Сведения об авторе
Иван Павлович Кулясов ведёт активную исследовательскую деятельность в области экосоциологии с 1998 года. Занимается развитием теории экологической модернизации. Проводит сравнительный анализ экологической деятельности в России и по миру.
Использует качественные социологические методы — биографический метод, метод групповой дискуссии, интервью, анализ материалов, изучение отдельного случая, участвующее наблюдение. Применяет также акционистские методы, предусматривающие экологизацию, стимулирование социально-экологической ответственности, развитие устойчивых сообществ, гражданского общества и межсекторального партнёрства по решению социально-экологических задач.
Участвовал за 17 лет деятельности в области экосоциологии в более 30 индивидуальных и коллективных проектах, в ходе которых был соорганизатором более сотни семинаров и конференций, осуществил десятки экспедиций, в основном, в сельской местности и дикой природе. Сделал более 50 публикаций в научных журналах и сборниках, в том числе известных международных издательствах Oxford Elsevier Ltd и Ashgate.
Большое значение придаёт передаче научно-практических знаний — участвовал в публикации более 10 учебно-методических изданий. Постоянно популяризирует результаты своих научных исследований и активистских проектов в медиапространстве. Консультирует в области экологизации, экологической модернизации, устойчивого развития, управления водосборами, лесной сертификации.
В основном, проживает в сельской местности Вологодской области, где ведёт натуральное хозяйство, сохраняя природу и народную культуру для будущих поколений.
Предисловие
В книге рассматриваются теория и практики экологической модернизации на примере российских промышленных предприятий лесного сектора, а также влияние на этот процесс международных и отечественных экологических общественных организаций. Большое внимание уделено становлению, основным положениям и тенденции развития теории экологической модернизации в современных условиях. Также даны классификация субъектов экологической модернизации и сравнительный анализ опыта экологической модернизации. Книга рассчитана на широкий круг специалистов.
Благодарю своего научного руководителя доктора социологических наук Пахомова Юрия Николаевича, который первый прочёл её рукопись, помог доработать содержание и написал предисловие. Также выражаю благодарность отечественным и зарубежным коллегам, в проектах которых участвовал и смог собрать рабочий материал для этой моей первой монографии.
В настоящем издании сохраняется почти полностью текст, за исключением немногочисленных правок, которые созрели за 12 лет с года издания первого варианта. Изданная авторская книга «Экологическая модернизация» в 2004 году нигде в интернете в формате pdf не публиковалась, а была доступна только в форме doc. Интерес к этой книге коллег, включение её в списки источников студенческих рефератов и диссертационных исследований стимулировал меня на повторное издание.
Основные положения теории экологической модернизации
Введение
В данной главе будут рассмотрены и проанализированы социологические, социально-экономические и социально-экологические теории, а также те теоретические и практические предпосылки, которые послужили основой для возникновения теории экологической модернизации. Необходимо отметить, что теория экологической модернизации является достаточно широкой социологической теорией, которая влияет на развитие многих научных областей, таких как экономика, философия, история, политические науки, география, гидрометеорология, экология, биология и другие. Как и большинство новых социологических теорий, она включает в себя элементы этих наук и выходит в междисциплинарную область.
Проблематика современной теории экологической модернизации достаточно широка. Она охватывает:
— Причины и механизмы экологической модернизации производства и потребления, что сближает теорию экологической модернизации с экологической экономикой и экономической социологией;
— Экологизацию социальных институтов и влияние на этот процесс Экологического движения, формирование экологического дискурса, экологического сознания и новой идентичности, что сближает теорию экологической модернизации с социологией Новых общественных движений, политологией и экосоциологией;
— Философское осмысление мировых процессов и его влияния на экономические и институциональные изменения, что сближает теорию экологической модернизации с философией, социологией и другими гуманитарными науками, а также с различными междисциплинарными теориями.
Также теория экологической модернизации разрабатывает пути выхода из экологического кризиса, что имеет большую значимость, так как в настоящее время в мире сложилась такая социальная система, которая является причиной возникновения и обострения экологических проблем, различных по уровню, масштабам и характеру. Это обуславливает множественность и неоднородность истоков теории экологической модернизации.
Социологические основания
В этой главе теория экологической модернизации рассматривается, в большей степени, с точки зрения её социологического значения. Поэтому отметим, что одной из основ теории экологической модернизации стала энвайронментальная социология (Современная западная социология, 1990: 256—257, 395—396, 411—413), которая сама как самостоятельная дисциплина оформилась только в последние десятилетия, что нашло своё институциональное выражение в создании в 1992 году в рамках Международной социологической ассоциации Исследовательского комитета «Среда и общество». Элементы энвайронментализма были заложены в социологию еще в 19 веке, который нашёл продолжение в 20 веке в социально-экологической теории Р. Парка, Ю. Бэрджеса и других теоретиков Чикагской школы.
В настоящее время в России существует дискуссия о том, как по-русски назвать энвайронментальную социологию (environmental — окружающая среда; sociology — социология, наука о закономерностях становления, функционирования, развития общества). Дело в том, что в англоязычных странах энвайронменталисты и экологи стоят на несколько различающихся социальных и ментальных позициях. Это объясняет тот факт, что в России существует два названия по сути одной научной дисциплины — «социальная экология» и «экологическая социология» (экосоциология). Так как использовал тексты коллег, которые давали перевод «environmental sociology» в зависимости от своих предпочтений, то далее в тексте будут встречаться оба перевода. Не вдаваясь в подробности их отличия, придерживаюсь мнения, что работаю в области экосоциологии, тем более, что такое название прошло утверждение в моей научной организации.
В России экосоциология как наука начала возникать только в начале 1960-х годов и продолжала развиваться в 1970 — 1990-е годы на стыке двух субдисциплин — социологии города и социальной психологии. Тогда изучалось влияние окружающей среды на поведение и сознание (Ахиезер, Коган, Яницкий 1969; Коган, Листенгурт 1975; Яницкий 1975, 1978; Толоконцев, Романенкова 1980; Глазычев 1984; Ахиезер 1990).
Большую роль в развитии экосоциологии сыграли учёные из других научных дисциплин, экологии и биологии, создававших социально-экологические концепции, основанные на богатом эмпирическом материале о воздействии человека на окружающую среду. В начале 1980-х годов успешной попыткой междисциплинарного и практического объединения стала программа «Экополис», в рамках которой группа учёных совместно с администрацией г. Пущино с участием местного населения разработали концепцию «экограда» (Yanitsky 1982; Bozhukova, Kavtaradze 1983; Agavelov, Brudny, Bozhukova, Kavtaradze, Orlova, Yanitsky 1985).
Тогда же в период возникновения экосоциологии в российской науке стал использоваться системный анализа, в частности анализ системы «общество-природа» (Гирусов 1976, 1986; Моисеев 1982; Гончаренко 1986). Были переведены на русский язык большое количество работ зарубежных коллег, введены в научный оборот такие понятия как экосистема, социально-экологический комплекс, качество среды обитания, участие населения в принятии экологически значимых решений (Яницкий 1984), был проведен обзор работ зарубежных экосоциологов (Баньковская 1991; Бачинский 1991). Затем изучением экологических проблем и отношениями в этой области стали заниматься социологи, специализирующиеся по массовым коммуникациям и общественному мнению (Халий 1990).
В начале 1990-х годов на стыке социологии и социальной психологии выделилось направление социологии экологического сознания, которое и в настоящее время плодотворно развивается (Нийт, Хейдметс, Круусвалл 1985; Лауристин, Фирсов 1987; Хейдметс 1988; Докторов, Сафронов 1990; Жибуль 1991; Денисовский, Мозговая 1992; Гусев 1994; Пахомов 1996, 1997а, 1997б, 1999а, 199б, 2002; Мозговая 1999). Участие российских экосоциологов в разработке международных междисциплинарных программ, в частности, программы ЮНЕСКО «Человек и биосфера», позволило сформулировать развёрнутую программу социально-экологических исследований, включив в неё такие проблемы, как экологические ценности и экологически дружественный образ жизни, а также разработку концепций жизнедеятельности социально-территориальных общностей и методов социологической оценки загрязнения, что привело к возникновению социально-экологической экспертизы и социальных основ российской экополитики (Соколов, Яницкий 1982).
