лето
Лето.
Тепла не было и нет…
Снятся ушедшие близкие.
В памяти уже их совсем немало.
Говорят, улыбаются… Как
при своей жизни…
Когда проснусь…
Опять один.
Точно, без них где-то вдали остался…
Только их лица по-прежнему
во мне сияют…
Вокруг — день.
Крепкие мухи.
Чёрные. Большие. Капризные…
Жужжат, пикируют… точно
дроны…
Побреюсь,
надену тёмные очки,
кепочку, как у Мао Цзэ Дуна…
Стану точным воплощением
Мао.
Неспешно выйду.
На улице льёт крупный дождь…
Широкие струи воды торопятся,
собираются в лужи, шумят по
асфальту…
Зонты.
Куртки. Капюшоны…
Но я уже давно не сахарный…
Так дойду.
Сигаретки:
крепкие, крупные…
Курю… Возвращаюсь в квартиру…
Снимаю очки, кепочку.
Нет! Совсем даже не Мао!..
Пора задуматься
о дальней прогулке…
Светлые сады
Адама и Евы!
Где вы теперь мирно стоите?..
Далеко ли я от вас уже ушёл,
Эдемовы
чистые кущи?…
текст
Смотришь,
а он уже тут как тут…
Топорщится.
Появляется ниоткуда.
Точно идёт к свету
Иван Ильич
сквозь чёрный квадрат
Малевича.
утро
Совсем ещё утро…
Крыши гаражей: мокрые, броские.
Бледная Луна: острая, тонкая…
Сверкнул свет. Глянул издали,
точно блеснула оптика снайпера.
Но нет. Не то… Это богиня Эос.
Вижу её крылья.
песочные часы
Последнее время только совсем изредка.
Точно в случайном сне.
Из прошлой жизни высветится что-то под внутренним взглядом.
Словно промелькнёт острая быстрая ласточка ушедшего времени,
показывая прожитую жизнь, как уже навсегда сделанную работу.
В которой (теперь) можно осмотреться.
Потрогать её… Взвесить.
Поступки. Каждое время, каждую деталь жизни,
каждое своё всё.
И в местах падений, и на её вершинах… Но вдруг пронесётся там.
Над этим общим. По всему пространству, обозреваемому тобой,
как по небесному своду, пронизывая землю, невидимо проносится
крупным гулким боем колокольный звон.
Детское воспоминание…
Оно приходит ко мне из той холодной земли
моего казенного детства,
где кому-то (до сих пор) во весь голос кричит хромая бабка Антрацит.
И этот долгий крик выплёскивает внутрь меня иные воспоминания.
Они проходят во мне, как обвалы каменьями… Глыбинами прошлого,
тонкой, почти воздушной, еле различимой
поднятой пылью времени.
В этих тугих обвалах клубящихся воспоминаний,
в этой пыли жизни.
До самого дальнего, до самого совсем забытого. Тайного. Вижу себя.
До самых детских саночек, перочинных ножичков, плетёных корзин…
До всего себя, того, который жёг сено своей жизни. До самого тонкого.
Как бы случайного. Играя со спичками,
проживаемого времени.
сено слов
Сено —
сушёная трава.
Траву — косят, ворочают, сгребают.
В покосные месяцы лета собирают в стожки, копны, стога; укрывают,
носят, грузят, перевозят; укладывают на сеновал, под навес, к дому…
Стою и смотрю на работу косарей, а думаю о том, что поэзия —
всё же штучный продукт эпохи:
её не может быть особенно много.
Вопрос в том, как уложить — сено слов, паузы звуков, тело смыслов.
Поэзия — не стихи и стихами никогда не была: она — что-то иное.
Она всегда только притворяется и приукрашивает себя стихами.
Господь как-то — из чата — спросил меня, когда я начну снова писать
— свободно, как писал когда-то
своё стихотворение «Удачный день».
Что было ему ответить в то время — мне, потерявшему силу жизни?
