Левый берег
Деревня Глазково заканчивалась в районе современных улиц Жуковского и Колхозная, дальше шли парк «Царь-девица» и деревня Титово, за ней — Кузьмиха. Границы современного Глазково проходят там же, а потом начинается Студгородок.
Зимовье на Дьячем острове (1652 год)
Город Иркутск начинался именно там, где сейчас располагается Глазково. Долгие годы, начиная с 30-х годов XVIII века, существовала официальная версия об основании города Иркутска в 1652 году. Причем основан он был не на правом берегу Ангары, а на левом.
Историк И. Э. Фишер в своей книге «Сибирская история с самого открытия Сибири до завоевания сей земли российским оружием», изданной на русском языке в 1774 году, писал, что сын боярский Иван Похабов, отправляясь в 1652 году на Байкал, «сделал в устье реки Иркута хижину для казаков, чтобы способнее собирать ясак». Кстати, «сын боярский» в то время означало не происхождение человека, а его звание в казачьей иерархии, то есть сыном боярским можно было стать и за особые заслуги.
Иркутское зимовье было построено на острове Дьячем, в устье реки Иркут. В середине XIX века на Дьячем еще были заметны остатки древних строений, а во время раскопок в 1920-х годах, предпринятых летописцем и краеведом Н. С. Романовым, в центре острова были обнаружены следы от лежащих когда-то в земле бревен.
Сейчас остров Дьячий находится ниже опор железобетонного автомобильного моста через Иркут.
Версия образования Иркутска в 1652 году вплоть до середины ХХ века была единственной и не вызывала сомнений.
Иркут буряты и монголы называли Эркэу (или Эрку). Это название происходит от монгольского слова «эрги» — ворочаться, кружиться, обходить, окружать. На Иркуте много водоворотов с шумом и пеной, кажется, что река ворочается, кружится. Иркут значит «ворочающийся, кружащийся». Русские в своем произношении изменили монгольское название Эркэу на Иркут…
Как выглядело это зимовье? В 2023 году в деревне Шеметово Качугского района был обнаружен самый старый дом в Иркутской области, а возможно и во всей Восточной Сибири. Дендрологическая экспертиза древесины лиственничных бревен установила, что дом был срублен в 1652 году, то есть одновременно с зимовьем на острове Дьячем. Так как его строили точно такие же енисейские казаки, что были и в отряде Ивана Похабова, то логично предположить, что по конструкции и внешнему виду эти два дома должны быть очень похожими.
«Енисейские» казаки означает, что они были приписаны к Енисейскому острогу. Он стоял в месте впадения Ангары в Енисей, и освоение Приангарья и Прибайкалья шло именно из него.
Самоуправство Якова Похабова
Вопрос о переносе даты основания города возник лишь при подготовке к празднованию 300-летия Иркутска в 1952 году. Просто в тот период город совершенно не был готов к проведению грандиозного праздника — не так давно закончилась война, великие сибирские стройки только начинались. Иное дело 1961 год — закончилось строительство Иркутской ГЭС, Академгородка, город развивался и хорошел. Поэтому днем рождения Иркутска решили считать дату основания острога, то есть 1661 год.
Обоснованием новой даты послужила челобитная Якова Похабова. В июне 1660 года управителем в Братские остроги (Братск и Балаганск) «для наведения порядка и сыска новых земель» был назначен енисейский сын боярский Яков Иванович Похабов. Эти два Похабова (Иван, который построил зимовье в 1652 году, и Яков) ни в каком близком родстве не состояли, а были просто однофамильцами. Кроме того, Иван был старше Якова примерно на 15 лет.
В декабре 1660 года к Якову Похабову в Балаганский острог прибыл посланец от местных племен, кочевавших по долине Иркута, и просил поставить крепость в устье Иркута для сбора ясака и защиты от притеснений со стороны красноярских казаков. Казаки из недавно построенного Красноярского острога жестко конкурировали с енисейцами за право собирать ясак с приангарских племен.
Получив это донесение, енисейский воевода 22 июня 1661 года отправил к Похабову подмогу в 60 казаков и распорядился «отыскать на усть Иркута реки или вверх Иркута самого угожево места… и на том месте поставить острог». Послание воеводы дошло до Похабова не раньше осени — дорога от Енисейска против течения Ангары, да еще через пороги, занимала более двух месяцев.
Однако Яков Похабов, не дожидаясь ответа из Енисейска, уже сделал это 6 июля 1661 года по собственной инициативе. То есть он грубейшим образом нарушил распоряжение начальства. Ему было приказано поставить острог или в устье Иркута, или вверх по его течению. В первом случае острог располагался бы как раз на месте Глазково, а во втором — где-нибудь в районе современной Смоленщины. Вместо этого он выбрал низменный болотистый противоположный берег.
И все последующие века иркутянам приходилось мужественно бороться с последствиями этого опрометчивого решения. Вплоть до постройки плотины ГЭС город практически ежегодно переживал катастрофические наводнения. Транспортное сообщение было очень проблематичным, ведь и купцам, и путешественникам приходилось дважды переправляться через Ангару — сначала чтобы с Московского тракта попасть в город, а потом из города на Кругобайкальский тракт. Ну, или наоборот. До постройки мостов город был фактически отрезан от основных путей сообщения.
Древние люди ведь были вовсе не глупыми, они жили в единении с природой и прекрасно знали, где место лучше. Недаром же все их захоронения обнаруживаются именно на левом берегу, на территории современного Глазково (стр. 104).
Деревня Глазково
Но как случилось, так и случилось, история не имеет сослагательного наклонения, так что Глазково теперь не центр города, как должно было быть, а лишь предместье, заречный район.
В самом начале XVIII века, когда Иркутский острог стремительно застраивался и развивался, на левом берегу Ангары, у самой воды, было всего несколько домиков да государева мельница на речке Кае, которая называлась так в честь Кайской горы (от слова «хай», что означает камень). Примерно в том месте сейчас переходит Каю теплотрасса и есть пешеходный мостик. В горе на берегу Иркута была каменоломня, где Ванька Каменщик добывал материал для строительства Спасской церкви, сплавляя камни на плотах. Остатки каменоломни видны и теперь.
