Бесплатный фрагмент - Готика — Магнитосфера

Часть I. Переезд

Знаменье

Вероника прошла в пассажирский салон морского парома, не отличавшийся по расположению кресел от салона самолета, и заняла место подальше от окна — так она обычно поступала в самолетах.

«Странно, что я тут делаю одна? И где же дети?..» — промелькнуло у нее в голове. Но, поскольку ответов на эти вопросы не было, она погрузилась в чтение: это всегда помогало бороться с аэрофобией.

Посмотрев в окно через несколько мгновений, Вероника обнаружила, что паром находится в открытом море, на котором, к несчастью, начался сильный шторм. Еще через мгновение корабль стал ужасающе раскачиваться, однако опытный рулевой ловко уворачивался от самых страшных волн, и судно продолжало свой путь без потерь.

«Может быть, еще обойдется…» — с надеждой подумала Вероника и снова взялась за чтение, так как спасаться было еще рано и требовалось сохранять спокойствие, чтобы не мешать экипажу.

Посмотрев в окно в последний раз, женщина увидела гигантский вихревой столб-воронку, вытягивающий воду из моря к небу вместе со всем ее содержимым, не оставляя никаких шансов даже самому ловкому и опытному рулевому на свете. Корабль с Верой, другими пассажирами и экипажем несся по направлению к бездне

«Это конец…» — Вероника отчетливо осознала, что через несколько мгновений ни ее самой, ни ее попутчиков уже не будет в живых. В этот раз ей почему-то уже было не так страшно, как бывало прежде.

Обременительный дар

Проснувшись среди ночи, Вероника быстро пришла в себя после очередного кошмарного сна, но было ясно, что заснуть теперь не удастся до утра.

«Господи! Ну почему все эти несчастья снятся именно мне? Я же все равно ничего с этим не могу поделать, — думала она, сидя в ночной рубашке на кухне и созерцая темные окна соседних домов, построенных в период нэпа. — Здесь нужны масштабные исследования, которые я в принципе не в состоянии организовать. Есть же на свете директора институтов, президенты научных фондов, пусть им бы эти сны и снились… При чем тут я?»

Утром Вероника сказала мужу:

— Вот увидишь, в ближайшее время опять какой-нибудь масштабный ужас случится. Мне снова сон приснился…

— Очень возможно… М-да… — отозвался Евгений, собираясь на дежурство.

                                    * * *

Через пару дней произошло крушение российского авиалайнера над Синайским полуостровом. Все пассажиры и члены экипажа погибли.

---

                                    * * *

— Получается, в этот раз, помимо механизма катастрофы, знамение содержало данные о ее географическом местоположении, — обсуждала с мужем новость Вероника. Она уже перестала удивляться регулярности, с которой сбывались ее кошмарные сны. — Смотри, планируя поездку на теплоходе по Нилу в зимние каникулы, я постоянно задавалась вопросом, будет ли такое плавание безопасным для нас.

— Угу… — кивнул Евгений, которого рассуждения жены не то чтобы не интересовали, но просто… Зачем тратить время на обсуждение бесполезных вещей?

— Так что… паром в моем сне — это про Египет, — продолжала Вера, зная, что, несмотря ни на что, муж воспринимает ее вещие сны всерьез и фантазиями их не считает. — Дальше… Наше речное путешествие я представляла себе аналогично папиной поездке в девяносто девятом году, то есть плаванье на большом теплоходе с рестораном и бассейном на палубе. Однако в моем сне теплоход выглядел как самолет. В общем, в этот раз, кроме даты, все остальные данные можно было бы из знамения извлечь, если знать как… Конечно, дата тоже очень важна… Но, может быть, она присутствовала в моем сне, просто я ее не смогла распознать?

— Угу, наверное… Хорошо было бы… — снова подтвердил свое участие в беседе Евгений.

— На самом деле в снах про башни-близнецы и цунами в Индийском океане также были явные указания на механизм катастрофы. Но падающие на дома самолеты и гигантскую волну я видела над Тропарево, где мы жили тогда. А тут даже место можно угадать, если знать как…

— Ох, да… — уже совсем тяжело вздохнул Евгений, дожаривая яичницу с ветчиной. Ведь если женщина пустилась в глубокие рассуждения, то ужина не дождешься…

— Если эту проблему активно изучать, то я уверена, что лет через десять-пятнадцать будет возможно регистрировать и интерпретировать этот, условно говоря, «природный» поток важнейшей информации с помощью технических средств, — продолжала размышлять вслух Вероника. — Ведь лет двести назад люди в принципе не могли себе представить телевидение… Пятьдесят лет назад основная масса людей, включая писателей-фантастов, даже не подозревали о будущем развитии Интернета, а сейчас Интернет — это повседневная реальность… Думаю, что феномен «вещих снов» из этой же серии… Природный разум по-своему сообщает о грядущих катастрофах… И люди вполне могут научиться эти сообщения декодировать…

— Да, конечно… — терпеливо согласился Евгений и позвал детей ужинать.

Вероника не ждала другой реакции от мужа, тем более что он был загружен своей работой в последнее время. Но выговориться после такого стресса было необходимо.

«Ну ладно… — думала Вера. — Раз я вижу эти сны, значит, есть и другие люди, которые их тоже видят в том или ином формате. Будем надеяться, что они в конце концов приснятся какому-нибудь более подходящему человеку, чем я. Такому, кто сможет организовать исследования в этой области или хотя бы привлечь внимание общества к этому феномену… Жизнь покажет».

Счастье есть…

Солнечным сентябрьским утром 2013 года Вероника наслаждалась чувством умиротворения и покоя, стоя перед широким проездом у трехэтажного кирпичного здания в псевдорусском стиле. Ей было радостно оттого, что она больше не испытывает боль, которая возникала много лет при виде этого учреждения, построенного в память о погибшем ребенке. Тогда, в середине девяностых, Вере казалось, что, кроме одиночества и нищеты, ее впереди ничего не ждет…

Нищета миновала не только Веронику. Проезд и вековое здание, а также весь прилежащий район выглядели гораздо благополучнее и ухоженнее, чем двадцать лет назад, когда Вера училась в университете. Чистый и ровный асфальт с европейской разметкой мало напоминал испещренное выбоинами и ямами пространство, по которому ей пришлось в прямом смысле идти навстречу своей судьбе. Вместо обшарпанного троллейбусного парка на противоположной стороне улицы блистали панорамные окна современного офисного центра с уютными кантинами, кофейнями, тренажерным клубом и бассейном с морской водой.

«Немыслимый прогресс… Совершенно невообразимый тогда. И какое же счастье, что он состоялся, — улыбнулась самой себе Вероника. — И самое главное, невозможно было представить, что моя семья сможет вписаться в весь этот позитив. Ведь ничто не предвещало…»

Страх перед одиночеством также был напрасным. Несмотря на бесконечные упреки и насмешки самых близких людей: «не-от-мира-сего неспособны иметь семью», «ни один мужчина такую, как ты, терпеть не станет», «совсем-уже-с-ума-сошла со своими книжками…», — Вероника благополучно пребывала в статусе матроны уже много лет. Вопреки мрачным прогнозам, осложнившийся инфекцией аборт не помешал рождению прекрасных детей, воспитанием и образованием которых Вера с удовольствием занималась последние десять лет.

