Бесплатный фрагмент - Голоса блокчейна

Эльдар Адов
Голоса блокчейна

Два слова от автора

Наконец, это случилось — появилась возможность и повод собрать воедино и напечатать на бумаге лучшие произведения, написанные мной за последние пару лет специально для таких медиаблокчейнов, как Golos (доступен по ссылкам www.golos.id; www.golos.in; www.golos.chain.cf) и Steemit (доступен по ссылкам www.steemit.com; www.hive.blog)

В последние годы на наших глазах происходит революция в сфере монетизации интернет-контента. Выплаты можно получать не только от рекламодателей, теперь не обязательно накручивать себе фейковых подписчиков и пихать в свой контент скрытую рекламу. Медиаблокчейны с выплатами в токенах, свободно конвертируемых на криптовалютных биржах — это уже давно не фантастика, а реальность, и я считаю, что в ближайшие годы произойдёт качественный скачок во внедрении этой технологии в повседневную жизнь. Собственно, об этом я опубликовал подробное эссе, включённое в сборник.

Помимо этих рассуждений о цифровом будущем с токенами, здесь — фантастические и лирические рассказы на двух языках: русском и английском. Искренне благодарю за перевод моих текстов на английский Майкла Гафта, программиста и писателя из США. Над несколькими текстами для англоязычного Steemit мы работали в соавторстве (пример — рассказ «Phantom»), кроме того, организовали литературный конкурс «Short and sweet» на русскоязычном Golos. Сюжеты некоторых рассказов, публикуемых здесь, выросли из наших многобуквенных дискуссий с Майклом в блокчейнах, протянувших мостик через океан — это был интереснейший опыт, и я рад, что в моей жизни всё это случилось. В оформлении обложки использовано авторское фото Майкла Гафта.

С удовольствием представляю вниманию читателей результаты — и анонсирую публикацию моего длинного, полноценного романа в жанре научной фантастики, в ближайшие пару месяцев. Покупайте бумажные версии, если вам нравится то, что я делаю!

Этого не может быть, но постоянно случается (intro)

Когда-то давно мне было пятнадцать лет. Как сейчас помню тот день — я закончил десятый класс. Был прохладный и пасмурный июньский день, мы разошлись из школы по домам. На улицах совсем не было людей, листва берёз шелестела под прикосновениями ветра, будто музыкальный инструмент под пальцами умелого аккомпаниатора.

В этот момент я почему-то принял решение написать роман. Не могу объяснить, как и почему это случилось. Нечто глубоко внутри (или вовне?) просто поставило меня перед фактом, что я хочу написать книгу.

Учёба в десятом классе давалась мне легко — по сути, повторяли всё то, что уже учили в прошлые годы. До поступления в институт оставался год — я знал, что легко смогу поступить в местный третьесортный вуз на специальность, которая никогда в жизни не пригодится. По сути, я был готов хоть сейчас сдать экзамены.

Но — по факту, у меня впереди был год свободы. Одиннадцатый класс. Ощущение лёгкости, чувство, будто я уже взрослый. Алкоголь по уик-эндам и долгие прогулки по вечерам. Помимо этого, всё равно оставалась масса свободного времени — и я решил, что успею написать роман. Именно это художественное произведение должно было стать моей «выпускной работой», а не результаты школьных экзаменов — алгебру я всё равно списывал с решебника, потому что ровным счётом ничего в ней не понимал.

Через год мне уже было шестнадцать. Роман я написал, в универ поступил. Никогда и нигде не публиковал своё первое произведение. Через несколько лет понял, что стиль, диалоги и некоторые сцены просто ужасны. Но в том романе был смысл, который позже помог понять, кто я и зачем пришёл в этот мир. Это понимание касается только лично меня, рассказывать о нём публично просто нет смысла. Вероятно, текст моего первого романа никогда не просочится в интернет, он у меня очень надёжно сохранён.

Однако, тот первый подростковый опыт сочинительства стал отправной точкой для романа, работу над которым я завершаю сейчас, в 2020 году. Хочется верить, что результат станет лучше, чем тогда.

Во время пандемии коронавируса, находясь на карантине, я подумал, что надо попробовать сделать что-нибудь важное в жизни. А то вдруг скоро помру — и всё. Страшная эпидемия подсказала одну простую мысль, которую тщетно пытался вбить в головы своим читателям Карлос Кастанеда: смерть всегда рядом, каждый день может стать последним, поэтому необходимо тратить своё время на действительно важные вещи.

Так что — я вспомнил один сюжет, который обдумывал последние лет шесть или восемь. Он очень органично вытекает из того, что спонтанно пришло когда-то к пятнадцатилетнему мне в пасмурный летний день.

В основе сюжета — достаточно простое уравнение, которое можно выразить изящным геометрическим узором. Эту основу я уже давно держу в голове, но при написании романа главное — добавить как можно больше ярких, красивых, интересных деталей. Сделать множество ответвлений, чтобы читателю было над чем поразмыслить — о внешнем облике пришельцев из дальнего Космоса и особенностях географии их планеты, о криптовалютах, музыке, теории поколений и эстетике тибетского буддизма.

Вот к чему привёл меня первый подростковый опыт сочинительства — к появлению десятков рассказов и этого сборника в том числе.

В комментариях к постам и рассказам, опубликованным на блог-платформе Golos, мы с Майклом Гафтом довольно активно дискутировали — какие приёмы лучше использовать при написании художественной прозы? Плотно упаковать тезисы автора в короткий и ясный рассказ? Или позволить повествованию свободно течь в форме повести, полной ярких эмоциональных образов и вопросов, на которые нет ответов?

Каждый автор выбирает свой путь, и я уже очень давно выбрал свой. Точнее сказать — это путь выбрал меня. Потому что сознательно я ничего не выбирал, просто позволял вещам случаться, следуя учению великого даоса Винни-Пуха. А вот почему некий «путь» выбрал конкретного «меня», откуда этот «путь» вообще взялся и для чего он существует — этого мне знать не дано. Предполагаю, что это всё игры бликов сознания Будды в колесе Сансары, происходящие по воле Аллаха.

Словом, этого не может быть, но постоянно случается. Возможно, даже этой странной весной в отдалённом уголке мира — к примеру, в небольшом посёлке в глубине аргентинской Патагонии — некий подросток, остановившись и долго разглядывая далёкие горы, позволил таинственной высшей силе направить его на путь.

Человеку нужен человек

Он прошёл мимо давно погасшей вывески ретро-кафе «XX век», задержался на секунду, вглядевшись в старинный рекламный плакат с очень забавным слоганом — и направился дальше по Тверской, к центру. Высоко над головой почти бесшумно проносились флаймобили. У людей уже давно пропала необходимости ходить пешком — разве что на дорожке в фитнес-клубе. Поэтому Мансур любил такие прогулки.

Вдруг какая-то мелочь нарушила привычный пейзаж пустынной Тверской — и Мансур даже не сразу понял, что случилось. Просто что-то было не так… движение! Впереди было какое-то движение — не голограмма и не флаймобиль. Это… человек!

От неожиданности Мансур остановился и несколько секунд не мог собраться с мыслями. В эти мгновения ему пришлось перенастроить своё восприятие — и только когда он позволил себе поверить, что другой человек может прогуливаться по пустым улицам нижнего уровня… лишь тогда объект впереди обрёл чёткие и ясные очертания.

Женщина. В длинном роскошном пальто и сапогах на высоком каблуке — наверняка, сделаны по индивидуальному заказу, в старинном стиле. В глубине души Мансура шевельнулся внутренний фут-фетишист. Находясь в виртуальной реальности, он часто заказывал себе подобные женские образы. Может, галлюцинация? Нет — ведь у неё в руках букет жёлтых цветов. Такое ему бы и в кошмарном сне не привиделось.

Незнакомка машинально повернула с Тверской в Мамоновский переулок — и обернулась. Увидев Мансура, она поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И его поразила не столько её красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах. Твёрдой походкой женщина направилась дальше, а Мансур потянулся за ней, как кусочек металла за сильным магнитом.

Пару минут они шли молча, наконец, незнакомка громко и чётко спросила по-русски с ощутимым американским акцентом:

— Вам нравятся эти цветы?

Такого вопроса Мансур совершенно не ожидал, поэтому, к своему удивлению, ответил совершенно честно:

— Вообще не нравятся! Я люблю красные розы.

— Это хорошо, — женщина резким движением швырнула цветы за угол дома.

Позади застрекотали активизировавшиеся киберуборщики.

— Вы из клуба реконструкторов? — спросил Мансур, снова обретя способность логически мыслить.

— Клуба чего? — переспросила незнакомка. — А, неважно.

Она взяла Мансура за руку и, взглянув ему в глаза, сказала:

— Давайте прогуляемся! В наш век люди совсем забыли, каково это…

— Давайте! — радостно согласился Мансур. — Тут как раз недалеко пруд. Так значит, вы не знаете про клуб реконструкторов? Мы живём прошлым. Стараемся хотя бы пару недель в году жить так, как жили люди в двадцатом веке. Ушедшая эпоха, полная романтики… Представьте себе — не было флаймобилей, Искусственного Интеллекта… Здесь, на нижнем уровне, почти нет этого вездесущего видеонаблюдения — совсем как в те времена. Оно было, но пятьдесят лет назад многие старые камеры демонтировали за ненадобностью. Вдоль всей Тверской две-три камеры осталось — этого хватает, чтобы поддерживать порядок. А в переулках — вообще как в каменном веке, никакого надзора! Э-э… если вам неинтересно, я могу молчать.

— Нет, говорите! — воскликнула женщина. — Говорите что угодно, только говорите! Мне сейчас это нужно — слушать вас. Я хорошо понимаю по-русски.

— Нам сюда, влево, — обрадованный Мансур указал направление, и они повернули. — Простите, я до сих пор не представился. Мансур Булгаков, уровень индиго.

— Маргарэт Кеннеди, — недовольно откликнулась она и, отвернув рукав, показала ему браслет на запястье. — Бело-золотой, как видите.

— Ох ты!.. Моё почтение! — Мансур споткнулся, восстановил равновесие и отвесил Маргарэт короткий поклон.

— Да к чёрту! — содрав с руки браслет, женщина швырнула его в проход между домами.

Мансур кинулся за браслетом — и успел подобрать его раньше, чем подполз киберуборщик. Он не мог допустить, чтобы такая ценность просто пропала. Да, сейчас Маргарэт в гневе, но к утру она точно придёт в себя — и вспомнит, что некий Булгаков посмел не подобрать её идентификатор…

Но прямо сейчас придётся как-то загладить перед ней свою вину за то, что он этот браслет подобрал… чёрт, почему с женщинами всегда так сложно? А впрочем — откуда ему-то знать, как оно с женщинами на самом деле?..

— Я, конечно, очень извиняюсь, но позвольте спросить… постойте, здесь — направо, к пруду, — Мансур сбивчиво тараторил, чувствуя, что в её глазах он выглядит кретином.

Однако, она свернула в Малый Козихинский переулок по его указанию. Маргарэт явно хотела увидеть пруд.

— Позвольте спросить — вы учёный? Или… как вам удалось получить бело-золотой браслет? — договорил Мансур.

— Я сжульничала, — раздражённо ответила Маргарэт. — Помните, семь лет назад был эксперимент с награждениями спортсменов-экстремалов? Я всего-навсего удачно попала в эту тему. Всегда увлекалась парашютным спортом, вот и напрыгала на бело-золотой уровень. Даже не задумывалась о результате никогда — мне нравится летать. Прыгнуть со скалы в бездну и потерять себя на несколько мгновений… Если бы я знала, что с этим браслетом меня каждый день будут спрашивать: «О, так вы учёный?!» — вообще бы не стала тогда прыгать! Была бы счастлива иметь уровень вроде вашего.

