Бесплатный фрагмент - Erinnerung. Воспоминание

Rainer Maria Rilke

Gedichte

********************

Райнер Мария Рильке

Стихотворения

Перевод с немецкого Марии Фигурновой

INITIALE

Тоска бесконечных желаний рождает

Конечных поступков фонтанные сети.

Их капли до срока, дрожа, опадают,

Весёлые силы от нас охраняют, —

А те нам смиренно себя открывают

Только в слезах танцующих этих

INITIALE

Aus unendlichen Sehnsüchten steigen

endliche Taten wie schwache Fontänen,

die sich zeitig und zitternd neigen.

Aber, die sich uns sonst verschweigen,

unsere fröhlichen Kräfte — zeigen

sich in diesen tanzenden Tränen.

ОСЕННИЙ ДЕНЬ

Уж время, Господи. Огромно было лето.

Пусть ляжет тень на летний циферблат,

И пусть в поля летят на волю ветры.

Последним фруктам зреть быстрей напомни,

Пошли им пару тёплых дней в награду —

Пусть поторопятся в корзину. Переполни

Последней каплей сладость винограда.

Кто крова не нашёл, тому не строить дома.

Кто ныне одинок — надолго независим,

Ему -не спать, читать, писать подолгу письма,

Бродить без цели по аллеям тёмным

До бесконечности, пока кружатся листья.

HERBSTTAG

Herr: es ist Zeit. Der Sommer war sehr groß.

Leg deinen Schatten auf die Sonnenuhren,

und auf den Fluren laß die Winde los.

Befiehl den letzten Früchten voll zu sein;

gieb ihnen noch zwei südlichere Tage,

dränge sie zur Vollendung hin und jage

die letzte Süße in den schweren Wein.

Wer jetzt kein Haus hat, baut sich keines mehr.

Wer jetzt allein ist, wird es lange bleiben,

wird wachen, lesen, lange Briefe schreiben

und wird in den Alleen hin und her

unruhig wandern, wenn die Blätter treiben.

ОДИНОЧЕСТВО

Как те, кто ветры дальних знал морей,

Среди туземцев я всегда один.

На их столах — наполненные дни,

А для меня лишь дали полны дней.

В лицо мне близко дышит мир чужой,

Необитаемый, быть может, как Луна.

Но чувства все он манит за собой,

И жизнь в его жилых словах полна.

А вещи те, что я привез сюда,

Странны на вид и смотрят с недоверьем:

На родине они — живые звери,

А здесь таят дыханье от стыда.

DER EINSAME

Wie einer, der auf fremden Meeren fuhr,

so bin ich bei den ewig Einheimischen;

die vollen Tage stehn auf ihren Tischen,

mir aber ist die Ferne voll Figur.

In mein Gesicht reicht eine Welt herein,

die vielleicht unbewohnt ist wie ein Mond,

sie aber lassen kein Gefühl allein,

und alle ihre Worte sind bewohnt.

Die Dinge, die ich weither mit mir nahm,

sehn selten aus, gehalten an das Ihre :

in ihrer großen Heimat sind sie Tiere,

hier halten sie den Atem an vor Scham.

БЕЗУМИЕ

Она размышляет: вот я… вот я…

Но кто ты, Мари, друг мой?

Королева я, королева я!

На колени все предо мной!

И плачет всегда: я была… была…

Но кем ты была, Мари?

Подкидыш ничей, так бедна и гола,

Что страшно и говорить.

И стала теперь из бедняжки той

Королевой прекрасной такой?

Потому, что всё на свете не так,

Как думает нищий бедняк.

Так, значит, твой свет тебя сделал иной,

Большой, но скажи — когда?

Однажды ночью, ночью одной,

Всё вокруг изменилось тогда.

На улочке той — от окна до окна —

Натянуты струны, смотри!

И стала мелодией, песней Мари…

Ах, как танцевала она!

А люди испуганно жались к стене,

Пробирались по стенам домой, —

Королеве позволено только — и мне —

Танцевать на ночной мостовой!..

DER WAHNSINN

Sie muß immer sinnen: Ich bin… ich bin…

Wer bist du denn, Marie?

Eine Königin, eine Königin!

In die Kniee vor mir, in die Knie!

Sie muß immer weinen: Ich war… ich war…

Wer warst du denn, Marie?

Ein Niemandskind, ganz arm und bar,

und ich kann dir nicht sagen wie.

Und wurdest aus einem solchen Kind

eine Fürstin, vor der man kniet?

Weil die Dinge alle anders sind,

als man sie beim Betteln sieht.

So haben die Dinge dich groß gemacht,

und kannst du noch sagen wann?

Eine Nacht, eine Nacht, über eine Nacht, —

und sie sprachen mich anders an.

