Бесплатный фрагмент - Имитация

Список сокращений

Апок. — Апокалипсис Иоанна

Быт. — Книга Бытие

Бх. — Бхагавадгита

Втор. — Второзаконие

Гал. — Послание Галатам

Дао — Дао-де цзин

Деян. — Деяния апостолов

Зах. — Книга пророка Захарии

Ин. — Евангелие от Иоанна

Иез. — Книга пророка Иезекииля

Иер. — Книга пророка Иеремии

Ион. — Книга Ионы

Ис. — Книга пророка Исаии

Исх. — Исход

К. — Коран

1 Кор. — Первое послание Коринфянам

2 Кор. — Второе послание Коринфянам

Лук. — Евангелие от Луки

Майтри уп. — Майтри упанишада

Мар. — Евангелие от Марка

Матф. — Евангелие от Матфея

Ос. — Книга пророка Осии

При. — Книга притч Соломоновых

Пс. — Псалтырь Давида

1 Цар. — 4 Цар. — Книги Царств

2 Пар. — Вторая книга Паралипоменон

Чис. — Книга Чисел

Хош. — Книга пророка Хошеа

Пролог. Потерянный Рай

Согласно книге Бытие, первоначально человек жил в раю, именуемом эден или эдин (в русской традиции — Едем или Эдем). Имя первого человека было Адан (Адам), что указывает на определенную связь между ним и Эдемом. Можно перевести имя Адам как «имеющий отношение к Эдему» или «житель Эдема».

Слово эден в еврейском языке не имеет смысла, и потому воспринимается как имя собственное — название конкретной местности, где расположен рай. Потому в тексте Библии его принято писать с прописной буквы. На самом деле это слово было заимствовано евреями у шумеров вместе с самой легендой о рае. В шумерском же языке слово эден имеет вполне определенный смысл. Оно означает «плодородная долина». Это слово обнаружено археологами в глиняных клинописных табличках шумерской эпохи. В тех же табличках встречается и слово адан (адам), но не как чье-то собственное имя, а в значении «поселение в долине».

Таким образом, эдем — это плодородная местность, проще говоря — сад, а адам — «живущий в эдеме».

Книга Бытие подтверждает этот вывод. Там говорится буквально следующее: «И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. Из Едема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки. Имя одной Фисон: она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото; и золото той земли хорошее; там бдолах и камень оникс. Имя второй реки Гихон [Геон]: она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель [Тигр]: она протекает пред Ассириею. Четвертая река Евфрат» (Быт.3:8—14).

Итак, перед нами сад, заполненный плодородными деревьями, орошаемый естественными водными источниками, в котором обитали первые люди. Произраставшие тут деревья в изобилии снабжали человека пищей, так что не было необходимости трудиться ради пропитания. Жажду можно было без труда утолить чистыми водами рек. Благодаря теплому и мягкому климату не было необходимости в одежде. Не существовало ни болезней, ни опасностей. Даже животные, здесь были мирными и питались одной лишь травой, не нападая друг на друга. Жизнь в эдеме была поистине райской.

Но блаженство человека продолжалось недолго. Как сообщает книга Бытие, первые люди, по наущению коварного змея вкусившие плода с дерева познания, нарушив тем самым запрет Бога, были с позором изгнаны из благодатного рая. С тех пор они и их потомки вынуждены пребывать в жестоком и несовершенном мире за его пределами, где вместо райских изобильных деревьев произрастают терния и волчцы, где питание приходится добывать «со скорбью», «в поте лица своего», то есть трудом и усилием, где человек рождается «в болезни» и страдает на протяжении всей своей жизни, а затем умирает и возвращается в землю, из которой он взят.

Бог, говорит Библия, «изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни» (Быт.3:23—24).

Врата рая захлопнулись за человеком. Отныне два мира — тот, из которого он вышел и тот, в который он попал — оказались разделены непреодолимой преградой.

С этого момента, собственно, начинается история человека на земле, а весь смысл человеческой истории заключается в трудных поисках обратного пути — пути в мир иной, где нет ни скорби, ни печали, ни болезни, ни смерти.

10 октября 1492 года на маленькой флотилии под руководством командора Колумба, состоявшей всего из трёх кораблей, поднялся ропот. Матросы отказывались продолжать безумное плавание на запад, длившееся уже 69 суток, причем последний остров остался позади 33 дня тому назад. Расстояние от родных берегов все увеличивалось, а впереди простиралась только зловещая океанская пустыня, временами приходящая в волнение, временами затихавшая, которой, казалось, не будет конца.

Возможно, там вообще нет никакой земли, — говорили Колумбу, — а если она и есть где-то, то, по-видимому, очень далеко. Как потом вспоминал один из моряков, команда поговаривала, что неплохо было бы отправить командора за борт, когда он ночью в очередной раз станет разглядывать звезды через какую-то дьявольскую штуковину.

Положение было критическое. Уговоры, посулы и угрозы командора, которыми он уже несколько дней пытался подбодрить впавшую в уныние команду, больше не имели успеха. И тогда он выложил свой последний козырь.

Мы зашли уже слишком далеко, — сказал он. — Назад пути нет. Скоро закончатся припасы пищи, а возвращаться придется против ветра, и обратный путь займет много больше времени. Теперь есть только два выхода: либо найти какую-нибудь землю и пополнить запасы продовольствия — либо погибнуть. Команде не оставалось ничего, кроме как смириться и ждать чуда.

Экспедиция Колумба не была обычным предприятием. Возможно, чтобы заинтересовать потенциальных акционеров, Колумб и обещал им найти новый путь в Индию, но настоящей целью его были не пряности или золото, но ценности иного порядка.

На кораблях его маленькой флотилии был заведен обычай: каждые полчаса, переворачи­вая песочные часы, юнга произносил духовные стихи, а утром и вечером в определенное время он запевал гимны и читал молитвы, к которым надлежало присоединяться команде. Поначалу бывалые моряки удивлялись причудам командора, но потом сочли за благо выполнять его требования. И не только потому, что Колумб был крут на расправу, но из страха Божия. Ведь командор задумал неслыханное дело, на грани святотатства: достичь земного Рая!

Разве Священное Писание не свидетельствует: «И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке» (Быт.2:8)? На старинных картах-плоскошариях Рай изображался далеко на востоке Азии. Поскольку Земля в древности представлялась плоской, Рай располагался на самом её краю, «где земля смыкается с небом». Путь к нему, как считалось, преграждали непроходимые пустыни.

«Ни единый смертный не может приблизиться к этому Раю, — писал Иоанн Мандевильский. — По земле никто не может проникнуть туда по причине диких животных, обитающих в пустынях, и по причине гор и скал, которые никто не может перейти, а равно и по причине находящихся там необозримых мрачных мест».

Но Колумб уже знал, что земля шарообразна. А значит, крайний запад смыкается с крайним востоком. Если плыть по морю на запад, можно подплыть к Раю с другой стороны, и таким образом миновать многотрудное и безнадежное странствование по пустыням!

11 октября, на 70-й день плавания, в океанских водах были замечены ветки кустарника, плывущие тростинки, кусок деревяшки. Паруса наполнил сильный ветер с востока, скорость кораблей возросла до 7 узлов. В ночь на 12-е начало штормить, скорость достигла 9 узлов. В десять часов вечера Колумб записал в судовом журнале, что видит по ходу движения огонь, напоминающий горящую свечу. Наконец, в два часа пополуночи раздался крик вахтенного Родриго де Триана: «Земля!»

Так был открыт Новый Свет — огромный континент, разлегшийся поперек океана, населенный счастливыми людьми, не стыдившимися наготы и не знавшими цены золота.

Колумб был убежден, что находится в самом преддверии потерянного Рая, из которого в незапамятные времена были изгнаны согрешившие предки жителей Старого Света. И теперь потомки этих изгнанных смогли перекинуть мост через заполненную водой гигантскую пропасть, разделяющую сотрясаемую войнами, поражаемую эпидемиями и бескормицей, обуреваемую жаждой наживы, перенаселенную Землю смертных, — от настоящего земного Рая!

«Священное Писание свидетельствует, — писал командор своим патронам, католическим величествам Испании, — что Господь сотворил рай и насадил в нем древо жизни, и повелел вытекать оттуда четырем величайшим рекам вселенной: Гангу в Индии, Тигру и Евфрату (удаляясь от гор, дабы образовать Месопотамию и кончить свое течение в Персии) и Нилу, берущему свое начало в Эфиопии и впадающему в Александрийское море. <…> Святой Исидор, Беда и Страбон, святой Амвросий, Скотт и все теологи, отличающиеся правдивостью, единодушно утверждают, что рай должен быть на востоке. Оттуда только может вытекать это громадное количество воды, хотя течение этих рек идет на чрезвычайно большое пространство. Райские воды достигают места, где я нахожусь в настоящую минуту, и образуют тут озеро. Я повсюду вижу несомненные признаки земного Рая, ибо местоположение совершенно сходно с тем представлением, какое дают нам вышеупомянутые святые и правдивые теологи <…> Я полагаю, что если бы я прошел равноденствующую линию к возвышенному пункту, о котором говорю, я нашел бы там более мягкую температуру и различие в звездах и водах; я не думаю, что точка, находящаяся на самой большой высоте, удобна для мореплавания, или что там есть вода, или что туда можно подняться, но я убежден, что там именно находится земной рай, куда никто не может проникнуть без воли Божьей».

Колумб не был пустым мечтателем. Затевая экспедицию на поиски земного рая, он руководствовался двумя, как он полагал, самыми надежными источниками: Святым писанием и картами, составленными лучшими картографами его времени.

Правда, карты оказались неточными. Даже беглый взгляд на нынешнюю карту мира или на глобус, убедит нас, что такого места, в котором могли бы соединяться Нил с Индом, Тигром и Евфратом, не существует и не может существовать, поскольку эти реки находятся на разных континентах. Представляете, каковы были средневековые карты, если они позволяли-таки четырем великим рекам сливаться в одну, вытекающую из рая! Поэтому если Колумб открыл совсем не то, на что рассчитывал, то виной тому — не Святое писание (как мы увидим далее, оно-то, как раз содержит достоверные сведения), а низкий уровень науки его времени. Средневековые карты более или менее реально изображали лишь доступную наблюдению часть мира, то есть главным образом — Средиземноморье, Европу, Северную Африку и Переднюю Азию. Южная часть Африканского континента, а так же север и восток Азии на этих картах выглядят самым фантастическим образом, поскольку изображались они не с натуры и даже не со слов очевидцев, а на основании одних лишь теоретических предположений богословов и естествоиспытателей.

Стоило какому-то благочестивому космографу отождествить четыре райские реки, описанные в Библии, с четырьмя известными ему великими реками — как он тут же, не задумываясь, на своей карте соединил их на востоке Азии, а в месте их соединения изобразил область земного рая. И это на несколько столетий стало непререкаемой истиной, несогласие с которой могло кончиться неприятным разговором в застенках Святой инквизиции.

Со временем эта идея обросла различного рода живописными подробностями. Например, Жуанвиль, друг Людовика Святого, с убежденностью очевидца рассказывает, повествуя о Ниле: «Следует упомянуть о реке, проходящей через египетскую страну и вытекающей из земного рая… Когда эта река достигает Египта, на берегу толпятся опытные и искусные люди, представляющие нечто вроде местных рыболовов: вечером они закидывают свои неводы в реки, а поутру их вытягивают и часто находят там пряности, которые продают в разные места, например, в Европу, на вес и очень дорого — корицу, ревень, имбирь, гвоздику, алоэ и многие другие хорошие вещи. И говорят, что эти хорошие вещи приплывают из земного рая, и что ветер сбивает их с дорогих деревьев, растущих в земном раю».

Вот, оказывается, как добываются пряности: их выуживают из реки, вытекающей из рая!

Но загляните в Писание: где там утверждается, что Нил или Инд имеют отношение к раю?

Книга Бытие дает настолько подробное описание местоположения рая, что напоминает в этом месте скорее туристический путеводитель, чем священное Писание. Она сообщает нам, во-первых, что рай находится в плодородной местности (эдене по-шумерски) «на востоке». Во-вторых, что это вполне реальное место на земле, в котором растут деревья, текут реки и добывается золото. Более того, древний текст называет в качестве ориентиров хорошо известные нам реки Тигр и Евфрат.

Казалось бы, садись в поезд, самолет или автомобиль — и через несколько часов ты уже в раю! Однако не тут то было. Мы хорошо знаем это место, издавна обжитое людьми. Ещё бы: междуречье Тигра и Евфрата в прошлом — место зарождения одной из древнейших земных цивилизаций, а в наше время это нефтеносный регион, снабжающий органическим топливом половину земного шара. Но здесь нет никакого рая!

Ученые выдвинули гипотезу: библейский Эдем находился в дельте Тигра и Евфрата при их впадении в Персидский залив, которая несколько тысячелетий назад была поглощена водами залива и в настоящее время покоится на морском дне. Согласно этой гипотезе, Эдем действительно некогда представлял собой плодородную долину с благоприятным климатом, орошаемую водными потоками, в которой в древности жили племена охотников и собирателей. Чрезвычайно благоприятные условия позволяли вести им беззаботную жизнь, а изобильная природа снабжала всем необходимым. Однако наступающее море отхватывало кусок за куском этой благодатной земли, пока, наконец, не вытеснило людей за её пределы — в места пустынные и гораздо менее плодородные. Рай был поглощён морем, а людям, лишенным прежнего изобилия, пришлось осваивать новое для них и весьма обременительное занятие — земледелие, на что указывает и библейский текст: «будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3:18—19). Гипотеза, действительно, весьма правдоподобная и хорошо согласуется с Библией. У нее был лишь один недостаток: в этом месте имеются только две реки, а в книге Бытие говорится о четырёх. Но и это недоразумение вскоре рассеялось: на фотографиях, сделанных из космоса, отчетливо видны русла еще двух древних рек, некогда сливавшихся с Тигром и Евфратом и впадавших в Персидский залив.

Ученые полагают, что в еврейское Писание история потерянного рая попала от вавилонян во время вавилонского пленения; вавилоняне унаследовали её от древних шумеров, шумеры — от еще более древнего народа убейдов, а те, возможно, услышали эту историю от потомков непосредственных очевидцев, живших в окрестностях затопленного Эдема.

Итак, библейский Эдем — не что иное, как место обитания первобытных людей, давным-давно поглощённое морскими водами. Море отняло у людей счастливое место их младенчества, а наука похоронила тысячелетнюю мечту о земном рае. Значит ли это, что нам следует отказаться от поисков потерянного рая, края блаженства и бессмертия?

Новый Свет, открытый Христофором Колумбом, оказался не раем, а всего лишь еще одним континентом, который жажда золота и политические амбиции европейских держав вскоре превратили в ад для местных жителей. Со времен Колумба удалось исследовать всю поверхность планеты Земля — и ни в одном самом удаленном уголке планеты не обнаружено ничего похожего на рай. Библейский Эдем оказался небольшим участком земли в пойме Тигра и Евфрата, где в древности обитали племена охотников и собирателей и который затем был поглощен морскими волнами.

Таким образом, все попытки обнаружить земной рай закончились неудачей. По всей видимости, никакого рая на земле нет. Может быть, он находится где-то в другом месте? Но где? Если не на земле — то, может быть, на небе?

Небо очевидным образом противоположно земле. На земле — грязь, страдания, неустройство, пожирание одних другими, насилие, убийства. А над всем этим, на недосягаемой высоте — хрустальная чистота неба, прекрасного в каждом своем проявлении: в сапфировой синеве дня, в белоснежных иероглифах облаков, в пурпуре заката, в бриллиантовой россыпи звезд на черном бархате ночи. На земле «все течёт и все изменяется»; небо всегда остается одним и тем же в попеременном чередовании дней и ночей. Всё, что есть на земле, подвержено уничтожению: камень разрушается, металл ржавеет, дерево гниёт, человек умирает. Обитатели же неба — солнце, луна, звезды, — всегда неизменны, одинаково блистательны и движутся по одним и тем же путям.

