Бесплатный фрагмент - Эвени Лумм

Глава 1 Пионы

Пришло долгожданное время каникул, когда Саймон уедет к дедушке, в милую английскую деревню, и на целых три месяца забудет о всех своих школьных проблемах. Впереди лето. Саймон каждый год уезжает в эту деревню, а вот родители мальчика редко бывают там: из-за работы им приходится оставаться в Лондоне. Пока же мальчик только собирается на свой ежегодный визит.

— Ну конечно же! — спохватился Саймон, принимаясь поспешно выкидывать вещи из рюкзака. Только что он старательно укладывал их, но сейчас на его голову свалилась мысль, идея, которую непременно нужно было исполнить сию же минуту. Наконец, Саймон высвободил из рюкзака внушительную стопку бумаги потрёпанного вида, сел на кровать и уместил её у себя на коленях. Из кармана он выхватил авторучку, громко щёлкнув ею, чтобы начать писать. Рука его забегала по бумаге, выводя из-под себя дутые гуляющие буквы, собирающиеся слова: почерк его, кажется, был понятен только ему.

— А, впрочем, не то… — с досадой вздохнул мальчик, откладывая в сторону стопку и ручку.

— Саймон! — послышался крик матери с кухни, находящейся в комнате по соседству. — Поторопись, иначе ты опоздаешь на автобус!

Саймон ничего не ответил. Он ещё раз с досадой посмотрел на те несколько предложений, которые он только что написал второпях, и смял их в плотный комок.

— Саймон Уилсон! — настоятельно требовала мать: она уже стояла в дверях его комнаты. Это была не очень высокая, довольно стройная женщина с каштановыми волосами, отдававшими более в рыжинцу, всегда забранными в опрятный и тугой хвост. Она уже была собрана на работу: на ней была выглаженная белая блуза, узкая чёрная юбка с синеватым отливом, приходившаяся ей чуть ниже колен, и уже были надеты уличные туфли. — Так ты ещё и рюкзака не собрал! — вплеснула она руками, глядя на вещи мальчика, разбросанные вокруг рюкзака и вокруг него самого. — Если ты сейчас же не поторопишься, ты даже не успеешь позавтракать!

Это был, пожалуй, самый весомый аргумент для неё. Она бы меньше расстроилась, если бы её сын не успел на автобус — главное, чтобы поел. Саймону было трудно понять её в этом, но он всё же решил поторопиться.

Мальчик встал с кровати и принялся заново убирать свои вещи. Удовлетворившись этим, миссис Уилсон снова ушла на кухню. Через несколько минут туда явился и Саймон.

На кухне его ожидали уже остывшие тосты, чай, от которого сильно пахло шиповником, и ворчание миссис Уилсон.

— Ешь и беги на автобус! — говорила она, но Саймон не ответил, а только промычал что-то невнятное, потому что рот его уже был занят тостами.

Через полминуты с завтраком было покончено, но этим обстоятельством его мать тоже была недовольна, потому что, как она высказалась, так быстро есть вредно для здоровья. Мальчик направился было к раковине, чтобы помыть за собой посуду, но миссис Уилсон его опередила.

— Я вымою, а ты поторопись!

— Спасибо, мам, — ласково поблагодарил её Саймон.

— И возьми с собой зонтик, на улице идёт дождь!

— Хорошо, мам, — соглашался Саймон, хотя в зонте вовсе не видел нужды: до остановки совсем недалеко, а дождь лишь едва накрапывал. Но если бы он стал спорить, то уж непременно бы опоздал.

— И передай привет дедушке! — сказала миссис Уилсон, пытаясь перекрикнуть шум воды из крана.

— Обязательно! — крикнул в ответ Саймон.

В этот момент миссис Уилсон уже закончила с посудой и скорее побежала его провожать.

— Посмотри на себя, как ты неопрятен! — жаловалась она, указывая Саймону на зеркало. По ту сторону он увидел самого обыкновенного мальчика пятнадцати лет, в поношенной рубашке, пыльных светлых штанах и с неуложенными волосами цвета тёмного шоколада. У него были большие серо-голубые глаза и несколько опущенные черты лица. Посмотрев на себя, Саймон только пожал плечами и поспешил отвернуться, чтобы поцеловать мать перед разлукой на целое лето.

— Уверен, что ничего не забыл? — спрашивала та с волнением в голосе, точно отправляла его в первый раз, но мальчик лишь согласно улыбнулся в ответ. — Я буду скучать, — произнесла она несколько тише.

— Я тоже буду скучать по вам с отцом.

Миссис Уилсон посмотрела на него такими же ясными большими глазами, как у него самого, и слегка улыбнулась.

— А теперь беги, удачных тебе каникул! — сказала она, заметно повеселев.

— Вам тоже хорошо провести лето, — ответил Саймон и направился к двери.

Мальчик машинально бросил взгляд на большие настенные часы, висевшие почти под самым потолком, и понял, что действительно нужно торопиться: отправка автобуса через шесть минут!

Лифт в доме как назло не работал, а квартира Уилсонов находилась почти на самом верхнем этаже, поэтому спуск по лестнице занял довольно много времени. Саймон с молниеносной скоростью засеменил по ступеням, перешагивая иногда по две сразу.

Спустившись, он выбежал на улицу и помчался так быстро, как только мог, а о зонтике, который просила взять его мать, даже и думать забыл: оставалось всего четыре минуты. Вообще по своей натуре Саймон был очень вежлив, но сейчас ему приходилось буквально расталкивать прохожих; несколько раз он спотыкался, нарывался на ругань, падал, поднимался и снова бежал со всех ног.

К счастью, Саймон успел добежать к автобусу до того, как тот тронулся с места. Запыхавшийся, он на ходу достал билеты, предъявил их контролёру и уже спокойно прошагал на место. Автобус был полный, стояла страшная духота, пассажиры не переставая переговаривались и перешёптывались между собой, отчего создавался неприятный шум. Саймон занял своё место у окошка. Едва брызжущий дождик стал ещё слабее, поэтому смотреть через стекло стало совсем удобно.

Зашумел двигатель, и машина тронулась с места. Саймон стал любоваться монотонно мелькающими видами, располагающими к приятным мыслям. Мальчик думал о деревне, о предстоящих каникулах, о книгах в доме дедушки: на каникулах он отдавал им почти всё свободное время. Сложно представить, что такой спокойный мальчик, как Саймон, постоянно искал приключений, его тянуло к неизведанному. С виду он казался тихим и неприметным, но в своих мечтах Саймон побывал, наверное, везде, на что только способна фантазия. Несбыточные мечты — именно поэтому он так любил книги, потому что только там они и сбывались. В них он искал тех самых приключений, искал друзей, искал самого себя, потому что всего этого он не мог найти ни в Лондоне, ни в деревне у дедушки. Мальчик был уверен, что настоящая дружба, настоящая доброта, настоящее волшебство живут только на этих страницах, что всё это прекрасный вымысел, а на самом деле ничего этого нет, не существует.

Саймон даже сам пытался написать свою собственную книгу, но у него постоянно что-нибудь шло не так (что можно заметить в начале нашего с ним знакомства). С его, казалось бы безупречной, фантазией это удивительно, но он никак не мог воплотить все свои отрывочные задумки в единый сюжет.

Так, не замечая времени, Саймон пробыл со своими мыслями почти три часа. За окном он уже мог видеть знакомые улочки, домики и садики деревни.

Вскоре автобус остановился. Саймон вышел и направился прямиком к дедушкиному дому.

В деревне всё осталось неизменным, будто Саймон никуда и не уезжал в прошлом году. Он шёл по улицам и оглядывался по сторонам, рассматривая каждый знакомый уголок.

Все постройки тут были изумительно аккуратными, отовсюду пахло самыми разнообразными цветами, слышались ненавязчивые и весёлые песенки птиц, которыми они будто бы приветствовали всех жителей деревни. Здесь и правда было здорово: воздух свежий (особенно это чувствовалось после долгой поездки в душном автобусе), нет никаких колоссальных построек, а лишь уютные каменные дома с тёмным крышами, приятно гармонирующие между собой.

Дедушка Саймона, Рональд, был старичком-библиотекарем, который, надо сказать, обожал свою профессию. Он мог часами просиживать в своём любимом кресле, не замечая никого и ничего вокруг, лишь монотонно листая страницы книг, с особой любовью проверяя, всё ли осталось в сохранности после посетителей.

Жильё дедушки Рональда было несколько необычным: это был старый каменный дом, обвитый сбоку девичьим виноградом, на первом этаже которого располагалась общественная библиотека, а наверху было несколько жилых комнат и маленькая кухонька. Комната, где каждое лето жил Саймон, была совсем крохотной и скорее напоминала чердак с одним-единственным круглым окошком.

Дойдя до этого дома-библиотеки, Саймон увидел, что тот, как и всё остальное здесь, совершенно не изменился и полностью сохранил свой прежний облик до малейшей детали: заросли винограда, которые были пострижены до неизменного уровня, не давая полностью оплести всю восточную часть дома; чистейшие окна, будто бы в раму и не вставлено никакого стекла; скрипящий от малейшего дуновения ветра фонарь, висящий у входа; бросающаяся в глаза отполированная табличка «Библиотека Р. Д. Уилсона».

Да, дедушка Саймона сам собирал эту библиотеку многие годы, охотился за старинными и редкими изданиями, копил денег, чтобы, наконец, это здание сделалось тем, чем теперь является (библиотека стала очень популярной и посещаемой).

Внутри библиотека была отделана с изумительным вкусом: массивная дубовая лестница, ведущая на второй этаж, была покрыта блестящим лаком, огромные книжные шкафы украшены витиеватым резным орнаментом; между шкафами были расстелены дорогие, глубокого синего цвета ковры. Остальные комнаты дома отнюдь не были так роскошны, потому что значительная часть средств была потрачена на обустройство именно общественной части.

Между рядами книг бродили несколько посетителей. Саймон, уже привыкший не обращать внимания на «гостей» дома (разве что иногда он любил от скуки наблюдать за посетителями с балкона лестницы), прошёл мимо них к месту, где обыкновенно сидел дедушка. Тот неизменно находился в своём обожаемом кресле со здоровенной книгой в руках. Это был подслеповатый старичок добродушного вида, но который мог измениться до неузнаваемости, если вдруг рассердится. К счастью, сейчас он находился в самом приятном расположении духа, даже можно было заметить, как он слегка прищурил глаза — он имел привычку так делать, когда доволен. Дедушка был слишком увлечён чтением и, по-видимому, даже не догадывался, что к нему пришёл его внук.

— Вы ищите что-нибудь конкретное? — спросил старик, не поднимая от книги глаз.

— Дедушка, — немного нараспев произнёс Саймон, предварительно кашлянув, чтобы на него обратили внимание. Старик, услыхав столь знакомый голос, тотчас встрепенулся, что книга чуть не вылетела из его рук, уставился на мальчика, а лицо его мгновенно расплылось в улыбке, так что глаза стали похожи на две узенькие щели.

— Саймон! — радостно воскликнул он. — Как же я тебя не узнал? Да сколько уж тебя не видел, мой друг! Ах, как ты вырос за этот год! Давай, рассказывай мне всё, всё! Хотя подожди, нет. Давай-ка ты сперва разложишь свои вещи. Наверное, устал с дороги? А я в это время организую нам по чашечке чая, и мы с тобой обо всём поболтаем!

Дедушка Рональд вскочил со стула, чуть не подпрыгнул. Он имел привычку суетиться, когда его что-нибудь слишком обрадует, а как только пожалуют гости, тут уж у него начинается настоящая суматоха.

— Конечно, спасибо, дедушка, — улыбаясь, ответил Саймон и, обняв дедушку, поднялся наверх. Он привык, что приветствие дедушки Рональда год за годом остаётся неизменным, и все его фразы, вроде «Ах, как же ты вырос!», мальчик знал почти наизусть и даже в правильном порядке.

Саймон прошёл по жутко скрипучей лестнице (хоть с виду она и была великолепна) в маленькую комнатку и принялся раскладывать содержимое своего рюкзака.

Комната Саймона походила на чердак: доски на полу и на стенах были ничем не покрыты и все в зазубринах; из мебели имелись маленький письменный столик, рядом с которым стояла табуретка с покосившейся ножкой, шкаф для одежды в углу комнаты и кровать, не всегда заправляемая мальчиком. Сама комната находилась на самом верху, на краю восточной части дома, которая была почти полностью оплетена растением: через крохотное круглое окошко свет почти не пробивался, поэтому в комнате царил полумрак.

Рюкзак Саймон разбирал недолго, потому что не имел привычки брать с собой много вещей, и, разобравшись с ним в пару минут, побежал обратно вниз.

Там дедушка Рональд уже разливал горячий чай по изящным чашечкам с зелёно-золотистым узором, которые он употреблял только по особенным случаям. На столе, находившемся прямо позади места библиотекаря, были припасены ещё тёплые слоёные пирожки с яблоками: видно, что сегодня Саймона ждали.

— Теперь уж точно рассказывай, — сказал дедушка, заметив спустившегося внука.

— Сначала ты, — ответил Саймон, присаживаясь за стол и глубоко вдохнув, чтобы ещё полнее ощутить чайный аромат. — Чего у тебя нового?

— Всё по-старому, — махнул рукой тот. — Сижу в кресле, уткнувшись в книгу, — тут он для виду ссутулился и сложил ладони книжечкой. — А как мама с папой?

— У них всё хорошо. Передавали тебе привет.

— Замечательно, — говорил дедушка. — Этот год, кстати, был очень удачным для меня в плане того, что мне удалось заработать немало денег, и я планирую организовать пристройку для хранения старых книг: многие из них уже не в том состоянии, чтобы их трепали посетители.

— Но как же тебе удалось заработать денег, если, как ты говоришь, целый год просидел в своём кресле? — удивился Саймон.

— Верно, просидел в кресле. Но, просиживая в нём, я стал писать свои книги. По-моему, я так и сказал: «Просидел в кресле, уткнувшись в книгу». Надо же как-то зарабатывать.

— Ты пишешь книги ради денег? — с ещё большим изумлением и даже разочарованием спросил Саймон. Тема написания книг для него была особенно щекотлива. — Я всегда считал это чем-то…

— А что мне ещё остаётся делать? — перебил мальчика тот. — Я ещё пробовал было заняться художествами, но быстро понял, что не моё.

Тут разговор прервался появлением деловитой, на вид милой особы в сиреневой шляпке и с маленьким зонтиком под цвет головному убору; на руке её были бросающиеся в глаза, сверкающие часы, свет в которых отражался сотнями огоньков и немного резал глаза. Лицо женщины было не в меру накрашено, что придавало ей сходство с фарфоровой куклой, а волосы изящно закручены в локоны. Она, ненавязчиво покашляв, дала понять библиотекарю, что к нему пришёл посетитель.

— Простите, — сказала она тоненьким музыкальным голосом. — Я могу взять эту книгу? — и она обрушила на стол увесистый сборник английских рассказов в кожаном переплёте.

— Конечно, миссис Браун, — с живостью ответил дедушка. — Вы стали часто наведываться в мою библиотеку последнее время, мне очень приятно.

— Ну разумеется! — сказала она, рассмеявшись. — Я ведь просто обожаю читать, вы же знаете, мистер Уилсон. Очень ценю книги, это просто лучшее времяпровождение, на мой взгляд. В особенности же я люблю фантастику и приключения! Однако сегодня, как видите, решила взять рассказы, — она говорила так быстро, что, казалось, женщина абсолютно не делала пауз между словами и предложениями.

— Что ж, миссис Браун, я вас записал: вот ваша книга. Читайте с удовольствием! — сказал дедушка, расправившись с бумагами за то время, пока та тараторила. — Только не забудьте поставить подпись.

— Благодарю, — ответила она, не глядя поставив в протягиваемый ей листок какую-то закорючку и осторожно приняв книгу. — Мистер Уилсон, скажите, кто этот мальчик, ваш внук? Вы с ним так мило беседовали за чашечкой чая, — произнесла она, кинув взгляд на Саймона.

— Конечно, знакомьтесь, это Саймон, — ответил дедушка. — Саймон, это миссис Луиза Браун.

— Очень приятно, — выдавил из себя тот. По своей натуре он был довольно робок, в особенности на новые знакомства.

— Саймон, — обратилась к нему Луиза, — Ты знал, что твой дедушка пишет книги? И, знаешь, они чудесны! Я, как ценитель, советую тебе их прочесть.

— Обязательно, — ответил мальчик, не зная, как отвертеться от взглядов и расспросов этой настойчивой мадам.

— Не планируется ли у вас каких-нибудь новых книг? — продолжала говорить Луиза, снова обернувшись к дедушке и, по-видимому, не собираясь уходить.

— В ближайшее время — нет, миссис Браун, — отвечал дедушка довольно любезным тоном.

— Жаль, — сказала Луиза, тряхнув локонами при резком движении головой. Во всей её манере чувствовалась какая-то театральность; её жесты и голос напоминали хорошо отрепетированную роль неспособной актрисы. — Кстати, я слышала, что вы планируете перенести все старые книги из основного зала и сделать их недоступными для посетителей. Мистер Уилсон, неужели это правда?

— Несомненно. Если я не сберегу эти книги, они обречены рассыпаться в прах! Мне бы не хотелось допускать этого. Но не спешу вас расстраивать, их перепечатают в новом виде, и я закуплю их в свою библиотеку!

