Бесплатный фрагмент - Гуннские названия рек

Л. К. Филиппов
ГУННСКИЕ
НАЗВАНИЯ РЕК

Л.К.Филиппов

ГУННСКИЕ НАЗВАНИЯ РЕК
Историко-лингвистическое исследование

Р е ц е н з е н т ы:

доктор исторических наук, профессор А. Н. Донин

доктор филологических наук, профессор А.М.Молодкин

Филиппов Л. К.

На обложке: Гуннские всадники. Китайское изображение (XIV в.).

В монографии исследуются неизвестные и малоизвестные страницы гунно-славянских контактов, устанавливаются гуннские названия рек Подонья и Поднепровья, объясняется их значение; предпринята попытка обобщённо осмыслить гуннские гидронимы и наметить пути их дальнейшего исследования.

Для научных работников, учителей, преподавателей и студентов, работников краеведческих музеев, туристов, широкого круга лиц, интересующихся происхождением и значением географических названий.

Топонимика — это язык Земли, а

Земля есть книга, где история человечес-

кая записывется в географической номен клатуре.

Предисловие

Данная монография представляет собой продолжение историко-лингвистических исследований автора, посвящённых восточно-азиатским хуннам, кавказским, европейским гуннам и их далёким потомкам — чувашам [Филиппов, 2008; он же: 2009; он же: 2010]. Они и определили её тему — Гуннские названия рек, которая ограничена рамками Подонья и Поднепровья, где, как, впрочем, и на других географических территориях, переплетались судьбы разных по происхождению и языку племён и народов.

Мало кому известно, что гунны в своё время безраздельно господствовали в степных просторах Подонья и Поднепровья. (Речь об этом впереди). И не может быть того, чтобы они, их потомки, осевшие в Подонье и Поднепровье, потомки их потомков, не оставили там, кроме курганов, никаких других следов своего пребывания. Оставили. Память о них живёт в местных названиях рек, населённых пунктов, других географических объектов.

Какие же названия рек Подонья и Поднепровья являются гуннскими по происхождению? Что они означают? Дать ответы на эти вопросы — цель настоящего исследования, достижение которой в свою очередь позволит поставить новую проблему — проблему гунно-восточнославянских этноязыковых контактов.

Спору нет, установить гуннские географические названия на территории современного Подонья и Поднепровья — нелёгкая задача: много прошло времени с тех пор, как донские, днепровские гунны сошли с исторической арены. К тому же после них в Подонье и Поднепровье, сменяя друг друга, жили хазары, печенеги, половцы, монголо-татары. И они оставили следы своего пребывания в виде географических названий. Значит, в составе названий рек, населённых пунктов, других географических объектов Подонья и Поднепровья наших дней, помимо гуннских и догуннских (иранских, финских, балтийских и других), имеются и хазарские, и печенежские, и половецкие, и монгольские, и татарские названия рек, населённых пунктов, других географических объектов. К сожалению, наука пока что не в состоянии (за редким исключением) с определённостью выделить собственно гуннские, собственно хазарские, собственно печенежские, собственно половецкие географические названия Подонья и Поднепровья. Объясняется это тем, что до сих пор известно очень мало о гуннском, хазарском, печенежском языках и несколько больше о половецком языке, основные сведения о котором сохранились в так называемом Godex Cumanicus — небольшом (2994 слова) латинско-персидско-половецком словаре, составленном в 1294 г. итальянскими и немецкими монахами [Чеченов, 1979; Лингвистический энциклопедический словарь, 1990, с. 383].

Всё это, конечно же, вызывает трудности, связанные с определением языковой принадлежности части древних географических названий современного Подонья и Поднепровья. Тем не менее попытаемся установить, какие из них являются гуннскими по происхождению и что они означают, учитывая при этом, что исходное (первоначальное) значение слова с течением времени может расширяться, сужаться, изменяться, забываться. Поскольку проблема, исследуемая в данной работе, ставится впервые, об исчерпывающем и тем более окончательном её решении говорить не приходится.

Естественно, что автор при работе над данной книгой использовал отдельные сведения из своих более ранних публикаций.

Монография является опытом синтеза истории, исторической географии и лингвистики.

ВВЕДЕНИЕ

Географические названия, или топόнимы (от греческих tόpos — «место; местность» и όnuma — «имя; название», буквально «название местности»), как и археологические памятники, содержат огромный информационный потенциал. Через изучение их открываются прошлое той или иной географической территории, развитие её хозяйства, характер расселения и многое другое.

Топонимы изучают и историки, и географы, и этнографы, и лингвисты, поскольку они не существуют вне языка. Поэтому тема Гуннские названия рек разрабатывается в русле междисциплинарных исследований, ибо хорошо известно, что синтез материала, накопленного отдельными науками, обобщение их результатов позволяют выяснить сущность предмета, явления наиболее полно и объективно. Иначе говоря, наилучшие результаты в исследовании географических названий можно получить лишь при глубоком знании всего доступного нам исторического, географического, этнографического, лингвистического материала.

* * *

Географические названия окружают человека с детства. «Без них немыслима цивилизация, общение между народами и странами» [Мурзаев, 1974, с. 3]. Во многих топонимах запечатлены ценные сведения для изучения истории народов. В этом смысле язык не только средство общения, орудие мысли, но и источник исторических знаний. Он, по словам О. О. Сулейменова, наиболее объективный, беспристрастный документ прошедших эпох, лишён предвзятости летописцев, не подвластен идеологическим колебаниям; одним словом, самый точный источник [Сулейменов, 1975, с. 145].

Изучение топонимов важно как в познавательном плане, так и собственно лингвистическом, потому что оно определённым образом связано с функциональным взаимодействием языков в границах географических районов или административно-политических образований, т.е. проблематикой языковых контактов. Оно важно и в связи с потребностями современного общества, бурно развивающимися международными связями: научными, культурными, торговыми и т. д.

* * *

Топонимы и прежде всего гидрόнимы (от греч. hudor — «вода» и όnuma — «имя; название», буквально «название воды, реки») Подонья и Поднепровья были предметом исследования многих учёных, в том числе В. Н. Топорова и О. Н. Трубачёва, которые в совместной работе «Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья» (М., 1962) дают и этимологический словарь названий рек, а также приводят данные о языковой ситуации и древнейшей истории Поднепровья. При этом о гуннских гидро-, топонимах не говорится ни слова. Обходят их молчанием и другие исследователи. Справедливости ради следует отметить, что определённый вклад в изучение гуннских географических названий внёс Г. Е. Корнилов [Корнилов, 1963; он же: 1964; он же: 1966].

* * *

Между тем гунны в степных просторах среднего течения Дона и Днепра появились ещё во второй половине II в. н. э. Их под названиями χονοι (хоны) и Σαβαροι (савары) упоминает Кл. Птолемей [Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 232].

В последней четверти IV в. Восточную Европу захлестнула очередная волна гуннского нашествия. (Речь об этом ниже). В самом конце декабря 406 г. часть этих гуннов ушла в Центральную Европу и осела в древней Паннонии — на Среднем Дунае. При этом гунны удерживали в своей власти причерноморские и другие племена Восточной Европы, среди которых были и славянские.

Историческая судьба многих славянских племён в течение не одного столетия тесно переплеталась с восточно-европейскими гуннами. Поэтому анализ географических названий Подонья и Поднепровья не может обойтись без гуннской экспертизы.

* * *

Гуннские географические названия — тайна за семью печатями. Исследованием их, о чём говорилось выше, специально никто не занимался (как в России, так и за рубежом). Проблема ставится впервые. Думается, сама её постановка вызовет интерес к непонятным топонимам и пробудит желание понять их происхождение и значение.

Как было сказано, до сих пор известно очень мало о гуннском языке. Представление о нём несколько расширило бы исследование топонимов территорий, где когда-то обитали гунны, их потомки, потомки их потомков, специально под углом зрения гуннских языковых элементов. Значение его тем больше для лингвиста, чем меньше имеется других данных о языке, на котором создана топонúмия [Дульзон, 1964] — совокупность собственных географических названий.

Топонимы, гидронимы — это слова, словосочетания. Наши знания гуннской лексики, как и некоторых других древних языков, весьма далеки от полноты и совершенства, так как мы располагаем лишь строго ограниченным инвентарём лексем (нередко искажённых в процессе переписки рукописей или устного употребления). Именно поэтому открытие даже нескольких слов или новая интерпретация ранее неясных слов может пролить свет на своеобразие словарного состава гуннского языка, на его связи с другими языками, особенности субстратных и адстратных явлений, возможности инноваций и реликтов, вместе с тем открывает широкие возможности новой этимологической и семантической интерпретации известных слов.

* * *

В исследовании автор к гидронимам подходит исторически, географически, лингвистически и подвергает тщательному фонетическому, морфологическому, словообразовательному, семантическому анализу структуру каждого из них. Особое внимание уделяется словообразовательным элементам — формáнтам, или топоформáнтам. Приуроченность их к определённым сплошным или разорванным ареалам позволяет вести успешно топонимический анализ и говорить о миграции населения, влиянии отдельных языков на тех или иных географических территориях [Мурзаев, 1974, с. 82].

* * *

Названия рек, как правило, старше названий населённых пунктов. И это вполне понятно: реки образовались задолго до поселений людей, и, естественно, их названия возникли гораздо раньше названий населённых пунктов. А люди по известным причинам преимущественно селились по берегам рек и обычно переносили название реки на поселение, основанное при ней. Правда, иногда река получала название по имени населённого пункта.

В далёкие от нас эпохи этнос (от греч. éthnos — «народ, племя») имел привычку называть реку, по берегам которой жил, своим собственным именем. Быть может, так её называл другой, обитавший по соседству народ, вкладывая в название значение, что река принадлежит живущему на ней этносу. Так или иначе название реки нередко совпадало с именем обосновавшегося на ней племени, народа. Случаи, когда реки называются именем народа, племени, а населённый пункт, возникший при ней, названием реки, встречаются довольно часто и на разных территориях, в том числе географически отдалённых друг от друга, о чём свидетельствуют приведённые на последующих страницах данной книги примеры. Вот почему в настоящем исследовании приоритет имеют названия рек. К тому же замечено, что «названия объектов природной среды, включая микротопонимы, меняются реже, чем названия населённых пунктов, и, следовательно, в первых сохраняется больше следов древности» [Нестеров, 1980, с. 6].

* * *

Названия многих рек дошли до нас с глубокой древности и, как правило, не в первозданном виде. Дело в том, что в бассейнах рек в разные исторические эпохи жили разные по происхождению и языку племена и народы. Названия рек передавались от одних из них к другим. В устах разноязычных племён и народов они, безусловно, подвергались тем или иным фонетическим, морфологическим, словообразовательным изме-нениям. Что касается их значения, то оно не только изменялось, но и забывалось. И сегодня далеко не все гидронимы поддаются толкованию без специальных научных исследований.

