Бесплатный фрагмент - Эстафета поколений

Слово от автора

Дорогие друзья!

Мне очень приятно, что вы держите в руках мою книгу. Поэт и писатель служат одному — истине. Для меня путеводной нитью служило то, что вызывает интерес у читателя. Не могу не говорить о сокровенном, о любви. Да и о Родине — какой ещё уголок на планете может сравниться с тем, где мы живём?  «Не могу молчать!» — говорил Лев Толстой, выражая свою гражданскую позицию. И мне хочется повторять его слова, когда пишу о войне, о горе, о людской боли. Я пишу о нашей истории и не устаю бить в набатный колокол памяти прошедшей войны. Мне особенно дорого то, что люди разделяют мою точку зрения. Хочу поблагодарить тех, кто всё это время поддерживал меня, членов ЛиТклуба «Поиск», моих коллег по перу.

С уважением,

Алла Леонидовна Свиридова

Стук метронома взывает к живым

Верхневолжская Хатынь

«9 января 1942 года фашистские захватчики

полностью уничтожили деревню Ксты.»

Из надписи у мемориала

Мы о минувшем сейчас говорим —

Стук метронома взывает к живым.

Мемориал горем создан людским —

Пламенем бронзы взывает к живым.

Женщина держит дитя на руках —

Выстрел её подкосил у крыльца.

Так и застыла беззвучно в веках.

Слёзы утрат не омоют лица.

Как же красивы закаты во Кстах,

Всполохом зори украсят края.

И в живописнейших этих местах

Скорбью навечно покрылась земля.

Был он жестоким, январский тот день:

Немец разгром под Москвой получил.

Злобу срывать, убивая людей,

Избы сжигать он в отместку решил.

Семьдесят восемь стучало сердец:

Женщин, детей, стариков, наконец.

Всех расстреляли, потом подожгли —

Изверги стёрли деревню с земли.

Четверо немцев во Ксты ворвались,

Чтоб уничтожить навеки там жизнь.

Выстрелы тут же во Кстах раздались —

Горсточке пепла, Живой, поклонись!

Ксты, словно выстрел, звучит и сейчас.

Ксты ведь Красухи, Хатыни — сестра.

Ксты — это память о прошлом для нас,

Кровоточащая рана всегда.

Мы о минувшем сейчас говорим —

Стук метронома взывает к живым!

Мемориал горем создан людским —

Пламенем бронзы взывает к живым.

---

***

Москва ежами ощетинилась

И маскировкой скрыла Кремль.

Соседка о сынах кручинилась,

Не доучивших теорем.

На фронт ушли, набавив годики —

Встаёт на смертный бой страна!

И метрономом мерят ходики

Часы, минуты… Шла война…

Крест-накрест окна перекрещены,

Завешены — не виден свет.

Вот вой сирен зовёт в убежище —

Зениток залп даёт ответ.

Москва и день и ночь работала.

Страна была — единый фронт.

И школьники вдруг стали взрослыми,

Войною каждый опалён.

Придя со смены лишь для отдыха,

Буржуйку мама разожгла,

(От артобстрелов нету продыху)

Пшена в похлёбке мал-мала.

Отца не ждут: «латал» пробоины,

Где бой закончен — там ремонт.

Минутам счёт познали воины —

И силы не жалел народ.

Какие ж тяготы всем выпали,

Что пережить пришлось в войну!

Мы всё назло фашистам вынесли

И отстояли дом, страну!

---

Зоя

Фашистским натиском умело

смог враг к столице подойти.

В груди у каждого горело

желанье: Родину спасти.

Сейчас разведке очень нужны

сноровка, выдержка и ум.

Не размышляя долго, дружно

влились в диверсионный штурм

девчата, парни, а им было

всего лишь восемнадцать лет!

Со страстным юношеским пылом,

готовы «фрицу» дать ответ.

И в логово врага пробравшись,

уничтожали «зверя» там:

дома сжигали с немцем спящим,

с припасами военный склад.

В кругу разведчиков и Зоя —

как парень, юркая она.

Их на заданье вышло трое:

средь юношей была одна.

И вдруг осечка: обнаружен

диверсионный их поджог —

все знали: отходить им нужно —

и отступали, кто как мог.

Бойцы отстреливаясь рьяно,

отход свой прикрывали так.

Но без оружья Зоя… Пьяный

силки затягивает враг.

И пыткам хрупкую такую

фашист, смеясь, её подверг.

