Бесплатный фрагмент - Горы и Плоски

Иосиф Гальперин

Горы и Плоски

Предисловие

Поднял глаза от клавиатуры — и увидел за окном три страны одновременно. Юго-западная Болгария лежит в треугольнике горных цепей между Грецией и Северной Македонией, за спиной — Пирин, на его отрогах село Плоски, где уже восемь лет мы живем постоянно, возделывая сад и угощая друзей и соседей своим белым вином и ракией. Перед греческой границей налево видно Рупите, где дом Ванги, рядом с ним археологи раскапывают охотничью столицу фракийской, македонской и римской знати, 50-тысячный город — Гераклею Синтику, уничтоженную извержениями вулкана Кожух на грани IV и V веков нашей эры. Жили там, кроме фракийцев, македонцев, греков и римлян, еще и кельты, и готы, а потом по этой земле прошли славяне, тюрки-булгары, турки-османы и цыгане. Никто не исчез бесследно — по внешности и ментальности наших соседей это тоже видно.

Как им живется, как живется русским людям среди них, об истории, политике, экономике, культуре и быте европейской страны Болгарии я и буду рассказывать.

Ни с чем не сравнить!

Силуэт в конце улицы был неподвижен и непонятен: чего ждет? вглядывается в чужаков? устала, не может идти? надо помочь? как себя вести? Подошли ближе — смотрит уверенно, опирается на палку с большой рогатиной внизу, вроде ходунков у инсультников. И протягивает хлеб, свежий, пахнущий. Приехали гости, родные из Салоник, радость в доме, надо поделиться, угостить прохожих. Обычай соблюдают не все, но старые женщины вот уже второй раз нас, незнакомых, угощают.

А у края обрыва, над дорогой, ведущей в долину, стоит осел в красивом седле. Это что, на нем из Салоник приехали?! Все равно трудяга. Вот и тебе корочка…

Салоники — это ближайший большой город в Греции, до него от Плоски — те же полторы сотни километров, как и до болгарской столицы Софии. Связи болгар и греков — это волны переселений и насильственные выдворения, экономическая зависимость и битвы за независимость, совместные решения и соседская жизнь в Евросоюзе.

А пока — об отношении местных жителей к нам, в общем-то, — «понаехавшим». Мы еще толком ни с кем не были знакомы, когда у порога поутру начали находить пакеты с помидорами и огурцами, с яблоками и малиной. Соседка баба Катя (кстати, родившаяся по ту сторону границы, в греческом Сидирокастро, и интернированная в детстве вместе с другими гражданами славянской национальности в конце Второй Мировой) объяснила: «Ну, вы же приехали недавно, у вас ничего своего еще нет, нам тоже помогали, когда мы сюда прибыли».

Вот и Люба, неожиданно ставшая к пенсии хозяйкой дома и сада, теперь разносит свои соленья и варенья по соседям, холодец тоже — здешний рецепт отличается, соседи хвалят наш. А когда нам приносят баранину от запеченной целиком в печи туши или кровяную колбасу, мы возвращаем посуду не пустой — тоже понятный обычай.

И о посуде. Глиняные плошки, которые Люба нашла в сарае и приспособила под цветы, оказывается, не случайны здесь. По одной из версий, село из-за них получило свое имя: плоски — Плоски, звук «ш» не слишком популярен в здешних местах. А вот глины, прекрасной красной гончарной глины тут как раз много. Она и стала одним из давних нескончаемых ресурсов трудовой деятельности, еще до томатов и табака, винограда и мрамора.

А мы-то удивлялись: как это горное село, устроившее улицы от 500 метров над уровнем моря до километра, получило такое «приземленное» название? Здешний краевед Румен Терзийский, профессиональный географ, один из авторов энциклопедии «Пиринский край» нам рассказал эту глиняную гипотезу. И пояснил, что название — издавна, еще в турецких налоговых записях 1620-х годов упоминается. И тогда село давало властям немалый бакшиш…

Румен, ставший для нас с Любой (а его жена — тоже Люба) старшим товарищем и проводником в здешний мир благодаря знанию русского языка, был и учителем, и чиновником, и даже корреспондентом «Дойче велле» по нашей Благоевградской области, совершенно не походил на рядового сельского жителя. Сочинял афоризмы и писал юмористические стишки, а еще, конечно, делал вино и, пока был в силах, содержал со своей Любой кафе.

