Бесплатный фрагмент - Геологи: судьбы, избранные временем

Предисловие

Жизнь каждого из нас неизбежно и неразрывно связана с тем веком, в котором мы родились. Он накладывает свой отпечаток не только на пейзажи наших поселений и всего того, что является воплощением материального мира вокруг нас. Он явно, а порой лишь намеками, формирует нашу суть — то, что мы любим, во что верим, чему отдаем все свои помыслы, выбирая жизненный путь.

Так, после Великой Отечественной войны стране, как соль для жизни, были нужны строители. В строительные техникумы и институты поступали даже те, кто не мечтал и даже не знал об этой профессии ранее. После 90-х, в годы становления рыночных отношений, потребовались финансисты и юристы. В последние годы в почете айтишники…

А вот начиная с 50-х годов прошлого века стране потребовались геологи. Люди, которые бы изучали землю, открывали то, что она формировала и берегла на протяжении миллионов лет. Период с конца 50-х и до конца 70-х считается золотым веком советской геологии. Именно на это время пришелся расцвет геологической деятельности. В частности, одним из эффективных способов поиска месторождений стала геологическая съемка. Страна, разрушенная войной и существующая в условиях железного занавеса, остро нуждалась в богатствах своих недр, являющихся залогом ее процветания, развития и движения вперед. А белых пятен на карте республик Советского Союза было немало…

Не случайно профессия геолога была романтизирована в кинематографе, воспета поэтами, песенниками, литераторами… Причем многие поэтические произведения принадлежат перу самих геологов. В те годы еще не было такого понятия, как «престижная профессия». Были профессии, нужные стране. Профессия геолога входила в их число, и конкурс для поступающих на геологические факультеты университетов и институтов был очень высок.

В этой книге рассказано о жизни геологов, которые пришли в профессию в середине 70-х годов и чуть позже. Только двое из восьми героев нашли свое призвание, опираясь на семейные традиции. Остальные осознали жизненную миссию самостоятельно — кто-то «определился» в детском саду, кто-то — в начальных классах школы… Предпосылки, разговоры взрослых?.. Да не было ничего такого, — говорит каждый из них. Просто был задан вопрос воспитательницей или учительницей. И был дан ответ. И трудно объяснить, почему он получился таким. Что удивительно, они не свернули со своего пути и никогда не пожалели, что выбрали его.

Сегодня, оглянувшись назад, можно сказать, что герои книги, как и многие геологи того времени, были избранными — их выбрало само время, судьба, то, что выше нас…

Девяностые годы стали катастрофой для геологической науки. Было ликвидировано Министерство геологии СССР, практически прекращено финансирование отрасли. Десятки тысяч высококвалифицированных специалистов остались без работы. А они были ценнейшим кадровым ресурсом отрасти, который формировался в течение последних десятилетий. Бурный шторм перестройки коснулся всех героев книги. Но каждый из них обладал огромным духовным потенциалом, знаниями и желанием быть полезным людям. И это помогло им найти свое новое место в жизни.

Таким местом, в частности, стала ювелирно-минералогическая выставка «Симфония самоцветов», которая ежемесячно проходит в Москве. В мае 2024 года «Симфония самоцветов» отмечает свой 30-летний юбилей, и именно к нему приурочено это издание.

Работая над созданием книги, я осознала, что профессии геолога и литератора в чем-то очень похожи! Как геологу приходится исследовать сотни килограммов породы, чтобы найти крупицы золота, так и литератору нужно осмыслить, разложить по полочкам огромный массив жизненных фактов, воспоминаний, эмоций героя, найти среди них наиболее ценные крупицы и сложить из них целостную картину.

Я благодарю каждого из героев книги за то, что они позволили прикоснуться к их судьбам.

Благодарю моего первого читателя — Марину Владимировну Фальковскую, которая не только высказывала ценные замечания к тексту, но и на протяжении всей подготовки книги вдохновляла и поддерживала меня.

Огромная благодарность Юрию Анатольевичу Василенко, автору, организатору, директору выставки «Симфония самоцветов», который одобрил написание книги.

хххх

Мне кажется, что это не просто рассказ о судьбах отдельных людей, участников «Симфонии самоцветов». В книге отражены тридцать лет жизни нашей страны, это срез жизни поколения. Поколения, которое является очень счастливым, которое много увидело в своей жизни. Как они готовились жить, получили прекрасное образование… Хотели быть героями, открывать недра нашей страны. Они начинали свой путь еще при советской власти, многое успели сделать… Но сегодня они продают эти недра всему миру. Может быть, это не то, о чем они мечтали. Это случилось не по их прихоти, не по их вине.

Это поколение оказалось свидетелем изменяющейся ситуации в стране. Но в изменениях тоже есть свое счастье. Они сумели адаптироваться к новым обстоятельствам, доказали, что умеют жить и получать удовольствие от жизни, и приносить людям радость там, где сейчас это для них возможно.

Ю.А.Василенко

Снимая шляпу…

Вы когда-нибудь были в Туве? А знаете, где расположен этот край?

Если посмотреть на карту России, то Тува аккуратно легла прямо посередине южной границы страны. На юге и юго-востоке она граничит с Монголией, ну а остальные ее «берега» омывают Бурятия, Иркутская область, Алтай, Хакасия, Красноярский край.

Иван Петрович Халенков, 40 лет назад просто Иван, студент геологического института родом из-под Ельни Смоленской области, тогда еще почти ничего не знал о Туве. Отправляясь на практику, он так же, как и я сейчас, сверился с картой родной страны. Далекое предстояло путешествие, и это вызывало и восторг, и азарт… Отдаленность этой местности от морей и океанов, приподнятость над уровнем моря создают в Туве климат резко континентальный. Одно дело — прочитать в учебнике, другое — испытать на себе.

Из геологической практики Ивана Халенкова

Утром там весна. Умываешься не водой, а льдом, ежишься от холода. Днем лето — жара, можно в шортах играть в волейбол. После полудня осень — может идти дождь, холодный дождь. Вечером наступает зима, вода в ведре замерзает… Места Иван уже знал хорошо, а вот о каверзах погоды не подумал. Забраться на скалу его заставила идея найти шеелит — интересный такой минерал. Хотелось подарить хороший образец музею. В маршрут пошел один, хотя и понимал, что нарушает правило: ходить нужно вдвоем. Но погода была отличная, солнце припекало, небо светилось чистотой! Можно и рискнуть. Взобрался на скалу, занялся своим делом. А тут откуда ни возьмись налетел ветер, пригнал тучу, пошел дождь, еще и со снегом. Скала вмиг обледенела. Иван несколько раз пробовал спуститься, но соскальзывал. Понимал, что это невозможно, что так можно разбиться. А дело шло к вечеру… Остаться на скале — значит замернуть насмерть.

