия: стандарте подмены знания верой, в том числе и в несуществование чего-либо.

Более того, скептик вообще не может стремиться к отрицанию какой-либо идеи, так как это означает логическое противоречие с позицией «ничего не утверждать и не отрицать».

Безусловно и совершенно очевидно, что понятие скептицизма (скептика) не может и не должно зависеть от области его применения.

Более того, именно скептицизм в Вашей мирской жизни может стать тем фактором, который способен изменить ее в лучшую сторону, предоставив для этого совершенно новые возможности.

Этту мысль убедительно обосновал Гай Гаррисон в своей книге «Думай» [5]:

«Научное мышление не лишает вас радости, которую приносят фантазии и неосуществимые мечты.

Скептический образ мышления не предполагает ограничений в решении возникающих изо дня в день вопросов и проблем.

Я обратился к скептицизму для того, чтобы свести к минимуму время, затрачиваемое впустую на ложь, ошибки и заблуждения, а также чтобы по возможности обезопасить себя от разного рода обманщиков и мошенников.

Научный образ мышления, разумеется, не гарантирует вам идеальной жизни, свободной от ошибок и рисков, но позволяет уверенно и с успехом лавировать в море заблуждений и предрассудков, свойственных нашему безумному миру.

Эта книга — призыв полагаться только на себя.

Чтобы выжить в реальном мире и не стать жертвой обмана со стороны разного рода жуликов, шарлатанов и просто заблуждающихся людей, вы должны жить своим умом.

Разумеется, к мнению специалистов, к информации, получаемой из заслуживающих доверия источников, прислушиваться стоит, но гораздо важнее не забывать рассуждать здраво, когда в вашу дверь стучатся с какими-то необыкновенными историями. Всем нам следует научиться отличать правду от вымысла.

Странные, необычные, неправдоподобные, опасные идеи окружают нас со всех сторон, причем каждый день появляются новые, поэтому мы не успеваем их осмыслить заранее и тем более принять меры, чтобы обезопасить себя должным образом.

Преимущество скептического взгляда на вещи состоит в том, что все подвергается сомнению и разумной критике.

Недостаточный скептицизм представляет собой, пожалуй, самую опасную и недооцениваемую форму охватившего мир кризиса.

Применяемый же настойчиво и энергично, скептицизм способен в одночасье изменить к лучшему судьбы всего человечества.

Это наше самое мощное оружие и самая надежная оборона, вот только мы в большинстве своем не знаем об этом и не пользуемся этим».

Безусловно понятие скептицизма (как и веры) благодатная почва для продолжительных философских дискуссий, цель которых постараться найти исчерпывающее представление о его содержательном наполнении.

Чтобы представить широту охвата, профессиональный уровень и глубину дискуссии, связанной с его (скептицизмом) пониманием, достаточно привести ссылку на работу [22], в которой — «анализируются понятия «скептицизм», «сомнение», «недоверие», определяется их смысловая близость, устанавливается их связь с интеллектуальной деятельностью человека.

В работе делается вывод о том, что скептицизм представляет собой абстрактную логическую категорию, содержательный минимум понятия не отличается четкостью и детализируется с помощью апелляции к ассоциативно близким понятиям «сомнение» и «недоверие», которые служат для обозначения субъективного и критического отношения к носителю информации».

Очевидно, что для того чтобы не «утонуть» в этом бескрайнем море философских мнений и рассуждений, касающихся возможных синонимов, расширяющих понимание сути понятия «скептицизм» необходимо конкретизировать область распространения скептического подхода, на сферу религиозных отношений.

Тем более, что религиозный скептицизм является разновидностью скептицизма, относящегося к религии.

Религиозные скептики сомневаются в религиозных авторитетах, скептически относится к конкретным религиозным убеждениям и/или практика, являясь при этом не обязательно антирелигиозными людьми.

И, хотя большинство скептиков считают себя атеистами или агностиками, это не является основанием для того, чтобы отождествлять скептицизм с негативным отношением к религии.

Пожалуй самый авторитетный на сегодня критик догматических учений Майкл Шермер (Michael Brant Shermer) писал, что «религиозный скептицизм является процессом открытия истины, а не общего неприятия.

По этой причине религиозный скептик может поверить, что Иисус существовал, а во время допроса утверждает, что он был Мессией или совершал чудеса» [23].

Подобное признание, высказанное таким авторитетным скептиком, убежденным материалистом и атеистом каковым является Майкл Шермер, дорогого стоит.

Одновременно это утверждение является прекрасным примером объективной, не ангажированной оценки, высказанной М. Шермером в отношении возможностей, области применения и границ использования скептического подхода.

Интересную психологическую характеристику отношений вера/скептицизм дал Г.Г.Шпет [24}:

«Вера состоит не в чем ином, как в приятии возможности за действительность.

Вере всегда противостоит сомнение или всеобщая возможность сомнения — скептицизм».

Сам Г. Г.Шпет по этому поводу привел любопытное сравнение, замечая, «что мы имеем дело с одной палкой: хватишься за веру, на другом конце — скептицизм, хватишься за скептицизм, на другом конце — непременно вера».

Но так ли это на самом деле.

И что же такое скептицизм применительно к религиозному просвещению.

Пока очевидным и неизменным остается лишь вывод о недопустимости рассматривать скептический образ мышления как противоречащий духовному просвещению.

Это утверждение соответствует пониманию сути религиозного скептицизма [25] как методологического подхода в отношении тех или иных аспектов религиозности, не связанного с отрицанием религии в целом.

Религиозные скептики ставят под вопрос религиозные авторитеты и при этом не обязательно являются антирелигиозными людьми, но скептически относятся к конкретным религиозным убеждениям и/или обычаям» [25].

Убедиться в недопустимости рассматривать скептический образ мышления верующих как методического подхода (инструмента) направленного исключительно на критику и дискредитацию религиозных доктрин (учений) Вам поможет ссылка на работу [26].

Приведу лишь заключительный фрагмент этой работы:

«Таким образом интенсивная продукция скептической аргументации в современных исследованиях религиозных феноменов лишь частично и только в некоторых специализированных аспектах разрушает религиозные притязания на истину.

В целом она форсирует вариант реабилитации веры, что далеко не всегда осознается адептами неоскептицизма».

Кроме того, обязательно обратите внимание на приведенное ранее утверждение — «скептики стремятся к расширению своего познавательного опыта»

Это один из самых ответственных моментов, позволяющих нам осознать и принять область предназначения и приложения скептического анализа.

А чтобы «закрепить» это утверждение в нашем сознании, в качестве аргумента приведу евангельское наставление — «что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Лк.6:41).

Сама церковь призывает руководствоваться скептическим подходом в первую очередь для своего критического самоанализа.

И тем не менее на лицо парадокс — религии «не дружат» со скептицизмом.

Попробуем разобраться в нем и его причинах.

Основная причина лежит на поверхности.

Это конфликт мировоззрений между наукой, базирующейся на скептическом подходе к анализу достигнутых результатов ставящим цель получения новых знаний и догматическим мировоззрением, отстаивающим незыблемость фундаментальных основ своих религиозных доктрин.

Содержание этого конфликта великолепно изложил С.С.Кутателадзе (Семен Самсонович Кутателадзе — доктор физико-математических наук, профессор кафедры математики Новосибирского государственного университета) в своей статье «Ученый и верующий» [27] со многими положениями которой сложно не согласиться.

Именно поэтому позволю себе привести некоторые выдержки из этой работы:

«Религия — древняя психотерапия — создана человеком для себя самого.

Человек становится субъектом собственной религии, освобождаясь от забот реального мира и мечтая о перерождении или бессмертии.

Религия абстрагируется от человека, размещая свои догматы в самом центре культуры.

Наука создана человеком для грядущих поколений.

Она позволяет человеку преодолеть свою биологическую ограниченность и обрести бессмертие в потомках.

Человек — источник и цель науки.

Религия апеллирует к чувствам, наука — к разуму.

Религию исповедуют и проповедуют, а науку изучают, развивают и совершенствуют.

Религия требует, наука просвещает.

Религия обслуживает одинокого человека, делит человечество на конфессии и секты.

Наука едина для всех людей и служит человечеству как популяции. Наука альтруистична и открыта, в ней нет места мистике и предрассудкам.

Клерикализм эгоистичен и закрыт, он заменяет универсальный гуманизм нетерпимостью к инакомыслию, а доверие — верой.

Наука отделена от религии в суждениях и учёного и верующего.

Религиозная и научная версии мировоззрения отличаются кодификацией понимания. Религия основана на вере, а наука веру исключает.

Вера разъединяет, ибо субъективна. Объективное знание объединяет, ибо не терпит субъективизма.

Религия старается стать рядом с наукой, объявляя науку и веру двумя крыльями, несущими человека к истине. Но наука и религия служат истине, понимая её по-разному.

Для верующего поиск истины — субъективное приближение к непостижимому и мистическому идеалу, для учёного — объективизация знаний о том, что и как есть на самом деле.

Наука не рекрутирует сторонников, она безразлична к религии и ничего для себя не требует, оставаясь не толерантной к вере и основывая свои суждения исключительно на фактах и логике.

Универсальной религии нет, а многообразие диалектов науки не ведёт к её разрушению.

Источник и предмет веры вне человека.

Для религии человек — субъект добра и зла, существующих вне его воли и компетенции. Религия выступает как священный сверхъестественный дар человеку. Религиозная вера призвана вести человека к бессмертию.

Наука констатирует свою человеческую природу. Наука ничего не обещает и ничего не требует от человека, она только оберегает и просвещает человека, говоря ему даже горькую правду».

Если у Вас после прочтения этого фрагмента работы [27] сложилось впечатление о то, что ученый не может быть верующим человеком, то Вы ошибаетесь.

Обратите внимание на, пожалуй, ключевую (с моей точки зрения) ремарку данной статьи — «Клерикализм заменяет доверие — верой».

Собственно, и эта работа акцентирует внимание на этом развернутом понимании веры в религиозном аспекте как двух ее образов — убежденности и доверии, оба из которых присутствуют в нашем сознании.

Главной, определяющей целью научной деятельности является получение новых знаний о реальности.

Знания приобретаются человеком во всех формах его деятельности — и в обыденной жизни и в политике, и в экономике, и в искусстве, в религии…

Приобретая эти знания, человечество не только трансформирует все сферы мирского бытия, но и расширяет свои космологические представления о вселенной.

