Бесплатный фрагмент - Если ребенку трудно в школе

О чем эта книга

Когда мы с мужем задумались о детях, у нас, как и у любых родителей, было много вопросов и волнений по поводу воспитания. Но ни секунды мы не сомневались, что нашим детям будет легко учиться. Ведь мы сами были такими — самостоятельно читали с четырех лет на радость мамам и бабушкам, в школе были круглыми отличниками и опережали программу, без особых трудностей поступили в МГУ и закончили его с отличием.

Поэтому нам несложно было представить, что наши дети так же, как и мы сами, будут опережать сверстников по успеваемости, пойдут в хорошую школу, закончат ее на отлично и с легкостью поступят в любой ведущий вуз страны или мира.

Но реальность сильно разошлась с ожиданиями. Наш старший сын Фёдор развивался по своей собственной траектории и в своем неторопливом темпе. С точки зрения врачей, ребенок был абсолютно здоров, его интеллект находился в пределах нормы. Он рос умным, творческим, сопереживающим мальчиком.

Но при этом мы прекрасно видели, насколько он отличается от «среднестатистического» сверстника, стоит подойти к нему с линейкой «общеобразовательных стандартов».

Сын очень поздно начал читать, и в какой-то момент я вообще не была уверена, что он начнет это делать. Он отказывался усваивать информацию с первого раза, невозможно было объяснить ему материал, пробежавшись по верхам. Нужно было копать глубоко и рассчитывать на то, что материал будет усвоен — только после того, как мы прошлись по теме много раз вдоль и поперек. Это неумение понимать с первого раза очень сильно раздражало педагогов.

Пока другие дети круглыми сутками ходили на дополнительные занятия и кружки, наш ребенок морально истощался от одного занятия в неделю. Он мог никак не показывать это поведением, он не жаловался — просто заболевал. Федору сложнее, чем другим детям, давались любые жизненные перемены и нововведения. Его прямым текстом выгнали из нескольких секций и кружков, предложив нам подыскать что-нибудь более подходящее для «необучаемых» детей.

Другими словами, результат образования не был линейным — он абсолютно не зависел от объема действий, которые мы предпринимали как родители, и не зависел от количества информации, которую мы старались до ребенка донести.

Единственный способ, с помощью которого Федор неплохо обучался в старшем дошкольном и младшем школьном возрасте, — это индивидуально, в мягкой и спокойной обстановке. Поэтому в какой-то момент стало очевидно — если мы хотим дать сыну хорошее образование, нужно брать этот процесс в свои руки.

Долгое время я не рассматривала семейное обучение всерьез. Я слишком «системный» человек, я люблю общество и общение, всевозможные правила и порядок. В целом я вижу очень много плюсов для ребенка, если он ходит в хорошую школу или садик. Однако в середине 2016 года мы на семейном совете приняли решение учить старшего сына дома, и это продолжалось два года.

Я — человек, которому обязательно нужно отрефлексировать свой опыт, и я часто делаю это через тексты. Поэтому почти сразу, как началось наше образовательное приключение, я начала вести личный блог. Блог был о том, как мы учимся, как я все успеваю, какие трудности с учебой испытывает сын и, конечно, как мы эти трудности преодолеваем.

Почти каждый пост в блоге показывал, что огромное количество людей просто ничего не знают о том, что казалось мне тогда обыденностью и ежедневной рутиной. Люди задавали вопросы, удивлялись, делились своими историями (я буду рада, если вы поделитесь своей, написав мне на почту ekaterina@zaostrovtsev.ru). Многие писали и благодарили за то, что я рассказываю о существующих вариантах обучения и открываю людям глаза на то, почему ребенку может быть трудно учиться.

Спустя два года после того, как появился блог, мне захотелось собрать воедино всю информацию, которой я в нем делилась. Так и родилась идея этой книги.

В первой части книги я остановлюсь на том, кто это вообще такие — неформатные дети, которые не вписываются в общепринятые стандарты. Их часто называют хулиганами, обвиняют в умственной отсталости и медлительности. Но на самом деле они просто не вписываются в общепринятые стандарты. Стоит их перестать мерить общим лекалом, оказывается, что это умные и послушные дети, которых можно научить чему угодно. Просто нужно потрудиться и подобрать ключ к ребенку. Наш старший сын — именно такой ребенок, неформатный.

За два года семейного обучения он успешно освоил программу двух первых классов начальной школы, сдал аттестации на четверки и пятерки — несмотря на то, что у нас с ним было много вполне объективных причин не справиться. Я уверена, что в общеобразовательной школе сын не смог бы прийти к такому результату. А я сама как мать вряд ли сэкономила бы столько нервных клеток.

Подробнее об объективных причинах, по которым детям может быть трудно учиться, так же, как и о принципах организации обучения этих детей, я расскажу во второй части книги, потому что блог показал, что таких детей, как наш Федор, испытывающих трудности с чтением, письмом, невнимательностью, гиперактивностью и коммуникацией со сверстниками, очень и очень много.

А в третьей части я расскажу о том, как не сойти с ума родителям, решившимся на семейное обучение своего «неформатного» чада. Это тоже очень важно, потому что от спокойствия и уверенности родителей зависит успех обучения ребенка.

Основная мысль этой книги невероятно проста. Общеобразовательная государственная школа — самый распространенный, но далеко не единственный вариант обучения вашего ребенка. Вы можете учить его дома.

Эта идея на первый взгляд может показаться очень радикальной. Вас едва ли поддержат родственники и друзья. Вам вряд ли будет легко организовать учебный процесс. Вам придется полностью перестроить собственную жизнь, чтобы успевать все то, что вы без труда успевали еще вчера. Может быть, меньше работать и зарабатывать (но, может быть, и наоборот — здесь все зависит от вас, и об этом мы тоже обязательно поговорим в этой книге). Не исключено, что придется учиться чему-то новому, сесть за парту вместе со своим ребенком.

Но результат стоит того: это искренний интерес ребенка к учебе, умение распоряжаться своим временем и самостоятельно учиться.

В этой книге в основном речь идет о том, как семейное обучение складывалось у нас. Но я не стала ограничиваться своим опытом — я добавила в повествование «справочный материал» — для того, чтобы вам было проще ориентироваться и понимать, с чего вообще начинать и как общаться с представителями системы образования. И также я использовала истории других родителей, в том числе о том, как организовать домашнее обучение неформатных детей. Эти истории были рассказаны мне в личном общении, по электронной почте и в комментариях к моим постам в блоге.

Я искренне надеюсь, что книга поможет вам принять особенности своего ребенка и выстроить образовательный процесс так, чтобы выиграла вся семья. Поможет превратить ребенка из «необучаемого» в увлеченного человека, которому нравится учиться. А вам самим придаст немного уверенности в своих силах.

Часть 1. Неформатные дети

Не вписался в систему

Да у вас необучаемый ребенок!

Так сложилось, что нашего старшего сына Федю многократно «выгоняли» из детских клубов, с кружков и секций. Сейчас я об этом пишу легко, но несколько лет назад я испытывала целую гамму чувств по этому поводу.

Бессилие — что бы я ни предпринимала в отношении Фединой учебы, это не помогало.

Отчаяние — я никогда не найду ему подходящую школу или секцию.

Тревогу — ведь он еще не дорос до первого класса, а что же будет потом!?

Вину — ведь это все я виновата, я «плохая мать».

А еще злость — по отношению к педагогам, которые не хотели даже пытаться понять моего ребенка.

И, что уж скрывать, зависть — по отношению к семьям, в которых дети беспроблемно ходили в детский сад и школу, а в свободное от уроков время посещали миллион кружков.

Ах да, кажется, еще глубокую внутреннюю обиду — потому что, по сути, наших проблем никто не признавал, никто не говорил, что моя внутренняя боль реальна. «Вы просто перфекционисты, ищете идеальную школу, а идеальных школ не бывает». «Будь строже!», «Будь мягче!», «Терпи — и все пройдет». А еще мое любимое: «Ты наговариваешь на своего ребенка, посмотри, какой он хороший».

Кто бы спорил, ребенок и впрямь прекрасный — умный, добрый, чуткий к чужим проблемам, творческий. Я могла бы написать отдельную главу о его достоинствах. Но все это меркло на фоне характеристик, которые давали ему педагоги — необучаемый, медленно соображающий, невоспитанный, гиперактивный, неуравновешенный, одним словом, — хулиган.

Ребенок был настолько «несистемным» и «неформатным», что учителям было проще от него потихоньку избавиться, чем пытаться подобрать к нему ключик.

Однажды мы решили отправить Федю на подготовку к школе. Ему было около шести лет. На самом деле, конечно, «подготовка к школе» — это одно название: дети на этих занятиях не сидят за партами. В расписании — сплошь «игровые» предметы: творчество, математика, буквы в игровой форме, музыка и ритмика.

На всякий случай я сразу предупредила, что наш ребенок в новой обстановке может проявлять чрезмерную активность, но это уйдет, когда он привыкнет. Клуб был новый, каждый пришедший клиент ценился на вес золота, поэтому меня клятвенно убедили, что проблем с гиперактивностью не будет. Потому что педагоги-то опытные, готовы к такому повороту. Да и вообще, мол, гиперактивность нынче у каждого второго ребенка. Это практически норма и обыденность.

На самом первом занятии Федя конфликтовал с другим Федей.

Когда я спросила, что произошло на подготовке к школе, Федя объяснил: ему захотелось треснуть другого Федю, и он решил, что сейчас самое время «разделить апельсин».

Когда Федя злился в 5—6 лет, он иногда за неимением аргументов мог треснуть собеседника. Так часто бывает у маленьких мальчиков. Мы однажды договорились: драться нельзя. Надо решать конфликты словесно. Но Федя честно признался, что так не получится, ведь, когда эмоции зашкаливают, нужно что-то с ними делать. Например, сжать кулак и треснуть того, кто неправ. Поэтому на занятиях с нейропсихологом мы придумали игру: Федя сжимает кулак, трясет им яростно в воздухе и кричит считалочку: «Мы делили апельсин, много нас, а он один». Выигрывают обе стороны: оппонента не стукнули, а Федя выплеснул свои эмоции и не был стукнут в ответ.

Но второй Федя, ходивший на подготовку в школе, про апельсин ничего не знал и, конечно, нажаловался учителям.