— Поня-а-атно, — протянул Мансур. — Нет, ваш бело-золотой вполне заслужен. Я вот ни разу в жизни не решился прыгнуть с парашютом или заняться дайвингом. Но я отлично прохожу квесты на креативность мышления.

Маргарэт остановилась и посмотрела вверх.

— Здесь как-то на удивление гармонично, — сказала она.

— Верно, — кивнул Мансур. — Патриаршие пруды являются историческим памятником, и над ними сохранили кусочек неба. А в этом переулке какая-то своя магия, он всегда нравился мне. Вот в этом здании, — Мансур указал на стену слева от них. — Кажется, на сто седьмом уровне — точная голографическая реконструкция Патриарших прудов, какими они были в двадцатом веке. Ничего общего с тем, какие они сейчас. Но знаете… мне почему-то нравится настоящий пруд.

Они постояли с минуту, пытаясь увидеть узкую полоску неба между стенами двух огромных зданий, уходящих на сотни этажей вверх.

— Хочу увидеть пруды, — твёрдо сказала Маргарэт.

— Идёмте, — Мансур осторожно взял её за руку и повёл дальше по переулку. — Знаете, у меня есть несколько необычное хобби… кто знает, если я покажу свою работу Центральному Искусственному Интеллекту — может быть, тоже получу бело-золотой браслет. Или нет? Не знаю — потому что не хочу это никому показывать. Но хочу рассказать вам.

— Это ваш секрет, и вы хотите доверить его мне? — удивилась Маргарэт. — Пожалуйста, не делайте этого! Или… нет! Пожалуйста, сделайте это! Расскажите мне ваш секрет! Тогда у меня появится причина не вколоть себе смертельную дозу яда сегодня.

— Яда? — Мансур даже подпрыгнул от удивления. — Почему вы хотели принять яд? Мы живём в идеальном мире, к тому же у вас — бело-золотой уровень! Больше и мечтать не о чем…

— Вот именно — не о чем! — Маргарэт остановилась и пристально посмотрела ему в лицо, её глаза метали молнии. — Вы даже представить себе не можете, как это отвратительно, когда больше не к чему стремиться, каждый день похож на вчерашний, и завтра будет всё то же самое, что сегодня! Я уже не могу прыгать с парашютом после перелома, и у меня пожизненно этот бело-золотой уровень в качестве компенсации за травму! Поэтому я езжу по разным городам и гуляю вот так. Объездила весь мир, Москва была последней в моём списке. Везде — всё то же самое… но здесь — вы и ваш секрет. Так что там у вас за секрет?

— Я написал книгу, — Мансур пожал плечами.

— Только и всего? — Маргарэт обиженно отвернулась. — С помощью программ-редакторов любой дурак может это сделать.

— Нет, я написал её без программ, — поспешно объяснил Мансур. — И вообще, без гаджетов.

— Это как? — недоверчиво спросила Маргарэт.

— Мы уже пришли к пруду, — сказал Мансур. — Пойдёмте присядем. Там есть скамейки, и отсюда даже видно небо. Кстати, вот на этом самом перекрёстке когда-то было кафе, названное вашим именем — «Маргарита».

— Эта развалина? — Маргарэт покосилась на руины двухэтажного здания, невероятным образом сохранившиеся в центре огромного мегаполиса.

— На фотографиях начала двадцать первого века оно выглядит гораздо симпатичнее… — оправдался Мансур. — Впрочем, неважно. Давайте я расскажу вам о книге. Однажды я узнал, что мой пра-пра-пра… в общем, мой далёкий предок был писателем. А вот эта маленькая лужа, оставшаяся от древних Патриарших прудов, является историческим памятником как раз благодаря самой популярной из его книг. Мне стало интересно погрузиться в ту эпоху — и я вступил в клуб реконструкторов. Искусственному Интеллекту даже нравится возиться с нашим клубом — ведь мы заказываем ему изготовление уникальных предметов. Представьте себе — то, что я заказал, делали несколько дней.

— Ого! — воскликнула Маргарэт. — Даже не представляю, что такого вы могли пожелать?

— Шариковую ручку и пачку листов белой бумаги, — рассмеялся Мансур. — ИИ даже завис, когда принял запрос на изготовление столь нерациональной штуки, как «шариковая ручка» — и в итоге предложил мне рапидограф. Судя по отзывам из двадцатого века, рапидограф приятнее в использовании, и сейчас его оказалось легче произвести.

Весёлый смех Маргарэт разнёсся в пустоте над тёмной водой пруда.

— Так вы… хакнули систему? — она не могла перестать смеяться. — Поразительно! Я встретила человека, сумевшего заставить ИИ зависнуть!

— Ну-у… я как раз не горжусь этим, — смущённо проговорил Мансур и попробовал сменить тему. — Если верить фотографиям, когда-то здесь были деревья. Их давно нет, но сейчас отсюда видно небо. Вообще, в прошлом все пруды были другими — наверняка, вы видели их на голограммах. Люди приходили сюда, чтобы отвлечься от суеты, побеседовать на скамейке под тенью ветвей, покормить уток… И здесь было очень романтично.

Они стояли у бетонного ограждения, глядя на тёмный водоём.

— Здесь и сейчас романтично, — сказала Маргарэт, подняв глаза к небу.

Высоко-высоко вверху светились две звёздочки. Без сомнения, это были настоящие звёзды, а не отблески голограмм — они сверкали посреди строго очерченного гранями небоскрёбов кусочка неба, увенчавшего собой столб пустого пространства над древним прудом.

— Смотрю в это бездонное небо — и воздух даже кажется сладким… — тихо произнесла Маргарэт. — Расскажите про вашу книгу!

— Было непросто научиться писать буквы по бумаге, — вздохнул Мансур. — Это посложнее любого квеста — и если я продемонстрирую ИИ эту способность, мой уровень сразу повысят. Но я учился писать не ради вкусной еды и доступа к развлечениям. Мне просто было интересно — получится ли у меня?

— И всё получилось? — спросила Маргарэт.

— Да, — кивнул Мансур. — Я написал роман о человеке, живущем в двадцатом веке. Он только мечтает о будущем, в котором тотальная роботизация избавит людей от необходимости работать. При этом он пытается придумать, чем будут заниматься люди, чтобы не деградировать от сытой скуки. И постепенно, шаг за шагом, он придумывает и логически обосновывает то, к чему мы и пришли — серый уровень благосостояния есть у каждого. А те, кому недостаточно койко-места в маленькой комнате и минимального рациона из протеиновых батончиков — проходят квесты и получают вознаграждения. Учёные, сумевшие изобрести нечто такое, до чего не додумался ИИ, или поставившие перед ним интересные задачи, получают золотой уровень. Хочешь вкусно кушать — развивайся… Но суть романа не в этом, тут я просто вставил очевидное. Суть для меня — в повседневных сценах. Как мои персонажи ездят на работу в транспорте той эпохи, как они гуляют возле прудов — настоящих, а не голографических… фотографируют пугливых диких птичек, готовых улететь в любой миг. Как многие из людей не верят в то, что золотой век однажды наступит.

Маргарэт пристально смотрела на него — и Мансур понял, что должен сейчас что-нибудь сделать… но что? Не придумав ничего лучше, он крепко обнял её и поцеловал в губы.

— Это было прекрасно, — тихо сказала Маргарэт пару минут спустя, когда они прервались, чтобы отдышаться. — Но… у вас есть секс-робот? Впрочем, конечно же есть…

— Эм-м… даже стыдно признаться, но я отключил секс-робота год назад, — виновато проговорил Мансур.

Маргарэт снова громко расхохоталась.

— Ну, это просто потому что я… — Мансур пытался найти слова, чтобы оправдаться и доказать, что он не импотент, но Маргарэт, смеясь, воскликнула:

— А я отключила своего робота два года назад! Думала, я одна на всей планете такая ненормальная!

Мансур снова схватил её и поцеловал.

— Пойдём! — сказал он. — У меня, конечно, не бело-золотой уровень, но есть мягкая широкая постель!

— Нет! — игриво отозвалась Маргарэт. — Никакой постели! Говоришь, на нижнем уровне нет видеонаблюдения? В переулок!!

Схватив его за ворот пальто, Маргарэт с решительностью спортсменки, настроенной на победу, потащила последнего и единственного писателя Земли в темноту.

The person needs the person

He went past the sign of the retro-cafe «XX century», which neon lights went off a long time ago, delayed for a second, looking into an ancient advertising poster with a funny slogan — and headed further down the street, to the center of the city. High above his head, almost silently fly-mobiles passed by. People long since did not need to walk — except on a fitness club track. Yet, Mansour loved such lonely novelty walks.

Suddenly an unexpected presence violated the usual landscape of a deserted street. Mansour didn’t understand what happened immediately. There was just something wrong with the surrounding landscape; some movement ahead — not a hologram or a fly-mobile, but a person!

Bewildered, Mansour stopped and for a few seconds could not gather his thoughts. In these moments, he had to reconfigure his perception. Only then, he allowed himself to believe that another person could walk through the empty streets of the lower level… only then the object ahead acquired a clear outline.

A woman. In a long luxurious coat and in high heel boots of an ancient style — made on order. Deep down inside, Mansour had an appreciation of foot fetishism. While in virtual reality, he often ordered himself similar female images. Was it a hallucination? No, she had a bouquet of yellow flowers in her hands. He wouldn’t have imagined it even in a nightmare.

The stranger turned to the cross street. Her gait was firm. When she noticed Mansour, she didn’t look disturbed, but rather annoyed. Struck not so much by her beauty, but by the extraordinary loneliness in her eyes, Mansour followed her like a piece of metal behind a strong magnet.

For a couple of minutes, they walked silently. Finally, a stranger asked loudly and clearly:

«Do you like these flowers?»

Mansour did not expect such a question and to his surprise, answered honestly:

«No, I don’t like it! I love red roses».

«It’s good», abruptly the woman cast the flowers around the corner of the neighboring building on the ground.

Behind the building chirred cyber cleaners.

«Are you a member of the reconstruction club?» Mansour asked, having acquired the ability to think logically again.

«Which club?» the stranger asked. Then she pondered turned to Mansur and said: «Anyhow, who cares?»

She took Mansour by the hand and, looking into his eyes, said:

«Let’s walk! In our time, people have completely forgotten what it feels like…»

«Sure thing!» Mansour happily agreed. «We are just near a pond. So you don’t know anything about the reconstruction club. We live in the past. At least, a couple of weeks a year, we try to live as if we are the people who lived in the twentieth century. An obsolete era that was full of romance… Imagine — there were no fly-mobiles and Artificial Intelligence… Here, on the lower level, there is almost no this ubiquitous CCTV — quite like in those days.

It was, but fifty years ago and many old cameras were dismantled because of inadequacy. Throughout the entire lower level, two or three chambers remain — it is enough to maintain order. While in alleys — generally like in the Stone Age, no supervision! Hmmm… But I see you are not interested…»

«No, no, go on!» the woman exclaimed. «Say anything, just speak! I feel the need to listen to you right now».

«Here», the pleased Mansour pointed to the left. «I am sorry, I still didn’t introduce myself. Mansour Bulgakov, level indigo».

«Margaret Kennedy», she responded grumpily and, having rolled up the sleeve, showed him a bracelet on the wrist. «White-gold, as you can see».

«Wow, respect!» Mansour stumbled, then restoring balance, gave Margaret a short bow.

«Screw it!» the woman threw a bracelet off her hand into the alley between the houses.

Mansour rushed after the bracelet — and managed to pick it up earlier than the cyber cleaner. He couldn’t let such a valuable thing to go to waste. Sure, now, Margaret was angry, but by morning, she’d definitely come to her senses and remember that some Joe Blow dared not to pick up her identifier.

Right now, though, he had to make up to her for picking up the bracelet. God Dimmit, why is it always so hard with women? Although, how would he know what really works with them?

«I’m certainly, very sorry, but let me ask you», he had to switch the topic showing her the direction, «Here — to the right, to the pond». Mansour mumbled, feeling that in her eyes he looked like a moron.

