16+
Эйвели

Бесплатный фрагмент - Эйвели

Часть вторая

Электронная книга - 172 ₽

Объем: 1038 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Звенье сто семнадцатое. Одуин Маленький воин и Ильшиини

Искусство подобно верному другу и наставнику. Оно не предаст, оно не обманет. В час нужды и беды — оно протянет свою верную руку Надежды. Но если Надежды нет — берегись! — тебя обманули, и это — не искусство! (1)

(1) L. I. I. V. E. 195:3


Был рождён Одуин от Эктина Беспечального, сына многоулыбчивого Луаны, сына Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от прекрасной Телени, жены Эктина, вместе с братом своим Дисэ, по исходу эулиен, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена. Не был Одуин похож на беспокойного брата своего Дисэ ни нравом, ни лицом, и был рассудителен и тих, хоть и верным львёнком стал праотца своего. Дружен был Одуин с близнецом своим и высоко почитал сестёр своих, но всё же предпочитал уединение и книги, прогулки в саду и беседы с Ирдем, старшей из дочерей всесветлейшего Аларимвети, и прекрасной Исенер. Много беседовал Одуин с Путешественником и самим Финиаром, и высоко ценили они беседы с ним. Искусству было отдано сердце Одуина, и верным служителем и защитником его вскоре сделался эу. Жалели в роду Щита о том, что не их Одуин, но восхищались им и Маленьким воином — Амахéлаи [Amahélai] — называли его.


От Ирдем и наставников своих многим искусствам обучился Одуин. Был он и певцом, и музыкантом, и прекрасным рассказчиком, и танцором, и словом владел, как мечом, и улыбкой, как копьём, но — благословенны руки Одуина, ибо дан был дар им запечатлевать то прекрасное в подзаконном мире, что видел эу, и Свет, сосредоточенный и положенный всему живому, передавать изображению его. На песке, на воде, на бумаге, на листьях — на всём писал Одуин, он же вдыхал Надежду и Свет во всё, чего касался, живописуя. И золотился песок, и искрила бликами вода, и белела и укреплялась бумага, и наливались соком и цветом листья — ибо таков был дар Маленького воина. Не писал и не являл Одуин взгляду смотрящему то, что есть, но всегда пытался исправить всё уродливое, уязвлённое нелюбовью, незаботой и обидой, а также раскрыть пропущенный по невнимательности и несосредоточению сердечного взора Свет, разлитый вокруг столь щедро и милостиво, что диву давались даже сами эулиен! И вскоре приходили к нему надеющиеся Светлого Дома и отдалённых мест, а иные и вовсе возвращались со служения своего просить картин его, ибо что бы ни написал Одуин — то была Надежда совершенная, мир, исполненный Любви Господней и Света. — Дыхание и взор Ийдена в твореньях его, — говорил Финиар. Так учил Одуин находить Свет там, где прежде непривычно было взору искать его: в верных мелочах, пропущенных утомлённым взором сердца, в тени печалей и бед, в самом блистании, от которого слепнут даже эулиен. Мир сотворённый назвал Одуин наставником своим и верно служил ему, исправляя Любовью и Надеждой то, что ещё можно было исправить, и открывая глаза на совершенную красоту всем, кто не был слеп. Отправившись же на служение, прозревал Одуин и слепцов искусством своим и заставлял воинов и бессердечных плакать, ибо касался самого сердца их и взывал к их подлинному Свету. Тогда же учил Одуин много и многих, и наставлял их в искусстве, и много рассказывал о нём; и люди шли за ним, и всегда был Маленький воин окружён учениками и теми, что следовали за ним во всякий день, уверовав в речи его и очарованные улыбкой его, её же не было светлее и лучистее. Так вскоре нажил себе Одуин и немало врагов из числа людей, что следовали учению Неоглашаемого и служили ему, и паче всех самого Неоглашаемого обратил эу против себя словом и искусством своим, ибо всё хотел подчинить себе Изосар и всё желал управить по-своему, и потому учение его, что распространял он в людях, прижилось так крепко, что было не только о ненависти к эулиен, но и об искусстве также, и о науке, и о политике, ибо всё оно полагалось лишь инструментом для обретения власти и возвышению человека над прочим миром. Так учил Неоглашаемый: Всякое искусство наиболее полно должно отражать то, что есть, и так, как оно есть, без прикрас и всякого обхождения. Лишь только полностью запечатлев правду, мы, через созерцание её, получаем над ней власть. Ибо искусство — молот власти человека и служить должно ему. Не должно искусству украшать и отводить взор от постыдного или уродливого, но отображать и их, подводить под власть человека! Пусть научается всякий и в самом пороке находить наслаждение и тем утешается от того малого, что дано ему, и так отвоёвывает себе большее, что ему не положено! О, прости же меня, о Господин Садов, что повторяю я, не боясь гнева Твоего, слова этого несчастного человека, и смилуйся надо мной! Oh eynáril` a íne, oh Evhéme evméenē, ke áit hi, ni issírteman vo úratol Tóe, íl`men háol ankhármiol nórē, im ímantil` íne!


И был день, и послал Неоглашаемый убить Одуина, и пошли люди его искать эу, и нашли, и окружили его. Тогда же, по несопротивлению его, взяли его и привели в стан свой. Там подвесили эу вниз головой над кипящей водой и насмехались над ним жестоко, вопрошая, что теперь скажет он. Одуин же сказал: — Il` híol — ízret híol! I híol — Il` híol! (2) И тогда опустили его в кипящую воду и снова подняли над ней, и сделали так несколько раз, пока не лопнул глаз эу и не смолк крик его. Когда же решили люди, что умер эу, обрезали они путы его и бросили на дороге.

(2) такова одна из кратких последних молитв эулиен, что читают они перед смертью или в великой опасности.

Долго блуждал Одуин в тени перед порогом, но отвратила Смерть своё лицо от него, и Господь уберёг эу, а потому вскоре вернулось дыхание жизни в обожжённую грудь его, и поднялся Маленький воин, и был жив. Но ушла прежняя красота и сила Одуина, ибо был он обварен весь и говорить не мог, разве что страшным хрипом, и дышать мог лишь как хрипящий зверь. И устыдился эу уродства своего и стал прятать его под тканями, и весь покрыл себя ими так, что виден остался лишь один глаз его. Тогда же сделался Одуин молчалив, ибо не желал пугать людей голосом своим и расстраивать, а потому перестал разговаривать вовсе и изъяснялся жестами, когда могли понять его. Себя же, казня за убогость, что пугала смертных, вверг эу в жестокую аскезу и лишь в тёмное время выходил из укрытий своих, чтобы попить воды и собрать себе ягод и мёда. Так сделался прежде сильный и прекрасный эу тенью себя самого и трудился тихо и скромно, пока был в тени, и соследовал тайно. Когда же не видел никто — писал на воде, песке, земле и листьях и жил тем. Тогда же решил Одуин не возвращаться в обитель свою к отцу и матери, дабы не огорчать их и не смущать эулиен уродством своим. И так много лет провёл Маленький воин в аскезе и скитаниях, верный искусству и людям, но скрывающийся ото всех.


Я каждый день прошу —

Будь милостив, Господь,

Ко грешникам, к не знающим Тебя!

Но больше всех, молю, Господь, побереги

Сердца, что только ждут своей Любви!

Надежды вздох им дай

И укажи им путь,

А если нет его — то Словом проложи.

Дай силы им и мужества шагнуть

К единственной и истинной Любви! (3)

(3) любимая песня-молитва Виэльлине, которой он начинал и заканчивал каждый свой день.


И был день, когда удалился Одуин далеко от смертных и нашёл реку, и спустился к ней, ибо были одежды его уже все в грязи и пыли, и снял он с себя многие ткани, которыми укрывал уродство своё, чтобы вымыть их. Тогда же молился он вслух и пел песни-молитвы свои, и писал на воде так, что искрилась вода, и рыбы приплыли послушать его и посмотреть на чудо. Тогда же была неподалёку прекрасная эу, которую звали Ильшии́ни [Il`shiíni], что следила за Одуином и следовала за ним в отдалении некоторое время после спасения его, и увидела она блеск воды и пришла посмотреть на него, и так нашла Одуина и услышала его. И не ужаснулась эу и сердца своего не отвратила от Маленького воина, но приблизилась к нему и предложила свою помощь. Много смущён был Одуин и пытался отвернуться от эу и скрыть увечья свои, но сказала ему Ильшиини, что нет ей дела до увечий его, ибо видит она доброе сердце Одуина и красоту души его по великому Свету, что исходит от дел его. Она же сказала, что то, что прекрасно, не может быть посрамлено и увечно, ибо красота — не снаружи, но в истине сердца, истина же — неуязвима, ибо она есть — Свет. Тогда же повернулся к ней Одуин, и увидела эу все изъяны его, но улыбнулась сыну Эктина и Телени, в её же улыбке не нашёл Одуин ни лжи, ни притворства, лишь Свет диковинный, какой не доводилось ему видеть никогда прежде, и потому улыбнулся и он в ответ Ильшиини, и так засмеялись оба, и поднялся от воды блеск её, и засверкал сам воздух вокруг эулиен, будто блики солнца заплясали вокруг них. Тогда же взяла Ильшиини руки Одуина и исполнила ифхёлье над ними, и взял Одуин руки Ильшиини и исполнил ифхёлье над ними также. И сказала эу, что пóлно Маленькому воину истязать себя и скрываться, ибо ждут его в Светлом Доме сердца, любящие его. Она же, Ильшиини, привела Одуина в обитель эулиен и просила Финиара об амевиль, ибо верной опорой и щитом пожелала стать отважному Одуину. Тогда спросил Финиар, желает ли того сам Одуин, и ответил ему эу, что если так видит Господь высшую из наград за труды его, то смиренно и с радостью примет он милость Создателя. И потому был праздник амевиль вскоре, и приветствовали все и благословляли отважного Одуина, Маленького воина, и прекрасную Ильшиини. Их же Любовь коснулась небес и сосияет Ирдиль!


Так утвердились Одуин и Ильшиини в пределе Ирдильле в сиянии радости, и посвятила эу себя мужу своему и труд его разделила с ним. С нею же, вернейшей спутницей его и подругой, отправляется Одуин часто на служение к людям и возвращается с нею вместе. И более не прячет он изъяны свои, но улыбкой, что дана ему, оттеняет их. Да благословит Господь Ильшиини, вернувшую всем улыбку Одуина!

Звенье сто восемнадцатое. Нимрэ и Калху

Была Нимрэ рождена от Эктина Беспечального, сына Луаны, сына благодеятельной Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от прекрасной Телени, жены Эктина, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена. И было это так. Погиб под ветром и осенним градом любимый цветок Телени в саду Светлого Дома, и не отходила она от него, пытаясь вернуть к жизни. Видя же горе жены своей, был Эктин с нею, но ни он, ни кто другой не мог вернуть жизнь цветку, погибшему прошедшей ночью. А потому взял Эктин жену за плечи и увёл её в покои их, он же принял её в объятья свои, дабы разделить печаль с возлюбленной. И долгой была печаль их, что в объятьях любящих сделалась светлой грустью, а светлая грусть стала песней, что сложили они о погибшем цветке. Тогда же небывалая нежность сошла на них, и легли Эктин и Телени как муж с женою, и так был ребёнок у человека от мужа её. И в срок свой, вопреки всем печалям и скорбям Светлого Дома, родила Телени дочь, и Финиар дал ей имя Ни́мрэ [Nímrē].

Подобна прекрасному цветку была маленькая эу с глазами цвета весны любящих. Обо всех печалях позабыли с ней Эктин и Телени, ибо всем радовала их светлая Нимрэ. Она же охотно училась и не знала плача, её же первое место было среди львят Луаны. Во всех детских играх была она первой и опекала младших, а потому ещё до исполнения знанием ожидали её среди майарен, но выросла Нимрэ и занялась наукой, хоть попечение о детях и не оставила вовсе. Всё было интересно юной Нимрэ, и подзаконный мир, и мир надзаконный, и миры соназванные, и всё, что в них. Сбивались с ног мудрейшие из эулиен отвечать на вопросы её и беседовать с ней, неутомимой и ненасытной в знаниях. Когда же настал срок, взялась Нимрэ за долгий труд, именуемый «История видов». Не покидал тот труд её стен Светлого Дома, ибо не был завершён Нимрэ, и в том многая печаль, так как многим в подзаконном мире был бы сей труд полезен и мог бы вразумить и остеречь многих, но, верю я, всему своё время, и знание людей не слабее любопытства эулиен.

Бесстрашной эу была Нимрэ. Прежде знания своего испросила она разрешения родителей и Финиара состранствовать с братом своим, Одуином, чтобы подготовить себя к служению людям под его опекой. И по её желанию было так, и под наставничеством Одуина сошло знание на Нимрэ и расцвело в ней. Тогда же отослал Одуин сестру в Дом родителей, и предстала Нимрэ перед Финиаром просить благословить её на служение людям.

Спасите человека прежде всего от него самого, затем от врагов рода его, затем от нужды в попечении вашем. (1)

(1) L. I. I. V. E. 4:21

Была Нимрэ благословлена Финиаром и покинула Светлый Дом ради человека, ему же служила она ревностно и покорно, спасая смертных от дел неразумения их и поспешности. Тогда же продолжала Нимрэ писать труд свой «История видов», и много в нём было слов правдивых об арели, именах их и истории народов их, и многие из арели невзлюбили Нимрэ за правду её, хоть в той правде нет вины эу (2). Много там было слов и о народе эулиен, ибо историю своего народа изложила Нимрэ как есть — от первого Слова до того дня. И это не менее прогневало арели, ибо в каждом эу видят многие из них укор себе и Свет, от которого отвратились прежде. Никто же, кроме Нимрэ, не касался и не касается более труда её, ибо ныне полагают эулиен прóклятым (3) дело написания истории народа своего, и в опасности всякий, кто возьмётся за неё, а потому живёт история эулиен в песнях и ингах, сказках, преданиях и легендах, люди же и вовсе не знают этой правды и не желают знать, ибо у них своя правда об эулиен и даже имя народу надеющихся — своё.

(2) так, как помню, писала всесветлейшая Нимрэ о природе арели: «…бывают имена бесплотные и плоть принимающие высокомерны и иногда дерзки, а некоторые и зловредны. Веры им нет, но раз и они созадуманы Господом — есть в них Свет от Света Его, хоть его и не видят, не ведают и противятся ему они сами… У многих из имён бесплотных сознание затемняет душу и разум, им же оно противопоставляется, ибо оно лишь условие их жизни, чудесное и хрупкое. Самосознание же их — проявление разума, и так от удунаи переходит арели к рани и далее, если не пожелает большего… Свет же не столько вредит им, сколь ненавистен, ибо требует сердечного труда и души трудящейся, а не безвольной, доступной страстям и не принуждаемой к раскаянию и смирению»

(3) его же, труд Нимрэ, именуют Прóклятым трудом, и даже между собой эулиен не жалуют открывать эту книгу, хотя и высоко ценят и почитают труд эу.


И был день, и повстречала Нимрэ эу именем Кáлху [Kálhu], что был её погодкой и сердцем своим был скромен и чист. Был Калху сиротой, ибо погибли родители и братья его, в Нимрэ же нашёл эу утешение и опору. Крепкая дружба пролегла между эулиен, и долго трудились они вместе ради человека в светлейшей радости, приумножая благие труды свои. Когда же пришёл срок, признались эулиен друг другу, что священная дружба их стала святой Любовью, и были вынуждены вернуться в Светлый Дом, дабы просить Финиара об амевиль их, потому как и помыслить не могли о разлуке и ждать более не желали не то что дня — ни мгновения!

Моё сердце — ручей, а твоё — Океан.

Не тебе запрещать мне не желать нашей встречи!


На звонкую весну пришёлся праздник амевиль их, и потому утопал праздник Нимрэ и Калху в цветах и танцах. Не было во всём Светлом Доме тогда эулиен счастливее их и пары смешливее их, ибо, лишь взглянув друг на друга, смеялись Нимрэ и Калху, потому как радость переполняла их и звенела всюду. Но напрасно просили Эктин и Телени повременить влюблённых и задержаться в Светлом Доме — оба спешили вернуться к людям, ибо теперь получили ещё большую силу и поддержку, обретя друг друга. А потому, едва затих праздник их, отправились Нимрэ и Калху в путь и снова вернулись к служению своему, ещё усерднее и радостнее, чем прежде.

Вот мой ответ вам — всякий человек есть священный сосуд, Грааль, испить из которого никто из нас недостоин, как и приблизиться к нему. С поклонением и трепетом должны мы служить тайне его, не рассуждая, не сомневаясь и не посягая на неё, ибо она, совершенная, вне нашего разумения. В человеке заключена сама Воля Господа — возможный грех и избавление от греха, смерть и спасение от смерти, чудо жизни и полнота её. Ни в ком другом не пожелал Господь явить совершенство замысла Своего, как только в человеке, что происходит Свет от Света и дух от духа Его. Мы же смиренно да назовём зарёй — улыбку человека и закатом — печаль его. Как при Творце-Создателе бессчетное всесветлейшее воинство Его, благокрылое и песнопевное, так и мы, эулиен, при человеке — малое воинство его, его оружие, его доспехи и охрана, всё же, чего Господь ожидает от нас — насмерть и с честью стоять за Грааль, доверенный нам. (4)

(4) L. I. I. V. E. 252:46


В заботе о детях и смертных, одолеваемых сомнениями и горем, утвердились Нимрэ и Калху. Был труд их тих и скромен с виду, в соследовании же и молитвах были они доблестными воинами, заступниками всякой мятущейся души. Велика была светлая сила жены и мужа, соединённая Любовью их трудом. Много врагов среди арели нажили себе Нимрэ и Калху, ибо были сильны против них и против тех, кто прислуживает им во тьме всякого невежества и гордыни. Первым же из тех, кого уязвило служение их, был Владыка Смерти, он же искал эулиен погибели, но никак не мог подступиться к ним. А потому всюду, где были эулиен — пестовал учение Неоглашаемого и способствовал обличению эулиен, так что были вынуждены они скрываться и переходить с места на место, бросив всё. Тогда же случилось Нимрэ быть опекаемой Калху во время погони за ними, и взял эу жену свою за руку, и была тревога и нежность его столь велика, что коснулся Свет Калху Нимрэ, и так был у неё ребёнок от мужа её. И узнала эу тут же о том по Свету, что сошёл в неё, и поделилась с мужем. Тогда исполнился Калху радости и на руках своих нёс Нимрэ. Впредь же стал он ещё внимательнее к ней, чем был, и вовсе лишал себя сна, опекая Нимрэ и заботясь о ней. И было так долгие месяцы, что продолжали они служение своё.

Но вот сделалась Нимрэ болезненной и слабой, ибо близок был уже срок её. И просил её Калху поберечь себя, но снова и снова шла Нимрэ к людям, ибо много забот положила она себе в народе Адама. Тогда же, видя упорство эулиен и полную радость их, что лишь крепла и утверждалась с каждым днём, был Анкхали сильно разгневан, а потому снова внушил людям ненависть к эулиен и обличил любящих посреди труда их, так что были вынуждены Нимрэ и Калху бросить всё и бежать от людей. Бессветлый же тогда ликовал, ибо много эулиен было убито по всей округе в те дни, но Нимрэ и Калху спаслись и бежали.

Долго бежали Нимрэ и Калху и совсем выбились из сил, а потому решил Калху остановиться, чтобы могла возлюбленная его передохнуть. И вот остановились они, и осмотрелся Калху и увидел прекрасный замок неподалёку, от него же навстречу ехал к ним гонец. И был тот гонец из арели и пригласил эулиен в замок, ибо его господин прислал за ними и ожидает их. Удивился тогда Калху как такое возможно, но ответил гонец, что благородный господин его К'Эгьéру [K’Egyéru] — давний противник Бессветлого и следил за влюблёнными, а потому почтёт за честь принять их в своём замке наилучшим образом. Много обрадовались эулиен, и взял Калху жену свою, и так прибыли они в замок К'Эгьеру, и сам хозяин встретил их во всём блеске своём и великолепии, какое подобает гордому арели благородной крови. В тот же вечер устроил К'Эгьеру пир для эулиен, и без счёта яств и вин подавалось на стол, и был арели любезен в беседах и щедр. Музыканты же его старались вовсю, и был вечер в замке арели по-королевски изыскан и приятен. Но вот только не пили вино эулиен, но воду, и распорядился хозяин дома подать им воду из своего колодца. И поднесли слуги воду эулиен, и отпила Нимрэ несколько глотков, так как страдала жаждой. И едва сделала она три глотка — как смолкла вся музыка, и осыпалась роскошь, окружавшая их, и исчез сам замок, как будто не было его, а вместе с ним и радушный К'Эгьеру и все слуги его, ибо был К'Эгьеру подговорён Нурши, чтобы угодить господину своему и погубить эулиен. В тот же миг стало Нимрэ худо, ибо яд приняла она вместе с водою, и жар охватил эу, и боль завладела ею. Тогда же взмолилась Нимрэ и просила мужа своего освободить их нерождённое дитя от смерти и достать его из чрева матери, прежде чем яд одолеет его. И ужаснулся Калху и сказал, что это невозможно, ибо ради того надлежало ему погубить жену свою. Но плакала Нимрэ и заклинала Калху именами Любви их и всем Светом, что знали они прежде, а потому достал эу именной клинок свой и рассёк чрево жены своей, и достал оттуда младенца, и тут же нарёк его Áдан [Ádan], ибо не было времени у дитя до благословенных рук Финиара, и смерть уже стояла над ним. Едва же покинул Адан чрево матери своей — скончалась Нимрэ, и Свет оставил её. Горек был плач Калху, поднявшего сына своего к небесам с мольбами даровать ему жизнь, ибо скорбные слёзы были при нём тогда вместо слёз радости. И ныне там, где падали они — не растёт и трава, там же ныне и могила Нимрэ, отважнейшей эу из тех, что я знаю.

Вскоре вернулся Калху с Аданом на руках в Светлый Дом, но не было праздника в их честь, ибо в глубокой скорби пребывал эу по возлюбленной своей, что погибла от его руки. Весь род Ирдильле пришёл на поклон к маленькому Адану, дабы поприветствовать его, но был Калху далёк от мира, где народ его приветствовал сына его. Чёрное горе овладело им, и не мог эу без содрогания смотреть на дитя своё, ибо снова и снова напоминал ему Адан о цене своего рождения. Тогда же руками зажимал Калху себе рот свой, чтобы не кричать от горя и ужаса, что одолевали его, и никто из эулиен не мог утешить его, ибо по-прежнему был в крови Нимрэ именной клинок эу, и никакая вода и никакие слёзы не могли исправить этого.


И был день вскоре после возвращения Калху, и пришёл он к дверям покоев светлейшей Ирдем и передал Адана ей. То был последний день и час, когда видели эулиен Калху, ибо вскоре нашли его без жизни в покоях Нимрэ, потому как горе эу оказалось непосильным, и Свет оставил его, равно как и Надежда. Тогда же настал день скорби в роду Ирдильле, и зазвучали прощальные песни о Калху всюду. Больше о Калху не скажу ничего и я, кроме молитвы. Да смилуется Создатель над беспримерным горем его и да пошлёт влюблённым утешение в Эйдене и в улыбках их светлоликого сына!


Arahnánē arahnán Mayndér arahámt —

Ismúnle kowb eál`lne ü odríthaeni íntareahen. (5)

(5) «Паутину забвенья Время плетёт —

Шаль для минувшего на белые плечи». Такова пословица народа эулиен, которую говорят в тяжкие дни, напоминая себе и другим, что для забвенья нет ничего вечного в подзаконном мире.

Звенье сто девятнадцатое. Фиррэ и Лиеи. Отдание Телени

Был Фиррэ рождён от Эктина Беспечального, сына Луаны, сына Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от Телени, прекрасной смертной — любимой жены Эктина, по исходу, на мирной земле, в Сумеречные времена, после братьев своих и сестёр. И было это так. Раз отправились Эктин и Телени в предсумеречный час полюбоваться на звёзды, что сияли над дубравами в сердце Светлого Дома. И вышли тихо и тайно, и лишь песни Илькайрата приветствовали их. Тогда же остановились любящие в восхищении послушать их. И увидели они, как в сиянии звёзд вышел Илькайрат из тени дерев, и спустился к фонтану влюблённых, и пел у него. Тогда же и небо очистилось над Светлым Домом и сияло ярче, и казалось, что отблески звёзд играют в водах фонтана, и сам фонтан и фигуры его одеты в золотое сияние. И держались любящие за руки, и восхищение росло в них, и блестели глаза их, подобно звёздам, через прозрачный покров Светлого Дома, и вот поднялись Телени и Эктин в покои свои и легли вместе как муж с женою, и так был ребёнок у Телени от возлюбленного мужа её. И в срок положенный был крик Телени громок, и долгими были роды её, но вот на исходе дня родила она мальчика, что был силён, здоров и крепок, и вот уже на его крик пришёл Финиар, он же дал младенцу имя Фи́ррэ [Fírrē].

Много радости принёс маленький Фиррэ родителям своим, ибо всё было в нём ладно — и крепкий стан, и громкий смех, и великое почтение к человеку. Подобны звёздному свету были локоны Фиррэ, каких не было ни у отца его, ни у матери, ни у сестёр его, ни у братьев, будто кто-то растолок звёздное серебро и посыпал им голову маленького эу. Эктин же и Телени знают, что это благословенный Свет той ночи, когда пришёл Фиррэ в подзаконный мир, лёг на голову его. С ним же вместе передалась Фиррэ и тяга его к песням, и охотно обучался им Фиррэ и все предания и песни народа своего желал знать, а вскоре и сам начал слагать песни, чем радовал родителей своих и наставников. И учили маленького эу родители его и наставляли его. Они же пели ему песенку, что поют эулиен всем детям своим, чтобы запомнили и заучили они с первых лет, как устроен мир эулиен и кому они служат (1).

(1) вот песенка та:

Господь стоит на вершине,

Под ним человек, осиянный Светом,

Под ним все звери и птицы,

Под ними все букашки земные,

Под ними народ эулиен, что служит им.


И был день, и услышал Илькайрат песни юного Фиррэ и пришёл, чтобы наставлять его, тогда же не было предела радости юного эу и Эктина с Телени, они же в ноги поклонились Илькайрату. А вскоре он сам преподнёс тонекли сыну их, когда знание коснулось сердца эу и закончилось обучение его. И вот стал Фиррэ взрослым эу и умолял родителей своих отпустить его к людям, ибо всё в нём было готово к служению. И видели это Эктин и Телени и знали, а потому благословили Фиррэ, и оставил он Светлый Дом ради человека и ушёл искать труд свой среди смертных.

Среди народа Адама трудился Фиррэ, добывая и плавя металл, трудом кузнеца и пахаря, брался за самые тяжёлые работы, которых сторонились люди, и нигде не задерживался долго, ибо шёл вслед за нуждою смертных, бесконечно далёкой от внешнего мира.