При этом по мере все большего накопления и распространения знаний об окружающем мире объективной реальностью становится тот факт, что сфера веры все более отодвигается от границ повседневного бытия человека, находя свой объект в малоисследованных областях науки и практики.

Фактически наука, не вторгаясь в содержание религиозных доктрин опосредовано принуждает верования (учения) к постоянному их развитию, или как минимум к внесению определенных корректив для сохранения к ним доверия со стороны верующих.

Это при том что любая из мировых конгрегаций ставит своей задачей закрепление (консервацию) в сознании верующих незыблемость догматов, составляющих основу ее религиозной доктрины, предлагающую верующим собственную картину мироздания.

Фактически любая религия или религиозное учение по факту выступают «тормозом» в продвижении новых знаний и научных открытий в общественное сознание, в первую очередь в космологии.

Это и есть тот самый, главный (основной) эпистемологический конфликт науки и религии.

Безусловно остановить развитие человеческой цивилизации, основанное в первую очередь на достижениях науки, не в состоянии ни одна религия, ни одно религиозное учение.

Но если науке, по большому счету нет дела до религиозной сферы нашего бытия, то все религии, учения, школы, общества, секты не только вынуждены «уживаться» с действительностью объективно противясь ходу развития науки и росту интеллектуального уровня своих верующих, но и вынуждены учитывать эти изменения, творчески развивая свои религиозные доктрины.

Но причем тут скептицизм, зададите Вы вопрос.

И будете правы.

Ведь скептицизм как образ мышления не влияет на эти отношения.

Более того, сами религии активно используют инструменты критики и скептического анализа в межрелигиозных дискуссиях и спорах о своем праве вести верующих к спасению и бессмертию.

Ключ к разгадке этой задачи лежит в сознательном избирательном и целенаправленном использование скептического подхода для решения собственных корпоративных задач критики своих оппонентов.

Что, к сожалению, характерно не только для нашей повседневной жизни или процессов, протекающих в секулярном мире, но и стало нормой в нескончаемых, продолжающихся столетиями схоластических межрелигиозных спорах и дебатах.

Любопытно, что это так называемое «фрагментарное» (а по сути — избирательное, целенаправленное) использовании религиозного (в данном случае правильнее — антирелигиозного) скептицизма в течении всей истории человечества испытала на себе и сама церковь [28].

Ключевыми утверждениями этой любопытной работы, на которые недопустимо не обратить внимание, являются:

— сила и степень действенности использования антирелигиозного скептицизма во многом зависят от обстоятельств социального характера;

— наиболее плодотворен скептицизм в отношении религии, когда он выражает настроения сил, стремящихся изменить существующий порядок вещей в направлении «социального прогресса» — например, антирелигиозный скептицизм как инструмент для выполнения социального заказа (в том числе СССР).

В данном случае приходится признать и констатировать что к сожалению скептицизм как методологический принцип познания и постижения истины был сознательно использован как инструмент критики, выполняя задачи, сформулированные в интересах государственных и политических структур осуществляющих богоборческую политику.

Именно такое предельно узкое, циничное и целенаправленное избирательное (фрагментарное) использование скептического подхода, превратившегося в интересах государственной политики в инструмент тотальной критики всех аспектов религиозной жизни, сформировал его (скептицизма) негативное восприятие «в глазах» значительной части общества.

Что не без собственного интереса и успеха продолжают использовать сами религиями применительно к доктринам своих оппонентов.

При этом, активно применяя скептический анализ и критику религиозных доктрин своих оппонентов, практически все конгрегации болезненно реагируют на использование подобного подхода своими верующими, когда речь заходит по существу о том, чтобы увидеть себя «со стороны».

Приходится констатировать следующее важное положение.

Негативное отношение церковь (а если быть точнее — ее одиозные представители) проявляет не к скептицизму в целом (что было бы просто нелепостью и нонсенсом), а к скептикам и, в первую очередь к религиозным скептикам, исповедующим (как ни странно и печально) именно эту религию.

Чтобы осознать и объяснить этот парадокс, вернемся на некоторое время к Символу веры.

Напоминаю:

— 1-й член Символа веры, признаваемый подавляющим количеством жителей планеты — это образ иррациональной веры (убеждение);

— в членах Символа веры со 2-го по 10-й сформулированы фундаментальные догматы христианской религиозной доктрины, принимаемой и исповедуемой 29% населения Земля,

К сожалению, сегодня это всего лишь треть челвпеческой цивилизации.

Но религиозная доктрина любой религии (учения) кем бы она не была основана, является не абстрактным объектом (мифом), а информационным продуктом созданным ее основателем, доверие к которому обосновывается эмпирическим опытом и описаниями мистических переживаний ее последователей.

И нравится ли это кому либо, или нет, но именно эти члены (со 2-го по 10-й) Символа веры (как и религиозные доктрины иных религий и религиозных учений) являются объектом другого образа веры — доверия;

С другой стороны, 11-й и 12-й члены Символа веры в консолидированной редакции (формате) фактически выражают (декларируют) надежду более 90% жителей Земли на бессмертие, являясь отражением их иррациональной веры как убеждения в продолжение жизни после смерти.

Но в отличие от 1-го члена Символа веры каждая религия (учение) на нашей планете предлагает в своих религиозных доктринах (каждая из которых, в свою очередь требует обоснования и, как следствие, является образам веры — доверием) собственное описание бессмертия (формы и содержания жизни после смерти), настаивая на его иррациональном признании как истины.

И христианская религиозная доктрина, сформулированная в первых 10-ти членах Символа веры в данном случае не исключение из правила.

А существование трех мировых христианских религий, каждая из которых представляет в своих догматических учениях собственное видение состояния души после смерти — лишь подтверждают это правило.

А теперь вопрос — разве могут возникнуть сомнения в необходимости дополнительных аргументов (не зависящих от корпоративных интересов конкретной религиозной доктрины), свидетельствующих о праве и способности любой религии предлагать верующим свое видение пути к бессмертию.

Можно с прежним упорством продолжать призывать верующих к слепому, иррациональному признанию догматов своей религии (учения) «не замечая» ни роста их общего уровня образования, ни предоставляемых им сегодня принципиально новых, широких возможностей доступа к информации.

Как невозможно не замечать жесточайшую конкуренцию различных доктрин в борьбе «за выживание» на религиозной карте планеты, предопределяющую для каждой из них жизненную необходимость поиска новых и все более убедительных аргументов с целью повышении доверия к ее праву вести верующих к бессмертию.

Это обстоятельство очень точно отмечено в [29]:

«Ошибочно полагать, что вера (а точнее — доверие как ее образ) есть нечто не нуждающееся в подтверждениях.

Наоборот, наиболее важные основания веры должны требовать от верующего непреложных личных (а не зазубренных, как бывает с теоремами) доказательств.

Одной из целей духовной жизни является получение таких доказательств, которое достигается осмыслением своей жизни, жизни других людей, а также опыта подвижников от древних веков до недавнего времени»

Но еще более важными и значимыми являются реальные научно обоснованные результаты, свидетельствующие в пользу и способствующие укреплению вероисповеданию самого религиозного скептика.

Собственно, именно это блестяще продемонстрировал Б.В.Раушенбах [13], доказав всему человечеству возможность триединства Святой Троицы — фундамента христианских религий.

Именно достижению этой цели следуют верующие скептики, изучая духовное наследие исповедуемых ими религий или религиозных учений, дополняя их новыми достоверными и объективными данными научных исследований.

Ведь основное достоинство скептицизма как методологического принципа познания, как «инструмента» постижения истины заключается не только в его независимости от области приложения — будь это область науки или теологии.

Скептицизм не может и не должен использоваться избирательно (фрагментарно) в интересах различных социальных групп, государственных и политических структур и в частности религиозных конгрегаций и объединений.

Ошибочно думать, а тем более обвинять верующих скептиков в критиканстве или желании нанести какой-либо вред той религиозной доктрине, ставшей предметом их скептического анализа.

Более того — выявляя неточности и противоречия, присутствующие в догматических учениях, религиозные скептики инициируют их скорейшее устранение силами священничества и представителей профессионального богословия (чьей обязанностью является решение этой задачи), исключая тем самым возможность искажения и сознательного превратного толкования основ и сути религиозных доктрин.

Недопустимо искажать суть, а тем более смешивать и подменять религиозный скептицизм его антиподом — антирелигиозным скептицизмом, ярким примером которого явилась целенаправленная богоборческая деятельность, обеспечивающая социальный заказ власти в период существования СССР.

Если Вы думаете, что антирелигиозный скептицизм исчез из нашей жизни, то это глубокое заблуждение.

Как не парадоксально, его наиболее уродливое проявление антирелигиозного скептицизма нашло свое место в странах, в которых законом установлена официальная религия.

В отчете IHEU (International Humanist and Ethical Union), направленном в декабре 2012-го года в ООН, были перечислены семь стран, в которых за атеизм и отказ от исповедования (или критику) избирательно отобранной и возведенной в ранг государственной политики религии, законодательно предусмотрено наказание вплоть до смертной казни.

Но, пожалуй, наиболее ярким проявлением антирелигиозного скептицизма является демагогия, возведенная атеистами в ранг их публичного обоснования своего отношения к религии.

Свой отказ от иррациональной веры в Бога они, представляясь скептиками «обосновывают», а фактически подменяют бесчисленными и бесконечными заявлениями о религиях, религиозных учениях, верованиях, как сознательно сформированных бизнес структурах, созданных их основателями исключительно ради власти и собственного обогащения.

И, к сожалению, сами религии, учения, верования, религиозные общества, секты, школы (количество которых определить невозможно), сами создают прецеденты и тем самым предоставляют аргументы для подобной антирелигиозной агитации.

Ведь несмотря на то, что любая религия или религиозное учение в своих декларациях пытаются дистанцироваться от секулярного мира, реальность свидетельствует об обратном.

Будучи интегрированными в социум, став по существу его составной частью, церкви не могут не испытывать влияния всех тех негативных факторов, которыми заполнена наша бренная мирская жизнь.

Ведь и сама церковь в какой-то мере отражает социальный срез общества со всеми присущими ему недостатками.

