Бесплатный фрагмент - Гроссмейстер

Школьная вечеринка закончилась довольно поздно, и уже начинало темнеть, когда Джоана и Элисон сели в свой «фольксваген» и выехали на пустое шоссе. Праздник был приурочен ко Дню независимости, когда ученики шили себе красивые костюмы эпохи Войны за независимость США, разучивали танцы тех времен, пытаясь подражать дамам и господам, тем самым отдавая должное всем, кто сражался за свободу. Элисон заказала платье у одного из лучших портных района, ведь она очень хотела понравиться Адаму, капитану местной футбольной команды, так как все девочки её возраста просто с ума сходили по футболистам, являющимся престижем и гордостью школы. Девочка полюбила этот район: чистота, спокойствие, а самое главное — никакой преступности, многие местные даже не закрывали свои дома, что никак не укладывалось в голове человека, выросшего в менее благополучном квартале, где грабежи и убийства были не так уж редки. Она сразу нашла здесь подруг, которые с радостью приняли её в свой маленький коллектив. Хотя Элисон и происходила из бедной семьи по меркам местных жителей, но её отец был национальным героем Америки, что очень сильно повышало её вес в глазах сверстников. А школа казалась пределом мечтания любого подростка — современное здание с бассейном и огромным спортзалом. Даже футбольное поле не уступало по качеству и красоте полям ведущих команд. Вкусная и свежая еда, красивая школьная форма, приветливые учителя и другие приятные бонусы заставляли чувствовать себя частью чего-то важного и нужного, потому, покидая пределы учебного заведения, она уже через несколько минут начинала скучать по нему.

— А Эшли сама шила платье для вечеринки, — сказала Элисон, хлопнув задней дверцей автомобиля. — Потратила кучу времени, но получилось не очень, хотя Итон оценил.

— Ну вот видишь, добилась своего, — Джоана нажала кнопку блокировки дверей и медленно пошла к дому. В окне второго этажа тускло горел свет. — Посмотри, отец уже приехал. Видимо, пока нас нет, решил прилечь почитать.

— Класс, я покажу ему фотки с вечеринки, — довольно захихикала девочка.

По возвращении Джейсона из Ирака, где он стал настоящим героем, они решили сменить жилье на более престижное и дорогое. Да и как могло быть иначе, теперь они показательная семья, пример того, как страна чтит своих героев. Джоана Меллори всегда мечтала о красивом доме с бассейном, поездках за границу и приятных вечерах в кругу семьи, когда все собираются вместе за большим столом. Жили они не бедно, муж служил в армии, она работала продавцом в одном из маленьких магазинчиков, но денег хватало только на текущие нужды, не говоря уже о хорошем образовании для дочери и лучших жилищных условиях. Но все изменилось в один момент, когда Джейсон сумел захватить крупного иракского военачальника и добыть координаты военных баз противника. Звезда героя, всеобщее признание — и вот она, новая жизнь.

Открыв дверь, Джоана повесила сумочку на крючок и уже потянулась, чтобы снять обувь, как внезапно услышала звуки борьбы и выкрики со второго этажа.

— Жди здесь. Если что, беги к соседям и вызывай полицию, — обратилась она к дочери.

Крики прекратились, но раздались громкие глухие удары. Женщина медленно поднималась по ступеням, каждый шаг отдавал стуком в висках.

— Джейсон! — из-за наползающего страха голос казался чужим. — Дорогой! С тобой все в порядке?

Звуки затихли. Переступив последнюю ступеньку, она замерла, не решаясь идти дальше. Внезапно в проходе комнаты появился знакомый силуэт, что-то державший в правой руке.

— Милый, что происходит? — Джоана узнала мужа, но что-то внутри било тревогу и настойчиво требовало бежать без оглядки.

— Так вот ты где, — не спеша приближаясь, прошипел мужчина.

— Джейсон, это я, Джоана, что происходит? — голос дрожал. Сделав шаг назад, она почувствовала твердую стену.

— Я убью тебя! Отправляйся обратно в Ад! — мужчина резко бросился вперед, нанося сильные удары ножом. С каждым ударом он повторял одни и те же слова. Он бил все сильнее и сильнее, пока женщина не перестала дышать. Вдруг, резко поднявшись, он начал шарить взглядом вокруг себя, будто что-то потерял.

— Папа? — Элисон видела все, что случилось с её матерью. — Зачем ты маму?..

Мужчина повернул голову в её сторону, его взгляд был полон ненависти.

— Так вот ты где, грязный ублюдок, — и рванулся вниз по лестнице. Девочка не могла двинуться от страха, а он был уже в двух шагах от неё.

— Папа, не надо, — тихо сказала Элисон, чувствуя, как огромный военный нож входит в её тело.

* * *

Алан поднялся из-за стола, на котором оставалось всего несколько фигур, указывающих на победу во всей партии. Седьмой раз он опрокидывал претендента на его титул безоговорочным блицкригом из серии побед, не давая даже призрачного шанса отыграться. Соперник гроссмейстера, протягивая руку, поздравлял с седьмой защитой титула чемпиона мира. Алан, пожимая руку, обратил внимание, что на лице претендента нет и малой толики сожаления о поражении, хотя откуда ей взяться, когда уже в третьей партии было понятно, что преимущество чемпиона колоссально. Все предыдущие претенденты также заканчивали свои попытки, не оказав никакого серьезного сопротивления.

Шахматный стол и игроков окружали десятки репортеров, повсюду мерцали вспышки фотокамер, слышались крики поздравлений и возгласы восхищения. Диктор, объявляя окончание партии победой Алана Тишмана, уверенным голосом констатировал, что чуда не произошло и очередной соперник пал под мощным натиском блестящей игры чемпиона мира.

Пожав руку сопернику и поблагодарив за игру, Алан повернулся к журналистам, всем своим видом показывая готовность отвечать на вопросы.

— Как у вас получается так легко обыгрывать своих соперников? — один из журналистов смог протиснуться через стену коллег, протягивая микрофон.

— Я просто ставлю мат, — он улыбнулся, всем видом показывая непринужденность и легкость, с которой ему далась победа, в зале прозвучал гул одобрения и аплодисменты.

— Вы стали легендой шахмат, никто до вас не был чемпионом так долго, как вы прокомментируете это? — коллеги постепенно отодвигали журналиста, но он, проявляя чудеса ловкости, оставался на своем месте.

— Я могу играть — я играю, я могу побеждать — я побеждаю. Сколько раз я буду победителем — не имеет никакого значения, только игра, и ничего больше.

Вперед протиснулась маленькая девушка, резким движением заслоняя предыдущего репортера.

