Бесплатный фрагмент - Институт Хронопластики

Автомашина времени

Алексей Павлович Котляров возвращался домой с завода на стареньком автобусе. Мелкая морось покрывала стекла ЛАЗ-695Н, в автобусе сидели два приятеля Алексей Павловича — Сергей Петрович и Виктор Иванович, все трое работали в одном цеху умирающего завода сухого льда и жидкой углекислоты. В перестроечное время продукция предприятия почему-то перестала интересовать заказчиков. До пенсии оставалось совсем немного, а потом будет сад-огород, народное хозяйство, домашнее вино, компот из сухофруктов, огурцы-помидоры, рыбалка…

Что будет дальше — об этом Палыч (так его называли приятели, так же назову и я) старался не думать. Всю сознательную жизнь он проработал слесарем по ремонту баллонов, крутил гайки, позднее стал мастером и мог бы при желании и выбиться в инженеры, но почему-то не захотел учиться. Перешёл в котельную завода, где трудился оператором, следил за форсунками, знал каждый винтик и пользовался уважением среди коллег. Сергей Петрович работал технологом в цехе готовой продукции, а Виктор Иваныч — токарем, про которого говорили «хоть черта в ступе выточит»

— Что слышно в верхах? — спросил Палыч, вытирая рукавом запотевшее окно. — Не видать ни фига, темень какая…

— Генеральный дал распоряжение, что будет наш завод выпускать новую продукцию — экстракты для нужд парфюмерной и медицинской промышленности. Экстрагировать масла из лаврового листа, перца, лимонов. Лимонов у нас много в крае. Иначе не выплывем на одной кислоте и льде, — отозвался Сергей Петрович.

— Чего только не придумают! И что, будет продаваться?

— Говорят — выгодно, будет… — ответил Петрович.

— Говорят, что в Москве кур доят, а у них сисек нет. А ведь всё эта горбато-пятнистая сволочь… Разваливает такую страну!

— Тише…

— Чего тише, тут парторга нету! А! Пёс с ними, один хрен! Только вот детей жаль. Лидка — в аспирантуре была, сейчас дома английский учит, уехать хочет в столицу.

— А зять что, тоже?

— Анатолий книжками на рынке торгует. Говорит — уедем куда-нибудь из этого болота. Он ведь кандидат наук. Был.

— Был, да остался. Куда ж они с детьми попрутся?

— Дети уже большие. Нам, родителям оставят на первое время.

— Дети — цветы жизни, — вмешался в разговор токарь Виктор Иваныч. — Но хорошо, когда они растут в чужом огороде. Не выпить ли нам водочки по поводу нового направления в работе?

— Выпить можно, только вот где?

— Придумаем. Вот хоть у Петровича…

— У меня нельзя сегодня, — ответил Сергей Петрович, — у меня тетка из деревни приехала с внуками. Представляешь, в лифте сидела четыре часа, стучала, кричала, а все на работе. Дети перепугались. Никто не вышел. Одна бабулька услышала — монтёров вызвала…

— Тогда к Палычу. Палыч, ты как?

— Почему ко мне сразу?

— Потому, что у тебя фазенда есть. Ты — частный сектор, а мы — высотники.

«Фазенды» стали появляться в стране, когда прошел сериал «Рабыня Изаура». На своих шести сотках Алексей Палыч выстроил в дополнение к основному небольшой домик с верандой, который совмещал функции гаража и склада разных железок. Веранда являлась местом для отдыха, с холодильником, электрическим самоваром, парой старых кресел и диваном-кроватью. В летнее время фазенду оккупировали внуки Палыча, они играли в войнушки и роботов, а в обычное время на ней иногда собирались, чтобы пообщаться и поговорить за жизнь.

— Кто проставляется?

— Гений места. С меня закуска.

— То есть организатором пьянки буду я? — Палыч хитро прищурился на Виктора Ивановича.

— Всенепременно… Ты перешел в котельную и не проставился, дезертир.

Автобус чихнул и резко дернулся. Палыч клюнул носом и стукнулся подбородком о поручень.

— Ну, ты, водила с нижнего Тагила! — крикнул он водителю. — Тише, не дрова везешь, людей ведь…

Автобус остановился. Двигатель заглох.

— Выходите, люди, приехали, — ответил из кабины водитель. — Сломался я.

— Это чего, шутка такая?

— Нет, не шутка. Вот остановка, сейчас городской должен быть, доедете, а я в гараж доковыляю, здесь недалече…

— Ну что, мужики, выходим? Никак эту колымагу не спишут.

Автобус с лязгом, грохотом, выпустив облако черного дыма, уехал куда-то в боковой проулок. Друзья стояли на остановке. Дул холодный ветер и срывался дождь.

— Выпили водочки… — зло сказал уже настроившийся на застолье Палыч — согрелись.

— Смотрите, вот объявление какое — такси «Время», призовем на помощь свободную кооперацию?

— Дорого, наверное, — ответил прижимистый Петрович.

— Узнаем. Вот и автомат есть, сейчас звякну, — весело сказал токарь.

Он набрал номер:

— Девушка, здравствуйте. На остановку «Магазин Турист» машинку можно прислать? Сколько будет стоить доехать до Южного массива? Однако! Что? Да нет, ничего, заказываю. Хорошо, ждем…

Токарь вернулся под бетонный, прогнувшийся козырек остановки и поднял воротник куртки:

— Грит, сейчас будет. Стоит червонец. Всего.

— Всего… — проворчал Петрович. — Цены, как у капиталистов…

— Так они и есть новые капиталисты — кооператоры. Предлагаешь ждать автобус? Мне кажется, что его не будет, а магазин до семи работает и Людка-продавщица нам водку не продаст.

Палыч вздохнул и достал из пачки «Приму», размял ее в пальцах…

— Бросал бы ты эту дрянь на хрен, неужели на что-то получше денег не хватает? — скривился Петрович. Он считал себя эстетом и курил «Космос», иногда баловался «Житаном», которым его угощал директор завода или пыхал «Данхиллом» — с подачи главного инженера.

— Привык я. От других у меня кашель…

Подъехала машина, двадцать первая «Волга», водитель бибикнул и моргнул фарами. Они подошли:

— Такси заказывали? Прошу садиться!

Когда расположились в машине, и такси тронулось, резко пошел сильный ливень. Дворники мерно разгребали потоки дождевой воды.

— Вовремя вы нас подобрали!

— Мы всегда появляемся в нужный момент. Куда едем?

— Южный массив, улица Титова, дом 14. Зеленые ворота, я покажу, — отозвался Палыч. — Только через магазин. Товарищ водитель, впереди гастроном на углу будет, остановку по ходу сделаем?

— Сделаем, отчего не сделать… — ответил водитель и газанул. «Волга» мягко набрала обороты. Мокрое шоссе стелилось под шины, дождь стоял стеной на обочине и барабанил в крышу. Водитель включил радио:

— «Мерседес» — это самая надежная, комфортная и безопасная машина нашего времени. — Зато «Жигули» — это машина времени: сел за руль и ты переносишься на двадцать лет назад.

— Это точно! — засмеялся Палыч, он сидел на пассажирском сиденье рядом с водителем. — Я вот читал историю нашей машины «Победа», которую частично слямзили с Опель Капитена. Так вот перед запуском в производство Сталин осматривал новый автомобиль, кажется за пять дней до «Победы»… Предполагалось название ««Родина» — «Ну и почём у нас будет Родина?» — спросил вождь народов. Создателям автомобиля стало плохо… ««Невелика Победа»» — сказал Сталин, проехав в новой машине пару кругов, после чего модель модернизировали и у неё стало четыре дверцы…

— Я слышал, что Сталин спросил: «А сколько стоит Родина?» Представьте, кто-то продал машину, и говорят: «Он продал свою Родину», — ответил водитель. — У моего деда была «Победа», перевернулся он на ней и продал начальнику Гаи. Тот сказал: «Анатолий Иваныч!» Продавай, разобьешь себя и машину, машину жалко!» Ну, дед и продал ему — за три тысячи, кажется, не помню сейчас. Вылез из перевернутой и продал тут же… Этот магазин?

— Да, этот. Я сейчас… Эх, черт, зонта нет выскочить.

— Возьмите пакет на голову… — водитель дал Алексею Палычу модный пакет с надписью «Монтана», который достал из «бардачка»

Палыч вернулся быстро. Почему-то купленную водку и закусь он положил в «Монтану» вместо того, чтобы накинуть пакет на голову. С него лило, как из протекшего крана в котельной.

— Странно все как-то… Людки нет, другая тетка, товар у них другой… Пакетов нет совсем: «Надо было с авоськой приходить, говорит, носит вас алкашей в такую погоду». Товарищ водитель, я пакет верну, как домой доберемся…

— Да ничего, ничего, оставьте себе его, у меня еще есть, сын из загранрейса привез…

— Нет, это ж дефицит, я верну.

— Не беспокойтесь. Куда дальше ехать?

— Палыч, ты хоть пузырь-то взял? — спросил сзади токарь.

— Взял два «Московской», чтобы еще раз не ходить. По смешной цене — два рубля восемьдесят семь копеек за бутылку. Закуски набрал. Товарищ верь, придет она — на водку прежняя цена…

— Шутишь! Таких цен уже нет… Такие были в мою молодость.

— Вот и вспомнишь молодость, Виктор Иваныч… Здесь остановите, пожалуйста. Вот, возьмите… Я сейчас пакет вынесу обратно…

— Забудьте про пакет. Возьмите карточку, тут телефон, если понадоблюсь — всегда звоните.