Небо всегда считали символом вечности, нерушимости, противопоставляя его эфемерности и изменчивости земли. Оно представлялось вечно существующим, бесконечным, неизменным, не подверженным порче, неразрушимым.

Где же ещё обитать могущественным и бессмертным существам, если не на небе? Боги столь же отличаются от людей, как небо отличается от земли, а потому вечное небо есть удел богов, а бренная земля — удел смертных. Светила, созвездия, планеты считались символами богов или самими богами. Марс, Меркурий, Венера, Нептун, Плутон, Сатурн — это всё имена богов. Среди созвездий мы обнаруживаем богов меньшего ранга, полубогов, героев, мифологических чудовищ. Сами великие светила в языческих религиях представляли богов: Солнце — Феба-Аполлона, Луна — Селену (Артемиду).

Не только язычники поселяли своих богов на небе. По свидетельству Корана престол Аллаха учрежден на небесах. Бог иудеев и христиан также «еси на небесех», окруженный сонмами ангелов. Книга откровения Иоанна живописует во всех подробностях Небесный Иерусалим — целый город, в котором обитает Бог и святые: «И я Иоанн увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста для мужа своего. Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов… Улица города — чистое золото, как прозрачное стекло. Ворота его не будут запираться днём, а ночи там не будет. Среди улицы его и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева — для исцеления народов.

И ничего не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нём, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лицо Его, и имя Его будет на челах их. И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков» (Апокалипсис Иоанна, 21:2;12;21;25; 22:2—5).

Небесный Иерусалим — это и есть образ рая, только не земного, а небесного.

Согласно древним воззрениям, небо представляет собой нечто вроде крыши или перевернутой чаши, краями опирающейся на землю. Предполагалось, что находилось оно, конечно, высоко, но на некоторой вполне определенной высоте. Книга Бытие описывает небо как твердь, поднятую Богом над землей.

Уже в глубокой древности люди задумывались о том, как бы проникнуть на небо, в жилище богов, в небесный рай, и придумывали для этого различные способы.

Ливингстон обратил внимание на существующее у туземцев с реки Замбези, в окрестностях водопада Виктория, предание о попытке достичь неба по связанным между собою деревянным мачтам. Это предание более подробно было позднее записано одним швейцарским миссионером. Племя алуи, живущее в верховьях Замбези, рассказывает, что бог Ниамбе, олицетворяющий солнце, жил некогда на земле, но впоследствии поднялся на небо. Однажды бог явился к людям и, став на высокое место, сказал им: «Поклоняйтесь мне», на что люди ответили: «пойдем и убьем Ниамбе». Встревоженный этой дерзкой угрозой, бог поспешил уйти на небо. Тогда люди сказали: давайте поставим мачты, ставя их одну на другую и скрепляя между собой, а потом вскарабкаемся по ним вверх. Но когда они таким образом взобрались на большую высоту, мачты упали, и все висевшие на них люди разбились насмерть. Таков был их конец.

Бамбалангела, живущие у реки Конго, рассказывают, что вангого (соседнее племя) захотели однажды узнать, что представляет собой луна, и люди поднялись со своих мест, чтобы взобраться на луну. Они забили в землю толстую сваю, и один из них залез по ней наверх, таща за собой вторую сваю, которую он прикрепил к концу первой; ко второй свае была прикреплена третья и т. д. Все жители селения таскали наверх сваи. Когда вышка была возведена на значительную высоту, все сооружение вдруг рухнуло, и люди пали жертвой своего неуместного любопытства. С тех пор никто больше не стал доискиваться, что представляет собой луна.

Туземцы племени мкульве (в Восточной Африке) передают подобную же легенду. Однажды люди сказали друг другу: «Давайте построим высокий столп и взберемся на луну!» Они вбили в землю большое бревно, прикрепили к его верхнему концу другое, затем третье и т. д., пока, наконец, бревна не упали и не раздавили людей. Тогда некоторые сказали: «Не будем все-таки отказываться от нашего намерения». И люди вновь принялись за прежнюю работу и стали опять громоздить бревна одно на другое; в конце концов, они снова обрушились, и многие люди были убиты. После этого они оставили навсегда свои попытки взобраться на луну.

У ашанти существует предание, что в старину бог жил среди людей, но после того, как одна старуха оскорбила его, он в гневе удалился в свою небесную обитель. Скорбя об уходе бога, люди решили отправиться на поиски его. С этой целью они собрали все, какие у них были, песты, которыми толкут зерно для похлебки, и начали ставить их один на другой. Но когда составленная таким образом башня уже почти достигала неба, к несчастью, оказалось, что пестов не хватает. Что было делать? И тут один мудрец нашел простой выход: «Возьмем самый нижний пест и поставим его наверх; продолжая делать так дальше, мы дойдем до бога». Предложение было принято, но, когда приступили к его осуществлению, вся башня развалилась, как и следовало ожидать. Впрочем, некоторые утверждают, что виновниками несчастья были белые муравьи, которые изгрызли целиком нижний пест.

Как бы там ни было, людям ни разу не удалось добраться до неба.

В легендах африканцев не подвергается сомнению сама возможность достижения неба; проблема видится лишь в неустойчивости сооружения из поставленных друг на друга шестов или столбов. А другими конструктивными материалами африканские племена не располагали.

Однако, как только у людей появлялись новые технологии, они тут же пытались применить их для подъема на небо.

Одна из первых прогрессивных строительных технологий была изобретена в Месопотамии. Здесь не было достаточного количества леса и удобного для обработки камня, зато было много песка и глины, из которых местные жители приноровились формовать кирпичи, которые после высушивания на солнце приобретали достаточную прочность. Позднее люди придумали для повышения прочности кирпичей обжигать их на огне. Стандартные размеры кирпича позволяли легко возводить из него разнообразные сооружения, скрепляя кирпичи между собой глиной и бывшей тут в изобилии «земляной смолой» — природным асфальтом или битумом. Некоторые из сооружённых древними вавилонянами ступенчатых пирамид-зиккуратов можно видеть и до сих пор. В древности они производили на людей не меньшее впечатление, чем современные небоскрёбы. К тому же сама конструкция зиккуратов казалась достаточно устойчивой, ибо они опирались на широкое и массивное основание. Вид этих величественных сооружений, по-видимому, породил легенду о Вавилонской башне, вошедшую в книгу Бытие.

Там говорится, что потомки Ноя, представлявшие собой ещё единый народ, придя в долину Шенар, решили построить город и башню высотой до небес, по которой можно было бы взойти к Богу. Город этот получил название «Баб-илу» (на иврите — «Бавэль», а по-русски — Вавилон), что означает «Врата Бога». Эта затея вызвала гнев Бога, который, убоявшись того, что люди смогут выполнить задуманное, «смешал их языки», чтобы один не понимал речи другого, в результате чего стало невозможно продолжать строительство. Разноязыкие люди перессорились между собой и разбрелись в разные стороны, оставив башню недостроенной, а название города было интерпретировано не как «Врата Бога», а как «место смешения»: по созвучию «Бавэль» — «балаль» (смешивать).

Итак, проект «Вавилонская башня» тоже не увенчался успехом. Неудача породила мысль о том, что боги не желают проникновения смертных в их заоблачное обиталище и потому всячески препятствуют таким попыткам. Но от этого притягательность небесного рая не уменьшилась. Просто люди стали думать над другими способами проникновения на небо.

И тут их внимание привлекли птицы — удивительные существа, земные по происхождению, но способные легко подниматься в небесную высь. Некоторые из них взлетают на такую высоту, что их едва различает глаз. Древние были уверены: птицы могут достигать мира богов, небесного рая. Не исключено даже, что и оттуда, с небес, до земли иногда долетают обитающие там «райские» птицы. Полагали, что они отличаются от земных птиц неземной красотой и… отсутствием ног. На небесах ведь нет земли и веток, куда бы могли садиться птицы, поэтому райским птицам, как впрочем, и ангелам, ноги не нужны. Ещё в XVIII веке в модных тогда кабинетах-паноптикумах можно было встретить чучела «райских птиц», привезённых из экзотических стран. У этих чучел действительно отсутствовали лапки, из-за чего Карл Линней в своей классификации животных видов присвоил им название Paradisea apoda («райская безногая»).

Вот бы и человеку взмыть вверх подобно птице, прямо в чертоги Бога, блистающего на хрустальной выси в образе непобедимого солнца, разливающего тепло и свет по всей вселенной!

Эта, безумная на первый взгляд, идея прочно засела в человеческом сознании, воплотившись в мифах, легендах и сказках. Полёты со стаей лебедей или диких гусей, на ковре-самолёте, на летающем корабле, в воронке вихря, о которых повествуют сказки и легенды, — отголоски всё того же страстного желания человека достичь неба. Обретение человеком крыльев и возможности летать — один из самых распространенных сюжетов в мифологии народов мира.

Первое приспособление, имитирующее полёт птицы, принято приписывать легендарному изобретателю Дедалу. Набрав птичьих перьев, он соединил их посредством проволоки и воска и сумел придать им форму гигантских крыльев. Дедал сам опробовал своё изобретение, и ему удалось подняться на большую высоту и даже совершенно спокойно и без больших усилий парить над морем.

Правда, конструируя свои крылья, Дедал не думал о полёте на небо. Перед ним стояла гораздо более насущная цель: выбраться вместе с сыном Икаром из башни, в которую их заточил царь Минос.

Довольный удачным испытанием устройства, Дедал привязал крылья также и сыну, объяснил ему способ управления ими; кроме того, он дал ему совет не слишком низко летать над морем, чтобы не намочить перья, и не подниматься слишком высоко, чтобы лучи солнца не растопили воск, которым они были скреплены. Вначале все шло хорошо; Икар следовал за отцом и помнил его советы.

Но, говорит легенда, становясь все более и более отважным, он решил, что крылья помогут ему подняться на большую высоту и, может быть, достичь небесного свода. Жгучее солнце растопило воск, и несчастный юноша, громко призывая отца на помощь, упал в море.

Надежде человека достичь неба вновь не суждено было сбыться. Бог-солнце упорно не желал проникновения человека на небо.

Смысл легенды прозрачен: все попытки человека по собственной воле приблизиться к Богу, обречены на неудачу.

Между тем, существуют и мифы противоположного свойства, согласно которым боги вмешиваются в жизнь людей, а некоторые люди проникают в мир богов и благополучно возвращаются назад, как например, Прометей, похитивший у богов небесный огонь и принесший его людям. Значит, между небесным миром и миром смертных должно существовать какое-то сообщение! Должен существовать некий портал, врата, через которые человек может проникнуть в мир богов.

Где же искать врата в небесный мир?

И тут взгляд древнего человека остановился на Луне, самом близком к земле небесном теле. Луна висит высоко в небе над нашими головами как большое серебряное зеркало, отражающее образ иного мира.

Самой характерной особенностью Луны является смена фаз. Для наблюдателя с земли она то становится с каждым днем все больше и круглее, то, наоборот, худеет, обращаясь сначала в узкий серп месяца, а затем и вовсе исчезает, чтобы через несколько дней возродиться вновь. Благодаря этим трансформациям, полагали древние, Луна периодически продлевает свое существование и таким образом является вечной. А вечность — атрибут мира богов.

Периодическое распухание луны в первую половину цикла объясняли поглощением ею душ умерших; во второй половине цикла души поднимаются на следующие уровни иного мира и луна худеет. Таким образом, луна выполняет функцию своеобразного накопителя душ на пути к иному миру.

Древние индусы считали Луну вратами небесного мира, мира Брахмана, верховного Бога-Абсолюта: «Поистине, те, кто уходит из этого мира, все идут к Луне. Благодаря их жизненным силам она растет в первую половину месяца и во вторую половину месяца заставляет их родиться [снова]. Поистине Луна — это врата небесного мира. Кто отвечает ей [должным образом], того она отпускает. Кто же не отвечает ей, тот став дождем, проливается дождем; тот снова рождается здесь червем, или насекомым, или рыбой, или птицей, или львом, или вепрем, или змеей, или тигром, или человеком…» (Каушитаки-упанишада, 1:2).

Плутарх в своем трактате De Facie in orbe Lunae («О лике, видимом на диске Луны») описывает Луну как местопребывание счастливых душ. Души умерших подымаются вверх и приближаются к Луне по мере своего совершенства; но многие приходят в соприкосновение со светилом, и светило их не принимает: «Луна отвергает их и многих отбрасывает своими колебаниями в ту минуту, когда они прикасаются к ней. Лишь избранные души окончательно на ней укрепляются: они уподобляются пламени, ибо подымаясь в эфир Луны, как пламя подымается от Земли, они получают силу и твердость, подобно раскаленному железу, которое опускают в холодную воду».

Даниил Гвеций, епископ Авраншский, в трактате, изданном в 1691 году, говорит о Луне как об одном из возможных мест нахождения Рая.

Своей кажущейся близостью к нам Луна издавна порождала желание достичь её и таким образом перекинуть мост от низменной плотской земли к небесным чертогам, в которых обитают духовные существа, не знающие смерти и страданий, к престолу самого Бога.

Еще Лукиан Самосатский (ок. 120 — ок. 190) описывал полет на Луну: «…Около полудня, когда мы потеряли уже из виду остров, вдруг налетел смерч и, закружив наш корабль, поднял его на высоту около трех тысяч стадий и не бросил обратно, а оставил высоко в воздухе… Семь дней и столько же ночей мы плыли по воздуху, на восьмой же увидели в воздухе какую-то огромную землю, которая была похожа на сияющий шарообразный остров… А страна эта… не что иное, как светящая вам, живущим внизу, Луна…».

Идея Лукиана вдохновила многих последующих авторов. В XVII в. герой фантастического романа Фрэнсиса Годвина с характерным для своей эпохи длинным названием «Человек на Луне, или Необыкновенное путешествие, совершенное Домиником Гонсалесом, испанским искателем приключений, или Воздушный посол», тоже потерпевший кораблекрушение, был унесен на Луну упряжкой лебедей.

Сирано де Бержерак в утопии «Иной свет, или государства и империи Луны» отправляет своего героя на Луну уже при помощи связки «летучих ракет». Преодолев место, где притяжение Земли уравнивается притяжением Луны, герой де Бержерака падает на Луну и с удивлением обнаруживает себя в самом, что ни на есть, земном раю с его четырьмя реками, а дерево, смягчившее его падение, оказалось тем самым древом жизни!

Идея полета на Луну при помощи технических средств оказалась очень популярной в XIX веке. Эдгар По отправляет своего героя на воздушном шаре («Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфалля»), тандем французских авторов Ж. Ле-Фор и А. Графиньи («Путешествие на Луну») и Жюль Верн («Вокруг Луны») — в полом снаряде гигантской пушки, Андре Лори («Изгнанники Земли») — притянув Луну к Земле мощным магнитом. Инженер Крейцкопф в рассказе Андрея Платонова «Лунная бомба» раскручивает летательный снаряд с помощью огромной центрифуги.

Все-таки, несмотря на такое обилие литературных «рецептов», достижение Луны казалось невозможным для человека. Одно дело — переплыть океан, другое — преодолеть тяготение Земли и безвоздушное пространство, отделяющее нас от Луны! Тут ведь ни кораблем, ни лебедями, ни даже циклопической пушкой или центрифугой не обойдешься. Да надо ещё учесть, что условия перелета могут оказаться несовместимы с возможностями человека!