— Как вы считаете, есть ли хоть один достойный соперник, который смог бы противостоять вам? — она сделала шаг вперед, практически вплотную приблизившись к шахматисту.

— Из существующих гроссмейстеров нет, я смогу победить любого без особого труда, — Алан сделал расстроенный вид, глядя в ее карие глаза. Выдержав небольшую паузу, шахматист добавил: — Если только сам Дьявол не захочет сыграть партию.

— Вы считаете, что сможете обыграть Дьявола? — девушка саркастически улыбнулась, а из толпы послышался смех.

— Я не против рискнуть, раз уж среди людей никто не в состоянии противостоять мне. Представляете заголовки газет: «Алан Тишман — человек, поставивший мат Сатане», — он громко рассмеялся, а вместе с ним и все присутствующие.

* * *

Закончив общаться с прессой, гроссмейстер двинулся по коридору к выходу, он не любил долгих интервью, церемоний и почестей, считая их праздником лицемерия. И ничто не могло поколебать его уверенности в том, что журналистам все равно, на каком мероприятии присутствовать, им нужна сенсация, а как известно, сенсация стоит дорого. Он шел по коридору один, никогда не изменяя привычке всегда покидать турниры в одиночестве, по пути сбрасывая напряжение специальными дыхательными упражнениями, которые почерпнул из одной интересной книги непризнанного целителя. Вопреки критике многих известных врачей, метод оказался крайне эффективным. Подходя к выходу, шахматист услышал быстро приближающиеся шаги. Он знал, кто это, за годы сотрудничества с этим человеком Алан по звуку шагов мог определить Натана Грина, своего агента. Этот деятельный человек невысокого роста, коренастый, с очень цепким взглядом карих глаз, которым и зацепил будущего чемпиона, когда тот еще был всего лишь претендентом, обладал особым талантом монетизировать чужой успех. Натан Грин чувствовал людей, он знал, можно ли заработать на том или ином человеке, даже если этот человек пока еще моет полы в «Макдоналдсе». Умение угадывать нужных людей помогло агенту заработать хорошие деньги и иметь дело со многими талантливыми представителями человечества — он делал из них звезд, а они делали ему деньги.

— Алан, поздравляю с победой! — Грин догнал шахматиста и протянул ему руку. Он всегда носил только самые дорогие итальянские деловые костюмы, которые вкупе с начищенными до блеска туфлями и белой сорочкой указывали на успешность и высокий статус владельца.

— Спасибо, но что-то я не замечаю восхищения в твоем голосе, — гроссмейстер, пожимая протянутую руку, посмотрел в глаза Натану с лукавой улыбкой.

— Оставь восхищение своим поклонникам, меня же интересуют только деньги, ты же знаешь. Кстати, я неплохо заработал на тотализаторе, поставив на твою победу.

— Я не удивлен, делать деньги всегда и везде и даже во сне — вот главный девиз Натана Грина.

Тишман открыл дверь на улицу, пропуская агента вперед.

— Таковы реалии современного общества, деньги дают практически неограниченные возможности, тем более моя страсть ко всему дорогому требует немалых финансов, — он кивнул охраннику на выходе и продолжил: — Ты не забыл, что завтра вечером прием в честь семикратного чемпиона мира?

— Обязательная процедура для бомонда, который хочет казаться лучше и умнее, чем есть на самом деле? — подойдя к машине, Алан достал ключи и нажал кнопку разблокировки дверей.

— Игра есть игра, друг мой, таковы правила. Ты продаешь себя мне, я продаю тебя им, они покупают возможность чувствовать себя интеллектуальной элитой, хотя каждый не смог бы продержаться и десяти ходов.

Грин прислонился рукой к машине Тишмана. Это был новый «Форд-Эксплорер», который Алан купил на свой тридцать третий день рождения два месяца назад. Он любил большие внедорожники, они позволяли чувствовать себя в безопасности на любой дороге, а как истинный американец, гроссмейстер не мог позволить себе купить автомобиль иностранного производства.

— Игра есть игра, и играть надо по правилам, я буду завтра на приеме, он же в честь меня. Тем более как можно пропустить возможность насладиться лицемерием? — шахматист открыл заднюю дверь и положил свой портфель на сиденье.

— Завтра в девять, и ни секундой позже, — отходя от машины, Натан взмахнул рукой и направился обратно к зданию, в котором недавно закончился турнир.

Включив свое любимое радио, Алан развернулся и выехал на дорогу, наслаждаясь приятными звуками классической музыки.

Партия закончилась поздно, и на город опустилась ночь. Зажглись уличные фонари, вывески магазинов, машины включили фары, и улицы превратились в какофонию разноцветных огней. Тишман любил ездить по ночному Лос-Анджелесу, он любовался небоскребами, покрытыми огнями, подсветкой улиц и аллей и, как ни странно, рекламой — ему нравилась реклама, та оригинальность, с которой каждый хозяин какого-нибудь заведения пытался выделиться на фоне остальных. И, конечно же, огромные экраны, минута на которых стоила как доход простого рабочего за всю жизнь. Американская мечта, красота и блеск, за которыми миллионы людей стремятся в США. Они мечтают о славе, деньгах, ковровых дорожках, кабинетах в крупных компаниях, но, увы, для большинства все это так и остается просто мечтами. Все же есть и те, у кого получилось, и они тут же начинают мелькать в различных ток-шоу, всем своим видом показывая реальность этой самой мечты, привлекая еще больше мечтателей в машину человеческих душ. Никто никогда не покажет обратную сторону успеха: самоубийц, алкоголиков, наркоманов — тех самых вчерашних покорителей Америки, будущих богачей, решивших бросить родной дом ради призрачного шанса пройти по ковровой дорожке и превратившихся в отходы ненасытного монстра.

Алан любовался красотой человеческих достижений, которая манила людей, как цветы приманивают пчел, и которая пожирала их. Здесь человек со временем терял свою уникальность, превращаясь в ресурс для тех, кто управлял монстром. Это тоже были люди, они были богаты, знамениты, им можно было все: ломать судьбы ради развлечения или наоборот — дать шанс победителю, который готов пойти на что угодно, лишь бы попасть в их круг. Тишман попал. Он являлся американцем и принадлежал к среднему классу. Его отец работал страховым агентом и полностью обеспечивал семью: хороший дом с бассейном, дорогая машина, сбережения, все как у примерной американской семьи. Мальчик с детства любил шахматы. Увидев по телевизору, как играют чемпионы, он настоял, чтобы родители отвели его в шахматный клуб и оплатили обучение. Отец согласился сразу, так как считал эту игру главной для развития интеллекта ребенка. Тишман-младший с головой погрузился в шахматы, изучая всю доступную литературу, проводя вечера за игрой в парке, он даже начал прогуливать школу, что совсем не понравилось его отцу. Но результат превзошел все ожидания, мальчик стал гроссмейстером в одиннадцать лет. А дальше типичный сценарий американской мечты — единственный американец многократный чемпион мира. Он блистал в глянце, он стал лицом нескольких крупных брендов. Сильные мира сего гордились знакомством с ним и всегда очень рады были приветствовать на своих светских мероприятиях. Гроссмейстер стал показателем качества и статуса любой персоны, с которой водил дружеские отношения.