However, she didn’t make any fuss and turned into the side street following his lead. Margaret clearly wanted to see the pond.

«Let me ask you, are you a scientist? Rather… How did you manage to get a white-gold bracelet?» Mansur finished his question.

«I cheated», Margaret looked annoyed. «Remember, seven years ago there was an experiment with awards of extreme athletes? I just got into this thing. Always been interested in parachute sports, and eventually acquired the white-gold level. I never even thought about the result — I simply like flying. Jump off the rock into the abyss and lose yourself for a few moments. If I knew that with this bracelet, people would be asking me every day: „Oh, so you are a scientist!“ then I wouldn’t jump at all! I would be happy to have a level like yours».

«Understa-a-a-and», Mansour stretched this word pondering. «No, you’re all right! Your white-gold bracelet is well deserved. I’ve never dared to parachute or dive in my life, but I’m great at quests and creative thinking».

Margaret stopped and looked up.

«Here it feels surprisingly harmoniously somehow», she said.

«Right», Mansour nodded. «These ponds are a historical monument, and above them, there is a piece of real sky that is kept. Being in this alley feels magic, I always liked it. Here in this building», Mansour pointed to the wall of the building to the left of them. «I think, on the one hundred seventh level — the exact holographic reconstruction of the ponds, the way they were in the twentieth century. It has nothing to do with what they are right now. But you know I like a real pond for some reason».

They stood for a minute trying to see a narrow strip of sky between the walls of two huge buildings going hundreds of floors up.

«I want to see the ponds», Margaret said.

«Let’s go», Mansour carefully took her hand and led her further down the side street. «You know, I have a somewhat unusual hobby. Perhaps, if I show my work to the Central Artificial Intelligence bureau I might get the white-and-gold bracelet, too. Maybe. I don’t know; because I don’t want to show it to anyone. But feel like I want to tell you about it».

«This is your secret, and you want to entrust it for me?» Margaret was surprised. «Please don’t do it! Although… wait… Go ahead! Tell me! I might then just have the reason today not to inject myself with a lethal dose of poison».

«Poison?» Mansour even jumped from surprise. «Why would you want to poison yourself? We live in a perfect world, and you have a white and gold level! That’s like the ultimate. Most people can only dream about it. I can’t even imagine what else one can dream about?»

«That is it, exactly — nothing to dream about!» Margaret stopped and looked closely into his eyes. Her eyes were thunderous. «You can’t even imagine how disgusting it is when there is nothing more to strive for, every day looks like yesterday, and tomorrow will be the same as today! I can no longer parachute after I had a fracture, and I have this white-gold level for life as injury compensation! So, I drive around different cities and streets like this one. Went all over the world. This city was the last one on my list. Everywhere — everything is the same. Here, at least, you and your secret. So what is it?»

«I wrote a book», Mansour shrugged.

«A book? Is that it?» Margaret resented. «…with the help of programs-editors any fool can do that».

«No, I wrote it without programs», Mansour hastily explained. «And in general, without gadgets».

«How’s that?» Margaret asked doubtable inquisitiveness.

«We’ve already come to the pond», Mansour said. «Let’s sit down. There are benches, and you can even see the sky from here. By the way, at this very crossing once there used to be a cafe named after you — «Margaret».

«This wreck?» with disdain Margaret looked at the ruins of a two-story building, incredibly preserved in the center of a huge metropolis.

«In photos of the beginning of the twenty-first century it looks much more sympathetic», Mansour pleaded. «However, it doesn’t matter. Let me tell you about the book. Once I learned that my great great great… anyway, my distant ancestor was a writer».

«So this little puddle is all that is left from the ancient Patriarchal ponds. It is a historical monument now precisely thanks to the most popular of his books. I became interested in plunging into that era and joined the reconstruction club. Artificial Intelligence even likes to mess with our club because we create requests for the production of unique objects. Imagine — it took AI several days to bring to life my proposal».

«Wow!» said Margaret. «I can’t even imagine what you might have wanted?»

«A ball pen and a pack of sheets of white paper», Mansour laughed.

«The AI even hung when it accepted a request to make such an irrational thing as a „ball pen“ — and eventually offered me a rapidograph. According to reviews from the twentieth century, the rapidograph is more pleasant to use, and now it turned out to be easier to produce».

Margaret’s merry laughter spread in the void over the pond’s dark water.

«So you hacked the system?» she couldn’t stop laughing. «Amazing! I met a man who managed to hang the AI system!»

«Well, it’s not that I’m proud of it», Mansour said in confusion and tried to change the subject. «If you believe the photos, once upon a time there were trees here. They’ve been gone for a long time, but you can see the sky from here right now. Generally, in the past, all the ponds were different — for sure, you saw them on holograms. People came here to distance themselves from the fuss, to talk on a bench under the shadow of branches, and to feed ducks. It was very romantic here».

They stood near the concrete fence, looking at the dark body of water.

«It’s romantic here now as well», Margaret said, raising her eyes to the sky.

Two stars were glowing high at the top of the night sky. Without a doubt, they were real stars, not glitches of holograms — they glittered in the middle of a strictly faceted skyscraper piece of heaven that topped the pole of empty space above an ancient pond.

«I look into this bottomless sky, and even the air seems sweet», Margaret spoke quietly. «Tell me about your book!»

«It wasn’t easy to learn how to write letters on paper», Mansour sighed. «It is more difficult than any quest — and if I show AI this ability, my level will be immediately raised. But I didn’t learn to write so I can eat more delicious food and have a higher access level in entertainment. I was just wondering — would I be able to succeed?»

«So, did it work out?» Margaret asked.

«Yes», Mansour nodded. «I wrote a novel about a man living in the twentieth century. He only dreams of a future, in which robots will free people of the need to do hard work. At the same time, he tries to figure out what people will do so as not to degrade from boredom. Gradually, step by step, he invents and logically justifies what our civilization has come to — the gray level of today’s well-being everyone has. And those, for whom it’s not enough to have a bed in a small room and minimal nutrients from protein bars — engage in quests and receive rewards. Scientists who have been able to invent something that AI has not thought of, or those who have set interesting tasks for it, receive the gold level. You want to eat delicious feed — develop yourself. Yet, the essence of the novel is not in that; I just stated the obvious. The essence for me is in the everyday scenes; in which way my characters travel to work using the transport of that era, in how they walk near ponds — real, not holographic… how they are taking pictures of scary wild birds ready to fly at any moment. How many of the people do not believe that the golden age will one day come».

Margaret approached her face to Mansour and looked at him intently. Mansour realized that he had to do something now… but what? Not being able to come up with anything better, he hugged her firmly and kissed her on the lips.

«It was beautiful», Margaret said quietly a couple of minutes later when they interrupted the kiss to take a breath. «Still, do you have a sex robot? Actually, what a silly question. Of course, you do…»

«Ehm… I am ashamed to admit that I turned my sex robot off a year ago», Mansour said.

Margaret laughed loud once more.

«Well, it is simply since I…» Mansour tried to find words to justify and prove that he has no problem with potency, but Margaret, laughingly, exclaimed:

«I turned my robot off two years ago and thought I was the only one on the entire planet who is that crazy!»

Mansour hugged her again and kissed her.

«Let’s go!» he said. «I certainly don’t have a white-gold level, but my bed is soft and wide!»

«No!» Margarethe said playfully. «No bed! Didn’t you say there’s no CCTV on the lower level? To the alley!!»

Having grabbed him by the coat collar, with the determination of the athlete, psyched for a victory, Margaret dragged the last and only writer of the Earth into the darkness.

Для Lindsay

На проекте Golos у меня есть муза под ником Lindsay. Чудесная талантливая девушка, мы дружим. Несколько рассказов я написал для неё.

Мои несладкие пятнадцать

Недавно полученный паспорт утверждает, что меня зовут Пётр Чернышов, и мне пятнадцать лет. Сейчас я зависаю в офисе фирмочки, гордо называющей себя «агентством торжеств», потому что у меня летние каникулы, и мать не хочет, чтобы я болтался без дела.

Хотя назвать моё времяпрепровождение «работой» язык не поворачивается. Вот вчера я понадобился — и сегодня вроде тоже должен понадобиться. Или нет. Не знаю. Но мне прикольно общаться с дизайнерами, хотя я ни черта не понимаю в этом их фотошопе.

Проходя мимо зеркала, оглядел себя. Ничего выдающегося, очень простая внешность и прикид. Чёрные джинсы и тёмная рубашка с коротким рукавом, украшенная хитрым орнаментом — линии, мелкие кружочки и пузырьки, складывающиеся в сложный рисунок. Всё, как я люблю — нестандартно, но не слишком экстравагантно, чтобы не выделяться в толпе и не привлекать к себе внимание всех окружающих в радиусе пары километров.

Чайник закипел, я разлил кипяток по чашкам с пакетиками чёрного чая — и отнёс всем, кто просил.

Офис находится в подвале… то есть, конечно же — в цокольном этаже старинного дома, построенного в середине 19-го века. Наверно, эта развалюха могла бы считаться историческим памятником… но слишком уж убого выглядит. И — над нами коммуналка. Живущие там алкаши периодически буйствуют. Интересная получилась метафора — российский малый бизнес живёт в подвале, над которым буйствуют весёлые алкоголики.

Фирма занимается сразу всем. Даже вяжет веники, если заказчик готов это оплатить. Здесь — и агентство торжеств, и редакция журнала с рекламой свадебных салонов, частных клиник, детских магазинов, турагентств. Дизайны визитных карточек, создание анимационных рекламных роликов в 2-D, прокат лимузинов — всё это готовы организовать два с половиной менеджера. Они носятся по городу, впаривая наши услуги всем, кого смогут поймать. Работа адская.

В офисе постоянно обитают два дизайнера. Мне всегда интересно беседовать со старшими товарищами — пытаюсь научиться у них «жизненной мудрости», а они тщательно пытаются скрыть полное отсутствие таковой.

Флегматичный дизайнер Коля потягивает кофе с перцем, вяло играясь со шрифтами для визитки одного флориста.

— Так заваривали кофе индейские шаманы, — устало объяснял Коля каждый раз, видя удивлённое лицо нового коллеги или заказчика. — Смесь, конечно, огненная, но меня только она и бодрит.

Ему около тридцати лет, он успел жениться, сделать двух детей и влезть в долги ради покупки большой двухкомнатной квартиры в хорошем районе с видом на реку. Днём в офисе Коля пытается выспаться. Потому что по ночам у него — другая халтурка, вёрстка бесплатной газеты с рекламой, которую рассовывают во все почтовые ящики города. Четыре ночи в неделю этот парень в поте лица верстает макет газеты на домашнем компьютере, пока семья спит.

— Да, «Князь света», конечно, лучшая книга Желязны, — он продолжает прерванный закипевшим чайником разговор. — Как прочитал её — так у меня в голове всё и встало на место. Сейчас хочу начать читать «Валет-тень», да всё некогда.

Хлопнула дверь — директриса вышла к нам из своего кабинета, и Коля, сделав большой глоток «шаманского» кофе, взбодрился и сделал вид, что полностью погружён в творческий процесс выбора шрифта. К счастью для него, директриса разбирается в фотошопе даже хуже, чем я. Она верит, что на выбор идеального шрифта для визитки может уйти целый рабочий день.

— Петя, надо документы отвезти!

Ну — вот я и понадобился. Всего-то делов — небольшая папка со счетами и накладными для типографии. Ехать недалеко, на машине — десять минут. Но директриса не хочет тратить бензин, а главное — время. Поэтому мне выдаётся мелочь на маршрутку и на мороженое вместе с напутствием:

«Где типография — ты уже знаешь, отдашь Катерине лично в руки, она на месте и ждёт тебя!»

Я быстро допиваю чай, закидываю документы в убогий пластиковый пакет, надеваю бейсболку и топаю к остановке. Коля произносит сонно-флегматичную речь о том, как сложно выбрать идеальный шрифт, гармонирующий с логотипом заказчика.