Я мысленно сказал: «Пока нет сил сейчас на это у меня, Господи».
Закончил писать и подумал, а какая же связь между всем этим?
«Днём», поэзией, сенокосом?
Видимо, всё дело в том,
что самая важная поэзия приходит в мир
в свои, только ей известные, особо сенокосные годы,
которые выпадают не каждую эпоху. И что такое поэзия? Не иначе как
— собранная и высушенная трава мыслей и чувств,
сдобренная голосом поэта.
илья
Александру Ерёменко
Загремел в небе гром,
люди — тихо закрестились:
— Илья по небу едет.
На колеснице, громыхает.
Потемнело,
сверкнули ярко молнии,
пошёл дождь:
прохладные капли дождя
упали на пыльную землю,
застучали по крышам домов,
светло заплескались
в лугах, огородах, всюду;
запустили круги по воде;
разогнали кур, гусей,
цыплят, поросёнка,
всех.
Дробно заблеяли овцы,
замычали долго коровы
загоготали, вытягивая шеи, гуси.
Под сруб дома
побежали, попискивая, цыплята,
петух, куры, утки;
поросёнок, хрюкнув,
лихо помчался вдогонку всем…
Заполнились дождём
шероховатости почвы, ямки,
мышиные ходы,
кротовые холмики,
норки, щели.
Дождь мерно заполнял
всё пространство округи.
шуршал по листьям деревьев,
по цветам, клумбам.
Вишни, омытые дождём,
становились ярче, тяжелее,
наполнялись соком. Сливы,
наклоняя ветви, зеленели.
Расправляли листы яблони,
впитывая влагу дождя.
Дождь увлажнял дороги,
ровнял рытвины, выбоины.
Под навесы, к домам,
побежали люди, счастливые…
как свежие огурцы.
Пролитая на них влага радовала.
Гомонили, пригибались,
пытаясь уклониться от дождя,
но капли падали, растекались,
смывая старую пыль, несвежесть,
давали время передохнуть,
опомниться.
Земля — вставала,
распрямлялась, оживала, росла, —
наполнялась свежими силами,
светом,
яростью жизни.
зимняя дорога
Дорога почти прямая,
просторная, долгая.
О чём только не передумаешь, пока идёшь.
Вокруг — леса, селения. Выйдешь чуть свет —
и только к ночи обратно, назад успеваешь.
Поскрипывает и хрустит под ногами снег.
Обжигает морозом лицо метельный ветер.
Лезет за пазуху, под шапку, льнёт к ногам,
холодит и пробирает сквозь одежду мороз.
Разойдёшься, раздумаешься —
не остановить,
пока совсем не смёрзнешь к синему вечеру.
Но сейчас верный день. Не раннее солнце,
ещё красноватое, с жёлтым отблеском зари,
а солнце — полного, высокого зимнего дня.
Свет с просинью, по теневой части дороги
верно уходящий тенями кустов и деревьев
по снегу и складкам земли, листьям травы.
Если посмотреть
на другую сторону дороги,
то там ослепляющий, бьющий в глаза снег,
искрящий острым, колючим, свежим светом.
Переходишь с одной половины на другую.
Идёшь, не спеша, рассуждаешь, смотришь.
День долгий; дорога в оба конца длинная,
просторная, верная.
Почти прямая дорога.
детство
Давно уже далеко от родных мест живёшь.
Возможно даже, в большом светлом городе.
А тихим вечером прикроешь немного глаза,
и всё детство снова встанет с тобою рядом,
да так, что даже собой за горизонт уходит;
да и там, какое оно есть, всюду тоже видно
до каждой окраины, до мелкой ряби в пруду.
Детство от края до края, всюду, во времени,
точно рядом с тобой и в тебе разместилось.
Смотришь в него, куда захочешь, всё близко:
видишь его до каждого мелкого и простого,
до каждого тонкого кустика, земляники в лесу,
каждой свежей земли, глины лесной дороги,
времён года и праздников,
царапин и ссадин.
избы
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.