* * *

Предполагаемые гуннские названия рек Подонья и Поднепровья истолковываются на материале чувашского языка. Почему? Потому что в науке устойчиво бытует мнение, согласно которому древнейшими предками чувашей были восточно-азиатские хунны [Академик Бартольд В. В., 1968, т. 5, с. 456; Аристов, 1896, с. 409]. Японский исследователь С. Хаттори (р. 1908 г.) в свою очередь утверждает (правда, предположительно), что «чувашские племена» составляют одну из ветвей «прямых потомков гуннов» [Хаттори, 1980, с. 94]. Такого рода высказывания позволяют говорить если не о непрерывной линии развития чувашского этноса от восточно-азиатских хуннов до современных чувашей, то о родстве чувашей с хуннами. Связующим звеном в этой цепи выступают кавказские, европейские гунны.

К сказанному следует добавить, что чувашский язык, по общему мнению как отечественных, так и зарубежных тюркологов, является одним из древнейших тюркских языков [Поппе, 1925, с. 426; Малов, 1952, с. 139]. В. В. Бартольд (1869 −1930 гг.) возводит его к языку восточно-азиатских хуннов [Академик Бартольд В. В., 1968, т. 5, с. 38, 198, 579], а финский лингвист Г. Рамстедт (1873−1930 гг.) считает чувашский язык «единственным остатком языка древних гуннов» [цит. по: Федотов, 1980, с.31]. «Несомненно, — пишет немецкий исследователь К. Г. Менгес (р. 1908 г.), — некоторые остатки языка гуннов сохранились в протоволжскобулгарском языке и в его позднейшем историческом наследнике — чувашском…» [Менгес, 1979, с. 59—60]. Эти и подобные им высказывания позволяют говорить если не о непрерывной линии развития чувашского языка от хуннского, гуннского до современного чувашского, то о родстве чувашского языка с хуннским, гуннским языком. Более подробно о сказанном читатель найдёт в монографии «Этноним чуваш и предыстория чувашского этноса» (Изд-во Сарат. ун-та, 2008), написанной автором данной книги.

Как видим, есть достаточное основание для объяснения определённой части современных гидронимов Подонья и Поднепровья на материале чувашского языка.

Отправной точкой для настоящего исследования является и признание в кавказских, европейских гуннах прямых потомков восточно-азиатских хуннов [Иностранцев,!926]. Чтобы избежать путаницы между восточными и западными хуннами, К.А.Иностранцев предложил за первыми оставить название хунны, за вторыми — гунны [Иностранцев, 1926].

* * *

Несколько слов о кавказских хуннах. Они не раз упоминаются в армянских письменных источниках [История Армении …, 1858, с. 14; История Армении …, 1893, с. 131, 201; История Армении …, 1953, с. 14—16; Тревер, 1959, с. 143]. В армянском тексте «Истории Армении» Ф. Бузанда кавказские хунны названы хонами [цит. по: Тревер. 1953], что совпадает с именем птолемеевских хуннов — χονοι [Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 232]. Они, согласно К. В. Тревер, занимали территорию «от Самура (назвавние реки.− Л.Ф.) до Сулака (название реки.− Л.Ф.) и выше на север» [Тревер, 1959, с. 192].

Одни исследователи хуннов/хонов армянских письменных источников отождествляют с кавказскими гуннами [Меликсет-Бек, 1957, с. 712], другие различают их [Тревер, 1959, с. 212]. М. И. Артамонов по этому поводу пишет: «… занимаемая хонами территория та же самая, где, по данным Армянской географии, находилось царство гуннов, где арабские географы помещают царство Джидан, т.е. тех же гуннов, где, наконец, по свидетельству Моисея Каланкатуйского (Каганкатваци), правил князь гуннов Алп-Илитвер. Словом, для сомнений в тождестве хонов с гуннами нет оснований» [Артамонов, 1962, с. 52].

* * *

Итак, исходные позиции определены, можно, следовательно, перейти к установлению и объяснению гуннских названий рек Подонья и Поднепровья.

Основными источниками данной работы являются труды П. Л. Маштакова «Список рек Днепровского бассейна» (СПб., 1913), совместное исследование В. Н. Топорова и О. Н. Трубачёва «Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья» (М., 1962) и монография О. Н. Трубачёва «Названия рек Правобережной Украины» (М., 1968).

Исследование опирается на историю восточно-азиатских хуннов, кавказских, европейских гуннов, изложенную в монографии автора «Этноним чуваш и предыстория чувашского этноса» (Изд-во Сарат. ун-та, 2008), на которую ссылки не даются. Ей и посвятим первую часть данной книги, тем более что она представляет собой историко-лингвистическое исследование.

ЧАСТЬ 1. КРАТКИЙ ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ ХУННОВ/ГУННОВ

1.1. Кто такие хунны?

Хунны — один из древнейших восточно-азиатских народов; они известны в истории под именем хунну/сюнну. Согласно Н. В. Кюнеру, хунну представляет собой старое чтение (произношение) китайских иероглифов, обозначающих чужеэемное название хунну, а сюнну — современное [Кюнер, 1961, с. 25]. Шмидт отмечает, что в северокитайском говоре гортанные звуки южного происхождения заменяются шипящими; поскольку северное ся (название местности, а затем и династии) равно южному хя, постольку южное хунну или хюнну равно северному сунну или сюнну [Schmidt, 1824].

В научной литературе на русском языке принято склонять этноним хунну. Следуя этой традиции. имя хунну в работе заменено на хунны, в связи с чем прилагательные, образованные от него, употребляются в форме хуннский (-ая, -ое, -ие). Забегая вперёд, скажем, что в ней принято склонять и народо-наименование гунну, поэтому в данной книге оно заменено на гунны, а прилагательные, образованные от него, употребляются в форме гуннский (-ая, -ое, -ие)

* * *

Жизнь хуннов конца II — нач. I в. н.э. выразительно описана их современником, отцом китайской истории Сыма Цяном (135 или 145 г. до н.э. — после 96 г. до н.э.) в его «Исторических записках» («Ши цзи»). Сведения о них содержатся также в «Истории Старшей династии Хань» Бань Гу (I в. до н.э.) и в «Истории Младшей династии Хань» Фань Хуа (V в. н.э.).

Прародина хуннов — среднее течение Хуанхэ, степные просторы Ордоса. Основываясь на сообщениях китайских письменных источников, Н. Я. Бичурин (1777–1853 гг.) — основоположник русского китаеведения — пишет, что в древности «Дом Хунну в южной Монголии владел пространством земель от Калгана к западу включительно с Ордосом, а в северной Монголии принадлежали ему Халкаские земли к западу» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 46, примеч. 3]. Н. Я. Бичурин поясняет: «Ордос есть монгольское название страны, на юге смежной с китайскою губерниею Шáнь-си, а с прочих трёх сторон окружаемой Жёлтою рекою (Хуанхэ.− Л.Ф.): почему на кит. языке сия страна называется Хэ-нань и Хэ-тх̀aо. Первое из сих названий значит: по южную сторону Жёлтой реки; а второе: петля, или излучина Жёлтой реки» [Бичурин, 1953, т. 3, с. 43].

* * *

История хуннов тесно связана с историей Древнего Китая; им посвятили свои труды учёные разных стран и времён. Список литературы о них огромен, немало обобщающих работ, в которых изложение источников и взгляды предшественников уже критически обработаны и проверены. Но это ещё не значит, что все вопросы, связанные с ними, получили окончательное решение. К числу таких относится, например, вопрос о хуннских (= гуннских) гидронимах.

В плане данной работы нас интересует не вся история восточно-азиатских хуннов, а только то из неё, что оказывается необходимым и полезным, чтобы осветить происхождение и значение предполагаемых гуннских названий рек Подонья и Поднепровья.

1.2. Создание Хуннской державы

В конце III в. до н.э. хунны создали свою державу. Её шаньюи (шаньюй — верховный вождь хуннского общества) ведут счёт от Маодуня (Модэ), который в 209 г. до н.э. объявил себя шаньюем [Бичурин, 1950, т. 1, с. 47; Материалы по истории сюнну …, 1968, с. 38]. При нём хунны, согласно Сыма Цяню, «небывало усилились, покорили всех северных варваров, а на юге образовали государство, равное по силе Срединному государству (т. е. Китаю.− Л.Ф.)…» [цит. по: Материалы по истории сюнну …, 1968, с. 39; см также Бичурин, 1950, т. 1, с. 48, 57].

1.3. Распад державы хуннов

В середине I в. до н.э. в державе хуннов разразилась ожесточённая междоусобная война. В 57 г. до н.э. у них вместо одного стало пять шаньюев [Бань Гу, 1973, с. 33]. В этой борьбе успех сопутствовал Хуханье. Он разбил войска нескольких шаньюев. Чтобы восстановить спокойствие в стране, в 54 г. до н.э. левый ичжицзы-ван предложил Хуханье план, убеждающий его признать себя вассалом Хань (Китая). После долгих споров Хуханье принял предложение левого ичжицзы-вана и стал вассалом Хань [Бань Гу,1973, с. 35; см. также Бичурин, 1950, т. 1, с. 88—89]. Однако борьба за власть в стране хуннов продолжалась.

Брат Хуханье, Чжичжи, объявил себя шаньюем на востоке. В 49 г. до н.э. он повёл свои войска на запад, полагая, что брат не сможет оказать ему должного сопротивления. В пути Чжичжи вступил в сражение с другими хуннами и убил Илиму, объявившего себя шаньюем, присоединил к себе его войско численностью свыше 50 тыс. человек [Бань Гу, 1973, с. 36]. Вскоре он понял, что не в состоянии выдержать борьбу с Хуханье, поддерживаемого китайцами, и ушёл со своими людьми дальше на запад, ближе к усуням, которые тогда обитали на территории современной Джунгарии. Желая объединиться с усунями, Чжичжи отправил к ним посла [Бань Гу, 1973, с. 36].Узнав, что посол убит, он напал на усуней и нанёс им поражение. Затем Чжичжи победил Уцзе, динлинов, разбил цзяньгуней и присоединил к себе три владения, после чего неоднократно нападал на усуней и всегда одерживал над ними победу [Бань Гу, 1973, с. 37]. Спустя некоторое время к нему прибыло посольство от правителя Канцзюя (Кангюя). Он хотел с помощью Чжичжи захватить земли усуней [Бань Гу, 1973, с. 38]. Чжичжи заключил с ним союз и направился со своими людьми в Канцзюй (нынешние киргизские степи). В дороге многие из них погибли от холода. Если верить китайским историкам, до Канцзюя дошли только 3 тыс. человек [Бань Гу, 1973, с. 39].