Ich trat in die Gasse hinaus und sieh:

die ist wie mit Saiten bespannt;

da wurde Marie Melodie, Melodie…

und tanzte von Rand zu Rand.

Die Leute schlichen so ängstlich hin,

wie hart an die Häuser gepflanzt,

— denn das darf doch nur eine Königin,

daß sie tanzt in den Gassen: tanzt!…

АНГЕЛЫ

От песен губы их усталы,

А души цельны и светлы,

Порой тоскою неуставной

И грешной их волнуют сны.

Все как один равны пред Богом,

Молчат в Божественных садах.

И их, как интервалов, много

В Господней силе и Псалмах.

Но лишь они крыла расправят,

Поднимут ветер их края,

Как будто это Бог листает

Творца-ваятеля перстами

Страницы Книги Бытия.

DIE ENGEL

Sie haben alle müde Münde

und helle Seelen ohne Saum.

Und eine Sehnsucht (wie nach Sünde)

geht ihnen manchmal durch den Traum.

Fast gleichen sie einander alle;

in Gottes Gärten schweigen sie,

wie viele, viele Intervalle

in seiner Macht und Melodie.

Nur wenn sie ihre Flügel breiten,

sind sie die Wecker eines Winds:

als ginge Gott mit seinen weiten

Bildhauerhänden durch die Seiten

im dunklen Buch des Anbeginns.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

Ты — птица, чьи крыла ко мне спускались,

Когда, проснувшись ночью, я кричал,

Твоё мне имя бездною казалось,

И я его руками призывал.

Ты — тень, где я покойно засыпал.

И каждый сон тобой мне посылался.

Ты — полотно, а я всегда старался

Стать рамой, чей рельеф тебя продлял.

Как назову тебя? Вот — губы тщатся…

Ведь ты — Начало, чей поток могуч.

А мною, медлящим, молитве завершаться:

Аминь. — Твой свет замкнувший робкий ключ,

Когда мне сон зиял страшней могилы,

Ты избавлял меня от сновиденья,

Как от забвенья, от исчезновенья, —

Из подземелий сердца выводила

Меня твоя рука и возносила

На башни духа — знаменем горенья.

Ты говоришь о чуде как о знаньи,

Мелодиями называешь нас,

А розы — исполненьем обещаний,

Воспламенившимся от света твоих глаз.

Когда зовешь Его в блаженный час,

Чья Благодать и Дня Седьмого щедрость

Дала крылам твоим их белоснежность,

Пожалуйста, спроси…

Прости мне эту дерзость…

DER SCHUTZENGEL

Du bist der Vogel, dessen Flügel kamen,

wenn ich erwachte in der Nacht und rief.

Nur mit den Armen rief ich, denn dein Namen

ist wie ein Abgrund, tausend Nächte tief.

Du bist der Schatten, drin ich still entschlief,

und jeden Traum ersinnt in mir dein Samen, —

du bist das Bild, ich aber bin der Rahmen,

der dich ergänzt in glänzendem Relief.

Wie nenn ich dich? Sieh, meine Lippen lahmen.

Du bist der Anfang, der sich groß ergießt,

ich bin das langsame und bange Amen,

das deine Schönheit scheu beschließt.

Du hast mich oft aus dunklem Ruhn gerissen,

wenn mir das Schlafen wie ein Grab erschien

und wie Verlorengehen und Entfliehn, —

da hobst du mich aus Herzens Finsternissen

und wolltest mich auf allen Türmen hissen

wie Scharlachfahnen und wie Draperien.

Du: der von Wundern redet wie vom Wissen

und von den Menschen wie von Melodien

und von den Rosen: von Ereignissen,

die flammend sich in deinem Blick vollziehn, —

du Seliger, wann nennst du einmal Ihn,

aus dessen siebentem und letztem Tage

noch immer Glanz auf deinem Flügelschlage

verloren liegt…

Befiehlst du, daß ich frage?

СВЯТАЯ

Народ от жажды изнывал; для всех людей

Просить воды в молитве у камней

Послали девушку, не знающую жажды.

Но ивы прут остался недвижим

В её руке, идти она устала.

И в мыслях представлялся ей один,

Лишь о его страданьях вспоминала —

Больного мальчика. Предчувствуя начало,

Они вчера переглянулись с ним.

Вдруг молодая ветка наклонилась

В ее руках, как жаждущий зверёк,

И над кровавой каплей распустилась,

Что, тихо шелестя, ушла в песок.

DIE HEILIGE

Das Volk war durstig; also ging das eine

durstlose Mädchen, ging die Steine

um Wasser flehen für ein ganzes Volk.

Doch ohne Zeichen blieb der Zweig der Weide,

und sie ermattete am langen Gehn

und dachte endlich nur, daß einer leide,

(ein kranker Knabe, und sie hatten beide

sich einmal abends ahnend angesehn).