Бесплатный фрагмент - Идеальный сценарий

Пролог

Ничто не предвещало перемен. Насколько я знаю, в книгах и фильмах именно так, внезапно, они и происходят. Моя жизнь ничем не напоминала произведение сколько-нибудь стоящего автора, пока тем снежным и ветреным февральским днем я не вышел из автобуса номер сорок три на остановку раньше.

Можно было бы объяснить это предчувствием или указанием свыше, но я слишком хорошо помнил, что мною тогда двигало. Сильный снегопад предвещал аварии и пробки, и я собрался заранее, чтобы приехать вовремя. Однако заторов на пути моего автобуса, как ни странно, не оказалось, и я обнаружил, что рискую прибыть на работу аж за полчаса.

«Что на это скажет Аня… Анна Евгеньевна? — Я вспомнил лукавые глаза одной из своих начальниц, которая вечно выговаривала мне за опоздания. — Нет, она и сама приходит только к девяти, какой смысл. Не буду же я специально докладывать ей, во сколько явился. А сидеть в пустом офисе — так себе затея». В итоге я предпочел немного пройтись пешком.

Учитывая погодные условия, идея была не блестящей. Я давно заметил: когда думаешь о снеге летом, он кажется чем-то абстрактным, представляешь иллюстрацию для рождественской открытки, с которой реальность не имеет ничего общего. Вместо того чтобы плавно кружиться и падать на землю, снежинки, мелкие холодные иглы, всей «толпой» летят прямо в тебя, норовя засыпаться в глаза и за воротник. Практически всегда поход из пункта А в пункт В оборачивается увязанием в сугробах (как бы активно ни работали коммунальщики, расчистить все им просто не под силу). После это истаптывается грязными сапогами и превращается в серо-бурый кисель. А еще пронизывающий ветер…

В тот день все было именно так, правда, снег пока не смялся и не подтаял, и окружающий мир казался почти монохромным: белая, запорошенная одежда на людях, белая земля, белые ветви деревьев. Я старался шагать медленнее, чтобы потянуть время, но было неуютно, и ноги сами несли меня вперед. А потом я увидел у дороги человека.

Он валялся лицом вниз, разметав руки, и от снега его спина уже тоже стала белой, как в детской первоапрельской шутке. Прохожие косились на него и обходили, наверное, мысленно оправдывая себя срочными делами, непогодой и вечным «да пьяный небось». Как будто пьяный не может замерзнуть насмерть, а если замерзнет, его будет совсем не жаль, он же вроде и не человек.

Именно эта мысль заставила меня остановиться. Он может умереть вот так, и всем будет плевать. Я должен помочь этому мужчине.

Глава 1

Обычно в мой мирок более или менее вписывались пьяные люди на земле. По крайней мере, при виде таковых мой мозг не подавал сигналы SOS и я не задумывался, могу ли что-то изменить. Но сегодня все иначе, и дело не только в том, что я в кои-то веки никуда не спешу.

Притормаживаю, склоняюсь над лежащим и осторожно переворачиваю его на спину. Он жив: из приоткрывшегося рта вырывается пар. Снег, который летит в лицо нам обоим, не дает возможности рассмотреть мужчину как следует, но очевидно: передо мной не бомж. Настораживает только, что у него нет с собой ни сумки, ни портфеля. Может, будь что-то из этого при нем, прохожие вызвали бы помощь быстрее — человек напоминал бы одного из них, спешащих в теплые офисы с суперважной миссией.

Но ведь это могу сделать я. Я вызову «скорую» и спасу мужчине жизнь.

От этой фразы, произнесенной даже в мыслях, веет чем-то киношным. Мои вечно становящиеся неуклюжими в перчатках пальцы набирают «112», и диспетчер отвечает приятным отстраненным голосом.

— Здесь человек. На снегу. Ему… плохо.

Я произнес бы эту речь и сообщил свое местонахождение куда более связно и не смущался бы, если бы к месту происшествия не начали стягиваться зеваки. Вид парня с телефоном возле неподвижного тела привлекает больше внимания, чем само тело. Думаю, люди решили: раз кто-то уже остановился и взял на себя эту проблему, можно перестать притворяться занятыми и начать притворяться неравнодушными и сердобольными.

«Что это с ним, приступ? Бедняга…».

«Господи, на холодной земле…».

«А что случилось?».

Я сделал ошибку, подняв голову и оглядевшись, и теперь снег засЫпал мне глаза. Слегка сдвинув лбом перчатку, я тру их тыльной стороной ладони, а он продолжает «нападение». Борьба с природой всегда тщетна (обычно это приходило мне в голову при виде очень страшных девушек с наращенными ногтями, бровями ниточкой и агрессивным макияжем).

— Я не знаю, что с ним. Я шел на работу…

Бог знает почему я вдруг чувствую потребность оправдаться. Испытываю легкий дискомфорт от того, что поступил нетипично для себя?

Слышится сигнал приближающейся «скорой» (я где-то читал, что они включают сирену, когда спешат на вызов), и у меня на миг возникает иллюзия, что спасать едут не незнакомца, а меня. Наверное, от моей никчемной жизни.

Как хорошо, что непогода не задержала врачей.

«Скорая» останавливается, выбегают доктор с чемоданчиком и его коллега, они слаженно производят над мужчиной какие-то манипуляции, а затем достают носилки и погружают его на них в машину. Медики с носилками притягивают внимание еще десятка горожан, но метель усилилась, и надолго никто не отвлекается: сбавят шаг, выдадут какой-то комментарий, а то и промолчат, и дальше спешат.

Меня успевают спросить, кем я прихожусь мужчине — я отвечаю, что никем, и зачем-то снова добавляю, что шел на работу.

Через несколько мгновений «скорая» уехала бы, но тут я совершаю еще один нехарактерный для себя поступок. Действуя по какому-то наитию, даю врачам свой номер телефона. Быстро царапаю на листке бумаги, извлеченном из рабочего портфеля.

— Вдруг у него нет семьи и я понадоблюсь.

Коллега того доктора, что был с медчемоданчиком, благодарит меня, принимает листок.

Правильно ли я все сделал? Думаю, да. Хотя иногда мне кажется, что я вообще не умею жить.

«Едва ли мне кто-то позвонит, — думаю я. — Скорее всего, у мужчины есть родные, может, у него был в кармане телефон с их номерами. А о случайном прохожем, который набрал три цифры на мобильном, все забудут. И это совершенно естественно».

«Скорая» уехала. Люди разошлись. Снегопад наконец начинает иссякать. Я смотрю на часы и шагаю в офис.

***

Кем я работаю, в данной истории неважно. Вы хотите, чтобы я назвал хотя бы сферу? Ну хорошо, это сфера продаж, так лучше? Мне и самому это не шибко важно.

Многие мои коллеги считают офис вторым домом и перетащили туда чашки, конфеты, обувь, свитера, а у кого-то из девушек в ящике даже лежат спицы и пряжа. Я не пью в офисе чай, не слушаю там музыку, не читаю книг. Я могу только работать или не работать, поэтому на моем столе и в моем ящике только кипа бумаг. Казенный дом всегда остается для меня казенным (правда, родной иногда тоже).

Я не считаю, что работу можно любить по-настоящему. Главное — законсервироваться в относительно удобном состоянии. Вроде бы мне это удалось. Теплое местечко, сносная зарплата, неплохой коллектив. И…

— Ты опоздал, Лебедев.