— А как же ощущение старины? — не унималась Луиза Браун.

— Речь идёт об их сохранности.

— Ну хорошо, — ответила она, всё ещё явно расстроенная этим известием, и посмотрела на часы на своей беленькой ручке. — Ох, извините, мне уже пора! С удовольствием поболтала бы с вами ещё! До свидания!

— До свидания! — сказал ей уже вслед дедушка, в то время как Саймон предпочёл промолчать.

Когда Луиза вышла из библиотеки, дедушка Рональд повернулся к внуку, и они вновь продолжили свою «милую беседу за чашечкой чая», как выразилась их гостья.

— Миссис Браун ужасно болтливая женщина, мы сегодня ещё легко отделались, — смеясь и прищуривая глаза, говорил дедушка. — Но я рад, что ей понравились мои книги.

— Ты ведь дашь мне их почитать? — спросил Саймон.

— Конечно, — протянул дедушка и достал из ящика в столе три громадные книги. Тут и без того большие глаза Саймона сделались ещё больше, а сам он чуть не поперхнулся чаем и не пролил его остатки на скатерть. Только сейчас он задумался, что речь шла вовсе не о книге, а о книгах.

— Ты написал три книги за один год?! И притом такие здоровенные?! — произнёс мальчик, едва опомнившись от изумления.

— Да, — ответил Рональд с таким спокойствием, будто бы в этом не было абсолютно ничего удивительного.

— Кстати, Саймон, мне есть о чём тебя предупредить, — немного помрачнев, сказал дедушка. — В деревню в этом году приехал мальчик, примерно твоих лет. Его зовут Питер Мэдисон, хотя здесь его привыкли называть просто Битый глаз: дело в том, что он всё время устраивает какие-нибудь стычки или переделки, и после этого у него постоянно страдает левый глаз. До сих пор удивляюсь, как он у него вообще на месте остался! Но вот о чём речь: за этот год он набрал себе компанию таких же негодяев, как и он сам, и теперь они забавляются, устраивая всем разные пакости, а жаловаться на них боятся, потому что отец этого Питера какой-то влиятельный человек. В нашей стороне они пока ещё ничего не устраивали, потому что обычно ошиваются на другом конце деревни. Я знаю, Саймон, ты умный мальчик, в компанию к ним ввязываться не станешь, да тебе и не по натуре, но я прошу тебя, не надо даже разговаривать с ними, чтобы ни случилось. Если они заговорят с тобой — игнорируй. Ты понял?

— Да, дедушка, — спокойно ответил Саймон, не придавая особого значения сказанному, потому что обычно все подобные неприятности обходят его стороной.

— Пообещай мне!

— Обещаю.

После этого они несколько минут просидели в молчании. Никто из посетителей больше не приходил, а дедушка тихонько рассматривал хитрые узоры на чашках и блюдцах, будто бы это его занимало. Когда Саймон понял, что разговор исчерпан, он поблагодарил дедушку за угощение и удалился в комнату, захватив с собой книги.

Первым же делом мальчик уселся на кровать и принялся листать дедушкины сочинения. Все предложения в книгах были написаны красивым правильным языком с тщательно подобранными словами, однако это был отчасти тот, казалось бы богатый, но искусственный язык, невольно заставляющий немного вздремнуть после чтения. В этот момент в Саймоне в который раз проснулся дух писателя, и ему захотелось заняться своей книгой. Но он понимал, что писать так же хорошо, как и дедушка Рональд, он просто не в силах.

В книге дедушки всё было слажено, со смыслом, интересно, хотя и немного затянуто. Когда Саймон опять оставил свои попытки писательства, он просидел с книгой дедушки до самого вечера и думал, что никогда ему не напасать ничего подобного ни за год, ни за два, ни за всю свою жизнь.

Его раздумья прервались осторожным стуком в дверь. Это, разумеется, был дедушка.

— Не разбудил? — шёпотом спросил он. — Я знаю, ты рано ложишься, думал, ты уже спишь. Слушай, у меня к тебе просьба, просто мне завтра с утра нужно будет уехать, но к обеду вернусь: не мог бы ты, как проснёшься, съездить на рынок за продуктами, на обед нет ничего?

— Конечно, дедушка, а что нужно?

— Вот, держи, я тебе списочек написал, — сказал тот, аккуратно положив Саймону на письменный столик клочок бумаги с перечнем необходимых продуктов. — Что ж, не буду больше тебя отвлекать, спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Однако ночь Саймона не была спокойной: очень долго он не мог заснуть, всё размышляя о своей будущей книге, которую, думал он, должен непременно когда-нибудь написать. Несколько раз он вскакивал с кровати, судорожно хватался за ручку, садился за стол и… безуспешно. Так продолжалось до тех пор, пока его, наконец, не разморило.

Утром Саймон проснулся около шести утра и обнаружил, что дедушки уже нет дома, а библиотека закрыта. Тогда мальчик быстро собрался, отыскал свой велосипед, стоявший в подвале, и поехал на другой конец деревни, на рынок.

Сегодня погода была чудесной: дул свежий ветерок, веяло утренней прохладой, а на небе ярко сияло солнце. Саймон очень любил кататься на велосипеде в такое время, наслаждаясь красками и запахами лета, чувствуя, как ветер перебирает его густые волосы. На рынок Саймон прибыл в самом замечательном настроении.

Пускай это место было мальчику хорошо знакомо, он постоянно осматривался по сторонам, наблюдая за прохожими с таким любопытством, с каким обычно, когда ему бывает скучно, смотрит с лестницы на людей, выбирающих книги в библиотеке. Рынок Саймон любил и за его бесподобные ароматы: из-за каждого угла здесь тянуло чем-то вкусненьким.

Продукты Саймон выбирал с особой тщательностью, но как-то робко, боясь осуждения торговцев. Мальчик уже давно примелькался продавцам на рынке и был известен им своей «робкой тщательностью», так что они невольно улыбались, завидя его. По рынку Саймон блуждал довольно долго, обходя все ряды, а набрав необходимое, поместил пакеты с продуктами в рюкзак и направился назад в библиотеку.

По пути Саймон стал разглядывать дома и полисаднички деревни, пускай он и знал их довольно хорошо — вдруг чего и изменилось? Пожалуй, бесцельно оглядываться по сторонам — любимое занятие Саймона, а любопытство — главная его черта. Сейчас Саймон смотрел на седого пожилого мужчину, лениво поливающего цветы на балконе, а по двору его бегал, гоняясь за бабочками, здоровенный серый кот с белыми пятнышками. Следующий дом привлёк внимание Саймона огромным раскидистым яблоневым деревом, на котором щебетало такое множество воробьёв, что осенью он, наверное, принял бы их за листья.

Тут мальчик резко нажал на тормоза: взгляд его приковало нечто более, чем просто красивое, он бы даже сказал, прекрасное. Саймон видел массивные качели, рядом с которыми росли нежно-лимонные пионы с настолько волшебным запахом, что он мог упиваться им даже с большого расстояния. Саймон не видел этого куста раньше: наверное, его пересадили сюда в прошлом году, когда он уже уехал, а, впрочем, мальчик не был силён в цветоводстве и не мог сказать наверняка. Сейчас ему было всё равно: он смотрел на это чудо, не отрываясь; цветы словно пленили его и манили к себе. Они казались такими крепкими, сильными, но в то же время нежными и хрупкими. Это было настоящее великолепие, он бы назвал их совершенством природы, оазисом в пустыне или восьмым чудом света. Мальчику хотелось хоть на чуточку подойти, приблизиться и прикоснуться к ним.

Он любовался этой удивительной красотой до тех пор, пока его не отвлёк разговор каких-то ребят, притаившихся за углом дома.

— Только представь себе лицо этой старухи, когда она выйдет в свой сад к своим ненаглядным цветочкам, а тут — хвать! — от них остались одни только пеньки! — говорил, посмеиваясь, один из них.

— Согласен, Пит! — ответил ему другой. — Хотя, на мой взгляд, было куда веселее, когда мы твоим соседям проткнули шланг, и он забил у них фонтаном!

Последовала волна хохота, но первый тут же цыкнул на них, чтобы те не забывали об осторожности.

Саймону не составило труда догадаться, что за домом прячется компания того самого Питера Мэдисона, о котором рассказывал дедушка. Мальчик понял, если он сейчас же ничего не предпримет, случится непоправимое. Саймон, хотя и обещал ни под каким предлогом не связываться с Питером, просто не мог не помешать такой злой шутке, потому что эти пионы слишком сильно запали ему в душу. Конечно, решимости у Саймона было мало, однако он знал, что обязательно что-нибудь сделает.

Саймон хотел было бежать к хозяйке дома, но компания Питера уже показалась из своего убежища. Это было сборище ребят примерно одного возраста, все они были взъерошенными, потрёпанным, и каждый из них походил на другого. Саймон, сам того не замечая, застыл в одной позе, придерживая правой рукой велосипед, а левой — калитку в сад старушки. Саймон, как уже известно, и без того был очень робок на новые знакомства, а уж если дело пахло разборками, ему становилось совсем не по себе, но мальчик машинально преградил им собою путь и твёрдо, насколько это было для него возможно, произнёс:

— Вы сюда не пройдёте.

Вся компания снова разразилась хохотом, а кто-то даже захлопал в ладоши.

— Кто же нам не даст? — нарочно выдавливая из себя смех, сказал вышедший вперёд мальчик: судя по всему, это был сам Питер. Его выдавал яркий свежий синяк под левым глазом. Саймон растерялся и не нашёл, что ответить. Если минуту назад в нём имелась хоть капелька решимости, то теперь она уж совсем испарилась.

— Я, — наконец, произнёс он. Конечно, он хотел сказать что-нибудь более оригинальное, но в такие моменты мысли всегда куда-то улетучиваются.

— И кто ты такой? — сопровождаемый ещё более громоподобным смехом, говорил Питер.

После этого Саймон, помявшись, не смог выдавить из себя ни звука. В его голове только и вертелись мысли о том, что никаких пионов ему спасти всё равно не удастся: Питер со своими друзьями просто вышвырнет его с дороги силой. А он ради этого ещё и нарушил данное дедушке обещание! Но делать было уже нечего.

— Слушай, болтать-то ты не больно умеешь. Давай-ка лучше посмотрим, насколько у тебя хватит смелости и сил, чтобы с нами подраться! — произнёс Питер, важно закинув голову и уперев кулаки в пояс.

— Я не стану с вами драться, — пытаясь придать голосу спокойствие, ответил Саймон. — К тому же с вашей стороны было бы нечестно устраивать такие разборки против меня одного.

— А мы не спрашиваем твоего позволения подраться! — выскочил вперёд другой, замахиваясь кулаком.

— Я думал, вам важно, каким способом добиваться победы: как достойная банда или отбросы, — говорил Саймон, желая затронуть самолюбие Питера. — Скажем, если бы Питер осмелился выйти один, тогда драка была бы честной, — мальчик сделал особенный акцент на слове «осмелился», чтобы добиться ещё лучшего эффекта.

Разумеется, Саймон не стал бы драться и один на один, но говорил он уверенно, зная, что такие люди, как Питер Мэдисон, обычно слишком трусливы и ни за что не станут распускать кулаки в одиночку. И, как следовало ожидать, после фразы Саймона Питер побледнел и напрягся.

— Это будет слишком легко для меня! — пытаясь завуалировать напряжение издёвкой, выпалил он. — Я не дерусь с такими слабаками, как ты! Вот уж где бесчестье!

Со стороны его товарищей послышались одобрительные восклицания.

— То есть, когда ты собирался отлупить меня со всей своей компанией, тебя это не напрягало? — сказал Саймон, довольный, что ему удалось загнать Питера в тупик.

— Помолчи! — рявкнул тот, понявший, что запутался в своих словах. Он поспешил увильнуть от этой темы, чтобы друзья не успели заметить промах. — Похоже, с дракой дело у нас не клеится, поэтому давай сыграем. Проигравший принимает поражение и уходит без лишних возражений. Идёт?

— Но ведь я даже не знаю, во что будем играть, — возразил Саймон.

— Отвечай, идёт или нет!

— Идёт, — произнёс Саймон, до конца не осознавая, что говорит, потому что те могли предложить всё что угодно, а отказываться уже поздно.

— Правила простые, — говорил Питер, снова приняв важный вид. — Мы загадываем тебе число, не больше четырёхзначного, а твоя задача — угадать его.

В этот момент Саймону сделалось дурно. Угадать лишь одно число из такого множества просто невозможно! Но, по крайней мере, это намного лучше, чем драка. Тут у него был хотя бы малейший шанс, но мальчик понимал, что и это рискованно. В голове рисовался образ дедушки Рональда, который напоминал про обещание. Саймон и представить не мог, как ему от него достанется в случае неудачи! Хотя… ему в любом случае попадёт.

— А что, если я угадаю, а вы меня обманете? — настороженно спросил Саймон.

— Мы напишем число на дороге, — ответил Питер. — А ты не подглядывай.

— Хорошо.

Однако в этом не было совершенно ничего хорошего. Саймон отвернулся, зажмурил глаза и стал ждать, когда Питер с компанией запишет число. Мальчик пытался угадать их ход мыслей, но безуспешно: они могут придумать что-то несложное, чтобы сбить Саймона с толку, а могут и трудное, зная, что единственное отгадать невозможно. В любом случае, преимущество было на стороне Питера. А в это время вся его компания (а их было человек шесть) что-то бурно обсуждала и заговорчески перешёптывалась.

«Зачем я только согласился? — думал Саймон. — Я же прекрасно знал, что он придумает что-то подобное…»

— Всё! Угадывай! — наконец, радостно воскликнул Питер, потирая ладони, точно муха. Не видя его, Саймон чувствовал эту широченную, но тонкую ухмылку и взгляд немного выпученных глаз, обращённый на него.

Саймон замер в нерешительности: сколько сейчас зависело от одного только его слова! Несколько минут мальчик стоял с зажмуренными глазами, лихорадочно соображая.

— Уж что-то ты долго думаешь! — говорил, насмехаясь Питер. Он был рад всякой своей жертве, которую удалось загнать в угол и которую так легко напугать. — Мы не будем тебя вечно ждать!

В ответ он получил одобрительные смешки товарищей, а Саймон ещё крепче зажмурил глаза, сжал руки в кулаки и выдавил чуть дрогнувшим голосом:

— Мой ответ… — и Саймон снова потупился. Ему стало самому стыдно от своей неуверенности; он стал в мыслях называть себя трусом, мямлей и всеми подобными словами, какие только пришли на ум.

«Давай же, дурак, соберись и думай!» — повторял он про себя, начиная покусывать губу.

— Ну? Какой твой ответ? — говорил Питер тоном школьного учителя, отчитывающего своего ученика за невыполненный урок.

— Семьсот двадцать девять! — произнёс Саймон и открыл глаза. Оттого что они были долго и крепко зажмурены, в них мгновенно потемнело. После стольких раздумий, неожиданно для самого себя, мальчик выпалил просто первое пришедшее в голову число! А Питер со своими друзьями не произносили ни слова, что немало насторожило Саймона. Тогда он решился выдохнуть, разжал кулаки, повернулся и увидел выцарапанные на дороге камнем, который Питер сжимал в руке, три крупные цифры: семь, два и девять — семьсот двадцать девять! Радость Саймона была какая-то бессознательная, но сильная. Он даже рассмеялся от удивления и нахлынувших чувств, а Питер уставился на него вытаращенными глазами.

— Но это невозможно! — завопил он, и уже было набросился на Саймона с кулаками, но тут же одёрнул себя. Ничего не поделаешь: он проиграл. После этого никто из команды Питера ничего не сказал Саймону, а лица у них были такие, словно они подозревали его в каком-то колдовстве. Они, одновременно обиженные и напуганные, развернулись и убежали прочь.

«И невозможное иногда случается, — думал, ошарашенный своей победой Саймон. — Ещё и со мной.»

В каком-то неясном настроении он снова оседлал велосипед и стал возвращаться в библиотеку. Саймону не хотелось и думать, что будет, если дедушка Рональд узнает о случившемся.

Ехал он не спеша, точно уже готовясь к расправе, занимая себя тем, что опять рассматривал всё, что попадалось на глаза, но теперь это выходило как-то машинально и вскользь. Саймон кинул прощальный взгляд на пионы, которые буквально потрясли его сознание, раз он, Саймон, решился на то, что только что произошло. Казалось, мальчик говорил цветам, передавая это в своих глазах: «Надеюсь, нам ещё удастся встретиться».

Случайным взглядом Саймон заметил небольшую птичку, дрозда, прячущегося в зарослях. Мальчику показалось, что птица то переглядывается с пустотой, то смотрит на него пристальным подозрительным взглядом, но тут же решил, что просто не в себе от переизбытка эмоций. К тому же, Саймону было совсем не до гляделок с птицами, он лишь равнодушно посмотрел на дрозда и продолжил свой путь.

Он снова стал рассеянно разглядывать чужие дома, но дом старушки с пионами и случай с компанией Питера не переставая вертелись своими яркими образами у него в голове, а в мыслях всё настойчивее раздавалось победное число — семьсот двадцать девять. С этого дня он стал считать его своим счастливым числом, ведь каждый, наверное, баловал себя такими суевериями.