Огнём пытал, в белье, босую

он выгонял её на снег.

И только имя: Таня — выбил,

как ни старался офицер.

Девчонку не сломал тот изверг

и воли мощной не поверг.

Истерзанную, чуть живую,

потом на казнь её вели.

Удавка та была «слепою»…

но «фриц» — фотограф суетлив.

И вдруг её раздался голос,

к народу был он обращён:

«Боритесь и врага не бойтесь.

И каждый будет отомщен!»

Слова звучали, словно выстрел,

в морозной этой тишине.

Фашист толкает ящик быстро —

и тело Зоино в петле.

В сердцах людей застряло жалом

её упорство пред зверьём.

Но, умирая, Зоя знала,

что не напрасна смерть её.

---

***

Солдат пришёл к порогу дома —

Устал, но было не до сна.

Войны закончились погромы,

И снова мирная весна.

Под окнами кусты сирени…

Он самокрутку завернул…

Где куст бросал на землю тени,

Он, сев, тихонечко всплакнул.

И медленно слеза скупая

Сползала тихо по щеке.

Горючей солью прожигая

Кость*, загрубевшую в войне.

И сединою отливает,

Склонившись, голова на грудь.

Он двадцать пятый отмечает —

Ему родных уж не вернуть.

Отец и брат — на поле боя,

И на погосте его мать.

И из походной фляжки, стоя,

Родных он будет поминать.

Тяжка военная дорога —

В боях друзья его легли…

И здесь, у отчего порога,

Солдат склонился до земли.

* лицевая кость под глазницей, скула.

---

Пискарёвское кладбище

Пискарёвское кладбище —

               братских не счесть

тут могил

               под тяжёлой землёю.

Половина мильона умерших

               покоится здесь

ленинградцев.

Костлявой рукою

               их блокады сжимало кольцо:

убивал их и холод, и голод, и раны.

Страшной смерти лицо

               каждый в городе знал,

Что сжимала народ весь в капканы.

Нет ни света, ни дров,

               ни воды, ни еды —

даже крошкой

               делились с больными.

Не сломила народ непомерность беды,

               только воля и мужество с ними.

Пусть тот камень для нас и потомков хранит

Безымянные эти могилы.

Будут вечны слова, что никто не забыт…

И ничто… по сей день не забыли.

---

У Кремлёвской стены

У Кремлёвской стены — Александровский сад,

Там останки солдата России лежат.

Он за Родину пал, может, в первом бою.

Он Москву защищал, как святыню свою.

Был приказ: здесь рубеж и ни шагу назад.

До Москвы сорок вёрст — помнил каждый солдат.

Кто же чести в веках удостоен такой?

Кем же был никому неизвестный герой?

Гимнастёрка истлела, но пуговиц ряд

Со звездою и пряжка — о нём говорят.

Рядового останки пред нами лежат,

Что в бою он погиб, сотни гильз подтвердят.

Кто он, этот герой, что в могиле лежит?

Этот подвиг в народе не будет забыт.

Чей-то сын или брат, или чей-то отец?

Неизвестный солдат. Он — России боец.

Его подвига слава бессмертна в веках —

Его имя во всех поминальных строках.

---

Как в сорок пятом

Как праздник этот: День Победы —

И радостен и светел, чист!

Его нам дали наши деды

Под пуль неумолимый свист.

Под взрывы бомб или снарядов,

Когда смотрела смерть в лицо.

Когда остатки от отрядов

Фашист сжимал, сжимал в кольцо.

И видно было: «зверь» рассержен —

Кидался с «пеною у рта».

Но после битвы, враг повержен.

Войны подведена черта.

Флаг водрузили над Рейхстагом —

Ему вовеки пламенеть!

Россия шла победным шагом,

Поправ ценою жизней Смерть.

Вот год две тысячи двадцатый.

Незримый враг вошёл в наш дом.

И снова бой: врачи-солдаты

И ночью бьются с ним и днём.

Но не забыть нам День Победы!

Идёт, идёт Бессмертный полк!

На фото матери и деды —

Все: перед кем несём мы долг.

Вот вечер, пламенем объятый —

Взлетает в небеса салют!

И в этот день, как в сорок пятом,

Победным залпом пушки бьют.

---

Все для Победы

триптих

1. Ветеран

ветерану Тамаре Штван

В боях смертельных отстояли город наш —

Смогли мы повернуть фашиста вспять.

Руины всюду, а в глазах стоит мираж:

Дома и школы будут здесь опять.

