Бесплатный фрагмент - Город моего сердца

Моим маме и сестре, Наталье и Ангелине Черменским.

Спасибо за удивительную историю, рассказанную однажды за завтраком, которая и легла в основу этой книги.

Глава 1

Выхожу на старинный балкон и вдыхаю медовый запах цветущего города. Совсем не похоже на ту смесь пыли и бензина, к которой привыкла.

Почему-то с тех пор, как распаковала чемодан, все время в горле стоит ком. Хочется плакать, но на душе светло. Такое бывает, когда встречаешься со старым другом, которого не видел несколько лет. Возможно, это от того, что так давно мечтала оказаться здесь, среди узких старинных улочек, камни которых жадно впитывают тепло нежного солнца. Делаю еще один глубокий вдох, пытаясь расслабиться. Пройдет немного времени, поверю, что оказалась здесь, и эти странные слезы исчезнут.

Сажусь в кресло из ротанга, ставлю чашку чая на столик рядом и закрываю глаза. Свободная хлопковая рубашка и мягкие бежевые брюки дают ощущение уюта. Наощупь стягиваю резинку с волос и устраиваюсь поудобнее. Всегда мечтала о доме с большим открытым балконом, на котором можно вот так сидеть и никуда не спешить. Пожалуй, это было основным критерием выбора жилья — мне жизненно необходим балкон. Не застекленная комната, больше похожая на продолжение квартиры, а свой уютный островок на улочке.

Не сказала бы, что Москва такой уж новый город. Но очень стеклянный, бетонный и вообще напоминает цех завода. Кому-то это подходит, но не мне. Сколько себя помню, это было идеальное место для работы. В этот город можно было нырнуть и грести в бешенном темпе, как на соревнованиях. Пару лет мне это даже нравилось. Потом как будто внутри что-то сломалось, захотелось жить. Захотелось почувствовать все то, о чем читала. Все то, с чем ассоциировалась, когда говорила о своей работе. Ведь стоит произнести, что ты переводчик с французского, все сразу представляют ежегодный отпуск в Париже, пару романов с иностранцами и вечера с вином, сыром, багетом и легким увлекательным текстом для перевода. Только те, кто сталкивались со мной или моими коллегами по рабочим вопросам, понимают, что чаще всего это офис с растворимым кофе и десятком договоров от иностранных компаний в неделю, которые нужно перевести с французского на русский или наоборот. Скорее похоже на рядового бухгалтера, чем филолога, «знатока любви».

От мыслей о той, прошлой жизни, в груди снова появляется этот странный «внутренний жар». Название мы подобрали вместе с психологом. Это чувство возникает всякий раз, когда хочу что-то сделать, но не делаю это. Когда сильно волнуюсь. Когда думаю о своей жизни. Мне кажется, он появляется каждый раз, когда я одна и не погружена в работу.

Нужно просто дышать. Вдох. Выдох. Я больше не в Москве. Эта страница осталась позади, и нет нужды впредь волноваться. Я здесь. На балконе мечты. В квартире мечты. В городе мечты. Всегда мечтала о том, чтобы пожить в маленьком Французском городке. Париж и Ницца — красивые места, чтобы их посетить, но оставаться в них надолго не готова. Люблю интернет, возможность удаленной работы, онлайн-магазины, телефоны, холодильник, микроволновку и прокладки. Но не атмосферу современности. Мне ближе этот закатный час, парочка случайных туристов под балконом, кофе из медной турки с молоком и плетеное кресло.

Сумерки разбавляют голубоватым прозрачный дневной воздух, делая его все более осязаемым. Люблю, когда он такой. Словно его можно коснуться или попробовать на вкус. Особенно в это время, когда прохладный ветер смешивает день с ночью. Прямо сейчас можно почувствовать, что ты дышишь. Почувствовать, гораздо более полно, чем обычно, каково это — быть живой.

Жар в груди потихоньку растекается по телу, спустя пару минут — пропадает окончательно. Смотрю, как на ближайшем перекрестке официант заносит обратно в кафе штендер с ценами на бизнес-ланчи. Сегодня обедала у них, поэтому знаю, что они не должны закрываться еще четыре часа. Зачем тогда убирать рекламу? Захотелось пойти спросить об этом. А еще — купить пирожных. Наверное, у них самые мягкие буше на свете. На мгновение показалось, что чувствую их аромат ванили и легкую сладость на языке. Пожалуй, здесь я быстро наберу пару килограмм. Ну и пусть. Буду как героиня «Ешь. Молись. Люби». Я приехала жить. По-настоящему. С большой буквы.

Все считают, это блажь, спонтанное решение. Вернусь, как только пойму, насколько тяжело одной в чужом городе, в чужой культуре. Но главное — когда окажется, что все проблемы мы носим с собой, и этот переезд не решит моих. С одной стороны, грустно, когда тебя не поддерживают ни друзья, ни партнер. С другой, если бы мы остались в хороших отношениях, было бы сложнее уезжать. Сейчас же можно захватить с собой воспоминания о том хорошем, что было, а всей отстраненности и неловкости вынужденного общения после ссор избежать. Да, от старой жизни у меня только ноутбук с заказами и номер психолога. Пожалуй, она единственная, кто поддерживал меня в этом решении. В конце концов, я же за этой ей плачу?

Мы познакомились год назад, когда у меня начался этот странный «внутренний жар». Даже в платной клинике надо мной посмеивались, когда пришла и впервые описала свой симптом. В конце концов, все основные анализы в норме, температура тела не повышается. А то, что на время накатывает слабость — так я не молода. Да, в двадцать пять я, оказывается, не молода. А еще нужно меньше нервничать и проще относиться к жизни. Интересно, кому-то реально помогают эти советы?

Тогда и наткнулась на страницу Анны в сети. Ее блог покорил простотой и изяществом — и в текстах, и в фотографиях чувствовалась доброта и нежность. Такой она была и во время наших сессий. Благодаря ей я знаю, что поднимающийся во мне жар — это энергия, жажда жизни, иногда — агрессия. Могу это использовать себе на благо.

С ней начала планировать переезд — перешла на удаленную работу, разбавила переводы документов парой клиентов с художественной литературой, начала практиковать устный французский. Но главное — именно у нее на сессии я достала ту карту.

Мы исследовали мое отношение к разным городам, рассматривая их фотографии и описывая мои ощущения. Когда перевернула эту, на секунду задержала дыхание. Это было похоже на электричество или мурашки сразу по всему телу.

— Что ты чувствуешь? — Анна наклонилась вперед, наблюдая за моей реакцией.

— Это оно. Как будто это мое место. Именно этот город. Не просто похожий, а именно этот. Где это?

— Этот набор без указания конкретных мест, он просто для исследования эмоций. Если хочешь, можешь сфотографировать и поискать его в интернете.

— Да, хочу, — я потянулась за смартфоном. — Можно прямо сейчас?

— Если для тебя это важно, — кивнула она. Затем откинулась на спинку кресла и молча следила, как я включаю поиск по фотографии. Через пару минут я долистала до статьи, в которой было название города.

— Анна, это во Франции, — я ожидала, что она как-то объяснит подобное совпадение или скажет, что всегда знала это. Но по выражению лица казалось, что мои слова взволновали и ее:

— Ты ведь именно туда хотела поехать?

— Да. Анна, вы верите в судьбу?

— А ты?

Видимо, верю, если оказалась здесь. Даже нашла квартиру на той улице, которая была на фотографии. Случайно.

Зеваю, понимая, что перелет и заселение отняли у меня слишком много сил, и потребуется еще пара дней, чтобы окончательно прийти в себя. Иду в дом за пледом, а затем вновь устраиваюсь на балконе, потеплее укутавшись.

На улицах зажигаются фонари, их мягкий, уютный свет меня успокаивает. Глаза слипаются, но возвращаться в дом не хочется. Хочется всю ночь сидеть под звездным небом, слушать размеренную жизнь ночного города и наслаждаться тем, что есть у меня прямо сейчас. Через пару дней придется заняться делами, вернуться к работе. Но прямо сейчас я могу просто остановиться и слушать, как ветер доносит легкую музыку из того самого кафе.

Глава 2

Переворачиваюсь на живот, обнимаю подушку и мурчу спросонья. Не люблю этот момент, когда нужно просыпаться, вставать и что-то делать. К счастью, сегодня этого и не нужно.

С удовольствием вспоминаю о том, что еще пару дней нет необходимости думать о работе. Главное — обжиться на новом месте и привести режим в порядок. Нащупываю телефон на тумбочке. Почти десять. Не так уж и поздно, но обычно в это время уже пару часов, как на ногах.

Оказывается, подъем может быть даже приятным, если потом не нужно никуда спешить. Переворачиваюсь на спину и принимаюсь разглядывать узоры, которыми наполняют комнату солнечные лучи. Нужно все-таки привести себя в порядок — скоро придет хозяйка.

Не ожидала, что мне настолько повезет с ней. Когда узнала, что снимать квартиру буду у пятидесятилетней женщины, почему-то представила кого-то придирчивого, особенно к иностранке. Оливия же оказалась женщиной приветливой, легкой на подъем и очень подвижной, хоть и с характером. Единственное, что ее смущало — это мой акцент. В конце концов, у меня была возможность совершенствоваться в письменном французском, но вот на устный времени не хватало. Тогда она предложила вместе пить кофе, чтобы можно было попрактиковаться.

Я как раз заканчиваю сушить волосы, когда раздается звонок в дверь.

— Оливия, салют! — улыбаюсь. Интересно, смогу ли в ее годы быть такой стройной и ухоженной или это все-таки гены?

— Салют, — протягивает она мне коробку со свежими круассанами и направляется на кухню, — Как осваиваешься?

— Все хорошо, — беру турку и принимаюсь варить кофе. Оливия морщится. Она уже предлагала мне купить кофе машину, но для меня сам процесс варки — что-то среднее между магией и медитацией, и уступать эту роскошь машине не готова.

Кухня была второй причиной взять именно эту квартиру. Я бы не вынесла вида стола, предназначенного для большой компании — когда живешь одна, он словно насмехается над тобой. Нет, в моем пространстве его определенно не должно быть. И когда увидела эту кухню — со светло-кремовыми стенами, черно-белыми фотографиями, небольшой зоной для готовки, а самое главное — барной стойкой, за которой могут поместиться максимум трое — поняла, что именно здесь смогу радоваться каждому утру.

— Познакомилась с кем-нибудь? — продолжает расспрашивать Оливия.

— Нет, конечно, — как бы я это сделала, если только приехала? И зачем-то добавляю, оправдываясь, — Пока нет.

— Потому что здесь никого нет. Ты не сможешь обжиться в городе, если будешь сидеть дома! — она прищуривается, из-за чего не ясно, смеется она или действительно меня отчитывает.

— Вчера я обедала в том кафе, — указываю рукой в нужном направлении и сажусь за стойку рядом с Оливией, поставив перед ней чашку с кофе.

— И все? Ты была на центральной площади? А у фонтанов? А ходила в торговый центр? — в ответ покачиваю головой. Она отпивает кофе и продолжает. — Ты не научишься говорить, если не будешь этого делать. И не с кем не познакомишься, если будешь сидеть на одном месте. Если только не через интернет. Ты пытаешься это сделать через интернет?

— Нет, что вы, — неужели я выгляжу настолько отчаявшейся, что можно такое подумать? — Просто хочется побыть одной, я ведь только приехала.

— Брось. Тебя никто не заставляет заводить друзей, выходить замуж или делать что-то подобное. Но чем больше знакомств у тебя будет, чем больше улиц пройдешь, тем быстрее ты станешь здесь своей. Согласна?

— Согласна. Просто я так красочно представляла, как приеду сюда, буду жить, гулять, работать. А вот о новых знакомствах не задумывалась совсем. Поэтому и не думала обо всем этом.

Взгляд Оливии становится каким-то отрешенным, и несколько минут мы молча завтракаем. Затем она вздрагивает, чуть наклоняет голову, и губы ее растягиваются в улыбке.

— Его зовут Марк.

— Кого?

— Официанта, который вчера тебя обслуживал. Они с родителями приехали из Калифорнии много лет назад. Он все еще иногда злится, что мог бы стать новым Стивом Джобсом, а не разносить блюда в небольшом кафе. Но правда в том, что ему безумно нравится это место — и заведение, и город, и страна. Здесь он может свободно общаться с посетителями на удивительные и глубокие темы, будто античный философ. В Америке таких разговоров бы не было.

— Откуда вы это знаете?

— Я иногда там ужинаю. У них хорошее вино, а по выходным — живая музыка. Если видишь, что они убирают штендер, знай, что там намечается что-то для своих.

— Так они это специально?

— Конечно, чтобы не привлекать лишних туристов и дать нам знак, что можно провести у них вечер. Ты уже видела, как они это делают?

— Да, вчера вечером официант… То есть, Джек, убирал его, когда я сидела на балконе.

— В следующий раз обязательно сходи к ним! И поговори с Джеком. Я на самом деле удивлена, что он не попытался разговорить тебя… — Оливия наклоняет голову. Чувствую, как печет уши. — Пытался, да?

— Я думала, это просто вежливость. Ответила, что я из России, и поблагодарила за обед. Еще сказала, что позову, если что-то понадобится, — чувствую себя так, словно разбила невзрачную вазу, а потом узнала, что это образец античного искусства. Оливия тепло улыбается и кладет руку поверх моей.

— Все в порядке. Он не злопамятный. В конце концов, все можно списать на разницу в культурах. Так что просто не сбегай от него в следующий раз. Он хороший парень и знает многих здесь, так что поможет тебе быстрее освоиться. Тем более, вы ровесники. Все лучше, чем сидеть тут со мной.

— Спасибо, — выдыхаю. Чувствую, как на душе становится легче. Да, нужно непременно сходить к нему.