— Ну, спасибо вам огромное!

— Приятного отдыха!

Палыч дал водителю червонец, компания хлопнула дверями, Петрович достал ключи от калитки, они быстро пробежали по двору, пытаясь укрыться от хлесткого дождя то под старой сливой, то под козырьком дома, добрались до «фазенды», заскочили внутрь.

— Сейчас печку затоплю. Обсохнем, — сказал хозяйственный Палыч. — Я тут планирую баню пристроить.

— Гаражно-банный кооператив?

— Типа того.

Дрова хрустели у огня в зубах, печка гудела, но тяга была хорошей и, не смотря на сильный дождь, печка не дымила. Токарь организовывал стол, открывал «шпроты», полоскал стаканы под краном. Палыч открыл дверцу холодильника:

— Странно, мужики. Холодильник — не мой, хотя огурцы в нем — мои. И помидорчики тоже вроде моей закрутки. И водка еще стоит, а я не покупал…

— Ты купил и забыл. А она ждала нас! И сегодня пятница, а это значит, что на работу завтра не надо, значит, культурно отдыхаем. Наливай!

Налили. Выпили. Согрелись. Еще налили — «между первой и второй перерывчик небольшой» «Фазенда» показалась им центром мира.

— Смотрите, что написано, — уже слегка пьяненький, но наблюдательный Виктор Иваныч ткнул пальцем в обрывок газеты, которым застелили стол:

«1 июня в 22 часа московского времени в Советском Союзе стартовала ракета-носитель с космическим кораблем «Союз-9.

Космический корабль, выведенный на орбиту вокруг Земли в 22 часа 09 минут, пилотирует экипаж в составе: командира корабля Героя Советского Союза, летчика-космонавта СССР полковника Николаева Андрияна Григорьевича, бортинженера кандидата технических наук Севастьянова Виталия Ивановича.

Экипажу корабля «Союз-9» предстоит выполнить в условиях одиночного орбитального полета большую программу научно-технических исследований и экспериментов…» газета «Правда» от 2 июня 1970 г.

— А у меня вот:

ПРАЗДНИЧНЫЙ КОНЦЕРТ

Большой праздничный концерт для участников торжеств венного заседания, посвященного 100-летию со дня рождения В. И. Ленина, состоялся 21 апреля в Кремлевском Дворце съездов.

Своеобразным эпиграфом концерта стала песня «Мы — люди ленинского века» С. Туликова. Произведение, воспевающее бессмертие ленинизма, исполнили пятнадцать лучших певцов — посланцев союзных республик.

Панорама нашей необъятной Родины открылась в этот вечер на кремлевской сцене и киноэкране.

Снова и снова возникал поэтический образ Родины, когда исполнялась ода на тексты поэтов союзных республик. Стихи о Ленине, партии, народе читали на своих родных языках народные артисты СССР грузин С. Закариадзе, украинка О. Кусенко, узбек Р. Хамраев, латвийская актриса В. Артмане…

Искусство Советской России представляла плеяда известных мастеров. Горячо аплодировал зал лауреатам Ленинской премии Л. Зыкиной, исполнившей песню «Растет в Волгограде березка», солистам балета Большого театра Союза ССР М. Плисецкой, В. Васильеву, М. Лавровскому, М. Лиепе, которые выступили в хореографической композиции в постановке лауреата Ленинской премии Ю. Григоровича.

На сцене юные скрипачи — учащиеся младших классов музыкальных школ Москвы. Как бы продолжая эстафету искусства, выступили тридцать лауреатов международных конкурсов — представители России, Украины, Армении, Грузии, Латвии. Они исполнили оду А. Эшпая «Кремлевские куранты».

— Газета «Правда», — растеряно прочитал Петрович. — 22 апреля 1970 года, пролетарии всех стран… Телепрограмма здесь:

НА ЭКРАНАХ ТЕЛЕВИЗОРОВ

22 апреля

ПЕРВАЯ ПРОГРАММА. 9.55 — Торжественное заседание Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик и Верховного Совета Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, посвященное 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Трансляция из Кремлевского Дворца съездов. В перерыве — Телевизионное агентство «Пионерия». Праздничный выпуск. 14.00 — «Песни села Шушенского». Премьера оратории композитора Ю. Шишакова.

Или вот еще:

СЕГОДНЯ В ТЕАТРАХ

КРЕМЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ СЪЕЗДОВ — спектакль Спящая красавица отменяется. Билеты подлежат возврату в кассы театра в 10-дневный срок.

БОЛЬШОЙ ТЕАТР — Семен Котко.

МХАТ им. М. ГОРЬКОГО — Кремлевские куранты.

ФИЛИАЛ МХАТ им. М. ГОРЬКОГО — Чти отца своего…

ФИЛИАЛ МАЛОГО ТЕАТРА — Украли консула!

ТЕАТР им Евг. ВАХТАНГОВА — Человек с ружьем (премьера).

— Палыч, ты где таких старых газет набрал?

— Да не моё это! Не было у меня таких газет. Может Толик, зять принес?

— Или внуки макулатуру собрали, — задумчиво сказал Петрович и проглотил шпротину. — Что-то здесь не так, хлопцы-молодцы. Магазин — неправильный, газеты — несвежей давности.

— Еще есть какая-нибудь макулатура?

— Да вот лежит… связка… Роман-Газета, №1 (647). Кожевников В. Особое подразделение. Повести… это чего опять 1970-й год?

— Смотрите! — Петрович отогнул крышку «шпрот» — на банке дата изготовления выдавлена 17.03.70, а вот плавленый сыр «Виола», а вот еще… вот телевизор древний, как моя жизнь. Системы «Березка». Палыч, откуда у тебя такой раритет? Он же на деревянных ножках, у меня такой в младенчестве был, когда мы еще новую квартиру получили, а до этого в бараке жили!

— Не моё это. Он, наверное, и не работает… — Палыч щелкнул затертой желтоватой клавишей, пощелкал переключателем. Экран замерцал, показывали футбол:

— Бышовец проходит к воротам… Опасная ситуация… Нодия…

— Это чемпионат мира, — сказал потрясенный Сергей Петрович, — Гиви Нодия, это… это семидисятый год, чемпионат мира, я точно знаю. Он из тбилисского «Динамо», за нашу сборную тогда играл… я ж про футбол, как из энциклопедии… Может это запись? Или шутка твоего Толика, кандидата наук? Смонтировал видеомагнитофон и старый телик, прикололся. Ты ж сам говорил, что он у тебя изобретатель…

— Я не знаю! Да какой-там видеомагнитофон! Где ты видик видишь? Это ж старая хреновина…

— Не оскорбляй благородный аппарат, — строго сказал Петрович. — Столько не работают, а он еще вполне прилично показывает.

— Гоооооллл! — завопил телевизор голосом Николая Озерова.

— Тише, Палыч, сделай, — попросил Петрович, — давайте попробуем понять, что всё это значит. Виктор, а ты чего молчишь?

— А я не могу думать, когда выпью, вот… лучше спою, — веселый токарь выудил из-за дивана пыльную гитару, обмахнул её тряпкой, тренькнул струнами и запел:

Комментатор из своей кабины

Кроет нас для красного словца,

Но недаром клуб «Фиорентина»

Предлагал мильон за Бышовца.

Что ж Пеле, как Пеле, объясняю Зине я,

Ест Пеле крем-брюлле вместе с Жаирзинья

— Простите, что вы здесь делаете?

В дверях стоял человек в рыжей кожаной куртке, видавшей виды и в спортивных «трениках»

— Мы отдыхаем. А вы кто, простите?

— Я хозяин этого дома…

— Нет, позвольте! Вот хозяин этого дома, — и Петрович указал на Алексея Палыча, — мы вполне законно, значит, отдыхаем на его территории…

— Нет, вы что-то путаете, это мой дом, — человек указал на строение позади себя, — а это мой гараж и веранда, так что не заставляйте звонить в милицию…

— Подождите, подождите, мы не бандиты!

— А я почем знаю? Залезли в чужой дом, устроили пьянку, песни поете…

— Хорошо поем! — сказал Виктор Иваныч и продолжил играть:

Я сижу на нуле,

Дрянь купил жене — и рад.

А у Пеле — «шевроле»

В Рио-де-Жанейро…

— Погоди, Виктор! — вмешался Палыч. — Товарищ, это какая-то досадная ошибка, давайте присядем и спокойно во всем разберемся.

— Милиция разберется!

— Ну, зачем же милиция… вас как зовут?

— Какое это имеет значение?

— Большое, можно сказать — огромное. Не могу же я и мои …хм… коллеги называть вас неопределенным образом.

— Павел Алексеевич.

— Ой! А меня — Алексей Павлович, вот моё удостоверение с завода, посмотрите. Документы настоящие.

Новоприбывший сомнительно хмурясь изучал удостоверение:

— Вы еще и мой однофамилец — Котляров, — сказал он, возвращая документ. — Бывает же! Может быть, мы еще и родственники? Вы Татьяну Котлярову не знаете, случайно?

Палыч стал серьезным. Он побледнел. Затем сказал:

— Давайте выпьем! А потом мы вызовем такси и разъедемся по домам, чтобы не мешать.

— Не против…

Они выпили, закусили «Виолой», хлебом и солеными огурцами.

— У вас телефон есть в доме?

— Есть.