Из Новгорода пароход причалил. Ночь —

Кругом ни зги не видно; но вперёд

Идти приказ. И страх им надо превозмочь:

Отряд студенток — молодой народ.

По тропке узенькой с опаскою идти

Строителям-девчонкам предстоит.

Страшнее в жизни им не встретится пути,

Который мертвецами был покрыт.

Им надо заново отстроить Сталинград —

Во дни войны доверила страна.

И практику среди обугленных громад

Студенческая гвардия прошла.

Впервые в руки взяли кисть и мастерок

И замесили в первый раз раствор.

И хрупким девочкам показан был урок,

Который не забыть им до сих пор.

Запомнила страна их ратный подвиг,

Хоть был там тыл, и нет на теле ран.

И пусть в боях ты кровь свою не пролил —

Ты всё равно войны той ВЕТЕРАН.

2. Живой семафор

На пути быть должен семафор.

Пригляделся машинист и: «Ах!»

Держит древко девушка в руках.

Град разрушен, и «железки» нет —

Вороньём кружились сотни бед.

Дан приказ: дорогу провести,

Чтоб из пепла город возвести.

Вот на древке семафор горит:

Лампа с керосином в нём стоит.

Открывает путь зелёный свет,

Красный значит, что пути тут нет.

Восемнадцати девчонка лет

За движение несёт ответ!

Без еды, без сна, совсем одна —

Вытянулась будто бы струна.

Мессеры кружили ночью, днём,

Девушки стояли под огнём.

Низко опускался самолёт,

И в лицо смеялся фриц-пилот.

Не забыть тех наглых стервецов —

Лётчиков, их красное лицо.

Тыл сравнялся в миг с передовой…

Ради ЖИЗНИ на земле родной

Сутки напролёт стоят подряд:

В дождь и снег, и бомб фашистских град…

Чтоб живой мишенью немцу быть,

Как же надо Родину любить!

Коридором смерти этот путь

Называли. Помни, не забудь!

3. Девушки в тылу

Передо мною сотни фотографий

Таят в себе страницы биографий.

На них был миг войны запечатлён —

Вновь пред глазами явь, как страшный сон.

Тут о моей родне рассказ немой:

Был тыл и фронт окутаны войной;

И вальс оттанцевав на выпускной,

Покинули мальчишки дом родной.

Девчата утром сразу повзрослели —

Отцов и братьев заменить сумели.

Вот фото: девушки в мороз, под снегом,

Под взрывы бомб и огневым обстрелом

Окопы роют на передовой,

Траншеи, дзоты — бруствер огневой.

Они вели с фашистом тот же бой —

Им тыл крепить назначено судьбой.

Другое… Фронту миномёты слали,

Стрелковое оружие из стали.

Их быт на снимках был правдив, суров:

Как часто спали прямо у станков.

И груз взвалив на плечи непростой,

Порой имели кипяток пустой,

И платьица свои на хлеб меняли,

А с фронта письма от любимых ждали.

Им от парней ни в чём нельзя отстать:

Налет — и «прикурить» фашисту дать!

Как зорок был в ночи девичий глаз —

От фрица небо охранял не раз.

Вот группа, что в тушеньи знала толк —

На снимке противопожарный полк.

Он молодежно-комсомольский только,

Но помощи оказано им сколько!!!

Их фронт в тылу для них обычным стал,

Порой опасным — не событье.

Тех девушек ввести б на пьедестал.

Да в бронзе памятник отлить бы!

---

Память

японский сонет

Медленно тает

клин журавлиный в дали,

ввысь поднимаясь.

Белый журавлик

вновь закурлычет, придя

к милому крову.

Разъединить нам нельзя

души погибших

с домом родным, где скорбят.

Память там вечна.

---

«Оставшиеся без погребения»

Одноимённому памятнику

скульптора Вадима Сидура

«Не могу найти дороженьки,

чтоб заплакать над могилою…»

Р. Рождественский «Реквием»

Монумент. Мать с поникшей стоит головой —

Сын из боя её не вернётся домой.

Нет священной войны, не за Родину он

Пасть в жестоких боях был тогда обречён,

Не за матушку Русь кровь в боях проливал,

За чужой и далёкий для всех Кандагар.

На чужбине покоиться вечно ему —

Гроб свинцовый с войны не отправят в Москву.

И родные не смогут его схоронить,

Чтобы головы низко в поклоне склонить,

Чтобы бросить на гроб горсть родимой земли.