Я спросил его как-то: а почему он носит вязаную шапочку так, что она складывается на голове в какой-то фригийский колпак, символ свободы, знакомый нам по Французской революции? Он пожал плечами: мне что, на уши надо ее натягивать? Мне так свободно! А я присмотрелся — все наши односельчане, которые в возрасте, носят свои шапки так же, как носили когда-то их предки бараньи «пирожки». И посмотрел в интернете: Фригия, откуда знаменитые колпаки, получила свое имя от переселившихся в Малую Азию (это напротив наших с греками берегов в нынешней Турции) жителей Фракии. То есть — наших мест. Круг замкнулся!

…А Румен умер недавно от ковида, в 85 лет заразившись им в больнице, куда он попал по другому поводу. На сороковины его Люба читала над могилой стихи, которые я посвятил ему:

***

Памяти Румена

Человек умер, а вино его живёт.

Осенью он успел заложить его в бочку

в тёмном подвале,

там оно меняет сладость на крепость,

свежесть на терпкость,

и потом, отпущенное в большой мир,

переливаясь в прозрачном сосуде,

меняет молчание на плеск

и блеск на сияние.

Оно исчезает, но люди помнят его вкус

и говорят: ни с чем не сравнить!

Почему Болгария

В нашей высокоумной математической школе географичка была предметом насмешек. Не потому, что смешно выглядела, а из-за того, что ярко, как ее нездоровый румянец, была заметна глупая беспомощность в общении с быстро думающими юнцами, которым она пыталась вдолбить раз и навсегда усвоенные названия и термины. География — это же прекрасно! А у нее вместо отдушины в мире формул, которых нам и так хватало, были тупики бессмысленных псевдоэкономических знаний (псевдо — потому что ни ей, ни нам не была ощутима связь между индустрией и качеством жизни). Где в соцстранах разливают сталь, а где делают удобрения — разве эти знания приближали нас к светлому будущему?

А вот — приблизили. Потому что именно от нее я запомнил слова Перник, Козлодуй и Кремиковцы, и теперь, проезжая мимо этих мест, я вспоминаю несчастную географичку и участие СССР в построении индустриальных чудовищ. И вижу, что Болгария отличается совсем другими достижениями.

В Пернике после очередного катаклизма, нередкого на Балканах не только в связи с природной активностью, но и ввиду всепронизывающей прокрастинации, недавно сломалась система подачи воды. И один из правительственных чинов совершенно справедливо предложил заполнить опустевший резервуар не водой. А вином.

Его много, оно настоящее, чистое — и совершенно не похоже на ту синтетическую жидкость, которую мы пробовали в Советском Союзе. И уж никак не хуже французского, итальянского или испанского — на вино местные жители свою прокрастинацию не распространяют, вкалывают прилежно, как завещано еще фракийцами и Дионисом — одним из главных фракийских богов. Про вино и мое личное участие в его производстве стоит рассказать, не торопясь, отдельно, как и о чудесных молочных продуктах, хурме и гранатах, смоквах и орехах. А пока — как же мы оказались в этом «раю», как называют наши окрестности знакомые из России, Германии или Израиля.

Приехали в гости к нашим друзьям Россинским. Московские режиссер и актриса бросили ту жизнь и перешли в эту. Им повезло, а нам у них понравилось — страна с похожим на кавказский менталитет, но только без оттенков агрессивности, даже дети под окнами не дерутся и кричат друг другу по-дружески. И природа — с не слишком необъятными для взгляда горами, прозрачными реками и вековыми деревьями. И столица София, полная внимания к своему прошлому и настоящему. А потом мы узнали Благоевград и Шумен, областные столицы, легендарную Шипку и памятный по той же географии Казанлык — столицу Долины роз, древний Пловдив — основанный Филиппом Македонским Филиппополис, Старую Плиску и Великий Преслав — места общей для славян истории, приморские Варну и Бургас, родопские леса Смоляна и родопские скалы Пампорова — отличающиеся от таких же горнолыжных пиринских склонов Банско.