…очень привлекательная начальница. Нет, мне нельзя о ней думать, у меня есть девушка (но я же не женат!). А у нее, кажется, нет потребности в кавалерах. По крайней мере, она усердно это демонстрирует. Ей так хочется выглядеть настоящей бизнес-леди, а ведь она моего возраста (мне всего двадцать семь).

У нее внешность вчерашней студентки, которая зачем-то убрала в гладкий хвост крашенные в задорный рыжий волосы и упаковала прекрасную фигуру в скучный деловой костюм. И такой колючий взгляд. А уголки губ снова ползут вверх…

Какая же она красавица. И умна… и остра на язык…

…но у меня нет ни единого шанса, привычно резюмирую я. И вдруг внутренний голос, который до сих пор себя не обнаруживал, возражает мне: «А ты попробовал?» Удивительная мысль. Я ведь действительно никогда…

— Ты опоздал, Лебедев, — повторяет она.

Я улыбаюсь ей.

— Извини, Аня.

— Я же просила…

— Извини, Анна Евгеньевна. Я спасал человеку жизнь.

Выпрямившись, иду к своему столу. Усаживаюсь, снова смотрю на нее — Аня немного обескуражена.

— Что… что ты делал?

— Хочешь, расскажу подробнее сегодня за обедом?

Я пригласил ее в столовую?! Я сделал это?? Или кто-то за меня?!

Она тоже совсем такого не ожидала. На секунду замирает, затем хмыкает:

— Принимайся лучше за работу. Сегодня у нас много дел.

Оглядываюсь вокруг: никто и головы не поднимает. Многие, как обычно, работают в наушниках. Кто-то говорит по телефону. Ни одна живая душа не обратила внимания на наш своеобразный диалог. Вот и хорошо. Что на меня нашло?! Когда придет время обеда, надо сделать вид, что я безумно занят, и ни под каким предлогом не спускаться в столовую.

Немного успокоившись на этом, я включаю компьютер.

В столовую не спускаюсь и стараюсь больше не заговаривать с Аней, даже не глядеть на нее. В шесть вечера с некоторым облегчением поднимаюсь из-за стола и начинаю надевать пуховик. В этот момент моя девушка пишет мне: «Я дома. Купи сыр».

Глава 2

Моя девушка — маникюрщица (ой, мастер маникюра) и постоянно устает. Наверное, я бы и сам уставал от разъездов по домам клиенток и копошения под чужими ногтями.

Ее зовут Марианна — ее бесит любое сокращение этого имени, говорит, лучше уж «зайка» или «солнце». Марианну можно считать симпатичной — она говорит, что меня тоже. Иногда мечтательно добавляет, что влюбилась в мой шрам на подбородке. Выходит, не встань я под качелями в четыре года, не прожили бы мы с ней вместе уже два.

Она маленькая худая блондинка с серыми глазами и смуглой кожей, я высокий бледнолицый шатен с очень темными, почти черными глазами. Марианна утверждает, что мы «отлично смотримся». Ну, раньше утверждала. В последнее время она все реже говорит мне приятные вещи.

— Я устала, — сообщает она сегодня, едва я пересекаю порог.

Это нормальное для нее приветствие.

— Добрый вечер, зайка.

Я вешаю ключи на крючок у двери — этим всегда знаменуется конец трудового дня и начало домашнего вечера, который вполне мог бы стать уютным. Если бы мы не проводили его в компании друг друга.

— Четыре клиентки…

— Это много или мало?

— … и все в разных концах города. Вот если бы у нас была машина…

— … то у меня был бы еще один кредит.

— У моей постоянной клиентки две иномарки и ни одного кредита. Правда, одну она отсудила у бывшего мужа, который…

— Зайка, я не слышу! — кричу я, включая теплую воду, но монолог продолжается, хотя я действительно не различаю ни слова.

Когда я выхожу, перед этим вытирая руки на минуту дольше, чем требовалось, Марианна уже закончила говорить и достала из дверцы холодильника бутылку вина. «Винные вечера» ее расслабляют. Проходят они всегда по одному сценарию: моя девушка выпивает полтора бокала (я либо не пью вовсе, либо за это время успеваю прикончить остальное), пьянеет и томно сообщает мне, что «устала», но уже другим тоном. Это означает, что нам пора заняться сексом. После она засыпает, а я еще пару часов занимаюсь чем хочу, но с выключенным светом. Выражаясь лексиконом матерей маленьких детей, у меня появляется немного времени на себя. Чаще всего я трачу его на просмотр фильма в наушниках, прослушивание музыки и мониторинг цен на разные гаджеты. При этом нельзя сказать, что я их очень уж хочу.

— Купил сыр?

— Да, сейчас нарежу.

В первую очередь я все же лезу за штопором. Марианна не умеет открывать бутылки — один раз она попробовала, но сломала ноготь, и это была трагедия на весь день. Поэтому алкоголизм — по крайней мере, винный — ей не грозит.

Я не спрашиваю, что на ужин: моя девушка ест как птичка, а я «если надо, посмотрю в холодильнике» (и найду там сыр, яблоки и несколько батончиков мюсли).

Я не люблю сухое вино, оно кажется мне терпким и с трудом глотается. Обещаю себе когда-нибудь признаться в этом Марианне, но сомневаюсь, что это на что-то повлияет.

— Работа, — произносит Марианна, когда я ставлю перед ней тарелку с не слишком аккуратно порезанным сыром, — меня доконает, столько стрессов. Хорошо тебе сидеть в теплом офисе и ни о чем не волноваться, кроме своих продаж.

— Твои клиентки постоянно жалуются тебе на жизнь и заставляют слушать, да еще и давать советы, это нервирует, — механически продолжаю я за нее.

— Вот именно, а зимой тряски в общественном транспорте и походы по чужим темным дворам… вот утром был такой адский снегопад, я чуть не окочурилась.

Снегопад. От этого слова во мне снова что-то просыпается. Оно как немой удар, как только что купленные тапочки в грязной прихожей.

— Сегодня я увидел человека, лежащего на дороге. Ему было плохо. Все шли мимо, а я позвонил в «112», — рассказываю я и жду, что мне ответят. Остальные ее реакции легко предсказуемы, но такого-то я ей еще не говорил.

— Что это за номер? — отзывается Марианна без всякого выражения. — Раньше были «02», «03», а это что, типа единый?

— Типа, — соглашаюсь я.

— Понятно, буду знать, если начну замерзать до полусмерти по пути в тигули. — Марианна отправляет в рот кусочек сыра. — А вот ты говоришь, что у вас в декабре всегда хорошо идут дела на работе. А где деньги от продаж? Ведь их должны были распределить между всеми сотрудниками, а у вас не такая большая контора.

— Кхм. Какую-то часть должны были. Но я купил сувениры тебе и родителям, и моя доля закончилась. В следующий раз обязательно отложу на машину.

Марианна не понимает юмора, иронии, сарказма и прочих ненужных оттенков смысла. Ее жизнь и так полна сложностей, к чему ей анализировать мои слова. А может, шутка получилась слишком тонкой и печальной.

Моя девушка делает глоток вина и бросает на меня пустой взгляд поверх бокала.

— А когда будет «следующий раз»? Мы с тобой как-то неправильно живем. Вот моя клиентка только что вернулась из Таиланда…

— Хочешь полюбоваться на трансвеститов? Давай сюда свой розовый халат и туфли на каблуках.

— Халат с туфлями никто не носит! Это непривлекательно. Да черт с ним, с Таиландом, мы даже в какой-нибудь Питер не выберемся никогда. Хотя ладно, Питер я не люблю. Но я люблю… Париж, например.