На войну наши парни навечно ушли…

Безутешные слёзы прольются рекой —

Смотрит с фото сынок, как и прежде, живой.

И, убитая горем, мать будто мертва…

Только в скорби склонилась её голова…

---

Памяти погибших детей Беслана

15-летию трагедии посвящается

Замерли в скорбном молчании камни–

Пулей, снарядом пробитые,

Окна зияют в отчаяньи, рамы

Взрывом корёжены, битвою.

В Городе Ангелов слышны рыданья.

Боль никогда не уменьшится.

Мать над могилой — застыло дыханье,

Сердце, что в угольях, мечется.

Осень. Все более хмурятся тучи.

Клином журавлики строятся.

С ними, взлетая в небесные кручи,

Души погибших укроются.

---

Беслан. 1 сентября 2004

Был первый сентябрьский денёк:

На праздник детей наряжали.

Но выстрел, не школьный звонок,

Пришедшие вдруг услыхали.

Захвачена школа врагом —

Прикладами всех загоняют

И в душный спортзал набивают,

Где бомбы, гранаты кругом.

Испуганный мальчика крик,

И голос спокойный мужчины…

Всё выстрел прервал в тот же миг

Сидеть всем без звука — причина.

Нельзя говорить и ходить,

И даже воды нет напиться.

Нежданного дождика прыть —

Спасенье: глотком насладиться.

Ребёнок сидит на полу,

Тревога во взгляде застыла.

Я помню, давно это было:

Детей убивали в войну.

«Фашист!» — так убийцу клеймя,

Кричали, страдая от муки.

Чужак убивал по чём зря

От злобы, от мщенья, от скуки.

Но эти, не зная стыда,

Кораном подчас прикрываясь,

Детей убивали тогда,

Над ними три дня издеваясь.

Три дня и две ночи кошмар

Держал всех заложников в страхе.

Вдруг взрыва внезапный удар…

А в небе — журавликов взмахи.

Былое бабочкой забилось

Жизнь

триолет

С годами постигаем жизнь

И смотрим на неё всё проще.

Мы от рождений и до тризн

С годами постигаем жизнь.

И пусть не нова эта мысль,

Но в юности сомнений больше.

С годами постигаем жизнь

И смотрим на неё всё проще.

---

Летопись нашего города

Холм Боровицкий. Слиянье двух рек.

Речка Москва да Неглинная…

Время былое: двенадцатый век.

Летопись помнит старинная:

Как Святослава князь Юрий послал

Да «На Московь» со дружиною.

Князь Долгорукий здесь град основал,

Имя дав звучно недлинное.

Финно-угорским считают его:

«Мутная иль искривлённая».

Речка Москва протекала давно —

Имя дала просветлённое.

Пересечение рек и путей

Выгодно для упрочения.

Сила Господня пребудет над ней:

Храмов московских моления.

Город развил, укрепил Калита,

Ханской Орды не «бояшася».

Каменной стала теперь уж Москва —

Крепкой основою княжества.

Долго Московия — это рубеж.

Монастыри — укрепления.

Валы большие насыпаны меж

Ставшими вечным строением.

Строилась, ширилась наша Москва —

С нею писалась История.

Улицы, площади, храмы, дома —

Летопись нашего города.

---

***

Под вечер пала мгла седая,

Луны туманен круглый лик.

Альбом старинный я листаю —

И замираю каждый миг.

Дитя сидит, пока в подушке,

Взгляд испытующий в глазах,

Смешной вихорчик на макушке

И перетяжки на руках.

А вот и лагерь пионерский!

Все дружно встали к ряду ряд.

И песней звонкою, советской,

День каждый начинал отряд.

Жизнь шла размеренно и быстро

(Учёба, в школе новый класс),

В канву страны вплетались смыслом

Своих и дум и дел не раз.

А вот и прядь засеребрилась —

Ничем её уж не стереть.

Былое бабочкой забилось,

В окно стараясь залететь…

---

Столб верстовой

Столб верстовой. Окраину Москвы

Вал окружал, что Рогожским назвали.

Тракт во Владимир тянулся — столбы

Точною мерой его отмечали.

Тракт был сермяжный, больной, но живой,

Двигался тихо, гремя кандалами.

Судьбы калечены — полной рекой

Тракт проносил, отмечая с крестами.

Что впереди ожидает? Острог…

Мрачное небо. Судьба-недотрога.

Столб верстовой — это тот же порог.

Жизнь позади, впереди — пыль-дорога.