Все нормально, успокоили меня учителя. Это ведь мальчики, они еще и не такое могут.

Но еле заметная нотка напряжения после разговора осталась.

Второй раз конфликт разгорелся посреди занятия: мне позвонили и сказали срочно забрать ребенка пораньше, потому что он «целенаправленно избил всех девочек в группе — одна уже безутешно рыдает, другие на подходе».

Версия директора клуба была особенно драматичной. Федя бил всех девочек по очереди. Девочек было человек пять. Всего в группе восемь человек, включая Федю. То есть он «избил» практически всю группу.

Версия воспитательницы была немного другой. Девочка из Фединой группы собирала в корзинку игрушки. Подбежал Федя, корзинку у нее из рук выхватил, все рассыпалось. Федя побежал дальше. А девочка разрыдалась. Ее успокаивали, Федю стыдили. Он извинился, но, по версии воспитательницы, затаил обиду и потом, пока никто не видел, якобы ткнул девочку пальцем в глаз. В итоге Федю застыдили совсем, увели из класса, оставили одного в комнате, чтобы подумал над своим поведением. В конце концов он пришел и извинился перед девочкой, они помирились, и в конце занятия она даже «сделала за него домашку»: нарисовала Бабу-ягу сперва себе, потом Феде.

Я точно знала: Федя не может начать бить кого-то без повода, это не про него. Тем более он не может затаить обиду, выждать и навредить человеку. Он импульсивен, но, если не отомстил сразу, об обиде забудет.

Как все было на самом деле: девочка собирала корзину с игрушками «не по правилам», и Феде нужно было это исправить (он не смог объяснить словами, неуклюже выхватил корзинку из рук девочки, и все рассыпалось). Ткнул пальцем в глаз эту же девочку он абсолютно случайно, просто они сидели слишком близко друг к другу.

Но ярлыки навешаны. Федя — драчун и хулиган, дерется, намеренно избивает детей, выбирая девочек.

На следующем (третьем) занятии директор попросила меня зайти к ней в кабинет и в нарочито вежливых выражениях сказала, что Феде пока что рано готовиться к школе, на текущем этапе его нужно учить общаться и «хорошо» себя вести, а в этом клубе у педагогов, видите ли, совсем другие задачи. Что в переводе, конечно же, означало: мы не рады видеть вас, освободите помещение.

Тогда я впервые столкнулась с вещью, которая меня повергла в отчаяние. И это было отношение педагогов — людей, от которых полностью зависели дети.

Никто не готов был встать на место ребенка, искать причины его поведения. Там, где я четко видела, почему он поступил так, а не иначе, — мне рассказывали, что он «плохо воспитан и опасен для окружающих».

Полное отрицание своей ответственности. Когда Федя ткнул девочку пальцем в глаз, никого из педагогов рядом не было, хотя на группу из восьми детей было трое учителей и они должны были смотреть за детьми в этот момент.

Перекладывание ответственности на родителя. А еще мне мягко намекнули, что Федя, наверное, растет в неблагополучной семье, а я не очень хорошая мать, и советовали разные книги по воспитанию детей.

Со спортивными секциями нам тоже, надо сказать, не везло.

Например, в один прекрасный момент тренер по плаванию заявил, что Федя абсолютно «необучаем» и не понимает, чего от него хотят взрослые. И ребенка надо перевести в группу младше, к детям возрастной категории от 3 до 5 лет. Феде было тогда почти 7. Он несколько дней плакал от унижения, что его отправили к малышам. Он говорил: «Мама, мне так стыдно, я неудачник!»

До этого мне казалось, что педагоги должны замечать прогресс не только, когда он линейный. За те два месяца, что Федя ходил в группу по плаванию, он научился плавать — и это был невероятный прогресс для человека, который пришел в группу абсолютно «нулевым». Сравнение с другими ребятами было явно не в пользу Феди. Но если бы мы сравнивали его с самим собой — он проделал колоссальную работу и превзошел мои самые нескромные ожидания. Неужели тренер, педагог с многолетним стажем, этого не видел?

А еще для меня это было историей о том, что мотивация у детей дошкольного и младшего школьного возраста очень страдает, если их достоинство унижают учителя — люди, от которых, казалось бы, зависит их успех. Это очень хорошо понимают на Западе, где принято среди каракулей ребенка находить наименее уродливо написанную букву и хвалить то, как старался ребенок, пока ее писал. В России же считается, что так характер не закалить — большинство учителей и тренеров хотят видеть детей управляемыми и предсказуемыми. Если дети что-то делают по-своему, на них начинают давить, подчеркивать их несовершенства, угрожать страшными последствиями («будешь работать дворником» или «просидишь всю жизнь на скамейке запасных»). Есть дети, которые способны разозлиться («я могу больше!») и пойти на поводу у манипулятивного учителя, показав, на что они действительно способны. Но есть дети, которые от таких «угроз» вянут, как цветы на морозе.

Была одна секция, откуда Федю не могли «попросить» — она была государственная. Но и там ему доставалось — тренер попросту выгонял с занятия.

Предшествовали этому какие-то глупые и незначительные истории. Например, однажды на занятие после затяжной болезни пришел друг Феди — Арсений. Мальчики обрадовались друг другу и вели себя шумно. А репутация у Феди к тому моменту уже была такова, что в любой ситуации, даже если болтали двое, — наказывали Федю. Так было и в этот раз: тренер поставил его в угол и велел 30 раз приседать. Что сделал Федя: он начал «паясничать». Садился до упора, кренился вбок и делал кувырок. И все это с таким удивленным лицом, как будто у него это выходит не нарочно: ой, еще раз кувыркнулся, ой-ей. Тренер предсказуемо рассвирепел и заставил его отжиматься на кулаках. Но и там Федя выдал какой-то фарс, после чего его выгнали с занятия.

Так, конечно, было не на каждом занятии, но повторялось регулярно.

С одной стороны, я сочувствовала тренеру: в нашем перенаселенном районе на окраине Москвы в группе по айкидо занимается 30 оболтусов. Попробуй уследи за всеми. С другой стороны — ну как можно выгнать с занятия шестилетку? В тот день Федя просыпался ночью и рыдал, то есть для него вся эта ситуация на айкидо была колоссальным стрессом.

Из истории с айкидо я поняла, что даже очень хороший преподаватель не имеет возможности разбираться в разных ситуациях, когда детей очень много. И ребенок «неформатный», который своим поведением выбивается из общей массы, рискует быть постоянным источником раздражения для педагога.

В тот год Федю надо было записывать в 1 класс, и мы этого не сделали. Думаю, именно эти три истории заставили нас с мужем понять, что хоумскулинг пока что единственный наш вариант чему-то научиться. Но об этом я расскажу немного позже. Пока давайте поговорим о феномене неформатных детей и о том, как к таким детям относится школа.

Кто у нас тут такой неформатный?

Так получилось, что детей «неформатных», как наш Федя, я могу распознать с первого взгляда.

Вот, скажем, собирается класс из двадцати человек (представим любой возраст начальной школы, от 6 до 10 лет). В таком классе всегда есть лидеры — отличники и спортсмены. Есть незаметные «середнячки». А есть — «неформатные» дети, которые при неудачном стечении обстоятельств превращаются в изгоев.

Среди таких наверняка может оказаться мальчишка, который не умолкая болтает о чем-то своем и мешает учителю. Или ребенок, который все время вертится и не может усидеть на месте дольше 10 минут. «Электровеник», который на перемене бегает быстрее всех, импульсивно выкрикивает не всегда правильные ответы с места и издает звуки «взрывов», когда зачеркивает что-то в тетрадке.

Это вполне может быть и высокочувствительная девочка, которая не успела переписать задание с доски, и поэтому она рыдает и не может успокоиться. Может быть, кто-то, кому «чешет» шею шерстяной свитер или слишком громко стучит карандашом сосед по парте, и поэтому заниматься невозможно. Есть вспыльчивый драчун, мерцающая искра: только тронь — полыхнет огнем и даст «в глаз». А есть медленный ребенок, который с точки зрения поведения никак не выделяется, но ему нужно повторять материал раз пять, иначе он ничего не понимает и пишет контрольные на тройки, за глаза его часто называют «необучаемым» и «туповатым».

Современная российская школа, несмотря на красивые лозунги об инклюзии и равных возможностях, направлена на хорошистов и отличников. На ребенка, который выдерживает любую нагрузку, успевает по всем предметам хорошо учиться, инициативен, в целом сносно себя ведет и имеет покладистый характер, и поэтому у учителей нет к нему вопросов. Таких детей любят, их ставят всем в пример.

АНЕКДОТ

Все утопающие говорят, что дельфины толкали их к берегу. А знаете почему? Потому что те, кого дельфины толкали от берега, уже ничего никому сказать не смогли.

Все, что я расскажу дальше про общеобразовательную школу, может показаться вам немного мрачноватым. Но я сразу предупрежу вас — я верю в то, что идеальные школы все-таки где-то существуют. Такие школы, в которых отлично себя чувствуют и отличники, и отстающие троечники. Школы, в которые дети идут с большим желанием, вприпрыжку. В которых работают учителя, умеющие работать с непростыми детьми, способные удержать внимание класса и незаметно уделить больше внимания тем, кому это внимание действительно нужно.

Но так получилось, что знакомые мне мамы «неформатных» детей таких школ не видели. Возможно, у родителей, которые по счастливой случайности отдали свое чадо в такую вот идеальную школу, — все хорошо, и у них просто нет потребности делиться своим опытом. Они не сидят на форумах для «труднообучаемых» детей или не делятся своим счастливым опытом в тематических чатах — им совершенно незачем это делать.

Поэтому мы будем исходить из того, что идеальные школы все-таки есть — но их очень мало. А общеобразовательная школа в том виде, в котором мы привыкли ее видеть сегодня, появилась в XIX веке для того, чтобы выпускать «удобные» и исполнительные кадры для заводов и фабрик, а чуть позже — контор и офисов. Людей, которые могли бы высидеть службу от звонка до звонка, не проголодаться лишний раз, не очень переживать из-за того, что где-то там, за пределами офиса, — любимая семья. И вообще, как минимум 8 часов в сутки не отвлекаться на жизнь за пределами станка или рабочего стола с компьютером. Ну и, конечно, иногда радовать руководство инициативами по повышению эффективности работы.