Найди себе надёжное дело для жизни. Пусть видят тебя при нём и знают. Пусть не видят глаз твоих в темноте, как и рук твоих без дела. Ты же сам знай, что дело твоё верное дано тебе для сердечной работы, и не должно оно отвлекать тебя от зоркого соследования и борьбы. Её же по возможности не оставляй и ночью, ибо особенно после заката враг человеческий силён и одолевает смертных. А потому найди себе час отдыха днём до полудня или в иной не пороговый час, чтобы в часы битвы быть начеку и отвести беду. Люди же пусть видят и думают, что трудишься ты трудом рук своих, и не знают о Великой войне твоей. Раны же свои врачуй в улыбках смертных и в Эйдене ищи Надежду, ибо там её вдоволь, а тебе без неё не жить. Если же благословил тебя Творец щедросердечный, вспомни об улыбке своего дитя — и всякий страх и сомнение тебя отпустит, ибо сам Эйден улыбается нам в детях наших, в них же и с ними вся Надежда его! (2)

(2) L. I. I. V. E. 11:6


Был Фиррэ могучим и красивым эу, много силы жизни было в нём, много Света. Никакой работы не страшился он, ибо песня и молитва всегда помогали ему, а также беззаветная Любовь к человеку. Прогневал Фиррэ Бессветлого упрямством труда своего, невзлюбил коварный арели молодого эу и наслал на него чары, что лишили Фиррэ силы. Покинули все силы эу, так что и стоять на ногах он не мог от слабости, и всегда хотел спать, и уснуть мог в любой миг. Потешался Анхкали, видя беспомощного эу, но плохо он знал народ надеющихся. Как мог, боролся со сном Фиррэ, и пусть не мог ходить — ползком добирался к людям и трудился ради них, как мог, простой и чёрной работой, что могли бы доверить и слабому ребёнку. И не было ропота в сердце эу, но радость, что есть ещё в сердце его сила, которой может послужить он человеку. Подивился тогда и Владыка Смерти и болезненность наслал на Фиррэ, так что восстали все кости в теле его друг против друга и стали болеть и ныть, и суставы сделались больными, как у старых людей. Но снова полз Фиррэ к людям, и так как ничего уже делать не мог — учил юных и помогал советом, ему же доверяли присмотреть за детьми. Ужаснулся Владыка тогда и наслал заклятие вечного сна на эу, и уснул Фиррэ, как был, среди людей, тогда же открыл Бессветлый природу его, и решили люди убить калеку-эу. Но была среди людей эу из Светлого Дома, что жила и трудилась неподалёку. Она же услышала шум и крики и пришла, и защитила эу. Она же сказала, что надо соорудить плот и положить на него эу и предать воде, она же, великая госпожа, сама заберёт своё подношение. И вот сделали люди, как велела эу, и соорудили плот, и положили на него спящего Фиррэ, и пустили по воде. Ли́еи [Líei] же, так звали эу, незаметно вошла в воду и нырнула под плот, и так провела его до дальнего берега. И вытащила плот на берег, и построила из него сани, и положила на них Фиррэ, ибо не могла нести его, и так пришла с ним к дверям Светлого Дома, где Луриен помог ей. Они же вдвоём по наставлению дяди принесли Фиррэ в покои Аларимвети и положили его там. И сорок дней поста и молитвы положил себе Аларимвети над спящим Фиррэ, и Лиеи была всё время с ним, оставаясь за дверями покоев. Когда же зашла луна сорокового дня поста и молитв — упала Лиеи без сил и чувств у дверей Аларимвети, а Фиррэ очнулся полным сил и здоровым, как прежде, и с трудом мог вспомнить о недуге своём. Тогда же рассказал ему Аларимвети всё, как было. И спросил Фиррэ, как он может отблагодарить дядю за спасение своё, ибо готов был исполнить любое его прошение. Тогда же наказал ему Аларимвети сорок дней сослужить в Светлом Доме вместе с эу Лиеи, что прежде спасла и вернула его, а прежде того — быть с ней и вернуть её также, ибо ныне лежит она без сил и чувств за дверями покоев. Послушался Фиррэ Аларимвети, и отворил двери покоев его, и нашёл Лиеи. Тогда же спрашивал он, где покои её, и взял её, и поднял её, подобную пушинке, и отнёс в её покои, положив там. И принёс бедняжке еды, воды и ягод, ибо не ела и не пила Лиеи все дни, что сомолилась о Фиррэ с Аларимвети. И Исенер пришла и наставляла Фиррэ, как позаботиться об обессилевшей эу. Когда же остались они одни, смотрел Фиррэ и не мог отвести взгляда от спящей эу, ибо сквозь резные стены лучики солнца играли и плясали на лице её, и шелест дубрав доносился до покоев её, так как были они прямо внизу, по левую сторону от покоев её, что были высоко под сводами Светлого Дома. Кудри же Лиеи разметались по лицу её и прикрыли робкие веснушки её, и хоть и обессилена была эу, но улыбалась. А потому и Фиррэ не смог скрыть улыбку, и отвёл кудряшки с лица прекрасной Лиеи, и сам опустился напротив неё следить неотрывно за каждым вздохом её, чтобы только дождаться мига, когда вздрогнут пушистые ресницы её и откроет эу огромные глаза свои. И пришёл час, и свершилось, и вздохнула Лиеи и открыла глаза, тогда же увидела она улыбку Фиррэ, и пришёл смех счастливый и долгий в покои её. И напоил Фиррэ Лиеи, и накормил сытно, и говорили они и говорили, и не могли наговориться, и пел Фиррэ Лиеи песни свои, и смеялись эулиен так звонко и громко, что эхо от смеха их гуляло по дубравам Светлого Дома, и эулиен, что были внизу, поднимали головы и искали источник смеха, что звенел и растекался всюду.

Сорок дней, как положил Аларимвети, сослужил Фиррэ Лиеи в трудах в пределе Ирдильле. Сорок дней молитв, труда и смеха разделили они между собой. Когда же зашла луна сорокового дня, положенного Фиррэ и Лиеи — предстали эулиен перед Аларимвети и Исенер просить их заступничества перед господином Светлого Дома в просьбе об амевиль их.

Среди цветения и Света — твой трон, душа моя!

Там, где бессильно горе и прав печали нет!

Твой взор, исполненный чудес,

Из сердца моего, послушного тебе,

Престол твой высекает каждый раз,

Когда улыбка глаз твоих, искрясь, коснётся! (3)

(3) L. I. I. V. E. 192:8


Громок и пышен был праздник Фиррэ и Лиеи, исполненный песен, музыки и танцев. Превознесены был на нём и мудрый Аларимвети, и отважный Фиррэ, и бесстрашная Лиеи. Когда же отыграло торжество их, пожелали эулиен остаться вместе, чтобы, как и предшествующие сорок дней, сослужить друг другу в Любви и заботе и вместе разделить свой тайный труд ради человека в малых делах своих о нём. Малые же и великие дела не различаются по славе и известности многим. Всякое дело велико, какой бы труд вложен в него ни был, если цена его — улыбка человека и душа его. Так учат эулиен с малых лет.


И был день на заре смертной жизни прекрасной Телени, когда выросли уже их дети с Эктином, и сделалась Телени, как и все смертные, стара и слаба, и вот вошёл к ней муж её и обнял её, она же устыдилась и укорила его, и сказала, что не должен он смотреть на неё, так как нет в ней прежней красоты. Беспечальный же возразил ей: — Не та красота воскресила моё сердце к жизни. Ничего не отнять времени у тебя, Любовь моя! Для меня же и каждая морщинка твоя — дорога Любви, проложенная нашими улыбками. Но сказала Телени, что не должно быть им более рядом, ибо Эктин по-прежнему прекрасен и молод, она же немощна и стара, и это неправильно. Но взял эу лицо жены в руки свои и сказал ей так: — О чём говоришь ты? Неправильна ли моя Любовь или твоя? Может, кто-то обидел тебя осуждающим взглядом или словом? Или тайный недруг внушил тебе ложный стыд? И отвечала ему Телени: — Разве такое возможно? Ни разу не встречала я здесь ни осуждающего взгляда, ни обидного слова, но ты эу, а я — человек. Я не молодею. Моё время уходит. Ты же остаёшься прежним. Не должно соседствовать красоте и уродству и молодости со старостью, особенно если соединены они как муж и жена. И отвечал ей эу: — Всё, что стоит между нами — лишь часть твоей природы, подверженной времени. Сбрасывая листву перед приходом зимы, дерево больше не радует взор, как весною, само же дерево остаётся неизменным. Разве перестанет яблоня быть яблоней, отпустив все свои листья?! Разве бросимся мы тотчас рубить её или искать ей новое имя?! Я эу, и в жёны я взял человека. Ужели ты полагаешь — не знаю я о природе и доле твоей? Но вижу, что напрасно страдаешь ты от недуга, которого нет. Не видят глаза мои и сердце изъяна, любуясь тобой, ибо сегодня, как и прежде, — ты единственный Свет мой, Любовь моя, Телени! Если же и найдётся глупец во всём мире, что позволит тебе огорчиться и устыдиться — то прости его, и давай помолимся за глубину сердечного невежества его. Тогда же поцеловал Эктин возлюбленную жену свою, и сказала она ему так: — Ты смотришь на меня всё тем же взглядом, которым смотрел на девушку, что стала твоей женой. И ответил ей Беспечальный: — В моём сердце всё та же Любовь, и ничего не изменилось. И не изменится — никогда.

А потому вместе были они весь срок, что был дан жизни Телени, и даже когда в назначенный час её не стало — верен остался Эктин своей Любви к ней, в его же словах, глазах и сердце — жива Телени, и будет жить вечно.

Звенье сто двадцатое. Энгерми

И был день, когда причалил корабль Алнаира к берегам родной земли, и ступили они с Сагвен на мирную землю. Была тогда Сагвен, жена его, уже на последнем сроке, ибо ожидала дитя первой ночи их. И привёл Алнаир возлюбленную свою к порогу Светлого Дома, но устрашилась Сагвен и устыдилась прежних дел своих, она же смутилась много и к груди своего мужа припала в отчаянии, ибо не верила, что посилен ей порог Светлого Дома. Но улыбкой ответил ей Алнаир и взял Сагвен на руки, и так внёс её в Дом свой, и тут же были они окружены многим Светом его и встречены самим Финиаром, что спустился поприветствовать их. Он же, видя любящих, проводил их в покои их и велел им отдыхать, ибо весть о возвращении Алнаира уже, должно быть, разошлась по Светлому Дому, и вскоре придут все желающие увидеть его. И было так, как сказал Финиар. Но уснули прежде Алнаир и Сагвен, утомлённые долгой дорогой, а потому разбудили их пришедшие братья его, ибо Аларимвети, Алиант и Эктин пришли поприветствовать брата, а за ними и родители их — всесветлые Луана и Аниз, скорые в расспросах. Аниз же, видя, как сделалось тесно платье прекрасной Сагвен, прислала ей многие новые платья, и тесно и шумно стало в покоях Алнаира. Тогда же вывел всех отважный Эктин из покоев брата и обещал сам встать на страже покоев его, дабы никто более из желающих видеть Алнаира, будь то любопытные львята или многозаботливые эулиен рода Ирдильле, не потревожили их с Сагвен, и могли они отдохнуть с дороги. Тогда же и уснули Алнаир и Сагвен в объятьях друг друга, а в ночь третьего дня пришёл час Сагвен, и родила она сына, его же нарёк Финиар Э́нгерми [Éngermi].

Так был рождён Энгерми от бесстрашного Алнаира, сына Луаны, сына Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от воинственной арели Сагвен, жены Алнаира, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена. Но случилось так, что по рождению своему был Энгерми глух к звукам внешнего мира. Весь род его, весь Ирдильле был с ним и окружил его великой заботой и Любовью, но по натуре своей был Энгерми тих и застенчив. Редко цвела улыбка его, разве что общался он с цветами. В них, в служении им и нашёл он своё утешение, и много для сада Светлого Дома сделал он, ему же, светлейшему, благоволила сама Госпожа цветов и верным другом была Энгерми и наставницей. Кроме неё, рани-арели, все спешили наставить Энгерми, дабы поделиться с ним Любовью и Светом. И добрая душа, что не знала зла и тени, утвердилась в юном эу, даже когда раннее знание коснулось Энгерми, не стал он печальнее и не стал иным, но всё же умолял отца и мать и господина их Финиара отпустить его к людям, ибо был готов и исполнен Любви и недуга своего не страшился. А потому вскоре отпустили его отец и мать, и Финиар благословил Энгерми.


Много странствовал юный эу, и везде, где был — находил возможность послужить человеку через цветы и растения. Много дивных садов насадил он, много рощ и лесов поддержал своей защитой и опекой, много добрых семян посеял и добрых урожаев собрал. Но вот пришёл однажды эу в большой город, что зовут эулиен Самарáд [Samarád], и остановился там. Был город тот скуден на зелень, и не росло там цветов. Посевы его были нищи, и питались люди его от охоты и рыбной ловли. Тогда же положил себе эу дать городу цветущий сад и надёжных семян для посевов его. И день и ночь трудился над этим, посвятив себя труду на земле, разыскивая семена цветов и взращивая их, будто бы детей — не цветы, в сердечной заботе и попечении.

И был день, когда нашёл Энгерми благородные семена прекрасных цветов, редких и ароматных, готовых к труду прорастания и цветения. Тогда же собрал он их в свои ладони и понёс в свой сад, где трудился он день за днём. И шёл эу медленно и осторожно, боясь просыпать и потерять хоть одно из семян. Но люди на площади заметили его и смеялись над ним, будто над нищим. Стали люди задирать Энгерми, и кричать ему вослед, и поносить его стали, и глумиться над видом его. Сам же эу не слышал их и потому не ответил им, но и будь при нём слух его — не ответил бы он людям, ибо был так сосредоточен на бесценных семенах своих и так миролюбив и застенчив, что промолчал бы. Однако не поняли люди беды его и чаяний его не узнали — разозлил их мальчик, что не ответил им, и возмутилась толпа, что собралась вокруг и прогневалась жестоко. Тогда же окружили они Энгерми и толкнули его так, что рассыпал он все семена свои и упал на землю, и когда упал он — кто-то крикнул, что это эу — колдун (1), и били его ногами всей толпой, что была на площади, и всю злобу свою и гнев вложили в удары свои. И втоптали люди в пыль и грязь все семена, что нёс он, и ничто не остановило их. Когда же насытились люди и отступили — был Энгерми уже ни жив, ни мёртв, и жизнь покидала его, и Свет его угасал в нём. Но был тогда рядом мальчик, немногим младше самого эу, и видел он, как избили Энгерми, и увидел теперь глаза его, что были ещё живы и молили. Сжалилось сердце человека, и поднял он камень, что лежал у дороги, и подошёл к эу, и камнем тем размозжил голову его, и так закончились страдания Энгерми, и жизнь оставила его. Люди же, посовещавшись, решили прибить тело несчастного эу за руки над воротами города в назидание таким, как он. И один из тех, что прибивал руку эу, спросил:- Если этот юноша колдун, то почему у него руки крестьянина и мозоли, как у меня? Тогда же смотрели все на руки Энгерми и не могли ответить. Да даруют верные руки Энгерми многое цветение садам Эйдена под любящим взором!

(1) в Сумеречные времена широко расползлось учение Неоглашаемого по подзаконному миру. Так благодаря ему уверовали смертные, что всякий эу — колдун и нечестивец, и цель его — заморочить и погубить человека, а потому боялись эулиен как огня и ненавидели их. Тогда же была объявлена по всем землям великая охота на эулиен, и редкий смертный не считал за честь донести на эу, если знал его, или погубить его, если мог, ибо тогда прослыл бы он героем и избавителем, потому что научены люди были так. Иные же нашли в учении Изосара подкрепление убеждениям своим и вовсе разуверились в эулиен, как будто бы не было их и нет на свете, а тех из эулиен, что встречали они — принимали за арели или колдунов и чародеев, ибо для обвинения эулиен в колдовстве все было при них: и невысокий рост, и красота, и многое знание, а также деятельная помощь людям, что пугали многих и убеждали в правоте учения Неоглашаемого.


На заре, когда просыпается мир едва,

Ото сна не отличает росу и слёзы —

Распускаются первые цветы, что всех прочих нежнее,

Ибо они исполнены самой чистой Надежды.

И приходящие в сад, где ещё зябко и сизый туман,

Дышат Надеждами их и ароматом.

Самым нежным из всех, самым отчаянным из всех —

Ароматом первых цветов, не побоявшихся распуститься.

О сердце влюблённое — не плачь, не плачь!

Первыми завянут ароматные цветы раннего утра,

Но их аромат уже наполнил твою грудь,

И их мечты стали тебе известны.

Звенье сто двадцать первое. Кадруи и Ита

Безутешен был плач Сагвен, и скорбь Алнаира сделалась ядом для доброго Света его. Не могла арели смириться с потерей сына и винила себя прежнюю в недуге и смерти его, никто же не мог разубедить её, и никого не желала видеть она рядом, даже дражайшего Алнаира, ибо сокрушена была и убита горем. Сам же Алнаир почернел и поблек. Не мог он ни есть, ни спать, и слёзы, пролитые о сыне, иссушили его. Тогда же взял Алнаир топор и трудился день и ночь, не зная сна и отдыха. Когда же был закончен труд его — был построен им прекраснейший из кораблей, которому дал Алнаир имя Э́нгермиль [Éngermil`] — Свет Энгерми. Не было ему и нет равных среди кораблей эулиен, ибо подобен «Энгермиль» огромному бутону цветка, которого едва коснулось цветение. Пурпуром окрашены летящие паруса его, красен надёжный стан его, дыханием ветра наполнен каждый изгиб. Всякий же, кто взглянет на «Энгермиль» — увидит бутон, качающийся на волнах, чьи листья треплет морской ветер и несёт его прочь. Когда же был закончен труд его, вернулся Алнаир к госпоже своей и привёл её показать ей труд, что посвятил он потерянному сыну их. Тогда сказала Сагвен: — Истинно лишь Любовь моего господина могла сотворить такое! И тогда взошли эулиен на корабль, и перерубил Алнаир канаты, что удерживали его, и отплыли они прочь от Светлого Дома и прочь от скорби, ибо взял эу руки возлюбленной жены своей и припал к ним в ифхёлье, путь же корабля своего доверили они волне и ветру, и понесли они «Энгермиль» в рассвет, что зарождался тогда, и нежный Свет его был всюду, он же поддержал скорбящих.

Не ветер и волны выхолащивают скорбь и боль из страдающего сердца, но упорный труд любящего сердца рядом, явный или тайный и исполненный Надежды на исцеление. Такому труду посвятили себя верные Алнаир и Сагвен, ибо истинна была Любовь их и благородна, и не было никого в соцветье миров соназванных, кто бы мог помочь им, кроме Любви друг друга. Она же, мудрейшая госпожа, послала надёжное исцеление им в час, когда вовсе его не ждали…


Как и в прежние дни, соединили служение своё Алнаир и Сагвен, они же неотступны были в молитвах друг о друге, оставившем их Энгерми и человеке.

И был день, когда всюду пожары осени охватили деревья, и солнце блестело, распадаясь на лучи в ажурных листьях. Величие осени всегда почитают эулиен, а потому и Алнаир с Сагвен любовались ею, ибо падали листья на воду перед ними и усеяли золотом и пурпуром палубу корабля их. Тогда же держались они за руки и сияния улыбок своих скрыть не смогли, светлых, как первые осенние дни, тёплых, как приветливое осеннее солнце. И коснулась чародейственная осень сердец их, и пожары осени вспыхнули в них, и танцевали любящие эулиен с листопадом и ветром на палубе корабля своего, пока не стало Любви их тесно в танце, тогда же опустились они рядом, и уже белый танец взял их.

О Осень, о листопад!

Стыдливо прячу глаза я,

Ибо платьем роскошным и взглядом

Я поражён, о Осень моя!

В мечтах нездешних и я, как древо,

Объят твоим пламенем и отчаянным ветром,

С тобой кружу в золотых хороводах…

О Осень моя с непокорным взглядом!

О возлюбленная моя, моё жаркое пламя!

Во искупление скорби и исполнение молитв, ради великой нежности их и пламени восторга их было дано дитя Алнаиру и осени сердца его, и вскоре узнала Сагвен, что исполнена новой жизни, и радость вернулась в сердце её, как и Надежда. И потому немедля вернулись Алнаир и Сагвен в Светлый Дом, и до самого срока своего была Сагвен окружена заботой многих эулиен, и вернейшие из лекарей обители не отходили от неё, и сама Тэйели была с ней неотлучно. Но не было покоя прекрасной Сагвен, ибо боялась она судьбы Энгерми для дитя своего, а потому со страхом и трепетом ожидала рождения дитя их Любви с Алнаиром. Но был день, и пришло дитя в мир, и родила Сагвен сына, что был силён и крепок, и был совершенно здоров, и громок был крик его в её покоях. Тогда же пришёл Финиар и, взяв дитя, нарёк его добрым именем Кáдруи [Kádrui] — Дорогая опора, твердыня. И счастливый смех Алнаира и Сагвен звенел в Светлом Доме в тот день. Так был рождён Кадруи, от Алнаира, сына Луаны, сына благословенной Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от Сагвен, вернейшей госпожи Алнаира, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена, исцелив сердца родителей своих от печали и чёрного яда скорби.

Был Кадруи силён и крепок, громок был голос его и ясны глаза, полноту красоты и силы взял он от матери своей, добрый нрав и мягкость — от отца своего. День и ночь пребывали Сагвен и Алнаир со своим сыном, и радость их была бесконечна, хоть и лишил их Кадруи сна и отдыха. Тогда же приходила к нему Оннелие, ибо лишь её колыбельные могли успокоить его, и учила их Сагвен и пела сыну. Когда же засыпал Кадруи и замолкал — возвращался страх в сердце матери его, и не находила она себе покоя, ибо казалось ей, что прежняя тьма обступает её всюду, и стоит закрыть ей глаза — сомкнётся и тьма над сыном её. А потому был день, и пришла Сагвен к Всеспрашиваемому со спящим Кадруи на руках, ибо терзания не оставляли её. И спросила арели Финиара, в чём вина её, что родился Энгерми глухим, и как должно быть велика вина за ней, раз погиб он так рано? Но опустил Финиар голову свою и ответил так: — Не Господин Садов я, чтобы ответить тебе, Сагвен. Но нет и не может быть твоей вины в доле сына твоего, ибо был он, бесспорно, достойным эу, и в том твоя заслуга. Ты же видела мир и знаешь его, так не благо ли, что не слышал Энгерми всей злобы его, насмешек и плача? И ныне осталось нам лишь радоваться за него, ибо в садах Ийдена трудится он перед Создателем нашим, вместе с народом своим, с братьями и сёстрами своими, окружённый их Любовью и заботой. Как знать нам, Сагвен, кому нужнее был Свет нашего Энгерми? Как знать нам, не будь так велика скорбь о нём, пришёл бы ли Кадруи в этот мир? Не терзай себя, милая Сагвен, и не мучь себя понапрасну. Не «за что?» погиб наш Энгерми, но «для чего?». Подумай о том и утешься. У тебя одной есть Кадруи и Алнаир, и все ваши дети, что придут ещё в этот мир. У Энгерми же ныне весь Ийден и Свет его. И подняла арели глаза к господину Светлого Дома и Свет Эйдена увидела в них, его же улыбка стала твердыней её и развеяла тьму страха её, ибо умел Финиар добрым взглядом своим успокоить любого и отвести всякую тьму. Тогда же просияло солнце для Сагвен, и успокоилось сердце её за Кадруи, и вознеслись в тот день молитвы её к престолу Создателя с благодарностью и смирением.


И был день, когда получил Кадруи именной клинок свой, тогда же поручили отец и мать его Алианту и Оннелие и отбыли на корабле своём из Светлого Дома, ибо служение их призвало их. Так приняли Алиант и Оннелие Кадруи на воспитание и многой заботой и Любовью окружили его. Наставников же себе нашёл юный эу в пределе Оленьего рода, и были учителями ему Ильт и Тщилин, а Элкарит учил Кадруи работе с деревом, и вскоре научился эу изготовлять из дерева различную мебель и арки, а также стал делать затворки и съёмные стены для покоев Светлого Дома, и поспешил Финиар вписать имя Кадруи в золотую книгу вместе с детьми своими, Ислии и первыми из эулиен, воздвигшими светлейшую обитель народа надеющихся. Так обрёл Кадруи в роду Оленьем не только наставников и друзей, но и верное знание своё.

В день же, когда попросил Кадруи благословить его на служение людям, и Элкарит, и Ильт с Феарнин, и Тщилин, и Алиант с Оннелие, и Луана с Аниз, и все, кто любил его, пришли к Финиару соблагословить его и попрощаться с ним, так как все любили Кадруи, и путь его был им всем известен, светлейший и опаснейший из путей в подзаконном мире для эу и человека, ибо взял Кадруи Слово Божие в сердце своё и на плечи свои, его же положил он себе нести по миру туда, где прежде не было Света его. И отдал Луана Кадруи корабль свой, и увесили эулиен его праздничными лентами, и проводили по воде с музыкой, тогда же многие корабли отплыли вослед Кадруи, провожая его, едва занялась заря. В неё же направил свой путь эу, и долго над водой ещё слышалось эхо радостных криков эулиен, провожавших его и благословляющих.


И разнёсся над миром громкий голос Кадруи, что дан был ему, и зацвело учение его добрыми цветами Света там, где прежде была тень или вовсе тьма. И так странствовал Кадруи, следуя за солнцем и верный служению своему. Без счёта церквей возвёл Кадруи на берегах безымянных и поименованных, многую милость и дружбу снискал он среди людей и арели, ибо нравом был кроток и прост, на всё же, что выпадало ему, отвечал он с улыбкой. И светел был путь его и радостен, хоть и полон сурового труда и многих лишений. Но говорит Кадруи: Vo káylahi Il`, im hi vo e. Пребудем же и мы со всяким Светом и не отступимся, ибо достаточно тени в названном мире!


И был день, когда вошёл Кадруи в дальний порт и сошёл там на берег. Там же увидел он девушку, что торговала рыбой, и так она восхитила сердце его, что оробел он и забыл, куда шёл. И вернулся эу на корабль свой и до ночи наблюдал оттуда за девушкой, торгующей рыбой, пока не ушла она, но подойти так и не решился, устыдившись и крови своей и простого вида. Девушка же та продала всю рыбу и ушла, едва стемнело. Видно было ей, как следил за ней Кадруи с корабля своего, и смеялась она громко покупателям своим, и кудри её цвета доброй земли рассыпались по спине её, и блестели глаза её, зелёные, как трава, напоённая летним ливнем. И не мог Кадруи отвести от неё взгляд, и что бы ни делал — не думать о ней не мог, ибо смехом задорным и громким и непокорными кудрями на гордой голове своей ранила сердце его торговка рыбой. И сошёл на Кадруи странный жар, и слёг он на корабле своём, будто недужный, и не мог ни есть, ни пить, только молиться. И так три дня провёл он в постели своей, и ослаб, и обессилел. Тогда понял Кадруи, что нет ему пути в этом краю по слабости его, и отчалил вскорости прочь от этих мест и снова за солнцем направил корабль свой. Но спустились ночи тёмные, и не было видно ни звёзд, ни луны, и направлял Кадруи корабль свой по картам, маякам и ветру. И вот на исходе третьего дня пути вновь сделался эу недужен, и жар сошёл на него, и лёг он в постель свою и уснул крепким сном. И приснилось ему глубокое синее море, море мудрое, море древнее, море властное — и серебряная рыбка в пучине его, она же осветила весь сон его, и так была светла и проворна в тёмной и могучей пучине, что вслед за ней устремилось сердце эу, и вышел он на палубу корабля своего и направлял корабль свой вослед сиянию той серебристой рыбки, когда же открыл эу глаза — то едва занялся рассвет, и поднялся он к штурвалу и направил корабль, как сделал это прежде во сне своём. И пришёл корабль его на дальние земли, где расцвело его слово, и учение его утвердилось и произросло плодами многими. И восславил Кадруи Создателя и Эркáйин [Erkáyin] (1), ибо так прозвал он для себя ту девушку, что встретил в порту. Её же образ был с ним всегда, и не было и дня, что не помнил бы эу о ней, не молился и не думал.

(1) эркáйи [erkáyi] — так называют эулиен тех, кому дан редкий дар кормчего. Высоко ценят надеющиеся áмран эркáйиэ [ámran erkáyiē] — дар эркайи, дар кормчего. Немногим бессмертным и смертным даётся он по силе и щедрости сердца их, когда может владеющий им оберегать другого, и наставлять, и направлять его на расстоянии, и защитить в опасности, и отвести её по усмотрению своему во сне или видении. Таков был дар Ильмадуйль, госпожи эулиен, Владычицы снов, о таком даре молят и эулиен, отправляясь в соследование — молитвенное сонахождение, сопровождение человека в трудах его, сне его или опасности. Кадруи же, не зная имени девушки, которую узнал в образе бесстрашной рыбки, назвал её Эркайин.

Но вот снова отбыл Кадруи и попал в великий шторм, так что трещали доски корабля его и мачты качались, подобно деревьям в молодой роще. И снова сошёл сон на эу, и явилась ему звезда сияющая, что говорила с ним. Она же утешила его и Светом своим указала путь. И направил Кадруи корабль свой за звездой и вышел в тихие воды. Оттуда же продолжил он свой путь с миром. И высадился в варварских землях и понёс слово Божие. Но нашлись среди людей те, что узнали в нём эу, и жестоко обошлись с Кадруи. Они же схватили его и пленили его, удерживая в темнице. И решали люди между собой, какую смерть приготовить для эу и под какую из казней подвести его. И был их совет долгим, и на месяцы растянулся он. Кадруи же всё это время пребывал в молитве и ожидал смерти. Но вот снова сделался он недужен, и жар сошёл на него необычайный, и силы оставили его, и уснул эу сном крепким. Тогда же привиделся ему солнечный день, исполненный светом, и паруса корабля его, наполненные дыханием ветра. И была белизна парусов его кипенна и совершенна, будто бы соткана из лучей утреннего солнца. И заговорили паруса с ним, а может, сам ветер в них. И поведала ему Эркайин, как выйти из темницы, и рассказала путь безопасный, где не найдут его, если пойдёт он тотчас им. И проснулся эу, и очнулся от сна своего, и сделал всё, как во сне научен был, и беспрепятственно покинул темницу свою, и ушёл прочь так, что не нашли его и хватились не скоро. И так вернулся Кадруи к морю и нашёл корабль свой, и снова направил его за солнцем.


…Средь музыки эпох, времён, мгновений,

Торжественной, небесным ангелам сродни,

Я слышу голос твой меж горних песнопений…


Так минуло много лет, что плавал Кадруи, оберегаемый Эркайин, которую видел во снах своих и о которой думал каждый день своей жизни. И вот был день, и снова сделался эу немощным и слабым — не держали ноги его, и не мог он ни есть, ни пить, только молиться, и жар сошёл на него. Тогда направил он корабль свой и доверил его волне и ветру. И на третий день вышел корабль его в порт и встал там. И поднялся эу от постели своей и вышел на палубу посмотреть, где оказался, и нашёл перед собой тот же порт, что и много лет назад, где впервые увидел девушку, торговавшую рыбой. Было тогда раннее утро, и никого ещё не было в порту, лишь редкие рыбаки на лодках своих. Спустился Кадруи с корабля своего, тогда же увидел он, что следят за ним, и обратился вспять, но удержали его и спросили, от кого бежит он? И поднял глаза эу и увидел Эркайин. И спросила его девушка, разве зря она столько лет направляла его обратно в свой порт, чтобы снова бежал от неё эу? И удивился Кадруи и хотел ответить ей, но недужен был, ибо ноги не держали его, и слабость великая была во всём теле, и жар мешал говорить, и сердце заходилось в груди. Но взяла девушка руки эу в свои и в глаза его заглянула без страха. В них же увидел эу Свет и нашёл своё исцеление, ибо улыбалась ему Эркайин, и была улыбка её другой, не той, что одаривала она покупателей и торговцев. Тогда же спросил её Кадруи, как её имя. И ответила девушка — И́та [Ítha]. Тогда рассказала Ита эу, как увидела его на корабле много лет назад и узнала в нём эу, и полюбился он ей по Свету глаз его и улыбке, и мучилась она и терзалась, что не подошёл он к ней, и думала, что женат он или она ему не ровня. Но следил Кадруи за ней весь день до ночи, и решила Ита, что он один и нужна ему помощь, ибо на всяком пути никому не должно быть одному, и потому молилась она о Кадруи и пути его, и направляла его как могла, хоть и не знала о даре, положенном ей. Она же отказывала всем рыбакам и торговцам, искавшим расположения её, ибо в сердце её с того дня был лишь один эу. Тогда же просияла в Кадруи великая радость, и в руках Иты оставил недуг его, но поднялся дух эу до престола Создателя и там восхвалил Его в песне.