Между тем Саймону на глаза снова попалась эта птичка. Ему казалось, что она преследовала его всё это время, но заставил себя не обращать внимания.

«И правда, это же просто пташка! — говорил про себя Саймон. — Видимо Питер так напугал меня, что теперь чувствую опасность везде. Даже в том, что этот дрозд второй раз появился у меня на глазах.»

А птичка между тем снова торопливо отвернула свою головку назад, и так же быстро уставила тёмные глазки на Саймона.

Позже Саймон совсем забыл о ней. Он приехал в библиотеку, как всегда застал дедушку в кресле и отдал ему купленные продукты. На удивление, «гостей» было намного меньше, чем обычно.

— Саймон, почему ты так долго? — спросил дедушка Рональд, по обыкновению не отрываясь от книги.

— Я долго выбирал продукты, — сказал Саймон невнятно: стоит заметить, врать он совсем не умел. Смущение и замятая фраза произвели особенное впечатление на дедушку, он оторвался от чтения и бросил на мальчика сердитый взгляд, который заставил Саймона вздрогнуть.

— Вижу же, что врёшь, — отрезал он. — Признавайся честно, где ты был?

Деваться было некуда: пришлось сознаваться.

— Я наткнулся на компанию Питера Мэдисона, — скороговоркой произнёс Саймон и закрыл глаза, точно прячась таким образом от дедушкиного гнева.

— Питера Мэдисона! — вскричал он, с грохотом обрушив книгу на стол. — Я же велел тебе не связываться с ними!

— Но я не мог по-другому… — начал оправдываться Саймон. — Они хотели загубить сад, где росли они. Питер с друзьями прятались за углом, и я услышал их разговор. Я должен был помешать…

— Так ты ещё и сам вмешался! — сердился дедушка, вставая с кресла.

— Но я… — начал мальчик. Он хотел рассказать историю про игру с отгадыванием числа и про неожиданную удачу.

— Но ты же дал обещание! — закончил за него дедушка Рональд. — Ты не оставляешь мне выбора.

«Что ты собираешься сделать, дедушка?» — хотел спросить Саймон, но слова не слетали с языка.

— Мне придётся посадить тебя на домашний арест за то, что ты не держишь обещаний, — ответил дедушка, будто бы прочитав его мысли.

— Но ведь… — Саймон снова попытался вставить слово о спасении сада и убедить дедушку, что Питер им не грозит.

— Месяц.

На этом разговор был кончен. Саймон был расстроен, в особенности тем, что его рассказ дедушка даже не пожелал слушать. Теперь ещё и на улице нельзя показываться целый месяц. На глаза наворачивались слёзы, но Саймон старался сдержать их.

В таком настроении мальчик ушёл наверх к себе в комнату.

Глава 2 Два незнакомца

Мальчик сел на кровать и стал медленно окидывать взглядом полупустую комнату. Ничто не могло его сейчас занять. Саймон посмотрел на пошатывающуюся табуретку с короткими ножками, которую давно уже собирался починить, но ему и сейчас было не до неё; на свои старые и забытые наброски рисунков, оставшиеся здесь ещё с прошлого года; на три тома дедушкиных книг, сложенных на письменном столе.

Вздохнув, Саймон решил подойти к маленькому круглому окну, почти на треть заслонённому зарослями девичьего винограда, но через которое он всё же смог увидеть детей, весело играющих в саду перед соседним домом рядом с большим деревом. Саймон не мог угадать их игру: они то бегали, то залезали на дерево, то смеялись, то прыгали, то вертелись вокруг себя, — всё это было для Саймона недосягаемым, но таким тёплым, что невольно заставило улыбнуться.

Но и соседские дети ненадолго смогли занять его. Мальчик отошёл от окна и кинул взгляд на кучку мятых листков — его тщетные попытки писательства.

«Может, попробовать ещё?» — думал он, усаживаясь за стол. Саймону почудилось, словно к нему пришло вдохновение, и сейчас самое время снова попытаться начать писать книгу — нужно только собраться с мыслями.

«Правильно, что ещё делать целый месяц дома? — размышлял он. — Но что писать?»

Все представления его были смутными, неясными, никак не удавалось представить себе хоть одну чёткую картинку — сплошной беспросветный туман. Мальчик успел окончательно расстроится и думал, что сама судьба мешает ему осуществить мечту, точно говоря ему: «Не сейчас».

Почти полчаса Саймон просидел за столом, не написав ни строчки, только не переставая постукивая пальцами по деревянной поверхности стола и щёлкая ручкой. Саймон упорно пытался воссоздать в мыслях хотя бы общие, едва уловимые намётки сюжета, отчего голова просто ходила кругом, а измученная от бесконечного щёлканья авторучка буквально валилась из рук.

Пальцы его стали стучать более вяло, а вскоре перестали совсем. Это были действительно долгие и мучительные раздумья, что, пожалуй, теперь Саймону лучше было не собраться с мыслями, а отдохнуть от них.

Для него лучшим отдыхом от навязчивых мыслей было наблюдение за посетителями, выбирающими книги. Ничего более занимательного сейчас он придумать не мог.

Мальчик вышел на балкон лестницы, который находился почти у самых дверей его комнаты, опёрся рукой на перила и стал наблюдать.

Уже знакомая ему Луиза Браун с жадностью копалась в книгах, полностью погруженная в своё дело, что её, наверное, не смогло бы отвлечь ничто, даже если бы рядом с грохотом свалился книжный шкаф. На этот раз женщина была одета совершенно по-другому: на ней были брюки ярко-жёлтого цвета, не сочетающиеся с её длинной нежно-голубой туникой, а в руках миссис Браун держала крошечную блестящую сумочку, величиной не больше кармана. Её приход показался Саймону несколько странным, ведь буквально вчера Луиза брала из библиотеки огромный сборник рассказов, который просто невозможно прочитать за один день.

Пожилая женщина вертела в руках тоненькую книжку по уходу за садовыми растениями. В её довольно большой сумке (особенно в сравнении с сумкой Луизы) сидел крохотный рыжий котёнок и радостно теребил бахрому на кофте своей хозяйки. Посмотрев на выбранную ею книгу, Саймон подумал, что это, может быть, та самая обладательница сада с пионами. Во всяком случае, ему хотелось так думать, и мальчик снова представил себе их нежно-лимонный цвет, волшебный запах и вновь ощутил невольный трепет.

Мальчик отвлёкся от своих размышлений, когда увидел дедушку среди посетителей, а не в кресле, как бывало обычно. Сейчас он бегал глазами по названиям книг, а рядом с ним стояла девочка лет семи. Вероятно, дедушка искал книгу для неё, а девочка в это время со скучающим видом рассматривала кончик своей туфельки. Иногда дедушка Рональд с опаской поглядывал на Луизу Браун, боясь долгого разговора «о том, о сём», который та всегда затевала, но, к его облегчению, Луиза была слишком увлечена.

Полный краснощёкий мужчина упорно пытался достать книгу с верхней полки шкафа, до которой не дотягивался даже кончиком пальца. Мальчику стало жаль беднягу, он уже хотел спуститься вниз и помочь, но его взгляд остановился на двух вошедших незнакомцах, которые в ту же минуту спрятались в углу за шкафом.

Это были два юноши, на вид обоим было лет девятнадцать. У одного из них были прямые чёрные волосы, забранные в хвост и доходившие ему до локтя. Глаза его были очень тёмными, а лицо, напротив, бледное, с приятными утончёнными чертами. Рубашка была пыльно-синего выцветшего оттенка из какой-то странной ткани, которую раньше Саймону видеть не доводилось; коричневатая накидка из того же материала, отдалённо напоминавшая жилет, была перетянута широким кожаным поясом. На ногах были высокие сапоги почти до самого колена. На длинном шнурке висел у него на шее кулон, больше похожий на старые карманные часы, а через плечо перекинуто сразу две сумки: одна совсем большая и набитая почти до отказа, а другая очень маленькая, явно предназначенная для хранения чего-то ценного и хрупкого.

Другой незнакомец был повыше, с рыжими волосами, достававшими до плеч. Глаза у него были ясно-голубыми, около рта обозначились две неглубокие ямочки. Одежда была почти такая же, как и у первого, только имела более тёплые, больше зелёные цвета, и он не носил накидки, а сапоги были вполовину короче. На шее висел точно такой же медальон, и точно так же он нёс две сумки — большую и маленькую.

Оба незнакомца выглядели, точно попали не в ту эпоху. Саймон пытался найти этому объяснение и решил, что они пришли из какого-нибудь театра или со съёмок кино.

Однако было непохоже, что незнакомцы пришли сюда выбирать книги. Они обменивались короткими фразами, но очень тихо, так что мальчик не мог их услышать. Саймон с любопытством стал наблюдать и ждать, предполагая, что они здесь от кого-то скрываются.

А те продолжали переговариваться, иногда осторожно оглядываясь по сторонам. Неожиданно черноволосый бросил на Саймона быстрый взгляд, после чего второй тоже обернулся, что немало напугало мальчика.

Тут Саймон решил, что, наверное, сошёл с ума. На его глазах рыжеволосый просто исчез, а другой в это время вспорхнул крошечным мотыльком.

Мотылька Саймон тут же упустил из виду, а вот невидимая тень выдала себя тем, что юноша опрокинул небольшой стул, стоявший рядом с Луизой Браун, но та ничего не заметила. Мальчик замер от удивления и страха, сейчас он был сосредоточен на малейшем шорохе, чтобы ни в коем случае не упустить невидимого незнакомца. Тот, казалось, направлялся прямиком на лестницу, где стоял Саймон.

Мальчика охватила паника, нужно было приходить в себя и бежать. Он скорее метнулся к себе в комнату, запер дверь и подпёр её собою для надёжности. А незнакомцы уже начали пытаться войти! Но они не били кулаками по двери, не кричали и не ломились: они спокойно постучали, не сказав при этом ни слова, а когда поняли, что им не откроют, черноволосый превратился в маленькую букашку и проскочил под дверь.

Перед Саймоном неожиданно, точно выросший из-под земли, возник юноша, а сам мальчик быстро отскочил в угол и схватился за табуретку, на случай если тот станет нападать (ему непременно казалось, что юноша вот-вот достанет из-за пояса меч или кинжал). Но незнакомец посмотрел на мальчика сверкающими глазами, слегка улыбнувшись при этом.

— Не нужно быть таким пугливым, — сказал он тихим и мягким голосом.

Юноша ещё раз кинул взгляд на Саймона и направился к двери, чтобы впустить своего друга. Тот вошёл. Во всех их движениях чувствовались непринуждённость и спокойствие, точно всё происходящее было им не впервой.

— Кто вы? — спросил Саймон, ещё крепче вцепившись в ножку табуретки.

Тут рыжеволосый внезапно рассмеялся таким звонким, но негромким смехом (вероятно, чтобы их никто не услышал) и повернулся к другому.

— И почему они все так пугаются? — спрашивал он. — Неужели мы с тобой такие страшные?

Второй с улыбкой покосился на друга:

— А ты хоть раз мог бы не смеяться над этим?

Рыжеволосый мгновенно примолк, и оба обратили взгляды на Саймона, вооружённого табуреткой. Но мальчик держался как раз за сломанную ножку, и сто раз мысленно обругал себя, что не починил эту табуретку раньше, потому что сейчас она с грохотом рухнула на пол, так что в руке мальчика осталась только одна коротенькая ножка.

— Оставь её, — сказал черноволосый. — Мы не собираемся ничего с тобой делать.

Саймон осторожно положил на пол то, что осталось от его «оружия», не сводя глаз с незнакомцев.

— Меня зовут Эманэ, — продолжал тот. — А это Деккельти, — он указал на рыжего, который в это время со смехом косился на табуретку.

— Я… — произнёс Саймон и тут же запнулся. Его озадачили имена загадочных гостей, которые с каждым их новым словом становились для него всё более загадочными. — Я Саймон.

— Хорошо, Саймон, — говорил Эманэ. — Думаю, ты уже заметил наши… м… особенности.

Тут Саймона мгновенно осенило. Он приподнялся на носочки, глаза его загорелись, и он так глубоко вдохнул, что даже страх отошёл на второй план, уступив место любопытству.

— Постойте, — начал он, — Тот дрозд на дереве, которого я видел, возвращаясь с рынка… Это были вы!

— Да, мы, — коротко ответил Эманэ. — Собственно, поэтому мы и пришли сюда. Извини, если напугали.

«Ещё как!», — подумал Саймон, но не стал озвучивать своих мыслей. Ему было стыдно показаться совершенным трусом, хотя после ситуации с табуреткой терять было бы уже нечего.

— Так вот, как ты и сам заметил, я могу перевоплотиться в любых зверей, птиц, насекомых и прочих созданий, — говорил Эманэ. — А Деккельти становится невидимым. Не хочешь ли ты рассказать нам чего-нибудь о себе?

— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, — в недоумении ответил мальчик. — У меня ничего такого нет.

— А как тогда, позволь спросить, ты сумел отгадать то число? Семьсот двадцать девять, если я не ошибаюсь? — вступил в разговор Деккельти, даже не глядя на Саймона, а только рассеянно оглядывая комнату.

— Так вы об этом, — облегчённо вздохнул мальчик. — Я и сам не знаю, ведь эта была лишь случайность.

— Случайности такими не бывают, — возразил Эманэ. — Тут же всё очевидно, ты идёшь с нами.

— Иду? Куда? То есть, я хотел сказать, что никуда я с вами не пойду! — испугался мальчик, в голове которого сражу же стали рисоваться пугающие картины, сменявшиеся одна за другой, отчего он ещё больше стал опасаться этих двоих.

— Ты знаешь что-нибудь об Эвени Лумм? — спросил черноволосый.

— Эманэ, откуда? — умоляющим тоном, в котором явно прослеживалась усмешка, спросил Деккельти и развёл руками.

— Эвени Лумм — это место, где живут люди с магическими силами, — объяснял Эманэ, проигнорировав Деккельти. — Наша с Деккельти работа заключается в том, чтобы каждый год в начале лета искать в этом мире людей вроде тебя.

— Да с чего вы взяли, что я обладаю этими сверхъестественными силами? — спрашивал Саймон, которому становилось даже смешно.

— Мы тебе уже объясняли, — сказали они одновременно и переглянулись.

— Нельзя было с такой точностью просто отгадать то число, — продолжил Деккельти, подмигнув.

— Но я отгадал, — ответил мальчик. — Это ещё не повод считать меня сверхсильным.

Неожиданно Саймон осознал, что если всё, о чём они говорят, правда, то перед ним открылась удивительнейшая возможность. Ведь мальчик всегда мечтал о подобном, но читал об этом лишь в книжках, а когда мечта сама просится в руки, он почему-то боится. Саймон даже не до конца верил тому, что сейчас всё это происходит на самом деле.

— А, впрочем, вы правы… — закончил он, испустив тяжёлый вздох и закусив губу, потому что ему было трудно обманывать.

«Но ведь они сами не захотели меня услышать, — оправдывал он себя в мыслях. — В конце концов я просто чувствую, что должен пойти за ними.»

Внезапно послышались шаги на лестнице, которые можно было легко уловить из-за жуткого скрипа ступеней. Шаги направлялись в комнату Саймона.

— Это дедушка Рональд! — с испугом воскликнул мальчик. В это мгновение на месте Эманэ вновь вспорхнул крошечный мотылёк, а Деккельти попросту растворился. Саймон вздрогнул, потому что не мог привыкнуть к их, как они сказали, «особенностям». А в это время дедушка с не менее жутким скрипом открыл дверь и подозрительно обвёл глазами комнату, остановившись взглядом на мальчике.

— С кем это ты разговариваешь? — спросил он строго, нахмурив густые брови.

— Ни с кем, — машинально ответил тот.

— Но ведь я слышал голоса.

— То есть, я говорю сам с собой, — попытался выкрутиться Саймон, который понимал, в каком нелепом положении сейчас находится.

— Ну тогда извини, что потревожил, — произнёс дедушка, немного смягчившись. Он медленно вышел из комнаты, ещё раз настороженно обернувшись, и спустился обратно вниз.

После того, как дедушка преодолел последнюю ступеньку лестницы и шаги окончательно стихли, Деккельти и Эманэ снова вернулись к своему естественному облику и с этого момента говорили только шёпотом.

— Ты должен пойти с нами! — сказал Эманэ.

— Расскажите мне об Эвени Лумм, я хочу знать всё! — ответил Саймон, который уже всерьёз собирался идти за двумя незнакомцами, даже не смотря на домашний арест.

— Всего знать невозможно, — засмеялся Деккельти. — Мы можем только набросать тебе что-нибудь в общих чертах, но у тебя всё равно останется довольно смутное представление. Если хочешь что-то узнать, нужно увидеть самому.

— Всё равно расскажите, — требовал Саймон.

— Ну хорошо, — произнёс Эманэ, скрестив на руках длинные пальцы и глубоко вдохнув, готовясь к рассказу, который, наверное, знал уже наизусть.

— Дело в том, — наконец, начал он. — Что у многих есть магический дар, таких людей мы называем эвеллимами. Все эти названия, а они тебя бесспорно интересуют, даны нам на языке одного человека, о котором сейчас нет времени говорить, но придёт время, и ты всё равно узнаешь о нём. Он назвал все реки, все горы, леса, королевства в Эвени Лумм и дал нам имена, которые олицетворяют нас. Однако значения этих слов известны лишь ему одному. Но не будем вдаваться в подробности, как я говорил, придёт время, и ты сам всё узнаешь.