Первое сообщение о жителях в этом районе принадлежит знаменитому путешественнику Николаю Спафарию, побывавшему в Иркутском остроге в 1675 году. Там, где сейчас находится железнодорожный вокзал, он обнаружил заимку (земельный участок в один двор) иркутского казака Ильи Могутова. В конце XVII века другой казак — Кузьма Могилев, бравший устье Иркута в откуп для рыбной ловли, построил свою заимку. Иркутску надо было как-то пополнять свой бюджет, и сдача в аренду принадлежавших городу земель и угодий — пашенных, сенокосных, рыболовных и так далее — была одним из способов это сделать. Казачьи поселения левого берега отмечены на «Чертеже земли иркуцкого города» Ремезова 1701 года.
В документах того времени упоминается Ефим Глазков. Именно его потомки, заселив со временем район, дали этой местности свое имя.
Могутов, Могилев, Михалев, Глушков, Усов, Паршенников — вот фамилии первых поселенцев-казаков. В конце XVII века именно первопоселенцы должны были своевременно оповестить обитателей острога о приближении неприятеля. Были и дальние пограничные караулы — Тункинский, например, или Бельский остроги. Но и возле города нужна была сеть небольших заимок-караулов, где жили казаки. Необходимость создания таких казачьих застав стала очевидна после неожиданного нападения на Иркутский острог объединенного бурят-монгольского войска летом 1696 года. Мирные отношения между иркутскими поселенцами и бурят-монголами продолжались недолго. Острог осадили бурятские воины князя Богдоя, поддержанные халха-монгольским войском под руководством женщины-воительницы Эрдени-Нойон и тунгусами.
Тут надо уточнить, что в остроге в то время сложилась уникальная ситуация — не только для Иркутска, но и для всей Российской империи. А, может быть, и для всего мира.
В 1695—1696 годах иркутским воеводой был Афанасий Савелов. За время своего правления он настроил против себя все население. Дошло до того, что казаки подняли бунт. На смену Савелову из Москвы был послан новый воевода Полтев, который по дороге умер. В Иркутск приехала жена Полтева с сыном-младенцем. Воеводой по логике вещей до прибытия другого назначенца должен был опять остаться Савелов, но иркутяне решили во что бы то ни стало избавиться от него. Воспользовавшись указом о назначении нового воеводы, «мирской совет» иркутских жителей постановил утвердить воеводой младенца Николая Полтева, а в помощь ему избрать управителем иркутского служивого человека Ивана Перфильева. При сдаче дел в приказную избу был принесен на руках малолетний воевода Полтев (летописец рассказывает, что воевода плакал). Таким образом, в Иркутске сложилась невероятная ситуация, когда воеводой стал младенец.
И тут к острогу подошло вражеское войско. Битва произошла 11 августа. Понятно, что командовал не младенец-воевода, а Перфильев. Боевые действия продолжались около суток. Бурят-монголы пошли на штурм. Как только сотни конников и пеших воинов приблизились, распахнулись ворота острожной башни, и конный отряд казаков бросился в атаку. Бурят-монголы ринулись на казаков дружной лавиной и опрокинули их. Казаки повернули лошадей обратно, многие из них упали сраженные в беспорядочном отступлении. Враги бросились вдогонку, но они не учли, что в остроге были три пушки. Несколько залпов — и войско нападавших моментально рассеялось.
Ночью бурятские лазутчики-запальщики подползли к городской стене. Каждый тащил с собой солому, берестяные трубки, наполненные смолой, и трут. Они ждали только приказа, но прозвучал сигнал не поджигать крепость, а возвращаться. Эрдени-Нойон и Богдой решили отступить. На восходе солнца бурят-монгольский стан опустел. Русские увидели надпись на стене, толмач прочитал: «Были под стеной, а огонь не пустили — мир».
Но в остроге решили по-своему. Налетели на бурят-монгольские юрты казаки. Жестокой расправы не ожидали бурят-монголы. Погиб бурятский князь Богдой. Погибла и Эрдени-Нойон. Ее небольшой отряд настигла казачья погоня в районе современного села Максимовщина, и, чтобы не попасть в плен, она приказала своему телохранителю пронзить её копьем. Так погибла героиня бурят-монгольского народа Эрдени-Нойон. И теперь никому не известно, где возле Максимовщины находится тот неприметный курган, под которым нашла свой последний приют легендарная женщина-воительница.
Это был единственный случай нападения на Иркутский острог в его истории, когда он выполнил свое прямое предназначение и выступил в роли неприступной крепости.
Казачьи заимки должны были не допустить повторения подобного неожиданного нападения, особенно со стороны Иркута и Тункинской долины — естественного «прохода» в Саянских горах до самой Монголии.
На заимках казаки вели личное подсобное хозяйство, что помимо государева денежного и хлебного жалования позволяло прокормить себя и свою семью. Казаки держали скотину, сено для которой запасали либо на островах на Ангаре, либо на побережье Иркута в месте слияния его с Каей. Здешние луга до сих пор называют Казачьими.
Название Глазково появляется в 30-х годах XVIII века, это была деревня в несколько дворов. Самыми распространенными фамилиями в Глазково были, естественно, Глазковы, а еще Могилевы. Причем Могилевы обосновались здесь раньше Глазковых. К тому же в этом роду было немало уважаемых людей, известных всему городу.
Почему же в названии деревни фигурирует фамилия именно Глазковых, а не Могилевых? Скорее всего, из-за более привлекательной и благозвучной фамилии.
Но и Могилевых не забыли. В Глазково вплоть до 1934 года существовала Могилевская улица (сейчас улица Касьянова), как и другая улица, названная в честь первопоселенца — Глушковская (Шмидта).
В 1796 году в деревне Глазково проживало 111 человек (49 мужчин и 62 женщины). Деревня была самой крупной на левом берегу.
На планах того времени Глазково представлено одной улицей в полторы версты с застройкой в несколько кварталов, проходящей по набережной и по тракту. Первые дома глазковцев стояли у самого берега, а выше по горе шел березняк и сосновая роща, которую пересекали ручьи и целый каскад озёр в районе от нынешних улиц Пушкина и Профсоюзной до улицы 2-й Железнодорожной.
По соседству на берегу Ангары растянулись еще несколько таких же мини-деревушек в три-пять дворов: Михалево, Титово и Кузьмиха. Живущие в них люди были заняты, как сейчас бы сказали, в сфере логистики, то есть обслуживали торговые маршруты.