Чжичжи к правителю Канцзюя относился высокомерно. Он в гневе убил даже его дочь и многих сановников, отправил послов в Хэсу, Давань и другие владения, требуя ежегодных подарков. Ни одно владение не осмелилось отказать ему. Слава о могуществе Чжичжи распространилась широко. Это насторожило Хань (Китай). Боясь, что Чжичжи, быстрый и отважный человек, склонный к военным походам, станет источником бедствий для Западного края, китайцы в 36 г. до н.э. с 40-тысячным войском явились в Канцзюй, окружили город, в котором жил Чжичжи (на реке Талас, верхнее её течение — современная Республика Киргизия). В переулке Чжичжи был ранен и вскоре умер. Когда китайцы ворвались в город, а затем и во дворец, нашли тело Чжичжи, отрубили голову и, захватив её с собой, вернулись в Китай [Бань Гу, 1973, с. 124—134].

Может быть, ещё тогда — во второй половине I в. до н.э. — какие-то отряды хуннов, спасаясь от китайцев, ушли в степи Южного Приуралья, оттуда — дальше на запад, в Европу. Во всяком случае, об этом позволяет говорить следующий факт.

Летом 1967 г. во время работ Донзулавской экспедиции на могильнике при античном городище Беляус (в 24 км к юго-востоку от Черноморска) было обнаружено погребение, не имеющее отношение к населению, которому принадлежали городище и могильник [Дашевская, 1969, с. 52]. Основные погребальные сооружения могильника представляют собой склепы, в одном из них нашли скелет мальчика 13—15 лет [Дашевская, 1969, с. 52]. Обследовав погребение, О. Д. Дашевская предположила, что «здесь перед нами — могила гуннского подростка» [Дашевская, 1969, с. 61]. Склепы датируются I в. н.э. [Дашевская, 1969, с. 52]. Согласно О. Д. Дашевскай, «для Северо-Западного Крыма публикуемый памятник имеет значение как первое археологическое свидетельство о завоевателях, принёсших гибель античной культуре» [Дашевская, 1969, с. 61].

* * *

Постоянные войны, внутренние противоречия, засуха, голод, которые уносили множество людей, падёж скота до того ослабили хуннов, что в 25 г. до н.э. они разделились на южных и северных.

Южные хунны подчинились Китаю, часть их поселилась даже на его территории. Они постоянно воевали то с китайцами, то с сяньбийцами, то с другими племенами, народами, отстаивая свою свободу и независимость, в 330 г. основали династию Младшая Чжао [Гумилёв, 1994, с. 76], в 350 г. её уничтожили китайцы. Но южные хунны не сдавались и в начале V в. создали два государства (царства): в 401 г. — Хэси (в переводе с китайского «к западу от реки» — Хуанхэ), в 407 г. — Ся, которое распо-лагалось на левом берегу Хуанхэ, на западе оно граничило с Хэси. В 431 г. Ся не стало: его завоевали тогонцы, в 460 г. не стало и Хэси: его завоевали жужани [Гумилёв, 1994, с. 170—172, 200]. Впоследствии южные хунны растворились среди китайцев, сяньбийцев, жужаней, табгачей/тавгачей, тангутов.

Северные хунны продолжали отстаивать свою независимость и свободную жизнь в борьбе с южными хуннами, динлинами, китайцами. Особенно упорной и длительной была их борьба с сяньбийцами, говорившими на древнемонгольском языке. Она велась в основном на территории современной Монголии. В конце I в. н.э. северные хунны терпели одно поражение за другим. Так, в 87 г. их войска разбили сяньбийцы, после чего 200 тыс. человек и 8 тыс. отборных воинов перешли к китайцам [Фань Е, 1973, с. 81]. В 88 г. у них возник спор за власть, начался голод из-за нашествия саранчи [Фань Е, 1973, с. 81]. В том же году северный шаньюй, опасаясь динлинов и сяньбийцев, «бежал далеко и остановился к западу от реки Аньхоухэ …, народ из-за борьбы за престол между братьями рассеялся в разные стороны» [Фань Е, 1973, с. 82]. В 90 г. китайский верховный вождь Дэу Хянь разбил северных хуннов; тогда их шаньюй ушёл на запад в Кангюй, «малосильные» же в количестве 200 тыс. человек остались во владении Юебань (Семиречье) [Бичурин, 1950, т. 2, с. 258—259; 1953, т. 3, с. 79; см. также Фань Е, 1973, с. 83, 98]. Напомним: в Кангюй (Канцзюй) хунны уходили ещё в третьей четверти I в. до н.э. — во главе с Чжичжи.

* * *

Вскоре среднеазиатские хунны оправились от поражений, нанесённых им в конце I в. н.э. китайцами, южными хуннами, сяньбийцами, и война с Китаем возобновилась. Она велась с переменным успехом [Бичурин, 1950, т. 2, с. 147—239] и продолжалась до тех пор, пока сяньбийцы не нанесли среднеазиатским хуннам окончательное поражение. Сяньбийцы особенно усилились при Таньшихае/Таншихае (141−181 гг.). Таньшихай «на юге грабил пограничные (с Китаем.− Л.Ф.) места, на севере остановил динлинов, на востоке отразил фуюй, на западе поразил усунь и овладел всеми землями, бывшими под державою хуннов, от востока к западу на 14000 ли, со всеми горами, реками и соляными озёрами» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 154]. Все эти завоевания были совершены им за период с 155 по 166 год [Гумилёв, 1960, с. 237].

Так распалась некогда могущественная держава хуннов.

* * *

В конце 50-х — первой половине 60-х годов II в. н.э. часть разбитых Таньшихаем среднеазиатских хуннов — потомков непримиримых северных хуннов — ушла дальше на запад и оказалась в степях Южного Приуралья. Здесь они, должно быть, сделали короткую передышку и двинулись дальше на запад: одни из них ушли на Северный Кавказ и стали известны Дионисию Периегету, писавшему при римском императоре Адриане (117−180 гг.), другие — на Днепр и стали известны Клавдию Птолемею, который, как полагают, был современником римского императора Марка Аврелия (161−180 гг.). Какая-то часть среднеазиатских хуннов, надо полагать, осталась в Южном Приуралье.

1.4. Хунны на Днепре

1.4.1. Первое переселение хуннов на Днепр

Из европейских авторов хунны впервые упоминаются Д. Периегетом в его труде «Описание населённой земли» («Землеописание»). Он их называет οΰννοι (уннами) [Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 186]. Впоследствии имя это получило широкое распространение у греческих авторов.

После Д. Периегета хунны упоминаются Кл. Птолемеем. Он их называет χονοι (хонами) и помещает между бастаранами и роксаланами [Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 232]. Бастараны, согласно ему, занимали восточный склон Карпатского хребта (это соответствует показаниям его предшественников [Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 120, 181]), а роксаланы обитали по западному побережью Азовского моря, как и языги, но восточнее их [Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 120]. Из того, что хунны, по Кл. Птолемею, занимали земли между бастаранами и роксаланами, следует, что они кочевали между восточным склоном Карпатского хребта и западным побережьем Азовского моря. Где именно? Есть основание (речь об этом впереди) полагать, что хоны Кл. Птолемея жили на побережье среднего течения Днепра. «Если эта локализация (между бастаранами и роксаланами.− Л.Ф.) гуннов (как уже говорилось, хунны в Европе стали известны под именем гунну, т.е. гунны.− Л.Ф.) не результат неверных сведений и путаницы, довольно частых в труде Птолемея, — пишет М. И. Аратамонов, — то надо допустить, что уже во II в. отдельные отряды их проникали далеко на запад, вплоть до Днепра» [Артамонов, 1962, с. 42].

По всей вероятности, сообщение Кл. Птолемея о хуннах достоверно. Достоверность его сообщения подтверждается тем, что ему было известно и другое их имя — савар.

Среди многочисленных племён, обитавших в пределах Внутренней Сарматии, Кл. Птолемей впервые называет савар (Σαβαροι). Где они обитали? Ответить на этот вопрос весьма трудно. Трудно потому, что Кл. Птолемей, как известно, располагал скудными сведениями о пределах Внутренней Сарматии. К тому же он не имел здесь твёрдых географических ориентиров [Удальцов, 1946, с. 41]. Трудно также потому, что в его труде, как отмечают исследователи, немало путаницы, повторений, явно устаревших сведений о древнейших племенах Сарматии. Поэтому достигнуть точных результатов при нанесении его сведений на карту современной Восточной Европы вряд ли возможно. Тем не менее попытаемся определить территорию, которую занимали савары во II в. н.э.

Кл. Птолемей указал савар ниже аорсов, рядом с борусками [цит. по: Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 231]. Аорсов называет и Страбон в своей «Географии». Сочинение его написано в первой четверти I в. н.э., не ранее 18 года. «Аорсы, — писал Страбон, — живут по Танаиду (Дону.− Л.Ф.).…» [цит. по: Известия древних писателей …, 1893, т. I, вып. 1, с. 148]. Выше их, по его данным, обитают сарматы, затем скифы, у самого Мэотийского озера (Азовского моря. — Л.Ф.) — мэоты [Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып.1, с. 130]. Если исходить из того, что аорсы и во времена Кл. Птолемея жили на той территории, где они указаны Страбоном, т.е. по нижнему течению Дона, то савар надо поместить не ниже аорсов, а выше их, ибо ниже их земли по побережью Азовского моря занимали мэоты. В таком случае савары окажутся где-то между средним течением Дона и Днепра, т.е. на той территории, где кочевали птолемеевские хоны. Возможности такой локализации савар не противоречат и некоторые другие данные. Так, Д. Периегет отмечает, что выше тавров, алан живут агавы, дальше меланхлены, иппимолги (доители кобылиц) невры, иппоподы (коненогие), гелоны и агафирсы [цит. по: Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с.181]; вблизи Мэотийского озера обитают сами мэоты и савроматские племена [Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 183]. Кл. Птолемей гелонов, иппоподов, меланхленов, агафирсов тоже называет рядом, но помещает их в другом месте, намного выше от Чёрного и Азовского морей, чем у Д. Периегета. Если размещение племён по Дону у Д. Периегета признать более точным (а размещение его совпадает с данными Страбона [Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 101, 130]), чем у Кл. Птолемея, то савары должны быть отмечены выше гелонов, иппоподов, меланхленов, агафирсов, а не ниже их. В таком случае они также окажутся между средним течением Дона и Днепра.

Одним словом, есть основание полагать, что савары Кл. Птолемея кочевали между средним течением Дона и Днепра. Вероятне всего, по Днепру — от современного Днепропетровска до Киева, а может быть, и выше.

Критически анализируя данные Кл. Птолемея, А.Д.Удальцов помещает савар выше борусков, а боруски обозначены им на среднем течении Днепра. Савары, по А. Д. Удальцову, жили на Десне, на нижнем её течении, выше современного города Киева, на земле будущих северян [Удальцов, 1946, с. 37].

Несколько иное место отводит саварам Ю. А. Кулаковский. Они, согласно ему, обитали, насколько можно понять из его «Карты Европейской Сарматии по Птолемею», на территории современной Белоруссии, на среднем течении Березины (правый приток Днепра), в районе города Бобруйска [Кулаковский, 1899].