— По открыткам?

Зачем я острю? Я веду себя как идиот. Не дарю ей ни удовольствия от жизни, ни, похоже, комфорта.

Марианна мне почти не улыбается — оживленно болтает с клиентками и светится вся (мне как-то приходилось видеть), а со мной образ оптимистичной и успешной дамы слетает с нее, точно шелуха. Но тогда почему она до сих пор рядом? Из-за моего шрама на подбородке? А я почему все еще с ней?

Представляю опустевшую квартиру, без ее баночек с кремами, лаков, ламп для гель-лаков, маникюрных наборов и наборов для педикюра, одежды и зубной щетки. От этой мысли мне не грустно, но как-то… странно. Я хватаюсь за ощущение, как за соломинку: вот оно, мне не хочется ее терять.

И поступаю как обычно:

— Зайка, как только я смогу, сразу свожу тебя и в Париж, и куда захочешь.

Не знаю, выполню ли это обещание, но сиюминутный эффект, на который я рассчитывал, оно возымело — Марианна перестает хмуриться, в глазах появляется сонная мягкость.

— Я устала.

— Уже? — Она даже бокал не допила (я пить и не начал — и вообще-то не собирался).

— Пойдем ложиться?

— Сейчас еще рано, я не хочу.

— День был такой утомительный…

— Тогда приляг, а я приду попозже.

— Да?

Я рву шаблон. Лицо Марианны вновь становится напряженным, а у меня внутри рождается неправдоподобная легкость.

— Да.

Так просто?.. Наверное, я ее обидел (вот черт), но что тут обидного, я совершенно не хочу ложиться.

Моя девушка ставит на стол опустевший бокал, дожевывает кусок сыра и идет в комнату. В каждом ее шаге, в каждом жесте, в шелесте расстилаемого одеяла мне слышится упрек. Я остаюсь на кухне и рассеянно листаю диалог в соцсети.

— Наверное, я не дождусь тебя и усну. Доброй ночи.

Марианна стоит на пороге кухни, уже в пижаме (в рисунке — розовые цветочки, от которых отходят салатовые листочки, — есть что-то детское и инфантильное), и буравит меня взглядом.

— Спокойной ночи, солнце.

Она не уходит, ждет чего-то. Пауза затягивается. И тут разражается трелью мой телефон.

Кто это может быть? Вариантов масса, и рингтон у меня один на всех. Но я необъяснимо уверен, что знаю ответ. Это точно он, тот мужчина — пришел в себя и просит навестить его завтра в приемные часы. Я отпрошусь с работы, куплю фрукты и поеду в больницу.

Я не помню, как он выглядит — только засыпанную снегом верхнюю одежду, — но теперь мне представляется, что это человек среднего возраста, плотного телосложения, уже начавший седеть, непременно с усами. Голос у него низкий и негромкий. Глаза карие, внимательные. И беседа с ним изменит мою жизнь бесповоротно…

Марианна с недоумением наблюдает, как я мечусь по квартире в поисках телефона.

— Алло, сынок! Решила узнать, в порядке ли твоя весенняя одежда. Зима скоро закончится, может, купим тебе пальто?

Я отношусь к маме с умеренной теплотой, но сейчас у меня темнеет в глазах от разочарования. Замечтался и даже не посмотрел на экран телефона. Тот мужчина, жизнь изменится, ага, куда там.

Пока мне сложно представить, что зима когда-то закончится. Не помню, в каком там виде моя весенняя куртка, но мои родители на пенсии и получают копейки, так что если речь заходит о покупках, говорить «да» нельзя ни в коем случае.

— Одежда в полном порядке, мам! — бодро рапортую я.

Марианна закатывает глаза и уходит в комнату. Она не терпит, когда я разговариваю по телефону с кем-то кроме нее.

— Как вообще твои дела, сынок?

— Мам…

…я не люблю свою работу, не люблю свою девушку, мне плевать на продажи, на Париж, у меня два кредита, которые я брал на совершенно не нужные мне, но необходимые остальному человечеству (в том числе моей девушке) вещи, я брожу среди людей тенью, никем не замечаемый и ничем не выделяющийся из толпы. Только сегодня я совершил значимый для себя поступок, это расшевелило меня на несколько часов. Будто прожектор ненадолго осветил мою бесполезную, никчемную жизнь. Но завтра и это канет в Лету.

— … все отлично.

— Ты хорошо кушаешь?

Я подхожу к холодильнику и кладу туда остатки сыра. Сегодня нет даже яблок. За дверцей скрываются только бутылка оливкового масла, зелень в пакете и, кажется, диетические коктейли.

— Я сыт как никогда.

Закончив разговор с мамой (она еще минуты полторы что-то вещала тревожным голосом, я механически отвечал), одеваюсь, чтобы пойти в магазин.

Пока не так поздно, но я не помню, когда в последний раз выходил за продуктами после возвращения с работы. Если я оставался голодным, то обычно предпочитал дождаться утра и съесть чизбургер или что-то в этом роде по дороге в офис. И никогда себе не готовил — в этом смысле появление Марианны ничего не изменило, как не изменило бы ее отсутствие, разве что холодильник набился бы полуфабрикатами и «сырьем» для бутербродов. В принципе я умею делать несколько блюд, но мне всегда лень.

Марианна уже спит. Я завязываю шнурки и выхожу.

Глава 3

Вокруг тихо и свежо. Снег во дворе еще не затоптан и переливается под мягким желтоватым светом фонаря. Я замираю на секунду, чтобы оглядеться. Каким, оказывается, красивым бывает зимний вечер! Я вечно сижу дома вечером в это время года. А если и оказываюсь на улице, то дико тороплюсь и не смотрю по сторонам. Или вызываю такси, если ОЧЕНЬ тороплюсь.

Мне кажется, или продавщица из магазина напротив смотрит на меня с легким недоумением? Потому что я впервые за долгое время зашел в такой час? Да ну.

«Здравствуйте, нет, пакет не нужен, спасибо, всего доброго», меня ждет заученная цепочка действий — и ей, вероятно, ни до чего нет дела, она просто ждет, когда закончится ее смена. И меня вряд ли помнит, сколько нас таких…

— Батончики мюсли закончились.

— Простите? — Я вздрагиваю, оторвавшись от своих мыслей.

— Мюсли сегодня нет, привезут завтра.

Точно, я же часто беру их для Марианны тут, на кассе. Забавно, меня ассоциируют с тем, чего я даже ни разу не пробовал.

Выкладываю перед продавщицей замороженные блинчики. Вообще-то я их не люблю, скорее всего, они безвкусные, как бумага, но сэндвич не хочу, а готовые салаты вызывают у меня подозрения.

Женщина готова пробить товар, но…

— Стоп. Подождите, пожалуйста.

Она хмурит лоб, ничего не отвечает. Я отхожу от кассы и возвращаюсь через пару минут, неся упаковку с сырым мясом, коробку яиц и пакет муки. Соль в доме должна быть.

Вряд ли тот мужчина позвонит, но на всякий случай я кладу телефон на кухонный стол перед тем, как начать готовить. Если буду отбивать мясо, разбужу Марианну стуком. Так что просто нарежу кусками и обмакну в яйца, а потом обваляю в муке…

Надо убавить огонь, чтобы еда не сгорела… никогда не готовил на оливковом масле, черт, стоило купить подсолнечное, ну да ладно… Масло шипит и брызгает мне в лицо. Никак не могу подобрать подходящую температуру…

Я, наверное, произвожу слишком много шума, потому что Марианна в комнате вздыхает и ворочается. Не просыпается, нет — если бы проснулась, уже начался бы скандал — какого черта я ее разбудил, когда у нее был такой сложный день, почему я ничего не могу сделать тихо, когда это кончится… А когда, в самом деле?