Иоганн Кёплер делится откровениями демона, рассказавшего ему о трудностях полета на Луну:

«Первое ощущение от полета человеком переносится с трудом, потому что он искривляется и выворачивается наизнанку, как бы выстреленный из пушки… Поэтому его предварительно нужно усыпить наркотиками и удобно расположить для того, чтобы удар распределился равномерно по всему телу… Затем появляются новые трудности: ужасный холод и проблема дыхания… наступает время, когда телесная масса сама движется к назначенному месту. Но такое самопроизвольное движение не очень полезно, так как происходит слишком медленно. Поэтому мы, демоны, подгоняем тела усилием воли и затем движемся перед ними, чтобы никто не ушибся при очень сильном толчке о Луну».

Кёплер И. Лунная астрономия.

Конечно, идея полёта волновала не только безудержную фантазию литераторов. Она вдохновляла самые блистательные умы человечества, начиная с древнейших времён.

Она не давала покоя великому Леонардо да Винчи, который, исследовав конструкцию птичьих крыльев, создал механические крылья для полёта человека. Убедившись, однако, в неустойчивости этого приспособления и трудности управления им, Леонардо сконструировал несколько летательных аппаратов других типов, предвосхитив нынешние дельтапланы и даже винтокрылые геликоптеры.

Несколькими столетиями позже братьям Монгольфье удалось создать и успешно испытать ещё одно летательное средство — большой шёлковый пузырь, надуваемый горячим воздухом, к которому привязана плетёная корзина для пассажиров.

Не избежали «летательной лихорадки» и изобретательные китайцы. Они решили, что можно подниматься в небо на большом воздушном «змее» — и эта идея реально использовалась в военном деле. Упоминание о таких полетах содержится в китайской рукописи «Цянь-хань-шу» («История ранней [династии] Хань»), относящейся к I в. н. э.

В книге «Всеобъемлющее зеркало истории» можно встретить рассказ о полете человека с помощью воздушного змея в IV веке. При помощи «змея» в воздух поднимали разведчика, приносившего информацию о расположении вражеских войск и укреплений. Такие полеты были крайне опасны, поэтому в качестве «пилотов» чаще всего использовали рабов и пленных.

Упоминал о виденных им в Китае удивительных полетах человека, привязанного к огромному воздушному змею и Марко Поло в своих воспоминаниях, записанных в 1298 году.

Ещё более любопытна другая идея древних китайских инженеров: они предложили использовать для полета к небесам пороховые ракеты.

Вдохновлённый этой идеей китайский мандарин Ван-Гу (ок. 1500) приказал изготовить для себя двух больших коробчатых воздушных «змеев», закрепив снизу 47 пороховых ракет. Усевшись на сиденье, укреплённое между «змеями», и сообщив подданным, что отправляется «к богам», Ван-Гу приказал слугам поджечь ракеты…

По понятным причинам полёт сановного космонавта кончился печально, однако, идея ракетного движителя, усовершенствованная Кибальчичем и Циолковским, несколько веков спустя дала начало космической эре. Благодарные потомки назвали именем Ван-Гу кратер на обратной стороне Луны.

Давняя мечта человечества о полёте на небо, благодаря прилагаемым в течение столетий титаническим усилиям, в конце концов, была реализована, и человеку удалось-таки достичь Луны!

Нейл Армстронг, командир американского космического корабля «Аполлон-11» стал первым человеком, ступившим на поверхность ночного светила. Это произошло 21 июля 1969 года в 02 часа 56 минут и 20 секунд по гринвичскому времени. Весь мир облетели его слова, сказанные в тот знаменательный момент: «Один небольшой шаг для человека — огромный скачок для человечества».

Это действительно был огромный скачок — скачок через расстояние в 370 тысяч километров, преодолевший колоссальное притяжение Земли, сопротивление её атмосферы и ужасающий холод (- 250Со) межпланетного пространства. И всё-таки…

И всё-таки Луна оказалась таким же космическим телом, как и Земля. Луна принадлежит тому же физическому миру, что и земной мир, она материальна.

По мере развития человечества и освоения им космического пространства, изменилось и представление о небе. Оно больше не кажется нам ни твердью, на которой могли бы разместиться жилища богов, ни хрустальным сводом, ни областью вечных объектов. Сегодня мы знаем, что звезды не являются вечными и могут сталкиваться между собой, что они рождаются и гибнут, подобно земным объектам, что на солнце бывают пятна и что солнце представляет собой пылающий газовый шар, который рано или поздно погаснет. Даже «хрустальный» небесный свод есть всего лишь неустойчивый слой газовой атмосферы, удерживающийся возле земли только за счет сил притяжения. Иными словами, небо принадлежит нашему, материальному миру и не имеет ничего общего ни с вечным миром богов, ни с блаженным раем.

Поиски пути к земному раю — Эдему и небесному раю — Царству небесному, обители богов, оказались безуспешными: ни на земле, ни даже в небе, никаких следов иного мира не было обнаружено. Означает ли это, что его не существует? Что священные тексты ошибались?

Человечество явно зашло в тупик.

Люди так бы и продолжали тщетно обыскивать вселенную в поисках вожделенного рая, если бы простая идея не пришла в голову одному человеку. «Да вы же не там ищете!» — сказал он.

Этого человека завали Иисус из Галилеи.

Нам посчастливилось: стараниями его биографов — евангелистов мы точно знаем, как и при каких обстоятельствах Иисус высказал свою мысль.

«Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» — свидетельствует Евангелие от Луки (17:20,21).

Эти простые слова, не многими сразу понятые, совершили настоящий переворот в общественном сознании.

Нерасчленённый мир первобытного человека в этот момент треснул и раскололся надвое. Это уже был не тот мифологический мир, в котором на равных действовали боги и люди. Оказалось, что человек находится на перекрестье двух разных миров, разделённых между собой преградой, гораздо более непреодолимой, чем океанская пучина, разделяющая Старый Свет от Нового, и даже чем пространство, отделяющее Землю от Луны.

«Иной мир» — действительно иной, он имеет принципиально другую природу.

Из слов Иисуса понятно, что он говорил о нематериальной природе «Царства Божия»: оно «не имеет приметного образа» (невидимо) и не имеет протяженности или определенной локализации («не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там»). И оно — внутри человека! Это явно никакое не земное царство. Внутри человека находится дух, а значит, под «Царством Божьим» следует подразумевать духовный мир, а не ожидаемое его современниками-евреями царство потомка Давида на земле.

Между духовным и материальным мирами имеется фундаментальное различие.

Материальная вселенная не существует вечно: она когда-то возникла, и когда-то прекратит свое существование. В отличие от материи, дух не был сотворен и не будет уничтожен, он существует вечно.

Всякий материальный предмет имеет определенную локализацию в пространстве. Дух не имеет локализации: он существует одновременно везде и нигде.

Материальная вселенная представляет собой множество различных объектов. Духовный мир един, не расчленён.

Материя постоянно изменяется, трансформируется, движется, эволюционирует. Дух неизменен, он не эволюционирует, не совершенствуется, поскольку нет ничего более совершенного, чем он сам.

Материальные объекты обладают качествами, при помощи которых их можно описать: массой, объемом, размерами, формой, плотностью, цветом, структурой, скоростью и т. д. Дух, в отличие от материи, никаких качеств не имеет, он бескачествен, безóбразен, невесом, невидим, неощутим.

В древних сказаниях идея недоступности или труднодоступности духовного мира интерпретируется таким образом, будто бы Бог не желает или опасается допускать смертных в иной мир. В действительности, дело тут совсем в другом: в фундаментальном отличии духовного мира от физического. Именно это отличие и составляет главное препятствие для перехода из нашего мира в иной.

Рыба не способна жить в воздушной среде, а человек — в среде воды. А ведь между материальным и духовным мирами различие гораздо больше, чем между водной и воздушной средой!

Людям удалось переплыть океан, достичь неба, но можно ли преодолеть различия, отделяющие нас от духовного мира?

Жилище Бога

Nullus enim locus sine genio est servius.

Даже в самых примитивных культурах существуют представления о священных предметах и священных местах — земных отражениях духовного мира.

Очертания духов, богов первобытные люди угадывали в скалах, камнях странной формы, отдельно стоящих деревьях: так в грубо-материальных формах выражалось представление о сверхъестественных существах — обитателях иной реальности. Позднее природным объектам стали специально придавать форму, чтобы они более соответствовали связанным с ними представлениям. Так возникли первые рукотворные изображения богов, ставшие объектом поклонения. Их украшали, преподносили им подарки, предлагали пищу, воздавали хвалу, к ним обращались с молитвами и просьбами.

У древних инков святые объекты (на языке кечуа они назывались «уака»), могли иметь различный облик. Это могли быть ручьи, камни, холмы, утесы, одиноко стоящие скалы, пещеры и даже мумии предков. Самой главной уакой по легенде было Солнце, с которого спустился Инка. Испанский священник Кобо составил со слов индейцев подробный список трёхсот пятидесяти уака, располагавшихся в столице империи инков — городе Куско и его окрестностях. В этом списке он подробно перечисляет «святые места» — от гор, скал, источников до древних гробниц и полей сражений, на которых инки побеждали врагов. По его предположениям, они располагались вдоль целой серии линий, называемых секе, которые сходились к Кориканчи (Храм Солнца, «Золотой двор») — главному храму инков, расположенному в самом сердце Куско. Каждая из таких линий, вместе со всеми своими святыми местами, находилась под опекой специально назначенных людей, которые ухаживали за этими местами и в должное время совершали необходимые жертвоприношения.

В качестве мест расположения святилищ древнейшие источники называют священные рощи и леса (Арицийская роща со святилищем Немийской, или Лесной Дианы у подножия Альбанской горы у латинов), деревья (особенно у друидов — древопоклонников), холмы, горы (Олимп у греков, Сион у иудеев, Меру у индоарийцев и т. д.), реки (Нил у египтян, Инд у индусов), озёра (у финнов и карелов) и другие природные объекты.

Древние полагали, что в этих местах обитает бог или дух, служащий объектом их поклонения. Это были как бы островки царства небесного среди окружающего земного пространства, живущие по своим особым, священным, законам. Присутствие Бога и делало эти места священными. Именно сюда приходили люди, чтобы поклониться богу, обратиться к нему с просьбой, иными словами, войти в контакт со сверхъестественными силами: «На вершинах гор они приносят жертвы и на холмах совершают каждение под дубом и тополем и теревинфом» (Ос. 4:13, см. т. ж. Втор.12:2, 4 Цар., 16:4, 2Пар. 28:4, Ис. 65:7)

В местах предполагаемого обитания духов (богов) устанавливали памятные камни, приносили жертвы, совершали обряды. «Возьми, — поучает Второзаконие, — начатков всех плодов земли, которых ты получишь от земли твоей, которую Господь Бог твой дает тебе, и положи в корзину, и пойди на то место, которое Господь Бог твой изберет, чтобы пребывало там имя Его» (Втор., 26:2). Памятным камням стали придавать форму, удобную для совершения жертвоприношений — так появились первые алтари.

Каким образом люди отыскивали священные места? Если взглянуть беспристрастным взглядом, те места, которые считались священными, ничем особо не выделяются из окружающего ландшафта. Мимо пройдешь — и не заметишь. Были, конечно, места с особыми приметами — Мекканская Кааба, например (место падения небесного камня) или скала возле Дельф, из трещины которой исходили испарения, вдохновлявшие пифий-прорицательниц. Но таких мест был не так уж много, и вовсе не они «определяли политику». Здесь было что-то иное.

В древних языческих культурах места для капищ или храмов выбирались жрецами-шаманами. Шаман мог сам выбрать подходящее, как ему казалось, место и начать там отправления культа, либо выбор места осуществлялся публично, в виде своеобразного ритуала. Группа людей, возглавляемая шаманом, обходила территорию, и там, где шаман испытывал необычное состояние, он втыкал палку или устанавливал камень, чтобы отметить это место. Такие места назывались «местами силы»: предполагалось, что обитающие здесь духи придают осуществляемой здесь церемонии особую силу.

Механизм отыскания «места силы» приоткрывает Карлос Кастанеда. Он рассказывает, что однажды индейский шаман-брухо дон Хуан предложил ему найти «место силы» на веранде своего дома, предупредив, что на поиски может уйти неделя. Критерием нужного места должно было стать особое непередаваемое внутреннее ощущение. Всю ночь, вспоминает Кастанеда, он безуспешно катался и ползал по пыльной веранде, не в силах ощутить разницу между одним местом и другим, пока, наконец, уже под утро, не заснул, прислонившись к находившемуся здесь камню. Оказалось, что то место, на котором он заснул, и было искомым «местом силы» или sitio, как называл его дон Хуан. Это место, — сказал брухо, — ключ к самочувствию человека, в особенности того, кто ищет знание. Даже просто сидеть на своём месте силы — значит уже создавать в себе высшую силу.

Сравним эту историю с библейским повествованием о пророческом сне Иакова. Однажды Иаков, сын Авраама, вышел из Вирсавии в Харран, и в дороге его застигла ночь. Ему пришлось расположиться на ночлег прямо на земле, подложив под голову камень. И вот, на этом месте он видит сон. Спящему Иакову явился Господь и говорил с ним — это было самое настоящее откровение! Проснувшись, Иаков воскликнул: «Поистине, Господь присутствует на этом месте, а я и не знал! Это не что иное, как дом Божий, врата небесные!». «И встал Иаков рано утром, — повествует далее книга Бытие, — и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его памятником, и возлил елей на верх его. И нарек [Иаков] имя месту тому: Вефиль». (Быт.28:18—19) Слово «Вефиль», а точнее «Бейт-Эль» по-еврейски означает «Дом Бога». Этим словом Иаков обозначил открытое им священное место, место присутствия Бога, которое впоследствии стало местом поклонения.

Для нас эта история представляет интерес тем, что она раскрывает механизм обнаружения «священного» места: в этом месте человек испытал мистический опыт, то есть ощутил присутствие Бога.

Именно в таких местах древние устанавливали свои алтари, устраивали капища, совершали обряды и строили храмы. Места для священнодействий, для общения с богами никогда не выбирались случайно — это были те места, на которые, как считалось, указал сам бог. Это представление было настолько стойким, что и первые христиане, несмотря на их ненависть к язычеству, предпочитали строить свои храмы на местах языческих святилищ — на «местах силы». Даже древний обряд обхода территории во главе с шаманом-жрецом сохранился в христианстве в виде крестного хода, первоначально совершавшегося вокруг церковного прихода, теперь чаще всего — вокруг храма. Языческий обычай уцелел даже в протестантской Англии в период Реформации. В указе королевы Елизаветы I от 1565 года говорится: «… люди должны раз в год вместе со священником обходить вокруг церковного прихода… священник должен в определенных удобных местах увещевать людей и возносить хвалы Богу». По-видимому, под «удобными» местами подразумевалось что-то подобное «священным местам» язычников.

Обратим внимание на следующие слова в приведённом выше библейском рассказе о видении Иакова: «И встал Иаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его памятником, и возлил елей на верх его». Это описание проливает свет на происхождение «священных камней», отмечавших места явления Бога. Эти камни были не просто памятными знаками. Они служили самыми первыми изображениями богов в те времена, когда люди ещё не научились различать сущность от формы, в которой она проявляется, а так же объектами религиозного поклонения, — об этом ясно свидетельствует возливание Иаковом елея на поставленный им камень.

Не следует думать, что культ «священных» камней, берущий начало на заре человечества — всего лишь реликт первобытных верований. Этот культ благополучно дожил до XXI века и используется в крупнейших мировых религиях. Всемирно известен черный камень Каабы, считающийся главной святыней ислама. В христианстве в роли своеобразных «священных» камней используются гробницы святых, у которых отправляются религиозные обряды и совершаются исцеления. Но, пожалуй, в наиболее аутентичной форме культ камней сохранился в индуизме, где и сегодня почитаются лингамы и шилы, — камни или каменные изваяния, в которых, как полагают, обитают боги и которые даже идентифицируются с богами.

