Бесплатный фрагмент - Йети с маникюром, или Опасные гастроли театра двойников

Йети с маникюром, или Опасные гастроли театра двойников

Ничего не бывает случайного, все имеет первопричину.

Зигмунд Фрейд

Глава 1. Клубок целующихся змей

Дорогая машина остановилась у невзрачного подъезда многоэтажного дома, и из неё вышел достаточно молодой подполковник Евгений Андреевич Голдин. Его большой лоб, плавно переходящий в блестящую лысину, не был отягощён ни одной морщинкой, а красный коротенький носик выдавал большого любителя горячительных напитков. Под тёмными, низко посаженными бровями скрывались небольшие карие глазки, которые бдительно контролировали ситуацию на улице. Грязный январский снег лежал на обочине дороги и на тротуаре, подтаявшие сосульки свисали с козырьков подъездов и балконов, раскатанные ледяные дорожки никто не торопился посыпать песком. «Вот так живёт пролетариат на окраине Москвы, — пронеслась мысль в голове у мужчины, — хорошо, что у нас за городом, в маленькой деревне Козюлино, затерянной в заповедном сосновом бору, совсем по-другому. Снег искрится под солнечными лучами, зимний чистый воздух насыщен кислородом, а не запахами выхлопных газов. Впрочем, это в прошлом, двадцатом веке, деревня Козюлино была маленьким „заМКАДовским“ поселением с деревянными избами, а сейчас — элитный посёлок с трёхэтажными коттеджами, обнесёнными высокими заборами из красного кирпича. Все тротуары вычищены, сосульки сбиты — видна забота администрации о населении. Да и население деревни не совсем простое…»

Оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, мужчина самодовольно погладил начинающий выступать животик, провел руками по лоснящимся щекам, проверив тщательность работы дорогой бритвы и вдохнул запах французского парфюма, которым была пропитана его одежда. Сегодня понедельник, сложный день, и жена прекрасно знает, что в этот день он возвращается далеко за полночь, так как надо провести совещания, распланировать работу на неделю, прослушать отчеты подчиненных…

Как хорошо, что жена не лезет в его дела, не звонит ежеминутно, а, чаще всего, проводит время в загородном доме с детьми и домработницей, а он… А он вкалывает до седьмого пота на трудовом посту! И сейчас этот «пост» ждет его в уютной квартирке, о которой никто не знает, для того, чтобы подполковник мог насладиться всеми радостями плотской жизни, недоступными для него с его чопорной женой. Конечно, он понимал, что его жена, дочь генерала, выбрала Женюсика, тогда ещё молодого офицера, в качестве своего суженого и донора качественного генофонда для продолжения генеральского рода не от внезапно вспыхнувшей большой любви, но он не испытывал какого-либо дискомфорта от своей роли. Он был счастлив: верная жена, здоровые дети, загородный дом, дорогая машина, и не одна, несколько квартир в Москве, и его маленький секретик — она, эта случайная удача, красотка в коротком белом халатике, которая так удачно свалилась прямо в его руки на лестнице в госпитале. И теперь эта маленькая шалунья ждет его прихода в каждый понедельник, чтобы начать свои колдовские движения, уносящие мужчину на самую вершину блаженства. Сегодня особый день — ровно три года назад произошло это счастливое падение, и уже три года, как жизнь Евгения Андреевича приобрела особый оттенок авантюризма и радости от ожидания каждой встречи со своей любимой медсестричкой Наташенькой. Евгений Андреевич вспомнил длинные густые светлые волосы, пухлые кроваво-красные губы, шальные глаза своей возлюбленной и плотоядно облизнул губы в ожидании жарких объятий.

— Я беременна! Ты слышишь, я беременна! — молодая красивая женщина возмущённо

набросилась на подполковника сразу, как только он закрыл за собой входную дверь.

— Ну ладно, крошка, Натулечка, успокойся. Сейчас это не проблема. Я найду лучшую клинику, оплачу тебе индивидуальную палату, наркоз и ещё там что надо, я не знаю. Всё будет хорошо, а сейчас давай пойдем в спальню, у меня мало времени, генерал обещал сегодня заехать, у него какое-то важное дело ко мне.

— Об аборте даже не думай! Ребёнок — это гарантия моего будущего. Так и знай, я найду, как встретиться с твоей женой и показать ей твоего наследника. А ещё тест на отцовство сделаю! Что засуетился? Не волнуйся, твоих волос я уже достаточно набрала, на несколько тестов хватит! — всегда милая и обворожительная женщина не желала поддаваться его уговорам.

— Ты… Ты… Ты не сможешь этого сделать!

— Почему же не смогу? Плохо ты меня знаешь, любимый. Я не для того из смоленских лесов, из деревни, сюда приезжала, в военный госпиталь устраивалась, чтобы всю жизнь в общежитии для медсестер жить! Ты, когда начинал со мной любовь крутить, обещал обеспечивать, квартиру купить, машину! А что дал? Эту однушку на краю Москвы, которую снимаешь у какой-то бабки? Где моя собственная квартира?

— Натулька, успокойся, всё будет. Ты же знаешь, что я не могу регистрировать собственность на себя, сейчас всё записано на жене. Я работаю над этим, скоро переоформлю одну квартиру на себя и подарю тебе, моя голубоглазая русалка!

— Твои обещания я слышу уже третий год! Что-то ты не торопишься! А я моложе не становлюсь, и скоро уже никому не буду нужна! Так что, давай, любовничек, раскошеливайся! Не забывай, что я о твоих делишках тоже кое-что знаю и понимаю, что ты не на одну зарплату подполковника живешь! И фотографии некоторых документов у меня имеются, и все контакты твои скачаны, а находятся они там, куда тебе никогда не добраться! Так что, не планируй меня случайно подушкой придушить. Как только придушишь, все файлы отправятся прямиком в военную прокуратуру, и придётся тебе не на звёздочки на погонах любоваться, а на звездочки на небе в клеточку! Не хочешь добровольно тратиться на меня, по любви, так заставят насильно тратиться на ребёнка, по закону!

— Я тебя уничтожу! — карие глаза подполковника прищурились от злости.

— Ха, кишка тонка! Сам же говорил, что тебе надоела твоя толстая жена — клуша, и что живешь ты с ней только ради тестя — генерала. Сам хотел молодую, красивую стервочку — вот и получил! А стервочки бывают занимательными не только в постели! Ты теперь меня очень беречь должен, потому что не только документы, но и некоторые интересные моменты наших встреч и твоих воркований записаны на камеру.

— …!

— Да, да, дорогой! Полностью с тобой согласна, да, я такая, и я это сделала! Чётко заруби себе на носу — все записи находятся в надёжном месте. Если я умру не в 95 лет, в окружении внуков и правнуков, а раньше, к примеру, случайно задохнусь от газа, попаду под машину, упаду с моста, да просто, споткнусь на ровном месте и сломаю себе шею, ты, мой дорогой, отправишься не к тестю на дачу, и не с любимой женой на Канары, а в созвучные места круглосуточного отдыха, только без первого слога «Ка».

— Да я тебя… Я тебя размажу!

— Кстати, и этот наш разговор записывается. И не оглядывайся, и даже не старайся найти «жучок», просто прими этот факт. Ты же знаешь, что я что-то говорю или делаю только тогда, когда точно уверена в этом.

— И что же ты хочешь от меня? Что мне делать? Ты же знаешь, что с женой я не разведусь, да и тебе это зачем? Я же сразу стану никто. Хорошо, если оставят дослужить до пенсии, но только уже не в Москве, а в каком-нибудь Мухосранске. Квартиру мне уже не получить, а все мои московские квартиры и машины на жену записаны. А может быть, и вообще «закроют» на длительное время, ведь у меня столько интересных делишек наделано, на которые, по-родственному, закрывал глаза генерал.

— Что ты разнюнился, как баба? Я же не прошу тебя разводиться с женой, я только требую от тебя обеспечить мне достойное существование.

— Как я это сделаю? Жена контролирует все мои личные счета! Есть, конечно, счет Фонда помощи обездоленным, откуда мне иногда денежки капают за поручения, которые я выполняю по просьбе генерала, но использовать их по своему усмотрению я тоже не могу — всё в руках генерала.

— Твою же мать! На кой же чёрт ты мне впаривал, что ты влиятельный и богатый? Столько времени и сил на тебя потрачено, чтобы тебя подловить, охмурить, забеременеть!

— Как? Разве то случайное твоё падение со ступеньки прямо мне в руки было подстроено? — удивлённо прошептал он, понимая, что именно сейчас рушатся мечты о милой маленькой чаровнице, которая ждёт его каждую неделю для того, чтобы отвлечь от мыслей о нелюбимой жене, властном тесте и контролирующей всё тёще.

— Конечно! Я долго вычисляла твои маршруты в госпитале, когда ты свой разбушевавшийся после празднования Нового года панкреатит лечил. Наблюдала за тобой, подсчитывала, через какое время ты из столовой к лестнице подойдешь, чтобы элегантно оступиться прямо тебе в руки, в коротеньком белом халате.

— А я-то, дурак, думал, что это сама судьба упала ко мне в руки. Красивая, неизбалованная девушка, из глубинки, живущая в общежитии, сама зарабатывающая себе на жизнь. Таких, кристально чистых, до сих пор в моем окружении не встречалось. Если не секрет, а с чего это ты меня выбрала?

— Никакого секрета нет. Я с детства была очень наблюдательная. Не каждый офицер в твои годы уже подполковник, да ещё служащий не в горячей точке, а в Москве, в штабе. Значит, какие-то тайные ресурсы есть. Да и не каждый офицер к нам, в госпиталь, просто полежать, отдохнуть, приезжает, всё больше раненные. А уж, посмотрев, на какой машине ты приехал, какие часы на руке носишь и какую индивидуальную палату тебе предоставили — любому станет ясно, что у тебя кубышечка есть, и очень солидная. Так что, откупоривай её, давай, делись с малоимущими!

— Я тебе всё объяснил! У меня нет ничего, я полностью завишу от жены и тестя! — мужчина перешёл на крик.

— Тогда одни записи лягут на стол твоего любимого тестя и его доченьки, а другие — на стол военного прокурора. А немного позже, примерно в августе, добавится и тест на отцовство!

— Я не могу сейчас купить тебе квартиру! Я не могу сейчас содержать тебя! Я прошу тебя — подожди немного!

— Сколько ещё ждать? Живот ждать не будет, скоро выпирать начнёт.

— Я не могу сейчас тебя содержать!

— Не можешь сам, придумай, кто сможет это делать!

— Единственный выход — выдать тебя замуж! Но как это сделать за такой короткий срок? И кто тебя с «икрой» возьмет?

— Вот это теперь твоя забота, ты и придумай! В твоих руках все личные дела офицеров. Хочу быть генеральшей!

— Ого! А царицею морскою не хочешь? — подполковник почувствовал, что самая острая фаза разговора прошла. Красотка уже не требовала от него невозможного, а согласна была на компромисс в виде замужества. Он улыбнулся и захотел опять поднять свою значимость в глазах женщины. — Где я тебе холостого генерала найду? Да и как заставлю его на тебе, беременной, жениться? Я-то всего-навсего подполковник, правда, если не будешь лезть в мои дела, скоро буду полковником. Надо одно дельце провернуть, связанное с генеральским фондом. Генерал владельцем всех активов станет, а я — полковником, да и кубышечка пополнится, уже моя личная, о которой ни женушка, ни генерал не знают. И тогда, крошка, я буду весь твой!

— И что, мне с животом тебя теперь здесь, в этом бомжатском районе, в съёмной квартире ждать?

— Ну почему же здесь… Ты же знаешь, что я в этом районе квартиру для тебя снял только потому, что здесь нет никаких шансов встретить кого-либо из моих знакомых или знакомых моей семьи, а для моего будущего ребёнка что-нибудь и получше придумаю. Обещаю, что, если не сразу генеральшей, а, к примеру, капитаншей или майоршей, ты станешь. Как тебе такой расклад?

— Ладно, сойдёт. Но чтобы был с хорошей перспективой! И с глазами карими, а то как я ему объясню и докажу, что это его ребёнок?

— Ладно, найду тебе офицера, самого лучшего, и с карими глазами. А вдруг ты в этого молодого офицера влюбишься и меня забудешь? Что тогда?

— Ха, я влюблюсь? С некоторых пор я люблю только себя, меня этому жизнь научила.

— А меня?

— Ты для меня просто удобен, так что, сильно не обольщайся.

— А как же твой будущий ребёнок? Хоть его-то ты любишь?

— А чего мне его любить, если он ещё не родился? Сейчас мне от него только проблемы — токсикоз, фигура вот-вот испортится. Да ещё и рожать надо будет, не очень-то это приятное мероприятие.

— Так и не затевала бы свою аферу.

— Ха, а ты мне квартиру, машину, достаток по «большой любви» обеспечил бы? Ты даже для ребенка своего добровольно ничего сделать не хочешь, а уж для меня одной — тем более. Тебе от меня только одно надо…

«Да, девочка, ты и сама не знаешь, как ты права. Всё же нормально было, приезжал к ней раз в неделю в съёмную квартиру, получал все радости жизни, о которых втайне мечтает каждый женатый мужчина. А ты, смазливая дурочка, свою игру затеяла… Но не думай, что ты выиграешь, меня ещё никто никогда не переиграл», — думал подполковник, глядя на красотку с прищуром карих хитрых глаз.

— Родится ребёночек, его же воспитывать надо, кормить, одевать, обувать, всё равно полюбишь…

— Ну, грудью кормить я не собираюсь, памперсы менять тоже, няню найму. А там посмотрю, но, думаю, я его к матери в село отправлю, пусть растет на свежем воздухе.

— Ты зря так уверена во всем. Может быть, твой будущий муж будет и против няни, и против деревни, и придется тебе, милочка, не только пеленки, а ещё и мужские носки стирать и борщи варить.

— Ты же знаешь, что это не для меня. И вообще, дорогой, ты же всё можешь. Пообещай мне, что это «голенище» постоянно в командировках находиться будет, подальше от меня. Вот тогда у меня минутка и для тебя найдётся, твоя русалочка к тебе возвратится. Так что, думай, теперь это твоя забота.

Уже к вечеру следующего дня на столе у подполковника лежала вся информация на молодых холостых офицеров, проходящих лечение в госпитале, где работала коварная красотка Натулечка. Он сфотографировал их основные данные и поехал на встречу со своей шантажисткой с мыслью, что уже сейчас надо купировать её меркантильные идеи, усыпить бдительность имитацией своей активной деятельности, а уж там, как-нибудь, он сможет выкрутиться и «всё само рассосётся».