В Дупнице, куда со всей Европы свозят подержанные авто, мы и Россинские покупали в «автокыштах» свои машины по ценам, за которые в России можно купить лишь ведро с болтами. Нашему «Пассату» уже 25 лет — он нас исправно возит по всем балканским трассам. Но не сразу вспомнили о том, что Дупница — центр фармакологии, где теперь и мировые фирмы работают. И уже конечно не знали, что и в таком небольшом городке могут быть свои яркие, почти голливудские драмы/комедии.

Газета западных районов Болгарии «Струма» бесхитростно рассказала, как поздним вечером в окна полицейского участка постучали, служивые открыли — окровавленный человек. Рассказывает, что его камнем по голове ударила цыганка, он с ней познакомился у паперти местного храма, где находится биржа служителей сексуальных услуг разного вида и достоинства. Мужчина 75, примерно, лет, договорился с юной особой, сделка была проведена до конца, но заплатил клиент меньше, чем рассчитывала сексработница, она обиделась и дала ему по башке…

Первое, что нас зацепило: полиция стала разбираться в таком деле. И второе: возраст активного клиента. Климат способствует и условия здоровой жизни даже в центре фармацевтической промышленности? Недаром в нашем Плоски люди на девятом десятке сами обслуживают свои дома и немалые земельные наделы.

А вот личная моя история, показывающая отличие от привычных реалий. Замучился убирать мурашки на снимках, протирки объективов не помогали, и решил обратиться к специалистам. В интернете нашлась инструкция для моего Пентакса, сказано, что раз в два года стоит проходить профилактику на сервисе. В софийский сервис надо специально ехать, перед самолетом не получалось, поэтому перенес ремонт на Москву.

Первая, а значит, самая популярная лицензированная мастерская оказалась на Савеловском рынке. Позвонил, сказали, что все понимают и сделают. Понес аппарат. Мастерская оказалась многопрофильная, на всю быттехнику, на два приемщика. После длительных манипуляций я оставил Пентакс у них, не видя фотомастера, по прейскуранту услуга чистки матрицы стоила пять тысяч рублей. Я вздрогнул, но отступать не хотелось. Обещали дня за три почистить, об исполнении — доложить по телефону.

К концу второго дня, когда я уже начал нервничать перед отлетом в Уфу, позвонили. Быстро перечислили необходимые, по их мнению, операции и вынесли приговор: девять тысяч. Вскипел, повысил голос:

— Вам не стыдно так работать? В стране сами ничего не делаете, все завозите втридорога, да еще наживаетесь на согражданах вторично! Фотоаппарат куплен в Европе, там за деньги, которые вы назвали, можно его позолотить! Отменяю ремонт.

На Савелии мне выдали аппарат и взяли полторы тысячи рублей — «за диагностику». Контора называется ООО «Техносервис».

Повез Пентакс обратно в Европу, с горечью глядя на испачканные мушками снимки России. Первая, соответственно, — самая популярная мастерская для Пентакса, по подсказке интернета обнаружилась в центре Софии. Тоже многопрофильная, только комнатки не в подвале, а в бельэтаже. Вышел улыбчивый мастер, взял фотик, через полминуты сказал, включив его, что надо чистить матрицу. Я попросил сделать побыстрее, ответил — «часа через три заходите». Работа стоит 36 лева. То есть, 18 евро, переводите в рубли сами. Получается — дешевле диагностики на Савелии. Оставил и второй объектив, пусть посмотрят. Мастер сам, без спецприемщицы, распечатал за минуту квитанцию от ЕООД «Акуариус сървис».

За десять минут до назначенного срока пришел — все готово, показали результат. Мушки улетели. За второй объектив ничего не взяли — он же был чистый! Итог: в шесть раз дешевле, чем в Москве.

