Бесплатный фрагмент - Иркутская сага

Эпиграф

Какое счастье иметь доченьку.

Дочь — это звездочка,

Которая как будто бы

Прилетела из галактической дали.

Чтобы радовать тебя,

Чтобы сделать тебя самым

Счастливым человеком на

Этой Земле — дедушкой!

Чтобы подарить тебе внуков.

Ты еще не можешь осознавать,

Что ее сыночки — это твое

Прямое земное продолжение.

Это они возьмут все от тебя.

Так устроена природа.

Теплота и ласка дочери не может

сравниться ни с чем земным.

Это нежная энергия солнышка.

Это изумрудный божественный свет.

Это радость, это счастье.

Это твоя доченька. Твое сокровище

Про эпиграф

Мой добрый друг и литературный редактор Светлана Булкина спросила: «Почему ты, Сергей Алексеевич, нестихотворный эпиграф по форме изобразил как стихотворение?» На что я, размышляя вслух, ответил: «Мне хотелось написать эпиграф в стиле белого стиха. Это когда есть только размер, а рифмы нет. Таким образом писались народные былины. Так писал, например, Уильям Шекспир. Но у меня, наверное, ничего не получилось. Тогда я написал этот текст в стиле верлибр. Это самая сложная форма стихосложения. Здесь нет ни рифмы, ни размера. Но само содержание должно быть безмерно поэтичным. Я писал его своей душой о самом дорогом мне человеке. О моем Солнышке. Которое мне подарила моя любимая жена Елена. Наверное, я ничего не понимаю в стихах. Но что-то получилось, наверное… Очень хочется в это верить.

А потом в этой книге я писал о моих родных и друзьях. О тех, с которыми шел по жизни и иду сейчас. Про кого-то может быть не написал. Но я помню и люблю всех. Тех, кто был рядом и тех, кто ставил «палки в колеса», закаляя и укрепляя мой характер. Жизнь штука непростая… Я научился из маленьких «минусов» делать огромные «плюсы». Это здорово!

Про дочь Ольгу

Ольга — древнерусское имя, ранее заимствованное из скандинавских языков. Происходит от древнескандинавского имени Хельга (Хельгла) — святая. Женская форма мужского имени Олег, у варягов — Хельги (священный). Означает: святая, священная, светлая.

Это редкое по красоте и мощи имя, как правило, принадлежит заметной и светлой личности. Возможно, потому, что имя пришло на Русь из древней Скандинавии, в нем словно бы заложен дух упорных в достижении цели варягов. По-видимому, отсюда и цельность характера.

Округлый и сильный акцент (О-) этого звучания в лаконичной форме объединяет мягкость объема [ОЛ-А) с резкостью контура
(-ЛЬГ-]. Самобытность и простота, мягкий свет и крутой обрыв слились в этом имени.

По распространенности имя Ольга уступает лишь Елене и Наталье, причем одинаково охотно давали его новорожденным девочкам и в городе, и на селе.

Было уже тепло. Май, как умелый художник, разукрасил деревья зеленой листвой, коврами из нежной молодой травы застелил газоны. На яблонях и вишнях развесил белые, благоухающие цветочки. Природа окончательно проснулась от зимней спячки. Птички чирикали, собирали веточки и другой, подходящий по их мнению, материал для ремонта и укрепления своих гнезд. Они понимали, что их появившееся новое поколение должно быть защищено от бурь и невзгод, дождя и пыли, всяких напастей и хищников. Кто-то строил новые гнезда. Природа требовала продолжения рода, и все вокруг кипело и бурлило в ожидании появления на свет новых воробушков, синичек, снегирей, ворон и другой живности. А люди жили своей жизнью, своими радостями и заботами.

Социалистическое строительство набирало новые темпы. Шел 1975 год. Страна в очередной раз выполняла и перевыполняла задания пятилетки и дружно рапортовала любимой коммунистической партии и правительству о своих достижениях.

Не отставал и я, студент Иркутского политехнического института. Повышенная стипендия в сорок шесть рублей, правда, не давала уверенности в возможности прокормить и содержать свою молодую семью. Если птичкам на улице надеяться было не на кого (они выкармливали свой выводок сами), то мне в этом смысле повезло сильнее, у меня был тесть Щекотов Георгий Семенович. Этот прекрасный, настоящий русский мужик на какое-то время заменил мне отца.

Мой папа сильно болел, сам был практически беспомощным, проживал со своей мамой Верой Сергеевной и младшей сестрой Ириной в студгородке в Иркутске, напротив Политехнического института. Я частенько после занятий навещал своих бабушку, тетю и отца. У нас были хорошие, добрые отношения. Бабушка и тетя Ира меня часто баловали, подкидывая денежек.

Мне не надо было ходить на студенческие пирушки, тусоваться на улице. Я глава, пусть пока не очень крепкий, но глава семьи. Я уже стремился, по возможности, подрабатывать сам.

Работал электриком пульта вневедомственной охраны. Зарплата хоть и небольшая, но позволяла мне ощущать себя мужчиной. При этом в жизни встречались разные чудеса и забавные ситуации.

Вспоминается такой курьезный случай.