Для неформатных детей та школа, которую мы знаем, вообще не была предназначена. Поэтому неудивительно, что детей, к которым нужно относиться с терпением и пониманием, система очень часто старается оставить за скобками.

За последние годы я выслушала несколько сотен историй о том, как от «неудобных» детей стремятся избавиться. Способов избавиться от «неудобного» ребенка довольно много, и первыми, кто делает все, чтобы сбросить неудобного ребенка со счетов, — это учителя. Кого-то можно просто попросить найти школу «попроще», если речь идет о гимназии, ведь хороший рейтинг создается отличниками, а репутация школы намного важнее прописанных в законе гуманистических основ образования. Зачем за не самую большую в мире зарплату стараться найти особый подход к ребенку? Проще намекнуть, что ему пора на выход.

Наталья, из личной переписки: «Наша учительница в первом классе пыталась выжить моего сына. Она на собрании дала всем родителям бумагу на подпись, чтобы ребенка исключили. Обосновала это тем, что он срывает ей уроки и какие, мол, могут быть знания у ваших детей, когда ей нужно столько внимания для одного мальчика».

Если таких детей много, а их родители никак не соглашаются из школы уходить, — можно, так уж и быть, организовать специальный класс. В него собирают самых слабых с точки зрения учебы и эмоционально неустойчивых детей. Над этими детьми наверняка будут смеяться сверстники из «нормального» класса. Повезло, если на такой класс поставят терпеливую и желающую помочь детям учительницу. Если даже и в «слабом» классе ребенок не уживается — что ж, значит, пора на «индивидуальное» обучение, в одиночное плавание.

Галина, из личной переписки: «Меня сегодня неожиданно вызвали в школу. И там директор ошарашила заявлением, что собраны подписи родителей, которые просят исключить ребенка из класса. Мы уже меняли класс, и в новом все было терпимо и особых жалоб не было, а тут новогодний сюрприз. Я знала, что проблемы есть. Мы с учителем постоянно на связи. Я на все откликалась, помогала, жалоб не было. Видела всех родителей на новогоднем утреннике. Никто ничего не говорил. И тут как гром среди ясного неба — все подписи собраны. Кто-то занялся и подготовил, остальные подписали».

Удивительно, что о профессиональной некомпетентности педагоги предпочитают даже не думать — всегда, когда речь идет о неформатном ребенке, виноват кто-то, кроме учителя. Обязательно виноваты родители — мало занимались, поздно спохватились, не уделяли ребенку должного внимания. Конечно же, виноват сам ребенок — плохо себя ведет, не слушает, не умеет держать себя в руках.

А вот о вине учителя по какой-то загадочной причине речи никогда не идет, даже если педагог раздражается и не может сдержаться в общении с неформатным ребенком (а ведь такое, к сожалению, бывает сплошь и рядом). Ну а пока виноватые ищутся, неудобный школе ребенок идет на дно школьной иерархии — в общем-то, по большей части только потому, что ему нужно чуть больше внимания, чем другим детям.

СПРАВКА

Индивидуальное, надомное, заочное и семейное обучение — это выбор родителей. Никакая школа или садик (который в настоящий момент является первой ступенью образования) не могут вас принудить к этому, если ребенок в целом здоров и может посещать образовательное учреждение.

Так что если вдруг в школе вам намекают, что «пора на выход», потому что поведение или успеваемость ребенка оставляют желать лучшего, то помните, что закон Об Образовании на вашей стороне. Отчислить ребенка из школы не имеют права до момента, когда ребенку исполнится 15 лет. «По решению органа управления образовательного учреждения за совершенные неоднократно грубые нарушения устава образовательного учреждения допускается исключение из данного образовательного учреждения обучающегося, достигшего возраста пятнадцати лет» (ФЗ «Об образовании в Российской Федерации» от 29.12.2012 N 273-ФЗ ст. 19 п.7).

Максимум, чего может потребовать от вас школа, — пройти медико-педагогический консилиум для того, чтобы определить специальные условия обучения ребенка. Даже если эксперты консилиума подтвердят, что специальные условия необходимы, ст. 79 п. 4 говорит о том, что обучение может происходить в обычном классе вместе с другими учениками: «Образование обучающихся с ограниченными возможностями здоровья может быть организовано как совместно с другими обучающимися, так и в отдельных классах, группах или в отдельных организациях». В настоящий момент рекомендации ПМПК (психолого-медико-педагогических консилиумов) является рекомендательным, но не обязательным к исполнению (приказ Минобрнауки России от 20.09.2013 №1082).

@shein_family, Инстаграм: «Первый раз моему ребенку навредили года в 4, еще в детском саду. Начал проявляться характер, и его стали притеснять. Сильно отругали, надавили в туалетной теме. Ребенок перестал ходить в туалет, ибо в саду ругают, и заработал длительный энкопрез с лежанием в больнице и курсом у психолога. В этом же саду он получил серьезную травму. Воспитательница решила приструнить вредного мальчика и шибанула ему руку дверью. Мы ездили в травмпункт, сообщали в полицию, подняли на уши сад и отдел образования. Нас перевели в другой садик, но воспитательницу не отстранили. Свели на чокнутую мамашу и неугомонного пацана. Потом сын хорошо ходил в сад, пока мы не переехали и не попали в группу девочек. Сын был третьим мальчиком, обстановка была нервная, возраст уже внушительный, он начал перечить, и через две недели произошло ЧП. Сын препирался с воспитательницей, отказывался есть, говорил, что не будет. У нее сдали нервы, и она ударила его по губам, разбив нижнюю губу. Дальше — горячая линия образования, скандал, перевод в другую группу. Эти истории научили меня, как выбирать сыну педагога».

@fedotovaksana, Инстаграм: «Я сама выбирала сильного и хорошего учителя сыну. Сын читал и очень хорошо считал, все ступеньки пособия Петерсон прошел. При этом у него есть дефицит внимания, без импульсивности. Добродушный по натуре, доверчивый. Весь первый класс сидел за шестой партой. Учительница только говорила: „Ну, пересажу я, пересажу, я же все понимаю“. А в конце года говорит: „Он меня не слышит!“ Я пошла к директору и написала заявление на семейное обучение со второго класса. Нас не „выживали“, но место такого ребенка в классе „хорошей“ учительницы понятно: сиди и не отсвечивай. Если есть проблемы, маме выговор — мол, плохо с ребенком занимаетесь».

На дне школьной иерархии

Место твоих кроссовок — под потолком

И если где-то от шуток одноклассников плачет ребенок — значит, рядом нет ни одного по-настоящему взрослого.

Facebook, Наталья Цымбаленко

«Соня какая-то глупая и странная и все делает плохо и медленно», — такой фразой огорошил как-то за ужином мою подругу Лену ее сын-дошкольник. Он не так давно начал ходить на подготовительные занятия к школе. Соня — девочка из класса. Она «в своем темпе», действительно никуда не торопится, делает, как получится. Многие дети в этом возрасте такие. Но учительница сразу стала относиться к Соне с предубеждением: постоянно делала замечания, ставила постоять у своего стола. Даже разок выгнала ее из класса. Этого хватило, чтобы другие дети смогли «считать» отношение взрослого и стали тоже относиться к однокласснице с предубеждением.

Я встречалась с этим на примере старшего сына. Когда на секции тренер «шутил» на тему его неповоротливости, медлительности, отправлял «приседать» в назидание. А потом уже об этом «шутили» дети, рассказывали своим родителям, и родители подхватывали «шутку» и участливо спрашивали у Феди, приседал ли он сегодня на занятии. Ну, не все, к сожалению, такие продвинутые, как моя подруга, которая на историю с сыном тут же отреагировала словами: «Да это же начало буллинга!»

Кстати, шутками дело не ограничивалось. То и дело Федя озадаченно искал свою «сменку» — и находил ее на высоком шкафу под потолком. Детям казалось мало словесных шуток, их обязательно нужно было дополнить каким-то смешным действием — например, забросить кроссовки на высокий шкаф. Потому что особенно уморительно было смотреть, как у такого же ребенка, как и ты сам, не хватает сил залезть под потолок и достать свою обувь. Какое отличное наглядное подтверждение словам взрослого о том, что «ты только приседать умеешь»!

— А один-то какой гадкий! Этого уж мы никак не потерпим!

И сейчас же одна утка подлетела и клюнула его в шею.

— Оставьте его! — сказала утка-мать. — Ведь он вам ничего не сделал!

— Положим, что так. Но какой-то он большой и несуразный! — прошипела злая утка. — Не мешает его немного проучить.

Г-Х Андерсен. «Гадкий утенок»

Да, буллинг начинается со взрослых. С точки зрения дикой природы, он легко объясняется — медлительная, гиперактивная или вообще «не от мира сего» особь ставит под угрозу существование всей стаи. Поэтому эту особь нужно коллективно носом оттолкать к обочине леса, и пусть уж там разбирается как-нибудь сама и остальных на дно не тянет. Люди в этом смысле какое-то время мало чем отличались от животных: все мы помним, что в Спарте слабых детишек сразу кидали со скалы, чтобы не мучились ни сами детишки, ни вся деревня (правда, сейчас утверждают, что это миф).

В ХХ веке непримиримость к неформатным детям была обусловлена постоянными встрясками: мировыми войнами, голодом, репрессиями. Меня в свое время поразили истории детей, выживших при массовых расстрелах, организованных нацистами — они умудрялись пролежать тихонечко под трупами взрослых, дождаться темноты, вылезти, не потеряв самообладания, а потом уже сориентироваться (в темноте!), в какую сторону идти, чтобы найти «правильных» взрослых, которые спасут их. Способны ли на такое неформатные дети, с их тонкой душевной организацией и неустойчивой психикой? Вряд ли. Такие дети при виде опасности орать начали бы задолго до начала расстрела и, очевидно, погибли бы в первых рядах.

Неформатные дети не придуманы дикой природой для того, чтобы выживать в суровых условиях. Вот только мы живем в 21 веке и в крупных городах, где от дикой природы у нас, в общем-то, почти ничего не осталось. И нашему выживанию слабые дети уже не угрожают. Особенно, когда их «слабости» не так уж и опасны для общества и заключаются, например, в неумении в 6 лет с первого раза правильно выполнить задание учителя или сконцентрироваться в течение сорока минут урока.