— А теперь одевайся и прочь отсюда, — заявляет Оливия, отставляя чашку. — Иди, грейся на солнце и улыбайся прохожим. И кстати… ты удивительно быстро учишься. Мне нравится, что ты перенимаешь не только произношение, но и манеру речи. Еще пару недель, и туристы будут принимать тебя за местную.

Благодарю хозяйку, встаю закрыть за ней дверь. В прихожей она поворачивается к зеркалу, тянется к волосам, видимо собираясь поправить прядь, упавшую на глаза, но опускает взгляд на столик перед собой и останавливается.

— Не помню, чтобы он здесь был, — указывает на белого фарфорового котенка. Эта небольшая фигурка — одна из немногих вещей из моего прошлого, которую не смогла оставить в той жизни.

— Это мое, — пытаюсь понять, почему он ее так беспокоит. Но хозяйка только вновь улыбается и поворачивается ко мне:

— Милая вещица. А где ты ее нашла?

— Не помню. Наверное, это было еще до аварии.

Оливия на секунду опускает ладонь мне на плечо, еще раз чуть приподнимает уголки губ и, покачав головой, советует сейчас же выйти на улицу. И грозит проверить, не вернусь ли слишком рано. Мне и самой хочется посмотреть город, так что запираю дверь и иду собираться.

Глава 3

Сажусь, придерживая кружевную шляпку за поля, чтобы ветер не сорвал ее. До скамейки долетают брызги из огромного фонтана в центре площади, а каштаны рядом дают легкую тень. Хорошо, что выбрала подходящее платье — легкое, длинное и светлое. Все-таки днем здесь жарче, чем я ожидала. Но все равно, даже жара эта какая-то мягкая — может, за счет влажности, или из-за ветра, или камни, которыми вымощены улицы и из которых сложены старинные дома, хранят прохладу прошедшей ночи. Во всяком случае, мне здесь хорошо. Лучше, чем где бы то ни было. Одновременно и сердце щемит, и хочется смеяться.

Наверное, это потому, что прямо сейчас я ловлю момент — запоминаю этот миг знакомства. Узнаю, что, если захочу загадать желание, нужно бросать в центральный фонтан монетку. Подойдет любая — фунт, цент, рубль. Главное — на ней должна быть пятерка.

Или что каждое утро и вечер туристам предлагают встретить рассвет или проводить закат на склоне северного холма. А каждые два часа — отправляется автобус на запад, где находится старинная усадьба.

Или что зданию напротив более трехсот лет, и с ним связана история тайной любви. Такой, о которой слагают легенды. Против которой оказывается весь мир, и во имя которой непременно кто-то умирает. И девушка, покрытая золотой краской и в золотом же платье, что стоит на другой стороне площади — изображает ту самую возлюбленную. Живая статуя периодически посылает воздушные поцелуи вполне современному играющему на гитаре парню, чем приводит в восторг проходящих мимо.

Интересно, почему все истории любви такие? Полные трагизма, преодоления, подвигов и препятствий. Я понимаю, что просто историю о том, как два молодых человека полюбили друг друга, их родители благословили брак, и все жили счастливо, растили детей и не плели интриг навряд ли кто-то будет слушать. Но неужели такой великий подвиг — умереть ради любви? Да, теперь тот возлюбленный — герой романтической истории, а возлюбленная — символ чистоты и верности, до конца жизни так и не нашедшей иного достойного кавалера. Но разве она была счастлива, оставшись пожилой леди, без семьи и детей, зато верной истории своей молодости? Разве обречь на одиночество свою возлюбленную — это высшее проявление чувств, которое стоит воспевать спустя столько лет?

Не знаю. Это красивая история. Но кто захочет быть ее героиней? Качаю головой, нахмурившись от собственных мыслей. На соседнюю скамейку присаживаются две девушки, на вид студентки. Они громко смеются и широко улыбаются, пока выбирают лучший ракурс для селфи.

Селфи. Эти пару дней меня настолько не покидает чувство, что это путешествие не только в другую страну, но и в другое время, что я удивляюсь, глядя на фотографирующихся туристов. Хотя что-то мне подсказывает, что именно эти девушки — местные. Слишком свободно они себя чувствуют среди достопримечательностей, и по ракурсу фото видно, что главное — сделать совместное фото, а не запечатлеть себя на каком-то особенном фоне. А еще они налегке. Все же, даже сумочка той дамы из группы, в которой она ищет монетку, чтобы загадать желание, по размеру напоминает клатч, но набита так, что кажется, вот-вот разойдется.

Этот город рад туристам, но живет не только ими. Вспоминаю, как случайно забрела в деловой центр пару часов назад. Забавно видеть, что офисы находятся на таких же уютных улочках в таких же старинных домах, что и жилые квартиры. Не могу отделаться от ощущения, что здесь не должно чего-то еще, кроме гостиниц, ресторанов и музеев. Ну и офисов экскурсионных бюро. Изумления от того факта, что это нормальный город, с салонами красоты, магазинами одежды, супермаркетами, юридическими канторами и фирмами грузоперевозок. Правда, я живу в самом туристическом квартале, где всего этого практически нет, зато есть куча кафе и достопримечательностей. Хотя, по мне, весь этот город — огромная достопримечательность.

Возможно, поэтому Оливия и не дает мне сидеть дома. Не столько, чтобы я могла с кем-то познакомиться — не представляю, как это сделать на прогулке. Но, чем раньше состоится наше знакомство, тем раньше я смогу по-настоящему жить в городе, пользоваться его благами и чувствовать себя уверенно на его улицах, а не восторженно крутила головой. Однако, хочу подольше растянуть этот момент знакомства, просмаковать все оттенки узнавания. Чтобы у меня осталось хоть одно воспоминание о том, как я знакомлюсь с новым местом. Раз уж все прошлые оказались бракованными.

Только думаю об этом, как охватывает злость. Вскакиваю и иду прочь. Куда глаза глядят. Хоть вон к тому высокому зданию со шпилем. Оно не особенно отличается от других, но находится на моей стороне дороги и достаточно далеко, чтобы успеть успокоиться, пока дойду до него. Не хочу портить этот миг. Думать о том, сколько уже было таких знакомств, узнаваний и ярких переживаний в моей жизни. Сколько было впечатлений, острота которых потеряна, затерта, будто яркая и красочная реальность моей жизни, полная вкусов, запахов, ощущений и эмоций, оказалась записана на черно-белую пленку немого кино.

Дальше все происходит быстро и глупо. Распахивается дверь магазина, не успеваю остановиться. Он налетает на меня, и сталкиваемся. Походит на начало романтической комедии, только гораздо больнее и неуклюже, а не очаровательно.

— Извините, — стараюсь как можно быстрее вернуть равновесии и уйти. Перед глазами часы и закатанные рукава его рубашки. Мужчина поддерживает, помогая встать:

— Вы в порядке?

— Да, все хорошо, — отпускает меня, и еще раз извиняется. Делает пару шагов в сторону площади, с которой я пришла, и резко останавливается.

— Спешите? Я хотел пообедать, но здесь слишком много туристов. Подскажете хорошее местечко, для местных? Обещаю никому не рассказывать о нем, если не хотите видеть других туристов, — улыбается он. Теряюсь от такого вопроса. Какое место назвать? И почему он вообще спросил меня?

— Секунду, — точно, как я сразу не додумалась! — Знаю одно местечко, оно хоть и туристическое, но местные там тоже едят. Минут пятнадцать отсюда. Подойдет?

— Вполне, — подходит он, а я быстро диктую ему адрес того самого кафе на соседнем с моим домом перекрестке. Он забивает его в смартфон. Пара секунд, и маршрут построен. Убедившись, что это именно то кафе, рядом с моим домом, собираюсь идти дальше.

— Постойте, — протягивает мне визитку. — Никогда не знаешь, когда пригодятся контакты незнакомцев.

Люк Клеман, маркетолог. А впечатления подобного не производит, скорее похож на юриста или банкира в отпуске. Но может, мужчины его возраста во Франции так и выглядят. Интересно, сколько ему? На вид лет сорок, но я никогда не могла адекватно определить возраст людей.

— Спасибо. Я Адель, — мужчина улыбается, но не разговор не продолжает. Только прощается. Разворачиваюсь и уже спокойно бреду все к тому же зданию со шпилем. А на краешке сознания появляется ответ, почему он все-таки решил спросить именно меня. Принял за местную.

На душе стало сразу легко, и смех не удается сдержать. Он решил, что я местная! Что француженка. Ну может и нет, но что я — часть этого города, так точно. Мне становится весело, словно девчонке, чья шалость удалась. Подхожу к стене ближайшего дома и чуть дотрагиваюсь до теплого, будто ожившего под солнцем, камня в стене: «Салют, мой новый дом. Вот мы и познакомились».

Я знаю, что предстоит долгий период адаптации в новом месте. Что мы будем узнавать друг друга и искать место для меня в его размеренной жизни, в тонком переплетении прошлого и будущего. Но что еще важнее –верю, что, спустя годы, буду помнить то, что сейчас чувствую. Благодарность за то, что он принял меня. Что дал с помощью этого Люка знак: теперь я — его часть. И острота этого узнавания останется со мной. Подарок от города в честь знакомства.

Делаю глубокий вдох, продолжаю шагать по тротуару, наслаждаясь уже знакомым запахом меда и нагретого солнцем камня. Здесь я найду свое счастье. И это будет мой ответный подарок. Обещаю.

Глава 4

Рывком сажусь на кровати. Несколько невыносимо долгих секунд пытаюсь понять, где я, и что здесь происходит. Сердце часто колотится. Темно. Через пару секунд вспоминаю, почему я не в своей московской квартире. Точно. Переезд.

Беру телефон. Четыре часа утра. Сажусь на кровати, пытаясь глубоко дышать. Все в порядке, просто плохой сон. Через пару минут дыхание приходит в норму, но спать не хочется. Иду на кухню, не включая свет — в утренних сумерках и так видно очертание предметов, а больше мне и не нужно.

Сыплю прямо в чашку травяной чай. Производитель уверяет, что это особый успокаивающий сбор, который подарит вам спокойствие и крепкий сон. Все равно торопиться завтра некуда, можно обойтись им, без успокоительного. Точнее, сегодня. Нужно будет узнать, какие лекарства здесь отпускаются без рецепта. Просто на всякий случай.

Медленно пью ароматную воду — язык не поворачивается называть это чаем. Наверное, нужно написать днем Анне, договориться о сеансе. Но не хочу. Я благодарна ей за поддержку и работу, которую мы делали этот год, но хочу оставить все прошлое в прошлом. Тем более, глупо возвращаться к снам, когда мы говорили о них в самом начале. Это просто реакция на яркие впечатления. Для психики переезд — стресс, даже если я ему безумно рада.

Но не могу в это верить. Есть что-то странное в этом автомобиле, который мне снится. Я знаю, что он разобьется. В такой дождь и на такой скорости. Но что-то в нем не то. Мне кажется, я знаю его лучше, чем любой другой — марка, обивка, панель, ручки, рычание мотора — абсолютно все. Я была у него за рулем. На пассажирском сидении. На заднем сидении. Видела со стороны. Наверное, так и должно быть. Это тот автомобиль, в котором мы были во время аварии. Поэтому он так врезался в память. Это объяснение устраивает Анну, но не меня.

Меня смущает, что он появился, такой знакомый, неизменный ото сна ко сну, только недавно. Разве эти сны не должны были быть со мной еще пять лет назад? Да, может быть, психика только сейчас стала ассимилировать те переживания. Но каждый раз он оставляет это чувство — не страх от приближающейся аварии, а смесь недоумения, душевной боли и чего-то еще, слишком сильно напоминающего вину и стыд. И я не готова говорить с Анной об этом.

Также, как не готова говорить о мужчине, которого вижу в этих снах. Просто силуэт, я не могу определить ни его возраст, ни внешность, но почему-то чувствую, что он не похож ни на кого из тех, кого знаю. Анна наверняка скажет, что это просто фигура, отражающая теневую сторону моей личности или какие-то вытесненные процессы. Спросит, что я ощущаю от его присутствия. Но я правда ничего не чувствую! Только мне почему-то не дает покоя и он. Не как напоминание о прошлом, а как головоломка.

Нужно вернуться в кровать. Утром придет Оливия. Можно, конечно, прикинуться нездоровой или что-то в этом духе, если она вновь начнет выпроваживать меня из квартиры. Но после того, как вчера меня приняли за местную, кажется, я начала втягиваться в эту маленькую авантюру. Всегда любила француженок. Загадочные, красивые, уверенные в себе. Они для меня — символ свободы и того самого счастья, которое мы строим своими руками. По крайней мере, всегда ими казались. После переезда все больше склоняюсь к мысли, что и здесь, и в любом другом месте мира люди — это просто люди. Среди них есть те, кто соответствует этому стереотипу, есть те, кто полностью ему противоположны. А есть те, кто просто живет. И ты сразу не поймешь, соответствуют они твоим предположениям, или нет.

На середине рассуждения эти мысли обрываются, я просто поворачиваюсь на другую сторону и, наконец, засыпаю.

— Я говорила, что нужно еще немного попрактиковаться, и освоишься, — Оливия вертит в руках визитку Марка, пока я рассказываю об этом забавной ситуации.

— У него же нет моих контактов. Наверное, нужно написать или позвонить, чтобы у него они тоже были, — замечаю я, протягивая ей чашку с кофе.

— Зачем? Он приятный и ты хочешь с ним пообедать, или похож на того, кому может понадобиться перевод на русский? — Если я что-то и поняла об Оливии, так это то, что ответ «это было бы вежливо» не относится в ее мире к правильным и разумным причинам. Собственно, также, как и ответы «мне было его жаль», «мне было неприятно отказывать» и подобные им. Она во всем ищет личный мотив. Зато причина «я так захотела» для нее — весьма разумная и не подлежащая обсуждению. Захотела — можешь делать.