Сильный импульс развитию российской экосоциологии дали Чернобыльская катастрофа и участившиеся локальные экологические бедствия (Баранов 1984; Цепилова 1990; Халий 1991), ставшие катализатором усиления активности экологического движения, его бурного развития, что нашло отражение в описаниях и анализе как в экосоциологии (Яницкий 1989, 1991а, 1991б, 1995, 1996; Фомичёв 1992; Шубин 1992; Халий 1992, 1994, 1995; Доусон, Цепилова 1993; Цепилова 1996) и социологии общественных движений (Костюшев 1996; Здравомыслова 1998), так и самих лидеров экологического движения (Ярошенко 1994; Яблоков 1997; Забелин 1998; Борейко 1999). Большое внимание в экосоциологии было уделено также теме экополитики (Яницкий 1994а, 1994б, 1994в, 1998а, 2002а, 2002б; Моисеев 1995а, 1995б). Все это нашло отражение в ряде учебной литературы (Акимова, Хаскин 1994; Пахомов 1997б; Ядов 1998: 496—518, Маркович 1998: 400—403; Волков, Нечипуренко, Самыгин 1999: 386; Радаев 1998: 45) и социологических энциклопедических словарях (Осипов 1998).
Наиболее известными российскими экосоциологами, которые в своих работах касались мировых аспектов теории экологической модернизации и развивали её для российского контекста, являются А. Садовский, О. Яницкий, О. Аксёнова, Н. Наумова (Садовский 1996; Яницкий 1997: 37—48; Аксёнова 1998; Наумова 1999). По теме практик экологической модернизации также вышли работы А. Кулясовой, М. Тысячнюк, Д. Воробьёва, А. Болотовой и автора (Кулясов 2001: 24—98, 2003а, 2003б, 2004; Кулясов, Кулясова 2003: 88—126; Тысячнюк 2003а: 8—25, 2003б: 25—72; Воробьёв, Болотова 2003а: 72—87, 2003б: 126—142; Kuliasova, Kuliasov 2002a: 72—82, 2002b: 85—97; Bolotova, Vorobiov 2002: 97—108; Tysiachniouk, Reisman 2002: 56—72).
Причины развития теоретико-методологических оснований, как в экосоциологии, так и в теории экологической модернизации, связаны с ростом значимости глобальных социально-экологических проблем. Это и многочисленные проявления экологического кризиса, и развитие экологического и других общественных движений, и распространение ценностей экологически дружественного стиля жизни, и структурные социальные изменения.
Энвайронментальные теории
Базовым источником возникновения теории экологической модернизации послужил энвайронментализм как социальное движение за качество среды обитания и теоретическая рефлексия огромного количества авторов из различных областей науки, политики и производства. Теорию экологической модернизации можно рассматривать как ответ на развитие экологического движения на Западе в 70-е годы 20 века. Этот аспект также связан с личной историей основоположника теории экологической модернизации Йозефа Хубера (Huber, 1982). В это время среди экологических общественных (некоммерческих, негосударственных) организаций (экоНГО) преобладали идеи деиндустриализации, противопоставляемые идеям продактивити (productivity — производительность, продуктивность). Они, в основном, призывали к радикальным социальным и экологическим реформам. В 80-е годы эти идеи тоже оставались, но радикальные экологические реформы уже не связывались с крупными социальными изменениями.
Идеи, экологического движения 70-х годов, выражавшиеся в противостоянии капиталистической экономической системе, индустриализации, техносистеме, государственной бюрократии, были вытеснены на периферию экологического движения. В 80-е годы появились первые работы выходцев из экологического движения, в которых отмечалось, что капиталистическое производство и технологии не являются сами по себе экологически опасными, и могут быть предложены такие их изменения, которые принесут пользу окружающей среде. Однако такие позиции критиковались большинством участников экологического движения.
Сам Хубер был выходцем из радикального крыла экологического движения, разочаровавшимся в его действенности. Его идеи поддержки высоких технологий и супериндустриализации, с одной стороны, привели к его изоляции от бывших соратников по экологическому движению, с другой стороны, стали мостом для понимания связи между рыночной динамикой и решением экологических проблем в Германии, а затем и Голландии. Именно в этих двух странах концепция теории экологической модернизации легла в основу государственной экополитики.
Через 15 лет после этого прорыва Хубера идеи теории экологической модернизации во многом уже были приняты экологическим движением, и в настоящее время реализуются на практике, о чем будет сказано подробнее в следующих главах. Также сама теория экологической модернизации в результате научной дискуссии и эмпирических наработок прошла несколько этапов развития, получила как признание, так и отрицание, что позволило разрабатывающим её учёным составить несколько классификаций видов теории экологической модернизации и методологических подходов в теории экологической модернизации. Об этом более подробно будет сказано ниже.
Остановимся подробнее на энвайронментализме, который, в целом, представляет собой, прежде всего, общетеоретическую и мировоззренческую ориентацию, в центре внимания которой стоит взаимодействие социума со средой обитания, проявляющуюся в различных сферах теоретизирования и практик. История развития социально-экологических идей во многом связана с европейскими традициями социал-дарвинизма, географической школы, эволюционизма, натурализма. Адаптация этих идей в американской социологической теории проходила под влиянием Спенсера, Дюркгейма, Зиммеля, Тенниса и других европейских социологов.
Затем возникла достаточно плодотворная и специфическая американская социально-экологическая традиция. Контекстом ее было то обстоятельство, что к середине 19 века запас свободных земель был исчерпан, что означало проявление «пределов роста». Это ограничивало американскую демократию, принимающую природное изобилие в качестве само собой разумеющейся предпосылки социального развития. Но, столкнувшись с пределами экспансии, в условиях особенно обостренных социальных последствий стабилизации естественных границ и наступления экологического кризиса, американское общество было вынуждено понять тесную связь между социальными и природными факторами. Это обусловило переход американского общества от аграрного роста к технологическому росту и урбанизации, и предопределило осмысление необходимости перехода от экстенсивного к интенсивному использованию окружающей среды.
В новых социально-экономических и природных условиях формируются четыре основные социально-реформистские ориентации на взаимодействие общества и природной среды. Наиболее сильная и традиционная ориентация — экономизм, отличаясь оптимизмом, предполагала естественное, стихийное разрешения экологических затруднений и характеризовалась антиреформистскими настроениями, занимая выжидательную позицию. Сторонники этой ориентации рассматривали существующие социальные институты, вполне способными справиться с кризисом без особых реформ.
Природная среда, с этих позиций, существует для частного интереса и индивидуальной инициативы, а удовлетворение интересов каждого есть и удовлетворение общих интересов. Трансцендентальным аргументом им служила идея богоизбранности американского народа, который богом наделен неисчерпаемыми природными богатствами. В качестве же политического аргумента против реформизма выступала неопределенность в отношении того, кто и в чьих интересах будет осуществлять реформу в условиях плюралистической демократии. В это время в кругу реформистов наблюдалась несогласованность представлений, прогнозов и социальных проектов энвайронменталистов, которые хотя и были объединены пониманием необходимости социальных реформ во имя сохранения качества социальной и природной среды, но обнаруживали существенные противоречия в отношении ближайших и конечных целей, средств осуществления, возможных результатов и движущих сил реформ.
Среди основных направлений в энвайронментализме выделяют, как правило, консервационизм, охранительное движение и экологизм. Сторонники консервационизма, Б. Фернау и Дж. Пиншо, вошли в состав администрации Т. Рузвельта в 1900 году и получили возможность осуществления своих проектов в качестве общенациональной программы на федеральном уровне. Они представляли так называемое утилитаристское крыло энвайронментализма. По их представлениям реорганизация социальных институтов должна быть направлена на рациональное и продуктивное природопользование, рассчитанное на длительный период времени и обеспечивающее потребление для как можно большего числа людей. Пиншо в работе «Борьба за консервацию» определил основные принципы консервационизма: обеспечение экономического роста; предотвращение нерациональных издержек в природопользовании и эгалитарное распределение природных благ.