Она влюбилась в мой шрам. Во что влюбился я?

Помню ли я, где мы познакомились? Ну-у, это было в компании на чьем-то дне рождения. А, не-ет, это случилось в кафе, и я…

Да разве так важно? Важно, к чему все приходит. И что будет завтра. Если завтра будет таким же, как вчера, то в сегодняшнем дне не было толку.

Мясо приобретает золотистый оттенок. Кажется, я выигрываю борьбу с огнем.

Еще минут через десять сажусь ужинать. Получилось неплохо, может, съем это и на завтрак. Марианна не станет, она вегетарианка, но я-то нет, зачем себе отказывать.

Телефон молчит. Десять вечера, и вот теперь я действительно устал — с удовольствием отправлюсь в кровать. Ложиться надо очень осторожно, потому что Марианна, при своей худобе, наверняка заняла две трети пространства, а если я случайно потревожу ее…

…ну да. Снова скандал и упреки. Когда в последний раз без них обходился хотя бы один день? И почему я раньше не задумывался о том, как нам на самом деле некомфортно друг с другом?..

Забираюсь под одеяло — все проходит благополучно. Ничего такого вроде бы не произошло, но перед сном я улыбаюсь в темноте. Завтра точно случится что-то особенное. Что-то УЖЕ происходит.

***

— Готовил? — Марианна изумленно смотрит под крышку сковороды.

— Да, впечатляет? — Я наивно жду, что она меня похвалит, но лицо у моей девушки такое, будто она съела лимон целиком. — Знаю, что ты не ешь это. Если хочешь, могу попробовать приготовить то, что ты съешь. Суп на овощном бульоне, например. Я не пробовал, но, думаю, будет несложно.

— Ты перед сном занимался готовкой, вместо того чтобы…

— Я был голоден, а в холодильнике ничего не было.

— …побыть со мной? Тебе не кажется, что это бредово?

— Нет. Слушай, нам надо расстаться.

Я сам не понимаю, как это у меня вырвалось, но облегчение я испытываю колоссальное. Как будто у меня очень долго был зуд, который я почти перестал замечать, и тут кто-то нанес мне на кожу прохладную успокаивающую мазь. Впрочем, не заставляет себя долго ждать и легкое чувство вины. Наверное, я все сделал правильно, но надо было как-то подготовить ее, что ли…

Марианна застывает.

— Расстаться?

— Разъехаться. На какое-то время. Пожить отдельно. Сколько-то… недель. — Зуд понемногу возвращается, мне совершенно не нравится то, что я говорю, но не хватает смелости (пока) обрубить все окончательно.

Моя девушка, уже почти бывшая, ожесточенно хлопает дверцей холодильника. Выражение ее лица из растерянного превращается в злое.

— Да пошел ты!

Я открываю рот, чтобы начать ее успокаивать, но вовремя закрываю его. Нет, я не обязан этого делать. Я и так максимально смягчил ей удар. Да и такой ли уж это удар для нее? Если только по самолюбию.

Иногда мне казалось, что она меня ненавидит, а уж о любви давно и речи нет.

***

Она не прощается со мной, когда я ухожу. Вещи тоже не собирает. Не знаю, восприняла Марианна мои слова всерьез или сочла их оскорблением, на которое надо ответить тем же и закрыть тему. В любом случае, шагая к остановке, я не хмурюсь и не ежусь, как большинство прохожих, а, наоборот, выпрямляюсь, улыбаюсь бьющему в лицо ветру. Мне все нипочем.

Я ожидал, что будет грустно — неловко, но этого нет вообще. Возможно, сыграла роль реакция Марианны. Если бы она заплакала или стала уговаривать меня не расставаться (с трудом представляю, но мало ли), это было бы сложнее. Все-таки я мягкий человек и не посмел бы указать на дверь несчастному рыдающему существу, к которому к тому же раньше вроде питал нежные чувства. Но выгнать эту разъяренную фурию — да за милую душу. Пусть орет, раздражается и хлопает дверью в другом доме.

Мой автобус приходит первым — не сомневаюсь, что это знамение свыше. Когда двигаешься в правильном направлении, Вселенная идет навстречу. Все это так не похоже на мою предыдущую жизнь… и я впервые представляю себя героем романа. По законам жанра, раз уж они имеют ко мне отношение, тот мужчина позвонит, когда я буду в гуще толпы посреди салона автобуса, лишенный возможности даже пошевелить рукой, чтобы взять трубку.

Но пока мобильный молчит, пропущенных вызовов нет. Я кладу телефон в карман пальто, чтобы сразу ощутить вибрацию.

Втискиваясь в автобус и повисая на поручнях, думаю о том мужчине. Он, конечно, пришел в себя, с удовольствием поел больничную еду (солянка была так себе, а каша ничего), разболтался с соседями по палате. Может, прогулялся с ними по коридору.

Я предполагаю, что он хорошо играет в шахматы. Меня с детства завораживал вид пешек, переставляемых по двухцветному полю. Я играть не умею, но он когда-нибудь меня научит.

Конечно, он позовет меня в гости, как только выпишется. Живет он один, но на холостяцкую берлогу его квартира не похожа — все на своих местах, пыли нет. По старой памяти он выписывает «Науку и жизнь», потому обладает большим багажом интересных, хоть и по сути бесполезных в повседневной жизни знаний. Наша беседа будет увлекательной — никакого пива, мы выпьем по чашке крепкого чая, который он заварит из душистых трав. Это вам не пакетиком в воде поболтать.

Он расскажет, как и почему оказался на улице утром без сумки, куда шел и что успел почувствовать, когда ему стало плохо и стало темнеть в глазах. Какими были его мысли? «Кто-нибудь, позовите на помощь, я сейчас упаду?», «Нельзя отключаться, ведь меня ждут?», «Наверное, я замерзну здесь, посреди города, ведь люди жестоки и равнодушны?». Да нет, не так уж и жестоки. Ведь я…

Есть я. Если вдуматься, это самое важное — быть. Раньше в моей жизни меня почти не было. Чужие мысли, чужие слова просачивались сквозь меня, точно я был призраком. Ничто не отталкивалось от прозрачного внутреннего щита, ничто не задерживалось в пустоте. Одна бывшая при расставании сказала, что я от нее всегда как будто «утекал» (не ускользал — именно это слово).

Я об этом никогда не размышлял, но когда в каком-то механизме происходит сбой, нас тянет разобрать его на мельчайшие элементы. Возможно, извлечь поломанную детальку, починить и поставить на место — или заменить ее другой. Это и есть самокопание, которое бывает болезненным и иногда влечет за собой судьбоносные перемены.

Мой механизм… он сломался капитально. В него будто попала вода. И хорошо, что это наконец произошло.

Через крошечный просвет между пассажирами и их сумками я вижу кусок окна, за которым снова пошел снег. Я радуюсь ему, как старому другу.

Осталась всего одна остановка — нужно проталкиваться к выходу. Обычно это самый раздражающий момент утра, но на этот раз — нет. Я чувствую себя прекрасно. Чувствую, что полностью готов, хотя еще не знаю, к чему.