В первые годы нулевых пробок в городе не было. Сложность была в том, чтобы дождаться свою маршрутку — особенно вечером. Или в летнее воскресенье. Я запрыгнул в подъехавший «Пазик» и уселся в конце салона. Ехать всего четыре остановки. Через несколько лет микроавтобусы «ПАЗ» станут объектом моей лютой ненависти, а сейчас они воспринимались как данность, выглядели новыми и компактными по сравнению со старыми неповоротливыми «Лиаз-677».

Издавая жуткие звуки и подпрыгивая на каждой колдобине, «Пазик» вёз меня в типографию. Да, на колдобинах. В центре города.

Прикол с типографией был в том, что она, естественно, находилась в промзоне. Выйдя из маршрутки, я не спеша топал вниз, в глубокий овраг — мимо складов, автосервисов и странных жутковатых строений. По ночам здесь, наверно, страшненько… но сейчас ярко светило летнее Солнце, и я топал к своей цели, не обращая внимания на пейзажи вокруг. Есть цель, есть ноги, есть маршрут — и хорошо. Шаг за шагом, не задумываясь о бессмысленности происходящего. Приятно, когда есть простая и понятная работа. Отвлекает от сложных мыслительных конструкций. Через год закончу школу и смогу отращивать длинные волосы, чтобы завязывать их в хвост. Потому что не хочу быть «как все». Хочу выглядеть оригинально.

В типографии меня снова напоили чаем с печеньками — и отдали в нагрузку свежеотпечатанный тираж флаеров, который всё равно надо везти в офис, чтобы там его забрал заказчик.

— Коробка вроде не тяжёлая, сейчас обвяжу её верёвкой, чтобы ручка была, — говорит мне менеджер Катерина.

— Окей, — я пожимаю плечами.

Приятно чувствовать себя полезным. Денег за нагрузку не дали — но отдали пакет с остатками шоколадного печенья. Халява, чё.

Подниматься из оврага в гору, таща пятикилограммовую коробку с флаерами — гораздо менее весело, чем спускаться в овраг, неся только пакет с документами. Упорно тащусь вверх. В ожидании маршрутки немного отдышался.

В офисе мать закатила истерику из-за того, что меня заставили таскать тяжести. Объяснять ей, что коробка с флаерами не тяжесть — дохлый номер. Она верует в то, что от этой прогулки у меня теперь точно переломится хребет, даже более искренне, чем радикальные мусульмане веруют в Аллаха. Остаётся лишь махнуть рукой — и уйти к дизайнерам пить чай с печеньками.

Коля благополучно спит лицом в стол. Закончить дизайн визитки он может в два клика, но сделает это вечером, обязательно рассказав директрисе, как он устал и утомился — потому что это действительно сложный заказ, здесь нужен творческий поход, к такому логотипу очень сложно подобрать правильный оттенок, иначе на печати это будет выглядеть ужасно и убого.

Поэтому пью чай с интеллигентным узбеком Фаридом, похожим на Мурата Насырова. Фарид — единственный во всём городе человек, умеющий делать 2-D анимацию. Через несколько лет он освоил 3-D — и уровень его крутизны возрос. Правда, заказчики редко раскошеливались на такие дорогие понты как «3-D анимация для вашего сайта». Им подавай — дёшево и сердито.

Зато лучшие работы Фарида весь город смотрел по местному телевидению. Рекламные ролики армянской кафешки «Шашлык-машлык» и оптовой базы, где половина города закупалась продуктами, сделанные в эстетике первых клипов «Gorillaz», создавали у заказчиков впечатление, что «в нашем Мухосранске есть свой гений». Так что, когда местные бизнесмены хотели выпендриться эффектным рекламным роликом — они приходили к Фариду.

Этот восточный художник приносил фирме самые дорогие и элитные заказы. Но уйти во фриланс он не мог — рабочее место в офисе с хорошим стационарным компьютером было Фариду просто необходимо. В девяностые он с семьёй убежал из Узбекистана, с трудом смог поселиться в одном из мухосранских общежитий. Маленькая узбекская семья — всего трое детей — кое-как разместилась в комнатке общаги. Но впихнуть туда компьютер уже не получалось. Так что, если Коля воспринимал офис как место отдыха после ночных халтурок, то для Фарида этот офис был творческой мастерской.

У этих двух дизайнеров был совершенно разный подход к работе. Коля выполнял очень много недорогих и технически простых заказов. Фарид, в основном, делал дорогие шедевры. Один ролик приносил Фариду ту же сумму, которую Коля зарабатывал за месяц вместе с халтурками. Правда, крутые ролики Фариду заказывали три-четыре раза в год, не чаще. В остальное время он занимался простым видеомонтажом.

Эти двое были очень разными, но творили в одной комнате, в подвале старого деревянного дома. А продукты их творчества весь город видел каждый день — по телевизору и на страницах бесплатных газет, рассованных в почтовые ящики.

Компьютер Фарида издал недовольный скрежет.

— Ну вот опять, — улыбнулся дизайнер. — Уже десятая за сегодня!

— Десятая? — спросил я.

— Болванка, — объяснил он. — DVD-R. Запись выпускного для шестьдесят девятой школы я смонтировал вчера, сегодня осталось записать это на диски. Вот, видишь стопку? — он указал на высоченную стопку пустых «болванок» DVD-R, что возвышалась в углу его стола, в ней было штук сто пустых дисков. — Куплены нашим премудрым начальством на оптовой базе. По 8 рублей за диск.

— Это те самые? — я в ужасе вытаращил глаза.

Я уже кое-что понимал в CD и DVD — потому что регулярно копировал у того же Фарида музыку и фильмы себе на болванки. Тщательно экономя свои запасы мелочи, пустые диски я покупал на всем известной оптовой базе — и знал, что качественный диск формата DVD-R стоит там 15 рублей, с коробочкой — 20 (в розничных магазинах точно такой же продавали за 35). Были и диски среднего качества по 12 рублей — вот их-то я и покупал, чтобы записывать фильмы. Из десяти таких «болванок» одна могла оказаться бракованной — тогда в процессе записи фильма компьютер верещал «Ошибка!» и выплёвывал убитый диск, который теперь можно было использовать только для украшения лобового стекла «Пазика» или «Жигулей».

Конечно, каждый любитель халявы знал о существовании «болванок по 8 рублей». Но почти никто их не покупал — потому что бракованной оказывалась каждая вторая. Я никогда не рисковал покупать этот хлам, уж лучше чуть переплатить за минимальное качество. Но директриса «агентства торжеств» не разбиралась в дисках DVD-R. Увидев в продаже «болванки по 8 рублей», она радостно купила большую стопку и привезла это в офис с радостным возгласом:

— Теперь на год вперёд хватит!

После чего прочитала сотрудникам лекцию об экономии ресурсов и эффективном менеджменте… и унеслась на джипе в салон красоты.

Фарид тогда флегматично пожал плечами, а сегодня утром запустил рабочий процесс — запись смонтированного фильма на дешёвые болванки. Выбросив десятый по счёту испорченный диск, он вставил в компьютер новый DVD-R, запустил процесс заново и сказал мне:

— Поставь ещё чайник! Так что ты там про Желязны говорил? «Хроники» читаешь? Это хорошо.

Мы беседовали о качественном американском фэнтези, о музыке «Энигмы» и Оливера Шанти… Даже странно, что в беспорядочном чтении хорошей литературы, никто из нас в те годы не наткнулся на романы Филипа Дика. Уверен, они бы стали бомбой в нашем маленьком сообществе. Но — нужная информация всегда приходит к человеку в нужное время…

Нас прервала моя мать — решила отправить меня домой, лечиться после травмы, якобы нанесённой мне тасканием тяжестей. Когда я уже надел бейсболку и направился к выходу, Фарид улыбнулся и тихо сказал:

— Приезжай завтра! Чувствую, тебя отправят за болванками по двенадцать.

Я улыбнулся в ответ и потопал к остановке. Небольшой спойлер — на базу меня отправили только через три дня. Директриса была очень упорна в своей копеечной жадности и до последнего не верила, что вся проблема в дешёвых болванках. Тем более, что на десять бракованных дисков находился один нормальный — записать фильм на него удавалось, но DVD-плеер отказывался это воспроизводить. Фарид сделал полную диагностику компьютера и плеера, Коля попробовал поработать с этими дисками на своём компе, выдал флегматично-матерный спич…

Сутки директриса думала, как признать своё поражение и сохранить лицо… Наконец, я поехал на базу. Маршрутка на окраину, поход пешком сквозь очередную промзону…

А сейчас я уселся на свободное место в «Пазике» и пялился на серые пейзажи за окном, вяло подпрыгивая на колдобинах. Сто пятьдесят оттенков серости. Даже река какая-то очень серая, несмотря на солнечный день. Было ощущение, что весь город присыпан грязной пылью — и даже если отмыть его до блеска, он останется таким «пыльным» во веки веков. Это ощущение «запыленности» — следствие жадности и рукожопости местных элит… но тогда я этого не понимал. Мне просто не нравились пейзажи за окном маршрутки.

Выйдя из «Пазика» на своей остановке, я направился к ларьку «Берёзка». Этот пластиковый короб был местным торговым центром. 24 часа, 7 дней в неделю там можно было купить ВСЁ, кроме алкоголя. Круглосуточный алкоголь — за углом, в таком же ларьке-коробе, только с названием «Рябинушка».

У «Берёзки» я встретил Брюнетку — улыбнулись друг другу, обменялись коротким приветствием и разошлись в разные стороны. Не знаю, о чём думала она, а я в тот день думал о ней много. На районе, где все друг друга знают, невозможно общаться наедине. Любая наша встреча или беседа мгновенно стала бы достоянием общественности. Подростковые сплетни, шуточки, пересуды… кому это нужно? Мне — уж точно нет. Я был счастлив, что никто «на районе» не знает о том, где я подрабатываю и чем занимаюсь по ночам. Возможно, меня считали немного странным и замкнутым — но мне было пофиг. Лучше так, чем когда каждый твой поступок обсуждают все три улицы вокруг.

Брюнетка, видимо, придерживалась той же позиции. Я ничего не знал о её жизни, кроме тех мелочей, что рассказывала она сама. Это вызывало уважение и любопытство… но именно уважение и мешало удовлетворить любопытство.

Позже мне прозрачно намекнули, что у Брюнетки какая-то важная семейная тайна, но подробностей почти никто не знал. Я предпочёл и не выяснять. С возрастом начал понимать, что нет ничего хуже, чем знать и хранить чужие секреты. Поэтому, наткнувшись на любую «семейную тайну» или «чужой секрет», я предпочитаю просто мысленно пометить красным флажком факт его существование — и обходить эту тему стороной. За исключением тех случаев, когда распутывание тайн может принести мне прибыль или нужную информацию.

В случае с Брюнеткой излишнее любопытство не могло принести ни того, ни другого. Её семья жила очень тихо и незаметно. Я никогда не видел родителей Брюнетки, но не сомневался, что они — люди интеллигентные и не бедствуют, это было заметно по нашим с ней разговорам, её интересам и стилю жизни. Просто эта семья, подобно мне, не желала «вливаться» в повседневную жизнь рабочей окраины, отгородилась от сплетен и криков завесой тишины и тайны.

Впрочем, хватит об этом… зайдя в «Берёзку» и пересчитав мелочь, я купил «Сникерс» и баночку «Кока-колы», после чего направился домой. А ночью, когда, по выражению Кастанеды, «спит первое внимание окружающих», я снова сяду за комп и продолжу писать свой мистический роман — в нём нет ни слова о той повседневной реальности, которую я вижу каждый день. Мне нравится переносить действие куда-то далеко, где я никогда не бывал и, возможно, не побываю. Конструировать сложные узоры сюжетных линий просто для того, чтобы посмотреть — а что из этого получится?