К слову, многие «эксперты», дававшие неблагоприятные прогнозы относительно будущего «ненормальной» Веры, сами сейчас имели значительно менее определенный социально-семейный статус. Это обстоятельство не было источником злорадства для Вероники — будучи вполне успешной и счастливой, она желала счастья и другим людям, включая своих недоброжелателей.

Если мысли о неожиданном материальном благополучии и несостоятельности злобных пророчеств сопровождались чувством тихой радости, то воспоминание о неудачах в начале профессиональной карьеры просто-напросто развеселило ее. Теперь, двадцать лет спустя, торжественное заявление пятидесятилетнего солидного мужчины «Вы не врач!» на вступительном собеседовании она не могла вспоминать без смеха.

«Это вы, Федыр Федырыч, не врач, — мысленно обратилась Вера к своему в те времена всесильному обидчику. — Врачами становятся в скоропомощных больницах, а очень хорошими терапевтами — в муниципальных поликлиниках, годами помогая тысячам пациентов. Играми в бисер с наклеиванием обидных ярлыков на несчастных неизлечимых больных вместо оказания им помощи врачи не занимаются…»

В отличие от своего бывшего шефа и большинства его подчиненных, Вероника прошла весь этот путь. Поэтому теперь она чувствовала себя абсолютно уверенно на профессиональном поприще и знала цену «истине в последней инстанции», которую вещали с кафедры Федырыч и его коллеги, красуясь перед несмышлеными студентами и, главное, перед студентками.

«И ведь люди шли на жуткие подлости и интриги, чтобы остаться в этом серпентарии. Портили себе карму, и карма отыгрывала, увы, и очень быстро… — Вероника вспомнила грязные технологии конкурентной борьбы, с которыми ей пришлось столкнуться при поступлении в аспирантуру. — Какое счастье, что мне хватило ума и силы воли не поддаться всеобщему бессмысленному ажиотажу и не увязнуть в этом бисерном болоте на многие годы».

Теперь, рассматривая залитую солнцем улицу своей болезненно-мучительной юности, сорокалетняя женщина наслаждалась чувством гордости за пройденный за два десятилетия путь, была довольна его результатами и собой, и, главное, наслаждалась наступившим наконец умиротворением и спокойствием. Безусловно, впереди было много новых проблем, которые неминуемо придется решать. Однако база для их решения создана, так что будущее выглядело ясным и определенным.

«Все же счастье есть, — думала Вероника в этот теплый солнечный сентябрьский день. — А юность — не такое уж и счастливое время, как принято считать…»

До окончания уроков в школе у сына оставалось еще около сорока минут, и Вероника отправилась в одну из брендовых кофеен блистающего на солнце офисного центра. Вера редко позволяла себе прогуляться и отдохнуть без мужа и детей, даже ее встречи с подругами всегда проходили в рамках совместных с детьми посещений музеев и развивающих мероприятий. Но ведь младший сын уже пошел в школу, появилось хоть какое-то время. Вздохнув легко и свободно, Вероника отправилась праздновать очередную маленькую победу света над тьмой, радости и благоденствия над тревогой и отчаянием.

«Счастье есть…»

Переезд в исторический центр

Идея переехать в квартиру, расположенную в непосредственной близости от мест, где Вероника провела восемь лет своей студенческой юности, представлялась ей забавной. Юность есть юность. И, хотя ассоциации с периодом студенчества были довольно тягостными, Вере казалось интересным окунуться в обстановку того времени, вспомнить самые яркие моменты, ощутить отблески тех сильных эмоций. Она отчетливо понимала, что виртуальное путешествие во времени — это уникальный и мало кому выпадающий в жизни опыт, который ни в коем случае нельзя упускать. «Впереди — чудо…» — вот что чувствовала Вероника по поводу предстоящего переезда.

На самом деле, если бы была возможность выбирать, она все же пренебрегла бы уникальным опытом и чудом и поселилась бы с семьей в районе Воробьевых гор, где-нибудь рядом с ландшафтным парком Дворца пионеров. Лучшие воспоминания школьной юности были связаны с просторными стеклянными галереями и модернистскими корпусами Дворца, и именно эта часть Москвы ассоциировалась у нее с понятием «малая родина». Однако обстоятельства были таковы, что выбор мог появиться только через несколько лет, и этот период нужно было провести либо переехав в квартиру рядом с медицинским университетом, либо оставаясь там, где она жила с самого детства. Родной дом Вероники располагался в одном из академических районов города, значительно более современном по сравнению с кварталом вокруг университета. По сути, переезд был неизбежен, поскольку некогда просторный, комфортный и зеленый микрорайон погрузился в три глобальные транспортные магистрали, рядом с которыми Вероника уже физически не могла существовать.

Несмотря на очевидную необходимость переезда, свекровь и мама Веры были противоположного мнения:

— Вера, подумай, разве можно перевозить детей в такую тесноту? — чуть ли не со слезами в голосе вопрошала свекровь, жившая в одиночестве в трехкомнатной квартире. При этом старая квартира Вероники была ненамного просторнее новой.

— А ты хоть знаешь, что твой новый дом построен в двадцать девятом году и, соответственно, ему больше восьмидесяти лет? А то, что у него деревянные перекрытия, ты знаешь? — отчитывала Веронику ее мама Елена Николаевна, проработавшая много лет в строительной сфере и считавшая себя непререкаемым авторитетом в квартирных вопросах.

Безусловно, категоричное неодобрение двух авторитетных женщин посеяло в ответственной душе Вероники страх и сомнения. И вот, когда она уже начала всерьез колебаться относительно правильности своего решения, ей неожиданно позвонила Тея, дочь отцовского друга и коллеги по работе.

— Привет, Ника! — Тея обратилась к Веронике по имени, которым ее называл отец, когда хотел выразить свое одобрение. Прежде чем изложить свою просьбу, касавшуюся подготовки к общемедицинскому экзамену в Англии, Тея поинтересовалась актуальными новостями Вероники.

Вера поделилась с приятельницей планами и сомнениями по поводу переезда в ту самую часть Москвы, где они с Теей познакомились и затем регулярно пересекались сначала на детских утренниках в родительском НИИ, а затем в годы учебы в университете. Резюме выросшей на Чистых прудах Теи было безапелляционным:

— Не слушай никого, Ника. Пожить в историческом центре — это прекрасная возможность, и твои дети скажут тебе спасибо за нее. У старого города есть душа, и не только это…

После разговора с Теей сомнения развеялись. Впереди были исторический центр и… чудо…

Музыка юности

Поскольку переезжать пришлось в очень сжатые сроки, Вероника успела избавиться только от крупнокалиберного ненужного скарба, а мелкие вещи были скопом погружены в большие коробки и сложены в коридоре новой квартиры в три столпа высотой почти до потолка. Среди этих коробок Вероника с удивлением обнаружила целый чемодан аудиокассет, полностью утративших свою актуальность.

«Ну, раз уж он сюда добрался, не буду его целиком выбрасывать, — решила Вера. — Буду избавляться от каждой кассеты по отдельности. Когда-то я эту музыку любила, возможно, и теперь будет забавно ее услышать…»

В действительности, с тех пор как появился первый ребенок, Вероника перестала слушать музыку. Даже радио в ее машине было настроено только на прием информационных станций. Если не было интересных передач, Вера могла ненадолго остановиться на музыкальной волне, однако эмоционального отклика при этом не испытывала. Даже любимые прежде мелодии превратились в утомительный бесполезный шум. Ее мозг работал как бы в рациональном аналитическом режиме, и эмоциональные музыкальные вибрации мешали ей.