Женщина очень придирчиво отбирала себе кандидата в будущие мужья. Кто-то был маленького роста, кто-то с голубыми глазами, некоторые офицеры уже вылечились и были перед самой выпиской — тут задуманная афера не пройдет. Наконец, её выбор остановился на одном холостом майоре, лежавшем в ожоговом отделении, куда медсестра срочно перевелась для реализации своих планов. Но здесь её ждало разочарование. К молодому красивому майору каждый день приходила какая-то девица, которую он называл своей невестой.

Время шло, плод, благодаря которому женщина надеялась обеспечить своё будущее, нормально развивался и, ещё немного, и ей пришлось бы от него избавиться, так как становиться матерью — одиночкой в планы женщины не входило. Вряд ли она сможет уверить какого-либо мужчину в том, что у него родился пятимесячный ребёнок.

В начале марта борт привез раненного, жизнь которого держалась на волоске из-за большой потери крови от пулевого ранения и ожога кожи на спине. Он был достаточно высокого роста, хорошо слажен, с сильными загорелыми руками, длинными волосами и кудрявой черной бородой, наполовину закрывавшей лицо, черное от грязи. Сердце женщины ёкнуло: «Всё, это последний шанс. Только он какой-то странный, больше на „бандерлога“ смахивает, с какой стати его в военный госпиталь привезли?»

За разъяснениями она тут же обратилась к своему покровителю Евгению, на что тот ответил, что даже он толком ничего не знает, так как личное дело этого офицера через его руки не проходило. Известно только, что это офицер Сил специальных операций с позывным «Заря», был внедрен для ведения разведывательных и диверсионных действий на территорию, контролируемую организацией, запрещенной в Российской Федерации, и много чего значительного там сделал, но об этом не говорят, всё засекречено.

Что же, иного выхода нет, надо рисковать! На следующее ночное дежурство медсестра шла, полная решительности, в полной боевой раскраске, в обольстительном халатике и с красными ноготками. Боец был побрит и коротко, под машинку, обстрижен. Бледное лицо его было отмыто и представляло собой достаточно приятное зрелище. Красивый прямой нос, чувственные губы, волевой подбородок, широкие брови и густые темные ресницы. Глаза были закрыты, так как раненый находился под наркозом после операции, но, к счастью, лежал на боку, а не на спине или на животе.

«Вот он, „отец“ моего будущего ребёнка! Будем надеяться, что у него карие глаза!» — подумала женщина и достала телефон. Сделав необходимые манипуляции с настройками, она установила телефон на приставной столик, сняла белый халатик, расположилась за спиной раненого офицера и начала фотосессию…

Подполковник одобрил её выбор.

«Он не из тех, кто в штабе отсиживается, наоборот, в бой рвется, и считает себя защитником всех бедных и угнетённых. Уже сейчас капитан, но за последнюю операцию, полагаю, звание майора получит, а такими темпами и до генерала дослужится, если его раньше в цинковый гроб не оформят. Я кое-что о нём узнал. Зовут Владимиром, фамилия — Зорин. Из родных у него только один отец, старший прапорщик. Жены, детей нет, да, пожалуй, и невесты нет, он же на два года внедрён был, никакая невеста такого срока не выдержит — быть в неведении, без связи, без информации», — дал он избраннику Наташи краткую характеристику.

Подполковника тревожила только одна мысль: «Вдруг его Наташенька влюбится в этого молодого офицера и не станет встречаться с ним, основательно женатым человеком. Хотя, нет, — успокаивал он себя, — за это время я хорошо узнал свою возлюбленную. Чем может привлечь её этот нищеброд? Только своей молодостью, ведь он на 5 или 6 лет младше Натусика. А у неё только два объекта любви и обожания: первый — она сама, второй — деньги. И она всё сделает для того, чтобы источник поступления второго объекта не иссяк для благополучия первого».

Воодушевленная полученной информацией, молодая медсестра взяла все ночные дежурства, оправдываясь перед коллегами, что днем она учится и работать может только ночью. Постепенно мужчина стал приходить в себя, но всё также стонал по ночам, когда случайно задевал раны. Красивая медсестра окружила раненого заботой, лично делала ему перевязки и уколы, постепенно приучая к себе. То обстоятельство, что у него оказались красивые карие глаза, вселяло надежду на успех реализации задуманного мероприятия.

Раненный мужчина много спал под воздействием уколов снотворных и обезболивающих лекарств, но однажды ночью, после того, как она в очередной раз приготовилась сделать ему укол, он попросил найти в его вещах телефон и зарядить его.

«Мне девушка должна звонить, Дина зовут. Мне почему-то спать всё время хочется, боюсь, что звонка не услышу. Пожалуйста, ответь ей, что у меня всё хорошо, только подробности не рассказывай, не надо ей волноваться за меня», — растрескавшимися губами с трудом прошептал он медсестре перед тем, как в очередной раз погрузиться в царство Морфея.

Звонок не заставил себя долго ждать.

— Алло, слушаю вас! — ответила на вызов Наташа.

— Извините, я, наверно, не туда попала, — пролепетала на том конце связи молодая девушка.

— Туда, туда, вам ведь, наверно, Владимир Зорин нужен?

— Ну, как нужен? Я просто поговорить хотела… Если можно, передайте ему трубку.

— Ой, к сожалению, не могу. Он сейчас спит, но попросил отвечать, если кто-нибудь звонить будет.

— Как спит? Сейчас же только девять часов вечера? Или у вас другое время?

— Да нет, у нас тоже девять часов. А он сейчас много спит, так быстрее силы восстанавливаются.

— Подождите, девушка, а вы кто? И почему вы находитесь там, где он спит?

— А я Наташа. Я его сон охраняю. На посту, так сказать, — захихикала Наташа, удивляясь наивности девушки.

— Наташа, а зачем его сон охранять? Вы что, в карауле?

— Ой, юмористка вы! Какой караул? Хотя, иногда бывает, такая ночка выдастся, что, и правда, «Караул!» кричать хочется. А с Владимиром разве поспишь ночью? Он — то подушку сбрасывает, то стонать начинает… — Наташа говорила сущую правду.

— Это когда же он стонет?

— Это когда он на спине лежит, а вот когда он на животе — то подушку сбрасывает, поднимать её приходится. Куда же ему без женских рук?

— А что, Наташа, вас его стоны заводят?

— Да, какой там, заводят! Бывает, как заведённая, всё бегаешь и бегаешь, а за ночь так накувыркаешься, что только днём и можно отоспаться!

— Наташа, а почему это вы отвечаете по его телефону? Ведь у него связи по этому телефону нет, и вообще, он должен быть не в России, а где-то в жарких странах.

— Да в каких жарких странах?! Он здесь, в Подмосковье!

— Как в Подмосковье? А почему же он мне ничего не сказал, что он приехал, не позвонил?

— А вы ему кто?

— Наверно, я… А впрочем, теперь уже никто…

— Ой, извините, если я чего лишнего наговорила. Просто, у меня звонок был распознан как абонент «Золотинка», а Владимир специально дал мне свой телефон и сказал, что, если будет звонить девушка по имени Дина, обязательно ей ответить и рассказать всё, как есть. Только, говорит, подробности говорить не надо, а то она девушка впечатлительная, может сильно расстроиться и ещё неизвестно чего натворить. Извините, я почему-то решила, что вы и есть девушка Дина, наверно, лишнего наговорила. А девушка Дина почему-то не звонила.

— Спасибо, Наташа! Вы мне всё рассказали, даже более чем подробно.

— До свидания! Звоните!

«Если это и есть его Диночка, то она не является опасным противником. Я её за один разговор почти нокаутировала — ещё несколько ударов пожёстче, и девочка сама отвалится, оставив приз в моих руках», — самодовольно подумала Наташа, оглядывая спящего мужчину. Положение медицинского работника позволяло женщине рассмотреть его тело во всех подробностях и увиденным зрелищем она осталась довольна.

«Какая жалость, что такой красавец из ценного имеет только свою жизнь… Хотя, нет, и этого он не имеет, его жизнь зависит от стратегических планов руководителей государства и приказов командира. А моя жизнь, вернее, степень моего удовлетворения ею, зависит от степени давления на Женюсика», — подумала Наташа и начала собираться на очередное свидание с любовником.

— И как ты заставишь его на себе жениться? — спросил подполковник у своей любовницы, когда она ему радостно отчитывалась о проведенных мероприятиях. — Он ведь не дурак, считать умеет.

— Не волнуйся, дорогой. С тобой справилась, а уж с простым солдафоном чего не справиться? Только ты своё обещание не забывай — квартира в Москве…

— В Москве сразу не получится, только в Подмосковье…

— Ладно, пусть будет Подмосковье. И как выпишется из госпиталя, реши там с кем надо вопрос о его командировках, чтобы он мне поменьше глаза мозолил. А мы с тобой, мой милый, и дальше будем спокойно встречаться, и живи ты со своей клушей во всё своё удовольствие!

— Ну, ты и стерва! — восхитился подполковник, теперь уже зажмурив глаза от удовольствия, потому что женщина ласковой кошечкой скользнула ему на колени и, мурлыча, начала тереться о его пухлый животик своими бёдрами.

Вдруг она вспомнила: «В августе его в России быть не должно!»

— Я посмотрел по документам, в августе у него только заканчивается отпуск.

— Ничего не знаю! Делай, что хочешь, но чтоб его здесь не было! Пусть из отпуска отзывают, в срочную командировку направляют. Я же буду рожать в августе, и из роддома выписываться должна, якобы, с семимесячным ребенком! А вдруг он, в силу своей сознательности, припрётся с какой-нибудь Золотинкой разделить радость рождения наследника!

— А кто это — Золотинка?

— Пока сама не разобралась. Звонила какая-то дурочка, в телефоне записано «Золотинка», но не пойму, то ли сестра, то ли одноклассница, то ли просто случайная знакомая, а может быть, это она, его любимая Диночка, под такой кличкой проходит, но я её на всякий случай из игры выведу.

— Только, пожалуйста, без «мокрухи»! — шутливо замахал руками подполковник.

— Ну что ты, «мокруха» по твоей части! А мы, девочки, другими способами действуем. Если там дела сердечные, то я так сделаю, что она сама же его и прогонит, а если нет, то просто примет к сведению, что скоро на свадебке погуляет.

— А если, всё-таки, это его невеста, вдруг приедет сюда, начнет разбираться, с чего это он вдруг на тебе жениться решил? Что тогда?

— Вроде нет. Он от какой-то Диночки всё звонка ждет, да и, когда бредит, Диночку зовёт. «Дина, Диночка, девочка любимая моя…» –передразнила женщина, — Ничего, скоро только моё имя «Натулечка» произносить будет! Ведь телефоны на то и существуют, чтобы пересылать кому надо информацию, которая нужна нам для претворения нашего замысла, а также фотографии и СМСки…

Мужчина удовлетворённо погладил свой круглый животик и его щёки закрыли уши от самодовольной улыбки, а глаза превратились в узкие щёлочки. Он смотрел на голову красотки с длинными обесцвеченными волосами, расположившейся в нижней части его живота, которая безуспешно проявляла всё своё женское мастерство, пытаясь возвратить к жизни безвольно лежащую часть мужского организма. Мысли подполковника сейчас были о другом: «Ха, глупая дурочка, решила меня обыграть! Нет, девочка, ты как была, так и останешься тупой потаскушкой, не тебе играть в мужские игры, и не тебе со мной тягаться. Выйдешь замуж — всё, „гудбай, май лав, гудбай“! Ты теперь „мужняя“ жена, с мужа и спрашивай квартиру, машину. А я уже свою женушку и генерала предупредил, и даже фото показал, где я выхожу из машины рядом с пятиэтажкой, где находится „любовное гнёздышко“. Сказал, что, якобы, получил его по электронной почте от неизвестного отправителя. И объяснил своему любимому тестюшке, что на меня вышли спецы от наших потенциальных противников, и пытались эти ироды меня шантажировать тем, что обнародуют видеозаписи со сценами интимного характера, якобы, с моим участием, если я не выдам им имена наших резидентов в странах наших „западных партнёров“. Но я Родину не продаю! Я так этим шантажистам и ответил, так что теперь пусть наша контрразведка ищет, кому это понадобилось на меня такие гнусные инсинуации возводить. А если и придут к моей любимой женушке или, к Вам, не менее любимому моему тестюшке, какие-то видеозаписи, то Вы же уже знаете, что это не я, а какой-то нанятый плохой актер, которого так похоже на меня загримировали… А я не такой, я на эти выкрутасы не способен, ведь я очень люблю свою дорогую пышечку!»

Подполковник Евгений Андреевич Голдин чётко следовал принципу — прежде чем влюбляться, нужно как следует изучить тактико-технические характеристики объекта предполагаемой внезапной страсти, что он и сделал в молодости, обретя спокойную, домашнюю жену, любящую тёщу и уважаемого тестя, вот только с Наташенькой его тактика временно дала сбой.

Отставной генерал Чернец Виктор Алексеевич сидел в глубоком мягком кресле, смотрел на веселящиеся язычки пламени в камине и самодовольно щурился, понимая, что генерал — это не звание, это счастье. Для присвоения ему вожделенного звания, о котором он мечтал с детства, будучи бедным деревенским мальчишкой Витькой, генерал Чернец приложил все силы в мероприятие под названием «реорганизация». Благодаря хорошим вливаниям из Фонда помощи обездоленным, он смог хорошо материально помочь некоторым «обездоленным» на высоких должностях, после чего его перевели с полковничьей должности на генеральскую. После присвоения штанов с лампасами, в 2010 году, когда число генеральских должностей сократили везде, в центральном аппарате Минобороны, главных и центральных управлениях, в том числе, и в Генштабе, он благополучно вышел на заслуженную пенсию. Это позволило ему активно заниматься общественной деятельностью, при этом, оставаясь в сознании окружающих всё тем же влиятельным генералом.

Он задумчиво курил дорогую сигару и слушал разглагольствования своего зятя, Евгения Андреевича Голдина, о какой-то иностранной разведке, вышедшей на него и требующей сдать всю резидентуру.