Санскритское слово шила переводится как «камень». Это и есть камень сферической формы, обычно чёрного цвета. Такие камни находят в священной реке Кали-Гандаки в Непале. Их называют ещё «Шалагра́ма-ши́ла» от «Шалаграман», одного из имён Вишну. Другая разновидность шил, это «Говардхана-шилы», камни со священного холма Говардхана во Вриндаване.

Шилам поклоняются как проявлениям самого Вишну, неотличным от него. Как правило, их хранят в коробке, откуда их извлекают для ежедневного поклонения (пуджи). Шилы никогда не покупают и не продают. Часто поклонение шилам имеет наследственный характер: в семьях их передают из поколения в поколение.

Согласно верованиям вайшнавов, поклоняющиеся шалаграма-шилам должны следовать строгим принципам. Например, перед тем как прикоснуться к шилам необходимо принять омовение, принимать в пищу только прасадам, не вовлекаться в греховную деятельность и никогда не класть шилы на землю.

Самая большая Шалаграма-шила находится в храме Джаганнатха в Пури, Орисса. Каруна Бхаван, основной храм Международного общества сознания Кришны в Шотландии, известен тем, что в нём находится самое большое количество шалаграма-шил за пределами Индии.

Вайшнавские священные тексты превозносят Шалаграма-шилы и поклонения им как верное средство мистического общения с Богом: «Просто прикоснувшись к Шалаграма-шиле, человек освобождается от всех грехов, совершённых в миллионах рождений, что же тогда говорить о поклонении шилам. Совершая пуджу Шалаграма-шилам, человек получает возможность лично общаться с Господом Хари» («Хари-бхакти-виласа»).

При этом «священные» камни прямо отождествляются с Вишну-Кришной, а непочтительное к ним обращение равносильно оскорблению Бога: «Шалаграм-шила является прямым проявление Верховного Господа Вишну… Покупка или продажа шил строжайше запрещена. Любой, кто попытается определить материальную стоимость Шалаграма-шилы будет пребывать в аду до разрушения вселенной» (Сканда-пурана). И, наоборот, почитание шил приравнивается к заслугам перед самим Богом: «Любой кто увидит, омоет, или поклонится Шалаграма-шиле, получит те же самые благочестивые результаты, что получают от совершения миллионов ягий и раздаче миллионов коров» («Сканда-пурана»).

Следующий фрагмент Сканда-пураны имеет непосредственное отношение к теме настоящей главы: «Район в радиусе 38 километров от места, где совершается поклонение Шалаграма-шиле является святым местом (тиртхой)».

В священных текстах шилы предстают в качестве эффективного инструмента достижения религиозного идеала: «Тот, кто был надлежащим образом инициирован в предписанных мантрах и совершает пуджу Шалаграма-шиле, вне всякого сомнения достигнет духовной обители Верховного Господа» (Падма-пурана).

Другая разновидность священных камней, чтимых в индуизме — лингамы, служащие объектом поклонения приверженцев шиваизма — другого ответвления индуистской религии.

Считается, что поклонение лингаму, как и поклонение Шиве, нехарактерно для индуизма и пришло несколько тысяч лет назад из дравидийской культуры. Поэтому культ лингамов особенно распространён в дравидийской Южной Индии.

Типичный лингам представляет собой короткий цилиндрический столб с закругленной вершиной.

Посещающим Индию туристам зачастую представляют лингам как фаллический символ, а связанный с ним культ — как культ жизненной силы и мужского начала.

Такое представление настолько распространилось, что многие люди на Западе считают его самим собой разумеющимся.

Авторитетный энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона называет лингам «индийской эмблемой фаллуса», а современный Большой Энциклопедический словарь дает такое определение:

«Лингам — в индуизме символ Шивы и его плодородия. Почитается в виде каменного столба, изображающего мужской половой орган».

Не смог преодолеть сложившегося стереотипа и Джек Тресиддер, определивший лингам в своём «Словаре символов» следующим образом:

«Мужская созидательная сила природы, символизируемая в индуистском искусстве и архитектуре стилизованными изображениями фаллоса, представляющими бога Шиву, создавшего мир. В пещере Слона в Бомбее лингам — мощный, гладкий, конусообразный камень — был центром ритуального хоровода, что указывает на его роль в качестве символа Оси Мира, так же как и на фаллическое значение, что в некоторой степени совпадает со значимостью античного европейского омфала. Согласно мифу, лингам Шивы выглядел как колонна света; его верхний и нижний пределы не смог найти Брахма в образе дикого гуся и Вишну в образе кабана, что доказывало могущество Шивы. По существу символ мужского начала, лингам, иногда располагали в каменном кольце, представлявшем собой йони (вульву), что символизировало священную связь мужчины и женщины. Китайский кеуи, фритовый стержень с треугольным острием, имел такое же символическое значение. Лингам, обвитый змеёй, имеет отношение к йоге (кундалини — змееобразный поток жизненной энергии)».

Впрочем и среди индусов многие придерживаются подобных профанических представлений. Воздавая поклонение лингаму, от него ждут плодородия земли, приплода скота. Особенной популярностью он пользуется у бездетных женщин и жаждущих потомства мужчин. В некоторых местах Индии лингам используется в брачных церемониях.

Эти представления сложились не сегодня. Некоторым лингамам средневековые мастера придавали определённое сходство с мужским половым органом, — значит, уже в те времена был в ходу фаллический символизм лингама.

Между тем, классическая форма священного камня не предполагала подобного натурализма, а сексуальный смысл лингаму был придан частью по ошибке, частью по невежеству. На самом деле, фаллическая символика лингама не соответствует индуистским источникам и является еретической трактовкой, ставшей популярной в XV веке.

По-видимому, причиной заблуждения стала продолговатая форма лингама, истолкованная во фрейдистском духе. Внесло свою лепту в этот процесс и тантрическое учение, центральным персонажем которого является шакти — энергия Шивы, превратившаяся в народном варианте религии в его супругу, так что вместе они стали олицетворять мужское и женское начало. Согласно тантрической философии, Шива, бог-Абсолют, по своей природе пассивен, и только соединившись с энергией шакти он способен творить мир и поддерживать его движение. В народных верованиях эта идея была истолкована как акт совокупления богини Шакти со своим божественным супругом, что нашло выражение в форме лингамов, описанной, в частности, в процитированном выше фрагменте из «Словаря символов» Тресиддера: лингам располагали на каменной подставке в виде кольца, которая изображала йони — женский половой орган. Иногда подставку не изображали, а лингам украшали обвивающей его змеей (нагом), символом божественной энергии кундалини, ассоциируемой с Шакти. Очевидно, мастер, изготавливающий лингам такого вида, был более вдохновляем возвышенной философией тантры, чем вульгарными представлениями профанов.

В индуистских священных текстах, таких как «Линга-пурана» и «Шива-пурана» лингам определяется как проявленный образ Вечного Непроявленного Шивы, пребывающего вне времени, пространства, качеств, формы и т. д. Согласно шиваистским Пуранам лингам является причиной существования материальной Вселенной. В образе лингама надлежало поклоняться не фаллосу и не мужскому началу, а безначальному Богу-Абсолюту.

Согласно «Линга-пуране» лингам — высший объект познания, он отождествляется с Брахманом, являет собой «удивительное выражение величия» божества.

Являясь по природе своей бесформенным, Шри Шива никогда полностью не воплощается. Согласно легенде, Шри Шива принял форму Линги, когда Шри Вишну и Шри Брахма хотели поклониться Ему. Они попросили Шри Шиву принять какую-либо форму, потому что поклоняться бесформенному очень трудно, и Шри Шива принял форму Лингама.

Некоторые источники утверждают, что лингам — это проекция Сердца Шри Шивы в нашем материальном мире. В легендах о демоне Раване говорится, что Шри Шива достает лингам из своего сердца.

Очевидно, толкование лингама в священных текстах не даёт никаких оснований для отождествления его с половым органом. Но и религиозное толкование не раскрывает подлинной сущности этого артефакта.

Обратим внимание: наряду с лингамами, сделанными людьми, некоторые лингамы считаются нерукотворными — обычно их чудесным образом обнаруживают в лесу, под землей или там, где укажет Шри Шива, явившийся во сне к какому-нибудь праведнику. Сохранившиеся в некоторых местах древнейшие образцы лингамов действительно представляют собой необработанные камни цилиндрической формы, по-видимому природного происхождения. Такие камни, поставленные вертикально, наилучшим образом подходят для того, чтобы отмечать «священное место» — место явления божества.

Из сотен тысяч символических лингамов, установленных в шиваистских храмах Индии, выделяют двенадцать главных или подлинных, называемых джотирлинга (санскр. джотир — «свет», «огонь»). Джотирлинги фиксируют места, где бог Шива являл себя людям. Эти места считаются священными и привлекают многочисленных паломников.

Таким образом, индуистский лингам в своей исторической основе — это памятный камень, устанавливаемый в месте, где человек испытал мистический опыт, имел общение с Богом, то есть подобие того камня, который был установлен Иаковом на дороге в Харран.

Наша догадка имеет и этимологическое подтверждение: санскритское слово «лингам» означает «знак, метка». А в «Шива-пуране» сказано: «Линга — это отличительный знак, с помощью которого можно узнать природу кого-нибудь».

Какова же природа ощущений, испытываемых людьми в «месте силы»? Чем объясняются переживаемые там необычные ощущения?

Существует гипотеза о наличии на земной поверхности «хороших» и «плохих» пятен (последние называют также «биопатогенными», то есть болезнетворными), соответственно положительно или негативно воздействующих на самочувствие и здоровье человека. Такие представления, в частности, лежат в основе искусства геомантии, известного в Китае как «фэн-шуй».

Согласно этой гипотезе в «биоположительных» местах человек ощущает прилив сил, положительных эмоций, видит положительные образы, вдохновляющие сны, — и потому называет такие места священными, строит в здесь святилища, храмы.

Хотя существование «биоактивных зон» научно не доказано, у нас нет оснований отрицать это явление, поскольку оно не противоречит известным нам законам природы. То есть в принципе такие зоны могут существовать. Но являются ли они сами по себе причиной изменений в сознании человека? Если бы это было так, они бы оказывали примерно одинаковое воздействие на всех людей. Тогда каждый из нас за свою жизнь «открыл» бы хотя бы одну такую зону, в которой он бы чувствовал себя необыкновенно хорошо или, наоборот, необыкновенно плохо. Этого, однако, не происходит. «Священные места» обнаруживают далеко не все люди и достаточно редко. Большинство из нас прошли бы мимо того же библейского Бейт-Эля, и ничего не ощутили. Не ощутили бы, даже если пришлось бы там заночевать. По дороге из Вирсавии в Харран прошло множество людей и до и после Иакова, однако только ему здесь явился Бог. Очевидно, что дело здесь не в свойствах местности, а в самом человеке, в том, что происходит в его душе. Даже если бы место оказывало какое-то влияние, оно бы либо способствовало, либо препятствовало обретению мистического опыта, но не являлось его причиной, не порождало его.

Эти соображения приводят нас к следующему выводу. Если «священные места» и являются некими физическими аномалиями, то оказываемое ими влияние на человека крайне слабо, трудноуловимо. Вспомните, как Кастанеда всю ночь катался по пыльной террасе индейского шамана в попытках что-то уловить — он так ничего и не почувствовал. В физическом смысле «священное» место — не лучше и не хуже любого другого. Его «священность» определяется тем, что кто-то из людей имел здесь мистический опыт, получил откровение.

Когда мистический опыт включает в себя ощущение присутствия Бога, это может явиться основанием для субъективного установления корреляции между Богом и местом, в котором он явился. Таким образом, место прозрения может превратиться в место Божественного присутствия, а затем эта корреляция закрепляется в общественном сознании, становится элементом религиозной доктрины.

Таким образом, не само по себе место имеет значение, а внутреннее состояние человека, его готовность получить откровение.

В евангельские времена уже были люди, понимающие это.

Когда Иисус испытал свой первый мистический опыт, совершая омовение в водах реки Иордан, он не провозгласил реку священной, не объявил это место вратами небес, не стал учреждать здесь культа. Он совершенно верно оценил происшедшее с ним как установление отношений между ним и Богом, река же здесь — элемент случайный, она лишь место действия.

Савл, будущий апостол Павел, которому Бог явился по дороге в Дамаск, и чьё видение было не менее впечатляющим, чем видение Иакова, не стал устанавливать в этом месте жертвенника и возливать елей; он понял, что дело тут вовсе не в географии или геомантии. Да и как можно оценить место, где это с ним произошло, согласно фэн-шую или теории благоприятных и неблагоприятных зон? ведь Савл здесь ослеп! (по счастью, временно).

Для Будды таким местом было подножие дерева пиппала, сидя под которым он испытал просветление. Означает ли это, что дерево или участок земли, на котором оно росло, принимало участие в просветлении Будды? Нелепое предположение! Если бы Будда избрал для медитации другое дерево или даже другой лес, или другую страну — он бы всё равно мог стать просветлённым, а дерево бодхи («дерево просветления») называлось бы не пиппала, а, скажем betula. И если бы Иаков узрел Бога не близ Луза, а, например, возле Галгала или Массифы, то название «Бейт-Эль» мог получить один из этих городов.

Священное место, священный предмет (изображение), священное здание (храм) — все это зримые, материализовавшиеся отражения того, что человек видел в своем мистическом опыте. Это проекция на материю реальности духовного мира, окно в мир иной.

Видя иной мир в своих мистических видениях, люди пытались реконструировать его зримую, осязаемую модель при помощи доступных им средств. При этом они вполне верили тому, что созданная ими модель «горнего мира» и есть сам этот мир, по крайней мере, некая часть его. Они создавали внутри окружающей их грубоматериальной среды новую искусственную среду, имитирующую сокровенный образ иного мира.

Своё наиболее полное воплощение этот образ нашел в идее храма. Возведение и украшение храма — не что иное, как попытка передать мир мистических видений, попытка тщетная, ибо ни одно из человеческих творений не способно передать реалий духовного мира, но в то же время полная надежды, ибо стремление к «горнему миру» никогда не умирало в человеке. Храм — это символ и изображение виртуальной реальности духовного мира. А скульптуры, стенные росписи, картины, иконы — суть образы духовных существ, населяющих тот мир.

Между храмом и священным местом имеется прямая генетическая связь.

Первоначально под храмом понимался ограниченный участок земли («священное место»), преподнесённый в дар божеству (греч. temenos); позже — возведённая на этом месте архитектурная постройка (греч. naos).

Храмы являли собой территорию запредельного мира, иного мира, чем мир людей. Именно потому уже их размеры должны были резко отличаться от обычных человеческих жилищ. Древние храмы Египта и Вавилонии до сих пор подавляют своим величием. Человек перед ними ощущал себя ничтожным, слабым. Это искусственно внушаемое ему чувство долженствовало передать действительное соотношение между человеком и Богом.

Другим приемом, подчеркивающим «потусторонность» храма, была его архитектура, одновременно величественная и прекрасная. Не случайно пропорции древнегреческих храмов определялись формулой «золотого сечения», формулой гармонии и красоты. Это было земным отражением гармонии и красоты «царства Божия».

Языческие храмы не были пусты. Это были «жилища богов». Боги обитали в них как незримо, так и видимым образом — в виде статуй, кумиров, священных предметов, икон… Храмы были населены изображениями богов, как небеса, в которых обитали оригиналы этих изображений.

Представление о храме как о жилище Бога или богов существовали у всех народов — египтян, шумеров, греков, римлян. Православная церковь без обиняков заявляет:

«Храм, от слова храмина, означает здание, дом. Название „церковь“ греческое, оно значит дом Божий. Почему храм называется церковью, т. е. домом Божиим? Потому что в храме, как и на небе, Бог присутствует особенным образом, точно живет в своем доме».

У древних иудеев на всю страну был только один Храм — в Иерусалиме, потому что, как они полагали, Бог только один, и жилище у него одно.