— Я хочу чувствовать, что обрастаю связями и знакомствами. Даже если он мне никогда не напишет, и я ему тоже, будет казаться, что эта связь есть, — попыталась объяснить свои чувства.

— Но ее не будет. Пока у тебя есть визитка, а у него — ничего, ты можешь в любой момент сделать звонок. Потому что она вроде контакта «до востребования». Но если ты переведешь это в связь, но не станешь поддерживать, эта связь истлеет. Однажды ты захочешь поужинать или тебе понадобится его помощь — а попросить ее уже будет неловко, потому что вы слишком долго не общались.

Оливия протягивает мне визитку, я просто кладу ее на стол. Какое-то время мы молча пьем кофе, глядя на этот клочок картона. Наконец, она прерывает молчание:

— Просто подожди пару дней. Судьба без тебя разберется, как лучше. Не торопи ее.

— Спасибо, — какое-то время я сижу молча, а затем решаюсь задать вопрос, который не дает мне покоя:

— Я вас не обременяю своими беседами? Наверняка, у вас есть и другие дела.

— Есть, — она смотрит мне в глаза и улыбается. — Если ты забыла, я сама предложила завтракать вместе. Если тебе наскучила моя компания — скажи прямо.

— Нет, конечно. Просто мне неловко, что я могу злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Мне кажется, мы с тобой — взрослые люди. Если я не захочу это продолжать, то скажу тебе. То же можешь сделать и ты. И, как ты заметила, я ничего не предлагаю из вежливости. Так что я действительно надеялась, что ты согласишься на наши встречи.

— Хорошо, — и, подумав, добавляю. — Извините, если вас обидел этот вопрос.

Она наклоняет голову и какое-то время рассматривает меня, словно поверх воображаемых очков. Затем улыбается и кивает:

— Все в порядке, не извиняйся. Просто у меня самой только сын, а ты напомнила одну девушку, с которой мы были знакомы несколько лет назад. Так что мне самой это в удовольствие.

Она встает, отставляя чашку. Я иду провожать Оливию.

— Вы с ней больше не общаетесь? — Оливия вновь поглаживает котенка, отвернувшись от меня. Затем смотрит в зеркало, улыбается отражению и отвечает:

— В какой-то момент наши пути разошлись. И продолжать общение было не разумно. Но я точно знаю, что у нее все в порядке. Думаю, ты меня понимаешь.

И подмигивает. Скорее не мне, а своему отражению. Иногда мне кажется, что Мэри Поппинс писали с ее близкой родственницы. Создает впечатление женщины, которая знает абсолютно все и обо всех.

Глава 5

— Ты просто обязана прийти на ее вечер, — объясняет мне Марк, вытирая с соседнего стола. — Сибилл особенная. Сама пишет тексты песен. Когда поет, кажется, будто это про тебя. Как будто она узнала твои самые темные секреты и теперь рассказывает их со сцены.

— Звучит жутковато, — протягиваю ему бокал, он отходит к стойке и возвращается с полным. Пробую — вино легкое, кисловатое, с легким яблочным ароматом. Наверное, нужно записаться на курсы сомелье — всю жизнь мечтала разбираться в винах.

— Это только звучит. На самом деле, трогательно. И заставляет задуматься, — Марк хмыкает, здоровается с вошедшей пожилой парой и уходит принимать у них заказ. Сижу перед тарелкой с сыром, пью вино и жду его возвращения. Все-таки, Оливия права — нужно почаще общаться с людьми. Обязательно приду завтра на вечер.

— Приходи пораньше, спрячу тебя вон в тот угол, — парень кивает на небольшой столик с двумя креслами, окруженный кадками с пальмами.

— Зачем меня прятать?

— Ну как? Посидишь, посмотришь на других, не привлекая к себе внимания. Прости, но на кандидатку в местные звезды ты точно не тянешь, — с одной стороны, так оно и есть. С другой — услышать подобное обидно.

— Не дуйся, и не торопись. Сейчас накормим чету Фертье, и можно закрываться. Я тебя провожу.

— Я же сказала, что живу рядом. Мне кафе с балкона видно, дойду сама, — отмахиваюсь я.

— Как хочешь. Говорю же, не из разговорчивых, — Марк пожимает плечами. А я понимаю, что натворила. Настоящая француженка наверняка бы согласилась, еще специально сделала пару крюков, чтобы эта история превратилась в свидание. А я все испортила.

Встаю, расплачиваюсь за ужин, прощаюсь с Марком и ухожу. То ли я не умею быть счастливой, то ли так действует местное вино. Кажется, я никогда не стану здесь своей — чужая, пуганная. Мне никогда не понять этих людей, открытых, простых и душевных. Между мной и этим городом — стена из стекла и бетона.

Навстречу идет парочка молодых людей. Они о чем-то болтают, смеются. На шее у нее — фотоаппарат, у него на спине — небольшой рюкзак. Сразу видно, что туристы. И все-таки, они такие легкие и светлые, как этот город. Они здесь гораздо больше «дома», чем я. Зря все-таки затеяла всю эту историю с переездом. Люди говорят правильно — от себя не убежишь. С другой стороны, менять одну съемную квартиру на другую — невелика разница. Может, я этим всю жизнь и занимаюсь — бегаю от себя? И то, что произошло тогда — это просто законный повод продолжать это бегство?

— С вами все нормально? — девушка останавливается передо мной, и смотрит прямо в глаза. Киваю, а затем понимаю, что ее лицо будто расплывается в моих глазах. Это все вино?

— Вы плачете. Точно не нужна помощь? — смахиваю слезы, и рассматриваю ее. Невысокая, ниже меня почти на голову. Миниатюрная брюнетка, с каре, черными стрелками и красной помадой. Именно таких девушек и рисуют на обложках книг о Франции. Только одета она в белую футболку, заправленную в джинсы. Через плечо перекинута небольшая сумочка, на руках — кожаные браслеты. И кроссовки белые.

— Все в порядке. Просто день был тяжелый, — отмахиваюсь я. Хотя день, на самом деле, был прекрасный, пока я его не испортила. Оливия познакомила нас с Марком, я съездила на экскурсию в особняки и купила прекрасное изумрудное платье в местном торговом центре. Но лишь пара случайных фраз и непрошенные мысли смогли все это перечеркнуть.

— Хорошо, — незнакомка отступает, делает пару шагов, обгоняя меня, а затем снова оборачивается. — Уже поздно. Дойдете до дома?

— Спасибо, — киваю. Она милая, но мне сейчас нужно побыть одной. Разобраться со всем этим безумием, что творится в сознании.

Смотрю ей вслед и ловлю себя на все том же сожалении, которое появилось, когда я отказалась от предложения Марка. Это похоже на интерактивную историю. Сейчас можно сделать выбор и открыть секретную сцену, или пойти дальше по сюжету и так не узнать о ее существовании. Меня не оставляет чувство, что каждый раз я иду по второму пути. Но ведь в жизни не бывает чудес и секретных бонусов?

Сказала та, что переехала в город с метафорической карты.

Зажигаются фонари, и в городе вновь появляется некая особенная магия. Я сворачиваю в переулок и иду домой, ни о чем не думая, просто наслаждаясь душой города, открывающейся в мягком свете фонарей. Здесь есть и освещенные площадки, и яркие, открытые, людные даже ночью площади. И таинственная тьма, скрывающая здания, повороты и целые переулки.

Мне немного не по себе гулять в темноте. Но здесь я могу себе это позволить — читала хронику преступлений. Безопасный город, спокойный, не смотря на туристов. Работа жандармерии организована четко и слажено, а сами они — адекватные и спокойные люди. За последние пару дней мне довелось достаточно пообщаться с ними, узнавая дорогу.

Люблю гулять ночью. Всегда любила. Но одна чувствовала себя небезопасно, поэтому старалась найти себе компанию. К сожалению, когда вы уже не подростки, это сделать сложно. Романтика уступает место бытовухе — каждому завтра нужно на работу, сегодня — провести вечер с семьей или партнером. Не каждый способен прогулять до трех ночи, а потом встать в шесть утра. А кто способен, тот точно не тратит время на пешие прогулки. Для них есть бары и клубы.

Это еще одна причина, по которой последние месяцы так жадно ждала переезда. График стал свободнее, оказалось, что я — не просто измученный жаворонок, а самая настоящая сова. И тогда стало еще острее ощущаться, насколько мне не подходил тот город. Место, где нельзя делать то, что любишь больше всего в мире, не рискуя попасть в историю.

А здесь я свободна. Возможно, я пока не научилась быть счастливой, но этот город дает для этого все возможности. Здесь есть безопасные, спокойные улицы, звезды на небе и огни фонарей. Мне кажется, для счастья вполне достаточно. Нужно только приложить усилие.

Подхожу к дому. Ловлю себя на мысли, что надеюсь увидеть Марка, дожидающегося у двери. Наверное, нужно меньше читать любовные романы. Естественно, никого нет. Это жизнь, а не мелодрама. Но из всех жизней она вполне сносная.

Поднимаюсь к себе и, не раздеваясь, сажусь на балконе. Ветер перекидывает волосы на лицо. Нужно найти парикмахерскую — привести себя в порядок. Смотрю на закрытое кафе, думаю о сегодняшних встречах и засыпаю.

Глава 6

Мой данный самой себе отпуск подошел к концу. Сижу на балконе с ноутбуком на коленях и пытаюсь сохранить при переводе на русский стиль автора — легкий, будто между строк сияет солнце, а в словах сквозит аромат игристого. Мне нравится этот молодой французский писатель тем, что он не пытается сделать свои романы глубокими, сыграть разом на всех струнах человеческой души или наполнить их символизмом — просто рассказывает светлые, теплые истории. Без трагедий и драматизма. Легкие, оставляющие ощущение прогулки по весеннему лесу и веру в настоящее, которого нам так хочется.

Под балконом слышны гул голосов прохожих и жужжание моторов автомобилей. Взвизгивает мотоцикл. Отпиваю остывший кофе и возвращаюсь к работе. Снова оживляю в памяти образы, окунаюсь вглубь истории, чувствую все вкусы и запахи, а затем описываю их — так же, как делает это автор, только на другом языке. Прислушиваюсь к музыке из соседнего дома — видимо, у кого-то из соседей есть пианино. Снова ныряю в переплетение слов.

В папке сохранены еще несколько серьезных документов, но дедлайн позволяет вернуться к ним попозже. А пока я воплощаю собственную сказку, и не хочу возвращаться к таким прозаическим вещам, как учебные пособия и научные статьи. Пусть эта история задает настроение моей.

Звонит телефон. Одна из прежних знакомых. Сейчас я возьму трубку, выслушаю, насколько у нее не удалась жизнь, как мне всегда везет и как несправедлива судьба. А еще упреки из-за того, что не отвечаю на ее сообщения, где она жалуется на жару в Москве. От одной мысли об этом разговоре чувствую себя усталой и грязной. Нет, не хочу. Все, значит, все.

Возвращаюсь к тексту, но внутренний раздрай мешает окунуться в прежний поток. Понимаю, что на сегодня он потерян. Смотрю в угол экрана — почти четыре часа перевода с перерывами лишь на то, чтобы налить новую чашку кофе. Видимо, ресурс исчерпан. Проматываю документ в начало, начинаю корректировать уже написанное.

Еще часок, и можно пройтись. И прогуляюсь, и куплю продукты и постельное белье. Надеюсь, у них есть кремовое. А там и вечер. Импровизированный концерт Сибилл, на который вчера приглашал Марк. Внутри меня будто маленькая девочка нетерпеливо подпрыгивает, пока взрослые помогают распаковать подарок. Нужно только прийти пораньше, чтобы занять тот уютный уголок…

В кафе еще ужинает группа туристов вместе с девочкой-гидом, но табличку с тротуара уже убрали. От кассы и барной стойки слышатся приветствия, здороваюсь в ответ, придерживая дверь. Делаю шаг в угол, из которого планировала смотреть концерт, и вижу куверт «зарезервировано». Как так?

— Салют, ты вовремя, — проходит мимо Марк, с двумя тарелками мороженого. Ставлю сумку на ближайший столик, и отодвигаю стул.

— Ты чего?

— Я поняла, что не успела. Ничего страшного, — демонстрирую улыбку, но все равно грустно. Нужно было выйти раньше!

— В следующий раз подпишу имя, — парень выглядит раздраженным и отходит к желанному столику, забирает куверт. — Иди, садись.

— Спасибо, — не поднимаю глаза, чувствую, как шея начинает гореть. Неловко. Но я ведь не думала, что он зарезервировал место для меня. Хотя, это вроде кафе его семьи. Наверное, он может исполнять свои небольшие капризы. Вспоминаю его фразу «в следующий раз», и становится веселее. Улыбаюсь.

Он сам приносит картонку меню:

— Выберешь — позовешь Люси, я пойду помогу с колонками, — Марк остается стоять рядом, и мне приходится поднять глаза. С серьезным лицом ловит мой взгляд, а через пару секунд медленно улыбается, самыми краешками губ. А затем — все более широко и открыто. Вокруг глаз собираются лучики. Чувствую, что сама улыбаюсь, а на душе становится легко.

— Всегда работает, — кивает он. — Следи за вторым креслом и не бери попутчиков, я тоже здесь сяду.

— Хорошо, — киваю. Беру меню и выбираю красное вино и шоколадно-мятный бисквит. Да, будет странно и сладко. Но не могу выбрать что-то одно. Машу блондинке с бейджиком. Подходит и принимает заказ.