Совершенно в другой точке указывает местонахождение савар М. И. Артамонов. Они, по его мнению, жили в Западной Сибири [Артамонов, 1962, с. 65]. К такому выводу он пришёл из признания того, что аорсы занимали степи по Каспийскому побережью как к востоку, так и к западу от Волги [Артамонов, 1962, с. 65]. М. И. Артамонов локализует савар в Западной Сибири, ссылаясь на данные древних авторов. Между тем, у Страбона предельно ясно сказано: «Аорсы живут по Танаиду (Дону.− Л.Ф.)…» [цит. по: Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 148]. Степи по Каспийскому побережью, к западу от Волги, по Страбону, могли занимать сираки, соседи аорсов, которые жили, спускаясь к югу до Кавказских гор [Известия древних писателей …, 1893. т. 1, вып. 1, с. 130]. В другом месте у Страбона отмечено, что сираки обитают по «Ахардею, который вытекает с Кавказа и впадает в Мэотиду (Азовское море.− Л.Ф.)» [цит. по: Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 148]. Одним словом, данные Страбона не дают основания локализовать савар в Западной Сибири.

Что касается Г. Плиния Секунда, то он пишет, что к северу от Истра (Дуная) «все племена считаются скифами, но прибрежные местности занимали разные племена, то геты, у римлян называемые даками, то сарматы, или по-гречески савроматы, и из их числа амоксовии или аорсы, то неблагородные, рабского происхождения скифы или трогодиты, затем аланы и роксаланы» [цит. по: Известия древних писателей …, 1904, т. 2, вып. 1, с. 171]. Выходит, аорсы некогда жили далеко на запад от Каспийского моря, на левом берегу Дуная. А где они обитали в его время, Г. Плиний Секунд не сообщает. То, что сказано им об аорсах, не позволяет помещать их в степях по Каспийскому побережью к востоку от Волги, а савар — в Западной Сибири. Скорее всего, савары кочевали между средним течением Дона и Днепра. Это значит, что земли, занимаемые саварами, если не совпадают, то граничат с землями хонов Кл. Птолемея, а они обитали в степных просторах левого берега Днепра.

* * *

Хонов и савар Кл. Птолемей считал разными племенами на основе тех сведений, которыми располагал. Он, как известно, работая над своей «Географией», пользовался не только сочинениями Геродота, Эратосфена, Плиния, Мариана Тирского, но и материалами путеводителей, составленных путешественниками и купцами, дававшими сведения о различных торговых путях, существовавших в первые века нашей эры в Восточной Европе, о названиях племён, попадавшихся на пути [Удальцов, 1946, с. 41]. Из одних источников ему стало известно о хонах, из других — о саварах. Но хоны и савары — не два народа, а один и тот же народ — хунны; одни племена называли их хон (ами), другие — савар (ами).

Хоны/савары Кл. Птолемея, как говорилось, кочевали в степных просторах левого берега Днепра. По Днепру греки поднимались достаточно далеко ещё в V в. до н.э. «В своём течении с севера, — сообщает Геродот, — Борисфен (Днепр.− Л.Ф.) известен до земли Герра, до которой 40 дней плавания; выше этой местности никому не известны земли, через которые он протекает» [цит. по: Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 24]. Во II в. н.э. греки и римляне по Днепру плавали, надо полагать, дальше, чем в V в. до н.э.; и они, естественно, знали о хонах/саварах, облюбовавших приднепровские земли, потому что Днепр, как это заметил ещё Геродот, «доставляет стадам прекраснейшие и очень питательные пастбища» [цит. по: Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 24].

То, что хунны во II—III вв. нашей эры уже обитали на Днепре, находит подтверждение и в археологическом материале. Так, А. П. Смирнов, рассматривая высокие вазы с линейным и волнистым орнаментом, в частности двумя линиями и волной между ними, часто с вертикальным лощением, обнаруженные на Иволгинском городище и принадлежащие хуннам времени около нашей эры, отмечает, что такие вазы хотя и редко, но встречаются в «ранних памятниках черняховской культуры (курсив мой.−Л.Ф.)» [Смирнов, 1971, с. 141]. (Время появления памятников черняховской археологической культуры определяется II—III вв. н.э. [Седов, 1979]). Далее А. П. Смирнов пишет: «Примером может служить ваза или амфора из раскопок поселения у дер. Грушевки. Этот сосуд совершенно аналогичен по общей форме и деталям и пропорциям сосуду Иволгинского городища. Особенно характерен орнамент, и не только по типу, но и по технике нанесения, по фактуре, по его деталям» [Смирнов, 1971, с. 141]. Орнаментация, как известно, в большей степени, чем другие элементы культуры, связана с этносом. Тот факт, что керамика, аналогичная хуннской, среди памятников черняховской археологичесаой культуры встречается крайне редко, объясняется, видно, тем, что во II−III вв. н.э. хуннов на Днепре было не так много, и тем, что они широко пользовались и керамическими изделиями, которые изготовлялись местными племенами.

Одним словом, в достоверности сообщения Кл. Птолемея о хонах/саварах сомневаться не приходится. Поэтому нельзя согласиться с Е. Ч. Скржинской, когда она пишет: «Одиноким и едва ли истолкованным остаётся свидетельство о гуннах (хуннах.− Л.Ф.) Птолемея…» [цит. по: Иордан, 1960, с. 268]. В то же время Е. Ч. Скржинская, принимая во внимание сообщения древних авторов (Д. Периегета, Кл. Птолемея, Маркиана из Ираклии Понтийской) о восточных и западных (европейских) гуннах/хуннах, пишет: «Вероятно, задолго до того, не менее чем за 150 лет, передовые, т.е. западные, части гуннских племён вышли к Азовскому морю, за Дон и в Крым, а позднее, в середине IV в., основная масса двинувшихся на запад гуннов встретилась с ними, перейдя Дон и Керченский пролив» [цит. по: Иордан, 1960, с. 273, примеч.]. Встретились или не встретились с крымскими хуннами вторгшиеся в 70-х гг. IV в. в Восточную Европу гунны, неизвестно: никаких сведений об этом в письменных источниках нет. Но, перейдя Дон, они не могли не встретиться с теми хуннами (потомками птолемеевских хонов/савар), которые кочевали между нижним течением Дона и средним течением Днепра.

* * *

Во II же в. н. э. на Днепр с запада пришли готы. Во главе их стоял Филимер. Вскоре они переходят Днепр, без промедления подступают «к племени спалов и, завязав сражение, добиваются победы» [Иордан, 1960, с. 70]. Из области спалов готы продвинулись дальше на восток и, очевидно, дошли до западного побережья Азовского моря, ибо Иордан (готский историк VI в.) неоднократно сообщает, что готы при Филимере поселились «в Скифии у Мэотиды» [Иордан, 1960, с. 70; 72]. Стало быть, во II в. н.э. они захватили земли по нижнему течению Днепра, близ берегов Чёрного моря [цит. по: Иордан, 1960, с. 196, примеч. 71; с. 319, примеч. 608].

* * *

Итак, во II в. н.э. на Днепр с востока пришли хунны — хоны/

савары, с запада — готы. Иордан ни о каких столкновениях между ними не сообщает. Можно, следовательно, допустить, что птолемеевские хоны/савары и филимеровские готы жили независимо друг от друга и, естественно, у каждого из них было своё царство-государство.

* * *

В конце III — нач. IV в. имя хуннов появляется на карте Римской империи, составленной при царе Диоклетиане (281−305 гг.). На ней на средне-нижнем течении Днепра, преимущественно на левом берегу, обозначено Hunni, т.е. хунны [Кулаковский, Сонни, 1906, прилож.]. Нет сомнения в том, что под названием Hunni скрываются потомки птолемеевских хонов/савар.

1.4.2. Второе переселение хуннов на Днепр

В 50-х гг. IV в. н.э. в степи Южного Приуралья явились новые отряды хуннов. Они пришли с территории современной Монголии и составляли часть тех хуннов, которые в конце I в. н.э. в количестве 700 тысяч человек подчинились сяньбийцам — древнемонгольским племенам [Фань Е., 1973, с. 84; Материалы по истории сюнну …, 1973, 153; Бичурин, 1950, т. I, с. 150—151; Филиппов, 2008, с. 33, 54—55]. Воспользовавшись своей относительно большой численностью (их было гораздо больше, чем принято думать) и умением воевать, они, очевидно, подчинив прежде местные племена, стали теснить алан (предков современных осетин), которые в то время занимали «простирающиеся на неизмеримое пространство скифские пустыни», вплоть до левого берега Дона [Марцеллин, 1908, с. 240]. Войско их насчитывало 100 тысяч человек [Бичурин, 1950, т. 2, с. 150, 186]. Вскоре хунны, надо полагать, не без помощи потомков тех хуннов, которые во II в. осели в степях Южного Приуралья, подвергли алан страшному истреблению и опустошили их земли. В результате часть алан подчинилась им, часть ушла дальше на запад. Победив алан, хунны вторглись в степи Каспийско-Азовского междуморья и стали известны в Европе под именем гунну, т.е. гунны, о чём уже говорилось.

В 376 г. гунны перешли Керченский пролив и оказались в Крыму. Там тогда жили алпидзуры, алцилдзуры, итимары, тункарсы, боиски [Иордан, 1960, с. 91] Многих из них они перебили, других подчинили себе, третьих обратили в бегство и заняли их земли, затем из Крыма через Перекопский перешеек внезапно ворвались в земли остготов, которых с Дона теснили аланы. Остготы оказали сопротивление гуннам, но безуспешно. Их король Германарих (Эрменрих, Эрманарих) от страха перед ними кончил жизнь самоубийством. Новым королём остготов стал Витимир (в иных источниках — Винитарий). Он «оказывал некоторое время сопротивление аланам, опираясь на другое племя гуннов (курсив мой.− Л.Ф.), которых он за деньги привлёк в союз с собою» [Марцеллин, 1908, с, 243].

Гунны, помогавшие в качестве наёмников остготам, не могли быть из числа тех гуннов, которые в 70-х гг. IV в. вторглись в степи Каспийско-Азовского междуморья. И вот почему. Во-первых, тогда остготы были врагами вторгшихся в степи Каспийско-Азовского междуморья гуннов. О какой военной помощи им в их войне с аланами может идти речь? Вопреки здравому смыслу? Нет. Гуннам была свойственна догадливость, о чём писал современник вторжения гуннов в Европу А. Марцеллин — грек по происхождению, солдат по профессии [Марцеллин, 1908, вып. 3, кн. 21, с. 244], из каждой строчки которого буквально сочится ненависть к гуннам. О том же писал и готский историк VI в. Иордан [Иордан, 1960, с. 91]. Во-вторых, вторгшиеся в степи Каспийско-Азовского междуморья гунны в то время были заняты другими, более важными, с их точки зрения, делами, чем оказание военной помощи остготам (пусть даже за деньги). Одни из них продолжали покорять ещё не покорённые племена Каспийско-Азовского междуморья; другие выступили против персидского царя Шапуха II (309−380 гг.) — об этом сообщает армянский историк Моисей Каганкатваци [История агван …, 1861, с. 82—83; Патканьян, 1869, с. 29]; третьи преследовали убегающих от них везеготов (вестготов). Их король Атанарих разбил лагерь на берегах Днестра, куда везеготы ушли ещё до основного удара гуннов по остготам.