Есть ещё одна вещь, которую эвеллимы хранят так же, как и своё имя. Это илмар, — тут он открыл свою маленькую сумку и достал оттуда небольшой пузырёк с водой, отливающей сиреневым светом, в которой рос цветок нежно-коралловой, почти белой азалии с перевязанным стеблем в том месте, где начиналось горлышко флакона, чтобы содержимое не расплескалось. — Это азалия — мой илмар. Она стоит в этой воде, потому что та может поддерживать её жизнь вечно и не даёт цветку увянуть. Илмар обладает целительной силой и может излечить любые, даже самые тяжёлые раны и болезни, поэтому эвеллимы всегда носят его с собой. Однажды он спас мне жизнь: я был страшно ранен водяным червем, что не мог даже пошевелиться и дотянуться до моего флакона с илмаром. Но мне помог Деккельти, я до сих пор в большом долгу перед ним. Он достал мой пузырёк, вынул оттуда цветок и дал его мне. Все мои раны затянулись мгновенно. Впрочем, это длинная история. Ещё следует отметить, что в Эвени Лумм много и тех растений, которых здесь просто не существует, но илмарами они становиться не могут. Об этом довольно.

Сама жизнь в Эвени Лумм не похожа на сегодняшний мир здесь: у нас нет электричества, мы не строим небоскрёбов, машин, носим одежды из своих растений, поём свои песни под свои инструменты, едим свою еду из своих продуктов, — в общем, всё делаем по-своему. Пожалуй, главное, что можно сказать об Эвени Лумм — мы сами создаём себе мир.

— Я удовлетворил тебя ответом? — сказал Эманэ после продолжительного молчания. — Я бы рассказал тебе больше, если бы нас не поджимало время, ведь уже темно.

— Да, — произнёс Саймон еле слышно. Он думал о том, что будет в Эвени Лумм совершенно ненужным, что он не достоин другого имени, или его будут звать «обманщик», «лгун», «чужой» или вроде того. Им овладело отчаяние: мальчик не знал, правильно ли поступает и как нужно было бы поступить в такой ситуации. Но Саймон хотел увидеть тот мир.

— А сейчас нам действительно пора идти, мы здесь и так задержались дольше, чем планировали, — поторапливал Деккельти. — У тебя, Саймон, ещё будет время всё узнать. Нужно уходить отсюда.

— Я под домашним арестом, через главный вход нам не пройти, — объяснил Саймон.

— Есть какой-нибудь другой ход? — спросил Эманэ немного взволнованно.

— Нет, но можно пролезть в окно. — предложил мальчик.

— Отлично, — засмеялся Деккельти.

Саймон осторожно открыл маленькое круглое окошко, но через которое вполне можно было пролезть. Как только оно распахнулось, Эманэ мигом влетел в него маленькой серой птичкой, Саймон успел только вздрогнуть от неожиданности.

Следом за ним мальчик, опомнившись, начал спускаться сам. Он неуклюже хватался за лозы девичьего винограда, иногда беспомощно повисая на них, и со страхом глядел вниз. Как бы ему ни хотелось скрыть свой страх перед новыми знакомыми, сделать этого не удавалось. Саймон вспомнил, как множество раз представлял себя раскачивающимся на лиане, стоящим на мачте корабля или бесстрашно летящим высоко в небе, а в действительности ему представлялось большим испытанием лишь спуститься по лозам винограда через окно второго этажа.

Когда Саймону всё же удалось спуститься и он почувствовал себя твёрдо стоящим на земле, мальчик стал наблюдать, как спускается Деккельти. Но движения юноши были очень ловкими — тот в одно мгновение оказался внизу. Саймону даже стало немного завидно.

Благополучно выбравшись из дома, они втроём молча побрели по улице. Саймон обернулся и кинул прощальный взгляд на дом-библиотеку и на загоревшийся раскачивающийся фонарь, ярко освещавший всё вокруг, и мысленно прощался с ними. Мальчик ко всему был очень привязчив, поэтому прощаться со своей прежней жизнью и притом так внезапно было для него немыслимо. Он посмотрел вперёд на Деккельти с Эманэ, которые тоже остановились и обернулись, ожидая его. Деккельти что-то говорил, но мальчик его не слышал. Саймон сейчас стоял между прошлым и будущим, между привычным и неизвестным, между страхом и давней мечтой. Он не мог решиться на этот шаг, но путь назад уже был для него отрезан, и пришлось шагнуть.

Он пошёл за Деккельти с Эманэ и стал поглядывать то на этих эвеллимов, то на деревню. Небо было уже совсем темным, его заволокли облака, поэтому звёзд было не видно, а фонарей на улице горело мало, что создавало ощущение лёгкой тревоги. Домики и полисаднички уже не так занимали мальчика, ведь он шёл к новому и совсем неизведанному.

Деккельти и Эманэ о чём-то живо беседовали между собой, Деккельти как обычно бодро, весело и постоянно размахивая руками, а Эманэ своим спокойным сдержанным тоном. Они вели Саймона в ту часть деревни, где ему редко приходилось бывать.

Дорога оказалась довольно долгой, и Саймон немного начал уставать, а его спутники шли всё дальше. Деревня уже заканчивалась и начинался лес. Саймон побаивался этого места, потому что по деревне ходили слухи, что в этом лесу все блуждали и никому не удалось оттуда выйти. Дедушка Рональд тоже запрещал Саймону сюда заходить. А бродить по такому месту ночью казалось ещё страшнее. Но мальчик чувствовал какое-то необъяснимое доверие к этим двоим, он даже отчасти привык к ним, поэтому уверенно прошагал вслед за ними в самую глубь леса.

В лесу было спокойно и тихо, даже птицы редко давали о себе знать. Это место не показалось Саймону таким уж неприветливым, как ему рассказывали. Все деревья здесь росли с могучими широкими стволами, густо поросшими мхом. Тропинки были узкими, еле заметными, потому что по ним почти никто не ходил. И поразительная тишина. Она сохранялась до тех пор, пока Эманэ не произнёс совсем тихо:

— Мы на месте.

Перед ними предстала просто необыкновенная картина: посреди леса возвышалась огромная каменная Стена, сделанная из цельного гиганта невероятных размеров. На этой Стене была изображена карта, искусно выдолбленная на камне. Саймон замер и не мог оторвать от увиденного глаз — настолько это было величественно. Он жадно всматривался в названия рек, гор и королевств, стараясь впитать в себя все эти странные и непонятные ему названия. Мальчик даже и не догадывался раньше, что недалеко от деревни всё это время молчаливо возвышалось такое.

Саймон старался дышать так глубоко, как мог, потому что и воздух здесь был каким-то особенным. Птиц уже совсем не было слышно, что придавало этому месту ещё больше таинственности.

— Я, наверное, знаю, о чём ты думаешь, — обратился к Саймону Эманэ. — На ней лежит древнее заклинание, и найти эту Стену может только эвеллим. Остальных эти чары уводят прочь и не подпускают сюда. Поэтому-то здесь все и блуждают.

Последовало молчание. Величие Стены и рассказы про отводящие чары пробудили в Саймоне непреодолимое чувство стыда. Никто из таких, как он, никогда её не видел, а он сейчас, в эту минуту… Мальчик хотел было снова сказать им правду, но теперь уж это было бессмысленно, и они бы всё равно не поверили. Только эта мысль успокаивала Саймона.

В это время Эманэ подошёл к таинственному сооружению и приложил к нему ладони.

Глава 3 Рагл

Внезапно Стена начала исчезать, и Саймон, Деккельти и Эманэ плотнее встали друг к другу. Окружавший их лес словно начал таять, и пейзаж постепенно менялся. Точно кто-то огромной рукой смывал старую картину, под которой была нарисовала другая.

Через минуту они оказались совсем в другом месте, в неизвестном Саймону городе. Происходящее заставило его буквально замереть на месте.

Они очутились на узенькой улице, мощёной крупными камнями светло-песочного цвета, между которыми прорастала насыщенно-зелёная низенькая трава. По обеим сторонам улицы были расположены невысокие дома из тёмных и очень толстых прутьев. Они были похожи на бамбук, только темнее и гораздо толще. Крыши домов были сделаны из того же материала и имели необычную форму: их края тянулись вверх крутой и резкой дугой. И ни одна постройка не была огорожена забором. На каждом крыльце висел на крепком стебельке красный цветок очень крупного размера, из серединки которого исходил яркий и тёплый свет. Этот цветок служил эвеллимам вместо фонаря.

По стенам и крышам домов изящно обвивались тоненькие тёмные стебельки растения, особо поразившего Саймона. Это были крошечные цветки, скорее напоминавшие ягоды белой смородины, но всё же можно было заметить, что это не ягоды, а закрывшиеся в плотный шарик маленькие прозрачно-белые лепестки. Из центра каждого цветочка также исходил яркий и ровный свет. Эти светящиеся шарики сильно выделялись на фоне тёмно-изумрудных листьев, что придавало им сходство с новогодней гирляндой.

За счёт этих ярких и частых «фонарей» и «фонариков» здесь было очень светло, почти как днём, несмотря на то, что было уже совсем поздно. Но и сама ночь сегодня была тут звёздная, и на небе светила огромная полная Луна. И Луна, и звёзды в Эвени Лумм казались ближе, а свет их чище и ровней.

Деревья здесь росли довольно редко, так как этот городок был плотно заселён и уставлен домами. Некоторые деревья, которые можно было увидеть на главной улице, где и находился сейчас Саймон со своими спутниками, были такими же, как и в привычном мире мальчика, но он успел заметить и особые, с мощным стволом и идущими от него совсем вертикально прямыми толстыми ветками, из которых, как он догадался, и были сделаны все дома в городе.

Одно такое дерево было сплошь усеяно крошечными цветочками, похожими на маленькие синие диски, но, стоило к дереву подлететь огромной переливающейся стрекозе, эти «диски» молниеносно взметнули и разлетелись, давая мальчику понять, что это вовсе не цветы, а маленькие пугливые существа.

И на крыши домов нередко садились такие стрекозы всевозможных окрасов, а потом поднимались высоко в небо и начинали кружить над городом, распугивая ещё не улетевшие «диски».

Большими уверенными шагами шло по улице ещё одно невиданное животное. Это было существо с ногами, как у благородной лошади, но с массивными и мягкими лапами на конце, что позволяло передвигаться ему совершенно бесшумно. Голова с впалыми чёрными глазами и широкими ноздрями, жадно глотающими воздух, была покрыта белой густой шерстью, как и туловище, и лапы животного. Бока зверя были слишком большими и оканчивались рядами перьев. Ушей у этого существа было почти незаметно, а под ними находились два длинных отростка, схожие с хвостом. На животном сидел наездник, держась за эти самые «хвосты», как за поводья. А сам, настоящий, хвост зверя был невообразимо широкий, но плавно оканчивался тоненькой ниточкой, тоже обрамлённой белыми перьями.

Народу в городе было довольно много, несмотря на то, что вечер был уже поздний. Все эвеллимы были одеты в такие же странные одежды, что и Деккельти с Эманэ. Саймон только сейчас смог понять, что в их одеждах было особенного: они были сшиты из лепестков поразительно огромных цветов (раз одного его лепестка хватает на целые брюки, рубашку или даже пышное платье).

Но много ещё удивительного Саймон не успел подметить в этот момент, потому что всё нахлынуло на него разом и огромной волной. Но, поверьте, это ещё далеко не всё, что есть на этой улице, нечего и говорить про весь город и уж тем более Эвени Лумм.

— Добро пожаловать в город Рагл, столицу Раглама! — хором сказали Деккельти с Эманэ.

— Как красиво! — протянул Саймон, раскрыв от изумления рот. — Но кто же узнал про это место, про Эвени Лумм?

— Он появился благодаря Авельгиру Вэламену, — устало вздохнув, объяснил Эманэ. «Сколько же у нас с Деккельти таких любопытников!», — казалось, говорил весь его вид. — Именно он, точнее общеизвестное трио: Авельгир, Намолинделис и Бакклавер, создали ту Стену, но первоначально это была идея Вэламена. Впрочем, это долгая история, которую ты всё равно рано или поздно услышишь, а мы торопимся!

— Опять торопимся? — негодовал мальчик. — Куда?

— Видишь эти маленькие светящиеся цветочки калмэя? — спрашивал Эманэ, указывая на цветы, напомнившие Саймону белую смородину. — Ровно в десять часов они погаснут, а после этого в Эвени Лумм считается неприличным заходить к другим эвеллимам. А нам с Деккельти нужно доставить тебя сегодня в дом Бирвис; ты поживёшь у неё немного, пока мы разыскиваем остальных будущих эвеллимов.

— Но ведь до десяти осталось пятнадцать минут! — испугался Саймон.

— Вот именно! — ответил Деккельти. — Идём!

Быстрым шагом они пошли по улицам города Рагл. Людей становилось всё меньше, они вяло поднимались на крылечки своих уютных домов, дёргали длинные свисающие тычинки красных цветочков-фонариков, и цветы погасали. А крошечные цветы калмэя (это название показалось Саймону очень звучным и точным, несмотря на то, что значения этого слова он не знал) пока ещё дарили эвеллимам свой яркий свет. Мальчик смотрел во все глаза, в то же время успевая донимать своих проводников расспросами.

— А как вы возвращаетесь назад, в мой мир? — спрашивал он.

— У тебя слишком много вопросов, — сухо заметил Эманэ.

— Да ладно тебе! — повернувшись к другу, протянул Деккельти. — Я понимаю Саймона. Для нас когда-то был таким же чудом его родной мир, когда мы с тобой впервые его увидели.

— Так вы родились здесь? — удивился Саймон.

— Далеко отсюда, но в Эвени Лумм, — ответил Деккельти. — И я помню, как первый раз оказался в твоём мире. Я смотрел вокруг с таким же смешным лицом, как сейчас у тебя, Саймон, — он улыбнулся, посмотрев на мальчика.

— Ну спасибо, — пожав плечами, сказал Саймон, но постарался ответить Деккельти той же улыбкой. На этого рыжеволосого проводника, наверное, невозможно было обижаться, потому что он всё всегда делал и говорил с улыбкой, отчего располагал к себе. Казалось, он готов был делиться своим бодрым настроением с любым и каждым, только дай повод. Саймон был очень рад встретиться с таким человеком, ведь их, по правде говоря, бывает очень мало.

— Так о чём ты нас спрашивал? — сказал Деккельти.

— Я просто хотел узнать, как вы попадаете из одного мира в другой, — напомнил Саймон.

— Видишь этот медальон? — спросил Эманэ, указав на кулон, который Саймон заметил у обоих ещё в библиотеке. На кулоне был изображён прямоугольник с кругом посередине. Над ним и под располагались два витиеватых знака. — Прямоугольник символизирует Стену, — объяснял Эманэ. — Круг — камень из эвеллимских легенд, с удовольствием рассказал бы тебе о нём, если б не поджимало время. А это две буквы «э» и «л», но написанные на языке Намолинделиса, о котором мы уже упоминали. Думаю, ты догадываешься, что означают эти буквы?

— Эвени Лумм, — тихо произнёс Саймон.

— Да, Эвени Лумм, — продолжал Эманэ, выпустив кулон из рук. — Этих кулонов существует всего два, называются они Кулон-Кива. Они были созданы специально для эвеллимов-проводников. По обычаю, проводников всегда было двое, — на этот раз он указал на медальон Деккельти, который был точь-в-точь, как и медальон Эманэ. Черноволосый юноша раскрыл кулон, и внутри тот, как и снаружи, напоминал часы, только «часы» эти были с одной стрелкой и двумя делениями. — Два деления показывают два мира, а стрелка указывает на тот, в котором мы находимся. Если мы её переставим, то окажемся в другом, — говорил Эманэ. — Но вообще-то нам не следует об этом разбалтывать; традиционным способом всё равно является Стена, а кулоны были созданы, потому что назад такой Стены нет. Твоё любопытство удовлетворено?

— Ага, — ответил мальчик. Но ему всё равно не нравилось, что его спутники всегда отвечали что-нибудь вроде: «Потом всё равно узнаешь» или «Сейчас мало времени», из-за этого Саймон многое не мог понять, но делать было нечего. — Но Кулонами-Кива пользуетесь только вы, а как же быть остальным эвеллимам?

— Остальные не покидают этого мира, — ответил Эманэ, наклонив голову.

Этот ответ подействовал на Саймона, как удар. Он остановился, замер, глаза его вытаращились, а сердце забилось чаще. В голове помутилось.

«Я никогда не покину это место, но никто из родных даже не знает, где я, — думал он. — И быть меня здесь не должно. Почему же я сразу не спросил их об этом, тогда бы ни за что не пошёл, а теперь обратной дороги нет.»

— С тобой всё хорошо, Саймон? — напрягся Эманэ.

— Да, — рассеянно отвечал он. — Всё в порядке.

Но думал он лишь о том, как бы сейчас не свалиться в обморок.