Экономика, контролируемая федеральным правительством и препятствующая непродуктивному краткосрочному использованию ресурсов частным бизнесом, по мнению консервационистов, была призвана вывести общество из хаоса свободного предпринимательства. Попытки примирить противоречия между частным бизнесом и централизованным правительством закончились предложением промежуточного варианта, высказанного Дж. Пауэллом. Он развил идею опосредованного механизма управления природопользованием со стороны правительства через всеобщее законодательство, конкретно применяемое на местах по усмотрению местных, субсидирующих реформу предпринимателей. В целом консервационизм был ориентирован не столько на осуществление значительных социальных реформ, сколько на разработку технологии управления природопользованием.
Охранительное движение, которое можно отнести к биоцентризму, выступало за сохранение дикой природы, которая обладает собственной ценностью независимо от перспектив ее продуктивного использования. Биоцентристы были представлены в общественной организации «Сьерра Клаб» (Мюир, Кэтлин, Лоу, Олмстед, Элиот и др.), их взгляды основывались на романтических представлениях о природе (Эмерсон и Торо). Они вносили социальное в Природу, как в наиболее совершенное и наделенное духовными качествами сущее, воплощающее в себе все живое и разумное. Биоцентристы представляют энвайронментализм как определенный способ бытия и определенный тип поведения, когда охрана и рациональное природопользование могут быть лишь внешними проявлениями более глубоких мотивов и ценностных ориентаций.
Экологисты были близки к академическим кругам и строили научную модель взаимодействия общества и природной среды, основанную на естественнонаучных закономерностях, то есть на экологии. Они включали в экосистемы человеческие сообщества и видели назначение социальной системы в том, что она должна обеспечивать оптимальное функционирование экосистемы и предотвращать ее кризисы и катастрофы. То есть основная роль человечества на этой планете — сохранять динамическое равновесие экосистем. Экологисты, соединяя черты биоцентризма с консервационалистским рационализмом, представляли образец научно-экологического биоцентризма.
Созданное в 1915 году Американское экологическое общество имело целью, прежде всего, изучение закономерностей развития экосистемы в ее широком понимании, включая человеческие сообщества, и распространение этих знаний. Среди представителей экологизма можно назвать Дж. Марша, Э. Иста, Э. Росса, Ф. Клементса и др. Они предложили три основные социально-экологические идеи, сохранившие и до сих пор значение в энвайронменталистском теоретизировании. Идея экосистемного холизма была высказана А. Леопольдом, который считал, что разумно то, что стремится к сохранению целостности, стабильности, совершенства биологического сообщества, а неразумно все то, что стремится к обратному (Леопольд, 1980). Экосистемы эмерджентны, и это свойство увеличивается с включением в нее социальных систем. Непознаваемый до конца витализм экосистемы, ее ситуативность, непредсказуемость взаимодействия социальных и биотических организаций и его результатов приводят к кульминационному состоянию динамического равновесия как наиболее оптимальному результату эволюционного развития, нарушение которого может иметь следствием лишь деградацию экосистемы. Клементс распространял понятие кульминационного состояния и на социальные системы.
Но холизм экологистов не следует приравнивать к трансцендентальности Природы биоцентристов, так как этот холизм имеет критерий разумности. Он относится не к каждому отдельному действию и его результатам и не к каждому отдельному объекту этого действия, а к типу действий, законам природы, их тенденциям и воздействию на вид, популяцию и т. д. Но экологисты не пытаются обойти вопрос о возможностях совмещения экосистемного холизма и индивидуализма — права индивида, сообщества на поступательное, творческое, индивидуальное развитие. Этот вопрос разрешается в концепции Морального сообщества, которое расширяет сферу действия норм морали, и вслед за ними и других социальных институтов, на нечеловеческие элементы всеобъемлющей экосистемы. Возможность соединения нечеловеческого и человеческого основывается на смешении экологистами понятий «симбиоз» и «образец поведения», на предположении, что они функционально равноценны. В результате этика становится экологической, и представляется как сознательное ограничение свободы действия в борьбе за существование. Экологически оправданное социальное поведение представляет собой также создание социальных институтов для ограничения тех людей, которые не ориентированы на такой тип поведения.
Человек воспринимается как создатель качественно новых типов среды и биотических сообществ, поэтому человеческие индивиды наделяются таким правом на индивидуализм, которое нечеловеческие особи получают лишь на уровне вида. Это право основывается на человеческой способности реагировать на изменения среды разумным способом. Этот биотический функционализм, дополненный изменением роли человека в биотическом Моральном сообществе, во многом не способствовал развитию концепции, что экосистемы поглощают социум. Социально-экологические концепции экологистов, не являясь собственно экологическими, определяли природный контекст социального развития.
Эти идеи были восприняты и воспроизведены в классической социально-экологической концепции Чикагской школы социологии в 20-е годы 20 века. Методологической же основой социально-экологических исследований послужили, помимо европейских источников, идеи Чикагской школы философии, сформировавшейся на 20—30 лет раньше. Это прагматизм Дж. Мида, Дж. Тафтса, Дж. Энджедла, Э. Эймса, Э. Мура и инструментализм Дж. Дьюи. Наиболее-последовательным учеником Дьюи среди чикагских социологов считается Ч. Эллвуд, хотя влияние Дьюи очевидно также и на У. Томаса и Р. Парка, соблюдавших требование сочетания эволюционистского натуралистического гуманизма с индивидуализмом и социал-реформистским активизмом. Они исходили из положения об эволюционном становлении социальной, психической, интеллектуальной, моральной природы человека на определенной стадии развития органической жизни в зависимости от характера и результатов ее взаимодействия с окружающей средой.
Дьюи считал, что природа человека соединяет в себе биологические и социальные начала на основе их функционального тождества, биосоциального параллелизма, когда инстинкты и социальное поведение равнозначны по функции удовлетворения, прежде всего, органической потребности. При этом потребность возникает вследствие нарушения оптимального функционирования организма в среде, то ее удовлетворение имеет целью восстановление равновесия во взаимодействии со средой, восстановление оптимума, и предполагает предварительное исследование условий конкретной ситуации, самого взаимодействия, и его последствий для накопления опыта. Путь к разумности действий лежит как через спонтанность, так и через эксперимент. Индивидуальный опыт понимается как целостность, взаимосвязь, изменчивость, уникальность, непрерывность природного и социального, органического и психического, субъективного и объективного.
Осознание этого единства является для Дьюи условием свободы, целесообразности и ответственности, отказа от сверхъестественного начала и реализации всех способностей, заложенных в человеческой природе. В этом заключается основная задача философии как экспериментального метода моральной и политической реформы, направленной на исследование ситуации, конструирование опыта и преобразование человеческой природы.
Классическая концепция социальной экологии Чикагской школы социологии появилась в 20—30-е годы 20 века и связана с именами Р. Парка, Э. Бэрджесса, Р. Маккензи. Их исследования связаны с конкретными проблемами города, что не только обусловило эмпирическую и реформистскую направленность Чикагской школы, но и определило теоретическую ориентацию на эволюционизм и натурализм в исследовании социальных изменений. Основатель Чикагского университета Харпер основной задачей социологических исследований полагал разрешение конкретных социальных проблем. Социально-экономическая концепция, примененная Парком, Бэрджессом и Маккензи к конкретному объекту, основывалась на эволюционистской трактовке социальных изменений и предполагала натуралистическое толкование объекта исследования и движущих сил социального развития, подчиняющихся спонтанным, естественным закономерностям. Парк и Бэрджесс отрицали возможность общей социологической теории прогресса, допуская это понятие лишь в качестве результата обобщения конкретных практических проблем в определенной области знания.
Конфликт и консенсус рассматривались в этой концепции как взаимосвязанные и взаимодополняющие стороны единого эволюционного процесса; таким образом, подчеркивалось естественное происхождение конфликта и закономерность его трансформации в оптимальное состояние консенсуса. Описание процесса социального изменения как движения от конфликта к согласию, обусловленного естественными закономерностями, определило противоречия и дальнейшую судьбу социально-экологической теории, соединившей в себе самые разнообразные ориентации.