Что делать?

Нужно было принять решение — и как можно скорее. Если затянешь, нападет паника, мандраж, руки будут дрожать. Это самое трудное, это страшно — принять решение. Иван принял. Снял с себя все — куртку, рубашку, брюки. Связал все это друг с другом, получилось что-то вроде веревки. Воткнул молоток, привязал свою «страховку». И стал спускаться голым. Прилипал ко льду телом, кожей. Так получалось торможение. Когда спустился, понял, что окоченел. Оделся и пять километров бежал до лагеря, согревался. Было темно уже, но дорогу он хорошо знал! Образец шеелита, который он потом подарил музею имени Вернадского, был при нем.

Решительность, отчаянная смелость, готовность к риску — эти качества трудно разглядеть в человеке в обыденной жизни, во время коротких встреч на ювелирной выставке. Крепко скроенный мужчина, не очень многословный. Прежде чем ответить, он внимательно посмотрит на собеседника — наверное, с такой осторожностью геологам порой приходится исследовать новые тропы. Тень от широких полей черной шляпы скрывает глаза, и иногда трудно понять, улыбается Иван Петрович или смотрит серьезно. Эта черная шляпа является неизменным аксессуаром его костюма и словно призвана дополнять образ, навевая детские воспоминания о мушкетерских подвигах и победах.

Мы встретились с Иваном Петровичем в небольшом кафе. За окном бушевала метель, и было приятно согреваться горячим облепиховым чаем с имбирем. Мороз надел на моего героя теплую вязаную шапку, черная шляпа осталась дома. Ее отсутствие позволило увидеть лицо Иван Петровича — с широким высоким лбом и внимательным взглядом.

— Иван Петрович, почему вы выбрали профессию геолога?

— Трудно сказать, почему я захотел стать геологом, почему меня туда тянуло. Я не мог себе представить, что всю жизнь буду жить в одном месте, в одном доме, ходить на работу на один и тот же завод, в цех… Мне хотелось исследовать, открывать, ходить, искать, изучать землю… После школы приехал в Москву поступать в геологоразведочный институт. Конкурс был большой, я не добрал полбалла. Пришлось вернуться домой. Подал документы в техническое училище при оборонном заводе. Через год забрали на два года в армию — служил в Группе советских войск в Восточной Германии. Демобилизовался весной и опять приехал поступать во МГРИ. Плохо, когда не знаешь, да еще забыл… Но я справился, поступил. И уже после поступления узнал, что мой дедушка до войны работал техником-геологом. Может, и это во мне как-то откликнулось.

— Собираясь на нашу встречу, я провела небольшое исследование: что обычный человек знает или думает о геологии и работе геолога. По собранным высказываниям стало очевидно, что картина под названием «геолог» выложена из слухов и мифов. Миф первый: геолог все время что-то копает и собирает. Он должен иметь богатырское здоровье, а не ум.

— Геолог прежде всего должен быть философом. Вот, например, приходите вы в музей. А картина закрыта тканью. В ней четыре дырки. Смотрите в одну — видите синий цвет, в другой красный, потом зеленый… Вы сможете сказать, что там нарисовано? Нет! А мы, геологи, должны это сказать. Мы бурим скважины и по тем кусочкам, которые из них добываем, с помощью геохимических, минералогических исследований, исследований под микроскопом, знаний о свойствах породы, их залеганий должны сказать, какие природные ресурсы есть в этой местности, сколько их, по какой цене они могут быть добыты. Для того, чтобы это сделать, геолог должен «переварить» массу информации, обладать философским складом ума.

Геолог должен быть научным фантастом — и тогда ему многое откроется… Геология — это призвание, определенное состояние души. И если у вас этого нет, вы геологом не будете. Вы будете завхозом, администратором, работником НИИ, но не геологом.

Геология не терпит профанов. Геолог должен быть разносторонне образованным человеком. Должен знать физику, химию, высшую математику, сопромат, философию, физхимию… У нас в институте было около пятидесяти предметов! Профессионализм в любой профессии нужен. Но в геологии особенно. Вы же живете и работаете в разных условиях, иногда экстремальных, иногда очень тяжелых. Они сразу высвечивают людей. Профнепригодных и не любящих свою профессию быстро увольняют, либо они сами уходят.

И еще одно главное качество для геолога — честность. Вот вы идете в маршрут по определенному азимуту, вас никто не проверяет. Вы можете взять образцы у соседнего ручья и лежать на солнышке или ловить рыбу. Рано или поздно правда откроется. Потому что ты должен приносить то, что в этой местности есть, что сочетается с географией каждого маршрута. Люди, которые любят халяву, в экспедициях не работают.

Хорошая физическая подготовка важна, но это то, что приходит во время геологической жизни. Человек быстро учится. Вы же весь день ходите. И это не турпоход, когда взобрался на гору по веревке, передохнул… Геолог ходит каждый день, по 25—30 километров порой. Еще и образцы породы носит за плечами. В экспедиции какие условия? Например, до бани шесть километров от вашего лагеря. Пришел с работы и отправился в баню. Помылся, вернулся… Эти расстояния геолога не пугают.

— Миф второй: геологи — это бородатые мужики с рюкзаками за плечами. Неизвестно как оказываются в непроходимых местах, живут в палатках, питаются тем, что предлагает природа, кормят собой комаров и неизвестно, попадают ли обратно в цивилизацию…

— Геологическая отрасль — это была целая страна. Говорю в прошедшем времени, потому что с девяностых ситуация резко изменилась. В производственно-геологических объединениях были вертолеты, корабли, катера, для геологов строили поселки, котельные, дома. В геологических экспедициях были машины, трактора, буровые машины, чтобы выполнять геологические задачи. На геологических базах жизнь вообще почти цивилизованная. Там и магазин, и столовая, и баня. Потом мелкие подразделения — партии, отряды, которые ходили в маршруты. И геологи не пешком шли от базы до нужного места, их доставляли на вертолетах, были и лошади. Да, живут в палатках. Да, печку нужно растопить, еду на костре приготовить… Да, комары иногда донимают. Но есть накомарники, мази всякие вонючие. Когда ты молодой, увлечен работой, комары — это часть мелких повседневных трудностей. Как и то, что в ручье вода всегда прохладная… Кстати, в таких примитивных условиях человечество много веков жило, да и сейчас есть места, где люди живут хуже, гораздо хуже.