Наш непосредственный руководитель пульта охраны, молодой лейтенант Бордюгин, старался выглядеть начальником — строгим и важным. Меня он почему-то не трогал, а на пацанов-электромехаников часто позволял себе кричать, обзывать их. Мой друг, Сергей Чайкин, часто на это обстоятельство жаловался. Еще лейтенант имел пристрастие к выпивке. Он мог набраться на работе до чертиков. Часто оставлял на рабочем столе форменную фуражку, забывал закрывать кабинет и много чего другого. Но работа была четко отлажена. По-видимому, лейтенант хорошо знал дело, был неплохим организатором производственного процесса. Начальник пьет, а работа идет.

Однажды его кто-то заложил, и для проверки утром к нам направился подполковник, начальник вневедомственной охраны, по нашим меркам огромная шишка. Сейчас фамилию его уже не помню. Наш лейтенант с большого бодуна быстро заскочил в кабинет и по своему сложившемуся обычаю нахлобучил на голову форменную милицейскую фуражку, забытую на работе вчера после пьянки. Ведь к «пустой» голове руку не прикладывают в воинском приветствии, а при приветствии особенно большого начальника тем более. Не посмотрел и нахлобучил. Вышел конфуз.

Входит начальник, еле стоящий на ногах лейтенант отдает честь, а из-под вкривь-вкось надетой фуражки по его лицу начинает бежать коричневая жижа. Он сдергивает фуражку, и на начальника из-под нее летит фекалия-какашка.

Кто с вечера «навалил» в эту фуражку, мы так и не узнали. Начальника пульта централизованного наблюдения (так важно он назывался) перевели в другой город.

Поработал я там недолго. Подрабатывал еще грузчиком на дровяном складе, по блату меня туда устроил Леонов Анатолий Павлович, друг тестя. Еще помогал мыть полы жене Лене в снабженческой конторе на Карла Маркса. Какой-то свой маленький вклад в семейный бюджет вносила, помогала по возможности мама. Но, конечно же, основная финансовая нагрузка была на отце моей жены Георгии Семеновиче Щекотове. Он работал шофером-дальнобойщиком на междугородных пассажирских перевозках в автоколонне №1880.

Я начинал говорить о птичках, о проснувшейся природе неслучайно. 31 мая 1975 года у меня родилась дочь! С легкой руки брата Елены Александра мы назвали ее Ольгой, Оленькой. Конечно, добросовестно с тестем, теперь он стал дедом Гошей, «обмывали» это событие. Все наши родные радовались за нас. Моя мама стала бабой Надей, сестра Галя — тетей. Мой отец — дедом Лешей, а баба Вера — прабабушкой.

Не буду описывать трудностей, переживаний за здоровье молодой мамы и новорожденной дочери. Расскажу о первых днях своего отцовства. Итак, Лена доверила мне в ночь держать на руках дочь (рифма сама выскочила непроизвольно). Жена тяжело переносила послеродовой период, была ослаблена. Ей необходимо было просто отоспаться. В роддоме на улице Бограда, где она рожала, были разные инфекции и некоторые из них непременно хотели прижиться в нашем доме. Приходилось со всем этим «добром» воевать, четко соблюдать меры гигиены и всякие другие житейские премудрости, без которых не обходится ни одна семья, если в доме появляется новорожденный ребенок. Купать младенца надо было в теплой воде, добавляя отвар богородской травы (чабреца), температуру измерять посредством собственного локтя. Там, оказывается, нежная и чувствительная кожа, очень четко определяет комфортную температуру воды для купания малыша. И еще многое, многое другое.

Сижу в своей маленькой тещиной комнатке, которую мы обустроили для своей семьи. Лена сладко спит, спит и моя доченька. Я рассматриваю ее личико. На нем периодически отражаются эмоции. Наверное, во сне смотрит какое-то свое кино. То нахмурится, то скорчит рожицу, будто бы кого-то дразнит, то расплывается в улыбке.

— Надо же, — подумал я, — человеку всего-то несколько дней от роду, а уже имеет целую систему мимических и других способов выражать себя в этом мире.

Животик начинает бурлить, доча корчится, пукает. Я прижимаю ее к себе, стараюсь обогреть своим теплом. Доча млеет от папиного тепла, расслабляется и продолжает смотреть во сне свой, только ей известный фильм.

Наверное, в это время в ее сознании перерабатывается и усваивается все информация, полученная из внешнего мира за этот прожитый день. Она вспоминает лица родных людей, заботившихся о ней, мордочку собаки Джульки — мальтийской болонки, которая наперекор людям все рвется заглянуть в лицо новому человеку. Видимо, этот кремового цвета шерстяной комочек, маленький хозяин дома, по-своему, по-собачьи, хочет представиться ей и завести дружбу.

Вот доча просыпается. Я ей начинаю ворковать какие-то мелодии, называть ее по имени. Оля внимательно присматривается, нахмурившись, вглядывается в мое лицо. Вдруг ее личико искажает гримаса, она собирается заплакать. Наверно, думает, что за «рожа» тут на нее смотрит, на маму совсем не походит, да и титьки с таким желанным и теплым молочком рядом не ощущается.

— Как выразить протест? Сейчас я заплачу, — думает она.

Но потом ее сердитый взгляд меняется. Как будто бы тучка уходит, и небо становится безоблачным, чистым.