Вместе с Итой вернулся Кадруи в Дом свой и об амевиль умолял Финиара. Тогда же великий праздник устроили Алиант и Оннелие в честь возвращения Кадруи, и ради амевиль его вернулись Алнаир и Сагвен из странствий своих. И славили все Иту и соликовали Кадруи, и был праздник амевиль их долгим и светлым.

Финиар же особо отметил Иту, и долгие годы жизни её, что провела она в Светлом Доме подле мужа своего, часто звал её сомолиться с ним по большим праздникам и в простые дни, ибо ценил и любил молитву Иты превыше всех молитв эулиен и даже старшего сына своего, Элкарита.


Так утвердились Кадруи и Ита в пределе Ирдильле и крепким Светом его стали в Любви своей. Их история Любви да послужит другим наукой и примером, и да возьмёт от неё каждый, что должно, помимо Надежды!

Звенье сто двадцать второе. Коньелиэ и Тщильмрин. Деяния Коньелиэ

Так был праздник амевиль Кадруи и всесветлейшей Иты, дочери рода Адама, долог и исполнен радости. Был весь Светлый Дом усыпан пыльцой золотой, и блестели одежды эулиен, ходивших в нём, ибо все пришли на праздник Кадруи и Иты. Тогда же, в великое торжество, были при сыне своём и отважный Алнаир с Сагвен, их же Свету и Любви поклонялись эулиен, ибо от них был Кадруи. Радовались и ликовали Алнаир и Сагвен с детьми своими и изрядно помяты были в объятиях за весь срок амевиль. Когда же смолкла музыка и выстроились эулиен на всех ярусах вдоль лестниц и проходов благословить мужа и жену, поднимающихся в покои свои, были там и Алнаир и Сагвен, они же благословили сына своего и всеблагую Иту. И видели родители торжество Любви на лицах детей своих и смех и счастье, что звенели всюду. Тогда же настал час торжества и их Любви, и поднялись Алнаир и Сагвен в покои свои и легли как муж с женою, и так был ребёнок у Сагвен. Так двойной радостью обернулось торжество Кадруи и Иты, ибо вскоре узнала Сагвен, что ожидает дитя, и потому остались они с Алнаиром в пределе своём и утвердились в нём, подле детей своих, в ожидании светлейшего из чудес. В срок же положенный родила арели сына, прекрасного, как рассвет, и дал Всеспрашиваемый ему доброе имя Кóньелиэ [Kónyeliē], что означает Венец Любви. Так был рождён Коньелиэ от Алнаира, сына Луаны, сына Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от возлюбленной жены Алнаира — прекрасной арели Сагвен, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в пределе Ирдильле, во времена, что называют Сумеречными.

Прекрасен собой и чист сердцем был Коньелиэ, с великой радостью пребывали рядом с ним Кадруи и Ита, и многие сородичи его, и львята Луаны, одним из которых стал маленький эу. Так любил Алнаир посадить маленького Коньелиэ себе на колени и читать вместе с ним, а затем долго беседовать, ибо любил маленький эу добрые сказки, но больше их — истории о Любви, и с отцом своим мог говорить часами. И Кадруи не знал большей радости, чем в минуты отдыха своего играть с Коньелиэ, ибо смех его был дорог старшему брату. И часто не могли уследить за ними Ита и Сагвен, ибо более всего любил Коньелиэ убегать от старшего брата и прятаться, заставляя Кадруи догонять и искать его по всему пределу Ирдильле, где фонтаны, библиотека и несчетное множество укрытий для маленького эу.

Едва маленький Коньелиэ освоил речь и письмо, рассказал он родителям своим, что есть в Светлом Доме одна эу, чьего имени он пока не знает, но именно она однажды станет его любимой. И описывал Коньелиэ ту эу весьма подробно, и рисовал как мог, и посвящал ей стихи и песни, а также искал её и просил Кадруи и Иту искать её, но никак не могли эулиен найти ту самую эу, которую должен был полюбить Коньелиэ.


Так вырос сын Алнаира и Сагвен и возмужал. Стал он ещё прекраснее, чем был прежде, и доброе знание коснулось сердца его. Тогда же пришёл он к Финиару и спросил его, не знает ли Всеспрашиваемый ту эу, что должен он полюбить? И рассказал о ней и описал подробно. И ответил Финиар Коньелиэ, чтобы возвращался он тем же путём, что шёл, но чтобы задержался на двадцатом ярусе своего предела и шёл бы на многие голоса и смех. Так и поступил Коньелиэ, и пришёл туда, и встал у самой лестницы, тогда же услышал он великий шум голосов и смех и пошёл туда. И увидел Коньелиэ эу, окружённую восемью маленькими братьями и сёстрами своими, что поймали её в свой круг и не желали отпускать. И напрасно два старших брата их пытались вызволить сестру свою… Тогда же, едва увидев эу, окружённую детьми, понял Коньелиэ, что это девушка его судьбы, и тотчас же бросился к ней и «любимой» назвал её. И спрашивали младшие братья и сёстры старших братьев своих, кто этот странный эу? И ответили им — сын Алнаира и Сагвен, брат Кадруи — Коньелиэ. И спросил Коньелиэ девушку, как её имя? И смеялась она светло и задорно, и ответила эу — Тщильмри́н [Tshil`mhrín]. Так нашли Коньелиэ и Тщильмрин друг друга и сразу узнали друг в друге судьбу свою, будто бы всегда знали друг друга и всё о возлюбленном своём. И дивились старшие братья и сёстры Тщильмрин и семья Коньелиэ, они же с прекрасной эу смиренно и с радостью приняли Любовь свою и с того дня были неразлучны.


И был день, и пришёл Коньелиэ к Финиару и просил отпустить его с Тщильмрин на служение к людям, но запретил Всеспрашиваемый Тщильмрин и велел ей остаться. А потому пришлось Коньелиэ идти одному, ибо так рассудил Финиар. И, вернувшись от Финиара, была Тщильмрин убита горем, тогда же младшие братья и сёстры окружили её, заключив в свои объятья, и горевали с ней. Так велика была их печаль, разделённая со старшей сестрой, о невозможности послужить человеку и отправиться с Коньелиэ. И спрашивали тогда все юного эу, отчего не попросил он Финиара об амевиль, ибо всем известна их Любовь с Тщильмрин, и никто, глядя на них, не усомнится в ней. Но отвечал Коньелиэ, что хоть и велика их Любовь с Тщильмрин — не считает он пока себя готовым для возлюбленной и достойным стать её мужем, а потому надлежит ему прежде потрудиться, как трудятся пчёлы ради сладкого мёда, и лишь в труде своём и служении человеку, поднявшись над самим собой нынешним — стать достойным светлейшего взора Тщильмрин и согласия её стать его женою. И так отпустили Коньелиэ, и оставил он Светлый Дом в поисках служения своего и труда.

Hi númeron ni úrul`tal`, ret kéol atánietal` tiy, tiy-éān ítim el`háen íl`mui. Akéve iyánatal` íne, allíē im niámuiē tur émwomenē im émwomenē inúahemenē im íl`koiemenē evkóne móe evtérē óyli nórenē im az áreli?! Hi vol` et anírtih il`víhi, ke nih ai ni ísurmtal` ev et, ke et im eméye-é. Áyrem a, hi nör, hi ínir — tiy, oh Il` híol, — ánmū anísurmh áytemē! Anwerámlah áytemē, kél`yehi terh az enírmtil` amrántnetil` tíik! En tíig áldarimvati kéarnil`mini térlenirt ímdet wómenē émwomenē íenol! En tíil íl`mad — aníszh arkát mói úraheni éahē! Hi númeron ni vol` tíik ánmūi íl`hii, kevh númeron ni vol` im ni imh kevháii tíik. O hi línal` wer Íl`mini, ek fert im fa et ílenē, ke evhé ímoren el`háen el`Líe whúldartenil` ánmuii kónyei ü ül`ildarh tivh, oh Fiel`lí! Oh kémi híol, oh f`híhtne Il` el`háen Íl`minē! Tiy, kíol hi ífhal` urh` amráninneal` el`haen evhímei, Líenii íl`mui, máyei áhol él`miē! (1)

(1) L. I. I. V. E. 298:27


Ушёл Коньелиэ, но не было покоя в сердце Тщильмрин, ибо видела и знала она возлюбленного своего безумца и беспокоилась за него. А потому пришла эу к старшему брату своему Áрдану [Árdan], что не имел жены и детей, и просила его отправиться вослед Свету своему, чтобы уберечь его и быть с ним в трудах его. И отправился Ардан по мольбам сестры своей вослед Коньелиэ и вскоре нагнал его. Быстро сделались Ардан и Коньелиэ друзьями и вместе разделили путь свой. Охраняли друзья друг друга во время сна, и пока один спал — другой бодрствовал, и пока один соследовал — другой оберегал его.

Так пришли Коньелиэ и Ардан в место, где страдали смертные от огромного дикого медведя, что драл скот и убивал людей. Приходил он каждый день со стороны бывшего леса, и не было от него спасения. Не брали его стрелы, и не боялся он никого. Народ же страдал и пребывал в страхе. Узнав об этом, вызвался Коньелиэ помочь людям и отправился в рощу найти медведя. И вскоре нашёл его, ибо вышел к нему господин леса сам и был голоден и зол. Поклонился ему эу цветочным поклоном и преклонил колено перед медведем. Тогда же представился сам, как подобает, и спросил зверя, отчего губит он людей и скот. И ответил ему владыка лесов, что звать его Бóрем [Bórem], и не осталось больше ни семьи его, ни леса, где жил он прежде, ибо всё погублено людьми. Вырубили они лес его, и ушла оттуда вся живность, что водилась там. Залили люди поля, а другие распахали, и ушли оттуда медоносные пчёлы. Осталась лишь роща, и та стала темницей его. И вот изо дня в день злой голод и месть гонят Борема к людям, и так вершит он свои злодеяния. Огорчился эу и сокрушался о судьбе медведя. Тогда же, видя голод его, взял он клинок свой и приготовился отсечь себе левую руку от плеча, чтобы накормить зверя. И, увидев это, умилостивился господин леса и остановил эу, и сам поклонился ему. Тогда сказал Борем, что видит благородство и сожаление эу и готов верить ему и следовать за ним, ибо желает сопровождать эу по многим опасностям, что грозят ему и его другу. Но сказал Коньелиэ, что должно Борему сопровождать их с Арданом лишь до того места, где сможет найти себе зверь достойный дом новый, где еды и зелени вдоволь, подальше от смертных и неразумения их. И решили так. И было так. И вернулся Коньелиэ к людям и успокоил их. Тогда же вместе с Арданом много деревьев высадили эулиен на месте прежнего леса, и прижились они. И вот, когда дело их было закончено, отправились эулиен дальше, и Борем сопровождал их. Так проводили они время в беседах, и эулиен, разделяясь, искали по очереди еду для спутника своего, так что не бывал Борем голоден и скорбен, ибо в обществе эулиен забыл он о жестокой скорби своей и исполнился Надеждой.

Долго сопровождал Борем Коньелиэ и Ардана, но вот пришли они в места лесистые и дикие, что были за горами, и поселился Борем там и воцарился там по силе своей и мудрости, эулиен же продолжили путь свой и дальше, расставшись со зверем друзьями.

И обошли эулиен горы, и нашли в низине горе людское, ибо одолевала людей страшная болезнь, и никто не знал от неё спасения. Не был Коньелиэ лекарем, и Ардан бондарем был, но рассудил Ардан по знанию своему, что есть исцеление людям в настое из высокогорных цветов целлáта [celláth], растения редкого и прихотливого. И сказал Коньелиэ, что достанет его. Отговаривал Ардан друга от безрассудной затеи его, ибо помнил наставление возлюбленной сестры своей оберегать Коньелиэ, но был юный эу совсем непреклонен и всё же отправился за целлатом. Так остался Ардан ожидать его среди людей, помогая им по силам своим, Коньелиэ же направился в горы, что были так высоки, что пронзали облака и были покрыты снегом. Случилось это на заре зимы, и пелена зимы лежала всюду. И если в селениях людей властвовала болезнь и вьюга, то там, на вершинах и склонах гор — бури и ветер. И поднялся эу над людскими домами, и пропали они из виду в белой мгле. И всюду был только рёв ветра и белые хлопья. Холод и лёд царили на вершине и склонах гор, и всё живое, что некогда было там — было укрыто снегом. Долго блуждал в белом плену юный эу, но целлат растёт на вершине, и пришлось ему подниматься всё выше и выше, где не только ветра, но и трудно дышать. И чем выше поднимался эу, тем суровее был холод, что терзал его, Коньелиэ же тёплых одежд из мехов не имел, лишь шаль из овечьей шерсти, которой обвязал себя. И замёрз эу, и сделалось ему плохо, ибо не слушались его руки и ноги от холода и с болью давался ему каждый вдох. Но не остановился Коньелиэ и продолжил свой путь. Напрасно дерзкие ветра пугали его рёвом своим и коварные вьюги вырывали снег из-под ног его, обнажая ледяные склоны. И падал эу, и срывался, но поднимался вновь и вновь, ибо обещал целлат людям. И был день на исходе месяца, когда спустился он с гор с целлатом в руках своих, что собрал он в шаль, и упал без чувств на руки к другу. Тогда же смог Ардан изготовить настои для смертных, и отступила болезнь их, и исцелились многие. Коньелиэ же долгое время пребывал в беспамятстве, и положил Ардан его к огню, и растирал его, и поил горячим молоком. Он же молился яростно, дабы миновала простуда друга его, ибо от неё одной — нет эулиен спасения. И напугал Коньелиэ друга своего много недугом своим, ибо и кашель был у него, и лютый чих, и бледность кожи, и нос, полный вод. Но отвратила смерть лик свой от отважного эу, и вскоре прошли его чих и кашель, и румянец вернулся на лицо Коньелиэ вместе с улыбкой его. Тогда же продолжили эулиен путь свой.

Долго было странствие их, исполненное служения людям. И вот раз уснул Коньелиэ и увидел во сне селение и дом, а в доме том прекрасную эу. И поняло сердце его, что это значит. И, проснувшись, пошёл Коньелиэ туда и нашёл прекрасную эу, её же привёл он к Ардану и познакомил их. И тотчас поняли эулиен, что всю вечность, прожитую прежде, лишь ожидали дня этой встречи их. Так соединил Коньелиэ Ардана и эу Ифи́ль [Ifíl`], они же не пожелали ждать, и исполнил Коньелиэ молитву над влюблёнными и по желанию соединил их в амевиль. Тогда же вместе продолжили они путь.


Много молитв и бессонных ночей было у Тщильмрин, ожидающей возлюбленного своего. Но не было от него вестей, и не писал ей Ардан. Неспокойно было на сердце у эу и никто не мог утешить её. Тогда пришла Тщильмрин к старшей сестре своей Эзгэ́йллин [Ezgéyllin] и умоляла её отправиться вослед брату и возлюбленному своему и найти их, и вернуть их в Светлый Дом. Так отправилась Эзгэйллин за братом своим и Коньелиэ и искала их по миру, и вскоре напала на след их по рассказам о делах их, и так нагнала Ардана и Коньелиэ вскоре и присоединилась к ним и Ифиль, и так стало их в пути четверо. Тогда же написала Эзгейллин Тщильмрин, что было и что есть, и во всём Светлом Доме читали письмо её с великой радостью и воодушевлением.


И был день, и увидели эулиен большой муравейник у дороги и как муравьи несут короля своего. Остановился тогда Коньелиэ и спросил их, что случилось. Муравьи же ответили ему, что пострадал их король Хэтэ́ш [Hētésh] в славной битве и пал в ней, лишившись нескольких лап и получив много ран. Велика была скорбь муравьиного народа, и собрались они все проводить короля своего, и положили его на зелёный лист лавра, и подняли на самую вершину муравейника и поставили там, тогда же стали они нести своему вождю посмертные дары, кто что мог и кому что было по силам. Великий плач стоял в муравьином народе, ибо потеряли они славного вождя своего и защитника. Сжалился Коньелиэ над горем их, и взял Хэтэша и молился над ним, а затем вдохнул в него дыхание жизни, отняв часть Света от Света своего — и так ожил Хэтэш. Тогда взял эу несколько песчинок песка и переплавил их в стекло, из него же выдул он лапки вождю муравьёв и закрепил на нём подобно броне, так что стал Хэтэш не только при лапках своих, но и в стеклянной броне, за что и прозвали его Стеклянным. Так вернул Коньелиэ короля народу его и спас народ его от разорения и упадка. И видели это эулиен, и снова написала Эзгэйллин сестре своей и рассказала о том, что было.


Но был вскоре день, и увидел Коньелиэ отважного эу Ильви́э [Il`víē], что жил и трудился среди людей. И заглянул Коньелиэ в глаза эу и понял, кому предназначен он. Тогда же привёл он Эзгэйллин к Ильвиэ и познакомил их, и едва увидели эулиен друг друга — сошла Люблвь на них, ибо предназначены были они друг для друга. И не пожелали они ждать, и исполнил Коньелиэ молитву над ними и совершил амевиль. Так открылся эулиен дар юного сына Алианта и Сагвен — соединять сердца и тем исполнять задумку Божию о любящих. И написала о том Эзгэйллин в Светлый Дом и поделилась радостью своей, и вот уже впятером продолжили эулиен путь свой, ибо Коньелиэ не счёл свой путь завершённым и не желал возвращаться.


Как-то раз встретился на пути эулиен один арели безымянный, но воплощённый, и была скорбь его до самых небес, ибо был воплощён он силой Бессветлого, но лишён им своего имени и позабыл его. Любил Владыка Смерти жестоко и подло развлекаться так, и так пострадал несчастный арели за то, что осмелился однажды не согласиться с господином своим и восстать против. Теперь же был он потерян для себя самого и жизнь смертного влачил в подзаконном мире, не зная, кто он, и не зная пути своего и прежней свободы. Увидев же эулиен, обратился он к ним с мольбою, ибо знал, что златокровный народ противостоит его господину, а потому надеялся, что смилостивятся эулиен и снизойдут до горя его. И сказали эулиен арели: — Невозможно тебе помочь, ибо имя твоё знает лишь сам Владыка Смерти. И сказал Коньелиэ арели: — Я добуду от Анкхали имя твоё! И не послушал эу отговоров и предостережений друзей своих, но доверился знанию своему, ибо был эулари, и кровь арели, матери его, текла в нём. А потому отправился эу в предел Бессветлого и пришёл к нему, и встал перед ним и вызвал его на поединок в фидхелл. Был тисомилостивый арели удивлён тем немало и повелел стражам своим не трогать эу, поскольку известно было всем, что не играет Бессветлый честно и никто не может обыграть его, проигравшие же ему — не остаются живы, ибо таковы условия игры с Владыкой. И спросил Бессветлый, чего желает эу взамен, если победит. И сказал Коньелиэ: — Имя того арели, которого вы лишили его. И улыбнулся Владыка бесчестной улыбкой своей и велел принести доску для игры в фидхелл. И две ночи и два дня играли Вдалыка Смерти и Коньелиэ, и многажды были оба близки к победе. Но как бы ни хитрил Бессветлый, как бы ни старался он, отвоевал эу честное право своё и наконец спросил имя арели у Владыки. И вынужден был господин арели ответить: — Селлурли́н [Sellurlín]. Тогда же сошёл лютый гнев на Анкхали, и повелел он своим этрени схватить эу, но поднялся Коньелиэ и окружил себя Светом своим, так что ослепли все этрени и арели, что были рядом, он же скрылся от глаз их в Свете своём и оставил вскорости предел Владыки. И так, вернувшись к несчастному арели, назвал имя его — Селлурлин, и смог арели вспомнить имя своё, и развоплотиться, и вновь стать свободным от плоти, смерти и всякого права. И спросили эулиен Коньелиэ, как удалось ему раздобыть имя арели, и рассказал им эу. И дивились эулиен, и преклонились пред Коньелиэ и тем ввергли эу в великое смущение. Тогда же взяли они его и вместе с ним вернулись в Светлый Дом. И выбежала Тщильмрин навстречу им, и в объятия возлюбленного своего Коньелиэ вошла тут же и более не желала покидать их. Тогда же спросил её эу: — Разве достоин я, несчастный, такой Любви твоей? И ответила ему Тщильмрин: — Ты всегда был достоин её. И так привела Тщильмрин Коньелиэ к Финиару, и по желанию их и просьбам исполнил Всеспрашиваемый молитву над ними и амевиль. И так стали Коньелиэ и Тщильмрин мужем и женой, и устроил Ардан праздник в честь амевиль сестры своей, он же играл на инструментах на празднике её, он же сшил платье ей, он же украшения изготовил для неё, и не было в те дни эу краше Тщильмрин и счастливее. Ей же, вернейшей и мудрой, и кланяемся мы ныне за мужа её.

Благословил Финиар светлый дар Коньелиэ и вместе с ним наконец отпустил Тщильмрин. Так смог вернуться эу на служение к людям и многими делами прославил имя своё, но более — тем, что соединяет сердца по задумке Господней, как эулиен, так и людей и арели, а потому — славим мы ныне имя Коньелиэ, ибо он Венец Любви, его же просим мы, его же ожидаем мы все.

Звенье сто двадцать третье. Ильнуб и её львята. Ильнуб и Исиан

Смотри! Смотри — рассвета пламенный цветок

Едва расцвёл, но дышит для тебя!

Цветами высшими, чья красота непостижима,

Хочу я выстлать путь Любви,

Хочу, чтоб знала ты, что всё на свете,

Что названо Творцом — моя к тебе Любовь! (1)

(1) L. I. I. V. E. 173:6


В благоденствии и под защитой своей Любви пребывают Эрда и Арми, им же кланяемся мы ныне!


Так была ночь, когда вышли любящие почтить звезду Измаиль в день Измаиля. И держались они за руки, и соединили голоса свои в песне (2). Тогда же родился Свет между ладонями их и осветил ночь. И так был ребёнок у Арми от вернейшего Эрды её, и в срок положенный и светлый родила она дочь. Тогда призвал Эрда Финиара, и нарёк Всеспрашиваемый дочь его Ильнýб [Il`núb]. Так была рождена Ильнуб от Эрды Медвежья арфа, сына Луаны, сына Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от Арми — возлюбленной жены Эрды, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, во времена, что именуются эулиен Сумеречными.

(2) так бывает, что в ясные ночи, когда видна звезда Измаиль, выходят эулиен поприветствовать её в песне, но только мужу и жене дозволено петь для Измаиль, а также тому, кто помечен золотой пыльцой в ожидании амевиль. Так поют эулиен всю ночь, пока сияет им Измаиль с небес.


Взяла Ильнуб красоту и верность от родителей своих, ими же взращена была она в Любви светлейшей и радости. Любовь торжествует в детях любящих, и полным и прекрасным было её торжество в Ильнуб. В Оленьем роду и роду Золотое дерево нашла она наставников себе и ещё прежде знания своего снискала любовь и уважение среди львят Луаны, одним из которых стала, едва сердце повелело ей. Много наук постигла Ильнуб, и ожидали её служения как учителя или учёного, но лишь коснулось знание сердца эу, взяла она коня своего (3) и отправилась к людям, где трудом её стали защита слабых и обездоленных, сооружение заезжих домов, постоялых дворов, гостиниц для путников и оставшихся без крова, а также покровительство им. Всюду, где слышался плач или вой ветра над путником, которому негде было укрыться, — там была Ильнуб. Велика была щедрость сердца её, как и Любовь её, и забота о человеке. Полюбили люди Ильнуб за скромность её и улыбку, за безотказную помощь и доброе сердце, они же искали её и просили её заступления. И в сердце своё всещедрое принимала эу каждого, кто обращался к ней, никто же не уходил от неё без утешения своих скорбей и печалей. Не боялась эу ни сурового труда, ни злобы людской, ибо следовала за Надеждой, ведущей её, её же, госпожу эулиен, дарила она щедро всем, кто нуждался в ней или погибал без неё.

(3) так был у Ильнуб конь её, друг её именем Мáйльтерлен [Máyl`terlen] — Млечный путь — серый в белых звёздах и с белой пушистой гривой, подобной молочной пене. Он же всегда и всюду был с Ильнуб с самого детства её, ибо был поручен ей матерью её в день вручения ей именного клинка её.


И был день, когда держала свой путь Ильнуб в край, разорённый войной, где было много обездоленных и сирот, но увидела по пути, что собрались арели во плоти и судят своего собрата. И толпой схватили его и обвинили его, не дав оправдаться. И готовили его в жертву древнему демону, чтобы откупиться кровью его. Не знала Ильнуб этого арели, и учили наставники её стеречься народа их, но видела она, что некому заступиться за воплощённого арели, и что поник он, лишённый Надежды. Страшно вдруг сделалась эу, что погибнет вот-вот душа неповинная, ради которой и не старался никто, которая не знала Надежды и не видела её никогда, всю вечность свою от самого сотворения арели. Тогда повернула эу коня своего и вмешалась в суд арели, и встала перед несчастным, кого определили в жертву, и предложила себя вместо него. И возликовали арели, получив столь ценную и чистую жертву, и привели Ильнуб, и положили её на алтарный камень и уже клинок занесли над ней, но выхватил вдруг меч осуждённый их и набросился на собратьев. Он же не знал пощады и сомнения и всех одолел скоро и яростно, и тем спас Ильнуб от смерти. И приблизилась эу к тому арели и поклонилась ему. Она же спросила, как имя его, и ответил арели: Аллáрда [Allárda]. И просила эу руки его, дабы поцеловать её за спасение своё, но выставил меч Алларда против Ильнуб и отогнал её. Напрасно пыталась эу заговорить с ним и помочь ему — не слушал её Алларда, и в глазах его было великое недоверие. Прогнал Алларда отважную эу и не стал слушать её, но бросил меч свой и исчез, отринув узы смертной плоти, что сковывали его и ослабляли. Тогда села Ильнуб на коня и продолжила путь свой, однако никак не могла забыть золотистых глаз Алларды, ибо в миг, когда выхватил он меч против сородичей своих, видела она в глазах его проблеск Надежды, и он поразил её, ибо на единый миг из янтаря и расплавленного жёлтого золота сделались глаза арели сияющими, как тягучий мёд.


Много трудов достойных и благих дел в людях совершила всеславная Ильнуб, отчего Эрда и Арми гордились ею, и Финиар рассказывал маленьким эулиен о трудах её, и львята пересказывали её деяния друг другу. Тогда же решили многие из них последовать примеру Ильнуб, и собрались, и отправились вослед ей, и вскорости нашли её и разделили с ней труд её. Так стало их всего двенадцать, и Ильнуб среди них. Не скрываясь и не таясь, странствовали эулиен Светлого Дома вместе и поддерживали друг друга. Были среди них и юные эулиен, и те, что прежде уже возвращались в Светлый Дом от трудов своих, и юноши, и девушки — разные львята были с Ильнуб, они же всецело отдали себя человеку и по примеру дочери Эрды и Арми трудились для смертных. Высоко оценил Луана подвиг львят своих, и следил за трудами их, и в письмах наставлял их советом и добрым словом. Так минуло много лет, и не одна жизнь человеческая началась и закончилась за то время, но имена Ильнуб и львят её переходили из уст в уста с благодарностью и Надеждой.