Вряд ли у кого-либо существуют сомнения в том, что среди служителей культа любой конфессии всегда присутствует определенный процент тех, для кого церковь стала средой удовлетворения не только духовных, но и собственных мирских интересов и далеко не всегда адекватных материальных потребностей.

Несмотря на относительно небольшой процент присутствия в ограде церкви подобных «духовных пастырей», именно они являются одним из наиболее болезненных для любой конгрегации негативным фактором, разрушающим репутацию и доверие к ее (церкви) миссии вести верующих к праведности и любви.

Церковь вне сомнения это осознает и стремится от них избавиться.

Насколько удачно — зависит от нее самой.

Но в состоянии ли избавиться от своих грехов и пороков человечество.

Так приходится признать, что антирелигиозный скептицизм жил и, к сожалению, продолжает жить.

Тем более, и это печально сознавать, что фактически все религиозные конгрегации (и православная церковь не исключение) в своей миссионерской практике использую по сути тот-же антирелигиозный скептицизм (его составляющую — критический анализ) направляя острие скептического подхода на дискредитацию религиозных доктрин своих оппонентов.

Ведь все мы являемся свидетелями рождения новых учений и непримиримой (и безрезультатной) многовековой конкуренции мировых религий на «внешнем фронте» за право именовать себя истинными путями к бессмертию с одной стороны, а с другой — ожесточенной борьбы внутри этих самых религий и учений за сохранение целостности и исключения вероотступничества в среде своей паствы.

Но тогда в чем причина того, что скептицизм как образ мышления верующих отторгаются ортодоксальными кругами священничества и богословия всех без исключения религий и рассматривается ими в качестве негативного фактора, направленного на разрушение их догматического учения.

Ответ содержится в самом вопросе.

Мы определили ту «узловую» точку, вызывающую болезненную реакцию у православного духовенства и богословия, требующих от своих верующих слепой, иррациональной веры в догматическое учение церкви..

Но подобного (слепого) отношения от своих верующих к исповедуемым доктринам добиваются представители священничества и всех иных христианских конфессий.

Все религии отвергают скептический подход в тех случаях, когда объектом его анализа является их собственное догматическое учение.

Но особую обеспокоенность представители священничество испытывают и проявляют болезненную реакцию тогда, когда инициатива такого анализа исходит от религиозных скептиков, являющихся последователями именно этой религии.

Религиозные скептики, выявляя подобные искажения и вынося их на обсуждение вне ограниченного (замкнутого) круга «уполномоченных» для богословского обсуждения подобных вопросов лиц, становятся «нежелательными элементами»

Как следствие, усилиями ортодоксальных фундаменталистов и фанатиков религиозные скептики внутри конфессии представляются в качестве раскольников или еретиков, ставящих своей задачей посеять сомнение верующих в ее (религии) истинности, разрушить целостность и духовное единство самого тела церкви, подорвать авторитет и само право духовенства осуществлять пастырскую миссию вести верующих к Богу и бессмертию.

Каждый в состоянии сформировать свое представление в качестве ответов на вопрос о возможной мотивации подобной агрессии в адрес религиозных скептиков.

Но неименной в данной ситуации является убежденность «защитников» догматических учений в недопустимости проявления любых сомнений (скептицизма) высказанных в адрес каких-либо вопросов излагаемого ими догматического учения.

Вот только, как мы уже знаем, само понятие веры они трактуют расширительно, сознательно объединяя ее образы (иррациональное убеждение и доверие) в единую «слепую веру» по отношению к различным составляющим догматического учения.

При этом «не замечают» не только различия, а зачастую неоднозначность и противоречивость, святоотеческих мнений и наставлений, имеющих место в историческом духовном наследии исповедуемой религии, но и что особенно важно — отсутствие четко сформулированных, не допускающих искажения и произвольного толкования текстов самих догматов — основы основ религии.

Резюмируем.

Чтобы определить свое отношение к религиозному скептицизму, верующему придется задать и найти (по крайней мере для себя) честный ответ на вопрос — моя вера должна быть слепой или осознанной.

Именно положительный (в пользу веры осознанной) ответ на этот вопрос пугал всегда и страшит сегодня представителей ортодоксального священничества и богословия всех религий, учений и конгрегаций, считавших своей монополией и религиозные знания и право на духовную власть над своими верующими.

Веками это право было обеспечено уровнем развития человеческой цивилизации и в первую очередь реальным, крайне несовершенным состоянием коммуникационной сферы.

И все это время церковь сохраняла монополию и на сами религиозные знания и на их содержание в миссионерской практике.

Представьте — ведь всего каких-то 100—150 лет назад на безграничных просторах России во всех удаленных селах, деревнях, уездных городках при практически полном отсутствии коммуникаций и доступа к знаниям, единственным источником просвещения являлись церковно-приходские школы.

И священнослужитель в этой социальной системе был фактически единственным их (знаний) носителем.

Революционные достижений в области информатики и сетевых коммуникаций кардинальным образом изменили эту ситуацию, создав с одной стороны новую реальность в отношениях верующих с представителями духовенства и богословия, а с другой — открыли каждому верующим окно возможностей всестороннего познания (скептического анализа) всей полноты исторического наследия исповедуемой религии как основы его духовного просвещения.

Закрыть это окно, или пытаться запретить верующим воспользоваться предоставленными возможностями, уже никто не в силах и не в состоянии.

1.4. Выводы

Основное содержание этой главы было призвано сформировать у читателя твердое убеждение в том, что скептицизм как образ мышления не только не находится в противоречии с задачами христианской миссионерской практики, но и составляет ее основу в достижении главной цели духовного развития верующего — осознании того, что истинная вера должна быть не слепой, а осмысленной.

Желание найти ответы на вопросы — что же такое вера (в частности религиозная вера), и какое место в нашем отношении к избранной религии играет скептицизм, очертило значительный объем аналитической работы, связанной с изучением колоссального информационного массива, сформированного из наследия великих мудрецов, мыслителей, философов древности и современных исследователей в области психологии, размышлявших над этими понятиями.

Отдавая себе отчет о невозможности охватить весь этот объем знаний, тем не менее попытаемся с большой долей уверенности констатировать те общие положения, которые не стали противоречиями в дебатах и спорах признанных авторитетов и их оппонентов в данной предметной области.

1. Вера в Бога — иррациональная убеждение, принятое в качестве суждения на основании единственно лишь внутренней субъективной убежденности в его истинности и в силу невозможности доказать (или опровергнуть) Его существование.

Тем не менее, это не мешает тому, что более 90% населения планеты верят, или склонны верить в Создателя.

2. Религиозная вера.

В этом случае мы имеем дело с иным образом веры — доверием конкретной религиозной доктрине в силу того, что каждая религия (учение, верование), заявляя о своей истинности, предлагает в качестве ее (истинности) обоснования совокупность аргументов, которые не могут быть в силу объективных или субъективных причин однозначно и убедительно доказаны в данный момент в сравнении с иными религиозными доктринами (учениями).

Очевидно, что существование широкой палитры различных верований предопределяет задачу их сопоставления и критического (скептического) анализа.

3. Религиозный скептицизм — выступает в качестве образа мышления, направленного на проведение объективного критического анализа содержания и обоснованности религиозных доктрин.

«Религиозный скептицизм является процессом открытия истины, а не общего неприятия».

При этом:

— скептик атеист задает вопрос — почему я должен верить в то, что религия (любая) способна привести своих верующих к бессмертию;

— религиозный скептик задает вопрос — а почему я не должен верить в способность других религий привести верующих к бессмертию.

4. Для всех верующих, исповедующих христианские религии, первые десять членов Символа веры, в целом (за исключение различий, приведенных в [30]) отражают их консолидированное представление:

— как образ иррационального убеждения по отношению к 1-му члену и образ веры;

— как доверие в отношении членов Символа со 2-го по 10-й включительно.

Еще раз подчеркнем, что члены Символа веры со 2-го по 10-й включительно являются фундаментальными догматами христианского вероисповедания основывающегося на признании триединства (троичности) Святой Троицы и воскресении Господа нашего Иисуса Христа.

5. Что же касается 11-го и 12-го членов Символа, определяющих и декларирующих ответ на, пожалуй, самый сокровенный и волнующий каждого верующего любой конгрегации вопрос о бессмертии (о форме и содержании жизни после смерти), то их содержание раскрывается в частных догматах каждой их трех мировых христианских религий и является образом веры — доверием, которому желательны основания, доказательства, проверка.

В текстах 11-го и 12-го членов Символа фактически отражена не только вера христиан, но и подавляющей части населения планеты в бессмертие (продолжение жизни после смерти).

К сожалению, приходится признать, что большинство жителей Земли выбрали в качестве своих верований иные религии, учения, школы, религиозные общества, подтверждая тем самым сам факт возможного существование иных путей движения к бессмертию. Демонстрируя тем самым убедительность исповедуемых ими религиозных доктрин.

6. Безусловно любая церковь заинтересована в том, чтобы ее религиозная доктрина воспринималась верующими как иррациональное убеждение (слепая вера) в полном объеме, стараясь достигнуть этой цели проповедованием своего догматического учения.

И как следствие церковь болезненно реагирует на проявление скептицизма (сомнения) в первую очередь в среде своих верующих, считая это не просто маловерием, а посягательством на основы (догматы) всего вероучения.

Конечно же это не так.

Во первых — реальностью является тот факт, что любая религиозная доктрина, как информационный продукт, который является доверием (как образ веры), обречена постоянно доказывать свое право именоваться истинной и вести верующих к бессмертию в условиях жесткой межрелигиозной конкуренции.

Во вторых — любая религиозная доктрина в процессе своего становления характеризуется наличием в ее положениях с одной стороны недостатков и противоречий, а с другой возможностью развития — роста своей обоснованности, убедительности и эффективности миссионерской практики.

Христианские религии в этом плане не являются исключением.

Так стоит ли отказывать религиозным скептикам в праве участвовать и выявлять эти недостатки, а также в поиске новых доказательств истинности самой доктрины и в совершенствовании практики проповедования Евангелия.

Трактат ученого и религиозного скептика Б.В.Раушенбаха «О Логике троичности» [13] — яркий и более чем убедительный пример ошибочности такого подхода.

А в завершении этой главы ответим на вопрос, который не может не возникнуть в сознании любого человека — верующего, агностика, атеиста.