— Это же мой папа, я помню его. Он меня так сильно любит.

Глазки доченьки начинают улыбаться, искорки тепла струятся в ее взоре, губки начинают растягиваться в беззубой улыбке. Есть контакт. Она начинает агукать, а я от восторга готов плясать. Но шуметь нельзя, все спят. Вдруг рукам и моим коленям становится тепло. Влажные капельки начинают проступать сквозь пеленочки. Мокрое тепло растекается. Доченька в очередной раз за ночь меня «подписывает». Мы потихоньку идем подмываться, меняем всю амуницию, и так продолжается до утра. Утром меня сменяет баба Алла, моя теща. Я засыпаю на пару часов, а потом бегу на трамвай, надо ехать в свой Политехнический институт на учебу.

Доченька растет, начинает делать свои первые шаги, сначала в манеже, цепляясь за перила. При этом ей надо обязательно пытаться подпрыгивать и еще проверять свои голосовые связки. Уровень децибел от ее пронзительного визга, наверное, превышал рев турбины самолета. Взрослые хватались за голову, затыкали уши, что в свою очередь приводило Олю в неописуемый восторг. Она звонко хохочет и пищит на самых высоких нотах.

— Может, певицей будет, — думал я.

Мама Лена в этой области себя неплохо проявляла. Потом Оля, чуть повзрослев, стала бегать. Ходить не получалось, голова начинала перевешивать вперед. Чтобы не упасть, начинала вперед подрабатывать ногами, положение тела на мгновение выпрямлялось, выравнивалось, затем голова снова начинала перевешивать, и все повторялось. Оля на носочках, как балерина, совершала отрывистые движения вперед, очень стараясь и пыхтя. Вот тут надо было быть бдительным, чтобы вовремя подхватить ребенка и не дать ей врезаться в мебель или другое препятствие, не дать удариться.

Однажды я с Олей остался один дома, все разошлись куда-то по делам. Поставив дочку в манеж, я начал наблюдать, как она играет. Оля долго занималась какими-то только ей ведомыми делами, ползала, переворачивалась, вставала, на своем языке о чем-то разговаривала. Потом встала на ножки и давай ритмично прыгать, раскачиваясь и одновременно скандируя четко и разборчиво:

— Аль, гуль-гуль–гуль, Ольга-льга.

— Аль, гуль-гуль–гуль, Ольга-льга.

Я не поверил своим ушам, доча ясно произносила свое имя, погрузив его в какой-то, ведомый ей одной, поэтический образ и размер. Ей было около года. Я подумал, что она вундеркинд. Уже изобрела свой тайный детский язык общения. Потом она почему-то забыла свое произведение, и его развития просто не последовало. Очевидно, она, рано научившись говорить, выбрала обычный для людей разговорный формат общения.

Когда мы жили в Усть-Илимске, и об экстрасенсах никто и ничего не знал, я уже мог знакомиться с необычными способностями дочери. Жили как все. Никаких изысков не было. Находясь дома, дверь квартиры не запирали, воровать особенно нечего, да и грабителей, и разного жулья в молодом городе было пока еще мало, это уже потом понаехали. Я, возвращаясь с работы домой, легко распахивал дверь и входил в квартиру. В ту же секунду мне на шею с разбегу прыгала доча. Ее ножки обхватывали мою талию, а ручки нежно обнимали меня за шею. Она искренне радовалась моему приходу. Как она узнавала, что это я захожу, для меня остается загадкой. Примечательно еще и то, что Оля на расстоянии безошибочно определяла мое психофизическое состояние. Когда я был в волнении или стрессовой ситуации, она была наиболее внимательной и нежной. Если же я приходил «под мухой», такое случалось в работе первого секретаря горкома комсомола (комиссии, делегации, иностранцы, сибирское гостеприимство), доча меня не встречала. Я видел, как в конце коридора из комнаты высовывалась ее головушка и, убедившись в своем предчувствии, что папа выпивши, исчезала назад. Я автоматически лишался в этот вечер общения с дочей. Нет, конечно, Оля могла общаться со мной, но смотрела на папу как-то иначе, как на инопланетянина. Вот такое суровое наказание. Такие встречи отца с работы продолжались долго, пока меня не стало выносить обратно за дверь. Доча подросла, стала тяжелой, и прыжок на себя я уже без потери равновесия выдерживать не мог. О чем сказал своей любимице, и она меня поняла. Какое счастье иметь дочь! Внимательную, заботливую и нежную! Мальчишки немного другие. Я бы хотел иметь много детей, но не получилось…

Ольга росла беспроблемным ребенком, почти не болела. Мы, по возможности, стремились свозить Олю в Москву, на Черное море, в Одессу. Однажды, приехав домой из Москвы, где мы были на постое у моего одноклассника Александра Тарасова, в коммуналке в переулке Матросская тишина, расположенном в Сокольниках, я заинтересовался мнением дочери об увиденном.

В Москве у нас была насыщенная программа. Мы посещали Кремль, другие разные достопримечательности столицы. Мне были интересны впечатления дочери, и я спросил у Оли:

— Оленька, что тебе больше всего понравилось в Москве?