Иркутск очень рано вышел на арену международной торговли. В 1684 году первый караван из Монголии подошел через Тункинскую долину к Иркутску. Он состоял из 120 верблюдов, груженных товарами — в основном китайскими. И караваны приходили потом почти каждый год. К их приходу в Иркутск съезжались торговые люди, которые стремились обменять пушнину на редкие бухарские товары, китайские ткани и чай.
С 1690-х годов торговля начала производиться и в другую сторону, то есть из Иркутска. Собирали казенный караван, скупали товары у разных торговцев, и этот караван отправлялся в Китай. Казаки выполняли функцию охраны. На один караван требовалось до 100 человек сопровождающих.
В середине XIX века к деревенским домам в уютном зеленом Глазково прибавились дачи. Жители Иркутска облюбовали это место для проведения досуга и отдыха. Особенно эта тенденция усилилась с появлением понтонного моста через Ангару.
Лучшие дачи стояли по берегу Ангары и в долине реки Каи, а также в сосновом бору над Иркутом, в том числе известная дача «Луна».
Но до наших дней крупные усадьбы не сохранились — в конце XIX века началось строительство железной дороги, все постройки на берегу Ангары попали в зону отчуждения и были снесены.
Единственная чудом уцелевшая дача в Глазково — дом Болеслава Шостаковича, ссыльного поляка, ставшего городским головой и почетным гражданином города, деда знаменитого композитора. Сейчас это уникальное здание в стиле модерн расположено по адресу улица Профсоюзная, 87.
Пожар и дома из ковров
Великий пожар 1879 года тоже поспособствовал росту численности населения. Когда горел почти весь Иркутск, народ, бросая дома и имущество, переезжал за Ангару и отсюда, с Кайской горы, в ужасе смотрел, как пылают сотни домов города, утопая в море огня и дыма. После пожара многие остались в Глазково — здесь можно было получить участок и дешевле построиться. После тех событий в предместье стали жить уже более 800 человек.
В Глазково развернулось массовое строительство, но городские власти ужесточили противопожарные меры, например, в центральной части требовалось строить только каменные дома, а крыши из металла. Но каменные дома были доступны лишь очень богатым жителям. А что делать остальным горожанам? Для них придумывались новые методы противопожарного строительства домов. Например, в газете «Восточное обозрение» был предложен новый метод строительства огнеупорных домов — очень простой и, самое главное, доступный и недорогой. Дома эти делались… из ковров, которые ткались на обычных крестьянских ткацких станках, но немного увеличенных размеров. Для основания ковра шла тонкая бечёвка, а вплетались лыко и пучки соломы. Сотканный ковер напитывался глиной, разведенной до густоты сметаны, просушивался и использовался как теплоизоляция и огнезащита в несколько слоев. Чтобы крышу не размывало дождями, ее пропитывали составом из глины, песка и извести, либо окрашивали проваренной с известью смолой, а сверху посыпали песком.
Прекрасные огнезащитные свойства таких домов были продемонстрированы иркутянам 28 июня 1889 года. Построенный по распоряжению генерал-губернатора А. П. Игнатьева архитектором В. Рассушиным дом был обложен дровами и подожжен. Пламя было настолько сильным, что в 20 метрах невозможно было стоять, а дом остался невредим. Опыт был достаточно убедителен, но иркутян не впечатлил, и «дома из ковров» почему-то популярными не стали, в Глазково продолжали строить старые привычные деревянные дома…
Свердловский район
В 1920 году предместье Глазково было переименовано в Свердловское предместье (Свердлово), а в 1944 году образован Свердловский район, охвативший, кроме самого Глазково, также Титово, Кузьмиху, Мельниково, Синюшину гору. Постепенно к нему добавлялись Академгородок, Студгородок, Первомайский, Радужный, Университетский, Энергетиков, Юбилейный, Южный. Но начиналось все с Глазково. С 1990-х годов эта часть города стала Свердловским административным округом.
Вообще переименования в советское время происходили регулярно. Остается радоваться, что город сохранил свое название. А попытки изменить его предпринимались. Так, в 1931 году Иркутск предложили переименовать в… Ворошиловск. В августе того года народный комиссар по военным делам Климент Ворошилов приезжал в Иркутск на открытие Иркутской военной авиационной школы авиамехаников (будущее ИВАТУ-ИВВАИУ). Ворошилов был знаменитым героем революции и гражданской войны, и в честь этого события трудовые коллективы предлагали назвать его именем цеха, бригады или целые предприятия, например, швейную фабрику. На стадионе «Динамо» иркутяне устроили многотысячный митинг. В конце мероприятия толпа начала скандировать: «Переименовать Иркутск в город Ворошиловск!». Это коллективное предложение вызвало всеобщую эйфорию и аплодисменты. К счастью, развивать эту инициативу партийные органы не стали. А ведь могли бы. В этом Иркутску повезло — ведь тогда по стране шла волна переименований.
А 26 июня 1959 исполком Свердловского района принял решение — установить памятник Я. Свердлову в сквере на Кругобайкальской улице (Терешковой) около школы №63 на перекрестке с улицей Чайковского. Но решение было отклонено городскими властями. Памятник был установлен на въезде в район с Глазковского моста, в стрелке улиц Маяковского и Джамбула. Автор барельефа, изготовленного из кованого алюминия — скульптор Владимир Молев. В 2022 стелу полностью реконструировали, придав ей современный облик, барельеф оставили старый.
Яков Михайлович Свердлов
Яков Свердлов прожил всего тридцать три года (1885—1919), однако успел стать одним из видных советских государственных деятелей. Его именем называли города, улицы, площади, устанавливали памятники как соратнику Ленина.
У Якова есть значительный сибирский отрезок жизни. В 1910 году за революционную деятельность его сослали на три года в село Нарым Томской губернии. Здесь он по-прежнему активно участвовал в деятельности партии большевиков, создал местную организацию, а в сентябре 1912 года после неоднократных неудачных попыток все-таки бежал. Но через полгода Свердлова вновь арестовали и отправили в Туруханский край Енисейской губернии, где он был до самой февральской революции 1917 года. Вскоре Свердлов возглавил Всероссийский центральный исполнительный комитет — высший законодательный и административный орган РСФСР. В 1919 году умер после тяжелой болезни.
Улица Терешковой
Кругобайкальская улица
До 1963 года улица называлась Кругобайкальской, потому что это было начало Кругобайкальского (Кругоморского) тракта. Это самая старая улица Глазково.