Прошло много лет, сейчас мне уже тридцать-с-чем-то-там. Другие города, другая эпоха. Но я по-прежнему пью много чая и ем много сладкого, странным образом не набирая лишний вес. Как и раньше — графоманю в свободное время… вот только рубашки мои стали более стильными. И могу позволить себе никогда не ездить в «Пазиках». Но — время от времени гоняюсь за таинственными брюнетками, наяву и на страницах своих рассказов. Может быть, в глубине души надеюсь догнать ту самую Брюнетку? Кто теперь разберёт…

Выстрел

Джо выбрался из палатки, полюбовался лучами заходящего Солнца, пронзающими листву, и отправился на пост. За три дня на этой горе он уже изучил досконально каждую трещину в скале, каждый выступ на тропинке. Стянул тонкое покрывало с тщательно устроенной лежанки, вытянулся, настроил маленький бинокль… почти ничего не видно, скоро Солнце ещё чуть опустится и станет светить прямо ему в глаза. Но пока что смотреть было можно.

Они приехали на виллу. Объект с семьёй и вся их свита. Сегодня вечер пятницы, они пробудут здесь до воскресенья. Времени предостаточно. Джо уже всё рассчитал в эти дни. Пространство между двумя горами стало его холстом, на котором уже проступал эскиз будущей картины… шедевра.

Объект был крупным лысым мужиком. И наверняка, он являлся незаурядной личностью, раз именно Джо здесь. Это ещё надо заслужить — чтобы прислали Джо.

Ну что ж, вся основная работа — завтра, а сейчас можно не спеша изучать объект в бинокль. Властный, но сдержанный дядька. Несколько флегматичный. Почти не делает резких движений — идеальный материал для написания шедевра. Джо усмехнулся. Повезло. Лёгкая работа.

Впрочем, это везение компенсировалось кучей других факторов. Расстояние, ветер… сложности с легендой и местными. Две недели назад Джо впервые ступил на землю этой страны, далёкой от его дома и его культуры. Он почти не знал языка, только основные фразы. Выучил кое-что, пока готовился. Но сойти за местного будет сложно. Даже несмотря на парик и накладные усы. Впрочем, это всё — не сейчас. Сейчас — только этот момент, в настоящем.

Джо отложил бинокль, поморгал и всмотрелся в пейзаж. Тёплый ветер погладил его щёку. Да, этот ветер… порывистый, внезапный, хоть и тёплый. На таком расстоянии один резкий порыв может всё испортить. Придётся полагаться на чутьё. В такие моменты ничего нельзя просчитать, только талант истинного художника позволяет почуять… буквально предвидеть будущее на несколько секунд. Подвинуть кисть на миллиметр.

Джо знал, что он талантлив. Это знал и его наниматель. В смарт-контракте заморожена крупная сумма анонимной криптовалюты. Когда Джо выберется из этой страны, он подтвердит своей цифровой подписью, что всё прошло успешно, без претензий к нанимателю. Когда отгремит шум в прессе — заказчик подтвердит своей цифровой подписью, что работа выполнена, и к Джо нет претензий.

Несмотря на все перемены в мире, многое остаётся по-прежнему. Когда-то оплата поступала в виде сумок, набитых анонимными зелёными бумажками. Теперь — в виде единиц и нулей на балансе криптокошелька.

Природа-то какая красивая! Неудивительно, что именно в этом ущелье местные построили десяток роскошных вилл. Отдыхать в такой красоте могли только богачи. Влиятельные политики, завязанные с капиталом и криминалом, как же без этого.

Джо не судил людей. Он просто знал, как работают механизмы социума. Люди для него были безликими винтиками, деталями огромной махины. Иногда этой махине нужен ремонт, или даже — тончайшая настройка. Тогда вызывают Джо, потому что он талантлив.

Всё. Солнце слепит глаза. Убрав бинокль, Джо бесшумно поднялся со своей лежанки, снова накрыл её покрывалом, зафиксировал. Спустился к палатке, глотнул воды, принесённой утром из озерца.

Красота! Отдых на природе, да и только! Предыдущие два дня Джо провёл на своей лежанке, возясь с винтовкой. Прицеливался, прислушивался к природе. Пытался почувствовать потоки ветра в этих горах. Первый день он лишь настраивался. Наконец, зафиксировал винтовку и лежанку. На второй день — открыл линзу прицела и подстрелил нескольких птичек вокруг виллы объекта. Да… далеко. Этот выстрел должен быть идеальным. Работа для гения, художника.

Может быть, Джо и пожалел бы убитых птичек… но они тоже были частью картины. Первыми мазками на эскизе. Всё в природе рождается, живёт, умирает, рождается снова. Служит некой цели. Птичка могла закончить свою короткую жизнь в клюве хищника. Или в клетке браконьера. А благодаря Джо эти птицы не почувствовали боли, даже не успели испугаться. Короткий свист — и свет выключен. Темнота небытия.

Он проснулся с рассветом, отлично выспавшись в палатке. Да-а, на завтрак только сухой паёк и немного воды. Издержки профессии — Джо усмехнулся. Ну ничего, уже скоро он насладится всеми земными удовольствиями в роскошном отеле Лас-Вегаса. А потом — домой, в небольшой уютный домик в канадской глуши…

Об этом он подумает позже, сейчас надо делать дело. Выбрался из палатки, умылся, изогнулся в одной асане, в другой. Йога — это не для тела, это для ума. Не спеша позавтракал. Здесь светает рано, на вилле все ещё спят. Торопиться ни к чему — шедевры пишутся плавными, уверенными движениями.

Наконец, он направился к лежанке, сдёрнул покрывало, занял своё место и долго изучал виллу в бинокль. Объект появился у бассейна, долго плавал, затем тщательно вытирался огромным полотенцем, ровно стоя на месте. Прекрасно. В этот момент Джо взялся за винтовку, открыл линзу прицела и держал лысину объекта на мушке несколько минут.

Восприятие обострилось до предела. Джо дышал в унисон с объектом, слушая при этом песню утреннего ветра, впитывая свет солнечных лучей, каким-то десятым чувством отслеживал полёт каждой птички в ущелье.

Да, пришло оно — то чувство, которое он испытывает каждый раз, рисуя свои шедевры. Именно ради этого чувства он и стал профессиональным наёмным убийцей. Испытав такое однажды на войне в Ираке, Джо не мог забыть этот кайф. Годы ломки и тоски по несбыточному привели его к нынешним нанимателям. Но всё это было неважно, потому что сейчас он перестал быть просто телом, скрюченным на лежанке, приникшим глазом к прицелу. Джо был всем вокруг, и всё вокруг было… оно было им, простым парнем Джо.

Он ощущал тепло солнечных лучей, касающееся зелёной листвы… взмахи крыльев пташек… полёт полотенца, которое объект швырнул на скамейку. Да, уже сейчас можно было одним коротким движением нажать курок — и всё, работа сделана. Но Джо не нажал. И через пару секунд понял, почему — резкий порыв ветра пронёсся по ущелью, раскачивая кроны деревьев вокруг виллы. Объект вздрогнул и поёжился. Пуля могла бы успеть до порыва ветра… но был ничтожный риск, что она бы прошла мимо.

Джо знал, что этот поток воздуха всколыхнёт пространство между ним и объектом. Почувствовал до того, как это случилось. Горы и деревья сказали ему. Пустота между небом и землёй сказала ему… Но и он кое-что сказал им всем — попросил помочь с его творчеством.

Ветер взъерошил листву, заиграли тени на земле…

Придя в себя, Джо быстро закрыл линзу прицела, откатился в сторону и какое-то время лежал, закрыв глаза, подставив лицо косым лучам Солнца, играющим с листвой. Он свыкался с горьким ощущением «Я снова человек».

Почти всё время до заката Джо провёл на лежанке. Изучал виллу в бинокль. Наблюдал за объектом. Слушал природу. Но так и не выстрелил. Небо и земля говорили с ним, он шептал в ответ… они поняли друг друга и назначили идеальный момент.

На закате Джо поднялся с лежанки и направился к озерцу. Долго купался в холодной воде, после тщательно растирался полотенцем. Поел и долго-долго сидел возле палатки, глядя на звёздное небо. Это нечто вроде медитации. Слияние с миром. Жизнь Джо в социуме сложно назвать удачной или неудачной. Нужды в деньгах он никогда не испытывал. Женщины — по случаю. Дети… может, где-то они и есть, его дети. Может быть, их даже воспитывают отцы, не догадывающиеся, что их любимое чадо — отпрыск снайпера Джо. Друзья? Несколько завсегдатаев ковбойского бара в Калгари, куда он приезжает раз в месяц.

Чем Джо занят в остальное время? Иногда — проводит неделю-другую на шикарных курортах. Иногда — такие вот поездки по работе. Тренировки — каждый день. Пробежки, йога, бассейн — до него ехать час на машине, но плавать необходимо.

О, сколько раз Джо забирался в родные леса и горы, сутками медитировал у костра, пытаясь почувствовать ЭТО… Но нет. Необходимым пунктом для слияния с миром была винтовка. Написание очередной картины.

Поток мыслей Джо слегка коснулся сегодняшнего объекта. У него семья, дети, любовницы, друзья, враги. Но какая разница. Каждый человек волен выбирать, как жить. Стив в Калгари получает пассивный доход с трастового фонда, раз в неделю напивается в баре и свято соблюдает правило — не лезть в чужие дела. Никакой активности в социуме.

Джо живёт ради того, чтобы снова испытать свой мистический опыт — пусть даже в последний раз.

А объект… карабкаясь на вершину социальной пирамиды, состоящей из страдающих полутрупов, залитых фекалиями, легко оступиться и слететь в пропасть небытия от толчка более сильного конкурента. Джо и был этим толчком — просто выражением воли заказчика. Ему нравились истории про ниндзя, якудза и Алмазную Колесницу спасения в буддизме. Воин служит господину. Убивает и умирает по его приказу, никак не включая в этот процесс собственную волю и оценочные суждения. Все вопросы про карму и воздаяние — это к нанимателю и к объекту. Джо — просто маленькое взаимодействие между ними. Толчок. Мимолётное движение.

Он проснулся до будильника и до рассвета. Умылся, поел и выпил немного воды — всё это с ритуальной торжественностью в каждом движении. Несколько минут сидел на камне, неподвижно глядя в небо, становившееся всё ярче. В какой-то момент, согретый тёплыми лучами, Джо быстро, но плавно встал на ноги и решительно направился к лежанке.

Объект был на месте. Плавал в бассейне ранним воскресным утром. Невозможно было догадаться, что он проснётся так рано, чтобы поплавать в одиночестве. Даже без охраны. Один вялый охранник топтался на углу виллы… потоптался, да и отошёл покурить.

Джо приник глазом к прицелу винтовки. Слился с землёй, ветром, теплом лучей Солнца… взмахами крыльев птичек, плеском воды в бассейне на вилле объекта.

Некоторые мистики утверждают, что никакой «личности» нет, есть просто случайный эффект, возникающий из-за соединения тонких энергий. Нечто вроде статического электричества. Этот эффект — и есть «личность» снайпера Джо. Но сейчас Джо было безразлично, является он Лао Цзы или бабочкой. Потому что, как утверждали те же загадочные мистики, в момент достижения «просветления» этот случайный эффект, принимаемый каждым человеком за собственную уникальную и неповторимую личность, исчезает. Не остаётся никакого «Джо». Есть тело, держащее винтовку. Палец, лежащий на курке. Глаз, приклеившийся к лысине объекта, отражающейся в линзе прицела…

Джо перестал быть собой. Была музыка шепчущих листьев леса на горе. Дыхание далёкого моря. Потоки воздуха в ущелье… всё это слилось в единое движение по сложному алгоритму. Движение жизни во Вселенной, приведшее тело снайпера на эту гору. Оно же привело объекта в этот бассейн. Сказочный вальс жизни и смерти, бытия и небытия…

Объект вылез из бассейна, взял полотенце, начал растираться. Земля, Солнце, воздух и деревья замерли в ожидании момента создания шедевра. Идеально — сейчас.