Оля, не задумываясь, ответила:

— Лебедь Вася, которого мы кормили на пруду в Сокольниках.

Я был доволен таким ответом. Для меня это значило, что ребенок растет добрым и отзывчивым человеком. Все величие, грандиозность столицы нашей Родины не смогли затмить в ее сознании ощущения близости с природой. Природа первична, а мощь и величие рукотворного — вторично, и это правильно.

Дома у Оли всегда была живность. Птички: канарейки и попугайчики, огромный аквариум с разнообразными тропическими рыбками помогали гармонично развиваться нашему ребенку. Особое место в нашей семье занимали, как я их называл, шерстяные человечки-зверюгочки. Это были собачки, в основном пудели. Самой первой собачкой была мальтийская болонка кремовой масти, этакая маленькая Чебурашка. Звали ее Джульетта или по-простому Джулька. Седых Витя, мой друг по боксерской школе, мне подарил эту собаку. Когда дочка была грудничком, нам пришлось отдать Джульку, потому что она по-собачьи преданно охраняла Олю и нашу квартиру, при этом очень звонко лая на посторонние звуки и шорохи в подъезде. Мы побоялись, что это может вызвать испуг у ребенка. До конца своих дней Джулька жила на бульваре Гагарина у Наташи Сухаревской. Приезжая в Иркутск, мы ее проведывали.

Первым в Усть-Илимске у нас был пес — серебристый карликовый пудель Тимоша, потом Антоша, потом Баксик, а сейчас у нас две красавицы: блондинка той Соня и серебристый карлик Стеша. А еще приютили подброшенную нам кошечку, я ей дал имя Клеопатра. Клепа любит убегать из дома, видимо, сказывается бродячее наследие предков.

Школьные уроки Оля всегда делала сама, помощи не просила, но мама Лена внимательно за ней приглядывала. Даже потом, когда она получала второе образование юриста, к моей помощи тоже не обращалась. Учила и сдавала зачеты и экзамены самостоятельно, хотя знала, что я любой вопрос мог решить за пару минут.

В раннем возрасте Оля проявляла гиперактивность, могла носиться, как самолет, по квартире, разве что пробежаться по стенам и потолку не удавалось. Помню, как-то к нам пришла Ольга Ягудина, подруга Лены, так они делали стойки на руках вдоль всех стен. Хорошо, что двухкомнатная квартира, которую выделили мне в дирекции строящегося ЛПК, как молодому специалисту, была почти пустая — сшибать и ломать было нечего.

Меня сложно вывести из себя, я достаточно сдержанный человек, но однажды доча так носилась, так орала и резвилась, не реагируя на мои замечания, что я не выдержал и один раз шлепнул ее по попе. Оля замерла, глаза наполнились слезами, но она не заплакала. Она так пронзительно посмотрела на меня. В ее глазах я прочитал: «Папа, как же ты мог меня ударить? Я же твоя дочь. Ты же меня любил. Разве можно обижать детей? Ты же сильный, а сильные слабых не обижают. Только животные могут нападать и делать больно другим, более мелким зверюшкам, они же не понимают, что так делать нельзя. Ты поступил хуже, отвратительнее, чем поступают животные. Ты убил во мне мою любовь к тебе, зачем ты это сделал… Как же тебе не стыдно? Мне обидно и больно, я от тебя такого не ожидала. Вот ты какой жестокий!»

При этом Оля ничего не произнесла, она просто развернулась, ушла в свою комнату и затихла. Я испугался, ругал себя самыми последними словами.

Я очень переживал, казалось, что весь мир перевернулся.

— Доченька моя любимая, — говорил я про себя, — прости меня, мое солнышко, я не сдержался, такое бывает у взрослых.

Черные тучи носились в моей голове, сверкали молнии и гремел гром. Наверное, я сам был чернее тучи. Заболела голова. А доча уже играла с куклами в своей комнате и смеялась, она уже про все забыла и давно простила своего папу. Она умнее меня. А я не смог забыть, об этом я помню всю жизнь. Может, это и смешно, подумаешь, шлепнул ребенка по попке за проказы. Для многих это нормально, в порядке вещей. Для меня — нет. Вечером я уже целовал свою самую, самую. Самую красивую, самую умную, самую любимую доченьку. Мы весело играли, смеялись. Потом Оле надо было ложиться спать. После водных процедур доча обращается ко мне:

— Папочка, расскажи мне сказку про маленького медвежонка. Как он потерялся в лесу.

Был период, когда я каждый вечер рассказывал дочери сказки. Нет, я не читал, а именно рассказывал, придумывая на ходу разные поучительные сюжеты. Каждый день были новые герои и развивались новые события. Вот если бы эти сказки записать на магнитофон, сейчас бы несколько книг можно было издать.

— Слушай, доченька, — я начал свой рассказ.

Оля взяла мой указательный палец, зажала его в своем кулачке. Так ей, наверное, казалась, что папа рядом и он обязательно защитит свою дочу от разных сказочных происшествий и неприятностей.

— Мишка по имени Кеша бежал по лесу. Ему было страшно. Он не выучил уроки и поэтому, чтобы не слышать, как мама будет ругаться, убежал в лес. Он бежал все дальше и дальше. Лес становился все мрачнее. Пение птиц затихло. Только изредка слышались крики филина и уханье совы. Медвежонок устал, сел под дерево и заплакал. Он понял, что нужно было слушаться маму, учить уроки, но как найти обратную дорогу он не знал.