На планах города 1827 и 1849 года тракт обозначен как Кругоморский, но, начиная с 1869 года, он носит уже название Кругобайкальский.
Тракт от Иркутска к Байкалу по Кругоморской (Кругобайкальской) дороге начинался от Троицкого перевоза через Ангару (названного по имени Троицкой церкви), продолжался по предместью Глазково, шёл по Кайской горе, потом по долине реки Каи, поднимался на Синюшину гору, а оттуда спускался в долину Иркута и по ней доходил до первой почтовой станции Введенской. Затем дорога из широкой переходила в узкую, просёлочную. И опять горы и лес, повороты, спуски и подъёмы.
Преодолев более 90 вёрст и еще две почтовые станции, путники попадали на берег Байкала у села Култук.
Подъем от Троицкого перевоза на Кайскую гору и есть тот участок тракта, который сейчас является улицей Терешковой.
Современная улица Терешковой повторяет все изгибы старого тракта, что хорошо видно на современных картах города — своей конфигурацией она разительно отличается от всех окружающих улиц, геометрически правильных и прямых.
Начиная с XVII века существовало два пути от Иркутска на восток: водный через исток Ангары и озеро Байкал и гужевой возле южной оконечности Байкала, то есть через Култук и далее в горы Хамар-Дабана.
История строительства дороги начинается, когда согласно Кяхтинско-Китайскому мирному договору 1727 года внешняя торговля с Китаем была разрешена.
В это время и была организована Кяхтинская торговля с Монголией и Китаем. Всё общение велось через Кяхту и Иркутск, причем именно в Иркутске находилась таможня. Но тогдашние главные центры сибирской торговли — Иркутск и Кяхта — не были соединены между собой обустроенной дорогой.
Основным путем сообщения Иркутска с Кяхтой была дорога через Байкал. Товары везли по Ангаре, переправлялись через Байкал между Голоустным и Посольском, поднимались Селенгою до Петропавловской крепости, оттуда уже сухопутной дорогой на гужевом транспорте добирались до Кяхты.
Путь этот был труден, долог и опасен, особенно при переправе через Байкал. Сильные внезапные ветры, продолжительные бури и штормы, ненадежность дороги по льду весной (осенью сообщение вообще прерывалось почти на два месяца) причиняли купцам большие убытки.
Назрела необходимость строительства круглогодичной полностью сухопутной дороги через хребет Хамар-Дабан. Указ о строительстве тракта был издан в 1796 году.
В дальнейшем существовали разные маршруты этого тракта — через Тункинскую долину, через сам Хамар-Дабан, по берегу Байкала и долине Селенги, но все они начинались именно здесь, с подъема на Кайскую гору.
Возникает вопрос — если тракт потом все равно выходил в долину Иркута, то почему бы сразу не проложить его там? Зачем штурмовать в лоб две крутых горы — сначала Кайскую, а потом Синюшину?
Дело в том, что берег Иркута у места его слияния с Ангарой — это отвесная скала, и проложить там дорогу не представлялось возможным. Но, даже если бы это каким-то чудом и произошло, то периодические разливы Иркута не позволили бы использовать эту дорогу. Поэтому единственным реальным вариантом оставалась только Кайская гора, то есть участок, который сейчас является улицей Терешковой.
Что же везли по этой дороге? Здесь проходил тот самый знаменитый Великий чайный путь. Да-да, именно здесь, по улице Терешковой.
Можно смело сказать, что каждый килограмм чая, доставленный из Китая сухопутным путем, был провезен по этой дороге. Как и все другие грузы. Других вариантов просто не было.
Но возили из Китая и других стран Востока не только чай. Мало того, в течение многих лет значительную часть прибыли приносил купцам вовсе не он. А что же?
Ревень — стратегический товар
А возили по тракту… ревень!
Ревень — это растение из семейства гречишных.
Самым главным свойством корня ревеня, важным для европейских стран того времени, была его регуляция желудка и кишечника. Корень ревеня в больших дозах работал как мягкое слабительное, а в малых дозах — как вяжущее и запорное средство.
Надо понимать, что вся Западная Европа в течение многих веков питалась не просто некачественно, а можно прямо сказать — отвратительно. Причем не только простолюдины, но и знатные, богатые семейства. Холодильников в то время еще не существовало, и хранить где-нибудь в средневековом замке большое количество еды, особенно скоропортящейся, было очень проблематично. Не менее проблематичным было накормить большое количество едоков. Поэтому зачастую приходилось есть протухшее мясо, пить прокисшее вино, есть недожаренную пищу. Кроме того, гигиены как таковой в Европе вообще не существовало. Все это приводило к частым и массовым кишечным заболеваниям и вообще к нарушениям в работе пищеварительной системы. Практически непрерывной чередой шли эпидемии всяких дизентерий и холер. И единственным спасением был именно ревень. Поэтому он ценился дороже золота. Можно сказать, что вопрос его доставки в европейские страны был для них буквально вопросом жизни и смерти.
Основной ареал добычи корня ревеня находился в Маньчжурии. Первыми с маньчжурами столкнулись русские казаки-землепроходцы. Тогда и началась история «русского ревеня».
Ревень стал основным товаром для обмена с китайцами на соболиные шкуры. Например, в 1642 году на российско-китайской границе 1 пуд корня ревеня стоил 18 рублей. В Москве тот же пуд ревеня стоил уже 90 рублей. Но в Западной Европе, например во Флоренции, цена пуда корня ревеня достигала 6000 сольдо или 300 фунтов стерлингов (1500 рублей).
Намного выгодней было везти в Европу не пушнину, а обменивать ее на ревень, и доставлять европейцам уже это спасительное средство.
Схему поставок ревеня с Дальнего Востока в Европу организовал русский царь Алексей Михайлович, она действовала на протяжении XVII- XVIII веков.
Русские начали скупать в Китае ревень и на всех этапах (закупка, отбраковка, транспортировка, складирование, предпродажная подготовка) за его обработкой следили очень тщательно. После этого продавали его иностранцам, выдавая за продукт собственного производства.
Вообще говоря, в Европе в то время был известен турецкий, индийский, самаркандский ревень. Однако наиболее эффективными свойствами лечения желудочно-кишечного расстройства отличался именно китайский, то есть «русский» ревень. Поэтому он и считался наиболее ценным.