Музыка перестала играть, и из динамиков послышался строгий голос ведущего новостей. Как всегда, мировая политика и экономика, различные достижения и смешные происшествия сообщали слушателям каждые три часа. Тишман редко придавал значение выпускам новостей, но в этот раз одна из них приковала его внимание. Протянув руку к дисплею радио, шахматист сделал громче.

— Сегодня ночью в районе Маунтин-Бич был задержан серийный маньяк-педофил Джереми Спаркс, на счету которого не менее восьми убийств. Как стало известно, его жертвами становились дети от пяти до двенадцати лет, в отношении которых совершались действия сексуального характера и по окончании чего с ними жестоко расправлялись. По мнению следствия, все преступления носили ритуальный характер. На данный момент устанавливаются ближайшие контакты маньяка, на случай если он действовал не один.

— Этот мир сошел с ума, — покачал головой Тишман.

Шлагбаум поднялся, пропуская белый «Форд-Эксплорер» на подземную парковку под многоэтажным жилым комплексом. Алан закрыл машину и неспешно пошел к лифту. Он жил на двенадцатом этаже дома в небольшой трехкомнатной квартире с панорамными окнами. Это место было для него маленьким островком тишины в огромном городе, где он мог расслабиться и подумать. Именно здесь он разработал свои победные стратегии последних пяти чемпионатов. Шахматист прошел к холодильнику, где стояла открытая бутылка вина, и налил себе бокал. Сделав несколько шагов, Алан оказался у комнаты, где в центре находился шахматный стол, на котором располагалась доска с фигурами. Они были расставлены так, как в последнем матче чемпионата. На доске красовался мат белыми. Он сыграл победную партию до её начала, предугадав все ходы соперника.

Тишман прислонился к стене, ощущая приятную прохладу хрусталя в руке.

— Как по нотам, — с улыбкой гроссмейстер поднял бокал и осушил его.

Он вспомнил свою первую гроссмейстерскую партию, когда совсем мальчишкой сел за стол с одним из лучших шахматистов мира. Страх перед игроком такого уровня мешал думать, желание сдаться захватывало все больше и больше, но в какой-то момент Тишман смог вывести из игры ферзя соперника, что придало сил и уверенности. Результатом стала победа и звание гроссмейстера. Желание отца сделать из сына юриста превратилось в пыль, как только соперник признал поражение. Он принял то, что его желаниям не суждено сбыться, и полностью поддержал маленького Алана на шахматном пути. Джон Тишман начал оплачивать поездки сына на различные соревнования и всегда был рядом, готовый подставить плечо в любой ситуации, а таких ситуаций было множество. Несколько лет Алан не мог выиграть ни одного более-менее значимого турнира и уже хотел бросить шахматы, когда отец настоял на поездке на чемпионат США. Тогда Тишману-младшему было всего восемнадцать лет и он совсем не надеялся даже войти в пятерку лучших. Алан изучал игры всех соперников и строил стратегии, сидя в гараже, где никто не мог помешать, пытаясь предугадать каждый ход, и ему это удалось. Он обыграл почти всех претендентов и занял первое место. В дальнейшем Тишман постоянно изучал своих противников, зная о них больше их самих, только так можно было гарантировать себе победу.

Воспоминания рассеял телефонный звонок. Звонила Кэтрин Биглз, его ассистентка. Шахматист не спеша поставил бокал и взял трубку.

— Привет, Алан, как прошел матч? Ты снова на коне? — в трубке послышался веселый женский голос.

— Я всегда на коне, но ты же уже в курсе, не так ли? — гроссмейстер знал, что Кэтрин не могла не следить за таким значимым для него событием.

— Конечно, как я могла пропустить триумф собственного шефа, поздравляю, остаешься легендой.

— Благодарю покорнейше, — улыбка расплылась по лицу, она всегда поднимала настроение, даже когда случались неудачи. — Но это не отменяет работу, завтра в девять начинаем готовить статью к выступлению на международном форуме.

— Да, сэр. Серьезные люди всегда думают о деле, и ничто не может их отвлечь, даже ядерная война, — она засмеялась.

— Именно так, я победил еще не во всех партиях, потому покой нам только снится, — Алан попытался изобразить максимальную твердость в голосе.

— У тебя так жизни не хватит, придется помочь. До завтра, чемпион, только выспись получше, работа предстоит сложная.

— Завтра начнется новая партия, до встречи.

Помимо шахмат, Алан занимался изучением проблемы онкологических заболеваний мозга. Тишман был убежден, что если серьезно не заниматься этим, то количество случаев будет очень быстро расти. А так как он являлся лицом известным — и в какой-то степени легендарным, — то его персону мечтала заполучить в свои ряды любая общественная организация. Он встретил Кэтрин на одном из симпозиумов, посвященном медицине. Тишман представлял доклад об исследованиях в части процедур омоложения и их непосредственного влияния на мозговые процессы. После окончания выступления к нему подошла хрупкая девушка, державшая в руках небольшую папку. Она была одета в белый вязаный свитер и темные брюки. На ногах, подчеркивая деловой образ, выделялись черные туфли с белой застежкой, такие маленькие, что казалось, будто под ними скрывается кукольная ножка. Темные волосы были аккуратно собраны в хвост, а в ушах красовались небольшие сережки-гвоздики.

— Ваши доводы очень интересны, но я не услышала ни одного предложения по решению проблемы безопасности переливания крови с её последующим насыщением витаминами. Это наводит на мысль, что вы не знаете, как справиться с причиной и ищете возможности снизить последствия — это нерационально, — она смотрела ему в глаза не отрывая взгляда, от которого шахматисту стало как-то не по себе.

— Есть предложения? — Алан скептически посмотрел на папку в её руках.

— Да, и они помогут полностью изменить ситуацию там, где до этого она казалась неразрешимой.

Кэтрин заметно нервничала, переминаясь с ноги на ногу, но взгляд голубых глаз оставался прежним.

— Что ж, вы меня заинтересовали. Здесь есть неплохое кафе, я вам обед, а вы мне свои идеи, идет? Кстати, я Алан, — на лице гроссмейстера сияла добродушная улыбка.