Да, геологический отряд существует почти автономно. Если что случилось, нужно быстро находить альтернативу — чем питаться, как согреться, чем выдернуть зуб… А что тут особенного? Я не шучу. Ну, заболел у вас зуб. А из-за грозовых туч в горах вертолеты не летают. Хорошую погоду будете ждать? Если серьезные травмы или болезнь — такое тоже может случиться, — обращаешься за помощью на базу. Если лагерь стоит в труднопроходимом месте, больного нужно доставить туда, где сможет сесть вертолет. Но в принципе геолог должен обладать элементарными медицинскими знаниями. В моей практике, к счастью, таких случаев с людьми не было.

Из геологической практики Ивана Халенкова

Однажды, возвращаясь в лагерь, работники партии услышали визг в кустах. Там лежал лосенок со сломанной ногой. Куда делась мама, что с ней стало — узнавать было не у кого. Пролежал он, наверное, несколько часов, потому что началась гангрена. Лосенка принесли в лагерь. Мнения по поводу его судьбы разделились. Кто-то предлагал съесть, кто-то просто пристрелить — чтоб не мучился. «Я его спасу!» — сказал молодой студент. Взял обычную пилу и отпилил лосенку ногу. Всем свидетелям этой сцены было не по себе, повариха — так та в обморок упала… Но раз начали спасать — нужно довести дело до конца. Вытряхнули из аптечки все, что нужно, рану обработали, бинтом обмотали, даже укол больному сделали. И лосенок выжил. Стал расти. Привык к людям, лагерь считал своим домом. И даже немного обнаглел. Если проходили мимо него без корочки хлеба, обязательно боднет по руке: мол, а угощение где?

Прожил он в свое удовольствие года три, дальнейшая судьба его осталась за кадром.

Насчет еды — кормили геологов хорошо. Партия всегда брала провизии с запасом — это тушенка, сгущенка, всякие крупы, мука… Деликатесов не было. Мы их сами делали. Помню, был день рождения у нашего товарища. Как поздравить, что подарить? Тортик! Где взять? Испекли на костре! Сначала отварили макароны, не до готовности, а так, чтобы они были крепкие. Подсушили их, а потом стали выкладывать слоями: слой макарон — сгущенка, и так несколько раз. Сверху украсили ягодами лесными и поставили выпекать. Сгущенка пропитала макароны, растеклась по ним, макароны немного поджарились, стали местами хрустящие, ягодки сверху… Волшебный получился тортик!

— Миф третий: геологическая жизнь наполнена романтикой, геологи много пьют и не обходятся без гитары.

— С гитарой можно посидеть в выходной день. Если кто-то приехал с гитарой, умеет играть — это только радость. Но в рабочие дни, когда ты прошел несколько десятков километров, вернулся в лагерь, нужно поесть, высушить одежду, если промок, постирать, разобраться с материалом… Не всегда хочется петь, если честно!

Много пьют? В геологических экспедициях сухой закон. Какое может быть пьянство, если вы должны работать? Спиртного в лагере нет. Только у начальника партии может быть припасен спирт — для каких-то медицинских целей. Если кто-то из участников экспедиции тайком привез с собой спиртное, напился — он в тот же день будет уволен. Это правило общее для всех.

На подсобных работах у нас обычно трудились бичи. Бич — бывший интеллигентный человек, как их принято называть в народе. Они копали канавы, были проходчиками. В прошлой жизни эти люди были музыкантами, военными, имели другие приличные специальности. Отсидели — и никому не стали нужны, не могли найти работу. Зимой жили в кочегарках, кто где… У нас они получали в 2–3 раза больше, чем геологи, потому что работали тяжело — вручную кайлом долбили землю, а там вечная мерзлота… За все время работы никто из них не пил. Они даже внешне менялись за несколько месяцев, уходила отечность с лиц. Прекрасные работники, великолепные, эрудированные люди. Заканчивалась работа, они уезжали в город — и за два дня все пропивали. Это такой замкнутый круг, из него почти невозможно вырваться.

Из геологической практики Ивана Халенкова

Почти у каждого бывшего интеллигентного человека была мечта — заработать денег и вернуться домой, в семью. Это была святая мечта, ради нее они и работали летом, не жалея себя. Один из таких работников во время экспедиции попросил отпустить его на свадьбу сына. Ему выдали зарплату, приодели — купили брюки, ботинки, плащ… Посадили в вертолет — из ближайшего города ему нужно было улететь за несколько сот километров. Вернулся отец новобрачного через три дня с огромным фингалом под глазом, в кирзовых сапогах, без копейки денег. Просто перед посадкой в самолет он решил попить пивка…

А романтика — это общение с природой. Ты живешь по ее законам, в полном единении с ней. Идут ливневые дожди — сидишь в палатке, занимаешься камеральной работой, приводишь в порядок образцы… Это в городе берешь зонт и едешь на работу. Геолог с зонтом — это нонсенс! Однажды, когда наши работы закончились, мы отправились к вертолетной площадке. От лагеря было всего семь километров. Пока дошли, налетели тучи, вертолеты не летают, нужно ждать… А в таких «перевалочных» местах всегда есть избушка. И тут была. В избушке можно согреться, из еды — одна мука. Не позвонишь, пиццу не закажешь… Ты должен уметь устраивать свой быт произвольно, как крестьянин или лесник… Вот мы два дня ловили рыбу, жарили ее без масла и соли, пекли лепешки из муки с ягодами… Это тоже можно назвать романтикой! Я видел такие ягодные поляны — как поля! По такой поляне даже идти страшно, не хочется давить ягоду. И вот ты ползешь, захватываешь ее специальным скребком… Столько, сколько можешь унести, обработать.

