Таинственность
О чём ты шепчешь, сонная река,
так успокаивающе, так увлечённо?
Среди лугов, полей, ты далека
от городов бездушно-обречённых.
О чём шумишь, поёшь, листва осин,
в тени густых и величавых сосен?
Из всех людей не знает ни один.
Не знать и мне в сороковую осень.
Течёт-бормочет сонная река,
скользит, поглаживая камни переката.
Деревья тянут ветви сквозь века,
роняя тени в медные закаты.
Сумасшедшее счастье
как хорошо, как здорово сидеть
вдвоём с тобой на этом косогоре
и наблюдать, как солнце по воде
стремительно скользит, и слушать море,
и шум берёз, и птичьи голоса,
и плеск воды о камни перекатов,
и тёплый ветер в мягких волосах
твоих, пропахших заревом заката.
как хорошо, как здорово молчать
и понимать друг друга бессловесно.
не верится, боюсь, что сгоряча
сойду с ума от счастья, если честно.
Белая тоска
небо было белым,
сыпало снежком,
очень захотелось
чаю с молоком.
разгоню чаинки,
ложечкой звеня,
замело тропинки —
не найти меня.
я и сам не знаю,
где себя искать.
белый снег качает
детскую кровать.
Преданность
в твоих глазах увидел капли,
когда однажды заглянул,
и полетели с неба камни,
и оглушил протяжный гул.
а я не знал, как быть, что делать,
я признавал свою вину,
я извинялся неумело
и только глубже шёл ко дну.
мне так хотелось испариться,
исчезнуть прочь с лица земли.
«не смей! не смей!» кричали птицы,
вонзая в небо острый клин.
быть может, глуп, но лишь отчасти,
и я, поэтому, рискну
в твоих глазах увидеть счастье,
когда однажды загляну.
Время вьюг
Серебрятся сединою дали,
тянутся, текут за горизонт.
Мне бы лучше в небе чёрной стали,
первую грозу и крепкий зонт.
Надышавшись майским ароматом,
побежать по лужам без сапог,
по густой траве, дождём примятой,
мчать опрометью, не чуя ног.
Но мечты останутся мечтами
и пока лишь вижу сквозь стекло,
как идёт февраль, скрипя зубами.
Время вьюг
ещё
не истекло.
Признательность
каждый вздох без тебя — хрип,
каждый день без тебя — за два,
без тебя я б давно погиб,
за тридцатник шагнув едва.
каждый взгляд на тебя — пыл,
каждый шаг за тобой — рывок,
кем бы я без тебя был?
что бы я без тебя смог?
не увидел бы ничерта,
не услышал бы ни о чём,
без тебя я давно бы стал
непутёвейшим рифмачом.
потому, не спеши стареть,
безмятежность приемлет штиль,
и не смей и тогда умереть,
когда я превращусь в пыль.
Ночлег
ветер крутит лапы елей,
чтоб сломать, наверняка,
и свирепые метели
разрывают облака.
а вокруг вздыхают сосны,
гаснет, тлеет мой костёр,
лес холодный, смертоносный
смотрит хищником в упор.
жертву он уже наметил,
оголил свои клыки,
только я смогу ответить,
беспокойству вопреки.
вопреки противной дрожи
непослушных рук и ног,
хоть мороз сдирал мне кожу,
я сумел — костёр разжёг.
заплясали с новой силой,
взвились сполохи огня,
и до выхода светила
стойко стерегли меня.
Верность
я для тебя
так много написал,
признайся,
ты ведь строчки не читала,
всё правишь
у себя прощальный бал,
в уме считая,
сколько раз прощала.
не веришь в то,
что время — лучший врач,
мол, не поставит
на ноги за лето
и, завернувшись
в вышитый кумач,
рыдаешь в спальне,
думая об этом.
а я хочу
подальше от всего,
хочу в Париж,
там, говорят, красиво,
или в Мадрид,
где тоже ничего,
а лучше в Прагу —
насладиться пивом
и в сумерках
отправиться гулять
с приятной дамой
по пустым аллеям,
и забывать,
помалу забывать,
что ты была,
когда-то, всех милее.
мелькнуло лето —
не воротишь вспять,
за осенью
зима тайком подкралась.
я для тебя
не перестал писать,
ведь ты
милее всех так и осталась.
Простуда
Посыпалась белесая крупа
без суеты, без прихоти, без смысла,
снежинок возбуждённая толпа
над обречённым городом нависла.
Какой-то утомительный был день.
Я не приду к тебе сегодня в гости,
не потому, что холодно и лень —
всё головная боль и ноют кости.
Раскинулась, как для меня, кровать,
готовая принять в различном виде.
Надеюсь, без симптомов утром встать
и завтра мы увидимся.
Увидим…
Инкогнито
оглянись, за твоею спиной
я стою, улыбаясь, с цветами,
весь пропах настоящей весной —
аромат, не сравнимый с духами.
это я за тобой, а не он,
я, готовый всегда встать рядом,
незадачливый, тайный шпион,
рассекреченный беглым взглядом.
это я тебе вслед промолчал
и себя проклинаю за это,
потому и оставил причал,
и бесцельно скитался по свету.
оглянись, нет меня за спиной.
ты жалеешь, досадуешь, ищешь…
слышишь бархатный блюз за стеной?
он тобою одной насыщен.
Ноша
Звоном дождь тревожит
купола церквей,
оседлать бы лошадь,
голубых кровей,
сунуть ногу в стремя,
да вскочить в седло,
только прямо в темя
тычется сверло.
Голуби воркуют
что-то о весне,
вновь соседка курит,
сидя на окне,
чем-то недовольна,
даже больше — зла,
видно, в сердце больно
тычется игла.
Бросить, что ли, камнем
в эту гладь реки,
ноша нелегка мне,
годы нелегки,
рухнул обречённо,
грязный и босой,
а старуха в чёрном
тычет в грудь косой.
Упрямство
разгулялась метель, завьюжило,
замело подчистую пути,
вой собак хрипловато-простуженный —
мой единственный ориентир.
и иду я сквозь ветер режущий,
весь заснеженный и хмельной,
от спасительного убежища
отгорожен колючей стеной.
хоть и сил не осталось противиться,
просто так я не сдамся в плен,
и не верит метель, и дивится —
вновь и вновь поднимаюсь с колен.
Дела сердечные
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.