— Мама, мамочка! — кричал Кеша и продолжал горько плакать.

Медведица своим добрым материнским сердцем почувствовала неладное. Она быстрыми прыжками помчалась в лесную чащу, где плакал ее любимый ребеночек…

Последние слова Оля слушала сладко засыпая. Ее кулачок разжался, тепло отца и его бархатный голос сделали свое дело. Доченька крепко уснула. Завтра новый день, нужно идти в детский садик. А ребенок вместе со сказочными персонажами уже начинал готовиться к занятиям в школе, учиться ответственному отношению к учебе.

А как она играла в парикмахера… Мы находимся в комнате моей дочери. Вокруг сидят все ее любимые куклы. Они терпеливо ожидают, когда придет их время садится в кресло виртуозного цирюльника. Им-то надо ждать. А я вне всякой очереди. Я любимый папа, и мне такая привилегия от мастера по блату, по родству. Сижу и ожидаю развития событий. Оля, мурлыча песенку, перебирает свои игрушечные инструменты. Она вся такая деловая. Наверное, подражает настоящему парикмахеру, у которого была на стрижке. Потом Оля расческой начинает расчесывать мои кудряшки. В то время не было моды на короткие прически. У парней были достаточно длинные волосы. Они ложились на воротник пиджака. А еще были бакенбарды. Не как у А. С. Пушкина, но все же. Доченька работала расческой, ее нежные детские ручки слегка касались меня. «Здесь будет так. А здесь так», — полушепотом ворковала она. Каждое прикосновение расслабляло, баюкало меня, притупляя бдительность. Я разомлел. Вот уже голосом доченьки запели райские птички. Теплое дыхание Эдема заволокло мое сознание волшебными ароматами чудесной зеленой растительности. Изредка мелодичные птичьи песенки начали прерываться звуками как бы косы-литовки. Вжик-вжик. Как будто бы начался сенокос. Я был заколдован. Я был на седьмом небе. Я никогда ни до, ни после не испытывал такого сказочного блаженства.

— Доченька, ты что это делаешь?

— Мы с папой играем в парикмахерскую. Я его подстригаю.

— Оленька, так не надо его подстригать по настоящему. Ему же завтра в президиумах сидеть. Участвовать в различных городских политических мероприятиях..

— Мама, я немного. Я чуть-чуть. Папа же молчит и не ругается совсем. Ему нравится со мной играть. Он меня любит.

— Конечно, любит. Но давай оставим его прическу без прикосновения ножниц. Они ведь самые настоящие, а не игрушечные. Ты же не хочешь, чтобы папа стал лысым.

— Лысым. Ха-ха-ха. Нет не хочу.

Моя прическа была спасена. Хотя, чтобы продлить очаровательные мгновенья, я бы и лысым не прочь походить.

Для меня каждое общение с дочерью было своеобразным уроком на всю жизнь. Уроком любви и доброты, заботы и внимания. В дальнейшей жизни, как и до описываемого выше случая, я никогда не шлепал по попе своего ребенка и даже не повышал голос на свою доченьку. Она мне очень дорога. Почему так происходило, если честно, не знаю. Наверное, в моей жизни, в ее раннюю пору, я не помнил в свой адрес ни одного грубого слова.

— Отвяжись, надоел, что ты прилип, как банный лист, — приходилось слышать в других семьях, когда назойливые, пытливые сыновья доставали своих мам.

В нашей семье такого не было никогда. И чтобы шлепнули по попе за какое-нибудь безобразие — нет, не помню.

Немного отвлекусь от детского периода моего ребенка. Для меня жизнь моей доченьки видится из нескольких этапов. Первый я описал в этой истории. Второй — это период материнства и воспитание детей. Об этом я расскажу ниже. А третий период — это становление грамотного специалиста и самодостаточного человека. О нем мне хочется сказать несколько слов. Когда росли ее сыновья Алексей и Сергей, Оля максимум времени и все свое внимание уделяла им и их развитию, как спортивному, так и творческому. Она закладывала в них все самое хорошее и доброе. Старики и мы тоже участвовали в этом процессе. Но все же самая большая нагрузка была на маме Оле. Денег нам хватало. Поэтому и после развода с мужем Евгением я не спешил загружать свою дочь работой на производстве для зарабатывания средств на жизнь. В моем понимании женщина должна стремиться к самодостаточности. Она не должна зависеть материально от кого-то. Будь то родители или любимый мужчина.

А еще есть мудрая, но шутливая поговорка: какие же родители не прокормят свое дитя до пенсии, до его пенсии! Мне она нравится. Только применять этот постулат надо разумно.

Сначала Оля занялась на работе рассмотрением жалоб на нарушение норм закона, неправомерных действий или бездействия арбитражных управляющих в рамках возглавляемой мною саморегулируемой организации «Байкальская лига». Жалоб было немало, как объективных, так и необоснованных. Территория, которой была охвачена нашей деятельностью, была огромной, почти вся Россия. Процедуры банкротства по назначению различными региональными арбитражными судами проводились разными управляющими. Бывало среди них попадались и не очень добросовестные исполнители. Разбираться нужно было полно и всесторонне, на основе знаний законодательства и многочисленных нормативных актов. Оля разбиралась, обращалась за советами к нашим опытным ребятам, но в основном все делала самостоятельно. Приходилось и в судебных заседаниях участвовать. А идти в суд ой как страшно!