— Миф четвертый: геологам каждый день приходится обороняться от диких зверей, отстреливаться от медведей…

— Это отдельные случаи, малый процент… В моей практике их почти не было. Вот, вы смотрите сериал про ментов. И создается ощущение, что вы живете в этом мире — среди бандитов, воров, следователей… Но вы за всю свою жизнь можете ни разу с ними не столкнуться. Ну, зальет вас соседка, пойдете в полицию. Так и в геологии. Вам еще должно повезти, чтобы вы зверя встретили. У медведя, например, есть огромное преимущество — у него великолепный слух и нюх. Он запах мяса за несколько километров чует в отличие от человека. Он знает, что там, где люди, там стреляют. Он старается уйти. Тем более что летом он ест ягоду, грибы, особо не охотится. Вам нужно быть классным охотником, чтобы оленя или лося убить. Он же живет там. Он все слышит, быстро бегает… Вы должны стать почти одним из них. Если вам это не нужно, вы их не увидите. Зачем зверю с вами встречаться? Может быть такая встреча — ты на одном берегу ручья, медведь на другом… Геологи, как правило, народ осторожный, знают, как нужно себя вести. А вот туристы — те скорее попадают в опасные ситуации. По собственной глупости… Я туристов, если признаться, не очень люблю. Как правило, ребята они шумные, бестолковые…

Из геологической практики Ивана Халенкова

Следуя по маршруту, Иван вышел на базу — охотничью заимку, где была избушка и банька. Решил передохнуть. Здесь уже основался лагерь конных туристов — с лошадьми, собаками. Лагерь был большой. И туристов прилично. Страшно лаяли собаки… Ивана это насторожило. Он быстро осмотрелся и понял причину беспокойства: высоко на кедрушке сидел медвежонок. Его собаки туда загнали. Сами внизу лают, а медвежонок от страха неистово орет и верещит.

— Что вы творите? Собак нужно забрать, пусть медвежонок убежит! Если он здесь, то совсем рядом медведица. Она обязательно придет за ним, и тогда никому несдобровать!

— Ой, да мы не боимся! — отвечают туристы. — У нас не только собаки, у нас ружья есть!

Иван хотел попить чаю, переобуться. Сел около баньки, стянул один сапог… И тут что-то произошло — рык, как хлопок. Только это и запомнилось. Сколько минут пронеслось?.. Опомнился Иван — а кругом мертвая тишина. Медвежонка на кедрушке нет, собак нет, туристов нет! А он сам стоит на крыше бани в одном сапоге!

— Миф пятый: геология — профессия вредная, потому что геологи помогают человечеству грабить, истощать Землю.

— Геология — это наука об изучении земли. Мы должны ее изучать, чтобы уметь пользоваться тем, что в земле есть. И это должно быть целесообразно. Я уже говорил о философском подходе. Геолог должен изучать землю, сняв шляпу. Должен относится к ней не как к инородному телу, а как к своему собственному! Это наш общий дом. Здесь нельзя хапнуть и исчезнуть. Но человек слаб… Соблазняется на то, что проще получить. Владимир Иванович Вернадский, например, говорил, что сжигать углерод — это самое последнее, что может человек делать. Потому что у человека есть разум, и энергию можно добыть из других источников. Он это почти сто лет назад говорил! А мы что делаем? И к другим способом добычи энергии можно было прийти давно, например, к использованию урана…

Это как раз задача геолога — составить проект разработки месторождения так, чтобы земля не испытывала шока. Предусмотреть очистные сооружения, рекультивацию… Пустоты после выработки заливаются водой, пустыми породами, отвалами. Что можно будет добывать в таких местах через миллионы лет? Не знаю, опыта нет! Все меняется. Вот, например, добывали в одном месте золото. Было его там немного. Технологии обновились, стали в том же месте добывать — и уже другой результат! Геология должна развиваться и развиваться непрерывно.

Во-первых, технологический прогресс предоставляет другие возможности. Месторождение, среднее по оценке запасов тридцать лет назад, сегодня может оказаться очень прибыльным. Я проходил преддипломную практику в районе Витимского плато на разведке месторождений урана. Это была середина восьмидесятых. Добывался он методом выщелачивания, это была нанотехнология для того времени. Я там дипломный проект свой писал. Это и сейчас перспективное направление. Но ведь этого мало! Потому что месторождения, которые лежат на поверхности, почти все выработаны, нужно заниматься теми, которые глубже, в земле. А для этого нужно обладать многими знаниями, мудростью.

Во-вторых, геолог становится настоящим геологом в экспедициях. Когда ходишь в обойме — это и есть геологическая школа. Твой преподаватель дает тебе то, что сам изучил и испытал, и даже то, чем не смог воспользоваться. А ты увеличил его знания и передал дальше… Из поколения в поколение. Я вот свои знания, свои возможности, к сожалению, никому не передал…

Наша геология после девяностых практически закончилась. Мы отстали лет на пятьдесят, минимум — тридцать. А ведь геологическая отрасль стала развиваться сразу после войны! Работали в тяжелых условиях, иногда очень тяжелых. Но страна изучала свои богатства, они были необходимы. Много было сделано, много открыто — так много, что этим мы пользуемся до сих пор. С девяностых годов финансирование отрасли прекратилось. Сейчас нужны только те геологи, которые добывают нефть и газ.

— Как сложился Ваш путь в геологии?

— Окончив институт, написал заявление в Министерство геологии РСФСР, чтобы меня отправили в Туву, поехал туда молодым специалистом. Через несколько лет по семейным обстоятельствам переехал в Москву, работал младшим научным сотрудником в Министерстве химической промышленности в отраслевой геологической лаборатории. Занимались всем — редкими металлами, соляными озерами, серой, сырьем для химической промышленности…

А потом настали времена, когда каждый должен был заняться своим делом, чтобы выжить. Я ушел из института в начале девяностых — потому что не платили. Было тяжело. Ты молодой человек, специалист, ищешь, где ты можешь помочь государству, а тебе: денег нет, но вы держитесь! В студенческие годы я много ездил — под Загорск, в Крым, под Ульяновск, в Среднюю Азию, Таджикистан… Под Ульяновском, например, есть Захарьевский рудник. Там высокий берег Волги. Весной-летом от дождей береговая линия размывается, и из глины вываливаются аммониты. Особенно их много после шторма. С ними не так просто работать — они тяжелые, просто так не унесешь. Тогда мало кто знал, что с ними делать. В конце восьмидесятых мы, студенты, дарили распилы аммонитов друзьям, родственникам и знакомым на дни рождения, как сувенир. У меня их много было, это было хобби. А в начале девяностых стало бизнесом. Я стоял с этими аммонитами на Вернисаже в Измайлово по выходным. В любую погоду на ногах — вот и пригодился геологический опыт… Сначала продавал просто камни, потом через знакомых вышел на мастера, который делал оправы, постепенно перешел к производству украшений. Стали открываться выставки ювелирные, я стал в них участвовать. Это путь многих геологов, которым довелось пережить девяностые, развал отрасли.