@kiryushkina_natalia, Инстаграм: «В каждой школе, в каждой параллели есть „класс слабых“. У нас это был „Д“ класс. От этого мы и звали их „дебилами“. Разве я могла в детстве подумать о том, что пребывание в этом классе может быть следствием каких-либо диагнозов? И была там девочка такая, над ней вечно хотелось посмеяться. Родила я Ирину и через какое-то время встретила эту девочку. Все такая же невзрачная, идет и сама с собой разговаривает, но при этом улыбчивая и всегда здоровается. Если бы вы знали, как мне хотелось у нее попросить прощения за мои подколы, которые она наверняка и не помнит, ведь такие люди не умеют держать зла. И вот мой бумеранг вернулся. Да здравствует коррекционный класс, в который я собственноручно записала дочь. Да здравствует класс, который я в свое время называла „дебилами“. Теперь я часть этой системы, и я хочу открыть глаза другим людям, что в таких классах дети могут обладать уникальными способностями, одна из которых — любовь к людям».

Тюремная романтика

АНЕКДОТ

Урок «Основы религиозных культур и светской этики». Учительница:

— И помните, дети! Те, кто будет учиться на «4» и «5», попадут в рай. А те, кто будет учиться на «2» и «3», — в ад!

Вовочка:

— Мариванна, а что, закончить школу живым нельзя?

Автор книги «Свобода учиться» Питер Грей сравнивает школу с тюрьмой. Нет, не потому что 11 лет взаперти, хотя и это тоже определяет некоторое сходство. Ведь за эти 11 лет ребенок полностью зависит от своих «надзирателей» и имеет очень мало свободы, а за невыполненные задания его наказывают.

Нет, Грей пишет немного о другом — о том, что почти в каждой в школе выстраивается иерархия, похожая на тюремную. Некая верхушка, чаще всего успешные и физически развитые дети, верховодит остальными, учителя (как тюремные надзиратели) это негласно поддерживают. Это описывалось в классике: вспомните «Чучело» Владимира Железникова. Думаю, это может вспомнить каждый из своего личного опыта — вы либо гнобили «ботанов», либо вас гнобили как «ботана» и «тормоза».

Роли могли со временем меняться — например, в начальной школе ребенок был тихоней, а в старших классах вырвался в задиры-лидеры. Но суть оставалась прежней — есть дети на вершине школьной иерархии, которым достается власть над одноклассниками, а есть дети на дне школьной иерархии. Те самые «гадкие утята», которых либо обижают, либо презрительно игнорируют.

Даже жаргон в школе используется часто криминально-тюремный — например, описывая свой опыт столкновения с неприятным одноклассником, один мой знакомый признался, что не мог пожаловаться учителю, потому что «ну что я, стукач, что ли»… Да и невербально «тюремщина» лезет только так… Сестру мою в начальной школе учителя наказывали тем, что ставили в углу возле вонючей половой тряпки (знай свое место «возле параши», выскочка!).

Надо ли говорить, что все чаще среди школьников встречается депрессия? Самая настоящая, а не фигура речи!!! Статистики по России нет, но количество самоубийств детей 15 лет в США с 1950-х годов выросло в 4 раза, среди молодежи от 15 до 24 лет — удвоилось. Среди тех, кому за 40, — наоборот, сократилось. Питер Грей связывает это с уровнем тревожности и депрессии у детей. И оно тем выше, чем меньше ребенок контролирует свою жизнь. «Среднестатистический человек сегодня живет лучше, чем раньше, — пишет Грей. — При этом, согласно данным исследований, молодые люди все меньше уверены в том, что контролируют свою жизнь».

А как тут контролировать, когда все проконтролировано за тебя? Школа, секции, кружки и бесконечные уроки. Даже по выходным никакого расслабона — моя подруга, например, упрекнула меня как-то в том, что я могла бы и пожертвовать своим комфортом ради обучения ребенка. Речь шла о том, чтобы после напряженной рабочей недели (несмотря на статус «домашнего ученика», мой ребенок всю эту неделю полноценно учится и еще посещает «внешкольные» занятия) в 10 утра в выходной день быть где-то на лекции на другом конце Москвы! Ведь все нормальные родители живут именно так!

Кстати, к теме самоубийств. Многие знакомые мне родители сходят с ума от новостей про «синих китов», потому что они не понимают, как обезопасить себя и своих детей от темы детских самоубийств. Ведь все эти трагедии происходят в семьях благополучных, где, с виду по крайней мере, все хорошо. Что делать??? Может быть, еще строже контролировать? Отслеживать то, с кем ребенок ведет переписку и что именно пишет? Занять побольше — пусть вообще не будет свободного времени? Если верить Грею, уменьшение детской свободы ведет к повышению уровня тревожности и депрессии — а значит, к повышению чувства беспомощности и ощущения «нет смысла даже пытаться что-то делать, я обречен».

Мое мнение: принудить к самоубийству человека счастливого, уверенного в себе — невозможно. Должна быть подготовленная почва. Депрессия, неуверенность в себе и своих силах, ощущение полной бесполезности, низкая оценка собственной значимости, неодобрение старших и ровесников, а иногда и издевательства с их стороны. Нетрудно догадаться, что «неформатные» дети — в зоне риска, причем в первых рядах этой зоны риска.

В похожей на «лагерную» среду училась я сама и 99% родителей современных школьников. Питер Грей, чью книгу я цитирую выше, оптимист — он считает, что та школа, которую мы знаем сегодня, не будет существовать через 50 лет. Изменятся формы обучения, многое будет происходить дистанционно и через интернет, а сама школа вынуждена будет превращаться в демократический институт с куда большим уровнем свободы, чем сегодня.

Однако 50 лет — достаточно длительный срок, чтобы просто ждать сложа руки. Наши-то дети растут и сталкиваются с несовершенством школьной системы уже сейчас! Моим личным решением было учить старшего «неформатного» ребенка дома хотя бы первые годы школы, когда его социальные навыки и психика только проходят этапы становления.

На границе нормы

В поиске правильного диагноза

АНЕКДОТ
В мире нет здоровых людей. Есть недообследованные.

Давайте наконец-то поговорим о вашем ребенке. Думаю, если вы дочитали до этой страницы, самое время признаться, что проблема «неформатных» детей вам знакома не понаслышке.

Может быть, вашего ребенка, как и моего, «выгоняли» из кружков и секций за какие-то провинности типа невнимательности или импульсивного поведения. Или педагоги постоянно обвиняли вас в том, что вы «недостаточно стараетесь». Может быть, вам повезло с окружением, и никто вас или вашего ребенка ни в чем не обвинял — но при этом вы четко сами видите, что ребенок не вписывается в общепринятые нормы, и понимаете, что надо срочно что-то с этим делать.

И тут начинается погоня за диагнозами. Мамам «неформатных» детей хочется услышать из уст специалистов и врачей название той болезни, которая делает ребенка вот таким неудобным и необучаемым. Как будто если болезнь будет названа, мы тут же получим «волшебную таблетку», которая способна будет ее излечить. Ах, если бы все было так просто!

Одна из популярнейших «болезней XXI века» — синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Говорят, что СДВГшек с каждым годом становится все больше. Если лет 20 назад врачи называли цифру примерно в 10% от всех детей, то есть в каждом классе были 1—2 человека с гиперактивностью и дефицитом внимания, то уже сейчас поговаривают о цифрах до 20%. В США есть официальная государственная статистика по детям, которые принимают препараты для улучшения концентрации и снижения гиперактивности — в некоторых штатах это больше 10% детей.

Да, многие, если не все из этих детей с диагнозом СДВГ, — это те самые «неудобные» дети в классе. С одной стороны, они «плохо» себя ведут (часто отвлекаются сами и отвлекают других детей), с другой — очень неравномерно учатся (например, могут быть хороши в математике и совершенно безнадежны в русском).

Достаточно часто дети с этим диагнозом сталкиваются с такими проблемами, как дислексия (трудности с освоением навыков чтения), дисграфия (трудности с письмом и умение сделать 5 ошибок в слове из 4 букв), дискалькулия (трудности с арифметикой). Но, с другой стороны, диагноз СДВГ ни в коем случае не гарантирует этих трудностей — и обычные дети с ними тоже могут столкнуться! Например, я, будучи в младших классах отличницей и самой примерной ученицей в классе, страдала легкой формой дисграфии в детстве. Могла в сложной задачке правильно составить алгоритм решения и «завалиться» на вычислениях — например, перепутать знак умножения и сложения и в вычислении 3х3 сложить две тройки. Думаю, что только из-за таких «глупых» ошибок у меня нет золотой медали, хотя она вполне могла бы быть.

В США для ребенка с диагнозом СДВГ положен тьютор — наставник, который помогает разобраться со школьными заданиями, вовремя выполнять домашку и вообще всеми способами упрощает жизнь, подсказывает и направляет. Там же есть специальные программы, помогающие обучать детей письму и чтению. Очень много информации от хоумскулеров, которые обучают дислексиков дома — например, есть целые блоги, посвященные вопросам домашнего обучения дислексиков!!!

Россия находится пока что на очень низкой ступени осознания проблемы. У меня есть ощущение, что под СДВГ сейчас подразумевают любые отставания в развитии мозга при полной сохранности интеллекта (то есть когда нет органических повреждений мозга). СДВГшки очень сильно отличаются друг от друга, и это тоже не вносит никакой ясности. Кто-то имеет более тяжелые дефициты и может испытывать много проблем с учебой и поведением и даже нуждаться в серьезных препаратах, корректирующих поведение и внимание, а на врачебном консилиуме получит диагноз «задержка психического развития». Другие же — совсем с виду «нормальные» дети, просто отличаются поведением или страшно «тупят» на тех вещах, которые сверстники освоили пару лет назад.

Большинство российских неврологов лепят диагноз СДВГ везде, где им что-то не понравилось. Идти к неврологу для того, чтобы получать какие-либо назначения при СДВГ, — занятие бесполезное. Вам, скорее всего, пропишут набор препаратов стандартный и не особо помогающий. Этими препаратами можно «заглушить» гиперактивность и сильные эмоциональные реакции, но остальные проблемы останутся. То есть к неврологу идти можно только за проверкой, нет ли серьезных нарушений мозга, ну и на ежегодные приемы, как положено.