В своей мирской жизни каждый из нас фактически руководствуется скептическим подходом и критическим анализом практически во всех жизненных ситуаций и при разрешении самых разнообразных конфликтов, стремясь найти из них выход или оптимальное их решение.

Тогда чем мы отличаемся от скептиков.

Ответ — по существу ничем.

Разница состоит лишь в том, что подлинный скептик в своем критическом анализе и поиске решения способен идти «до конца» направляя на поиск решения все свои временные и интеллектуальные ресурсы.

Истинного скептика на этом пути остановить невозможно.

Ведь по определению сомнение (особенно сомнение в надёжности истины) в качестве образа мышления скептика, делает этот путь (путь поиска истины) бесконечным во времени.

Мы же значительно чаще останавливаемся на средине этого пути, достигая и соглашаясь на какие-либо компромиссы.

Но поиск истины — это не путь соглашений и компромиссов.

Очевидно, что в области теологии при анализе религиозный доктрин, основывающихся на мистических переживаниях и эмпирическом опыте последователей различных религий и учений, поиск истины предопределяет неизбежность возникновения противоречий и конфликтных ситуаций в отношениях с представителями догматического образа мышления, превращая тем самым религиозных скептиков в «нежелательных элементов» богословских дискуссий и споров.

Более того, печально то, что в реальной жизни скептики сталкиваются не просто с эффектом отторжения, а испытывают агрессивное противодействие (вплоть до обвинений в раскольничестве и требований отлучения от церкви) со стороны ортодоксальных фундаменталистов и религиозных фанатиков,

Казалось бы, очевидным является не только целесообразность, но и необходимость присутствия религиозных скептиков в числе верующих любой религии или учения не вызывает малейшего сомнения.

Следовательно, существуют иные причины и факторы, формирующие такое отношение к ним.

Мы еще вернемся к анализу этой парадоксальной ситуации.

А пока, опираясь на уверенность в необходимости скептического подхода к изучению исторического святоотеческого наследия исповедуемой (православной) веры, вступим на путь религиозного просвещения.

Глава 2. Мы и религия

Но прежде чем попытаться дать ответ на этот вопрос, давайте определим его актуальность.

Ведь не секрет, что как глубина и искренность самой веры, так и отношение верующих к религиозным обязанностям лежат в очень широком диапазоне.

Уже эта задача сама по себе не проста.

2.1. Немного статистики

Для начала найдем ответ на вопрос — соответствует ли число верующих, которое приписывает статистика (и сама церковь) действительному количеству тех, для кого вера является фундаментальной составляющей мировоззрения.

Мне удалось найти две таких масштабные работы заслуживающие доверия.

Так, в 2015-м году Институт общественного мнения Гэллапа провёл опрос, в рамках которого спрашивал людей: «Занимает ли религия важную часть в вашей повседневной жизни?».

В списке оказалось 10 стран, в которых наибольшее число человек ответили «нет» на этот вопрос.

Представляю Топ-10 самых нерелигиозных стран

— Уругвай — 59%;

— Россия — 60%;

— Вьетнам — 69%;

— Франция — 69%

— Великобритания — 73%;

— Гонконг — 74%;

— Япония — 75%;

— Дания — 80%;

— Швеция — 82%;

— Эстония — 84%.

Если проанализировать приведенный перечень, то, вне всякого сомнения, повышенный интерес и недоумение вызовет присутствие в нем России.

И как единственная в этом списке страна, олицетворяющая православное вероисповедание, и как страна, претендующая на ее восприятие как «третьего Рима».

В этом контексте, конечно же 60% населения, не воспринимающие (согласно данным [31]) религию как важную составляющую своей мирской жизни, дают повод задуматься об обоснованности подобных надежд и притязаний.

Т.е. оставшиеся 40% (а это от 147 млн. составляет около 60 млн. человек) населения России действительно считают религию важной составляющей мирской жизни.

Чуть позднее мы вернемся к этой цифре.

Еще больший объем информации, позволяющей объективно оценить действительное отношение «верующих» к избранной ими религии, представлен в [32] в форме диаграммы ответов на вопрос «считаю ли я религию самым важным аспектом жизни»:

Как мы видим, в данном случае, картина выглядит значительно хуже — лишь 19% россиян считают религии важной составляющей своей жизни.

Представленные данные авторитетных зарубежных источников свидетельствуют о том, что даже в случае «оптимистического» сценария максимум 40% россиян не относятся к своему вероисповеданию по «остаточному» принципу.

Но реальная ситуация значительно печальнее.

Расширенный анализ данных представительного количества информационных источников статистической информации и проблемно-ориентированных социологических опросов, проведенный с целью установить объективные показатели, характеризующие религиозную жизнь России и Украины, представленный автором в [33], позволяет обоснованно утверждать, что к сожалению, именно в России и Украине количество «декларативно» верующих, отождествляющих себя с православием, соответственно в 3.21 и 2.26 раз превышает число тех, для кого вера и религия не являются пустым звуком.

Это означает, что и в Украине порядка 69% всех православных верующих относятся к своим религиозным обязанностям по «остаточному» принципу.

В России ситуация хуже и значение «декларативно» верующих составляет 76% от общего количества православных, что подтверждает обоснованность и достоверность диаграммы [32].

Какие выводы мы в состоянии сделать, получив такие данные.

Очевидно, что для всех тех, кто лишь формально отождествляет себя с православием, проблема собственного религиозного просвещения и изучения исторического духовного наследия православной церкви не стоит на первом плане.

Логичнее предположить, что эта категория «верующих» обратит свое внимание на сравнительный анализ религиозных доктрин иных верований и учений.

Тем более, что в их количестве нет недостатка.

Точное количество религий, которые существуют сейчас в мире, неизвестно. Их число оценивается в интервале от 400 до 5.000, в зависимости от подхода авторов к определению религии.

В первом приближении представление об их количестве, содержании религиозных доктрин, численности последователей тех или иных религий, учений, верований, Вы можете получить, обратившись к [34].

Но каждая из них предлагает свое видение продолжения жизни после смерти (бессмертия), при этом с максимальной убедительностью настаивает на ее истинности.

Вот где без скептического подхода и критического анализа не обойтись.

Несколько ранее мы уже рассматривали два образа веры (иррациональное убеждение и доверие) на примере Символа веры христианства, оставляя за скобками те непримиримые богословские противоречия, которые, как ни печально, проявляются при рассмотрении догматических учений мировых христианских религий.

Все сказанное определяет необходимость уделить определенное внимание тем отличиям, которые существуют между верой и религией.

2.2. Несколько слов о религиях

В реальной жизни многие люди путают понятия «вера» и «религия», иногда отождествляют их, а часто просто не задумываются над духовным смыслом этих слов.

Понятия гармоничны, но не тождественны.

Как и любое значимое в теологическом и философском аспектах понятие, «религия» — предмет колоссального количества информационных материалов призванных внести ясность в общие черти и различия этих понятий.

Googl в течение одной минуты выдал перечень из 82 000 000 ссылок на информационные источники, предлагающие Вам «помощь» чтобы разобраться в вопросе — что такое «религия».

Из огромного количества работ, целью которых являлось попытка сформулировать и раскрыть перечень характеристик, позволяющих осознать различие этих понятий, с моей точки зрения это наиболее удачно удалось сделать авторам [35].

Статья заслуживает того, чтобы привести в полном объеме выводы из ее содержания:

— Вера первична, ее человек выбирает, религию принимает.

— Вера может существовать без религии. Религия основывается на вере.

— Веру можно потерять, но она также способна прогрессировать. Религию можно сменить, но не потерять, также в ней нет прогресса.

— Вера — внутреннее обновление человека. Религия — внешнее проявление веры, ее шаблон.

— Вера обусловлена особенностями психики отдельного индивида. Религия — устоявшееся учение, не зависящее от видения ее отдельно взятой личностью.

— Вера объединяет людей, религия часто разъединяет.

— Вера бескорыстна, религия преследует определенную цель, не всегда благую.

— Вера — безусловный атрибут религии, но не наоборот.

Безусловно каждое из приведенных выше утверждений способно стать предметом бесконечных дискуссий и споров, но нельзя не признать, что в совокупности они позволяют сформировать целостное представление об отличии любой религии (верования, учения) от иррациональной веры в Бога.

Не говоря уже о том, утверждение «Ничто так не объединяет, как вера и не разъединяет людей, как религия», приподнимает завесу над, пожалуй, самым острым и болезненным для каждой из них вопросом (а точнее желанием) быть признанной не только истинным, а единственно верным путем к бессмертию.

История человечества изобилует свидетельствами о кровавых братоубийственных войнах, развязанных под знаменами самых «миролюбивых» религий, призывающих к человеколюбию, милосердию и состраданию к ближнему.

Не надо быть аналитиком, тешить себя иллюзиями и не понимать, что эту картину сегодня в секулярном мире не только видят, но и задаются вопросом — как такое возможно, порядка 70% «декларативно» верующих православных христиан.

И, хотя данная ситуация не имеет прямого отношения к основному содержанию работы, оставить вопрос (в чем причина этого, казалось бы, парадокса). без ответа явно недопустимо.

Ответ на этот вопрос мы найдем в высказывании южнокорейского религиозного деятеля Мун Сон Мёна:

«Люди зачастую становятся друзьями, даже если их объединяет всего лишь общее увлечение. Два попутчика, обнаружив, что они земляки, тут же начинают живо общаться, словно знали друг друга десятки лет.

Вот почему я считаю настоящей трагедией то, что религии, схожие более чем на 70%, до сих пор не могут прийти к взаимопониманию и с радостью построить друг с другом отношения.

А ведь они могли бы найти очень много общих тем и взяться за руки!

Так нет же — они, наоборот, настаивают на своих отличиях и критикуют друг друга…

Иудаизм, религия Израиля, — это религия мира; то же самое касается и ислама.

Внимательно изучив Писание, мы поймем, что проблема не в самих религиях и вероучениях, а в том, как их преподносят людям.

Если доносить до людей учения в искаженном виде, это порождает предубеждения, которые приводят к конфликтам…

Цель любой религии — помочь людям встать на путь добра и избавиться от порочных черт, которые, собственно, и пробуждают в нас тягу к конфликтам.

Возьмем крупнейшие религии мира.

Идеалом для каждой из них является мир на земле.