Пространство Иерусалимского Храма было разделено на зоны с различным уровнем «святости». Во внешний (нижний) двор Храма могли входить все, включая язычников. Его так и называли — «двор язычников». Верхний двор, отделённый от нижнего стеной, был доступен только для поклонников Яхве. На верхнем дворе невысокая балюстрада выделяла так называемый «двор священников», а внутри «двора священников» находился самый Храм. Храм состоял из трёх частей: притвора, Святилища и Святая святых. В притвор могли приходить лишь правоверные иудеи-мужчины, не страдающие никаким заболеваниями и совершившие омовение. Золотые ворота и роскошная завеса из драгоценных камней закрывала вход в Святилище, куда доступ был открыт только жрецам. В святилище находился светильник с семью лампадами, стол с двенадцатью хлебами и жертвенник для сожигания благовоний. Наконец, в дальнем от входа конце Храма находилась запретная комната, именуемая «святое святых» — место присутствия Бога. Это было пустое помещение, отделённое от Святилища ещё одной завесой. Доступ в «святое святых» имел только особо избранный жрец, и только раз в году, в день главного праздника.

Иерархия помещений Храма изображала собой иерархию существ, восходящую от человека к Богу. Эту же иерархию, только не в плоскости, а в объеме изображали месопотамские ступенчатые храмы — зиккураты.

Древние традиции в несколько видоизмененной форме сохранились и в современных храмах.

Хотя буддизм считается атеистической религией, буддийские храмы более других уподоблены «миру богов»: здесь, в клубах ароматических и дурманящих курений, как в облаках, освещенный мерцающими огоньками светильников, открывается мир, наполненный сонмами обитателей небес — Будд, Бодхисаттв, святых и т. п. Эти небесные жители представлены скульптурными изображениями различных размеров, изображены яркими красками на шелке. Часто скульптуры покрыты позолотой, что подчеркивает их запредельность, сверхъестественность, их отличие от простых смертных.

Католические костёлы и православные церкви наполнены образами христианского Бога во всех его трех ипостасях, а так же изображениями небесных жителей — ангелов, пророков, апостолов, святых — в виде скульптур, фресок, картин и икон.

«Почему храмы, особенно в иконостасе, бывают украшены св. иконами и священными картинами? Это потому, что храм есть небо на земле, а Бог на небе окружен святыми Своими: Ангелами и св. человеками» — объясняет Церковь.

В христианстве продолжает жить идея особо выделенного «священного» пространства, каковым, несомненно, является церковный алтарь. Он располагается в восточной (самой почётной) стороне храма, к которой во время молитвы обращены лица верующих. В русских православных храмах алтарь отделен от основной части храма стеной иконостаса, иногда достигающей потолка. Входить туда во время литургии могут только священнослужители. Чем не «святая святых»?

По существу алтарь в христианском храме — тот же, что языческий жертвенник, используемый в обряде жертвоприношения. Церковь и не думает этого скрывать:

«Алтарь латинское слово, значит „возвышенный жертвенник“, так как он устраивается на возвышении, и в нем на св. престоле каждую Литургию приносится бескровная жертва тела и крови Христовой».

Краткое объяснение всенощной, литургии или обедни.

С наивной откровенностью Церковь объясняет, имитацией чего служит алтарь:

«Что изображает собой алтарь? Алтарь изображает небо. Что мы видим в алтаре? В алтаре мы видим: 1) св. престол, 2) жертвенник и 3) горнее место. Что такое св. престол? <…> Престол — самая святая часть в алтаре: на нем невидимо как Царь, восседит Господь, принимает молитвы и раздает Свою благодать. Что означает собою престол? <…> Он означает небесный престол Божий, с которого Бог, как Царь, управляет миром».

Казалось бы, исламские культовые здания в наименьшей степени похожи на храмы язычников. Здесь вы не увидите ни скульптур, ни икон. Но территория мечети считается священной. Сюда нельзя входить неверному. Сюда нельзя входить в обуви. Входя в мечеть, правоверные оставляют свою обувь снаружи, чтобы не осквернить святость храма мирским прахом. Наверно, так же мы поступили бы, вступая на облако в небесном царстве.

Подобное ощущение святости можно встретить и в русском православии. Вот фрагмент из репортажа современной журналистки о посещении старца Власия в Боровском монастыре, что в Подмосковье:

«Перед кельей старца люди снимают обувь и ходят босиком. Там иная реальность. А по небесам в сапогах не ходят…».

Хорошилова Т. Как я стояла в очереди к чудотворцу.

Совершая намаз (молитву) в мечети, мусульмане обращают лица в сторону священного города Мекки. А почему этот город священный? Потому что там находится Кааба — древнее святилище еще доисламских, языческих времен, в котором по преданию помещен упавший с неба камень. Это для ученых такой камень — метеорит. А для древних арабских племен это был посланник небес, огненный ангел, а то и сам Бог, сошедший на землю. Либо частица неба, упавшая на землю. Поэтому Кааба в глазах древних — это тоже жилище Бога, священная территория Божьего царства.

По-видимому, в основе любой религии и любого верования, включая самые примитивные, лежит свойственное человеку стремление приобщиться к запредельному, столь разительно отличающемуся от обычного земного мира.

Поскольку путь на небеса для человека представлялся весьма трудным, почти невозможным, люди пытались как бы низвести частицы небесного царства на землю, тем самым сделав их более доступными.

Творя искусственную среду, имитируя иную реальность, люди открыли способ приблизиться к миру богов (или приблизить его к себе). Теперь идею этого мира, его образ (пусть и несовершенный и не вполне адекватный оригиналу) можно было легче передавать другим людям. Одно дело — рассказывать это словами, а другое — ввести под возвышенную и таинственную сень храма, и сказать: вот он какой — мир, являющийся в видениях! И, указав на гигантскую и сверкающую золотом статую Бога, сказать: вот он какой — Бог, во всех отношениях превосходящий человека!

Некоторые верующие сообщают об ощущении внутреннего покоя, радости, просветленности, охватывающем человека во время пребывания в храме.

Этот эффект пытаются объяснить различными причинами: наличием религиозных «святынь» — икон, мощей святых, священных символов и т. п.; нахождением храма в «биоактивной зоне»; особенностями архитектуры храма, в частности, наличием купола, который фокусирует космическую энергию подобно гигантской линзе или гиперболическому зеркалу, и т. п.

Если бы всё определялось физическими явлениями: фокусировкой энергии, космическими излучениями или влиянием биоактивных зон (по поводу других компонентов храмового убранства разговор у нас ещё впереди), то «эффект храма» фиксировался бы физическими приборами и ощущался бы всегда и всеми (по крайней мере, большинством) входящими в храм (включая атеистов, зашедших просто поглазеть). Этого, однако, не происходит. Есть множество людей в храме, которые не испытывают никаких необычных ощущений.

Дело, видимо, не в конструктивных особенностях и не в земных «пятнах»: эффект храма на самом деле вызывается не этим, а внутренним состоянием человека. Возможно, такое состояние он испытал бы и в каком-нибудь другом месте, но обстановка храма, создаваемая им иллюзия нахождения на небесах, создает соответствующий настрой, позволяет сосредоточиться на своих ощущениях, поддерживает атмосферу ожидания необычного состояния, мистического опыта. Храм создает благоприятную обстановку для мистического переживания, но не является причиной такого переживания.

Атмосфера храма — это своеобразный аккумулятор духовной энергии, почерпнутой из мистических видений и генерирующий новые видения.

Этот эффект уловили и широко использовали ещё в языческой древности. Человек, который хотел обратиться к Богу с вопросом, приобрести какое-то знание, приходил в храм и оставался в нём на ночь.

«Те, кто имеет вещие сны, должны спать в святилище, не только они сами ради своей пользы, но и другие ради [пользы] остальных» — писал Страбон.

Считалось, что сновидения, приснившиеся в храме, имеют пророческое значение и исходят непосредственно от Бога. Эта достаточно распространенная в античности практика служит хорошей иллюстрацией способности храма генерировать откровения. Эти вторичные откровения можно считать «наведёнными», искусственно вызванными, обратной проекцией той искусственной реальности, которая сама являлась проекцией «царства небесного» на мирскую юдоль.

Храм — один из инструментов приобретения духовного опыта. Являясь аккумулятором предыдущего духовного опыта, храм сам воздействует на сознание таким образом, что подталкивает, настраивает его на получение откровения, и в то же время образует благоприятную среду, условия для получения откровения

Иконы и идолы

В 726 г. император Лев III Исавр приказал снять икону Христа, висевшую над Медными воротами в Константинополе. На место изображения Христа был водружен крест и рядом прикреплена таблица со стихотворным комментарием следующего содержания:

В безгласном виде и лишенным дыхания

Не выносит Владыка, чтобы Христос изображался

Земной материей, попранной Писаниям.

Лев с сыном, юным Константином,

Креста начертывает образ триславный —

Похвалы верных — вознеся его на ворота.

Прозаический перевод В. Баранова.

Так началась эпоха, вошедшая в историю под названием иконоборчества. Иконоборцы считали всякие священные изображения идолами, а культ почитания икон — идолопоклонством, ссылаясь на ветхозаветные заповеди: «не сотвори себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху <…> не поклоняйся им и не служи им» (Исход, 20, 4—5).

Результатом компании, инициированной императором, стало уничтожение тысяч икон, а также мозаик, фресок, статуй святых, расписных алтарей и витражей во многих храмах. Иконы разбивали, жгли, подвергали осквернению. За это низвергателей икон прозвали иконокластами (от греч. κλαστειν — разбивать), иконокаустами (сожигателями икон), икономахами (иконоборцами).

Эти действия вызвали большое раздражение среди иконопочитателей (иконодулов, иконолатров, идололатров — иконопоклонников, идолопоклонников, как их называли оппоненты), к которым принадлежали, главным образом, духовенство и особенно монахи, массы простого народа и женщины всех классов общества. При уничтожении икон происходили схватки и побоища. Население Эллады и Кикладских островов, провозгласив нового императора, подняло восстание, окончившееся, впрочем, полным поражением и победой энергичного Льва III. Немало жителей внутренних частей империи, не желая мириться с иконоборческой реформой, бежали на окраины государства. Значительная часть итальянских владений Византии с городом Равенной отдалась под власть лангобардов, предпочтя господство варваров иконоборческой политике собственной администрации.

Акция императора натолкнулась и на протесты высших иерархов церкви. Папа Григорий II отказался подчиняться требованиям императора и объявил иконоборчество ересью (такой же политики держался и его преемник Григорий III). Константинопольский патриарх Герман обличил Льва в ереси. Патриарх отказался подписать эдикт против икон, заявив, что не станет вводить никаких новшеств в делах веры без вселенского собора, а затем в знак протеста сложил с себя патриаршую власть.

Отстаивая свою позицию в послании папе Григорию II, император Лев III писал: «Объясни мне: кто нам сказал, что следует почитать и поклоняться сделанному человеческими руками, тогда как закон Божий это запрещает?».

Чтобы заручиться поддержкой церкви, новый император, Константин V (тот самый «юный Константин» в стихах, прибитых к Медным воротам), столь же беспощадный к иконопочитанию, как и его отец, созвал в 754 году вселенский собор в Константинополе, который должен был определить позицию церкви в отношении почитания икон. На соборе присутствовало 338 епископов (правда, не было ни одного представителя патриаршей кафедры). Собор принял иконоборческую позицию и запретил изготовление и почитание икон. В постановлении собора говорилось:

«Проклят тот, кто пытается материальными красками удержать внешний вид святых на безжизненных и немых иконах, — ибо такие иконы не имеют никакой пользы; писать их — это безумная идея и дьявольское изобретение, вместо того чтобы в себе самих отображать как на живых иконах добродетели святых, сохраненные в письменном виде, и побуждаться к тому рвению, которое они имели».

При следующих правителях, однако, ветер подул в другую сторону.

При поддержке императрицы Ирины, вдовы Льва IV, в 787 году состоялся новый Никейский собор, который утвердил догмат иконопочитания и отменил решение предыдущего собора, лишив последний статуса «вселенского». Императоры, правившие после Ирины, Никифор Ι Геник и Михаил I Рангаве, придерживались иконопочитания.

Плохой администратор и неудачный полководец, Михаил I, был низвергнут солдатами, которые возвели на его место энергичного и популярного полководца Льва V Армянина (813 — 820 гг.). Этот восточный по происхождению император снова стал на сторону иконоборчества.

Сломив оппозицию духовенства (константинопольского патриарха Никифора, созвавшего поместный собор для защиты иконопочитания, и особенно резко оппозиционного императору св. Феодора Студита), Лев V созвал в 815 году собор, отменивший постановления VII вселенского собора и восстановивший определения собора 754 г. Тогда возобновилось уничтожение икон, преследование монахов и их эмиграция на Восток и в Италию.

Преемник Льва, Михаил II Косноязычный (Аморейский) выразил всеобщее настроение подданных, уставших от бесконечных споров по поводу икон, довольно своеобразным образом. Он постановил, чтобы «никто не смел приводить в движение язык свой ни против икон, ни за иконы», «чтобы молчание было правилом во всём, что напоминает иконы».

Постановление Михаила II оставалось в силе и при его преемнике, императоре Феофиле (829—842 гг.), который, однако, снова стал энергично преследовать иконопочитателей.

Лишь по смерти Феофила, в регентство (за малолетством императора Михаила III) его жены Феодоры и других лиц (между ними Мануила, дяди императрицы), византийское духовенство, при посредстве Мануила, действовавшего из политических соображений, убедило императрицу, давно расположенную к иконопочитанию, восстановить последнее.

Правительственная партия свергла с патриаршего престола иконоборца Иоанна VII, а на его место возвела защитника иконопочитания Мефодия, подвергавшегося преследованию при Феофиле. Под председательством Мефодия состоялся в 842 году собор, утвердивший и одобривший все определения VII вселенского собора и подвергший снова отлучению иконоборцев. Тогда же был установлен и впервые совершён (19 февраля 842 года) чин провозглашения вечной памяти ревнителям иконопочитания и анафематствования еретикам-иконокластам, совершаемый в православной церкви и до нашего времени в неделю православия.

За всей этой кутерьмой вокруг икон стоит любопытнейшее явление: разрыв между теологией и религиозной практикой.

Христианская теология опирается на Закон, то есть учение Моисея, изложенное в Пятикнижии. Страбон в своей «Географии» сформулировал позицию Моисея в отношении изображений богов следующим образом:

«Моисей утверждал и учил, что у египтян и ливийцев неправильные представления о божестве, так как они изображают его в образах диких зверей и домашнего скота; ошибаются и греки, представляющие богов в человеческом образе. Ведь, по его мнению, Бог есть одно, единое существо, которое объемлет всех нас, землю и море — то, что мы называем небом или вселенной, или природой всего сущего. Кто, будучи в здравом уме, дерзнет создать изображение такого Бога, похожее на какой-нибудь из окружающих нас предметов? Напротив, следует оставить изготовление всяческих изображений Божества и, отделив священный участок и подобающее святилище, почитать Его без изображения».

Страбон. География, XVI, II, 35.

C теологической точки зрения всякая попытка людей изобразить Бога при помощи человеческих средств, во-первых, заранее обречена на неудачу, а во-вторых, ведёт к заблуждению.

Церковь хотя и приписывает себе сакральные функции, является на самом деле одним из социальных институтов. Она создана людьми и для людей. Поэтому для неё более важной является не «теория», а практика. А практика показывает, что изображение воздействует на сознание гораздо сильнее, чем слова. «Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать» — говорит пословица.