— Будьте так любезны, разрешите позвонить…

— Да без проблем!

Виктор Иваныч и Петрович остались в «фазенде», Палыч пошел звонить таксисту в дом. Через некоторое время он вернулся:

— Собираемся, мужики! Павел Алексеевич, разрешите газет взять, завернуть, а то мне пакет надо таксисту отдать, не люблю чужого брать. Вроде обещался.

— Да берите, конечно! У меня сын тут макулатуру в школу готовил, у него тут «штаб», прямо «Тимур и его команда» — добродушно засмеялся Павел Алексеевич. — О, сигналят! Таксист подъехал.

— До свидания! Простите, что вломились, но мы честное пионерское — не хотели…

— Да ладно, чего не бывает! Обсушились, отдохнули люди. Это я вас изначально за жуликов принял…

— Кстати, Павел Алексеевич, мы тут случайно вашу поллитровку выпили и закуска еще, вот возьмите за беспокойство…

— Да вы что! Да какие деньги! Деньги — прах! Вот построим коммунизм и деньги отменим…

— Не построим, — сказал Виктор и положил гитару на диван.

Загудело сигналом такси.

— Чего это не построим? Еще как построим!

— На посошок?

— C удовольствием!

— А денежку всё же возьмите…

Через десять минут они уже ехали в том же такси. Дождь закончился. Умытое шоссе освещалось одинокими фонарями.

— Фонари целые!

— Что?

— Фонари, говорю, целые. У нас побили всё…

— Куда едем? — спросил таксист.

— Домой. Или нет, товарищ, вы отвезите нас лучше на остановку, откуда взяли, недалеко общежитие завода, мне надо…

— Что тебе надо, Палыч, тебе домой надо! И нам тоже…

— Вы пока определяйтесь — куда ехать, — сказал водитель. — Могу и на остановку. Только поздно уже очень, автобусы не ходят. В общежитие вас тоже вряд ли пустят, милицию позвать могут… По домам?

— По домам… — каждый назвал свой адрес. Только Алексей Павлович решил ехать к токарю Виктору. Потому, что от его улицы они только что отъехали.

— А это не Титова улица, — сказал водитель. — Это почему-то Луначарского.

— Так зачем вы нас сюда привезли?

— А тогда она была Титова. И магазин на углу соответствует.

— Соответствует. И дом мой. И ключи. Но я ничего не понимаю…

— Я — тем более. Мне сказали отвезти — я отвез. Клиент всегда прав.

Некоторое время они молчали. Палыч отдал водителю пакет. Поблагодарил. Заплакал. Водитель удивленно посмотрел, но ничего не сказал.

— Палыч, ты чего, что с тобой, Палыч?

— Вот… — тот протянул назад клетчатую бумажку с какой-то схемой.

— Что это? — Петрович взял бумажку.

— Это мой детский рисунок. Я взял это у телефонного аппарата, выпало из справочника… Хозяин дома — мой отец, а Татьяна, про которую он говорил — так звали мою маму… — слезы у Котлярова потекли еще сильнее, он не мог себя сдерживать и, закрыв лицо руками разрыдался.

— Как это может быть?!

— А просто… — сказал водитель. — Эксперимент у нас, извините, конечно. От НИИ Хронопластики. Вы действительно были в своем детстве. Пытаемся перестройку отменить и будущие её последствия, попутно изучаем эмоции, человеческий материал…

— Это мы материал?! — возмутился Виктор с заднего сиденья. — Да я тебя за такие слова!

— Спокойно, товарищ! — таксист тронул рычажок, и вокруг него появилось фиолетовое свечение, — это защитное поле. Читали фантастику, наверное? Не советую… Материал — он всегда материал. Такой материал, поскольку он инертен и плохо организован, не способен на изменения в социуме. Вот вы, Сергей Петрович, должны были в одной из версий вашего будущего стать генеральным конструктором, а поленились добраться до рядового инженера. Виктор Иваныч –токарь золотые руки, спец, Кулибин нашего времени, но работает на обычном заводе, который будет разворован через два года, а оборудование продадут на металлолом.

— А что будет с заводом? — спросил успокоившийся Палыч, вытирая слезы платком.

— Раскатают и через несколько лет снесут корпуса, построят очередную высотку. Ваше изобретение, Алексей Павлович, останется в виде бумажки в семейном архиве.

— Вы и про это знаете?

— Я знаю многое, но не всё.

— И что, мы просто вот так расстанемся, вы довезете нас домой?

— Да, просто расстанемся, вы всё забудете. Или станете сотрудниками НИИ Хронопластики. Хорошая зарплата. Перспективы. Творческий поиск. Сможете посмотреть — как строились пирамиды Египта, встретиться с Леонардо да Винчи, пообщаться с Михаилом Ломоносовым, Теслой, Столетовым и массой других замечательных людей… Выбирайте. Да и это… старость отменяется. В прямом смысле, у нас работает программа фиксации. Помолодеете лет на тридцать. Можно и больше.

— Я сплю и мне это снится!

— Все мы спим — в той или иной степени. Думайте…

— Ну что? — Палыч повернулся к друзьям. — Это мой шанс, последний.

— Я согласен, — ответил Петрович. — Один за всех, все за одного.

— Я — тоже, — ответил Виктор Иваныч, — при таком раскладе — просто сопьюсь, а так может — пользу принесу человечеству.

— Тогда мы согласны, товарищ водитель. Везите нас в светлое будущее… или темное прошлое.

Водитель нажал кнопку, машина плавно исчезла, мокрые брызги от колес осели на асфальте и если бы кто-то наблюдал со стороны, то он бы увидел, как автомашина въезжает в стену, растворяется в глухой черной темноте.

Меморайзер

— Можно мне это… штык взять? Ножи прикольные…

— Можно Машку за попу, телегу с разбегу, мышку в припрыжку, козу на возу, китайца за яйца, всё остальное — разрешите. Ладно, валяй, бери, сколько хочешь, только винтовки не трогай, патруль всё равно повяжет. Сам местный?

—  Да.

— Скоро здесь будет зачистка, поэтому всё изымут. Так что выбирай, прячь получше и делай ноги.

— Господин поручик, а это — я достал из кучи амуниции, сваленной в углу, оставшемуся от чьего-то дома казачью шашку в ножнах с серебром.

— Да мне не жаль, но заберут тебя с ней, куда ты её спрячешь? Заберут и расстреляют у первой стенки.

— В шинельку заверну. Мне тут рядом, до вокзала близко…

— Здорово ты нам помог сегодня. Поэтому — бери и проваливай быстрее.

Я завернул отобранное оружие в полу чей-то шинели, разрезанной по шву, стянул ремнями, оторвал ненужный тренчик и блестящую пуговицу: получился увесистый сверток. Клинковый штык от винтовки Токарева сунул за пояс, с сожалением повертел винтовку в руках и положил её в общую кучу. Штык от Литтихского штуцера, чудом попавшего в эту сказочную гору оружия был упакован вместе с шашкой и другими раритетами. Поднялся, взвалил сверток на плечо.

— Прощайте, господин поручик.

— Будь здоров. Может еще свидимся где-нибудь, — он отцепил флягу, отвинтил крышку и предложил мне — Глотнешь на дорожку? Ром.

Протянул руку и взял флягу, при этом меня чуть качнуло в сторону — сверток с холодным оружием потянул. Ром оказался темной и крепкой жидкостью, обжигающей горло. Поручик стал таять и расплываться.

— Эко тебя накрыло! Флягу то верни, мне еще тут куковать…

Вернул ему флягу и шагнул за порог, вернее за то, что когда-то было порогом дома. Вокруг стояла гарь, вонь, чад от горящих танков с крестами, резкий пороховой дух перешибал вонь от трупов немецких автоматчиков, бойцов РККА и белогвардейцев, бившихся друг с другом в этом диком и немыслимом сражении. Кое-где валялись мертвые римские легионеры и конница. Не удержался — вытащил гладиус из груди какого-то неопознанного воина, с запекшейся на нем кровью. Сунул его под шинельный сверток и чуть не разрезал ремни. Меч был острым, как бритва, без зазубрин, прекрасный экземпляр. Нашел такие же отличные раззолоченные ножны. Упаковал меч и зашагал к вокзалу, оставив за спиной здание горсовета и прислушиваясь — нет ли патруля, но вокруг только трещали горевшие танки.

Седьмого сентября 1941 года я выпал в самую гущу сражения и сразу оказался в расположении частей полковника Гельмута фон Панвица. Вторая танковая группа генерала Гудериана, переброшенная Гитлером из под Москвы в район Киева ввязалась в драку с войсками Юго-Западного фронта и откуда-то появившимися римскими легионерами, греками и спартанцами. Танкисты Гудериана совершенно потерялись в этом водовороте событий и атаковали части РОА, проявившиеся на тот момент в Конотопе. Хотя на самом деле РОА сформируют только в в апреле 1943-го.

Как я узнал позже — виной всему была Явдоха Зубиха, конотопская ведьма, а римляне и греки — это побочный продукт её «колдовства» с заклинанием времени. Временной пласт вздыбило и перекрутило так, что мне пришлось помогать «власовцам» Хотя бы для того, чтобы вернутся с коллекцией в своё время.

Когда-то я работал в институте Хронопластики, но меня уволили из-за легких шалостей с артефактами из прошлого — я попросту обменивал их на кредиты, частенько посещая «мутный рынок», где торгуют такого рода предметами и где меня звали Коллекционером. Должность была полувоенная — в мою задачу входило прикрывать работников на момент входа и выхода во временные пласты. Естественно — допуск без ограничений. В том числе и вычислительный кластер.