— Это жилище старушки Бирвис! — неожиданно воскликнул Деккельти, указав на большущий дом, который, однако, выглядел весьма уютно. Бирвис очень любила гостей, за крайне скромную плату к ней часто приходили пожить или заночевать. Этот дом был больше похож на гостиницу или трактир. Каждый год старушка принимала у себя новичков, ещё не отправившихся с Деккельти и Эманэ (ранее и с другими проводниками, она уже давно сделала из своего дома общежитие) на церемонию, о которой будет рассказано позже.

У дома Бирвис растянулись несколько её домашних любимцев, напоминавших с виду котов, и ещё какое-то животное, похожее на огромную пушистую гусеницу. Старушка Бирвис была неравнодушна ко всякому живому существу.

— Откуда здесь взялись такие животные? — снова одолевал вопросами Саймон.

— Многие эвеллимы имеют способность их создавать, — сказал Деккельти. — Такой дар не редкость.

— Нам с Деккельти уже пора, — произнёс Эманэ. — Ты, Саймон, постучи в дверь, а потом объясни, кто ты и зачем пришёл. Бирвис всё поймёт и с радостью тебя примет, не сомневайся. Пока нас не будет, можешь её вопросами одолевать, она это дело любит. У неё, кстати, уже живёт парочка человек, может, подружишься с ними. Ну ладно, до встречи.

— Но я…

— Удачи! — хором сказали они и стали быстро удаляться, и вскоре их фигуры совсем исчезли из виду. Приходилось идти одному.

Как и было Саймону сказано, он поднялся по ступенькам и осторожно постучал в дверь. Цветок на крыльце уже не горел, но калмэй ещё освещал ночную темноту, а значит, Саймон не опоздал. Через минуту ему открыла полная пожилая женщина добродушного вида, с белыми короткими кудрями и низенького роста.

— Извините… — начал Саймон, и за свою робость, мешающую ему жить, мальчику в который раз стало досадно. — Я Саймон, — сказал он, оправившись. — Саймон Уилсон. Я здесь по указаниям Деккельти и Эманэ.

Старушка долго ничего не отвечала Саймону, а только с улыбкой рассматривала его.

— Быстро же летит время, — наконец, произнесла она, медленно выговаривая слова. — Уже июнь, и вы, новички, прибываете один за другим. Проходи, не стой на пороге, — и она жестом пригласила его в дом.

Саймон осторожно вошёл. Внутри дом оказался ещё более уютным, чем снаружи. Было заметно, что дом очень старый, однако это, напротив, придавало ему необъяснимой, особенной прелести.

— Ты голоден? — спросила она.

— Нет, спасибо. К тому же уже поздно.

— И правильно, нечего наедаться на ночь, — с улыбкой отвечала старушка. — Иди спать, ты, наверное, устал.

Спать. Это то, чего Саймон сейчас желал больше всего на свете, хотя сам не осознавал этого. Сегодняшний день его вымотал, но такая усталость была даже приятна.

— Поднимайся на второй этаж и сразу заворачивай направо, — объясняла Бирвис. — Не волнуйся, не заблудишься.

Саймон, поднимаясь наверх, ступал на цыпочках по привычке, оставшейся у него после лестницы в библиотеке, которая скрипела при малейшем движении. Но эта лестница, хоть и выглядела старинной, не издавала никаких звуков.

Завернув в указанном направлении, он обнаружил дверь, ведущую в спальню. Мальчик, помедлив, открыл её. Спальня тоже оказалась очень большой; в ней помещалось по меньшей мере двадцать кроватей, но многие из них находились одна над другой, так что на площади здесь их находилось около десятка.

В спальне, как и сказали Деккельти с Эманэ, уже расположились двое будущих эвеллима. Один из них выглядел немного постарше Саймона, другой младше. У старшего были гладкие светлые волосы, скуластое лицо и бегающие зелёные глазки. У другого были довольно длинные тёмные, почти чёрные, лохматые волосы, рассеянный взгляд, несмотря на то, что в этот момент он был занят чтением громоздкой книги. Оба они в оно мгновение уставились на Саймона, когда тот вошёл.

— Привет, — неуверенно сказал темноволосый и слегка помахал рукой в знак приветствия. — Я Джеймс.

— Рад познакомиться, — ответил мальчик, весьма облегчённый тем, что не ему первому пришлось говорить. — Я Саймон.

— Меня зовут Рик, — представился старший.

— Вы уже давно здесь? — спрашивал Саймон, усаживаясь на свободную кровать.

— Рик прибыл сюда вчера вечером, а я сегодня утром, — ответил Джеймс.

— Нам, Саймон, очень повезло, что Джеймс оказался с нами, — сказал Рик. — Он знает об Эвени Лумм почти всё.

— Но откуда?! — не в силах сдержать восторг, спросил Саймон.

— Моя мать была эвеллимом, а отец и я на ту пору ещё нет. Каждый год она присылала нам письма, в которых рассказывала нам обо всём, и книги, — ответил Джеймс. — Но это было запрещено, за это её отправили в Джеми Стел, — погрустнев, добавил мальчик.

— Что такое Джеми Стел? — спросил Саймон.

— Место на самом северо-востоке, куда отправляют тех, кто нарушил законы. Таким эвеллимам снаряжают корабль, который обречён на плавание бесконечном Океане. В тот день, когда узнали, что мать рассказывает нам обо всём, хотя мы не были одарёнными, её отправили туда с проводниками, которые приносили нам эти письма и книги. Таким было решение самого Верховного короля.

— Но это ужасно! Почему нельзя придумать другое наказание? — недоумевал Саймон.

— Такие правила, — вздохнул Джеймс, водя рукой по странице. — Но вдруг в этом Океане что-то есть?

— Это всё, конечно, очень увлекательно, но цветы калмэя уже погасли, — произнёс Рик, указывая на окно. — Пора ложиться. Предлагаю всем вместе завтра прогуляться по Раглу и получше познакомиться, как считаете?

Оба охотно согласились. После этого Саймон лёг в постель, погасил у кровати цветок-фонарик, который висел у каждого, как ночник, и попытался заснуть. Но он не смог этого сделать, несмотря на усталость и привычку отключаться сразу же после того, как примет горизонтальное положение. До этого дня ему было совершенно незнакомо подобное чувство.

Саймон оглядел своих новых приятелей. Рик тихо сопел, закутавшись с головой в одеяло, а Джеймс сидел и едва заметно освещал цветком страницы своей книги: видимо, ему тоже было не уснуть.

Саймон решил тихонько подойти к окну, чтобы Джеймс не заметил его пробуждения, увлечённый своим занятием. Мальчик взглянул через стекло на улицу, где жизнь словно замерла. Было темно, только Луна и звёзды освещали всё вокруг. Но Луна была здесь какая-то другая, и звёзды тоже другие. Саймон слегка приоткрыл окно, лишь бы только стереть границу между ним и этим холодным сиянием. В комнату ворвался ночной воздух, словно пропитанный волшебством. Мальчик простоял так около часа, но потом усталость всё же взяла своё.

Проснулся Саймон совершенно бодрым. Ещё бы! Он провалялся до половины двенадцатого, что никогда с ним не случалось раньше. На улице ярко светило Солнце, тёплый воздух влетал сюда через открытое Саймоном окно. Рика здесь не было, а Джеймс разговаривал с новой, прибывшей утром девушкой, немного постарше Саймона. У неё были тёмные, но не чёрные волосы, крупные серые глаза, в движениях читалась уверенность и даже мужественность. Девушка бросила на Саймона беглый взгляд, в котором было невозможно ничего прочитать. В этот момент мальчик ощутил необыкновенное чувство неловкости: ему было очень стыдно проспать до обеда, ещё и перед новыми людьми.

Он встал, аккуратно заправил кровать, чтобы не казаться в чужих глазах ещё и неряхой. Мальчик нашёл в себе силы заговорить первым:

— П-привет, я… Саймон.

— Меня зовут Джессика Смит, — ответила девушка низковатым, но живым голосом и слегка вздёрнула брови.

— Обычно я столько не сплю. Но вчера на меня очень много всего свалилось.

— Не страшно, — с улыбкой говорила Джессика. — Бывает.

У Саймона немного отлегло, но он всё равно понимал, что не может долго здесь оставаться, иначе сгорит со стыда. Бросив им несколько мятых фраз, он поспешил удалиться вниз.

Спускаясь, мальчик заметил за окном Рика, который разговаривал с какой-то миловидной дамой с белыми, чуть в золотинку локонами. Но он не стал уделять им особого внимания и отправился дальше.

А внизу в это время старушка Бирвис вовсю припасала посуду к обеду. Заметив Саймона, она улыбнулась и поприветствовала его словами:

— Доброе утро. А если быть точнее, добрый день. Я бы, конечно, накормила тебя завтраком, но обед будет уже через пол часа. Так что подождёшь.

— Спасибо, миссис Бирвис. Честное слово, я впервые так разоспался.

— Это ничего, но вообще эвеллимы привыкли вставать рано.

— Я хотел вас немного порасспрашивать об этом мире. У меня столько вопросов!

— Задавай, — ответила та, оживившись.

— Почему у людей вообще появляется магия? Не может же просто так кому-то даваться сила, а кому-то нет. И как появился Эвени Лумм?

— Никто не знает, откуда берётся магия, — отвечала старушка. — А вот историю о появлении Эвени Лумм знает каждый эвеллим, так что слушай. Один человек, имя его Авельгир Вэламен, обладал способностью оживлять всё, что он изображал. На то время волшебников среди людей было немало, и Авельгир об этом знал. Но обычные люди не подозревали, ведь волшебники скрывали свои дары, боясь осуждения. Поэтому Вэламен понял, что двум мирам не стоит существовать вместе, потому что магия умрёт, если люди и дальше продолжат подавлять свои силы. Тогда он отправился в лес с двумя своими друзьями-волшебниками, Бакклавером и Намолинделисом. Намолинделис выделялся среди всех волшебников тем, что ему были дарованы сразу две магические силы: бессмертие и ясновидение. Многие подразумевают под словом «ясновидение» способность заглянуть в будущее, но это дело «провидцев». Намолинделис может ясно видеть всё, что происходит или происходило с каждым на данный момент, может заглянуть в сознание и в душу, в настоящее и прошлое, внутрь всего. А бессмертие причинило ему немало боли, он потерял всех, кого любил: и друзей, и родных. Бессмертие — приговор к одиночеству.

— Значит, один из Создателей жив до сих пор? — спросил Саймон, затрепетав от возбуждения.

— Да, жив. Слушай дальше. Что касается Бакклавера, то он мог повелевать камнями, скалами и любой горной породой. Каждый из этих Создателей внёс неизмеримый вклад в жизнь Эвени Лумм. Авельгир придумал его, проработал в своей голове до мельчайшей детали и изобразил карту на Стене. Бакклавер воздвиг эту Стену, а всю оставшуюся жизнь посвятил созданию магических кулонов, чтобы путешествовать между мирами. Воздвигнуть Стену, ведущую из этого мира обратно, он не мог, потому что её не было на карте, изображённой Авельгиром, а любое изменение, будь то объединение или уничтожение королевств, возникновение гор, рек или озёр, просто не претворится в жизнь. И Бакклавер создал Кулоны-Кива. Намолинделис же до сих пор следит за всем, что происходит в этом мире, бережно его сохраняя. Такими были три Создателя, память о которых мы, эвеллимы, храним верно и трепетно.

— Позвольте ещё вопрос, — не унимался Саймон.

— Сколько угодно.

— Деккельти с Эманэ сказали, что у всех эвеллимов есть олицетворяющее имя и илмар, но откуда они появляются?

— У каждого волшебника, — отвечала Бирвис, — илмар существует с рождения, просто он сам об этом не догадывается. Попадая сюда, он должен оправиться на церемонию, которая служит ритуалом становления волшебником. Отправиться придётся далековато, в сердце Эвени Лумм, в Месгарел. Там всем предстоит беседа с Намолинделисом, который с помощью своей силы увидит илмар эвеллима, узнает о его человеческих качествах и даст ему имя.

— Бывает ли илмар у обычных людей? — спрашивал мальчик.

— Мы не знаем, — сказала старушка. — Намолинделис не может заглянуть в другой, в их мир, его сила имеет такие рамки. Любой дар ограничен чем- то, абсолютной силы не существует.

— Но в чём всё же секрет этих сил, они не могут даваться просто так, нужна причина! — взволновался Саймон, которого внезапно охватила досада.

— Я уже говорила, что тайна магии никому не открыта.

— А Намолинделис?

— Он ничего об этом не говорит, — сказала старушка. — Даже если ему что-то известно, он эту тайну не раскроет.

Последовало молчание. Саймон размышлял о том, что Намолинделис всё равно узнает, что нет у него никакой магии, и его вернут назад или того хуже — в Джеми Стел, и что путь на церемонию становления волшебником — его первое и последнее путешествие в Эвени Лумм.

Молчание прервалось возгласом миссис Бирвис, что она давно задержала обед. Старушка попросила всех усаживаться за стол, позвав сверху Джеймса, Рика, который к этому времени уже успел вернуться, и Джессику. Сама Бирвис решила удалиться.

Еда здесь тоже оказалась совершенно диковинной, но — слава Создателям! — ложки и вилки остались прежними, и не пришлось привыкать к новым премудростям.

На тарелках у будущих эвеллимов лежал то ли фрукт, то ли овощ, напоминавший огромную молодую ещё не раскрывшуюся шишку тёмно-фиолетового цвета. Джессика стала пытаться его раскусить, Рик хотел разрезать его ножом, Саймон просто рассматривал диковинку недоверчивым взглядом, а Джеймс ловким движением раскрыл «шишку», ударив по ней ножом, будто бы разбил яйцо с очень крепкой и толстой скорлупой. Из плода вылилась странная ярко-голубая масса, которую Джеймс стал с аппетитом хлебать ложкой, как суп.

Остальные последовали его примеру. Яркая жидкость оказалась необычайно вкусной.

— Что это за шишка-переросток? — спросил Рик пренебрежительным и даже брезгливым тоном.

— Это плоды иссильты — одно из самых распространённых здесь угощений! — оживился Джеймс, по которому сразу было заметно, что он крупный знаток в этих делах и любит о них поболтать. — Поккелит знаменит плантациями этого растения! Поккелит — это…

— Я смотрю, ты у нас всезнайка? — огрызнулся Рик. Ещё вчера Саймону казалось, что тот рад рассказам Джеймса, Рик и сам об этом говорил, но теперь что-то будто переменилось. Даже словно сам голос его не такой, как вчера. Это заставило мальчика насторожиться.

— Мне просто нравится изучать географию, растения и существ этих мест, но не более. Я не претендую на титул всезнающего, — ответил Джеймс, оскорбившись.

— А мне показалось, что ты возомнил о себе слишком много, — продолжал Рик. — То, что тебе каждый год присылали книжки, ещё ничего не значит!

— Но ведь это так любопытно, что даже из книги о растениях можно столько узнать о культуре народа! Не меньше, чем из исторического справочника! — восторгался Джеймс, переставший обращать внимание на злобные упрёки товарища.

— История! Культура! Кому нужна эта ерунда?! — сказал Рик, явно не желавший заканчивать спор. Наверное, он продолжался бы ещё долго, если бы Джессика на них не прикрикнула:

— Кончайте!

— С какой стати ты меня затыкаешь? — закипел Рик.

— Надоели! — отрезала девушка. — Мы собирались после обеда прогуляться по городу — кстати, Рик это и предложил. А если он сейчас же не успокоится, то мы пойдём втроём, без него!

— Ладно, забыли, — опустил голову Рик. Саймон просто поразился, как Джессика смогла всё уладить и откуда столько напористости в её голосе. Сам он ни за что не смог бы так заговорить с едва знакомыми ему людьми. Он натурально восхищался ею.

Закончив с обедом, они отправились на прогулку по городу Рагл.

— Ты не знаешь, почему здесь все дома сделаны из прутьев? — спрашивал Саймон у Джеймса.

— Это, опять же, древние традиции. Эвеллимы строят свои дома из веток дерева дебба, которое, по поверьям, приносит удачу обитателям дома. Дерева дебба здесь полно — это самый удобный материал для строительства. Но, пока на нём есть листья, строить из него запрещено, потому что из увядших листков дерева изготавливают снадобье, способное вечно поддерживать жизнь илмара. А листья вырастают у него зимой, сейчас их нет. Когда на дереве дебба нет листьев, на него любят слетаться такие крохотные синие существа плоской формы — флиффы. Они питаются соком дерева, а зимой погибают. Флиффы живут только одно лето.

Джеймс был точно не похож на Деккельти с Эманэ, которые всегда отговаривались словами «это длинная история» или чем-нибудь вроде того. Джеймс рассказывал обо всём подробно, с энтузиазмом и даже больше, чем его спрашивали, но это в нём Саймону и нравилось.

— А это цветы калмэя! — говорил Джеймс, указывая на растение. У Саймона возникло ощущение, что они напоминают экскурсионную группу, а Джеймс их экскурсовод. — Создательница этого цветка, Агилия, потратила несколько лет, чтобы придумать и воспроизвести, по её мнению, совершенное растение. Она хотела, чтобы её цветы были способны рассеивать мрак, освещать эвеллимам путь. Но Агилия также уважала и достоинства ночи, поэтому цветы калмэя погасают в определённый час, и тогда ночь вступает в свои права.

— Но ведь эти цветы тоже светятся? — произнёс Саймон и показал на цветок, который в голове у себя называл «фонарём».

