Бесплатный фрагмент - Грань

Маска

Под солнца блики, громкие фанфары,

Мальчишка резво в детский сад шагал,

С мелками всех цветов в карманах,

Он вовсе дня счастливей не видал.

Вернуться, наконец, туда, обратно,

С друзьями вместе шумно поиграть,

Старушку нянечку позлить изрядно,

Ну и в обед, конечно же, поспать.

Но вместо той ворчливой старой клуши,

Стояла новый воспитатель у ворот,

Застыла статуей, и навострила уши,

Встречала, будто совершила приворот.

Улыбка, ямки на щеках, помада,

Похожа на амелии бутон,

Как из античности она, дриада,

Казалась самой милой из персон.

А голос её пел и был так сладок,

Он отражал изящество и власть,

Обнял и приоткрыл вуаль загадок,

Пред ним хотелось на колени пасть.

Но всё одно покоя не давало,

Во взгляде нечто странное поймал —

Притворство без сомнений тут витало,

И кожа нянечки блестела как металл.

***

В тиши дневного сна по стенам,

Под шум дождя и рокот грома,

А в промежутках, вторящие стонам,

Полезли тени мрачные с разлома.

Ворочался мальчишка что-то долго,

Уснуть не мог, один из всех детей,

В окно смотрел, что закрывала шторка,

Вдруг видит след стальных когтей.

Как призрак, тень ночная и туман,

Так воспитатель меж кроваток ходит,

И злобно напевая, как дурман,

Детей с собою в мир иной уводит.

Подушки к лицам прижимает нежно,

И угасает жизнь во взгляде ледяном,

А каждый крик сокрыт небрежно,

Раскатом грома, ливнем за окном.

И шум дождя сильнее нагнетал,

Привиделся кошмар? Какие зверства!

Никто придумывать такого бы не стал,

Душа кричит: «Спасайся, жертва!»

«Проснись скорей от лап кошмара,

И прогони все тени вон,

Пускай падёт тревожности тиара —

Ведь это только страшный сон».

Момент, и вдруг, действительно очнулся,

А за окном всё тот же день.

Спокойно выдохнул и сладко потянулся,

Но понял — подниматься лень.

Он вскоре рассказал другим что видел,

Столпились, слушали, гадали.

Один как закричит: «Он всё предвидел!»

Все уши аж позакрывали.

И воспитатель как-то всё узнала,

Сказала: «Что ты, милый, глупость!

А ты у нас трусишка? Я не знала.

Давай скорей забудь ты эту дурость».

Смотрел в её глаза, искал поддержку,

Но снова нечто он за ними разглядел —

Тупую ненависть и пристальную слежку,

Сбежать и спрятаться вдруг сильно захотел.

***

Но всё прошло, и в свете дня,

Перевалила стрелка на часах направо.

За всеми уж пришла родня,

И подгоняла отпрысков гнусаво.

Раздался эхом треск звонка. «Так-так…»

Там голос тараторит в спешке —

«Ребёнка не забрать домой никак».

«Ты их не жди» — и расплылась в усмешке.

Упала на плечо рука опасно,

Помяла плоть, прижав слегка, украдкой,

И улыбнулась воспитатель: «Ясно,

Я буду с ним, конечно, всё в порядке».

Родители от счастья чуть ли не рыдают,

Расслабленно вздохнули, камень с плеч!

Сердца в покое, больше не страдают,

«Пускай пораньше не забудет лечь!»

***

И вот их сын один, разглядывает тени,

Снаружи вдалеке трещит знакомый гром.

Так скучно одному ходить считать ступени,

И дробь от капель возвращает в сон.

Так плавно ночь пришла, пора в кровать,

Но чувствует, что он кошмара обитатель.

Сердечко бьётся, не даёт поспать,

На цыпочках идёт узнать где воспитатель.

Вокруг темно, а впереди пустынный коридор,

И дверь в тот самый кабинет в стене увязла,

Но заглянуть туда? Сейчас? — Какой же вздор!