Вскоре все аптекари Лондона и Эдинбурга знали, что индийский ревень не лечит, нужен только русский. По всей Европе началась охота за русским ревенем, цены на него взлетели до небес. Для сравнения — пуд индийского ревеня стоил в Лондоне на русские деньги 240 рублей, пуд русского ревеня — 1500—1800 рублей.
Голландцы решили плыть в Китай и начать закупать ревень напрямую. Так же поступили англичане, испанцы, португальцы. Но торговые представители европейцев ничего не понимали ни в здешней ботанике, не умея отличить хороший ревень от плохого, ни в здешней дипломатии, поэтому, в отличие от опытных русских сибиряков, везли в Европу товар, который на самом деле не был лекарственным средством.
Русские же, наладив выбраковку, доставку и сбыт, хранили тайну. За корень ревеня, нелегально вывезенный из России, можно было пойти на плаху. Так, в 1748 году императрица Елизавета Петровна указом «О непропуске за границу заповедных товаров, а в особенности ревеня» подтвердила существовавший уже почти столетие запрет частным лицам любых чинов и национальностей вывозить из России ревень, а также применение к нарушителям «наижесточайшего истязания».
В то же самое время всем казакам Сибири и Дальнего Востока был дан указ — во что бы то ни стало найти ревень на российской территории. Да, в итоге они нашли сибирский ревень. Но оказалось, что лекарственным средством он не является, реально помогает только ревень из Маньчжурии. Голландцы и англичане в разное время пытались выращивать ревень в своих ботанических садах, но получалось то же самое — русский (то есть китайский) лечит, а выращенный нет. На вопрос «почему» ответа не было. После многочисленных попыток европейцы пришли к выводу — ревень не выносит перемещений, то есть, можно сказать, что «не живет в неволе».
Карл Линней учредил премию тому, кто сможет начать выращивать лечебный ревень в Европе, но никто не смог. Корни из России были лечебные, а выращенные в ботанических садах — нет. До сегодняшнего времени существует убеждение, что «незаконнорожденный» ревень теряет лечебные свойства, поэтому корни настоящего ревеня находятся только в Китае.
Российская монополия на ревень закончилась только в 1800-х годах. С одной стороны, медицина в Западной Европе достигла большого развития, были открыты новые методы лечения, с другой — они наконец смогли организовать нормальную выбраковку ревеня, то есть сделать то, что русские отладили еще в далеком XVII веке. Таким образом, Россия была в течение около 200 лет монополистом по поставке китайского ревеня в Европу.
Улица «Имени лиги отважных бойцов»
24 мая 1935 года Иркутский городской Совет в ознаменование героического лыжного перехода Байкал — Баренцево море постановил: переименовать Кругобайкальскую улицу в улицу «Имени лиги отважных бойцов».
Повальное увлечение всей страной физкультурой и спортом в 1930-х годах не обошло стороной и иркутских милиционеров. И вот 30 ноября 1934 года с северной оконечности Байкала, из поселка Нижнеангарск, вышла команда лыжников. Пять военнослужащих 67-го полка НКВД по охране железнодорожных сооружений — Иван Попов, Андрей Кулаков, Константин Бронников, Евгений Егоров и Александр Шевченко — с двумя собаками двинулись по направлению к Северному Ледовитому океану.
План перехода даже в наше время кажется фантастическим: Нижнеангарск — Туруханск — Обдорск (сейчас Салехард) — Архангельск — Мурманск, с преодолением Байкальского хребта, через тайгу и тундру, по незаселенным районам с ночевками в спальных мешках на снегу (последние 300 км в связи с оттепелью были пройдены пешком с лыжами на плечах).
Это был самый длинный лыжный переход в СССР, не имеющий аналогов в мировой истории лыжного спорта. Бывали дни, когда из-за сильной пурги лыжникам удавалось пройти по маршруту не более километра за сутки.
Команда преодолела громадные трудности. Она прошла там, где не ходили и местные жители. Когда подходили к Подкаменной Тунгуске, начались сильные морозы — ртутный столбик термометра опускался все ниже и ниже: 50 градусов мороза, 56, затем вообще 64…
Спали урывками — по три-четыре часа в сутки. Остальное время шли. Ни одного шага в сторону, ни одной минуты задержки на привалах, ни одного лишнего слова в пути…
В конечный пункт маршрута Мурманск отважные иркутские милиционеры пришли лишь на 151-й (!) день своего путешествия, преодолев более 9 тысяч километров непростого пути. Весь город встречал героев-сибиряков. Затем последовал триумфальный прием в Главном управлении Министерства внутренних дел в Москве, на котором за мужество и отвагу, проявленные в лыжном переходе, ЦИК СССР наградил героев грамотами и ценными подарками. От народного комиссариата внутренних дел страны им вручили знаки «Почетный работник ВЧК-ОГПУ-НКВД», золотые часы и именное оружие системы «Зауэр». Всесоюзный совет физической культуры удостоил их звания лучших физкультурников страны.
А французская газета «Трибюн де насьон» в те дни писала, что этот «сенсационный рейд» должен быть учтен в числе «наиболее красивых мировых спортивных испытаний».
Но самая долгожданная, незабываемая встреча ждала их на родине, в Иркутске. Буквально на руках пронесли коллеги героев-лыжников по привокзальной площади к месту многолюдного митинга. Встреча жителей Иркутска с участниками перехода состоялась 22 мая 1935 на железнодорожном вокзале. А через день было принято решение о переименовании улицы.
Надо понимать, что это было время великих свершений и великих триумфов. Всего год назад весь народ восторженно встречал героев челюскинской эпопеи, одна из улиц в предместье Глазково получила название в честь руководителя экспедиции Шмидта. В стране появились первые Герои Советского Союза. Видимо, предполагалось, что эта пятерка лыжников получит такую же славу, но этого не произошло. Возможно, страна просто пресытилась рекордами и достижениями. А, может быть, этот лыжный переход показался не столь значительным событием на фоне беспосадочных межконтинентальных перелетов Чкалова и Байдукова и дрейфующей станции «Северный полюс-1» с папанинцами.
Но, как бы то ни было, новое название не прижилось — и еще почти 30 лет, до 1963 года улица оставалась Кругобайкальской. А вот со второй попытки переименование состоялось…
Все участники легендарного лыжного перехода от Байкала до Мурманска и в дальнейшем достойно продолжали службу.