И вот в кластере я узнал про Конотопскую ведьму, что это не просто повесть Григория Квитки с незамысловатым сюжетом, а реальная история. И что у ведьмы существовал артефакт управления временем — ключ, когда-то хранившийся в институте, но пропавший вместе с Евдокией Зубовой, сотрудницей отдела Перемещения.

Была тогда эта история замята, посланная в 1833 год хроноразведка ничего не нашла ни под Конотопом, куда был открыт временной портал, ни на Лысой горе под Киевом, где собирались местные ведьмы на шабаши. В одном из писем Григорий Квитка-Основьяненко утверждал, что повесть «Конотопская ведьма» написана на основе народных рассказов и реального факта утопления ведьм.

История эта чрезвычайно меня заинтересовала, но я был уволен, лишен всех прав на посещение Института, уровней допуска и прочая. Но жетон-карта на открытие временного портала остался — он был ранее списан, как «уничтоженный пушечным залпом при атаке на Багратионовы флеши на момент времени седьмого сентября 1812 года. Это я тогда французом был, переодетым.

Не знал тогда, что существует отрицательная обратная связь с жетоном и главным Инфоцентром в вычислительном кластере. Да и не положено нам всего знать — на то яйцеголовые есть, задницу которых мы прикрывали. Так вот теперь в жетоне осталось всего десять зарядов и выносили они меня всегда в седьмом сентября какого-нибудь года. Довольно успешно посетив период Киевской Руси я истратил четыре заряда, продал добычу на «мутном рынке» и пополнил тайный счет во всемирном банке. Заряды пять, шесть, семь и восемь носили меня в Индию, Китай и Испанию, откуда я чудом бежал, спасаясь от лап инквизиции, принявшей меня за колдуна.

Маскировался то под дервиша, то под монаха, то под генерала британских оккупационных войск. Индия и Китай мне не понравились — уж очень рисковано было добывать разного рода железяки для продажи. Оставалась два заряда до самоликвидации карты. Надо сказать, что один заряд мог переместить меня туда и обратно но только на три дня. Набирая на карте 1833 год и координаты Конотопа, я ошибся — дрогнула рука, в дверь постучали. и вот теперь вместо того, чтобы попытаться найти Евдокию Зубову и добыть у нее бесконечный доступ в прошлое, попал «под раздачу» Киевской операции.

К десятому сентября с целью охватить с севера правый фланг Юго-Западного фронта и окружить советские войска в районе Киева вторая танковая группа осуществит глубокий прорыв на стыке с Брянским фронтом на участке Конотоп — Новгород-Северский, частью сил проникнув в район Ромн. Немцы форсируют Десну на участках восточнее Чернигова и на окуниновском направлении, Днепр — у Кременчуга и юго-восточнее. Десятого сентября меня тут быть не должно и вся эта свалка меня не должна коснуться.

Раз свалился — надо брать трофеи и ждать открытия обратного портала. Римляне смешали всё. Они появились внезапно. Я даже не пытался их идентифицировать, но понял, что пришло время бежать, а бежать было некуда. Уйти я смогу только десятого числа. А как выжить? Пришлось применить крайнюю меру — нанонейтрализатор, он мгновенно опустошил фронт, убив и покалечив всю массу наступавших, сжег танки, разрушил часть города и оставил нам с поручиком Никитой Забреховым кусок дома, много оружия и целую жизнь впереди. А еще — будет группа зачистки, то есть хронодесант, нарушен ход времени, я теперь буду вне закона и во всепланетном розыске.

Оставалось одно — найти Конотопскую ведьму с ключом. Это была последняя моя надежда затеряться. А после что-нибудь придумаем. С такими грустными и невеселыми мыслями шел к вокзалу, туда нанонейтрализатор не ударил и была надежда где-нибудь пожрать и отдохнуть.

Пока товарищ Буденный раскумекает с товарищем Сталиным — кто разворотил Конотоп и грохнул такую кучу немцев, да откуда насыпались легионеры — надеюсь буду далеко. Если ничего не выйдет буду отступать дальше, на Ворожбу. Когда-то в тех местах была база. Если же ничего нет — двинусь на Сумы или севернее — на Глухов. Благо — берцы-скороходы позволяли такие перемещения.

На вокзале нашел подобие буфета. Забитые сюда ударом беженцы, напуганные жители и застрявшие пассажиры, несколько красноармейцев — слава Предкам! — не хронопатруль, на этих у меня сканер есть, вот пожалуй и всё. Подошел к группе небритых и грязных людей, поздоровался. Они отодвинулись, дали место присесть на ящиках.

— Откуда будешь? — спросил меня толстенький мужичок в костюме, испачканном кирпичом.

— Из Киева.

— Беженец, что ли? Не похож вроде.

— Нет, я в командировке, по научной линии — ляпнул я и тут же пожалел, но ничего другого придумать не мог.

— А я инженер из горсовета.

— Горсовет-то ваш того… раздолбало. Наши оружие применили новое, говорят — отозвался из угла дедок с бородой и рюкзаком. Обут он был в кирзачи, а одет в ватник и солдатские штаны. Я прозвал его про себя Партизаном.

— Не трепись, дед, — инженер выглядел тут бугром. — А документики есть чи нима?

— Имеются, — сказал я и сунул руку во внутренний карман, где лежал унидок — формуляр, превращавшийся во что угодно. На сей раз вытащил удостоверение Главного управления контрразведки «Смерш» Взглянул и чуть не уронил его. «СМЕРШа» ведь еще нет, он появится в 1943-году. А дата? Какая же в нём дата? Черт! Какие же у них документы были, кроме красноармейских книжек? Продаттестат? Командировочное? Не то, все не то и не так! Я же не красноармеец, а научник, значит…

— Главное управление контрразведки… — прочитал Инженер, — а СМЕРШ — это что-то новенькое? НКВД! Действительно до десятого сентября 1942 года. Продлено… пока не продлено, может и война закончится такими темпами, а? Значит серьезный человек, раз так. Вы не тушуйтесь, товарищ капитан, сейчас поесть сообразим… Чобалько! — окликнул он красноармейца. — организуй еды и всего, товарищ важный з Киева…

Капитан? Это кто капитан? Я, черт побери, так написано в документе. Спрятал удостоверение в карман, пощупав бронежилет под формой. Форма то у меня — камуфляжная, еще за фрица или за «власовца» примут, тогда точно портала не дождусь. Надо выкручиваться. Хорошо, что «ТТ» взял, а поручик не заметил. «ТТ» были по штату у СМЕРШа. Впрочем — какая разница — что у них было! Пока я лихорадочно размышлял, на ящике появилась тушенка, хлеб и колбаса, алюминиевые кружки и зеленая фляга.

— Спирт? — кивнул я на флягу.

— Нет, коньяк из гастронома. Тут гастроном разбомбило этой катавасией, вот ребята и организовали. Нет, если вы привыкли к спирту, сейчас найдем! Чобалько! Подь сюды!

— Отставить! А рома не было? — спросил я.

— Шутите, товарищ, капитан! Який там ром, я його до войны бачив тильки в Торгсине. Ну, давайте выпьем и закусим, помянем ребят наших…

Некоторое время набросились на еду, коньячок оказался отменным, выпили за Победу, вспомнили павших бойцов. Чтобы война скорей закончилась… Между делом дедок-Партизан поинтересовался, что у меня в шинели замотано, тяжесть такую таскать, я начал рассказывать, что спасаю в этих краях — древнюю коллекцию артефактов. Которые могут решить исход войны и ими якобы можно убить Гитлера.

— Война закончится в 45-м. — вдруг сказал я.

— Что? — Инженер чуть не поперхнулся. — Откуда такое известно?

— От нашей разведки. Гитлер покончит жизнь самоубийством…

Но развить теорию мне не удалось. Появился патруль. Сканер молчал, значит это местная зачистка.

— Документы!

— Товарищ из Киева… — вклинился Инженер. — Это капитан НКВД.

— Разберемся, товарищ Загоруйко. Пройдемте с нами, капитан. В Комендатуру. Проверим ваши документы… а что в свертке, это ваше?

— Моё. Это ценное оружие, которое…

— На выход! С вещами! — скомандовал начальник патруля, старлей. — Семенов, прими ценное оружие у капитана.

Я потянулся к поясу, но ловкий Семенов перехватил руку и вытащил пистолет из-за моего пояса. Я достал хронокарту.

— А это что?

— Документы. Взгляните!

— В комендатуре разберутся. Пошли.

— Нет, не разберутся, — сказал я и нажал сегмент пуска. С шелестом развернулось сияние портала, патруль вскинул ружья в мою сторону, я выхватил сверток у открывшего рот Семенова, грохнули выстрелы, но портал уже свернулся. Так я потратил последний заряд заранее настроенной карты, и попал в 1833 год. Карта теперь могла меня вернуть, но уже не в моё время, а на железнодорожную станцию, в седьмое сентября 1941 года, где меня ждали всё тот же патруль и красноармейцы. Поэтому возвращаться этим путем не было никакой возможности. Оставалось найти Евдокию Зубову или Явдоху Зубиху, как её звали в этом смутном времени. А пока надо будет продать коллекцию какому-нибудь помещику. Не таскать же её с собой? Хотя в моем времени за неё дадут намного больше кредитов. Но кому продать и как продать? Может лучше — закопать пока? Конотоп XIX века Черниговской губернии и я, коллекционер из XXIII века — что у нас может быть общего? Ничего. Значит, легенда такая. С турками мы уже не воюем. У нас вроде как мирный договор. Я сотник Никита Забрёха, воевал с турками, набрал трофеев и хотел бы найти богатого пана, который бы купил у меня всё это добро. С такими мыслями я шел по тропе вдоль заросшего ряской Езуча, среди цикория, цветущих ирисов, жужжания пчел… Пчелы! Есть у них тут такой знатный пчеловод Петр Прокопович. Не предложить ли коллекцию ему? Не купит добром — есть гипнорегистратор. Пчеловоды — народ денежный!