Я объяснял Оле, что когда неопытного моряка хотят быстро научить плавать, его просто выбрасывают за борт судна. Он пыхтит, барахтается и в конце концов учится держаться на плаву. Так вот, иди сама и учись, нечего бояться. В суде все почти как в цирке. Там есть свои режиссеры, актеры, клоуны. Во всем, что там происходит, нет ничего личного. Это состязательный процесс, где происходит соревнование на знание и умение применять нормы закона. Правда, бывают и заказные решения с заведомо известным и запрограммированным финалом. Но это жизнь, и ее нужно познавать, не боясь и не опасаясь возможных трудностей. Опыт приходит со временем и с практикой.

— Нет, папа, пойдем сначала с тобой вместе. Мне так будет спокойнее, — обращалась ко мне Оля.

И мы ходили, и побеждали. Выигрывали процессы почти всегда. Первые пару раз вместе, а потом она ходила уже самостоятельно. Но ее победы я считал и считаю своими тоже.

Сейчас Ольга Сергеевна вполне самостоятельный, опытный, квалифицированный юрист в области банкротства и антикризисного управления. Она полностью самодостаточна. Если я вдруг стану немощным, что маловероятно, то полностью уверен, что дочь обеспечит мне нормальную старость. Она окружит меня необходимой заботой и вниманием, накормит, даст необходимые лекарства. В этом я нисколько не сомневаюсь.

Теперь, после отступления в настоящее, снова вернусь в прошлое, в описание событий взросления моей дочери Ольги.

Дети взрослеют, а мы стареем

Шло время, Оля взрослела, ее характер стал меняться. Из гиперактивной она стала спокойной, с отличным чувством юмора, наверное, в папу.

У нашей дочери в школе было много друзей: Саша Терентьева, Татьяна Кислухина, Андрей Кротов, Ольга Нестер, Вероника Жила, Кирилл Талиманчук, Гоша Мосвитин, Наталья Кротова, Лена Широких и много других, кого я уже плохо помню.

Сейчас, спустя многие годы, эта дружба продолжается. Когда уже в Иркутске у нас в доме собиралось застолье, всегда у нас в гостях были друзья нашей дочери, а потом присоединялись к нам уже и их дети. Это Светлана Калаушкина и Миша Долгих с сыном Гошей, Саша Терентьева и Эдик Смелов с дочками Сашей и Лерой, Вика Соломонюк и Алексей Дулин с дочкой Сашей и сыном Сережей, Яна Рудова с дочкой Аленой и сыном Алешей. Еще наши с Леной друзья Наталья Семихатова с дочкой Машей и ее дочками Наташей и Лизой (они приезжали из Америки, где сейчас проживают), Люба Астраханцева иногда с внуком Вовчиком и внучкой Машей, изредка бывает Лена Тырышкина. Ее сын Иван — геолог и постоянно в разъездах, его я не видел давно.

Собиралась огромная компания, было всегда весело. Главными в ней были прабабушки Надя и Алла, прадед Гоша, а потом уж, когда старики ушли, мы с Леной. Самая крепкая, наверное, школьная дружба, когда формируется характер, складываются первые взаимоотношения между маленькими людьми. Потом идет студенческая, армейская, житейская — у кого как сложится. У меня сложилось так, что кроме семьи, близких, нет никого. Конечно, много друзей и знакомых по школе, институту, по жизни и работе. Не стало тех, с кем рос в детстве, — делиться радостями и грустью не с кем. Все-таки семья была всегда ближе, как бы меня не крутило по жизни.

Четвероногие питомцы, которые жили в нашей семье, были нашей маленькой радостью. Я не случайно привел в этой главе их фотографии. Что стало первопричиной открыть для себя мир маленьких шерстяных человечков не знаю. Может быть, один трагический случай. Наша Оля была еще маленькой. В доме уже были птички канарейки, большой аквариум с тропическими рыбками. Собачку доча заводить не просила. А однажды случилось следующее.

У нас, когда я жил в Усть-Илимске по ул. Мечтателей, 37, рядом был большой современный детский сад. Там, под одной из беседок, устроила себе дом уличная собачонка. Она была доброй и ласковой, любила детей и вообще всех людей. Там, в своей «берлоге», она и рожала щенят, выполняя главную природную функцию, данную ей природой, а может быть ее Богом. Щенков быстро разбирали. В садик ходили более 250 детей, и эти милые шерстяные комочки, озорно виляющие своими хвостиками, были желанными во многих семьях. Родители не могли отказывать своим чадам в приобретении настоящих друзей. Ведь общение с животными делает людей добрее и отзывчивее. Но какая-то сука, наверное, из формально благих побуждений — типа, заботясь о безопасности деток, посещающих садик, отравила собачью маму крысиным ядом. Может быть, она сознательно сама съела эту чудовищную приманку, чтобы не пострадали ее маленькие детки. Может быть, отловить бедолагу и обезвредить таким образом не удалось, вот и убили безвинное и беззащитное животное. Умирала собачка в своем логове мучительно долго. Ее надрывный плач разносился по всей округе. Наверное, при работающем сердце начинался паралич отдельных органов и систем собачьего организма, пока не парализовало дыхание и не остановилось сердечко бедолаги. Это было ужасно… Хорошо, что был поздний вечер, и ребятишки из детского сада не могли видеть эту раздирающую душу трагедию.