Общеизвестна страсть детей к книжкам с картинками. Даже не умея читать, они черпают информацию из иллюстраций. Да и для взрослых более привлекательны иллюстрированные журналы. Не случайно такой популярностью пользуются комиксы. Даже серьёзные взрослые люди, — инженеры, ученые, финансисты — не могут обойтись без чертежей, графиков и диаграмм, которые выглядят более убедительно, чем любые словесные описания. Филологи установили, что древнейшей формой письменности была пиктография (от лат. pictus — нарисованный и греч. grarho — пишу), буквально — «рисуночное письмо», способ передачи информации посредством изображения каких-то предметов или событий.

Снисходя к этой слабости людей, Церковь предпочла поступиться заповедью, данной самим Богом, но не отказаться от икон. Заменив собою языческих идолов, иконы на деле доказали свою способность усиливать иллюзию присутствия объекта поклонения во время богослужения.

Икона будит воображение человека, рождает в его сознании образы иной реальности, образы населяющих «горний мир» существ — Бога, ангелов, святых, служит своего рода концентратором внимания верующего. Глядя на икону, он как бы перемещается в иной мир, перестает обращать внимание на окружающее, сосредоточивает своё внимание на объекте культа. Длительное созерцание иконы может вызвать своего рода молитвенный транс.

Опытные гипнотизёры рекомендуют гипнотизируемому сосредоточивать внимание на каком-нибудь блестящем предмете. Этот же прием стали использовать и при изготовлении икон. Возникшие первоначально в виде расписанных красками досок, они со временем оделись в блестящие золотые и серебряные «ризы», украшенные драгоценными камнями или стразами.

Можно легко проследить эволюцию этого превращения. Ранее XIV века на русских иконах оклады практически отсутствовали. В XV — XVI веках они лишь частично, фрагментарно покрывают иконопись, закрывая преимущественно нимбы (венцы), и поля иконы. Наконец, в XVII — XIX вв. оклад почти полностью спрятал под собой собственно икону: сквозь золочёный оклад проглядывают лишь лики и руки (иногда — ноги) изображенных на иконе святых. Это привело к инфляции иконописного искусства: на доске, всё равно скрытой окладом, стали изображать только лица и руки, опуская всё остальное.

Идол и икона — греческие слова. Икона (греч. eikon) означает «образ», «картинка». Идол (греч. eidolon) — «изображение», «образ». Как видим, разница невелика. Точнее, нет здесь никакой разницы.

Идолы (изображения богов) выполняли в языческих культах ту же роль, что и иконы в христианстве: обеспечивали «эффект присутствия» и служили концентраторами внимания, гипногенными объектами.

«Для чего язычникам говорить: „где же Бог их“? — вопрошает Псалмопевец. — Бог наш на небесах [и на земле]; творит все, что хочет. А их идолы — серебро и золото, дело рук человеческих. Есть у них уста, но не говорят; есть у них глаза, но не видят; есть у них уши, но не слышат; есть у них ноздри, но не обоняют; есть у них руки, но не осязают; есть у них ноги, но не ходят; и они не издают голоса гортанью своею» (Пс.113:10—15).

В этом фрагменте объясняется причина приверженности язычников к своим идолам. Они хотели видеть своих богов, иметь перед собой их зримые образы. Поэтому когда иудеи говорили им о своем невидимом Яхве, язычники спрашивали: Каков ваш Бог? Как Он выглядит? Где можно Его видеть?

Христианские иконы функционально ничем не отличаются от языческих идолов. Иконы — тоже дело рук человеческих, их тоже украшают золотом и серебром, существа, на них изображенные, тоже имеют человеческий облик со всеми соответствующими органами, однако не чувствуют, не ходят и не говорят.

Между тем, отстаивая почитание икон, христианская церковь категорически отрицает и преследует изготовление идолов.

Христианские авторы категорически возражают против сравнений иконопочитания с идолопоклонением. Они проводят терминологическое различие между «поклонением» (греч. λατρεία) и «почитанием» (греч. προσκύνησις), утверждая, что христиане не поклоняются иконам, а лишь почитают их.

«Очень многие не понимают или не знают, что православные христиане поклоняются не доске, а Тому, Кто на ней начертан, — говорится в апологетической статье, размещенной в Интернете. — Поклонение воздается не веществу. Разница между почитающими иконы и язычниками состоит в том, что для язычников идол, выструганная из дерева статуэтка — это и есть сам бог. Икона же не обожествляется. Божеское почитание принадлежит не иконе, а Тому, Кто изображен на ней».

Черкизова К. Современные иконоборцы.

Однако язычники античных времён вовсе не принимали своих идолов за подлинных богов, как пытаются представить дело христианские апологеты. Они были слишком рациональны для этого. До нас дошла запись любопытной беседы новообращённой в христианство бывшей жрицы храма Афины Дарии с обращающим её Хрисанфом.

«Если бы невежественный народ, — говорила бывшая жрица, — мог почитать богов без изваянных кумиров, то не следовало бы их изваивать и поставлять. Отливаются они из золота, серебра и меди, и делаются из мрамора и дерева, чтобы люди, видя их очами, знали, кого им надо представлять в уме, почитать и бояться… Изваянных идолов почитают люди простые, невежды, мы же почитаем те самые вещи, изображения которых поставлены».

Жития святых. Синодальное издание, 1906.

Языческая жрица не хуже христианских священников разбиралась в психологии верующих. Языческие идолы, как и христианские иконы, сами по себе не содержат ничего необыкновенного или божественного. И то и другое — не что иное, как проверенные веками инструменты воздействия на человеческое сознание.

Традиционное христианство едва не лишилось этих инструментов, но вовремя опомнилось.

В других конфессиях этот процесс был доведен до конца. Однако, там, где культ оказался лишённым визуальных инструментов, он непременно находил им не менее сомнительную в теологическом смысле замену. Например, некоторые псевдохристианские секты, отвергающие церковную обрядность (хлысты, скопцы, молокане-прыгуны, старообрядцы-беспоповцы, пятидесятники), нашли поддержку религиозному чувству в радениях, в вызывании экстатических переживаний.

Запрет на использование изображений в исламе пришлось компенсировать обязанностью регулярного (пять раз в день) совершения намаза (молитвы). Реакцией на аналогичный запрет в иудаизме стала трехкратная ежедневная молитва и практика раскачивания тела вперёд-назад во время молитвы (и при чтении Торы), помогающая достичь необходимой концентрации. Полагают, что раскачивание обеспечивает взаимодействие между телом и духом.

Если монотеистические религии испытывают трудности, связанные с разрывом между теологией и практикой в вопросе использования изображений, политеисты, казалось бы, оказываются в более выгодном положении: их учения не налагают запрета на изображения божеств и святых.

В современном индуизме, например, пышным цветом расцветает искусство религиозной скульптуры и иконографии. Индуистские храмы перенаселены изображениям богов, полубогов, духов, и иных бесчисленных сверхъестественных существ, признаваемых этой религией.

Однако и здесь происходили процессы, весьма напоминающие дискуссию между икономахами и иконолатрами в христианстве: по-видимому, это неизбежный шаг в развитии любой религии.

Некоторые индуистские движения, такие как Арья самадж, отвергают поклонение изображениям. Их оппоненты парируют это мнение вполне в духе христианских иконопочитателей и просвещённых античных язычников: заявляя, что поклонение отдаётся не материальному изображению, а тому, кого оно изображает. Индуисты обозначают статуи или живописные изображения определенной формы Бога, дэва или святого термином му́рти (санскр. mūrti, букв. «проявление»). Поклонение (пуджа) мурти рекомендовано и обстоятельно описано в древнем тексте «Панчаратра».

Мурти обычно представляет одну из форм Бога или одного из дэв, например Вишну, Кришны, Шивы, Ганеши или Кали.

Традиционно мурти изготовляется в согласии с предписаниями «Шилпа-шастры» из камня, металла или дерева. Если мурти изготовляется из металла, то часто используется специальный сплав панчалога из пяти металлов. Археологические раскопки показали, что данный способ изготовления мурти начал применяться в Индии по крайней мере 3000 лет назад.

Мурти повсеместно используются в индусской религиозной практике и выступают как ключевой элемент в установлении связи и личностных взаимоотношений с вездесущим и всемогущим Богом, одновременно являясь одним из проявлений его вездесущности.

Индийская традиция допускает, что отдельные продвинутые личности способны общаться с Абсолютом в его непроявленном, умопостигаемом состоянии, то есть не нуждаются в мурти. Однако такой способ постижения Абсолюта считается слишком сложным. Поэтому большинство индуистов, привлечённые возможностью встречи с Богом в одной из его разнообразных форм, поклоняются мурти как одному из проявлений могущества безграничного Бога, из снисхождения к слабости и несовершенству человека воплотившегося в форме из материальных элементов с целью облегчить поклонение Себе. Особенное значение мурти приобретают в течениях индуизма, практикующих путь любви или преданного поклонения (бхакти), которые предусматривают развитие глубоких личностных любовных отношений с Богом.

Первоначально, в первобытные времена, обычай поклонения мурти, по-видимому, предполагал тождество изображения с объектом поклонения. Об этом свидетельствует, например, сохранившийся до наших дней обряд «воздвижения мурти» — прана-пратиштха, совершаемый брахманами-жрецами над свежеизготовленным изображением божества. Такое изображение до совершения обряда считается «мертвой» формой, недостойной поклонения. В ходе сложной церемонии жрецы приглашают соответствующего бога, дэва или святого воплотиться в форме из материальных элементов и начать принимать поклонение. Исключение составляют так называемые «самопроявленные», или «нерукотворные» мурти, в которых Бог проявился Сам без человеческого вмешательства и без проведения какого-либо специального ритуала. К такого рода мурти принадлежат лингамы и шилы, о которых упоминалось в предшествующей главе.

Изображение с вселившимся в него духом или божеством мало чем отличается от идола, как его понимали первобытные язычники.

Современные индуистские теологи, чтобы оправдать поклонение мурти и совместить его с нынешними представлениями о сверхъестественных существах, вынуждены прибегать к различным объяснениям. Например, Сатгуру Шивая Субрамуньясвами приводит такую аналогию:

«Это подобно общению с кем-то по телефону. Мы не говорим с телефоном, мы просто используем телефон как средство общения с другим человеком. Без телефона, разговаривать с кем то, находящимся на большом расстоянии, было бы невозможно. Подобным же образом, без мурти в храме, общаться с Богом было бы очень трудно».

Satguru Sivaya Subramuniyaswami. «Ten Question people ask About Hinduism… and ten terrific answers», р. 7.

Более убедительное объяснение даёт Шри Шримад А. Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупада.

«С незапамятных времён, — говорит он, — индивидуальная душа воплощена в материальном теле, поэтому ей трудно понять даже теоретически, что она не есть это тело. По этой причине бхакти-йога использует мурти Кришны как объект для поклонения, поскольку таким путём можно применять телесную концепцию, закрепившуюся в наших умах.

Поклонение Верховной божественной личности в Его мурти-форме в храме ни в коем случае не является идолопоклонничеством. В ведической литературе имеются указания на то, что поклонение может быть сагуна и ниргуна, то есть поклонение Всевышнему, обладающему или не обладающему Своими атрибутами. Поклонение мурти в храме есть поклонение типа сагуна, поскольку Господь здесь выражается в материальных элементах. Но мурти Господа на самом деле нематериальна, хотя и выражена в камне, дереве, масляной краске. Такова абсолютная природа Всевышнего Господа».

Шри Шримад А. Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупада. Бхагавад-Гита как она есть. Бхактиведанта Бук.

Если не вдаваться в теологические тонкости, смысл этого объяснения сводится к тому, что мурти используется в индуизме вынужденно, по той именно причине, что большинство верующих не способны воспринимать Бога в Его непроявленном состоянии и потому нуждаются в своего рода «подпорках» — зримых материальных и личностных формах постижения Бога. Постичь сущность Абсолюта при помощи якобы изображающего Его материального предмета невозможно. Зато этот предмет вполне может быть использован как объект религиозного или медитативного сосредоточения, концентратор внимания, способствующий вхождению в изменённое состояние сознания, приобретению мистического опыта, в котором действительно происходит постижение Бога. Иными словами, провозглашённая цель все-таки достигается, хотя механизм её достижения совершенно не таков, как учат теологи.

Любопытно, что мурти используются не только индуистами, но и во многих толках буддизма (махаяна, ламаизм), который, как принято считать, отрицает Бога-Абсолюта и заменяет его понятием Великой Пустоты, которая по понятным причинам не может быть объектом изображения. Между тем, буддийские храмы не менее «населены» иконами и идолами, чем храмы индуистов, христиан или античных язычников.

Центральным персонажем буддийского религиозного искусства является Будда Гаутама и множество других воплощений Будды.

Подобно древним грекам, буддисты стараются поразить воображение верующих созданием гигантских статуй Будды.

Одним из чудес древнего мира считалась гигантская статуя Зевса, изваянная Фидием в 435 г. до н. э. и помещенная в храме Зевса в Олимпии. Рассказывают, что эта статуя была покрыта пластинами из слоновой кости, представлявшими кожу бога, и золотыми листами, изображавшими его одеяние. Но ведь и у буддистов до сих пор существует такой же обычай!

В каждом буддийском храме главное место занимает большая статуя Будды, перед которой располагается посвященный ей жертвенник, точно так же, как в храмах древней Греции и древнего Рима. Зачастую эти статуи покрывают позолотой или отливают из чистого золота.

Самого крупного в мире цельнозолотого Будду можно увидеть в храме Ват Траймит в Бангкоке. Изваяние высотой почти три метра весит пять с половиной тонн. Глаза Золотого Будды сделаны из черных тайских сапфиров, а белки глаз из жемчуга. Предполагают, что его отлили в царствование короля Рамкамхена (XIII в.).

В Бангкоке имеется и другая почитаемая буддийская святыня — так называемый Изумрудный Будда. Несмотря на название, сделан он не из изумруда, а из синевато-зеленого камня, встречающегося на севере Таиланда. Сколько лет Изумрудному Будде точно не известно. Согласно тайским хроникам, в III веке он уже существовал и с тех пор много раз переезжал из одного храма в другой. Его последним пристанищем стал построенный в конце XVIII века королем Рамой Тибоди I роскошный храм, который так и называют: Храм изумрудного Будды. Со второй половины XVI в. дважды в год Изумрудному Будде меняли одежду: в начале сезона дождей его облачали в монашеские одежды, а с наступлением прохладного сезона — в полное королевское одеяние. В конце XIX в. при короле Раме I к двум сменам одежды прибавилась ещё третья — королевское одеяние для жаркого сезона. Ритуал переодевания Изумрудного Будды и поныне три раза в год самолично совершает Его величество король Таиланда.

В смысле размеров Золотой и Изумрудный Будды уступают гигантской статуе Лежащего Будды в другом Бангкокском храме — Ват По. Будда покоится со спокойной улыбкой на лице — в позе перехода в благостное состояние нирваны, которое произошло, согласно летописям, в 543 году до н. э. Гигантская статуя (длина ее 46 метров, высота — 15 метров) едва умещается в тесном павильоне, который по-тайски называется «вихан». Чтобы увидеть голову Будды, посетителям нужно запрокинуть свою, и только тогда можно оценить грандиозный замысел скульпторов. Блистающая позолотой статуя занимает почти все пространство «вихана».

У подножья огромной статуи находится еще одно, небольшое изображение Будды, на которое паломники и многочисленные туристы, в качестве своеобразного пожертвования, могут наклеивать тончайшие листочки золотой фольги, продаваемые при входе в храм.

Кроме этих храмовых изваяний известны и столь гигантские изображения Будды, которые не вместил бы ни один храм, и потому расположенные под открытым небом. Они тоже зачастую покрыты листами позолоты и поражают воображение как своими размерами, так и сиянием в лучах солнца.

Традиция возведения гигантских статуй Будды благополучно дожила до наших дней. В китайской провинции Цзянсу на холме Линшань близ города Уси в 1994 — 1997 гг. была воздвигнута бронзовая статуя Будды высотой 88 метров и весом 800 тонн, — крупнейшая на сегодняшний день бронзовая статуя в мире.