Социально-экологической концепция базировалась на том, что общество это сложная система, организм, глубоко биологический феномен, следовательно, оно обладает, помимо социокультурного уровня, биотическим свойством, лежащим в основе всего социального развития и, в конечном счете, определяющим социальную организацию общества. Процесс социальной эволюции от биотического к культурному уровню направляется движущей силой этого процесса — конкуренцией, принимающей различные формы в ходе эволюции и достигающей на культурном уровне оптимума — соревновательной кооперации. Именно конкуренция более всего придает обществу характер организма, формируя его структуру и регулируя последовательность нарушения и восстановления равновесия в развитии социального организма. Процесс социального изменения оказывается разделенным на ряд последовательных фаз, каждая из которых есть результат предшествующих и воплощение определенной формы конкуренции.
Парк выделяет четыре фазы в процессе эволюции от биотического к социальному уровню — экологический, экономический, политический и культурный порядок. И, соответственно этому, существуют четыре формы конкуренции — борьба за выживание на биотическом уровне, конфликт, адаптация и ассимиляция в качестве характерных форм социализации на каждой стадии эволюции. Экологический порядок есть результат пространственного, физического взаимодействия индивидов как социальных атомов; экономический порядок это продукт торговли и обмена; политический порядок предполагает еще более тесные связи и еще большее их разнообразие; культурный порядок характеризуется доминантой традиций. Институты и социальные структуры любого вида могут рассматриваться как результаты коллективного действия. Коммуникация, являясь интегрирующим и социализирующим процессом, делает возможным последовательное и согласованное действие, которое придает обществу социальный характер.
Социальный организм состоит из индивидов, способных к передвижению. Миграция как коллективное поведение обладающих биотической природой индивидов образует экологическую структуру на макроуровне, которая и является предметом исследования социальной экологии. Надстраивающаяся на этом основании иерархия — экономический, политический, социальный и, наконец, культурный порядок изучается соответственно экономикой, социологией и антропологией. На высших уровнях иерархии конкуренция не устраняется, но контролируется обществом.
Соотнесение личной свободы со свободой передвижения как с изначальным, биотическим и основополагающим фактором представляет в концепции Парка нечто вроде культурно-антропологической экологии. Центральным понятием этой экологии выступает свобода, которая является одной из характеристик современного общества. При этом свобода имеет несколько измерений соответственно различным уровням интеграции современного общества. Во-первых, это свобода передвижения; во-вторых, это свобода конкуренции; в-третьих, это свобода политическая; в-четвертых, это свобода совести.
После Чикагской школы социально-экологическая концепция использовалась, в основном, как метод и не получила развития в качестве самостоятельной дисциплины. Попытки переосмысления социально-экологической теории были направлены на социологизацию и преодоление последователями Парка биосоциального дуализма его концепции. Л. Вирт, стремясь избавить классическую концепцию от эклектики, допускавшей равную возможность различного рода интерпретаций городских процессов, сконструировал чисто социологическую теорию городской жизни. Взаимодействие становится основной характеристикой социальных процессов, именно в нем он видит движущую силу развития локального сообщества. Но отход от исходной социально-экологической концепции был уравновешен тем, что источником интенсификации коммуникаций выступает скопление множества людей на ограниченной территории. Пространственный аспект стал доминирующим в характеристике среды, а социальная экология стала восприниматься ее теоретиками как наука о пространственно-временном измерении социума.
Маккензи, определяя основные категории социальной экологии (human ecology), выделял экологическую организацию как пространственную организацию населения и институтов в локальном или более обширном обществе, экологическое доминирование как динамический, функциональный аспект пространственных отношений, экологическую последовательность как временные изменения в экологическом сообществе. Понимание экологического процесса является основой для всех социальных наук, так как социальные и политические институты имеют пространственную основу, появляются и существуют в соответствии с изменяющимися природными условиями.
Социально-экологические методы — зонирование и социальное картографирование использовались для установления и проверки тесноты связи между различными социальными переменными, давая при этом возможность представить широкие обобщающие описания различных социальных связей с множеством переменных, не указывая при этом на какую-либо причинную зависимость между переменными, но давая представление о функциональной зависимости. Эффективное использование экологического метода указывает на наличие высшего уровня, на котором дается общее объяснение для переменных, тесно коррелирующих, но логически не связанных, потому что эти объяснения относятся к макро уровню, к агрегатам, но не индивидам. Разнообразные картины конфигураций и локализаций различных социальных агрегатов, получаемых комбинированием социальных переменных с пространственными ориентирами, стали основным вкладом экологического метода в эмпирическую социологию. Но причинные связи социальных организмов со средой их обитания и жизнеобеспечения остались на втором плане в формально-функциональном пространно-временном варианте социальной экологии.
С середины 30-х годов 20 века абстрактность пространственно-временного функционализма социальной экологии подвергается критике с разных точек зрения. Критика социокультурной школы подчеркивала зависимость поселенческих структур и характера природопользования от культурных детерминант — целей, ценностей, символов, норм и т. п. В социологии города на основе экологического подхода начинается разработка методологии анализа социальной сферы, исходя из выделения трех основных переменных — социального положения, уровня урбанизации и сегрегации для описания подсистемы города с использованием данных переписей. Классификация этих подсистем в соответствии с указанными тремя факторами на основе переписей дает независимые переменные, с помощью которых исследуется зависимая переменная — социальная организация как основной итог эволюции.
Сообщество воспринимается уже как функциональная единица, способная взаимодействовать со средой, в ходе которого складывается ее основная социальная характеристика — социальная организация. Социальный атомизм Парка замещается организационным функционализмом, внимание сосредотачивается более на процессе функционирования социальной организации, нежели на движущих силах и причинах этого процесса или пространственных формах его проявления. А. Хоули определяет сообщество как территориально-локальную систему (экосистему) взаимосвязей между функционально дифференцированными частями. Социальная экология связана с общей проблемой организации, рассматриваемой как атрибут популяции. В центре внимания оказывается функциональная социально-экологическая система, развивающаяся в процессе взаимодействия.
Теория экологического комплекса, разработанная О. Данканом и Л. Шноре, предложила описание этого механизма. В комплексе были выделены четыре компонента — население, или популяция, среда, технология, в расширенной трактовке включающая не только овеществленные средства взаимодействия со средой, но и культуру в целом, и организация. Аналогичную структуру социально-экологического процесса предлагал и Парк, но Данкан и Шноре сосредоточились на функционировании одного, центрального, фактора в комплексе — социальной организации. Социальная экология, имеющая предметом изучения социальную организацию как коллективную адаптацию популяции к среде, была противопоставлена другим подходам к изучению социальной организации — культурологическому и бихевиористскому. Объяснения социальных изменений теориями культуры представляли собой социологические конструкты, где авторы избавились от пространства. Объяснения же бихевиористов считались неприемлемыми на макроуровне. Оппоненты социальной экологии критиковали ее за то, что она избавилась от собственно природной среды, заменив ее социальной средой. Принятие в качестве основной единицы социально-экологического процесса организацию социального агрегата позволило экосоциологам сделать вывод о том, что социальная среда, как основополагающая система воздействий на человеческие популяции, практически заменяет естественную природную среду.
Восстановление качественной специфики природной среды, поставленное во главу угла энвайронментальной социологией, позволило расширить возможности социально-экологического подхода, но не приблизило его к причинному объяснению взаимодействия общества с окружающей средой. Новая энвайронментальная парадигма (NEP), предложившая расширительную трактовку предмета социальной экологии и дополнившая понятие экологического комплекса (экосистемы) в соответствии с этой трактовкой, представляет собой новый этап в развитии социально-экологического теоретизирования, характеризующийся разнообразием междисциплинарных связей энвайронментальной социологии.
Изменение социальной ситуации в начале 70-х годов 20 века является, прежде всего, причиной и источником активизации энвайронментальных идей в социологии. Сущность этого изменения выражается в осознании экологического кризиса. Этим понятием энвайронменталисты объединяют такие явления как загрязнение окружающей среды, дефицит природных ресурсов, перенаселение, последствия урбанизации, голод, исчезновение некоторых видов животных и т. п. Все эти явления признаются если не социальными и социогенными, то социально значимыми, поскольку влияют на развитие общества.
