Бесплатный фрагмент - Гадания на суженного

Все названия, имена и фамилии были изменены и любые совпадения абсолютно случайны.

Как-то вечером мы с Мишкой, двоюродным братом, сидели под тютиной во дворе и лопали яблоки. Как раз белый налив поспел и уродилось его в том году немерено. Говорили о том, о сем. Мишка жил в Ростове и все лето проводил у бабушки. Он знал всех наших ровесников в хуторе и со многими дружил. Его, в отличии от меня, все считали своим. Но мне было это как-то фиолетово, просто некогда было со всеми знакомиться. Знал ближайших соседей и этого хватало.

Мы уже собирались идти в дом, как заявилась Верка, наша сестра, тоже двоюродная, и подойдя поближе прошептала:

— Идем гадать, вы мне оба нужны.

— А ты что шепчешь-то, и зачем мы тебе? — спросил я ее.

— Мы боимся.

Тут уже не выдержал Мишка.

— Мы это кто, ты да Катька?

Катька — это Веркина подружка, и родственница по ее отцу. Тут нужно пояснить. У нашей бабушки было три дочери и сын — и мы, младшие были, значит, дети этих сестер. У Верки были еще старшие сестра и брат, а у Мишки старшая сестра. Я же был один, и иногда завидовал Верке и Мишке, но Миха мне говорил, что зря. Старшие сестры — это куча проблем.

— Ну да, мы с Катькой и Лена из Новочеркасска. Она на все лето к баб Кате приехала.

Баб Катя — это соседка Верки и ее родителей, дяди Володи и тети Натальи. У нее было семь детей и пара десятков внуков, которые приезжали по графику. Все, кроме Ленки. Ее баба Катя жалела, потому что ее отец, сын баб Каты, пил по-черному и делал это со своей женой, второй или третьей по счету. Потому Ленка и летом, и на всех каникулах приезжала к бабушке.

С Ленкой Верка с Катькой дружили чуть ли не с младенчества. Да и мы с Мишкой тоже знали ее давно. Девка она была хорошая, добрая. Рыжая, правда, и это ее иногда сильно расстраивало, так как в нашем хуторе любили чернявых, а рыжих не жаловали, что мужиков, что баб.

Но Ленка брала себя в руке и назло всем носилась по хутору на велосипеде, и ее растрепанные рыжие волосы развевалась на ветру, как флаг. Мы за ней еле поспевали и это несмотря на то, что у нее был школьник, который мы все считали девчачьим.

Велосипед у Ленки жутко скрипел, а мы еще к спицам себе и ей трещетки присобачили. Шум был на весь хутор.

Вслед нам местные тетки кричали:

— Тю, скаженные анчутки кутковские и зараза рыжая! Тьфу на вас. Все Махоре скажем!

Махора — это наша бабушка и она была строгая, когда дело касалось порядка. Но мы-то никому не мешали, просто катались, а то, что шум, так чай не трактор же. Вона пусть бы претензии предъявляли дяде Лене — он любитель был проехать на своем кировце по хутору. Вот где шуму-то было.

Ладно. Спрашиваю Верку:

— Говори толком, на кой мы вам сдались?

— Ну так я же говорю, гадать мы идем, тупые что ль?

— Ну и гадайте, мы то тут причем?

— Ну на кладбище же надо.

Мы с Мишкой переглянулись. Я впервые услышал, что на кладбище гадают. Мишка, похоже, тоже.

— Вер, хорош темнить, раз мы вам нужны, то колись, че да как.

— Ой, а вы что, испужались? Небось уже…

— Верка, на понт берешь? Ты толком говори, что и как, может мы и согласимся, правда Слав?

Слава — это я.

— Нуу, — неопределенно ответил я.

Идти на кладбище вечером что-то не особо хотелось, но не скажешь же. Это потом несколько лет вспоминать будут.

— Да я сама толком не знаю. Это Ленка у баб Кати книжку на чердаке нашла, а там про гадания разные написано. Правда написано как-то странно. Буквы лишние. Твердый знак и эти, с точками, как у немцев.

В нашем хуторе тогда английский не преподавали. Учительница была только по немецкому. Она, как после войны приехала на практику из Ростова, так у нас и осталась, вышла замуж, детей у нее был двое. Дядя Ваня и тетя Света. Дядя Ваня в город уехал, а Света в магазине продавщицей работала. У нее два сына было — близнецы. Они младше нас были. Мишка их знал, а я так не совсем…

— Ну и. Там же, ты говоришь, еще гаданья. Вот их бы и…

— Да вы че! На кладбище самое точное, там так написано, что верняк.

— Вер, слов ты каких нахваталась — верняяяк, — передразнил ее Мишка.

— Ну так вы идете или…

— Идем, идем, только Вер, вы нам книгу покажите. Мож вы че там не того вычитали.

— Точно, — говорю я тоном знатока. — Старые книги, там всякого понаписано может быть, не сразу и разберешь.

— Идемте тогда быстрее.

— Щас, бабе Махоре скажем, что к тебе пошли и у вас переночуем, а ты тогда подтвердишь.

— Ага.

Отпросились. Бабушка на наш счет особо не переживала. Если бы я был один, тогда она бы еще подумала, а раз с Мишкой, то хоть к Верке, хоть к черту на рога. Мишка парень крепкий и серьезный — так она считала.

— Вот, книга, — сказала Ленка, показывая нам довольно старую книгу в коричневом переплете.

Надписей на ней не было, только разводы, будто краска облупилась на корках книги. Открываю книгу и читаю:

«Тайныя заговоры и гаданія, составленныя потомственнымъ волшебникомъ, членомъ Кіевской Академіи магіи, почетнымъ членомъ Парижскаго общества великихъ маговъ Европы, Рыцаремъ Великой Ложи Запада и Востока, Авраамомъ Ешраиловичемъ Зильбирштейномъ» Напечатана книга была в Варшаве в 1887 году.

Серьезная книга, подумал я. Ну, магом-то назвать себя каждый может, но вот рыцарь какой-то там лажи. Это точно просто так не назовешься. Меня считали экспертом по всякой старине, и мы с Мишкой иногда целыми днями слонялись по округе в поисках чего-нибудь старинного. Благо найти у нас много чего можно было — тут тебе и старые сарматские курганы, и всякое оставшиеся с двух войн — с гражданской и Отечественной. Да и сам хутор… Помню, как нас дядька гонял за то, что мы нашли на чердаке дома обрез и устроили стрельбище в саду. А еще я собирал монеты и марки, что делало меня в глазах моей тутошней родни великим экспертом. Так что…

— Ну и где тут ваше гадание? — спрашиваю Ленку.

— Листай дальше.

Листаю. Заговоры на удачу, привороты, отвороты. Еще бы подъем с переворотом… Так, дальше. Заговоры на смерть — это уже серьезно. Заговоры, заговоры, призывы. О, как призвать демона, как призвать покойника. Тьфу ты, на фиг их призывать. А, вот — Гадания.

Гадания на удачу, гадания на любимого, гадания на суженного.

— А вы на че гадать-то собрались?

— Ну, на суженного же, — сказала Катька.