— Марк будет здесь? — зачем-то спрашивает она. Лицо абсолютно спокойное, скорее наоборот, с легкой улыбкой. Киваю. И получаю ответ на свой немой вопрос:

— Он попросил принести ему ужин за этот столик. Но я решила уточнить, чтобы не было недоразумений.

— Спасибо, — она действительно профессионал. Смотрю, как гид собирает и пересчитывает свою немногочисленную группу. Дает инструкции на английском. Судя по сотне «morning» и «tomorrow», речь о планах на завтра. Этот язык я знаю весьма поверхностно, но, если бы они стояли ближе, разобралась бы, о чем речь.

В это же время зал наполняется местными. Входит вчерашняя пожилая пара. Видимо, они ужинают здесь каждый вечер. Небольшая группа взрослых женщин — судя по тому, как они умудряются общаться одновременно все со всеми, подруги. Семья с детьми-подростками. Видимо, это как раз те соседи, у которых дома есть пианино — и мальчик и девочка выглядят аккуратно и спокойно, видно, что привыкли быть во взрослой компании. Моих ровесников не так много, и в основном это пары. Радуюсь, что сижу в стороне — кто-то бросает заинтересованные взгляды, но в целом, меня воспринимают, как туристку.

Люси приносит бутылку вина вместо заказанного бокала, мой бисквит, а еще большой стейком, картофельный салат, сытность которого я оценила даже на взгляд и сырную тарелку. Расставляет все на столе, затем беззвучно ойкает и извиняется:

— Бокалы. Сейчас принесу.

— А вино?

— Марк попросил бутылку того, которое ты выберешь.

— Хорошо.

Кажется, я никогда не произносила это слово столько раз за полчаса. Провожаю взглядом Люси, и успеваю заметить Оливию. Она тоже видит меня:

— Была уверена, что в последний момент ты струсишь и не придешь, — подходит она ко мне. Кладет кисть на соседнее кресло. Оглядывает стол. — Голодная?

— Это Марка, — почему-то мне неловко это говорить.

— Понимаю, он весь день на ногах. Тогда найду другое местечко. Хочешь со мной, познакомлю с кем-нибудь?

— Не сегодня, — пока не готова, хочу привыкнуть, посмотреть, как эти люди общаются. Мне всегда важно сначала присмотреться, чтобы ненароком не нарушить какие-либо негласные правила.

— Хорошего вечера. Если передумаешь, подходи, — кажется, упоминание Марка удивительным образом успокаивает мою квартирную хозяйку, будто с ним я под присмотром и точно буду в порядке. Хотя, по факту, так оно и есть.

На небольшом полукруглом подиуме установлен микрофон, рядом на полу — колонки. Из-за разговора с Оливией не успела увидеть, как вошла Сибилл, а теперь беседующая пара людей закрывают ее от меня.

Наконец, они расходятся. Вижу ее. Кажется, это называется когниктивный диссонанс. Марк рассказывал мне об удивительной, мистической девушке, почти ведьме, которая проникает в душу. Я и представляла себе бледное, утонченное создание в готическом платье в пол, может даже с вуалью и непременно помадой насыщенного винного цвета и драматическими ресницами-паучками. Может, она еще не подошла?

Но девушка подходит и пальчиком пробует микрофон. И я понимаю, что это действительно она. Та незнакомка, которая вчера спрашивала, не нужна ли мне помощь. В тех же джинсах-бойфрендах, белой футболке и поясной сумке. Правда, помада у нее ярко-алая. Но в остальном это та простая девушка, которая вчера искренне беспокоилась, все ли у меня хорошо. И это — та самая мистическая поэтесса Сибилл, о которой восторженно отзывались и Марк, и Оливия.

Марк ставит позади микрофона барный стул, не стену облокачивает акустическую гитару. Опускаю глаза на нетронутый бисквит. Бокалов по-прежнему нет — Люси бегает между другими столиками, принимая заказы.

— Я вернулся, — улыбается парень, пододвигая кресло ближе к моему. — Конечно, не культурно так наедаться, когда перед тобой человек выступает в живую, но Сибилл меня прощает.

Он садится, берет приборы, пододвигает тарелку и останавливается:

— Пьем по очереди, из горла?

— Люси забыла бокалы, пошла за ними и…

— И с концами, понял. Сейчас принесу.

Через пару минут он возвращается с бокалами, открывает вино и наливает нам.

— Хороший выбор, — пробует и кивает мне. Затем приступает к ужину. Я продолжаю тихонько ковырять свой бисквит и понимаю, что нужно было взять что-то более сытное или объемное, чтобы растянуть на весь вечер. Марк поднимает взгляд и внимательно смотрит на меня. Затем пододвигает салат ко мне:

— Попробуй. За приборами не пойду, но у тебя еще ложка чистая. А сыр на двоих.

— Читаешь мысли?

— Я же официант. Видеть голодные глаза — моя обязанность. Только решайся быстрее, а то сам все съем.

В первую секунду хочу отказаться, но вспоминаю, как сожалела вчера, и с радостью соглашаюсь. Быстро съедаю почти треть — салат и правда очень сытный, с картофелем, мясом и грибами. Только холодный, но может, он таким был сразу.

— Спасибо, — отодвигаю тарелку и возвращаю к себе десерт.

— Пожалуйста. С десертом можешь не торопиться — вечер длинный.

— Кстати, когда все начнется.

— Через три минуты, как и положено, — ныряю в сумочку за телефоном. Действительно, еще не время. Наверное, показалось, что все затягивается, потому что пришла за час. Возвращаюсь к десерту.

Гул голосов резко замолкает. Тишина. Поднимаю глаза — Сибилл стоит на сцене с микрофоном в руке. Откладываю вилку, и вся превращаюсь во внимание. Мне по-прежнему не верится, что это — та самая, удивительная и мистическая поэтесса. И тут происходит превращение. Она закрывает глаза, делает вдох. А затем смотрит. Безумно, и в то же время максимально осознанно. Медленно переводит глаза с одного на другого, ловит взгляд каждого. Доходит до нас. На секунду перестаю дышать. Мурашки. Словно и правда ведьма. И тут слышу ее голос, она начинает читать стихи, не отводя от меня взгляд:

Мы полюбили тени от людей,

И след ноги на гальке и песке.

И фотографии давно минувших дней

Как память о прижившейся тоске…

Она говорит обо мне! Я чувствую это. Это не может быть ложью. Это я когда-то любила. Это я храню и лелею воспоминания. Это мое сердце каждую секунду сжимает тоска по той огромной любви, которая была раньше. И которой больше никогда не будет. Она смотрит на меня, но я ее почти не вижу. Как вчера. Все будто в тумане. Слезинка стекает по щеке, и мир становится четче.

Ее голос затихает. Кажется, я не дышала. Люди апплодируют. Мои руки тоже ударяются друг о друга, но будто самостоятельно. Чья-то ладонь на плече. Поворачиваю голову, но будто не узнаю человека. Словно все это — сон, мираж, химера. Словно только что мне показали кусочек чего-то большего.

— Адель, ты в порядке? — шепчет Марк, чуть сильнее сжимает плечо. Несколько секунд. Вспоминаю, где я, и что происходит.

— Просто слишком много эмоций, — киваю я.

— Воды? — качаю головой. Нет, пара минут, и снова в норме. Сибилл нашла видимо новую жертву, потому что я слышу чарующий сильный голос, хорошие стихи, но прежнего магического эффекта больше нет.

— Если будет что-то нужно, ты скажи, — приобнимает меня за плечи и шепчет на ухо Марк. Киваю. Он садится как прежде. Делаю глоток вина. Тепло разливается по телу, и я окончательно возвращаюсь в реальность. Только эта строчка заела в сознании — «мы полюбили тени от людей…”, «тени от людей…”. Что-то в этих словах не дает мне покоя. Будто это ключ к шифру.

Но вскоре и это чувство проходит, и мне наконец удается расслабиться, и даже списать этот эпизод на излишнюю впечатлительность из-за переезда. Видимо, действительно отвратительно переношу стресс. Остаток вечера проходит спокойно — еще примерно час Сибилл читает стихи, затем берет гитару, садится на барный стул на сцене, и исполняет еще и пару песен. В отличие от стихов, они очень легкие, теплые и вселяющие надежду. Кажется, в кафе становится светлее. Интересно, это простой мотив так меняет эмоциональный фон или то, что поэтесса больше не смотрит на нас, а целиком сосредоточилась на своем инструменте. Хотела бы найти мужчину, который смотрел бы на меня с таким же трепетом, как она на свою гитару.

— Спасибо всем, что поддерживаете мое творчество! — заканчивает она выступление. Это больше не ведьма, устраивающая перед нами шоу, а та сама девушка с улицы. — Следить за ним можно у меня на страницах в соцсетях. Там же — реквизиты для донатов.

Пара человек подходит поговорить с ней, но большинство бросают искреннее «Спасибо» и выходят из кафе. Вижу и Оливию, решаю присоединиться к ней, встаю с места.

— Подождешь? Нужно все убрать, — останавливает меня фраза Марка. Бросаю еще взгляд на квартирную хозяйку — она уже беседует с пожилой парой. Видимо, они тоже уходят. Поворачиваюсь к парню:

— Хорошо. Тебе помочь?

Пару секунд он недоверчиво смотрит, а затем соглашается:

— Хорошо, помоги Люси отнести посуду на кухню.

Начинаю с нашего столика. Складываю тарелку одну в другую, как за спиной появляется официантка:

— Нет-нет, я сама, — пытается забрать у меня посуду. Глаза испуганные, видимо, боится, что это из-за забытых бокалов.

— Все в порядке, Марк разрешил помочь, — улыбаюсь я. Девушка тут же расслабляется:

— Ааа… Да, вдвоем быстрее. А то он сам технику собирает. Посуду отнесешь в раковину, и захватишь на кухне поднос, чтобы удобнее было.

Кафе небольшое, так что убрать всю посуду удалось достаточно быстро. На кухне еще кипит работа, но Марк отпускает Люси домой, сказав, что с кассой разберется сам. Она тепло прощается со мной, благодарит за вечер Сибилл, обнимает Марка, на минуту заходит в подсобку, а затем буквально выбегает из кафе в простом фиалковом платье. Видно, что спешит к кому-то, по ком успела соскучиться.

В зале остаемся только мы трое. Марк отходит к кассе, Сибилл убирает гитару в чехол. И тут смотрит на меня:

— Ты вчерашняя девушка, — улыбается. Подходит и протягивает руку. — Я — Сибилл, можешь звать меня просто Сиб. Рада, что у тебя действительно все хорошо.

— Спасибо, — чуть сжимаю ее ладонь. — Понравились твои стихи, особенно первое. Очень впечатлило.

Девушка отводит взгляд, накрывает мою ладонь своей второй рукой, будто утешая. Глубоко вздохнула. Видимо, приняв какое-то решение, смотрит мне прямо в глаза:

— Это была импровизация, — и пока я не осмыслила происходящее, она быстро-быстро продолжает. — Понимаешь, когда я выступаю, у меня получается войти в какое-то особое состояние. Я раньше училась гипнозу — это что-то похожее, ты сначала вводишь в транс себя, а потом всех остальных. И иногда я смотрю человеку в глаза и рифмы приходят сами. Я как будто читаю то, что происходит у них в душе. Так было сегодня с тобой. Я что-то почувствовала и просто начала говорить то, что приходило в голову. Марк уже отчитал меня за то, что напугала тебя. Прости, я правда не хотела. Просто я верю, что если эти слова приходят, то человеку очень важно их услышать. Еще раз прости.

— Конечно, — отзываюсь я, все еще пытаясь переварить услышанное. И вдруг до меня доходит:

— Я хотела прочитать его еще раз, но оно ведь не написано. Значит, я не узнаю, что там было? Вдруг что-то важное?

— Мы вели прямой эфир, он сохранен. Я тебе его перепишу и пришлю, только добавь меня в друзья, — улыбается.

— Спасибо, — после чего мы прощаемся, девушка обнимает Марка, а затем, уже в дверях, оборачивается ко мне:

— Знаешь, если судить по моему опыту, те слова, которые ты запомнила –и есть самые важные.

— Я подумаю над этим.

Пока мы говорим, Марк уходит на кухню, а затем возвращается уже в клетчатой рубашке вместо форменного поло и спрашивает:

— Ну что, идем?

— Идем.

Глава 7

Марк предложил немного прогуляться по городу, и я согласилась. Глупо ждать двадцать минут, чтобы в итоге разойтись за две. Уже некоторое время мы идем молча, каждый думая о своем.

— Извини, что не предупредил насчет Сибилл. Не думал, что она зацепится за новенькую, — продолжает идти, но смотрит на меня.

— Все нормально. Это я слишком эмоционально все восприняла, — отмахиваюсь. И тут понимаю, что, по сути, ничего серьезного не произошло. А такой всплеск эмоций мне даже понравился. — Вообще-то, было здорово.

— Ну рад, если так, — убирает руки в карманы и кивает головой вправо, предлагая свернуть. — Только выглядела ты не очень счастливо.

— А как?

— Стеклянная какая-то. Как будто в шоке.

— Я и была в шоке. А с тобой она делала что-то подобное?

— И да, и нет. Они читала, но как другим сегодня — то, что уже было написано.

— На что это похоже?

— Как гипноз. Точно не знаю, но описывают что-то похожее. Как будто в трансе, и чувствуешь и видишь то, о чем она говорит. Но все равно жутковато.

— Вы с ней друзья? — вспомнила, как перед уходом она обнимала его. Да и Люси тоже.