И тянется оттуда странный запах масла.

Но любопытство парня страх побило,

И всё же заглянул за угол он:

Сидит и в отражение глядит чудило,

Сдирая пальцами кривыми кожу вон.

Освобождая шестерни и трубки,

Открылось истинное, гадкое нутро.

И молния раскрыла внешность душегубки,

Мальчишка понял точно — что-то тут не то!

Не в силах страх и ужас обуздать,

Он ощутил себя до боли мягкотелым,

Пытался тщетно воздух задержать,

Но сдался перед страхом оголтелым.

Рука сама за ручкой потянулась,

Но скрип внезапный тишину нарушил,

Вдруг воспитатель резко обернулась,

Безумный взгляд на малыша обрушив.

Железный её остов заблестел,

Мерцающая лампа неожиданно погасла,

Глаза как раскалённые угли,

Во мраке загорелись ярко красным.

И резко встав, всё маслом окропив,

В движениях то резких, то ужасных,

Направилась к нему, истошно завопив:

«Беги, дружок, беги несчастный!»

Он мчался вон, хватая жадно воздух,

По лестнице спустился быстро в ночь.

Гроза порывом сбила дух тревожный,

Желание спастись толкало только прочь.

Нет звёзд, и фонаря предсмертный хрип,

Шаги идущей по пятам как гром,

Марионетки жестяной гнетущий скрип,

И мальчик молит только об одном.

Запрятавшись в сторожке у мешков,

Ни на секунду не смыкая глаз,

Дрожа от страха жуткого оков,

Он жадно ждал рассветный час.

***

И наконец-то наступило утро,

И дети снова в группу собрались.

Он бросился к друзьям так шустро,

Слова его потоком полились.

Как только всё поведать не пытался,

Бессвязно и без явных доказательств.

Язык от холода и страха заплетался,

Добился лишь насмешек, издевательств.

Провёл он день от всех в углу скрываясь,

А к вечеру родители пришли.

«О, мама, папа!», — голосил он, разрываясь.

«Со мной случился ужас! Ну, пошли!»

Никто ему, как не просил, не верит:

«Воображение твоё, конечно — праздник!»

А воспитатель улыбаясь лицемерит:

«Мальчишка впечатлительный, проказник».

Но успокоили и по головке потрепали,

Малыш поверил — всё приснилось.

И страхи все его заметно отступали,

И настроение как раз переменилось.

«Раз ты, дружок, в порядке, может,

Мы у твоей наставницы узнаем,

Случись чего, она поможет,

И мы тебя ещё разок оставим?»

На воспитателя взглянув с опаской,

Сосредоточился на взгляде алом.

В глазах её на этот раз томилась ласка,

Как вдруг задёргался один, скрипя металлом.

Хлада

Шумная ярмарка, реки людей,

Товаров не в счёт для гостей и детей.

Семья тут приехала с дальних полей,

И сани до верха набил богатей.

Семейства отец, бородатый, простой,

Жена — лучик света с чудесной косой,

Мальчишка проказник и тихая дочь,

Гуляли, играли, спустилась вдруг ночь.

Уставшие только, но с радостью в сердце,

Скорей в путь домой они тронулись, в сенцы.

Метель разыгралась, завыла как зверь,

И снега покров стал хозяин теперь.

Буран их кусал и гонял словно враг,

Как сани внезапно свернули в овраг.

Кобылки с упряжки вдруг вырвались вон,

Семья вся в снегу, а вокруг ветра звон.

Метель свирепеет, семейство в углу,

Как видит сестрица, сквозь снежную мглу,

Бредёт силуэт к ним, как будто крадётся,

И сердце в надежде сильнее всё бьётся.

То девушка милая с личиком светлым,

С радушной улыбкой им машет с приветом:

«Ау! Э-ге-гей! Вас я вижу, друзья!

Зовут меня Хлада, и вышла не зря!»

«Коней увидала, что бегают в поле,

Беда вас постигла, увы, поневоле.