— Кэтрин Биглз, — сухо представилась девушка. — Хорошо, я согласна, идемте, — она двинулась по направлению к лестнице, ведущей на этаж, где находились различные кафе и рестораны.

Тишман был скептически настроен на этот разговор, собеседница была еще слишком молода, чтобы понимать, как ведется политика и каково отношение правительства к подобной борьбе, ведь лобби фармацевтических кампаний просто огромно, но он ошибался. Предложения Кэтрин были весьма убедительны и не лишены здравого смысла, при определенных ресурсах и влиянии проблемы развития заболеваний после переливания можно было исследовать глубже и в необходимом объеме, чтобы выработать достаточно эффективные меры по снижению количества будущих проблем со здоровьем. Алану ничего не оставалось, как признать её правоту и предложить работать с ним, на что девушка охотно согласилась.

---

* * *

Утро. Как он не любил утро, а еще больше будильник. Алан считал его прямым доказательством существования зла, ведь только абсолютное зло могло дать человечеству такой механизм, который не давал спать и вызывал столько ненависти к себе. Выключив будильник ударом по кнопке, гроссмейстер поднялся и покачиваясь направился в ванную комнату. Последние несколько месяцев он просыпался разбитым, казалось, будто все ночи проходили не смыкая глаз. Сварив кофе и позавтракав на скорую руку яичницей с беконом, шахматист спустился в гараж и завел двигатель. Погода стояла по-летнему теплая, потому получилось обойтись только желтой футболкой и тонкими хлопковыми брюками серого цвета.

Город оживал, открывались магазинчики и ресторанчики. Люди спешили на работу, по пути читая свежую прессу или обсуждая что-то с коллегами, а может, это были и не коллеги, а просто знакомые, которым надо в ту же сторону этим солнечным утром. Веселый дворник, взмахивая метлой, что-то насвистывал себе под нос. Даже грозные полицейские выглядели так, будто вышли просто прогуляться и поприветствовать прохожих.

Кэтрин приехала раньше и уже заканчивала выкладывать документы, необходимые для выступления на симпозиуме. Войдя в кабинет, Алан обратил внимание на свою ассистентку, стоящую у стола и что-то записывающую в блокнот. Она изменилась. Серая юбка-карандаш обтягивала округлые бедра, подчеркивая тонкую талию. Белая блузка казалась воздушной, облегая красивую грудь и подтянутый живот. Волосы девушки струились по плечам, нисколько не скрывая тонкую лебединую шею. Гроссмейстер и не мог представить, что Кэтрин может быть такой привлекательной. Она любила ходить в свитерах и джинсах с вечным хвостом на голове, но сегодня предстала в новом свете. Он увидел женщину, которую могли желать миллионы мужчин, и все это время она ходила рядом. Тишман молча стоял и любовался её красотой.

— Доброе утро, сегодня я решила приехать пораньше, чтобы подготовить все к обсуждению, — девушка расплылась в улыбке и, обратив внимание на его странное поведение, нахмурилась. — С тобой все порядке?

— Привет, все со мной отлично, как всегда, а вот ты как-то изменилась, — Алану было трудно говорить, так как он еще не отошел от впечатления.

— А, да, я решила одеться по-деловому, сегодня приезжает моя тётя, а я ей говорила, что работаю в серьезной организации, занимающейся проблемами медицины, вот и должна соответствовать. Ты же знаешь людей старой закалки, — Кэтрин немного замешкалась.

— Ты прекрасно выглядишь, — гроссмейстер наконец-то пришел в себя. — Давай лучше для тети ты будешь одеваться как обычно, а на работу вот так.

— Не дождешься, я люблю свободу, а все эти деловые одежды не дают нормально двигаться, ну а про каблуки вообще молчу, тяжелее только балеринам в пуантах, — она подошла к доске и начала что-то рисовать маркером.

— Как знаешь, только все эти неудобства прямо пропорциональны мужскому вниманию, — поставив сумку, Алан взял со стола лист с планом выступления.

— Если ради внимания каких-то мужчин приходится терпеть неудобства, то это не мой вариант, — повернувшись к столу, она взяла пачку бумаги и протянула Тишману. — Я написала твой доклад на симпозиуме, надо его прочитать и внести коррективы.

Отложив листок с планом, шахматист сел в кресло и начал изучать доклад, время от времени делая пометки, что-то зачеркивая и продолжая читать дальше. Через четверть часа Алан встал и подошел к столу, за которым сидела Кэтрин.

— Я считаю, что стоило бы уменьшить вводную часть и уделить больше времени технической стороне вопроса. И еще… — он оторвал взгляд от страниц и пристально посмотрел ассистентке в глаза. — Ты уверена, что стоит вообще затрагивать вопрос коррупции? Ведь расходы на медицину лежат на плечах граждан, а дополнительное финансирование наших предложений — тема довольно щекотливая.

— Я думала о более глубоком рассмотрении технической части, но, с одной стороны, это важная часть выступления, а с другой — не совсем. Дело в том, что технических специалистов на таких симпозиумах крайне мало, а политиков много. А ты сам знаешь, что для политической элиты важен вопрос нужности таких решений, а не то, как они будут осуществляться. Политики хотят получать плату в виде голосов за свои действия, потому я сделала больший упор в сторону необходимости внедрения наших предложений. В докладе ты более подробно расскажешь, как всем от этого будет хорошо, что повсюду одни плюсы. Не забывай, борьба за здоровье ничем не отличается от борьбы за пост президента! — взяв карандаш, она начала тихо постукивать им по столу.

— Возможно, и так, я недооценивал твои политические способности, может, передо мной будущий лидер страны? — Алан присел на край стола. — Что скажешь по второй части моего вопроса?

— Ничего не скажу, вопросом о коррупции я хочу подтолкнуть правительство к принятию нашего предложения. СМИ покажут симпозиум, и смотреть его будут во многих странах мира. Представив проект как всеобщее благо, позволяющее выявлять заболевания на ранней стадии, которому может помешать только коррупционная составляющая в высших эшелонах власти, я предложу руководству единственный путь. Если они согласятся на проект, то получат одобрение мирового сообщества и поддержку народа, а если не согласятся, то будут выглядеть как коррупционеры, не желающие процветания всем гражданам США, — она смотрела на него с улыбкой человека, который просчитал любой исход партии. Гроссмейстер представил себя с такой же, когда побеждал соперника на доске у себя в квартире до начала игры.

— Я начинаю тебя бояться, — Алан подумал, что из неё мог выйти неплохой шахматист.

— То ли еще будет, — Кэтрин протянула руку за докладом. Немного помедлив, Тишман отдал девушке доклад, указав на некоторые пометки на полях. Перед тем как он ушел, они обсудили еще несколько вопросов, касающихся выступления на симпозиуме.

