Бесплатный фрагмент - Философские паутины

Из Википедии

Ра́зум (лат. ratio), ум [1] (греч. νους) — философская категория, выражающая высший тип мыслительной деятельности, способность мыслить всеобще, способность анализа, абстрагирования и обобщения.

Филосо́фия (др.-греч. φιλοσοφία, дословно — «любомудрие», «любовь к мудрости») — особая форма познания мира,…. К числу основных философских вопросов, например, относятся вопросы … «Что есть Человек?», «Что первично — материя или сознание?» и другие.

Идеали́зм — термин для обозначения широкого спектра философских концепций и мировоззрений, в основе которых лежит утверждение о первичности идеи по отношению к материи.

Материали́зм — направление в философии, исходящее из признания первичности материи, ее несотворимости и неуничтожимости.

Ве́ра — признание чего-либо истинным без предварительной фактической или логической проверки, единственно в силу внутреннего, субъективного непреложного убеждения, которое не нуждается для своего обоснования в доказательствах… (Вот так — так?! (авт.))

1. О диалектике

Давно замечено, что понятие *диалектика*, которая по древнегреческому источнику означала цивилизованный способ приближения к истине путём сопоставления множества отдельных мнений — основательно разделилась на два альтернативных смысла.

Спорить начали и оттого — что многое ещё не ясно и однозначно истинно в окружающей нас действительности, но ещё и потому — что кто-то и каким-то образом уже постиг истину высшей инстанции и прилагает все возможные усилия, чтобы убедить других в том, что только она является единственно верной, а потому всесильной панацеей от всех прочих заблуждений, а, значит — просчётов и ошибок в актуальной и перспективной жизненной ориентации.

Но истин в высшей инстанции оказалось две. И чтобы не морочить головы заумными философскими сентенциями о материализме и идеализме — можно представить их проще: одни стали утверждать, что ни один предмет не сдвинется без приложения физических усилий, другие — что сдвигать можно и мыслями и даже на расстоянии.

Откуда первая истина — понятно: из множественного житейского практического опыта — стабильного и надёжного — ни разу не давшего никакой осечки как в актуальной, так и в перспективной жизненной ориентации. А вторая-то — из каких устойчивых тенденций?

Разве существует статистика опыта — хотя бы мало-мальски приближающаяся к первому по надёжности ориентации? Не говоря уже о том, чтобы выдавать подобную истину за приоритетную и даже абсолютную, соорудившую параллельный виртуальный мир, в котором уже кто-то побывал, благополучно возвратился или наладил с ним бесперебойную связь, кроме как на вербальном (словесном) уровне?

От Сократа

Есть у Сократа пример, в котором он ставит вопрос, праведно или не совсем — если мать обманывает ребёнка, говоря, что лекарство сладкое, лишь бы он его принял, а человек убивает другого, защищая свою семью? Как на него ответить тому, кто веками воспитывался на известных моральных заповедях от «не обмани» до «не убий»? Ведь если следовать этим канонам, они могли бы привести к утрате детей и целых семей, и что же тогда в этом праведного и нравственного?

То есть, если оценивать по совести теологической абсолютной — допущен страшный грех. Но ведь это не так — если судить по совести общечеловеческой, По совести материнской, по совести мужественного защитника своей семьи.

Выходит, что т.н. абсолютные истины, открытые кем-то свыше, опускаясь на реальное человеческое бытие — способны становиться прямо противоположными праведному умиротворению!

Заметим, однако, что никаких подобных коллизий не возникало, если бы все лекарства оказались абсолютно сладкими и само бытие — абсолютно умиротворённым.

Но кого, спрашивается, теперь винить в том, что от самого изначального сотворения (эволюционной ли природой или высшей Монадой — кому как удобнее), наш мир устроен так не праведно и вопиюще несправедливо — кому жара, а кому стужа, кому плодородные джунгли, а кому безводные пустыни, кому виноград и вино, а кому мерзлая струганина и мутная талая вода. И с фауной, поделеной на мирную и хищную, а флорой — на полезную и вредную?

Что не могло, конечно же, не повести (как по светской Истории, так и по библейской) к конкурентной борьбе за выживание, за лучшее место под Солнцем, за власть над людьми, вплоть до претензий на мировое господство. И оказалось, что проблемы эти решались абсолютным покорением одних другими, а непокорных физическим устранением — в самую пику абсолютным истинам, когда сила правды (на которую принялись уповать, как на панацею) ничего не стоила, будучи всего лишь приложением к силе физической, силе воли и потенциалу материальных ресурсов.