Длинно получилось? Зато показал стиль работы: от создания лишних рабочих мест до вымогательства — в России, от прямого контакта до улыбки профессионала и понимания проблем — в Европе.

В прошлом году написал «Паразитарные записки» с тремя примерами: депутата, партийного функционера и экс-журналиста, которые живут за счет чужой нужды. Выпуская книгу в издательстве «Семь искусств» в Ганновере, понял, что название можно отнести ко всей книге целиком, многие тексты оказались о похожем. А тут еще и корейский фильм «Паразиты» получил «Оскара». Тренд такой? Будем следить дальше.

В Болгарии меньше паразитизма, не ощущаешь пресс желающих на тебе нажиться просто потому, что ты попал в поле зрения. Вот и главная причина того, что мы остались здесь жить: в Москве на наши две пенсии мы бы в лучшем случае прозябали. А здесь разработана даже специальная программа по привлечению в Болгарию пенсионеров: пусть тратят свои денежки в теплой благодатной стране. Конечно, англичане или немцы выглядят со своими пенсиями здесь богачами, но и на нашу, примерно равную средней болгарской, можно прожить. Потому что все дешево. Стоит столько, сколько заплатит обычный гражданин.

Ну и, конечно, прозрачная процедура оформления недвижимости, для покупки которой хватило собственных денег — от продажи в Москве «ситроена» и гонораров в российской прессе.

Почему «не-Болгария»

— А у нас тут и бакланы, и цапли белые, а за остроконечным холмом нашли озерцо с огромными серыми цаплями, аисты, само собой, и скопа — во-он под тем камнем гнездо, и коршуны…

— В Болгарии нет коршунов! — Ира, наша подруга, как все ученые, конкретна и категорична. — Я, конечно, не орнитолог, но читала у биологов.

Ира, химик-технолог, лет тридцать назад вышла замуж за питерского коллегу-студента и живет на его родине, в Болгарии, страну знает и любит. Работала на «Болгарской розе» в Казанлыке. И вот приехала к нам.

— Ира, а та пара, что кружится над дорогой поближе к деревне, это разве не коршуны?

— Погодите, погодите… — и она уткнулась в телефон, быстро нашла в гугле нужную страницу. — Да, как ни странно! Коршуны в Болгарии встречаются очень редко, только здесь — на отрогах Пирина в национальном парке и еще у какой-то горы.

Наш треугольник юго-западной Болгарии — особый. Он и в состав государства вошел позже остальных, только после балканских войн в начале ХХ века, вместе со всей нынешней Благоевградской областью. Но и с ней соединен лишь длинным Кресненским дефиле — ущельем между Пирином и Малешевской планиной. Дефиле приникает к Струме, основной реке западной Болгарии, вьется серпантином около 30 километров, и воздух из основной части страны проникает к нам, меняясь. А с другой стороны, с юга, через перевалы хребта Беласицы идет воздух из Греции, с Эгейского моря — и дальше, из Азии, даже из Африки, иногда высокие облака приносят остатки сахарских самумов, на крышах появляется тонкий желтоватый слой мелкого песка.

Вот и сформировалась наша окраина с климатом, явно отличающимся от континентальной Болгарии: здесь всегда теплее, снег не лежит дольше нескольких часов, да и выпадает пару раз за год. И то не повсюду — у наших друзей Россинских в селе Илинденци, которое метров на двести ниже и по горизонтали километрах в пяти от нас, в этом году снега и не было. Смотрим мы с горы — а облака под нами, хотя альтиметр всего 560 метров над уровнем моря у нашего дома показывает. Но бывает, что облака ходят по Плоски, как белые отары, а внизу и чуть в стороне — ясное солнышко.