Все они стремятся к Царству Небесному, Утопии или раю.

Каждая религия называет этот идеал по-разному, но все они стремятся именно к нему.

В нашем мире существует бесчисленное множество религий, и практически все они разделены на деноминации.

Однако все эти религии, по сути, мечтают об одном: о Царстве Небесном и мире на земле.

Души людей изорваны в клочья насилием и враждебностью, которые коренятся в нас самих.

Нас сможет исцелить только Царство любви».

Вне всякого сомнения, можно попытаться оспорить данные утверждения, отыскивая в информационном пространстве изречения духовных лидеров различных конфессий, свидетельствующие о исключительном миролюбии представляемых ими религиозных конгрегаций.

Но оспорить главный тезис этого утверждения — «внимательно изучив Писание, мы поймем, что проблема не в самих религиях и вероучениях, а в том, как их преподносят людям» не получится.

И подтверждением сказанному:

«основная причина вражды — превратное истолкование сути религии религиозными лидерами и проповедниками».

(Абду-ль-Баха, религиозный деятель,

один из основателей веры бахаи)

И так.

Оказалось, что ответ лежит на поверхности.

Проблема не в религии (учении) а в учителях и тех, кто использует ее (религию) в собственных, далеких от подлинных духовных ценностей интересах.

Еще одно подтверждение необходимости объективного, независимого от корпоративных и личных интересов скептического подхода к изучению религиозных доктрин и догматических учений.

Собственно, об этом говорит и к этому призывает и сама православная церковь.

В качестве примера приведу лекцию профессора А.И.Осипова «Почему православие есть истинная вера» [36], широко представленную многочисленными аудио и видео записями, а также текстами на информационных сайтах православной религиозной ориентации.

Объективно описывая ситуацию «борьбы» религий за наши души словами: «Боже мой, что здесь я вижу и слышу? Народу полно, и каждый кричит: „Только у меня истина“. Вот задача-то… И мусульмане, и конфуциане, и буддисты, и иудеи и кого только нет», А.И.Осипов задает вопрос — «Вот стоит и он, христианский проповедник, посреди других, а я ищу, кто же прав-то здесь, кому же верить».

А теперь действительно важный момент в лекции А.И.Осипова на который необходимо обратить внимание:

«Тут имеются два подхода, может быть их и больше, но я назову два.

Один из них, который может дать человеку возможность убедиться, какая религия есть истинная (то есть объективно соответствует человеческой природе, человеческим исканиям, человеческому пониманию смысла жизни) заключается в методе сравнительно-богословского анализа.

(Вот он — тот самый скептический (критический) анализ, необходимый каждому верующему для поиска ответа на вопрос о доверии избираемой религии.

И, главное — скептический подход не допускает избирательного его применения исключительно к учениям и доктринам своих оппонентов.

Казалось бы, все ясно. Но…)

Довольно долгий путь, тут нужно хорошо изучить каждую религию.

Но далеко не каждый может пройти этим путем, нужно большое время, большие силы, если хотите, соответствующие способности для того, чтобы изучить все это — тем более, что это отнимет столько сил души…

Нам в семинарии всегда предлагали этот метод сравнительного изучения догматических систем католицизма и протестантизма с православием.

Но есть и другой метод.

Это метод тоже сравнительного исследования, но исследования уже духовной области жизни, наглядно проявляющей себя в жизни святых.

Действительно, по своим святым оценивается любая Поместная Православная Церковь или инославная».

Собственно, в дальнейшем А.И.Осипов, являясь одним из лучших (если не лучшим) миссионером православной религии использует именно этот «метод» для обоснования истинности православия, представляя в негативном свете католических святых.

Парадокс — для оценки «истинности» и доверия религиозной доктрины А.И.Осипов (признанный в богословских кругах всех мировых христианских религий) предлагает нам исследовать образ жизни (праведность) представителей иных конфессий.

Ну прямо какой-то эрзац-экспресс метод поиска истины.

Ситуация напоминает скандалы в коммунальной квартире, когда одни соседи, чтобы очернить других, используют для этой цели уличные сплетни и слухи.

Неужели здравомыслящий человек, обладающий свободным доступом к информации, в качестве метода познания займется «поиском скелетов» в личной жизни личностей, возведенных в ранг святых различных религий чтобы на этой основе сделать заключение об их истинности.

А обоснование такой «рекомендации» является забота об экономии наших «сил души».

Но ведь суть в другом.

Не может и не должна праведная (или грешная) жизнь отдельных представителей любой религиозной доктрины рассматриваться как доказательство ее истинности.

Даже как-то неловко читать подобные рекомендации…

Особенно с учетом того, что достоверность каждой из религиозных доктрин (как и существование Бога) не могут быть доказаны, а доверие к ним основывается исключительно на эмпирическом опыте и мистических переживаниях последователей именно данной религии (учения).

Выскажу предположение что, возможно, А.И.Осипов использовал этот аргумент — «потому что человеку, не имеющему хорошего образования, достаточных познаний, которому совсем не легко разобраться в дебрях догматических дискуссий и решить кто прав, а кто виноват», для того чтобы обоснованно подвести нас к выводу о необходимости руководствоваться в собственном религиозном образовании богословскими представлениями своего духовного наставника.

Но такое утверждение может быть оправдано только верой в его (наставника) непогрешимость (что уже само по себе является нонсенсом), его высочайшим авторитетом и профессиональным уровнем.

А выбор духовного наставника это уже совсем другой вопрос, который безусловно возникает у каждого верующего, стремящегося к своему духовному развитию и ставшего на путь религиозного просвещения.

Резюмируем.

И так.

С «декларативно» верующими, которые лишь формально отождествляют себя с религией, мы разобрались.

Без скептицизма при анализе религиозных доктрин в желании обрести свою религию им не обойтись.

А как быть с теми, для кого религия не пустой звук, а религиозные обязанности составляют важную часть повседневной жизни.

Ведь мы уже знаем, к «истинно» верующим России и Украины относится порядка 20—25% всех тех, кто отождествляет себя с православной церковью.

Это именно те последователи православного вероисповедания, которые потенциально готовы рассматривать и ставить перед собой задачу духовного развития.

Но возникает ли перед ними необходимость скептического подхода к изучению Священного Писания и Священного Предания в процессе своего религиозног

о просвещения.

Ответ Вы найдете в следующей главе.

Глава 3. Чтобы не быть голословным

Традиционный путь религиозного просвещения и духовного роста верующего начинается как правило с изучения (познания) Священного Писания.

В одном из информационных источников я нашел определение, которое, как мне кажется полностью отражает то состояние, которое связывает истинно верующего христианина и Библию — «читая Священное Писание, мы погружаем свое сознание в заповеди Бога».

И пытаемся сопоставлять наши жизненные решения и поступки с собственным пониманием заповедей, заветов, притчей и наставлений Писания.

Может показаться, что ответ найден.

Но все оказывается не так просто.

Ведь по утверждению [37]: «по количеству изданий Библия не может сравниться ни с одной книгой.

Она переведена более чем на 240 языков и более чем на 700 диалектов.

Но нет другой такой книги, которая содержит столько «непонятных» и «противоречивых» здравому смыслу мест».

Чтобы не «погрузиться» в богословские споры, связанные с толкованием самых «востребованных» притчей Священного Писания, и не оставаться голословным, приведу лишь один пример.

Притча об управителе — Евангелие от Луки, гл.16.

Не могу не обратить внимание на крайнюю актуальность этой заповеди, затрагивающей один из самых популярных современных механизмов обогащения в коррумпированных системах хозяйственных отношений, известным под понятием «откат».

Именно эту параллель вы легко обнаружите, если обратитесь к многочисленным религиозным интернет-форумам, на которых обсуждается притча об управителе.

И так — Лк.16:1—9:

1 Сказал же и к ученикам Своим: один человек был богат и имел управителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его;

2 и, призвав его, сказал ему: что это я слышу о тебе? дай отчет в управлении твоем, ибо ты не можешь более управлять.

3 Тогда управитель сказал сам в себе: что мне делать? господин мой отнимает у меня управление домом; копать не могу, просить стыжусь;

4 знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом.

5 И, призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен господину моему?

6 Он сказал: сто мер масла. И сказал ему: возьми твою расписку и садись скорее, напиши: пятьдесят.

7 Потом другому сказал: а ты сколько должен? Он отвечал: сто мер пшеницы. И сказал ему: возьми твою расписку и напиши: восемьдесят.

8 И похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде.

9 И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители.

Почти две тысячи лет лучшие христианские умы рода человеческого ищут, обосновывают и предлагают толкование этих девяти абзацев Евангельской заповеди.

Как быть.

Нужна помощь?

Без проблем.

Googl выдал 1.410.000 ссылок, предлагаемых в качестве помощи для получения ответа на заданный вопрос.

Слишком много.

Правда если мы уточним постановку задачи, акцентировав внимание на православном толковании Библии, то количество предлагаемый вариантов сократится ровно на порядок до 142.000 ссылок.

Любопытная статистика.

Но не она предмет нашего интереса.

Все равно неподъемный объем.

Не спасают и традиционные излагаемые в назидательной форме рекомендации представителей священничества руководствоваться в изучении Священного Писания наследием Святых отцов, Преподобных, Святителей и Учителей Церкви.

Объем этого наследия огромен.

А существование противоречивых, а порой и диаметрально противоположных поучений, утверждений и собственных мнений можно сравнить, пожалуй, с ситуацией аналогичной изучению Талмуда в иудаизме.

Так что решение Вы не найдете.

Не верите.

Давайте откроем одну из самый авторитетных толковых Библий [38] с целью понять и осознать смысл одного из вызывающих внутренний конфликт наставлений — «И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители». (Лк.16:9)

Но не буду утомлять Вас этой работой, а просто приведу один из фрагментов толковой Библии А. П.Лопухина [38], которая и по сей день остаётся самым авторитетным по полноте, корректности и детальности изложения русскоязычным толкованием Библии.

Представлю лишь некоторые выдержки из объемного комментария А.П.Лопухина к притче о домоправителе:

«Кто были эти должники — арендаторы ли, или торговцы, которые брали из имения для продажи разные естественные продукты, сказать трудно, да это и не представляет важности.