— Давайте представим, что сегодня отрасль обеспечена всем необходимым, экспедиции финансируются, геологам платят зарплату. Вы бы вернулись в профессию?

— Уже нет запала. Да и времени мне не хватит, чтобы что-то воплотить — открыть месторождение, изобрести новый способ добычи… В геологии нельзя ждать быстрого результата. Геолог работает на будущее. В геологии нельзя что-то сделать сразу. Даже если вы завтра найдете технику, деньги — вы ничего не добудете. Повторюсь: то, что на поверхности, уже давно найдено. Нужны определенные навыки, знания и философский подход к тому, чтобы что-то найти. Предположим, что я сегодня открыл месторождение. Это только начало работы. Геолог должен посчитать, каковы запасы этого месторождения, какая себестоимость добычи будет, как эффективнее добывать — с помощью шахты, карьера, выщелачивания… Когда придет рентабельность этого мероприятия? Для этого геолог должен знать горное дело, географию, климат, строительство… Он должен знать, как шахта строится, как карьер строится, и спроектировать это так, чтобы люди после него работали. А не так — карьер завалился, люди погибли… Он должен все это предугадать и написать. Как врач, который лечит все. Геолог пишет проект и защищает его. А все остальные — гидрогеологи, геофизики, буровики — дают ему вспомогательную информацию. На эту работу могут уйти годы…

Всему свое время… Ювелирные выставки — это тоже продолжение геологической работы! Я не сижу на месте, до сих пор много езжу. По городам, выставкам, все время ищу минералы, камни — материал для работы. А вы знаете, как тяжело купить нужный камень? Такой, чтобы и цена и качество соответствовали друг другу. Сейчас у меня несколько вариантов для поисков. Летом — Франция. Там маленький городок в Эльзасе на неделю весь превращается в выставку. Весь город — это камни. Осенью — Мюнхен… Посещаю многие российские выставки. И везде нужно найти того человека, который бы тебе показал, рассказал… Нужно при покупке камня принять решение — как ты его потом сделаешь, каким будет кабошон. Если я не вижу этот камень в конечном варианте, я его не покупаю.

Человек переосмысляется. У меня уже другой мир — вот такой, каменный. В нем я тоже использую свои знания на благо.

Про любовь к геологии и не только…

Каждое лето Галина и Александр Буйко едут отдыхать на Ладожское озеро — с палатками, удочками, «кастрюльками» и всем, что требуется для жизни на природе…

Начало

Лет этак пятьдесят назад студенты второго курса геологического факультета ЛГУ на ноябрьские праздники решили отправиться в лес. С утра пошел снег. На платформе в ранний час оказались только Галина и Александр. Больше никто не пришел. Ребята переглянулись: что делать-то будем? «Ну, поехали, раз пришли», — предложил Александр. В лесу быстро поставил палатку и стал разводить костер… Сели перекусить. У Саши была припасена бутылка шампанского. Он налил по стаканчику. Галине было холодно, хотелось горячего чаю, а тут холоднющее шампанское… В горло не лезло. Она потихоньку выливала его под соседний пенек и все переживала, что оно шипит. Услышит ведь! Услышал!

Галина: Сашка меня многому научил в лесу. Удивляюсь, откуда он все это знал — все эти травки, цветочки, мхи… Какие и как лечат… Про мох сфагнум… Для меня это лучшая косметика до сих пор!

Отец Александра — Константин Буйко — в 1949 году окончил художественно-ремесленное училище по специальности «огранщик», более 40 лет проработал на заводе «Русские самоцветы», всю трудовую жизнь гранил красивые камни. Камни, геология с детства были для Александра близкой темой. Поэтому и кружок краеведения во Дворце пионеров стал своим местом, первые премудрости общения с природой захватили и легко усваивались. С годами эти знания пополнялись, становились объемнее, глубже и стали базой бытия на всю жизнь.

Галина: Мои родители строили в Череповце металлургический комбинат. Отец от прораба вырос до начальника электромонтажного управления, мама работала начальником отдела снабжения. Каждые выходные мы выезжали в лес, на рыбалку, за грибами. Я с детства была недомашней девочкой. В школе хорошо училась, любила географию. В десятом классе сказала, что пойду в геологию, тем более что в этот год мой день рождения совпал с Днем геолога. Мама была в тихом ужасе. «Галка, ты что? Там мужики, там комары…» А сама всю жизнь в мужском коллективе проработала! «И с мужиками, и с комарами справлюсь!» — ответила я. Откуда пришло это желание, сама не пойму. Помню, что с детства любила собирать камешки у реки. А кто не любит? Любила рассматривать узоры на этой гальке. Видела в этих узорах свои миры. И ведь не выбросила ни один! С этими игрушками-галечками выросли мои дети: сын и дочь. И уже они раздарили мою детскую коллекцию своим школьным друзьям.

Галина мечтала поступить в Горный институт. Была спортсменкой, играла в баскетбольной команде за город. Тренеры старались направить своих играющих абитуриентов в университет. И Галину затащили. Сначала предлагали идти на экономический факультет, но она упрямо выбрала геологический. А может, ее вела судьба?