Ведро Мартеля

Борис Аполлинариевич Тепловатов был человеком прижимистым. Не то, чтобы жадным, нет, когда он напивался на своей яхте или за рубежами Родины с большой буквы — он умел сорить деньгами. Не своими, конечно. Теми, которые ему приносили разного рода бизнесмены — за определенные услуги. Тепловатов работал Большим Начальником под руководством Еще Большего Начальника. Депутатствовал, покровительствовал молодежи, проводил митинги, тусовки, являлся директором местной набережной, то есть владел контрольным пакетом ЗАО «Теплые Воды», которое благоустраивало, углубляло и расширяло самую привлекательную для инвестиций часть города Козодоевска.

Борис Аполлинариевич долго забирался на вертикаль, шел по головам, вступил в партию власти. У него дома и в офисе висели портреты Президента, Премьера и Главы ЦИК. Борис лично протирал их специальной тряпочкой и не доверял это уборщице. Особенно он протирал бородатого Главу ЦИК, по слухам — мага 80-го уровня. От него зависело будущее. На президента Тепловатов осторожно и любовно дышал, тот так же был известен, как шаман и святой человек. В ритуале протирания была какая-то первобытная магия. Так буддист потирает животик жирному истукану-Будде, выпрашивая у того золотых монеток. Об этом Борис вычитал в интернете. Книг он не читал, образован был плохо, но умел считать деньги и был на своем месте. А когда у человека все есть — ему почти всегда хочется чего-то большего. Вот он и мечтал, что когда ЕБН (Еще Больший Начальник) по какой-нибудь причине оставит свой важный пост то он, Борис Аполлинариевич Тепловатов займет его место. И тогда ЗАО превратится в СП, в город пойдут инвестиции от иностранных партнеров, и подставные, проверенные лица займут ключевые места, вот тогда он отбросит к чертовой бабушке своё лицемерие и введет налог на воздух, загар и морские ванны. Настроит еще больше высоток, продаст еще больше квартир, купит себе новую яхту и пойдет на повышение.

Ведь не зря он пролез в депутаты, а это трамплин на самый верх. Была у Бориса мечта, чтобы каждый чиновник и государственный деятель в горячо любимой (а как же иначе Родине) так же любовно протирал его портрет. Но мечта эта Тепловатова страшила и он загонял её куда-то в глубины подсозннания. Мечта упорно не хотела тонут в черной пучине, в дебрях плохой кармы и грязноватенькой репутации. Мечта всплывала в голове у Бориса Аполлинарьевича, как что-то легкое и воздушное, что не тонет.

Потому, что если задуматься — за душой у Тепловатова ничего хорошего не было и он сам это знал. Но он не сильно мучился, совесть ему случайно ампутировали в одном из прошлых воплощений. Остался только страх остаться не у дел или быть арестованным за какую-нибудь шалость. Ограничения во времени и пространстве не входили в планы Тепловатова, его широкая и кипучая натура требовала расширения, экспансии.

Осталось подстраховаться, соломки подстелить и «золотой парашют» прицепить. Но денег не хватало. Кризис на Кипре, стройка «Black Wallmart» — торгового центра и многие другие полуолигархические вещи сжирали всю наличность. Молодежь надо было кормить, сын-двоечник шлялся по ресторанам, давая «своё оценочное суждение» в соцсетях и пожирая папин бюджет. Даже камнерезная мастерская, новая бизнес-идея Тепловатова не оправдала себя. Он переквалифицировал её в камнедробилку. Он устроил бесконечный ремонт железнодорожного полотна и автомобильных дорог, чтобы разбрасывать камни и собирать бабло. Денег не хватало, они уходили в песок. Строители строили спустя рукава, архитекторы превышали должностные полномочия и горели на работе, главный художник уже ничего не креативила, а давно копипастила. Вобщем — что-то надо было срочно делать. Когда не знаешь, что делать — сделай шаг вперед. И Борис Аполлинарьевич решил прогуляться, выпить кофе, подумать. Проходя мимо кабинета ЕБН Архонтова, он поморщился. Архонтов опять на кого-то орал так, что вздрагивала дверная ручка. «Ох уж эти общественники!» — подумал Борис, спускаясь по лестнице. Миновал полицейского на входе, кивнул ему и вышел на улицу.

«Городское кафе» или «Воды Хламидзе»? В «Городском кафе» слишком заметно и знакомые могут увидеть, а общаться сейчас с кем-то Тепловатову совсем не хотелось. «Воды Хламидзе» — это уютный ресторанчик с кавказской кухней на набережной, построенный взамен сгоревшего «Камо Грядеши, Домине?», ресторанчика с итальянской кухней. Тогда в Козодоевске сгорела ночная дискотека, ночной клуб и ресторан. Все они принадлежали (так или иначе) Тепловатову. Злые языки в городе начали распространят слухи, о том, что поджоги устраивает сам БН Тепловатов, чтобы оттяпать больше земли и получить страховку, но Борис быстро пресек слухи, профинансировав историческую передачу на местном телевидении, где ведущий авторитетно разъяснил зрителям: пожары — происки Бога Пьяных Электриков — Нетрожьбляцоколя, был такой в пантеоне местных гениохов. И вот когда Никола Тесла получил инициацию от расы инопланетян с далекой планеты Шухейя, он сумел инвольтировать при помощи динамо-машины Нетрожьбляцоколя. Произошло это, конечно же, в Америке, а от этого опыта Тесла так устал, что решил отдохнуть и попутешествовать. Никола приехал в Козодоевск, который тогда еще был Пихтолесовском, в деревне Малые Кушыри, что в районе Штырской пещеры снял домик, где и проводил свои опыты. Тесла был таким человеком, что без опытов не мог даже на отдыхе. Вскоре домик сгорел, Тесла заплатил хозяину тройную стоимость ущерба и вернулся к себе, а с тех пор и появился в районе Штырской пещеры призрак. Нетрожьбляцоколь мстил людям… Почему людям, а не лично Николе Тесле — потому, что Тесла к тому времени уже благополучно умер.

Дальше больше. Передача возымела успех. Народ потребовал продолжения. Продолжение стоило денег. Тепловатов предложил директору телекорпорации и ведущему выкручиваться самостоятельно. Это теперь называется краудсорсинг и краудфандинг. То есть когда вам вешают лапшу, а вы эту лапшу финансируете. Быстренько слепили сайтик, канал на Тыртрубе — козодоевском видеохостинге. Канал был платный. Передачи стали вылетать как горячие пирожки, поток горяченного бреда пошел в массы, а Тепловатова злые языки оставили в покое. Это была одна из малых комбинаций.

Борис занял место за своим столиком.

— Гиви, сегодня просто кофе, я есть не особо хочу. — сказал он в сторону барной стойки. Гиви Эмзарович Камикадзе, директор «Вод Хламидзе» выскочил из недр, моргнул официантке и на столе материализовалась бутылка «Мартеля», пузатый бокал цветного нахтмановского хрусталя, фрукты в вазе, сырная тарелка, свежайший лаваш и паштет из гусиной печени. Так же по мановению бровей директора возникли чашка кофе и бутылка минеральной воды «Боржоми».

В 1715-м году, когда умер Людовик XIV, Жан Мартель, молодой торговец с острова Джерси, начал свое собственное дело в г. Коньяк на берегу реки Шаранты, основав самый первый из великих коньячных домов. Всё это рассказал когда-то Тепловатову один приезжий кинорежиссер. История почему-то потрясла воображение Бориса. Он полюбил Мартель. Хотя приходилось пить и другие, не менее благородные напитки, Мартель остался первой любовью номенклатурной души Тепловатова. Его грела мысль о какой-то мистической преемственности и надежды на лучшее будущее.

— Всё хорошо? — спросил заботливый Гиви Эмзарович.

— Да, я хочу побыть один.

— Савсэм адын, савсэм адын… — пошутил Камикадзе — отдыхай, дарагой, тебя никто нэ побэспокоит. Я прослежу лично! — он поднял указательный палец к небу, повернулся на каблуках в пол-оборота и сделал многозначительно-угрожающий знак бровями официантке. Она ответила книксеном и склонила голову. Это означало, что будет стоять насмерть и никто не помешает высокому гостю.