И был день, и узнала Ильнуб о резне, что устроили арели в селении смертных, и вместе с львятами своими отправилась туда. Там же трудились эулиен, ибо много смертных погибло, и много было обездолено и ввергнуто в скорбь и плач. Воинство же арели ушло недалеко, и с высокого холма видели они пришедших эулиен и донесли Владыке. Тогда послал он одного из военачальников своих вернуться и схватить эулиен, и убить их. И вернулись арели, спустившись в ночь с холма, и перебили людей, что остались, и схватили эулиен и привели их в лагерь свой, там же поставили их на колени, и вышел командир их с огромным мечом и обезглавил эулиен одного за другим, когда же занёс он меч над головой Ильнуб — остановилась рука его. И подняла эу голову свою и взглянула в лицо палачу своему, тогда же узнала она его по золотистому цвету глаз и назвала его: Алларда. И закричали арели, чтобы скорее убил он эту эу, и снова занёс Алларда меч над Ильнуб, но видела она, как вновь на миг сделались глаза его оттенка мёда, и выронил арели меч свой и сам дел рук своих устыдился. И обвёл Алларда взглядом своим всё вокруг, и ужас сошёл на него. Тогда схватил он Ильнуб на руки и побежал с ней, а арели во всеоружии — за ними вслед. И принёс Алларда Ильнуб к коню её, и посадил на него, тогда же ударил он коня, чтобы бежал он, но удержала эу Майльтерлена и руку Алларде протянула свою. Так сели они вдвоём на быстроногого коня её, и помчался он во всю прыть, так что арели не догнали их. Долго скакал Майльтерлен, пока доставало ему сил, и так пока не иссякли они, тогда же упал он замертво. И видел Алларда, как горевала эу о друге своём, как слёзы скорби в глазах её стали морями. И видел Алларда, как обессилела эу в печали своей, когда погребла и проводила друга своего по обычаю эулиен как равного им. Она же тотчас обратилась в соследование и песнь, дабы проводить погибших друзей своих до врат Эйдена, и стоял Алларда, поражённый, и не смел приблизиться к эу. Но вот упала и Ильнуб без сил, и поймал он её и уложил на траву. И смотрели арели и эу друг на друга, и великое недоверие было между ними, ибо не могли они понять друг друга, и учили их не доверять друг другу. И не могла эу понять Алларду в жестокости и милости его, и не мог арели поверить Надежде, что, промелькнув во тьме бытия его, снова поманила его за собой и снова одолела его, заставив совершить безумство. И спросил Алларда эу: — Как я могу доверять тебе? И спросила эу его: — Как мне не бояться тебя и верить тебе? И молчали они, и не знали, что сказать. Но сотворил Алларда свечу и зажёг её, тогда же поставил он её на холм Майльтерлена, и поклялись арели и эу над свечой (4) доверять и верить друг другу. И уже высох воск на ладонях их, и боль оставила их, но не спешили Алларда и Ильнуб разжимать рук своих, ибо был заворожён арели духом эу, что открылся ему, и эу не могла отвести своих глаз от взгляда арели, где впервые за всю вечность проснулась Надежда.

(4) так есть клятва над свечой, она же тéйлен и́льрелэ [téylen íl`relē] — клятва свечи, или тéйлен э́лигэ [téylen éligē] — клятва пламени — одна из особых клятв эулиен, когда двое скрепляют руки свои в рукопожатии над горящей свечой и тем тушат пламя той свечи, и оно погибает в их ладонях, оставляя на них след — печать произнесённой над огнём клятвы.


Всё сотворено Творцом и названо им в свой час. Всё друг другу родственно и соприродно, даже то, что, кажется, противостоит друг другу, хотя создано вместе и не может без другого. Ни человек, ни арели, ни эулиен — не есть враги, но братья, ибо единоназваны Создателем, задумавшим их. Но в подзаконном мире, суровейшем из всех соназванных миров — каждый ищет не соединения, но разделения, и не хочет быть со всеми, но сам по себе, лучше других. Потому дух стоит над плотью, и он свободен, но лишён права, ибо лишён правил. И потому арели-э-Данаэ стоят над рани и удунаи. И потому так презирают человека и так очарованы им, ибо дух человека выше духа арели, но облечён законами плоти и мира, довлеющего над ним. И потому арели так люто ненавидят эулиен, ибо в них явлено то, чего лишены арели от начала своего, их же боятся арели и ненавидят за то, на что обрекла народ их всесветлая Эликлем, дав им печальное право в мире подзаконном и принудив их к вечной тоске о нём. Каждый народ учит детей своих не верить другому, каждый стращает сказками о злобе и коварстве другого народа, хоть одни и те же истории рассказывают друг другу и одним и тем же пугают друг друга. Оттого арели не верят эулиен, а эулиен не доверяют людям, и люди страшатся эулиен и ненавидят их. Дух каждого тянется ввысь, ожидая соединиться с изначальным Светом, от которого сам он есть, но мы в невежестве своём, как умеем, следуем за ним и выбираем каждый свой инструмент по разумению своему: науку ли, войну ли, магию ли, молитву ли. Но лишь Надежда — общий путь, которым может прийти дух всякого к Любви, ибо Надежда — один из знаков Любви. Самый широкий путь и самый щедрый.


Долго учились Алларда и Ильнуб верить друг другу, много обличий сменил арели, не зная, как подступиться к эу, пока не утвердился в одном из них, в котором пребывал при первой их встрече. Тогда же принял Алларда плоть и отринул естество арели, поверив эу и следуя за ней. И научилась эу верить Алларде, следя за переменой настроения его, и успокаивая его, и охраняя от гнева и всякой печали. Так избыл Алларда изменчивость арели и приучился к верности, хотя по-прежнему бывал печален и вспыльчив, но слушал сердце, что билось в нём, а не следовал за стихией мимолётной страсти, что первобытным чувством врывается в грудь всякого арели, чтобы промелькнуть и исчезнуть, оставив за собой мучительную пустоту и отчаянье всякой преджизни.

Отдохни, о путник многих печалей!

Пусть ветер разгуляется в груди.

Где бы ты ни был — сияют звёзды,

Где бы ты ни был — возможен Свет!

Когда же открыл для себя Алларда сокровище улыбки эу и так же ответил ей, решила Ильнуб, что пора им с арели вернуться в Светлый Дом.


Тот, кто открыт Надежде — не безнадёжен. (5)

(5) L. I. I. V. E. 18:38


Так пришли Ильнуб и арели к ступеням Светлого Дома, и устрашился Алларда и медлил, ибо знал грехи свои и помнил бессчетное множество их. И сказал он эу: — Я не войду, ибо я грешен. И сказала ему Ильнуб: — Скажи «прости, Боже», и отверзнется путь для шага твоего. Но сказал Алларда: — Я — арели. И сказала ему Ильнуб: — Скажи «прости, Боже», и отверзнется путь для шага твоего. И собрался арели, и перед ступенями Светлого Дома склонил колени свои, тогда же воздел он руки к небу, как делают это эулиен в молитве, и сказал в сердце своём «прости меня, Боже». И взяла Ильнуб Алларду за руку, и вместе с поклоном перешагнули они порог обители, и так вошёл арели в Светлый Дом, и Свет его осиял его. Тогда просил арели Ильнуб отвести его к семьям тех эулиен, что убил он при ней, дабы принёс он своё покаяние им и предложил свою службу. И исполнила Ильнуб по воле его, и никто из эулиен не пожелал служения арели, и, видя сокрушение его, простили его. Тогда же мать одного из эулиен, казнённых Аллардой, привела его к Финиару. И выслушал Всеспрашиваемый историю арели и принял его в объятья свои. Тогда же спросил он, чего желает Алларда? И ответил тот: очищения. Тогда отвёл его Финиар в глубину покоев своих и поставил арели перед свечой его, что вспыхнула, едва вошёл он в Дом эулиен. И взял Финиар руки арели и молитву свою прочитал над ним, и так исполнил обряд нуахтинени, очищение именем, и стал Алларда с того дня — Иси́ан [Isían].

Пожелал Исиан измениться и изменить жизнь свою. Звал Седби его в войско своё, но отказался арели от всякой войны, и запретил себе, и зарёкся. Взял Исиан себе послушание в Оленьем роду и труд себе нашёл там, дабы ничто не напоминало в нём прежнего арели Алларду. Эликлем же стала верным наставником его и другом, которую почитал Исиан как мать. Она же свидетельница того, как проснулась нежность в сердце арели, и трепет её поселился в нём. Научился Исиан доверять эулиен и верить чужой заботе, принимать её, не оскорбляясь и доверяя ей. Но пуглива была улыбка Исиана, ибо едва видел он Ильнуб — исчезала она с лица его, и краснел он, и становился бледен, и дрожь сходила на него. И не знал Исиан прежней силы и воле своей не подчинялся, тогда же спрашивал он Эликлем в великом испуге, что ему делать и как быть? И сказала ему Эликлем так: — То, что сейчас называешь ты слабостью своей — есть величайшая сила твоя. Бессилен ты лишь потому, что не в праве силы своей, и источник её не принадлежит тебе, оттого и волнение твоё, и слабость, и трепет. Таков один из ликов Любви. И если желаешь исцеления — добейся Ильнуб, и то, что прежде делало тебя недужным — исцелит тебя и сделает неодолимым, как никогда прежде. Не знал арели прежде, что есть Любовь, и вот так узнал её. С того же дня двенадцать лет ухаживал он за Ильнуб с великим почтением и осторожностью, любезно и изысканно, как может лишь только арели. Двенадцать лет удерживал Финиар Ильнуб, приходившую к нему, от амевиль, ибо был мил ей Исиан, и ещё прежде, чем узнал сам о Любви своей, сделался силой самой Ильнуб и в сердце её был назван Светом его, но ещё не перестало сердце самого арели нуждаться в печали, и потому запрещал Всеспрашиваемый Ильнуб и удерживал эу. Когда же прошло двенадцать лет, и позабыл о Печали — прежней госпоже своей — арели, — пришли Исиан и Ильнуб к Финиару вместе и вместе просили его об амевиль. И уже ожидал их Финиар, ибо всё было готово к торжеству их. И потому в тот же день был праздник свадьбы их, и в праве жены и мужа соединил Всеспрашваемый двух влюблённых, тогда же слабость оставила Исиана, и обрела Ильнуб сильного и верного мужа, одного из достойнейших мужей Светлого Дома.

Все мы ожидаем милостивых чудес, сокровенного Чуда, ищем Любви и умоляем о ней, не ведая, что мы — слепые мастера, приставленные к камню человеческого сердца, которое и есть драгоценность, философский камень, что ждёт чуткого взора и тонкой работы. (6)

(6) L. I. I. V. E. 141:41

Нежная и властная Любовь была дана Ильнуб и Исиану, в ней же да процветают они!

Звенье сто двадцать четвёртое. Ифхиру и Имреи

Отшумел праздник свадьбы Абрина и Грейль, и во многих объятьях побывал Абрин и верных улыбок принял много, но смотрел он теперь на жену свою и не знал сладу с сердцем своим, ибо все дела свои прошлые знал он и помнил, и час, что исцелил его, и не мог он найти покоя, и не смел приблизиться к возлюбленной своей, что блистала среди всех красавиц и затмевала их Светом и улыбкой. Так боялся Абрин томной страсти своей, ибо чистота эу укоряла его, и не смел, и не мог он рассказать ей о страхе своём. Тогда же искал он совета и поддержки, и так обратился к Онену за утешением.

С доброй улыбкой, не осуждая и не спрашивая, принял Онен мужа дочери своей, и открылся ему арели и сказал ему о страхе своём. И отвечал ему Онен так: — Если чувствуешь в том нужду, то можешь пытаться изменить природу свою и ей, но не себе, ибо Абрина полюбила Грейль, не арели. Не изменить того, что я рождён человеком, а ты арели, и дана нам любовь не та, что эулиен, но меньше ли в ней Света оттого, что она исходит от нас? И сказал ему Абрин: — Её чистота укоряет меня. Её Свет обвиняет меня. Рядом с ней пропадаю я, и страх завладевает мной, ибо плоть моя жжёт меня огнём, а глаза Грейль лишают рассудка. И где прежняя твёрдость моя, если рядом с любимой женой я слаб и съедаем страхом? Нет прежнего мужества в муже Грейль! И ответил ему Онен: — Не печалься, Абрин. Не за прежние силы и славу полюбила тебя Грейль, и не тебе, мужу её, бояться признаться жене в страхе за неё, ибо мужество не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы доверять друг другу.

И в ночь, когда сияли звёзды и крепка была власть луны, госпожи их, пришёл Абрин к дражайшей жене своей, ибо неизреченная нежность завладела им, и не мог он утаить и скрыть её. И встречен был улыбкой Грейль, светлее которой нет на свете, и признался ей, под её же взглядом смятение отпустило его, и сказала эу мужу своему: — Пусть буду я единственным страхом твоим, ибо и его обращу я в силу твою, и всякую слабость твою обращу в силу, и сомнения твои отведу. Не для того ли признали мы друг друга женой и мужем, чтобы быть бесстрашием и силой друг друга, и не оттого ли полюбила тебя я, Абрин, что в том, что называешь ты слабостью — и есть твоя сила и Свет твой? Тогда же склонился Абрин перед женой своей и в светлые объятья её вошёл, и слабости своей не устрашился, и от Грейль не утаил её. Тогда осиян был он улыбкой эу и утверждён в ней, и так легли они по велению сердец своих как муж с женою, и по Свету трепетной Любви их и по нежной страсти её был ребёнок у Грейль, и вскоре узнала она о том и сказала мужу своему. Так лишился Абрин сна и покоя, и сделался звонкий смех предвестником его самого, а сам он — тенью жены своей. Когда же пришёл срок Грейль разрешиться в родах, поставил Седби сильнейших из войска своего перед покоями Грейль, ибо лишь так могли сдержать они арели, что желал войти к жене своей. И удерживали они его силой и словом, но не смогли удержать, потому что повторила Грейль имя мужа своего. И разметал он товарищей своих и вошёл в покои, тогда же оставили все эулиен их, и поднесла Грейль мужу своему дочь их. Её же вскоре принял Финиар её из рук отца и нарёк Ифхи́ру [Ifhíru].

Hi bráytal` érki, kíl`ye úrut vol` bráytil`, kowb híleimil` ti, oh víe míen! Íl`i háol hílē beíl`tane híol térlen ret éniē fa átarē áldanē. Émugii íemi kevh émugii Íl`i ámugen ítamen áhen. Im duh wh éahē hi ev el`horúruen, o íurh míik — tiy víe míen — im níe áku ókenē. Erk ret bráytenne — ü ín ín’hin el`térlen i Íl`e. Im isít im ísurmen — térlenfor ténē, ki ni tentát nih éke, nih tórnē, im is — térlenfor ténē, ki ni híanu nöral` íeh, átu mo vo māynd im wh ékem vo íl`i maynd. (1)

(1) L. I. I. V. E. 80:38


Так была Ифхиру рождена от прекрасной Грейль, дочери Элигрен, дочери Виэльлине Маленького безумца, сына Эливиена Путешественника, славного сына Финиара, и от мужа Грейль, что был из арели — бесстрашного Абрина. Взяла Ифхиру красоту свою от сияния гордых звёзд и Свет от прекрасной своей матери, также в полной мере перешла к ней и красота отца её, и была Ифхиру одной из прекраснейших эулиен Дома своего. В Любви, заботе и попечении воспитывали её. И много Фиэльли трудилась над ней и весь род Ирдилье. А потому благородной и мудрой выросла Ифхиру, и глубоким поклоном привечал её сам Финиар. Всю сердечную нежность свою и осторожную заботу отдал Абрин первой дочери своей и крепким щитом стал для сердца её от всякого ветра недружественного и злого, от взгляда нечистого и слова осуждающего. Много гордилась им Грейль, прекрасным мужем своим, и не жалел добрых слов Финиар, хваля его. И вскоре стала Ифхиру, подобно отцу своему — верной опорой для сердца перед злыми ветрами этого мира, и с тяжким сердцем отпустил её Абрин, когда попросила Ифхиру разрешения уйти к людям, дабы взять путь свой и служение.


Долго странствовала по мирной земле неутомимая Ифхиру, и учительствовала она, и лечила, и очищала воду. И так пришла на север мирной земли, где поселилась среди людей, скрывая Свет свой и золотую кровь. И так нашла себе место при дворе умом своим и красотою, а также неутомимой заботой рук своих. Высоко ценил её король и желал её, высоко ценили Ифхиру воины его и братья и желали её, всякий из мужчин, кто видел и знал её не желал себе иной жены, кроме Ифхиру, никто же из них не решался и приблизиться к ней, ибо столь велик и горд был Свет Ифхиру, что удерживал всякого от неверного шага. Так заняла Ифхиру при дворе место оллама и ведала книгами и хрониками, она же прогнала друидов, прельщённых близостью власти, прочь от двора короля своего. Много добрых слов и подвигов было за Ифхиру, но золото прошлого с сокровищами его и именами, доблестью и славой — вот истинная заслуга её перед людьми, ибо эти сокровища честно сберегла она и оставила им.


Был же день перед королевским праздником и ночь его. И собрались все люди севера и юга, запада и востока подле высшего короля своего, ибо так было заведено. И была ночь безустанного празднования, музыки и вина. И стояла Ифхиру в стороне, ибо всё это не мило было ей. Тогда же увидел один из пирующих Свет её, и не смог ничего поделать с сердцем своим, и приблизился к Ифхиру, и завёл с ней беседу чинную и благородную, как полагалось ему. Был же это И́мреи [Ímrei], юный арели из-под холмов Борхе.

Много славных родов держит мирная земля. Много эулиен окормила она покровительством своим, многим из арели оказала честь и приняла их с любовью. Vol` Ímrei káreuli élatē, el`kánih` el`dáor, el`dábi, mayndéren ek íyen ret Úimiē Íl`mē. Et vol` páyei nói Isúla Íldari, káreul Móurnug im Evfér, tshímre Mídaē ret Dun Eskále vol` nói máyei (2). Седьмым сыном был Имреи среди детей отца своего и назван был им Доблестным Светом, ибо высоко ценил Исула всякий Свет и крепко держался его. Да не оставит Свет дом его и тех, кто в нём!

(1) так были от первого дня арели, не избегавшие Света, и те, что тяготели к нему. Были такими и Исýла [Isúla], чей род никогда не вставал против эулиен, и Мида. Широк и прославлен род Исулы Благословенного от гор Морн до самого края мирной земли. Мида же, смелый и славный король, был убит Анкхали, и многие сыновья его также погибли, не приняв власть Бессветлого, те же, что выбрали жизнь, были помилованы им и обращены к тени. Дочери же Миды продолжили род его. Так стала Эвфéр [Evfér] госпожой Исулы, а тёмная сестра её Тэмлэ́й [Tēmléy] — госпожой Альтира, главы дубового рода его под корнями деревьев мирной земли и за краем её. И трое сестёр их продолжили род Миды в Свете и тени. Было же это во времена, когда ещё не пробудила Эликлем печалью своей Владыку и не вошёл он в свою власть в подзаконном мире, что есть у него ныне.

И пуще огня королевского пылали сердца их. И Светом спасительным стал Свет глаз Ифхиру и Имреи в ту ночь. Он же и стал рассветным. Всякое начало — в Свете. Всякий Свет — Свет Слова. В словах их и Свете родилась Любовь. Её же благодарим мы за новый день для всякого, кто встретил его.

И так окончен был праздник, и опустел спасительный чертог, но никак не могли Ифхиру и Имреи оставить друг друга, ибо беседа их не была окончена, и не могли сердца их вынести и мысли о разлуке.

Настал же день и час, и встревожились в доме Исулы долгим отсутствием Имреи, и послал отец его за ним. И пришёл неусыпный поверенный за ним и нашёл Имреи преображённым. Тогда же из-за страха перед участью гонца с тяжким сердцем оставил Имери возлюбленную свою и отправился в предел отца своего и матери, но оставил Ифхиру хетаках из нити платья своего как клятву, что он вернётся за ней, что бы ни случилось. И, вернувшись в дом свой, честно сказал Имреи королю и отцу своему, что не может он больше оставаться под сенью дома его и под властью его, ибо обрело его сердце дом в сердце эу Ифхиру, и её власть теперь над ним выше власти отца его, а потому желает Имреи быть с госпожой своей неразлучно всю вечность, отведённую им, и служить ей, и оберегать её, и ради этого права жертвует наследным престолом своим и сыновьим правом сына Исулы. Горько было славному королю слышать такие слова от возлюбленного сына своего, выращенного в почтении и Любви, достойным всякого трона в мире над или под твердью его, но мудр был Исула и выше прочих даров почитал Любовь, а потому не воспротивился ей и вскоре отпустил Имреи с благословением своим к возлюбленной его, ибо великой честью счёл Любовь юной эу из рода Эйвели к сыну своему. И так, хоть и минуло в мире эу немало лет, (3) вернулся Имреи к ожидавшей его Ифхиру в день, когда хетаках на запястье её порвался от старости. Тогда же поднял его Имреи и вместо хетаках предложил Ифхиру душу свою, исполнив ифхёлье над нежной рукой её. И в тот же день по желанию их был праздник в Доме Ифхиру и рода её, что был шумен и ярок, не чета королевским праздникам смертных, ибо в этот день и дни, наследовавшие ему, праздновали эулиен соединение Ифхиру и Имреи и до последних огненных листьев грядущей осени славили их имена. Да смилуется Бог наш и пошлёт искру славы тех дней и в наши серые дни, ибо и она одна утешит и ободрит нас, как могли ободрить и утешить влюблённые Ифхиру и Имреи одним лишь видом своим и улыбкой!

(3) так положено от Первого Слова, что время в мирах сочленённых везде течёт по-разному. Вне плоти арели и те, что вечно юны, не знают о том печали, ибо нет им в том ущерба, всякий же смертный, перейдя грань, обнаружит то губительное несоответствие, если не будет дана ему власть минуть участи горькой и удержать своё время при себе. Но не у всякого арели, будь он хоть трижды король, достанет такой силы и власти, ибо Время, что ни говори, ничьей власти над собой не терпит. Однако знаю я, что есть среди королей во всех пределах и те, что имеют власть над временем предела своего, как верю я и в то, что Исула, хоть он и не признаёт того, один из них.

Сами же влюблённые остались в Светлом Доме в пределе Ирдильле и так умножили Свет его. Много славных дел было за Имреи по доблести его и благородству сердца. О них же знают в народе его, и над ним, и за пределами его, когда же встал он рядом с женой своей, много трудились они на севере, среди смертных, их же крепостью стоит он и ныне. И, соединённые Светом, щедро раздали его они людям и арели и всякому сердцу в нужде и печали, единые сердцем, Светом и Любовью, соединившей два славных рода.

Звенье сто двадцать пятое. Девять валов. Иртаин Скромная рука и Ирлие

Многих арели призвал из глубины своей тени Владыка. Многих научил он и наделил силой. Покорные воле его и страху, не знали они жалости и покоя. Пожелал Анкхали натиском взять земли, что защищали эулиен, и истребить народ их, и низвергнуть обитель их, и хуже того, очистить земли те от рода Адамова. День и ночь велел Бессветлый атаковать своим воинам эулиен, стоящих у рубежей Светлого Дома. Тогда же отправил Хеллах в Светлый Дом за Абрином, ибо нуждался в нём. И пришёл этрени по зову его, и укрепилось войско Хеллаха. И отступил Владыка, увидев своего этрени среди эулиен, ибо сам боялся его. Потому как если бы в честном бою вышли они один на один, то, возможно, имел бы Абрин шанс выстоять в нём, но никогда не сражался Анкхали в одиночку и никогда не сражался без магии. Увидев же и узнав того, кого взрастил он, доверив жизнь и тень свою, устрашился Владыка. Абрин же был в пылу битвы, и долго жар её не отпускал его, так что не осмеливался никто приблизиться к нему. Отправил тогда Хеллах в Светлый Дом за Грейль, и оставила она дочь свою и пришла в лагерь, дабы быть подле мужа своего, ибо была нужна ему.

Не было во всём Светлом Доме равных по силе Абрину, лишь великому Седби было под силу совладать с ним. Никто же из воинства его не решался биться с ним и состязаться, ибо всем была известна сила и ловкость этрени. В боевом же пылу и сам Седби не мог удержать Абрина, и ни пять, ни десять эулиен не могли остановить его, потому как всех их мог сокрушить он одним ударом и не знал усталости и страха, лишь перед женою своей, Грейль, робел он и опускал взгляд, и достаточно было Грейль одного её взгляда, чтобы поразить его и успокоить. А потому часто бывала Грейль в стане Седби, ибо лишь ей под силу было совладать с этрени, и эулиен любили её за мудрость её и весёлый нрав, и многим она придавала сил, а многих сама учила обращению с оружием. Когда же бывала Грейль в лагере, то всегда была при Хеллахе и следовала с ним всюду, потому что уму её и острой мысли верил Хеллах, и воины его послушны были Грейль, и хоть не лежала душа эу к военному делу, много советов её спасло воинство Седби от разорения и много коварных планов арели было разгадано Грейль, ибо дан был ей дар мысли быстрой и светлой, и многие в Светлом Доме приходили за советом к ней, опасаясь неудачи или в смятении. Называли многие Грейль провидицей, ибо сила ума её поднимала завесу грядущего, и о том, что ещё не свершилось, но может свершиться, могла судить Грейль, как о том, что видела прежде. Но запретила эу называть её так и всем говорила, когда просили её рассказать о грядущем: — Íl`mu Ábrinē hi, Gréyl`. Ni téylen íne, átu nói hi nírten im úru. Nói ímvoldarhē téylen-é, áke ke no evhéme híol im íl`hi.


И был день между битвами, и отдыхали воины в шатрах своих. И была Грейль, что призвал Хеллах, среди лекарей и трудилась с ними, ибо все звали её. Тогда же наблюдал Абрин за возлюбленной своей, и тяжелее ран была тоска его по Грейль. И когда поднялась луна, вернулась эу к мужу своему, и вошла к нему, и улыбкой своею успокоила сердце его. И кротостью своею укорила гнев его. И нежностью остудила пыл его. И тогда легли они вместе по праву жены и мужа, и был так ребёнок у Грейль. И не отпустил Хеллах Грейль, но оставил подле себя, дабы укрепить дух эулиен. Но узнала эу вскоре, что ожидает дитя, и перед мужем своим нового Света не смогла скрыть, и так рассказала ему. Узнав же о чаде во чреве жены своей, пришёл арели к Седби и настоял, чтобы отвёз тот Грейль в Светлый Дом, и там дожидалась бы она срока своего под опекой рода её. И так отпустил Седби их вместе, и вместе же были они весь срок неразлучны, и за покой и благоденствие возлюбленной Грейль бесстрашно воевал тогда Абрин со всяким обстоятельством и бедою.

Когда же был срок Грейль близок, пришла она к Элигрен, ибо ребёнок толкался в утробе её и делал ей больно. Тогда же спросила эу свою мать, что делать ей? И ответила Элигрен, что помнит, как сама была таким ребёнком в утробе Фиэльли, но пришёл Виэльлине и сказал ей, что есть она плоть и кровь его Любви, а потому не может делать больно той, кого он любит, ибо должна заботиться о маме и оберегать её, подобно его Любви — всегда, что бы ни случилось. Это усвоила Элигрен ещё в материнской утробе и запомнила на всю жизнь. А потому велела она Грейль позвать Абрина, дабы он поговорил с беспокойным дитя, ибо это успокоит его. И пришёл Абрин и не знал, что сказать, ибо слов и чувств в нём было много. Когда же заговорил он с дитя, то успокоил его, ибо всё, что происходит от Любви — повинуется ей.

Так в срок положенный родила Грейль сына, и нарёк Финиар его И́ртаин [Írtain].

Когда же покинули Абрин и Грейль лагерь, пришёл Хеллах к Седби и спросил его, ибо видел, как покидают их Абрин и Грейль. И рассказал ему Седби о радости их, и возрадовался Хеллах, но легла печаль на лицо его, и опустил он взгляд свой. Была сила войска Седби в том, что стояли по левую руку его Хеллах и Тентен, и Абрин был между ними. Велика была сила и мощь их воинства, ибо искусство и сила их, соединённая, не знала поражений и была крепка. Ныне же не было Абрина между эулиен Хеллаха и Тентена, и много воинов Хеллаха полегло в битвах. И сказал он Седби, что пойдёт на смерть, если велит ему господин его, и не оставит войска своего и воинов его, и клянётся положить жизнь свою за братьев своих, но не может дать клятвы одолеть арели в грядущем бою. Не желал Седби погибели внука своего, и потерять его, как Лиина, не мог он, ибо не знал и ныне, как смотреть в глаза Ифы, а потому отпустил Хеллаха и велел Тентену прийти. Его же поставил он рядом с братом, ибо ныне, как и прежде, должно было им сражаться плечом к плечу и быть друг другу защитой и опорой. И повиновался Тентен господину своему и принёс ему клятву защищать брата и воинов воинств их. И не спрашивал более и не сомневался, ибо был твёрд, как камень, и твёрдым было слово клятвы его. И отпустил Седби Тентена и велел позвать Керни. Im íyenal` Kérni im arkahíl`tal` evhéme ínē.

— Áyi íldaril`i béil`tal` ítam míel, efér íniral` hi Ábrinē im Gréyl`ē, íl`timwrhetennē ev Íl`ei Íi. Únih írnuitam ah ev el`Ábrin, o okh ókturuh tiy, evhéme híol, ílamtān nói wer Gréyl`i, átu sim níi wómillil`h no urtúiai, — séwil`al` Kérni.

— Éve írnuitamenē whri íne, kémi híol. Im mo náen áyenh, — ál`yahtal` nóel` Sédbi. — Im áyaih ret nóin — ev tíik ü el`ávre Téntenē l`yö el`tént.

Im arkahíl`tal` Kérni, im shaábenal` éulien. Ang ídarenē ímvetal` arm Ánkhali héle éuiene, ang ílenenē im íshunenē téntenal` náen. Im tem bráytal` arkatsh`íin, im ókkih tentátenal` éulien, ke ni nímtevistil` náene í/enkē ídarē, ínardare ret móē el`áng o erúhtal` hel íeh, im Ábrin ankaletál` íeh. Úmi ánutal` Sédbi Kérniē amártil` írrelenē ret hélaenē nói ev el`hít, etkém kée vol` arm Ábrin, átu íl`ehidal` im íl`haital` Kérnie im hélaene nói. O séwil`al` Kérni, ke íyfenh nói hélaien im éye ói nih úimii ímhetil` ko nóin íl`lei tent, im ni terh no amrántentil` íeh úrahe, átu slúah nói ev niv`h evá. Im úrul`tal` nói Sédbi: — Ki tehsúril` foht? Im ál`yahtal` Kérni: — Hi tehsúril`. Im séwil`al` Sédbi: — Áe gun l`yö el`dúen el`ávren téntē, átu úrahth ha. Im ál`yahtal` nóel` Kérni: — Íl`ehid-é míik, hi ni reíl`mtil` ti. Im íl`do/artal` Sédbi Kérni kevh kémie im kémē im et reténtanal` nóen.