— Да, знакомы больше года. Она пришла к нам в кафе, пару раз пообедала, а потом попросила администратора. Думал, что-то с едой напутали. А она сказала, что поэт, ей нравится это кафе и нужна площадка для выступлений. Мы тогда ничего подобного не делали, но решили попробовать. Она и знакомых музыкантов начала к нам приводить. Потом начали и из соседних городов приезжать, местные гастролеры. У них что-то вроде творческого сообщества. Выступают за донаты, но у нас большинство — люди взрослые, и активности такие любят и поддерживают. Так что все довольны.

— Тебе здесь нравится?

Некоторое время Марк молчит. Думаю, он уже и не ответит, когда слышу:

— Сейчас да. Нужно было время, чтобы это понять.

— А сначала?

— Чувствовал себя чужим. Когда родители сказали, думал, это классное приключение. Не понимал, что это насовсем. Когда приехал, здесь все было по-другому — и язык, и жизнь. И кафе наше совсем не похоже на те, в которых я подрабатывал раньше. Все какое-то маленькое и спокойное. Надеялся после школы сбежать обратно в Калифорнию, поступить в колледж на что-нибудь, связанное с ай-ти, основать стартап ко второму курсу. А в итоге — менеджмент в сфере ресторанного бизнеса. Но сейчас понимаю, что здесь здорово. По-другому, но здорово. Пару лет назад слетал в Калифорнию, на свадьбу к другу детства. А там все чужое. Видимо, я уже всей головой местный.

Мы сворачиваем на мою улицу, когда он заканчивает рассказ. Не хочется расходиться. Мне так давно не хватает того, с кем можно говорить о том, что происходит. Кто все понимает. Видимо, сказывается плохое освещение — спотыкаюсь, он быстро подставляет руки. Восстанавливаю равновесие.

— Спасибо.

— Повезло, у меня реакция хорошая. В детстве играл в бейсбол. А ты?

Опускаю голову и смотрю под ноги. Главное, чтобы не на него. И вдруг внутри поднимается знакомый жар. Горит в груди, шея, уши, лицо. Становится тяжело дышать. Не могу молчать. Не хочу. Не сейчас:

— Я почти ничего не помню. Помню лошадей. Бадминтон. Кукол и комнату, целиком заваленную цветными лоскутками. Потом как подростком шила себе платье. Как плавала, тоже помню. Не в бассейне, а в открытой воде. Мне кажется, что в море. Но там, где я выросла, нет моря. Может, в детстве речка казалась такой огромной.

— Все может быть. А почему не помнишь? Если хочешь об этом говорить, конечно.

— Пять лет назад попала в автомобильную аварию. Сотрясение мозга, плюс посттравматическое стрессовое расстройство.

— Сочувствую.

— Брось. Могло быть и хуже. Я жива, и главное — обошлось даже без амнезии как таковой. Просто как будто у воспоминаний отобрали детали и эмоции. Помню факты, какие-то размытые картинки, но не помню, что чувствовала. Зато теперь как сумасшедшая — пытаюсь запомнить каждую эмоцию, каждую деталь. Особенно, когда встречаюсь с кем-то или чем-то новым. То, что произошло после аварии, остается ярким. В каком-то смысле компенсирую стершееся прошлое.

— И какие впечатления от нашего города?

— Как будто попала в сказку, в книгу века девятнадцатого. Спокойно и светло на душе. Как когда держишь котенка на руках, только постоянно, — молчу пару минут, а затем смеюсь. — Первое время терялась, что все вокруг с фотоаппаратами, смартфонами и ноутбуками. А дома микроволновка и холодильник. Как будто время перепуталось.

— Интересно. На экскурсии еще не каталась?

— Каталась. А что?

— Жаль. Нужно выходить за пару километров до холма и подниматься пешком. Когда он вырастает перед тобой, впечатляет. Родители меня так водили. Потом мы сами сбегали туда с парнями.

— Нужно попробовать.

— Попробуй.

— А о людях тоже помнишь первое впечатление?

— Стараюсь не запоминать. Каждое знакомство означает, что в твоей жизни становится на расставание больше, а я их не люблю. Ну и обычно с самыми важными людьми как будто не сразу осознаешь, что это твой человек. Сначала не придаешь значения, проходишь мимо или даже разговариваешь, но с уверенностью, что вы больше никогда не встретитесь. А потом вы вновь встречаетесь через какое-то время и понимаете, что это судьба.

— Скучаешь по ним? — смотрю на него, не понимая, о чем речь. — Ну по друзьям, которые остались в России.

— А, это, — правда выставляет меня бессердечным человеком, но я ведь приехала сюда быть собой? Так значит, нужно говорить так, как есть. — Нет. Я благодарна за то, что у нас с ними было, но в какой-то момент будто между нами щелкнули ножницы. Вроде, ничего не произошло, но общаться дальше не было смысла. У них — своя жизнь. У меня — своя.

— А родители?

— Родители… Это сложно. Мы никогда не были близки, и не особо общаемся с тех пор, как я уехала учиться в Москву. У них бизнес, своя жизнь, друзья в провинции. Мы созваниваемся, но я не чувствую от них тепла. Так что мы все равно далеко — без разницы, здесь я, в другом городе России или в соседнем от них подъезде.

— Но вы общались после того, как ты…

— Да. Они приезжали и какое-то время жили со мной. Но я к ним не ездила, да они меня и не звали. Но я не в обиде. Помню, в детстве это были самые теплые и любящие люди в мире…

— Наверное, что-то произошло. Не могут люди так резко поменяться.

— Не знаю, — пожимаю плечами и останавливаюсь перед своим домом. — Может, просто выросла. В конце концов, так и должно быть. Однажды мы вырастаем, и родители отпускают нас из гнезда.

— Плохо себе это представляю, — смеется Марк. — Мои точно не поняли бы такого. Надеются, что передам их внукам сеть кофеен. Ну или одно легендарное кафе, — многозначительно смотрит на меня. От этого взгляда и серьезного тона становится смешно. Он раскрывает объятия, и я с радостью отвечаю на них.

— Адель! Не переживай, ты здесь быстро освоишься, — слышу, открывая дверь. Оборачиваюсь, машу рукой и тихонько кидаю «спасибо».

Снимаю одежду. Душ погорячее. Открываю окна и задергиваю шторы. Проверяю телефон — ничего срочного. Ставлю его на зарядку. Падаю на кровать, прямо поверх покрывала. Слишком много впечатлений за один день. Выбираюсь из дремы и устраиваюсь удобнее, накрываюсь одеялом.

Во сне снова вижу знакомый автомобиль. Сижу за рулем. Несусь мимо полей с лавандой и виноградников. Иногда в окно видны небольшие городки и развалины замков. По радио — песни Сибилл. В держателе — чашка кофе. И впервые за долгое время все происходит спокойно. Паркуюсь под балконом своей нынешней квартиры. Выхожу из машины. Такая легкость, как будто еще шаг — и взлечу. Понимаю: все, что происходит — правильно. Все будет хорошо. Я дома.

Глава 8

— Спасибо за помощь, — Оливия забирает у меня из рук очередную коробку. Я в ее квартире, на стуле, достаю вещи с антресоли.

— Не за что, всегда рада помочь.

Прошло чуть больше месяца с тех пор, как я сюда переехала. Иногда ловлю себя на мысли, что прошлое — это такой длинный-длинный сон, после которого наконец-то очнулась. Или книга, в которую погружаешься с головой, а когда она заканчивается, некоторое время приходишь в себя и осознаешь, что все произошло с ее персонажами, а не тобой. И вроде все, что в ней описано, будто теперь — часть твоего опыта. И в то же время, это не так.

— Адель, теперь вон ту коробку, справа, — показывает Оливия. Послушно вынимаю тяжелый картонный ящик, и передаю ей. Когда я сюда вошла, это была большая уютная гостинная, немного старомодная, со шкафом цвета дуба во всю стену. Во всю стену — это не преувеличение. Он действительно занимает все пространство от одной стены до другой, от пола и до потолка. Часть полок открытые — на них стоят фотографии семьи Оливии и ее друзей, а также книги. Целая библиотека, в которой перемешаны классика и современность, любовь и документалистика, соотечественники и иностранцы. Такая же пестрая и многогранная, как и ее хозяйка.

— Спускайся, сейчас разберемся с этим, а потом достанем еще, — уходит на кухню и возвращается с ножом для фруктов. Маленький и острый, прекрасно справляется со скотчем на коробке. Аккуратно слезаю со стула, и уже на полу замечаю:

— Ну и хаос мы здесь развели!

Действительно, комната сейчас выглядит так, словно было совершено ограбление или хозяйка готовится к переезду. Дверцы шкафа открыты, вещи брошены на них, на стол, диван, кресла, пакеты и коробки.

— Это точно. Зато потом какие будут простор и свобода. Давно нужно было разобраться со всем этим старьем, — Оливия резко замолкает. Коробка перед ней открыта.

— Что там такое? — подхожу, но она резко встает, закрывает собой коробку.

— Сентиментальные глупости, давай оставим на потом. Хочу сначала разобрать остальное, — это выглядит странно, но я соглашаюсь. Мы разбираем старые лыжные костюмы, винтажные платья, потертые сумки, сувенирные статуэтки, посуду и журналы. Иногда среди вещей попадаются резко отличающиеся по стилю –забытые прежними квартирантами.

— Я собирала их перед тем, как вселить нового жильца. Вдруг среди них есть что-то важное, что хозяева захотят вернуть? А потом как-то забывала выкинуть.

— А здесь что? — открываю небольшую обувную коробку. — Пластинки?! Оливия, у вас есть патефон?

— Да, в правом ящике, — она перешагивает мешок со старой одеждой и достает темно-коричневый потертый чемодан. Отодвигает стопку журналов на угол стола и ставит его там, открывает. Это и есть патефон.

— Давай что-нибудь, — продолжает она возиться с устройством. Вытягиваю верхнюю пластинку и отношу ей. Смотрю как бережно устанавливает пластинку, крутит ручку, затем наклоняется и ставит иголку на какую-то особую точку, которая не отличается от других. Сначала слышно лишь легкое потрескивание. Затем едва слышно, медленно играет пара нот. Замираю, прислушиваясь. Постепенно мелодия нарастает, становится ярче и вместе с тем нежнее. Саксофон! Не американский тягучий джаз, а легкие, мелодичные переливы. Оливия стоит, прикрыв глаза. Закрываю свои. Какая чудесная мелодия.

Какое-то время мы не двигаемся, околдованные ею. Потом начинается другая композиция, более быстрая, тоже саксофон, но под аккомпанемент фортепиано. И комната будто бы преображается — вместо старья я вижу историю. Реликвии, уникальные по своей сути. Становится жаль отпускать каждую из них. Если он не нужны Оливии, может, забрать себе? Ведь ничего подобного тому, что вижу здесь, я не найду больше нигде и никогда.

— Жан Мари Лонде кс, — читаю карандашную пометку на уголке картонки, в которой лежала пластинка.

— Он настоящий волшебник. Француз во всем, — кивает хозяйка, а затем возвращается к той стопке платьев, которую разбирала до этого. Решаюсь спросить:

— А вам не грустно расставаться со всеми этими вещами?

— Расставаться всегда грустно. Со многими из них связаны теплые воспоминания. Но если хранить все, можно не заметить самое ценное.

Сажусь рядом, и помогаю складывать одежду в аккуратные стопки.

— Понимаешь, в прошлом есть удивительные сокровища, которые не должны покидать нашу жизнь просто потому, что появилось нечто более современное. Но кем бы я была, если бы выкинула патефон, когда сын привез мне первый магнитофон? Да, на нем не послушаешь радио, не узнаешь, что сейчас популярно и какие песни слушает молодежь. Но зато можно вечером просто покрутить ручку, поставить иглу на пластинку и перенестись в тот момент, когда мы с мужем слушали его вживую. Наш медовый месяц в Бордо. Это чудо. Сокровище, понимаешь?

Я киваю. Но сейчас каждая вещь кажется мне таким сокровищем, о чем я и говорю Оливии.

— Потому что ты чувствуешь себя, как в музее. Для тебя все здесь пропитано тайной и историей. А для меня это платье — просто что-то, что можно было носить, когда я поправилась после рождения Жана. С не связано воспоминаний, и тогда такие носили многие. Это просто вещь из прошлого. Но она хорошо сохранилась, поэтому убери вон в тот пакет — отнесем в секонд хенд, возможно, кому-то из любителей винтажа оно понадобится.

— Вы так говорите, как будто мы сейчас пойдем выставлять часть вещей на e-Bay, — улыбаюсь я, начиная понимать ее логику.

— Если тебе это интересно. Я предпочитаю просто отдавать их в секонд хенд или ретро магазинчик. А там уже разбираются, что ценно, что нет, и выставляют на продажу или относят в центры помощи.

— На самом деле, не очень. Видимо, от Софи Аморузо я далека. Не люблю возиться с поиском покупателей.

— Зато любишь с текстами? — Оливия внимательно смотрит мне в глаза. Будто подозревает во лжи.

— Я люблю читать. А когда понимаю, что своими переводами дам возможность узнать произведения большему количеству читателей, чувствую себя полезной. Но когда нужно перевести что-то по работе, понимаю, что лингвист из меня отвратительный. Я не плохо работаю с текстами, но страстью это точно не назовешь.

— Тогда почему выучилась на переводчика?

— Не знаю. Иногда мне кажется, что я просто с рождения говорила на французском. Наверное, пошла по пути наименьшего сопротивления.

— Похоже на правду, — кивает женщина скорее своим мыслям, чем в ответ на мою реплику. Затем улыбается, будто берет себя в руки, и спрашивает:

— Хотела бы взять что-то из этого себе? Может, тут есть что-то винтажное, но интересное. Мода ведь циклична. И если что, все можно перешить.

— Спасибо, — порываюсь обнять хозяйку, но для этого нужно перелезть через башню из только что сложенной одежды. Лучше не рисковать.