Тепловатов налил себе коньяка, достал сигару, произвел обряд обрезания, затянулся и задумался. Он откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Под белоснежной скатертью что-то громыхнуло. Борис заглянул под стол. Под столом зачем-то стояло белое эмалированное ведро с крышкой. Борис потянулся открыть его и вдруг покрылся холодным потом. А вдруг это бомба? Вдруг проклятые конкуренты и завистники подкупили этого старого лиса Гиви и он всё подстроил? Нет, бред, ресторан же тоже взлетит на воздух. «Нет, не бред», — шептало подогретое «Мартелем» воображение, — «он сидит в отдельной кабинке, а Гиви — в личном кабинете. Официантка за стойкой, его тут просто в клочья разорвет…»

Борис отхлебнул коньяк. Затянулся сигарой. Зажмурился и открыл крышку ведра. В зале ресторана продолжало играть «Дари-дури». Ничего не произошло. Он открыл глаза — в ведре было совершенно пусто. Борис расхохотался, тут же подскочила официантка.

— Что это за ведро, зачем?

— Ах, простите, я сейчас уберу, это наверное уборщица забыла…

— Не надо, пусть стоит пока. Позови Гиви.

Гиви Эмзарович выскочил, как чертик из табакерки. В черном костюме от «Армани», с белоснежным крахмальным воротничком, с черным галстуком-бабочкой, в блестящих туфлях с острыми носами он напоминал оперного певца. Он, очертя голову, подбежал к Борису.

— Да, Барис Аполлинарэвич?

— Сядь. Выпей со мной.

Выпили, закусили виноградом.

— Загляни под стол, Гиви Эмзарович. Что видишь?

— Ведро. — удивленный директор потянулся к крышке.

— Бах! — расхохотался Борис. Камикадзе вздрогнул. — Не трогай, это теперь моё ведро. Я его домой заберу.

— Какой разговор, дарагой, канэшна! Нана, чамоди чкара!

Подбежала испуганная официантка.

— Видишь, Наночка, под столом стоит это ведро. Возьми его, упакуй в пакет, чтобы не отбилась емаль и скажи Анзору пусть положит в машину Бориса Аполлинариевича, в багажник. Давай! Виполняй!

Анзор, водитель Тепловатова и племянник Гиви Эмзаровича молча принял ведро, замотанное бечевкой, упакованное в черный пакет из-под мусора и закрыл его в багажнике. Он ждал. Борис и Гиви прощались на пороге заведения:

— Ведро! Ха-ха! Я не знал, что ты ведрами торгуешь.

— Кто, я? — притворно удивлялся Гиви Эмзарович. — Нет, это Арзуманян у нас главный по ведрам в городе.

— Так это может быть он ведро принес?

— Ведро?

— Да, ведро!

— Нет, не принес.

— А кто принес?

— Нэ знаю.

— Ладно, дорогой, мне пора. Да, еще Мартель есть такой?

— Уже в багажнике. Ящик.

— Яшик?

— Канэшно.

— А моё ведро?

— Тоже в багажнике, отдихает.

— Тогда мы поехали?

— Давай, дарагой! Удачи! Всегда ждем, ти же знаешь.

— Дари-дури, дари-дури, дари-дарале — щен генаааацвалееее! — пропел пьяный Борис плюхаясь в машину.

— Анзор, смотри осторожно по дороге! — Гиви Эмзарович захлопнул дверцу.

— Депутат опять нажрался… — последними словами в сознании Бориса прозвучал голос какой-то женщины.

Проснулся он дома. Анзор заботливо уложил шефа на кожаный диван и укрыл пледом. Жены и детей дома не было. За окном ругались воробьи, мальчишки где-то играли в футбол. Взгляд Бориса скользнул по квартире и остановился на черном пакете, перевязанном веревочкой. Борис сел на диване, отбросив плед. Налил себе минералки. Посмотрел мимоходом на айфон, но не стал проверять — кто звонил. Взял упакованное ведро и попытался разорвать веревку. Она было прочно завязана. Тогда Борис достал нож и разрезал, сорвал пакет. Ведро как ведро. Он задумчиво взял мобильник, начал было набирать номер, но передумал. Достал из тут же стоящего ящика бутылку коньяку и поставил её на стол. На ведре сбоку была приклеена этикетка. Борис потёр ее пальцем, размазал и очистил ногтем. Открыл крышку, заглянул внутрь. Пусто. На дне мелькнуло что-то темное. «Показалось.» — подумал Тепловатов и пошел на кухню за закуской. Он достал хлеб, масло, банку икры, сыр и вернулся в гостиную. То, что он увидел поразило его как молнией. За столом сидел небритый мужик в спортивном костюме с двуглавым орлом на груди и на спине. Такой же костюм был у Бориса, но он сейчас должен быть в шкафу, в спальне. На голове у гостя была зеленая шапочка с золотыми письменами по-арабски. Мужчина ел руками горячий плов из большого дымящегося казана, стол был заставлен всевозможной восточной едой.

— Ну, что уставился, Борюсик? Присаживайся, обсудим условия.

— Вы… ты кто такой? Я полицию сейчас…

— Не надо полюцию. У меня всё равно регистрации нет. Проездом я тут. Задание сейчас выполню и улечу.

— Вы… ты — киллер?

— Не, какой нафиг киллер-миллер. Я — Ваххабитыч.

— Ва… Ва… Хто? — во рту у Бориса српазу стало сухо, как в пустыне Гоби.

— Ваххабитыч. Можешь звать просто — Ваха. Да сядь ты, не трясись так. Выпьем, закусим, о делах наших скорбных… Ведро тёр пальцем?

— Ведро?

— Да, ведро, вот это, которое ты в ресторане нашел. О, икра! Тыщу лет не ел, открывай, а то она у меня что-то плохо материализуется. Невкусная, понимаешь, забыл как правильно синтез делать. Сплошной казан, мангал, плов и шашлык. Так вот… Ведро это — волшебное.

— Почему я вам… тебе должен верить?

— Портретам же своим веришь, трешь их тряпочкой. Вот и ведро теранул. Только портреты не работают, фуфло всё это, как у вас, у депутатов говорят. А в ведре был я. Между прочим тысячу лет сидел. И не ведро это никакое, а так, оболочка, на самом деле это глюонный трансфокатор. Но тебе не понять! — Ваххабитыч махнул рукой.

Бутылка коньяка сама открылась, наклонилась и налила в два граненых стакана, которые тоже откуда-то появились на столе.

— Выпьем?

— Да, а за что?

— А за то! — и странный гость опрокинул в себя стакан. — Хорошо пошло! Надо повторить. Да ты закусывай, Борюсик, закусывай. А я объясню. В общем, заточили меня туда ученые, маги по вашему. Хотя я ни в чем не был виноват. Ученые эти были с другой планеты. И главным был Никола Тесла, да продлит Аллах его дни во вселенной.

«Он сумасшедший!» — подумал Борис. — «Сейчас напьется и зарежет…»

— Борис, ты дурак! Если бы я хотел тебя зарезать — я бы это уже сделал. — пришелец достал откуда-то из-за пояса кинжал и отрезал себе приличный кусок «салями» — И не сумасшедший я, а обычный джинн.

— Джинн?

— Ну, да, джинн. Неужели по мне не видно? Ты сказки читал в детстве?

— Читал. Про курочку-рябу. Про кота в сапогах. Про…

— Про джиннов не читал, ясно с тобой всё.

— Аладдина! Аладдина читал! — возопил Борис Аполлинариевич.

— Вот, хорошо, уже теплее. Только в сказке был джинн многоразового использования, а у меня только белый пояс. Я одно желание могу. Но большое. И привязанное к этому ведру. В его рамках и границах, так сказать. Понял?

— Понял. Не понял, то есть. Что я должен делать?

— Ты должен со мной выпить, а потом обсудим. Вообще ты по жизни должен, но это другой вопрос, не относящийся к теме.

Прошло неизвестно сколько времени, перемены блюд следовали друг за другом, как листья отрывного календаря, Борис и Ваххабитыч ели разную вкусную еду и пили Мартель из ящика. Борис с удивлением куда это в него всё помещается, без особых усилий и «Мезима-Форте» поглощал яства, пил коньяк стакан за стаканом и почему-то не очень пьянел. Джинн был не дурак выпить, но всё хорошее когда-то заканчивается.

— Борюсик, у нас коньяка остался всего один стакан, а нам еще надо желание твоё обсудить. Ты готов?

— Что? А желание, еще не придумал — как сформулировать.

— Тогда нужен коньяк. А его нет. Что бум делать?

— Ты же чародей! Наколдуй!

— Чародей у тебя в кабинете висит, я так не умею. У меня только еда получается из ничего. Видишь ведро?

— Вижу. Целый день вижу. И что?

— Желание ты не придумал еще?

— Придумал, но…

— Но нужен еще коньяк.

— Нужен.

— Так возьми этот стакан и вылей его в ведро. — Ваххабитыч сказал это каким-то другим голосом и вроде как рта не открывал совсем.

— В ведро?

— Да. В ведро.

— Зачем?

— Будет ведро коньяка. Нет, ты можешь туда баксов насыпать — будет ведро баксов. Или евро. Хотя евро не надо, недолго им жить осталось. Можно рублей. Будет ведро рублей. Это же глюонный трансфокатор, мать его! Элементарные частицы, являющиеся причиной взаимодействия кварков называются глюонами…

— Стоп! Я плохо понимаю в физике… Ведро денег у меня есть и даже больше.

— Будет еще! — горячился джинн. Нос его пылал угольком, черные глаза сверкали, он тер рыжеватую небритость рукой. — А физика, если надо — научу…

— Не надо! — поспешно сказал Борис, помня коварство джиннов из сказок, которые он все же читал больше одной штуки. — Я вылью коньяк в ведро и будет ведро коньяка?

— Да!

— Ведро такого же Мартеля?