Палец человека, лежавшего в кустах, совершил короткое движение. Пуля прорезала пространство на огромной скорости. В эту же долю секунды Джо закрыл глаза. Ему не нужно было видеть. Он был горами, ущельем, ручьём внизу, озерцом в скалах неподалёку. Он был пулей, рассекающей неподвижный воздух. Её радостный полёт чуть замедлялся — расстояние очень большое. Но скорость всё равно приличная.

Маленькая металлическая оса, устремлённая к цели, проломила возникшее на пути препятствие. И мир снова пришёл в движение.

Джо распластался на лежанке, переживая нечто, похожее на оргазм, никак не связанный с физиологией его красивого мускулистого тела, обожаемого женщинами всех возрастов и цветов кожи…

Ни одна женщина не могла дать ему того, что давало слияние с миром. Но если и можно сравнить с чем-то ощущения, испытываемые Джо — то разве что с блаженством любовника на пике наслаждения.

Шли секунды. Он снова стал телом. Его огромный, необъятный дух, только что простиравшийся до самого моря — и выше, и ниже, и шире — снова был заточён в эту крошечную оболочку, валявшуюся в кустах, подобно сломанной кукле на свалке.

Каждый раз были эти секунды невероятной душевной боли от такого… унижения? Ведь его только что «снизили» в размерах до простой человеческой оболочки. Он снова — Джо, и пути назад нет. До следующего «шедевра», который Джо сможет нарисовать, только если выберется с этой горы живым.

Превозмогая душевную боль, он нашарил бинокль и приложил его к глазам. У бассейна было много крови. Охранник ещё не вернулся с перекура. Можно было не сомневаться, что дело сделано — дырка в лысине объекта была внушительной. Он уже не поднимется и не станет раздавать распоряжения флегматично-властным тоном.

Убрав бинокль, Джо сделал глубокий вдох, выдохнул. Быстро встал, свернул лежанку, забрал с собой. Возле палатки стояла старая металлическая бочка — Джо притащил её сюда из деревни заранее. Швырнув лежанку с покрывалом в эту бочку, он отточенными движениями разобрал винтовку и сложил её в бесформенный мешок. По-военному быстро сложил палатку — и тоже кинул её в бочку. Снял камуфляжную куртку и штаны (полетели в бочку), переоделся в гражданское, замотал полотенцем нос и рот, достал из кустов металлическую канистру и осторожно залил содержимое бочки кислотой. Шипение и вонь.

Наклеив усы и надев парик, с канистрой и мешком в руках, Джо быстро спускался с горы по козьей тропе. Проходя мимо озерца, с размаху швырнул в воду мешок с винтовкой и канистру. Поблагодарил озеро за вкусную воду и продолжил спуск.

Через полчаса он уже был в деревне. Местные знали, что это — «духовный человек», который ходит в горы. Кивали ему, улыбались. Джо отвечал на приветствия. Через час из деревни уходит автобус в город у моря. Этим автобусом Джо добрался сюда. Но он не сомневался, что автобус проверит местная полиция в городе. Поэтому зашёл на деревенский базар, купил фруктов и воды. Впереди долгий путь — козьей тропой через перевал, прочь от виллы и этой деревни. Туда, где его не догадаются искать. В городок, до которого почти сутки пути. По тропе, которой способен пройти только местный пастух, знающий каждый камень. Или опытный военный, ставший первоклассным ассасином.

У него будет время посмаковать ощущения, пережитые на горе — новый шедевр в его коллекции. Но сейчас не до того. Надо вспомнить военную выучку — и топать, топать, загнав подальше болезненные мысли о том, что теперь он — просто Джо, а не шелест ветра в листве.

С днём рождения, Лин!

— Здравствуй, моя хорошая! Позволь поздравить тебя с днём рождения! Я знаю, что ты очень любишь нематериальные подарки — в смысле, криптоденежки. Но сегодня у меня для тебя другой нематериальный подарок — я написал для тебя рассказ. По моему скромному мнению, получилось здорово — мне очень хотелось, чтобы рассказ тебе понравился.

Что ты спросила? Где мы сейчас? Мы во сне. В «совместном сновидении» — так называл это маг Карлос Кастанеда. Не знаю, был ли он шаманом на самом деле — но так играл словами, что на бумаге создавалось реальное волшебство. А Итало Кальвино — другой волшебник, игравший словами, вошёл в историю литературы благодаря тому, что написал целый роман, повествуя не от первого лица («Я пошёл, я нашёл») и не от третьего лица («Он сходил, он нашёл»), а — от второго лица («Ты, читатель, подходишь к полке и видишь книгу Итало Кальвино…»). Насколько мне известно, никто до него не писал ТАК — и мало кто писал так после Кальвино. А мне всегда хотелось попробовать, и твой день рождения — достойный повод.

Да, давай прогуляемся. Мы же во сне — поэтому здесь всё немного нереально. Жёсткие привязки к времени и пространству ослабевают… красивый проспект, говоришь? Мне тоже нравится. Это мой город — Москва. Мы сейчас идём от метро Сокол к Волоколамскому шоссе. Это моё место. Однажды я приехал сюда и понял — моё место. Не знаю, как и почему — но оно действительно стало моим на много лет. Впрочем, никто не говорил, что это единственное место во Вселенной, которое я могу назвать своим. К чему это я — хочу пожелать тебе найти такое «своё место». Ты попадёшь туда, почувствуешь — «это моё место», останешься там надолго и будешь там счастлива. Этого я тебе желаю. Впрочем, возможно, ты уже нашла «своё место»? Если так — поздравляю! У меня есть для тебя ещё пара сюрпризов.

Смотри, сейчас мы идём вдоль «генеральского дома» — так он выглядел в 2006 году, до того, как всё вокруг раскопали, чтобы построить туннель. Было именно так — узкий, но чистый проход между домом и длинным рядом ларьков. Я так и запомнил этот проулок — движуха, изобилие и как-то всё позитивно, легко, уютно. Слышишь — из ларька негромко играет «Lady in red» Криса де Бурга. Говоришь, ты не «леди в красном»? Ну ладно. Будь в чёрном, на здоровье.

У этого места своя атмосфера, своя энергетика. И я сейчас не про «ауру» и прочие мистические вещи. Здесь, на Соколе — центр магнитной аномалии, мне об этом рассказывали, и я проверил в интернете. Но и без проверок ясно, что аномалия тут есть — иначе не объяснить многое, связанное с этим районом. Факт в том, что атмосфера Сокола когда-то «выпрямила» меня — и я желаю, чтобы твоё место «выпрямило» тебя. Это удивительно — но когда находишься здесь, как-то сами собой уходят и растворяются проблемы, закидоны, расширяются границы твоего «Я»… нет, я сейчас не про психоделический опыт. Обитая на «своём» месте, становишься чем-то большим, чем ты был вчера или год назад. Причём — не прилагаешь для этого особых усилий. Нет, не лежишь на диване… просто живёшь в своём ритме, но приходит какая-то удача, возможности. «Открываются двери в песке», как сказал бы Роджер Желязны. Да, он тоже маг и волшебник. Мастер слова.

Сейчас мы перейдём дорогу и подойдём вот к этому ларьку. Знаешь, здесь когда-то подавали необыкновенный напиток, которого я больше нигде не пил… самый обычный чай — с сахаром и пакетиком лимонного порошка. Надеюсь, ты не из тех, кто любит «только всё натуральное и свежевыжатые соки?» Прекрасно! Просто попробуй этот чай — от одного пластикового стаканчика не отравишься, а этот вкус химического порошкового лимона я запомнил на всю жизнь. Как бы точнее назвать этот напиток… дешёвый чёрный чай из пакетика в пластиковом стаканчике, да ещё с химическим порошком вместо «живого» куска лимона — для эстетов и фитоняшек это просто вершина мерзости. Идеальная противоположность гламурным напиткам. Давай насладимся этой вершиной? Тем более, уверяю тебя — из автомата у меня в офисе после нажатия кнопки «чай с лимоном» лилась гораздо более отвратная бурда, по вкусу даже отдалённо не похожая на чай и вызывающая лишь боль в печени. А тут — кулинарный осколок ушедшей эпохи народных уличных базаров, который теперь можно попробовать лишь во сне. Чёрт побери, я скучаю по этим мелочам…

Ради чего я угощаю тебя таким странным чаем? Я хочу показать тебе моё место — воспроизведя в деталях его звуки, ароматы, вкус… всё то, что якобы нельзя передать словами. Если что-то «нельзя выразить словами» — это челлендж для меня. Например, однажды друг спросил меня: «Как бы ты записал буквами «Э-а?» Точнее, он произнёс даже не «Э-а», а скорее «А-а» — но по интонации было ясно, что он имеет в виду «Не-а!» Это тоже был челлендж.

Вкусный чай, правда же? Только не думай о том, что твой пирожок с мясом ещё недавно мяукал… это Москва.

Направо уходит Ленинградское шоссе — дорога на Петербург, самая наезженная трасса между двумя столицами… а мы идём налево.

В мой любимый сквер, каким он был десять лет назад. Я часто приезжал сюда, когда жил в других районах столицы — чтобы посидеть на скамейке и подумать, порелаксировать. Может, странно… в разных районах жил, но даже то место, где прожил несколько лет, не могу мысленно назвать «домом». А вот Сокол — мой дом, и мне это стало ясно сразу. Когда-то прочитал отличную фразу «Дом — это место, куда хочется возвращаться». Эта фраза стала моим кредо. Дом — не там, где родился. И не обязательно там, где живёшь. А там, куда хочется возвращаться.

Пойдём — через сквер, во дворы… на Соколе я познакомился со многими интереснейшими людьми, я не успею рассказать про всех. Например, благородный сэр Алекс — мы давно не общаемся, но именно он повлиял на меня сильнее, чем многие. Благодаря дружбе с ним я перестал был аполитичным и разобрался, чем отличаются либералы от консерваторов. Раньше мне было пофиг. А этот странный парень, на шесть лет младше меня, как-то умел правильно капать мне на мозги. Он сумел до меня логически достучаться — что мало быть индивидуалистом и концентрироваться исключительно на саморазвитии, важно вырабатывать некие справедливые правила совместного проживания в социуме и соблюдать их. Мы с ним спорили до хрипоты, я отстаивал точку зрения «законы лишь мешают сильным личностям добиваться своих целей, потому что законы всегда пишут „киты“, которые уже поднялись на вершину социальной пирамиды и мешают подняться другим». Ну, тебе это знакомо.

Так вот, сэр Алекс убедил меня, что важно искать и находить способы, позволяющие заставить даже китов соблюдать правила… хотя бы иногда.

Кстати, о «китах». Да — на Соколе живут киты. Вернее, когда-то жили. Посмотри, за этим двором начинается коттеджный посёлок — частная земля и элитные коттеджи совсем недалеко от центра Москвы. Это круче, чем средневековые замки за городом на Рублёво-Успенском или греко-римская роскошь на Новорижском шоссе. Видишь — каменные соколы на ограде возле входа в здание управы района? Красиво и стильно так… я гулял по этому коттеджному посёлку сотни раз, часами. Да, здесь можно гулять. Никаких тебе пятиметровых заборов и злых собак. Всё очень демократично.

Ну да, здесь живут «добрые киты». Район построили в 1930-х, и до самых девяностых здесь селились генералы и артисты — причём, настоящие, топовые. А вот, чуть вправо от ограды с каменными соколами — мой любимый ковбойский бар, «Джек Рэббит». В просторечии — «Кролик». Сколько там было весёлых историй… на одной из стен бара — фотографии знаменитостей, когда-то выпивавших здесь. Почти все — из девяностых. Знаменитости новой эпохи предпочитают другие места и другую атмосферу. А я люблю пить в «Кролике».