Та же история с другими диагнозами, которые настолько обтекаемы, что не говорят о человеке ровным счетом ничего. Например, задержка психического развития — ЗПР. Предполагается, что такой ребенок реагирует на внешние обстоятельства совсем не так, как некое среднестатистическое большинство его ровесников. То есть мы прикладываем поведение ребенка к общепринятой шкале этапов развития и видим — ага, вот тут он психанул, как будто ему три годика, а не пять. И что из этого? Является ли это достаточным поводом для того, чтобы записывать ребенка в особую группу и рекомендовать ему особые условия обучения? По одному диагнозу ЗПР мы этого не поймем. Да и задержка психического развития — термин очень условный. Например, есть учителя, которые могут на уроке «психануть» и отмочить что-то этакое — например, выкинуть пенал ребенка в мусорное ведро (абсолютно реальная история!). И никаких спецусловий этому учителю не создается, хотя это явный пример того, как 30-летний человек ведет себя на уровне 7-летнего.

Другая крайность — делать вид, что с ребенком все в порядке. Есть отдельная армия неврологов, логопедов и дефектологов, которые «не видят ничего страшного» в мелких отставаниях. Да, врач, успокаивающий материнские переживания, — это благо, каждой тревожной матери, склонной преувеличивать тяжесть детских болезней, такой врач необходим. Но специалист, который, видя очевидные нарушения в развитии ребенка, успокаивает, что «все будет хорошо», — от такого лучше бежать, сверкая пятками, в Москве сейчас, увы, таких очень много. «Ну не говорит в 3,5 года — заговорит рано или поздно, чего вы, мамочка, волнуетесь!!!»

На самом деле чем раньше обнаружена проблема — тем проще к более взрослому возрасту вырастить ребенка, мало чем отличающегося от сверстников! А проблемы могут быть всевозможные: ребенок не говорит, говорит очень плохо, запоминает огромные куски текста, но не может запомнить первую букву алфавита, очень сильные и/или не соответствующие возрастным нормам эмоциональные реакции, не может сам одеться, зашнуровать ботинки, не общается со сверстниками, есть очевидные проблемы с поведением и многое-многое другое.

Но так ли важен при этом диагноз и точное название того, что происходит с ребенком? Нередко создается ситуация, в которой мамы в гонке за правильным диагнозом не видят личности ребенка и тех проблем, которые этот ребенок испытывает. Достаточно почитать многочисленные форумы и чаты мамочек «особых» дошкольников и учеников начальной школы — сколько времени уделяется тому, правильный ли диагноз поставил врач или специалист. Аутизм или СДВГ, есть ЗПР или есть ЗРР, что такое ММД (а также куча других страшных аббревиатур), говорить ли учителю про диагноз, который вызывает сомнения, и так до бесконечности. Все это сводит с ума родителей и совершенно никак не помогает детям.

Все, кто внимательно смотрели сериал «Теория большого взрыва», сошлись во мнении, что у главного героя Шелдона Купера точно есть синдром Аспергера. Знатоки сериала прямо могут симптомы перечислить. Мешают ли Шелдону эти симптомы жить, общаться? Ну, скажем, иногда мешают, но в целом он неплохо справляется — преподает в университете, женился, у него есть круг близких друзей. Школу закончил досрочно и на отлично.

Так вот о чем я. Шокирующая правда заключается в том, что медицинский диагноз с точки зрения учебы в школе не так уж и важен. Да-да, вы все верно прочитали — диагноз не важен. И это одна из причин, почему его не пишут в заключениях медико-педагогических консилиумов. Неважно, как называется заболевание у вашего ребенка и называется ли оно вообще хоть как-то. Зато крайне важно, какие дефициты и трудности имеет ребенок, что конкретно нужно корректировать, чтобы освоение школьной программы шло как по маслу.

Дефициты и дефекты

АНЕКДОТ

Мальчик-первоклассник приходит из школы 1 сентября и говорит:

— Всё, в школу не пойду и все.

Родители его спрашивают:

— Почему?

— Писать я не умею! Читать тоже не умею! Так еще и разговаривать не разрешают!

Когда я начинала писать эту книгу, мне хотелось рассказать в ней об обучении дома детей, которым учиться в общеобразовательной школе по тем или иным причинам трудно. Почему я столько времени уделяю диагнозам, а точнее, отсутствию необходимости их искать? Часть этих детей с точки зрения медицины может находиться в рамках общепринятых норм, но при этом иметь одно, два, а иногда целый спектр нарушений и дефицитов, которые препятствуют «обычному» усвоению информации и мешают ребенку спокойно учиться. И в этом случае он оказывается не способен усвоить информацию в классе, как десяток-другой его ровесников. Хотя ребенок практически здоров.

Какие это могут быть дефициты и нарушения?

Дефицит внимания. Очень часто встречается у детей младшего школьного возраста, потому что они по объективным причинам не способны долго концентрироваться на какой-то одной теме. Часто этот дефицит не свидетельствует о какой-либо патологии — просто отдельные участки головного мозга не дозрели до того, чтобы запомнить всю свалившуюся на ребенка лавину информации и правил.

Гиперактивность. Может быть сама по себе, просто вот такой ребенок «живчик» — вполне себе случаются дети из разряда «вечный двигатель». А может быть в составе состояний, когда чрезмерная активность является для ребенка неприятной, нервической и не приводит ни к какому результату, кроме истощения самого ребенка и раздражения учителя (например, СДВГ).

«Необучаемость». Такое клеймо некоторые учителя вешают на детей, которые не могут понять новые и сложные факты с первого раза. Мой старший сын, например, очень хорошо усваивает новые темы, но для этого он должен услышать про них раз, скажем, десять. Почти никогда он не понимает и не запоминает услышанного с первого раза.

Высокая чувствительность. Опять же, она может существовать отдельно от медицинской темы — когда ребенок просто очень чуток к любым изменениям (шумам, запахам, тактильным ощущениям). А может быть в числе особенностей ребенка с РАС — когда, например, совершенно незаметный для «обычного» ребенка гул в классе мешает ребенку высокочувствительному сосредоточиться на контрольной и может даже привести к нервному срыву.

Повышенная истощаемость. Когда невооруженным глазом видно, что ребенок не может существовать в том же темпе, что его сверстники — «батарейки» у него садятся раньше. Раньше устает, неспособен сосредоточиться и сделать уроки вечером, может устроить истерику, если устал и вымотался.

Нарушения эмоционально-волевой сферы. Например, чрезмерная импульсивность — когда в ответ на невинный раздражитель (например, одноклассник неудачно пошутил) может полезть в драку.

Дислексия, дисграфия, дискалькулия. Нарушения, при которых нарушена способность легко и непринужденно учиться чтению, письму, счету. Эти нарушения связаны с особенностями восприятия информации, поэтому дислексия может влиять не только непосредственно на навык чтения, но и на другие сферы жизни и навыки.

Проблемы в общении со сверстниками. Когда общаться очень хочется, но ребенок не знает как, и каждая попытка подружиться с кем-то превращается для него в пытку.

Медлительность. Медленные дети хуже других детей справляются с новыми темами на уроке, дольше пишут контрольные, невероятно долго возятся с домашними заданиями, с трудом принимает решения, быстро истощается эмоционально. В западной практике таких детей выделяют в отдельную группу — детей с невысокой скоростью обработки информации (slow processing speed). Хорошая новость — эту «особенность» не связывают с каким-то особым диагнозом (типа дефицита внимания) или особенностью развития (типа дислексии или дисграфии). Оно может сопутствовать другим особенностям, но само по себе не является следствием чего-то из вышеперечисленного. Очень многие дети с невысокой скоростью обработки информации обладают нормальным и даже высоким IQ. Есть данные научных исследований, что часть таких детей может в определенный момент обогнать сверстников по умениям и быстроте реакции (но только часть, к сожалению, не все!).

Приведенный выше список — отнюдь не полный перечень причин, по которым вашему ребенку может быть сложнее учиться в школе, чем остальным детям.

Работа на опережение

Первые признаки, что в школе будет сложно

В прошлый раз мы поговорили с вами о дефицитах и проблемах, которые может испытывать ребенок в повседневной жизни и учебе. Сами по себе они — далеко не показатель, что ребенку нужно учиться дома, вне школы. Иногда именно хорошая школа, терпеливые педагоги и дружелюбные одноклассники помогают ребенку перечисленные дефициты перерасти и компенсировать.

Но что, если хорошей школы и терпеливых педагогов вам пока не встретилось? В этой главе я постараюсь проговорить три варианта развития событий в старшем дошкольном и младшем школьном возрасте, при которых домашнее обучение может оказаться наилучшим вариантом для вашего ребенка и всей семьи.

Когда еще до школы «все понятно»

Большинство из нас не рожает ребенка с мыслью: «Он точно будет учиться дома». И совершенно точно это была не я. Я вообще человек системный, из тех, кто ходил в садик (правда, недолго) и в школу с первого класса. Конечно же, я была уверена, что та же участь ждет и моих детей, ведь в школе в целом мне было неплохо.

Наверное, если оглянуться назад, то первые проблемы у старшего сына начались еще в 2,5—3 года. Например, в группе кратковременного пребывания, куда Федя ходил пару-тройку раз в неделю на три часа. Стресса там было немного, но наш малыш постоянно болел.

Многие говорили мне, что для детей в этом возрасте такое положение вещей — норма. И что «все дети болеют», когда адаптируются к садику. Только садика-то в полном объеме у него не было — даже мама находилась где-то поблизости все то короткое время, что он был в группе. Ну и я прекрасно видела по большинству детей (и окончательно убедилась, когда родила младшего ребенка), что большинство детей при адаптации к садику болеет все же не так часто и не так сильно, как наш старший сын.

Во-вторых, я часто слышала от педагогов, что ребенок «необучаемый». Чаще всего это означало, что ему просто нужно было повторить какую-то информацию несколько раз, чтобы он услышал и понял. В группах, где рядом с Федей занимался десяток-другой детей, повторять было некогда.

Так к шести годам мы пришли к тому, что какие-то важные занятия, которыми не хотелось пренебрегать (логопед, подготовка к школе, плавание), мы берем индивидуально. В группе он либо стоял в стороне и не получал вообще ничего, либо получал, но совсем не то, чего хотелось бы — например, раздражение педагога.