— О, это тамигль! — воскликнул Джеймс. — Он был придуман для того, чтобы можно было озарить темноту в любое время. Этот цветок вырастает в земле, и он будет расти и увеличиваться до тех пор, пока его не выкопают. У его нет совершенно никаких листьев: только сам цветок и тонкие гибкие корни. Тамигль, когда тот достигает необходимых размеров, вытаскивают вместе с корнями, и в дальнейшем он не нуждается ни в земле, ни в воде, ни в тепле, ни в свете. Прикрепляется он, куда заблагорассудится, а многие используют его в качестве переносного света. Дёрнешь за его длинную тычинку — свет горит, дёрнешь ещё раз — свет погасает, всё просто!

В это время мимо прошагало белое существо, которое вчера Саймону уже довелось увидеть. Все четверо впились глазами в животное и долго смотрели ему в след.

— Это олегифы, — продолжал рассказывать обо всём увиденном Джеймс. Рик не упрекал его больше, но всем видом выражал недовольство. — Олегифы просто универсальное средство передвижения! Они очень быстрые и способны бегать быстрее лошади, а их массивные лапы бесшумны, что позволяет при необходимости быть незамеченным; олегифы плавают по воде, а несколько минут могут продержаться и под ней; у них есть крылья, которые сперва не заметишь, но они имеются, и поэтому они могут летать!

Саймону сразу понравились эти существа, но теперь он уже мечтал о том, чтобы когда-нибудь стать наездником олегифа. А к этому времени они уже добрались до самого центра города.

Здесь было гораздо просторнее, чем на узенькой улочке, на которой жила Бирвис, и намного оживлённее. В центре города располагалось несметное количество магазинов, что у всех четверых разбегались глаза. Здесь продавались и одежда, и всевозможные вкусности (причём и обычные, и незнакомые), и всяческие безделушки — одним словом, в этом месте можно было найти всё.

Они гуляли по центру до самого зажигания цветов калмэя. Джеймс не переставал обо всём рассказывать, Джессика с Саймоном внимательно его слушали и наслаждались видами вокруг, а Рик за всю прогулку не проронил ни единого слова, лишь угрюмо посматривая на всё происходящее.

К старушке Бирвис они вернулись уже поздно и обнаружили, что за столом у неё сидят ещё двое будущих эвеллима (мужчина с девочкой) и Деккельти с Эманэ. Саймон уже успел соскучиться по проводникам. Бирвис поругала их за позднее прибытие, Эманэ сказал, что без них обсудили уже половину, а новички просто наградили их любопытными взглядами.

— Садитесь, — произнёс Эманэ, показывая на свободные места.

— Ты как на заседании, — подшучивал над ним Деккельти.

Эманэ бросил на друга многовыражающий взгляд и поправил карту, раскрытую в центре стола, на которой был изображён фрагмент карты со Стены.

— Сейчас мы находимся здесь, — объяснял Эманэ, указывая пальцем на самый юго-восток Эвени Лумм, где красивыми буквами было выведено слово «Рагл». — Наша цель — в самые короткие сроки добраться до Месгарела, — он переместил руку в противоположный конец карты (где находился центр Эвени Лумм). — Так вышло, что мы с Деккельти потратили на поиски вас больше времени, чем планировалось.

— Что, кстати, странно, потому что сидит вас тут всего-то шесть человек! — добавил Деккельти. — Мы никогда ещё не набирали так мало! Подумать только — шесть!

— Да, вас оказалось немного, поэтому мы и решили задержаться в надежде, что найдём больше, — продолжал Эманэ. — Обычно мы проходим через Сиден Сакк, самый безопасный путь, но так мы совершаем большой крюк. Поэтому в этот раз нам придётся идти напрямик: немного проплывём по реке Уле Абб, а дальше пролегает болото.

— Но неглубокое, так что нечего волноваться, — вставил Деккельти. Эманэ тревожно взглянул на него, точно хотел чего-то сказать, но промолчал.

— Конечно, как вы видите, река течёт почти прямиком к Месгарелу, — сказал Деккельти, — Но этот участок, — он указал на довольно крупное расстояние на реке, — Запретная зона. Там обитают водяные черви, встречаться с которыми я вам не советую: у нас с Эманэ уже был печальный опыт.

— Главное, — заговорил Эманэ, — держаться подальше от воды.

Последовала пауза, и все молча рассматривали карту, вырисовывая в голове предстоящий путь. Молчание прервал Деккельти:

— Раз ни у кого вопросов нет, можете собираться и накапливать силы на дорогу. Учтите, встаём завтра рано!

Саймон поймал на себе смеющиеся взгляды Джессики и Джеймса: по-видимому, они вспоминали, как Саймон провалялся до обеда. Мальчик ответил им улыбкой, но к лицу всё же подступила краска.

Когда все стали собираться и уходить наверх в спальню, Саймон немного задержался, глядя из окна на то, как старушка Бирвис кормит своих странных питомцев, которые, как и вчера, лежали, растянувшись на крыльце.

«Сколько же всего теперь нового впереди», — думал мальчик, и сам поразился своей мысли, потому что никогда не восторгался неизвестным, не оборачиваясь на прошлое.

Поднявшись в спальню, Саймон сел на кровать и стал наблюдать за остальными. Деккельти с Эманэ над чем-то смеялись, позже выяснилось, что они не могут засунуть карту обратно в сумку. Рик задумчиво смотрел в окно и размышлял о чём-то своём. Новоприбывшая девочка была младше всех, поэтому её уже клонило в сон, и она лежала, свернувшись на нерасправленной кровати. Мужчина с любопытством рассматривал тамигль, висевший над ним, и перебирал в пальцах тонкие корешки.

Только сейчас Саймон заметил, что Джессика и Джеймс устроились рядом с ним и что-то ему говорили.

— О, я вас и не заметил, — сказал он.

— Мы уж поняли, что ты витаешь где-то в облаках, — смеясь, произнёс Джеймс.

— Кстати, кто такие водяные черви? — поинтересовался Саймон у Джеймса в надежде услышать про этих существ подробное досье.

— Огромные чёрные животные, которые обитают в глубинах речных вод, — принялся рассказывать Джеймс, восторженно жестикулируя. — По виду они напоминают что-то среднее между червем и змеёй, но колоссальных размеров. Главная их опасность в том, что взглядом они могут точно парализовывать людей, и тогда без боя хватают добычу. Трудно поверить, но водяных червей когда-то создала маленькая девочка, чтобы они защищали её от неприятелей. С ней никто не дружил, ребята издевались над ней и даже били. Тогда она сама создала себе друзей своею силой. Когда она умерла, водяные черви стали неуправляемыми, обозлёнными без своей хозяйки — такими, какими мы их знаем теперь.

— Что, боитесь их? — подшучивала Джессика, нисколько не тронутая рассказом Джеймса.

— Вообще-то… — неуверенно начал Саймон. — Вообще-то да.

— Я столько рассказывал вам о других, но я ничего не знаю о вас! — встрепенулся Джеймс.

Саймона передёрнуло. Настала та минута, когда он должен им признаться, что оказался здесь по ошибке. Врать было исключено, к тому же, вдруг кто-то из них умеет читать мысли?

— Мою историю вы уже знаете, а вот мой дар, — протянул Джеймс. — Я могу понимать язык животных.

— Но это же прелесть! — восхищалась Джессика.

— Лучше расскажи о себе! — требовал Джеймс у девушки.

— Я та девочка, от которой требовали женственности, но которая этого не хотела, — сказала Джессика. — Родители мечтали сделать из меня танцовщицу, но я всегда желала иметь полезную работу, настоящую. У нас нередко возникали споры по этому поводу, решали, что я буду делать и куда пойду в будущем. И судьба завела меня сюда.

Я могу поднимать любые тяжести, хоть этот дом вместе со всеми вами… Родители знали о моей силе, но она им была неприятна, и они долгое время пытались скрыть её от меня самой. Я любила и отца, и мать, они любили меня, но они поступили со мной так подло, что я не жалею, что ушла. Я чувствую, что моё место здесь.

«Откуда в ней столько духа? Столько силы? Не только физической, — думал в этот момент Саймон. — Наверняка чувствовать, где твоё место… Для меня это что-то непостижимое. Мне бы хоть каплю её воли. Она удивительна…»

В своих мыслях Саймон даже не заметил воцарившегося молчания и взглядов Джессики и Джеймса, обращённых на него.

— А ты, Саймон?

Мальчик вздрогнул. В один миг он почувствовал страх, стыд, отчаяние, злость на себя и ещё какое-то оцепеняющее чувство, точно сковавшее ему язык. Помолчав с минуту, он рассказал всё с того самого момента, как он собирал свои вещи, готовясь к отъезду к дедушке Рональду.

— У меня нет сил, — шёпотом произносил он. — У меня нет сил.

Ему долго никто не отвечал, точно они вместе с ним лишились дара речи. Каждый сейчас думал, какая участь будет уготована Саймону, когда его секрет раскроется.

— Тебя отправят в Джеми Стел, — утвердительно произнёс Джеймс. — Тебе… не страшно?

— Всю жизнь я чего-то боюсь, — отвечал Саймон. — Это чувство, как яд, постоянно течёт во мне. А это, возможно, поможет мне излечиться. В конце концов, что я пережил за это недолгое время в этом мире, было лучшим временем в моей жизни, и мне не жалко заплатить за него любую цену. И это ещё не конец: мы ещё не дошли до Месгарела, а значит, что роковая минута далеко. Я в этом мире ещё поживу. Так что я не боюсь.

«Не боюсь!» — звенело гимном в голове Саймона, и в этот момент он действительно уже не испытывал страха, точно Джессика передала ему ту каплю воли, о которой он просил её в мыслях.

— Калмэй уже погас, — сказал её голос, возвращая Саймона к реальности. — Нам пора спать.

Глава 4 Дорога на север, дорога длинна…

Как и прошлой ночью, Саймон долгое время не мог заснуть. За окном он не углядел ничего нового, что отличало бы этот пейзаж от вчерашнего, поэтому не слишком долго его наблюдал. В комнате все спали, даже Джеймс этой ночью отложил свою книгу. Саймон осторожно взглянул на заглавие «Растительный мир Эвени Лумм», но не осмелился взять её в руки.

Рядом с кроватью Саймона расположился Эманэ, на полу небрежно валялась сумка проводника, в которую тот так и не смог упихнуть карту, и поэтому длинный свёрток больше, чем на половину, высовывался из неё. На этот раз интерес Саймона победил, и мальчик решился взять карту в руки. Он аккуратно потянул её за помятый конец, стараясь не издавать ни шороха, точно он был ночным шпионом, но кровать предательски скрипела. Однако Эманэ не подал никаких признаков пробуждения, и Саймон выдохнул.

Карта была древняя, мальчик ощущал невольный восторг, прикасаясь к таким вещам. Он провёл рукой по старой бумаге вдоль русла реки Уле Абб, самой крупной и полноводной в Эвени Лумм. В самом верху она обрывалась, потому что текла дальше, в те земли, которые карта уже не показывала. Посередине русла была нарисована толстая чёрная волнистая линия — водяной червь. К западу от Уле Абб простирались холмы Сиден Сакк, а к востоку — болота Гелимин Броа. За ними в виде замка, окружённого стенами, был изображён Месгарел. Карта на этом заканчивалась, она изображала лишь путь от Раглама до Месгарела, тот самый путь, который, думал Саймон, станет его единственным приключением. Карта настолько затянула мальчика, что он не заметил, как уснул, сидя с нею в руках.

Не смотря на почти бессонную ночь, Саймон проснулся очень рано, раньше всех остальных будущих эвеллимов. Однако раньше настоящих эвеллимов, то есть Деккельти с Эманэ, ему проснуться не удалось. Мальчик с ужасом заметил, что в руках его всё ещё находилась карта, которую он незаметно стащил у них ночью, чтобы поглазеть.

— Доброе утро, Саймон! — поприветствовал его Деккельти с неизменной улыбкой на лице. — Я смотрю, тебя ночью охватила дикая жажда знаний!

— Простите, — ответил мальчик, отведя глаза на открытое окно, сквозь которое в комнату проникали яркие лучи утреннего Солнца. — Я только взял посмотреть и…

— Да не станем мы тебя отчитывать, — произнёс Деккельти. — Я понимаю, новый мир, всё новое, и, разумеется, тянет побольше всего узнать, а карта — великолепный источник знаний. Ты, кстати, молодец, что рано встал, за пятнадцать минут до подъёма!

— И… вы правда не злитесь? — осторожно спросил Саймон.

— Мы же сказали, что нет, так что не беспокойся, — ответил Эманэ.

— Мы проснулись ещё раньше, успели придумать тебе наказание, — потирая ладони, произнёс Деккельти, заговорчески посмотрев на друга-проводника.

Они вручили Саймону сумку и карту и поставили перед ним задачу уместить её туда. Когда Саймон наблюдал за этим занятием со стороны, ему не казалось это чем-то особенно трудным — думал, проводники лишь хотят посмеяться. Но это оказалось совсем не так. Карта совершенно отказывалась помещаться в сумку ни под каким углом, и мальчик промаялся с ней до самого подъёма, однако ему всё же удалось уместить непослушный свёрток. Проводники похвалили его за успешно выполненное поручение и стали будить остальных, кто ещё не проснулся.

— А теперь следуйте за нами! — радостно произнёс Деккельти.

Проводники повели их на задний двор старушкиного дома, где высоким столбом возвышалось ещё одно незнакомое Саймону растение. Толстый стебель одинокого цветка был шириной с настоящий ствол дерева, а массивный, ещё не раскрывшийся бутон был размером с большой колокол. Деккельти подошёл к нему и едва коснулся бутона рукой. Тот в одно мгновение раскрылся, показав всю красоту своих тёмно-фиолетовых лепестков, и из цветка прямо на Деккельти вылилось столько воды, точно его окатили из ведра. Он с довольным видом и совершенно мокрый отошёл от растения и сказал:

— Так, кто хочет следующий?

Желающих не нашлось.

— Не стесняйтесь! Сейчас за несколько секунд цветок успеет снова закрыться и набрать в бутон воды.

Это произошло как раз в то время, пока он говорил. К цветку подошёл Эманэ, тоже окатил себя водой и требовательным жестом пригласил будущих эвеллимов строиться один за другим на водные процедуры. Рик был особенно недоволен происходящим.

Когда все взбодрились и освежились, они отправились к Бирвис, которая в это время уже доделывала завтрак.

— Вы просто чудесная женщина! — сказал ей, входя, Деккельти. — Так вы помогаете нам в нашем деле проводников, вы уже почти наша коллега!

— Не болтай глупостей, садитесь все за стол, — отвечала Бирвис, польщённая словами Деккельти.

— А куда бы мы девали всех новичков? — продолжал рыжеволосый. — Но вы же их не только приютите, так ещё и накормите! Право, вы удивительны! Каждый год выпрашиваю для вас у короля побольше жалованья. Знаете, как это трудно? Потребовать у Верховного короля, чтобы тот, в свою очередь, потребовал у короля Раглама, и всё ради вас!

— Мне очень приятны ваши слова и поступки, — говорила старушка, — Но, кто-нибудь, уймите этого болтуна!

— Боюсь, это невозможно, — отвечал Эманэ.

— У меня найдётся одно средство, — смеялась Бирвис и принялась раскладывать всем завтрак.

Не прошло и минуты, как Деккельти уже пытался промычать что-то похожее на «очень вкусно», но рот его был занят и не позволил ему говорить.

— Вы сразу после завтрака уже уходите? — осведомилась Бирвис.

— Мы бы рады остаться, да время нас поджимает, — ответил Эманэ.

После завтрака они отправились в путь, попрощавшись со старушкой Бирвис и её уютным домом. Саймон окинул взглядом улочку города Рагл, стараясь запомнить, сам не зная, для чего, каждую её деталь.

— Рагл находится почти на самой границе Раглама, поэтому буквально через час пути мы уже покинем это королевство и окажемся на окраинах Ирагбира, — произнёс Эманэ. — Там, у реки, нас будет ждать лодочник, так что поторопимся, чтобы не опоздать.

— А это, чтобы шлось веселее! — сказал Деккельти, доставая из сумки большой барабан и вешая его себе на шею. — Кроме барабана у меня для этого дела ничего нет, но и он сгодится!

— Деккельти! Ты взял с собой барабан? — горячился Эманэ.

— Очень нужная вещь, между прочим, — ответил тот.

— Надеюсь, ты не станешь петь ту песню, которую мы вчера сочинили?

— А зачем мы тогда это делали, м? — с довольным видом спрашивал Деккельти и стал отбивать ладонями на своём барабане незамысловатый, но довольно весёлый ритм. Потом он начал петь, и, увидев, что его друг молчит, слегка подтолкнул его локтем, и тот нехотя (но скорее только для виду) подхватил мотив песенки:

Дорога на север, дорога длинна,

Много раз пройдена нами она,

Но мирными тропами нынче никак.

Прости нас, край солнечный, прости, Сиден Сакк!

Придётся шагать чрез речные просторы

И путь наш держать по Гелимин Броа,

И если удача позволит того,

В дороге не встретим мы никого.

Пусть будет усталость нам нипочём,

Мы ей назло ещё громче споём

И бодро шагнём чрез болота предел

И скажем свободно: «Привет, Месгарел!»