Могу поклясться, что телефон завибрировал — прямо в тот миг, когда я, вцепившись в поручни одной рукой, пытался освободить другую, с портфелем, из самой гущи людей. Когда я спрыгиваю с подножки, сигналы прекращаются.

Я в нетерпении запускаю руку в карман. Но в этот момент слышу знакомый женский голос за спиной:

— Лебедев! Да ты не опаздываешь. Удивительно.

— Не так и часто я прихожу позже. Это ты вечно ко мне придираешься, Анна Евгеньевна! — подхватываю я, очень довольный случайной встречей.

Раньше я бы отделался односложным ответом и прибавил шаг, чтобы избежать неловкости. Не люблю вынужденные разговоры, когда двум знакомым людям в одну сторону, деться некуда, общие темы заканчиваются через полминуты… Но «раньше» было раньше, а Аня — в любом случае приятный собеседник. Правда, сегодня она чем-то озабочена, хоть и тщательно пытается это скрыть. Полуулыбки, всегда сохраняющейся на ее лице, как не бывало. Красное пальто по идее должно придавать жизнерадостности ее образу, но опущенные плечи портят картину.

— Тебя кто-то обидел?

— Что? А… нет. Ерунда. — Она больше никак не комментирует мое обращение на «ты», это прогресс.

— А то я уж хотел предложить, так сказать, рабочий обмен.

Почему я сказал «рабочий»?

— Это какой? — слегка напрягается Аня.

— Сегодня в столовой я рассказываю тебе то, что собирался рассказать вчера, а ты, если хочешь, жалуешься на то, что там у тебя стряслось, — произношу нарочито легким тоном.

— Ага. Ты опять забудешь, а я буду ждать тебя в столовой? Не-ет уж, — невесело усмехается Аня.

Она ждала!.. Черт, черт, черт…

— Прости меня. Извини. Я просто… — «Да скажи ты ей правду, что терять-то». — Если честно, испугался, что ты сочтешь меня назойливым или… каким-то еще. И вообще был уверен, что ты не придешь. Я не забыл.

— Прощу на первый раз. Если угостишь меня чаем.

— Принимается.

Ого-о! Так, спокойно, это просто моя коллега и просто чай в офисе, а я еще окончательно не расстался с Марианной… Продолжаю уговаривать себя, но на душе необъяснимо светлеет и теплеет. Как же хорошо.

Теперь Аня ускоряется — впереди мелькают ее темные сапожки на каблучках и — ярким пятном — ее пальто. Она заходит в здание, а затем и в лифт раньше меня и успевает уехать наверх вместе с кучкой людей, также арендующих офисы в нашем помещении.

Ничего, у нас будет время поболтать. А сейчас — я и забыл! — проверю, кто мне звонил.

Как маленький мальчик, бегущий к елке утром после Нового года, я вновь лезу в карман. И изумленно замираю — он пуст. Я же положил телефон сюда! Может, в другой карман? Нет, здесь только перчатки…

Принимаюсь судорожно рыться в портфеле. На пол выпадают наушники, конфета, какой-то чек…

— Молодой человек, вы поедете? — Раздраженная женщина отталкивает меня, чтобы пробиться к лифту — я загородил ей путь.

Не понимаю, можно ли беспокоиться о таких пустяках, как уходящий лифт, когда тут рушится моя новая жизнь. Если телефон утерян, значит…

Казалось бы, ничего страшного, но… внезапно все происходящее со мной кажется никчемным и ненужным. На что же я надеялся?! Почему, идиот, думал, что смогу сойти с натоптанной тропинки?

У меня кружится голова, становится нечем дышать. Вместо того чтобы подняться к себе в офис, я снова выхожу на улицу. Ветер радостно забирается под мой расстегнутый пуховик и начинает трепать шарф, но я почти не замечаю этого. Ищу телефон здесь, у входа — безрезультатно. Прохаживаюсь туда-сюда, внимательно глядя на землю — с тем же успехом. Возвращаюсь, обращаюсь к охраннику с призрачной надеждой, что смартфон выпал у меня в холле и он тут же успел его подобрать и оставить на вахте. Нет.

Нет. Все не может быть вот ТАК, твердо говорю себе я. Не могло это быть ошибкой. Вчерашний день, когда я почувствовал себя живым впервые за долгое время… я не дам этому ощущению исчезнуть бесследно.

Как обычно, здороваюсь с коллегами — некоторые отвечают «привет», не поднимая головы от монитора, но большинство, опять же как обычно, не реагируют. Я ловлю вопросительный взгляд Ани, но отвожу глаза. Нет настроения объяснять, почему я в итоге все-таки опоздал.

Однако стоит мне включить компьютер, в рабочий чат приходит сообщение от нее: «Все в порядке? Выглядишь потерянным». А я-то думал, она рассердится! Я тронут — может, потому что давно никто не обращал внимания на мое состояние. Марианна едва ли заметила бы, даже если бы я пришел домой опухший от слез.

«Я потерял», — пишу я. «Что именно — расскажешь за обедом?».

Она все правильно поняла. Молодец.

Мысль о том, что мы вместе идем в столовую, не дает мне впасть в отчаяние следующие несколько часов. В 13:00 Аня встает со своего места и следует к двери, цокая высокими каблуками лаковых офисных туфель. Я торопливо тянусь за портфелем — никогда не оставляю его без присмотра.

Когда выхожу, Аня уже ждет меня снаружи.

— Итак, я требую объяснений.

— Сейчас ты их получишь, — обещаю я.

Знал ли я, что в этот день не вернусь на рабочее место…

Глава 4

— Черт, а ты права.

За пятнадцать минут общения Аня донесла до меня целых две светлые мысли, которые по необъяснимым причинам до сих пор не пришли ко мне в голову. Во-первых, надо заблокировать сим-карту, пока кто-то другой не начал снимать деньги с моей платежной карты через «Мобильный банк» (я позвонил оператору прямо из столовой).

Во-вторых, она утверждала, что теоретически найти того мужчину возможно, хотя и непросто.

— Надо прикинуть, куда он мог попасть. Насколько я знаю нашу медицину, скорее всего, его отвезли в городскую больницу скорой помощи.

— Там полно пациентов. Как я вычислю «своего»?

— По крайней мере, ты знаешь, когда его туда доставили. Плохо, конечно, что нет имени и фамилии… хм… подожди-ка. — Аня задумчиво барабанит длинными накрашенными ноготками по столу (посмотрев на ее маникюр, сразу вспоминаю о Марианне… нет-нет, это потом, ведь сейчас надо разработать стратегию поиска — так я оправдываю свое желание немедленно перестать о ней думать).

— Что? Есть идея? — Я взял себе суп и второе, но съел один суп — котлета с макаронами почти остыли, потому что наша беседа интересует меня куда больше еды. Аня, кстати, тоже не доела картошку с мясом и, кажется, не собирается.

— Только наметки… У моей знакомой мама работает как раз в этой больнице. Можно попробовать узнать… я, конечно, ничего не обещаю, но…

— Это великолепно! — В порыве благодарности я едва не хватаю Аню за руку, но вовремя спохватываюсь — наверное, это уже слишком.

— Но было бы немного легче, если бы ты сам навел о нем справки в тот же день. Сейчас его могли и выписать, и тогда его след точно простыл. — Здорово, я даже не рассчитывал, что Аню действительно так заинтересует мой рассказ и она примется продумывать варианты решения проблемы.

— Да. Но я надеялся, что он позвонит… С другой стороны, если со мной никто не связался, значит, это не понадобилось и у него, вероятно, есть семья. Это же хорошо.