В-третьих, наш ребенок достаточно поздно заговорил, и из-за этого ему было сложно общаться с другими детьми и воспитателями. В конфликтных ситуациях, когда взрослых не оказывалось рядом, он взрывался и мог стукнуть другого ребенка. Или вел себя «неадекватно» — я закавычиваю, потому что при разборе ситуации всегда оказывалось, что реакция была адекватной. Но на первый взгляд все выглядело как буйное поведение или истерика, которые, конечно же, ребенок в пять лет контролировать самостоятельно еще пока не может.

Итогом было то, что Федя не удерживался ни в одной группе надолго. Поэтому к первому классу мы подошли с пониманием, что в общеобразовательной школе ему будет очень тяжело.

Когда «все понятно» в первом классе

Бывают дети с особенностями развития, которые легко и непринужденно проскакивают этап с садиком и обнаруживают проблемы только в самом начале школы. Такое вполне может произойти, если садика в жизни ребенка не было или же он был в минимальном и мягком варианте — с маленькими группами, нетребовательными и мягкими воспитательницами.

Достаточно часто ситуация, в которой ребенок и его родители сталкиваются с проблемами только в первом классе, возникает в регионах. Причина — в недостатке квалифицированных логопедов, психологов и других специальных педагогов при дошкольном образовательном учреждении, которые могли бы четко сказать маме, что к этому ребенку нужен особый подход.

Когда проблемы нарастают по мере учебы в начальной школе

Нередки ситуации, когда в первом классе все было более или менее хорошо, а во втором вдруг как началось…

Дело в том, что первый класс в российских школах часто бывает слишком мягким — учителя не ставят оценок, дают детям время на то, чтобы адаптироваться и «раскачаться». Как родители, так и учителя смотрят на многие вещи сквозь пальцы. Часто говорят: это пройдет. И оно действительно проходит у детей, которым не нужны особые условия обучения — по мере того как они растут и дозревает их мозг.

У детей с особыми образовательными потребностями «само» ничего не дозревает, ну или происходит это чуть дольше, чем у большинства детей. И при отсутствии должного подхода проблемы накапливаются и принимают пугающие учителей и родителей формы.

Вот именно в этот момент родители и встают перед вопросом: как быть дальше?

Далеко не все из них выбирают семейное образование. Кто-то старается адаптироваться под требования школы и учителя. Кто-то ищет более мягкую школу и более понимающего учителя. Кто-то проходит медико-педагогический консилиум, который дает ребенку облегченную программу и возможность получить от школы бесплатные занятия с логопедом, дефектологом и психологом. Правда, следующая задача — найти школу, которая все это предоставит, потому что даже в столице школ, умеющих обустраивать образовательную среду для детей с особыми потребностями, не так много и они заинтересованы не в «легких» случаях, которых большинство, а в детях с инвалидностью (за детей-инвалидов школы получают повышенное финансирование из бюджета).

Идея о том, чтобы перестать ходить в школу и учиться дома, — лишь один из выходов, далеко не единственный. Но в нашем случае эта идея оказалась наиболее жизнеспособной. И дала результат, о котором мы и мечтать не могли бы, если ребенок пошел с первого класса в школу.

Само ничего не рассосется

Какую бы форму обучения вы ни выбрали для своего ребенка, очень важно понимать: вашему ребенку нужна помощь!

Есть целая армия специалистов, которые будут усыплять вашу бдительность и говорить о том, что в определенном возрасте (чаще всего речь идет о раннеподростковом возрасте, 9—12 лет) мозг «дозревает» и проблемы, сводившие с ума всю семью, бесследно исчезают.

С одной стороны, доля правды в этом утверждении есть — почти все родители говорят о том, что начиная с 9 лет с «неформатным» и «необучаемым» ребенком становится чуточку проще. Но, во-первых, далеко не со всеми детьми это работает. Во-вторых, далеко не в каждом случае есть возможность с уверенностью сказать, что проблема действительно исчезла. А может быть, ребенок просто мастерски научился скрывать свои сложности от взрослых? А взрослые, в свою очередь, уже и махнули на него рукой, перестали ожидать каких-то результатов в учебе и поведении?

В действительности чем раньше обнаружены проблемы и «дефициты», чем раньше начата коррекция и необходимые упражнения, тем лучше будет результат.

Нейропсихологическая коррекция

Когда малыш рождается (особенно если это первенец), мы с упоением ждем каждого этапа его развития. Вот он лежит на спине первые месяцы, начинает держать голову, следит за вами взглядом, делает первый переворот, ползает по-пластунски, садится… Каждое новое достижение — праздник для молодой семьи. Потом начинает ползать уже так, что вы порой теряете покой и разум (только что оставила в спальне, а ребенка уже на месте нет — у меня такое было))) Потом стоит. Потом ходит с опорой на руки взрослого. И только потом самостоятельно. Наука называет все эти этапы онтогенезом.

Бывают дети, которые пропускают какую-то из ступеней. Например, частый вариант — не ползают. Я, например, такой ребенок: сразу в 10 месяцев начала ходить и бегать. Мама этим гордилась (мол, такая вот быстрая дочь). А оказывается, надо было не радоваться, а напрягаться.

Неврологи заметили, что дети, которые какой-то из вышеперечисленных этапов пропустили, могут испытывать трудности в учебе. Собственно, среди дислексиков и дисграфиков, среди детишек с СДВГ много тех, кто «перескакивал» через ступеньку. У отказывавшейся ползать меня не было проблем в школе с письмом и чтением, но есть небольшие проблемы со счетом, и всегда были элементы гиперактивности.

Ученые заметили: если такой пропуск есть, его можно «наверстать» задним числом. И это помогает!!! И в этом основа нейропсихологической коррекции — «метод замещающего онтогенеза». То есть мы создаем искусственные условия, в которых помогаем организму пройти те этапы, которые в раннем детстве были пропущены или освоены не до конца. Именно поэтому занятия с нейропсихологом очень полезны, если есть недоразвитие речи, письма, ребенок неуклюж и испытывает сложности с простейшими навыками, которые все сверстники уже благополучно освоили — типа завязывания шнурков. Возраст, когда чаще всего используют нейропсихологические упражнения, — от 5 до 12 лет. Противопоказаний немного и они вполне логичные — эпилепсия или серьезные сердечно-сосудистые заболевания, например.

Работа с телом

Найти в интернете или в специализированной литературе нейропсихологические упражнения под силу каждому. Но есть и еще более простые способы помочь ребенку.

Как мы уже знаем, трудности с обучением ребенка могут наступить из-за пропуска какого-то этапа развития. Как это происходит: мозг не получает необходимой стимуляции и как бы в определенных участках остается недозревшим. Как красное яблоко, у которого какие-то бока остаются зелеными. Хорошо, если эти незрелости очевидны и их можно обнаружить в дошкольном возрасте.

А что, если нет? Многие ли водят ребенка на ежегодный плановый осмотр к неврологу после того, как исполнился год?

При этом недопонимание между недозревшим мозгом и окружающей средой нарастает. Возьмем первоклашку, которого заставляют неподвижно сидеть по 40 минут и что-то там читать или писать. Его мозг не понимает, что от него хотят. Мышечное (а вслед за ним эмоциональное) напряжение растет, внимание падает, ребенок становится как сжатая пружина. И сбрасывается это напряжение не всегда экологично: часто через агрессию или истерики. «Это адаптация, все пройдет», — утешают себя родители. Во втором классе становится хуже — заданий-то все больше, а гипертонус и незрелость мозга никуда не ушли.

Чем можно помочь? Очень часто помогают телесно-ориентированные и двигательные практики. Вспомните, мы только что говорили про метод замещающего онтогенеза — с его помощью мы задним числом учимся тем двигательным навыкам, которые «прогуляли» на разных этапах развития. Другими словами — даже просто покататься по полу бревнышком, поползать наперегонки, как бы это глупо ни выглядело, — это тоже упражнение для развития мозга. При грамотном подходе очень улучшают картину с учебой требующие координации виды спорта (плавание, скалолазание, айкидо). Йога для детей — баланс и умение владеть своим телом и дыханием. Массаж улучшает картину. А если вы не умеете массировать или нет возможности отправить чадо к массажисту, — просто «помутузьте» ребенка, пощекочите, позахватывайте «в плен» (только несильно, чтобы он мог выбраться). Воздействовать на мозг и помогать ему «дозревать» не так сложно, как может показаться на первый взгляд.

Диагностика у нейропсихолога

Если у ребенка есть какие-либо проблемы с учебой в старшем дошкольном или младшем школьном возрасте, — можно сходить на нейропсихологическую диагностику. В некоторых московских школах нейропсихологическая диагностика является обязательным условием перед поступлением — так учителя могут увидеть потенциальные проблемы и лучше к ним подготовиться. Конечно, речь идет о частных и альтернативных школах — в государственных такого пока не предусмотрено.

Как проходит диагностика: ребенку предлагаются специальные тесты, с помощью которых определяется, где и в каких отделах мозга идет отставание. Помните, мы говорили о мозге как о созревающем яблоке: где-то уже все ок, а где-то — «зеленые» зоны.

Фактически нейропсихолог — это разновидность логопеда и дефектолога, только он «возводит мостики» между разными частями мозга и подстегивает их к развитию.

Мы с Федей занимались с нейропсихологом почти 2 года, и это дало огромный результат — улучшилась речь, ребенок стал спокойнее, наметился прогресс там, где его и в помине не было. В первые месяцы было очень тяжело — во-первых, приходилось ездить через весь город (мест, где есть хорошие нейропсихологи, в Москве пересчитать по пальцам). Во-вторых, очень сильно истощался и уставал сам Федя — я думаю, что после каждого занятия у него в голове происходили такие «взрывы» и скачки развития, что ох. Каждый раз это был квест. Но это того стоило.

Минусы нейропсихолога — дорого. Мы занимались дважды в неделю, в более серьезных случаях нужно 3 раза. Еще один минус — довольно плотная запись, потому что нейропсихолог — едва ли не обязательный пункт реабилитации детей с аутизмом и тяжелыми нарушениями. Отсюда еще один минус — если занятия идут в специализированном реабилитационном центре, часто в соседней комнате кто-то вопит, бьется головой о стену и устраивает истерику. Для высокочувствительных детишек это очень серьезный фактор отвлечения. Так что если позволяют средства, ищите нейропсихолога с возможностью приходить домой. А если вы не готовы выделять средства на такие занятия, осваивайте упражнения самостоятельно, благо сейчас есть много информации на Youtube (ищем по ключевым словам: дислексия, нейропсихолог, упражнения, делаем каждый день хотя бы по 15 минут) и в специализированных книгах.