Энвайронментальные социологи отмечали два основных недостатка социологических дисциплинарных традиций — чересчур жесткое определение предмета социологии (дюркгеймианский «социологизм») и веберианская традиция ориентации на индивидуальную оценку ситуации, на единичное действие и значение, которым индивид наделяет это действие, при этом физические и пространственные характеристики ситуации игнорируются. Авторы NEP (New Environmental Paradigm) подразделяют развитие социологической теории на два основных периода. Первый период это все, что имело место до появления NEP. Второй период, это собственно NEP. Это деление обосновывается принадлежностью всех предшествующих теорий к парадигме человеческой исключительности, за которой последовала парадигма человеческой освобожденности, основным недостатком которых является игнорирование взаимозависимости социальных и природных переменных.
В целом, NEP основывается на том, что, помимо генетической наследственности, люди обладают также и культурным наследием, и поэтому они отличны от всех остальных видов животных. Социальные и культурные факторы, включая технологию, являются главными детерминантами человеческой деятельности. Социальная и культурная среда является определяющим контекстом человеческой деятельности, а биофизическая среда, в основном, безотносительна к ней. Поскольку культура обладает свойством кумулятивности, технологический и социальный прогресс может продолжаться бесконечно, и все социальные проблемы, так или иначе, принципиально разрешимы. Пытаясь соединить разнородные теории в некое целое, энвайронменталисты выделяют некоторые общие их характеристики: антропоцентризм, социальный оптимизм, антиэкологизм, преодолеть которые стремилось энвайронментальное (экологическое) движение.
В своей политической деятельности американское энвайронментальное движение ориентировалось на участие в традиционных политических институтах с использованием традиционных политических средств. Если европейские движения были тесно связаны с выступлениями «новых левых» и радикалов, студенческими волнениями и т.п., то энвайронментальное движение в США пришло на смену движениям за гражданские права и пацифистскому движению. Американские энвайронменталисты были не столь подвержены настроениям технофобии, как европейские экологисты. Значительная часть энвайронменталистов США возлагали надежды в решении экологических проблем на совершенствование технологий, что сближало их с позицией Хубера и сторонников теории экологической модернизации.
Институциональные и неоинституциональные теории, постиндустриальные теории
Другим источником теории экологической модернизации являются социально-экономические теории в рамках институционализма, которые развивались еще с конца 19 века, и в 40—60-е годы 20 века переросли в неоинституциональные теории или теории модернизации. Это многоплановые теории, относящиеся как к социологии, так и к экономической теории роста. В этих теориях анализировалось социально-экономическое развитие в целом, выяснись причины динамических изменений в развитии экономики, раскрывались закономерности развития общества. В институциональных теориях применялись такие методы исследования, как анализ конъюнктурных циклов в экономике и рассмотрение длинных волн коллективных действий. С помощью этих методов исследователи данного направления старались дать прогноз развития общества и проследить закономерности экономического роста. Именно эти прогнозные теоретические и практические исследования послужили одной из теоретических основ теории экологической модернизации.
Наиболее известные представители американского институционализма — Б. Веблен, У. Митчелл и Дж. Коммонс заложили основу институционализма, основной чертой которого была попытка выявить и проанализировать связи между экономическими теориями, правом, социологией, политологией. Например, Веблен в своей теории праздного класса дает пример использования методологии холизма, применяемой в институционализме к анализу ролей и привычек. Он рассматривает привычки как один из институтов, задающих рамки поведения индивидов на рынке, в политической сфере, в семье (Веблен, 1984).
В определённом смысле теорию первоначального накопления капитала К. Маркса можно отнести к институцианализму. В этой теории Маркс обращает внимание на то, какую роль оказывают организационные формы на процесс производства и обмена (Маркс, 1983). И. Шумпетер, разрабатывал теорию экономической динамики, изучая, как экономическое развитие воздействует на эволюцию общественных институтов капитализма (Stympeter, 1912, 1939). Н. Кларк и К. Юм разрабатывали эволюционный подход к экономическому росту, развивали идеи Шумпетера относительно технического прогресса как внутренне присущего экономике динамического процесса коэволюции технологических и институциональных экономических сдвигов (Кларк, Юм, 1989). На современном этапе теорию Эволюционной экономики продолжили Р. Нельсон и Дж. Сидней (Нельсон, Сидней, 2000).
Как уже было упомянуто выше, за теориями институционализма последовали теории неоинституционализма, например, разработанные Р. Коузом теория транзакционных издержек и теория прав собственности (Coase, 1960: 1—44). Направление неоинституционализма также разрабатывали Р. Познер, С. Пейович, Дж. Стиглиц, Й. Майкнил в теории оптимального контракта и Дж. Бьюкенен в теории общественного выбора (Бьюкенен, 1997). Близкими к упомянутым теориям являются теории постиндустриализма, в рамках которых и зародилась концепция модернизма и теории модернизации.
Рассмотрим эти теории и сами понятия «постиндустриализм» и «постиндустриальное общество» подробнее, поскольку они не просто послужили одним их источников и предшественниками теории экологической модернизации, но и выделили черты той новой социальной реальности, в условиях которой развивается теория экологической модернизации. Таким образом, эти теории сделали попытку описать основные черты и глубинные процессы, происходящие в современном западном обществе, коренное отличие его современного этапа от предыдущего. При этом развитие теории экологической модернизации можно рассматривать как продукт развития новой социальной реальности.
Термин «постиндустриальное общество» является социологическим и философским понятием, обозначающим современный этап развития ряда стран как переход от индустриального к послеиндустриальному типу общества. (Современная западная философия, 1998: 323) По определению современного философского словаря постиндустриальное общество является «социальной формой, вырабатывающейся и определяющейся в процессе эволюции и преобразования общества индустриального; соответствует характеру и уровню развития многих стран Западной Европы и Северной Америки в конце 20 столетия».
Его определения даются по принципу сопоставления с индустриальным обществом или в противопоставлениях последнему. Например, «постиндустриальное общество в отличие от общества индустриального, более не рассматривает природу как склад сырья для экстенсивно развивающейся экономики». Соответственно этому, производство такого общества ориентировано не на объемы, а на качество продукции, на разнообразие рынка, на потребителя. Интенсификация производства фокусирует внимание на качестве деятельности людей, следовательно, и на личности работника. Проблема квалификации, образованности, компетентности людей, занятых в производстве, становится условием его продуктивности и экономичности. Стоимость и ценность человеческой деятельности и ее продуктов определяется тем качеством усилий, способностей, информации, что в ней воплощены.
В культуре постиндустриального общества большое значение приобретает тема преодоления стандартов. Она оказывается важной как в плане непосредственно экономическом, так и в плане стимулирования творческой деятельности людей, развертывания межкультурных контактов, диалоговых форм социальных, политических, технологических взаимодействий между различными социальными группами. Особое значение эта тема имеет в аспекте отношений общества и природы — вырабатывается стратегия взаимодействия с природой, исходящая не из одномерного представления о вечных законах природы, а из представления о совокупности разнообразных и самобытных природных систем (Современный философский словарь, 1998: 667).
Реальные предпосылки для создания теорий постиндустриального общества возникли вскоре после второй мировой войны, в середине 20 века. Вопреки ожидавшимся в то время тенденциям роста и занятости в обрабатывающей промышленности, в экономически развитых капиталистических странах стал происходить стремительный рост занятости не в первичном — добывающем, и не во вторичном — перерабатывающем секторе экономики, а в третичном — секторе услуг, то есть в торговле, рекламе, сфере досуга, здравоохранении, образовании и т. д. Быстро рос уровень образования населения. Представление о том, что промышленность сохранит ведущую роль в обществе по количеству занятых, а рабочий класс станет преобладающим по своей численности, не только не подтвердилось, а, напротив, отвергалось всем ходом экономического развития.