Преследуя везеготов, гунны прошли через земли антов, которые жили «от Данастра до Данапра, там, где Понтийское (Чёрное.− Л.Ф.) море образует излучину» [Иордан, 1960, с. 72]. Через их же земли преследовавшие везеготов гунны возвратились в степи Каспийско-Азовского междуморья. Создаётся впечатление, что анты тогда были союзниками гуннов. На эту мысль наводит и рассказ Иордана о покорении их готами. Иордан сообщает, что Винитарий, король остготов, «с горечью переносил подчинение гуннам» и что он, «понемногу освобождаясь из-под их власти», стал нападать на антов, а покорив, «распял короля их Божа с сыновьями его и с семьюдесятью старейшинами для устрашения, чтобы трупы распятых удвоили страх покорённых» [Иордан, 1960, с. 115]. «Но с такой свободой повелевал он едва в течение одного года: [этого положения] не потерпел Баламбер, король гуннов; он призвал к себе Гезимунда, сына великого Гуннимунда, который, помня о своей клятве и верности (курсив мой.− Л.Ф.) подчинялся гуннам со значительной частью готов и, возобновив с ним союз, повёл войско на Винитария» [Иордан, 1960, с. 115]. Так с помощью готов Гезимунда Баламбер силой оружия вновь подчинил себе готов и освободил антов из-под их власти. Очевидно, в 70-х гг. IV в. анты были в подчинении у гуннов, что и позволяло им свободно проходить через их страну. Стало быть, анты в своё время действительно дали гуннам клятву быть верными. Об этом свидетельствует само их обозначение — ант (ы). Слово это тюркское по происхождению, имеется во многих (если не во всех) тюркских языках и означает «клятва», «присяга»» [Севортян, 1974, с. 151]. Его ареал прослеживается также в тунгусо-маньчжурских языках, есть и монгольские формы [Федотов, 1996, т. 1, с. 48—49].

В «Этимологическом словаре чувашского языка» В.Г.Егорова слово ант — «клятва» дано с пометой «уст [арелое]» [Егоров, 1964, с. 28]. Чувашское ант ту означает «клясться» (буквально «клятву делай», т.е. «клянись», «дай клятву» быть верным). В таком случае, ант (ы) — не этническое наименование, а гуннское обозначение племени или группы племён, связанных с гуннами союзными отношениями. Если это так, то ант (ы) означает «давшие клятву» быть верными, «поклявшиеся». В свете сказанного становится ясно, почему король гуннов Баламбер защитил антов от Винитария: он, помня о своей клятве и верности, данной антам, освободил их из-под его власти.

Конечно, у антских племён, о которых идёт речь, были свои имена, но для гуннов они были антами, т.е. племенами, давшими клятву быть верными. Их гуннское обозначение стало известно и готам.

Свидетельство Иордана об антах считается (правда, далеко не всеми) анахронизмом — перенесением обозначения ант (ы) с VI в. в IV столетие, ибо все другие авторы говорят об антах только в промежутке между 550 и 630 гг. Тем не менее усомнимся в том, что свидетельство Иордана об антах IV в. является анахронизмом. Дело в том, что обозначение ант (ы) употреблялось гуннами не только по отношению к антским племенам, но, как следует из приведённого выше рассказа Иордана, и готам Гезимунда. Едва ли погрешим против истины, если скажем, что оно употреблялось гуннами и по отношению к другим племенам, давшим им клятву быть верными. Хотя у каждого из них было своё собственное имя, все они выступали под общим названием гунны: у кочевых народов орда, достигшая власти, всегда даёт своё имя всем остальным подчинённым племенам. Не зная этого обычая, нельзя понять истории этих народов [Иностранцев, 1926, с. 8].

Поскольку гуннское слово ант (ы) в IV в. функционировало не в значении этнонима, оно не закрепилось ни за антскими, ни за готскими, ни за какими-либо другими племенами, давшими гуннам клятву быть верными. И только в VI в. оно стало употребляться в значении этнонима. Объяснение этого факта не входит в задачу нашего исследования, поэтому вернёмся к гуннам, преследовавшим везеготов, которые, как было сказано, разбили лагерь на берегах Днестра. Гунны неожиданно напали на них и обратили в бегство. Они не стали преследовать их дальше «вследствие затруднения, в которое их ставило обилие добычи» [Марцеллин, 1908, с. 245].

Таким образом, гуннами, помогавшими остготам в их войне с аланами, могли быть только потомки птолемеевских хонов/савар. Можно предположить, что они и потомки готов Филимера не враждовали между собой, по крайней мере в 70-х гг. IV в., что и позволило им обратиться к потомкам птолемеевских хонов/савар за военной помощью и получить её.

1.4.3. Хунны/гунны и восточно-славянские племена

Убегающие от гуннов везеготы дошли до Дуная, заняли его левый берег и отправили посольство к римскому императору Валенту (354−378 гг.) с просьбой принять их. Валент разрешил им поселиться во Фракии, «надеясь иметь в них мужественных и несокрушимых защитников против нашествий уннов (гуннов.− Л.Ф.)» [Византийские историки, 1860, с. 44, 130].

Везеготы, осевшие во Фракии, не оправдали надежды римского императора Валента. Напротив, они причинили римлянам ужасные бедствия: грабили Македонию, Фракию, Грецию, жгли, убивали, уводили в плен людей [Византийские историки, 1860, с. 126—130]. В августе 378 г. везеготы осадили Адрионополь. Узнав об этом, император Валент из Антиохии прибыл в Константинополь, оттуда — в Адрионополь; и римляне сделали вылазку против везеготов и перебили многих из них. Везеготы отступили и послали гонца за остготами. Их конница появилась в самый трудный для везеготов момент. Остготы разбили римлян. Погиб император Валент. К власти пришёл Феодосий I (379−395 гг.).

Когда остготы ушли от Адрионополя, к везеготам «присоединились воинственные и храбрые гунны и аланы, закалённые в боевых трудах» [Марцеллин, 1908, с. 291]. Они даже не попытались взять город, но зато его окрестности ограбили дотла. Оттуда гунны, аланы и везеготы пошли на Константинополь, на пути к нему произошла битва с сарацинами; победа не досталась ни тем, ни другим. Померившись силами, воюющие гунны и аланы рассыпались по северным провинциям.

Из сказанного следует, что передовые отряды гуннов в 378 г. дошли до окрестностей столицы Восточно-Римской империи. Однако основная масса их в 70-х гг. IV в. находилась в степях Каспийско-Азовского междуморья: гунны не торопились ворваться в Центральную Европу

* * *

В последней четверти IV в. гунны активно действовали в юго- восточном направлении. В 378 г. они выступили против персов. Тогда их предводитель Гонакур вызвал персидского царя Шапуха II (309−380 гг.) на единоборство. Его вызов принял Бабик, сын сюнийского князя Андоха, и сразил его [История агван …, 1861, с. 82—83]. В 395—396 гг. гунны совершили опустошительный набег на области Передней Азии. Об этом сообщают современники их нападений и историки более позднего времени. Известный латинский писатель Евсевий Иероним (331−420 гг.) совершал тогда (в 395−397 гг.) паломничество на восток. О гуннах он сообщает в двух своих письмах. Иероним писал, что «весь Восток задрожал при внезапно разнёсшихся вестях, что от крайних пределов Мэотиды (Азовского моря.− Л.Ф.) … вырвались рои гуннов, которые, летая туда и сюда на быстрых конях, всё наполняли резнёй и ужасом» [цит. по: Известия древних писателей …, 1904, т. 2, вып. 1, с. 368—369]. Очевидно, эти события имел в виду Ромул (посол Западно-Римской империи в ставке Аттилы — короля европейских гуннов, середина V в.), когда говорил о том, что гунны давно вторглись в Мидию (…) и что туда «дошли Васих и Курсих… мужи царского скифского (гуннского.− Л.Ф.) рода и начальники многочисленного войска» [цит. по: Сказания Приска Панийского, 1861, с. 62].

В июле 397 г. гунны наводнили Сирию и Капподокию и опустошили их так, что они обезлюдели [Пигулевская, 1941, с. 39]. «Общими усилиями войск Восточно-Римской империи, вероятно, при содействии Ирана и других союзников, — пишет Н. В. Пигулевская, — бушевавшие в азиатских провинциях орды к первым годам V в. частью были вытеснены, частью растекались, и некоторое спокойствие было водворено» [Пигулевская, 1941, с. 41].

Гунны, осевшие в степях Каспийско-Азовского междуморья, совершали военные походы не только на закавказские земли, но и на другие, в частности лежащие между нижним течением Дона и средним течением Днепра, точнее сказать, на земли, лежащие на северо-запад от современного города Ростова-на-Дону (Российская Федерация) до современного города Киева (Республика Украина). Дело в том, что они жили главным образом за счёт военной добычи и грабежа; и война для них была способом существования. Именно тогда часть гуннов обосновалась между нижним течением Дона и средним течением Днепра. Где-то здесь, скорее всего, в степных просторах левого берега Днепра, гунны, должно быть, встретились со своими соплеменниками (потомками птолемеевских хонов/савар), присоединили их к себе и вместе с ними образовали единое территориально-политическое объединение. Этому способствовало и их языковое единство (возможность взаимопонимания).

Земли потомков птолемеевских хонов/савар гунны использовали как плацдарм для набегов на соседние с ними племена, о которых они знали непонаслышке. Их, владеющих информацией о военной силе соседних племён и знающих пути-дороги, ведущие к ним, гунны использовали в качестве проводников и передового отряда своего войска. Этим отчасти объясняется военный успех гуннов на землях, лежащих между нижним течением Дона и средним течением Днепра. Осев на них (здесь были все условия для кочевой жизни и прежде всего много воды и обширные пастбища для скота, без которых кочевники не могли существовать), гунны стали «наводить порядок» в степной и лесостепной полосе Восточной Европы. «Основным населением лесостепной полосы к западу от верховьев Северского Донца были многочисленные славянские племена…» [Мерперт, 1958, с. 161]. Говоря о лесостепных племенах, Н. Я. Мерперт, основываясь на данных археологии, пишет: «Одной из наиболее ярких и значительных археологических культур этой территории была так называемая черняховская культура, в числе создателей которой были и славянские племена. В конце IV в. жизнь на многочисленных поселениях черняховской культуры прекращается почти одновременно. На некоторых из них сохранились следы поспешного бегства их обитателей… Разгром ряда поселений черняховской культуры можно связывать с гуннским вторжением. А это позволяет предполагать, что значительные силы гуннов, двигавшихся вдоль северной границы степей, были вовлечены в борьбу с многочисленными лесостепными племенами, в том числе со славянами. Борьба эта приняла упорный и затяжной характер. Часть этих племён отошла в глубь лесостепи. Гунны пытались их преследовать. Отдельным гуннским отрядам удалось довольно глубоко вклиниться в лесостепь, где в это время прекратило существование поселение Дедовщина у Белой церкви (что на правом берегу среднего течения Днепра.− Л.Ф.). Характерно, что гибель этого поселения, как и некоторых других поселений в глубине лесостепи, относится уже не к концу IV, а к V в.» [Мерперт, 1958, с. 162].