Домоправитель велит ему поскорее — дурные дела обыкновенно торопятся делать, чтобы не помешали — написать новую расписку, в которой долг этого должника уменьшен наполовину.

Таким образом он оказал огромную услугу этим двум должникам, — а затем, может быть, и другим, — и те, конечно, чувствовали пред ним себя навек обязанными.

Приют и пропитание для себя в домах этих людей домоправитель обеспечил вполне.

Хозяин имения, услышав о таком поступке домоправителя, похвалил его, нашел, что тот поступил догадливо, или, лучше перевести, мудро, обдуманно и целесообразно (fronimoV).

Странною кажется эта похвала?

Господину нанесен ущерб и весьма значительный, а он все же хвалил неверного домоправителя, удивляясь его благоразумности.

За что же тут хвалить?

Надо бы, казалось, подать на него жалобу в суд, а не хвалить…

Большинство толкователей поэтому настаивают на том, что господин, собственно, удивляется только ловкости домоправителя, нисколько не одобряя характера самого средства, какое тот нашел для своего спасения.

Но такое решение вопроса очень неудовлетворительно, потому что отсюда выходит, что Христос далее учит Своих последователей тоже только ловкости или уменью находить исход в трудных обстоятельствах жизни, подражая людям недостойным (неправедным).

Мы опустим некоторую полемику Лопухина с протоиереем Буткевичем, как и упоминание п тексту мнений Браунга и Гольба, сохранив комментарии к наиболее «деликатному» п.9 притчи о домоправителе:

— Богатство Господь называет неправедным (mamwna t. adikiaV) не потому, что оно было приобретено неправедными путями — такое богатство по закону должно быть возвращено как уворованное (Лев.VI:4; Втор. XXII: 1), — а потому, что оно суетно, обманчиво, скоропреходяще и часто делает человека любостяжательным, скупцом, забывающим о своей обязанности благотворить своим ближним, и служит большим препятствием на пути достижения Царства Небесного (Мк. X:25).

— Когда обнищаете — (ecliphte) — правильнее: когда оно — богатство — лишится своего значения (по лучшему чтению: ekliph). Этим указывается на время второго пришествия Христа, когда временное земное богатство перестанет иметь какое-либо значение (ср.Лк.VI:24; Иак. V:1 и сл.).

— Приняли — не сказано: кто, но нужно предполагать — друзья, которых можно приобрести через правильное употребление земного богатства, т. е. когда его употребляют так, как угодно Богу.

— Вечные обители. Это выражение соответствует выражению: в домы свои (ст. 4) и обозначает Царство Мессии, которое пребудет вечно (ср. 3 Езд. II:11)».

Как мы видим, даже в таком фундаментальном и признанном в православном мире толковании Священного Писания, каковым является труд А.П.Лопухина, присутствует информация о существовании альтернативных мнений на одну из притч (в данном случае притча о домоправителе) Священного Писания.

Толкование притчи о домоправителе А.П.Лопухин завершает следующим пояснением:

«Притчею о неправедном домоправителе Христос, имевший прежде всего в виду мытарей, научает и всех грешников вообще, как достигать спасения и вечного блаженства: в этом и заключается таинственный смысл притчи. Богатый человек — это Бог. Неправедный домоправитель — это грешник, который долгое время беспечно растрачивает дары Божий, пока Бог не призовет его к ответу какими-нибудь грозными знамениями (болезнями, несчастиями).

Если грешник не вовсе ещё утратил здравый смысл, то он приносит покаяние, подобно тому как домоправитель простил должникам господина те долги, какие он мог бы считать за ними…

Но понятно, что вдаваться в подробные аллегорические объяснения данной притчи совершенно бесполезно, потому что тут придется руководиться только совершенно случайными совпадениями и прибегать к натяжкам: как и всякая другая притча, притча о неправедном домоправителе содержит в себе, кроме главной мысли, еще прибавочные черты, которые и не требуют объяснения».

Даже в этом небольшом фрагменте просматривается аккуратно сформулированное еще в начале прошлого века (первое двенадцатитомное издание выходило в С. Петербурге с 1904 по 1913 год) самим А.П.Лопухиным, предостережение, предполагающее и допускающее возможность трансформации представленного им толкования этой притчи.

Данный пример лишь иллюстрирует тот факт, что в понимании, казалось бы, базовых, основополагающих истин Священного Писания мы сталкиваемся с неоднозначным их толкованием даже в тех фундаментальных трудах, которые призваны внести эту ясность.

И таких примеров предостаточно [39]:

«Впрочем, и сама содержательная структура Нового Завета оказывается несколько размытой — в ней возникают логические неувязки, туманные места, не поддающиеся окончательной дешифровке.

Что, например, означают слова Иисуса Христа о Хлебе Небесном, о виноградной лозе, о воде, текущей в жизнь вечную?

Или к чему призывает апостол Павел, говоря: Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем (1 Кор.11:28–29)?

О какой лозе, воде, хлебе и чаше идет речь? Сам новозаветный текст однозначного ответа нам не дает».

Как быть.

Что нам говорят Учителя Церкви — Святитель Филарет Московский [40]:

«Во-первых, должно читать оное с благоговением, как слово Божие, и с молитвою о уразумении оного;

во-вторых, должно читать оное с чистым намерением, для нашего наставления в вере и побуждения к добрым делам;

в-третьих, понимать оное должно согласно с изъяснением Православной Церкви и Святых отцов»

Рекомендация безусловно представляется разумной.

Но как разобраться в колоссальном объеме мнений, утверждений и собственных точек зрения Святых отцов и Учителей Церкви, аккумулированных в Священном Предании, когда речь идет о поиске ответов на наиболее востребованные верующими вопросы, связанные с представлением состояния души после смерти.

Не достаточно ли одной Библии.

Попробуем в этом разобраться.

Ведь согласно [41]:

«Как следует читать Священное Писание?

При чтении Священного Писания нужно соблюдать следующее: необходимо читать его с благоговением, как слово Божие, и с молитвой о его понимании; с чистым намерением, для нашего наставления в вере и побуждения к добрым делам; понимать его следует согласно толкованию Православной Церкви и Святых отцов».

Круг замыкается.

Как гласит украинская народная мудрость — «знов за рибу гроші».

Ведь согласно [42]:

«Именно Церковь говорит нам, из чего состоит Священное Писание.

Та или иная книга не потому является частью Священного Писания, что существуют доказательства относительно ее авторства и года написания.

Если бы вдруг было доказано, например, что четвертое Евангелие на самом деле написано не святым Евангелистом Иоанном, любимейшим учеником Господа Иисуса Христа, это не изменило бы того факта, что мы, православные, признаем четвертое Евангелие как часть Священного Писания Почему?

Потому что Евангелие от Иоанна принято Церковью и в Церкви

Однако наряду с этими человеческими подробностями, мы не смеем терять из вида Божественность Священного Писания.

Это не просто книги, созданные рядом земных авторов.

Мы слышим в Священном Писании не просто обыкновенные человеческие слова, отличающиеся большей или меньшей степенью мастерства и проницательности, а вечное, нерукотворное Слово Самого Бога, божественное Слово спасения.

Следовательно, обращаясь к Библии, мы обращаемся, не просто из любопытства, с целью получить информацию.

Мы обращаемся к Библии с конкретным вопросом, каждый с личным вопросом о самом себе: «Как мне спастись?».

Резюмируем.

И так.

Вряд ли у любого верующего христианина могут возникнуть какие-либо сомнения (иначе какой же он верующий) в отношении необходимости руководствоваться заповедями, притчами и наставлениям Священного Писания.

Вот только первым шагом для этого является не просто чтение, а осознание их смысла.

Поскольку «понимать его следует согласно толкованию Православной Церкви и Святых отцов».

Вот только количество этих толкований начинает расти как снежный ком.

Причем, обратите внимание на то, что речь идет об изучении некого количества святоотеческих мнений, касающихся каждый раз обсуждения лишь одной конкретной притчи:

Как быть.

Без скептического анализа не обойтись.

Здесь нет места критиканству.

Ведь Христос обращается к каждому из нас и каждый воспринимает и осмысливает его обращение по-своему.

«А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель — Христос, все же вы — братья;

— и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах;

— и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник — Христос» (Мф.23:8—10).

Главное — это те выводы из изучения Священного Писания, которые в состоянии сделать каждый из нас на пути ко спасению во Христе.

Осталось назвать лишь ключ, который поможет Вам не ошибиться в сделанном Вами выборе.

И имя ему — рассудительность.

А помочь Вам в этом должен святоотеческий опыт, сконцентрированный в Священном Предании.

Обратимся к Священному Преданию.

Глава 4. Трудности изучения и познания
Священного Предания

Давайте на некоторое время вернемся к пониманию содержания Священного Писания и Священного Предания.

В совокупности они аккумулируют часть общего объема мирового эмпирического опыта, который христианство предоставляет своим верующим как основу для формирования у них не только (и даже не столько) религиозного мировоззрения, сколько трансформации сознания и образа мирской жизни с целью их соответствия условиям (критериям) спасения во Христе и обретения бессмертия.

Не акцентируя внимание на вопросе соотношения первичности понимания Священного Писания во всей полноте Священного Предания обратимся к их отличию в функциональном предназначении.

Священное Писание мы скорее воспринимаем как совокупность притч, заповедей, заветов и наставлений Нового Завета составляющих свод правил и норм нашей социальной мирской жизни.

Священное Предание в своей полноте (включая Священное Писание) — это совокупность некоторой части эмпирических (мистических) знаний человечества, представляющих основу построения христианской религиозной космологической модели (гипотезы) сотворения мира.

Здесь крайне важно не забывать тот факт, что Священное Предание отражает не всю полноту эмпирического опыта человечества, а только определенной части населения планеты.

Мы уже убедились в существовании широкой палитры мнений и толкований авторитетными представителями православного богословия и духовенства притч, заповедей и заветов Священного Писания.

Но расширив область изучения духовного наследия христианства, включив в него Священное Предание и догматы православной церкви, мы столкнемся с аналогичной ситуацией — существованием неоднозначных а порой противоречивых богословских мнений Учителей церкви на самые острые, вызывающие интерес вопросы (связанные в первую очередь с представлением жизни души после смерти) и отсутствием точных, не допускающих неоднозначного толкования редакций текстов основных, фундаментальных положений православной религии — ее догматов.