Климат дал уникальную флору, здесь южные приморские растения сходятся с горными приальпийскими, олеандры и юкки, даже бананы могут расти (но не плодоносить). Послал другу-биохимику в Москву снимок цветка с нестандартно прикрепленными лепестками, он ответил: арника! Лечебное растение, довольно редкое, из него и мази делают, и внутрь принимают. Всего эндемиков в нашем Пиринском крае биологи насчитали более тысячи. Есть чем подкрепиться косулям и зайцам, черепахам и куропаткам, медведям и куницам, кабанам и лисицам. Видели на улице ласку — спряталась под машину, а потом в сарае неожиданно обнаружили яйцо и вспомнили, что соседка Катя жалуется: кто-то обносит ее кур.

Катя родом с другой стороны Беласицы, их выселили из Греции в конце Второй мировой, когда она была ребенком. Здесь многие — переселенцы, давно живут, но у себя на родине, в бывшем родовом гнезде, даже в рамках единого Евросоюза появляться могут с ограничениями, ночевать, например, нельзя. Та же деревня Илинденци получила свое новое имя, когда его заполнили эмигранты-соотечественники после разборок балканских войн. Ильин день — день восстания в начале прошлого века славянского населения балканских вилайетов Оттоманской империи.

История тысячелетий и последних столетий Болгарской Македонии — отдельная тема, поучительная и болезненная, если сейчас сказать коротко — ее треугольник вписан во взаимодействие Греции, Болгарии и Северной Македонии как основной узел. Здесь любят более протяжные македонские песни, здесь города и улицы носят имена бойцов за свободу от Турции, те же самые, что звучат в Северной Македонии, здесь прославленный винодельческий городок Мельник, основанный греческими купцами. Да что говорить, если от нас в тридцати километрах — Самуилова крепость, а царь Самуил, правивший тысячу лет назад, столицей своего Болгарского царства считал Охрид, ныне македонский город у красивейшего озера, европейского Байкала.

В Оттоманской империи они считались все скопом — христиане, как и жили примерно одинаково и вместе. Да и раньше: Кирилл и Мефодий, граждане римских Фессалоник (нынешние Салоники в 150 километрах от нас), были то ли греками, то ли славянами, а может, и евреями — недаром так хорошо знали языки Библии. Но развалился сначала Рим, потом и та империя, которая осталась от него на Востоке (чему поспособствовали болгарские цари, хотя Самуил и потерпел жестокое поражение), потом турки объединили Балканы в своей империи (а до всего этого — и фракийцы, и греки-македонцы), потом балканские народы освободились от турок и начали воевать между собой, — и наш уголок несет следы всех этих объединений и разводов.

Но не только поэтому я отделяю его от Болгарии. Болгария — большая страна, а я о той земле, чью близость ощутил за последние десять лет, что физически представляю — каждую гору и каждую улицу. Что освоил взглядом. О большой Болгарии я мог бы писать только туристические заметки, а о территории за Кресненским дефиле готов копить знания еще и еще. Впрочем, я понимаю, что подобное отношение может быть к любому клочку земли любой страны, все они для кого-то особые, недаром возникла целая отрасль — краеведение.

Как и в России было: видел многое, но ощущал своим домом только Башкирию (ну и Москву), а Люба — Амурскую область. И поэтому и ей, и мне сразу близкими показались здешние возвышенности — как башкирский Урал, как таежные сопки.

Это стихотворение было опубликовано и на болгарском:

***

Положа руку на сердце,

на моё, ты скажи:

разве вида Беласицы

нам не хватит прожить?

Разве соками Пирина

не восполнит ручей

всё, что было растырено,

что сплыло, растранжирено

в прошлой жизни моей?

Мы за правду природную

заплатили трудом.

Не меняется родина,

но меняется дом…

У баклана и коршуна,

у скопы и змеи

ты спроси по-хорошему:

что же сердце щемит?

Уголёк непогашенный,

ожиданье огня —

тлеют беды всегдашние

в стороне от меня.

Положа руку на сердце,

нет моей в том вины.

Даже Пирин с Беласицей

в этом убеждены.