— Хорошо. — Аня вдруг как-то тускнеет и снова принимается ковыряться вилкой в своем блюде.

— Что? Я что-то не то сказал? — тревожусь я.

И мгновенно ощущаю разочарование. Это же надо — только-только начали налаживать контакт, и тут что-то пошло не так.

— О, нет. Просто немного повздорила с мамой вчера.

— Ты из-за этого была расстроена? — Стыдно, но я так увлекся, что забыл спросить, что заставило ее грустить с утра.

— Да. — Аня комкает салфетку, бросает ее в тарелку с недоеденной картошкой. — Пошли, пора.

— Я тебя обидел? — Я гляжу на висевшие под потолком часы — до конца перерыва еще минут пятнадцать.

— Не-ет, что ты. Я… все в порядке. Идем. Я спрошу насчет… ну, ты понял. — Похоже, мыслями она уже далеко.

Решаю не лезть не в свое дело и, чтобы не смущать ее, замедляюсь на пути к двери. Видимо, Ане хочется побыть одной со своими мыслями. Ладно, для первого совместного обеда неплохо — мы поболтали, пауз не было, она выглядела оживленной, улыбалась… для меня все это почему-то очень важно. Раньше я не заботился так о том, какое впечатление произвожу на девушку («Не гони лошадей, это твоя начальница, все»).

— Ты чего там плетешься? — В холле Аня ни с того ни с сего оборачивается и протягивает ко мне руку.

Я обрадованно ускоряюсь и почти хватаю ее ладонь, но она ее убирает. Черт, очевидно, это был просто жест, она не собиралась брать меня за руку. Неловко вышло. Или собиралась, но в последний момент не стала?.. Вокруг много людей, коллеги и все такое… в этом дело… или?..

— А-а, так вот оно как! А я-то переживала!

От звука этого голоса совсем рядом со мной у меня мороз пробегает по коже. Не может быть!

Может. Подняв взгляд, я вижу Марианну. Глаза-щелочки — злые и, похоже, заплаканные, губы сжаты в красную полоску, волосы в беспорядке.

— Я не могла до тебя дозвониться, поэтому пришла. Но не очень вовремя, да? — швыряет она мне.

В ужасе бросаю взор на Аню — она усмехается и со словами «жду тебя на рабочем месте через пятнадцать минут» (так она тоже заметила, что до конца перерыва есть время!) удаляется. Я остаюсь один на один с кошмаром.

— Это не то, что ты подумала, — брякаю я классическое, пока мозг не заработал нормально.

— Ага, конечно. Ты всех коллег за руки хватаешь? Ну, с меня хватит. Я хотела поговорить, пока у тебя перерыв, но тебе это уже, наверное, не нужно. — Она разворачивается и решительно шагает к выходу на лестницу.

Мне бы оставить все как есть — все равно мы почти расстались, — но я механически кидаюсь за ней.

Мы уже на лестнице, я успеваю уцепить ее за рукав, но Марианна вырывается и бежит вниз, прыгая через ступеньки. До меня доносится сдавленный плач.

— Погоди, не кипятись! Ну что ты сразу начинаешь… — ору я ей вслед, привлекая внимание двух мирно поднимающихся навстречу женщин и вышедшего поболтать по телефону парня.

Я растерян и раздражен. Что за шоу? Почему она так любит все эти «спецэффекты»?? И куда так летит?! Знаю, в школе она была отличной бегуньей, но прошла куча времени!

Почти настигаю ее на шестом этаже. Мы оба уже выдыхаемся. Но моя девушка (бывшая?), очевидно, не желая оставаться со мной наедине, бросается на балкон, где кто-то разговаривает и курит. Я почти не выхожу сюда — он не застеклен, и у меня чувство, что я непременно рухну вниз.

Закрытая с размаху балконная дверь едва не прищемляет мне пальцы. Слегка замешкавшись из-за этого, я выскакиваю за Марианной, но в этот момент она поскальзывается…

В книгах часто встречается фраза: «Дальше все происходило как в замедленной съемке». Так авторы подчеркивают значимость и невообразимость событий, которые разворачиваются в их романах. Хотелось бы узнать, кто придумал это выражение, и пожать ему руку, потому что некоторые моменты (к счастью, редкие) оно характеризует как нельзя лучше.

Перила у нас на балконах не такие уж и низкие, поэтому перемахнуть через них на самом деле непросто. Но, видимо, Марианна «выбрала» идеальное расстояние для взлета.

Ее сапожок скользит по обледеневшему полу, и она, как мне кажется, взмывает в воздух и устремляется вперед. По ощущениям, это длится несколько секунд, я слышу ее крик, слышу вопли людей, кидающихся на помощь. Но поймать Марианну успеваю именно я — когда она уже наполовину перелетела через перила. Я держу ее за ноги и тяну на себя, она продолжает кричать, пока я не прижимаю ее к груди.

— Ну все, все, все кончилось…

Остальные тоже что-то говорят, причитают на заднем плане. Марианна всхлипывает, уткнувшись в мой свитер. Потом я увожу ее на лестницу. Там никого нет.

— Я так перепугалась! И твои эти капризы… я все утро переживала, хотела поговорить… обсудить… — бормочет она.

Ловлю себя на том, что по-прежнему монотонно повторяю «ну-ну, все кончилось», потому что не представляю, что еще сказать или сделать. Она приходит ко мне на помощь — подняв голову, заглядывает в глаза и шепчет:

— Поехали домой, а.

— А…

— Я уже и так отменила всех клиенток на сегодня.

— Но… — начинаю я и осекаюсь: она пережила такое, а я… не время спорить. — Да. Конечно. Идем. Сейчас, только схожу за пуховиком и скажу начальству.

— Стой, погоди.

— Что такое, зайка?

— Побудь со мной еще секундочку… мне так… так…

— Да, да… конечно…

Моя начальница сидит за компьютером. Стоит мне подойти к своему столу, на мониторе высвечивается сообщение: «Успокоил ее?». Вздыхаю и, согнувшись над столом, печатаю: «Обстоятельства вынуждают меня уйти. Потом объясню, все правда серьезно. Завтра могу написать БС, если это можно сделать задним числом».

Жду несколько секунд, но Аня не отвечает и не смотрит на меня. Очевидно, думает, что меня вывела из равновесия женская истерика, что я подкаблучник…

Болезненный укол. Наверное, мы всегда будем лишь коллегами, не более. Размышлять об этом некогда. Считаю, что я отпросился. Выключаю компьютер. Бросаю «всем пока» — никто не интересуется, куда это я ухожу посреди рабочего дня.

Марианна ждет меня у двери кабинета. Она немного успокоилась и не выглядит такой нежной и беззащитной, какой была в моих объятиях пару минут назад. А жаль — наверное, это уникальный момент, когда я почувствовал нашу близость.

— Я вызвала такси. Не хочу СЕЙЧАС толкаться в автобусе, — почти деловито произносит она.

— Поедем на такси. — Киваю.

— Почему у тебя телефон был отключен?

— Я потерял его. Так вышло.

Об Ане она не спрашивает. Может, специально, а может… нет, Марианна и мелочей не забывает, причем выясняется это обычно во время ссор.

В машине мы молчим, моя девушка не поворачивается ко мне, но кладет ладонь на мою руку. Весь ее вид теперь выражает решительность. Сегодня мы больше не будем разговаривать. Обойдемся без вина и «я устала». И даже без придирок.