— Ну да, точно такого. Точно такого, который тайный поклонник писателя Эдгара По много лет носил ему на могилку. Это же глюонный транс… Стой! Остановись, безумный! Не надо! Я пошутил!

Но Борис уже вылил коньяк в чрево ведра. Коньяк вскипел пузырьками и заполнил емкость до краев.

— Не сказал самое главное! Я джинн-белоленточник! Белый пояс у меня! Выполняю только одно желание.

— Ну, я его еще не озвучил. Сейчас еще выпьем, закусим…

— Нет, Борюсик. Главное это то, что я приставлен к трансфокатору, как говорящая инструкция. Но я сам не выполняю чужие желания. А ведро, то есть трансфокатор, размножает то, что ты в него поместишь. Бесконечно и вечно.

— И что всё это значит?

— Это значит… — джинн зачерпнул себе коньяка стаканом и выпил его, как какую-то пепси-колу… — это значит, что надо было просить денег. У тебя бы было неразменное ведро денег. В любых количествах. На любые нужды. А теперь…

— Теперь? — эхом прошептал Тепловатов.

— Теперь у тебя всегда будет ведро Мартеля. Ты не сможешь ни продать, ни выбросить это ведро. Коньяк можешь пить сколько хочешь. Можешь даже пытаться продавать его через Гиви и его ресторан. Но одному человеку такое количество коньяка — вредно для здоровья. Зная твою жадность — ты и не остановишься. Никола Тесла послал меня сквозь время, чтобы я выполнил твоё желание, сделал великим, ты мог стать правителем страны и планеты, доставая деньги из ведра и раздавая его всем желающим. Но теперь вижу, что этого не будет.

— Что же будет со мной? — Борис Аполлинариевич выдавил плачущим голосом. — Что?

— Ты умрешь от цирроза печени. Это всё от того, что тебя сбил с толку Нетрожьбляцоколь, которого ты сам придумал, чтобы обманывать людей.

— Я хочу жить!

— Живи. Но тогда не пей. Продавай коньяк потихоньку. Угощай друзей. Хотя у тебя нет друзей, ты жадный.

С этими словами джинн исчез, превратился в стаю мотыльков, которые вылетели в открытое окно.

Борис Тепловатов, без пяти минут владелец города Козодоевска, своей Родины и несостоявшийся диктатор всего мира сидел на полу, черпал «Мартель» стаканом из того самого волшебного ведра и пил. По его щекам текли слезы.

Салон мадам Венеры

— Проходи. Ложись. Здравствуй.

— Э… в каком смысле — ложись?

— Ой, простите, это у меня альтер эго шалит. С чем пришли? Хотя и так видно — девушка.

— Да, она самая. Вот её фотография… Понимаете…

— Понимаю. Не дала?

— Не в этом смысле… хотя и в этом тоже… Странная она какая-то стала, хотелось бы узнать — есть ли у неё кто или я зря время теряю. С мамой познакомила и с папой, вроде всё хорошо у нас… шло.

— Садитесь вот сюда. Сейчас буду оттопыривать вам чакры, они забиты.

— Что оттопыривать?

— Не важно, не разговаривайте минуту, я открою свой третий глаз, мне необходима настройка…

Телефонный звонок. Я вздрагиваю. Мобилка поет «Владимирский централ, ветер северный»

— Салон Мадам Венеры! Да, Вовчик, это я заработалась сегодня. Не узнала. Что? Нет, травы сегодня не надо, у меня голова болит от неё и пучит. Приворот налоговой? А как же сделала и наезд пожарных тоже ему будет, козлу старому. Да, Вовчик, не сомневайся, заберем у них офис в чистом виде. Бай!

Молчим дальше. Вдруг Мадам Венера зажигает большую каминную спичку и запаливает черную свечу на столе. Хлопает три раза в ладоши, электричество гаснет. Она кладет фотографию девушки перед собой. Окуривает её палочкой-вонялочкой, зажженной от черной свечи. Закатывает глаза и театрально завывает:

— Аморуль! Танехса! Ладистен! Рабур! Танехса! Альфа и Омега! Лейсте! Ористон! Тетраграмматон…

Телефонный звонок играет гимн Российской Федерации или СССР — уж не знаю, в какой редакции.

— Да, дорогой Плутарх Эдуардович, я вас внимательно слушаю. Конечно, я вызвала всё силы и даже тех, которые не из вашей конфессии… ну, в общем — провела аутсорсинг. Не волнуйтесь, вас выберут в Городское Собрание. Всенепременно. Я еще колдану, пока есть время до выборов. До свидания. Всех благ, дорогой Плутарх Эдуардович…

От благовоний у меня начинается кашель.

— Злые духи мешают, ой как мешаааююют! Ладно, продолжим. — Мадам Венера свистящим голосом напевает — Из-за леса дремучевааааа! От глаза кареваааа! От глаза зеленовааа! От девки простоволоски! От бабы-самокрутки! От колдуна и от колдуницы, от еретика и еретицы…

Телефон поет на этот раз: «И вновь продожается бой…»

— Здравствуйте, дорогущий вы мой Марлен Адольфович! Да как же вас можно забыть… — театрально закатывает сильно накрашенные глаза к потолку — Да, я всё сделала, как вы просили. Единороссы не придут на митинг, у них эпидемия поноса. ПО-НО-СА! Лучи поноса я им послала! Ну, дизентерия… ну скажем, что в море перекупались. Ага! Но пасаран! До свидания, я жду вас в своем офисе в полнолуние. Уточните у своего секретаря, это в интернете сейчас есть.

Отключает трубу и берется за фотографию. Фотография, кстати, никакой не моей девушки, а отфотошопленная фотка какой-то девицы из социальных сетей. Я её чуть приукрасил и одел. Зачем я пришел к потомственной ведьме? Работа такая.

— Сегодня тяжелый день. Уран в Скорпионе, а Юпитер соединился с Марсом. Это плохо. Меркурий еще мешается… Крутится, понимаете… Это всё началось от американцев — они свои Опортунити и Курьезити на Марс напустили. А марсиане — против захламления планеты! Вот и наводят на Землю флюиды отрицательные. Сейчас опять позвонят. Или нет? Продолжим? Я вижу у вас молот Тора на шее, это хорошо. Во имя Одина, Вили, Ве… — завыла она, — убивших великана Имира…

Ноутбук на ее столе торжественно спел «Тада!» и экран его осветился.

— От секретаря, факс пришел… Так, секундочку, мы всё же закончим. Тяжелый случай.

Мадам Венера углубилась в чтение, одними губами шептала:

— Так, работает в… директор… агага… так это же рядом… огого…

Она захлопнула ноутбук и внновь обратилась ко мне. Я томился в плюшевом кресле.

— Простите, нет контакта сегодня с Одином. Вы знаете — на вас сильная порча. Это сделал ваш начальник через свою жену. Она работает в вашей фирме?

— Да.

— Главным бухгалтером?

— Да! Как вы уз…

— Положение обязывает. ФСБ на хвосте принесло. Шучу. Скажите. как у вас с христианским эгрегором дела?

— Плохо.

— Вижу что плохо, но давайте попробуем? У вас бабушка крещеная была? Это хорошо… Итак!

Мадам Венера крестится и заламывает руки в треугольник над головой. Я испуганно смотрю на её манипуляции. Она напоминает ракету «Сатана» в стартовой шахте:

— Мысленно повторяйте за мной… Ииииии! Раз! ИИИИИ! ААААА! ООООО!

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Милостивьй Господь мой,

Будь в новом году со мной.

Пошли мне и моей семье.

Короб добра, злата и серебра.

Благослови нас на мир и покой,

На то, чтобы никогда не расстаться с Тобой.

Добрые ангелы, святые архангелы,

Вся небесная рать.

Не дайте нам в новом году пос…

Телефон играет саундтрек из «Криминального чтива» на какой-то немыслимо-растроенной гитаре:

— Да, сына! Да, я на работе! Я же сказала не звонить, когда я на работе! Я же много раз… Ты услышал зов? Агапит, я тебя не звала, даже и не… Пин-код от карточки? От какой карточки? Хорошо, возьми, с этой карточки можно. Я пришлю тебе СМС. Всё, не мешай, солнышко!

Отправялет СМС. Задумчиво смотрит на меня. Вдруг зажигается свет. Мадам Венера морщится и давит что-то ногой под столом. Лампочки в Салоне опять гаснут.

— Чертова кнопка! — шипит она дикой кошкой. И, уже спокойнее, обращается ко мне:

— Скажите ваш начальник еврей, а его жена татарка?

— Да!

— Тогда давайте попробуем Каббалу! Сейчас это модно, Маддона занимается Каббалой и другие творческие личности… занимались. Элизабет Тейлор, Барбара Стрейзанд, Деми Мур…
На евреев Каббала хорошо действует.

— А на татар? Да и где сейчас найти Каббалу настоящую, убрали её из интернетов, одни толкования и подделки…

— Не мешаем! Тишина! Хе! Кас! Хе! Кас! Эсти бибилой! Хе! Кас! Хе! Кас! Эсти бибилой!

До магии друидов мы дошли… Оставив Мадам Венере 200 баксов, я ушел с заверениями, что порча снята, начальник сделает меня своим замом, а жену оставит беременной и она уйдет в декрет, следовательно — не будет мне мешать делать карьеру. Оказывается на моё место хотели поставить племянника жены директора. Девушка с фотографии меня полюбит и родит тройню. У неё папа — олигархнутый банкир купит нам дом в Испании, мы будем пить пиво с креветками и слушать шум океана.