Тем временем гунны готовились к вторжению в Центральную Европу. Когда в декабре 406 г. аланы вместе с вандалами перешли Рейн и осели в Галлии, гунны, в числе которых были и покорившие лесостепные племена Восточной Европы, заняли Паннонию, которая включала в себя западную часть современной Венгрии, восточную часть современной Австрии и северную часть современной Сербии. Обосновавшись в Паннонии, они удерживали в своей власти подчинённые им племена; одни из них сопровождали гуннов в их войнах, другие снабжали гуннское кочевое войско продуктами земледельческого труда. Говоря о том, что под предводительством гуннов воевали и славяне, чешский исследователь П. Й. Шафарик (1795−1861 гг.) писал: «Впрочем, и то возможно, что хитрые гунны лучше умели обходиться с трудолюбивыми и мирными славянами, чем свирепые преемники их, авары, и, следовательно, употребляли их больше к другим, тоже полезным, домашним занятиям, к земледелию и хозяйству, нежели к войне» [Шафарик, 1848, т.1, кн. 2, с. 99].

В то же время гунны продолжали покорять всё новые и новые племена и народы.

Нет сомнения в том, что часть гуннов осталась в степных просторах нижнего течения Дона и среднего течения Днепра, частично на правом его берегу. К ним мы ещё вернёмся.

В Центральной Европе гунны господствовали до 453 года. Они особенно возвысились при короле Аттиле (?−453 гг.). В 453 г. он неожиданно умер. Тогда против гуннов восстали многие подчинённые им племена: гепиды, остготы и некоторые другие и победили. «Так, — заключает Иордан, — отступили гунны, перед которыми, казалось, отступала вселенная» [Иордан, 1960, с. 119].

Победив гуннов, гепиды овладели «пределами всей Дакии» [Иордан, 1960, с. 119]. Остготы, прявляя осторожность, обратились к византийскому императору Маркиану с просьбой выделить им земли для поселения и получили Южную Паннонию [Иордан, 1960, с. 119]. Что касается гуннов, то они разделились на части (вероятно, по племенам) и рассеялись. Одни из них ушли в «свои давние места» [Иордан, 1960, с. 119] — в степи Восточного Приазовья; другие во главе с младшим сыном Аттилы Эрнаком — в «отдалённые места Малой Скифии» [Иордан, 1960, с. 120] (Малая Скифия была ограничена черноморским побережьем от дельты Дуная до Варны и нижним течением Дуная от города Силистрии до его устьев [цит. по: Иордан, 1960, с. 333, примеч.]); третьи под предводительством Эмнетзура и Ултзиндура, единокровных братьев Эрнака, «завладели Утом, Гиском и Алмом в Прибрежной Дакии» [Иордан, 1960, с. 120], т.е. захватили земли по рекам Ут, Гиск и Алм — правые притоки Дуная, впадающие в него между городом Бононией (совр. Видин) и устьем Алюты (совр. река Олт) [цит. по: Иордан, 1960, с. 336, примеч.]. Некоторые гунны «поселились в части Иллирика, на данных им землях у города Кастрамартена» [Иордан, 1960, с. 119] — около нынешнего Видина. «Многие из гуннов, — пишет Иордан, — прорываясь то тут, то там, предались тогда в Романию (Восточно-Римскую империю.− Л.Ф.); до сих пор (до середины VI в.− Л.Ф.) из их числа называют сакромонтизиев и фоссатизиев» [Иордан, 1960, с. 120]. Какие-то группы гуннов, надо полагать, остались на Дунае.

Так в начале второй половины V в. распалась обширная и могущественная держава европейских гуннов. С этого времени племена, входившие в неё, стали выступать в других комбинациях и под другим лидерством. Что касается царских гуннов, которые составляли ядро гуннского племенного объединения, то дальнейшая судьба их практически неизвестна. Одни полагают, что они смешались с другими племенами, окончательно утратив свой язык и имя. Но где, когда и с какими именно племенами они смешались, неизвестно. Специально эти вопросы, насколько нам известно, в науке и не рассматривались. Другие утверждают, что гунны погибли 1500 лет тому назад. Да, держава их действительно распалась в то далёкое от нас время. Но гибель державы ещё не означает гибель народа. Если это так, кто их потомки?

Между тем византийские письменные источники хотя и фрагментарно, но сообщают о гуннах периода второй половины V в., а также VI—VII вв.

1.4.4. Гунны снова на Среднем Днепре

Те гунны, которые после распада державы Аттилы (453 г.) захватили земли по рекам Ут, Гиск и Алм, где-то между 453 и 466 гг. пошли войной против остготов, желая восстановить свою власть над ними. В разыгравшейся битве они потерпели сокрушительное поражение и «направились в те области Скифии, по которым протекают воды реки Данапра…» [Иордан, 1960, с. 120]. Это значит, что в конце 60-х гг. V в. часть паннонских гуннов вернулась на те земли, откуда их отцы и деды в конце декабря 406 г. ушли на Дунай. Как сложилась их судьба?

О жизни гуннов, вернувшихся из Паннонии на Средний Днепр, как и о жизни их соплеменников, не ушедших в конце декабря 406 г. на Дунай, а оставшихся кочевать между нижним течением Дона и средним течением Днепра, мало что известно. Судя по гидронимам, о которых речь пойдёт ниже, они осели в бассейне Роси.

Река Рось — правый приток Днепра, протекает по территории современных Винницкой, Киевской, Черкасской областей Республики Украина. По мнению А. Н. Лапоногова, это «самая красивая река Правобережной Украины. В летописях упоминается, — продолжает А. Н. Лапоногов, — что она с древних времён служила охранной линией Киевской Руси» [Лапоногов, 1970, с. 130]. На ней выделяется город Белая Церковь, основанный при Ярославе Мудром (ок. 978−1054 гг.) на высокой горе как крепость Киевской Руси. Он назван так не случайно: церковь с белыми куполами хорошо была видна издали [Лапоногов, 1970, с. 130]. Узкую полосу Днепровского правобережья от реки Роси до современного Киева занимали летописные поляне [Рыбаков, 1947, с. 95—96] — одно из восточно-славянских племён.

Происхождение и значение гидронима Рось до сих пор остаются невыясненными [Трубачёв, 1968, с. 237, 262]. Он имеет такие фонетические варианты, как Россь, Рсь, Ръсь, Русь, Урсь, Росса, Rouss и другие [Маштаков, 1913, с. 53; Трубачёв, 1968, с. 237]. Один из правых притоков Роси называется Роська (Роска), один из левых — Россава (Росовка, Россова, Расавка) [Маштаков, 1913, с. 54, 56].

* * *

Кое-что о гуннском прошлом бассейна Роси могут рассказать гидронимы, топонимы, этнотопонимы, т.е. географические названия, возникшие от этнических имён. К числу этнотопонимов правобережья среднего течения Днепра относятся названия таких, например, населённых пунктов бывшей Киевской губернии (нынешняя Киевская область Республики Украина), как Саварка, Саварцы, Сабаровка. В книге «Сказания о населённых местностях Киевской губернии» читаем.

«Саварка, по левую сторону реки Роси, в 4 верстах от села Синицы Каневского уезда… И здесь, по преданию жителей, был в глубокой древности город, называвшийся Савара. Остатками укреплений этого города жители считают квадратный земляной вал высотою в 3 сажени, окружающий замковище, а также две большие могилы близ церкви Гайворонову и Велику и множество малых, вокруг села и в самом селе разбросанных… Ещё и ныне (в 60-х гг. XIX в.− Л.Ф.) выкапывают здесь восточные монеты, стрелы от луков, кинжалы и другие вещи — признаки происходивших здесь некогда битв. Близ села проходит вал, так называемый Траянов… Об этом вале упоминается в песне о полку Игореве» [Сказания о населённых местностях …, 1864, с. 523]. Село Саварка находилось в 127 верстах от Киева [Там же]. Очевидно, Савара была главной ставкой гуннов, осевших на правобережье среднего течения Днепра.

Деревня Саварцы — в Сквирском уезде. Около 1840 г. на её территории «найдена в земле очень хорошо сохранвшаяся древняя урна или амфора, в каких язычники погребали сожжённые прахи своих покойников» [Сказания о населённых местностях …, 1864, с. 199].

Село Сабаровка — в Липовецком уезде, при истоках ручья Юшки [Сказания о населённых местностях …, 1864, с. 328]. По мнению Л. Похилевича, автора-составителя книги «Сказания о населённых местностях Киевской губернии», Сабаровка получила название от собрания людей, после руин из Подгурья, Коломыи и других западных мест [Там же. С. 735]. Такое толкование происхождения топонима Сабаровка, конечно же, не имеет ничего общего с научным его объяснением, и потому может быть квалифицировано только как явление народной (как правило, ложной) этимологии.

Топонимы Саварка, Саварцы, Сабаровка имеют один и тот же корень — савар/сабар. Сабар — фонетический вариант савар и наоборот. Между прочим, русские ещё до XVIII в. говорили и писали вивлиофика, а не библиотека и до сих пор говорят Вавилон, Вифлеем, называя места, которые на западе, в языках латинского алфавита, звучат как Бабило, Бетлехем.

Существование фонетических вариантов сабар/савар объясняется историей греческого алфавита. Известно, что в некоторые периоды его развития в нём не имелось буквы, обозначающей звук [в]. Буква Вβ в древнегреческом призносилась как бета. Византийцы (ещё в ранневизантийский период греческого языка) бету стали называть витой и читать как [в]. Следствием этого явилось двоякое чтение, призношение одного и того же слова, в котором имелась буква Вβ, например: албан ~ алван, ибер ~ ивер, сабир ~ савир, Страбон ~ Стравон, Боспор ~ Воспор и т. д.

* * *

Несколько слов о названии упомянутого выше древнего города Савара. В его основе лежит тот же корень, что и основе топонимов Саварка, Саварцы, Сабаровка, — савар−. Савар в языке восточных славян превратилось в Савара. Они осмыслили его как существительное женского рода. Известно, что в некоторых случаях тюркские, «алтайские слова с конечным согласным могли приобретать в древнерусском окончание -а и таким образом становиться существительными ж. р. с основами на -а, как, например, яруга, бумага, лачуга, епанча, ватага, коврига, кърчага и др.» [Менгес, 1979, с. 79].

Не исключена возможность, что на правобережье среднего течения Днепра имеются и другие гуннские топонимы. Сплошное обследование топонимии правобережья среднего течения Днепра специально под углом зрения поисков гуннских элементов позволило бы обнаружить дополнительно ряд новых названий.