Может быть, после этого я и привез из московского питомника маленького серебристого пуделя. Меня об этом никто не просил. Перед этим я уже имел некоторый опыт и весьма неудачный. Привез из командировки породистого щенка кавказской овчарки. Но нас домой жена Елена даже не впустила. Она считала, и это справедливо, что держать в маленькой квартире огромную собаку неприемлемо. Пришлось отдать собаку моему другу Шамилю Фатхутдинову. А с этим серебристым игривым комочком в наш дом пришла радость. Радость общения с преданным другом.

Поскольку Тимофей, Тимоша — так Оля назвала собаку, был породистым, многие собаководы желали получить потомство, «поженив» с ним своих девочек-пуделих. Мой друг Саша Панковец приводил свою маленькую шерстяную красавицу блондинку для таинства любви. Тимоша никому не отказывал. Он был настоящим мужчиной. Но влюбился он в брюнетку — обычную, без паспорта и родословной, собачку такой же породы. Она со своими хозяевами жила неподалеку. Первая их встреча и — восторг любви! Они удивительным образом понравились друг другу. Перед ее приходом мы говорили своему питомцу, что сейчас придет «невеста». Он это слово запомнил. Пуделя очень умные собаки. Они могут осмысленно понимать до пятисот человеческих слов и соответствующим образом реагировать на них. Иногда в нашем разговоре возникала тема обсуждения, например, наряда невесты на какой-то усть-илимской свадьбе. Услышав волнующее его слово «невеста», Тимошка тут же бежал к входной двери и начинал жалобно скулить. Ему думалось, наверное, что сейчас должна прийти его самая нежная любовь — очаровательная брюнетка Бэтти, с которой он не так давно зачал своих детенышей. Иногда, при выгуливании на улице, у Тимофея случайно расстегивался поводок. Оказавшись на свободе, пылкий «Ромео» мог попросту сбежать. Угнаться за ним было невозможно. Мы начинали горевать, что пропала собака. Но вечером нам звонили наши «сваты» и сообщали, что Тимоша, пока все были на работе, сидел возле двери их квартиры на седьмом этаже и жалобно плакал. А с другой стороны двери плакала его невеста. Соседи высказывали недовольство из-за собачьих завываний. Люди не понимали, что у собак может быть настоящая любовь, иначе бы захлебнулись от зависти. А может быть, просто порадовались такому светлому проявлению нежных и трепетных чувств. Как Тимоша мог отыскать дорогу к возлюбленной среди множества девятиэтажек, остается загадкой. Потом он еще несколько раз убегал к своей подруги, но мы его быстро находили и на руках уносили домой.

Жизнь Тимофея оборвалась внезапно и трагически. Я постоянно откликался на его просьбы и брал собаку с собой, когда направлялся ставить машину на платную стоянку. Однажды, возвращаясь домой, Тимофей внезапно рванул через проезжую часть. Визг тормозов мчащейся на большой скорости машины. Удар… Тимоша погиб под окнами своей невесты… Для нашей семьи это событие стало настоящим шоком. Я винил себя. Сердце обливалось кровью из-за потери преданного друга.

А еще, но уже позднее, пришлось пережить смерть нашего «внучонка» — пуделя Тимоши (имя дали в честь его папы), которого мы подарили нашей бабушке (он был первенцем нашего серебристого друга и питомца из Усть-Илимска). Бабушке было тяжело постоянно водить его на улицу. А он рвался туда для общения с людьми. Он убегал во двор сам и возвращался, наигравшись с детворой. Он был любимцем всего двора по улице 5-ой Армии, 61 в Иркутске и охранником. Этот маленький мальчишка умудрялся прогонять пришельцев — больших злых собак — со своей территории. Людей он просто обожал и его любили. Но кому-то понадобилось отравить доверчивое существо. Опять крысиный яд. Он долго мучился в судорогах и конвульсиях, жалобно плакал, наверное, не понимая, за что ему такое…

Хватит, наверное, о печальном.

Самыми большими радостью и богатством, которые нам подарила дочь, были и есть наши внуки Алексей и Сергей. Они-то и стали смыслом нашей жизни с женой Леной в уже зрелом возрасте. Мы могли бы купить квартиру или домик в Таиланде или другой тропической стране и жить у теплого моря, возможности такие были, но уехать от своих потомков для нас оказалось невозможным.

Пусть вырастут. И не просто вырастут, а станут достойными людьми, как их предки — далекие и близкие.

Для них, для внуков, мои воспоминания. А еще, практически во всех главах моего повествования я так или иначе вспоминаю свою любимую дочь Ольгу — маму Алеши и Сережи.