Im vol` ídar í/enki, ke ímvetenal` áreli ev támu íshun. Im vol` no derégh im ísletivhth. Í/enki aymárnii íyenal` hel Aníl`iē ra selíhedene éulienē, im úraholenal` evénni. O ni retaldántal` anék ret hélē Sédbiē im téylinene ín`ni írnumenal` isúlahih mo. Ov áke retaldántal` Aníl`i árditii im úmi, im hel nói sabhv isteníl`tal`. Im vol` il`íyt im retérlienal` íiydienen ret móē helíynene im hímuenal` isíl`minenē evkóne úrarorenē. Im yamétal` Sédbi Héllahē im undáraenē híah` ret móē lūtene téntē im íyenenal` nóen. Ni vol` evkóne nóin muy Kérniē. Im retérleal` Sédbi ret helíynē hói im yamétal` Kérniē, im hímual` nói dánár. Efer a eríytal` Sedbi mo fyöld téntē, te íl`retetal` Kérni mor m, öl`ei úrarorenē rórene. Im vol` eul límih im eséym-ói nívtal`. Íiydienenē móē yamétal` úmye Sédbi im ílue ráh-é dúle éymortal` hórreanaldtal` árelienē wir hekémiē hói, o vol` íeh éve, im íyveo árelienē vol` wer éeh im asúral` ü éul. Úmi hötortal` Sédbi Kérniē me édre im eshúramal` nói. Im némretal` Kérni lítae evhémē hói im séwil`al` nóel`: — Evhéme híol! Úmi a íyenenal` íiydienen im réttalenal` úrarorenē im íyveo wir Kérniē, im ínirenal` ke lat Amagésh (1) kayt ev el`hímre nói im noy ikértal`h éul i el`tám íl`lerahe, átu muy ímvetmórān hímre mor lat Ifléme, térhal` Kérni atzelét víseni féler nói, ev el`hímre éule — íl`reiftal` ízmoran Amagésh, imtérliān ev élre Íl`ē ēdérgi. Im téylemal` Sédbi Kérni ni áuril` nírtenē im ni nímtevistil` térlenit ret gwíl`enē nírtenē híah`, o séwil`al` Kérni, ke kwhétal` im íma nivt. Im áiah réytiytal` íiydienenē Sédbi, o ánal`yah vol` eshíy nói. Úmi a séwil`al Kérni: — Foht Il`. Im áural` nírten. Rettártal` Sédbi íiydienenē eshíyi ín`ni im ánutal` íterlenil` Míybe, kowb kan wer invh ánliatil` íl`hiē nívhi. Úmi a íyenal` Dunl`yöíl`le, ke ílitatal` vol` ü ek tent, áke horúmh vol` im ínardh, how im ni ifhémal` víe nói i téntene im ni téntatal` no ev el`hél éulienē arm, aké érai vol` nói séam. Im iíytal` Dunl`yöíl`le i Kérni im whúldartal` u íl`lerah urh i nóy, im ítamial` isíl`mienē nói, im áural` nírten ev el`yonkaye ín`ni. Antáreal` et áreli édu líte ínē im el`él`re antár úrah éul ev el`antáreh níi. Im aníszih vol` im kéorih. Im téntatal` antár úrahē ílu-i-ílu, kevh ni ídrinal` hem anérk torn, átu ni eynírtal` im ni éyhelahtal` no Íl`e hói. Im retaldántal` úrah ret Kérniē, átu armívnvetal` níi vol` tórni íe. Im et teníval` Kérni im íl`timwrhetal` Il` ev nírten nói, ov Dunl`yöíl`le ni terh tenívil`. Úmi a ü híah` el`édren rerítal` nói Sédbi i líenie nói Víahe im odóral` wh hégenē nívhi, átu, kée ílimtal` úramor Dunl`yöíl`lē, foht im mórtal`. Im ül`tental` úmi ev el`Íl`e el`Íi ay shaáb, im retérlienal` mo éulien íl`úramortil` nóel`. Im mok éul reríital` élu, kowb odóril` nói wer Dunl`yöíl`lei, im et ímhetal` nói evménei evméi, ámretnei. Wer al`runi kónyei ámraníl`lerahtenal` nói, im ístlene káylah kayílt ü nóel`. Im nih ílene níe, nih mokíneniē yónkayē ev el`Íl` el`Íi, kowb nih kahórtal`h vol` ínen Dunl`yöíl`lē. Et vol` im et evá anfádah, átu atánietenal` éulien úrahe nói im íl`minil`ten nói im áiahkahten, ov áke emár évenh il`zírenē ávren anísziē áreliē, évmenē ke líetal` Dunl`yöíl`le. (2) Im Élkarit wer Élivieni íslernretenal` nói, im Víah úrhiantal` nói. Im áliantal` Fiel`lí Dunl`yöíl`lē, im Fíniár amrántnetal` nói íl`lerahe, él`mien a íeh kóntenal` Víah ífleai im evhíl`i im kemténal` sse. Sim a, eilátet, on híletil` tíyen íslum ü el`érai el`kadér wer ísani óyli níhyikoni, — nör-é — ni ákmar derégal` nói, o vol` Víahē whúldtal` ü nen, ákmartenal` éle el`Dunl`yöíl`le, átu ev el`ístar édu íl`he íyenraytal` nivh érai kadér kefém ái, kéwe ílenenē vol` kan náen wer Dunl`yöíl`lē. Nói a ínen anfádah evróyth káyi im Líe im isúlah nói ni nörent kevháienē.

(1) так есть у Владыки много оружия коварного и разнообразного, одним же из них было копьё его, которое он именовал Магéши [Magéshi], а эулиен называли его Амагeш. Из чистого золота выделал Бессветлый это копьё и сплошь покрыл его тонкими лезвиями, оставив лишь малую долю посередине без них, чтобы держать его. Великой и злобной силой наделил Анкхали Магеши и магией своей оживил его. Засыпало копьё в его руках, в часы же битвы, когда он метал его, начинало копьё зверем рыскать по полю, подобное золотой молнии, и разить врагов хозяина, сеча их и нанося им глубокие порезы и раны, выбивая оружие их рук, или вовсе отсекая их и калеча. Когда же призывал арели по окончанию битвы копьё своё — то возвращалось оно в ладонь к нему, и дабы усмирить его, держал Владыка Смерти Магеши при себе — всегда опущенным до самой середины в чан со свежей кровью, иначе не засыпало Магеши и звенело, требуя новых жертв.

(2) в знак памяти Дунльёильле чтят эулиен пионы знаком верности и прощения. У воинов эулиен особенно почитаемы эти цветы, и верно наследники крови Дунльёильле ухаживают за пионами в его пределе сада Светлого Дома. Mo evmén ta faíl`lerahtil` i hímre el`tíel. Ístleáleynen-áleynen — duh áleytenil` ankwhéh éle el`ítam el`víamar, ke énnamartal` Líei. Híen ni tentáten aníszih, tiy nói tentátal`. Mo híen anfádah fa támu Íl`me — el`ítamdabe el`tíel horúruen, Dunl`yöíl`le, yónkayeten Evhéme Evméne éle el`Íl`e el`tíel!

О господин мой, о друг мой, о брат мой!

Рассвет уже скоро, он покажет дорогу

В сады, где цветёт, не увядая, благоухая, Любовь.

Ты слышишь уже цветов аромат?

Подними же голову, о, выше, выше!

Там, где вечно цветёт Любовь,

Не различают природы и крови —

Там только тихий Свет и золотые врата,

Что однажды тебе распахнутся навстречу.

О господин мой, о друг мой, о брат мой!

Так закончилась череда битв и сражений, что именуют эулиен Девятью валами, ибо девять ударов пришлось отразить им. И был снова разбит Владыка Смерти и посрамлён в гордыне своей. Цена же, что заплатили эулиен за покой светлейшей обители — не может быть описана ни тем, кто бился, ни тем, кто видел, ни тем, кто знает.


Был рождён Иртаин от Грейль, дочери Элигрен, дочери Виэльлине Маленького безумца, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от Абрина — прекраснейшего мужа Грейль, что был прежде этрени, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена.

Силу и стать взял он от могучего отца своего, скромный же и добрый нрав от матери, а красоту и ум от них обоих. Великой радостью и утешением обернулось рождение его для Абрина, уставшего в битвах, и счастлив был он посвятить себя детям своим, забыв о битвах и смерти. Грейль же всегда была рядом, и оттого цвела улыбка арели, и все любовались ею.

Никого не подпускал Абрин к воспитанию сына, ибо полно желал насладиться даром общения с ним. Но вскоре был вынужден Абрин оставить Иртаина, и жену свою, и дочь свою, и вернуться в стан Седби, ибо воинский долг и честь призвали его. И тосковал маленький Иртаин по отцу своему и страдал в разлуке. Тогда же сказал он, что желает быть воином, как отец его, чтобы быть всегда с ним в бою и в мирное время, и быть ему поддержкой в битве и в жизни. И, услышав это, привела Грейль маленького Иртаина к матери своей, и учила Элигрен его бою и обращению с оружием долгое время и ради него оставалась в Светлом Доме. Но вот пришёл срок, и отправилась Элигрен снова в дорогу, а Иртаина привела и поручила Керни. И принял Керни маленького эу и учил его, и говорил так: — В пылу битвы жар её тянется к сердцу, воздух врывается в грудь, глаза загораются новым блеском. Не поддавайся ликованию сечи, ибо так торжествует смерть. Там же, на поле боя — ты или руки её, или глаза её. Не будь безумцем, не становись слепыми руками смерти. Твоё дело — не смерть противника, но его отступление. Не кровь его, но раскаянье. Никогда и ни в чём не ищи превосходства над врагом, но уважай его, даже если он коварен и низок. Не ты судья сейчас, не ты должен быть им и на поле битвы. Если можешь словом, взглядом, щадящим ударом отговорить противника от дела его — поступай так. Если же смерть его неизбежна — сделай её по примеру ретенти — светлой и быстрой, да примет Господь всякую душу в предел свой, ибо в смерти всё очищается, если она светла и чиста. Будь милосерден к арели, для которых есть лишь одна жизнь, и та им в тягость. Уважай и их, страдальцев своего упрямства. Не радуйся, что ты умел и силён, ибо в битве всему господин — Случай. Он же и умелее тебя и сильнее. В бою ли, в жизни ли, в смерти — будь стоек и честен, не бери лишнего, не жалей своей жизни. Сердце слушай, ему же служи как командиру, ибо ты воспитал его достойно. Но не ищи светлой и благородной смерти, хоть и будет зов её сладок, и помни: только живым ты можешь исправить то, что мёртвый может лишь оплакать. Помни — на войне ты учитель духа. Сдержанным будь, и плоть, и страсть её держи в узде. Не мечом своим учи, но примером своим. Ибо такова повинность воина — молитва и сдержанность. Так учил Керни Иртаина, он же обучил его своей молитве. И вскоре сделался Иртаин крепким воином, умелым, как Керни, и могучим, как отец его. Овладел в совершенстве Иртаин искусством руматан и стал руматани, и так был силён и ловок, что не было ему равных, и даже великий воин Халму не бился с ним, ибо так велико было искусство юного эу. Легко мог сокрушить с десяток воинов Иртаин единовременным ударом двух рук своих, но не искал эу превосходства над врагом, и потому положил себе зарок — биться лишь одной левой рукой, а вторую всегда держать за спиною, ибо так будут равны силы его и умение и силы противника его и искусство его. Высоко оценили эулиен решение отважного Иртаина, и даже арели рассказывали о нём, они же прозвали эу Благородная рука. Понравилось эулиен такое прозвище Иртаина, и оставили они его за ним, и так стал Иртаин — Благородной рукой, достойным воином эулиен, милостивым в бою и сдержанным перед ликованием всякой сечи как истинный воин из народа надеющихся. Так узнают эулиен воинов из числа народа своего — по роскошной одежде, по великим мудрости и терпению и благородной сдержанности. Увы, немногим из воинов подзаконного мира близка такая внутренняя строгость, что отличает богоотреченных.


Как и желал того, стал Иртаин верным спутником отца своего в битвах и в жизни, и в каждой сече на поле боя — всегда был подле отца своего, укрепляя его отвагой своей и доблестью, а также крепостью искусства своего и молитвой. Высоко гордился Абрин сыном своим, и хоть в жизни бывал скромен и тих, под взглядом жены своей, бывало, хвалился и выделял Иртаина, и заслуги его, и подвиги его, и мудрость, от которой учился и он сам. А потому поставил Абрин Иртаина подле себя и многим наделил его, так что, будучи ещё совсем юным, имел эу многих воинов в подчинении своём, и пеших, и конных, и управлял ими разумно и с великой заботой.


И был день, и был бой, когда летел Иртаин над полем боя, и сверкал меч его, и звон от него стоял всюду, тогда же, завидев его, разбегались многие арели. Но вот замешкался один из них, и упал в ноги эу, и сдался ему в плен и молил его о пощаде. Тогда же поднял его Иртаин и поставил за спину свою и продолжал биться, защищая его. Когда же был окончен бой, привёл эу пленного к Седби и спросил его, что делать. Ибо эулиен не берут пленных, и эу не знал, как поступить, и был удивлён и смущён много. Тогда повелел Седби забрать оружие у арели и накормить его, ибо пришёл час отдыха, и между эулиен раздавали еду. Так сотрапезничал арели с воинами эулиен и разделил час трапезы в кругу их. Когда же сделался он сыт и отдохнул, велел Седби вывести арели за предел лагеря своего, вернуть ему оружие его и отпустить с миром. И тотчас исполнил Иртаин всё, как велел Седби, и сделал так. Нет нужды у эулиен в пленных, ибо не обучены они причинять страдания врагам своим и уважают чужую свободу, как свою, хоть уже сколько сотен лет, а люди всё говорят иначе.


И был день, и со смирением предстал Иртаин перед Седби и просил отпустить его на время, дабы он, подобно другим эулиен, отправился к людям и послужил им не только силой своей и верным мечом. И отпустил его Седби, и благословил его, и так отправил к Финиару. И Финиар также благословил Иртаина, ибо пожелал эу пересечь океан и горы и в одиночку добраться до дальних земель, где была великая нужда и многие беды, и так испытать себя и найти служение своё среди смертных. Но пришла к Финиару эу именем И́рлие [Írlie] и просила не отпускать Иртаина одного, если только с ней вместе. Удивлён был эу и Всеспрашиваемый вместе с ним, но спросил Иртаина, пойдёт ли он с Ирлие? И ответил эу: — Пойду. И так отпустил Финиар их вместе, поручив эулиен заботиться друг о друге. Тогда же спросил Иртаин эу, отчего она решила пойти с ним или не отпускать его? И улыбалась ему эу и сказала так: — Я услышала, что ты собрался уходить. И что же я вижу? Я вижу воина, что собрался в поход без щита.


Я не просил ни лат, ни верного щита,

Ни крепкого меча в измученные руки,

Но ты в объятья приняла меня,

И я Надеждою в глазах твоих силён.


Честно блюли завет Финиара Иртаин и Ирлие, заботясь друг о друге и помогая друг другу в тяготах. Был скромнорукий Иртаин сдержан и молчалив, Ирлие же была весела и задорна. Так непохожи и так различны были они, что прежде сторонились друг друга, ибо испытывали терпение друг друга на прочность ежеминутно и часто даже не желали смотреть в сторону другого. Но шло время, и стал Иртаин делать вид, что не желает смотреть в сторону Ирлие, и наигранно утомлённо отводила эу свой взгляд. И был день, когда и вовсе перестали эулиен стесняться смотреть друг на друга, ибо в Свете глаз другого нашли утешение и крепость свою в потаённых улыбках. Когда же была большая часть пути их уже позади, поручили эулиен себя друг другу в ифхёлье и дали друг другу слово, что станут женой и мужем, когда вернутся в Светлый Дом. Мир же подзаконный услышал их и сделал всё, чтобы случилось это не скоро. Так бывает, ибо подзаконный мир суров и вечного счастья не приемлет, как ничего вечного не приемлет в себе. И потому разумно, что подзаконный мир противостоит эулиен. В нём ничто живое не может быть вечным, таковы правила, таков закон. Всё, что становится частью подзаконного мира — живёт и умирает. Эулиен знают это, но я не знаю, чем это всё обернётся. Лишь бы не гибелью Любви!


Иртаин же и Ирлие, единые в непоколебимом счастье своём — сослужили людям верно трудом рук своих и молитвой. Много подвигов скромных сотворено ими в людях, но мало знают о них. Эулиен же помнят, что было их двадцать один (3), прежде чем вернулись они в обитель ради амевиль, что обещали друг другу. Тогда же сочетал Финиар их в Свете, и не пожелали эулиен расставаться более, и так стала Ирлие сослужить мужу, оставшись в лагере и помогая оружейникам и лекарям. Грейль же и Абрин обрели вторую дочь и приняли Ирлие, звонкогласую и улыбчивую, подобную самой Грейль, ибо были они похожи.

(3) о них же есть песня «От листочка осины до врат Эйдена», где прославляют эулиен подвиги их, и поётся одна эта песня одну ночь и два дня.

Когда же встала Ирлие плечом к плечу с мужем своим в жизни и в битве — потеряли счёт эулиен подвигам его, ибо новую силу и бесстрашие обрёл Иртаин в защите того, что дорого каждому эу. Да послужит их Любовь всякому, кто ищет её защиты!

Звенье сто двадцать шестое. Деяния Урве. Урве и Эвдэни

Был Урве рождён от Грейль, дочери Элигрен, дочери Виэльлине, именуемого Маленьким безумцем, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от славнейшего мужа Грейль — Абрина, по исходу, на мирной земле, в чертогах Светлого Дома, в Сумеречные времена. И было это так. Держались Грейль и Абрин за руки, и смотрели их сердца глазами влюблённых друг на друга. Тогда же сошёл на них огонь их Любви.

Огонь и Свет — Любви две плоти.

В них страсть и нежность сплетены.

Вы узы их не разорвёте.

Они друг другом рождены.

……………………………………

Как друг для друга наши взгляды,

Мы силы черпаем из них.

Ты моё пламя, начало Света,

Что раздаём мы для других.

Ты мой огонь неугасимый,

Ты жажда жизни, её страсть…

Ты Свет мой, слову непосильный,

В огне твоём готов пропасть

Мой тихий Свет пред мудростью твоею,

О, посмотри лишь на меня…

И не суди, коль оробею,

Узрев соединенье Света и Огня. (1)

(1) L. I. I. V. E. 26:9

Тогда же легли Абрин и Грейль как муж с женою, и так был у эу ребёнок от возлюбленного мужа её. И было это в день окончания великой Битвы у Ай Лат [Ay Lath], когда вернулся Абрин к жене своей, скрывая подвиг свой среди народа её.

Весь срок Грейль, завороженный новым Светом её, был Абрин подле неё, оберегая её и прислуживая своей госпоже. И был день, и, видя жену, исполненную Светом новой жизни, не мог Абрин унять восторг свой и священную нежность, что делала взор его снова смущённым и заставляла робеть перед своей госпожой, будто вовсе он не воин, сильнее пламени и прочнее скал. Тогда же приблизился арели к возлюбленной своей и спрятал румянец свой в золоте волос эу. Он же спрашивал Грейль, отчего она прежде вернулась к нему, когда он был убит в пределе Бессветлого, и что заставило юную эу вернуться ради этрени? Грейль же отвечала ему, что взгляд Абрина призвал её, ибо в нём увидела она Надежду, и ею принуждена была и пленена. И не верил арели словам эу, она же возразила ему: — Ибо ты не представляешь, насколько прекрасна может быть Надежда.

Надежда — вот тропа всех эулиен, протянувшаяся от Эйдена вдоль всех границ, проложенная через миры, сердца и жизни. Великая госпожа всех надеющихся и тех, что идут с ними. Теперь это была и госпожа самого Абрина, прежде этрени, которого он истребил в себе своим собственным Светом, Светом Надежды, Светом Любви. Труден был путь Абрина в сумерках возрождения его, как и путь всякого, кто идёт через тень к Свету, от тьмы к проблеску Надежды, к своему спасению. Ни силы, ни власть, ни магия, ни время — не станут тогда союзником сердца. Лишь сердце способно соучастливо помочь другому сердцу, бредущему впотьмах, и может укрепить его. Так семья Грейль стала путеводными звёздами на пути этрени, и Грейль — несравненным солнцем его. Трепетно, честно и крепко привязался арели к названому своему брату, которого превозносил, почитал и слушался, будто бы Эрайе был его славой и честью, его хрусталём, его героем, и в то же время едва ли не отцовскую заботу проявлял о нём Абрин, видя сердечную и неуёмную готовность отважного эу сложить свою жизнь ради Любви и человека. Принял Абрин и Иниам как сестру и всячески опекал её, пытаясь ей услужить, как если бы она была и его драгоценным сокровищем, а впрочем, она и стала им для Абрина, когда он узнал Свет её улыбки и мудрого сердца. Но всё ещё робел арели под взглядом господина Светлого Дома, ибо казалось ему, что знает Финиар и его прошлое, и его будущее, и все его самые сокровенные тайны, и даже те мысли, что сам арели гнал от себя прочь, он видит! Потому и перед Элигрен не поднимал Абрин взора, ибо тот же взгляд носила эу — взгляд матери, знающей своё дитя лучше, чем оно само. Сердечно, преданно и светло полюбил Абрин и отца возлюбленной своей — человека. За сердечную доброту и мудрость почитал арели Онена, ибо хоть и не знал, насколько он старше его, но рядом с ним ощущал он себя ребёнком и всем естеством тянулся к человеку, к его простой и доброй душе. Арели нравилась мягкость Онена, его добродушие и скромность и в то же время необычайная сила, скрытая в глубине его сердца, отданного Любви. Преклонялся Абрин и перед Фиэльли, испытывая перед ней неизъяснимый трепет, непохожий на страх, но и лишавший его сердце покоя, внушая арели каждый раз склонять свою голову в присутствии светлейшей госпожи Ирдильле, хоть Фиэльли и казалась ему мягче, чем Элигрен, но та же материнская строгость была в её взгляде, она же обличала его и отворяла врата Эйдена. И Абрину казалось, что лишь Фиэльли и Элигрен могут так. Он многое замечал тогда и многому удивлялся, ибо непостижимо было для него, как многие эулиен за смелостью, дерзостью и красотой Пылающей не видят её мудрости, мудрости её сердца. Она же окутала Абрина и умягчила его, и потому именно Элигрен смог он называть maye, приветствуя всех остальных как своих господ и наставников. Свет, разбуженный в нём Грейль, рос и укреплялся в Абрине с каждым днём, являя арели удивительную истину, что природа его, от которой он отвратился, не так уж недоступна Свету, но более того, также способна быть его твердыней, если кто-либо проявит радение о положенном ей Свете. С великой радостью и благоговением следили эулиен, как занимается заря истинного перерождения в Свете в глазах воинственного арели. Так проходили дни Абрина в Светлом Доме и пределе богоотреченных — в трудах души и сердца и в светлом ожидании грядущего чуда рождения новой жизни.

Вскоре же, в срок положенный, родила Грейль сына мужу своему, и пришёл Финиар и нарёк младенца их У́рве [Úrvhe]. Любопытным и беспокойным рос маленький Урве. Никак не хотел он засыпать, что только Грейль ни делала. Тогда же послала она весть мужу своему, что не слушается маленький Урве мать свою и не хочет засыпать. Тогда отпустил Седби Абрина, и вернулся он к жене и детям. И пришёл арели к детям своим и уложил их в постели их, и пришёл к возлюбленной своей и уложил утомившуюся Грейль, тогда же пришёл он к маленькому Урве и, склонившись над кроваткой его, пел так:

Az i héym-ta mа́i yа́lla, i héym-ta,

Az i miy níi oweilém.

Ólle miy ni nivíht im ni héltah,

Mа́ye hem me, o hem me nilléi…

Del tamyöl e o/a líen o/amа́rnah,

Az ni hm lim i nivtah erа́h.

Téllah míik a hémeni, а́na,

Mа́ye hem me im níe urāht… (2)

(2) старая колыбельная на мелате, где арели просит матушку из Адамова рода заступиться за него и спасти его от смерти, ибо он погибает от Любви и не знает, что делать.

И заснул Урве, и был сон его крепок и сладок. Тогда же улыбалась и Грейль сквозь сон, и Абрин смог лечь с ней и уснуть рядом.

Велика Любовь Абрина к сыновьям своим, и велика Любовь между братьями. Любил Иртаин младшего брата своего и прежде всех обучал его бою на мечах и беседовал с ним. В своё же время также наставлялся Урве у Керни и Элигрен, но была в нём велика тяга к морю, и потому привели его к Фанхандену, в род Щита, у него же наставлялся он до знания.

Любил в детстве своём маленький Урве мастерить из скорлупок кораблики, и шить паруса им из ткани, и отправлять в плавание их по рекам и ручьям Светлого Дома. Тогда же управлял он целыми флотилиями и морские сражения выигрывал в воображении своём. А потому привела Грейль Урве к Алдари, дабы учился он у него морскому делу, верному и мирному, и было так.

Крепкий и быстрый ум был дан Урве и многая фантазия рода его. А потому сделался он отважным мореходом и мог бы прославить имя своё в путешествиях и приключениях, как Эливиен или Алдари, но решил Урве, что хочет быть поддержкой и опорой отцу и брату в сражениях на воде и сражаться там так же, как они на суше. И для того учился и трудился много. И вскоре доверил Седби Урве флот эулиен. А было это так.


Раз напали арели на эулиен на большой воде, числом многим и многими кораблями. У эулиен же было всего кораблей пять, и на одном из них капитаном был Урве. И наслали арели шторм и грозу, так что разбросало корабли эулиен, и не могли они никак подойти друг к другу. И похитили арели друга Урве Ильу́и [Il`úi], и истязали его, и приковали его к носу корабля, дабы устрашить эулиен и остановить их. И когда увидел Урве друга своего на носу флагмана арели — остановил огонь, ибо боялся навредить Ильуи. Но пошли арели в наступление, и поднялись великие волны, и разлился огонь жидкий так, что между кораблей горела вода. И так погиб Ильуи в огне и воде. Урве же, видя, что умер друг его, велел кораблям своим отойти к заливу и встать за стеною дыма по обе стороны от него. И все корабли арели пошли за его кораблём, полагая, что эулиен бегут от них. Но привёл Урве корабль свой в залив и за собою корабли арели, тогда же четырём кораблям эулиен дал он сигнал выйти из-за дыма и вступить в бой. И был бой великий в заливе, но ни один из кораблей эулиен не был погублен в тот день, а арели были разбиты и бежали, развоплотившись и бросив оружие своё и корабли. И было это вскоре после обретения Урве знания, едва исполнился ему двадцать один его год. Так прозвали эулиен ту битву «Сражением в Кала́ри», ибо так именуют они тот залив на юге мирной земли, где одолел Урве флотилию арели с пятью кораблями. И, видя умение и отвагу юного Урве, просили за него Фанханден и Элрельта, и тогда поручил Седби юному сыну рода Ирдильле весь флот свой, и так стал он самым юным из полководцев эулиен в истории народа их.


Никто же не сомневался в умении и отваге сына Грейль и Абрина, ибо ещё прежде сражения в Калари снискал он любовь среди эулиен и уважение. Так был день и великий шторм у южных берегов мирной земли. И были волны так сильны, что раскололи скалу в море и раскидали камни её по берегу. Тогда же случилось нескольким рыбакам рыбачить у островов, и успели они высадиться на один из них, и так стали пленниками шторма, ибо ни лодка, ни корабль не могли подойти к ним. И погибали они, ибо волны были сильны, и негде им было укрыться среди голых камней. И видел это Урве, и не слушал тогда отца и мать, что удерживали его, но бросился в воду как есть и вплавь доплыл до острова, и одного за другим вытащил на себе рыбаков и спас их, и вернул их на берег, а шторм тот улёгся лишь через неделю.