В 2011 году началось сооружение пятнадцатиметровой золотой статуи Будды на вершине горы Догээ (известной как гора Ленина) в пригороде Кызыла в Туве. Согласно проекту, статуя будет сделана из сплава меди и латуни и покрыта золотом. К Будде будет вести лестница длиной 700 метров. Приблизительная стоимость проекта оценивается в 75 миллионов рублей.

В рейтинге самых высоких статуй мира всю тройку верхних мест занимают изображения Будды:

статуя Будды — Ушику Дайбуцу высотой 110 метров в Японии (провинция Ибараки);

статуя Будды — Лаукун Сектуар высотой 116 метров в Мьянме (провинция Сикайн);

статуя «Весенний Будда» высотой 128 метров в Китае (провинция Хэнань), считающаяся самой высокой статуей в мире.

Заметим, что все три крупнейшие статуи были сооружены уже в 21 веке, в период с 2002 по 2005 гг.

Совершенно очевидно, что на практике буддисты поступают точно так же по отношению к Будде, как язычники поступали по отношению к своим богам.

Впрочем, не стоит думать, будто гигантомания свойственна одним лишь буддистам. Этой страсти оказались подверженными и христиане. Хорошо известна гигантская статуя Христа-Искупителя (Christo Redentor), простирающая объятья над Рио-де-Жанейро в Бразилии. Статуя была сооружена в 1926—1931 гг. на вершине горы Корковадо (710 м. над уровнем моря). Её вес составляет около 700 тонн, а высота — 39,6 м.

Любопытно, что идея строительства гигантских статуй Христа оказалась особенно популярной среди диктаторов. Например, по приказу диктатора Португалии Антонио де Оливейра Саласара в 1959 году над Лиссабоном вознеслась статуя Christo Rei («Христос-Царь»). Размером эта статуя несколько уступает бразильской — её высота 28 метров, однако она установлена на столбе высотой 75 метров. На Кубе туристам показывают статую «Гаванского Христа», расположенную в районе Касабланка, на другой стороне залива напротив старой Гаваны. Рассказывают, что статуя была возведена в 1958 году по заказу жены кубинского диктатора Фульхенсио Батисты, которая дала обет, что оплатит гигантскую статую, если ее муж останется в живых после нападения студентов на президентский дворец. Статуя была закончена к Рождеству, за неделю до свержения диктатора.

Хотя христианам пока не удалось превзойти буддистов размерами своих статуй, они явно стремятся к этому.

На острове Целебес в Индонезии (провинция Сулавеси) установлена статуя Христа Благословляющего. Высота самой статуи — 30 метров, а постамента — 32 метра. Статуя представляет собой Иисуса как бы парящим в воздухе и поднявшим руки для благословения. На изготовление статуи пошло 35 тонн стали и 25 тонн металлического волокна, а её стоимость составила 540 тысяч долларов. Строители статуи поспешили объявить своё творение высочайшим изображением Христа в Азии, однако с ними не согласилось министерство туризма Вьетнама, заявившее, что высота каменной статуи Христа во вьетнамском городе Вунг Тау (Vung Tau), установленной в 1974 году на месте старого французского маяка, на 2 метра превосходит размеры индонезийского «летящего Христа».

В настоящее время предлагаются проекты ещё более грандиозных христианских статуй.

Мэр словацкого города Прешова Павел Хадьярди объявил, что три скульптора уже приступили к работе над 33-х метровым железобетонным изваянием Спасителя (по числу лет земной жизни Христа), которое на 5 метров превзойдет самую высокую на сегодняшний день в Европе лиссабонскую статую Христа.

Польские католики, не желая уступать первенство, собрали средства на сооружение ещё одной гигантской статуи Спасителя в городе Тарнове, которая должна быть выше нью-йоркской статуи Свободы.

В Баварии обсуждаются планы возведения 50-метровой статуи Христа, которую первоначально предлагалось установить на вершине горы Предигтштуль (1614 метров), однако позднее для неё была избраны равнинные окрестности города Ансбаха. Автором скульпторы является 70-летний Людвиг-Валентин Ангегер.

Бразильцы решили побить собственный рекорд, установив в портовом городе Белен (штат Пара) гигантскую статую Девы Марии высотой 51 метр.

Самый грандиозный из христианских проектов принадлежит, однако, Зурабу Церетели, президенту Российской академии художеств, который предложил установить на Соловецких островах 100-метровую фигуру Христа.

Состязание за обладание самой гигантской или самой дорогостоящей статуей выходит за пределы собственно религии и превращается в своеобразный вид спорта или демонстрацию технических возможностей и богатства, а также служит приманкой для туристов.

Что касается собственно изображений религиозного характера, то нелепо было бы заявлять, что, например, православные иконы правильно отражают сущность божества, а языческие идолы — неправильно. Всё это — явления одного порядка. Любые религиозные изображения, будь то фигурки тотемов примитивных племён, зооморфные египетские божки, многорукие и многоголовые скульптуры индийских богов, мраморные греческие статуи, православные иконы, живописные полотна художников Возрождения, — все они суть отражения образа Бога, существующего в человеческом сознании, и каждое из них содержит в себе частицу истины о сущности Бога.

При этом ни одно из этих изображений не может передать сущности Бога во всей её полноте, потому что сущность Бога принципиально не передаваема материальными средствами, на что совершенно справедливо указали император Лев III и его сын Константин в таблице, прибитой на воротах Царьграда. Однако, несмотря на то, что логика развития религиозного сознания приводит к пониманию невидимости, без-óбразности Бога, религиозная практика требует визуализации объекта поклонения, наличия его изображения в качестве концентратора внимания. Такое изображение формируется на основе визионерских видений, то есть личного мистического опыта. А затем оно само по себе может служить инструментом, стимулирующим новый мистический опыт.

О пастухах и пастве

Во всех религиях классической античности, — сообщает Франц Кюмон, — существовал один аспект, в свое время занимавший весьма значительное место, а для основной массы верующих, возможно, наиболее важный, который ныне почти полностью недоступен нашему взору, — это богослужение.

Кюмон Ф. Мистерии Митры

Богослужение — освященная обычаем и санкционированная религией форма коллективного общения с Богом. В разных религиях богослужение принимало различные формы. Центральное место в религиозных обрядах древних греков, римлян, иудеев, а так же в религиях древних цивилизаций Америки занимали жертвоприношения и поедание жертвенной пищи. В католицизме и православии главной частью богослужения считается литургия — сопровождаемая песнопениями и чтением отрывков из Библии коллективная молитва. В реформатских религиях литургия значительно сокращена и упрощена, большее значение придается проповеди.

Богослужения стали совершаться людьми гораздо раньше, чем появились храмы. В древности богослужения совершались на возвышенностях, в священных рощах, на берегах рек и в других подобных местах. Здесь сооружали алтари, устанавливали изображения богов, приносили жертвы, возжигали священный огонь, устраивали совместные трапезы.

С тех пор, как появились храмы, они расценивались как места для совершения богослужения. Богослужение — душа храма. Храм без богослужения — труп.

Обычно богослужение совершается под руководством умудренных опытом и специально обученных людей — старейшин, жрецов, священников. Оно состоит из одного или нескольких обрядовых действий.

Религиозные обряды представляют собой стереотипные, освященные многовековой традицией действия и церемонии, призванные оказать воздействие на сверхъестественные силы, способствовать осуществлению с ними контакта на групповом или индивидуальном уровне. Религиозные обряды могут бесконечно варьироваться по форме, но их основные функции остаются неизменными. И самые элементарные и усложненные обряды всегда призваны осуществлять невидимую связь верующего с Богом, служить каналом передачи религиозных чувств на сверхъестественные объекты.

Стоя в священном месте, обратив лица в сторону жертвенника или изображения Бога или в сторону предполагаемого его местонахождения, участники богослужения либо хором обращаются к объекту поклонения, вознося ему хвалебные гимны или молитвы, либо предоставляют это руководителю богослужения, «предстоятелю», как наиболее опытному в этом деле.

Участвующие в церемонии ощущают себя предстоящими непосредственно перед Богом, у них возникает ощущение, что Он слышит их, общается с ними. Известны случаи, когда присутствующие на богослужении люди ощущали прикосновение Бога или слышали его слова. Это ощущение усиливает изображение Бога — изваянное из камня, отлитое из металла, вырезанное из дерева или написанное красками. В некоторые моменты богослужения предстоятель обращается к верующим от имени Бога. В такие моменты он как бы представляет собой Бога, как бы замещает Его. Это подчеркивается особым, отличающимся от прочих, одеянием предстоятеля, обычно богато украшенным и снабженным священными символами.

Православные священнослужители (причетники, дьяконы) во время литургии облачаются в стихарь — длинную, ровную одежду с широкими рукавами.

«Стихарь указывает собою на ангельское служение носящих его, так как он изображает собою ту одежду, в которой являлись Ангелы, служа Господу <…> а служение причетников и диаконов изображает служение Ангелов» — разъясняет православный источник.

Блистающее золотом и драгоценностями одеяние священника имеет и другое назначение: оно фокусирует на себе внимание участников богослужения, заставляет их на время забыть об обыденной действительности, рождает в воображении образы прекрасного неведомого мира, завораживает, гипнотизирует, создавая почву для погружения в мистический транс.

Такую же цель преследовало облачение верховного жреца империи инков, — специальная красная туника без рукавов и особый головной убор, украшенный перьями редких амазонских птиц.

Элементы богослужения, встречающиеся уже в самых древних и примитивных культах, сохранились в развитых современных религиях. Мы находим их и в пышной католической литургии, и в таинственных церемониях буддизма и в строгих обрядах ислама.

В частности, представление о руководителе богослужения как о представителе или заместителе Бога угадывается в претензии христианских священников именоваться «святыми отцами» или просто «отцами», явно не без намека на «Бога Отца», а папа римский носит официальный титул «наместника Бога на земле».

В богослужении можно выделить два смысловых уровня: предполагаемый и реально достигаемый. Согласно религиозным воззрениям, смысл богослужения заключается в служении Богу, демонстрации своей покорности, обращении с просьбами, предложении даров, то есть — в общении с Богом. Происходит ли на самом деле это общение — вопрос субъективного восприятия. Верующие считают, что происходит. Неверующие отрицают это.

А вот что бесспорно достигается во время богослужения — психологическое воздействие на участников священнодействия. Богослужение способно изменять сознание участвующих в нём людей, провоцировать переход сознания в особое, необычное состояние, которое можно определить как состояние мистического транса. Это свойство богослужения определяется тем, что оно совершается публично, коллективно, в присутствии других людей. Здесь срабатывает хорошо известный психологам «эффект толпы» или «стадный инстинкт».

Стадным инстинктом ученые называют инстинкт, заставляющий животных собираться в стадо. При этом поведение их меняется. Сбившись в стадо, животные готовы последовать за лидером, вожаком стада, куда угодно. Стоит одному животному отдалиться от стада, как стадный инстинкт тотчас гонит его назад. Стадному инстинкту подвержены многие животные: птицы, четвероногие, рыбы.

Ученые провели такой эксперимент: речному гольяну, маленькой рыбке, обитающей во многих реках центральной и северной России, удалили передний мозг, отвечающий за реакции объединения. Особи стало безразлично, следует ли она в русле большинства или нет; она решительно плыла туда, куда считала нужным, не взирая на других. И, удивительное дело, — вся стая плыла следом. Лидером стаи стала особь, лишенная мозга!

По своей природе животные не склонны к самоубийству: их предохраняет от этого один из самых сильных врожденных инстинктов — инстинкт самосохранения. Однако пребывание в стаде деформирует даже врожденные инстинктивные программы. Известны случаи, когда целое стадо, увлекаемое лидером, бросалось в пропасть, куда само по себе ни одно животное не прыгнуло бы.

В романе «Гаргантюа и Пан­тагрюэль» великого французского сатирика Франсуа Рабле (XVI век) приведена такая история. Один из персонажей романа, Панург, задумал отомстить досаждавшему ему купцу Дендено, перевозившему стадо баранов на корабле. Панург уговорил купца продать ему одного барана и столкнул его за борт. К несчастью для Дендено, этот баран оказался вожаком стада, которое ринулось за ним в море и утонуло. С тех пор всякую толпу, бездумно следующую за лидером, называют «панурговым стадом».

Эта история — не совсем выдумка, такое действительно случается, а причиной столь странного поведения животных является именно стадный инстинкт.

Один из таких случаев произошел в 2005 году в Турции, где полторы тысячи овец одновременно спрыгнули с обрыва в местечке Джевас в провинции Ван (Восточная Турция). Сначала в пропасть прыгнула одна овца, за ней последовали остальные. Только 100 овец выжили после падения, остальные разбились насмерть.

Случай со стадом свиней, бросившимся в море, описан в евангелиях (Мк. 5:11—13). Древние объясняли такие события вселением в несчастных животных злых духов. Если такое объяснение понимать аллегорически, с ним можно согласиться: действительно, иногда стадо или толпа ведет себя как одержимая нечистой силой.

Стадный инстинкт оказывает влияние не только на животных, но и на человека. Известный теоретик анархизма Пётр Кропоткин определял стадный инстинкт как естественную склонность человека к солидарности и к созданию социальных групп, а В. Троттер — как склонность людей присоединяться к социальным группам, их вождям и подражать их поведению.

Когда человек становится частью толпы, он перестает быть самим собой. Меняется его поведение и способ мышления. Его порог восприимчивости снижается, он становится менее критичен, более склонен соглашаться с чужим мнением, перенимать чужое настроение.

Принцип действия «эффекта толпы» прост: «делай как все», «подражай другим». То есть всё дело именно в подражании, но подражании неосознанном, инстинктивном, порой против своей воли, своих нравственных установок.

Пребывание в толпе возбуждает эмоции и ослабляет разум. Под влиянием толпы человек может совершить поступки, которых никогда бы не совершил, будучи предоставлен сам себе, и за которые ему потом бывает стыдно.

«Ты спрашиваешь, чего тебе следует больше всего избегать? — писал Сенека в одном из писем Луцилию, — Толпы! Ведь к ней не подступиться без опасности! Признаюсь тебе в своей слабости: никогда не возвращаюсь я таким же, каким вышел. Что я успокоил, то вновь приходит в волнение, что гнал от себя — возвращается. <…> Нет врага хуже, чем толпа, в которой ты трёшься. Каждый непременно либо прельстит тебя своим пороком, либо заразит, либо незаметно запачкает. Чем сборище многолюдней, тем больше опасности. <…> Возвращаюсь я более скупым, более честолюбивым, падким до роскоши и уж наверняка более жестоким и бесчеловечным: и все потому, что побыл среди людей».

Евангелист Марк сообщал об иудейском обычае, придя с торга, совершать омовение (Мар.7:3,4). Очевидно, древние иудеи прибегали к этому магическому средству, чтобы избавиться от дурного воздействия толпы.

В XIX веке к тем же выводам, что и Сенека, пришел Поль Реньяр, исследовавший влияние толпы на поведение и сознание человека. В предисловии к книге «Умственные эпидемии» Реньяр писал:

«Даже в наших чисто психических проявлениях мы не бываем совершенно свободны, поскольку существует своего рода социальный миметизм, увлекающий нас.

Ребенок воспитывается с помощью примера, он подражает родителям. В обществе люди подражают друг другу; и все эти условия подражания в совокупности составляют то, что принято называть уменьем себя вести. Сначала это делается сознательно, а впоследствии становится инстинктивным.

Подражание может быть неудержимым, заразительным, внезапным и иногда даже опасным. Возьмите людей благоразумных, вполне владеющих собой, и соберите их вместе — при этом нельзя поручиться, что вследствие увлечения они не совершат действий и не примут решений, в которых каждый из них будет раскаиваться, оставшись наедине с самим собой. Опуститесь ступенью ниже, наберите первых попавшихся людей и образуйте из них толпу, и тогда вы увидите, до каких излишеств они будут в состоянии дойти. Эта склонность к подражанию была уже давно подмечена законодателями всех времен; вот почему везде существуют законы, направленные против массовых собраний.