Имени Терешковой
А могла быть улицей имени Пономаревой
В Иркутске всего три бульвара — Постышева, Гагарина и Терешковой (на участке от улицы 2-й Железнодорожной до улицы Чайковского). Эта улица-бульвар в 1963 году получила название в честь первой женщины-космонавта Валентины Терешковой.
Но эта улица могла бы носить сейчас имя совсем другого человека.
Дело в том, что решение отправить в космос первой именно Терешкову с точки зрения развития космонавтики было ошибочным. Да и с общечеловеческой точки зрения, если иметь в виду справедливость, тоже вызывает много вопросов. Но в то время решения принимались исходя из других приоритетов.
Итак, 16 июня 1963 года с космодрома Байконур стартовал космический корабль «Восток-6» с Валентиной Терешковой на борту.
Начало
Вопрос о необходимости отправки женщины на орбиту еще в мае 1961 года поднял генерал Николай Каманин, непосредственно руководивший отбором и подготовкой советских космонавтов. Он сопровождал Юрия Гагарина в зарубежных поездках и обратил внимание, что одним из наиболее популярных вопросов, задаваемых первому летчику-космонавту, был вопрос о том, собирается ли Советский Союз запустить на орбиту женщину.
Однако и главный конструктор Сергей Королев, и академик Мстислав Келдыш, и главком ВВС Константин Вершинин высказались против. Каманин вообще был легендарной личностью в истории советской авиации — участник операции по спасению челюскинцев, один из семерки первых Героев Советского Союза, в годы войны командовал авиационной дивизией, потом корпусом. Но даже ему потребовалось полгода, чтобы добиться принятия положительного решения. Кроме политиков, женский полет в космос горячо поддерживали медики — для них он представлял великолепную возможность изучить влияние невесомости на женский организм.
Женщин-пилотов в звании офицеров ВВС тогда не было, поэтому отбор шел по «спортивному» направлению. Было решено искать будущих космонавток (возраст до 30 лет, рост не выше 170 сантиметров, вес до 70 килограммов) среди летчиц и парашютисток, обладающих хладнокровием и быстрой реакцией. Центральный комитет ДОСААФ рассмотрел около 800 кандидатур, из которых к 15 января 1962 года направил в ЦПК (Центр подготовки космонавтов) 58 личных дел.
После их рассмотрения и прохождения медицинского обследования остались пятеро: Жанна Ёркина (22 года), Татьяна Кузнецова (20 лет), Валентина Пономарева (28 лет), Ирина Соловьева (24 года), Валентина Терешкова (25 лет).
Самая старшая и опытная — Пономарева. Она единственная из женщин отряда была уже замужем, у нее подрастал сын Саша. Вуз она окончила по специальности «инженер-механик жидкостных ракетных двигателей», то есть непосредственно по космической тематике. Также только она кроме парашютной подготовки имела опыт пилотирования самолетов, причем немалый — более десяти лет. Остальные члены женской группы были только парашютистками и до прихода в отряд смутно представляли себе реалии отечественной космонавтики.
Каждой из них присвоили звание младшего лейтенанта и стали готовить к полету на «Востоке».
Почему отбирали именно парашютисток? Дело в том, что при посадке на первых космических кораблях типа «Восток» на определенной высоте космонавт катапультировался из спускаемого аппарата и приземлялся на парашюте, отдельно от капсулы. Весь полет космонавт проводил в скафандре.
Татьяна Кузнецова и Ирина Соловьева были мастерами спорта СССР по парашютному спорту: у первой было более 250 прыжков, у второй вообще около 700. Валентина Терешкова со своими 163 прыжками была только перворазрядницей. Кроме того, она не имела высшего образования — окончила лишь Ярославский заочный техникум легкой промышленности по специальности «техник-технолог по хлопкопрядению».
Поначалу девушек прозвали «космическими амазонками», но более галантный Юрий Гагарин назвал космонавток «березками». Так и пошло — «космические березки». И во время тренировок использовался позывной «Березка».
Выбор
С профессиональной точки зрения наиболее подготовленной к полету была Валентина Пономарева, однако Юрий Гагарин с самого начала высказывался против нее: ради освоения космоса можно рисковать жизнью мужчин-летчиков, если очень нужно — «холостых девчонок» (именно так он выразился), хотя и не стоило бы. Но недопустимо рисковать жизнью матери.
Однако при зачислении Пономаревой в отряд сыграла роль просьба президента Академии наук СССР Мстислава Келдыша. Именно ему, директору Отделения прикладной математики АН, в котором Пономарева трудилась инженером и занималась научной работой, в том числе программированием, лучше других были известны ее способности и аналитический склад ума.
Выбор первой космонавтки отличался от выбора первого космонавта. Руководство на примере Гагарина уже ясно представляло себе, что значит стать первым в космосе — всемирная слава, зарубежные поездки, многочисленные интервью, фото и киносъёмки. Кандидатка должна будет достойно представлять страну на международной арене. Поэтому, кроме внешней привлекательности и фотогеничности (а с этой точки зрения претензий не было ни к одной из пятерки), определяющим становились моральный облик девушек, их происхождение и черты характера.
И это обостряло ситуацию — все понимали, что выбор впишет имя одной из девушек в историю. Выбор был долгим и трудным.
Пономарева по здоровью и общей подготовленности опережала всех, но черты ее характера не внушали доверия руководству. Каманин отмечал: «Пономарева часто повторяет: „Я хочу брать от жизни все“. Терешковой она заявила: „Тебя безвозвратно испортили комсомол и партия“, — это в ответ на попытки Терешковой (как старшей в группе) посоветовать ей вести себя поскромнее».
Однажды Герман Титов увез Кузнецову и Пономареву к себе домой, и они провели у него в ночь. Чем они там занимались, осталось неизвестным. Но если Кузнецова была совсем молодой незамужней девчонкой, то у Пономаревой были муж и пятилетний сын.
К тому времени Титов, дублер Гагарина и космонавт номер два, уже совершил свой полет. Титов по всем объективным показателям был лучше подготовлен и первым должен был лететь не Гагарин, а именно Герман Титов.