Но, впрочем, намекал Сократ и на иной аспект той же проблемы. В сущности, какими бы абсолютными не были истины свыше — они неизбежно опускаются на реальный разброс индивидуальных уровней развития, их понимания и приятия, когда важнее становятся не сами абсолютные истины, а то, что остаётся от них в головах людей с множеством вариантов своей правоты, далёких от абсолюта, через себя пропущеных.

А это равным образом относится ко всем идеям, законам и инструкциям к тому, как должно бы жить правильно. Их абсолютное понимание и приятие доступно только тем, уровень развития которых никак не ниже, чем у авторов абсолютных истин.

А потому призывал Сократ молодёжь ни чему не верить, пока через себя не пропустишь. Но обратим внимание — призывал никому не верить, очевидно, за исключением себя, Сократа? Иначе в чём тогда его мудрость? Так верить или не верить?

А как бы то ни было, но мир поделён на миротворцев и поборников насилия. И, очевидно, нет другой альтернативы, чем в полной мере воспользоваться присущим только человечеству преимуществом разумного мышления, с его возможностями предварять и упреждать жертвы от противостояния — за столом переговоров путём взаимных уступок во имя мирного и равнополезного сотрудничества и развития, вместо насилия.

Тем самым основательно разгружая и суды, вечно плетущиеся в самом конце уже свершившихся событий с трагически невозвратными жизнями.

А во всём остальном — да здравствует свобода!

2. Все грани веры нашей

Верить, нельзя не верить!

Где поставить запятую, которая придаст этой изначальной бессмыслице два смысла, причём прямо противоположных? Если отделить первое слово «верить», то с учётом последующих — утверждается важнейшее свойство межчеловеческих отношений, ориентирующее на дружбу, любовь или прочное деловое партнёрство, исключающие извлечение из подобных отношений односторонней выгоды. А если первые два, то совсем наоборот и, наверное, должны быть веские причины, дискредитирующие веру в человека.

Однако, существует и третий вариант, по которому вера есть некоторое внутреннее напряжение, направленное на объект веры и если это напряжение постоянно поддерживать, укреплять и углублять — то тот объект сам непременно обнаружится.

На самом деле, фактор веры и доверия не является всемогущей монополией одного человека. Он обоюдозависим от адекватности ответа на веру самого объекта веры.

И в этих реалиях, как правило, сначала обнаруживаем сам объект веры и только затем начинаются испытания чувства веры на прочность, ради решения наиважнейших для каждого задач — кому доверять свои чувства, устремления, судьбу и саму жизнь.

И здесь нельзя не отметить специфику знакомств с объектом веры, обусловленную тем, что любой объект (предмет, явление, сам человек) — обязательно имеют внешний облик или поверхностную форму, которая укрывает самые главные качества внутреннего содержания, часто не совпадающие с внешней формой, что способствует доверию своих чувств, устремлений, судьбы и самой жизни практически вслепую. Простейший пример — продукт в герметичной целлофановой оболочке. Лицо под гримом, или под одеждами — натура человека. Поступки, укрываемые темнотой подполья и т. п.

И если такая поверхностная вера всё же состоится, то не исключено, что при дальнейшем, более содержательном сближении слепая вера — весьма плохой помощник твоей доверчивости, наивно поддавшейся внешней красоте. Дружба и любовь — разочаровывают, семья распадается и над всеми отношениями повисает печаль обмана и недоверия, отравляющие всё последующее совместное бытие, вплоть до его распада. А в предложеном заголовке уверенно отделил бы запятой первые два слова — «верить нельзя», не верить. Если интеллектуальная и этическая красота идёт в разрез с внешней привлекательной.

Но точно такая же ситуация возникает от фанатичного поклонения богемному кумиру, с навязчивым желанием доверительного разделения с ним своей судьбы. Хотя богеме по самому классическому определению — присуще предпочтение беспорядочной жизни и деяний.

А чем же лучше ситуация, в которой на внешнее вербально-благозвучное красноречие и харизму очередного претендента на власть, с ещё никому неизвестным соответствием практическим делам — массы избирателей доверяют наиответственнейшие полномочия по распоряжению общими природными богатствами, денежными потоками и, по сути, судьбами людей и государства?

Но самое существенное состоит в том, что слепая вера и доверие — как часто становятся самой благодатной почвой для различного рода мошенников, шарлатанов и прочих творцов завлекательных чудес, в том числе и в различных сектах.

Очевидно, в нашем материально-прагматическом мире, там, где ожидается дефицит доверия и с целью сохранения добропорядочных партнёрских отношений — цивилизация пришла к заключению официальных договоров, с санкциями на возмещение ущерба в случаях нарушений взятых по договору обязательств.