Место имения

«Имот» — так это называется по-болгарски, имущество, чаще всего имеется в виду недвижимое. Имение. А когда по-русски говорят про недвижимость в Болгарии, чаще всего имеют в виду квартиры, апартаменты в комплексах на берегу Черного моря. Для нашего человека другой берег курортного моря — это уже что-то на ступеньку лучше, но все-таки представимое и знакомое. И действительно, если уж перебираться, то к ласковому песку и чистой воде. Я всегда любил и песок, и камни, и воду, и под водой плавать, а выбрали мы «имение» в горах, в 150 километрах от ближайшего моря. Не Черного, а Белого, как говорят болгары. Эгейского, как называют остальные. Всегда можно выбраться поплавать. А жить мы решили в обычном для этих мест деревенском доме.

Ну, не сразу. Сразу мы отказались от приморских комплексов — после того как мне пришлось познакомиться с мутной историей одного из них. Смена владельцев (с присутствием «русской мафии»), накручивание цены, обман в условиях. Сначала говорится «первая линия», потом, когда еще даже не все раскуплено, начинают под окнами строить следующий комплекс, загораживающий дорогу и вид на море. Так это было лет десять с лишним назад, а как сейчас — мне уже не интересно.

Потом мы отказались от покупки квартиры в новых и не очень домах нашего общинного центра Сандански. Квартиры смотрели и в центре, и на престижной окраине, дома были и большие, и не очень — но все это напоминало наш муравейник в Митино, где в каре многоэтажных корпусов жило много людей, с которыми надо было, даже не знакомясь, толкаться и делить пространство. Тут еще сказался и пример наших друзей Россинских, нашедших себе дом в селе Илинденци. Хотя я-то никогда и не жил в деревне, да и Люба даже в таежном поселке собственницей не была.

Выбрали Плоски, почему — я уже говорил об очаровании пейзажем. Добавлю про воздух: заинтересованная в болгарской недвижимости подруга, которая смотрела вместе с нами, говорила, что в горных сосновых лесах кислорода (впрочем, как и у моря) в семь раз больше, чем на равнине. Подруга Ира, живущая в Казанлыке, подтверждает целебность: когда-то она привозила своих детей в санаторий в Сандански, за месяц избавила от астматического синдрома. И про воду: к нашей чишме (колонке) напротив дома, под явором, приезжают машины, из багажника водители вытаскивают 10-литровые баллоны (во множестве) и подставляют под кран. Водозабор мы нашли сами — в сосновом бору над селом, оттуда и в Сандански ведет труба. Из нашего крана в доме течет то же самое. И это мы еще не обсуждали здешние геотермальные источники — отдельная тема.

Имение в Плоски нам выбрала Светлана Россинская: актриса, она увидела художественное расположение дома на пригорке, на перекрестке пяти дорог, с калиткой под фигурным козырьком. А мы приехали — и согласились. Явор перед домом, ему сто лет. А сам дом маленький, два этажа (первый сложен из валунов, скрепленных землей, второй этаж — кирпичный) вмещают четыре комнаты и кухню; палисадник, за домом — несколько соток сада. Вот это имение мы под себя перестроили за эти годы.

Покупали через риэлтора, сначала зарегистрировав фирму: по болгарским законам, частные иностранные лица не могут покупать землю, а вот легко созданная ими же фирма — может. Выяснилось, что при всей мастеровитости бая Андреа (и столяр, и слесарь), у которого мы покупали дом с участком, здание стоит без фундамента (и канализации, и гидроизоляции) и тихонько сползает со скалы, по стенам трещины — от столетнего эквилибра. Его первым владельцем был поп, приехавший в Плоски служить в церкви сразу после присоединения здешних мест к Болгарии, примерно за сто лет до того, как мы начали ремонт. Так что обошелся нам дом более чем в два раза дороже первой суммы. Хорошо, что мы еще зарабатывали в Москве, пока в Плоски шел ремонт, и могли постепенно отправлять необходимые средства.