За несколько дней до старта Каманин записал в дневнике: «Меня неотступно преследует одна и та же мысль — кого послать в первый полет, Гагарина или Титова? И тот, и другой — отличные кандидаты, но в последние дни я все больше слышу высказываний в пользу Титова, и у меня самого возрастает вера в него. Титов все упражнения и тренировки выполняет более четко, отточено и никогда не говорит лишних слов. Титов обладает более сильным характером. Единственное, что меня удерживает от решения в пользу Титова — это необходимость иметь более сильного космонавта на суточный полет. Второй полет на шестнадцать витков будет бесспорно труднее первого одновиткового полета. Но первый полет и имя первого космонавта человечество не забудет никогда, а второй и последующие забудутся так же легко, как забываются очередные рекорды. Итак, кто же — Гагарин или Титов?»
В результате поступили логично — более достойного Титова оставили на второй, гораздо более сложный и решающий полет. Гагарин успел сделать всего один виток вокруг Земли и провел в космосе лишь 108 минут, то есть полтора часа — по сути это был не полет, а только взлет-посадка. Фактически именно Титов стал первым настоящим космонавтом — он провел на орбите больше суток, сделал 17 витков вокруг планеты…
С точки зрения развития космонавтики это было, возможно, самое правильное решение — Титов отлично справился с заданием. Он доказал, что человек может не только взлететь и сесть, но и длительно находиться в космосе.
А вот с человеческой точки зрения…
После приземления Титов не получил и сотой доли той славы, что досталась Гагарину… Обиженный на весь свет, в первые годы после полета, как отмечал Каманин, он, что называется, «пустился во все тяжкие» — у него появились проблемы с дисциплиной и алкоголем, в частности, эпизоды вождения автомобиля в нетрезвом виде. Никой самый «сильный характер» не выдержит такой несправедливости… Кроме того, Герману на момент полета было всего 25 лет, и он до сих пор, спустя более 60 лет, остается самым молодым человеком, побывавшим в космосе.
И Титов, видимо, понимал, что более талантливую и подготовленную Пономареву ждет такая же судьба…
Как вспоминал один из основоположников отечественной космической медицины профессор Владимир Ядзовский, по результатам медицинских тестов и теоретической подготовки, девушки расположились в таком порядке: 1. Пономарева Валентина. 2. Соловьева Ирина. … 5. Терешкова Валентина. То есть Терешкова была пятой, последней…
Но у нее были другие преимущества.
Специалисты авиационной и космической медицины стояли горой за Пономареву; к ним присоединился академик Мстислав Келдыш. Бесконечным спорам положил конец глава государства Никита Хрущёв. Окончательный выбор сделал лично он. Но не по фотографии, хотя существовала такая версия, а после тщательного изучения биографий и характеристик всех кандидаток.
Родители Терешковой были из простой семьи. Отец работал трактористом, погиб на советско-финской войне, мать трудилась на текстильной фабрике. Кроме того, сама Валентина начинала трудовую деятельность на ткацком комбинате, где стала секретарем комсомольской организации. Идеальный пример человека «из народа», представителя рабочего класса. Этим она выгодно отличалась от Пономаревой, происходившей из семьи инженеров.
В итоге на самом верху было принято решение — основным пилотом корабля «Восток-6» назначается Валентина Терешкова, дублерами — Валентина Пономарева и Ирина Соловьева. Сразу на двух дублерах настояли медики ввиду «индивидуальных особенностей женского организма».
Полет
Женщины есть женщины — когда накануне старта приехал парикмахер, все трое решили перекраситься. Так Терешкова стала брюнеткой, Пономарева рыжей, а Соловьева блондинкой. Руководители полета схватились за голову: фотографии потенциальных покорительниц космоса в Москве уже ждут публикации, а тут такая перемена. Девушек заставили «ликвидировать красоту».
И вот корабль «Восток-6» с первой женщиной-космонавтом Валентиной Терешковой (позывной «Чайка») на борту вышел на расчетную орбиту. Поначалу казалось, что и дальше все пойдет хорошо — наземные службы отметили собранность Терешковой, четкость ее реплик. Начальник отряда космонавтов генерал Каманин отметил в своем дневнике, что старт прошел почти идеально, и «с Терешковой они не ошиблись».
Но Каманин поторопился — на орбите начались проблемы. Медики отмечали, что у Терешковой были зафиксированы вялость, тошнота, ограниченность в движениях. Часть намеченных экспериментов Терешкова просто не смогла выполнить. Если в начале полета у руководителей были планы даже увеличить продолжительность полета, то затем сформировалось четкое мнение — сажать как можно скорее, от греха подальше.
Вот, например, одно из происшествий во время полета: в положенное время Терешкова не вышла на связь. На Земле заволновались, а потом, по данным телеметрии, обнаружили, что она… спит. Сон в неурочное время на орбите является грубым нарушением программы полета, а разбудить с Земли Терешкову никак не получалось.
На вторые сутки руководители полета обратили внимание на нечеткие уклончивые ответы Терешковой. Ее поведение насторожило и вызвало сомнения. Впоследствии оказалось, что ее мучила тошнота, она вообще не могла ничего есть. Но она скрыла этот факт.
Из-за проблем с самочувствием она фактически сорвала программу научных экспериментов: не смогла отвязаться от кресла, поэтому попросту не дотянулась до укладок с материалами и оборудованием.
Из дневника Каманина: «Терешкова в полете заметно утомлялась, мало ела и много спала, ее работоспособность была не выше удовлетворительной».
Терешкова должна была опробовать ручное управление, чтобы в случае отказа автоматической системы ориентации перед спуском взять ситуацию под контроль.
Однако ни с первого, ни со второго раза у нее ничего не получилось.
Возвращение
Катапультирование прошло мягко — Терешкова приземлилась в 400 метрах от спускаемого аппарата, поблизости от расчетного района в Алтайском крае.
Местные жители помогли ей снять скафандр, и она в знак благодарности подарила им тюбики с «космической» едой. Они в ответ накормили ее картошкой с луком и напоили кумысом. И то, и другое нарушало все медицинские инструкции. Запрет вовсе не был самодурством — вернувшуюся из космоса пищу должны были изучать специалисты, а земная еда, которую съела Терешкова, нарушала чистоту медицинских тестов, да и, к тому же, могла непредсказуемым образом повлиять на саму покорительницу космоса.
Хуже того, Терешкова пыталась уже на Земле вносить изменения в бортовой журнал, и это заметили прибывшие поисковики.