* * *

В плане данной работы важно обратить внимание и на то, что главный город Верхней Паннонии во времена гуннского короля Аттилы (?−453 гг.) также назывался Савар (ия) [цит. по: Иордан, 1960, с. 296, коммент.]. Верхняя Паннония располагалась между Дунаем в части его течения выше города Аквинка (руины его находятся близ современного Будапешта) и рекой Дравой [цит. по: Иордан, 1960, с. 296, коммент.].

Топоним Савар (ия) /Сабар (ия) был известен на указанной территории ещё в начале IX в. Ссылаясь на «Einhardi Аnnales а. 805», А. Ф. Гильфердинг сообщает, что в конце VIII в. аварский каган, боясь «буйства славян», «не мог уже оставаться в прежних своих землях», тогда он обратился к королю франков Карлу Великому (768−814 гг.), разгромившему авар, с просьбой выделить ему земли для поселения и «выпросил себе жилище между Сабарией (курсив мой.− Л.Ф.) и Карнунтом (теперь (т.е. во второй половине XIX в.− Л.Ф.) Sarwr и Hеimburg, в самом западном краю Венгрии, на границе Австрии)…» [Собрание сочинений А. Гильфердинга, 1868, т. 1, с. 37, сн. 3].

* * *

Между гуннами/саварами, осевшими в бассейне Роси, и летописными полянами, занимавшими узкую полосу Днепровского правобережья от Киева до реки Роси, сложились, видно, добрососедские отношения. Анализируя археологический материал, Б. А. Рыбаков приходит к выводу, что предки летописных полян (собственно русы) и северян, в которых в данном случае логично видеть гуннов/савар, составляли единый союз в VI—VII вв., после VII в. их области уже не обнаруживают единства [Рыбаков, 1953, с. 98—99]. Очевидно, в конце VII в. гунны/савары разделились на две части: одни остались в местах прежнего обитания (в бассейне Роси), другие ушли в междуречье Сейма и Десны. Это, надо полагать, было судьбоносное решение. Видный церковный и политический деятель Никифор (умер в 829 г.) писал: «… у народов с варварскими нравами можно часто наблюдать, как они разделяются на две, — а то и больше, — стороны, когда видят противоречия своим желаниям» [цит. по: Липшиц, 1950, с. 100]. Вообще говоря, восточно-азиатские хунны и их потомки на протяжении своей истории постоянно разделялись на части и в поисках земли для поселения, порою спасая себя, уходили в Китай, Западную Сибирь, Среднюю Азию, на Кавказ, в Европу, где по тем или иным причинам вновь разделялись на части и уходили на новые земли. И нигде они не составляли численного большинства; будучи в меньшинстве, ка- кое-то время господствовали там, где оседали, но в конечном счёте растворялись в местной этнической среде, что, собственно говоря, и не позволило им сохранить себя как этнос.

Оставшиеся в бассейне Роси гунны/савары и летописные поляне жили на территории, на которой в IX в. складывается ядро Киевского княжества. Бесспорно, гунны/савары со славянскими и неславянскими племенами, принимали активное участие в образовании Древнерусскго государства. Не случайно древняя «Русь, по обитавшим в ней, некогда, хунам (и гуннам.− Л.Ф.), называется иначе ещё и Хунигард (Chunigard), т.е, земля гунов (gard в Скандинавском языке значит не только город, но и земля, край, область)», о чём с отсылкой на Гельмгольда пишет чешский исследователь П. Й. Шафарик (1795−1861 гг.) [Шафарик, 1848, т. 1, кн. 2, с. 96—97]. Говоря о том, что в своё время славяне были подчинены гуннам и воевали на их стороне, он отмечает, что византийские (Феофан, Кедрин), западные писатели и немцы в народных сказаниях и других древних памятниках славян часто называют гунами, т.е. гуннами [Шафарик, 1848, т. 1, кн. 2, с. 95—96]. В подтверждение сказанному П. Й. Шафарик приводит такие, например, свидетельства: «Уже Тунман сознавался, что у Беды под словом Huni разумеются славяне, живущие в Германии, что весьма основательно. То же и в Эде (Edda Saemundаr II. 303—304.- Л.Ф.), в песне — Quida Guthrúnar Giukadoler — под гунами разумеваются славяне, как это ясно показывают нам упоми-наемые в ней названия гунских богатырей: Jarizleifr, то есть Ярослав, и Jarizcar, то есть Ярожир» [Шафарик, 1848, т. 1, кн. 2, с. 96]. Со своей стороны П. Й. Шафарик добавляет: «… потомков славян, поселившихся в Швейцарии, в Валиском кантоне, близ города Grandes (Градец), в деревнях: Крименца (Crimenza = Кременица), Лук (Luc = Лука), Висойе (Visoye), Грона (Grona) и т. п. и теперь ещё (в первой половине XIX в.− Л.Ф.) тамошние немцы называют гунами (Huni)» [Шафарик, 1848, т. 1, кн. 2, с. 97]. «Эти и многие другие свидетельства, опускаемые нами здесь для краткости, — заключает П. Й. Шафарик, — ясно показывают, что иноплеменные народы потому только называли славян гунами, что они долго соседили и имели связь с гунами (курсив мой.− Л.Ф.)» [Шафарик, 1848, т. 1, кн. 2, с. 97—98].

П. Й. Шафарик утверждает: «Ни один народ не прославил столько своего имени военными подвигами во время великого переселения в средние века, как гуны…» [Шафарик, 1848, т. 1, кн. 2, с. 85]. Неслучайно имя хун/гун в немецком языке означает «герой, богатырь». Было время (с 70-х гг. IV в. до второй половины V в.), когда в Европе (за исключением, пожалуй, римлянина и везегота) всякий мог считать себя за честь назы-ваться Гунном. Сила традиции была такова, что и после того как гунны сошли с исторической арены, потомки когда-то подчинённых им племён продолжали именоваться гуннами.

* * *

Впоследствии гунны/савары, оставшиеся в бассейне Роси, растворились среди местного (преимущественно славянского) населения и таким образом приняли участие в этногенезе древнерусской народности. Память о них и их потомках живёт в географических названиях. В каких? Их надо ещё установить. Одним из ориентиров в этом поиске должно служить подлинное имя хуннов/гуннов. Но оно, к сожалению, неизвестно. Попы-таемся установить его, исходя из их истории и истории их предков.

1. 5. ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ЗНАЧЕНИЕ САМОНАЗВАНИЯ ГУННОВ

Этническое название гунны по своему происхождению восходит к китайскому гунну, что означает «почтительный невольник» [Бичурин, 1928, т. 2, с. 34; 1950, т. 1, с. 111, примеч. 1; Бань Гу, 1973, с. 62]. Согласно китайским письменным источникам, оно применительно к предкам гуннов — восточно-азиатским хуннам — было употреблено в 15 г. н. э. В том году хуннский государь Улэй-жоди Шаньюй Хянь, по предложению посланников китайского Двора, согласился, глядя, между прочим, на дорогие подарки, переменить наименование хунну, что в переводе с китайского означает «злой невольник» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 39, примеч. 1; 1953, т. 3, примеч. 1] на гунну — «почтительный невольник». Это предложение китайского Двора было продиктовано, надо полагать, политическими соображениями — чтобы в самом названии хуннов отразить хорошее к ним отношение. Тогда в Китае правил император Ван Ман (9−23 гг.); он же «название (древнекорейского государства.− Л.Ф.) Когурё (Высокое Курё) переменил на Хагурё (Низкое Курё), а с тех пор его правителя низвёл до ранга ху (вместо вана)» [Джарылгасинова, 1979, с. 126; 1972, с. 56—62], подчёркивая тем самым своё отношение к древнекорейскому государству и его правителю.

Под именем гунну, повторимся, потомки восточно-азиатских хуннов стали известны в Европе. Но гунну/гунны, как следует из сказанного выше, не самоназвание гуннов. А хунну? Хунну — прозвище, данное древними китайцами предкам гуннов, которые, кстати сказать, какое-то время даже не знали, что китайцы называют их хунну — «злой невольник», а когда узнали, едва ли переменили самоназвание своё на китайское прозвище.

Этноним хунну, как утверждает Цзи Юн, появился в Китае в IV—III вв. до н.э. [Цзи Юн, 1956, с. 95]. Между тем, хунны возникли задолго до этого времени, и у них, естественно, было своё собственное имя. Какое?

Вопрос о самоназвании хуннов в науке (как в отечественной, так и зарубежной) освещался крайне недостаточно и не получил сколько-нибудь удовлетворительного решения. Те исследователи, которые так или иначе затрагивали его, отмечали, что хунны в разное время выступали под разными именами и что подлинное имя их неизвестно. Совершенно определённо относительно самоназвания хуннов высказался, пожалуй, только Карл Нейман. Он считал, что собственное имя хуннов — хуньё, что оно, вероятно, значит «люди» и что истинное его значение «лукоеды» [Neumnn, 1847, s. 25—26].

Происхождение, значение, развитие и географическое распространение

самоназвания хуннов рассмотрены нами в монографиях «Этноним чуваш и предыстория чувашского этноса» (Изд-во Сарат. ун-та, 2008.− 338 с.) и «Сибирь: жизнь слова» (Изд-во Сарат. института РГТЭУ, 2010.− 120 с.). Проведённые исследования привели к следующим выводам.

* * *

Самоназвание восточно-азиатских хуннов и их потомков — кавказских, европейских гуннов — возникло из пратюркского *сы ēр, *сы ēр — из китайского *сы жэнь, которое зародилось в глубокой древности (где-то во втором тысячелетии до нашей эры) и означало «сы человек, сы люди» (китайское сы — название племени, тюркское ēр (ер, ар, əр, ир) — «мужчина ~ человек»; основными и старейшими значениями перечисленных тюркских слов являются: «муж, мужчина», «герой, храбрец, витязь, богатырь», «муж, супруг»; они составляют ядро семантического состава [Севортян, 1974, с. 321—322].

Впоследствии *сы ēр перестало осознаваться как состоящее из двух слов и превратилось в сложное слово. При этом на стыке двух корневых морфем — *сы и ēр — появился согласный звук. Его появление связано с тем, что для тюркских языков (а мы исходим из предположения, что хуннский язык был языком тюркского, точнее сказать, пратюркского строя) не характерно стечение двух гласных звуков в одном слове. Если же они оказались рядом, то между ними, как правило, вставляется согласный звук.

Какой же согласный звук появился между гласными в *сы ēр? Поскольку у хуннов было много родов, хуннский язык не был диалектально монолитен, напротив, он представлял собой совокупность диалектов. Так что хунны могли произносить (и, надо полагать, произносили) своё имя не совершенно одинаково, а вставляя в *сы ēр артикуляционно сходные согласные звуки. Бесспорно, по-разному произносили самоназвание хуннов подчинённые им иноязычные племена (в том числе, возможно, и как сыар, соар, т.е. без вставного согласного звука).