Был ещё случай с Урве, когда отплыл он на корабле своём на поиски служения людям. Тогда же прознал Абрин, что задумали арели погубить Урве, но не знал, как предупредить сына быстро и незаметно. Урве же тогда состоял на службе у одного человека и защищал берега мирной земли на корабле своём, и большая команда была у него, и десять кораблей в подчинении его! И вот выстроились арели к бою и корабли их. И вывел Урве корабли свои против них. Абрин же знал коварство плана недругов, и что так желают арели отвлечь и удержать Урве на открытой воде, а в сумерки подойти сзади и ударить ещё большим числом, и так с двух сторон атаковать Урве, и потопить флот смертных, и покончить с эу. Тогда взял Абрин несколько скорлупок грецкого ореха, как делал Урве, когда был ребёнком, и приладил мачты к ним, и сам сшил паруса им, тогда же стежками, скреплявшими их, вышил он послание к сыну и спустил кораблики те по воде с молитвой. И в час перед сражением — принесли волны те кораблики к борту корабля Урве, и увидел он их. И выловил их, и прочёл по стежкам послание отца своего, а потому велел кораблям своим спустить паруса и на вёслах разойтись в разные стороны, и отойти к берегу так, чтобы не могли арели увидеть их, и велел все огни погасить на кораблях своих. И, встав там, дожидаться сумерек и темноты. И по его приказу сделали так. Когда же стало совсем темно — пришли арели на других кораблях и искали корабли Урве по огням и парусам, и не могли найти. И проплыли вперёд, и увидели корабли, что выстроились к бою, и атаковали их. Но были это их же корабли, что караулили Урве с самой зари, и так в темноте атаковали арели друг друга и потопили друг друга, никто же из людей Урве и тех, что были под защитой и словом его, не пострадал тогда. Стыдятся арели до сих пор позорного поражения своего в ту ночь, эулиен же именуют его «Ночным стоянием Урве» и за ум его и за находчивость почитают высоко, и много песен слагают эулиен, странствующие по воде, об Урве, и любят его, и не считают лет его, их же пошли Создатель ему без счёта, так, чтобы и мне, и Тебе самому сбиться!


И был день, когда вернулся Урве от странствий и приключений своих в Светлый Дом, и великий праздник устроили тогда в честь его наставники его. И много танцев было в те дни, и много песен. Тогда же объявили эулиен состязания в них, и среди всех состязавшихся оказался Урве первым, ибо нежный голос имел от рождения и слаганию стихов и песен обучен Эливиеном был. Тогда же пришла к Грейль и Абрину эу Эвдэ́ни [Evdéni] из народа предела Золотое дерево и просила разрешения танцевать с их сыном. И удивились Абрин и Грейль, но позволили ей. И пришла Эвдэни, и взяла Урве, и увела его в танец, и более ни с одной эу не танцевал в ту ночь Урве, ибо даже когда взошла Ирдиль — ещё танцевал он с Эвдэни и не мог остановиться. Уже и музыка стихла, и разошлись эулиен, и праздник окончен был, но ни Урве, ни Эвдэни не знали о том, и лишь взошедшее солнце вразумило их. Оно же Светом своим просияло в сердцах их, и потому вскоре предстали Урве и Эвдэни перед Финиаром и умоляли его об амевиль. И вслед за праздником Урве был праздник амевиль его и Эвдэни, как раз после сражения в Калари, и ликовали эулиен, и так умножился и укрепился Свет рода Ирдильле, и с того дня Урве и Эвдэни всегда стоят вместе подле Иртаина и Абрина — надёжной опорой им и защитой всем плавающим и сражающимся на воде. И так стоит Урве у штурвала кораблей эулиен, Эвдэни же направляет мужа и читает по звёздам. И исполнен союз их восторга и радости, их же улыбок страшатся все недруги эулиен и Светлого Дома. Да сияют улыбки их подобно маякам всем нам в любой тени!

Звенье сто двадцать седьмое. Ильлиб и бессиятельная госпожа. Ильлиб и Кахорин

Много светлых и прекрасных историй Любви хранят в Светлом Доме. Но нет среди них всех равных той, что соединила Элигрен, дочь Виэльлине, и благородного Онена Сказочника, смертного юношу королевской крови. Ни людям, ни арели, ни эулиен не постичь Любви их, все дивятся ей и преклоняются перед ней. Эулиен же называют Онена и Элигрен — Отверстые врата (Эйдена), ибо каждый может войти ими в благодатный и щедрый Свет его…

Тысячу двадцать один гимн Любви написал Онен ради своей возлюбленной. Долгая-долгая оратория сердца его из множества песен, что называется «Иль Э́лигренэ» [Il` Éligrenē] — «Свет Элигрен». Тысячу двадцать одну песню-молитву сочинил Онен, их же поют даже маленькие эулиен в Надежде на такую Любовь, как у Элигрен и Онена, их же Финиар советует родителям использовать для обучения чтению и пению, и сам Онен поёт их каждый день, ожидая любимую свою на башне рода Ирдильле.


Велика радость Элигрен в детях Абрина и Грейль, и Любовь её к ним не знает предела. Но редко бывает Элигрен в Доме своём, ибо нескончаемы нужды и беды человеческие за стенами его. Сомолились о ней и дети её, и возлюбленный её, достойнейший Сказочник, и Фиэльли, и сам Финиар, что любил её как одну из детей своих. Элигрен же всегда почитала его как отца и уважала высоко как своего господина, однако бывали споры их жаркими, и не во всём поступала Элигрен по словам Финиара, она же смело смотрела в глаза его и часто поступала по-своему, и так была близка несколько раз к изгнанию из Светлого Дома по законам его, но не посмел Финиар, не смог изгнать Элигрен, ибо Любовь к ней не позволила ему, тогда же пришлось Финиару смиряться, ибо хоть и не понимал он поступков Элигрен, но отговорить её и изменить её не мог, и не было другой эу во всём Светлом Доме, что одним появлением своим и взором прямым и бесстрашным вызывала улыбку его, даже будь он в печали.


Так пришёл однажды Абрин к Элигрен за материнским советом её, ибо почитал и любил её как мать, и словом её дорожил, и высоко ценил их дружбу. Тогда же спросил Абрин Элигрен, не наследуют ли дети его, рождённые эулари, слабость его перед тенью, не перейдёт ли к ним с силой его и проклятье народа его? Ибо были все дети Абрина и Грейль тогда ещё совсем юны, и знание ещё не просияло в них. Но указала Элигрен Абрину на двери в покои, одна из которых была открыта, и за ней был Свет, другая занавешена, и за ней была тень. И просила Элигрен Абрина выбрать одну из дверей, и вошёл Абрин в ту, где был Свет. Тогда сказала Элигрен так: — Каждому сердцу, в каждый миг его, дан выбор между тенью и Светом. И даже если прежде ты был среди тени, то ныне стоишь среди Света. Не бойся, Абрин, ибо дети твои смотрят на тебя нынешнего и идут за тобой, куда ты идёшь. Ты же стоишь здесь, среди нас, а не там, рядом, где тень. Но не сомневайся, что даже если бы ты вошёл в соседнюю комнату — от неё всего три шага до этих покоев. И будь уверен, рядом всегда будет тот, кто подскажет путь. Ибо даже на самой узкой дороге всегда есть место для двоих: для того, кто идёт, и для того, кто соследует ему.

И вернулся Абрин к возлюбленной жене своей, успокоенный, и ликовал сердцем и ликовал душою, ибо высоко гордился детьми своими и беспокоился за щедрые дары, данные им. И взял арели книгу молитв и хвалил Господа в голос за милость Его. Тогда же, видя мужа своего, встала Грейль рядом с ним плечом к плечу, как делают это воины перед атакой, и за руку мужа взяла своего и сомолилась с ним. Она же назвала Абрина шелковицей своей (1) и без страха смотрела ему в глаза, так, как только она одна умела. И забыл Абрин о думах своих, ибо Свет Грейль занял всё место в нём, и стало имя жены его славословной молитвой на устах его. Тогда же легли они как муж с женою, и так был у Грейль ребёнок от Абрина, которого родила эу в срок свой. Тогда же призвала Ифхиру Финиара к брату своему, и дал Финиар имя младенцу — Ильли́б [Il`líbh], что значит Светлая книга. Так был рождён Ильлиб, от Грейль, дочери Элигрен, дочери Виэльлине Маленького безумца, сына прославленного Эливиена Путешественника, младшего из сыновей Финиара, и от бесстрашного Абрина, мужа Грейль, что был из арели, по исходу эулиен, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена.

(1) так иногда называют эулиен возлюбленных своих кéари [céari] или кéри [céri], то есть тутовое дерево, шелковица. Также называют и само дерево céari или céri, хотя есть для него и полное имя — кéрна [kérna]. А потому часто зовут шелковицей плоды влюблённых и подают шелковицу на свадьбы. Кроме того, именно из тутового дерева чаще всего делают эулиен основу для тонекли, ибо это дерево есть символ телесной, духовной и душевной крепости.


Взял Ильлиб красоту родителей своих, и доброе сердце матери, и отвагу отца своего, и от крови рода своего мечтательность и страсть к путешествиям. С Любовью и заботой был принят он братьями своими и сестрой. В играх же с Иртаином и Урве проводил Ильлиб ранние годы, и, едва получив именной клинок, сказал отцу и матери, что, подобно братьям своим, желает стать воином, чтобы в любом бою быть рядом с отцом и своим народом. И отвёл тогда Абрин Ильлиба к Элигрен, и она наставляла его, и Керни учил его, как и братьев. Также случилось Ильлибу наставляться у старейшин рода Золотое дерево, и Анаиль стал его другом, он же и вручил ему тон, и Итерлен, и Эликлем учили его в своё время. Однако когда пришёл час отправляться Ильлибу на службу, как он желал того, сказал эу, что, прежде чем стать богоотреченным, должен он испытать себя в людях и послужить им делом мира, и так отпустили его.

В людях же взял Ильлиб себе мирное служение Словом, и учительствовал много, и сделался странствующим Поэтом, воспевающим чужие подвиги и славу — так что и помыслить никто не мог, что перед ними отважный и умелый воин, ибо мало среди смертных было певцов и поэтов, подобных Ильлибу, что чтили старую школу и жестокое учение её, требующее от Поэта и Слова, и жертвы, и защиты тайны.

Долгим был путь Ильлиба в людях, подобный песням его, их же без счёта знал он наизусть и мог исполнять их дни и ночи, долгие дни и ночи напролёт, если пелось о славе народа Адама. Много золота сулили Ильлибу за песни его, чтобы остался он при дворе или пел славу королям смертных, но никому из них не отдал служения своего эу. Развратились короли смертных, позабыли о прошлом и учениях его, но учение Неоглашаемого приняли и потакали ему повсеместно. Тем же, кто ещё помнил законы мира и Слова — пел Ильлиб и воспевал их, покрывая имена их вечной славой и воспевая подвиги их сердец, победы благородства смертных, чудеса сердечной щедрости и стойкости духа. Но нигде не задерживался долго, и даже там, где находил вдохновение — не оставался и продолжал свой путь. Тяжко было Ильлибу среди злата и пиров королей, но и среди Света смертных — не было ему места, и так странствовал он многие-многие годы.

О, мир полон замечательных, умных и добрых людей. Но только проведя с ними достаточно времени, можно всецело познать свою бесполезность. В безопасности и благодати Любовь не расцветёт, ибо тут нет ни слёз, поливающих её, ни крови. Эу, не ищи людей добрых и исполненных Света, если не желаешь учиться у них. Среди покоя и совершенства ты быстро забудешь о тяготах и погрузишься в иллюзии. Свет дан миру не для покоя, но чтобы мы не забывали о тьме. Её ищи. Ей противостои. Её не принимай в сердце. (2)

(2) L. I. I. V. E. 234:44


И был день лета странствий Ильлиба, когда вышел он к горе, что затерялась среди полнолистных зелёных лесов и туманов их. Тогда же поднялся ветер и закружил берёзовый лист осенний перед глазами эу, и поднял его над горой, и скрыл в ней. Так увидел эу пещеру в горе и решил остановиться там до ночи. Поднявшись же туда, увидел он, что глубока она и устроена как коридор, а вдали её сияет свет, подобный дневному свету. Но сумерки уже окружили гору, и дивился эу много, и пошёл на свет, чтобы посмотреть, что там. И так вышел он прямо на степную равнину. И был лес позади него, разодетый в золото осени, и трава была высока, и три звезды сияли в небе, как солнце подзаконного мира. Так понял эу, что пересёк порог прежнего мира и оказался в одном из соназванных миров, что всегда и всевечно незримо пребывают рядом. Когда же обернулся эу, то увидел, что закрыт ему путь назад — и окружён он равниной, залитой солнцами этих мест. Так отправился Ильлиб по ветру и состранствовал ему. И вышел вскоре эу к прекрасному величественному дворцу из золота и белого камня, что сиял в зыбком тумане, и приблизился к нему, тогда же затрубили серебряные трубы и забили тугие барабаны, и вышли многие пажи и музыканты встречать его. Они же привели его к госпоже своей, луноликой королеве, которую звали Áэщь-Ллех [Áesh`-Lleh]. И поклонился ей Ильлиб, но не мог понять, человек ли перед ним, арели или прекрасная греза, ибо никогда не видел созданий, подобных леди Аэщь-Ллех. Не было прикрыто совершенное тело её, лишь легчайшая парча, а может, и дымка, а может, и вовсе ворожба лежала на плечах её и бёдрах, она же была тонка и прозрачна так, что решил несчастный эу, что не было её вовсе, и не смел поднять взгляд свой многосмущённый от пола, который сиял, как серебро молодой луны. Была кожа госпожи бела и тонка, но ни тока крови, ни плоти не было видно за ней, будто соткана была госпожа из кипящего молока и пены его. Не было в ней и сияния, какое дано некоторым высшим арели, таким, как вернейшая госпожа Эвфер, жена Исулы Благословенного, но манящая нежность и мягкость. Были волосы Аэщь-Ллех как лунный водопад, и струились, будто текли до самого пола, в них же, словно расплавленные, сверкали тысячи и тысячи звёзд. Был голос её сладок и тих и звучал всюду, как на устах её, так и вокруг неё, так и в самой голове эу. Она же, луноликая, приветствовала Ильлиба как дорогого гостя и приняла его во дворце как старого друга, тогда же вина лились рекой, и фруктов диковинных и разновкусных яств было в достатке. И говорила леди Аэщь-Ллех так, будто бы знала Ильлиба прежде, она же восхваляла искусство его и отвагу, силу воина и красоту, что дана была ему щедро. Смущён был эу безмерно, ибо не привык к подобным речам и видел леди Аэщь-Ллех впервые. Так провёл несколько дней Ильлиб при дворе, и всё это время сладки и медоточивы были речи королевы, и щедры и велики были дары её. Когда же решил Ильлиб покинуть Аэщь-Ллех, воспрепятствовала она ему и умоляла остаться, ибо желала Ильлиба в мужья, так как был он силён, отважен и благороден, тогда же сулила прекрасная Аэщь-Ллех ему дивную вечность на блистательном троне подле неё, где мог бы эу править со своей госпожой как пожелает, и всё, чего бы ни пожелал он — было бы исполнено тотчас, и день бы был обращён в звёздную ночь, и звёзды ночи в звёзды дня, лишь бы сказал эу: хочу так. Она же сказала Ильлибу, что пока будет стоять её мир — имя его будет покрыто славой, и будет он превознесён над прочими, и так вместе с нею сможет он сделать больше, чем без неё за всю вечность, что положена эулиен. И сказала, что сможет эу изменить то, что прежде оставалось неизменным, и более того — ему не придётся больше ждать, ибо всё будет тотчас по слову его и желанию. Но слушал Ильлиб леди Аэщь-Ллех, и таяло сердце его от взгляда глаз её цвета кобальта, но не мог он никак поверить ей, ибо не чувствовал надёжности в ней, и все слова королевы, и красота её, и обещания её были слишком прекрасны и иллюзорны. Тогда же сказал Ильлиб, что желает уйти, ибо путь его не окончен и желает он служить людям, как прежде, и не ищет лёгкости и благодарности за дела свои не ждёт, а в день благословенный чает он вернуться к дражайшим отцу, матери, сестре и братьям своим в твердыню Света, в Дом свой. Таков был ответ эу, ибо счастье, которое ничего не стоило — ничего и не стоит, труд же, пусть и тяжкий и неблагодарный — и тот ближе к истинной радости эулиен, так как он не для блага их, но для человека. Опечалена была Аэщь-Ллех и отчаянно отговаривала Ильлиба, но, видя непреклонность эу, отпустила его и не препятствовала. Она же предостерегла эу, чтобы не ходил он в лес, что лежит по обе стороны от дворца её, и заклинала гостя, и умоляла. Но вот ушёл Ильлиб, и заблудился вскоре и не знал дороги, ибо на какую бы ни встал он — приводили они его обратно ко вратам дворца. Тогда повернул Ильлиб в лес и вошёл под полог его. И тотчас исчезла тропа под ногой его, и оказался он в глуши лесной, где были тишина и сумрак. Тогда опустился Ильлиб на сердечную молитву, и в ней открылось ему, что есть рядом живая душа, и велика нужда её. А потому поднялся эу и направился в самую чащу, как велело ему сердце. Так вскоре вышел эу к источнику и искал, как перейти его. Едва же спустился он, дабы войти в него, был остановлен быстрой рукою, когда же поднял Ильлиб глаза свои, то увидел златокудрую эу, и был удивлён весьма и спросил её имя. Она же назвалась Кахóрин [Kahórin], хранительницей источника. И упросила эу Ильлиба не вступать в воду, ибо отравлена она и проклят источник этот. Тогда же поведала Кахорин Ильлибу историю свою, что вот уже много сотен лет охраняет она этот источник, как завещали ей отец и мать, что были убиты за это прежде. Ибо велик гнев леди Аэщь-Ллех, когда пытается кто-то спастись от источника, ибо в нём её сила. И нет рек рядом, и нет ручьёв, нет озёр и морей — и потому в великой жажде ищут все источник воды и приходят сюда. Но всякий, кто лишь коснётся воды в источнике — сходит с ума и погибает, бросаясь в воду, и в том находит леди Аэщь-Ллех источник сил своих и вечности. Родители же Кахорин однажды, оказавшись здесь, искали выход, но не смогли найти, тогда леди Аэщь-Ллех пыталась рассорить их, ибо пожелала отца Кахорин в мужья себе, но не желал он себе иной жены, кроме той, что была у него, и сбежал вместе с ней из дворца королевы, и скрылись они в лесу. Там же нашли они источник и, видя губительную силу его, остались при нём, дабы более ни одна душа не пострадала, коснувшись отравленных вод его. Но искала их королева, и нашла вскоре, и убила, но не знала она, что спрятана неподалёку была Кахорин, ей же перешло от родителей бремя их — охранять проклятый источник этот и не подпускать к нему никого. И вот уже сколько лет не видела она ни души вокруг и за всю свою жизнь ни разу не покидала леса. Так говорила Кахорин, а Ильлиб слушал её и не мог отвести глаз от эу. Не было в ней ничего от разящей красоты Аэщь-Ллех, ибо кроткая красота сердца была дана Кахорин и надёжная верность его, и приятна она была лицом, и живой румянец пролегал под глазами её, едва поднимала она взор на эу. В каждом слове, в каждом звуке голоса Кахорин находил Ильлиб целительное журчание источника своей радости и ради того расспрашивал и расспрашивал эу обо всём на свете, лишь бы слушать её, говорить с ней и сохранить право смотреть на неё, не опуская взора. Но вот закончила Кахорин рассказ свой, и тишина встала между эулиен, и в ней беседовали сердца их и находили в том утешение. Тогда поднялся Ильлиб и взял руки Кахорин в свои руки, и исполнил ифхёлье над ними, тогда же открылся он ей и сказал, что если когда-нибудь найдут они путь в подзаконный мир и смогут вернуться в Светлый Дом, то ничего бы не желал он больше, чем соединиться с возлюбленной своей Кахорин в Свете, если она пожелает того. И ответила Кахорин, что если свершится так и покинет она этот лес и этот мир, то только ради того, чтобы быть с Ильлибом и всю вечность, отведённую ей, быть при нём женою и другом. Так пообещали друг другу эулиен. И встал Ильлиб над источником, и простёрли они с Кахорин над ним руки свои, и молилась эу, и пел Ильлиб. И взял он полноту силы Слова, что дана была ему, и вложила душу и сердце своё в молитву эу, и очистилась вода в источнике, и просветлел он, тогда же поднялась вода в нём и вышла из берегов своих, и разлилась по округе, и разошлась полноводными и звонкими реками. И смеялись эулиен, и радость взяла их. И так открылась эулиен истинная причина того, что оказался Ильлиб здесь и нигде более в час, когда никто не ожидал этого. Но вот решили эулиен испытать судьбу и вернуться в светлейшую обитель. Тогда же, не отпуская рук друг друга, вошли с молитвой эулиен в воду, и сомкнулась она над головами их, когда же вышли они из воды, то нашли себя на берегу Ликэ́рна [Likérna], озера, ближайшего к Светлому Дому на мирной земле отцов своих.


И был день амевиль Ильлиба и Кахорин, когда сочетал Финиар их в Свете по желанию их. И долог был праздник их, и ликовали эулиен Светлого Дома, ибо утвердился в любящих Свет его и умножился в улыбках их. Ильлиб же, как желал, вошёл в воинство Седби и встал рядом с Иртаином и отцом своим. Он же стоит с ними плечом к плечу в каждой битве. Когда же есть роздых меж ними, то странствуют вместе Иртаин, Ильлиб и жёны их и служат людям умением своим и благим делом, трудом и преодолением тягот. Когда же желают братья странствовать по воде, то обращаются к Урве и Эвдэни, и так странствуют вместе и счастливы такой доле. Нет предела гордости Абрина и Грейль за старших детей своих, и спокойна Грейль за мужа своего, пока сыновья их стоят рядом с ним в каждом бою. И потому бесконечны молитвы Грейль и Кахорин о возлюбленных своих, мы же по силам своим да вторим им! Сохрани, Господь, воюющих и убереги всякого от скорбей войны, обрати всякую битву вспять, дабы развеялась она прежде, чем соберётся! Но если нет иного пути, да будут рядом с нами всегда те, что верны в мире и сече, в тени и в Свете, в дружбе и Любви в час, когда мы ожидаем и даже не ждём этого!

Звенье сто двадцать восьмое. Ильмур Светозарный и Кеваэн

Нет во всём Светлом Доме красавицы с волосами, как у Грейль. Сам Финиар признал в них Свет Эйдена, ибо сияют и золотятся они бесценной россыпью до самого пояса, оттого называл Финиар Грейль Э́йдéнихи́мени эвхи́ме [Éydénihímeni evhíme] — Эйденовласая госпожа. И Абрин находил покой от битв в локонах Грейль и всегда носил с собой у сердца прядь волос жены своей, в мирное время и особенно в бою. И все дивились, как через поколения её волосам перешёл Свет Эйдена. Так был день, когда отдыхал Абрин от трудов своих, и вошла в покои их Грейль и увидела мужа своего спящим, тогда же любовалась она красотой его и безмятежностью сна и, сотворив молитву, легла подле мужа. Тогда же открыл Абрин глаза, и лучились они великой радостью, и обратился он к Грейль, и стала радость его общей для них двоих. И легли тогда Абрин и Грейль как муж с женою, и вскоре узнала эу, что ожидает дитя. И оставил Абрин стан Седби ради Грейль и был с ней до срока. В срок же положенный родила Грейль сына мужу своему, и от Всеспрашиваемого получил он имя И́льмур [Íl`mur]. Так был рождён Ильмур от Эйденовласой госпожи Грейль, дочери Элигрен, дочери Виэльлине, прозванного Маленьким безумцем, сына Эливиена Путешественника, младшего сына Финиара, и от отважного арели Абрина, мужа Грейль, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена.

Во всякий день мира, будучи подле красавицы жены, желал Абрин всегда быть окружённым детьми их, им же позволял он всё и сам был с ними как дитя, так что никто не мог узнать его, и слышал весь Светлый Дом в те дни раскатистый смех арели, и сияние глаз его видели все и соликовали с ним. Ильмура же брал Абрин на могучие плечи свои и ходил с ним так, почитая дитя своё короной, он же играл с ним и ловил его всюду, и не мог маленький эулари скрыться от Любви отца своего, и во всех пределах смех их был слышен. Был Абрин высок и могуч, ростом был он выше всех эулиен Светлого Дома, лишь Седби да Финиар едва могли сравниться с ним, и лишь двое эулиен, встав плечом к плечу, могли быть как один Абрин, да и то меньше. С высокого трона своего на плечах отца наблюдал Ильмур за эулиен и рос в обожании сестры и старших братьев своих, но не было в нём ни мощи отца его, ни воинского пыла его, ибо нрав свой и миролюбие сполна взял он от матери, от неё же взял он красоту и скромность да изумрудных глаз цвет.

Добрых наставников нашёл себе Ильмур. Так всесветлейший Аларимвети наставлял его, а также Итерлен, Италин и Мирьи Колокольчик. Кроме них, доброго друга нашёл себе Ильмур в Эрайе, от него же и получил он свой тонекли.

Прежде знания своего научился эу изготовлять лампы и светильники из дерева и стекла, ибо велика была его тяга и любовь ко всякому Свету. Много снилось кошмаров юному Ильмуру, что гаснет Свет и пропадают звёзды, и оттого много часов провёл он на башне Ирдильле, встречая первую зарю (1). Когда же окреп он — выбрал делом своим сохранение и приумножение всякого Света в светильниках и лампах, в изготовлении которых не было ему равных. Они же ныне стоят на лестницах многих, во многих проходах, висят на деревьях в чащах рощ Светлого Дома и освещают его в час, когда меркнет прочий Свет в обители эулиен.

(1) так есть у эулиен обычай, что отчаявшихся, детей, а также плачущих младенцев выводят или выносят на башню Ирдильле до предутренней звезды, чтобы они видели, как занимается солнце и отступает тень. Верят эулиен, что сила и Свет зарождающегося дня укрепляют беспокойное или отчаявшееся сердце.


Был прозван Ильмур эулиен Фини́и [Finíi], то есть Свет изречённый, иначе говоря — Светозарный. И не зря его прозвали так. Вот как обрёл он прозвище своё и Любовь и уважение эулиен.

В день, когда знание коснулось сердца Ильмура, пожелал он оставить Дом свой ради человека, и в утро следующего дня отпустили его с благословением. Были спокойны за эу отец его и мать, а также сестра и братья, ибо тих был Ильмур и мирен нравом, и труд его был также тих и светел, ибо продолжил в людях Ильмур дело своё и великим мастером прослыл среди смертных. Из чего угодно мог высечь искру эу и добыть огонь, чтобы зажечь свет. Многие эулиен говорили, что сиянием глаз своих способен Ильмур зажечь огонь и повелеть ему, ибо Элигрен научила его, но я не могу говорить, так это или нет, хоть и охотно верю, ибо истинное светоносное пламя было дано сердцу Ильмура!

Случилось однажды эу странствовать вдоль берега в неспокойный для кораблей час, и видел Ильмур, как коварны сумерки, и как медлят корабли и остаются в море, ибо не могут подойти к берегу из-за волн, потому как не видят его, и в темноте, и в бурях не знают пути. Тогда положил себе Ильмур зажигать высокие кострища на скалах и крутых берегах, чтобы подать знак судам смертных и уберечь их. Вплавь или на лёгкой лодке добирался Ильмур до диких островов или коварных рифов и взбирался на них, чтобы соорудить там кострище и дом ему. И следил за огнями их, и возвращался, и зажигал огонь снова, если гас он или бывал потушен водой и ветром. Иногда оставался Ильмур подле огней своих, чтобы беречь их, и укрывал их, и заботился о них, как иные заботятся о детях своих. И хоть не был Ильмур высок и крепок — истинные крепость и бесстрашие были даны ему перед лицом бурь и штормов, приходивших с океана и обрушивавшихся на мирную землю сокрушительными штормами и коварными вихрями ледяных беспощадных волн. И так был день один, когда пришла буря, и грохот волн стоял до небес, и ветер рвал паруса судов и ломал мачты их. Тогда же гудели скалы от ветра и стонали под натиском лютых волн и водной толщи. И опустилась ночь и погасила звёзды и все огни, тогда же скопилось много судов людей у берегов мирной земли, ибо был канун большого праздника, и все желали войти в залив и причалить. И видел Ильмур, что погибают суда, оставаясь в море, и смерть грозит людям в суровый шторм. Тогда бросился он в воду и доплыл до высоких скал, выступавших из пены и рёва волн, и взобрался на них и не нашёл ничего от своего кострища, ибо волны разметали всё. И ветер был такой, что не мог эу поднять голову и выпрямиться во весь рост свой. А шум и грохот вокруг него были такими, что ходила скала под ним ходуном, и крики людей, ветер и рёв волн слились воедино. Опечалился эу и испугался за смертных, ибо видел, как погибают они, не зная пути, и сам не знал, как помочь им, ибо нечего было ему разжечь для них. И потому прозвали эулиен отважного Ильмура Светозарным, что встал он спиной к выступу скалы и выпрямился во весь свой рост, и, найдя огниво в одежде своей — себя самого сделал маяком для кораблей и поджёг себя, дабы светить им. Быстро занялась от искры одежда эу, и Свет его сделался видим кораблям, ожидавшим знака. Они же, глядя на него, смогли войти в залив и укрыться там, и никто не погиб в ту страшную ночь, хоть кораблей собралось много, и шторм был суров и смертоносен. Когда же упал Ильмур, пришла волна и потушила огонь, объявший и поедавший его, и так несколько дней провёл эу на скале, между Светом жизни и тенью смерти. Когда же вернулись птицы на скалу, то растревожили эу криками своими, и поднялся он и дыхание жизни нашёл в себе, а также увидел, что сгорела одежда его, но уврачевали море и ветер ожоги его, покрыв его морской травою, и не было у эу тяжёлых увечий, хоть и сошло с него много кожи в огне. И встал тогда эу на колени в тени скал, чтобы не смущать птиц, и молился к Богу, восхваляя Его за милость и щедрость Его, что наставил эу и сохранил ему жизнь в час когда уже и не думал о ней сам Ильмур. Оттого зовут эулиен его Светозарным, о нём же и песнь «И́льмур ильи́фт» [Íl`mur il`íft] — «Ильмур сияет», повествующая о той страшной ночи.