«Какой он бред несёт! Подлец, но ведь врёт так складно! Ладно, пусть моя дочурка послушает, какой у неё муженек герой, как он не поддается на провокации. Ведь, наверно, попался где-то в сауне с проститутками, или какая-то ушлая девица его акробатические этюды на видео записала, а теперь денег требует. Но я своего зятя знаю, у него на первом месте — деньги, так что девочке ничего не обломится. Да и чего с него взять — сидит в штабе простым статистиком, ни к каким секретным данным никто его не допустит. Конечно, проблемка есть — уж больно он общительный, у него во всех управлениях друзья есть. Впрочем, нет, друзья у него не от его широкой души, а от моих широких возможностей. Да, сначала зятёк пользовался именем тестя и несколько раз свои делишки провернул, подложил документы на подпись кому надо, чтобы кое-кому кое-что предоставили, кое-кого кое-куда перенаправили, и, естественно, делал всё не за спасибо. Хорошо, что я вовремя пресёк, пока больших проблем это не повлекло», — так думал пожилой мужчина, глядя в окно, как его внуки играют на террасе с породистым щенком тибетского мастиффа. Щенок, похожий на маленького рыженького медвежонка, смешно кувыркался, пытался умозрительно тявкать и вилять пушистым хвостиком.

«Эх, отправить бы тебя куда-нибудь подальше, в Арктику, укреплять оборону рубежей нашей страны, да ведь толку то от тебя — ноль. Одна радость — порода в тебе есть, на здоровье не жалуешься, внуков хороших мне сделал, и на том спасибо. И выходы у тебя кое-какие есть на людей, рядом с которыми мне никак светиться нельзя, ведь делишки деликатные и сейчас обделывать надо, не на генеральскую же пенсию нашей семье жить, — завершил генерал свои размышления, подзывая к себе зятя, — Пойдем в мой кабинет, надо без баб и детей поговорить».

В кабинете генерал налил виски в два широких стакана и предложил один зятю.

— Знаешь, Евгений, дело деликатное, только тебе могу доверить, ты мне как родной сын.

— Папа, я очень ценю Ваше доверие!

— Ладно, ты мне тут не пой, это для дочери оставь. А дельце важное, с большими деньгами связано. Знаешь, что я являюсь попечителем «Фонда помощи обездоленным», на счету которого крутятся немалые денежки…

— Конечно, папа, знаю. Вы делаете благое общественное дело…

— Ладно, ты это вот так журналюгам рассказывай, а я тебе скажу, что денежки там крутятся немалые и распоряжаюсь ими я один.

— Да, ведь Вы один создали этот Фонд.

— А вот здесь ты ошибаешься. В девяностые годы, когда, при тогдашнем Президенте, решили реформировать Армию, я простым капитаном был. Наше руководство как решило: раз врагов больше нет, с Россией воевать никто не будет, то зачем нам столько вооружения, техники, военного оборудования и охотно подписывали договоры с «западными партнёрами» о сокращении вооружения. Я сидел в Управлении, разбирал документы по неликвидам, то есть, по тому, от чего избавляться решили и удивлялся, какие уникальные разработки в сфере военно-промышленного комплекса уничтожались росчерком пера. Расхищались и распродавались топливо, стройматериалы, оружие, десятки генералов становились миллионерами, а простые офицеры не получали денежного довольствия и жили в нищенских условиях. Да, впрочем, и у меня тогда этих хором не было, снимал с женой и новорожденной дочуркой скромную однушку, ждал зарплаты, которая всё не приходила. Жена, не отсидев даже одного года в декретном отпуске, вынуждена была пойти на работу, на склад, сортировщицей.

Подполковник с удивлением смотрел на тестя. Он даже не мог себе представить, что генеральша, эта солидная дама, державшая в своих руках все экономические вопросы семьи, когда-то была простой сортировщицей на складе. Да, конечно, она представляла собой тот тип женщин, у которых в семье муж — голова, а жена — шея, которая этой головой вертит, но чтобы работать на складе?! Подполковник непроизвольно оглянулся на дверь, из которой в любой момент могла появиться генеральша-сортировщица и отсортировать всех по своему усмотрению.

— Что головой крутишь? Не бойся, я тебе про наши мужские дела говорю, она в них старается не вникать, её дело — дом, хозяйство, расчёты с няней, экономкой, домработницей. Так вот, тут как раз начался вывод западной группировки войск из Германии. Сейчас об этом много написано, расследовано, но тогда мы удивлялись, зачем так быстро, хаотично выводить, оставляя всё вооружение, бросая военных на произвол судьбы, не создав элементарных условий для жизни и службы. И вот тогда стало известно о многочисленных коррупционных скандалах, связанных с продажей имущества расформированных частей. Самый известный — это когда на деньги, вырученные от такой продажи, было приобретено два автомобиля Mercedes-500, после чего к тогдашнему министру обороны Павлу Грачёву прочно приклеилась кличка Паша-Мерседес. Видя такое, я простой клерк, через которого проходили все документы, не мог оставаться равнодушным. Почему бы и мне, простому капитану, без жилья и видимых перспектив в будущем, не отщипнуть крошку с генеральского пирога? Как я оформлял кое-какие документы, рассказывать не буду, не твоего ума это дело, а вот как полученные денежки себе оставить, надо было придумать. И тут от матери письмо приходит с новостями из моего родного села Раздольное, что Ромка Бобров, Бобрик, мой одноклассник, за границу подался, в Швецию. Нет, не думай, он не беженец, а наоборот, приглашен был для работы IT-аналитиком в одну очень известную компанию, «Volvo» называется, как слишком умный для России. В школе-то мы с ним не дружили, он такой занудный был, всегда всё знал, какие-то умные книги читал, а от физкультуры вообще освобожден был по причине сильной близорукости и общей слабости здоровья. Конечно, когда мы детьми были, при первом возможном случае я его шпынял, но в последнем классе вдруг что-то со мной произошло, поумнел, что ли, и я его защищать начал от деревенских дуралеев.

— Правильно! С умными людьми дружить надо! — подобострастно поддакнул зять.

— Так вот, я поехал в Раздольное, навестить мать, а оттуда возвратился с телефоном и адресом Бобрика. Связался с ним, попросил приехать в Россию для срочного разговора. Я-то не выездной, к нему приехать не мог, но Бобрик обещание выполнил и через месяц был уже в Москве. Сели мы с ним в моей однушке и стали составлять план действий. Ему моя идея «отковыривать понемногу от генеральского пирога», понравилась. Он продумал, кому и куда реализовывать, чтобы особых проблем это не вызвало. В то время, как и сейчас, желающих повоевать было много, а оружие им всем требовалось. Я составлял документы на продажу военных резервов, он договаривался с покупателем, получал деньги и аккумулировал их на своем счете за границей. По его поручению банк должен был переводить мне в Россию, для безбедной жизни, кругленькую сумму, но куда? Сам понимаешь, у нас тоже органы безопасности не дремлют, сразу заинтересуются, откуда у скромного капитана крутая тачка и трехкомнатная квартира в центре Москвы? И тогда у Бобрика родилась идея — организовать какой-нибудь фонд, средствами которого я могу распоряжаться. Так и появился это «Фонд помощи обездоленным», я его здесь основал, возглавил, набрал скромный штат, провёл рекламные акции, оплатил обеды в столовой для бедняков, помог нескольким малоимущим семьям, о чём был сюжет даже на центральном телевидении. Теперь Фонд живет и здравствует, обездоленные радуются, а больше всех радуется наша семья, поскольку переводы из Швеции, от «неизвестного благотворителя», до сих пор позволяют жить так, как нам хочется.

— Да, я примерно так и представлял, только не знал всей схемы, — вставил своё слово молодой мужчина.

— А тебе её знать и не положено. Не по рангу, — строго зыркнул глазами генерал на зятя.

— Так какая моя задача? Что надо сделать?

— Погоди, не гони лошадей! В очередной приезд Бобрика в Москву я обратил внимание на то, что уж очень плохо он выглядит, бледный, дышит тяжело. Оказалось, что не зря он в детстве от физкультуры был освобождён — у него тяжелое заболевание, справиться с которым не смогли даже западные медицинские светила, и Бобрик медленно угасает. Тогда мы пошли к нотариусу и оформили завещание, по которому все средства, хранящиеся на счёте Бобрика, находящегося в шведском банке Swedbank, после его смерти перейдут по наследству ко мне. Но, как говорится: «Близок локоток, да не укусишь»! Пока я имею только право распоряжаться финансами, которые так и продолжают поступать со счёта в виде пожертвований в «Фонд помощи обездоленным».

— Так, я не понял, Бобрик-то уже умер?

— Да, Ромка Бобрик скончался уже больше десяти лет назад, царство ему, негодяю, небесное! И сумма на счете в Швеции за эти годы выросла значительно, ведь Бобрик, хоть и был слаб здоровьем, а умом-то слаб не был, и вложил средства в бурно развивающуюся IT-индустрию.

— Почему же, тогда, Бобрик — негодяй? Это же здорово! Ведь Вы теперь официально, по наследству, являетесь долларовым миллионером! — сказал подполковник, при этом подумав: «Как я люблю свою жену! Правильный выбор я тогда сделал, когда среди всех стройных красавиц модельной внешности, приглашённых на выпускной бал курсантов Военного финансово-экономического института, выбрал её, толстенькую девицу на кривоватых ножках. А причиной был шнурок на форменных, начищенных до блеска ботинках, который я, тогда ещё неопытный молодой лейтенант, стал от волнения так сильно затягивать, что шнурок порвался, и я опоздал на начало мероприятия. И только я видел, как эту невзрачную пухловатую коротконогую девушку привезла служебная машина с мигалкой, и как она, поцеловав солидного мужчину в военной форме с большой звёздой на погонах, назвала его папой, а он помахал ей рукой, пожелав хорошего вечера. Очаровать девушку мне было не сложно, и вот уже я — на хорошей должности в штабе, в Москве, звезды падают на погоны с завидной регулярностью, есть любящая жена, здоровые дети, и тесть — генерал».

— Являетесь, являетесь, — ворчливо продолжил свою речь генерал, — А чего ты не поинтересуешься, почему мы до сих пор здесь, а не в Швеции живём, ведь Бобрик уже 10 лет на том свете?

— Да, почему?

— Потому, что оказалось, ничто человеческое этому IT-гению не было чуждо! Кто бы мог подумать, что этот «ходячий калькулятор» может к кому-то испытывать какие-то чувства, прямо противоположные чувству дискомфорта. Оказалось, что Бобрика в Европе чувство ностальгии замучило, как это бывает со всеми эмигрантами. Вот он решил на родину съездить, посмотреть на родные березки в нашем селе Раздольное. Мать его к тому времени уже умерла, дом стоял пустой, полуразрушенный. Погулял Бобрик по деревне, потом в школу пошёл. Вот ходит Бобрик по школе, по классам, в которых ничего не изменилось с советских времён, и тут сердечко-то у него и прихватило. Вызвали фельдшера, которой оказалась молодая выпускница медицинского училища, красотка ещё та: глазки голубые с длинными ресницами, волосы русые, в длинную косу заплетенные, фигурка точёная, как песочные часы! В-общем, обалдел наш компьютерный гений от такой красоты, которую в «европах» не сыщешь — там же всё больше «эмансипэ» да разные извращенцы, вроде транссексуалов, и, не откладывая дело в долгий ящик, сделал красотке предложение руки и сердца вместе с прилагающимся ко всему этому капиталом. Я это так подробно, во всех деталях знаю, потому что мой друг перед отлётом в Стокгольм мне всё подробно рассказал, радостью делился. Он уехал и начал оформлять визу невесты для въезда в страну. По их правилам, виза невесты открывается на три месяца, а за этот срок пара должна узаконить свои отношения.

— Значит, Вы не единственный наследник, есть ещё и законная жена Бобрика?

— А вот и нет! К счастью для нас, но к несчастью для Бобрика, девушка не смогла к нему вылететь по простой причине — у неё не было загранпаспорта. Оформление заняло длительное время, потому что у неё не было прописки в Раздольном. Она жила в фельдшерском пункте, который официально жилым помещением не являлся, и зарегистрировать там человека не было возможности. Пока регистрацию оформляла, пока в райцентр ездила для оформления загранпаспорта, время прошло, и тут выяснилось, что Бобрик, кроме финансового и материального наследства, оставил ещё одно наследство в виде маленького человеческого зародыша в теле этой молодой женщины. Думаю, что она успела ему об этом сообщить, ведь он регулярно звонил из Швеции на телефон фельдшерского пункта. Время шло, и когда, наконец, были получены все документы, и новоиспеченная невеста должна была бы отбыть по месту своего будущего счастливого проживания, произошло непредвиденное — она пропала.

— И что, разве никто не искал пропавшую женщину?

— А кому её искать? У неё ни близких, ни дальних родственников не было, она сама из интерната, жить негде было после окончания медицинского училища, вот она и приехала в Раздольное, так как здесь жильё служебное предоставляли, прямо на фельдшерском пункте. С работы она уволилась, документы и полный расчёт получила, служебное жильё официально сдала и отбыла рано утром в «дальние заграницы к богатенькому муженьку». Местным женщинам оставалось только завидовать, что они остервенело и делали. Поговаривали, что в тот же день она в сельсовет телеграмму прислала, уже из аэропорта, о том, что доехала хорошо, и скоро будет садиться на рейс. Поэтому, когда, спустя месяц, пришла какая-то информация в районный отдел милиции из соседней области, что неподалёку от села Большие Болота, территориально граничащего с землями Раздольнинского сельсовета, нашли труп утопленницы, никто волноваться не стал. А зачем сообщать, если все свои живы и здоровы? И речушка эта не у нас протекает, а в их болоте начало берёт, вот пусть в своем районе и в своей области утопленников и опознают.

— А как Вы об этом узнали?

— Так Бобрик тревогу забил. Он знал, когда она должна была прилететь, сам же ей билет покупал, и просил меня встретить её в Москве с поезда, помочь добраться до аэропорта, чтобы спокойно посадить на рейс и отправить к жениху, всё-таки женщина на девятом месяце беременности. Бобрик очень хотел, чтобы его ребёнок в Швеции родился и автоматически получил шведское гражданство.

— Да, Швеция — одна из самых благополучных европейских стран, отличающаяся высоким уровнем медицинской помощи, поэтому такое желание понятно. Так Вы встретили беременную?

— В том то и дело, что нет. У нас в управлении было созвано срочное совещание по важным вопросам, так как в стране назревал переворот. Ещё в марте 1993 года в Москве начал работать VIII Съезд народных депутатов. Он сразу же отменил постановление «О стабилизации конституционного строя» и начал прописывать функции правительства и Верховного Совета, а Ельцин начал боевые действия, самая кульминация которых пришлась на конец октября. Да чего, говорить, вот, смотри, что тогда происходило, — генерал встал и извлек из шкафа потертую папку с бумагами, порывшись в которых протянул зятю копию стенограммы выступления Геннадия Зюганова на Генсовете ФНПР 22 октября 1998 года.