Еще пару часов мы разбираем одежду, раскладываем ее по мешкам и полкам. Немного памятных, красивых или новых и стильных вещей Оливия повесила в другом шкафу, в спальне хозяйки. Или сложила там же в комоде. Большую же часть мы упаковали до вечера — за ними приедет кто-то из ее знакомых, отвезет в магазин.

Еще раз просматриваю свою стопку — несколько винтажных платьев, оригинального кроя брюки и юбка, ретро джинсы и пара безумно дорогих, но слегка поношенных сумок, которые Оливия не хочет оставлять из-за свободной формы. Оказалось, она — рьяный приверженец жестких форм и четкой геометрии. Для нее даже круглая сумка лучше «этого мешкообразного безумия хипстеров». А мне кажется, что они крутые.

В шкафу в гостинной остаются только те вещи, которым там действительно место — коллекция пластинок, книги, сервиз из безумно тонкого фарфора и другие памятные, раритетные или дорогие Оливии вещи. На одной из полок ставим коробку с фотографиями — нужно купить для них альбом. Патефон занимает прежнее место, потому что ни на одной открытой полке не помещается. На антресоль возвращаются пластиковые прозрачные контейнеры с елочными игрушками, зимней одеждой, лыжи и прочие мелочи.

— Остались финальные штрихи, и мы свободны, — сажусь на кресло и пододвигаю к себе одну из оставшихся коробок, легкую, но объемную, будто от телевизора. Открываю и пару секунд пытаюсь осмыслить увиденное.

— Оливия, а кем вы работаете?

— Работала. Сейчас живу на квартирную плату, — отзывается она, протирая оставшиеся свободными полки.

— Так кем?

— Секретарем, бухгалтером, одно время вела финансы в фирме мужа. А что?

— Не швеей…

Не замечаю, как Оливия подходит ко мне. Это та самая коробка, которую она от меня закрывала. Внутри — разобранный манекен, измерительная лента, ножницы, подушка с иголками и несколько толстых тетрадей.

— Можешь посмотреть тетради, — предлагает она, присаживается рядом. Киваю. Открываю их. Зарисовки одежды. Сочные цвета, оригинальный крой. Много ассиметрии, захлеста и других оригинальных элементов. А главное — все удивительно просто и лаконично. Очень красиво!

— Чье это?

— Одной квартирантки.

— Она очень талантливая. Почему не вернулась за всем этим?

— Видимо, там, куда она переехала, это не нужно, — пожимает плечами женщина. И затем спрашивает:

— Любишь шить?

Я вспоминаю, как подростком много времени проводила за рисованием эскизов и воплощением своих идей. Тогда это было единственной страстью. Не помню, почему бросила это. Наверное, после поступления перестало хватать времени. Пытаюсь почувствовать, любила ли я это. Не знаю. Люблю ли сейчас? Тоже.

— Не знаю, — отвечаю честно. — Давно не брала иголку в руки.

— Судя по тому, что ты сегодня навыбирала, скоро узнаешь. Нужно привнести в это старье стиль и видение, не находишь? Нельзя просто взять вещь из прошлого века, и попытаться носить ее сейчас, не обыграв. Согласна?

— Да, — не могу оторвать глаз от тетради. Марк говорил, что я не стремлюсь ко вниманию. Но эти яркие цвета и смелые формы меня не пугают. Наоборот! В груди поднимается знакомый жар. Последний раз чувствовала подобное, когда переезжала. Почему-то мысль о том, чтобы выйти на улицу в подобном, завораживает.

— Не помните, как звали ту квартирантку? Может, найду ее в сети, вдруг она до сих пор шьет.

— Помню, но это бесполезно. Я точно знаю, что она уже давно не брала иголку в руки.

— Та самая?

— Да.

— А чем она занимается?

— Фрилансит, зарабатывает головой, но не креативом, и не руками, — как-то неопределенно качает головой Оливия.

— Жаль. Одежда потрясающая!

— Тебе нравится, — она пару секунд сидит, чуть нахмурившись, будто вспоминает. Затем быстро ныряет в другую коробку, роется в ней пару минут, а затем достает черный пластиковый для одежды. Расстегивает. Вижу внутри нечто ярко-желтое.

— Держи, это она сшила мне когда-то. Но вкус с годами изменился, сейчас храню его только как память.

Это плащ. Двубортный, чуть ниже колена, приталенный, чем-то напоминает платье. И невообразимо яркий. Сначала хочу отказаться — не думала, что вживую это выглядит так смело. Может, все-таки не мое? Но ведь секунду назад была готова искать ее в сети, лишь бы надеть что-то столь яркое!

— Хорошо, давайте примерю, — забираю плащ, иду в прихожую — там есть зеркало в полный рост. Встаю спиной к нему. Надеваю. Зажмуриваюсь. Считаю до трех, оборачиваюсь. Открываю глаза.

Это не я. И это я. Больше я, чем когда-либо. Но не та я, которой была минуту назад. Делаю шаг к зеркалу. Наклоняюсь, рассматриваю отражение. Как блестят глаза! Улыбаюсь. Такая счастливая! Шаг назад. Поворачиваюсь то одной стороной, то другой. Смотрю через плечо. Со спины тоже красиво. Но дело даже не в красоте. Это я! Это то, какой я должна быть на самом деле. Какой бываю только во снах.

В глазах собираются слезы. Неужели простой плащ может вызвать столько эмоций?

— Выглядит превосходно, — одобрительно кивает Оливия. У нее тоже блестят глаза.

— Спасибо, — шепчу я. И в этот момент понимаю — научусь. Вспомню, как держать иголку. Если у той девушки жизнь сложилась как-то иначе, это не значит, что я не смогу носить всю эту красоту. В конце концов, она бросила эти рисунки. Почему мне не воспользоваться ими?

— Оливия, можно я заберу ту коробку для шитья? Хочу вспомнить, что умею.

— Конечно, — кивает хозяйка, подходит и порывисто прижимает меня к себе. Быстро отпускает.

— Рада, что тебе нравится, — в ее глазах стоят слезы. Может, вспоминает ту девушку. А может, что-то другое, связанное с этим плащом.

— Кажется, я поняла, что вы говорили о сокровищах, — снимаю, отношу в гостиную и бережно складываю подарок в швейную коробку.

— Хорошо. А теперь отнеси это к себе, и возвращайся, поможешь перенести пакеты в прихожую, — кивает Оливия. Замечаю, как она открывает маленькую коробку с надписью «хрупко». Подхватываю отобранные вещи и иду к себе.

Закрываю за собой дверь. Ловлю чувство — происходит что-то важное. Пока не понимаю, что, но что-то очень важное. И прекрасное. Да.

Глава 9

Не думала, что это так сложно. Закрываю ноутбук и смотрю на смартфон. Вспоминаю, что время было видно и там. Видимо, никогда уже не изменюсь.

Знакомое кислотное жжение в глазах. Выхожу на балкон, сажусь в кресло и прикрываю веки. Нужно меньше сидеть перед монитором. Нужно меньше сидеть перед монитором. Повторяю себе, как мантру, последние годы. Но как перестать это делать, когда твоя работа — именно здесь? Чем бы люди не занимались в нашем веке, провести день без ноутбуков, смартфонов и прочих мониторов сложно. Здесь все. Работа, развлечения, общение, хобби и обучение. Но даже сейчас, когда онлайн остается только работа, этого достаточно, чтобы по утрам просыпаться с ощущением песка в глазах. Нужно купить себе защитные очки. Думаю, это бессмысленно, но вдруг нет?

Почему-то раньше я могла сутками проводить за компьютером и не замечать этого. Но сейчас, когда оказалось, что существует что-то еще, кроме жизни на износ, не могу себя заставить работать в прежнем ритме. Да это и не нужно. Кроме как сейчас, когда из-за неожиданно открывшейся страсти к шитью чуть не проспала дедлайн.

Та коробка, которую забрала у Оливии, оказалась настоящим сундуком с сокровищами. Кроме ниток, не пришлось ничего докупать. Теперь у меня в гостевой спальне, которая превратилась в импровизированный кабинет, стоит манекен. В шкафу аккуратно сложены купленные ткани, а в ящике стола — швейные принадлежности. Я рада. Было бы хуже, если бы мой дом в итоге превратился в смесь секретарской с архивом, как прошлая квартира. Кругом были распечатки для перевода. А здесь даже в кабинете будто не прежняя Адель, а кто-то незнакомый. Но мне нравится быть этой новой девушкой.

Кажется, уже стало легче. До ужина еще пара часов, так что встаю и иду в кабинет. Хочу закончить перешивать платье к выходным — возможно, удастся в нем куда-нибудь сходить.

Подхожу к столу, выдвигаю ящик, беру нужную нитку и отматываю около полуметра. Затем вынимаю из подушки нужную иголку, вдеваю в нее нитку, и отрезаю. Задвигаю ящик. Ловлю себя на ощущении дежавю — как будто я так делала миллион раз прежде. Можно подумать, что это влияние последней пары дней. Но нет. Это ощущение появляется каждый раз, начиная с первого. Каждый раз, когда вынимаю нитку из ящика стола. А потом снова — когда поправляю на манекене платье.

Раньше думала, что это совершенно безобидное чувство. Ну да, кажется, что такое уже было. И что? А оказалось, это жутковато. Как будто ты забыл клочок из своей жизни, но помнишь, что он был. И усиленно начинаешь искать — когда. Может, держала швейные принадлежности в столе, когда училась в школе? Не помню такого. Может, видела, как так делает кто-то другой? Но кто?

Эти вопросы почему-то пугают меня. Теперь понимаю, что действительно боюсь не помнить чего-то. Потому что это значит, что последствия аварии могут быть серьезнее, чем казались. А еще — что я могу потерять и те немногие воспоминания, которые у меня есть.

Подхожу к платью, и начинаю обшивать подол. Пришлось его немного укоротить, чтобы выглядело более современно. И обрезать рукава. Мне нравится легкий струящийся материал и глубокий изумрудный цвет — в таком идеально идти в театр, музей или ресторан. Очень светское платье. Благородное, но смелое.

Стараюсь, чтобы стежки выходили как можно аккуратнее. Все же отсутствие практики сказывается. Приходится смотреть онлайн курс на Youtube, чтобы вспомнить нюансы. Но видимо, это как с велосипедом или плаванием — окончательно разучиться невозможно. Постепенно чувствую себя все более уверенно.

Звонит телефон. Вызов через мессенджер. Анна. Вспоминаю, что давно не общались.

— Салют! — по привычке, здороваюсь на французском.

— Здравствуй, — слышу в ответ. Понимаю, что больше месяца практически не говорила на родном языке. Да и речь не слышала. Только писала или читала.

— Я знаю, нам не стоит так общаться с клиентами, но я хотела узнать, все ли у тебя хорошо.

— Да, спасибо, — на самом деле, много чего можно обсудить. Эмоциональные качели. Постоянные дежавю. Страх от слишком резких перемен. Вернувшийся жар в груди. Но я не могу. Я должна справиться сама.

— Рада за тебя, — секунд десять только треск в динамике. Наконец, она продолжает. — Хотела узнать, нужны ли мои услуги. Оставляла на всякий случай окошко под тебя. Но сейчас клиентов много, и вот звоню узнать…

— Можно ли взять другого в это окошко? — чувствую, что Анне неловко это делать. Видимо, психологи тоже люди. — Да, конечно.

— Спасибо. Но если что-то понадобится, звони.

И тут я решаюсь. Это страшно, но именно она училась меня быть честной. Значит, нужно действовать.

— Анна, — пару секунд подбираю слова. Оказывается, с непривычки сложно думать на русском. — Спасибо тебе за все. Но если понадобится помощь, я попробую найти специалиста здесь. Все-таки мне комфортнее в живом формате. Плюс — погружение в языковую среду. Судя по нашему разговору, я и думаю уже на французском.

— Конечно, — отзывается она. Пытается добавить голосу теплоты и вроде улыбается. — Я счастлива, что у тебя все получилось.

— Не без твое помощи.

— Нет, ты все сделала сама. Я просто немного побыла рядом, — она правда верит в то, что говорит. Что эти безумные перемены, этот переезд за несколько месяцев, смена работы и стиля жизни — все моих и только моих рук дело. И впервые мне кажется, что она права.

— Спасибо тебе за это, — и тут добавляю то, чего говорить не хотелось. — Ты была единственным настоящим человеком в моей прежней жизни. Ты единственная, с кем мне хочется попрощаться по-настоящему.

— Значит, не так хорошо делаю свою работу, — смеется Анна. — Иначе ты бы и не вспомнила обо мне. Нужно обсудить с супервизором.

Тоже смеюсь. Она больше не позвонит. И я тоже. Это расставание. Но такое, каким должно быть — икреннее, честное и с благодарностью за все, что было. Без ниток в будущее и обид. Видимо, это еще один сеанс. Бонусный, так сказать.

— Теперь у меня есть опыт экологичного расставания, — смеюсь в ответ.

— Тоже важная вещь, — соглашается она. Прощаемся. Уже собираюсь отключиться, но слышу ее голос:

— Адель?

— Да?

— У тебя акцент.

— Я работаю над ним, — действительно, сейчас он почти незаметный, но я все равно слышу, что речь местных едва уловимо отличается от моей. Только как она это поняла?

— Не этот. На русском.

— Что?

— Французский акцент. Когда говоришь по-русски. Мне просто показалось, что тебе важно будет это услышать.

— Да, конечно. Спасибо.

— Вот теперь прощай.

— Прощай, — и нажимаю отбой.

Сажусь на диван. Почему Оливия решила, что гостям удобнее будет спать на диване, а не кровати? Глупая мысль сейчас. Просто не хочу думать о том, что происходит. Не понимаю этого. Нельзя же забыть родной язык за месяц? Да хоть за полгода! Нельзя приобрести акцент за такой короткий срок. Или можно? Это слишком странно.