***

Семь вечера. Марианна ушла в душ, я распластался на смятой кровати с ноутбуком. Давно стемнело. По-моему, прошла целая жизнь. Трудно поверить, что кто-то еще на работе, но некоторые мои коллеги частенько задерживаются там. И не гнушаются, если надо, задавать другим рабочие вопросы в неурочное время!

Но этот вопрос заставляет меня нахмуриться.

«Не могу до тебя дозвониться, — приходит мне в соцсети. — Ты вроде должен знать, Аня подписывала документ?..». Печатаю: «Я ей передавал, но не уверен. Лучше выясни у нее». Коллега набирает сообщение: «Не могу, она убежала из офиса часа в четыре и попросила ее сегодня не беспокоить. Боюсь, у нее что-то случилось».

Господи, Господи. Когда же кончится этот день?..

Конечно, я пишу Ане во всех соцсетях. И, конечно, она нигде мне не отвечает — даже не читает. Остается только гадать, что могло с ней произойти. Вроде бы это меня не касается, однако я всерьез переживаю.

К счастью, остаток дня Марианна меня не трогает: проводит в душе минут сорок, а после облачается в махровый халат и ложится в кровать с телефоном. Ко мне даже не обращается. Не очень типичное для нее поведение, но я списываю все на стресс.

Спрашиваю, не приготовить ли ей что-нибудь — я в принципе не против превзойти вчерашние кулинарные свершения, но втайне надеюсь, что Марианна откажется. Отказывается. Видимо, мюсли и йогурта на ужин ей хватит. Для меня еда осталась, так что…

Надо бы купить новый телефон и договориться о восстановлении сим-карты, сегодня даже на такую мелочь нет сил, причем моральных. Сажусь за компьютерную игрушку. Слушаю что-то в наушниках. Думаю об Ане. Думаю, конечно, о том мужчине, хотя надежды на то, чтобы найти его, все меньше. Да и мой энтузиазм уже начал сходить на нет. Что там Аня говорила, она спросит какую-то знакомую?.. А есть ли смысл?

Когда я рассказал ей историю с тем мужчиной, она сразу стала искать способы выйти на него и не спросила, зачем мне это. Как будто было очевидно. А на самом деле — зачем? Вчера то, что я реально помог кому-то, подарило мне вдохновение и море иллюзий. Мол, я могу изменить себя, свою жизнь, мир…

Ага. Каждый день я буду приходить на работу — если придется уволиться с нынешней, найду похожую, все равно я мало что умею и вряд ли внезапно решу стать космонавтом или врачом. Я не брошу Марианну, потому что заговорить о разрыве во второй раз у меня не хватит духу. Не начну заниматься чем-то новым: тут старое бы успевать. И кредиты выплатить. Что еще?.. Вроде все, больше я ничего и не хотел?

Часов в одиннадцать ночи, устав от игрушки, возвращаюсь в постель. Марианна то ли крепко спит, то ли просто не хочет общаться — отвернулась к стене и закуталась в одеяло. Я не обнимаю ее, поворачиваюсь на другой бок. Забываюсь тяжелым, темным, похожим на прогулку по подземелью сном.

Когда я просыпаюсь, Марианны уже нет. Странно, она ничего не говорила мне про ранних клиентов… Что ж, отлично, можно включить музыку, которая нравится мне. Захожу с ноутбука в соцсеть (там идеальный плейлист, который я составлял годами) и вижу сообщение от Ани.

«Твой пациент выписался. Это все, что мне согласились рассказать».

Набираю ответ — у меня слегка дрожат руки, я даже пару раз промахиваюсь и тыкаю не в те кнопки.

«Ты разговаривала с той знакомой??» Или это была мать подруги?? Я и забыл…

Она читает и не отвечает. Потом на экране высвечивается: «Анна печатает сообщение…» Я жду. Надпись исчезает. Снова появляется. Наконец приходит короткий ответ: «Я была в больнице».

Я в шоке. Она сделала это ради меня? Да не-ет. Вряд ли.

«Ого! Встретимся на работе — расскажешь подробнее?». На сей раз Аня отвечает быстрее: «Я не приду». И выходит из Сети.

Глава 5

Сегодня все по-дурацки. Не происходит практически ничего — как раньше, но тогда это меня не тяготило. Снег больше не идет, внезапно потеплело, и под ногами грязная вода. Весь день чувствую дискомфорт из-за мокрой обуви… и не только.

В офисе — ежедневная рутина. Телефонные звонки. Журчание воды, наливаемой из кулера в чашки. Пищание микроволновки, в которой коллеги подогревают свои обеды в контейнерах. Иногда разговоры, иногда звуки шагов, но чаще — клацанье клавиш.

В перерыв я успел сходить в офис мобильного оператора — теперь у меня есть недорогой смартфон (серьезных трат я не планировал, но без средства связи никак нельзя) с прежним номером. Правда, исчезли все контакты. Анин телефон приходится искать в соцсетях. Я набираю ей несколько раз, оставляю sms, но все — без ответа.

Часа в четыре Марианна пишет во «ВКонтакте»: «Переночую у подруги».

У подруги?? Я скорее озадачен, чем расстроен. За время нашей совместной жизни она ни разу не ночевала где-то еще. Для начала решаю сообщить ей, что мне снова можно звонить, а не только писать в соцсетях. Она не реагирует на это. Может, ждала чего-то другого? Думала, я буду возражать?..

По прошествии получаса из вежливости спрашиваю: «У какой подруги?» Называет имя, которое ни о чем мне не говорит. Я никогда не слушал, когда она рассказывала про подружек, и ни одну к нам не пригласил — она со всеми встречалась в кафе или у них. А мне и в голову не приходило…

В очередной раз убеждаюсь, что нам с Марианной едва ли было удобно вместе. Но почему я думаю об отношениях с ней в прошедшем времени? Мы так и не расстались.

«Ок». Не знаю, как поддержать диалог, и он затухает. Выходя из офиса в шесть вечера, вновь пытаюсь связаться с Аней. На сей раз она отвечает.

— Да, — устало выдыхает в трубку.

— Не отвлекаю? Как ты? Неудачный день? — Еле удерживаюсь, чтобы не обрушить на нее еще больше вопросов.

— Не особо удачный. Ты хотел узнать про того мужчину?

— Нет. Про тебя.

— Правда? — Она оживляется и вроде удивлена — может быть, приятно.

— Чистая. Так все же — как ты?.. Черт.

— Что случилось?

— Извини. В лужу наступил опять.

Пауза. Мой новый телефон уже барахлит, или она бросила трубку??

— Ань, ты тут?

— Да. Очень хочу кофе. Нормальный, а не из больничного автомата. Составишь компанию? В «Эвересте», это кафе на улице К***, даже есть обогреватели — по-моему, специально для такой погоды.

Я не сразу верю в то, что услышал. Она приглашает меня в кафе?? То есть это…

— Эй!

— А?

…свидание?

— Ты куда пропал?

— Я… сейчас приеду. Буду минут через двадцать.

Совсем другое дело. Меня перестают волновать такие пустяки, как лужи, ветер и легкий недосып. Я мгновенно взбадриваюсь, как после качественного отдыха, а не рабочего дня. Когда впрыгиваю в маршрутку, мелькает мысль: «Почему я ничем не занимаюсь после работы? Может, записаться на какой-то полезный курс?»