Евгений Андреевич стал внимательно читать: «После семи лет так называемых „реформ“ можно сделать главный вывод о том, что эксперимент построения блатного, уголовного, мафиозного капитализма в нашей стране закончился провалом. Страна оказалась разгромлена, экономика недееспособна, банковскую систему полностью заклинило, не платится зарплата учителю, врачу, шахтеру и военному — тем, кто определяет устойчивость и успешное развитие любого общества. … Если в ближайшее время не будут выполнены требования, мы готовы поддержать массовые акции протеста самого жесткого характера. И если после того, что граждане сказали 7 октября, не будет должной реакции — ждите массовых беспорядков. Я очень не хочу, чтобы в стране они были, и призываю всех к организованным действиям».

— Понятно, Вам тогда не до встреч было.

— Да, всё к перевороту шло… После совещания я помчался в аэропорт, но женщины там не нашёл. Да и как бы я смог найти, ведь я её никогда не видел, а только примерно представлял, как она выгладит, по описанию Бобрика. В то время мобильных телефонов ещё не было, только пейджеры, да и то у самых крутых «новых русских», а к их числу никак нельзя было отнести фельдшера из села, поэтому созвониться с ней возможности не было. Я решил, что она уже улетела в Стокгольм, и успокоился. Но вот Бобрик не успокоился! Он такой настырный, смог дозвониться из Стокгольма в районный отдел милиции и потребовать провести расследование, когда и с кем выехала его возлюбленная. А оно им надо? Заявления-то нет, и подать он его из другой страны не сможет. Конечно, для очистки совести участковый милиционер опросил соседей девушки, но никто не видел, с кем и когда она уехала, а в сельсовете ему показали телеграмму, отправленную ею собственноручно из почтового отделения в международном аэропорту. Ответственный представитель закона даже запросил на телефонной станции распечатку звонков с телефона фельдшерского пункта, так как международная и междугородняя связь девушки осуществлялась с телефона фельдшерского пункта. И оказалось, что ей поступали только входящие звонки из Стокгольма, от Бобрика, а вот звонила она только мне по междугородней линии. Милиционер связался со мной, а я отказываться не стал, всё честно рассказал, что, правильно, она мне звонила, так как по просьбе Бобрика я должен был её встретить на вокзале, и она согласовывала место встречи, но встретить её я не смог по причине служебной занятости. Так что, не знаю я, куда это женщина по дороге делась! Возможно, он и ещё кого-то опрашивал, что-то выяснял, но это мне было не известно, поэтому правоохранители меня больше не беспокоили, только один Бобрик всё сокрушался, что его любимая пропала.

— Значит, женщина погибла, так и не родив, и основного наследника Бобрика не существует?

— Я тоже так думал долгое время, да и сам Бобрик так считал, но, видно, не хотел терять надежды на счастливую случайность, поэтому нанял частного детектива для того, чтобы найти этого, возможно, выжившего, ребёнка. Конечно, я детективу во всём помогал — и транспортом, и деньгами, которые мне Бобрик для оплаты его работы высылал. Детектив зачем-то решил искать следы женщины не на понятном и простом пути возможного её следования от Раздольного до районного центра, и дальше — на поезде до Москвы, а на других направлениях, куда нормальный человек не поедет. И надо же было такому случиться — детектив зачем-то пошёл в большое болото, расположенное на границе области и оттуда уже не вернулся. Ясное дело, заблудился, в селе же его предупредили, что городские гости в болото не ходят, они его не знают. Следующего детектива постигла уже другая беда — он съел грибной суп, в который случайно попала бледная поганка.

— И что, Бобрик так и продолжал присылать детективов? — спросил зять, который уже начал подозревать, что не всё так чисто на совести генерала, как тот пытается преподнести.

— Вот уж об этом я не знаю, так как Бобрик перестал просить меня помочь очередному детективу. Может быть, смирился с тем, что родного наследника у него нет, а может быть решил делать это втайне от меня. Только вот, когда Бобрика не стало, я узнал, что завещание он переписал. Теперь все имущество, нажитое им в Швеции, а также счёт с семизначной суммой, переходит к его прямой наследнице, его дочери, кровное родство с которой будет доказано путем проведения генетической экспертизы.

— А как он узнал, что должна родиться девочка?

— К твоему сведению, ультразвуковое исследование в девяностых годах уже было, и, наверно, будущая мать сообщила счастливому отцу, что у него ожидается не мальчик, а девочка — наследница.

— Но ведь прошло столько лет, как она докажет, что она дочь Романа Боброва?

— Как эта потенциальная наследница сможет доказать свое родство, я не знаю, так как тело Бобрика, по его поручению, было кремировано, а урна с прахом мною лично была захоронена на сельском кладбище в селе Раздольное, рядом с могилой его матери. Думаю, что, если он такое распоряжение оставил, значит, где-то хранится и его генетический материал, например, волосы. Но самое интересное, что он установил контрольную цифру, границу, так сказать, 28 лет. Если до исполнения своей наследнице двадцати восьми лет она так и не объявится, значит, такой вообще не существует и в силу вступает первое завещание, по которому всё имущество передается мне. Почему именно 28 лет, не знаю, но полагаю, что это связано с тем, что у Бобрика самого новая жизнь началась только в 28 лет, вот он такой рубеж установил и для своего потенциального отпрыска. Я до этого времени спокоен был, никаких предпосылок для волнения не было, ведь целых 27 лет никаких родственников у Бобрика не появлялось, а теперь, знаешь, чуйка моя что-то почувствовала. Этой осенью должен наступить срок моего вступления в наследство. Как и положено, заранее, за 6 месяцев, я отправил все документы нотариусу, ведущему наследственное дело Романа Боброва. Оказалось, что нотариус, с которым я так хорошо поладил 10 лет назад, уговорив его отложить это дело на дальнюю полку и не ворошить до указанного срока, недавно умер и все дела теперь ведёт его сын. И представляешь, этот гад пересмотрел все документы и заявил, что возникли новые обстоятельства, а что за обстоятельства — мне не сказал. Что-то здесь не ладно, я своей чуйке доверяю, она никогда меня не подводила, иначе не был бы я сейчас генералом, и не сидел бы с тобой в кабинете за столом из орехового дерева.

— Я понял, папа. Надо найти наследницу. Я все сделаю, не подведу Вас, ведь это ради моей любимой жены, моих детей, нашей семьи.

— Ладно, ты соловьем-то не заливайся, — сделав вид, что сердится, пожурил зятя тесть, улыбнувшись самодовольно в усы. — Здесь дело серьёзное, это тебе не бумажки в штабе перебирать. В-общем, с завтрашнего дня, официально, ты в секретной командировке, об этом я позабочусь. Такой секретной, что о ней никто ничего знать не должен, даже наше семейство. А ты оденься попроще, машину возьми обычную и поезжай по деревням на моей малой родине, покатайся, поспрашивай у людей, что да как…

— Так я на своём «Мерсе» поеду. У него проходимость хорошая, по любой деревенской грязи пройдет.

— Цыц! Я сказал «попроще», это не среди людей нашего уровня «попроще», а среди простого люда. Светиться особо не надо, возьми какую-нибудь «Ладу».

— «Ладу»? А где же я её сейчас возьму? На свалке?

— Ладно, тогда УАЗик возьми простой, только не «Патриот», а обычный УАЗик, из тех, на которых в деревне ездят. У таких машин проходимость хорошая, да и ты выделяться особо не будешь. Да смотри, на себя не оформляй, а то цепочка сразу к нам потянется. И, надеюсь, ты понимаешь, что этой наследницы как не было, так и не должно быть.

— То есть, Вы намекаете…

— Я ничего не намекаю. Понимай, как хочешь, но задание выполни. И времени у тебя немного. Эта дура вылетать должна была 8 ноября, и до этого срока никакого ребенка не было, так что, если он и появился, то примерно в течение одной-двух недель после этого… Понимаешь, что, если эта наследница жива и успеет заявить о своих правах до этой даты, а потом вступить в права наследования, то мне уже ничего не светит, даже мой «Фонд помощи обездоленным» пополняться не будет. Да, и с бабами своими завязывай! Если уж тебя на видеокамерах и жучках подловить смогли, то и другое узнать смогут, а нам это ни к чему! А то, смотри, я тебе калейдоскоп подарю, то же самое будет — вертишь, крутишь, а внутри красивая жизнь! И руки заняты, и голова на месте.

«А генерал-то совсем не дурак! — подумал подполковник, преданно гладя в глаза тестя. — На раз-два вычислил меня, но вида не подал. Да, он матёрый волчище, с ним тягаться будет сложно, здесь бы свою шкуру спасти».

— Давай, сынок, действуй, — сказал генерал, провожая зятя взглядом и думая при этом: «Слишком много ты, Женюля, знаешь, а сегодня узнал ещё больше! Тебе, самовлюблённому бабнику, такое знать не положено. Давай, выполняй моё поручение ради своей жалкой шкуры, на благо твоих детей, а выполнишь хорошо — ещё подумаю, что с тобой делать. Шашни твои меня, конечно, достали, какая-нибудь умная бабёнка попадётся, начнёт тянуть большие деньги за информацию, опять проблемы начнутся. Может быть, лучше, погибнуть тебе геройской смертью в „секретной командировке“, с награждением посмертно и похоронами со всеми воинскими почестями? Что, „сынок“? Ладно, на сегодня я устал, подумаю об этом завтра».

Тесть и зять, мило улыбаясь друг другу, вышли из кабинета в зал, где чинное семейство готовилось к ужину за накрытым домработницей столом.

Глава 2. Что принадлежит тебе?

Время пролетает быстро. Мне так хотелось выбраться из туго спрессованных дней, освободиться от обязанностей и проблем, забыть про все рабочие моменты и личные неурядицы для того, чтобы подышать спокойно, посидеть с закрытыми глазами, вспомнить о себе, привести мысли в порядок…

Наконец, остались позади страшные майские приключения, когда за несколько дней нам пришлось пережить три незаконных проникновения неустановленных лиц в нашу квартиру, один открытый грабёж с похищением двух телефонов, один вызов пожарной машины, один вызов скорой помощи, одно заточение в подземелье и одно утопление… Да, и ещё одна страшная потеря — потеря веры в любовь, предательство такого, как казалось мне раньше, надёжного друга и глубочайшее разочарование во всём том, что придает желание жить и с оптимизмом двигаться дальше.

Итак, что мы имеем в «сухом остатке»?

Я, Дина Сергеевна Залесская, двадцати четырёх лет отроду, закончившая университет два года назад и приехавшая на дальний остров, расположенный в центре заповедного озера, с благой целью «Сеять разумное, доброе, вечное» из области химических знаний в неокрепшие умы детей местных жителей. Конечно, первоначально, цель приезда была не настолько возвышенная, а формулировалась достаточно прозаично — проработать где-то два года по специальности для того, чтобы поступить в аспирантуру. Два года пролетели незаметно, и за это время удалось не только полюбить работу учителя, но ещё и получить первую квалификационную категорию с «весомой» добавкой к заработной плате в размере в две тысячи восемьсот рублей.

Моя подруга, Люсиэлла Степановна Штейнгель, учительница биологии, которой осенью этого года должно исполниться двадцать восемь лет, вместе со мной пережившая все ужасы майских приключений. Это именно её бандиты привязывали к стулу, именно её пытались взять в заложники и выпытать разными способами, где хранятся зелёные сокровища.

Для нас зелёными сокровищами были уникальные сине-зелёные водоросли, которые до сих пор трудятся в созданной нами экспериментальной установке под названием «Микробный топливный элемент». Но, как оказалось позже, для преступников сокровищами были уникальные искусственные изумруды, выращенные по специальной технологии в автоклавах, находящихся в помещении бывшего бомбоубежища заброшенного завода.

К счастью, всё завершилось удачно. Международную преступную банду, занимающуюся незаконным производством драгоценных камней и сбывающих их за границу, удалось арестовать. Главный организатор подпольного промысла, Воронцов Андрей Эдуардович, надеюсь, томится в застенках и пытается выгородить себя, свалив всю вину на подельников. Единственно, что отрадно — его вычеркнули из избирательных списков кандидатов в депутаты Государственной Думы. А вот человек, благодаря которому и начались наши приключения — сосед, Фёдор Михайлович Агеев, возвратившись в городок после болезни, начал активную общественную деятельность и теперь будет баллотироваться в депутаты Законодательного собрания нашей области.

После майских событий, на каникулах, я поехала к родителям. Отец ушел в запас и купил небольшой коттеджик рядом с областным центром и нас ждали радостные хлопоты по переезду, установка мебели и т. д. Конечно же, я рассказала родителям обо всех обстоятельствах той последней встречи с моим самым любимым человеком, моим другом с самого детства — Вовкой, а теперь уже не просто Вовкой, а офицером Владимиром Зориным. Как я бросала ему в лицо страшные слова о том, что меня, якобы, ждет муж в Сколково и не хотела слышать его такое робкое, смущенное признание в любви! А эта Наташа, которая отвечала на мои телефонные звонки, настолько разбудила во мне дикую ревность, что я не включила разум, не проанализировала ситуацию и не предположила самый простой вариант, который и оказался правдой — Володя был ранен и находился в госпитале, а эта Наташа была просто медицинской сестрой, ухаживающей за больным.

Мама всегда говорила мне, что я слишком гордая, что мне нужно научиться принимать любовь, а не отвергать ее, но я всегда отмахивалась от этих слов, считая, что я лучше всех знаю, что мне нужно. И вот теперь, когда я осталась одна, я осознаю, что была глупа и опрометчива. Когда он признался в своих чувствах, я даже не дала ему договорить. Я отвернулась от него и начала нести чушь, на черных крыльях прилетающую в мою мокрую голову. Я хотела ударить его там, где это больнее. Ведь я думала, что таким образом защищаю себя от возможной боли, но теперь я понимаю, что причинила боль не только ему, но и себе. Я постоянно думаю о нем. Ночами не могу заснуть, все вокруг напоминает о нашей встрече. Я мучаюсь от своей глупости и нерешительности. Почему я не смогла просто послушать его и попытаться понять его чувства? Почему я выбрала путь конфликта и разрыва?

Ночью, после беседы с родителями, я осталась одна с роем воспоминаний. Теперь, когда мне не надо было строить из себя строгую учительницу, стойкую подругу для Люськи и хорошую счастливую дочку для своих родителей, я заплакала.