Но если для иллюстрации вывода о необходимости опираться на скептический подход и рассудительность при изучении Священного Писания мы рассмотрели в качестве примера одну их притчей Нового Завета (притча об управителе — Евангелие от Луки, гл.16), то о сложности познания, сопоставления и осознания святоотеческий мнений, наставлений и утверждений, составляющих содержание Священного Предания во всей его полноте, свидетельствует сама православная церковь.

Согласно Пространному Христианскому Катехизису Филарета Московского (Дроздова) [41] православному верующему предлагается руководствоваться следующими положениями:

«18. Где хранится Священное Предание?

Все истинно верующие, соединенные Священным Преданием, по устроению Божию преемственно и в единстве, составляют Церковь, которая и есть хранительница Священного Предания, или по изречению апостола Павла, «Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины» (1Тим. 3:15).

Святой Ириней пишет: «Не следует у других искать истину, которую легко получить в Церкви.

В неё, как в богатую сокровищницу, апостолы в полноте положили всё, что принадлежит истине.

Каждый желающий может пить из неё воду жизни, она есть дверь жизни» (Против ересей, кн.3, гл.4).

56. Как следует читать Священное Писание?

При чтении Священного Писания нужно соблюдать следующее: необходимо читать его с благоговением, как слово Божие, и с молитвой о его понимании; с чистым намерением, для нашего наставления в вере и побуждения к добрым делам; понимать его следует согласно толкованию Православной Церкви и святых отцов».

Но наставление изучать Священного Писания руководствуясь совокупностью святоотеческих знаний, аккумулированных в Священном Предании, оказалось сложным не только в силу их колоссального объема, но и следствием существования многовековых богословских споров (куда от них денешься), связанных с пониманием их неоднозначности и противоречивости.

Возможно потому, что такое, казалось бы, разумное по сути и не вызывающее возражений наставление о церкви как хранительнице истины оказывается неприменимым на практике при первом же вопросе — к кому конкретно следует обратиться за получением ответа.

А возможно потому, что для меня как убежденного скептика, вышедшего из мира точных наук, загадочным остается утверждение, связанное с пониманием Священного Предания, приведенное в популярном и, как мне казалось, авторитетном информационном источнике [39]:

«И постановления Вселенских Соборов, и догматика, и учение святых отцов, и иконографический канон, и церковная архитектура, и библейский канон — все это и есть Священное Предание.

Потому учение Церкви не эволюционирует и не развивается в своем содержании.

Оно только проявляется в истории человечества, в жизни святых людей».

Для ученого подобное заявление шок — средневековье.

Хотя, может быть рядовому верующему и не дано понять всю глубину мысли этого парадоксального утверждения.

Попробуем разобраться.

Традиционное восприятие целевого предназначения Священного Предания верующим определялось следующим положением [39]:

«Предание — это условие истинного понимания Писания, эталон, многовековой опыт прочтения и осмысления Библии Церковью, ориентируясь на который, и сам христианин может читать Откровение, не рискуя исказить его смысл».

Надо сказать, что подобное восприятие и отношение к Преданию оказалось характерным не только для мирских верующих

В дореволюционных учебниках догматического богословия, а так же в катехизисах Священное Писание и Священное Предание обычно противопоставляются, в них говорится, что Предание и Писание это два источника вероучения, или два источника догматов [43].

Вот почему несколько неожиданным становится положение о том, что:

«Таким образом, можно сказать, что Писание — это записанная часть Предания, и именно поэтому они не существуют друг без друга».

Доступное объяснение этому, казалось бы, парадоксу приведено в [43]:

«Существует множество попыток дать точное определение Священному Преданию, но ни одна из них не признана исчерпывающей.

Сложность задачи, по-видимому, обусловлена тем, что понятие о Священном Предании как о Слове Божьем, открывающемся Церкви, не может быть полностью формализовано.

Мнение, согласно которому Предание отличается от Писания лишь тем, что передается устно, не соответствует фактам (основные догматы Церкви, принятые на Вселенских соборах, были зафиксированы письменно).

Позже мы еще вернемся к этому утверждению.

А пока возьмем на заметку тот факт, что формализованным (утвержденным Вселенскими соборами) документом Священного Предания являются только догматы Символа Веры.

В то же время очевидно, что в истории Ветхого Завета, Нового Завета и Церкви Откровение нередко передавалось именно путем живого, неписаного провозвестия.

В Священном Предании заключен самый дух Откровения, его центральный вектор; в нем выражена вера Церкви; и кто принимает эту веру, тем самым принимает и Священное Предание».

Мне, простому верующему не до конца понятно высказанное в категорической форме утверждение, ставящее знак тождества (даже не равенства) духа Откровения и религиозной доктрины (как образа доверия) носителем которой является конкретная (какая) церковь.

Если следовать логике (согласно утвержденному Никея-Константинопольскими Вселенскими соборами Символа веры), то в данном случае речь может идти исключительно о единой Древней Христианской кафолической Церкви.

Там же [43]: «Однако в конкретном историческом процессе Священное Предание неминуемо обрастает традициями, не имеющими богооткровенного характера.

Эти традиции Иисус Христос называет «преданием человеческим» (Мк.7:8; ср. Мф.15:6; Мк7:3)».

Как результат, предлагается к рассмотрению [43] следующее определение Священного Предания:

«Если Писание и все то, что может быть сказано написанными или произнесенными словами, литургическими изображениями или же иными символами, если все это — различные способы выражать Истину, то Священное Предание — единственный способ воспринимать Истину, оно не есть Истина, но сообщение Духа Истины, вне Которого нельзя познать Истину.

Предание есть жизнь Духа Святого в Церкви, жизнь, сообщающая каждому члену Тела Христова способность слышать, принимать, познавать Истину.

Оно не есть содержание Откровения, но единственный модус его приятия».

Собственно говоря, мы пришли к вполне ожидаемому выводу — познать Откровение (Священное Писание) можно исключительно руководствуясь Преданием церкви (какой?) и никак иначе.

В этой же работе мы находим и логический противовес приведенному выше утверждению о статичности учения Церкви:

«Нельзя оставаться в Предании благодаря некоей исторической статичности, сохраняя, как «отеческое предание» все то, что в силу привычки льстит «богомольной чувствительности».

Наоборот, подменяя такого рода «преданиями» Предание живущего в Церкви Духа Святого, именно больше всего человек и рискует оказаться, в конечном счете, вне Тела Христова.

Если Церковь, установив канон Священного Писания, хранит его в Священном Предании, то эта сохранность не статичная и не косная, а динамичная и сознательная…

Иначе Церковь хранила бы одни лишь мертвые тексты, свидетельство умерших и завершенных времен, а не живое и живоносное слово, которым Церковь обладает независимо от существующих, не согласных друг с другом старых рукописей или же новых «критических изданий» Библии».

Все приведенная выше информация не вызывает ни сомнения, ни каких-либо внутренних колебаний.

Все выглядит достаточно логичным, понятным и разумным — церковь представляется своего рода «школой духовных знаний», посещение которой является естественным (более того — единственным) путем познания Священного Писания.

Но сделав уже первые шаги на пути религиозного просвещения, верующий христианин неизбежно столкнется как с самой широкой палитрой толкований притч и заповедей Священного Писания (иллюстрацией чего явилась предыдущая глава) так и с несоизмеримо большим объемом святоотеческих мнений, утверждений и наставлений, оставленных нам в объеме Священного Предания, предназначенных оказать нам помощь на пути духовного развития.

Как сориентироваться рядовому верующему в этом лабиринте, образованном таким колоссальным объемом неоднородной, неоднозначной, а зачастую и противоречивой информации.

Немного ранее (Гл.3) мы уже констатировали тот факт, что подавляющее большинство из многочисленных разъяснений и наставлений, касающихся понимания Священного Писания, предлагаемых верующим в информационном пространстве представителями священничества и богословия, неизменно заканчиваются сделанными как «шаблон» рекомендациями:

— понимать оное (Священное Писание) должно согласно с изъяснением Православной Церкви и Святых отцов»;

— понимать его (Священное Писание) следует согласно толкованию Православной Церкви и Святых отцов».

Но ведь именно существование противоречий в святоотеческом учении (Священном Предании) порождает как саму проблему, так и необходимость обращения за помощью «поскольку Святые отцы иногда ошибались, постольку понятно, что не все их творения можно признать за истинные. Отдельные сочинения некоторых святых отцов подвергались и до сих пор подвергаются критике» [44].

Там же — «Святые отцы являются признанными учителями как в области нравственного, так и в области догматического учения Церкви.

Однако и в их сочинениях встречаются ошибочные представления относительно тех или иных богословских вопросов».

В начале этой главы мы приводили выдержку из Пространного Христианского Катехизиса Филарета Московского (Дроздова) [41],, содержащую рекомендацию руководствоваться в понимании и оценке святоотеческих мнений и рекомендаций наставлением Святого Иринея — «Не следует у других искать истину, которую легко получить в Церкви».

Возраст этого наставления, свидетельствующий о его истинности Вы в состоянии оценить самостоятельно, учитывая то, что Святой Ириней (родился в первой половине II века в Смирне (сегодня — Измир, Турция) в христианской семье. Точная дата его рождения оспаривается, по разным источникам он родился в период с 115 по 125 год, или с 130 по 142 год. Согласно житию он был усечён мечом за исповедание веры около 202 года.

Прекрасный пример убедительности слогана «Проверено временем».

И сегодня это наставление предлагается каждому верующему любой их мировых христианских религий.

Данная рекомендация в сочетании с утверждением о том, что «…как должно поступать в доме Божием, который есть Церковь, как столп и утверждение истины (1Тим.3:15), не ошибается», лежат в основе всех отношений верующего с избранной им религией.

Существованию в Священном Предании неоднозначностей и противоречий, оставленных нам в наследие Святыми отцами Церкви, тоже нашло объяснение:

«Как правило, это бывает связано тем, что в одних случаях они (Святые отцы) высказывались как верные свидетели того учения, которое всегда хранила и исповедовала Церковь, а в других выражали своё личное мнение» [44].

Непросто осмыслить, не говоря уже о том, чтобы понять, как руководствоваться таким утверждением.

Тем не менее, мы получили окончательный и, казалось бы, обоснованный ответ.