Галина: Там мы с Сашей познакомились, однокурсники. Я быстро стала много выезжать в поле. Для меня эта жизнь понятна, привычна. Вот, нет горячей воды дома — я бешусь. А нет горячей воды в лесу — значит, пойди, разожги костер, наноси воды, согрей. Мне очень везло в жизни на учителей. Думаю, это генетический подарок. Моим родителям везло на людей вокруг. Я знаю всех их друзей, которые строили Череповец. Я пропитана духом трудового города, и во мне это живет. Блогеров-теоретиков не очень жалую, но одного крутого профессионала — директора Череповецкого литейно-механического завода — готова слушать часами. Он мне как родной, потому что болеет за дело завода, моего города и всей нашей страны. А сам из Белоруссии, где мы с Сашей были в армии два года. Наши родители строили все то, чем мы сегодня пользуемся. Они создавали, мы почти все расфукали…

Галина выбрала инженерную геологию как специальность осознанно, предпочитая на практике связывать геологию и строительство нужных объектов. Еще в студенчестве сотрудничала с Ленгипротрансом. На втором, третьем курсе ездила с ним на практику на БАМ. Выезжала из Ленинграда в мае, возвращалась только в ноябре. В университете уже с сентября шли занятия, а на БАМе август-сентябрь — самые сложные месяцы. Начинались пожары, вертолеты не летали. Галине выдавали короткую справку для деканата: «Вертолеты не летали». Она, опаздывая на два месяца после летних экспедиций, постоянно догоняла учебу все года университета.

Учителя

С Галиной и Александром я знакома давно по ювелирной выставке. Галина, не в пример всем дамам-участницам, всегда нарядным, с полным комплектом собственных украшений на самих себе, очень аскетична в выборе одежды. Даже более чем аскетична. Много лет я вижу ее каждый месяц — и зимой и летом — в простых полуспортивных босоножках на босу ногу и платье цвета хаки. Всегда короткая стрижка, отсутствие косметики, никаких украшений. Если бы вдруг она решила обновить гардероб и «прихорошиться», боюсь, что не узнала бы ее. Это была бы какая-то другая Галя. Что удивительно, неизменным остается и ее лицо. Оно всегда дышит оптимизмом, к нему не пристает возраст со своими морщинами и тусклостью. Она всегда оживлена и эмоциональна при разговоре, в глазах прыгают смешинки, хотя иногда чувствуется и усталость. Смотришь на нее и сразу понимаешь: она геолог. Была и осталась им. Это ее суть, призвание. И это вызывает уважение.

Портрет Александра не требует много красок. Серьезный человек с внимательным взглядом. Я не представляю его без пинцета в руке, которым он бережно берет из коробочек в витрине и кладет на планшетку перед покупателями ограненные камни. Четкая речь и прекрасный юмор. Шутит Александр всегда с серьезным лицом.

Обычно я разговариваю с Галиной и Александром коротко. В основном — об их камнях, представленных на выставке. Сегодня нужно поговорить о многом другом. Галина обозревает воспоминаниями жизнь, Александр без устали общается с клиентами.

Галина: Ни разу не пожалела о своем выборе. Я встретила много людей, поездила по Союзу… Для женщины в геологии страшны не мужики и комары, а тяжелые рюкзаки, холод и сырость, опасные тропы. Очень много девчонок из геологии остались инвалидами, если честно. Почки застужены, опущены, проблемы со спиной… Мне такие толковые люди встретились по жизни, которых с годами я все чаще и чаще вспоминаю. Много здоровья мне сберегли. Когда я приехала в свою первую экспедицию — было это в Восточной Сибири, под Тындой — сразу попала в категорию студенточек-зелянок. Я была техником-геологом. Мужчины на ГТТ-установке бурили грунты под будущее железнодорожное полотно БАМа, а я смотрела, какие там присутствуют породы, описывала их. Выезжали мы из лагеря на точку в восемь утра, а возвращались после смены в шесть вечера. Во время маршрутов приходилось и по кочкам прыгать по мари (болото поверх вечной мерзлоты), и речки, и ручейки переходить. Все мужики в болотных сапогах, а я приехала в невысоких резиновых сапожках. Крупные мужчины под 100 кг проходят по мари нормально, а я за ними 54 кг веса постоянно проваливаюсь в грязь, долго перетаптываясь на месте и примериваясь, куда ступить дальше. Как правило, эти переходы заканчивались утоплением моих сапожек и постоянными вечерними стирками и сушками у печки в палатке. Или… Все уже перешли на другой берег реки, а я стою, шаг боюсь сделать… Как же страшно было прыгать на подводные камни в стремнине реки, они же скользкие! Вот и кричали мне с другого берега: «Понабрали студенточек-зелянок! Речку перейти не могут…» От этих обидных слов я и не помню, как оказывалась на другом берегу… Начальник отряда как увидел в первый раз, что я вернулась с мокрыми ногами, сразу сказал: «Ноги должны быть сухими! Сапоги болотные есть?» У меня не было. Дали. Научили по кочкам правильно ходить, не проваливаться, научили по курумнику передвигаться… Курумник — это камни свала, они все время шевелятся как живые, и ходить по ним нужно зигзагом, да еще знать, на который лучше «прыгнуть»! В общем, свои секреты есть! Многим бытовым вещам научили, без которых в экспедиции невозможно прожить: дрова рубить, рыбу ловить… Научили, как в лесу можно жить с удовольствием, с кайфом! Мне очень повезло на хороших людей! Именно на мужиков — настоящих и толковых. Начиная с моего отца, моего мужа, моего свекра… Это в него у Сашки чувство юмора! Мне вообще супермены какие-то попадались по жизни!

Был у нас бурмастер, звали его Валентин. Мне было 19, ему 35 или 37… Красавец атлетического сложения. Он мне таким взрослым казался, чуть ли не старым. Не знаю, чего он не умел делать. Он и водитель, и механик, и… еще пятнадцать рабочих специальностей! Все умел. Даже вязать! Увидел однажды, как я сижу и ковыряю спицами (это был мой первый опыт), говорит: «Ты неправильно вяжешь изнаночную!» «Чего я делаю неправильно???!!!» Показал, как правильно. На нем и свитер, и рейтузы, и носки с кожаным подбоем) были собственной вязки, и полушубок лисий сам сшил, мех сам выделал… Первый урок кокетства и формулу «в угол — на нос — на предмет» впервые я получила тоже от него. Осень, конец сезона, гоним план, работаем в любую погоду. Уже неделя дождей. Моя главная работа как техника-геолога — поддерживать костер, обеспечить горячим чаем с вареной сгущенкой, а потом cушка рабочей спецодежды для всей бригады. Настроение «кислое». Валентин вдруг спрашивает: «А ты платьишко с собой привезла?» «Да зачем оно тут нужно? То комары, то дождь… Некуда тут его надевать!» «Надо обязательно брать летнее платьишко! А ты кокетничать-то умеешь?» Я только плечами пожала. «Вот, смотри, как дамочка ходить должна!» И, прихватив длинный самовязаный свитер снизу двумя руками, легкой «подиумной» походкой профессиональной манекенщицы прошелся вокруг костра! Безумно смешно!!! С тех пор я платьишко с собой всегда брала.