Алеша и Сережа

От улицы и всех опасностей, которые подстерегали в различных разборках, меня оградила ранняя женитьба в 1973 году. В 19 лет я стал мужем. Пару лет спустя, 31 мая 1975 года жена Елена подарила мне доченьку Ольгу. А через двадцать два года дочь подарила мне наследников — внуков. Старшего назвали Алексеем (1997 г.р.), младшего — Сергеем (2000 г.р.). Ребята талантливы в учебе (Леша — уже студент института), правда, с ленью им приходится бороться. Они также неплохие спортсмены.

Алексей был призером по плаванию и каратэ. Сергей — многократный чемпион открытых первенств городов и в целом Иркутской области по каратэ киокушинкай.

Еще они лауреаты многочисленных международных фестивалей в составе иркутского танцевального ансамбля «Солнышко». Объездили полмира. Парни всесторонне развиты. Вся жизнь у них впереди. Для внуков стараюсь быть не ворчливым дедом, а старшим папой и просто товарищем.

Я хорошо понимаю, как мне думается, чем живут мои мальчишки. Кажется, что совсем недавно я был таким же, как они. Мальчишки, вроде бы, сильно схожи меж собой, но, одновременно, разные.

Когда подрастал Алеша, он был худощавым. Алеша подходил ко мне и говорил: «Деда, давай поиграем». Уже в два годика он обыгрывал взрослых в компьютерные игры, учил их, как проходить на следующие, более сложные уровни игры. Легко ему давалась и игра в шахматы. Он обладал, на мой взгляд, почти абсолютным музыкальным слухом. В караоке он на 100 баллов исполнял сложные песни, например, Александра Розенбаума «Ау». Исключительно похоже пародировал движения Рики Мартина и озорно плясал под его песни. Еще мы любили с Алешей валять дурака, танцуя под песню «Калямба-Балямба» Профессора Лебединского из Питера.

Леша с детства обладал незаурядным чувством юмора, рос веселым и находчивым. Как-то дурачась с Лешей, я состроил сердитую рожу и страшным голосом прошипел:

— Мальчик, я тебя съем!

Леша ни капельки не испугался и так озорно парировал:

— Заглотишься.

Наверное, это могло означать — подавишься.

Я, войдя в образ монстра, продолжал настаивать:

— Я тебя съем, мальчик.

— А я сяду на ракету и улечу от тебя, — смеясь, говорил мой внук.

— А я, а я возьму большую, мощную ракету, догоню и съем тебя, — настаивал монстр.

— Тогда я выпердюсь и убегу, — закончил нашу сцену Алексей.

Как будет выпердываться, секрета раскрывать не стал.

Серега рос эдаким медвежонком. Подходя ко мне, всегда говорил: «Деда, пойдем драться». И показывал незаурядные способности в шуточной драке со мной. А напор и желание побеждать у него всегда были на высоте.

Когда я спрашивал его: «Мальчик, как тебя зовут?»

Он поначалу отвечал: «Деда». Ведь мы оба Сергеи.

А когда я задавал вопрос о том, кто его родил, он всегда говорил: «Деда»!

Счастью моему не было предела.

Еще он придумал способ привлечения к себе всеобщего внимания. Серега становился куда-нибудь на видное место, на кухне это была рядом с дверью в нашу кладовую, скрещивал руки на груди и жалобным тоном произносил: «Баба, ты плохая девочка», — ой, нет, это был Лешкин прикол. А Серега говорил: «Никто меня не любит, никогда!»

При этом Серега надувал губы. Все сразу устремлялись убеждать: «Это не так, все любят Сереженьку». А он, насладившись услышанным и увиденным, с хитрющими глазками произносил: «Ну ладно, я шУтил», — с ударением на первый слог «шу» и убегал играть или по другим своим делам.

Сережа рос тоже разносторонним, любознательным пацаном. Одним из коронных его приколов было рассуждение на сексуальные темы. Девчонки в младших классах школы его серьезно донимали. Он — мальчишка с ангельской внешностью: огромными карими глазами, длиннющими черными ресницами и ямочками на щеках, которые появлялись при улыбке, производил впечатление и вызывал нежные чувства у представительниц противоположного пола. В силу своего малолетства девчонки оказывали ему знаки внимания путем тычков, щипков и тому подобных жестов, приносивших нашему мальчику неудобства и даже страдания. Он, чемпион по каратэ, не мог позволить себе в ответ применить свою мальчишечью силу, поэтому часто плакал втихаря, уединившись от взглядов людских. Поэтому и было у него детское негативное отношение к девчонкам.

— Мама, тебе повезло, ты женилась на папе, бабе тоже повезло, она женилась на деде, а я что, должен жениться на этой шлюхе? — и он называл имя одноклассницы.

— С чего ты взял, что она шлюха? — спрашивала мама Оля.

— Да она предлагала мне дружбу, а когда я уезжал на соревнования, лезла целоваться к Егору, — с обидой в голосе пояснял Сережа.

В третьем классе у него в портфеле начали находить записки с забавным содержанием от одноклассниц: «Серега, давай займемся сексом».

Я спрашивал: «Ну как, Серега, занялись сексом?»

Серега в ответ снисходительно говорил, что она ему (эта девочка) не нужна. На вопрос, что такое секс он говорил: «Это когда голые ночуют».