Регресс во время занятий если и происходит, то по типу «кризиса развития», то есть шаг назад — два-три шага вперед. Это очень пугает в первые месяцы, но потом уже спокойно говоришь: «Ребенок сейчас в кризисе, все окей, это пройдет». После отмены занятий нет «отката», наработанные навыки не забываются — это тоже огромный плюс. Если нужные связи в голове установлены — это навсегда (ну, хорошо, не навсегда, а пока не настигнет старческий маразм).

Очень вдохновляет, когда «вдруг» случается прогресс в бытовых вещах, которого совсем не ждали. Скажем, еще вчера была целая история застегнуть пуговицы (это в 5-то лет!!!), а тут вдруг мало того что пуговицы застегнуты, так еще и шнурки научился шнуровать.

Психиатра вызывали?

Нужно ли идти к психиатру, если есть проблемы с учебой?

Ответ — да, и бояться психиатра не нужно, по нашему личному опыту детские врачи-психиатры дружелюбны к детям, с пониманием относятся к страхам родителей и диагностируют очень аккуратно, чтобы не надиагностировать лишнего. Если у вас есть предубеждения или вы боитесь «попасть на учет в психдиспансер», сходите на первый прием не в государственную поликлинику, а запишитесь частным образом.

Почему нужен психиатр? Если у вас «неформатный» ребенок, то многие «неформатные» проблемы (медлительность, неумение читать и писать, гиперактивность, высокая чувствительность) могут быть симптомами какого-то заболевания. Например, серьезные проблемы с освоением навыков чтения называются «дислексия» (мы обязательно поговорим об этом во второй части книги), и в МКБ-10 (справочник болезней, которым пользуются российские врачи) дислексия находится в разделе F, где перечислены психические расстройства.

У психиатра также можно исключить высокофункциональный аутизм и поражения мозга, которые проморгал невролог, подтвердить диагноз СДВГ. Окончательный вердикт по этим состояниям выносит именно врач под названием психиатр (не невролог, у невролога совсем другие задачи).

Занятия с логопедом

Нужен ли логопед, если у ребенка есть проблемы с речью? Здесь у меня нет однозначного ответа. С одной стороны, Федя с логопедом достаточно долго занимался, и иногда мне казалось, что результат есть и логопед «помогает». С другой — порой было ощущение, что логопед нужен обычным детишкам, которые вовремя не научились выговаривать «р». Ну а в случае с «неформатным» ребенком этот специалист просто ждет, когда наступит тот чудесный момент, когда звуки встанут «сами». Как мы с вами помним, такой момент может и не наступить.

Впрочем, может быть, нам с Федей просто не повезло с логопедами, ведь мы сменили всего лишь трех! Звучит абсурдно, но два логопеда отказались с Федей заниматься. Первой не нравилось, что в 4 года Федя не готов сидеть на месте неподвижно целый «урок». Через год ситуация повторилась — вторая логопед сказала, что Федя слишком активен на занятии. С третьим логопедом мы занимались почти год, но в итоге вынуждены были расстаться из-за того, что она ставила шестилетнему Феде оценки за урок и после каждой выставленной тройки он долго и безутешно плакал. А не ставить их она не могла — видите ли, ребенок, по ее мнению, должен был привыкать к оцениванию перед школой. Что, конечно же, шло вразрез с общепринятой практикой — до конца первого класса в российских школах не ставят оценок, чтобы не травмировать нежную детскую психику.

Так что ситуация с логопедами и их необходимость для «неформатных» детей для меня остается под вопросом. Благоприятного личного опыта с логопедией в нашей ситуации не было. Соседи, которые водили детей в логопедический детский сад, говорили, что дети приносят из сада толстые тетради с заданиями на выходные. И все это в 5—6 лет. Может быть, кому-то такое и могло помочь лучше учиться и говорить, но точно не нам — до семи лет Федя был неспособен высидеть на одном месте дольше 20 минут. И уж точно не мог вести записи в толстых тетрадях и делать домашнее задание.

Сказка о системе образования

В гостях у бюрократии

В какой-то момент, когда я уже совершенно четко понимала, что Федя не сможет эффективно учиться в классе из 30 человек, я решила обратиться за помощью к государству.

Фишка в том, что большинство «неформатных» детей требуют особых образовательных условий и в теории могут претендовать на то, чтобы обучаться по адаптированной программе, которая чуть легче, чем у сверстников. Например, на контрольную работу таким детям может выделяться не 40 минут, а чуть больше. А еще таким детям положены бесплатные занятия с психологом, логопедом и дефектологом. Если уж положено, то почему бы и нет?!

На деле это квест, пройти который не так-то просто.

Для начала нужно получить от психиатра направление на врачебную комиссию.

Психиатра я нахожу по рекомендации. Женщина немолодая, но бодрая и очень позитивная, с первых слов начала задавать Феде профессиональные вопросы, подсунула мне опросник, рисовала с Федей и дала ему конструктор, чтобы увидеть, что он построит. В общем, много времени уделила изучению.

И огорошила меня тем, что мальчик интеллектуальный и никаких заболеваний она у него не видит. При этом она точно знает, что пусти его в большой класс — он там будет выглядеть умственно отсталым. Большой класс не для него. И нет, коррекционную школу тоже ни в коем случае нельзя, будет деградация. Домашнее обучение хорошо при отсутствии альтернатив, но надо искать альтернативу! Классы по 10 человек, например.

— Вам нужно идти на центральную комиссию и требовать, чтобы вам дали направление в такой вот малый класс, — пояснила врач.

Я робко спросила:

— А сейчас вообще такие бывают?

— Раньше было много, — доктор задумчиво поправила очки. — А сейчас такие школы позакрывали… Но комиссия должна знать, где они есть, и вас направят.

И вот выхожу я с вердиктом психиатра и чувствую себя растерянно. Я очень многого не понимаю. Вот, к примеру, если в соседней с нашим домом школе дочку знакомых взяли в первый класс «У» и в классы набирают по 36 человек — где мне комиссия найдет школу с 10-ю учениками в классе?

Наверное, где-то в ста километрах от Москвы такая должна быть, рядом с нашей дачей, где нет интернета и сотовой связи и в деревнях живет не очень много народу. Наверное, в поселковой школе в начальных классах будет не больше десяти детей. Кстати, на приеме я высказала врачу свой скепсис на тему того, что в Москве таких школ не существует. И она ответила: мол, да, я знаю женщину, которая ради образования своих детей переехала в Волоколамск, потому что там были как раз маленькие классы и неравнодушные учителя.

Разве можно вот так вот взять и переехать в Волоколамск? Ну ладно, мне! Там, где есть интернет, есть и немного подработки для меня. Но как переедет туда муж со своей работой?

Ну или представим чудо, что внезапно мне дают место в таком классе «малой наполненности» где-то в моем округе, но на другом его конце. И как я туда с двумя детьми буду ездить? Ведь во всей этой задаче никто не отменял то, что у меня есть младший ребенок (на тот момент еще несадовского возраста), который и так живет исключительно интересами старшего и сопровождает его на все занятия. Что есть какие-то обязанности по дому, которые нужно выполнять как-то, хоть даже спустя рукава. Что есть еще некоторое желание подрабатывать, чтобы хоть что-то заработать и как-то себя реализовать. Что нужно еще какое-то время на себя, чтобы просто отдохнуть. В общем, такая лирика, которая подсказывает — реально альтернатив тому, чтобы учиться дома, у нас нет и не предвидится.

Но я человек упорный. Если есть какой-то квест, я не успокоюсь, пока его не пройду.

Поэтому я решаю пройти врачебную комиссию из логопеда, дефектолога, психолога, невролога и психиатра. Эта врачебная комиссия дает направление на Центральную комиссию (ЦПМПК — центральная психолого-медико-педагогическая комиссия) — это логопед и дефектолог, которые фактически смотрят на врачебное заключение, сопоставляют его с тем, что видят у ребенка сами, и выдают некий вердикт, как нужно учить ребенка, которому учиться трудно.

Этого вердикта, к сожалению, недостаточно — в каждой школе, которую вы рассматриваете для дальнейшей учебы, нужно пройти еще одну, местную ПМПК, состоящую из психолога, логопеда и дефектолога. Каждый из этих специалистов пытается понять, насколько ребенок укладывается в пределы «нормы», где происходит отклонение его развития, нет ли у ребенка умственной отсталости и что в итоге школа может предложить.

В один год за два неполных месяца мы с Федей побывали на шести таких комиссиях, и Федя многократно отвечал на однотипные вопросы типа: «Сколько месяцев в году?», «Сколько будет дважды два?», «Расскажи, пожалуйста, стихотворение».

«Неформатным» детям очень сложно объяснить, что от непринужденного разговора с тетенькой в комиссии, в общем-то, зависит их образовательная траектория и вообще будущее. Как быть, если интеллект у ребенка нормальный, но он может повести себя при взрослых так, что хочется провалиться сквозь землю и сделать вид, что это чей-то чужой ребенок — этот вопрос меня действительно волновал.

Каждый раз на комиссии Федя вел себя по-разному. Разный уровень внутреннего ресурса, разное время суток, разное состояние матери (то есть меня, я ведь тоже человек!) — все это очень влияет на ребенка. К моему счастью, специалисты были максимально аккуратны в оценках и корректны. Но я знаю, что далеко не всегда это бывает так.

Наш персональный топ-3 опасных моментов:

Просьба рассказать стишок. Федя может рассказать наизусть энциклопедическую статью, а вот со стихами у него как-то не очень. Члены ПМПК удивлялись, как будто им показали собаку с двумя головами: «Как это ты совсем не знаешь стихов?!»

Умение ориентироваться в вопросах, не торопиться отвечать. Например, спросили: «Какое время года?» Федя ответил про месяц и только через пару секунд сообразил, что от него хотят, но этого было достаточно, чтобы члены комиссии покачали головами. Кстати, вопросы про месяца и времена года, как правило, включены в тестирование интеллекта для определения умственной отсталости. Упс, вот так не подумаешь лишнюю секунду и можешь оказаться в ряду умственно отсталых детей!