Но ясно понимаю одно — через Анну судьба снова дает мне зацепку, с помощью которой смогу понять себя. У меня акцент. Видимо, назад дороги нет. Вчера еще была, теперь — нет. И это нужно принять.

Возвращаюсь к шитью.

Глава 10

— Адель, прекрасно выглядишь, — обнимает Сибилл.

— И ты тоже, — изображаем поцелуи в щеки, стараясь не испачкать друг друга помадой. Садимся за барную стойку.

— А где Марк? — спрашивает она Люси, которая как раз убирает посуду после очередной группы туристов.

— В банке. Не волнуйся, к вечеру вернется, — отвечает она. — Капучино и буше?

— Да, каждой, — соглашаюсь я. И возвращаюсь к Сибилл. — А что будет вечером?

— Ты что делаешь в соцсетях? — не очень понимаю, как это относится к делу.

— Отвечаю на сообщения, иногда проверяю страницы клиентов перед сделками. А что?

— А то, что я пишу у себя обо всех выступлениях своих и знакомых, которые здесь проходят. И анонсы тоже.

— Читаешь сегодня?

— Да. Обещаю, тебя трогать не буду, — смеется она. — Чем занимаешься?

— Вчера закончила пару проектов, чуть не проспала дедлайны. Видимо, нужно привыкать к новому темпу. Раньше могла сделать такой объем за пару дней — а сейчас так и подмывает прогуляться, выпить кофе, подняться к холму.

— А что с платьем?

— Я надеялась, что ты забыла, — признаюсь, пододвигая к себе чашку кофе и пирожное. — Закончила сегодня утром.

— Придешь сегодня в нем?

В этот момент делаю глоток. Кофе идет не в то горло. Хватаю салфетку и кашляю, кашляю, кашляю…

— Стукнуть?

Старательно качаю головой. Нет, вроде, проходит. Минуту сижу молча, просто дышу.

— Адель, все в порядке?

— Ага, — киваю, снова кашляю.

— Я вижу, — некоторое время сидим молча. — И все-таки, придешь сегодня в нем?

— Я не знаю, честно. Оно очень красивое. Но цвет, фасон — все такое непривычное. И не знаю, как получилось перешить. Вдруг оно выглядит ужасно?

— Хозяйка его видела?

— Оливия? Да, говорит, все отлично. Но все равно беспокоюсь.

— Давай так, — Сибилл буквально подпрыгивает на стуле от удовольствия. Видимо, в восторге от своей идеи. — Море все еще в силе?

— А как же! — о да, на следующих выходных мы собираемся к морю, праздновать день рождения Сибилл вместе с Марком и еще парой их друзей. Небольшой кемпинг, костры и гитары.

— Если придешь в платье — пока будем там, выполню любое желание. Если нет — ты мое. Идет?

— Сибилл, нам давно не пятнадцать.

— У тебя все желания закончились в пятнадцать? Серьезно? Как ты вообще живешь?

— Я не об этом, что за споры?

— Да брось ты! Это весело. Я придумаю какое-нибудь ну очень сложное задание, — пытается изобразить зловещую улыбку. Поднимаю руки.

— Ладно-ладно, сдаюсь, — протягиваю ладонь. — Значит, если приду сегодня в платье — любое желание? Готовься!

— Смелости не хватит, — подзадоривает Сибилл. Мы доедаем пирожные и, видя, как в дверь входит очередная группа туристов, быстро прощаемся с Люси. На улице какое-то время стоим на тротуаре, обсуждая приготовления к грядущей поездке. После чего расходимся, каждая в свою сторону.

Я стою перед зеркалом в том самом платье. Слишком насыщенный цвет. И с фасоном наверняка ошиблась. Зачем нужно было так перекраивать лиф? Поднимаю руки и застегиваю пуговичку сзади на шее. Ткань идеально прилегает к коже — плотно, но не удушающе. Немного экстравагантный верх компенсирует струящийся шелк юбки, чуть прикрывающий колени. Сюда нужны особые туфли. Оглядываю шкаф и понимаю, что ничего подходящего нет. Но Сибилл раззадорила меня. Сдаваться теперь только из-за того, что оказывается, я стесняюсь неприкрытых плеч или у меня не нашлось подходящих туфель, точно не стану.

Забираю волосы в пучок, уже собираюсь найти подходящие серьги, и понимаю — нет. Это не я. Элегантная, будто из фильмов с Одри Хепберн, но не я. Распускаю волосы обратно. Так гораздо лучше! Уже выглядит гораздо более расслабленно и естественно.

И тут понимаю — в этом моя ошибка. Мне настолько хочется выглядеть красиво, что невольно забываю, каково это — быть самой собой. Свободной и простой. Это просто очередной вечер в кафе, не нужно производить ни на кого впечатление. Да, это особое платье! Но этот день достаточно хорош, чтобы его надеть. Не нужно искусственно придавать значимость ни себе, ни образу, ни этому вечеру — для того, чтобы его надеть, не нужно ничего особенного. Нужно просто его надеть.

Возвращаюсь в спальню, открываю шкатулку — любимые тоненькие кольца, массивные золотистые серьги причудливой формы, ярко-алая помада и тушь. В прихожей надеваю бежевые босоножки на плоском ходу — с ними мы за это лето уже прошли столько, сколько ни с одними из их предшественников. И беру в пару сумку — круглую, из искусственной кожи, светло-бежевую с крупными золотыми пряжками по бокам.

Вот теперь в зеркале — я. Не незнакомка, а все та же девушка, с которой сегодня встречалась в кафе Сибилл, просто в другом платье. С минуту кручусь перед зеркалом, внимательно разглядывая себя со всех сторон. На мгновение проскакивает мысль, что чего-то не хватает. Буквально последнего штриха. Не для завершенности образа, а именно, чтобы образ окончательно соответствовал моему внутреннему видению. Но, в целом, все ярко и просто. И ни капли не стесняет. Оказывается, если не пытаться делать нечто только потому, что представляешь это правильным, получается именно правильно. Так, как должно быть. Лучшим образом.

Еще раз взбиваю волосы руками и спускаюсь к Оливии. Стучу в дверь.

— Открыто! — прохожу внутрь. — Буквально две минуты, и я готова.

— Хорошо, — отвечаю и прохожу внутрь. Здесь зеркало гораздо больше моего, неосознанно подхожу ближе и продолжаю себя рассматривать.

— Ты уверена, что это мое платье? — хозяйка выходит из спальни в своем любимом костюме цвета кофе с молоком.

— Да, оно самое. Думаете, стоит поменять? — начинаю беспокоиться и отхожу, показывая образ целиком.

— Определенно, — делает паузу, пока берет сумочку и обувает мюли. — Но не платье, а стиль мышления. Выглядишь потрясающе.

— Правда?

— Правда. А теперь идем, — Оливия слегка касается моих лопаток, будто подталкивая к выходу. Послушно иду следом.

На улице она рассказывает, что хотела бы представить меня своим друзьям. Удаленная работа — это чудесная вещь. Но из-за нее у меня здесь нет тех, кто мог бы помочь при необходимости. Да и вообще круг знакомств не сильно широкий. А поскольку отказываться я от нее не собираюсь, нужно использовать другие каналы.

— Понимаешь, — объясняет Оливия, уже за столиком в кафе, после того, как мы пообщались с некоторыми ее знакомыми, — у человека есть несколько типов устойчивости — физическая, социальная и психологическая. Это как табуретка на трех ножках — не будет одной, и уже не усидишь. Ты можешь не замечать одни ножки, думать о других, но должны быть все три.

— Кажется, понимаю. С Анной мы говорили о чем-то подобном. Сначала обеспечиваешь физическую устойчивость, потом разбираешься со своей головой, параллельно формируешь поддерживающее окружение.

— Ну вот видишь, значит, все говорю верно. Но я с первых дней вижу в тебе одну особенность — ты забываешь об этом самом окружении. Просто не вспоминаешь, что этому нужно уделять время и внимание, особенно на новом месте.

— Может, я просто интроверт, — чувствую, как внутри поднимается знакомый жар. Начинаю закипать. Хочется взять и рассказать все. О том, что можно общаться с сотнями людей и не иметь этой дурацкой третьей ножки. О том, что потраченное время того не стоит. Глаза жгут слезы.

— Может, — соглашается она. Я удивляюсь победе. Напрасно. — А может, ты просто испуганный экстраверт.

— Я не хочу продолжать этот разговор, — резко обрываю ее я. Нельзя ткнуть человека в толпу и сказать «все, общайся, сближайся». Мне нужно время. Просто время. Больше, чем пара месяцев. И того, что есть сейчас — достаточно.

— Чудесно выглядишь, — поднимаю голову. Парень принес салат и бокал вина.

— Спасибо, Марк, — улыбаюсь в ответ. Но тут до меня доходит. — А где моя порция?

— Понимаете, — он наклоняется скорее к Оливии, чем ко мне, — Сибилл попросила спрятать Адель подальше на время выступления. Она просто не будет смотреть в ту сторону, чтобы не повторилось то же, что в прошлый раз.

— А что было в прошлый раз?

— Оливия, — вмешиваюсь я, — все в порядке. Просто ее слова произвели на меня слишком большое впечатление. Раз она так сказала, будет лучше, если мы послушаем ее совет. Вы не в обиде?

— Чего только не придумают, лишь бы не сидеть со старухой, — с улыбкой кивает хозяйка.

— Оливия, как можно? — отзывается Марк и добавляет уже мне. — Иди за тот же столик. Сегодня моя очередь дежурить, буду весь вечер у стойки. Оставь место для Люси.

— Как скажете, месье, — открыто издеваюсь над его привычкой инструктировать меня. Он ничего не отвечает, но эта улыбка мне почему-то не нравится. Встаю с места — понимаю, что Сибилл права, мы зря выбрали центральный столик. Выглядит это бегство тоже как-то неловко.

— Ты все-таки его надела, — оборачиваюсь, к нам подходит поэтесса. Здоровается с Оливией, и предлагает отойти поболтать. Отходим к моему столику в углу.

— Оно потрясающее. И ты в нем просто волшебная, — в полголоса шепчет Сибилл. Затем добавляет. — Не думала, что все-таки решишься.

— То есть я решилась бросить все, и разом переехать в чужую страну, но не решусь надеть платье? Ты серьезно? — мне самой становится смешно. Понимаю, насколько нелепо то, что она действительно была близка к правде. После всех безумств, которые я натворила за этот год, бояться сходить в кафе в новом наряде!

— Серьезно? Ты чуть не умерла, когда я тебе это предложила! — мы обе смеемся, вспоминая инцидент с кофе.

— Ладно, мне пора идти готовиться. Поговорим потом, — Сибилл уходит к сцене, а я — за свой столик. Там уже стоят два пустых бокала и тарелки с салатами. Сажусь. Через минуту присоединяется Люси с бутылкой вина. Мы болтаем о том, как прошел день, о туристах, для которых наш город — лишь приятная и от чего-то обязательная остановка в путешествии по более значимым и популярным местам. Она рассказывает о том, как они с парнем планируют съездить к его родителям в Тулузу на этих выходных.

В какой-то момент замолкаем на полуслове — как в прошлый раз, Сибилл подходит к микрофону в абсолютной тишине. Скользит взглядом по присутствующим. Начинает говорить. Единственное отличие — в этот раз она не смотрит в нашу сторону. И будто магия ее голоса не действует в этом укромном уголке — можно видеть, как она цепляет и держит остальной зал, как люди слегка наклоняются вперед или, наоборот, отстраняются, под ее взглядом. И со стороны это увлекательное зрелище — сеанс магии и гипноза.

Когда вечер заканчивается, я подхожу попрощаться с Оливией — решила еще немного посидеть здесь.

— Как хочешь, — улыбается Оливия. В этот момент к нам подходят попрощаться завсегдатаи этого места — та самая пожилая пара. Они прощаются с хозяйкой, затем со мной, и тут женщина обращает внимание на мой вид.

— Красивое платье. У Оливии раньше было похожего цвета. Только гораздо скромнее. Но сейчас другие нравы. Тебе идет, — я благодарю, а сама, как только они отходят, спрашиваю у хозяйки:

— Это точно был комплемент?

— Да. Токсичная особа. Но если даже она сказала, что хорошо, значит, тебе и правда хорошо.

— Мне показалось это странным, — продолжила я, забирала пустой поднос у Люси и начинаю складывать на него посуду. — Она помнит все твои наряды?

— Не удивлюсь, если так, — глаза Оливии блестят, и мне почему-то не хочется продолжать этот разговор, который наверняка станет неловким.

Еще около получаса мы приводим в порядок кафе и болтаем. Марк снова провожает меня до дома — в этот раз мы решаем не петлять, у обоих был насыщенный день.

Глава 11

Солнце сияет ровно над головой. Вокруг — зеленые холмы и полоса шоссе перед глазами. Вдалеке виднеется яркий красно-белый домик. Будто игрушечный. Магазин. Можно будет наконец передохнуть. Оказалось, выдержать несколько часов в автомобиле не так просто. После аварии я не ездила на большие расстояния, а если и приходилось — накачивалась снотворным и предупреждала попутчиков, что устала. Да и по городу передвигаться проще, можно разглядывать здания и людей. А здесь чувствуешь свою крошечность по сравнению с миром. И почему-то это вызывает у меня тревогу.

Подъезжаем на стоянку у магазина. Через пару минут к нам присоединяется вторая часть компании. Открываю дверцу и вот она — долгожданная свобода.