---

Крестьянская Застава

От Покровского монастыря

И до самой Крестьянской заставы

Камергерского вала земля

Пролегала по плану-уставу.

Огороды за монастырём

Расползлись аж до самой заграды*.

Все кормились крестьянским трудом —

Урожайному дню были рады.

На заграде — шлагбаум-заслон.

Запрещён был тогда въезд без пошлин,

Чтоб казна не терпела урон.

Кто богаче, то брали побольше.

На заставе торговля велась —

Пять веков на рядах красовалась.

Но внезапно она прервалась…

Только площадь Крестьянской осталась.

*Застава (ж.) — заграда на дорогахъ и въѣздахъ, для временной задержки, опроса, осмотра проезжихъ, для взиманія пошлинъ и пр.; обычно проѣздъ запирается шлагбаумомъ, перевесомъ, журавцем. Все заставы, безъ выкупа на шагу! (словарь В. И. Даля)

---

Абельмановка

Абельмановской площадь зовётся.

Монастырь здесь стоит сколь веков…

И бессмертной страницей вплетётся

В эпопею истории кровь.

Был июль, восемнадцатый год —

Революции вихри кружили.

Черносотенцы — яростный «взвод» —

Стервенело рубали, крушили.

Он один. Был накрыт патрулём —

На конях его быстро догнали.

«Бей жидов!» — сабель острым клинком

Молодое в кровь тело кромсали…

А ему было только лет тридцать —

Смерть жестока, коварна, сурова.

И запишет в анналы столица:

Николай Абельман, из Коврова.

---

***

Пусть молчит уснувший город,

Иль людской толпой гудит.

Он любой безумно дорог —

Пережитым нас манит.

От Таганки до Крестьянки

Старой улицей пройду,

Что зовётся Воронцовской, —

Снова в детство попаду.

Не мощёная, сермяжная,

Вся из низеньких домов

Стала ты многоэтажная —

Нет сарайчиков давно.

Домик вспомню я неброский —

Окажусь на миг в плену.

В переулок Воронцовский

Непременно загляну.

Ручейком стекал он узким

Мимо бани и тюрьмы

К бывшим Храмам древнерусским,

Но с табличками: «Склады».

Постою я у «причала»

Золотого времени.

Здесь оно меня качало,

Холило «из семени».

Вот Крестьянская Застава,

Где стоит родильный дом.

Жизни здесь моей начало —

Продолжение потом…

А трамвай… до Абельманки

Довезёт за пять минут.

Мысли, словно бы подранки,

К предкам каждый раз ведут.

---

Перовский парк

Старый парк — вековые там липы

И дубы-ведуны вдоль дорог.

Старый пруд, а над ним вётел скрипы —

Тишины над водой уголок.

Старый парк — это самая малость,

Что от прошлых времён нам осталась.

Парк был создан славнейшим Жилярди*.

Храм, дворец Растрелли возводил,

Воплотив свой знаменитый стиль,

Много в стольном он построил граде.

Что хранит с времён тех человек?

Парк да храма часть — в них жив тот век.

Старый парк. Что ещё сохранилось,

Как сберечь? Восемнадцатый век.

Он несёт в нашу жизнь уникальность.

Память прошлого — наш оберег.

Шелест лип успокоит в том парке…

Птичий звон — это молодость парка…

*Доме́нико Жиля́рди (1785—1845) — швейцарский архитектор, работавший в Москве. Лично и в соавторстве с А. Г. Григорьевым восстановил разрушенные пожаром 1812 года общественные здания Москвы: Университет, Слободской дворец, Екатерининский институт и др. Автор городских и загородных усадеб, здания Опекунского Совета.

Дежа вю

Как часто снится маленький наш дом

С квартирой коммунальною, привычной,

С укладом стареньким, вполне обычным —

Моя Москва, ты в переулке том.

Где детство пролетело в миг один,

Крылом Жар-птицы бережно коснулось,

Кровать качало, чтобы не проснулась —

Его добро мне душу бередит.

Те годы не ушли — во мне живут,

Где с мамой за руку прошла весь путь,

Но жаль, её мне больше не вернуть…

И снова в сновиденьях дежа вю*.

*Дежавю́, или дежа вю (déjà vu, (фр.)) — «уже́ виденное».

---

Ахматовские страницы

АХМАТОВА

акростих

Акварели краски и пастели

Храм души твоей не отразят.

Мужеству присущ цвет чёрно-белый,

А пастельный цвет не про тебя.