Если говорить о сохранившихся в разноязычных письменных источниках вариантах предполагаемого самоназвания хуннов/гуннов, то в

них интересующий нас согласный звук обозначен буквой, передающей звук [в], [п] или [б]: Σαβαροι, Σαβειρ (ων), Savir (i), савир, сапир, сабир, сывыр, сыбыр и т. д. Эти фонетические варианты подлинного имени восточно-азиатских хуннов и их потомков — кавказских, европейских гуннов — дают основание предположить, что в ходе преобразования словосочетания *сы ēр в сложное слово между корневыми морфемами в конечном счёте появился согласный звук [в] или [п]. Известно, что в древнетюркском языке они не различались. Не различались они, возможно, и в хуннском/гуннском языке. В таком случае, хунны произносили своё имя как сывар и как сыпар.

Неразличение звуков [в] и [п] наблюдается и в других названиях племён. Так, в орхонских (древнетюркских) надписях в одном месте встречается загадочное этническое имя пар-пурум, или апар-апурум; и в этом месте говорится о прошлой, а не современной автору надписей (VIII в.) жизни [Академик Бартольд В. В., 1968, т. 5, с. 34]. Если допустить, что апар-апурум — то же слово, что и авар-авурум, то надо признать, что под апар-апурум скрываются соплеменники тех восточно-азиатских авар, которые в середине VI в. явились в степи Каспийско-Азовского междуморья, а оттуда ушли в Паннонию. Не исключена возможность, что имя своё авары произносили и как апар. Впрочем, Ю. Немет не сомневается в том, что апар — древнетюркская форма слова авар [Немет, 1976, с. 301]. «К старым фиксациям сейчас добалена новая, особенно важная: biz beš apar (= bizbešapar)» [Немет, 1976, с. 301; см. также Тенишев, 1958, с. 64]. Следовательно, апар — фонетический вариант авар. Кстати сказать, в одном древнегрузинском манускрипте имя кипчаков (кыпчаков) также передано двояко: кивчаки и кипчаки [Мровели, 1979, с. 90].

Неразличение звуков [в] и [п] (как в интервокальной позиции, так и в анлауте) встречается и в чувашском языке [Комиссаров, 1911, с. 340; Казанцев, 1965, с. 80—81; Ашмарин, 1930, вып. 5, с. 309, 337; 1936, вып 10, с. 119, 166]. Обращение к его материалам, как было сказано во Введении, объясняется особым местом чувашского языка среди тюркских языков.

* * *

Итак, самоназвание восточно-азиатских хуннов и их потомков — кавказских, европейских гуннов — сывар/сыпар, что означает «сы человек; сы люди». Стало быть, корень савар-, лежащий в основе топонимов Саварка, Саварцы, Савара, является одним из фонетических вариантов подлинного имени восточно-азиатских хуннов и их потомков — кавказских, европейских гуннов; и слово это буква в букву совпадает с одним из птолемеевских названий хуннов — Σαβαροι, т.е. савар (ы). Другой его фонетический вариант — сабар (в Сабаровка, Сабар (ия) — возник в результате ассимиляции по глухости/звонкости: глухой согласный звук [п] в сыпар в нехуннском/негуннском языке в положении перед гласным [а] перешёл в звонкий согласный звук [б]. Полагают, что в хуннском/гуннском языке не было звонких согласных звуков; попутно заметим: не было их и в древнечувашском языке.

* * *

Как было сказано, часть среднеприднепровских гуннов/савар в конце VII в. ушла в междуречье Сейма и Десны. Как сложилась их судьба?

1.6. Гунны/савары в междуречье Сейма и Десны

1.6.1. Местные племена и самоназвание гуннов/савар в их речи

В междуречье Сейма и Десны гунны/савары встретились с финно-, балто-, славяноязычными племенами. Здесь они, как и прежде, жили военной добычей, грабежом; покорив часть местных племён, заняли лидирующее положение среди них и создали своё территориально-политическое объединение. У каждого из подчинённых гуннам/саварам племён, естественно, было своё племенное название, но в совместных военных походах все они выступали под общим именем — сывάр/савάр. Но это вовсе не значит, что подвластные сеймодеснинским гуннам/саварам племена «осыварились». Нет, они остались теми, кем были: славянами, финнами, балтами, и отличались от гуннов/савар и по быту, и по психическому складу, и по языку; жили раздельно, чтили культурные традиции своих предков, тем более что каждое из них сохраняло свою внутреннюю организацию — начиная от системы управления и кончая религией.

Само собой разумеется, общее имя сывάр/сыпάр — самоназвание сеймодеснинских гуннов/савар — местные племена произносили в соответствии со звуковыми законами своего языка. Так, в восточно-славянской речи гласный звук [ы] в сывáр, как непривычный, заменился гласным звуком [е], а гласный [а] — гласным [е], что, возможно, связано с переносом ударения со второго слога на первый. В результате звуковой облик этнонима сывάр/савάр изменился в сéвер.

* * *

Аналогичные фонетические изменения претерпело самоназвание хуннов/гуннов и в Западном Причерноморье. Как было сказано, после распада державы гуннов на Дунае одна их часть во главе с младшим сыном Аттилы Эрнаком ушла «отдалённые места Малой Скифии» [Иордан, 1960, с. 120]. Малая Скифия территориально совпадает с нынешней Добруджей, северная часть которой входит в состав современной Румынии (уезды Тулча и Констанца), южная — в состав современной Болгарии (округа Толбухинский и Силистренский). В Западное Причерноморье пришли не вообще гунны, а царствующие в державе Аттилы гунны: у кочевников по смерти государя подчинённые племена разделялись между его сыновьями, при этом царствующее племя, как правило, оставалось за младшим из них.

С гуннами Эрнака связано появление в Западном Причерноморье этнонима сапир/савир. Впервые он упоминается Стефаном Византийским — Σάπειρες. Годы его жизни с точностью не известны. Он написал обширный географический словарь. В нём Стефан Византийский цитирует труды Маркиана из Ираклии, который, как полагают, жил около 400 г. н. э. По-видимому, Стефан Византийский писал своё сочинение во второй половине V в., ибо в первой половине V в. царствующих в державе Аттилы гуннов в Западном Причерноморье не было. Они пришли туда только после смерти Аттилы, а он умер в 453 г.

В царствование Юстиниана (527−565 гг.) было сделано сокращение географического словаря Стефана Византийского. В этом «Сокращении» в числе других народов и племён названы и сапиры. О них говорится следующее: «Сапиры — народ Понтийской области, ныне называемый через „β“ — савирами» [цит. по: Известия древних писателей …, 1893, т. 1, вып. 1, с. 265] — Σάβειρες. Из текста приведённой цитаты следует, что сапиры в VI в. обитали там же, где осели в начале второй половины V в., но называли их уже не сапирами, а савирами. Связано это с историей греческого алфавита, о чём говорилось выше. Сапир в негуннской этноязыковой среде произносилось и как сабир (ср.: лпины ~ лбины).

Сапиры/савиры не одно столетие жили бок о бок со славянскими племенами (с 50-х гг. V в. до конца 70-х гг. VII в.). В строе славянской речи их самоназвание сывар/сыпар фонетически изменилось в север. Народо-наименование север было известно ещё василевсу Анастасию (492−518 гг.) — Ѕéveres [цит. по: Нидерле, 1956, с. 86]. Это значит, что оно имело хождение уже в конце V — начале VI в. Называли западно-причерноморских сапир/савир и северцами (северцы жили в районе Балканских гор [Иречек, 1878, с. 148—149; он же: 1877, с. 110].

Жизнь западно-причерноморских сапир/савир круто изменилась в конце 70-х гг. VII в. В 679 г. в их страну вторглись убегающие от хазар булгары/болгары. Византийский летописец Феофан сообщает, что тогда они, перейдя Дунай, пришли к Варне, близ Одиссы, «увидели здесь плоскую землю, со всех сторон ограждённою: с тылу рекою Дунаем, с боков горными теснинами и Понтийским морем, овладели живущими здесь семью коленами славян и северян (курсив мой.− Л.Ф.)…» [Летопись византийца …, 1884−1887, с. 263]. Заметим: Феофан соседей славян называет не северянами, а Σέβειρες, т.е. северы.

Исследователи в северах/северянах Феофана, как правило, склонны видеть славян [Нидерле, 1956, с. 86]. Но это не так. Под этнонимом северы/северяне скрываются потомки сапир/савир Стефана Византийского и автора «Сокращения» его географического словаря, т.е. потомки гуннов Эрнака, осевшие после распада державы Аттилы в Малой Скифии — на западном побережье Чёрного моря.

Булгары/болгары север/северян разделили на части и поселили одних «на восточной стороне в теснинах береговых», т.е. на восточных склонах Стара Планины [Бешевлиев, 1979, с. 159], других — «к югу», третьих «к западу до самой Аварии» [Летопись византийца …, 1884—1887, с. 263], которая располагалась в Паннонии.

Л. Нидерле полагает, что северы Феофана обитали где-то у Дуная в Делиормане (уезд Телеорман современной Румынии), оттуда они были переселены на юг к восточным балканским перевалам (от Салоковака к Голице) [Нидерле, 1956, с. 86]. По мнению К. Иречека, одни северы/северяне жили в Добрудже, другие — в западной Валахии, где впоследствии был основан северинский Банат [Иречек, 1877, с. 110; см. также Нидерле, 1956, с. 92].

Одним словом, западно-причерноморские северы/северяне оказались разбросанными по нижнему и среднему течению Дуная, их имя в форме себар/севар сохранилось в языке сербов и далматов [Шафарик, 1848, т. 1, с. 103].

П. Й. Шафарик считает, что себар восходит к этнониму сабир или себр [Там же]. Сабир — один из фонетических вариантов подлинного имени хуннов/гуннов, о чём говорилось выше.

П. Й. Шафарик отмечает, что сабирами или себрами булгары/болгары называли слуг и рабов, что в этом смысле слово это употреблялось серба-ми, в древних законах которых простой человек назывался не иначе, как себром, что даже в 40-х гг. XIX в. сербы и далматы называют селянина себар, сибор, ципор и т. п. [Там же]. «Таким образом, — заключает П. Й. Шафарик, — из собственного народного имени сабиры или себиры образовалось общее (нарицательное) Себр (селянин, деревенский житель, крестьянин)» [Там же].

В конечном счёте западно-причерноморские сапиры/савиры растворились в славяно-, романо-, угроязычной этнической среде и перешли на язык этой среды. Они оставили память о себе в виде географических названий, например: Караш-Северин (уезд на юго-западе современной Румынии), Турну Северин (ныне Дробета-Турну-Северин — административный центр уезда Мехединици, на юго-западе современной Румынии). К их языку восходят гидронимы Тимок (правый приток Дуная), Тимиш/ Тамиш (левый приток Дуная), Шиу, Жиу (левые притоки Дуная). Гидроним Жиу входит также в состав названия города, расположенного в верхнем течении Жиу — Тыргу-Жиу.

* * *