Мои слезы стекали по моим щекам, оставляя на них следы моих сомнений и раскаяния: «Я понимаю, что теперь уже поздно исправлять прошлое. Я осознаю, что причинила боль не только ему, но и себе. Я понимаю, что мои действия были непростительными, и я не могу оправдать себя перед собой. Я понимаю, что мне нужно измениться, научиться принимать любовь и быть открытой к ней. Я больше не хочу жить в страхе отвергнуть чьи-то чувства. Я осознаю, что в открытости и уязвимости может быть сила, а не слабость. Я хочу найти его и извиниться за свое поведение. Хочу сказать ему, что я понимаю свои ошибки и готова измениться. Хочу показать ему, что я готова принять его любовь и быть рядом с ним, но сначала мне нужно простить саму себя.

Я должна научиться исправлять свои ошибки. Я буду работать над собой, над своими страхами. Я буду открыта новым возможностям, новым чувствам. Я буду учиться принимать любовь и быть любимой, и когда я встречу его снова, я буду готова принять его любовь и отдать свою. Мы сможем идти вместе по жизни, преодолевая все трудности и преграды, мы будем сильны вместе.

Я верю, что все получится. Я верю в свою способность измениться и изменить свою судьбу, и я все еще верю в нашу любовь. Я верю, что мы можем преодолеть все трудности. Я начинаю работать над собой. Я хочу стать сильной и уверенной женщиной, которая заслуживает любовь и уважение, и также осознаю, что мне нужно извиниться перед ним. Я хочу сказать ему, как сильно я сожалею о своих поступках, как я ненавижу себя за то, что я сделала. Я хочу показать ему, что я готова бороться за нашу любовь и сделать все возможное, чтобы исправить свои ошибки.

Но я понимаю, что это может занять время. Я не могу просто вернуться в его жизнь и просить прощения. Я должна показать ему, что я изменилась на деле, а не только словами и жалею о том, как неумело я обращалась с его чувствами. Мне страшно подумать, что я могу потерять его навсегда из-за своих неправильных решений. Теперь мне приходится бороться с этими чувствами и разбираться в своих эмоциях. Я понимаю, что не могу жить в прошлом и оставаться заточённой в своих сожалениях. Я должна двигаться вперед и находить способы исправить свои ошибки».

Наверно, самым простым способом было бы позвонить Володе и рассказать о том, что меня тревожит, но я не могу дозвониться, его телефон всё время находится вне зоны доступа. Если бы у него была электронная почта, я написала бы ему письмо. Я стала придумывать, о чём было бы это письмо.

«Пожалуй, в нём я расскажу о том, что я делаю, чтобы стать лучшей версией себя. Я не буду просить его вернуться ко мне, так как я знаю, что это не должно быть мое решение. Я просто хочу, чтобы он знал, что я осознала свои ошибки и готова работать над собой. Я ему напишу, что понимаю: все, что произошло, это моя собственная вина, и я очень сожалею о том, что так все сложилось. Я также хочу поблагодарить его за все, что он дал мне. Он был и остается моим вдохновением, и я благодарна ему за то, что он был рядом со мной в течение всей моей сознательной жизни. Я никогда не забуду наши совместные моменты и все, что он внес в мою жизнь. Я хочу, чтобы он был счастлив, даже если это означает, что мы больше не сможем быть вместе. Я хочу, чтобы он нашел свое счастье…» — такие мысли роились в моей голове.

«Стоп! — остановила я поток своих романтических идей, — А вот этого я как раз не хочу! Не хочу, чтобы он нашел свое счастье с другой, пусть даже это будет самая заботливая и ласковая медсестра, которая очень нежно делает укол в ягодицу. Не хочу!»

«В прочем, я понимаю, что, если я не могу изменить прошлое, то я смогу изменить себя и свое отношение к жизни. Я хочу научиться быть более терпимой и понимающей, научиться принимать и любить себя такой, какая я есть. Я понимаю, что мне нужно продолжать идти вперед и не останавливаться на прошлых ошибках. Я буду стремиться к тому, чтобы жить полноценной и счастливой жизнью!» — с этой оптимистичной мыслью я, наконец, смогла заснуть.

Так, в радостных хлопотах и философских рассуждениях на тему «Кто прав? Кто виноват?» прошёл отпуск, и надо было готовиться к отъезду.

Перед самым отъездом я упросила отца взять меня с собой в военный городок, где прошло моё детство и юность, где я встретила свою первую любовь, с которой так нелепо рассталась. Моей целью была встреча с отцом Вовки, Александром Егоровичем. К моему удивлению, он встретил меня неласково и не особо хотел разговаривать. Спросил, как моя семейная жизнь с молодым, подающим надежду учёным? Когда я переезжаю в Сколково?

Так вот в чём причина его холодности! Ведь его сын тогда жениться ехал, а я отказала, придумав на ходу эту дикую историю с мужем из Сколково!

Конечно, я объяснила Александру Егоровичу, почему тогда так сказала Вовке, что это была обида на него и дикая ревность, так как он сам прислал мне на телефон фотографию с очень красивой девушкой и СМСку о том, что между нами всё кончено, и чтобы я от него отстала. Александр Егорович долго смотрел на фотографию, после чего рассказал, как Вовка переживал, как ушел в себя, а затем ему откуда-то позвонили, и он срочно уехал. А дальше все понеслось очень стремительно: в Кубинке-2 ему дали квартиру, сразу двухкомнатную, а через некоторое время он сообщил отцу, что женился, так как его жена в августе ожидает рождение ребенка. Свадьбу не устраивали, расписались тихо, а Александр Егорович даже ни разу не видел жену сына, но думает, что, возможно, на фотографии, сохранённой в моем телефоне, это она и есть.

Так вот в чём дело! У Вовки, моего Вовки, появилась жена и ребёнок!

Я была спокойна, как дохлая рыба, и также смотрела в одну точку. Вот теперь можно отдаться тяжелым мыслям. И эти мысли не заставили себя долго ждать… Мысли были странные: я пыталась от восьми отнять девять и у меня получался минус один, а не декабрь. Странно, как она могла забеременеть от него в декабре, если в это время он был совсем в другой стране и совсем в другом образе? Да, от хороших мужчин женщины уходят, но только в декрет…

В голове была пустота, будто всё отключилось — чувства, мысли, восприятие окружающего мира, который теперь виделся, как сквозь туман, лишённым красок, серым и нереальным.

«Вот и всё. Жизнь кончилась и больше ничего не будет, — эта, единственная мысль не была подобна крику отчаяния — она монотонно прокручивалась, как затёртая, периодически повторяющаяся запись на старом диске, — нет теперь рядом твоего Вовки, вот и отдыхай, переосмысливай жизнь, а сердце тоже пусть будет делом занято — надо кровь по организму гонять!»

Александр Егорович, увидев моё побледневшее лицо, начал суетиться с чаем. Для того, чтобы унять душевные терзания, я решила заняться здоровым образом жизни, и первое, чем я увлеклась — это здоровая еда. Я съела здоровый кусок торта «Дамский каприз» и почувствовала себя значительно лучше. Когда, в мае, Вовка так стремительно умчался от меня на катере, я чуть не умерла от горя. А сейчас, когда я узнала, что он женился, я чуть не умерла во второй раз. К третьему разу я уже начала привыкать к неприятностям, и известие, что его жена должна вот-вот произвести на свет потомка рода Зориных, встретила стойко и перенесла мужественно. Еще полчаса назад я была в страшно отчаянной ситуации, хоть вешайся, даже была мысль прыгнуть с крыши. К счастью, отчаянные ситуации бывают редко, если контролировать себя, а теперь я буду строго следить за собой!

Надо взять на вооружение девиз: «Чем меньше женщину ты любишь, тем больше на фиг ты пошёл!». Я хочу стать сильной и независимой женщиной, которая не зависит от чьего-то мнения или присутствия. Я должна отпустить все прошлое и начать жить заново!

— Давай, срочно приезжай! Мы теперь миллионеры! — вывел меня из омута грустных мыслей радостный крик Люськи, когда я ответила на вызов после длительных настоятельных трелей звонка.

— С чего это ты взяла? Какой-нибудь лохотрон в Интернете прокрутила, где надо выслать 5000 рублей для того, чтобы получить приз в миллион?

— Да нет! Пришло письмо, вернее, пакет от нотариуса из Швеции. Он сын того нотариуса, который занимался наследственным делом какого-то господина Романа Ивановича Боброва. Так вот, этот сын отца обнаружил в документах распоряжение о том, что его дочь после совершеннолетия является единственным наследником огромного состояния, которое находится в банковской ячейке.

— Может быть, дочь Боброва и является наследницей, а ты-то тут причём? — попыталась я вразумить подругу. — Вот что значит отсутствие взаимоконтроля! Я тут с горя «Дамским капризом» объедаюсь, а ты вообще головой двинулась! Какое наследство?

— Да подожди ты, не перебивай! Этот нотариус написал мне, что господин Бобров умер 10 лет назад, и его документы были отправлены в архив. Но не так давно из России был сделан запрос на уточнение кое-каких данных по получению наследства. Дело в том, что какой-то господин (нотариус не имеет права сообщать его фамилию) должен получить наследство в этом году, если не объявится законная дочь этого Боброва. Кстати, а с чего это ты тортами объедаешься?

— Совсем некстати. Ты давай, дальше рассказывай! А то сама заинтриговала, а потом на торты съехала.

— Так это ты с торта начала! Ты что, с Вовкой помирилась и замуж за него выходишь? А торт вы на радостях ели? В знак возрождения большой и чистой любви?

— Торт я с горя ела, в знак умирания большой и чистой… Вовка, оказывается, уже на другой успел жениться и скоро станет папой!

— Ни фига себе! Вот так новости! У тебя круче сюжет закрутился! И что же ты теперь делать будешь?

— Как что? Сначала дослушаю твою историю, а потом посмотрим по обстоятельствам.

— Ах да, я отвлеклась немного. Так вот, этот нотариус пишет, что в деле находятся донесения частного сыщика, который был нанят почившим Бобровым…

— Кем? Почившим?

— Ну, почившим позже, а в то время, когда он был жив, он нанял детектива, который разыскивал следы его дочери. Детектив проверил всех младенцев, родившихся примерно в то время во всех ближайших районах, и решил, что я больше всего подхожу на роль наследницы богатого состояния!

— Я в этом не сомневалась и без расследований детектива! А чего до этого раньше никто тебя не нашел?

— Да искать было некому. Этот Бобров, мой потенциальный папенька, в Швеции жил, а куда маменька делась, неизвестно… Я же тебе говорила, что меня бабушка воспитывала, и она не особо о моих родителях распространялась. Сказала, что они погибли, вот и всё.

— Немного прояснилось. Ну, продолжай, что же ещё в пакете было? Ключ от сейфа?

— Если бы так просто… Нет, в пакете лежало письмо от Романа Ивановича Боброва, который не хотел отдавать деньги первому встречному, а точнее, встречной и просил доказать, что я его дочь.

— Ого! Он же умер! Как ты можешь теперь доказать ваше родство?

— Вот, читаю, что он пишет: «Моя дорогая дочь! К сожалению, я уже знаю, что не смогу увидеть тебя. Я приложил много сил для того, чтобы разыскать тебя при моей жизни, но, к сожалению, один нанятый мной детектив погиб в болоте, другой отравился грибами. Третьего детектива в абсолютной тайне от всех я отправил на поиски тебя, уже будучи очень больным человеком. Я знаю, что конец мой близок, и я вряд ли узнаю результаты его поисков. Надеюсь, что он сможет обнаружить твои следы. Я заключил договор ответственного хранения в банковской ячейке, там лежат все документы. Если ты сможешь получить доступ к банковской ячейке, то найдешь там инструкцию, которая поможет подтвердить право на родство.

Мы с любимой моей Лизонькой условились об одном кодовом слове, которое, как она мне пообещала, будет точно знать наша дочь. Это слово будет принадлежать только ей, но другие будут пользоваться им чаще. Так вот, как только ты получишь это письмо, тебе надо будет поехать в Москву и найти там отделение Московского Нового банка. В этом банке есть хранилище с банковскими ячейками, и в ячейке с номером, соответствующим твоему году рождения, находится то, что сможет помочь тебе доказать наше с тобой родство, после чего мои доверители сделают всё для оформления документов на вступление в право наследования. Шифр на ячейке не сложный — одна буква и три цифры. Буква та же, которая стоит первой в кодовом слове, а цифры представляют собой трёхзначное число, полученное сложением всех цифр, обозначающих порядковый номер каждой буквы кодового слова в русском алфавите.

Как только ты сможешь открыть ячейку, пригласи нотариуса и в его присутствии открой опечатанную шкатулку, в которой хранятся мои волосы, ногти и запечатанная ампула с кровью. Я не знал, что может потребоваться для проведения генетической экспертизы, поэтому сохранил всё возможное. А ты вырви у себя 10 волосков и пусть нотариус зафиксирует это действие, а затем отправит всё в Стокгольм, моему доверенному лицу, адрес которого будет находиться в шкатулке. И ещё одно условие — всё надо будет сделать до исполнения тебе двадцати восьми лет, так как более, я считаю, ждать нет смысла. Деньги должны работать, поэтому все капиталы перейдут к другому человеку».

— Да, правила туманны, сумрачны и липки как кошмар алкоголика, — заключила я.

— И что теперь делать? Я не знаю никакого кодового слова!

— А зачем такие сложности выдумал твой папенька? Не проще ли было отдать волосы, ногти, кровь нотариусу и всё?

— Как я поняла, отец был очень умён и знал, что органические материалы могут похитить и тогда воспользуются ими другие люди, поэтому, для того, чтобы получить доступ к ячейке, он и придумал кодовое слово и пароль, который надо ввести на электронном замке ячейки.

— Ладно, до ноября ещё три месяца, что-нибудь придумаем. А сейчас давай спать, пусть умные мысли с утра голову посещают, когда она умыта и расчесана.

Опять вечером я долго не могла заснуть, так как воспоминания о наших прогулках с Вовкой упорно лезли в мой мозг, поэтому утром вставать рано совсем не хотелось. Лежу, думаю, что вот сейчас встану и пойду что-нибудь делать… Но не встаётся что-то… Телефон, не желая угомониться, упорно напевал радостную песню. «А вдруг это Вовка? Может быть, он был не только ранен, но и контужен, его мозг, наконец, встал на место, и он понял, что совершил непростительную ошибку и женился не на той. Ну, мало ли, перепутал немного, с кем не бывает, контузия… А сейчас он хочет всё возвратить?» — такая мысль сразу откинула моё дремотное состояние и я, резво вскочив с кровати, схватила телефонную трубку. Это был не Вовка, а моя любимая подруга Люсиэлла.