* * *

Алан поднялся по ступеням и вошел в просторный зал медицинского центра Лос-Анджелеса. Центр представлял из себя восьмиэтажное здание кубической формы. Огромные окна делали его похожим на торговый центр, хотя это и было здание торгового центра, которое было выкуплено городом у обанкротившейся строительной компании по очень низкой цене. После проведенного опроса среди горожан было принято решение создать в здании медицинский центр с упором на детскую онкологию.

— Здравствуйте, Ребекка, я бы хотел навестить Патрика Суареса, — Алан протянул документы девушке на стойке регистрации.

— Добрый день, мистер Тишман, Патрик будет очень рад видеть вас, после вашей победы он места себе не находит. Кстати, у него новый врач, — Ребекка отметила документ в журнале регистрации и протянула его Алану.

— Да вы что, а что случилось с доктором Стенли? — шахматист был действительно удивлен, ведь врач только начал проводить очередной этап терапии, в которую вложил огромное количество времени и сил.

— А он теперь директор нашей клиники вместо вышедшего на пенсию Эда Кашински, — посмотрев на него с доброжелательной улыбкой, она продолжила: — Куда идти, вы знаете, так что провожать вас не буду.

— Да, конечно, благодарю, — Тишман положил документы в портфель и двинулся в раздевалку.

Алан впервые узнал о Патрике из интернета, когда неизвестный шахматист выиграл один из престижных интернет-чемпионатов по шахматам. Гроссмейстер, может быть, и не обратил на победителя внимания, но манера игры сильно отличалась от соперников. Тишману он напомнил Бобби Фишера, который играл иначе, громя соперников нестандартной тактикой. Но еще большее удивление он испытал, когда нашел самого игрока, им оказался семилетний мальчик, больной лейкемией, игравший из своей больничной палаты. А чтобы записаться на чемпионат и пройти возрастной ценз, Патрик использовал документы своего покойного отца. Родители ребенка погибли три года назад в автокатастрофе, а так как они были иммигрантами из Бразилии, то родственников не оказалось и мальчика поместили в детский приют. А два месяца назад его состояние здоровья резко ухудшилось и после всех анализов Патрику поставили страшный диагноз.

Постепенно они сдружились, Алан часто навещал Патрика, долго сидел у него, устраивая шахматные партии. Мальчик действительно оказался гением шахмат. Тишман назвал его новым Фишером и даже умудрился проиграть несколько раз. Гроссмейстер взял на себя все расходы по лечению и обеспечению ребенка. Каждый раз, когда он приходил, то видел безмерное счастье на лице Патрика. Мальчик всегда готовился к встрече, показывая новые стратегии для будущих партий или находя ошибки в уже сыгранных. Алан очень привязался к ребенку и старался навещать его как можно чаще.

Подойдя к двери в палату, Тишман приостановился и прислушался. По его просьбе им выделили отдельную палату для встреч, в которой никто не мешал играть в шахматы. Администрация центра была против, но узнав, что к ним пришел чемпион мира, согласилась отдать одну из пустующих палат в обмен на небольшую рекламную услугу. Из-за двери послышались тихие голоса, сгорая от любопытства, гроссмейстер приоткрыл дверь и вошел.

— Здравствуй, Алан.

Женщина сидела на стуле напротив койки, на которой устроился маленький Патрик, держа в руках большую белую книгу.

Тишман остолбенел. Он просто стоял и смотрел на неё.

— Здравствуй, Анна, — почти по буквам выговаривая слова, он пытался сесть на кровать, но ноги не слушались. — Как? Ты как здесь? — слова произнеслись сами собой.

— Я его новый лечащий врач, — она посмотрела на Патрика и подмигнула. — А ты нисколько не изменился.

Вдруг на него нахлынули прошлые воспоминания. Диагноз, звучавший как приговор — бесплодие, плач любимой женщины и ощущение пустоты в душе, как будто за миг исчез смысл жизни. Как прекрасный новый мир вдруг сменился пожаром. В памяти пролетали скандалы, слезы жены, как он кричит на неё по всякой мелочи, а потом долго сидит в темной комнате, укоряя себя за слова. Они ранили, слова ранят, даже могут убить, отнять все. Только потом он понял, что разрушил их любовь не диагноз, а слова, сказанные в порыве злости, сжигающие надежду. И он кричал снова и снова, а после ссор напивался до беспамятства и бродил всю ночь по городу. Тогда его карьера рухнула, он перестал участвовать в турнирах, рейтинг упал, спонсоры и друзья обрывали телефон, но ему было все равно. Брак рушился долго, она терпела, ждала, а он гулял, пил, играл и скандалил, а потом снова и снова. Алан вспомнил то самое утро, когда после очередной попойки встал с постели и пошел на кухню. На столе лежала записка, в которой крупным шрифтом было написано несколько слов: «Я так больше не могу. Прости». Она ушла, тихо, не требуя развода, захватив любимое драповое пальто и шляпку, ту самую шляпку, в которой была похожа на Софи Лорен, когда улыбалась. Упав на колени, он не произнес ни звука, просто держал в руках бумажку с буквами и беззвучно плакал, внешне оставаясь спокойным.

— Алан, привет, смотри, какую книжку мне подарила Анна, тут разбор всех главных партий за последние двадцать лет с иллюстрациями, — мальчик спрыгнул с кровати и бросился к шахматисту.

Громкий голос Патрика вырвал Тишмана из воспоминаний о прошлом, он подхватил ребенка на руки.

— Смотрел игру? — Алан попытался принять вид серьезного отца, спрашивающего сына, сделал ли он уроки.

— Обижаешь! Конечно! А утром еще раз пересмотрел, тот ход ладьей в середине партии решил дальнейшую судьбу игры. У твоего соперника не было шансов. Он, конечно, мог еще попытаться выправить ситуацию, съев коня, но у тебя точно был план на этот случай, — ребенок взахлеб выдавал свою теорию, не замечая ничего вокруг.

— Еще бы, и не один, я бы двинул пешку на Е6, что заставило бы его убрать коня, ну а потом мой ход ферзем и снова без шансов, — гроссмейстер опустил ребенка на кровать.

— Да ты просто гений, вот бы мне так играть! — мальчик перебрался ближе к подушке.

— Ты будешь играть лучше, ты станешь новым Фишером, но самая главная твоя победа будет над болезнью, — голос шахматиста стал тише.

— Да, болезнь — это ерунда, я уже и не болею, эти врачи все придумывают, я чувствую себя лучше всех! — Патрик вскочил и запрыгал на кровати.