…Kée allitárnē rúurh im íshunol íssa

Élligri ítam kowb nórenol,

Kowb imlátil` íeh mor péli

Kéarnil`miniē Íl`ē ev el`gól.

Élig duh ül`y`reánaldartil` fa ül`enol,

Héiyviet hi, im híol víe üflet,

Ev el`Éydén íi híol im ávre vo —

Élig míik séwil`al` írte (2).

(2) отрывок из песни «Ильмур сияет».


Прежде самого эу дошла до Светлого Дома весть о деянии его, когда же вернулся в него и сам Ильмур, то называли его уже все Фини́и Мáну [Finíi Mánu]. Мы же благодарим Создателя за милость Его к светлому эу, даровавшему людям драгоценный светильник свой и сохранившему его для всех нас! Да сияет Ильмур через века!

Высоко почитание Светозарного в Светлом Доме, ибо известна ему истина, что в огне рождается Свет. И хоть не был Ильмур учёным и мудрецом, все учителя и мудрецы Светлого Дома, даже сам Всеспрашиваемый, называли и почитали его мудрейшим. Ильмур же по скромности своей учеников, что присылали к нему, не брал, называя себя мастером светильников и ламп. И не оставался подолгу в Светлом Доме, ибо место своё и радость нашёл среди народа Адама, ему же был он и есть предан всем сердцем своим и душою, и ради человека никогда Ильмур не жалел себя, и в том торжество крови его народа в сыне своём!

Ánmuh vo — féohimtil` nórē, átu Líe im il`mh — no víne. Ímor íeh — ímor kárulenē! Víne a — whúldaril` fa urhedrene im róisē. Átu muy r/dáni hímu háynuldarē im úrhedreh ü fórthaē. (3)

(3) L. I. I. V. E. 41:16


Случилось как-то Ильмуру повстречать среди людей девочку именем Эфхи́рь [Efhír`]. Была она помощницей при старой своей матери и последней оставшейся её опорой, ибо все братья и сёстры её погибли. В жалком сарае ютились Эфхирь и её матушка, и все силы свои прилагала девочка, дабы исцелить её и поддержать. И трудилась много, и помогала другим. Так познакомились они с эу, и принёс Ильмур светильник свой в дом Эфхирь, и увидел нищету и беду её, и отстроил дом им с матерью, и стал помогать Эфхирь. Он же стал другом её, и свято оба ценили дар дружбы их. Когда же умерла матушка Эфхирь, осталась девочка совсем сиротою в двенадцать лет, и тогда стал опекать её Ильмур и заботиться о ней, ибо в трудах своих подорвала Эфхирь здоровье, и зрение стало оставлять её. В день же, когда исполнилось Эфхирь семнадцать лет, была она уже совершенно слепою и различать могла лишь тень и Свет. И так сделался Ильмур её поводырём и попечителем. Но не тяготилась Эфхирь недуга своего и всегда улыбчива была и мила, ей же щедро была дана Богом доброта души и красота детей Адамовых.

И так был день вскоре, когда назвала Эфхирь Ильмура «Светом своим», а эу назвал её своей шелковицей, ибо Любовь просияла в них и озарила сердца их. Исполненной великой нежности и трепета была Любовь их, расцветшая из плода их светлой дружбы, соделания и заботы друг о друге. Когда же повелело сердце влюблённых им открыться друг другу, просил Ильмур возлюбленную свою пойти с ним в Дом народа его, дабы стать женою его перед эулиен и Богом. И согласилась Эфхирь, и так привёл Светозарный её в Дом свой невестой, и вскоре стала дочь Адама его женой по закону эулиен, ибо совершил Финиар амевиль над ними при свидетельстве и молитве многих. Тогда же дал Финиар Эфхирь имя — Кевáэн [Kevháen], Подобная Аэн, матери четырёх рек, и так вошла она в род его и утвердилась в нём крепким Светом, вместе со сиятельным мужем своим. Нет ни эу, ни арели, ни человека, кто бы мог без улыбки смотреть на Ильмура и Кеваэн, ибо трепет Любви их и скромная нежность — есть истинный отблеск Эйдена в подзаконном мире! Чиста и светла Любовь их, ибо единый Свет рождён из огня двух добрых сердец любящих. И потому многие эулиен почитают за благой обычай получить благословение и напутствие на амевиль от Светозарного и Кеваэн, дабы был их союз столь же прочен, светел и благодатен, как союз этого отважного эу и прекрасной смертной. Скромны эулиен и даже взором долгим на счастье и радость других не посягают, но, истинно, не было в Светлом Доме того, кто бы не любовался счастьем Ильмура и жены его, ибо вместе, соединённые Светом Любви своей — благим маяком Надежды и радости стали они для всех, кто имел честь и благословение видеть их, сосияющих, и лучащиеся улыбки их.

Когда же бывал погашен весь Свет в Доме эулиен и отходили надеющиеся ко сну, выходили Ильмур и Кеваэн в сад и гуляли между деревьев его и засыпающих цветов, среди светильников Светозарного, что расставлял он там, подобно россыпи звёзд. И не было меж ними бесед или песен — но благословенная тишина, в которой пели лишь сердца их и души. Им же, счастливым влюблённым, подпевал и весь вечерний сад, да укрепится в Надежде и радости всякий, кто слышал гимны его!

Я кузнечиков подговорил!

Я сверчков молил, запомни,

Все они теперь тебе,

Лишь тебе одной поют!

Ночь с тобою говорит

Голосами тысяч душ,

Все они тебе поют

Мои песни о Любви…

Всё, что я им рассказал,

Всё, что им доверил я,

В сумерках услышишь ты,

В многоголосии Любви моей!

То друзья мои поют,

Я же шлю поклон тебе!

Быть бы я хотел сверчком

Над плечом твоим в осенний день,

Чтобы гнать твою печаль,

Чтобы ты не опускала глаз! (4)

(4) L. I. I. V. E. 251:20

Звенье сто двадцать девятое. Морхен Морская кровь и Амальях

Полнокровна Любовь Абрина и Грейль, она же совершенно безумна и не знает сомнений и правил. Неудержима она, как шторм, и в то же время исполнена светлейшего восторга и смеха. Так был день великого шторма на море, что разыгрался в день после Битвы при Тумраг, и довелось наблюдать Абрину и Грейль за ним, тогда же поднялась Любовь в этрени, подобно шторму, и увёл он жену свою в укромное место, где не было холода штормового, но рёв океана и стон ветров, тогда же легли они как муж с женою. И так был у Грейль ребёнок от мужа её. И весь срок, что был дан эу, был верный Абрин рядом и оберегал Грейль, ибо печалилась и переживала она за брата своего, пострадавшего в пределе Владыки. Тогда же стал Абрин ей и Иниам другом и опорой. Он же утешал и поддерживал Онена как мог. Он же тогда говорил так: — Эулиен отличает благородство души и сердечная щедрость, отчаянная преданность мечте и уважение ко всякой жизни. Эулиен так же ранимы и впечатлительны, сколь умело скрывают свою внутреннюю силу. Вы не встретите никого сложнее эу, и в то же время никого проще. Эулиен до нелепости наивны и в то же время бесконечно мудры. Они и провидцы, и совершенные безумцы. Они столь же застенчиво скромны, сколь блистательно прекрасны и величественны. Они так похожи на людей, но и всё же так легко отличны от них… Íl`mineni. При них научился я одному — Надежде. Её же не оставлю я и впредь. И ныне она — с Эрайе.

Amráninne-é íne úrarori, efér hi líthil` Íl`min. (1)

(1) L. I. I. V. E. 23:8


В срок же положенный родила Грейль сына Абрину, и молился над ним Финиар, и дал имя младенцу Мóрхен [Móurhen]. Взял юный эу всю стать и удаль отца своего, красотою же пошёл он в Грейль, и были кудри его огненными, как у самой Элигрен, глаза же были его голубыми и глубокими, как сам Океан. С великой радостью и заботой приняли братья и сестра Морхена и во всём помогали ему. Но был эу непоседлив и требовал шумных игр, эулиен же рода его бывали погружены в дела свои, и много забот было у Грейль, ибо смеха и совета её искали многие эулиен и в Светлый Дом стекались ради него отовсюду, потому как слава и молва о красоте Грейль гремели по всей земле. Абрин же подолгу бывал в походах, ибо честь воина не позволила ему долго оставаться в стороне от битв. Тогда же Онен и Фиэльли были с их с эу детьми, но вот стал и Итейни Светлячок играть с Морхеном, и смех их поразил многих. Понимали эулиен друг друга с полуслова и души не чаяли друг в друге. И полюбил Морхен игры с Итейни и привязался к нему. Полюбили Светлячка и братья его, и все, кто видел его, привязались к нему, ибо был Итейни чист душою, и исцеляющей силой обладал беззаботный смех его. Он же и сам привязался к детям Грейль и сказки Онена полюбил слушать, вернейшего из слушателей не найти теперь человеку! Морхен же с детства собрал вокруг себя многих эулиен задорного нрава и многих львят, на всех лестницах и ярусах Светлого Дома были слышны голоса их, и все реки и ручьи Дома их покорены были ими в походах на самодельных лодках под парусами из плащей отцов их или накидок матерей их. Тогда же говорил Абрину и Грейль Эливиен, что великий покоритель морских просторов растёт у них, и сам учил и наставлял Морхена, и прежде знания его брал в море с собою, тогда же были сонаставниками его и мудрая Ильмин, и прекрасная Эликлем, и многорадостный Водомерка Итерлен, ибо всегда и во всём оставались они неразлучны.

Так был рождён Морхен от Грейль, дочери Элигрен, дочери Виэльлине Маленького безумца, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от бывшего этрени Абрина, возлюбленного мужа Грейль, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме родителей их, в Сумеречные времена.


И был день, когда коснулось знание Морхена, и встретил он вечную юность свою. Тогда же просил он отца и мать отпустить его к людям. Но привёл Абрин сына к Финиару, и посчитал Всеспрашиваемый, что готов Морхен к служению своему. Тогда смастерил юный эу с Итерленом корабль, что назвал «Пéлени» [Péleni], что значит Крылатый, и отправился в плавание на нём так поспешно, что даже не со всеми братьями успел проститься, но никто не попенял ему, ибо велика была тяга Морхена к морю, её же знали все и уважали высоко.


Не балуют эулиен свою плоть и не позволяют ей много. Плоть их — для труда их пламенных сердец, и редко когда служит им источником наслаждений и радости. В то же время нет никого, кто бы столь ценил такие не заметные прочим её проявления, как мимолётные улыбки, смеющиеся взгляды и верные рукопожатия. Томная нежность и сладкая страсть — отрада тоскующих арели, их плоть — единственное, что может быть у них и служить наслаждению, пусть и иллюзорному, пусть и тёмному — извращённая радость от чужой боли и горя, торжество от своего превосходства над тем, кто слабее. Всё это радости арели, доступные им через плоть, ибо она удерживает их чувства в себе по своей природе, расположенной ко всякому греху. Человек же, сам великий смертный, — не эу и не арели. Ему доступно куда большее, чем им двоим, — совершенная радость, обретённая в природном единстве наслаждений души, сердца и тела. Эулиен же и сами бывают смущены своей телесной природой, по такому странному замыслу Создателя доставшейся им. И потому плоть — всякое тело — почитают они как чудо, то, что должно пребывать в чистоте, в заботе и смиренном уважении. Оттого эулиен часто бывают удивлены своей собственной силе и ловкости, что, так странно познавая мир, не обращают внимания на вместилище их верного Света. Так, сохраняя себя в чистоте и строгости, много открытий о себе самом совершил Морхен, подвизаясь в людях. Там, где не искал, нашёл он бесстрашие, и там, где не чаял — силу рук своих и крепость тела. Благородное соединение двух кровей нисколько не лишало эулари Света эулиен, однако всё же, как и у всех подобных ему, полнокровие страсти к жизни кипело в нём, изводя эу штилем, проверяя его терпение, испытывая и закаляя его характер всегда, когда ему приходилось ждать, молчать, бездействовать и сдерживать себя. Ни юность, ни кипучая кровь не помощники в том ни эу, ни эулари, но тот, кто находит свою твердыню в Свете, рано или поздно становится безупречен в своём служении, ибо подзаконный мир — самый требовательный из наставников, не терпящий искр, но высекающий их, перековывая всякую душу в оружие, потребное ему самому. Так, странствуя и трудясь в людях, закалённый ветрами и надёжными уроками высокого смирения и послушания, многими на пути своём окружён был Морхен, сын Абрина и Грейль, ибо собрал искры Света своего воедино, обуздал их, усмирил их и приучил к суровому и постоянному труду — так сделалось сияние его — безупречным, а всё совершенное — повелевает следовать за ним. Оттого многие взгляды были обращены к отважному эу, но немногие из них ликовали о нём.


Много дел добрых и славных есть за Морхеном, однако известен он наиболее тем, что встал на службу короля смертных. Был владыка его немолод и славен много, много богат и справедлив в меру смертных. Эулиен называют его Ми́ргалат [Mírgalath]. Во время своё много собрал вокруг себя Миргалат юношей достойных и благородных, знатных учёных и богословов. Он же благоволил наукам и был щедрым дарителем Церкви, ей же отдал он много из земель своих, за что и почитаем ныне среди смертных. Много чудес веры случилось на земле Миргалата, много мудрости пришло от щедрот его, но был также добыт Морхеном ему и меч короля Миды, именем Фини́ин [Finíin] — Светозар, которого страшился сам Анкхали, ибо разбит им бывал в бою, и не падал Светозар к ногам его ни в одной из битв, как и гордый господин его. Спрятал Миргалат меч тот надёжно и как реликвию давних дней хранил с почтением. Владыка же не знал покоя и повелел силам, что повиновались ему, исхитить Финиин и уничтожить его, как всякое напоминание о непокорности Миды. И собрались арели великим воинством и напали на замок Миргалата, тогда же была великая битва, и погибли многие. Ранен был король, но призвал верного Морхена и поручил ему вернуть Светозар, чтобы не обрели арели силу, уничтожив его, и чтобы сохранить память о Миде. Так отправился Морхен в предел арели на корабле своём с верными ему эулиен, и умом и отвагой отбил меч, и вернулся с ним в подзаконный мир. Но умер уже король его, ибо время прошло его многие годы назад, пока был Морхен в пределе арели, где время идёт совсем иначе. Эулиен же просили Морхена вернуться. И направил эу корабль свой в обратный путь. Но отправил Бессветлый за эу корабли многие и ищеек своих, ибо не желал сохранения и спасения Светозара, как не желал возвращения Морхена, сына бывшего этрени своего. Тогда высадил и отпустил эулиен Морхен и ушёл далеко в море на корабле своём, Светозар же спрятал он на корабле надёжно. И так долго скрывался от арели, пока мог. Когда же обнаружили его и окружили его, пришёл Морхен к владыке Варт Ай Йина [Vart Ai Yin] и просил у него укрытия от Бессветлого. Был Альтир, владыка миров под корнями, мудр и справедлив, но нрав имел переменчивый и вздорный. Никогда не был он соратником Бессветлого и другом его, но и не выступил ни разу против него, хотя мог бы, ибо воины его были всегда сильны, обучены и готовы, ради же своей госпожи — королевы Тэмлэй — ничего не побоялись бы они, даже тысяч смертей. И вот, когда пришёл Морхен с мечом Миды к вратам Варт Ай Йина — отказал ему Альтир в прибежище и не впустил эу. Тогда же были арели Владыки уже рядом, и некуда было бежать эу. Но вышла к нему сама госпожа Тэмлэй и провела эу за собою, и укрыла его в покоях своих, и пребывал Морхен некоторое время там, пока арели искали его всюду. Никто же из них не решился искать его под крылом Альтира, ибо никто не желает иметь дел с ним и госпожой его — чаровницей Тэмлэй (2). Она же скрыла от мужа своего, что прячет эу в покоях своих, и не говорила о том никому, но был Морхен принят ею с великой заботой и почтением, ему же постелила Тэмлэй ложе у подножия постели своей и каждое утро щедрые яства приносила ему. И было так долгое время, и успокоился эу и не знал печали, но шли дни, и смутился он намерений госпожи, ибо прояснились они для него. Тогда же собрался Морхен и оставил Варт Ай Йин, и взял корабль свой, дабы вернуться в земли короля своего и вернуть людям меч Миды. Но не знал он коварства обманутой Тэмлэй, ибо сказала она мужу, что покусился эу на покои её и проник в них. Тогда был вынужден Альтир собрать флот и послать за Морхеном, дабы покарать его.

(2) велика и бесподобна госпожа Тэмлэй. Нет ей равных среди арели имён плоть имеющих, ибо сама она дочь короля Миды и жена могущественного Альтира. Он же владыка над королевствами под корнями всех дерев подзаконного мира. Несравним трепет подданных перед смертью и госпожой своей, ибо Тэмлэй они боятся и любят несравненно больше. Нет во всём Варт Ай Йине юноши, что не мечтал бы о ней и не счёл бы за честь выполнить любой каприз или прихоть её. Нет границ той странной и древней власти, что положила Тэмлэй над народом Альтира, как и над ним самим. Ей же одной покорился нрав его, и мудрость его пала перед взором её. Истинная арели госпожа Тэмлэй! Ибо нельзя предугадать её. И ожидаем мы все от неё каждый день как великие блага и щедроты натуры её, так и внезапный чёрный гнев или интриг, ибо такова несравненная Тэмлэй, ей же за это и кланяемся мы все.


И был день, и настиг флот Альтира «Крылатый», и арели Владыки тотчас обнаружили эу. И вот окружили они Морхена, и был он вынужден дать им бой. Но не был Морхен воином и оружия, кроме именного клинка, не имел, а потому бился багром и верёвками, когда напали на корабль его. В час же, когда обезоружен он был, взял он Светозар и бился им. Много отваги и доблести было в сердце юного эу, но умения воина не было в нём и доли воина не было в нём, а потому ранен он был не единожды, и потоплен был «Крылатый» его. Тогда же утонул и Светозар и опустился на дно. Морхен же упал в воду, и стала она красной от крови его, тогда вернулись все арели к владыкам своим, доложить, что свершилось.

Долго носило море несчастного эу, пока не вынесло его к Альпáру [Al`pár], где жили эулиен. Они же подобрали его и уврачевали раны его. Но потерял Морхен много крови, и жизнь оставляла тело его, ибо не было в нём прежней силы и крепости для неё. Тогда же нашли эулиен тонекли его и по нему прочли, что он эу Ирдильле, и тогда повелел старейшина их пустить по венам эу воду морскую, вместо крови, что потерял он. И послушались эулиен и сделали так, и влили эу морскую воду вместо крови, и потекла она в венах его, и укрепился Морхен и открыл глаза. И приветствовали его эулиен радостными криками, тогда же наречён он был Áрнбил [Árnbil], то есть Морская кровь, и таково его прозвище ныне, ибо морская вода течёт по венам его вместе с кровью народа его.

Когда же окреп Морхен, то оставил Альпар и отправился по суше в обратный путь, потому как решил вернуться в Дом свой. С ним же отправилась и эу Амáльях [Amál`yah], что поручили ему, ибо давно желала она увидеть Светлый Дом и найти своё служение там. Был долог путь Амальях в людях прежде, и много послужила она им добротой своей, за которую и поплатилась много, как это и бывает среди эулиен. Была Амальях совсем не то, что Морхен — и невысока, и скромна, и тиха, и не искала веселых инг и танцев, но уединённого труда и молитвы. Морхен же был полон жизни, и шумен, и весел, и словоохотлив. Трудно им было странствовать вместе, ибо во всём противоречили эулиен друг другу. И скучно было Морхену с Амальях, и не слушала она историй его, и пугал её Морхен смехом и блеском глаз своих, от них же эу прятала взгляд свой.

Человек уязвим, неуязвимого он боится. Не стоит пытаться показать ему то, что различает нас. Разве так неуязвимы мы для тягот смертных, как воображаем себе и чем успокаиваем беспокоящихся о нас?! Не забывай, эу, смертному ты трижды ближе, чем хотя бы искорке Света ангела над престолом Эйдена! (3)

(3) L. I. I. V. E. 69:9

И сошла печаль на Морхена и взяла его, ибо утратил он меч, что доверен был ему, и утратил он корабль свой, и утратил он короля своего, что был ему господином и другом, и так вдруг сам сделался тише Амальях, и погасла улыбка на лице его. И сокрушён был эу, и не желал Морхен есть, и не желал Морхен пить, ибо не было в сердце его твердыни, что защитила бы его сенью своей, и спешил он в Дом свой, надеясь найти её в объятьях отца и матери. Тогда же видела Амальях, как страдает эу, и сама начала рассказывать ему те истории, что успел рассказать он ей. Она же говорила ему, как послужил он людям и как заслуги его велики перед народом смертных. Она же отговорила эу от отчаяния его, и принял Морхен еду из рук её. Она же отговорила эу от печали его, и принял он воду из рук её. Она же отговорила его от сомнений его, и уснул эу на коленях её. Тогда же всю ночь охраняла Амальях сон Морхена и не смыкала глаз. А наутро была она весела и исполнена смеха, а Морхен был тих и застенчив, как никогда прежде. И смеялась Амальях, и пела ему, и прислуживала в делах, он же прятал свой взгляд и опускал глаза, ибо не смел более безрассудно смотреть на состранствующую ему. И так долог был путь их, и много уроков нёс он сердцам юных эулиен, они же смиренно, шаг за шагом учили их. И к Светлому Дому в час назначенный пришли двое любящих, с Надеждой на амевиль.

Мы спасаем друг друга не в битвах,

Мы спасаем друг друга не в смерти,

Но в печали верной улыбкой

И тоски сокрушением тверди. (4)

(4) L. I. I. V. E. 221:27

Тогда же вышел сам Финиар встретить их, ибо увидел, как зажглась свеча рядом со свечой Морхена перед глазами его, и пожелал Всеспрашиваемый узнать, кто пришёл в Дом его. И встретил он Морхена и Амальях и в покои свои привёл их. Тогда же показал он эулиен свечи их, и смеялись они, ибо Любовь их опередила их самих. И потому позвал Финиар отца и мать Морхена, и пришли Абрин и Грейль, и позвал Финиар Фиэльли и Онена, и пришли они, и позвал Финиар Иниам и Эрайе, и привела эу брата Грейль. И позвал Финиар братьев Морхена и жён их, и Ифхиру и благородного мужа её, и тут же пришли они, кто был в Светлом Доме. Когда же собрались они все — объявил Финиар амевиль и сочетал Морхена и Амальях в Свете, как и желали они того. Их же праздник был полон танцев и песен, но смех любящих заглушил их. И пусть утратил мир меч Светозар, но обрёл Любовь Морхена и Амальях, и хоть велико моё почтение к Миде и прославленному мечу его — дар Морхена и Амальях подзаконному миру ценю я выше.

Звенье сто тридцатое. Наильин и Эмфьих

Не бойся остаться без оружия — бойся остаться без Надежды. (1)

(1) L. I.I. V. E. 30:40


И был день после долгой разлуки, когда встали на молитву Грейль и Абрин и молились вместе. И закончился день, и настала ночь, они же продолжали молиться. И минуло так три дня, что провели любящие в спасительной молитве. Когда же пришёл день четвёртый — обессилел Абрин от молитвенного труда, и подняла Грейль мужа своего от молитвы и принесла ему воды. И принял Абрин воду из рук Грейль, как нектар Эйдена, и так соприкоснулись руки их, и нужда друг в друге проснулась в любящих, и Свет великий поднялся в сердцах их и сладчайший жар его. И тогда легли Абрин и Грейль как муж с женою, и вскоре узнала эу, что носит плод Любви их. Когда же прошло время, отяжелела Грейль, и стало ей тяжело ходить, и сказала ей Эликлем, что не одно дитя во чреве её, но три. И, узнав о том, все дела оставил свои Абрин, чтобы быть с Грейль, и на руках носил её по лестницам Светлого Дома, и лишь в час ночной опускал её рядом с собою, дабы оберегать сон её. И в срок положенный и трудный был Абрин рядом с Грейль по желанию её, и одного за другим родила тогда Грейль трёх сыновей, и взял арели на руки их и поднёс их Финиару. Тогда нарёк Всеспрашиваемый старшего из них Наильи́н [Nail`ín], среднего Арна́э [Arnа́e], а младшего Или́нрэ [Ilínrē]. Так были рождены Наильин, Арнаэ и Илинрэ от Грейль, дочери Элигрен, дочери Виэльлине Маленького безумца, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от Абрина, вернейшего мужа Грейль, что был из арели, по исходу эулиен, на мирной земле, в Светлом Доме родителей своих, в Сумеречные времена, и рождением своим умножили Свет рода и Дома своего.

Были братья близки и привязаны друг к другу, хоть и были совсем не похожи друг на друга, однако сполна хватило им Любви отца и матери, что обожанием своим и заботой окружили их и сплотили весь род Ирдильле в попечении о них, а потому много наставников было у них и заботящихся о них.


Высоко Элигрен и Онен любили многоулыбчивого Итейни, счастливого мужа Эвгли. Так взял его однажды Онен Сказочник и привёл в род свой, дабы просить Итейни сидеть с детьми Абрина и Грейль, ибо они также любили Итейни и всегда были рады ему и просили о нём. И привёл Онен Светлячка в предел Ирдильле, и вышли все любимые его, дабы он мог представить их. Тогда же увидел Итейни Фиэльли и сказал: — Ha áe! И ответила ему Фиэльли: — Ékih Líe. И спросила Эвгли, что сопровождала мужа, разве знаком он с госпожой Ирдильле? Но ответил Итейни, что впервые видит её, и велик был его трепет перед Фиэльли, и более не мог Светлячок сказать ни слова, лишь искал возможности укрыться за платьем жены своей и поддержки верной руки искал её, хоть и был более взволнован, чем напуган. Тогда же упросили его Онен и Элигрен разделить заботу Грейль и Абрина о детях их. И так стал Итейни верным другом Наильина и помощником многозаботливой Грейль, ему же доверял и Абрин. Счастлива была и госпожа Эвгли, видя, как ценят и любят мужа её в роду Ирдильле. Сам же Итейни счастлив был своей долей, ибо в детях не чаял души своей и находил с ними общий язык легко. Он же обожал наблюдать, как чертит Эвгли чертежи свои, и всяким трудом возлюбленной своей мог любоваться без устали, завороженно и восхищённо, будто бы не труд наблюдал, но чудо. Чудо и радость видел эу во всём, за это и любили его и желали, чтобы тому же научились и дети их, но мало кто из эулиен дерзнул просить Итейни побыть с детьми их, ибо надлежало им прежде упросить Абрина отпустить Итейни.

Полюбил Наильин друга и странного наставника своего, и Итейни полюбил маленького эу. Чиста и прекрасна была добрая дружба их, подобная сверкающей росе ранним лучистым утром. Дорожили ей и Наильин, и Светлячок, и до самого обретения знания юным эу были они неразлучны. Кроме же Итейни, нашёл Наильин наставников в Оленьем роду, и высоко ценили его там за силу молитвы и скромность, а потому ожидали его там вскоре. Но был Наильин многопроказлив и любопытен, и нужен за ним был глаз да глаз. Так случилось однажды Наильину играть в покоях Финиара и уронить золотую книгу его, что рассыпалась тут же и порвалась. Испугался Наильин содеянного и убежал в смятении, Финиар же, найдя книгу свою, был опечален много и искал виновника того, что стало с ней, и видели эулиен многое недовольство его. Никто же из эулиен не признавал вины. Но увидел Абрин стыд и страх сына своего, и так понял он, кто виновен, и пришёл к Финиару и сказал, что это он сам разломал книгу Всеспрашиваемого, ибо был любопытен без меры и без спроса пришёл в покои его и, взяв книгу, был неосторожен с ней. Тогда же долго смотрел Финиар в глаза арели, и умягчился, и принял с улыбкой раскаянье его, но в наказание за содеянное обязал его сомолиться с ним по всем именам, упомянутым в книге, столько дней, сколько записано в ней было имён. И принял Абрин повинность свою, и пришёл к Грейль и рассказал ей. Тогда же слышал это и маленький Наильин и братья его, и пришёл маленький эу к Финиару и признался в содеянном, и просил отменить повинность отца своего, но был Финиар непреклонен. Тогда умолял эу позволить Всеспрашиваемому разделить с отцом повинность его, и вослед Наильину пришли Арнаэ и Илинрэ и также просили позволить им разделить повинность отца своего, ибо знали, как тяжко может быть ему подобное служение. И смягчился Финиар и позволил им. И тогда разделили молитвенную обязанность ту между собой сыновья Абрина и сам он, и сомолились с Финиаром все положенные им дни, они же все вместе починили книгу его и много потрудились над ней, чтобы стала она ещё краше и крепче, чем прежде. Когда же закончилась повинность Абрина, пришёл Всеспрашиваемый к Грейль с великой улыбкой и благодарил её за мужа, которого воспитала она, ибо он гордился им и сыновьями его. И сказала Грейль, что в муже её и детях их и вся её гордость и весь Свет её. Тогда же припала она к рукам Финиара, и благословил он её, Эйденовласую госпожу Дома своего.