— Привет, Динка! Ты что делаешь?

— Ну, до сих пор я спала.

— Почему? У нас же часовые пояса одинаковые и у тебя тоже девять часов утра.

— Да, девять. Но это не значит, что я уже встала.

— Ладно, давай просыпайся и включай мозг.

— Зачем? Больше сна, больше гормона мелатонина вырабатывается, значит, уменьшается раздражительность, депрессия, повышается способность концентрировать внимание.

— Вот, давай всё своё внимание концентрируй и слушай меня. Я готовилась к заключительному занятию в летней школе и решила поискать логические загадки для детей. И, представляешь, что я нашла?! Папенькина загадка «Это то, что принадлежит тебе, но другие пользуются им чаще» очень просто разгадывается. Это детская загадка из серии, например, «Что ребёнку всегда даёт папа, а мама — никогда?»

— Как что? Понятно же, папа дает Y хромосому. Ты же это лучше меня знаешь. В норме у женщин присутствуют две Х-хромосомы (ХХ), одна из них передается от матери, другая — от отца. В норме у мужчин есть одна X-хромосома и одна Y-хромосома (XY), при этом Х-хромосома передается от матери, а Y-хромосома — от отца. Так что мама никогда не может дать Y хромосому.

— Динка, проснись! Это же логическая загадка для детей!

— Ну и что? Это же не опровергает научные постулаты!

— Да, но ты в курсе, что дети — это такие маленькие человечки, и они ещё не имеют высшего образования?

— И что не так с моим ответом?

— А то, что ты даже не подумала, а просто вспомнила совсем не нужную в данном случае информацию. Давай, включай логику. Папа — это кто?

— Мужчина.

— Хорошо. А по отношению к ребёнку?

— Родитель. Я не знаю, родитель 1 или родитель 2, это надо у европейцев спрашивать, они теперь так папу и маму называют для того, чтобы не было гендерной дискриминации. А я думаю, что это создаёт проблему неравенства в паре — ведь кому-то придется стать вторым, а может быть, он тоже хочет быть первым.

— Я тебя не об этом спрашиваю. На русском языке папа по-другому, это кто?

— Это отец.

— Правильной дорогой движешься. Значит, именно он даёт ребёнку что?

— Отчество!

— Вот и дошли до истины!

— А вот и нет! Ты же сама живое исключение. У тебя отчество по бабушке, которая у тебя в свидетельстве о рождении была записана как мать. Бабушка была Степанида, а ты — Степановна!

— Ну, да, согласна, я исключение… Но у меня ведь и вообще с появлением на свет не всё понятно. Вот, откуда-то папенька появился, о котором я 27 лет не знала, не ведала.

— Так, может быть, это и хорошо, теперь у тебя живой отец есть.

— Да в том-то и дело, что есть, но уже не живой. В письме от нотариальной конторы было ясно написано, что их клиент скончался уже 10 лет назад. Так что, папочка у меня только в эпистолярном виде появился, то есть, в виде письма.

— А ты всё ещё веришь, что это письмо не очередной развод мошенников?

— У меня принцип «Лучше сделать и жалеть, чем жалеть о том, что не сделано!» Я решила сделать всё так, как написано в письме, а уж потом жалеть, если что не так пойдёт. Да и потом, этот нотариус, который сын отца, от меня никаких денег пока не требует, а, наоборот, уверяет, что все его услуги оплачиваются автоматически со счёта отца.

— Ладно, действуй, раз тебе так хочется, но только мы ведь кодовое слово так и не узнали…

— Тьфу, я же ради этого тебе и звоню! А ты сбила меня своими разговорами о хромосомах!

— Кто кого сбил…

— Слушай и не перебивай! Знаешь, какой ответ в той загадке «Что принадлежит тебе, но другие пользуются им чаще?» Это имя! Имя человека! Это принадлежит конкретному человеку, но сам себя по имени никто не называет, а вот другие произносят его имя часто!

— А ведь и правда! Как всё просто! То есть, надо набрать кодовое имя Люсиэлла и ларчик откроется? Решено, встречаемся в Москве!

Глава 3. Путешествие в Большие Болота

Сказав родителям, что у меня появились срочные дела в Москве, я стала лихорадочно сбираться в поездку, приговаривая: «В Москву! В Москву! В Москву!» как одна из трёх сестёр, Ирина, в конце второго действия пьесы А.П.Чехова «Три сестры». Не придумав ничего более оригинального, я влезла в самые удобные джинсы и кроссовки, схватила паспорт и помчалась на вокзал.

Встреча была радостной, как будто мы не виделись не два месяца, а целую вечность.

— Давай скорей шифр разгадывать, — с нетерпением набросилась Люська на меня.

— А я уже всё разгадала, пока в электричке ехала. Смотри, первая буква — это первая бука твоего имени «Л».

— Согласна.

— Дальше, берём алфавит и складываем: 13 (Л) +32 (Ю) +19 (С) +10 (И) +31 (Э) +13 (Л) +13 (Л) +1 (А). Получаем 132. Всё просто!

В банке нас встретила атмосфера торжественности, скрупулезности и официозности. Банковский сотрудник, после тщательной проверки предоставленных документов и внимательного ознакомления с письмом, попросил нас немного подождать, а сам спешно удалился в глубины финансового царства. Спустя некоторое время к нам подошел еще более напыщенный и важный человек — менеджер более высокого ранга. Бросив критический взгляд на нашу одежду и наружность, он пригласил госпожу Штейнгель, ну и меня заодно, пройти внутрь, в хранилище, где находились банковские ячейки. Мы последовали за ним. Наконец, достигнув нужного места, он извлек нужный ящик и отошел в сторону, дав нам возможность самостоятельно вести ввод шифра.

Люська зачем-то перекрестилась и начала вводить цифры и буквы на специальном устройстве. Сначала букву «Л» по-русски и затем цифры 132, затем «L» латиницей, потом цифры в обратном порядке — 231, потом решила, что надо отнять 13 от 132 (вдруг там одна буква «Л» подразумевалась?) — но банковский сейф не зажигал зелёные огоньки, дающие доступ.

— Динка, что делать? Нам, что, теперь все буквы и цифры вводить? Мы здесь до конца жизни проковыряемся!

Её растерянность не осталась незамеченной для главного менеджера. Он, утратив безмятежный вид, уже сердито смотрел на наши тщетные потуги, и потом, не выдержав, сердито заявил, что, если мы не знаем шифра, то нечего его от работы отрывать, пытаясь вскрыть сейф. При этом, он больше не называл Люську госпожой, и не спрашивал, что ей ещё угодно.

— Ещё минуточку, ну ещё один разочек, — жалобно запросила несостоявшаяся миллионерша.

— Я вызываю охрану. Вспомните шифр, добро пожаловать, — важно заявил он, и мы были вынуждены подчиниться его требованию и покинули хранилище.

В зале обслуживания Люська не удержалась и разревелась: «Папочка, ну зачем ты так заморочился? Оставил бы шифр своему нотариусу, а тот своему сыну сообщил бы, и всё было бы просто…» Первой моей мыслью было поддержать подругу в таком славном деле, как женская истерика, сопровождающаяся активным слезотечением, но потом я подумала, что достойных зрителей, способных оценить всю трагичность ситуации, здесь нет. Работникам банка наши проблемы были непонятны, также как нам, к примеру, проблемы муравья, который пытается, но не может один утащить толстую гусеницу. Нет, плакать надо в кругу своих соратников и близких людей.

— Ты думаешь, что у нотариусов этих, отца и сына, кроме того, чтобы запоминать разные шифры, больше работы не было? И потом, твоему папочке везде враги мерещились, — я решила возвратить подруге ясность ума, — Развела тут сырость, смотри, уже какой-то мужик на нас пялится.

— Мне не до мужиков сейчас. У меня горе! — собралась начать вторую серию рёва подруга, но я её решительно остановила.

— Поехали на твою родину, может быть, там кто-нибудь расскажет нам о тайне твоего имени! Как там называется село, где ты в школе училась?

— Большие Болота.

— Я про село спрашиваю, а не про болото.

— А я про село и отвечаю. Название у него такое — Большие Болота.

Главное в слезливой ситуации — вовремя принять решение и действовать! Не важно, правильное это решение или нет — главное действовать, потом разберёмся. Мы решительно встали и пошли к выходу из банка. У стеклянной двери стоял, одетый в камуфляж, упитанный мужичок с начинающейся лысиной, который ранее внимательно рассматривал нашу слезоточивую группу. При нашем приближении он отвернулся к стене и стал с упоением читать условия предоставления кредита на 25 лет.

«Чего это я разволновалась? Человек кредитами интересуется, а не нашими личностями. Точно, уже фобия начинается. А вот парфюм у него противный, сразу чихать захотелось», — такие мысли пронеслись у меня в голове при выходе из банка и я чихнула.

Здоровенный инспектор, склонный к профессиональной полноте, вылез из патрульной машины (причём, патрулировал он на тонированном в ноль чёрном «Гелике» без номеров) и неспешно подошел к нам. Усы, мясистый нос, толстые пальцы, полосатый жезл — всё это было направлено прямо в Люсю. Из его форменной рубашки хмуро выглядывал большой мохнатый живот.

— Что надо от простых пешеходов этому «рыцарю жезла и орала»? — недоумённо переглянулись мы. — Мы даже дорогу переходили в законно установленном месте, по «штрих-коду», с чёрными и белыми полосочками.

— Старший лейтенант тыр-быр-мыр (дальше неразборчиво). Предъявите ваши документы! — представился страж порядка.

— А что мы нарушили? — сразу попыталась выяснить причину подруга, а я подобострастно вытащила паспорт и в раскрытом виде предъявила его инспектору. Мой паспорт его не заинтересовал. Он продолжал направлять свой жезл всевластия на Люську и, уже более строгим, официальным голосом, повторил своё требование. Люську как зациклило, и она опять стала пытаться выяснить причину интереса к её скромной персоне этого стража правопорядка.

— Да покажи ты ему паспорт, жалко, что ли, — начала увещевать я подругу.

— Ага, паспорт запомнит, а потом кредит на моё имя возьмёт!

— Чего ты волнуешься? Учитывая твою зарплату, ему такой кредит дадут, что он всего неделю на него сможет прокормиться.

В наш диалог вмешался инспектор гневным мощным рыком: «Проверка документов!», после чего Люська, как примерная ученица, достала паспорт и даже держала его перед кристально честным оком полицейского, пока он с большим трудом, так, словно шариковая ручка была привязана к тяжёлому чугунному лому, переписывал все данные. Посмотрев и место прописки, он уточнил, проживает ли гражданка Штейнгель по адресу регистрации, где работает, каково её семейное положение и куда она далее планирует направиться. Как загипнотизированная тяжелым профессиональным взглядом, Люська всё честно о себе рассказала, не утаив при этом, что далее мы планируем направиться на её родину, в Большие Болота. Страж порядка и это зафиксировал на листке бумаги (странно, а чего же протокол не оформил?) отпустил нас и отправился по направлению к своей патрульной машине. Моя личность у него никакого интереса не вызвала, поэтому я, решив с обидой бросить последний взгляд на такого, всего наполовину профессионала, увидела, как из окна тонированного «Гелика» без номеров вытянулась рука в зелёном рукаве, протянула инспектору белый конверт, а инспектор отдал этой руке клочок бумаги, на котором он с таким трудом выводил информацию о Люське.

Я, конечно, тут же сказала об этом подруге, но она заявила: «Тебе везде видятся шпионы и бандиты, и вообще, надо поменьше детективы читать, а лучше перейти на любовные романы!»

Когда мы, размякшие и умиротворённые, уже сидели в тёплом вагоне поезда, на Люську напало мечтательное настроение, и она стала представлять себе дворец с колоннами на берегу моря и прекрасного принца, скачущего на коне к ней с предложением руки и сердца. Весь этот бред она с увлечением пересказывала мне, а я, не желая с ней спорить в полусонном состоянии, со всем соглашалась.

— Знаешь, я даже не мечтала когда-то случайно стать счастливой… — вздохнула она.

— Не счастливой, а богатой, — уточнила я. — Ещё неизвестно, принесет ли тебе счастье это богатство, до которого ещё добраться надо. И вообще, у тебя наследство не в Швейцарии, а в Швеции, а сходство у этих стран, кроме похожих названий, только в том, что они обе находятся в Европе. Швеция — в северной, на Скандинавском полуострове, а Швейцария — в центральной Европе. Но не может не радовать, что Швеция — страна героев сказок Астрид Лидгрен и огромного количества известных музыкальных групп и исполнителей: ABBA, Roxette, Ace of Base, Army of Lovers и других. Так что певцов там достаточно, напоют тебе в уши, ты и отдашь своё многомиллионное наследство ему, якобы, на развитие бизнеса.

— Да ну тебя! Всё лирическое настроение испортила. Всё время какие-то неприятности пророчишь…

— А их даже и пророчить не надо! Они, как элементы в периодической системе, возникают периодически, и предугадать их появление нельзя! Давай лучше спать, завтра нам предстоит тяжелый день — путешествие в твои родные «болота»! Как бы нам там, вместо прекрасных принцесс, кикиморами болотными не стать…

Я проснулась рано. В вагоне было подозрительно тихо, так как основная часть наших попутчиков сошла на других остановках, и к конечной станции мы подъезжали в гордом одиночестве. В разрывах туч периодически появлялась ущербная, словно надкусанная, Луна.

Поезд медленно подкрадывался к вокзалу, осторожно постукивая железными колёсами на стыках рельсов. Он был похож на серую кошку, охотящуюся на воробьёв, которая, казалось, именно сейчас, выбрав наиболее удобную позу и проверив действие всех мышц, совершит последний, решительный прыжок… Но нет. Поезд пару раз нервно дёрнулся и замер у перрона.

Для разгадки тайны имени Люсиэллы наш путь пролегал в маленькую деревеньку на краю области. До центрального села под названием Большие Болота добирались мы долго, сначала на автобусе, далее на попутке.

Мы быстро нашли сельский совет, теперь это называется администрация. Конечно, тех, кто помнил бы дела 28-летней давности, среди работников уже не было, но нас направили к старенькой седой старушке, которая 30 лет назад была секретарем сельской администрации.