В области идей более возвышенных именно влиянием подражания следует объяснять принятие внезапных решений, которые вовлекают в войну, революцию или возмущение целые нации, в то самое время, когда в них самих, по-видимому, царят полнейший мир и покой. История кишит подобными внезапными пробуждениями, вызванными небольшой группой решительных людей, увлекающих массу своим примером.

Наряду с подражанием добру встречается и подражание злу. В истории бывают моменты, когда целой нацией словно овладевает недуг и она утрачивает свободу воли. Эта сильно свирепствующая эпидемия затем потихоньку утихает и сменяется периодом спокойствия, который может продлиться более или менее продолжительное время.

Существует и сумасшествие по подражанию. Наряду с физическими эпидемиями бывают эпидемии умственные. Сущность их всегда одна и та же, обстоятельства влияют лишь на формы эпидемий, которые обусловлены средой, первоначальным импульсом и окружающими условиями. Средневековые эпидемические сумасшествия основываются на том же принципе, что и наши, но, тем не менее, не похожи на них».

Реньяр Поль. Умственные эпидемии. Предисловие.

Сам по себе «эффект толпы» этически нейтрален. Он получает положительный или отрицательный заряд в зависимости от настроения толпы, от того, в какую сторону она повернет, или от того, в каком направлении её поведёт лидер. Настроение толпы может меняться молниеносно, подобно стае птиц, в одно мгновение меняющей направление полета. Толпу можно увлечь куда угодно, подвигнуть на добро — или на злодейство.

Этим свойством стадного инстинкта частенько злоупотребляли диктаторы. Мастерски владел им Адольф Гитлер: германский народ был настолько увлечён своим харизматическим лидером, что и не заметил, как оказался ввергнутым в пропасть самоубийственной войны против всего мира.

А почему бы не использовать «эффект толпы» в положительных целях? Посланники Бога — Моисей, Иисус, Будда, Мухаммед, и другие тоже собирали толпы людей, но учили их добру и истине. Если лидером народного собрания станет человек добродетельный, праведный, святой, стоящий на стороне Бога, если он провозглашает благую цель, может быть он сможет приблизить всё сообщество к этой цели?

Эта идея лежит в основе богослужения, в котором используется положительный эффект толпы. Цель его — приблизиться к Богу, достичь Бога и духовного мира. А средства — мультипликативное воздействие окружающих, наличие положительного лидера, усиливающая этот эффект визуализация цели в виде иконы или иного изображения объекта поклонения, а так же рассмотренный нами выше «эффект храма». Всё это, оказывая комплексное воздействие на сознание, может перевести его в необычное состояние, состояние мистического транса.

В текстах Ветхого и Нового завета люди часто сравниваются с овцами, нуждающимися в пастыре: такое сравнение встречается в двенадцати канонических библейских книгах. Так, Книга Чисел призывает: «Да поставит Господь, Бог духов всякой плоти, над обществом сим человека, который выходил бы пред ними и который входил бы пред ними, который выводил бы их и который приводил бы их, чтобы не осталось общество Господне, как овцы, у которых нет пастыря» (Чис. 27:16—17). «Народ мой был как погибшие овцы; пастыри их совратили их с пути, разогнали их по горам; скитались они с горы на холм, забыли ложе свое» (Иер.50:6) — причитает пророк Иеремия. «…Вы — овцы Мои, овцы паствы Моей; вы — человеки, Я Бог ваш, говорит Господь Бог» в книге пророка Иезекииля (Иез.34:31). « И поставлю над ними одного пастыря, который будет пасти их, раба Моего Давида; он будет пасти их и он будет у них пастырем» (Иез.34:23). Библейские авторы были осведомлены и о воздействии лидера на толпу: «Порази пастыря — рассеются и овцы!» (Зах. 13:7) — предупреждает ветхозаветный пророк Захария, а затем эти слова повторяют евангелисты Марк (14:27) и Матфей (Матф. 26:31).

Деятели церкви всегда знали о существовании «стадного инстинкта» и использовали его для оказания влияния на сознание верующих.

Об этом свидетельствует применяемая ими терминология: верующих они называют «паствой», то есть буквально — теми, кого пасут, стадом, а себя — пастырями, то есть пастухами. Епископский жезл, атрибут церковных иерархов как в Западной, так и в Восточной церквях, изображает собой посох пастуха.

Насколько сильное воздействие коллективное богослужение может оказывать на психическое состояние человека, можно судить по известному явлению кликушества. Сегодня об этом явлении приходится слышать не часто, что объясняется, по-видимому, инфляцией веры. Кликушество представляется нам далёким архаизмом. Но еще каких-нибудь 100 лет назад с ним мог столкнуться едва ли не каждый.

Кликушами называют людей (по большей части этому явлению подвержены женщины), у которых публичное богослужение провоцирует припадок, сопровождаемый причитаниями, выкриками, иногда — нецензурной бранью, бурной жестикуляцией, судорожными движениями, появлением на губах пены и т. п.

Первое известие о кликушах, появившихся в Перми под именем икотниц, относится к 1606 году, но разрозненные известия о бесноватых мужчинах и женщинах встречаются с XI в. и особенно усиливаются в XVI в. В XVII — XVIII вв. распространение кликушества достигает своего апогея. Протопоп Аввакум в своем автобиографическом «Житии» оставил описание кликуши, которая «нападе на нее бес, учала собакой лаять [пёс в народных воззрениях — образ дьявола], и козой блекотать, и кукушкой куковать».

Светские и пытались бороться с кликушеством репрессивными методами, хотя и не понимали природы этого явления. Пётр I видел в кликушестве «притворное беснование» и указом 1715 года предписал: «ежели где явятся мужеска или женска пола кликуша, то, сих имая, приводить в приказы и розыскивать» (т. е. допрашивать под пыткой). По-видимому, эта мера не дала должного результата: в указе от 1737 года отмечалось, что «в Москве являются по церквям и монастырям кликуши, которым в той притворной шалости свобода дается» и настоятельно (под страхом извержения из сана) рекомендовалось архиереям таковых разыскивать и предавать гражданским властям. Согласно Своду Законов Российской империи 1842 года кликуши подвергались наказанию плетьми, а Уложение о наказаниях 1845 года требовало для них «за сей злостный обман» заключения в смирительном доме от 6 месяцев до 1 года.

Поскольку обыкновенно припадки случались с кликушами в многолюдных собраниях, особенно в церквях, их причину видели в одержимости демонами, которые не могут переносить запаха ладана, слышать чтение Евангелий, видеть распятие. Полагали, что во время припадка кликуша говорит от имени вселившегося в неё демона и его языком, а потому от неё можно получить предсказание, разведать о пропажах и т. п.

Медики объясняют такие припадки заболеваниями типа эпилепсии или истерии, однако это не объясняет их связь с храмом и литургией. Если причиной кликушеских припадков и является заболевание, то, во всяком случае, нельзя отрицать тот факт, что поводом или «спусковым крючком» к его проявлению служит богослужение, точнее — оказываемое им воздействие на психику человека.

Подобно храму, богослужение является отражением духовного мира, «царства небесного», как оно предстает в пророческих видениях.

Об одном таком видении поведал пророк Исаия: «видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь храм. Вокруг Него стояли Серафимы <…> И взывали они друг ко другу и говорили: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его!» (Ис.6:1—3).

Что это, если не прообраз земного богослужения, в котором люди, славящие Бога, изображают собой сверхъестественных жителей небес?

По форме богослужение является имитацией богообщения, имитацией пребывания в «царстве небесном», а по сути — инструментом достижения измененного состояния сознания и приобретения собственного мистического опыта. Этой задаче служат все правила, предписания, условности, обстановка богослужения. Именно по этой причине жрецы и священники во все времена требовали строгого соблюдения установленных ритуалов и церемоний. Это своего рода театральное представление, разыгрываемое не для Бога, а для верующих, и имеющее главной целью привести их сознание в особое состояние, способствующее приобретению личного мистического опыта. Поэтому определение Маркса «религия — опиум народа» определяет действительную суть всякой религии. Другое дело, что в атеистическом мировоззрении, отрицающем существование Бога, роль религии сводится к созданию иллюзии, миража, за которым нет никакой реальности. Если же предположить, что Бог всё-таки существует, то функция религии не представляется столь бессмысленной: при помощи создаваемых ею иллюзий она, в идеале, призвана облегчить людям, ищущим Бога, прорыв к нему сквозь границу миров. Правда, со временем в любой религии начинает преобладать оказывается именно внешняя, обрядовая сторона дела, скрупулёзное соблюдение утомительных формальностей, а их истинная цель утрачивается. Но это уже другая тема, требующая отдельного рассмотрения.

Опыт небожителя

Особо торжественные и многолюдные богослужения совершаются по праздничным дням. Хотя праздники всегда имеют религиозную интерпретацию, обычно они совпадают к событиям хозяйственной жизни или к астрономическим событиям. Для земледельческих народов астрономические события имели большое значение: к ним был тесно привязан аграрный календарь.

«Жизненный уклад земледельца изначально определялся в первую очередь сменой времён года, поворотными сроками солнечного календаря. Особо выделялись четыре момента: зимний и летний солнцевороты, весеннее и осеннее равноденствия. В русском аграрном календаре им соответствовали зимние святки (конец декабря — начало января), Иван Купала — 24 июня (7 июля по нов. ст.), март и сентябрь».

Круглый год. Русский земледельческий календарь.

Хозяйственная жизнь — как в древности, так и сегодня — по понятным причинам имеет выраженный циклический характер. Цикл хозяйственной жизни равен астрономическому году. Соответственно, праздники тоже составляют некий годовой круг, ежегодно повторяясь примерно (или точно) в одно и то же время.

Древние греки отмечали праздники в честь своих богов и богинь: Гекаты (16 февраля и 16 ноября), Кибелы (15 марта), Майи (1 мая), Пана (7 мая), Деметры (11 октября).

В Древнем Риме 1 марта и 7 июля отмечали праздники в честь Юноны, 28 апреля — Флоры, 13 августа — Дианы, 9 июня и 31 декабря — Весты, 25 декабря — День непобедимого Солнца.

«Три раза в году празднуй Мне, — заповедал бог Яхве еврейскому народу, — наблюдай праздник опресноков <…> наблюдай и праздник жатвы первых плодов труда твоего, какие ты сеял на поле, и праздник собирания плодов в конце года, когда уберешь с поля работу твою. Три раза в году должен являться весь мужеский пол твой пред лице Владыки, Господа [твоего]».

(Исх.23:14—17)

Даже из-под обличия христианских празднеств, казалось бы, имеющих совсем другое происхождение, иной раз проглядывает их истинный первоначальный смысл. В православной народной традиции известны такие праздники, как «яблочный Спас», «медовый Спас», «Ирина-рассадница», «Иов-огуречник» и им подобные, явно связанные с событиями сельскохозяйственного оборота.

Хотя праздники и были самым очевидным образом связаны с природными и хозяйственными событиями, ни один народ не избежал того, чтобы не придать им иную, сакральную интерпретацию. Праздновали не просто день сбора урожая или начало сезона охоты. Поклонение возносилось богу урожая или богу охоты. Бога благодарили за ниспосланные им блага, жертвуя ему часть этих благ, или просили у него удачи в каком-нибудь деле, задабривая щедрыми подношениями. С точки зрения древних, это было вполне логично, ведь боги расценивались как податели благ. С ними надо было ладить, для того, чтобы поток благ не прекращался. Человек был жизненно заинтересован в общении с богами, а потому свято соблюдал связанные с праздниками обычаи. У египтян античных времен поворотные события астрономического года уже были ассоциированы с богами: Амон царствовал над весенним равноденствием, Горус над летним солнцестоянием, Серапис над осенним равноденствием, Гарпократ над зимним солнцестоянием.

Праздник, как и богослужение, считался способом общения с богом. Праздник — храм — богослужение — эти звенья одной смысловой цепи, взаимодополняющие и пересекающиеся понятия. Трижды в год по великим праздникам, — свидетельствует Библия, — являлись все иудейские мужчины «пред лице Господа». В глубокой древности они собирались у жертвенника под открытым небом, позже — в Храме. С какой целью они собирались? Очевидно, чтобы присутствовать на богослужении, засвидетельствовав таким образом свое почтение к Богу.

Праздник — понятие более широкое, чем богослужение или храм. Богослужение — это пусть главная, но только часть праздника. Праздник имеет несколько иной смысловой оттенок. Если, строя храм, или сооружая жертвенник в священном месте, человек выделял часть пространства, уподобляя его «царству небесному», то, учреждая праздник, он уделял «горнему миру» некую часть своей жизни. Храм — это «царство небесное» в пространстве, а праздник — «царство небесное» во времени. В период праздника сама жизнь человека уподоблялась пребыванию на небесах.

Один из признаков иного мира — освобождение от трудовой повинности. Согласно библейской легенде, пребывая в раю, первые люди не имели нужды трудиться, ибо все блага им доставались без всякого труда. Поэтому и во время праздника человек должен пребывать в праздности. Моисеев закон категорически запрещает евреям выполнять какую-либо, даже необходимую, работу в праздничные дни: «не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих» (Исх. 20:10).

Лео Таксиль иронизировал по этому поводу, ссылаясь на некую «Книгу Раввинов»:

«Запрещается в день саббат слепому ходить с палкой. Запрещается всем иудеям носить любой груз, будь то веер, съемная коронка на зубе или даже бант, не пришитый к хитону. Запрещается писать более одной буквы подряд. Запрещается убивать насекомое, даже если оно тебя жалит или кусает. Запрещается растирать любую часть тела, если у тебя ревматизм. Запрещается полоскать больной зуб уксусом, если потом не проглатываешь полоскание, а выплевываешь. Запрещается сыпать в курятник больше зерна, чем могут склевать куры, дабы оставшееся зерно не проросло и не оказалось посеянным в день саббат. Запрещается путникам, задержавшимся в дороге в ночь с пятницы на субботу, идти дальше, даже если темнота застигла их в лесу или в поле, под дождем или ветром, или в местах, где им угрожают разбойники».

Второй признак — изобилие материальных благ, которым пользуются небожители. Как известно, обычай предписывает в праздник даже бедным людям накрывать праздничный стол и выставлять лучшие яства.

Третий признак — новая или красивая одежда, отличающаяся от повседневной, которую обычно надевают на праздник. Представляется очевидным, что жители небес носят отнюдь не рубища с заплатами, и что не только они сами, но и их одежда чрезвычайно отличается от одежды смертных. В древние времена праздничным одеяниям придавали очень большое значение. Примитивные народы и в наше время изготавливают специальные костюмы, изображающие духов или божеств, а для большего эффекта раскрашивают лица или используют соответствующие ритуальные маски. Отголоски этого обычая сохранились в современном христианстве. В праздничные дни православные священнослужители служат литургию в соответствующих праздничных облачениях. В католических странах распространено празднование карнавала (от лат. carne vale — «прощай, мясо»), предваряющего Великий пост, связанное с переодеваниями, ношением масок и праздничными шествиями. Наиболее известны Венецианский карнавал и карнавал в Бразилии.

Четвертый признак — употребление опьяняющих напитков, подобных тем, что дают богам бессмертие и блаженство. Хотя земные напитки в конечном итоге вызывают похмелье, все же на некоторое время они дают возможность почувствовать себя на седьмом небе.

Наконец, пятый признак — чувственные наслаждения, имитирующие небесное блаженство. Помимо еды и питья это музыка, пение, танцы, в некоторых религиях — секс. Всё это долженствует изображать образ жизни богов или иных жителей небес. Все эти пять признаков в любой культуре являются основными атрибутами празднований.