После этого все будущие эвеллимы (разве что кроме Рика) восторженно похлопали исполнителям, а когда аплодисменты стихли, Деккельти шутя откланялся.

— Надеюсь, вы запомнили слова? — и он стал ещё раз настукивать мотив песни.

Так они шли, разучивая её всю дорогу и ловя на себе любопытные взгляды прохожих, пока, наконец, не добрались до реки Уле Абб. Там, у берега, ещё никого не было: им удалось прийти раньше лодочника. Однако тот не заставил себя долго ждать и через две минуты показался на горизонте. С берега ему радостно махали в знак приветствия, и высокий мужчина, лет тридцати, с жиденькими усами, улыбался и тоже махал в ответ.

— Привет, Меккеб! — хором приветствовали его Деккельти с Эманэ.

— Я смотрю, вас нынче негусто, — заметил лодочник, подплывая к берегу и осматривая прибывших. — Заходите, — добавил он, приглашая всех на лодку, которая неистово качалась при малейшем движении. — Да и пришли вы позднее, я вас тут ещё вчера поджидал. Плывём как обычно?

— Нет, Меккеб, на этот раз нам придётся пойти другим путём.

— Вот как? Ну рассказывайте.

— Обычно мы переплываем Уле Абб поперёк и высаживаемся на Сиден Сакк, — говорил Эманэ. — Но сегодня нам нужно проплыть вдоль реки до границы болот Гелимин Броа.

— До Гелимин Броа? — насторожился Меккеб. — Тогда мне есть, о чём вас предупредить.

После его слов Деккельти стал отбивать на барабане, который до сих пор висел у него на шее, напряжённую дробь.

— Деккельти! Речь идёт о серьёзных вещах! — прикрикнул на него Эманэ, прервав тем самым его занятие. — О чём ты хотел предупредить нас, Меккеб?

— Водяные черви. Они осмелели. Не знаю, с чем это связано, но говорят, что недалеко от Месгарела видели странных существ, якобы крылатых волков. Они перелетают через болота в Ангрон Месгим, но многие по пути попадают на обед к водяным червям, поэтому те стали чаще показываться на поверхности, чтобы отхватить себе лакомый кусок.

— Впервые о таком слышу, — заключил Эманэ после некоторого молчания.

— Просто предупреждаю, чтобы вы держались подальше от воды, — сказал лодочник и пустил свою лодку по быстрому течению Уле Абб.

Прогулка по реке была довольно приятной, даже несмотря на то, что от сильной качки Саймона начинало мутить. Виды, которые открывались с воды, больше притягивали его внимание, нежели тошнота.

— Через несколько часов мы будем проплывать мимо Поккелита, — говорил лодочник. — Я много раз плавал в этом направлении, но не перестаю восхищаться его плантациями.

— Поккелит?! — восторженно переспросил Джеймс. — Мы увидим плантации иссильты?

— Я говорю не об иссильте, — ответил Меккеб. — Нам откроется вид на цветы сакальдези, из которых эвеллимы шьют себе одежду. Эти цветы невероятны, один его бутон больше всей нашей лодки.

— Потрясающе! — ликовал Джеймс.

Время длилось невероятно долго, и никто больше не произносил ни слова: Деккельти с Эманэ ничего не рассказывали, Меккеб не спешил знакомиться с новичками (впрочем, он и не имел обыкновения первым завязывать разговор), даже Джеймс, который, наверное, не прочь был бы рассказать всю историю Эвени Лумм с самого появления Стены, молчал. К красивым пейзажам Саймон уже привык, поэтому они тянулись для него однообразной чередой, к тому же большую часть пути они проплывали места, густо поросшие деревьями, сквозь которые было трудно что-либо рассмотреть. Солнце между тем начало припекать, и становилось жарко.

— Дурацкая жара! — прервал всеобщее молчание недовольный голос Рика.

— Вам-то жарко, а нам хоть бы что! — протянул Деккельти.

— Почему это? — спросил его Саймон.

— Лепестки сакальдези, из которых сшита наша одежда, обладают удивительным свойством, — отвечал тот. — Если на улице жарко, то они сохраняют прохладу, даже сами будто бы остужают тебя, а в холод, наоборот, становятся такими теплыми и согревают.

— Я слышал ещё, — говорил Джеймс, — Что они хоть и тонкие, как всякие лепестки, но невероятно прочные, настолько, что руками их порвать невозможно.

— А почему здесь никто не ходит в обыкновенных одеждах? — вступила в общий разговор Джессика.

— Ну, во-первых, из-за удобства, — объяснял Деккельти. — Я уже сказал о неоценимых свойствах этого растения. А во-вторых, традиции, куда от них денешься! На церемонии становления волшебником вас проведут в огромный зал, полностью уставленный полками и шкафчиками с эвеллимской одеждой. В этом зале сам Намолинделис даст вам одежду, опираясь на ваши предпочтения и размер, а старую одежду заберёт на хранение. Таким образом ты становишься эвеллимом не только внутренне, но и внешне.

— А зачем хранят старую одежду? — спросил Саймон.

— Честно говоря, я не знаю, — ответил Деккельти.

— Сколько же у вас ритуалов! — подхватил мужчина, которого звали Ллойд.

— А как здесь зарабатывают деньги? — тоже решила поучаствовать в беседе девочка Сьюзен.

— Как и везде, — отвечал Эманэ. — У каждого своя работа. Вот, например, мы с Деккельти в начале лета работаем проводниками, а в остальное время занимаемся картами, книгами, изучаем историю, древние вещи и…

— В общем занимаемся всякой ерундой в архивах дворца Месгарела, — закончил за него Деккельти. — Всю старую рухлядь с самого сотворения Эвени Лумм поместили туда, а мы разбирайся в ней, как хотим!

— Это не ерунда, Дек! — возмутился Эманэ. — Я считаю, что это очень интересная и почётная работа! Не забывай, что мы на доверии самого Верховного короля и Намолинделиса!

— Ладно, пусть будет почётная работа, — согласился Деккельти. — Кстати о деньгах. В Эвени Лумм вот такие монетки, — он вынул из кармана небольшую серебряную монету, на одной стороне которой была изображена десятка, а на другой — символ Эвени Лумм, представлявший собой замысловатые закорючки. — Такие монеты называются субблины. Это — десять субблинов. Такие деньги используются во всех королевствах, что принято специальным законом об общей валюте. Вообще здесь система такая: существует семнадцать королевств, и с самого начала их было семнадцать. Никто не смеет и не смел захватывать или завоёвывать чужие территории, потому что карту Авельгира переиначить нельзя. В каждом королевстве правит свой король или королева, но над всеми ними стоит один Верховный правитель, и его воле покоряются шестнадцать, а семнадцатый он сам, и правит он Месгарелом.

— И поэтому Месгарел — сердце Эвени Лумм, и работать в архивах его дворца очень здорово! — с нажимом произнёс Эманэ.

— Здорово, здорово, — отвечал Деккельти.

— А что делают с церемонией те, кто родился в Эвени Лумм? — спросил Саймон, любопытство которого начало разыгрываться; этот вопрос как-то внезапно озадачил его. — И что делать, если ребёнок родился не волшебником?

— Ну, такого не случалось, чтобы у магов родился обыкновенный ребёнок, — говорил Эманэ. — А так родители ждут, когда их ребёнок узнает, что у него за сила, и сами идут с ним на церемонию становления волшебником, как и все, в начале лета, а именно — седьмого июня.

— А если кто-то узнает о силе только в конце июня? Или на следующий день после церемонии, что тогда? — спросила Джессика.

— Придётся ждать целый год, — ответил Деккельти.

— Простите, что прерываю вас, но на это стоит взглянуть! — объявил Меккеб, показывая рукой на восток.

Зрелище было непередаваемое. Огромные, невероятно огромные цветы всех существующих в мире оттенков росли у самого берега, что с лодки их гигантские лепестки можно было достать рукой, и уходили этим необъятным бурным потоком далеко за горизонт, и, казалось, нет конца этому цветочному океану. В этот момент все почувствовали себя крохотными человечками, проплывающими по узенькому ручью на малюсенькой щепке, но не на большой лодке по великой реке Уле Абб.

Ещё около получаса длилось это невыразимое наслаждение плантациями Поккелита, и никто не мог и не смел произносить ни слова за всё время любования цветами сакальдези. Уже вечерело, и Солнце набирало тёплые краски, чтобы оканчивать этот день, придавая своими мягкими лучами всей этой картине ещё больше завораживающей красоты. И даже когда плантации сакальдези остались далеко позади, всеобщее молчание продолжалось достаточно долго.

— Это невероятно, — наконец, вполголоса произнёс Джеймс. — Просто невероятно.

— Дальше с реки нам будут видны только окраины леса Горбени Фан — предлесья королевства Окс, — сказал Меккеб. — К болоту мы прибудем лишь наутро.

Мысль о том, что всю ночь придётся провести в немилосердно качающейся лодке, была не слишком приятной, но, учитывая то, что последнее время Саймону и без того с трудом удавалось заснуть, она не возбудила в нём ни одного чувства.

Прошло ещё два-три часа в тишине, хотя некоторые и пытались разговорить Деккельти с Эманэ, но те отвечали сухо и кратко, давая понять, что сейчас они не настроены на беседы. Саймон вообще с трудом себе представлял, каково это, всегда повторять новичкам одно и тоже и по несколько раз из года в год, утолять ненасытные умы, вроде него.

Солнце налилось огромной оранжевой сферой и вскоре, незаметно для всех, исчезло с неба, уступив своё место Луне и ночи. Цветов калмэя здесь почти не росло, однако кое-где всё же выглядывали эти шарики, мерцающие в темноте.

Деккельти достал из своей сумки тамигль, прикреплённый к какому-то замысловатому сооружению, делавшего из него натуральную настольную лампу. Казалось, от него даже исходило слабое тепло, поэтому все, кроме Меккеба, который с самого утра без устали работал вёслами, уселись вокруг цветка, точно у костра.

— Мы плывём по течению, Меккеб, тебе стоит передохнуть, — сказал Эманэ. — Садись к нам.

— Ну хорошо, — согласился тот, не заставляя себя уговаривать, и тоже занял место поближе к свету.

— Может Деккельти с Эманэ или Меккеб нам что-нибудь расскажут? — попросил Джеймс. — Я смотрю, никто не собирается ложиться спать.

Все согласно закивали головами, даже Рику, хоть тот и не показывал виду, было интересно послушать. Будущие эвеллимы стали уговаривать их рассказать какую-нибудь занимательную историю, потому что ночью, плывя на лодке рядом с лесом при свете Луны, звёзд и тамигля, безусловно просыпается где-то в глубинах души то завораживающее чувство, то сказочное настроение, которое в ночной тишине заставляет нас мечтать о далёких краях или волшебном мире. Но если ты находишься в таком мире, то слушать его истории оказывается в десять раз интереснее, а если от самих участников этих историй — то во все сто.

— Из меня рассказчик никакой, — отрезал Меккеб. — Пусть лучше Деккельти с Эманэ, у них в этом и опыт большой.

— В том-то и дело, что от этого опыта уже язык отсох! — рассмеялся Деккельти. — Нет, уж лучше ты. Даже мы мало чего о тебе знаем, пусть и знакомы уже много лет: уж больно ты молчаливый.

ХОЛОДНАЯ ИСТОРИЯ

— Ладно, хоть я этого и не люблю, — сказал Меккеб. — Я родился здесь, в Эвени Лумм, в королевстве Субени Раеб. Оно находится на замёрзшем озере, с которого никогда не сходит лед, и поэтому его жители смело строят на нём свои дома. Субени Раеб полностью огорожен горным хребтом, переход через который — дело нелёгкое, да и опасное. О родине моей довольно.

Я очень долго не мог понять своей волшебной силы, думал, что и нет у меня её совсем. Рос обычным мальчиком, который никогда не покидал пределы не только своего королевства, своего города, но и ближайших окрестностей улицы, на которой жил. Это происходило, потому что родители, хоть и любили меня, стыдились, что сила моя так долго не обнаруживается, даже почти перестали верить в меня. Но ещё верили.

Однажды я проснулся ещё засветло, дёрнул тычинку тамигля (мы знаем, тамигль — неприхотливый цветок, поэтому растёт и на наших холодных землях), но от моего прикосновения цветок покрылся ледяным инеем. Я почувствовал эту силу внезапно, хоть она и жила во мне с рождения, но тем холодным утром холод расцвёл и во мне. Я понял, что эта стихия всегда была моим спутником, но в тот день она стала со мной одним целым. Я стал бездумно, точно в бреду, прикасаться ко всем окружавшим меня вещам, и они замерзали. Но, обретя дар, я не смог больше дотронуться ни до чего, чтобы оно не покрылось льдом. Тогда мне стало страшно; я хотел победить этот холод, победить себя, я боролся, я злился и неделями не выходил из своей комнаты, что даже родители не были рады обретённой мною магии, и все отвернулись от меня. Но холод нельзя победить холодом.

Вскоре настало лето, хотя ни в Субени Раеб, ни в моей душе пейзаж не меняется никогда, но это значило, что мне пора отправляться на церемонию становления волшебником. Я шёл один через горы и не чувствовал их сурового холода, потому что я сам был этим холодом. Я добирался до Месгарела, стараясь не задеть ни цветочка, ни травинки своей рукой. Это было самое первое путешествие в моей жизни, я впервые увидел землю, не покрытую снегом, а видел цветущие луга, сочную траву. Но ко всему я был холоден и равнодушен.

Я хотел встретить Намолинделиса, хотел спросить, что мне делать. Он и сказал мне те самые слова: «Холод нельзя победить холодом». Только и всего. Но сейчас я понимаю их смысл, понимаю и то, что лучшего сказать тогда было нельзя.

Однако в те дни я не понимал этого и снова впал в грусть и отчаяние, а душа моя окончательно заледенела. Я не помню, сколько прошло тогда времени, может год, а может и несколько лет. В наш город прибыл небольшой отряд, сопровождавший принцессу Субени Раеб, Рэсту, на церемонию становления волшебником.

На то время я был уже лодочником, имел свой дом у подножия гор вдали от людских глаз. В Субени Раеб нет рек, но я сыскал короткую тропу через горы до реки Саэ. Другие по этой тропе не ходили, потому что в тех местах вечно стояла немыслимая для человеческой жизни стужа, что многие падали замертво, но не я.

В дороге, у самых гор, принцессу Рэсту настигла болезнь. И судьба привела их ко мне, они просили приюта, пока принцесса не поправится. Мне было всё равно, поэтому я согласился.

Несмотря на болезнь, Рэста была прекрасна: улыбалась кротко, однако с достоинством, в глазах светился совершенный ум, а волосы были белыми, не как снег, но как утреннее Солнце. И произошло нечто непредвиденное: она полюбила меня. Полюбила так, что любовь эта коснулась моего сердца, и её лучи растопили лёд, сковывавший его много лет. Я тоже её полюбил, тогда тепло победило холод, и я стал свободно ко всему прикасаться и перестал бояться себя. Я ожил.

Но Рэста поправлялась на глазах, и ей пора было идти в Месгарел. Она обещала непременно вернуться ко мне, и я ждал, каждый раз устремляя свой взор в горы в надежде, что вот сейчас она покажется из-за них и, увидев меня, бросится мне навстречу… Но она не вернулась.

Я продолжил своё дело лодочника, но переехал на ту сторону гор и теперь вожу эвеллимов и товары по реке Уле Абб.

Рассказ Меккеба был кончен, и всем пришлось возвращаться в реальность. Стояла уже глубокая ночь — цветы калмэя, которые редко встречались здесь, давно погасли. Саймон не сводил взгляда с Меккеба: в глазах лодочника читалась грусть и сожаление о том, что он согласился рассказать свою историю и снова дотронуться до этой незаживающей раны.

— Пора спать, — тихо произнёс он и погасил горевший тамигль.

Никто не стал возражать, и все без лишних слов улеглись в лодке, кто как мог. Однако сам Меккеб не стал ложиться: он дождался, когда все улягутся и уснут, и тогда снова налёг на вёсла, устремив взгляд куда-то в ночное небо.

— Ты ещё любишь? — чуть слышно спросил Саймон, который не мог сомкнуть глаз.

— Да, — коротко ответил лодочник.

— Неужели ты никогда не пытался сам отыскать её?

— Эти поиски были бы напрасны, — говорил Меккеб.

— Почему?

— Если Рэсту забрала смерть, то я лишь обреку себя на вечные скитания, а если она просто забыла или разлюбила меня, то зачем я приду к ней?

— Может, — неуверенно произнёс мальчик. — Может, надежда ещё есть?

— Ложись-ка спать, — ответил ему лодочник.

Долгое время Саймон ещё смотрел на холодного Меккеба. Мальчик словно оказался далеко-далеко отсюда, в городке в Субени Раеб, обдуваемом неласковыми ветрами и шумными метелями. Но потом веки начали тяжелеть, и Саймон заснул.

Глава 5 Из глубин

— Саймон, проснись! Просыпайся! — послышался чей-то знакомый голос, но спросонья мальчик не мог понять, кому он принадлежит. Саймон силился открыть глаза, но не успел ничего сообразить, как кто-то окатил его леденящей водой из реки. Такое пробуждение было действительно эффективным: мальчик в то же мгновение освободился от остатков сна и увидел перед собой Джессику.

— Не слишком дружелюбное приветствие, — простонал Саймон.