Зинаида Павловна была маленькой морщинистой старушкой с фиолетовыми волосами. «Да, помню я, случай был странный, — начала она свой рассказ за чаем с конфетами, купленными нами в местном магазинчике под вывеской „Хуторок“, — Пришла ко мне как-то осенним дождливым вечером Степанида Балясина. Она у нас в лесной сторожке жила, какие-то наблюдения вела за болотом, всё переживала, что болота высыхают. А чего переживать-то? Высохнут, люди пропадать не будут, а то столько народу в этих болотах сгинуло! А она всё своё — нарушится, дескать, влажностный режим, климат изменится, болотная экосистема погибнет, животные вымрут… В то время тяжело всем жилось, как бы самим не помереть, а Степанида принесла творожка козьего, меда, грибочков белых и сушеных, и соленых… В общем, не удержалась я, сделала всё как она просила. Она сказала, что сыночек её, один единственный, уехал на заработки и погиб, но оставил после себя дочурку маленькую, которую привезла к ней незнакомая женщина, назвавшаяся невестой сына Степаниды. Женщина эта ночью ушла, а девочку оставила у бабушки. Уж не знаю, правда это, или нет, но просила меня Степанида зарегистрировать девочку на неё, как будто это её дочка и оставить все в тайне».

— Так значит, у бабушки был сын, мой отец? — не выдержала Люська.

— Да никакого сына никогда не было, Степанида только за наукой замужем была, — продолжила свой рассказ Зинаида Павловна. — У нас, в деревне, грамотных людей мало было, вот мы с ней и сдружились. Она в Ленинграде жила, институт закончила, в аспирантуре училась, кандидатскую диссертацию защищать готовилась, по генетике. Но появился тогда в научной среде агроном-недоучка Трофим Лысенко, который полностью отвергал наследственную теорию, конечно, ведь он имел всего два класса школьного образования и научился читать всего в 13 лет. Лысенко считал, что любой живой организм всю свою жизнь приспосабливается к окружающей среде и затем эти изменения, вызванные адаптацией, передает следующим поколениям. Он ввел новую сельскохозяйственную технологию — яровизацию, по которой обработка семян холодом и влагой позволяла дать высокий урожай после весеннего посева, и пообещал получить высокие урожаи от нового выведенного селекцией сорта «ветвистой пшеницы», которые смогут накормить весь советский народ. Его идеи поддержало партийное руководство и вот тогда начались гонения на ученых-генетиков, даже тогдашний Министр сельского хозяйства издал приказ, в котором говорилось о том, что никаких мутаций в природе быть не может!

Зачем это было надо, не знаю, ведь два направления в науке — селекция и генетика могли бы развиваться параллельно, но в те годы генетика была объявлена «буржуазной наукой», а мичуринская селекция — единственно правильной, «пролетарской». На «Августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года»Лысенко прочитал свой доклад, где разделил эти биологические науки на «буржуазную» и «пролетарскую», и, естественно, партийная верхушка этот доклад поддержала. Вот тогда и стали увольнять с работы ведущих генетиков, закрывать кафедры, лаборатории, даже целые институты, причем, ведущих ученых приговаривали к тюремному заключению, или призывали прилюдно покаяться и подтвердить, что они занимались ложной наукой, а книги и научные работы уничтожались во всех библиотеках. Даже исследование мушек-дрозофил было под запретом! Степанида в Ленинграде жила, работала в ведущем на тот момент научно-исследовательском институте по генетике, заведовала лабораторией. Когда руководителей института арестовали, Степанида забрала свою недописанную диссертацию, научные книги и сбежала из Ленинграда сюда, в Большие Болота, устроилась в лесничестве и стала наблюдать за нашим болотом. Ну, а потом, когда ты у неё в результате непорочного зачатия появилась, стала тебя учить уму разуму. Ты ведь тоже биолог?

— Да, я учительница биологии. И тоже собиралась в аспирантуру поступать, но жизнь распорядилась иначе.

— Вот и думай, что все-таки важнее — гены или воспитание? Ведь ты на Степаниду совсем не похожа, а биологию любишь!

— А я думаю, вот до чего доводят неучи, близкие к высокому начальству! То генетику запретили, то кибернетику объявили лженаукой — а теперь мы пытаемся в этих областях догнать те страны, куда уехали наши ученые! — завершила я наш душевный разговор.

— И куда же вы дальше пойдете? — поинтересовалась Зинаида Павловна.

— Я думаю в избушку бабушкину сходить, туда, где моё детство прошло. Очень хочу опять на книги её посмотреть, вспомнить, как в детстве я рассматривала эти картинки неведомых мне животных и читала их названия на латыни.

Центральная часть села, освещённая одиноким фонарём у магазина «Хуторок», закончилась вместе с асфальтовой дорогой и дальше мы прошлёпали по грунтовой дороге, вдоль которой стояли какие- то насупленные и кривые деревянные дома тёмно-серого цвета. Ни резных наличников, ни буйства разноцветных пионов и Золотых шаров не наблюдалось. Стояла угрюмая тишина, изредка нарушаемая отрывистым собачьим лаем где-то вдалеке. В огородах ветки яблонь сгибались под тяжестью урожая.

— Люсь, а что, здесь никто не живёт?

— А кому здесь жить? Старики поумирали, молодежь в город перебралась, а дома так и стоят пустые, их даже продать невозможно. Большие Болота находятся на самом краю области, дачникам далеко ехать, поэтому желающих перебраться сюда на постоянное место жительства нет, да и в качестве дачи дом никто приобретать не хочет, находящийся в такой дали от цивилизации.

— Хорошо, что мы одеты прилично. Я имею в виду, прилично для больших пеших переходов, а то бы я дальше, в лес не пошла.

— Не волнуйся, это не очень-то и далеко, всего 5 километров, по красивому еловому лесу. Фитонцидами надышишься, болеть не будешь!

— Ничего себе, 5 километров! Я тебе что, спартанец?

— Да брось ты, я, когда в школе училась, то каждый день это расстояние проходила.

— Ладно, только тогда занимай меня разговорами. Например, расскажи, что там с твоим благоверным Штейнгелем приключилось?

— Хорошо, слушай. Как ты уже поняла, я не мыслила своей жизни без биологии и поэтому, после окончания школы, легко поступила на биологический факультет университета. Естественно, основной контингент будущих биологов составляли девушки.

— Да, это мне знакомо. У химиков также.

— Но в университете были и другие специальности, например, «Государственное и муниципальное управление». Вот там и учился мой будущий супруг Максим Штейнгель. На момент окончания университета у Максима развивалось параллельно несколько романов с очень эффектными дамочками — начинающими артисточками, манекенщицами и дочками видных чиновников, ну, а моя личность была даже не в параллели, а в виде какого-то аппендикса, так, на всякий случай. Название специальности и возможной будущей профессии у Максима было многообещающее, но, оказалось, что сначала, после выпуска, надо годик-другой поработать в муниципальном управлении, каким-нибудь начальником отдела, а потом уже хорошие знакомые его матушки устроят его в крупный город, в какое-нибудь министерство. Но, оказалось, что даже в районных центрах должности начальников отдела заняты тем, кем надо, и вакантное место было только в поселке городского типа на нашем острове. Но ещё одна проблемка: Максим был абсолютно не приспособлен к самостоятельной жизни, так как все заботы о его быте самоотверженно возложила на себя его матушка, вырастив такого изнеженного сыночка. Максиму надо было срочно жениться, решила мама!

Конечно, все его знакомые потенциальные невесты-супермодели отказались ехать с ним в такую глушь и не захотели менять городскую жизнь на сосновый бор, и тогда последнее предложение было сделано мне.

Я подумала: «А чем плохо? Место курортное, городок небольшой. Вот рожу ребёночка, пусть свежим воздухом дышит». Скромно расписались и поехали в дальние края. Я-то сама от шума и расстояний мегаполиса была не в большом восторге, поэтому быстро привыкла к маленькому городку, но деятельная натура моего супруга не успокаивалась. Он вдруг вспомнил своё немецкое происхождение (по отцу он из русских немцев) и подал заявление для переселения на историческую родину.

Дело в том, что, благодаря принятому в ФРГ в 1953 году закону «О беженцах и изгнанных», немецкие переселенцы могут вернуться на свою историческую родину в упрощенном режиме и называются «поздними переселенцами». Однако, подача заявления на репатриацию доступна только людям, родившимся до 1 января 1993 года. Максим посчитал уважительной причиной для того, чтобы не брать меня с собой тот факт, что я родилась позже этой даты, и наш брак длился менее трех лет. Я могла получить только статус «члена семьи репатрианта», на который не распространялся весь перечень услуг и льгот, предоставляемых переселенцам. Он занялся оформлением документов и успешно подтвердил знание немецкого языка, пройдя шпрахтест, так как в школе и в университете изучал немецкий язык. После получения одобрения и оформления визы, муж собрал вещи и отправился на постоянное место жительства в Германию. По приезду он был направлен в распределительный лагерь для репатриантов, который находится во Фридланде. Мы тогда ещё с ним общались, и в первое время он говорил, что испытывает «культурный шок». Жизнь в Германии — это сплошной «стандарт» и бумажная волокита. Жизнь, при которой ты будешь неминуемо встроен туда, где определят тебе место чиновники, и им плевать, что у тебя два высших образования или ты прекрасно работаешь с людьми — ты пойдешь чистить тушки кур в холодильник или копать картошку до конца своих дней. Конечно, в Германию хорошо переселяться тем, кто знаком с рабоче-крестьянским трудом, но Максим решил, что именно там он сможет реализовать свои амбиции.

— Странный человек, сейчас русские немцы обратно возвращаются, в Россию, насмотревшись западной «толерантности», а ему в Европу захотелось, — вставила я своё слово в монолог подруги. — Ну, продолжай раскручивать маховик интриги дальше.

— Как я уже сказала, меня он брать с собой сразу не стал, сказав, что там переселенцев из России сначала в сельхозкооператив распределяют, на работы, а только потом можно будет устроиться по специальности, вот тогда-то он и сделает мне приглашение. А кому его специальность «Государственное и муниципальное управление» в Германии нужна? Вот так и оказалось, что осталась я одна, вроде замужем, но без мужа. А потом он прислал согласие на развод, так что от мужа мне осталась только немецкая фамилия Штейнгель.

— А может быть, ты теперь Бобровой станешь, по отцу? Впрочем, это ещё доказать надо, а доказательств у нас кот наплакал, — заметила я.

— Ладно, давай не будем кота расстраивать, тем более, что уже слышится шум речушки и виднеется мост. Его нам надо будет как-то преодолеть, а потом, по тропинке вдоль реки, и мы у цели.

Мы приблизились к месту, где возвышался разрушенный мост. Гнилые бревна, искривленные временем и природными силами, торчали в разные стороны, будто пытаясь уцепиться за последние остатки своего некогда прочного облика. Под мостом у нас встретило веселое журчание мелководной речки, которая словно игриво шептала о своих прекрасных приключениях в уютном лоне природы.

Однако, несмотря на кажущееся безопасность, единственным путем, который предстояло нам пройти, было перебраться на другой берег. Мой взгляд упорно избегал опасного погружения вниз, и я сосредоточилась только на том, чтобы уверенно добраться до другого берега. Сердце билось сильнее, когда я решила действовать и ухватилась за остатки перил. Зажав в руках их хрупкие остовы, я приступила к нелегкому пути, силой воли преодолевая страх перед высотой и непредсказуемостью.

Ветер, играющий с моими волосами, куда-то уносил звуки журчания речки, создавая особую атмосферу. Я решительно продвигалась вперед, сосредоточенно смотря только на точку назначения. Сердце громыхало в груди, но это лишь усиливало мою решительность и стремление достичь цели.

И вот, напряженные усилия и осторожные шаги окупились. Я, наконец смогла вздохнуть с облегчением, оказавшись уже на противоположном берегу. Ощущение победы пронзило каждую клеточку моего существа, и я осознала, что даже разрушенный мост не смог остановить меня. Теперь, с победой в кармане, я готова была продолжить свой путь, не зная, что настоящие испытания ещё только начинаются.

В отличие от меня, Люська спокойно преодолела преграду, легко перепрыгивая с бревна на бревно. Чувствуется опыт!

Люськин дом стоял в гуще разросшейся сирени. Сквозь заросли крапивы мы пробрались к покосившемуся крыльцу. Дверь была закрыта на большой амбарный замок. Люська наклонилась и пошарила под полусгнившими досками.

— Ура! Вот он! — в руках она держала большой железный ключ. С этими словами она, поднатужившись, все-таки смогла открыть замок и мы вошли внутрь.

Обстановка была спартанская: в центре комнаты стоял круглый стол, накрытый вязаной крючком кружевной белой скатертью с большим количеством кисточек по краю, шкаф образца начала пятидесятых годов с большим мутным зеркалом стоял у стены, справа находилась покосившаяся полка с толстыми книгами в старинных переплётах, под ней старенький потертый диван с цилиндрическими валиками, а слева, у окна, стояла массивная железная кровать с облупленной никелировкой. Завершала интерьер большая печь с плитой и духовкой, зрительно разделявшая комнату на две части: спальню и столовую. В столовой находился обеденный стол на основательных, толщиной по 10 сантиметров, ножках-столбах.

«Вот здесь прошло моё детство, — глаза подруги наполнились слезами, — и бабушки уже давно нет, только книги её остались. И как мы здесь найдем тайну моего имени?»

Старинные книги меня заинтересовали сразу. Я вытянула шею, встала на цыпочки и в такой лебединой позе потянулась за крайней книжкой. Да, видно не судьба мне быть лебёдушкой! Что-то в моем теле перевесило, и я стала заваливаться набок, потянув за собой хлипкую конструкцию в виде полусгнившей полки.

— Динка! Динка! Ты живая? — через ватный туман услышала я взволнованный голос подруги.

— Что со мной случилось? В голове шумит, дышать нечем, и ничего не видно…

— Ой, как хорошо, что ты очнулась, а то я уж пугаться начала. В общем, ничего страшного, тебя просто Брэмом придавило!

— Кем? Кем?

Ну, Альфредом, по фамилии Брэм. Вернее, его тремя томами книг «Жизнь животных. Большая иллюстрированная энциклопедия». Она самая полная, с иллюстрациями…

Знаешь, если бы информация из кинетической энергии при ударе переходила бы в умственную, я была бы рада этим иллюстрациям, как и ты. А так, от всех энциклопедических знаний Брэма я получила только шишку на голове. А чего это у нас такая пыль стоит как на щебёночном заводе?

А, так это вместе с полкой штукатурка обвалилась. Ой! Смотри! Под штукатуркой ещё что-то лежит!

Из-под части не обвалившейся штукатурки выглядывал угол коричневой папки. Не раздумывая долго, Люська потянула за него, чем обрушила оставшийся пласт и создала новую завесу пыли. Прочихавшись и прокашлявшись, мы пришли к единственному правильному выводу — выйти на улицу и постараться прочитать бумаги, которые так основательно спрятала бабушка Степанида.