— Алан, мы могли бы поговорить? — тихим голосом сказала Анна, пока ребенок прыгал на кровати, не обращая на них внимания.

— Да, но сначала партия в шахматы.

Тишман только сейчас обратил внимание, что она одета в форму врача, а на шее висит стетоскоп.

— Хорошо, как закончите, я буду ждать тебя у себя в кабинете, — Анна посмотрела на прыгающего Патрика и сказала: — Желаю тебе победы, сделай его.

После того как она ушла, мальчик слез с кровати и подошел к столику, стоящему в углу комнаты, на котором находилась шахматная доска без фигур.

— Ты её знаешь, да? — не оборачиваясь, он начал доставать фигуры из пакетика.

— Это моя жена, — Алан подошел к столу и тоже взял фигуру.

— Я думал, что у тебя никого нет.

— Мы не виделись с ней пять лет, — он поставил фигуру на доску и взял другую.

— Ты думал, что она умерла, да? — мальчик поднял на него свои серые глаза.

— Нет, просто мы расстались, я плохо себя вел.

— А разве можно расстаться с близким человеком, если плохо себя ведешь? Я часто плохо себя вел, но мы с мамой и папой никогда не расставались, пока не случилась авария, — Патрик снова повернулся к доске и взял очередную фигуру.

Алан сел на стул, держа в руках пешку. Он подыскивал слова, но ничего не приходило на ум.

— Понимаешь, — он пытался найти более подходящие слова. — Взрослые иногда ведут себя так плохо, что близкие не выдерживают и уходят. Я очень сильно обижал Анну, она долго терпела, прощала, плакала, просила прекратить, но я продолжал, пока она не ушла.

— А зачем ты это делал? — мальчик выставил на стол последнюю фигуру.

— Не знаю. По глупости.

— Ты самый умный человек на планете, ты не можешь быть глупым! — воскликнул Патрик и нахмурился.

— Увы, даже самые умные могут быть глупыми.

Мальчик подумал некоторое время, осмотрел доску, а потом снова поднял глаза на Алана.

— Ставь свою пешку на доску, я белыми, и я хожу, сейчас молодой гроссмейстер задаст тебе трепку! — Тишман подчинился, и игра началась.

Прошло больше двух часов, когда шахматист попрощался с мальчиком и направился искать кабинет Анны. Осматривая дверь за дверью на предмет таблички с именем его жены, он думал, что скажет, как поведет себя. Почему именно в этот момент им суждено было столкнуться, да еще как! Алан улыбнулся, представляя всю странность ситуации, не понимая, как они могли встретиться. После того как она ушла, он искал её, но все его поиски заканчивались ничем. А она всегда была рядом? Не может быть, он же проверил все больницы штата, и она нигде не появлялась. И теперь вот так, легко, поистине, у судьбы свои планы!

На табличке была выгравирована надпись «Врач-онколог Анна Тишман». Гроссмейстер тихо повернул дверную ручку и приоткрыл дверь. Она сидела за столом, изучая какие-то бумаги.

— Проходи, как прошла игра? — спросила Анна, не отрывая взгляда от бумаг.

— Ему не хватает концентрации, но с таким желанием он горы свернет, — Алан закрыл за собой дверь.

— С таким учителем и талантом он легко станет гроссмейстером, а может, и чемпионом мира, — отложив бумаги, Анна встала из-за стола. — Не боишься вырастить себе соперника, который отнимет твой титул?

— Победа ученика — это победа учителя!

— Интересная теория, а теперь о главном, — она взяла бумагу со стола и протянула её гроссмейстеру. — Это последние результаты анализов Патрика, ему становится хуже, болезнь начала побеждать. Боюсь, если ничего не изменится, то ребенок умрет через несколько месяцев.

— И что, нет никакой возможности помочь? — Алан посмотрел на бумагу, где рядами были напечатаны цифры, некоторые из которых были выделены жирным шрифтом.

— К сожалению, нет, мы испробовали все варианты. Его может спасти только чудо.

Анна прислонилась к стене, убрав руки в карманы халата и пытаясь не встретиться взглядом с Тишманом.

— А как же терапия доктора Стенли?

— Результаты никакие, смысла продолжать нет.

— Так вот почему он отказался лечить дальше с получением новой должности, не верил в положительный исход, — покачав головой, Алан продолжил: — Но, может, есть методы в других странах, да хоть у индейских шаманов, не важно, должен же быть хоть какой-то выход? — бросив лист на стол, он встал и приблизился к жене. — Ты же один из лучших онкологов страны, и не можешь ничего сделать?

— Есть один призрачный шанс, новый метод, разработанный израильскими учеными. Его начали пробовать на людях совсем недавно, но и процент излеченных там пока небольшой, порядка четырех человек из десяти. Это единственный тот призрачный шанс, другого нет, — она посмотрела на Тишмана, в её глазах были слезы.

— Будем пробовать, — Алан резко повернулся и отошел к противоположной стене. — Как я понимаю, если ты меня позвала, то с этим есть какие-то проблемы.

— Он очень дорогой, его могут позволить себе только миллионеры, ни у тебя, ни тем более у меня нет таких денег.

— Я найду деньги, у меня много богатых и влиятельных друзей, — он прошел по комнате и снова сел в свое кресло. — Что-то еще?

— Да, согласие на это лечение могут дать только родители или опекуны, а их у него нет. Государственные чиновники на такое не пойдут, слишком большой риск для них, да и пока будет решаться этот вопрос, Патрик уже умрет.

— Значит, я должен стать его опекуном? — вопрос прозвучал скорее как утверждение.

— И как можно раньше, так как процедура очень долгая, а времени у него нет. Так что нам снова придется изображать счастливую семью. — Анна смотрела на него не отрывая глаз.

— Так, мне надо срочно связаться с моим агентом и дать задание узнать, как это можно сделать быстрее. Придется согласиться на несколько нежелательных контрактов, но это все мелочь, — Алан тихо тараторил про себя, не обращая на неё никакого внимания. Потом резко остановился, замер на некоторое время и посмотрел на Анну. — Я займусь этим немедленно, если нет больше никаких вопросов, то мне пора.

— Никаких, — тихо сказала она.

Подойдя к двери, Алан замер.

— Ты меня еще любишь? — не оборачиваясь, спросил он.

— Я всегда тебя любила.

Слова прозвучали в такт закрывающейся двери.