— Замерзла? — отрицательно мотаю головой. Почему она спрашивает? Договариваемся, что я останусь здесь, а Сибилл возьмет и мне сэндвич и кофе. Ветрено. Шелестят деревья. Свистят птицы. Интересно, какие здесь птицы? В городе я видела только голубей. На море наверняка будут чайки.

Зубы болят. Чуть сжимаю двумя пальцами нижнюю челюсть — боль немного отпускает. Значит, это скулы сводит от того, как я их стискиваю. Пытаюсь расслабиться, но напряжение сковывает шею, плечи. На спине будто натягивается каждая мышца. До слез. Делаю пару шагов от машины, медленно вдыхаю. Выдыхаю. Стараюсь не думать ни о чем, кроме дыхания. Все в порядке. Марк — хороший водитель, трасса ровная и пустая. Мы только подъезжаем к серпантину. И тоннелей не было. Со мной все в порядке. Я в безопасности.

Но внушение не работает — эти слова должны были быть убедительными, но вместо уверенности и спокойствия я чувствую только растерянность и тревогу. Ну почему именно сейчас, когда все так хорошо? Почему?

Пара парней из второй машины вышли из магазина, достали пачку сигарет на всех, затянулись.

— Иди сюда, — машет один из них.

— Я не курю, — качаю головой я. Он не отстает и зовет подойти к ним. Что я должна сказать? Что у меня паническая атака и ноги просто не слушают мозг и не переставляются? Это? Он выбрасывает сигарету и подходит ко мне.

— Совсем хреново?

— Не то слово, — спорить бесполезно.

— Давно такая?

— Раньше так сильно не было. Но я на авто не путешествовала — электрички, поезда, самолеты.

— А с чего началось?

— Авария, пять лет назад.

Какое-то время он просто стоит рядом. Затем открывает бутылку минералки и протягивает мне. Отказываюсь. Лучше дождусь кофе. Пьет сам, закрывает бутылку. Но от одного его присутствия мне становится спокойно. Будто то, что рядом есть другой человек, возвращает меня к жизни. В реальность. Где светит солнце, дует ветер, я еду на лучший кемпинг в своей жизни в удивительной компании.

Смех подкатывает резко, волной. Секунду назад не было, сейчас не могу сдержать фырканье, а уже через пару минут — хохочу в голос. Истерически, повизгивая. Он все так же спокойно стоит рядом. Затем подходит, слегка приобнимает за плечи и доводит до машины. Облокачиваюсь на нее. Смех потихоньку начинает стихать. Продолжаю хихикать, но скорее по инерции.

— Чем ты ее так насмешил? — Сибилл подает стаканчик с кофе. Открываю клапан на пластиковой крышке. Делаю глоток. Горячий.

— Видимо, бутылкой минералки, — усмехается новый знакомый.

— А если серьезно?

— А если серьезно, она у вас полуживая. Не заметили?

Марк останавливается рядом. В отличие от Сибилл, он знает о том, что со мной произошло. Но, видимо, тоже не подумал, что это может иметь хоть какое-то значение.

— Ну мне показалось, что она замерзла, — отзывается подруга. Подходит и кладет руку мне на лоб.

— У нее нервный тремор, Сиб, — обрывает ее парень. И обращается уже ко мне, — Успокоительное нужно?

— Сколько потом спать буду?

— Ты права, много. И с кофе мешать — идея так себе.

— Все равно спасибо. Если начнется опять, попрошу.

— Окей, если что, Сиб наберет, — он уходит к своей машине. Мы садимся в свою. Сибилл отдает мне сэндвич и просит объяснить, что происходит. Делать мне это не приходится — вместо меня отвечает Марк.

— Я вот только одного не могу понять, — выруливает он обратно на дорогу. — Ты могла раньше сказать?

— Если бы я знала, что это начнется, просто бы никуда не ехала.

— Я не об этом. Можешь открыть сэндвич? — беру его порцию, разворачиваю и протягиваю ему. — Спасибо. Нужно было сказать сейчас, когда началось.

— И что бы вы сделали?

— Не знаю, — пожимает плечами. — По крайней мере были бы готовы, что можешь закатить истерику.

— Я не закатывала истерик.

— Но могла. И та сцена на стоянке была впечатляющей.

— Кстати, кто это был?

— Амеди, — отвечает с заднего сидения Сибилл. — Он фотограф. Видит людей насквозь, так что снимки получаются просто потрясающие.

— Что насквозь, я заметила, — соглашаюсь с ней. Внимательно смотрю на дорогу. Как будто в случай чего смогу все исправить.

— Расслабься, я правда не слепой. И реакция нормальная, — в шутку толкает локтем Марк. — Хочешь, пустим Сибилл?

— За руль? Нет, веди ты.

— Тогда не забывай дышать, — соглашается он. Некоторое время едем в тишине. Жужжание мотора достает. Первой не выдерживает подруга:

— Мы можем о чем-нибудь поговорить?

— Например, о тебе. Рассказывай, — оборачиваюсь к ней.

— Что рассказывай?

— Все, начиная с детства, — подначивает Марк.

— Я серьезно вообще-то, — дуется Сибилл.

— Мы тоже, — киваю ей. — Когда ты начала писать стихи?

— Лет в пятнадцать, не раньше. Всегда удивлялась, когда слушала о поэтах, которые с детства что-то рифмуют. Только это была проза.

— Серьезно?

— Да, что-то вроде зарисовок в прозе на разные темы. Рассуждения, буквально на пару абзацев. Или эпизоды из жизни. Только никому не говори, я тогда зачитывалась О. Генри, хотела создавать нечто похожее — короткое, но с пронзительным и неожиданным сюжетом.

— И что же?

— Ничего не вышло. Я не сильна в изобретении сюжета. Зато уже в лицее выяснила, что неплохо управляюсь с рифмами. Потом увидела в сети курсы по трансовым техникам, меня они зацепили, а там уже открылась способность читать стихи чужих душ. Пафосно, да?

— Немного. А как пришла идея с концертами?

— Хотелось зарабатывать на жизнь тем, что люблю делать. Тем более, с общим бакалавриатом нужно было или продолжать образование, или брать жизнь в свои руки. Как видишь, я выбрала второй вариант. Начала гуглить, как заработать на стихах. Там и начиталась про творческие вечера и все такое, осталось найти подходящую площадку и организовать людей, чтобы было, что показывать, кроме моих стихов.

— Здорово, — улыбнулась я. — То есть, рулишь всем ты?

— Скорее, все рулят мной, — отмахнулась она. — Я у них что-то вроде администратора — организуй, отсними, привези, доставь…

— Бедная! — не удержался Марк.

— Отстань! Попробовал бы ты выстроить график двум десяткам «свободных художников».

— Вас двадцать?

— Больше. Двадцать — это те, кто зарабатывает преимущественно творчеством, ну и еще блогингом и фрилансом. Есть те, у кого нормальная работа, а по выходным они занимаются чем-то еще. У нас целая рок-группа офисных клерков есть!

— Вот это да!

— Ага, — отозвался Марк, взяв стакан кофе из подставки. — Особенно, когда они отменяют шоу в кафе. А ты два часа собирал эти стойки с инструментами.

— Я уже извинилась за тот случай, — пробубнила Сибилл.

— Это была ее первая неудача с концертами, — громким шепотом начал парень, делая вид, что рассказывает мне секрет. — Она тогда выступила сама, раз публика все равно собралась. А потом мы сидели до полуночи, пили и обсуждали, какой она никудышный организатор. Вот после этого и подружились.

— Ага. А я назло ему решила сделать все, чтобы наше сообщество работало.

— И справилась, — согласился он.

Всю поездку они развлекают меня рассказами о своей жизни, общих знакомых и местных легендах. В какой-то момент ловлю себя на мысли, что страх и напряжение растаяли — мне спокойно и весело с ними, и дорога больше не пугает. Как в том странном, изменившемся сне — я точно знаю, что все будет хорошо.

Мы подъезжаем к нужному месту ближе к вечеру. Мне не верится. Кажется, это все сон. Это шале с видом на море. Небольшой кемпинг? Мы все семеро разместились в нем одном! Сияющее голубизной небо. Сочная зелень деревьев.

— Парни пошли узнать, как тут дела с мангалом, — внесла чемодан Сибилл и села на свою кровать. — Я ночую с тобой, а они пусть сами распределяются, как хотят.

— Кстати, — смущаюсь, но все-таки задаю вопрос, который меня давно волнует. — Когда ты говорила о дне рождения, я представляла себе что-то похожее на девичник. У тебя нет подруг?

— Звучит грубо, — хмыкает она и начинает распаковывать свои вещи. — Я дружу с людьми, а не с парнями или девушками. Эти люди мне интересны. Остальное не имеет особого значения.

— Извини, не хотела обидеть, — подхожу и кладу руку ей на плечо. Она встает и пару секунд просто высматривает что-то у меня в глазах. Кажется, воздух между нами начинает искрить. Будто опять в ней просыпается это нечто.

— Иногда мне не хватает подруг. Все-таки у парня не стрельнешь тампон, с ним не обсудишь любовный роман или тенденции развития феминизма. Точнее, последнее обсудишь, но все равно как будто не совсем на одной стороне. А они не позвонят среди ночи пьяные жаловаться на козла-бывшего. Хотя, это, наверное, тоже плюс. В общем, для меня это не особо важно. В конце концов, у нас есть хорошие девчонки в сообществе, мы иногда уезжаем тусить по клубам на выходных, и с ними можно поговорить. Но…

— Но? — сажусь на ее кровать, и она падает рядом.

— Но это не дружба. Чего-то не хватает. Они хорошие. Просто не совсем те люди, с которыми я могу быть по-настоящему близкой.

— А я? — кажется, у меня есть разгадка. — Потому что я новенькая?

— Скорее всего, — рада видеть ее улыбку. — Мне интересно узнавать тебя. Будто в тебе есть какая-то тайна. Секрет, который не знает никто. И мне интересно пытаться понять, что это может быть.

— Ну спасибо. Оказывается, я просто интересный объект для исследования.

— Вот об этом я и говорю. Ты забавная, и с тобой легко найти общий язык. А еще ты не виляешь.

— Что не делаю?

— Не виляешь. Перед парнями. Не то, чтобы я против, но, когда вы все друзья, это только вызывает неловкость. Тем более, не всегда мы собираемся «клубом одиноких сердец». Иногда к нам присоединяются такие, как Пол, у кого есть пары. И мне не хотелось бы терять его из-за подобных глупостей.

— Для меня это непривычно. Не могу представить подобного там, в прошлой жизни.

— Значит, тебя просто окружали не те люди.

— А Марк? — решаюсь задать вопрос, который меня беспокоит.

— Ведет себя так, словно ты ему симпатична, если это вопрос, — Сибилл встает с кровати и продолжает разбирать вещи. — Но его не поймешь, серьезно. Но не бойся, он порядочный, а я прослежу, чтобы ты ночевала дома.

— Сиб! — возмущаюсь. Так бы и кинула подушкой.

— Брось, мы давно не подростки. Займись лучше чемоданом, — кивает она в сторону моих вещей. — Тебе-то он сам нужен?

— Марк? Я не знаю. Честно.

— Это нормально. И да, Адель?

— Что?

— Ты ведь знаешь, что нельзя мыслить стереотипами?

— Знаю, — я понимаю, о чем она. О легкомысленных французах, воспевающих искусство любви. И где-то в глубине души я согласна с этим стереотипом. Они действительно любят. Страстно и глубоко, всем сердцем. Жизнь. Друзей. То, чем занимаются. То, ради чего живут каждый день. Место, в котором живут.

А еще — в этих людях больше внутренней свободы. Для них нет такой жесткой рамки приличий. Они не оглядываются на соседей и знакомых в поисках одобрения. Не упускают знакомств из-за того, что раздумывают, стоит ли подходить к незнакомому человеку. Просто подходят и дальше все решается само. Воспринимают тело, как нечто естественное. И так же естественно воспринимают красоту — для них она часть жизни.

У них есть то, чему я только учусь — свобода не от чего-то, а внутри своего сердца.

— Я серьезно, Адель. Дело не в стране. Дело в людях. И здесь есть подобные тем, от кого ты уехала. И такие же люди, как и мы, были там, откуда ты приехала. Я уверена. Просто в твоей судьбе не было пункта «встретиться с ними», зато был «встретиться с нами». Вот и все.

— Я подумаю над этим, — и задаю главный вопрос. — Так сколько тебе лет?

— В три часа ночи будет 24, — подмигивает она.

Глава 12

— Нам повезло, что в этот раз он выпал на субботу, — замечает Амеди. Мы с Сибилл сидим на одном шезлонге, под одним пледом. У каждой в руке — бокал вина. Солнце уже давно зашло, и здесь, у моря, видно, насколько яркими могут быть звезды. Будто россыпь мельчайших бриллиантов на темно-фиолетовом бархате. Мягкий, приглушенный свет фонарей позволяет их разглядеть.

— Следи за барбекю, — подходит к нам Марк с остальными. У них в руках — раскладные стол и стулья и корзинка для пикника.

— Какая роскошь! — смеется подруга.

— Мы же не дикари какие-нибудь, — отзывается Пол. — Просто нежить.

— Почему это? — не понимаю, о чем он.

— Потому что людям не придет в голову ждать трех часов ночи, чтобы отпраздновать свой день рождения. Да, Сиб?

— Ага, только ведьмам.

— От тебя это звучит не очень смешно.

Они ставят стол прямо перед нашим шезлонгом, чтобы не пришлось нести дополнительные стулья, ставят на него бутылку вина, достают из корзины контейнеры с нарезанным багетом, сыром и фруктами, шоколад. Такое чувство, как будто праздник у меня! Все готовое — только наслаждайся и развлекай болтовней именинницу.

— Сейчас еще один заход, и мы к вам присоединимся.

— Амеди, а ты когда присоединишься к нам?