Вера составила свой рабочий график таким образом, чтобы два утра в будни посвящать обустройству новой квартиры. Эти утренние часы были чудесны. Сентябрь выдался ясным, и всю профессорскую квартиру в изумрудно-шоколадных тонах освещал теплый солнечный свет, лившийся в большие квадратные окна с малахитовыми гардинами и широкими белыми подоконниками. Дети были в школе, улица пустовала, и ничто не мешало Веронике погружаться в мир юности.

После легкого завтрака с кофе Вера ставила очередную кассету в магнитофон и приступала к извлечению из коробок давно забытых вещей, многие из которых она считала уже утраченными. Впервые за много лет музыкальный фон доставлял ей удовольствие, и перед глазами сорокалетней Веры проносились эпизоды ее встреч с юными подругами, путешествия на каникулах, маленькая комнатка ее возлюбленного, образы его основательных, серьезных родителей. Воспоминания возникали перед глазами, словно кадры из фильма, интересного и забавного, но эмоционально нейтрального.

---

Вот кассета Ace of Base — романтика первой любви… «The Sign», «All that she wants» и «Don’t turn around» беспрерывно звучали на вечеринке у друзей Саши, запомнившейся Вере в связи с тем, что это был первый и последний ее выход с возлюбленным в круг его знакомых. Привязчивый ритм дискотечных шлягеров очень точно отражал заполненную табачным дымом и испарениями спирта «Рояль» атмосферу молодежных посиделок того времени. Правда, Сашина вечеринка оказалась более продвинутой среди подобных, поскольку гвоздем ее программы стал непонятно откуда возникший косячок, пронесшийся через толпу гостей по единственному кругу. Саша со знанием дела приложился к добыче, однако «будущей матери не положено» — и новинка уплыла от Вероники в толщу табачного дыма.

«Жуткая бытовуха, и больше ничего, — думала Вероника, отправляя кассету Ace of Base в мусорное ведро. — Отвратительное было время… Хотя, конечно, по сравнению с героином спирт «Рояль» и микроскопические косячки — это еще более-менее…

Однако было несколько кассет, с которыми оказалось жалко расставаться и которые она в итоге отложила в архив. Самые любимые — Doors и James Brown — ей подарил чудесный мальчик из Калифорнии, внешне похожий на Курта Кобейна, но тем не менее позитивный и приветливый. С Мэтом Вероника познакомилась на одной из встреч Клуба интернациональной дружбы, который она посещала в старших классах школы. Потом Вероника и Мэтью переписывались полтора года, и, конечно, Вера надеялась его увидеть еще. Но, увы…

Еще три кассеты, а именно Боб Марли, Dire Straits и Madness, были подарены Веронике другим красивым мальчиком по имени Томас, в семье которого девушка гостила месяц по программе обмена на первом курсе института. У Томаса была девушка Эфа, и он очень боялся обидеть ее, поэтому подчеркнуто держал дистанцию с Вероникой. Тактика Томаса себя оправдала, и Эфа не только не переживала по поводу присутствия Веры в доме бойфренда, но и регулярно приглашала гостью на студенческие посиделки и вечеринки в кругу своих друзей.

Это был другой мир… Красивые статные юноши и девушки встречались чаще в кафе, реже в своих квартирках-студиях, играли в маджонг или книффель, обсуждали веселые события и интересные мероприятия, выпивая при этом по одной-две кружки качественного немецкого пива и выкуривая максимум по две сигареты за вечер. По этим вечеринкам Вероника скучала больше всего, вернувшись из Германии домой. На прощание Томас записал своей гостье музыку, звучавшую в его кругу.

Классика

С детских лет Вероника предпочитала музыку Бетховена и Баха любой другой. Вершиной музыкальной красоты для нее были сонаты №8, 14, 17 и 23, и она никогда не могла определиться, третья часть какой из них самая лучшая, так как каждая была абсолютно прекрасной и безупречной. В то же время токката и фуга ре минор и прелюдия фа минор вызывали у Вероники сильнейшее чувство прикосновения к мистике божественного, по выражению автора биографической монографии о композиторе. Одно из самых интенсивных музыкальных переживаний девушка испытала, зайдя однажды утром в совершенно пустой собор в Таллине, чтобы спрятаться от ливня. Там она услышала токкату ре минор. Органист готовился к концерту, и Вероника имела счастливую возможность насладиться этим экзистенциальным музыкальным чудом несколько раз. Такой же по силе духовно-эстетический катарсис она пережила, слушая мелодию Глюка из оперы «Орфей и Эвридика» в рижском Домском соборе, когда ей было 15 лет.

Музыкальное образование Веры ограничивалось двумя годами студии и двумя последующими годами частных занятий с преподавателем по фортепьяно. Будучи школьницей, она самостоятельно разучивала любимые сонаты Бетховена, этюды Шопена и прелюдии Баха и Рахманинова. Практически каждое свое занятие она заканчивала исполнением «К Элизе», «Полонеза Огинского», вальсов Шопена или пьес из «Времен года» Чайковского, технически менее сложных, но очень мелодичных и поэтому позволявших ей расслабиться, насладиться любимой музыкой в полной мере.

На первом курсе медицинского института музицирование на пианино Petrof было главной отдушиной для Вероники. Если бы не музыка, было бы труднее свыкнуться с душераздирающими пейзажами анатомички, с тяжестью учебных нагрузок и с жесткостью требований преподавателей, а также… с интенсивностью мата в медицинской студенческой среде и вечеринках со спиртом «Рояль». Она могла часами сидеть за инструментом, разбирая пассажи из 17-й сонаты или фантазии-экспромта Шопена. И только необходимость подготовки к занятиям или стук в стену вернувшегося с работы соседа заставляли ее выйти из состояния отрешенности и вернуться в нелюбимую медицинскую реальность.

---

Наконец отец нашел для Вероники преподавательницу по фортепьяно из института Гнесиных, и девушка целый семестр ездила в дом музыкантов на Садовом кольце. О занятиях с Лидией Степановной, научившей Веронику правильно слушать и слышать классическую музыку и понимать ее предназначение, напомнила кассета Supertramp.

Учительница сдавала одну из комнат студентке Консерватории Маргрит — очень красивой белокурой девушке из Голландии, обладавшей удивительной деликатностью, открытостью и доброжелательностью. Несколько раз Маргрит приглашала Веронику на студенческие концерты в Рахманиновском зале. На некоторых выступали ее приятели, пианисты Рагнар и Ильяс. Первый был утонченным и статным красавцем из Исландии, таким же деликатным и белокурым, как Маргрит, но, в отличие от нее, очень сдержанным и дистантным. Второй — эмоциональный и живой иорданец, родившийся и выросший в Германии, обладатель больших синих глаз, всегда восторженных и радостных.

После одного из майских концертов друзья отправились проводить Рагнара до его дома в Хлебном переулке, поскольку на следующий день он навсегда уезжал домой. Молодой человек всю дорогу рассказывал о ждущих его родных, о девушке, с которой обручен, о планируемых на родине концертах. Наконец, после прогулки по уютной Никитской улице компания приблизилась к посольству Исландии, в котором Рагнар остановился у своего родственника. Посольство располагалось в ампирном особняке с красивым эркером в стиле модерн, принадлежавшем когда-то известному композитору Верстовскому.