***

Кафе не такое пафосное, как я втайне опасался (ненавижу холодную ресторанную атмосферу), но и не забегаловка. Кирпичные стены с небольшими фигурными светильниками, диваны с мягкими подушками, столовые приборы — в изящных мини-ведерках.

Аня уже ждет меня за столиком. Она в простом бордовом свитере с горлом и джинсах, ненакрашенная, слегка растрепанная. Я в целом за то, чтобы девушки выглядели ухоженно всегда, но легкая небрежность ее внешнего вида, контрастирующая с ее обычным «деловым» обликом, скорее трогательна, чем неприятна. А главное, я ценю, что Аня показалась передо мной в таком виде. Это может значить, что она не пытается произвести на меня впечатление как на мужчину, но ведь может свидетельствовать и о том, что она мне доверяет. Ясно, какую версию я предпочитаю.

Я немного растерян. Присев напротив Ани, не нахожу ничего лучше, чем начать обсуждать название кафе:

— «Эверест». Почему именно так? Как будто это заведение на горе.

— На вывеске написано на латинице и с двумя «r». А «ever rest» — это… как это переводится? «Когда-нибудь отдыхать»? Игра слов, короче.

— Я думал, ты в совершенстве знаешь английский.

— Да с чего ты это взял? Я давно не практиковалась. И вообще — я далеко не идеальна. Поэтому собираюсь заказать кофе с коньяком.

— Ого. Я присоединюсь. Есть в меню?..

— Да, нашла.

Мы на минуту отвлекаемся на подошедшего официанта, а затем я отваживаюсь спросить:

— Ты была в больнице — что произошло?

— Мама заболела, — коротко отзывается Аня, опустив глаза, но тут же поднимает на меня взгляд.

— Что-то серьезное?

— И да, и нет.

— С ней…

— Давай не будем об этом, ладно?

— Да-да. Хорошо. Как скажешь.

— Как поживает твоя девушка?

К сожалению, ни намека на ревность в голосе Ани я не улавливаю — только равнодушие и все ту же усталость.

— Об этом тоже не стоит. — Я совершенно не хочу развивать тему, но ни с того ни с сего ляпаю:

— Произошла неприятная вещь. Она чуть не упала с балкона в нашем здании вчера. Я поймал ее.

— У нас… на работе?! — изумляется Аня. — Не зря я опасаюсь туда выходить лишний раз… как это вышло?

— Она убегала от меня, забежала туда и поскользнулась.

— Было очень страшно, да? Господи, мне так жаль.

— Не надо.

— Что?

— Звучит очень официально. Давай правда не будем… извини.

— Как она сейчас?

— Все в норме. Но меня по-прежнему волнует, как ты.

К столику уже несут наш алкогольный кофе.

— Да как я… сил никаких. Завтра приду на работу хотя бы на полдня. А сегодня, как только смогла, сделала то, что тебе обещала. Нет худа без добра. Теперь мы знаем, что его выписали.

— Больше совсем ничего?

— Врачебная тайна. Правила распространяются даже на знакомых. По крайней мере, у порядочных медиков. Нельзя раскрывать личность пациента.

— Жаль.

— Серьезно? Ты спас жизнь человеку, и тебе жаль? Это же и есть главное — не то, как его зовут и играет ли он в шахматы.

— Я что, и про это успел тебе рассказать? Не знаю, почему я представлял, что… ох. Это глупо. Ты права. Давай выпьем за… — Я поднимаю чашку с кофе.

— За жизнь. За то, чтобы ценить ее, — подсказывает Аня с легким вздохом.

— Так! Не смей думать о плохом, — шутливо велю я.

— С каких пор ты мне указываешь? Это я твоя начальница, а не наоборот! — так же шутливо реагирует она.

— То в офисе. А здесь… ты будешь есть? Ты, наверное, голодна, а мы не заказали…

— Да и ты тоже, после работы ведь. Что-то я… немного не в себе. Возьмем пиццу? И картошку фри.

— Фастфу-уд?

— Я неплохо готовлю и люблю домашнюю еду, но время от времени хочется то сэндвич, то бургер… Что ты так смотришь?

— Ты все больше похожа на человека. То есть… я имел в виду…

Она смеется (к моему облегчению — я уж боялся, что обидится, вечно я брякаю невпопад).

— Как ты сам сказал — то в офисе. Тут все иначе. Совсем другой мир.

«И она захотела видеть в этом мире меня…» Мне становится тепло — не от кофе, не от коньяка и даже не от обогревателя. Отличный вечер.

Нам приносят пиццу с баварскими колбасками и маринованными огурчиками, и я тут только осознаю, что действительно очень голоден. Но не успеваю я прикоснуться к приборам (обычно я ем пиццу руками, но при Ане решил изобразить из себя культурного), как звонит телефон. «Лучше б я купил его завтра», — злобно думаю я.

Это Марианна, и голос у нее подавленный.

— Привет, — произносит она и замолкает.

Мимо меня к столику проходит компания друзей, занятых оживленной болтовней. Кто-то из них, очевидно, услышав шутку другого, разражается хохотом. Все это контрастирует с тишиной в трубке.

Аня озадаченно посматривает на свою пиццу, потом на меня. Не начинает есть. Я делаю ей знак «все нормально», она улыбается, но все равно ждет. «Какая же она классная», — думаю я просто.

— Инна посоветовала мне все-таки не бегать от тебя, а поговорить. Но мне пока тяжело с тобой видеться, — наконец продолжает Марианна.

Оу.

— Инна — твоя подружка? — уточняю зачем-то, хотя и так понятно — скорее всего, та, у которой Марианна сейчас.

— Подруга, которая… — Ну естественно. — С братом которой я сейчас сижу в ресторане.

Хорошо, что я не ел, а то непременно подавился бы.

— Э-э, — только и выдавливаю из себя я, в ответ на что внезапно получаю поток сбивчивых откровений:

— Ты не думай, у нас ничего не было, но я была у нее, он пришел к ней зачем-то, может, она его и позвала, потом он сказал про ресторан и что я давно ему нравлюсь, я и так знала, сейчас он отошел, и я решила… прости-и меня, понимаешь, у меня что-то перевернулось в голове после того, как случилось то… то, что случилось — ну, на балконе, — и я подумала, Господи, да, мы с тобой привыкли друг к другу, это как пластырь отодрать, но мы тратим жизнь друг на друга, а она на самом деле так коротка, и нам обоим плохо, эти мои претензии, твое равнодушие, ну не должно так быть… понимаешь? Ты злишься, да?

— Нет. Я… немного…

— …изумлен, я знаю, так уж получилось, все очень резко, мне нужно было подумать вдали от тебя, а теперь надо приезжать забирать вещи, и это все как-то ужасно, я никак не могла решиться… ты обижен?

— Нет.

— Я думаю, нам надо расстаться и перестать мучить друг друга, да? Да?

Кажется, если я сейчас не отвечу «да», она закричит. И я делаю то, чего она ждет.

— Тогда… я приду за вещами завтра днем, пока ты будешь на работе?

— Ты в порядке?

— Ох, да. Немного нервничаю. — Ее голос становится все тише, я с трудом слышу ее сквозь гогот компании за столиком слева. — Это трудно, но я знаю, что права.

— Да.

Невероятно. Она бросает меня. Кто бы мог подумать. Я не огорчен, ощущаю даже некоторое облегчение, но от шока и обиды никуда не деться. Она — меня?! Это ведь я должен был… это ведь я хотел…

— Извини, что по телефону, но иначе я бы никак не решилась, а сколько еще это могло продолжаться… прости. Пока-пока. Прости!