Помогает ли человеку вера

Размышляя о том, как жить сегодня лучше, чем обычно, чем вчера, чем другие — мы знаем, что мысли эти подвигаются фундаментальным, врождённым чувством веры каждого человека в нечто, более доброе, чистое и светлое. Вопрос лишь в том — поддаётся ли потенциал человеческой веры воздействию для повышения её надежности и действенности, или достаточно и самому настроить психику на постоянную и глубокую веру в нечто светлое и оно со временем самообнаружится?

Возможно, кому-то и удаются подобные опыты погружением в нирвану, но, согласимся — это не для материальных аспектов проблемы улучшения жизни. Поверил я, например, соседу и дал ему свои последние деньги взаймы — да неужели достаточно эту веру углублять и укреплять вплоть до самообнаружения соседского долга в кармане? Нет, конечно.

И тут мы подходим к ответу на поставленый выше вопрос о потенциале веры.

Не исчерпывается он только собственным односторонним чувством веры, а находится в прямой и тесной зависимости от того, как это чувство сочетается с непреложностью равнозначного и своевременного ответа на веру и вместе с благодарностью.

А если такое имеет место, то потенциал её начинает непременно расти, крепнуть и подвигать на более широкие, чем обычно, чем вчера, чем у других — масштабы лучшей жизни.

Трудно даже представить себе, насколько бы возрос созидательный потенциал веры избирателя — если бы в представительскую власть избирались претенденты с уже выверенной репутацией личности, обладающей прочной связью предвыборного слова, данного избирателям, с обозначеными этим словом, делами. Не простой, разумеется, для избирателя выбор.

Куда популярнее укреплять веру, сопряжёную с вручением мандатов на властное распоряжение природными богатствами, денежными потоками и самими судьбами людей — на вербальную веру на-слово! Кто же (если что) — привлечёт неприкосновенного депутата к возмещению ущерба?

3. Философские паутины

По основному вопросу философии

Много, на поверку, оказывается таких вопросов в философии. Автор выбирает из них всего лишь один — вопрос о сущности материи.

Маркс, например, выступал за вещественно-предметную сущность материи, но он также и допускал, что подобные объекты, отражённые в голове — каким-то образом преобразуются в образы и мысли, уже не подчиняющиеся никаким материальным законам. А Энгельс утверждал, что материя — это вообще всего лишь философское понятие или чистое создание мысли и абстракция. Современные учёные остановились на некоторых очаровательных частицах, философы застопорились на физических полях и неких аурах, психологи и хирурги никак не могут поймать в микроскоп т.н. душу, а биологи-диетологи так и не способны определить калорийность т.н. духовной пищи.

Одним словом — проблема соотношения вещественно-материального с бесплотно-идеальным так и осталась неразрешённой даже самыми убеждёнными материалистами, и это было по сути капитуляцией перед идеализмом и укреплением его пъедестала.

Однако, можно поставить вопрос и иначе. Понятия *идеал* и *идеальный* — имеет кроме недосягаемого и непререкаемого абсолюта и другой смысл — как нечто более совершенное из того, что имеем, ощющаем и осязаем. А если так — то возникает второй вопрос: а не может ли вещественная материя, не теряя своей сущности — достигать именно такого, самого совершенного уровня — уровня идеала и идеи, но идеи материальной, а отнюдь не бесплотно-мистической? Например — становиться мыслью и абстракцией.

А почему нет? Если опустить классическую рефлекторную дугу Павлова до нанауровневых нейронных флик-флексов, формирующих сигналы управления как мыслительными функциями мозга, так и силовыми функциями организма. Другое дело — каким образом непомерные материальные объекты помещаются в столь маленькой голове.

Обобщая все ведущие философские позиции и течения, нетрудно увидеть, что каждые из них в отдельности представляют из себя подлинные кладези мудрых советов о том, как правильно жить. Однако, если собрать их воедино, они непременно начнут подменять одни правильные положения другими — более правильными, и в конечном счете разделятся на две стороны, с прямо потивоположными правдами.

Таким образом истины, абсолютные в собственной позиции, в общем — становятся относительными. Очевидно, что именно по этой причине человечество так и не знает, как же жить абсолютно правильно. А если еще больше обобщить философские позиции, то они в конечном счёте разделятся на материалистические — во плоти и идеалистические бесплотные. Подтверждением тому является сам человек, сущность которого поделена надвое: физиологическую и духовную.

Однако наряду с подобным традиционным делением человеческой сущности — в ходе эволюционного развития человеческого индивида появился третий вариант сущности человека — как обладателя высшей формы живой материи — интеллекта. Интеллекта, который в обыденной повседневности именуется рассудком и совершенно поверхностно сводится к рациональности, противопоставляемой свободе чувств (физиологии) и ограничивающей свободу идеи (духа).