«Какое же это счастье — иметь возможность жить в таком особняке, планируя фортепьянные концерты…» — думала Вероника, глядя вслед Рагнару, шедшему через дворик посольства. Она вдруг поняла, кого он ей напоминал все это время. Иконописные черты лица молодого музыканта, аскетичная утонченная фигура, мягкие движения, неизменная умиротворенность и деликатность придавали ему сходство с Иисусом, таким, каким его Вероника видела во сне в семилетнем возрасте.

Вскоре уехала и Маргрит. Однако благодаря Ильясу Вероника еще год посещала концерты в Консерватории в его компании и даже побывала на паре вечеринок в студенческом общежитии. Помимо пианистов, на посиделках в комнате Ильяса собирались контрабасисты, скрипачи и другие студенты-музыканты. Они обсуждали перспективы — на каких конкурсах нужно или не нужно выступать, у каких преподавателей лучше брать частные уроки, в какую страну можно поехать на летние подработки. Ильяс обычно предлагал своим гостям советское шампанское, но те предпочитали чай или кофе с закуской в виде печенья и конфет.

Через год уехал и Ильяс, подарив Веронике на память кассету Supertramp, которая звучала на его вечеринках. Именно эта музыка, особенно «Logical Song», «School» и «Take the Long Way Home», и, конечно же, «Breakfast in America» напомнили Веронике о ее воодушевляющих переживаниях в начале девяностых.

Забытая нежность

Примерно половина кассет в чемодане принадлежала мужу Вероники, и, хотя большинство названий групп из его коллекции были ей известны, эту музыку она никогда не слушала и довольно плохо представляла, как она может звучать. Веру приятно удивило, что многие из композиций были ей хорошо знакомы и что в комнате своего возлюбленного в девяностые годы она, оказывается, слушала Deep Purple, Sex Pistols, AC/DC и Led Zeppelin. Репертуар музыкальных предпочтений мужа и Саши совпадал также и в русскоязычном сегменте, несмотря на то что молодые люди учились в разных вузах и, очевидно, бывали в разных компаниях. Позабавило Веру открытие, что многочисленные цитаты Саши а-ля «лучшая рыба — это колбаса» и «таких не берут в космонавты» происходили из творчества группы «Манго-Манго», а не из стихов Хармса, как она всегда считала. Эту часть содержимого музыкального чемодана Вера отправляла в мусорное ведро без каких-либо сожалений.

В то же время свою кассету с песнями группы «Мумий Тролль» Вероника решила сохранить, хотя она и напоминала о переживаниях после разрыва с Сашей, особенно одна песня, «Девочка». Эта кассета звучала в течение всей поездки с подругами в Латвию летом после выпускных экзаменов в институте. Вероника только что рассталась с любимым, и композиция очень соответствовала ее тоскливому состоянию. Однако через двадцать лет музыка «Мумий Тролль», которую Вероника очень ценила за оригинальность и своеобразную мелодичность, ассоциировалась у нее только с залитой солнцем дорогой из Риги в Юрмалу, с рестораном на террасе старинного замка в Сигулде, окруженного благоухающей зеленью, и с ее веселыми подружками Ирой и Дианой. Воспоминания о страданиях стерлись из памяти. Зато осталось все лучшее, что было в этом солнечном путешествии к морю.

Разбирая одну из коробок под музыку Deep Purple, Вероника обнаружила старую записную книжку, из которой выпали маленькая фотография Саши, сделанная для паспорта, и несколько блокнотных листочков. Вера была уверена, что у нее не осталось никаких фотосвидетельств периода первой любви. Ведь соцсети в то время не существовали, и ситуации с фотографированием складывались очень редко. В итоге все снимки, сделанные ее возлюбленным, у него же и остались. У Веры не было уверенности, что она смогла бы узнать Сашу, встретив через двадцать лет. И не только потому, что он постарел — возрастные изменения у людей в XXI веке происходят достаточно поздно. Просто она уже не очень хорошо помнила, как он выглядел.

Веронике было приятно выяснить, что ее первая любовь не просто слыл первым красавцем курса, но таковым действительно являлся: высокий, широкоплечий, с породистыми правильными чертами лица. Подруги Веры сравнивали его с Хью Грантом, регулярно и целенаправленно упоминая об этом сходстве после ее разрыва с ним. Однако у самой Вероники подобных ассоциаций не возникало: до аристократизма Хью Гранта Саше было очень далеко. В то же время возлюбленный Веры был открытым, общительным и веселым юношей — душой любой компании. Кроме того, Вера всегда отдавала должное его уравновешенности, адекватному восприятию реальности и развитому чувству меры.

На первом блокнотном листочке Вероника прочитала:

«Привет, Никуля! Пишет тебе твой Саша. Сейчас мне немного взгрустнулось, и я решил тебе написать. Хоть так с тобой пообщаться».

Это были записки, которые он делал во время горнолыжной поездки и о существовании которых Вероника совершенно забыла.

«Надеюсь, что у тебя все в порядке. Скоро приеду, и нам будет, как всегда, хорошо вместе», — писал юноша, возвращаясь в номер после упражнений на спуске. Далее Саша подробно описывал далекой возлюбленной свои спортивные достижения, а также скучную компанию сопровождавших его в этом путешествии сокурсников. Каждый из своих ежедневных отчетов он сопровождал нежными обращениями к юной подруге, например такими:

«Сейчас 18:00, и я сижу и думаю о тебе, хочу тебя увидеть и обнять. Поцеловать…»

«Мой котенок, мой хороший ребенок, люблю тебя, целую тебя. Твой Сашка».

«Вот это да… — Вероника с удивлением читала послания Саши. — Оказывается, все было не так уж и плохо… Да господи, все было очень даже хорошо в контексте того времени… Достаточно вспомнить примеры многих подруг и знакомых, описывавших итоги вечеринок со спиртом „Рояль“… А тут вполне человеческие чувства. Интересно узнать, чем он сейчас занимается и какой он теперь».

Вероника ничего не слышала об экс-возлюбленном более пятнадцати лет и не могла найти информацию о нем в Интернете, так как он имел очень распространенную фамилию. После появления соцсети «Одноклассники» Вероника зарегистрировалась в ней, однако и там Саши не оказалось. Потом Вера забыла пароль, и у нее не доходили руки восстановить аккаунт. Она предполагала, что после защиты диссертации Саша уехал в Сан-Франциско к родственникам, поскольку часто упоминал о такой возможности, когда они встречались.

«Наверное, в Сан-Франциско он стал совершенно другим человеком и ему не до „Одноклассников“», — думала Вероника каждый раз, когда ей приходила в голову мысль, а не восстановить ли свой аккаунт, вдруг Саша там появился. Однако времени для этого у нее так и не оказалось, а в других соцсетях она не могла найти даже ближайших институтских друзей Саши, имевших аккаунты в «Одноклассниках».

«Очень интересно было бы его увидеть, — думала Вера, отправляя фотографию и блокнотные записки в архив. — Но… издалека… в соцсетях то есть… Просто узнать, каким он стал, чего добился…»

Часть II. Функция

Концептуальные сновидения

Занятия по оперативной хирургии в морге института Склифосовского произвели на Веронику самое ужасающее впечатление за все годы учебы. В отличие от обычной анатомички, где проформалиненные и отпрепарированные человеческие останки больше походили на муляжи, в морге НИИ Скорой помощи, увы, это были самые что ни на есть реальные мертвые люди, и некоторые из них, что называется, еще даже не успели остыть.