— Скажи спасибо, что не будила тебя с пинка! — отвечала она, скрестив на груди руки.

— Спасибо, — усмехнулся Саймон, который всё ещё не мог подняться. — Уж ты-то со своим даром, наверное, больно пинаешься.

— Хочешь это проверить? — смеялась Джессика.

— Нет-нет, уже встаю! — и Саймон нехотя стал подниматься на ноги.

— Мы уже приплыли и сейчас уходим, — сказал словно из ниоткуда появившийся Джеймс. Все, кроме них, уже стояли на берегу, только Меккеб сидел в своей лодке, потирая рукою весло.

— Вы идите, — сказал Саймон Джеймсу и Джессике. — Я сейчас подойду.

Они стали выбираться из лодки на берег, а Саймон осторожно подошёл к лодочнику. Ему хотелось попрощаться.

— Прощай, Саймон, — сказал Меккеб, точно угадавший мысли мальчика.

— До встречи! — ответил Саймон и крепко пожал ему руку. Он чувствовал какое-то необъяснимое тепло к этому холодному человеку.

Когда Саймон вышел, Меккеб отправил свою лодку обратно, с былым усердием работая вёслами, плывя уже против течения. Мальчик в это мгновение задумался о том, что исток реки Уле Абб находится на севере, а впадает она в море на юге. Но течение шло в обратном направлении, с юга на север. Это несколько потрясло сознание Саймона, но он решил не спрашивать об этом, потому что сейчас не было времени и все ждали только его.

— Мы позавтракаем по дороге, — объявил Эманэ, доставая из сумки «шишки» иссильты. Потом он вынул кухонный ножик, стал разбивать им оболочку плодов и подавать всем поочерёдно.

Сок иссильты было удобно пить прямо из скорлупы (если эту оболочку можно так назвать), и яркая голубая жидкость помимо того, что была очень вкусной, необычайно прибавляла сил.

Путники вышли на болото, конца которому было не видать. Это было глухое место, даже птиц и зверей здесь не было слышно. В воздухе повис зеленоватый туман, пахло сыростью и гнилью. Помимо этого, от болота исходил какой-то дурманящий запах — через несколько минут у всех заболела голова и стало не хватать воздуха. Река была довольно далеко, но это далёкое мерцанье воды необъяснимо тянуло к себе.

Около трёх часов они шли между рекой и лесом и чем ближе подходили к зарослям деревьев, тем тяжелее становился воздух, но река была запретным местом, миражом в пустыне.

— Может подойдём к реке хоть чуть-чуть? — стонал Рик. — Кто знает, каким смрадом мы тут дышим!

Сначала никто не ответил ему. Деккельти тревожно посмотрел на Эманэ, а тот медленно провёл рукой по груди, где раньше была его рана.

— Не бойся, мы подойдём ближе всего на пару метров, — говорил Деккельти. — Черви не достанут нас с такого расстояния. К тому же, у тебя есть пузырёк с азалией. Она поможет тебе, если что и случится.

— Я не за нас с тобой волнуюсь, дурень, — ответил Эманэ. — Я прекрасно знаю, что меня спасёт азалия, тебя — кореопсис. Но остальных пока ничего.

— Но если мы продолжим идти здесь, то к концу пути у всех съедет крыша, — сказал Деккельти.

— Поступай, как знаешь, — вздохнул Эманэ и ускорил шаг по направлению к реке.

Три дня они шли по болоту, уставшие почти до потери сознания (на что, конечно, повлиял и воздух). Эманэ по-настоящему падал с ног: на него Гелимин Броа действовало сильнее всех.

Река была в поле зрения, и от этого тяга к воде была ещё сильнее. Привалов не делали, ели по пути, а спать на этом болоте было строго запрещено, иначе, по словам проводников, можно было заснуть навсегда.

Саймон шёл и не чувствовал своих ног, различая только то, что сейчас ночь, а не день. В глазах мальчика давно смешались воедино кочки и глубокие места болота, поэтому он стал чаще проваливаться в вязкую топь.

— Давайте ещё раз всех пересчитаем! — сказал Деккельти, еле ворочая языком, потому что даже говорить уже сил не хватало. — В таком месте нетрудно отстать от всех и потеряться.

— Так… Я, Эманэ тут… — силился выговорить рыжеволосый. — Рик, Джеймс, Саймон… — он сделал паузу, словно проверяя, всё ли правильно сказал, потому что, казалось, он забыл даже их имена. — Сьюзен, Патрик…

— Я не Патрик, я Ллойд, — поправил тот.

— А где Джессика? — испугался Саймон; к нему словно вновь вернулся рассудок.

— Джесс! — стал звать её Деккельти, но кричать он, как ни пытался, не мог.

Отклика не послышалось. Что если девушка уже давно от них отстала? Однако буквально через мгновение Саймон заметил её, но это отнюдь не было приятной новостью.

Джессика стояла на самом берегу реки и не шевелилась, словно в оцепенении. Её ноги твёрдо стояли на земле, и со стороны казалось, что воздух вовсе не туманит её разума, а притягивает его нечто совсем другое.

— Джессика! — позвал её Саймон, но та осталась неподвижна, устремив взгляд куда-то в глубину вод.

Мальчик не думая подошёл к реке. Вода, казалось, в ней почернела, только из глубин виднелись два огромных зелёных глаза, испускающих яркий свет. Сомнений в том, что это такое было, не осталось, и Саймон поспешил оторвать от них взгляд, но Джессику эти глаза уже приковали к себе.

— Не смотри ему в глаза! — прокричал Саймон, к которому совершенно вернулся рассудок.

Мальчик попытался силой оттолкнуть Джессику подальше от воды, но чудище уже показалось на поверхности. Оно вытащило из глубины, которая была для него не больше лужицы, свой хвост, массивный и чёрный, покрытый гладкой скользящей кожей, как у змеи.

Саймон обернулся на остальных в надежде найти помощи, но зелёные светящиеся глаза уже приковали всех своим взглядом, даже тех, кто знал об опасности. Они смотрели на громадного водяного червя не моргая, даже Деккельти с Эманэ точно видели его впервые.

За это время водяной монстр успел обхватить Джессику и, держа её вверх ногами, стал увлекать её в тёмную водную пропасть.

Можно сказать, Саймон остался один на один с чудовищем, и ему приходилось срочно что-нибудь предпринимать самому. Взгляд мальчика остановился на сумке Эманэ, откуда высовывался кухонный ножик, которым они разрезали иссильту. В нём Саймон нашёл единственное спасение.

— Эманэ, дай мне нож! — кричал ему Саймон. Тот стоял, точно неподвижная статуя, а глаза и всё его сознание были устремлены только на один предмет.

Саймон подбежал к проводнику и стал второпях доставать нож, но Эманэ не замечал этого. Когда нож был успешно извлечён из сумки, мальчик как можно скорее помчался к Джессике. Он никогда ещё в своей жизни не мчался так быстро, но в минуту опасности в нас нередко открываются такие силы, о которых мы и сами не подозреваем.

И в то мгновение Саймон был сам не собой: он забрался на водяного червя по его скользкой коже, держа в одной руке нож, а другой обхватывая тело зверя. Добравшись до хвоста, он вонзил нож в водяное чудовище, и то издало такой жуткий вопль, что его, наверное, услышали в самом Месгареле. Конечно, удар Саймона не убил червя, ведь для того рана, нанесённая кухонным ножом, не серьёзней, чем для нас укол зубочисткой, но резкая и неожиданная боль сделала своё дело. Монстр распрямил хвост и освободил Джессику, и та приземлилась на берег.

Саймон тоже поспешил ступить на твёрдую землю, но упал прямиком в воду. Мальчик почувствовал, как там, под водой, что-то крепко схватило его за ногу и не давало выбраться. Чудище утащило Саймона глубоко под воду — мальчик не умел плавать, а воздуха в лёгких уже не хватало. Всё, что он успел сделать за это время — вытащить нож и выбросить его на сушу в надежде, что кто-то сможет ему помочь, потому что уже в следующее мгновение червь обхватил и руки мальчика, не давая им сделать ни движения.

На берегу Джессика уже отошла от гипноза громадных глаз и заметила выкинутый Саймоном нож.

— Саймон! — звала она друга что было сил. Джессика держала в руках спасительный нож и пыталась раскинуть мозгами. Просто швырнуть его в чудовище, чтобы то от боли ослабило хватку и освободило Саймона, было нельзя — можно попасть в самого Саймона. Однако стоять и раздумывать тоже не выход.

Она рискнула: нож стремительным броском вонзился в тело извивающегося червя, и от резкой боли хвост монстра показался на поверхности, вышвырнув Саймона на землю. К счастью, нож не задел мальчика, но глубоко, по самую рукоять, ушёл в тело водяного червя. Этот удар тоже не был смертельным для монстра, но он заставил его бросить попытки сражаться, и червь ушёл к себе в речные воды.

Поняв, что битва закончилась и чудовище больше не покажется из глубин, Саймон осмелился взглянуть в эти огромные глаза медленно уходившего вглубь монстра. Они мгновенно завладели разумом Саймона, заставили забыть, где он и кто он — в голове мальчика не было ничего, кроме этих зелёных громадин. Это продолжалось всего один короткий миг, но мальчику показалось, что прошли годы.

Глаз водяного червя уже не было видно, но последствия гипноза, усталость и пережитое потрясение лишили Саймона сознания, и он, обессиленный, свалился на землю.

Очнулся Саймон уже утром. Он не понимал, что происходит вокруг: он чувствовал движение, но не понимал, идёт ли он своими ногами, или им что-то движет; он смутно различал всё то же болото, но не мог осознать, реальность это или всего лишь сон. Только после нескольких минут такого туманного состояния мальчик, наконец, осознал, что к чему.

Они действительно шли по болоту Гелимин Броа, но самого Саймона несла на своих плечах Джессика. Мальчику стало неловко, ему захотелось просто забыть случай с водяным червем и не слышать, что скажут другие, но это было неизбежно.

Как только Саймон подумал об этом, Деккельти заметил, что он очнулся, и поспешил всем возвестить.

— Эй, смотрите, Саймон очнулся! — радостно кричал он.

Саймон заметил, что воздух стал не такой спёртый, и все, по-видимому, находились в здоровом рассудке. После слов Деккельти они, несомненно, оглянулись и уставили свои взгляды на мальчика, а Джессика осторожно опустила его на землю. Девушка тоже подняла свои глаза на мальчика, но в них Саймон не мог ничего прочитать, а ему очень хотелось предугадать заранее, что она скажет. Но вместо слов Джессика бросилась ему на шею.

— Спасибо, — произнесла она еле слышно. — Спасибо, что спас мне жизнь.

— Но ведь и ты спасла мою, — ответил Саймон.

— Значит, мы в расчёте, — сказала Джессика, и лицо её на мгновение озарилось улыбкой.

— И… спасибо, что тащила меня на спине.

— Ты же знаешь, я не понимаю тяжести, — рассмеялась она.

— Да, вы у нас герои! — говорил Деккельти. — Мы хоть и знали про опасность глаз червя, но поддались все до одного, кроме Саймона! Молодчина!

— Молодчина? Герой? — переспросил Эманэ с какой-то ядовитой раздражительностью. — Это была просто глупость! Надо было растормошить Деккельти или меня, и мы бы сами справились с червем! Но ты, не имея своего илмара, зачем-то туда полез! Небось и впрямь возомнил себя героем!

— Что с тобой, Эманэ? — непонимающе спросил Деккельти. — Всё уже закончилось, можно спокойно выдохнуть и порадоваться!

— Нечему тут радоваться! Или ты предлагаешь мне восхищаться этой сумасбродной победой?

— Ты явно не в себе, друг мой, — заключил Деккельти, осматриваясь вокруг в надежде отыскать глазами возможную причину происходящего.

— Со мной как раз все нормально! — закричал Эманэ. — А вот Саймон опасен для нас! С ним мы обязательно угодим ещё куда-нибудь!

— Предлагаешь выгнать меня? — спросил мальчик. — Чтобы я шёл отдельно от вас?

— О, вот догадливости у тебя не отнимешь!

— Эманэ, но ты не можешь! — вступился Деккельти.

— Могу! — кричал он, словно безумный, крепко сжав от ярости кулаки. — Он не идёт с нами! Пусть перебирается через реку и идёт другой дорогой!

После этих слов Деккельти осторожно подошёл к Саймону и прошептал ему:

— Слушай, здесь явно замешана чья-то сила. Поверь мне, я знаю Эманэ, и он никогда бы такого никому не сказал. Тебе и правда лучше уйти, потому что мы не знаем, что это за магия и на что она способна. Вот тебе карта, — он протянул Саймону тот самый свёрток, отказывавшийся помещаться в сумку, изображавший часть Эвени Лумм.

— Спасибо, — прошептал в ответ Саймон.

— Видишь то поваленное дерево? — Деккельти указал на широкий и невообразимо длинный ствол вдалеке, лежавший поперёк всей реки. — Переправляйся на тот берег через него; не бойся, оно надёжно и лежит тут давным-давно, а границу обитания водяных червей мы уже прошли, так что путь безопасен.

— Спасибо, — ещё раз поблагодарил мальчик.

— Удачи, — сказал Деккельти уже вслух.

— Да, проваливай! — крикнул вслед Эманэ.

Саймон окинул взглядом всех своих товарищей, которые осторожно махали ему рукой; даже Сьюзен и Ллойд, так мало знакомые Саймону, и те махали. Но больше всего на свете Саймон боялся навсегда потерять Джеймса и Джессику — он чувствовал, что привязался к ним, что они для него уже не просто знакомые или товарищи, а друзья, и знал, что дружба эта настоящая. Настоящее чувство распознать очень просто: дело в том, что его не нужно распознавать. Если в твоём сердце рождается настоящее чувство, то ты не сомневаешься, что это оно, а просто целиком ему отдаёшься. Так и сейчас.

Но времени раздумывать у Саймона не было — пора было перебираться на ту сторону реки. Мальчик старался не оборачиваться, потому что чем чаще смотришь назад, тем больше тебя туда тянет. Он бежал, стараясь не думать ни о чём, до упавшего дерева и быстро настиг его. Перед глазами виднелась огромная длинная полоса, настолько длинная, что Саймон не мог поверить, что это упавшее дерево: ему казалось, что такой длины хватит, как минимум, дерева на три. Он ступал, вглядываясь в его поверхность, а оказавшись на противоположном берегу, понял, что это действительно было одно упавшее дерево.

Теперь он мог спокойно вздохнуть — он в безопасности, но сейчас Саймона отделяла от его друзей широкая и бурная Уле Абб. Мальчик немного постоял, чтобы перевести дух, приминая ногой сочную высокую траву. Воздух здесь резко отличался от того, что навис над Гелимин Броа, поэтому Саймон скоро набрался сил, чтобы продолжить свой путь.

Глава 6 Под звёздным куполом

Дорога в одиночку была тоскливее, хотя места стали гораздо приветливее, чем Гелимин Броа. Саймон шёл через заросли невероятно высоких деревьев (какое и лежало через реку Уле Абб). Когда они устремлялись к небу, то казались ещё выше.

«Наверное, Джеймс много бы рассказал об этих гигантах», — подумал мальчик, отчего стало только грустнее.

«Но я сумел спасти Джессику, — утешал себя он, хотя на душе всё равно лежал камень. — Эманэ был прав: я не нужен здесь. Меня с самого начала тут быть не должно! И я даже не представляю, как там сейчас дедушка, знают ли родители, что я пропал… Дойду я до Месгарела, а дальше что?»

Такие мысли одолевали мальчика всю дорогу.

Пейзаж постепенно становился другим: деревьев уже почти не было, и взору открывались бескрайние холмы, залитые яркими лучами Солнца. Но, несмотря на большое и пустое пространство, жизнь здесь кипела: голоса птиц доносились отовсюду, их незатейливые песенки были наслаждением для слуха; насекомые, и большие и маленькие, то и дело пролетали мимо Саймона, словно приветствуя заблудшего гостя в своих безлюдных владениях. Таким был Сиден Сакк.

Несколько часов Саймон брёл по этому солнечному и прекрасному месту, вдыхая полной грудью свежий воздух и любуясь всем, что было вокруг, обращаясь мыслями к каждой птичке и к каждой букашке, отвечая на их тёплое приветствие своим теплом.

Но грустные мысли опять возвращались к мальчику, не давая в полной мере насладиться красотами Сиден Сакк.

«Мне никогда не поспеть за остальными, я не успею на церемонию, — думал Саймон. — Но, может, это неплохо, может, это судьба? Чтобы мне дождаться следующей церемонии и еще побыть в этом мире? Какие глупости…»

«По моим расчётам, мне осталось не менее двух дней пути, а по Гелимин Броа все доберутся туда уже сегодня. Но, может, я ошибся в расчётах? Надо бы это проверить…»

Саймон оглянулся вокруг в поисках средства, как это можно было бы осуществить, и первое, что ему пришло на ум — забраться на дерево-гигант с неизвестным ему названием и осмотреться сверху.

Навыков лазать у мальчика не было, поэтому он неуклюже и с жутким страхом цеплялся за ветви, стараясь ни в коем случае не смотреть вниз. Для Саймона это было настоящим подвигом, он несколько раз чуть не упал с этой пугающей высоты. Однако останавливаться глупо, когда преодолел половину пути.