От бая Андреа нам остались и его мастерские, и винарня, сложенные из пиленых кусков мрамора. Мрамор вообще распространенный в округе материал, потому что над нами, над Плоски и Илинденци, находится его месторождение и несколько карьеров. От известняков, кстати, и вода сильно минерализованная. А мы из мраморной пристройки к дедовой мастерской сделали кладовку, а саму мастерскую, вынеся верстак, превратили в гостиную. Остались дрова — до сих пор не израсходовали, поскольку добавились все древесные элементы от порушенных козлятника и сеновала. А печку в дом мы сами купили новую (такой железный камин), только вот до летней кухни — фурны с разными приспособлениями — руки пока не доходят, так и стоит у ворот полуразрушенная, интересуя лишь цыган, собирающих металлолом, и котов — своих и заходящих.

Ну и, конечно, сад. Последняя жена нелюдима Андреа, говорят, была певуньей и того женского типа человеком, в присутствии которого лучше несутся куры и плодоносят деревья. Если от хозяина нам достались в земле три патрона германского образца 1943 года и куча всяких железяк, то от хозяйки — четыре яблони, например, привезенные из ее родного Рильского ущелья (потом о нем расскажу). В нашем селе таких яблок не видели, а еще и слив — маленькой круглой алычи и большой «венгерки», соседи до сих пор лакомятся белой шелковицей, чьи ветки свисают за ограду. Иногда заодно просят отломить веточку лавра. И смоковницы наши (фиги, инжир — если неясно) пользуются уважением и спросом, как домашний сорт внутри сада, так и дикий — свисающий над дорогой. После того, как уже мы сами высадили саженцы тех растений, о которых в городе могли лишь мечтать, я как-то не поленился и посчитал: у нас стало 30 видов деревьев и кустарников (Любино море цветов и не пытался учесть). Давно не пересчитывал…

Есть еще одна важная особенность: нет краж. Под Ростовом Великим, великолепным русским городом, наша дочь и ее тогдашний муж купили домик. Бились о неудобства, на время вернулись в Москву. А когда приехали обратно, то увидели: растащено все, что можно было унести. Да и что нельзя… Здесь, пока мы были в Москве, а ремонт шел по нашим указаниям в интернете, пропали две вещи: старая электроплитка и старая керосиновая лампа, они понравились тем ребятам из Микрево, которые копали траншеи под канализацию и гидроизоляцию. Один из них, кстати, предлагал купить золотые монеты, принес спичечный коробок, открыл — профили Александра Великого. «Здесь только целые, — говорит. — Я половинки выбрасываю»… Монеты Македонского в этой земле (как и патроны) не случайны, но об этом — в исторической главе.

Мастера сделали бетонную стяжку, укорененную глубоко вокруг дома, теперь дом не ползет. Петр и его сын Стефан, которые успевают обновлять все дома в Плоски, вплоть до храмов, обустроили и все внутри — по нашим пожеланиям, пришлось нам научиться дизайну, архитектуре и инженерии. В доме теперь две «бани», еще один туалет на участке. Вместо старой развалюхи, приспособленной под сеновал и козлятник, стоит гараж, над ним веранда — для игр внучек, когда приезжают.

Одного Петр со Стефаном не могли сделать — каменную подпорную стену, держащую огород и сад от сползания на улицу. Могли сделать бетонную, а нам не хотелось, даже если ее сверху каменной плиткой обложить. И мы нашли мастера — по надписи над уличной чишмой по дороге в лес, там сказано было, что работал Алекси Албанец. Когда нашли его, он назвал причину расцвета своего бизнеса: местные мастера утратили искусство укладки валунов, а у них в Албании — еще нет, поэтому он остался здесь рядом с болгарской женой. И нам сделал стену такую, что даже местный кмет хвалила.

А коротко о нашем «имении» я написал в балладе.

Баллада о доме, коте и саде

Старик больше не мог один

и уехал, у дочки живёт.

А у дома, где новый теперь господин,

старый сад и молодой кот.

Дом постепенно раскроется сам,

всё покажет и удивит.

Он привык отражением быть глазам,

сохраняя в себе их вид.

Три дня дождик долбил гору —

и всплыл каменный дом,

на полу увидели поутру

неглубокий — но водоём!

Без фундамента стоят на скале

метровые клети камней,

а под ними скользит в земле

древний ручей, как змей.