Это был далеко не первый визит Вероники в настоящий морг, и она к этому моменту много раз бывала на вскрытиях, после которых всегда по нескольку дней не могла избавиться от ощущения жуткого трупного запаха. Однако до морга в институте Склифосовского она нигде не видела такого огромного количества молодых искалеченных тел, сваленных друг на друга: «лежаков» в морге не хватало.

«Ведь еще где-нибудь часа четыре назад он был жив…» — с ужасом думала Вероника, глядя на абсолютно голого парня лет двадцати пяти с раскуроченным пахом. Впрочем, в этом морге все мертвецы были голыми, и ни одно тело не было прикрыто хотя бы простыней.

«И она тоже совсем недавно была жива… И он… Господи, насколько же легко обрывается человеческая жизнь, в один миг… Все эти люди еще вчера вечером строили планы, готовились ко сну перед учебой и работой, а теперь они здесь, мертвые и голые, валяются друг на друге и на этих кошмарных полках-лежаках…»

Три или четыре недели студенты тренировали хирургические навыки в морге НИИ имени Склифосовского. Вероника вместе с сокурсниками делала трахеотомию, вырезала аппендикс, накладывала швы на тела мертвецов, еще совсем недавно бывших живыми, здоровыми и, вполне возможно, веселыми людьми… Именно в течение этих нескольких недель она увидела два очень важных сна.

КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ СНОВИДЕНИЕ №1. Вероника описывала свой первый концептуальный сон так: «Я просыпаюсь среди ночи в своей кровати, рядом со мной лежит, растянувшись и похрапывая, моя собака. От открытой форточки по направлению к моей постели струится широкий луч желтого света. Такой же неестественный желтый свет освещает весь пейзаж за окном, однако луч проникает в комнату исключительно сквозь открытую форточку.

Из-за окна с уровня неба ко мне обращаются два приятных голоса — женский и мужской, голоса говорят одновременно, нараспев:

— Ника, тебе выпал уникальный шанс, ты избрана, чтобы узнать главную тайну мироздания. Идем с нами, мы покажем тебе потусторонний мир, ты узнаешь Тайну, затем вернешься к людям и расскажешь ее им. Это знание позволит человечеству решить проблему смерти, и в жизни людей больше не будет столько страданий.

— Да-да, это именно то, о чем я мечтала… — ответила я и прямо в горизонтальном положении стала подниматься над своей кроватью.

---

Я поднялась до такого уровня, чтобы можно было спокойно обогнуть лежащую вдоль края кровати собаку, проплыла над ней и с середины комнаты посмотрела на сестру, мирно спавшую на своем диване у противоположной стены. Оказавшись ровно в центре комнаты, то есть на пересечении ее диагоналей, я вдруг догадалась спросить:

— А какие гарантии вы можете мне дать, что я вернусь обратно? Вдруг я останусь на том свете навсегда, то есть фактически умру?

— Таких гарантий не существует, — нараспев ответили два приятных голоса.

— Ну нет… Смысл именно в том, чтобы вернуться и рассказать… Если гарантий не существует, то я от вашего предложения отказываюсь, — сказала я и так же легко поплыла обратно к своей кровати. Несколько мгновений голоса молчали, а я тем временем, левитируя, обогнула собаку и улеглась на свое место.

— Какая глупость! — стали комментировать мой отказ голоса. — Тебе, Ника, выпал уникальный шанс, ты была избрана, от тебя так много зависит. Если ты не узнаешь Тайну и не сообщишь ее людям, то еще неизвестно, когда и как это произойдет без твоего участия. Конечно, это решение можешь принять только ты сама. Но отказываться от такой возможности очень глупо.

«Это правда, — задумалась я, наблюдая удивительную дорожку желтого света, льющуюся от форточки до моей кровати. — Это невероятная возможность… Мне действительно повезло быть избранной для выполнения этой миссии… Что может быть прекраснее, чем подарить человечеству информацию, которая поможет решить основные его проблемы, прежде всего проблему смерти… Хоть это, очевидно, сопряжено с опасностью для меня, но я все же должна выполнить свое предназначение, иначе моя жизнь не состоится и не будет иметь смысла…»

Я вновь приподнялась над кроватью, обогнула собаку, проплыла мимо спящей на диване сестры и оказалась в центре комнаты примерно на середине дорожки света. Мне осталось проделась такой же по длине путь, чтобы через открытую форточку выплыть из комнаты на улицу.

Вдруг я представила себе потрясенные лица родителей, когда они обнаружат мое бездыханное тело… «А ведь они стольким пожертвовали ради меня, отдавали последние деньги на мое образование… И что же… вместо благодарности я их бросаю в такое тяжелое время, обрекаю на нищую старость (наличие младшей сестры я почему-то не приняла во внимание). Это страшный эгоизм и черная неблагодарность. Я так не могу с ними поступить…»

— Нет, не могу, — сказала я голосам, и тут же моя левитация повторилась в обратном порядке: я проплыла сначала мимо спящей сестры, потом над собакой и улеглась на свое место. Коснувшись постели, я проснулась. Наяву все выглядело ровно так же: с краю моей кровати спала собака, на диване — в той же позе, что и в сновидении — сестра. Только желтый свет за окном исчез, и форточка была лишь слегка приоткрыта».

КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ СНОВИДЕНИЕ №2. Второе концептуальное сновидение Вероника пережила через пару недель после первого. О нем она рассказывала так:

«Просыпаюсь в собственной постели — мне 30 лет! О-о-очень много то есть. Вокруг меня стоит толпа моих родственников и хором скандирует:

— Тебе уже 30 лет. Так ничего из тебя и не получилось. Читала-читала свои никому не нужные книжки, учила-учила бесполезные языки, и что? Так специалистом и не стала, семью не завела! Все, хватит уже ерундой заниматься, выходи замуж и рожай детей. Может быть, что-нибудь полезное из тебя еще получится.

Я в шоке, не понимаю, как же время могло так быстро пролететь, а я действительно так ничего важного и не сделала… Ужас! Но сил прямо вот встать и пойти искать мужа нет совсем.

— Ладно, ладно, — отвечаю родственникам. — Сейчас еще немного посплю, сил наберусь и выйду замуж.

Опять просыпаюсь в своей постели. Мне уже 50 лет! Невероятная цифра… Та же толпа вокруг, но поредевшая. Опять упреки хором:

— Уже 50! Так никого и не родила и в профессии все равно ничего не достигла. Только и делала, что книжки читала без толку. Ладно, у тебя все еще есть физические силы, иди в дом престарелых, ухаживай за больными, хоть так оправдаешь свою никчемную жизнь!

Я в еще большем шоке. Отвечаю им:

— Сейчас, сейчас. Посплю еще немного, сил подкоплю и прямо сразу на работу в дом престарелых пойду устраиваться.

Закрываю глаза… Просыпаюсь снова — мне 70 лет. Вокруг никого. Жизнь кончена…»

Свобода и…

Просторное кафе на втором этаже ультрасовременного офисного центра благоухало ароматами сливочного пэйстри и кенийского кофе. Посетителей, представленных в основном молодыми сотрудниками одной из крупных интернет-компаний, было немного: до обеденного перерыва оставался еще час.