* * *

Вечер уже почти накрыл город, но свет от уходящего солнца еще цеплялся за крыши домов. Ресторан «Империал» сиял вспышками фотокамер и фарами подъезжающих дорогих авто, из которых в роскошных нарядах и великолепных костюмах выходили дамы и кавалеры. Медленно двигаясь вдоль красной ковровой дорожки, они с большим удовольствием красовались перед журналистами. Сильные мира сего: звезды, бизнесмены, писатели, телеведущие и другая элита общества — собирались этим вечером в лучшем ресторане города, чтобы поздравить семикратного чемпиона мира с победой. Тут и там в белоснежных ливреях сновали швейцары, открывая двери автомобилей, поднося шампанское и закуски. Алан лично встречал гостей на входе в ресторан, принимая поздравления.

— Великий Тишман, семикратная легенда шахмат, — Джек Донован, владелец крупной компании по производству средств для бритья, был, как всегда, блистателен, казалось, что чем старше он становится, тем выглядит моложе. Приняв маленькое производство мыла от своего отца, он превратил его в крупную компанию с оборотом в несколько миллиардов долларов в год. И сегодня он лично приехал выразить свое почтение чемпиону. — Спешу поздравить, — Донован приобнял Алана за плечи и лукаво посмотрел в глаза. — Надеюсь, ты не откажешь старику в рекламе его новой линейки, в которую он вложил сердце и душу?

— Вопросами рекламы у нас заведует мистер Грин, мое дело передвигать фигуры, — парировал резкий напор Джека Тишман. — Но мы всегда готовы обсудить интересные предложения.

— Все лучшие предложения исходят только от Джека Донована, ты же знаешь об этом, — похлопав Алана по плечу, летящей походкой бизнесмен двинулся к гостям вглубь ресторана.

Закончив прием гостей, гроссмейстер решил поговорить со своим агентом. Натан вел беседу с двумя дамами в паре шагов от него, увидев, что шахматист кивком головы зовет его к себе, извинился и покинул женскую компанию.

— Есть информация по поводу опеки? — Тишман спешил, с минуты на минуту ведущий объявит его речь.

— Я переговорил с сенатором Гибонсом, он может помочь в ускорении решения, — Натан понизил голос почти до шепота: — Но это не бесплатно, сам понимаешь.

— Да, я могу дать сколько угодно! — воскликнул Алан, опьяненный отличной новостью.

— Тихо, нас могут слышать лишние уши. Ему не нужны деньги, их и так девать некуда. Он хочет, чтобы ты поддержал его на следующих выборах.

— Ты же знаешь, не лезть в политику — мой принцип, — Тишман смотрел Грину в глаза.

— Ну тут тебе выбирать: или принцип, или опека, по-другому никак. Ты не в том мире просишь помощи, место сенатора дает намного больше, чем просто бумажки с портретом президента.

— Хорошо, я согласен, как быстро получится оформить опеку над Патриком? — у шахматиста от волнения начинала кружиться голова.

— Если все пройдет гладко, то три недели, не раньше.

— Хорошо, договаривайся, я поддержу его кандидатуру. И еще, мне Джек Донован предлагает контракт на рекламу, пообщайся с ним, выжми как можно больше, на лечение ребенка потребуется круглая сумма.

Алан услышал голос ведущего, приветствующего публику.

— Не переживай, по части денег мне нет равных, — Грин с тревогой посмотрел на шахматиста. — Ты не очень хорошо выглядишь, ты здоров?

— Просто голова немного кружится, ерунда, слишком много всего на меня навалилось за последние дни.

— А теперь перед вами выступит сам виновник торжества, — голос ведущего гремел на весь зал, привлекая внимание каждого присутствующего. — Дамы и господа, встречайте, семикратный чемпион мира, легенда шахмат, Алан Тишман!

Ресторан взорвался аплодисментами, гости требовали чемпиона. Шахматист кивнул Натану и повернулся к сцене. Немного приподняв руки ладонями вперед и изобразив смущенную улыбку, Алан направился к сцене, по пути принимая поздравления и по возможности благодаря каждого.

— Всем еще раз добрый вечер, — наконец-то добравшись до сцены, он начал свою речь. — Я очень рад, что вы нашли время посетить этот скромный праздник.

Зал захлопал, подбадривая шахматиста.

— Я очень старался, но, как всегда, подвели лобстеры, их не оказалось в достаточном количестве. Вы заметили, что если положиться на лобстеров, то они обязательно подведут.

В зале послышался смех.

— Но такого никогда не случается с селедкой. Потому, если вы решили организовать банкет, положитесь на селедку, она как швейцарский банк, никогда не приносит проблем, — передвигаясь по сцене, Алан достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб. — А если серьезно, то я уже седьмой раз чемпион мира, еще никто и никогда не добивался таких результатов в шахматах. Хотелось бы довести это число до десяти, знаете, у меня такая особая любовь к цифрам с нулями.

Зал снова разразился аплодисментами, Алан подождал, пока наступит тишина, и с задумчивым видом, продолжил:

— Если подумать, а что такое шахматы? Какая-то доска со стоящими на ней странными фигурками, которые можно передвигать по определенным правилам, всего-то. Зачем люди тратят на неё всю жизнь? Я не раз размышлял над этим вопросом и всегда приходил к одному — мне просто нравится сам процесс игры. Ни победа, ни титулы, ни почет не могут заменить те несколько часов, когда ты ведешь сражение на деревянной доске теми самыми смешными фигурками. Но в этом есть некое благородство, когда две вершины эволюции, коим является мозг человека, сражаются в интеллектуальной дуэли. И за сим прочим оказывается, что это очень сложная игра, требующая от шахматиста невероятных интеллектуальных усилий. Изучая записи или наблюдая за игрой, я вижу идеальную красоту, а что есть красота — это когда нет ничего лишнего, только шахматная доска и два игрока, мозг против мозга, гений против гения.

Алан на несколько мгновений умолк, обводя присутствующих взглядом. Гости молча ловили каждое его слово, не сводя глаз с гроссмейстера.

— Мой отец прочил мне другую судьбу, но вовремя понял мое истинное предназначение и отдал все силы, чтобы его достичь. Он всегда был рядом, помогая справляться с поражениями, коих было немало. Благодаря ему я стою перед вами тем, кем являюсь. В этом году отца не стало, он умер тихо, в своем доме у камина с книгой в руках. Но каким-то непостижимым образом я чувствовал его поддержку на этом чемпионате.

Алан замолчал, опустив голову. После того как он поднял её снова, на глазах блестели слезы.

— И я снова говорю тебе спасибо, папа, — Тишман медленно поднял взгляд вверх. — Ты всегда верил в меня и был рядом, теперь я иду один, но ты всегда будешь со мной в моем сердце.

На несколько мгновений возникла пауза, а потом робко, один за другим, гости захлопали в ладоши. В результате от аплодисментов задрожали хрустальные люстры на потолке. Гроссмейстер стоял на сцене и не опуская глаз смотрел куда-то ввысь, как будто ни гостей, ни потолка над ним не существовало.