Остался лишь один, но важный вопрос — где это самое «справочное окно» Церкви, к которому она сама так убедительно отсылает нас за ответом.

И кто то «ответственное» лицо в этом «справочном окне», если даже Преподобный Серафим Саровский утверждал — «Когда я говорил от себя, то бывало, что и ошибался, а когда давал место Богу, ошибок не было».

Единственный вывод, который мы в состоянии сделать на основе приведенной информации сводится к тому, что таким «ответственным лицом» к которому следует обратиться в поисках ответов на вопросы, возникающие на пути религиозного просвещения, является священнослужитель (священник, духовник, духовный отец) того прихода, храма, монастыря, прихожанином которого Вы являетесь.

Круг поисков замкнулся.

Но нужно ли его разрывать?

Это один из самых сокровенных вопросов, на которые придется каждому искать свой ответ.

И ответ на него зависит от того, кем станет для Вас то «ответственное лицо», тот священнослужитель, который с этого момента «олицетворяет» избранную христианскую церковь.

Ведь представляя для верующего исповедуемую им религию, священнослужитель остается живым человеком со свойственными именно ему набором достоинств и, к сожалению, недостатков.

Видим ли мы в нем духовного наставника, пастыря способного привести нас ко Христу.

Становится понятным почему выбор духовного наставника — это один из самых значимых и ответственных моментов нашего духовного роста, во многом определяющий отношение к церкви и религии в целом.

В информационном пространстве Вы найдете большое количество работ священнослужителей, содержащих рекомендации, отражающие их опыт, способные оказать Вам помощь в решении этого вопроса.

Прекрасную книгу, способную оказать Вам помощь в поиске духовного наставника написал протоиерей Вячеслав Тулупов [45].

Свое видение решения этой задачи «глазами верующего» автор этой работы оформил в виде приложения к небольшой брошюре [46].

В данной «исповеди» я позволю себе сформулировать лишь один критерий, который, тем не менее, с моей точки зрения является определяющим не только в выборе духовного наставника, но и во всех будущих (возможных) отношениях верующего со служителями церкви.

Вспомните замечательное и вместе с тем вызывающее глубокую тревогу выражение митрополита Серафима Сурожского — «Я всю жизнь верил, что мы призваны СЛУЖИТЬ, а не властвовать» [47].

Вдумайтесь в эти слова, сказанные одним из самых достойных представителей православного священничества, подлинного духовного наставника.

В них скрыта вся глубина тех проблем, которые преследуют духовенство любой мировой религии.

И наличие этого достоинства (способности служить), или этого порока (желания властвовать) Вы всегда сможете «увидеть» у священнослужителя прежде чем откроете через него душу Создателю.

Если Господь даст Вам подлинного духовного Наставника, то его знания, искреннее желание и молитвенная помощь окажут ту неоценимую поддержку в раскрытии и понимании самого Духа Церкви, который и является главным достоянием церкви Христовой.

В худшем случае у Вас всегда остается возможность двигаться по пути религиозного просвещения, руководствуясь скептическим подходом, опираясь на возможности своего разума — его мудрость и рассудительность.

Идти тем путем, который принято называть «жизнью по совету».

Тем путем, который шел Святитель Игнатий Брянчанинов.

Той жизнью, которая как считал Святитель Феофан Затворник более всего (в виду уменьшения количества подлинных духовных наставников) подходит современным христианам

Но если в этот момент возникает ощущение того, что описанные выше сложности духовного роста исчерпали весь перечень проблем, возникающих на пути религиозного просвещения, спешу заверить — Вы ошибаетесь.

Назову две «опасности», которые подстерегают Вас на этом пути:

1. Опасность разочарования и, как следствие, вероотступничества от избранной ранее веры по мере накопления знаний о существовании иных религиозных доктрин (в том числе и христианских), способных по утверждению их миссионеров и мнению верующих этих конгрегаций привести к бессмертию.

2. Постоянно присутствующие по мере духовного развития сомнения в самом праве отождествлять (идентифицировать) себя с избранной православной верой, возникающие в результате формирования собственных религиозных представлений, основанных на не избирательном обобщении и анализе святоотеческих откровений, составляющих всю полноту Священного Предания.

Обе эти «опасности», будучи диаметрально противоположными по вектору влияния своего духовного содержания, будут постоянно сопровождать верующего в процессе его духовного просвещения.

Как и за счет чего можно исключить, или по крайней мере минимизировать эти «опасности».

Об этом в следующем разделе.

Глава 5. Догматы православия как индикатор самоидентификации верующего

В тех случаях, когда речь заходит о первой «опасности» — вероотступничестве, практически все церкви рассматривают в качестве основного фактора, приводящего к разочарованию и отказу верующих от исповедуемых ранее ими религий агрессивную миссионерскую деятельность иных религиозных конгрегаций, верований, учений и сект.

Такой фактор негативного воздействия на верующих действительно существует.

Но его влияние на процесс вероотступничества значительно переоценено

Действительно верующих людей, как правило мало интересует содержание и принципиальные богословские отличия, представляемые в иных религиозных доктринах.

Несоизмеримо большее негативное влияние на мировоззрение верующего оказывают как те неоднозначности, несоответствия и противоречия проявляющиеся в процессе изучения религиозной доктрины (духовного наследия) избранной веры, так и негативные явления, которые непременно возникают внутри церкви как любого сложного социального образования.

А тело церкви Христовой являясь таковым — не исключение из правила, о чем свидетельствует вся история ее существования.

Вопрос только в том, насколько подобные проблемы характерны для самой церкви, какое место подобные «методы» занимают в ее миссионерской практике и насколько успешно она изживает их из своей жизни.

И, конечно же, верующий несомненно оставит свою (уже бывшую) церковь, если не увидит и не найдет в ней той искренней любви, уважения, сострадания и милосердия к ближнему, которые составляют суть христианского учения.

Разочарование в избранной религии и вероотступничество от нее являются следствием влияния на мировоззрение верующего факторов, связанных в первую очередь с внутренними проблемами самой церкви.

Это утверждение количественно обосновал доктор Джеффри Лонг, обобщив [48] данные масштабного ретроспективного анкетирования людей, переживших состояние «близкой смерти», в соответствии с которыми 73% из них (преимущественно верующие католической и протестантской конфессий), оставили свои ранее исповедуемые религии в поисках новых религиозных учений.

Катализатором для принятия такого решения явилось разочарование в избранном ранее вероисповедании, осознанное ими в околосмертном состоянии, а не миссионерская деятельность иных религий, верований или учений.

Но анализ внутренних церковных проблем, приводящих к разочарованию в исповедуемой религии и последующему вероотступничеству от нее — не предмет данной работы.

Вернемся ко второй «опасности» — размышлениям верующего о своем праве отождествлять себя с избранной религией.

Вряд ли у кого-либо могут возникнуть малейшие сомнения в том, что при реальном существовании в Священном Предании широчайшей палитры святоотеческих мнений и утверждений, касающихся формы и содержания жизни после смерти единственным объективным индикатором способным дать ответ на право отождествлять себя с православной верой являются догматы самой церкви.

Именно в установлении соответствия догматам собственных представлений, возникающих как в процессе изучения Священного Писания и Священного Предания, так и при поиске ответов на самые актуальные вопросы, волнующие рядового верующего. и состоит суть его самоидентификации.

Необходимость руководствоваться догматами церкви в качестве критериев своей самоидентификации с православной верой не вызывает ни сомнения, ни возражения.

Проблема кроется в самой возможности руководствоваться системой православно-догматического богословия для решения этой задачи,

Чтобы оценить такую возможность автор предпринял попытку разобраться в структуре, логике построения догматического учения и содержании частных догматов православной церкви, формирующих наше представлении о жизни после смерти.

Собственно, автор выполнил все то, что делает любой православный верующий, решивший встать на путь своего религиозного развития.

И так.

Начнем с начала.

По определению — догмат или догма (др. греч. δόγμα, δόγματος «мнение, решение, постановление»), утвержденное церковью положение вероучения, объявленное обязательной и неизменяемой истиной, не подлежащей критике (сомнению).

«Догмат как явление удивителен и парадоксален тем, что он, с одной стороны, считается твердо установленной истиной.

Это своего рода аксиома вероучения, данная через Божественное Откровение и сформулированная Церковью на Вселенских Соборах, которую нельзя подвергать никакому сомнению.

С другой же стороны, догматы — это предмет веры, а не знания.

Невозможно, изучив догматику — «познать» Бога, постичь Его сущность. Бог все равно останется непостижимым для человека, и определять Его можно будет преимущественно лишь через отрицание каких-либо свойств, Ему не присущих, при помощи частиц не- и бес-:

Он непознаваем, бессмертен, бесконечен, бестелесен и пр.

Таким образом, христианский догмат не теоретическое научное положение, которое должно раскрывать верующим «как устроен Бог» [49].

Тот или иной догмат может быть крайне неочевиден для «внешних», сторонних людей, но он обязателен для верующих» [50].

Но как только Вы предпримите попытку сопоставить свои религиозные представления с догматами православной церкви, то столкнетесь с неожиданностями, которые, казалось бы, трудно было ожидать в данной ситуации.

Уже первый шаг на этом пути хорошо иллюстрируется следующим вопросом:

«Существует ли полное письменное изложение догматов православной церкви, каково их количество, кем и когда они формулировались, а также в каких книгах этот вопрос освещается».

Этот вопрос, заданный редакции одного из самых популярных и авторитетных православных сайтов «Православие-RU», самый обычный, рядовой верующий обосновал следующим образом [51]:

«Меня это заинтересовало потому, что я часто встречал указания на догматический или канонический характер того или иного вопроса.

И если с канонами вопрос был частично разрешен после прочтения «Правил святых апостолов», «Правила вселенских соборов», «Правила поместных соборов», «Канонические послания святых отцов», то вопрос о догматах остался для меня не проясненным».

Как Вы думаете, какой ответ на этот вопрос, на страницах этого интернет-порталп дал священник Афанасий Гумеров, насельник Сретенского монастыря [51]:

«Творение преподобного Иоанна Дамаскина «Точное изложение православной веры» (VIII в.; русск. изд.: СПб.,1894; репринт: М.,1998; Творения, М.,2002) явилось выдающимся событием в деле полной систематизации догматического учения.

Работа эта продолжалась и последующие века.