«Какие красивые люди… — подумала Вероника, осматривая зал в поисках подходящего столика и ожидая, пока улыбчивый экзотически одетый бариста приготовит ей раф-кофе. — Такие разумные, здоровые лица… Спокойные, благополучные…»

Это было поколение, с которым Вероника практически не встречалась до сих пор, поскольку оно выросло в период, проведенный Верой в детских кружках и садах, в школах и в рабочем кабинете. Разумеется, среди родителей одноклассников и одногруппников ее детей многие формально принадлежали к следующему поколению. Однако в действительности «хор бабушек», донимавший Веронику во втором концептуальном сне, звучал в головах последних с той же интенсивностью, что и в головах ее ровесников, включая ее саму.

А молодые люди в кафе были по-настоящему свободны, то есть их свобода не являлась пресловутой осознанной необходимостью. Именно эта свобода выбора собственных предпочтений и жизненных ценностей делала их столь прекрасными и привлекательными.

«Ох… Если бы у меня в юности был такой выбор…» — думала Вероника, присаживаясь за столик у окна.

Из окна кафе открывался идеальный вид на столетнюю клинику, небольшой парк вокруг нее, широкий проезд и еще ряд корпусов старинного Клинического городка. Вероника обратила внимание на звучавший в кафе мелодичный трек с очень подходившим ее внутреннему состоянию рефреном — champagne supernova. Глядя в окно под эту легкую размеренную музыку, она погрузилась в воспоминания.

---

                                    * * *

…Вот после занятий из дверей столетней клиники выходит компания неказистых сокурсников Вероники в скособоченных куртках и отвислых штанах-полушароварах. Выражения лиц практически у всех серьезные — парни без пяти минут члены авторитетной корпорации «врачи»…

…Вслед за ними появляются значительно более ухоженные и внешне привлекательные девушки-студентки и начинают игриво подкалывать своих не слишком любезных и совершенно не галантных однокашников. Далеко не все из последних способны хотя бы с улыбкой отреагировать на шутки красавиц, не говоря уже о более изысканном и остроумном ответе. Зачем тратить время и силы на куртуазный флирт, если в природе существует спирт «Рояль»? В конце концов веселый нрав и внешняя привлекательность женщины в поддержании квартирно-дачного хозяйственного комплекса не столь уж и важны. «Может, оно и неплохо бы… Да вдруг сосед позарится на эдакую мандулу…»

…А вот двадцатилетняя Вероника стоит в одиночестве возле своей шестой модели жигулей и смотрит на спустившееся колесо. Весит оно относительно немного, и Вера может его заменить за пятнадцать минут. Она знает это совершенно точно, поскольку ей приходится этим регулярно заниматься из-за неизвестного соседа-маньяка, орудующего шилом по ночам. Однако… в этот раз Вероника решила обратиться за помощью к своему сокурснику Саше.

Простые решения

Проснувшись в холодном поту после второго концептуального сна, Вероника пришла к естественному выводу, что пора наконец принять взрослое решение. Перспективы научной карьеры туманны и неопределенны, поэтому стоит активировать вторую опцию — начать встречаться уже хоть с кем-нибудь.

Ситуация способствовала. После того как отец девушки попал в аварию на случайно приобретенном автомобиле, Вере пришлось самой сесть за руль: машина была нужна семье для регулярных поездок на дачу. Девушка за рулем была редчайшим природным явлением в Москве начала девяностых. По этой причине замкнутая и нервная Вера неожиданно для себя стала объектом внимания самых популярных сокурсников-мужчин. К последним относился и Саша, окликнувший ее однажды в библиотеке.

— Привет, Ника! Я слышал, что тебе не достался учебник по детским болезням. Хочешь, я отдам тебе свой? — обратился к Вере высокий статный юноша, с которым она была едва знакома, так как он учился в параллельном потоке. — Так получилось, что у меня есть два, второй достался от друга-шестикурсника.

— Ох, огромное спасибо, хм…

— Александр, — подсказал он.

— Спасибо, Александр! Я просто не представляла, что мне теперь делать и где можно этот учебник взять… — Вероника была очень рада неожиданной помощи, так как в те годы учебники практически невозможно было купить в магазинах.

— Классно, что у меня есть такие отличные друзья, которым на фиг не нужны учебники по детским болезням, правда, Ника? — расхохотался Саша. — Я вот, например, ни с одной из моих книжек не могу расстаться, а вдруг самому пригодится?

— Конечно, это такая ценность… — поддакнула Вера.

— Ну, нам с тобой повезло. Здорово ведь, а, Ника! — продолжал заливаться веселым смехом новый знакомый Веры. — Ты, главное, не потеряй библиотечный учебник, ведь он все-таки на меня оформлен.

— Это такая ответственность… Если у тебя есть время, давай переоформим книгу на меня… — забеспокоилась девушка, ни разу в жизни не потерявшая ни одного учебника.

— Да ладно… Просто в конце года сдашь за меня, и все дела… Мне уже пора бежать. Пока, Ника! Рад был помочь.

«Наверняка, у него есть заботливая бабушка», — подумала Вероника, впечатленная непринужденной веселостью и аккуратно выглаженной белой рубашкой Александра, столь нетипичными для сыновей вечно работающих женщин. Она угадала, красивого мальчика холили-лелеяли не только обе бабушки, но и, главное, домохозяйка-мама.

В течение последующего семестра большинство занятий курса Вероники переместилось из лекционных аудиторий в клиники, и девушка стала регулярно встречать Александра в рамках, так сказать, учебного процесса, а еще точнее — во время перекуров.

Молодой человек всегда был ей рад, старался блеснуть перед ней остроумием, молниеносно подносил зажигалку.

Наконец, в начале февраля ситуацию подытожила Маша — грузная, но симпатичная одногруппница Вероники:

— Не понимаю тебя, Вера. Почему ты игнорируешь этого красавчика? Ты ему явно нравишься. А ведь такие мужчины на дороге на валяются. Оглянись вокруг…

— Возможно, я ему и нравлюсь, — Вера удивилась упреку своей приятельницы-отличницы, которая до этого момента ей казалась еще более отрешенной от повседневной реальности, чем она сама. — Но, знаешь, никаких предложений от него не поступает, так что игнорировать в общем-то нечего.

— Ха-ха, Верочка! Предложений или приглашений ты от него никогда не дождешься, не надейся. Инициативу надо проявлять самой. И куй железо, пока горячо, а то вон сколько вокруг него красоток вьется…

Любительнице рыцарских романов Веронике идея об инициативе показалась противоестественной:

— Что ты, Машенька, понимаешь под проявлением инициативы? Я должна пригласить его в театр или в кино? Если бы он меня пригласил, то я бы с удовольствием пошла, но чего нет, того нет…

— Под инициативой я понимаю все что угодно, что могло бы перевести ваши отношения на следующий уровень. В твоем случае это вообще элементарно. Попроси его починить какую-нибудь ерунду в машине, а потом типа в благодарность подвези его до дома. Ни минуты не сомневаюсь, что его папаша ездит на жигулях, и уж наверняка сыночек в курсе, что к чему в них прикручивается. Он тебе с удовольствием поможет, вот увидишь.

Как оказалось, Маша была абсолютно права. Реалии студенческой жизни в Москве начала девяностых разительно отличались от англо-французских рыцарских романов, и проявление инициативы со стороны однокурсниц Вероники было вполне повседневным явлением. Позднее, когда она стала регулярно ночевать у Саши дома, ей пришлось убедиться в этом — телефон в его комнате не смолкал и приглашения от девушек молодому человеку поступали практически ежедневно. При этом большинство звонивших как минимум слышали о существовании Вероники, а с некоторыми она была даже в дружеских отношениях, а некоторые из некоторых к тому же были замужем.