Практически на протяжении всего 20 века, а особенно, начиная с 60—70-х годов, многие авторы социальных теорий и учёные стремились акцентировать различие между современным состоянием общества и его приходящей новой формой. Наиболее последовательно этот взгляд проводился представителями теории постиндустриального общества. Понятно, что теории постиндустриального или постэкономического общества развивались на Западе, поскольку до недавнего времени российская философско-социальная мысль могла развиваться публично только в рамках марксистско-ленинского направления, поэтому и становление новой социальной реальности рассматривалось в ее рамках. Проводилась критика западных теорий постиндустриализма с марксистских позиций, соответственно рассматривались и перспективы развития социалистического общества.
Вместе с тем, в последние годы в России появились работы, рассматривающие постиндустриальные теории уже с других позиций. В современной российской дискуссии о постиндустриальном обществе участвовали такие авторы как Э. Араб-Оглы, Ю. Яковец, П. Пильцер, Е. Самарская, А. Бузгалин (Араб-Оглы, 1986, 2000: 60—70; Яковец, 1997; Самарская, 1998; Пильцер, 1999; Бузгалин, 2000: 29—32). В настоящее время крупнейшим специалистом в этом вопросе является В. Иноземцев, который анализирует становление нового постэкономического общества, синтезируя из марксистской теории и современных теорий постиндустриализма новое структурное видение состояния социума, основываясь на основных принципах марксистской методологии исследования исторического процесса и терминологической системе постиндустриальных теорий (Иноземцев, 1997а, 1997б, 1997в, 1999, 2000, 2001, 2002).
Идея постиндустриального общества, сформулированная в начале 20 века А. Пенти, была введена в научный оборот после второй мировой войны Д. Рисмером и получила широкое признание в начале 70-х годов благодаря работам Р. Арона и Д. Белла. Согласно Беллу, индустриальное общество отличается от доиндустриального и постиндустриального по доминирующему типу ресурсов и методу их использования, а также по характеру отношения человека к окружающему его миру и другим людям (Белл, 1973).
Существуют теории постиндустриального капитализма, постиндустриального социализма, экологического постиндустриализма и конвенционального постиндустриализма. В целом, в основе этих теорий лежит оценка новой социальной реальности как резко отличающейся от общества, существовавшего на протяжении последних столетий. Основными чертами нового общества являются снижение роли материального производства, развитие сектора услуг и информации, изменение характера человеческой деятельности, новые типы вовлекаемых ресурсов, модификация социальной структуры.
Теории постиндустриализма представлены множеством однотипных теорий общественного развития. В них абсолютизируется роль научного эмпирического знания и точных наук, в отличие от знания, ориентированного на умозрительное знание по образу идеалистической философии. К этому направлению относятся такие авторы, как У. Ростоу, разработавший концепцию стадий индустриального общества, и Дж. Гелбрейт с его теорией нового индустриального общества.
Гелбрейт считал, что все экономические теории порочны уже только потому, что они оторваны от политики, социальных институтов, культуры. Он пытался объединить экономическую теорию и социологию, и создать более объемную социально-философскую теорию, называя ее «общей теорией экономической системы» (Гелбрейт, 1957, 1967). Перечислим авторов других теорий со сходным названием. Это Р. Арон с теорией зрелого индустриального общества, О. Тоффлер с теорией сверхиндустриального общества (общества третьей волны), З. Бжезинский с теорией технотронного общества, Р. Дарендорф с теорией посткапиталистического общества, Г. Маркузе с теорией продвинутого индустриального общества.
Все постиндустриальные теории придерживаются сходной периодизации общественного развития, согласно которой развитые страны, благодаря научно-технической революции, приближаются к новой стадии. Ее название и есть название теории. Все теории отражают те или иные черты новой социальной реальности и отличаются по выделению роли и значимости для характеристики современных процессов тех или иных факторов. Разработка и пик популярности этих теорий приходится на 70—80-е годы 20 века. Концепции постиндустриального общества и постэкономического общества отражают на теоретическом уровне противоположность нового общества его прежним формам, а также позволяют противопоставить новую эпоху не всей истории человеческого общества, а лишь его отдельной стадии, отмечая существование трех стадий общества — доиндустриального, индустриального и последующего за ним постиндустриально общества.
Теоретики другого подхода ставят в центр внимания новые процессы, происходящий в обществе и воздействующий на все его характеристики, но не выделяют исторические стадии социального процесса. К теориям, отражающим этот подход, относятся теории информационного общества. Они называют информационным обществом такое общество, которое формируется в современной постиндустриальной фазе исторического развития цивилизации и характеризуется всесторонней информатизацией. Понятие «информационное общество» отражает, прежде всего, воздействие «информационного взрыва» и научно-технической революции на управленческую сторону интенсивно развивающейся социально-экономической сферы.
Возникновение понятия «информационное общество» тесно связано с развитием информатики и кибернетики. Эта тема рассмотрена в работах Н. Винера, который разработал информационную теорию управления и информационную теорию стоимости. В информационном обществе экономические формы капитала как самовозрастающей стоимости по-новому раскрываются информационной теорией стоимости. Стоимость человеческой деятельности и продуктов определяется уже не только и не столько затратами труда, сколько воплощенной информацией, становящейся источником добавочной стоимости. В информационном обществе происходит переосмысление информации и ее роли как количественной характеристики для качественного анализа социально-экономического развития.
Информационная теория стоимости характеризуется не только объемом информации, воплощенной в результатах производственной деятельности, но и уровнем развития производства информации как основы развития информационного общества. Социально-экономические структуры информационного общества вырабатываются на основе науки как непосредственной производительной силы информационного общества. Таким образом, экономические формы капитала так же, как и тесно связанный с ними политический капитал, который играл очень важную роль и ранее, все больше зависят от неэкономических форм. Прежде всего, это касается интеллектуального и культурного капитала (Современный философский словарь, 1998: 386—387).
Власть инфократии, то есть людей, владеющих информацией, как стратегическим ресурсом, возрастает с развитием средств массовой информации, манипулирующих массами, общественным мнением, а также с развитием аудиовизуальной техники, глобальных компьютерных сетей, аккумулирующих информацию, доступ к которой характеризует возможности ее использования в сложной структуре власти. Социальными характеристиками информационного общества являются информированность различных социальных групп, доступность информации, эффективность работы служб массовой информации и их возможности обратной связи, уровень образования, интеллектуальные возможности общества, прежде всего в информационном производстве (Социально-философский словарь, 1997: 11).
Термин «информационное общество» был введен в начале 60-х годов Ф. Махлупом и Т. Умесао. Этот термин положил начало теориям, развитым такими авторами как М. Порат, Й. Масуда, Т. Стоуньер, Р. Катц. В этих теориях прогресс человечества рассматривается через прогресс знания. В этом смысле предшественником этой теории можно считать З. Бжезинского с концепцией технотронного общества. Сейчас на первый план выдвигается теория информационного общества К. Кояма. Часто эти теории называют технократизмом и техноутопиями (Белл, 1999).
Значительный вклад в развитие теории постиндустриального общества внес Э. Тоффлер, который утверждал, что новое общество (общество третьей волны) не только реально, но и будет более упорядоченным, демократичным, безопасным. Его устойчивость будет базироваться на таких принципах, как диверсификация, демассификация, деконцентрация, децентрализация, сегментация, разнообразие. Разнообразие множеств всегда устойчивее единичности, однообразия. Процессы самоорганизации будут преобладать над процессами управления.
Цивилизация общества третьей волны должна дать простор громадному разнообразию источников энергии. Ее техническая база будет более диверсифицированной, включающей в себя достижения биологии, генетики, электроники. Главным видом сырья, главным ресурсом нового общества будут знания, информация. Они-то и обеспечат разнообразие во всем.
Вместо общества, синхронизированного в режиме конвейера, общество третьей волны придет к гибким ритмам и графикам. Вместо присущей обществу массового производства и массового потребления, крайней стандартизации поведения, идей, языка и жизненных стилей общество третьей волны будет построено на основе сегментации и разнообразия. Общество третьей волны будет ценить оптимальные размеры и масштабы. Новое общество будет жить по принципу «производство для использования, а не для рынка» или «сделай для себя, а не для рынка». Для него будет характерно явление просьюмеризма — совмещение производства и потребления (Тоффлер, 1984: 32—39).