— Спасибо вам, друзья мои, — Алан продолжил, как раз когда аплодисменты начали умолкать. — Вы вселяете в меня уверенность и даете силу побеждать, пусть эта победа будет моим даром вам, ведь каждый внес свою маленькую толику в это большое дело!

Внезапно Тишман почувствовал головокружение, которое резко усиливалось, мир уходил из-под ног. Он пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, но понял, что ничего не выйдет. В зале раздался удивленный вздох толпы. Шахматист почувствовал, что падает, а потом все померкло.

* * *

— Он проснулся, — знакомый женский голос прозвучал достаточно близко. — Позовите врача!

Алан открыл глаза. На него смотрела Кэтрин, держа за руку. Оглядевшись, он понял, что находится в больничной палате под капельницей. Очень сильно болела голова.

— Почему я здесь? — хриплым голосом спросил Тишман.

— А ты разве не помнишь, как грохнулся на сцене в конце выступления? Сначала мы подумали, что это такой эффектный трюк для гостей, но чуть позже все стало ясно и мы вызвали медиков, — ассистентка отпустила его руку и поднялась.

— Что со мной?

— Пусть лучше все расскажет врач, Натан как раз за ним побежал, — подойдя к столику у кровати, она взяла пластиковый стакан и сделала глоток. — Как ты себя чувствуешь?

— Слабость и голова трещит как с похмелья, может, я напился и ничего не помню? — с улыбкой спросил шахматист.

— Оставь свои шутки при себе, ты здесь уже двое суток, для веселья причин нет.

Посмотрев в её глаза, Тишман осознал, что что-то произошло, но как только он захотел потребовать все объяснить, в палату вошел врач, а за ним взъерошенный Натан Грин.

— Меня зовут доктор Гаус, как вы себя чувствуете? — достав фонарик, врач начал светить им в глаза гроссмейстеру.

— Да не очень, как будто выпил бочку виски.

Алан пытался держать взгляд ровно. Чтобы доктор мог его внимательно осмотреть.

— Нда, ну столько вы не пили. Я бы сказал, что вы вообще не пили, — закончив осмотр и поправляя халат, доктор Гаус отступил к стене. — Да и вряд ли теперь будете.

Он был высоко роста, подтянут. Очки в легкой оправе и пристальный взгляд карих глаз придавали ему вид супергероя из известных комиксов, казалось, что вот сейчас где-то на улице крикнет женщина и доктор Гаус, сбросив одежду, в геройском костюме прыгнет в окно её спасать. Алану даже стало смешно от этой мысли, но он тщательно скрыл улыбку, осмотрев лица присутствующих.

— Хватит говорить загадками, что со мной? Только не говорите, что из-за банального переутомления вы тут разыгрываете драму в трех ролях! — терпение Тишмана заканчивалось, и он начал повышать голос.

— К сожалению, переутомление не давит на отделы головного мозга, вызывая обморок, — врач присел на край стоящего около него стула и, вздохнув, продолжил: — Такое может делать только опухоль.

Наступила тишина, которую нарушали только голоса медсестер в коридоре.

— У меня рак? — безэмоционально спросил Алан.

— Да, у вас неоперабельная злокачественная опухоль головного мозга.

— Её можно вылечить?

— Увы, уже нет, рак мозга в такой стадии неизлечим, — доктор Гаус говорил с профессиональным сочувствием, которое выработалось за годы работы с пациентами такого рода. — Можно провести лечение, но это поможет продлить жизнь на пару недель, не больше.

— Сколько мне осталось? — он спокойно посмотрел на врача, казалось, что ответ не имеет никакого значения.

— Не больше шести месяцев, может, и того меньше, я не могу дать точный прогноз, все зависит от скорости развития болезни, — доктор Гаус сделал несколько шагов по направлению к выходу и, подойдя к двери, обернулся. — Не буду вам мешать, я думаю, вам есть что обсудить. Я пришлю медсестру, она завершит все процедуры, после которых вы можете быть свободны. Если понадоблюсь, то я в своем кабинете, — он сочувственно посмотрел на Тишмана. — Простите, мне очень жаль, — и вышел из палаты.

Взгляд Тишмана стал пустым, будто из него сразу ушла жизнь, повернув голову, он посмотрел в окно. Небо было голубым и безоблачным, лишь изредка на мгновение можно было уловить взглядом пролетающих птиц. Как хорошо снаружи и как пусто внутри. Не было никаких эмоций, он спокойно лежал и смотрел на двух ласточек, вдруг появившихся в небе. Они то взлетали, то падали, то подлетали друг к другу, и на миг казалось, что они вот-вот должны столкнуться, но какая-то неведомая сила внезапно отбрасывала их, позволяя продолжать свой небесный танец. Они были счастливы! Но разве птицам ведомо счастье? А людям? И резким порывом в мозг Алана врезалась одна единственная мысль: «Да, они счастливы. Они свободны, здоровы и есть друг у друга. Они любят небо, а небо любит их». Он повернул голову и обвел взглядом присутствующих, все молчали, только заплаканные глаза и тихие всхлипы Кэтрин нарушали эту тихую спокойную картину.

* * *

Незаметно вечер опустился на город. Белый «кадиллак» медленно двигался в потоке автомобилей. Три человека, находившиеся внутри, молча смотрели каждый в свою сторону. Алан спокойно рассматривал залитую огнями улицу. Она казалась ему чужой, уже какой-то прошлой. Он поднял глаза на чужие здания, осмотрел чужие магазины и кафе, все изменилось. Тишман почувствовал, что вся жизнь вокруг стала чужой, не его. Алана начала преследовать мысль, что срочно необходимо спрятаться, закрыться, отсидеться и подумать, главное — подумать, сделать то, что умеет лучше всего.

— Притормози у того магазинчика, — гроссмейстер показал небольшое здание с вывеской «Все лучшее у Фрэнка». Грин, медленно перестраиваясь в правый ряд, посмотрел на шахматиста в зеркало заднего вида, он все понимал.

— Пять минут, — бросил Тишман, открывая заднюю дверь, после того как машина припарковалась.

Через некоторое время гроссмейстер вернулся, держа в руках большую бутылку джина и несколько пачек сигарет.

— Алан, тебе нельзя, врач запретил алкоголь, — Кэтрин с испугом посмотрела на него.

— Если ты не заметила, то и жить он мне тоже запретил. Трогай, шеф, — он махнул рукой, как будто запрыгнул в такси.

Вклиниваясь в поток автомобилей, Натан вынул прикуриватель и подал его Тишману, не проронив ни слова.

* * *