«И все-таки я тогда очень правильно поступила, что дождалась его с этим колесом, — размышляла Вера, рассматривая панорамный вид на столетнюю клинику из окна кофейни под бодрый трек Hush-hush. — А так и вспомнить было бы нечего… М-да… Теперь, конечно, слова завистливых подружек о том, что ничего хорошего не могло получиться из отношений, инициированных женщиной, кажутся очень жалкими… Прекрасно все получилось…»

— Привет, Ника! — прозвучал в голове Вероники звонкий голос красивого мальчика, бежавшего к ней через широкий проезд двадцать лет назад.

Матрица

Роман Вероники и Александра складывался вполне благополучно и продолжался в общей сложности около двух лет. Саша был уравновешенным и покладистым юношей, совершенно не склонным к так называемым поискам себя и самокопаниям. Хотя молодой человек и позволял себе отзываться о своих прошлых подругах едко и уничижительно, к своей женщине он относился уважительно и нежно.

Родители молодого человека приняли новую девушку единственного сына благосклонно. Спокойная и молчаливая мама Саши безропотно готовила еду и решала все хозяйственные проблемы, поэтому причин для конфликтов на бытовой почве у молодой пары не было.

Сашин папа выражал Веронике свое одобрение таким же способом, как и позднее ее будущий свекор, задавая ей время от времени абсолютно тупиковый вопрос:

— Верочка, почему ты выбрала нашего дуралея? Ты такая умница, а он ведь совсем без мозгов… Зачем он тебе нужен?

В обоих случаях правдивый ответ был бы: «Так сложились обстоятельства просто…». Однако Веронике приходилось рассыпаться в комплиментах с ключевым словом «умный», и этот ответ всем нравился.

Большую часть времени пара проводила дома у Саши, чему способствовали регулярные отъезды его родителей на дачу в любое время года: отец Саши не мог спать в городе. А в родительском доме Веры жизнь всегда кипела, здесь часто происходили многолюдные празднования, к ее отцу приезжали интересные и полезные люди со всей страны, гости нередко оставались ночевать в гостиной. По сути, два совместных года Вероники и Саши можно было бы описать так: будни они проводили у комфортного, но очень скучного семейного очага молодого человека, а праздники — в родительском доме Вероники.

После временного затишья, обусловленного общей удовлетворенностью тем, что наконец-то Вера стала встречаться хоть с кем-нибудь, да к тому же еще и «с очень неплохим вариантом», давление возобновилось с новой силой.

— Хочу дожить до вашей с Сашей свадьбы, — тяжко вздыхала бабушка Вера. — Но вы так тянете, что, боюсь, не доживу.

— Запомни, Верунчик, что если в первые два года женщине не удается женить на себе мужчину, потом уже его уломать будет практически невозможно, — назидательно делилась с Вероникой богатым опытом ее пятидесятилетняя тетя, никогда не состоявшая в официальном браке.

— Я бы на твоем месте не тянула с замужеством, — вторила им Таня, школьная подружка Вероники. Татьяна выскочила замуж за одноклассника сразу после школы, что не мешало ей безбожно заигрывать со всеми подряд бойфрендами своих подруг, иногда вполне результативно.

«Ну уж нет, — мысленно отвечала им всем Вероника, наблюдая, как ее красавец-возлюбленный укладывает волосы с помощью фена и специальных косметических средств. — Пока он будет наводить изысканный марафет и бороться с формирующимися залысинами, мне придется тянуть на себе дом и детей, и я превращусь в конце концов в молчунью-кухарку-уборщицу, такую же как его мама. Это в лучшем случае, если сокровище соизволит обеспечивать семью… Ну уж нет, спасибо…» К тому же Вероника осознавала, что в случае Саши измены — это вопрос времени.

Примерно через год после начала их отношений Вероника готовилась к тяжелому экзамену, и Саше якобы пришлось ехать на дачу одному, чтобы помочь отцу. В действительности же он пригласил к себе домой старую зазнобу, профессионально красивую тридцатилетнюю женщину, жившую на содержании у богатого семейного мужчины. Об измене Вероника узнала совершенно случайно, набрав по ошибке номер домашнего телефона Саши вместо номера сокурсницы. Женщина сняла трубку и позвала Сашу к телефону…

Мама, папа, бабушка и дедушка Саши, и даже их соседи по даче хором уверяли потрясенную Веронику, что он постоянно и неотлучно был здесь, у всех на виду, так что это какая-то ошибка.

Вера умилилась их стараниям и всех простила. К тому же голос у профессиональной красавицы был очень низким и грубым, и вкупе с ее намеренно провокационным поступком свидетельствовал о не слишком изысканных манерах и небольшом уме. А какой смысл ревновать к дуре?

После дачного эпизода Саша произвел переоценку приоритетов и стал ставить отношения с Вероникой выше «абсолютного права мужчины на личную свободу и независимость». Теперь молодые люди почти не расставались, Саша все чаще описывал свои планы на будущее с ключевым словом «мы», все реже ему звонили другие девушки.

На осенние каникулы пара отправилась в Петербург, где была возможность остановиться у тети Вероники, преподававшей в музыкальном училище. Тетя сообщила, что с недавнего времени в книжном магазине на Невском появился большой выбор нот.

— Давай зайдем сюда. Я хочу тебе сделать подарок, Ника, — Саша нежно приобнял свою девушку за плечи во время прогулки по Невскому, и молодые люди зашли в двухэтажный и очень просторный книжный магазин.

В нотном отделе Саша сказал:

— Мне нравится смотреть, как ты играешь, моя Ника… Я бы хотел, чтобы ты продолжала заниматься музыкой. Выбери ноты, которые тебе нужны, я хочу их тебе подарить.

Веронику тронуло такое проявление чувств со стороны Саши, казавшегося ей до этого момента не просто абсолютно прагматичным, а к тому же еще и циничным. Самым удивительным открытием для нее было то, что ее возлюбленный ценит в ней качества, которые многие ее близкие воспринимают как чудачество. Хотя у Вероники было достаточно нот и практически не было возможности играть, она с благодарностью выбрала пару сборников на память об этом выдающемся дне.

Пресс любви

В отличие от некоторых своих подруг, юная Вероника не могла себя представить в роли жены или матери: ни той, ни другой она просто-напросто не хотела быть. Она не могла ответить на вопрос «Каким бы ты хотела видеть своего мужа?». Даже идеальных Мэта или Рагнара она не могла себе вообразить в архаичном формате «мой муж». О, да, она хотела бы иметь с одним из таких мужчин романтические отношения. Но «муж» в ее сознании был чем-то вроде третьей руки. Может, оно и неплохо в чем-то, но вообще-то… не дай бог…

Однако отношения, образ жизни молодых людей с каждым днем все больше напоминали гражданский брак. И Веронике поневоле пришлось задуматься над тем, что, вероятно, в конце концов встанет вопрос об узаконивании, так сказать, статус кво.

«По-видимому, это мой крест…» — размышляла теперь Вероника, глядя на Сашу, стоящего перед зеркалом и с отчаянием в голосе описывающего свои планы по борьбе с залысинами. Большим умом Саша не блистал, увы, и Вероника это понимала.