Когда один мой друг был студентом, и мы с ним как-то раз выпивали в этом баре — столик неподалёку от нас внезапно занял препод из его универа, известный в Москве православный патриот, высокооплачиваемый критик либерализма и ислама, специалист по «русскому миру» и прочей лабуде. Друг сильно удивился, что сразу два его учителя — университетский и неформальный — любят один и тот же бар. А я улыбнулся над тем фактом, что знаменитый критик Запада ходит со своей женой в ковбойский бар, а не в какую-нибудь патриотичную славянскую кухню, каких в Москве полно, на любой вкус и кошелёк.

Москва — она такая.

Впрочем, я хотел поговорить вовсе не о «Кролике», а о том, что люди с обострённым чувством справедливости вызывают у меня восхищение. Вот ты всегда рвёшься в бой, если где-то на твоих глазах кого-то незаслуженно обидели. Так и вижу, как ты выхватываешь катану из ножен и несёшься крушить мировое зло на отдельно взятой лестничной клетке. С катаной в руках, в домашнем халате и тапочках. Это невероятно мило.

Мне всегда нужен хотя бы один подобный человек в моём окружении — для равновесия. Люди, подобные тебе, уравновешивают мой подход к жизни — «правды нет», «справедливость — пустое понятие», доминирующий инстинкт самосохранения и сложные интриги. Ты знаешь, что мне всегда проще быть серым кардиналом. И если с кем-то из моих близких несправедливо обошлись — я стараюсь сначала помочь и поддержать пострадавшего. Гораздо удобнее отомстить обидчику чужими руками и так, что меня даже рядом не было. Или действовать, как мои любимые персонажи в литературе — парфюмер Гренуй и коллекционер Клегг. Они же такие лапочки с виду, а если копнуть глубже — так много интересного…

Поэтому стараюсь окружать себя людьми, склонными сначала рубить катаной, а после разбираться. Нет — не для того, чтобы решать свои проблемы вашими руками, ну разве что иногда. А потому, что рядом с таким человеком у меня появляется чувство внутренней гармонии. Да — я ловлю кайф от каждой твоей битвы с «китами». Хоть и не имею ничего против китов. Просто мне нравится твой стиль — ты вытворяешь всё то, чего я не позволяю себе почти никогда.

Мы прошли через коттеджный посёлок — теперь мимо шаурмячной имени Барака Обамы (долгая история), мимо общежития и заброшенных корпусов Авиационного Института, сквозь арку — во двор старого дома сталинской архитектуры. Мимо вывески, которую можно прочитать как «святилище персов»…

В девяностые в этом дворике бухали «киты», в десятые — я. Мне рассказывали, что когда-то здесь жил знаменитый поп-певец, к нему на вечеринки периодически приезжали Пугачёва с Киркоровым на своём длинном Лимузине, не пролезавшем во двор. Этот дворик видел знаменитостей, пьяных в хлам. Я же упился здесь до такого состояния, что пошёл за шаурмой и долго втирал продавщице из Киргизии, что «понаехавшие — сила, а коренные москвичи вообще обленились, и мы здесь власть».

Есть свой прикол в том, чтобы жить, работать и бухать на районе, сохранившем ещё свежие следы былой роскоши. Говорят, до того, как в начале нулевых Москву стали застраивать элитными жилыми комплексами, все богачи и знаменитости старались поселиться именно на Соколе. Здесь помпезно.

Пойдём — сквозь двор к незаметной железной двери. Это вход в старый книжный магазин, похожий на средневековый замок, со своими подземельями и потайными комнатами. Я знаю, ты любишь аромат книг — чувствуешь, как здесь всё пропитано им?

В этом «замке» я какое-то время царствовал.

Сюда, вверх по лестнице — видишь, там уже накрыт стол. В торте — горящие свечки в форме цифр, означающих твой юный возраст. Брэнди «Чёрный аист» разлит по рюмкам. Вокруг — тысячи книг в шкафах. Красивая атмосфера в нашем совместном сновидении, правда? А главное — когда во сне пьёшь алкоголь, в реальности наутро не наступает похмелье.

Держи рюмку, давай обернёмся к Читательнице и Читателю, я хочу им тоже кое-что сказать: «Если вы дочитали до этого места — поздравляю, я вас заколдовал. Неважно, в каких координатах времени и пространства вы находитесь, независимо от того, где вы и когда — читая эти строчки, вы влились в момент празднования дня рождения Лин. Спасибо!»

Видишь, милая Лин — внимание множества людей из разных городов, стран, из разных лет — пересеклось в этой точке, когда я торжественно говорю тебе:

— С днём рождения! Выпьем до дна за твоё светлое будущее!

Пока ты задуваешь свечи, я желаю, чтобы «твоё место» принесло тебе удачу и внутренние трансформации, чтобы с тобой произошло столько же удивительных историй и знакомств, сколько случилось со мной на Соколе. Ты чудесная! С праздником, Лин!

Избранные рассказы

Заброшка

Прикрывая зажигалку ладонью от ветра, я нажал кнопку. Из кусочка пластмассы в моей руке вырвалось пламя, подожгло сигарету. Я вдохнул дым, в воздухе разлился приятный аромат вишни. Люблю крепкие ароматизированные сигареты. Люблю курить их в одиночестве, особенно — наслаждаясь созерцанием красивого вида. Как сейчас.

Я сижу на крыше заброшенной бетонной коробки, стоящей посреди соснового леса. Когда-то, до моего рождения, это было советским военным объектом. Теперь здесь даже бомжи не живут и сатанисты не собираются — весёлые девяностые остались позади. Единственные редкие посетители этой заброшки — чуваки вроде меня. Российская молодёжь нашла странную романтику в том, чтобы лазить по ветхим заброшенным зданиям.

Впрочем, наша заброшенная станция связи популярностью не пользуется. Слишком далеко от больших городов, не огорожена, про неё не сочиняли городских легенд, как про Ховринскую больницу или «Синий Зуб». Здесь действительно не произошло ни одного таинственного самоубийства, нет сатанинских граффити. Всего лишь трёхэтажная бетонная коробка, крыша — чуть выше верхушек сосен. Дальше, на восток — десятки километров леса и болот, без единого человеческого жилья. На запад — маленький посёлок, от которого я шёл сюда пешком полтора часа. А до того посёлка двадцать минут ехать на автобусе от районного центра, где живу я.

Сегодня вторник, и к заброшке точно не припожалует ни одна экскурсия. Это бизнес моего друга — водить сюда желающих за небольшую плату. Рассказывает кучу баек и небылиц, разыгрывает «театр одного актёра», чтобы нагнетать мрачные предчувствия. Что ж, по крайней мере, заброшка служит ему отличной декорацией. Ах да, граффити здесь всё же есть. Теперь есть. Мы прошлым летом их нарисовали, когда вдвоём обследовали тут всё — осторожно, аккуратно, шарахаясь от каждого шороха.

Сейчас я знаю это здание как свои пять пальцев. Сегодня я здесь без друга и экскурсий. Не ради денег, ради себя. Докурил — можно и покушать. Достал из рюкзака термос и бутерброды. Хлеб и яичница с грибами. В термосе — крепкий пуэр. Люблю чёрный чай.

Вперив взгляд в хвойную даль, в самый горизонт, я подумал о Диане. На прошлой неделе она с большим чемоданом уехала в Москву. Навсегда. Раньше мы много говорили об этом, ругались, мирились. Но в итоге красавица твёрдо решила — ехать в столицу, чтобы выйти замуж за первого попавшегося скромного офисного клерка с московской квартирой. Два года назад так удачно вышла замуж её лучшая подруга. Благодаря вконтактику Диана узнавала от неё все новости: как в Москве весело и богато, как легко развести обычного московского паренька на подарки и обязательства. Главное — суметь от него забеременеть, после этого — дело в шляпе!

Теперь моя Диана залетит от какого-нибудь скромного представителя вида «офисный планктон». И этим обеспечит будущее себе и потомству. А я не смог её удержать.

Отпуск за свой счёт, бурную пьянку и тяжёлое похмелье я себе уже организовал на прошлой неделе. Теперь пришёл сюда подумать, как мне дальше жить без неё. Прокручивал в голове, как мы дружили в школе, вспоминал наш первый секс на учительском столе после уроков и вообще — всё то время, что мы были вместе. Дианка была моей первой и единственной женщиной. Кому я без неё нужен? Но она хотела большего — и ей уже двадцать один, как и мне. Выскочить замуж — как раз ещё не поздно. Но связать свою жизнь с простоватым провинциальным чуваком Дианка явно не хотела. Несмотря на то, что именно я учил её пить водку и правильно закусывать, я дарил ей розы и всякие девчачьи мелочи, я чинил её компьютер, а летом мы убегали с дачи далеко в лес, чтобы заняться сексом у маленького озера — там никто не мог нас увидеть.

Мне казалось, что всё идеально, но Диана явно думала иначе. Она не могла понять, почему я не хочу в Москву. Был там однажды. Москва оглушает. Слишком много всего. Слишком высокие дома, много шума, много людей. Но Диане нужно было это «много». А мне — как-то не очень.

Я ни разу не приводил её на эту заброшку — может, именно поэтому я сейчас здесь. Хоть одно место, не вызывающее ассоциаций с моей красавицей.

Я доел бутерброд, запил его чаем. Отлично — осталась половина термоса на обратную дорогу. Мне всегда нужно много воды.

Оторвав взгляд от леса, я оглядел крышу, бетонные плиты, лестницу, по которой забрался сюда. Всё это было построено с какой-то целью. Неважно, была ли эта цель «правильной», но у людей, приехавших сюда, в лес, расчистивших площадку, построивших трёхэтажное здание и наполнивших его радиоаппаратурой (давно уже вывезенной или украденной) — у этих людей была Цель. Их действия несли в себе смысл. Ради этого смысла люди старались, работая здесь каждый день… После что-то случилось — и смысл пропал. Просто растворился в воздухе. Раньше я всегда с удивлением думал — как это может так случиться, чтобы смысл взял и исчез? А вот так. Как в моих отношениях с Дианкой — был смысл и растворился. А заброшенное здание осталось — и остался я.

Какое-то время трёхэтажная бетонная конструкция просто стояла без дела. После — пришли другие люди и вынесли из неё всё ценное, что смогли. Даже двери и оконные рамы. После здесь, видимо, жили какие-то бездомные… но недолго — слишком далеко от посёлка. Да и зимы у нас суровые. Какой смысл жить здесь, если до большого города всего пара часов на поезде? А в больших городах — свои заброшки, свои тёплые подвалы… бр-р! Не люблю думать о бомжах. Мерзко. Всегда есть выбор: бомжевать в подвале или найти себе хоть какое-то занятие. Даже в нашем городке нужен сторож на склад с пустыми ящиками. Платят копейки, но можно жить на этом складе.

И снова здание какое-то время пустовало… пока не появилась мода на эту странную романтику — и мы с другом втянулись в способ заработка, всегда казавшийся мне… шизанутым. К счастью, у меня есть основная работа, и она мне нравится. Нашему райцентру повезло: здесь открылся «Макдоналдс», и я работаю в нём почти с самого открытия.

Бургеры, булочки, роллы, картошка — всё это на самом деле не важно. И гамбургеров я уже наелся на всю оставшуюся жизнь. Важно то, чем я наслаждаюсь на этой работе. Там есть смысл, есть система. Каждое движение повара и кассира, каждый жест, каждая фраза является частью системы. Нельзя, да и не нужно никакой отсебятины. Приходя в ресторан, я надеваю униформу и оставляю своё «Я» за дверью — в мире объятий Дианы и походов к заброшке. Переодевшись в униформу, я становлюсь другим человеком — и этот человек мне нравится. В «Макдоналдсе» мне не нужно много размышлять или выносить оценочные суждения. Я совершаю одни и те же действия, как автомат, винтик большого механизма. Включаясь в эту систему, я наслаждаюсь осознанием того факта, что она вообще существует — систему придумали задолго до нас, она покорила мир и протянула щупальце даже в ту глушь, где родился я.