Во всей этой истории смущает меня та самая девушка. Дело в том, что никакого директора и его жены нет и в помине, я — сотрудник НИИ Хронопластики из 23-го века. Наш институт занимается проблемами времени и собирает разную информацию для корректировки жизни цивилизации. Чтобы эта самая цивилизация не уничтожила себя раньше времени.

Но вдруг Мадам Венера эту девицу из соцсети реально ко мне приворожила?! И вдруг у неё папа действительный олигархнутый банкир? Представляете — что будет, если мы и взаправду встретимся?

Перестал спать спокойно, пью настойку пустырника и вздрагиваю по ночам. Когда я уже уходил из Салона — Венере позвонили марсиане и просили помочь навести порчу на американцев и NASA — так она пообещала справиться с проблемой. И я начинаю в неё верить. Надо еще раз сходить, уточнить карму.

Требуется писатель-фантаст

Все случилось быстро и немного больно. Его выдернули из жизни, словно кариозный зуб. Шприц выпал из руки, посиневшие ногти сжались, хватая воздух, Миша рухнул, как срезанный серпом смерти спелый колос. Падая, он ногой зацепил стеклянный стол и перевернул его. Осколки разноцветными рыбками разлетелись по комнате. Бутылка вискаря отлетела в сторону, разбив ноутбук. Рассыпались окурки из пепельницы. Тело в последний раз хрипло выдохнуло прокуренными легкими, дернулось. С облегчением хлюпнуло где-то в области сердца, и оно устало остановилось.

Подобное уже было раньше, но тогда рядом были друзья, еще раньше — жена, но в этот раз никого поблизости не оказалось. Пустой дом молчал, только теплый ветерок играл занавеской у открытого окна.

Музыкант ушел, оставив после себя небольшой разгром. Он видел это, в последний раз тронул струны любимой гитары, прохладным дыханием пробежался по клавишам синтезатора и равнодушно оглядел свое начинающее остывать тело. Он видел так, со стороны уже несколько раз. Каждый раз появлялась бабка и просила у высокого черного человека вернуть его, Мишу, обратно, Смерть качал головой, отмахивался, но уступал. Смерть Михаила был мужского рода. В джинсах, пляжных шлепанцах, которые каким-то чудом держались на костяшках пальцев ног, в футболке с зеленой светящейся надписью «Misfits» и черепом. Вместо лица у Смерти был темный контур призрака, худого и изможденного, но это нельзя было назвать лицом в том смысле, который в это понятие вкладывают люди. Это была потусторонняя, страшноватая, хэллоуинская маска.

В этот раз бабка не пришла. Просить за него было некому, а просить сам Миша не любил и не умел. Он всегда брал, как он считал, по праву своего таланта. Но в этот раз его самого взяли в оборот — Смерть цепко сжал его за то, что можно было бы назвать рукой и потащил в окно.

Полет был недолгим. Скоро они оказались на берегу моря, песчаный пляж, пальмы, шепот волн. В шезлонге сидел высокий, обернутый в римскую тогу бог. Что это бог, а не кто-то другой, Миша почему-то понял сразу. Не самый главный, верховный главнокомандующий, а существо из потустороннего мира, которое занималось приемом душ. Рангом пониже.

— Кого привел?

— Вот, тот самый…

— А, этот, Миша, музыкант который… Давай подпишу, отмучился ты с ним.

Бог достал «Паркер» с золотым пером, черканул в какой-то бумаге, которую Смерть достал из ничего и махнул ему на прощание. Смерть пыхнул синеватым огоньком, какой бывает при сгорании спирта и исчез.

— Ну и что скажешь, молодой человек? Ты ведь молодой еще… был. Куда тебя теперь?

— Не знаю. Как скажете.

— Я здесь на отдыхе, твой отход был несколько неожиданным. Все ждали — может ума наберешься, ведь у тебя было в запасе еще лет сорок или даже сорок пять земных лет. Я не хочу оправданий, наслышался за множество эонов. И бабушка у тебя заслуженная… ведающая женщина, просила всё и просила. Оставьте неразумное дитя. Дочка у него, жена. Хороший дом. Поклонники творчества, а уж поклонниц еще больше. Что скажешь?

Заиграл рингтон, это была мелодия, написанная когда-то Мишей, лет десять назад. От неожиданности Михаил дернулся. Бог достал мобильник с яблочным логотипом:

— Да, слушаю. В курсе, в курсе, вот он тут передо мной. Понятно. Тем лучше. Хорошо. Пусть так и будет.

Он отложил «Айфон» на возникший рядом столик из ротанга. Посмотрел на музыканта, усмехнулся.

— Значит так. На Земле вакансия одна нарисовалась. Требуется писатель. Фантастика. Конструирование миров. Но это в перспективе, лет через… Неважно. Выходов отсюда всего два. Ты кем был по вероисповедованию на земле?

— Пастафарианец.

— Атеист, что ли?

— Нет, пастафарианец.

— В чем суть? Что-то я не слышал о такой религии. Не было в моей практике.

— Суть в том, что Мир создал Летающий Макаронный Монстр с Глазами Из Тефтелей, после того как перепил спиртного. Все доказательства эволюции были хитро подстроены Летающим Макаронным Монстром.

— Интересно! А что говорится на счет Ада и Рая?

— Пастафарианский рай включает, по меньшей мере, один пивной вулкан и одну фабрику стриптиза. В аду пиво теплое, стриптизерши похуже.

— И ты в это убежденно веришь?

— Конечно. А что мне еще остается делать?

— Минуточку!

Перед богом возник планшет. Он повис в пространстве. «Снова Эппл» — подумал Михаил.

— Эппл, а что же еще, пробовали Винду восьмерку, так это ж Страшный Суд, Содом и Гоморра! У некоторых семерка, у кого-то, страшно сказать — Убунту, сервера у нас на никсах, так надежнее. Итак, паста…

— Пастафарианство!

— Да, это самое… Что тут у нас? Праздники: Пятница, Пастха, Раминьдан, Хэллоуин… Так вы что, получается — язычники?

— Нет, я пастафарианец.

— Дуршлаг на голове, власти разрешили… Практикующий атеист Нико Альм подал соответствующее заявление, тем самым используя аргумент reductio ad absurdum против разрешения мусульманам фотографироваться на документы в хиджабах… вы на этой планете с ума посходили? Этого вашего Летающего Монстра тут никто не видел и не знает!

— Но это не значит, что его нет!

— Убежден?

— Безусловно!

— Послушай меня, парень! По всем нашим канонам надо бы отправить тебя в Ад. Но у нас правило — каждому будет дано по его вере. В Ад с теплым пивом я не тебя не отпущу, это как бы слабоватое наказание за твои «художества» при жизни. Даже пастафарианского Рая ты не заслуживаешь — я, как твой персональный бог, не могу этого позволить. Поэтому отправляйся-ка ты обратно. Получишь новое тело — старое уже списали, восстановить его нельзя. К тому же ты завещал себя кремировать, вот его и того… кремируют. Три дня пошляться — навестить знакомых у тебя есть. Посмотришь похороны, как поклонницы рыдают и панки морды бьют. Пусть это будет тебе таким назиданием на будущее. Память стирать не буду полностью. А после — родишься заново. Станешь писателем — это разовьет в тебе усидчивость. Согласен?

— Пока я стану и стану ли вообще…

— Станешь, станешь, куда ты на х…в общем у тебя нет иного выхода. Я постараюсь, чтобы ты состоялся. Иначе и меня на повышение не отпустят.

— И я даже не смогу тут немного отдохнуть?

— А ты устал? Вот наглец! Показать тебе твою жизнь? Чем ты занимался?

— Не надо!

— Как хочешь. А надо бы посмотреть! Смерть достал — он сколько с тобой возился по реанимациям, даже в психушке был! Ему самому теперь помощь нужна — панком стал. Ладно, три дня у тебя. Чтобы как штык явился! И имей совесть, Миша…

— А музыкантом снова нельзя?

— Тебе же сказали — требуется писатель-фантаст. Причем срочно, должен родиться в нужный момент. Почему — не объясняю, оно тебе пока не надо, — с этими словами бог достал бокал холодного вина, запотевший, со слезой. — Работать надо на один НИИ, работа не трудная, тебе надо будет всего лишь записывать и слегка обрабатывать предлагаемую информацию. Это почти, как писать музыку…

— Сравнили!

— Да, сравнил, имею такое право. — бог задумчиво отхлебнул из бокала и устремил свое внимание на экран планшета:

— «Главная догма пастафарианства — отрицание любых догм.» — прочитал он. — Надо же, чего удумали! — бог тряхнул золотыми кудрями. «Церковь ЛММ пообещала 250 кусков тому, кто докажет, что Иисус не сын ЛММ.» Каких кусков? Чего кусков?

— Тысяч долларов. Это жаргон такой, сетевой.

— Умники! Ну, и не доказали ничего.

— Это пока.

— Хорошо, вопрос этот отложим пока. Трудный он очень, с папой проблемы. Я бы даже сменил… хм… убеждения, записался бы в эти… пастафариане, но я не люблю пива. Мерзкий напиток.

— Да ну! Наоборот классный!

— Я ж каббалист во многих поколениях. Нам нельзя пива.

— Почему?

— Не надо тебе этого знать! Не толерантно!

— Разрешите еще вопрос?

— Разрешаю.