Экологическая проблематика появляется в постиндустриальной теории американского ученого У. Хармена и его группы. В их анализе проявились идеи экологических алармистов. Центр Хармена указал на возникновение колоссального спектра макропроблем. Одной из важнейших проблем Хармен назвал проблему экосистемы — перенаселение, истощение ресурсов, загрязнение. В число макропроблем вошли безработица, борьба внутри стран и между странами за обладание ресурсами и возникновение опасной для человека техники и оружия массового уничтожения, возможность злоупотребления генетической инженерией.
Центр Хармена делает вывод, что ожидается переход от индустриального к постиндустриальному обществу, при этом мнение, что технологическое или правительственное вмешательство будет способно смягчить мировые макропроблемы, более не заслуживают доверия. Переход этот, если ему суждено состояться, будет зависеть от базисных изменений существующей промышленной системы.
Хармен также делает вывод, что вся социально-экономическая система должна кардинально измениться. Он рисует яркий образ нового трансиндустриального общества с трансцендентальной этикой, отличительными признаками которого являются умение человека взаимодействовать с физическим окружением, акцент на развитие человека, согласование действий человека с возможностями его мышления и духа, ориентация на обучение в течение всей жизни, использование природосберегающей техники, согласованной с новой скудостью ресурсов планеты Земля. Действия людей начинают определяться «планетарным экологическим принуждением». Трансиндустриальное общество — это бережливое общество, оно отрицает старую этику потребления и расточительства, предлагая взамен новую экологическую этику и новый образ человека (Кравченко, 1982: 143—146, 1992).
Все перечисленные теории придавали решающее значение развитию техники и технологии, во многом благодаря этому можно напрямую рассматривать их в качестве источника теории экологической модернизации. Первоначальное понимание теории экологической модернизации как раз и основывалось на понимании исключительной роли техники и технологии в развитии экономики, которое виделось ключом к решению экологических проблем общества. Также постиндустриальные теории и теория экологической модернизации, особенно ранние ее варианты, сближает их оптимизм в понимании перспективы развития общества. Кроме того, все постиндустриальные теории содержат в себе четкий мотив преодоления техники в ее современном варианте, в них звучит новое отношение к природе, хотя и не все они включают в себя экологическую проблематику.
Это и сближает их с теорией экологической модернизации, и отличает от неё. Например, Белл отмечает, что в доиндустриальном обществе жизнь была игрой между человеком и природой, в которой люди взаимодействовали с естественной природой — землей, водой, лесами, работая малыми группами и завися от нее. В индустриальном обществе работа это игра между человеком и искусственной средой, где люди взаимодействуют с машинами, производящими товары. В постиндустриальном обществе работа становится, прежде всего, игрой человека с человеком (Белл, 1984).
Таким образом, Белл выступает за преодоление техники, но его постиндустриальная культура лишена природы, это социальная культура. Тоффлер же мечтает о том, что люди общества третьей волны будут проповедовать иные воззрения на природу, прогресс, эволюцию, время, пространство, материю и причинность. Их мысль будет в меньшей мере основываться на механистических аналогиях, а больше определяться такими понятиями, как процесс, обратная связь, равновесие (Белл, 2002).
Можно сделать вывод, что почти все постиндустриальные теории опираются на принцип технологического детерминизма, считая его определяющей, движущей силой общественного развития. Кроме того, постиндустриальные теории достаточно оптимистичны, хотя в них и отмечается нарастание некоторых общечеловеческих проблем, например, экологических.
Модернистские теории
Ещё одним источником теории экологической модернизации является систематическая рефлексия зарубежных социологов по поводу теоретических оснований собственной дисциплины. Можно считать, что идеи теории экологической модернизации развивались в противовес социокультурному и политико-институциональному опыту стран Западной Европы. Наиболее важные теории такого рода это теория позднего модерна Э. Гидденса и теории рефлексивной модернизации и общества риска У. Бека. Эти теории возникли немногим ранее теории экологической модернизации и являются как одним из ее теоретических оснований, так и динамично развивающимися параллельными теориями, рассматривающими механизмы и перспективы развития общества. При этом экологический фактор показан в них, как играющий в настоящее время определяющую роль в общественном развитии. Оба автора рассматривают взаимодействие природы и общества, в первую очередь, как продуцирующее постоянные риски.
Остановимся вначале подробнее на взглядах Гидденса. Он также как и другие учёные, создавшие теории постиндустриализма, рассмотрел трансформацию современного общества, определил его отличительные черты, выделил и дал свое название современной эпохе. Он полемизировал с теми, кто считал, что современное общество это постмодернисткое или другое «пост» общество. Гидденс считал современную эпоху радикализированным или универсализированным модерном, за которым может последовать постмодерн, но это будет нечто отличное от того, как его представляли учёные до Гидденса. Он выделяет три основные черты, определяющие характер современного общества, в отличие от традиционного или досовременного общества.
Первая черта, это во много раз возросшая скорость изменения социальных процессов, особенно — скорость изменения технологии. Вторая черта, это втягивание социально и информационно различных районов мира во взаимодействие друг с другом, что в конечном итоге выразилось в процессе глобализации. Третья черта, это изменение внутренней природы современных институтов. Теория экологической модернизации укрепила понимание рассмотренных выше черт, как основных для современного общества и проанализировала их значение на основе экологической проблематики. Более того, согласно теории экологической модернизации изменение технологии и техники вызывает уже не только ускорение социальных процессов, но и экологических. Глобализация способствует распространению экологической модернизации. Внутренняя природа современных институтов изменяется, в том числе, в сторону их экологизации.
Гидденс выделил три источника динамизма модерна. В досовременных обществах время и место были жестоко увязаны, поскольку пространственные параметры социальной жизни для большинства людей являлись доминирующими, социальная жизнь осуществлялась как жизнь локального сообщества. В период модерна пространство и время разрываются, пространство становится относительным понятием, не связанным с местом или регионом, а связанным с социальным влиянием или социальными отношениями. Это является первым источником динамизма модерна.
Второй источник динамизма модерна, это «высвобождение» социальной деятельности из локализированных контекстов, создание символических знаковых систем (например, деньги), и установление экспертных систем (например, системы технического исполнения или профессиональной экспертизы, организующие материальное социальное окружение человека). Господство этих систем основывается на доверии, которым в эпоху модерна, в отличие от досовременных обществ, облекаются не индивиды, а абстрактные возможности и безличные системы. Условия модерна определяются такими парными явлениями как доверие — риск, безопасность — опасность.
Третьим источником динамизма модерна является рефлексивное усвоение знания. Производство систематического знания относительно социальной жизни становится интегральной частью системы воспроизводства. Рассмотренная подробно у Гидденса рефлексия, присущая радикализированному модерну, является основой для понимания процесса экологической модернизации как результата взаимодействия различных акторов или социальных агентов.
Кроме того, характеризуя современную эпоху, Гидденс рассматривает капитализм и индустриализм как два различных «организационных сочленения» или институциональных измерения модерна. При этом капитализм рассматривается как система производственных отношений, а индустриализм характеризуется использованием неживых источников материальной энергии в производстве благ, центральной ролью машинных технологий в производственном процессе.
Большое внимание в своих работах Гидденс уделял анализу таких категорий как доверие и риск. Он считает, что природа современных институтов глубоко связана с механизмами доверия к абстрактным системам, особенно к экспертным системам. Категория риска является обратной стороной доверия. В условиях радикализированного модерна экспертное знание обеспечивает расчет пользы и риска, а также создает сами обстоятельства как результат постоянного рефлексивного осуществления самого этого знания. Доверие к системам принимает форму безличных обстоятельств, которые у обычного человека поддерживаются знанием, в котором сам такой человек не разбирается.
Развитие науки и техники не только повышает уровень социального и природного риска, но и ограничивает возможности его прогнозирования и однозначной оценки. С одной стороны, постоянное вторжение научного знания в социальные и природные процессы, которые это знание описывает и превращает действительность в набор противоречий, а социальное бытие личности — в ситуацию постоянного выбора. Варианты будущего интерпретируются в рефлексивных терминах настоящего и становятся все менее предсказуемыми в своих последствиях. С другой стороны, само экспертное знание приобрело специализированный и фрагментарный характер, таким образом, глобальные по своему влиянию абстрактные системы становятся доступны во всей своей полноте все меньшему количеству экспертов, которые не могут координировать и сопоставлять свои оценки и рекомендации.