— Ты скажи, тебе это в жизни пригодилось хоть когда? — строго спросил Александр.

Галина: Ни разу не воспользовалась! Но знания-то есть! Это мне скрасило жизнь! Я, когда возвращалась из экспедиций, начинала Сашке рассказывать, какие люди мне встретились. А мы уже женаты были!.. Сашка молодец, ни разу меня не убил! Я любила ездить в Сибирь. Тайга — это как тест человека. Она чистит. Плохие люди не приживаются, уезжают. Там сами условия жизни многому учат. В экспедициях при работе сменами в меню кухни заведено: с утра первое, второе, третье; в восемь часов развоз народа по точкам; во время работы перекус, а вечером опять борщ, второе, третье. Мне это так непривычно показалось, такая цаца была — ну не привыкла я по утрам есть борщ! Но ровно через три дня все наладилось: и борщ ела, и второе — и еще с двойной добавкой! Хлеб… Если его не сберечь, он покрывается зеленой плесенью. Наш кок и такой зеленый с плесенью резал и сушил. Его бы выбросить нужно, а он в коробку складывал. И вот наставало время, когда из запасов оставались только мука, сгущенка, тушенка, да и то в ограниченных количествах. Подходишь к коробке, берешь зеленый сухарь, постучишь о край коробки, чтобы немного сбить плесень — и ешь! Я там научилась ценить хлеб, научилась хранить его. После экспедиции возвращаешься в цивилизацию с обновленными чувствами: ценишь все, на что раньше и не обращала внимание, что стало привычным. Шелуху в человеке сразу видишь, всякие дрязги, сплетни просто не можешь принять…

Геология — это такая профессия… Иногда переживаешь неожиданные чувства… Однажды нам с Валентином пришлось ночью перегонять бурмашину на другую точку. Местность — горный хребет, нужно было его перевалить. Ясная ночь. Полная луна. Иду с фонариком впереди, может, в двадцати метрах от машины. Я уже перебралась через перегиб, только начала спускаться — оглянулась, жду. И вот запомнила картину, до сих пор передо мной стоит. Выезжает ГТТ (гусенично-танковый тягач с буровым станком и вышкой) из-за хребта и как бы падает в мою сторону. А он же огромный, этот танк… да еще и с вышкой… Мысль шальная… У водителя есть «мертвая зона», он меня не видит. Я как-то отпрянула в сторону и вжалась в листвянку. Подумала тогда: как же люди бросались под танки во время войны? Как же это страшно — бросаться под такую махину, невыносимо страшно…

Семья

Галина: Мы поженились после четвертого курса. Оба много ездили. Как-то я проходила практику на БАМе, а Сашка на Сахалине. Мы друг другу письма писали. У меня на антресолях целый школьный портфель ими забит. Так много! Читаю иногда и думаю: а как хорошо-то писала! Сейчас и двух слов не свяжу! Как-то все успели — и поездить в экспедиции, и детей воспитать. Сын, Александр-младший, когда вырос, сказал: «Это у вас, родители, романтика в голове. А я человек цивилизации!» Окончил ЛЭТИ, получил геммологическое образование, работает экспертом, неплохо гранит, немного занимается дизайном… Дочка Алиса окончила ЛГУ, геологический факультет. Но в экспедиции никогда не ездила. Она выбрала семью…

Галина когда-то выбрала геологию. Но главным в ее жизни, по большому счету, тоже всегда была семья.

Они уже работали, растили сына, когда Александру прислали повестку из военкомата. Институт попросил предоставить молодому ученому отсрочку — Александр писал диссертацию. Отсрочку дали, отправили его документы «под приказ»… Как это случилось, никто не знает, но через какое-то время вновь пришла повестка и начались звонки в институт. Александр был как раз в экспедиции на БАМе. Прервал полевые работы и сразу был отправлен на военную службу в Белоруссию. Офицером, на два года.

К этому времени Галина уже год как работала там, где и мечтала — в морской геологии (ВНИИОкеангелогия). Только начала осваиваться, только начала планировать экспедицию по Северному морскому пути, визу получать — ведь в программе Шпицберген! — а тут армия. Сыну два года, становление «я», мама явно не справлялась с воспитанием и требовался отец… Ситуация оказалась для Галины такой тяжелой, что она написала «депешу» генералу в часть. Мол, выделите комнату для жилья семье… И им выделили. Галина уволилась и отправилась с сыном к мужу.

Белоруссия, Осиповичи, двухэтажный дом, комната в трехкомнатной квартире на первом этаже. В каждой комнате — по офицеру. Под окнами небольшой палисадник, заросший травой, с засохшим виноградом. Галина и виноград подняла, и редис, помидоры вырастила. Сына отдала в детский сад и сама там стала работать воспитателем старшей и подготовительной групп. Готовила детей к школе: научила читать, кататься на велосипедах, вырезать ножницами поделки…

Галина: У них там в сараюшке стояли новенькие велосипеды. И никто ими не пользовался. Я приходила на работу в брюках: играла с детьми в футбол и другие подвижные игры, научила детей кататься и на велосипедах, и на самокатах. Мне заведующая садиком говорит: «Что это вы, Галина Анатольевна, в брюках на работе? У нас так не принято». А как, в юбке что ли c детьми бегать? Очень уставала! Чтобы с детьми работать, нужно полностью выкладываться — и это, безусловно, должно быть призвание.

Нас очень обоих уговаривали остаться в армии. Мы не захотели. Я один раз была на женсовете. Всех жен собрали. Тема: советские офицеры очень пьют. «Что делать будем, жены?» — спрашивал замполит. И весь разговор на эту тему… Я держалась, а потом не стерпела: «У ваших советских офицеров на что остается свободное время? Ровно на то, чтобы выпить бутылку водки». На меня зашикали… Потом на этом же женсовете от замполита лично узнаю, кто с кем спит, кто с кем еще что… И это нормально воспринимаемая информация… А у жен офицерских один разговор: как бы ее муженьку звездочку получить. Тоска смертная. Напротив военной части — городской Дом офицеров, большой, современный. Кинозал на пятьсот мест (сеанс давали, когда набиралось пять зрителей), библиотека шикарная. Но у офицеров не было свободного времени этим пользоваться!