Идите за мной, я спасу, отогрею,

Ступайте по следу, давайте, скорее!»

Не верили счастью, сковал их мороз!

Но девушка Хлада как луч среди гроз.

Оставили сани, тулупы лишь взяли,

Ступали в чащобу в снегу увязая.

Лес тёмный, дремучий, почти бесконечный,

Но Хлада твердит раз за разом беспечно:

«Чуть-чуть, подождите, мы скоро прибудем!

И дома в тепле как быть дальше обсудим».

Запела вдруг дева, метель подхватила,

И песня снега и барханы вскружила.

Слова повторяла так чудно и складно,

Что смысл тонул в красоте непроглядной.

«Ветра завывают, зовут за собой,

Сердца замерзают холодной зимой,

Вокруг пустота, где нет места надежде,

Пустыня без жизни. Себя вы не тешьте,

Пусть холод прекрасен, так чист и спокоен,

За ним под вуалью, я тайну открою,

Земля, что мертва, и не знает ростка,

С собой лишь зовёт ледяная тоска.

Как много в вас страха, как много страданий,

Забыли вы строки всех древних преданий.

Слепцы и глупцы, отдались незнакомке,

Вот так побросали мешки и котомки.

Покорно попались на сладкие речи,

Едва протянула я руку навстречу.

Надежда и вера, опасные чувства,

Глаза застилают туманом так густо.

И в этой мороке, где капли нет света,

Обманом быть может вся суть силуэта».

Доверие тает, а страх точит души,

Как Хлада, смеясь, растворяется тут же.

Поняв, что случилось, забились в слезах,

Их в лес увела, на погибель, лиса.

«Обмануты, брошены, точно пропали!

Зря верили той, кого вовсе не знали!»

Прижались друг к другу, предвидя конец,

Как вдруг меж деревьев явился мудрец.

Ужасен на вид, правда доброй души,

Он леший дремучий живущий в глуши.

«Не верьте вы Хладе, — он им говорит,

Она хоть мила, только зло лишь творит».

Повёл их с собой, вскоре вывел из леса,

До дома довёл и укрыл под навесом.

Семья в благодарность не знала как быть:

«Как можем мы вам в знак добра послужить?»

«Не верьте всему, — говорил он спокойно,

— Под маской добра часто прячется злобно

Обман, что так сладок, красив и приятен,

Но горький всегда после правды объятий».

Широко распахнутое окно

Тут небоскрёбы ввысь стремятся,

Асфальт блестит под сотней ног,

Творец один любил слоняться,

Сатиры дерзкой был вьюрок.

Из камня, дерева, металла,

В скульптурах чувства раскрывал,

Подумать всем давал немало,

Глубокий смысл так ваял.

В граните, мраморе, творец

Оставил след своих идей.

Для Бога высекал дворец,

С абсурдом всех страстей людей.

И каждый труд, его работа —

Надежды острое крыло.

Искал он истину пейота,

А тело бренное плыло.

Так он, уставший от рутины,

В своих работах видел «Я»,

Больших тревог и дум картины,

Назвал он — бренность бытия.

И с каждым разом всё сильней,

Он становился всем кумиром.

Творец звучал в сердцах людей,

И голос взял, что правит миром.

«Творец, великий мастер веры,

Талант его — огонь живой.

Мир восхищается без меры,

А имя в сердце — мы с тобой!»

Но слава не затмила взор,

Вернулся к цели основной,

Ваял учения узор,

Работал он, и в снег и в зной.

Закончил и пустил по миру,

В идее — правды тяжкий груз,

Сквозь строки резвые эфира,

Он призывал забыть всех муз.

Назвал «Деструкция Оков» —

К свободе путь послал пророк,

Отбросить кандалы веков,

Себя принять — вот в чём урок.

Творец призвал: «Освободитесь!

Услышьте зов, я бед палач.

Отриньте всё, и не скупитесь,

Что тянет в бездну неудач».

Фальшивых бросили друзей,

Оставили постылый труд,

И свергли всех царей, князей,