Сто лет назад построил жильё

священник на этой горе,

фундаментом веры скрепил своё

жилище — и не прогорел!

И потом те, кто после него

поповский дом обживал,

ни камня шаткого, ни балки гнилой

не видели наповал…

А кот на задние лапы вставал,

чтобы гладили возле глаз,

на бетоне следы когтей оставлял:

— Здесь живу, я один из вас!…

Сад по своей программе цвёл,

волною гнал урожай.

Майский жук, отгоняя пчёл,

сожрать алычу угрожал.

И горожане, владельцы клочка,

дурманящего землёй,

пришельцы, выходцы с кондачка

в сад ушли с головой.

Всплывали камни, их били кайлом,

как гарпуном — китов,

и сад становился домашним, как дом,

ясным, как мир котов.

Понятны луковицы и ростки,

лозы и сети корней,

но тайны цветов и плодов глубоки,

смирение всё верней.

Что скажете, небо? Какой циклон

сахарский песок принесёт?

Всемирной погоде земной поклон

хранитель сада кладёт.

Скользит по скале, как облака след,

жизнь земляного червя,

и ты привязан, распят, раздет —

не избежать, живя,

тяжести почвы, крепости гор,

солнца и синевы…

Туман от реки, ветер, простор,

ожидание свежей травы.

Лечебные процедуры

Другая логика, не литературная, а житейская, потребовала от меня изменить план проекта и вместо исторического очерка вперед пропустить обзор здравоохранения. Дело в том, что после текста о доме пришло сообщение от читателя в Израиле: «Нет, это не для меня! Мне необходима шаговая доступность врачей». И я принялся анализировать, почему же мне, по идее не более здоровому человеку, шаговая доступность медицинской помощи, ранее возможная в Москве, оказалась не такой уж необходимой.

Начну, все-таки, с небольшой исторической справки. Античный город Партикополис отличался склонностью к медицине, в археологическом музее нашего общинного центра Сандански (последнее, нынешнее имя Партикополиса) есть несколько барельефов, посвященных Асклепию и другим греческим богам, отвечавшим за лечение, самая маленькая фигурка — Панацея. В третьем веке город принял братьев-медиков Козму и Дамиана, на окраине Сандански до сих пор действует храм, посвященный святым медбратьям. Да и город тысячу лет назывался Свети Врач в их честь. Что же вызвало такую специализацию, чем лечили?

Очевидно, уже тогда город был бальнеологическим курортом, и геотермальные воды вокруг горы Кожух (нынешнее имя единственного на Балканах действующего, как внезапно оказалось, вулкана) уже тогда принимались внутрь и ублажали снаружи. И сейчас в построенном австрийцами отеле «Сандански» плавательный бассейн наполняют минеральной водой, а перед отелем стоит водоразборная колонка, из которой беспрерывно течет вода, надпись: +73 градуса. Наливают в бутылки, кто пьет, кто зубы полощет. А бывшую городскую баню переделали в спа-центр. И это не считая специализированного санатория рядом с храмом Козмы и Дамиана.

Таких бань по всей Болгарии хватает, даже целые поселения называются — Павел Баня, Сапарева баня. Баня — это имя всякого водного комплекса, вплоть до совмещенного санузла. А снаружи, как например, в Градешнице близко от нас, это заведение близко все-таки к тому, что современные Лермонтову рубаки называли «воды», а римские легионеры, лечившие раны, — термы. В нашем юго-западном уголке Болгарии бани просто сгрудились. Особенно в Рупите.

В кальдере взорвавшегося в IV веке нашей эры вулкана Кожух, между селом Рупите и мемориальным комплексом Ванги (об этом явлении, понятно, будет отдельный текст) бурлят в лужах пузыри, в мелких болотцах и озерцах в клубах пара сидят полу- и почти совсем голые люди, на грунтовых обочинах грунтовых дорог стоят рядами автодома — энтузиасты бань приехали надолго. Раньше здесь вообще не было никакого оборудования, каждый отмокал и мазался грязью, как хотел, а теперь поставили кабинки, обнесли изгородью.