Дочка Алиса получилась «военная». Родилась за несколько месяцев до «дембеля» Александра. Имя Алиса — в память о военном Зазеркалье. Семья вернулась в Ленинград. Пока дети были маленькие, приходилось в экспедиции ездить по очереди. Когда подросли, брали их с собой.

С начала 90-х академическая геология (Институт геологии и геохронологии докембрия РАН, где после армии работали уже вместе Александр и Галина) практически не финансировалась, иногда приходилось ездить в экспедиции чуть ли не за свой счет. Тогда Галина и Александр начали участвовать в выставках — «Мир камня» в Санкт-Петербурге, «Симфония самоцветов» в Москве. Были это первые робкие шаги. Но и работу не бросали.

В 1994 у Галины получилось очень трудное «поле». Работала в Восточной Сибири в районе нынешней железнодорожной станции Хани, в помощники дали начинающего геолога-студента из Новосибирска. После экспедиции Галина везла около 500 кг камней для лабораторных исследований. Сорокакилограммовые брезентовые мешки ей закидывали в тамбур вагона несколько мужиков (стоянка поезда три минуты). В купе затаскивала сама. Она дала телеграмму в институт с просьбой, чтобы ее встретили. Семь дней пути. Поезд приходил в Москву. На Казанском вокзале ее встретил… Александр. Пока поезд стоял, они едва успели выгрузить эти мешки на перрон. Денег нет, носильщика нанять не на что. А еще нужно перенести мешки на Ленинградский вокзал. Александр на своем горбу перетаскивал мешки через площадь. Около перрона на Ленинградском сидели цыгане и выпивохи. Попросили «контингент» посторожить груз. Сказали: это не золото, воровать не нужно, это просто камни. Открыли, показали. В Санкт-Петербурге на вокзале встречал отец Александра на машине. Все перевезли в Институт, который и пальцем не пошевелил, чтобы встретить научный груз.

Александр: Эти камни нужно было дробить в мелкую крошку и выделять цирконы. Микроскопические цирконы для геохронологического датирования, для определения абсолютного возраста горных пород. Это академическая наука. Мы работали в научной геологии. Мы добывали информацию об эволюции Земли. Сколько лет этой породе и когда она закристаллизовалась? Из 500 килограммов породы — если все раздробить, превратить в пыль, потом эту пыль в тяжелой жидкости замутить, все легкое поднимется, а тяжелые кристаллы циркона провалятся — можно получить всего несколько миллиграммов цирконов. Так вот, Галка три месяца дробит эти породы, иголкой складывает эти крошечные кристаллики в пакетик. Потом этот крохотный пакетик мы отправляем в Австралию. Потому что у нас в стране не было оборудования для работы со штучными цирконами. А наш друг уже работал в Австралии. Там были такие приборы, которые позволяли одно микроскопическое зернышко поместить в аппарат, сделать с него срез, несколько десятков точек, по которым будет определен изотопный возраст. И вот из Австралии мы получаем такую депешу: «Ваш пакетик оказался пустым». Почему? Да просто кто-то открыл пакет, не вовремя чихнул, и все разлетелось… А, напишем, что пакет был пустой… Это было время, когда цена одной страницы факса — а мы переписывались с Австралией факсами с Главпочтамта — была равна нашей зарплате. Тогда у нас в Институте проводился конкурс: кто будет поднимать шлагбаум при въезде во двор. И победил заведующий нашей лаборатории. Он стоял и поднимал шлагбаум, ему за это платили!

Галина: Весь мой сезон, весь мой труд пропал даром. Это был такой удар! Точка невозврата. И все равно я еще продолжала работать. А вскоре директор Института объявил, что всех отправляют «на картотеку». То есть, тебя отправляют домой для начала на три месяца без зарплаты. Выкручивайся сам, как можешь… Директор предлагал оставить себе надбавки за… Мне показалось это аморальным по отношению к сотрудникам, о чем я и высказалась… Дети были уже немаленькие, их нужно было воспитывать, кормить. И я сказала себе: «Я пока не Рокфеллер и не зарабатываю на выставках столько, чтобы дальше заниматься геологией за свой счет». И уволилась. Мне даже не надо было снаряжение сдавать, хотя я уже начальником отряда ездила. Обходной лист подписали в момент. Было безумно жалко уходить. Мне было по кайфу работать, экспедиционная жизнь — это мое. Для кого-то это экстрим, а мне там хорошо. Я тогда древнейшими комплексами Алданского щита занималась, было очень интересно. Но я не могла сказать детям: сидите голодные, а мама будет науку двигать…

Перестройка

…Как-то на выставке в Москве (1996 год) к стенду «Питерского Джема» подошла Юлия Петровна Солодова, профессор, заведующая кафедрой геммологии в МГРИ. Корифей своего дела и сильный маркетолог, она пригласила Галину на открывающиеся при кафедре курсы. На тех курсах готовили экспертов по бриллиантам по американской системе GIA, то есть по мировому стандарту. После обучения давали диплом. В России тогда подобных стандартов не было. Предложение казалось заманчивым, так как приоткрывало некоторые перспективы трудоустройства в создаваемых сертификационных лабораториях. Но цена в 4 тысячи долларов была неподъемной. К тому же Галина и Александр занимались цветными ювелирными камнями.

Галина: Я была единственная на курсе, за кого заплатила семья. Со мной учились оценщицы из Алмаз-Холдинга, смоленского ограночного завода по бриллиантам… За их учебу платило предприятие, а за меня — семья! Это были деньги, заработанные на выставках. Я была такой прилежной и ответственной ученицей! Сидела на первой парте. Преподавал американец с синхронным переводом. С терминологией было сложновато, конечно. Если мне было что-то непонятно, я обязательно спрашивала. Я должна была все узнать, все усвоить. У нас другого выхода не было. Саша тоже получил геммологическое образование GIA по цветным камням, но чуть позже.