Думаю, что надо учить детей на любой вопрос говорить: «Мне нужно подумать». Интересно, реально ли это с импульсивными торопыжками?

Много однотипных и повторяющихся вопросов, на которые он знал ответ. Федя раздражается, когда его как на допросе спрашивают простое и много раз, и однажды буквально «бомбанул» в такой ситуации, покраснев и громко закричав: «Хватит!»

Сама комиссия работает от силы 20 минут. Центральная (ЦПМПК) — и того меньше. Потому что на центральной комиссии у специалистов нет цели ставить диагнозы или определять дефекты — предполагается, что все это уже сделали врачи и специалисты, направившие на прохождение ЦПМПК. Логопед и психолог знакомятся с заключениями, дают ребенку какие-то задания. Делают выводы, немного виноватят родителя за то, что все не так с документами и надо было приносить совсем другие. Может ли в России быть все в порядке с документами, когда ты приходишь получать положенную по закону помощь? Риторический вопрос.

— А какие у ребенка оценки в школе? — спрашивает строго логопед. На момент прохождения ЦПМПК мы отучились заочно два года.

— Четверки и пятерки, — отвечаю я.

Логопед смотрит недоуменно, я вижу, что у нее высокие требования. Феде за его писанину она не поставила бы даже тройки. Да, Федя дислексик и дисграфик, но, когда речь заходит о комиссии, на которую мы приходим получить помощь, его «дефициты» как бы работают против него. Никто не радуется тому, что мы наконец-то получим помощь и ребенку в результате этой помощи станет легче читать и писать. Нет! Специалистов волнуют его оценки в школе. Точнее, их волнует, что школа была слишком лояльной и ставила четверки за содержание контрольных работ, а не за их оформление и не за почерк. Это непорядок, так быть не должно.

— Мы будем инициировать проверку! — сверкает очками психолог.

— Но вы же понимаете, что школьные оценки не дают объективную картину об успехах ребенка? — осторожно спрашиваю я.

Логопед и психолог поднимают на меня глаза, и я вижу, что они превратились в роботов.

— Школьные оценки являются объективной картиной успеваемости ребенка! — чеканит логопед, как будто между нами есть некий невидимый экран, на котором написаны эти слова.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. И тут же уговариваю себя: лучше промолчать.

Дальше — неделя ожидания. Потому что 20 минут комиссии требуют тщательного осмысления. Очень тщательного. Настолько, что, даже когда я прихожу в назначенное время, оказывается, что документы еще не готовы. Причины, конечно же, — ПРОГРАММНЫЙ СБОЙ. Вы только не волнуйтесь, мы вот прям сейчас поймали и линчевали программиста (о эти прекрасные люди с высокими зарплатами, которые ответственны за все беды мира, теперь мы знаем, за что вы получаете свои деньги).

Несколько сердитых родителей, включая меня, полтора часа (!) ждут заключений для своих детей. Пока медленно тянется время, успеваем поговорить о том о сем.

Один папа смеется над моим возмущением — над тем, что я жду уже целую неделю. Он, в отличие от меня, ждет полгода — первоначальное заключение врачей членам комиссии показалось более сложным, чем реальность. Пришлось переделывать, ждать своей очереди снова. Ребенок — инвалид, к слову.

Другая мама тоже смеется, хотя в ее ситуации никому не было бы смешно. Ее совершенно здоровая раньше дочка переболела зимой гриппом и оглохла на одно ухо. Навсегда, роковое стечение обстоятельств. Ребенку нужна помощь в школе. Комиссия долго думала, к какому лекалу приложить эту ситуацию — глухоты ведь нет! И не нашла ничего лучше, чем приложить ее к программе для детей с тяжелыми нарушениями речи. Это имело бы смысл, если бы ребенку было года 2—3 и речь только начала формироваться (глухота даже на одно ухо может препятствовать правильному развитию речи). Но девочка уже в четвертом классе! И с речью у нее все хорошо. А другой помощи ей комиссия предложить не может, в ее случае программа для детей с тяжелыми нарушениями слуха неприменима, ведь второе ухо на 100% здорово и слышит.

Третья участница нашего узкого круга недовольна всем происходящим. Она не хотела проходить комиссию, ее вынудили сделать это в школе, а теперь еще и заставляют ждать резолюции. Ее позиция — «мама, прикидывающаяся шлангом» или «у моего ребенка все в порядке». Тоже вполне частая и имеющая право на существование позиция.

Вышла я с ощущением полного опустошения и пониманием, что если где-то у нас все и стало хорошо, то вот на всякий случай есть такие места, как МЦКО и ЦПМПК, чтобы вспомнить, что такое бюрократия.

А дальше с заключением ЦПМПК необходимо идти по школам. На словах в России ликвидированы коррекционные школы, и каждая общеобразовательная школа ДОЛЖНА учить всех. Полная инклюзия (исключительно в вображении чиновников).

Ресурсные классы для детей с ограниченными возможностями здоровья, про которые так много говорили в 2015—2016, по факту работают в нескольких школах Москвы. Другие школы, которые перечислены как участники проекта, могут предложить обычный класс с обычным количеством уроков, после которого есть занятия с логопедом и психологом. То есть 7—8 уроков в день и большая часть этих уроков — в группе до 30 человек. Не каждый взрослый вынесет эту нагрузку, не говоря уже о ребенке с особенностями. «А у нас нет денег, — разводят они руками. — Это нужно подключать всякие фонды, ну кто же этим будет заниматься…»

Некоторые школы пытаются придумать свои модели — например, класс с двумя учителями, один из которых будет чем-то средним между дефектологом и тьютором. Предполагается, что класс будет поделен на три части: хорошо успевающие дети, «середнячки» и дети, которым тяжело учиться. Учителя будут больше внимания уделять середнячкам и отстающим, полагаясь на то, что хорошо успевающие дети могут работать самостоятельно.

На словах идея красивая, но фактически не хватает кадров, которые будут ее реализовывать. Мало кто из учителей захочет взять класс, в котором даже пятеро из 30 детей имеют особенности. К таким детям нужен особый подход, повышенное внимание и терпение, — а это не безграничные ресурсы, и если учителя обращают больше внимания на отстающих, то обделяются вниманием «успевающие». А тут еще может вмешаться хор недовольных родителей — каждому ведь хочется, чтобы его чадо развивалось по идеальной траектории, и в этой траектории не может быть места «слабым» или «гиперактивным» детям, которые «мешают учиться».

Итак, время посмотреть правде в глаза. Инклюзивного образования и равных образовательных возможностей для детей в России пока что нет, они существуют только в законе об Образовании. Еще как-то существует система реабилитации тяжелых детей-инвалидов (хотя и тут, говорят, сложностей больше, чем поводов для радости). Но для детей с особенностями, не подходящими под критерии инвалидности, в общеобразовательной школе есть только один путь — тянуться за среднестатистическими сверстниками. Иначе никак.

Несмотря на то, что школы получают достаточное финансирование, это финансирование никак не используется во благо детей. Дети с дислексией и дисграфией учатся по тем же учебникам, что и дети без этих особенностей. Учителя тоже не всегда знают, что делать с этими детьми. В теории они могли бы послушать какой-нибудь полезный курс повышения квалификации и узнать что-то новое про труднообучаемых детей, но они этого не делают. Не потому, что не хотят, а потому, что они завалены проверками и бюрократическими отчетами.

Критерии успеха

Удивительно, но внутри системы образования все построено так, чтобы даже самым ответственным и сострадательным учителям было невыгодно тянуть отстающих и медленных детей. Фактически учителя отстающих детей находятся едва ли не в таком же бедственном положении, как сами дети, которым трудно учиться.

Возьмем такую обязательную и регулярную вещь, как аттестация учителя. «Результатами работы московских педагогов являются, прежде всего, положительная динамика образовательных результатов учащихся, их победы и призовые места во Всероссийской олимпиаде школьников, чемпионатах WorldSkills, JuniorSkills, „Абилимпикс“, Московской международной олимпиаде и др.», — это слова из интервью начальника отдела Московского центра качества образования. (https://mcko.ru/articles/778)

Чем лучше учатся дети, тем, значит, лучше учитель. С точки зрения элементарной логики с этим KPI вроде бы все в порядке.

Но школа — это в первую очередь некое общественное заведение, в котором дети получают знания. Знания получают вообще все дети. И из социально не очень благополучных семей, и из семей, где образование не имеет ценности и не ставится на первое место (отсидел 9 классов — и хорошо, иди работай), и просто средние дети, «не семи пядей во лбу», у которых нет природных данных быть отличником-олимпиадником, и «особые» дети, и дети-инвалиды тоже.

На самом деле так ли много заслуги учителей в том, что тот или иной ребенок — одаренный и яркий и прекрасно учится? Чаще всего это природные данные, помноженные на заслуги родителей и строгую дисциплину, привитую в семье. И уж точно на своем личном опыте я знаю, что учить таких ярких детей — санаторий и отдых для души.

И получается вот что: учителя классов со сложными детьми, которые на самом деле-то пашут не покладая рук и вытягивают совершенно безнадежных детей в хорошисты, — они как бы априори по этой логике хуже своих коллег, обучающих одаренных детей. Когда половина класса поступила в хороший вуз — это «положительная динамика», хотя, скорее, это заслуга родителей, нанявших хороших репетиторов в преддверии ЕГЭ. А когда хулиган Вася, у которого отец беспробудно пьет и поколачивает сына, перестал прогуливать уроки литературы и впервые в жизни написал сочинение, — это с точки зрения обычной жизни буквально-таки чудо, а с точки зрения бюрократии — не очень понятно что. Хотя именно этим-то учителям и нужно ставить памятник.

А еще получается, что «успешный учитель» — это тот, кто подсуетился и сформировал «благополучный» класс. А дети отстающие и задерживающиеся просто мешают этой успешности.

Просто останься дома

Тепличные условия

Когда читаешь современные медицинские или околопсихиатрические статьи про детей с особенностями развития, вердикт у авторов однозначный — этим детям очень тяжело в школе, но массовая школа им совершенно точно нужна. Без нее никуда, и садик — первая ступень подготовки и адаптации к школе.