Вскоре она с ужасом выяснила, что беременна.

«Какой кошмар! Теперь ничего хорошего меня в жизни уже не ждет… Мне придется безвылазно сидеть дома с ребенком, а Саша будет беззаботно порхать, как и прежде, и помощи от него не дождешься…»

---

Ужасно было все. И сам процесс беременности с отрастанием уродливого живота, и необходимость прервать учебу на период родов и кормления, и все потом… Юная Вероника абсолютно не представляла себя в роли матери и категорически не хотела ею становиться. Было ясно, что надо быстрее бежать к врачу и делать аборт. Вероника не могла не поставить Сашу в известность, хотя бы потому что они теперь постоянно жили вместе. А когда Саша и его папа узнают о беременности, они, конечно же, начнут ее уговаривать оставить ребенка… А как она сможет им отказать? Тогда придется признаться, что она категорически не хочет иметь детей… и уж тем более от не слишком надежного Саши… Это так неудобно… Значит, придется уступить… Какой ужас!

Услышав про беременность, Саша сказал:

— Сейчас быстро метнусь к отцу, а то он вечером уедет на дачу.

Через пару часов Саша вернулся с деньгами на аборт.

                                    * * *

Оба кетаминовых наркоза, сопровождавших неудачный вакуумный аборт и последующую чистку, были ужасными. Во время отчетливых и последовательных галлюцинаций Вероника поднялась по перетекающим из одной в другую трубам на Крышу Мироздания, откуда попыталась установить контакт со ставшими абсолютно абстрактными папой, мамой и сестрой. В то же время понятия «Мир», «Любовь», «Аборт» материализовались и сформировали отдельные отсеки — помещения на этой самой Крыше, находившейся, по ощущениям Ники, в верхних слоях атмосферы.

Самым тяжелым внутринаркозным переживанием было отсутствие Тела. Она ощущала себя некой духовной сущностью, осознающей Мироздание, но полностью утратившей способность на него воздействовать. Это было невыносимо… Вероника хотела только одного — как можно быстрее вернуться в собственное тело, стать прежним материальным полноценным существом… Выходя из второго наркоза, Ника увидела человека в формате «кубических» портретов Пикассо. Портрет всхлипывал и утирал рукавом глаза и нос. Еще несколько минут, и сознание Вероники полностью восстановилось — это был плачущий Саша.

                                    * * *

Вероника перевела взгляд от проезда у детской клиники на открывавшееся в перспективе здание гинекологического центра и немного брезгливо поморщилась при воспоминании об эпизоде, происшедшем в его стенах много лет назад. В кафе в этот момент звучал вполне подходивший воспоминанию трек «Karma Police».

Через несколько месяцев после эпопеи с абортом заботливый Саша отвел двух своих женщин — Веронику и маму — на консультацию в это учреждение, которое недавно открылось после многолетнего ремонта.

— У меня здесь появился блат, — деловито сообщил молодой человек, сейчас больше обычного походивший на своего суетливо-занудливого отца. — Надо им как можно быстрее воспользоваться. Если сегодня на вас обеих завести по карте, то в дальнейшем вы сможете здесь наблюдаться. Надо торопиться, а то очень скоро эта злачная лазейка закроется.

Трагикомичность ситуации заключалась в том, что после регистратуры обе дамы одновременно отправились в один и тот же кабинет, в котором вели прием сразу два врача. Вероника чувствовала себя крайне дискомфортно, так как считала, что Сашина мама не знает про аборт, и девушке совершенно не хотелось обсуждать при ней эту неприятную историю.

В то же время мама Саши совершенно спокойно сообщила своему доктору, что сделала двенадцать абортов и имеет одного сына. Услышав такое, Вероника чуть не упала со стула. «Так вот что меня ждет…» — не без оснований заключила она…

«Господи, какой идиотизм, — подумала сорокалетняя женщина, вспоминая самовлюбленное и глупое лицо Сашиного отца. — И это медицинская семья… заведующий отделением и патронажная сестра, на минуточку. Дикари какие-то…»

                                    * * *

Примерно через месяц после посещения гинекологического центра Вероника сказала Саше, что больше не может его видеть. Она была измучена посленаркозными флешбэками и была возмущена той легкостью, с которой недалекие и бессердечные отец и сын отправляют своих женщин в абортарии. Она просто не могла представить дальнейшую жизнь со слабовольным человеком, целиком и полностью ориентированным на установки своих примитивных родителей.

Саша снова прослезился и сказал Вере, что следующий ее парень обязательно будет занудой, потому что такого, как он, весельчака и балагура, ей найти уже не удастся; что она будет сильно скучать по нему; но если он сейчас уйдет, то уже больше никогда не вернется.

— Уходи, — сказала совершенно опустошенная Вероника.

И он ушел. У Саши был большой опыт расставаний с женщинами, и он знал, о чем говорил. После его ухода Веронике стало еще хуже, и еще много лет она мечтала, чтобы Саша вернулся… Но в то же время ей совершенно не хотелось иметь дело с мужчиной, похожим на Сашиного отца.

                                    * * *

За исключением госэкзаменов и выпускного, Вероника и Саша больше нигде и никогда не встречались. Первые два года после окончания института Вероника слышала о нем от своей приятельницы Дианы, которая посещала тусовки в студенческом общежитии и время от времени встречала там вполне жизнерадостного Сашу. Еще через год Диана сообщила, что видела его все в том же пресловутом гинекологическом центре — там он дожидался свою тещу.

Вероника была потрясена: «Саша так быстро женился… а ведь панически боялся брака. Для этого у него должны были быть очень веские причины… Однозначно, у этой счастливицы очень крутой папа».

Услышав новость о женитьбе Саши, Вероника перестала ждать его звонка. В конце концов она представила себе ситуацию так: практичный молодой человек оценил перспективу построения семейного гнезда с дочерью состоятельного чиновника или бизнесмена, например, с той же самой Наташей Гуревич, из-под носа у которой Вероника когда-то смогла увести ветреного юношу. Наташа была красивой, но несколько старомодной девицей — любила, например, носить большие павловопосадские платки. Зато обладала важными достоинствами — была хозяйственной и заботливой, а главное… хорошо обеспеченной. О Саше Вероника забыла, когда узнала, что беременна своим первым ребенком. С этого момента для нее началась новая жизнь, в которой для Саши не было места. Гештальт закрылся.

                                    * * *

Выйдя из кафе, Вероника направилась к противоположной стороне проезда. Здесь ее взгляд упал на угол каменной ограды вокруг территории столетней клиники.

«О господи! — мысленно ахнула она. — Оказывается, эта драма произошла также здесь… Печальное место, однако…»

Дело было в том, что в этот раз Вероника увидела угол каменной ограды в несколько ином, чем обычно, ракурсе, поскольку подошла к нему со стороны, с которой обычно проезжала только на автомобиле. С этой же стороны более двадцати лет назад на глазах у недавно севшей за руль Вероники в ограду влетели два мальчика-подростка на мотоцикле.

Сидевший за рулем парень пострадал исключительно морально, по крайней мере он активно передвигался по месту происшествия в совершенно расстроенных чувствах. Когда же мальчик-пассажир попытался поднять ногу, его стопа повернулась на девяносто градусов, это означало закрытый перелом костей голени. Его увезла машина скорой помощи, которую Вероника вызвала из проходной детской клиники, мобильных телефонов в то время еще не существовало.