Меня мало чему полезному научили в школе, но многому научили в ресторане. Если бы я попробовал открыть своё кафе, здесь и сейчас, с нуля — у меня бы ничего не получилось. Потому что я ничего не знал про Систему и вряд ли смог бы придумать её сам. Систему оказалось легко изучить, но с каждым днём я всё отчётливее понимал, как тяжело было её придумать.

Меня согревало это чувство причастности. Я знал, что каждый день во всей России и в Штатах, и в Аргентине, и даже в Китае — по всему миру люди, разные, непохожие на меня, точно так же приходят на работу, жарят такие же котлеты, стоят за такой же кассой. Это было здорово! Я ничем не хуже других. Не лучше, но и не хуже. Там, в Москве, Дианка однажды обязательно зайдёт скушать гамбургер или выпить колы. И такой же винтик Системы, как я, соберёт ей заказ. Такой же, как я… Значит, это я соберу для неё заказ. Чем я хуже работника московского ресторана? Ничем. Многие боятся становиться винтиками системы, потому что это роняет их самооценку. Моя самооценка и так всю жизнь была ниже плинтуса, так что «Макдоналдс» только поднял её. Были две ценности в моей жизни — Диана и ресторан. Остался только ресторан.

Мне бы хотелось сравнить себя с этой заброшкой, но не получалось. Или не хотелось думать, что из меня постепенно вынесут всё ценное, а через много лет молодёжь станет водить по мне экскурсии. Да я и не заброшен, я — часть большой семьи «Мака». А вот Россия точно похожа на это здание. Иногда говорят «страна-бензоколонка». Нет. «Страна-заброшка», в которой случайно забыли или бросили много-много бензина. Однажды всё ценное вынесут, уйдут даже бездомные — в поисках лучшей доли. А после придёт романтичная молодёжь, водить экскурсии по заброшенной северной стране. Вполне возможно.

Медленно спускаясь с крыши, я оказался на втором этаже, когда услышал голоса. Весёлый девичий смех донёсся со стороны тропы, по которой я пришёл. Чёрт! А так хотел побыть один: разложить покрывало в траве под деревьями и просто лениво валяться час-другой, глядя на заброшку, небо, ёлки и размышляя о своём. Совершенно не хочу сталкиваться с другими людьми. Но… если это компания симпатичных девчонок — почему бы и нет?

Я спрятался за рухнувшей бетонной плитой — из этой позиции я отлично видел поляну перед заброшкой через проём окна, а меня не было видно вообще. По крайней мере, при таком положении солнца. Я был в тени, бесшумным наблюдателем.

Гостей было двое — парень и девушка. Сначала я даже разочаровался. Подумал: может, выйти из укрытия и мимо них направиться обратно в лес? Они весело бегали по поляне, будучи уверенными, что здесь никого нет, обнимались, целовались. И вдруг я понял, что мне интересно за ними понаблюдать. Чёрт, я всегда был вуайеристом, но только недавно узнал, что это так называется. Мне с детства нравилось тайком подглядывать — не важно, за кем. Сам факт того, что я вижу то, чего видеть не должен, доставляет мне огромное наслаждение. Это не сравнить с сексом, это другое. Кайф от нарушения запрета. Нельзя смотреть — а я смотрю! И кайфую!

Помню, мне было лет семь. У нас в городке много старых домиков, обнесённых заборами, — частный сектор. Однажды я слонялся в одиночестве, придумывал себе всякие забавы. И целый час наблюдал через щель в заборе за женщиной. Нет, она просто пила чай на веранде и читала газету, кажется, разгадывала кроссворд. А я тихо-тихо стоял в кустах, прилипнув к тонкой щёлке в заборе — и смотрел на неё. Тогда я не знал слова «вуайеризм», мне просто нравилось подглядывать. Самый кайф был в том, что мне казалось — она чувствовала, что за ней наблюдают, несколько раз даже повернулась в мою сторону. Но я ловко отстранялся. Мне нравилось, что я заставил ту женщину понервничать. Но я ничего плохого не делал и даже не думал, просто смотрел на неё. Я — зритель. Я люблю смотреть.

Ну и после, сколько раз мы с Дианкой в это играли. Она приковывала меня наручниками к батарее и танцевала для меня, медленно стягивая одежду — а я мог только смотреть. Мне это нравилось.

И вот сейчас, без какой-либо причины, сработал тот же рефлекс. Я затаился за бетонной плитой — и смотрел во все глаза на прибывшую парочку. Им было весело, но парень всё же не терял головы и громко сказал:

— Пойдём посмотрим — точно внутри нет никого?

Я быстро осмотрелся. Да, я знал эту заброшку как свои пять пальцев. Три быстрых шага в коридор, закинул рюкзак в вентиляционную шахту, подпрыгнул, подтянулся и залез туда же. Немного повозился, устраиваясь поудобнее — и наконец улёгся так, что мог видеть лестницу.

Эти двое осторожно зашли и осмотрели второй этаж, после сходили на третий, побывали на крыше. Кажется, они убедились, что тут нет ни единой живой души. Интересно, можно ли вообще считать меня «живой душой»?..

Я услышал крики с крыши — вопли, обращённые в пустоту. Почти все, кого мы сюда приводили, любили поорать в направлении леса.

— Я свободна!!! — кричала девушка.

Парень посылал нахер своё начальство, кричал много непристойного о разных людях — посылал этих неведомых мне личностей в разные направления и отверстия. Вот такая бесплатная психотерапия.

Дальше, судя по смеху девушки, он помочился в пустоту с края крыши. Наконец, они спустились, какое-то время бродили мимо меня, осматривая тут всё. Я поймал себя на мысли, что эти двое мне нравятся. Вот, бывает: вижу влюблённую парочку, и они не вызывают никаких эмоций. Или — вызывают ревность. Бывает, смотрю и думаю: «Что такая красавица нашла в этом быдловатом дебиле?» А иногда: «Почему этот нормальный парень с такой уродиной?»

Но эти двое как-то гармонично смотрелись. Мне нравилось слушать, как они перешучиваются, иногда я давил улыбку. После они долго целовались — но мне совсем ничего не было видно, а пошевелиться я боялся. Наконец, девушка прошептала:

— Давай не здесь… тут всё мёртвое. Давай на улице, на травке!

Когда затихли их шаги на лестнице, я тихонько выбрался из вентиляционной шахты. Вся одежда была в грязи — придётся долго стираться, отмываться… но сейчас это неважно, сейчас я хочу посмотреть на этих двоих!

Они расстелили на траве большое покрывало… Вот как описать словами возбуждение, охватывающее вуайериста? Это совсем не то чувство, что испытывают мальчики во время просмотра порнографических роликов. Это другое… Что-то вроде лёгкого опьянения, и приятная щекотка во всём теле, и… будто подташнивает от счастья. Если даже в детстве, подглядывая за соседкой, разгадывающей кроссворд, я испытал нечто вроде вуайеристского оргазма, то сейчас… меня накрыло цунами эмоций, ощущений, блаженства. Хотелось орать от радости, но я не смел издать ни звука — чтобы не спугнуть тех двоих, занявшихся любовью на покрывале посреди леса, подальше от людских глаз.

Моё горло сжималось, голова кружилась, по щекам стекали слёзы — всё это от невероятного переживания счастья. Я смотрю на то, чего видеть не должен, ломаю все барьеры — даже те, что никогда и не мечтал сломать, считая, что это невозможно. Дыхания не хватает, в ногах дрожь… моё тело с трудом переваривало поток чистейшего счастья, низвергавшийся с мощью Ниагарского водопада.

Я пожирал глазами двух влюблённых. Девушка несколько раз подозрительно посмотрела в мою сторону — явно чувствовала, что за ней наблюдают, но увидеть меня не могла. Я не шевелился и почти не дышал. Вот она посмотрела прямо мне в глаза… не зная, что именно в этой точке куска темноты за бетонной плитой — мои глаза. Не зная, но чувствуя…

Впрочем, парень был очень страстным, и она перестала оглядываться, сосредоточившись на нём. Я поймал себя на мысли, что этот парень мне даже нравится. Нет, не в сексуальном смысле. Он был чём-то похож на меня, только было заметно, что он — из более богатой семьи. Но я испытывал к нему не зависть, а интерес. Будто разглядывал версию меня же из недалёкого будущего. Предположим, однажды я разбогатею и стану вот таким. И у меня будет красотка, похожая на эту девушку. И я буду любить её именно вот так… Надо же, а вот этого Дианка мне никогда не позволяла!

Двоё влюблённых на покрывале приближались к пику. Моё внимание было неотрывно приковано к ним — я буквально физически ощущал, как мой взгляд образует прозрачные нити, вплетающиеся в их тела. На каком-то уровне реальности нас троих связали этими нитями с применением невероятной техники вроде японского шибари. Мой ритм дыхания изменился — казалось, что мы втроём дышим в унисон… Нити моего взгляда будто добавляли в их ласки более острые ощущения — я прямо чувствовал, как делаю приятное им обоим, следя за движениями рук парня и за языком девушки…

Наконец, красавица повернула голову, впилась взглядом прямо в меня — и громко вскрикнула, затем — снова и снова. Их синхронный оргазм ударил во все мои органы чувств, я медленно и тихо опустился на пол, дрожа всем телом. Лучший момент моей жизни — сейчас. Никогда раньше я не испытывал подобного. Это было полное и чистое наслаждение: не просто сексуальное, но эмоциональное, психологическое, духовное… Может ли подглядывание стать чем-то вроде религиозного опыта? Не знаю… но мне точно пора уходить. Медленно и осторожно я поднял рюкзак, плавными шагами подошёл к лестнице и тихонько — ступенька за ступенькой… Нежной поступью, чтобы даже песок под кроссовками не скрипнул…

Я выбрался из заброшки и направился по узкой тропе, ведущей вглубь леса — придётся сделать большой крюк и выйти к посёлку с другой стороны. Мягкая земля поглощала звук моих шагов. Постепенно я шёл всё быстрее и быстрее. Думаю, два счастливых тела на покрывале вернулись в эту реальность лишь тогда, когда заброшку уже скрыл занавес вечнозелёной хвои позади меня.

Пройдя половину пути, я остановился, сел на поваленное дерево, дрожащими руками достал термос и допил весь оставшийся пуэр. Было ощущение, что со мной происходит нечто очень необычное. Дело не просто в подглядывании и счастье вуайериста… всё вместе — мой сегодняшний поход к заброшке, внезапное появление этой парочки и волна счастья, накрывшая меня там… Череда невероятных совпадений, создавшая чудо. Но дело было даже не в чуде, а в неком смутном чувстве, не отпускавшем меня до сих пор — как будто реальность перестала быть «реальной», стала мягкой и текучей, как расплавленный сыр, растекающийся по пицце. Нужно на днях зайти в мечеть — давно уже я не исполнял свой религиозный долг. Дядя на меня ворчит, что я должен быть хорошим мусульманином и жениться на девушке из правильной семьи. Какая нормальная девушка захочет жить в однокомнатной квартирке вместе со мной и дядей?

Много лет спустя вспоминаю тот день. Пуэр привёл меня в чувство лишь отчасти. Топая к посёлку, я смотрел на сосны — и видел их так отчётливо… не те слова. Не «отчётливо», и не «видел», и не «сосны». До сих пор помню невероятную остроту восприятия. Зелень хвои на фоне лёгких перистых облаков, затянувших эту часть неба. Тепло летного дня, ветерок на моём лице, скрип песка под кроссовками. Всё это вместе наложилось на мои ощущения, создав картину, лучшее название для которой — «Я живу». Ни разу до того дня или после я не ощущал так ясно, что живу полной жизнью. Остаётся широчайший простор для размышлений — почему?