Королев, узнав о многочисленных нарушениях, был страшно разгневан и заявил: «Пока я жив, ни одна женщина больше в космос не полетит». На самом деле он выразился гораздо более грубо, абсолютно нецензурно…
Возможно, это было сказано в сердцах, в запале. Существовали ведь планы запуска чисто женского экипажа и смешанных экипажей, планы выхода женщины в открытый космос.
На деле же «проклятие Королева» оказалось пророчеством: он умер в 1966 году, а после Терешковой в космос из женщин следующей полетела Светлана Савицкая, и случилось это только в 1982 году, то есть девятнадцать лет спустя. Американки до тех пор в космос тоже еще не летали, таким образом, и второй женщиной оказалась советская космонавтка. А первая американка Салли Райд полетела лишь год спустя, летом 1983 года.
Валентине Пономаревой и Ирине Соловьевой так и не суждено было подняться в космос. Невозможно утверждать однозначно, но многие специалисты убеждены, что все сложилось бы по-другому, если бы выбор делали не по идеологическим соображениям, а по медицинским и профессиональным качествам, и первой космонавткой была бы не ткачиха Валентина Терешкова, а более подготовленная и стрессоустойчивая летчица-инженер Валентина Пономарева. Тогда бы не пришлось ждать долгих девятнадцать лет до следующего полета женщины. И улица в Глазково называлась бы именем не Терешковой, а Пономаревой.
Если несправедливость по отношению к Титову принесла реальную пользу космонавтике, то с Пономаревой получилось наоборот — после полета ее конкурентки Терешковой женские полеты были прекращены на долгие годы. Причем не только у нас, но и в США.
После полета
Генерал Каманин писал: «В первый полет можно было послать и Соловьеву, и Пономареву. Я уверен, что полет они выполнили бы не хуже, а даже гораздо лучше Терешковой, но после полета их можно было бы использовать только как космонавтов. Из Терешковой необходимо сделать большого общественного деятеля, она с честью и блеском будет представлять Советский Союз на любом международном форуме».
После полета весь мир рукоплескал первой женщине-космонавту, ее засыпали многочисленными приглашениями в ту или иную страну. По количеству заявок Терешкова вышла на первое место, опередив даже космонавта №1 Гагарина.
Но и насчет моральных качеств первой космонавтки, за которые ее, собственно говоря, и выбрали, руководство ошиблось. Например, такой эпизод — Терешкова не забыла Пономаревой слов о том, что ее, мол, испортили комсомол и партия. Уже после полета, когда она стала всемирно известной личностью, Героем Советского Союза, она продолжала выяснять отношения со своей по-прежнему безвестной коллегой по отряду космонавток. Так, когда обсуждалась программа продолжения женских полетов, она сообщила Каманину, что Пономареву нельзя назначать в полет из-за ее недостойного поведения. Генерал возмущался: «Все космонавты считают ее достойным кандидатом на полет, и только Терешкова не может простить ей прошлых обид».
Каманин отмечал, что Терешкова стала очень несдержанной и резкой в суждениях, зачастую просто грубой, ее самомнение и самолюбование просто зашкаливает. Он писал: «Она стала необычно раздражительной, резкой, иногда даже невыдержанной. Она пытается использовать свое положение в интересах близких и друзей, отличается крайней нескромностью общения, нетактичностью поведения и склонностью к скандалам».
И генерал с сожалением констатировал, что насчет кандидатуры Терешковой они явно ошиблись: «Сейчас выявляются довольно ясно и недостатки ее характера, и пробелы воспитания. Для первого полета лучше Терешковой были подготовлены Соловьева и Пономарева. Я глубоко убежден, что в будущих полетах они докажут свои преимущества перед Терешковой».
И далее: «Выявились недостатки, которые до полета не проявлялись (вспыльчивость, озлобление, поспешность в принятии решений). Она недостаточно подготовлена для роли „королевы Вселенной“. Есть все основания опасаться, что во многом она может измениться не в лучшую сторону. Она обидчива, честолюбива, вспыльчива, и у нее развивается властолюбие». Как говорится, комментарии излишни…
Что до самой Терешковой, то в отряде космонавтов она оставалась до 1997 года, дослужившись до звания генерал-майора, но в космос больше не летала. Основным ее занятием стала общественно-политическая деятельность.
Но и на этом поприще она не добилась больших успехов, в течение долгих лет занимая малозначимую должность председателя Комитета советских женщин.
Личностью, сопоставимой по масштабам с Гагариным, она так и не стала…
Космический брак
Было в жизни Терешковой и еще одно событие, о котором по сей день ходит много сплетен — через полгода после полета, в ноябре 1963 года, она вышла замуж за Андрияна Николаева, космонавта номер три. В принципе, именно его можно рассматривать как первого полноценного космонавта, потому что он первым из землян испытал настоящую невесомость, отвязался от кресла и свободно парил в корабле (до него Гагарин и Титов летали жестко пристегнутыми). Да и полет его длился уже четверо суток…
Терешкова и Николаев стали, таким образом, первой «космической» супружеской парой. Свадебные торжества организовал лично Никита Хрущёв, отчего возникла версия, что молодым людям «приказали жениться». По другой гипотезе, Николаева и Терешкову «свели» медики, желавшие получить «космическое потомство». Хотя космонавты из первого отряда утверждают, что любовь у Андрияна и Валентины началась еще до их полетов. Как бы то ни было, за беременностью и родами Валентины Терешковой врачи следили внимательно.
Все прошло благополучно — 8 июня 1964 года в семье Николаевых родилась совершенно нормальная дочка Лена. Врачи, наблюдавшие девочку многие годы, убедились, что «космическое прошлое» родителей на нее никак не повлияло.
Николаев и Терешкова развелись в 1982 году, когда дочери исполнилось 18 лет. О причинах разрыва говорить не любили, обычная история — не сошлись люди характерами, такое случается и с космонавтами…
Но Каманин предупреждал о таком исходе еще задолго до этого: «В семье она захватила безраздельную власть… Я буду рад, если ошибусь в своих прогнозах…»
Терешкова в Иркутске
В первые годы после полета, на пике популярности, Терешкова часто посещала зарубежные страны с визитами. После образования семьи они стали летать уже вместе с Николаевым.
Весной 1965 года они направлялись в Монголию. И по пути туда 26 мая Валентина Терешкова и Андриян Николаев сделали краткую остановку в Иркутске. Но на улице, которая к тому времени уже почти два года носила ее имя, она так и не побывала…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.