Вот она, бабушкина диссертация! Тогда это был прорыв в науке, за что в лагеря можно было загреметь, а теперь это просто история… — подруга грустно листала пожелтевшие листы старой диссертации с текстом, написанным от руки перьевой ручкой. В середине манускрипта лежали более светлые листы бумаги.

— Что это? Какое-то письмо?

— Конечно, чужие письма читать нельзя, но вдруг там что-то важное, касающееся того, что мы ищем…

Люся раскрыла свернутый лист бумаги и прочла первые строчки: «Дорогая моя Люсиэлла! Если ты читаешь эти строки, значит, произошло что-то, что нарушило спокойное течение твоей жизни, и ты вернулась сюда, в эту строжку, в которой прошло твоё детство.

Я никогда не рассказывала тебе тайну твоего происхождения, так как боялась, что ты по неопытности и по неосторожности можешь кому-нибудь всё рассказать, и тогда твоей жизни будет угрожать реальная опасность. Но, если ты нашла это письмо, значит, опасность уже где-то рядом, и ты должна знать, как и где ты появилась на свет.

Ты знаешь, что я свою жизнь посвятила науке генетике, ведь в довоенный период советские генетики находились примерно на одном уровне с европейскими коллегами. Однако, после массового голода во многих регионах страны, власти решили увеличить количество сельскохозяйственных научных учреждений, которые невозможно было обеспечить квалифицированными кадрами. В результате этого в сельскохозяйственную науку хлынул огромный поток честолюбивых и малограмотных недоучек, не желавших вникать в сложности научного знания, но агрессивно настроенных против «буржуазных» специалистов. Именно их и возглавил Трофим Лысенко. Одним из основных положений его учения стало отрицание генов как единицы наследственности и роли хромосом как материального носителя наследственности. По мнению Лысенко, наследственность свойственна любой частице клетки, не только хромосоме, а живые организмы изменяются адекватно окружающим условиям. Генетика была объявлена лженаукой и я вынуждена была, спрятав свою диссертацию, приехать сюда, в биосферный заповедник, на должность младшего научного сотрудника. А потом изменили административно-территориальное деление и село Большие Болота, которое находилось на краю биосферного заповедника, отнесли к другой области, а вместе с ним и мою сторожку, в которой я уже привыкла жить. Менять что-то в своей жизни было уже поздно, я вышла на пенсию и стала дальше жить одна в маленьком домике на берегу красивой речки, с козочкой и курочками, питаясь дарами леса и реки, а также тем, что сама вырастила на маленьком огородике.

Октябрь 1993 года тогда выдался дождливый и когда, наконец, «бабье лето», хотя и с большим опозданием, остановило эти потоки воды с неба, я решила съездить в центральное село Большие Болота. Конечно, в село Раздольное ехать было бы ближе, но пенсию мне выдавали на почте именно в Больших Болотах».

— А зачем ехать? Моим родителям пенсию сразу на карточку перечисляют, где бы они не находились? — не удержалась я.

— Так это сейчас! Ты что, забыла, что письмо написано 28 лет назад! Тогда ни телефонов, ни компьютеров не было!

— Как же люди так жили! А хоть свет-то у неё был?

— В то время свет был. Ты же видела остатки столбов вдоль заросшей дороги, по которой мы сюда шли. Это потом, уже в конце 90-х годов, все провода срезали и на металлолом сдали, а потом восстанавливать электричество уже не было смысла — здесь никто не жил. Ладно, слушай дальше и не отвлекай меня.

«На велосипеде я отправилась в село. Сделав все запланированные дела, уже было собралась в обратный путь, но дождь припустил так сильно, что дороги не было видно, и я вынуждена была остановиться у своей приятельницы, работавшей раньше директором Большеболотовской средней школы. Поутру, когда дождь успокоился, я стала собираться в обратную дорогу, так как надо было доить козочку и топить печку.

Ехать по размокшей дороге было трудно и, на половину пути, перебравшись через мост, я решила отдохнуть. Положила велосипед в траву у обочины, а сама отошла в кустики, «по делам». Стояла абсолютная тишина, даже не было слышно пения птиц, собирающихся в стаи для перелёта в южные страны. От реки поднимался белый клубящийся туман.

Вдруг вдалеке, со стороны Раздольного, послышался шум мотора автомобиля. Это было странно. Кто в такую рань, по размытой заброшенной дороге, осмелился поехать в наше село? Ведь из Раздольного до их районного центра проложена хорошая асфальтовая дорога, да и железнодорожная ветка там есть, электричка два раза в день проезжает, утром и вечером.

Из утренней туманной дымки показался свет горящих фар автомобиля. Заехав на мост, автомобиль остановился. Это были «Жигули» невзрачного мышиного цвета. Водитель сильно рисковал, ведь мост здесь был старый, сделанный из больших сосновых брёвен, со сгнившими перилами. Даже мне на велосипеде через этот мост приходится проезжать с осторожностью, но иного-то пути нет! Но вес велосипеда с весом автомобиля не сравнить! Я удивлялась смелости водителя. Наверно, он был здесь чужак, раз не знал об опасности моста, хотя, какой чужак вообще знает о существовании этой дороги, которая раньше связывала Большие Болота и Раздольное?

Я предусмотрительно решила не выходить из своего укрытия в кустах. Тем временем, из машины вышел коренастый мужчина с тёмными усиками на лице. Он был в военной форме, а на погонах я смогла рассмотреть четыре маленькие звёздочки. Капитан обошёл машину спереди и открыл дверцу, из которой попыталась выйти женщина. Это было сделать достаточно трудно, так как ей мешал очень большой живот. Беременная была одета в тёплое зимнее пальто, не сходящееся не животе, а на голову была накинута пуховая шаль. Мужчина помог женщине выбраться из машины и подвёл её к краю моста. Было видно, что женщине очень плохо, возможно, её укачало на размытой дороге. Она держалась двумя руками за живот и, наклонившись вперёд, совершала судорожные движения. Её рвало. Старые перила были расположены чуть ниже живота женщины.

«Как бы она не упала, уж очень низко наклонилась, наверно, боится одежду испачкать», — обеспокоилась я и решила выйти из своего укрытия для тог, чтобы хоть чем-то помочь беременной женщине. Мужчина, безучастно стоявший поодаль, наверно, тоже подумал об этом и бросился к ней, но, вместо того, чтобы поддержать беременную, он сильным толчком в спину сбросил её с моста. Женщина не успела даже вскрикнуть, как тёмные воды реки, которую летом можно перейти вброд по колено, подхватили и понесли тело. Моё тело сковал страх! Всё произошло мгновенно и так беззвучно, что это было похоже на фильм ужасов.

Мужчина подошёл к машине, закурил, затем открыл багажник, достал из него большой чемодан и тоже сбросил его с моста. Чемодан сразу скрылся в чёрной воде, а мужчина сел за руль, развернул машину и уехал обратно в сторону Раздольного. Я была в ужасе от разыгравшейся на моих глазах трагедии! Я стала свидетельницей убийства и не смогла его предотвратить! Единственное, что я смогла сделать — это запомнить номер машины убийцы, когда она проезжала мимо меня. Этот номер МОЛ 45—98!»

— Какой странный номер! Три буквы, четыре цифры! — встряла я.

— Всё верно, до 2004 года автомобильные номера состояли из 4-х цифр и трех букв. Не сбивай, дай дочитать, пока ещё светло, — строго посмотрела на меня Люська.

— Ой, а что, когда стемнеет, мы здесь останемся? Мне уже жутко, а ночью я спать не смогу, буду ждать прихода собаки Баскервиллей из болота.

— Не, волнуйся. Здесь тоже можно было бы заночевать, ведь моё детство в этой избушке прошло и ничего тут страшного нет. Да, думаю, мы в сторону Раздольного пойдем, так мы сможем на последнюю электричку успеть.

— Как! Тут рядом есть электричка, а мы таким сложным путём шли, прямо, как Элли по дороге из жёлтого кирпича добиралась в Изумрудный город! Знаешь, я чувствую себя ожившим пугалом Страшилой, чьё заветное желание — получить мозги у волшебника Гудвина.

— Это точно, мозгов тебе иногда не хватает! Были бы мозги, ты в разные передряги не попадала бы! — не упустила возможности съязвить подруга.

— Ну, в передряги попадаем мы вместе, а не я одна. А ты, интересно кто? Элли или Тотошка?

— Нет, я Железный Дровосек, у которого сердца нет. Раньше оно было, а теперь его нет, распалось на мелкие атомы и аннигилировалось.

— Да ладно, возродится опять твоё сердце. Вот встретишь человека, достойного тебя, полюбишь и будешь счастлива.

— Хм, а теперь это вообще маловероятно. Если раньше я думала, что меня полюбит кто-то за то, что я такая умная, красивая, ответственная, верная и так далее, из этого набора, то теперь, когда существует вероятность, что я буду миллионершей, я всегда буду подозревать, что любят не меня, а мои капиталы.

— Да ладно тебе, пока ещё ты не миллионерша и мала вероятность, что ею станешь. Мы ведь так шифр и не разгадали! Давай, дальше читай!

«С дрожащими руками и ногами я села на велосипед, и, стараясь не оглядываться на место трагедии, поехала по тропинке к своему домику. Как ты помнишь, наша избушка располагалась на несколько километров ниже от моста по течению реки. Я ехала вдоль реки и пыталась что-нибудь рассмотреть в темной воде, но всё было тщетно. Река в нашей местности извивается в самых немыслимых направлениях, есть много поворотов и водоворотов, и я надеялась на чудо!

Надежда была только на излучину, где часто застревают разные коряги, унесённые течением и не вписавшиеся в поворот. Именно там я бросила велосипед и стала пробираться через кусты ивняка к воде, громко крича — но ответом мне были только звуки леса и журчание воды. Я уже отчаялась найти утопленницу, так как дальше течение было сильнее, как вдруг на мой очередной крик я услышала слабый, как мяуканье котенка, писк, прерываемый кашлем. Не раздумывая, я бросилась в воду и, прямо в одежде, по пояс в холодной воде, по дну, которое летом представляет собой песчаную отмель, устремилась на этот звук.

Люся, помнишь, ты всегда стремилась позагорать на этом песочке, а я не пускала тебя, пугая тем, что песчаный обрыв в любой момент может обрушиться? Так вот, этот обрыв и стал местом твоего появления на свет!

Корни сосны, держащие песчаную массу, сейчас находились в воде и именно в них запуталось пальто роженицы, благодаря чему женщину не унесло дальше по течению. Когда я добралась до этого места, помощь ей уже была не нужна. Её тело было холодное и синее, но природа знает своё дело, и, наверно, из последних сил женщина смогла произвести на свет это милое создание. Ребёночек ещё был связан пуповиной с матерью и держался на воде, так как здесь сработали естественные инстинкты. Вот он, классический пример родов в воду! Но, к сожалению, женщина умерла от потери крови, так как послед не отделился, и вся вода в этой заводи была кроваво-красная.

Я схватила младенца, а это была девочка, и почувствовала, как по ногам ударило большое сильное тело. Наверно, это был большой сом, которого привлек запах крови! Сердце девочки ещё слабо билось, и я поняла, что надо спасать ребенка, пока сом не начал своё страшное пиршество. Никакого инструмента для того, чтобы перерезать пуповину, у меня не было, но не зря же я биолог! Я сделала так, как делают все животные — просто перегрызла её, и, расстегнув свою куртку, положила ребеночка, уже начавшего синеть, себе на грудь, под свитер.

Я уже собралась двинуться в обратный путь, как увидела, что из кармана пальто высовывается мокрый клочок бумаги. Я его схватила и побежала домой, согревать ребенка.

Конечно, я понимала, что новорожденного, а это была девочка, надо срочно везти в больницу, но доставить туда я смогу её только часов через пять, поэтому надо оказывать необходимую помощь здесь. Когда я училась в институте, мне приходилось подрабатывать санитаркой в больнице, поэтому я знала, что надо делать с только что появившемся на свет человечком.

К счастью, природа наделила тебя хорошими защитными силами организма. Через некоторое время ты уже сопела, согретая теплым одеяльцем и напоенная парным козьим молочком. Ну, а дальше ты всё сама знаешь и помнишь. Я учила тебя читать и писать, ты рассматривала мои книги по биологии с красочными иллюстрациями и активно познавала мир вокруг.

А информацию по поводу утопленницы я сообщила нашему участковому милиционеру, привела его на место трагедии, но ни тела, ни остатков одежды там уже не было. По моему требованию, он сделал запрос в село Раздольное, но ему ответили, что никакие беременные женщины там не пропадали, так дело и закрыли по причине отсутствия состава преступления. Тела нет, никто нигде не пропадал… Даже номер машины проверили, но, оказалось, что эти скромные «Жигули» принадлежат супруге уважаемого человека, которая никакого отношения ни к Раздольному, ни к Большим Болотам не имеет, и вообще, в это сложное время находилась в санатории на лечении. А мне пригрозили, что, если я не успокоюсь и буду опять требовать искать какого-то капитана, который утопил беременную женщину, меня отправят на лечение в психиатрическую больницу. Конечно, такой исход для меня был бы нежелателен, ведь у меня на руках младенец, появление которого я решила сохранить в тайне. Если был человек, для которого было важно уничтожить и мать, и ребёнка, то, возможно, он решит проверить, вдруг ребёночек выжил и обнаружит тебя!

Да, а листок бумаги оказался началом письма этой женщины к какому-то мужчине: «Здравствуй, любимый мой Ромочка! Очень скоро мы будем вместе. Я так жду нашу встречу, а ещё больше я жду появления на свет нашей малышки. Надеюсь, что мы тогда уже будем вместе и назовем её так, как мы договорились — Люсьена, ведь это имя имеет французское происхождение. Оно произошло от латинского слова „lux“, что означает „свет“. Помнишь, ты мне сказал, что имя Люсьена можно охарактеризовать как элегантное и изящное. Оно имеет светлое и пронзительное звучание, что делает его очень привлекательным. Люди с этим именем обычно обладают тонким чувством стиля и эстетическим вкусом. Я так хочу, чтобы наша девочка Люсьена стала энергичной, творческой и целеустремленной личнос…»

— Ой, так ты не Люсиэлла, а Люсьена?! — воскликнула я.

— Наверно, это так. Поэтому мы и код разгадать не смогли, мы же по имени Люсиэлла буквы считали, а надо было считать по имени Люсьена.

— А с какой такой стати ты Люсиэллой стала?

— Давай дальше читать, я думаю, истина уже близко.