Трон себе поэзией воздвигла.

Образ твой и нежен и суров.

Воскресала, мучилась и гибла —

Ад познала меж земных миров.

---

В ней женщина жила

сонет

«Слаб голос мой, но воля не слабеет,

Мне даже легче стало без любви.

Высоко небо, горный воздух веет,

И непорочны помыслы мои…»

Анна Ахматова

Жила в ней женщина, хоть прядь седа.

Была любима, и сама любила,

Ни взглядов не боясь людей, суда.

И чувства все в себе всегда носила.

Ведь мнений столько, сколько и людей —

Не ей их слушать, в тишь уединяться.

Сомненья — прочь, в тоске не тлеть своей.

Её любовь — до капли отдаваться.

Любить и сердцем и душой до дна.

Когда она (а ей ли в том виниться?)

Уйти, разрушив дом, любовь, должна…

Ни перед кем не сможет притвориться.

И только сердце трепетное знает,

Насколько глубоко она страдает…

---

У острога

«Стояла долго я у врат тяжелых ада…»

Анна Ахматова

У острога, как на паперти,

подаяния прошу.

Рядом жёны, сёстры, матери,

как и я, чего-то ждут.

Заточён тут сын любимый мой —

Нет ни вести, ни письма.

Не уйти от этих стен домой —

нет другого ремесла.

Щедрый год — готовы закрома

спелым яблокам, зерну.

Вот и я за вестью засветло

льну к заветному окну.

Может, сжалятся тюремщики,

принесут благую весть.

Сколь жестоки те яремщики!

И за что такая месть?

Никого властям не прочено* —

Честь превыше для него.

Что ж он сделал, что заточена

в кандалы душа его?

Десять лет, как в бездну! Канул он.

Жду письма — на сердце мгла.

Жизнь проходит чередою лун,

в четках круглого* числа.

*В 1949г., в ноябре, был арестован и приговорён к

10 годам исправительно-трудовых работ сын,

Лев Гумилёв.

*Ярем — рабство, иго, угнетение. /Словарь синонимов/

*Прочить (перен.) — предназначать, заранее

определять для чего-нибудь. /Толковый сл. Ушакова/

*Чётки состоят из бусин.

---

Анне Ахматовой

«Всё отнято: и сила, и любовь.

В немилый город брошенное тело

Не радо солнцу. Чувствую, что кровь

Во мне уже совсем похолодела…»

Анна Ахматова

На коленях прабабка её

замолила грехи…

Так в предсмертные дни и жила,

и писала стихи.

Только так, не иначе —

судьбой не сломать, не согнуть.

Так закончила Анна,

известная Бунина, путь.

Всем потомкам в наследство

оставила волю свою.

С ней Ахматова Анна

жила и нашла колею:

Не роптать и не жаловаться

на злодейку-судьбу,

И с присущим величием жить,

неподвластным рабу.

Как скала, принимала судьбы

и удар, и укор…

Только с Господом тайный

в молитве вела разговор.

И молила за сына,

молила она за родных,

Сколь часов у «Крестов»

простояла жестоких,

СВЯТЫХ…

И писала, писала прошенья,

писала Вождю…

Только слёзы застыли…

Зима — не пролиться дождю.

Только голос стал тише

и чёткою русская речь.

Сын. Единственный!

Как от тюрьмы и сумы уберечь?

И какому святому молиться

и в ноги упасть?!

Знать, судьба — не сестрица.

И жёсткая мачеха — власть.

Знать, не годы, а сроки

она прожила-пробыла

И бессмертные строки

«алмазным резцом» насекла.

---

Любовь их судьбы единила

«И в Киевском храме

Премудрости Бога,

Припав к солее, я тебе поклялась,

Что будет моею твоя дорога,

Где бы она не вилась…»

Анна Ахматова

Любовь их судьбы единила…

Ахматова от самого венца

ЕЁ несла — своё светило.

Серебряного века два певца…

Теперь идти по жизни вместе,

Как Бог велит, до самого конца.

И душ случилось перекрестье…

Но как тонка судьбы живая нить —

Не протянуть через столетье…

Молила в церкви, чтоб остался жить…

Но разлучит их не могила:

Обыденность, тревоги, жизнь…

Колокола звенят уныло

Протяжной песней укоризн.

От боли только сердце стыло.

Она, попав во время года пятое —

Любовь, — святая средь молитв, икон

Иль грешница в цепях земных оков?