Рассмотрев общество постмодерна, к которому движется современное общество радикализированного модерна, Гидденс дал ему следующие социальные характеристики: наличие постдефицитной экономики с координированным глобальным порядком, создание системы планетарной экологической службы и социализированной экономической организации, политическое участие множества непрофессионалов в управлении обществом через участие в общественных движениях, демилитаризация мира и гуманизация технологии. Вместе с тем, это общество останется обществом высокого риска, так как глобальная взаимозависимость в социальных системах усилится (Beck, Giddens, Lash, 1994).
Риски радикализированного модерна и постмодерна обладают рядом особенностей. С одной стороны научно-технический прогресс, то есть повсеместное распространение абстрактных систем снижают долю традиционных рисков — эпидемий, стихийных бедствий и т. д. С другой стороны, становление модерна сопровождается растущей институционализацией экономических и социальных рисков, глобальных по своим масштабам. Атрибутом позднего модерна становится постоянный рефлексивный мониторинг риска, выражающийся в расчетах вероятности выживания в конструируемых тех или иных обстоятельствах. Так как знание становится крайне динамичным, экспертные системы становятся крайне нестабильными, поэтому их реализация сама по себе становится элементом риска. Кроме того, происходит постоянное обновление ситуаций риска с глобальными экологическими и социальными последствиями, которые с трудом поддаются прогнозированию (Гидденс, 1999).
К взглядам Гидденса на место риска в современном обществе близки взгляды Бека, который особое внимание уделял экологическим рискам. Оба эти исследователя подчеркивали, что природа перестает быть естественной рамкой для социальных систем, то есть больше не может рассматриваться как «окружающая среда», превращаясь в «сотворенную среду» обитания и жизнедеятельности человека. Современная эпоха приходит к «концу природы» в смысле, что она утрачивает свойство внешности по отношению к человеку и социуму, а все больше превращается в систему, структурированную человеком и подчиненную в своем развитии требованиям социальной организации и социального знания. Таким образом, по Гидденсу и Беку, в контексте позднего модерна разделение на естественную и социальную среды теряет смысл.
С индустриально форсированным разрушением экологических и природных основ жизни освобождается не знающая аналогов в истории неизученная общественная и политическая динамика, которая, последовательно развиваясь, побуждает к переосмыслению отношений между природой и обществом. Природа и общество больше не противопоставляются, это значит, что природа уже не может быть понята без общества, а общество без природы. Бек писал, что незамеченным побочным эффектом обобществления природы стало обобществление разрушенной природы. Нанесения природе ущерба, нарушение естественных условий жизни оборачивается глобальными медицинскими, социальными и экономическими угрозами для человека — с совершенно новыми требованиями к социальным и политическим институтам мирового сообщества. Именно это превращение цивилизационных угроз природе в угрозы социальной, экономической и политической системе является вызовом настоящему и будущему, который оправдывает понятие «общества риска».
Понятие индустриального общества риска исходит из природы, интегрированной в цивилизацию, при этом следует постоянно иметь в виду, что она изменяется от нанесения ей ущерба отдельными общественными системами. Общество со всеми его системами: экономической, политической, семейной, культурной нельзя воспринимать автономным от природы. Экологические проблемы становятся не проблемами окружающей среды, а в своем генезисе и последствиях это целиком общественные проблемы. Индустриально преображенная природа цивилизованного мира должна восприниматься не как окружающая среда, а как внутренняя среда, относительно которой человеческие возможности дистанцирования и разграничения являются не состоятельными. На исходе 20 века становится ясно, что природа — это общество, а общество это и природа тоже. Кто воспринимает сегодня природу вне общества, тот пользуется категориями другого столетия, которые на нашу действительность уже не распространяются (Бек, 2000).
В связи с этим Бек выдвигает весьма интересное положение о том, что изменяется роль естественных наук, которые становятся предметом политики, изучение природы приобретает политический характер, способствуют укреплению или ослаблению здоровья, экономических интересов, имущественных прав, компетенций и властных полномочий. В конечном итоге, с ростом количества рисков и опасности в обществе теряется представление о ее масштабах. Поэтому взгляд Бека в будущее достаточно пессимистичен. Если спроецировать его взгляды на теорию экологической модернизации, то можно сказать, что он не считает экологическую модернизацию техники и технологий возможным решением проблем рисков, наоборот, каждое развитие техники и технологии несет с собой новые риски. Единственное, что может дать экологическая модернизация, происходящая в виде технической модернизации, это преимущество доступности богатых людей или стран к локальным средствам уменьшения определенных рисков.
С присущей модерну способностью к самокритике, Гидденс ставил вопрос об онтологической безопасности в условиях созданного индустриализмом потенциала уничтожения. Рассматривая взгляды Гидденса в контексте теорий постиндустриального общества, динамики и движущих сил этого общества, Бек считал, что теория Гидденса развивает идею рефлексивной, самотрансформирующейся модернизации. Разделяющий ее С. Лаш отмечал, что источником модернизации служит осмысление современной социальной реальности, а не сами по себе изменения в социальной структуре, политике и гражданском обществе, на которые обращали внимание авторы постиндустриальных теорий (Lash, 1999). Бек критиковал это положение и считал, что таким образом происходит недооценка опасностей рисков. Общество изменяет свою форму и движется в направлении рефлексивной модернизации (Beck, 1987).
Рассмотрим некоторые другие положения Бека о риске. Большое внимание он уделял анализу глобализации рисков и последствиям этого процесса. Он отмечал, что «модернизационным рискам свойственна имманентная тенденция к глобализации», которая создает в обществе экологический фатализм. Бек доказывал, что риски приносят обществу уравнительный в социальном плане эффект — все люди, попавшие в зону воздействия риска, подвергаются его воздействию, независимо от классовой или социальной принадлежности. Вместе с тем, внутри зоны риска социальное неравенство сохраняется, и там классовые ситуации и ситуации риска накладываются друг на друга. Зачастую люди из более богатых и информированных социальных слоев могут снизить негативный эффект от рисков путем дополнительных вложений. Кроме того, им легче покинуть конкретную зону риска или избежать попадания в нее. То же можно сказать и про богатые и бедные страны, где создается новое международное неравенство (Beck, 1998). Как раз в этом смысле теория экологической модернизации рассматривает экологическую модернизацию на национальном, региональном и локальном уровне.
Распространяясь, риски несут в себе «эффект бумеранга», то есть они возвращаются и воздействуют не только на те страны, которые непосредственно произвели риски, но и на развитые страны вследствие трансграничных эффектов экологического загрязнения. Таким образом, Бек доказывал, что ни совершенствование техники и технологии, ни изменение социальных институтов в развитых обществах не могут предотвратить воздействия рисков, которые могут быть продуцированы в других странах (Beck, 1996). Бек считал, что конфликты, связанные с модернизационными рисками, возникают по причинам системного характера, которые совпадают с движущей силой прогресса и прибыли. Он утверждал, что риски имманентно присущи современной цивилизации (Beck, 1997). Это положение можно рассматривать как контраргумент к оптимизму теории экологической модернизации, которая видит в экологической модернизации возможность решения социально-экономических и экологических проблем.
Теорию общества рисков и теорию рефлексивной модернизации применительно к условиям России развивал О. Яницкий. Он выделил феномен, названный им «парадоксом модернизации». Соглашаясь с Беком в отношении имманентности рисков современному обществу позднего или высокого модерна, он подчеркивал, что общество с запаздывающей модернизацией или демодернизацией, которым является Россия и другие страны с переходной экономикой, производит еще больше рисков. Он считал, что для общества, вступившего на путь модернизации по западному образцу, не только продвижение вперед к фазе высокой модернизации, но и отход назад, демодернизация, а также задержка этого процесса чреваты интенсификацией производства рисков. Яницкий считал, что это фундаментальная закономерность развития техногенной цивилизации. В этом контексте модернизация вообще или экологическая модернизация в частности, служит лишь созданию технических и социальных систем, снижающих или локализующих риски, порождаемые и распространяемые общественным производством.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.