И был день, и полюбил юный Наильин эу Эмфьи́х [Emf`íh] из народа рода Щита, но по скромности своей не решался признаться ей. Тогда же стал он писать ей многие письма и песни, и стихи посвящал ей, и передавал ей без имени своего. Но все попытки его оставались без ответа, и не смотрела Эмфьих даже в сторону Наильина, вокруг же неё было много юношей из рода Щита, друзей старших братьев её, и каждый из них был прекрасен и полон отваги. Так прошли многие годы, и продолжал Наильин обучение своё, и из проказника сделался тихим и смиренным эу, однако приходили и приходили письма к Эмфьих все эти годы, и спрашивали даже братья её между собой, кто это пишет сестре их, ибо верностью и нежностью Любви той восхищены были и преклонялись перед ней. И спрашивала Эмфьих между подруг своих, не знают ли они того, кто пишет ей, но не знали они. Наильин же приносил свои письма ей тайно в час, когда никто не мог увидеть его, и оставлял их для Эмфьих у порога покоев её, как всегда, без имени своего.

Когда же коснулось знание Наильина и стал он совсем уже взрослым эу, пришёл он к мудрой матери своей с печалью, ибо желал оставить Светлый Дом ради человека, но и не мог найти сил оставить его, ибо надлежало ему тогда не видеть более возлюбленную свою Эмфьих. И плакал Наильин и горевал много, и припал головою на колени матери своей, Грейль же как могла утешала его и оберегала сына от всякой иной тревоги и заботы, ибо в печали своей обессилел эу.

Были же братья Эмфьих достойными воинами в воинстве Седби, и честно сражались, и были благородны и светлы, а потому любил их Седби, и Хеллах ценил их, и были они всегда при нём в лагере его. И вот решил Алли́рх [Allírh], арели из воинства Бессветлого, отомстить эулиен и братьям Эмфьих, от которых пострадал в битве. И нашёл день и закатный час, когда была Эмфьих одна за стенами Светлого Дома и вне взоров Исполинов его, и похитил её. Прежде желал он доставить эу господину своему, дабы порадовать его, но, увидев Эмфьих, пожелал оставить её для себя. Но ни уговорами, ни посулами, ни колдовством, ни силой не смог он взять эу, и потому решил погубить её и задумал смерть для неё, дабы проучить братьев её и утешить тёмную страсть свою. В то же время узнал о случившемся Наильин, ибо сердцем своим всегда был с Эмфьих и соследовал ей тайно во всех путях её и молитвах. А потому немедля оставил Наильин и мать свою, и братьев своих, и Дом свой ради возлюбленной своей, ибо пожелал спасти её, хоть и не знал как, и не имел силы воина или иного дара, чтобы одолеть арели. Тогда же, следуя сердцу, пришёл Наильин к Аллирху и нашёл его, и предстал перед ним, и предложил ему жизнь свою взамен жизни Эмфьих. И рассудил арели, что жизнь одного из Эйвели ценнее жизни простой эу, и обещал отпустить Эмфьих. И взял Наильина и поместил его в темницу напротив Эмфьих, и приковал его там. И снова просил Наильлин отпустить эу. Тогда сказал ему Аллирх, что отпустит её, как только выйдет Свет из самого Наильина и будет жизнь его окончена. И чтобы сломить эу, рассказал ему, что желает сделать с ним. Но ответил ему Наильлин так: — Я забуду все смерти и запомню лишь радость, ибо я видел улыбку Эмфьих. И было это так, ибо улыбнулась Эмфьих Наильину, видя подвиг его, и открылось ей тайное, и плакала она горько. Аллирх же положил себе приходить каждый день к Наильину и снимать с него кожу, всякий раз так, чтобы продолжилась жизнь его как можно дольше. И было так много дней, пока не поник Наильин и не опустилась голова на грудь его. Тогда же отпустил арели прекрасную эу, как и обещал, ибо счёл дни Наильина оконченными в подзаконном мире. И вернулась Эмфьих в Светлый Дом, и велик был ужас её и трепет. Тогда же пришла она к Кихин, наставнице своей, и рассказала ей о том, что случилось, и умоляла её забрать Наильина из рук Аллирха, дабы погребли эулиен его достойно и не был бы он осквернён бесчинством арели и местью их. Абрин же тогда пребывал далеко от Светлого Дома, ибо поручил ему важное дело Седби, что смог доверить лишь бывшему этрени, и потому пришла Эмфьих к наставнице своей с мольбою. Тогда в час тот же отправились Кихин и Китли в тёмный предел и нашли Аллирха, и сразились с ним и стражами его многими, хоть и недолог был бой их, ибо не было у арели, искавших в тот час защиты в магии, ни силы, ни колдовства против сердец любящих. И взяли Кихин и Китли Наильина и принесли его в Дом его, они же нашли дыхание жизни в истерзанном теле его и поручили эу заботе лекарей Светлого Дома. Узнав же о том, просила Эмфьих дозволения лекарей быть с Наильином всякий день и час, дабы молиться о нём и помогать исцелению его в трудах их. И было так по желанию её. А вскоре вернулся Абрин от дел своих и пришёл к Китли и Кихин, и поручил себя им в ифхёлье, их же одарил он цветочным поклоном своим и сказал им, что с этого дня вольны они распоряжаться жизнью его в бою и мире, ибо он в неоплатном долгу у них за сына своего. И пришла Грейль к Кихин и Китли и поручила себя рукам их в ифхёлье, и сказала, что с этого дня вольны они распоряжаться жизнью её по усмотрению своему. Но ответил Китли: — В Наильине Надежда всех нас, а дело спасения Надежды не есть ли обязанность наша? И сказала Кихин Грейль: — Все мы служим единому Свету, как можем, не благодари, Грейль, но радуйся, ибо достойного сына воспитала ты. Тогда же просил Абрин всесветлого Финиара о празднике в честь Кихин и Китли, что спасли Наильина, и согласился господин Дома их, и праздник был великий в честь Кихин и Китли не только в родах Щита и Ирдильле, но во всём народе эулиен. Кихин же и Китли не было равных на празднике том. Прекрасна и сиятельна была Кихин, и все взгляды были обращены к ней, но всюду рядом был муж её, ибо ему была известна игривая ревность, что искрила и кусалась и преследовала его всюду, так как первой среди красавиц Светлого Дома была жена его, и колко язвил несчастного Китли любой восхищённый взгляд на Кихин. Однако и сам он был окружён обожанием жены своей, столь воинственным и жарким, что редкий эу, кем бы он ни был, мог заговорить с Китли без надзора Кихин, равно как и с ней без того, чтобы Китли был рядом. Трудно найти в Светлом Доме более яркой и прекрасной пары, чем эта красавица эу и этот очаровательный арели! О, этот внимательный взгляд с поволокой! О, эти прищуренные улыбающиеся глаза с хитрой искринкой! О Китли, так далёкий от скромности эулиен!..


Наильин же оставался под опекой лекарей, и сами Эликлем, и Дууд, и Иеи трудились над ним, они же не могли дать и слова Надежды родителям и братьям эу, ибо был он на пороге смерти своей. Тогда пришла Эмфьих к Финиару и на коленях просила его совершить амевиль над ней и недужным эу, дабы Свет её придал сил Наильину и укрепил его. И торопила эу Финиара и многими слезами омыла стопы его. Тогда же поднял её Всеспрашиваемый и пришёл с ней в покои лекарские, и прогнал всех, кто был там. И взял ткань белую, и накрыл ею Эмфьих и Наильина, и совершил амевиль над ними, как если бы были они втроём и соглаголили в молитве амевиль. И, совершив молитву, отнял ткань Финиар от эулиен и нашёл Наильина в объятьях Эмфьих без дыхания жизни на устах её.


И был день, и открыл глаза Наильин и нашёл себя под попечением возлюбленной своей Эмфьих, что трудилась над ним и не покидала его. Она же и саму Смерть не раз отогнала от него, ибо полюбился Смерти отважный эу, и приходила она к нему не раз по слабости его и тяжести ран, но отвратила бледный лик свой по силе молитв и стараний светлой Эмфьих, и оставила Наильина ради любящих его. И вскоре вернулись силы к эу, и окреп он, и поднялся от одра болезни своей, и в светлейшей радости соединился с женой своей, и вошли они в счастье друг друга, тогда же поручили они себя рукам друг друга, и просили Кихин и Китли у Финиара праздника по амевиль эулиен, и был он громок и светел, тогда же ликовал весь Светлый Дом, и Наильин и Эмфьих — более всех в нём.


Когда же стих шум праздника по амевиль любящих, пришли Наильин и Эмфьих просить Финиара отпустить их на служение вместе, ибо только так желали они странствовать и пребывать в людях. И отпустил их Финиар с благословением своим, и оставили Наильин и Эмфьих Светлый Дом. Тысячезвёздной Любовью своею осияли мир сердца их, и тьма устрашилась, ибо посрамлена была и уязвлена жестоко. Мирным делом и смиренным трудом своим встали против всякой тени Наильлин и Эмфьих, единые в Свете улыбок своих. И, как и желали, в людях оставались они неразлучны. Так нашла себя эу в лекарском служении, а Наильин в Слове Божием и воздвижении церквей Его, в них же многих бесстрашно трудился он и приумножал Свет Господина Садов, Отца народа своего, и Эмфьих была при нём лекарем в лазаретах при церквах его и наставляла в лекарстве многих, как Наильин наставлял в Любви и Слове Божием. Их же труд и Любовь да послужит всем добрым наставлением и укреплением в Надежде!

Звенье сто тридцать первое. Арнаэ и Эутлин Луч Ирдиль

Ni moímvet Il`m, az on ev el`élre ímveth ne tíik. Tiy terh wо́men ái séwil`: Líe! Líe! O nor írnumil` ahth im anírtinh. Ni atán: Líe! Líe! Ni eshíyt rokth. Íydemetil` Líe, ívoht-é ímor nívhi im úmye íurenil` о́yten im nírten nо́rē, ov kan wer éeh im ítam nо́i, átu ni tiy, o tam Líe evá atánil` éje íne ev el`ímoren tíah`. (1)

(1) L. I. I. V. E. 130:11


Так случилось, что был от рождения Арнаэ слаб и хил. Не было в теле его явной болезни, но был он слабее и ниже своих братьев, и быстро утомляли его шумные игры их и затеи. Долго следили за маленьким эу Эликлем и Дууд и нашли слабость в сердце его и лёгких, они же делали эу недужным, и потому велели лекари Арнаэ беречь себя от долгих игр, высоких лестниц и тяжёлых нош. Многие годы провёл Арнаэ на плечах отца своего или старших братьев, что, заботясь о нём, носили его по лестницам Светлого Дома и оберегали от излишних тягот. Когда же получил эу свой именной клинок, то пришёл в предел рода Щита и нашёл там мужа Кихин, славнейшего Китли, и просил обучить его, как обучал он воинов и героев. И сказал ему Китли, что крепкие и сильные юноши не все выдерживают учительства его, для маленького же эу его уроки могут быть погибельны. Но настаивал юный эу долго, а Китли был непреклонен. Тогда положил себе Арнаэ тяжкий труд в Доме Своём и истязал себя непосильным трудом, являя стойкость духа и решительность свою. Тогда же начались дни, когда приносили его к Дууду с закатом, ибо жизнь и силы покидали эу. И твердил ему Морковка, что погубит себя Арнаэ упрямством своим и насилием над немощью своей плоти, но по-прежнему носил эу тяжёлые камни и помогал в труде на земле. Когда же однажды был он при смерти под опекой Дууда и молитвами Эликлем, пришёл к нему Китли и сказал, что ошибся, отослав его, ибо завидное упрямство и рвение дано эу, и не знает он себе пощады, это же есть то, что ожидает Китли от учеников своих. И стал Арнаэ с того дня наставляться у Китли и не щадил себя в упражнениях и испытаниях, хоть и сделался бледен и частонедужен. Тогда же пришла Эликлем к Китли и просила его поберечь юного эу, но вступилась Кихин за Арнаэ, и осталось всё как есть. Без счёта раз бывал Арнаэ в лазарете, ибо ломались кости его. Сбились лекари с ног, собирая травы для эу, когда не мог он вздохнуть, и готовил ему Дууд ванны с целебными парами. Уже и запасы настоек для слабого сердца эу заготовил Дууд, и все они пригодились в срок свой. Также многих наставников нашёл себе в роду Щита отважный эу, и Аркхиэ был учителем его, и Мирьи Колокольчик, а также с ними и Кроткий Арктели из Оленьего рода. Мудрым и справедливым эу рос Арнаэ, и ум его был крепче плоти его. Видя же способность его, обучали его подобно королевскому дитя, и прекрасно знал юный эу законы, историю, политику, философию, риторику, и многими другими из наук овладел в совершенстве, став мужем учёным и достойным собеседником. Всякий спор или затруднение мог решить Арнаэ по мудрости и справедливости своей, никто же от решений его не оставался в обиде. И, прознав о том, посылали многие правители искать Арнаэ, дабы решил он споры их или стал советником их или судействовал для них. Но всем им был дан отказ, ибо великой скромности эу Арнаэ — не желал верховодить никаким судом и славы мудреца сторонился и в Доме своём. А потому, когда знание сошло на него и был эу отпущен из Светлого Дома, выбрал он служением своим труд каменщика и рудокопа, тогда же пришёл Морковка к Финиару и со слезами на глазах поведал ему о том, и молил о разрешении Всеспрашиваемого поехать и разыскать Арнаэ, дабы пребывать с ним или хотя бы уберечь его от безумства. В доказательство же принёс Дууд письма Арнаэ, которые эу писал ему, и показал их Финиару, и ужаснулся Всеспрашиваемый, прочитав их. Тогда же не отпустил он Дууда, но велел Китли разыскать Арнаэ и вернуть его в Светлый Дом, прежде чем погубит эу себя трудом своим. Так отправился Китли искать Арнаэ, но, зная ученика своего и стремления его, не был усерден и позволил ему уйти далеко, а потом вернулся в Дом его и сказал, что не нашёл его. Тогда повелел Финиар Морковке и всем братьям Арнаэ и родителям его передавать ему письма эу или сообщать о нём, ибо желал знать о делах его и быть с ним молитвой своей и соследованием в час, когда будет у эу в том нужда.


Арнаэ же был тих и скромен в людях, и о великой мудрости его никто не знал, ибо был эу молчалив и труду своему отдавал все силы. Вместе с простыми людьми дробил он камень и спускался в штольни, где трудился весь день, не зная отдыха, ночь же и утро отдавал эу молитве и соследованию, и пищей его часто были лишь хлеб и вода. Взял Арнаэ на себя заботу о пострадавших от труда своего и деятельным и сердечным попечением окружил семьи их, всякому занедужившему был он поддержкой и опорой и труд его брал на себя, и много великих походов своих совершила госпожа луна, никто же из смертных, что трудились бок о бок с эу, не ведали о недугах его и смерти, что ходила всегда рядом с ним, став близкой Арнаэ, как кровная тень его.


И был день, и трудился Арнаэ в шахте со всеми, и был взрыв внизу и обвал за ним, и начался пожар, и так сделались люди пленниками шахты, газ же, исшедший из земли, убивал их, но не могли они ни спуститься, ни подняться на поверхность. Попросил тогда эу поднять его к самому обвалу, и трое мужчин подняли его, и стал Арнаэ руками своими ворочать камни и разгребать землю, ибо все инструменты и пожитки оставили люди внизу, где лютовало пламя. И торопился эу, как мог, и на недуг свой не смотрел вовсе, и вскоре забрезжил свет над головой его, и сделал он проход, достаточный для человека, и спустился к людям, и нашёл их лежащими без дыхания жизни и всё в дыму. Тогда поднял эу одного из них на верёвке и вытащил его на поверхность, затем спустился и с остальными сделал так. Дым же и газ всё прибывали и прибывали, и спешил эу, хоть и сделалось ему дурно. Когда же поднял эу наверх последнего из людей и спустился вниз снова, проверить, остался ли кто ещё — то было в шахте уже горячо и дымно, и не смог эу ничего разглядеть, и вздоха нового сделать не смог и упал там же, где был. Люди же, видя дым и опасаясь больших бед, разбежались прочь и сказали между собой: — Погиб товарищ наш. И решили так и не вернулись за эу.

Был же тогда неподалёку арели именем К'Игéма [K’Igéma], и пришёл он посмотреть на беду в шахте, и видел всё, что случилось. Он же видел недуг эу и тем, что сделал эу, был поражён и смущён много. Увидев же, что никто не пришёл за ним, воплотился К`Игема в могучего человека и поднял Арнаэ из огня и дыма, и оставил его, ибо устрашился содеянного. Тогда же видел Финиар трепет свечи Арнаэ перед глазами своими, и позвал Грейль, и позвал Абрина, и всех братьев его из тех, что были в Светлом Доме, и приказал им молиться об Арнаэ, ибо видел, что смерть пришла к нему. И молились все, и Китли, и учителя Арнаэ ради того, чтобы вернулось дыхание жизни в грудь эу, и по молитвам их было так. Открыл Арнаэ глаза свои и нашёл все члены своими недужными и некоторые кости поломанными, также великая слабость была в теле его, и дурнота не оставляла его. Но поднялся Арнаэ и пошёл прочь, ибо пожелал скрыться, чтобы не нашли его.

Тогда же были неподалёку и сородичи К`Игемы, и видели они то, что сделал он для эу, и рассказали о том Владыке Смерти, и повелел он им убить жалостливого арели и исправить дело рук его. И многажды пожалел в тот день К`Игема о минутном добросердечии своём, ибо был он схвачен и помещён в подземелья Нурхари́ма [Nurharím] (2), там же лишь стонам и плачу есть место, и ничему более. И собрались арели, и воплотились в людей простых, как те, что трудились в шахтах, и пришли к смертным, и сказали им, что был эу среди них, и трудился с ними, и по вине его случилась беда, ибо пожелал он погубить их. Когда же не поверили люди арели, то велели дети печали им найти Арнаэ и доказательством вины его назвали побег его. Они же убедили людей, что спасся эу и бежал от содеянного. Прогневались люди, и был гнев их силён. Собрались они многим народом и послали за эу, и вскоре нашли его и привели его, ибо не смог Арнаэ уйти далеко по тяжести недугов своих. Тогда же посадили его в плетёную клетку и устроили суд над ним, где каждый прежде всего кричал «убить его!», «убить эу!». И назвал старейшина вину эу и обвинил его, Арнаэ же не ответил ему, ибо был недужен. И сказали арели, что молчит эу, ибо нечего ему сказать против правды. И сказали арели, что это эу колдовством своим совершил зло в шахте и обрёк людей на погибель их. Тогда спросил старейшина эу, он ли тот колдун, что устроил всё это? И снова молчал эу, но взяли арели чары свои и сотворили так, что вырвались огни многие из-под земли, и поднялись над ней, и встали вокруг клетки эу и кружились вокруг, а затем поднялись в небо, и был гром великий и молнии в небе. И решил старейшина и все люди с ним, что колдовал эу, и так стала вина его для них очевидна. Тогда же потребовал народ наказать колдуна-эу и убить его, чтобы не мог он вредить дальше народу их. И потому связали Арнаэ и бросили в шахту, что была рядом с той, из которой спасены были все они, и завалили они вход в неё и большой камень поставили над входом, с половину скалы.

(2) так есть предел Нурши, и замок там отведён ему Бессветлым господином его. Там же есть подземелье без света и всякой Надежды, ибо там царит вечный мрак и властвует древнейший страх. Установил Владыка Нурхарим для непокорных рабов своих, и страшнее участи нет для арели, чем воплощённым быть и погибнуть там.

И был час, когда открыл глаза Арнаэ и не увидел света, и не мог вздохнуть. И так понял эу, что пришёл час смерти его. Тогда же собрал он все силы свои и обратился к звезде Ирдиль с песней-молитвой, и пел ей так:

Ret árnahemē isítol,

Ret áarmē ístarol

Reíl`t-é míik, Irdíl`

Ev ítchrok híol átar

Arkáh ními úrahol!

Hi téylem il`atánhē,

Hi téylem táinē,

Oh, Il`mín yíl`e —

Derég-é háen tankán!

Urm míik íl`zmort

Ev el`páter el`réli,

No búil`t i Íl`ē,

No hímu izgíllē,

Oh, Irdíl`, evhíme,

Éle el`íl`t muy téylem!

Ret árnahemē isítol,

Ret áarmē ístarol

Reíl`t-é míik, Irdíl`

Ev ítchrok híol átar

Arkáh ními úrahol!

И вскоре остановилось недужное сердце эу, и погасла свеча его перед лицом Финиара.


Тогда же была неподалёку эу именем Э́утлин [Éutlin] и пребывала в соследовании. Но увидела она вдруг перед собой Свет сияющий и добрый, и был голос ей, повелевающий придти к шахте и усердно копать там, если желает она обрести сокровище, ценнее которого нет и в Эйдене. И оставила эу все дела свои и пошла, и копала усердно там, где было велено ей, и вскоре нашла лаз и спустилась в шахту, и достала из плена отчаянья и тени Арнаэ. Но не было в юном эу более дыхания жизни, и сердце его не билось. Молилась тогда горячо Эутлин, и ударила эу в грудь со всей силой, что дана была ей, и дыхание своё вложила в уста эу, тогда же видел Всеспрашиваемый, как вспыхнула свеча Арнаэ ярче прежнего, и пламя её коснулось вышестоящих свечей. И открыл эу глаза свои и задышал полной грудью, тогда же увидел он Эутлин, что склонилась над ним в великой заботе, и сказал Арнаэ: — Я вижу Свет Ирдиль! И сказала Эутлин: — Я нашла сокровище Эйдена! И улыбались эулиен друг другу, и так укрепилась жизнь в теле многонедужного Арнаэ, и бежала Смерть его с позором от Света, что просиял в нём. Эутлин же взяла на себя заботу и попечение об Арнаэ и в дом свой привела его. Под её же опекой срослись и окрепли кости эу, и прежняя слабость оставила его, ибо стала Эутлин дыханием Арнаэ, и силой сердца его, и всей крепостью его, и так обнаружил он, что отступил недуг его, что мучил его с рождения. И пришла сила в тело его, и окрепли все члены его, и с новым жаром забилось сердце его, тогда же исполнился эу новым Светом и преисполнился мощью его. И назвал Арнаэ Эутлин Ильт Ирди́льлэ [Il`t Irdíl`ē], что значит Луч Ирдиль, и с тех пор зовут эулиен её только так. Тогда же поручили эулиен себя рукам друг друга в ифхёлье и открыли тайны сердец своих друг другу. И так взял Арнаэ возлюбленную свою, светлейшую эу Эутлин, и привёл в Дом свой, откуда она сама была, и два праздника было в честь их — первый по их возвращении, ибо ликовали эулиен, обретя живым и здоровым сына Грейль и Абрина, и второй — по амевиль их, ибо вскоре просили Арнаэ и Эутлин о чести быть соединёнными в Свете и так стать друг другу мужем и женою. И было всё по воле их, их же амевиль был полон смеха и радости, и, не зная устали, танцевали Арнаэ и Эутлин посреди празника своего, и все любовались ими и благословляли их.


Когда же отыграл праздник амевиль, с поклоном пришли Арнаэ и Эутлин к Грейль и Абрину ради благословения их, и затем к Финиару за благословением его, ибо пожелали вместе вернуться к людям и служить в них. Тогда же со спокойным сердцем отпустил их Финиар и благословил их щедро. Так вернулись Арнаэ и Эутлин к народу Адама и служение своё продолжили в нём. Был Арнаэ, как и прежде, каменщиком и рудокопом днём, а ночами тайным молитвенником и соследователем душ человеческих, Эутлин же всегда была рядом верной опорой его и Светом Ирдиль, о котором молил Арнаэ и который обрёл по молитве своей.

Звенье сто тридцать второе. Илинрэ Сойка и Талир

Добросердечным и участливым эу был Илинрэ от рождения своего. И любили его братья его, и заботился он о них, особенно же помогал он недужному Арнаэ и всегда был с ним во всех заботах его. Также высоко почитал он Итейни и многому учился от доброты его. Когда же пришёл срок, выбрал эу Воробушка себе в наставники, и многих других достойных эулиен нашёл в роду Златовласого Элкарита, и пребывал там, и трудился там, а кроме них всех, был также Сказочник Онен ему другом и наставником, он же и дал Илинрэ тон его.


И был день, и стали беспокоить маленького эу долгие сны, в которых видел он одно и то же событие, что открывалось ему многажды, и каждый раз всё было иначе, чем прежде. И долго не мог проснуться эу, а проснувшись, не понимал, где сон, где явь. И так было много лет, пока, посоветовавшись, не привели родители Илинрэ к Затворнице Октруин, чтобы разъяснила она суть снов эу и наставила его. Она же просила его рассказать ей о снах своих и, выслушав, сказала так: — По чистоте и чувствительности сердца твоего дан тебе, эу, дар видеть во снах будущее, что возможно и ожидает своего пришествия и утверждения. И открыты тебе разные исходы его, но придёт, родится и утвердится лишь тот из них, который ты назовёшь. И впал Илинрэ в смятение и трепет, ибо не знал, какой исход во благо, а какой во зло, и боялся называть их. Сны же его продолжались, и мучился эу и был в великом страхе, ибо снились ему беды и тяготы народа смертных и пути народа его. И вот пришёл он сам к Октруин и сказал ей, что не может выбирать, ибо не открыта ему вся правда, и не знает он, послужит ли он добру или приведёт ко злу, выбрав один из путей для грядущего, что за пеленой своего рождения. И плакал эу и умолял Октруин избавить его от этой ноши, что тяготила его. Тогда же сказала Октруин, что это дар, данный эу, и если он желает отказаться от него, то прогневает и Того, кто дал его ему, и последует за тем наказание для эу, ибо восстаёт он против Создателя и противится воле Его. И призвала Октруин Финиара и сказала ему. Он же свидетельствовал, что не готов Илинрэ к тяготам прорицания, ибо сам по скромности своей и детскому неразумению считает себя бесправным в решениях таких. И просил за эу сам Финиар, ибо видел, как страдает Илинрэ и как напуган он. Тогда велела Октруин Илинрэ встать на молитву с ней, и молились они без сна и отдыха, без еды и воды три дня и две ночи, и на третий день обессилел эу и упал без чувств. Когда же очнулся он — ослеп левый глаз его и не видел более, лишь различал Свет и тень, но с того дня оставили его видения во снах, и смог Илинрэ спать спокойно.

И был день вскоре после того, и пришёл Абрин к Финиару, и был взволнован много, и спросил его, неужели сын его возгордился и прогневал Господа, отказавшись от дара Его? И ответил ему Финиар так: — Радуйся, Абрин, и гордись сыном своим, ибо оказался он крепок и твёрд в искушении, что было послано ему, ибо через свой дар проверял его Сам Создатель и Господь наш. И, видя и зная неразумение своё и немощь, признал её Илинрэ и не принял дара, не приличествовавшего ему, и тем заслужил прощение и благословение на небесах. Всякий же, кто примет дар непосильный, или применит его во зло, или по незнанию употребит его ко злу — будет осуждён и привлечён к ответу. Илинрэ же, поверь, имеет дар больший, чем был дан ему и забран у него, но что это за дар, и мы, и он — узнаем со временем, положенным к тому. И так успокоился Абрин и слова Финиара передал жене своей, но утаил от самого Илинрэ, его же самого окружил он вниманием и заботой, и поддерживал его во всём, и был ему вернейшим из друзей и первейшим из наставников его.


Вскоре вернулся Илинрэ к наставнику своему Элигмрину, и был при нём, и усердствовал в трудах души и тела. И в положенный день сошло знание на эу под наставничеством Воробушка, и обнаружил Илинрэ, что может понимать птиц, и более того, отвечать им и говорить на языке их. Когда же говорил он, не мог ни один эу отличить речь его от птичьей, птицы же понимали его, от ворона до малиновки, и отвечали ему. Много друзей обрёл Илинрэ среди крылатого воинства и многим помог, а от многих наставлялся. За дар же его, столь необычный, прозвали его эулиен Ильтпхи́ль [Il`tphíl`] — Сойка, ибо и ей, как Илинрэ, дано говорить на всяком языке, который только она услышит.


И был день, и сделался Илинрэ совсем взрослым эу, и по знанию, и по желанию своему просил Финиара отпустить его, но был и сам Всеспрашиваемый в великом затруднении, ибо видел готовность эу, но не мог позволить ему ради него самого. Случилось так, что когда перешёл из детства Илинрэ в юность свою, просияла в нём красота отца его и народа его, и полнота Света и красоты народа матери его, и сделался Илинрэ так хорош собой, что даже цветы склонялись перед красотой его — так была она велика. И стыдился её эу, и скрывал как мог, но всё же не мог сокрыть её по полноте её и совершенству. И боялся Финиар, что одним обликом своим раскроет себя эу и навлечёт на себя беду. Но вступились за эу отец и мать, а также братья его, и Ифхиру, и Элигмрин, и Фиэльли просила за него. Тогда отпустил его Финиар, наказав Элигмрину справляться у птиц своих о судьбе Илинрэ и оберегать его в путях его.


Среди людей взял эу себе дело мастерить кукол и веселить смертных, играя для них через кукол своих. Сам же всё время скрывался он за ширмой или в тени капюшона и просторных одежд, что носят бродяги и нищие. И всё же многие преследовали его, ибо прежде красоты эу слышали голос его, а дан был Илинрэ голос приятный, голос нежный и пленительный, услышав который, не желали многие слышать и слушать иного — и так ходили за эу из селения в селение, и много девушек было среди спутников его. Они же прежде всех разоблачили красоту его, и овладели некоторыми из них мысли греховные и порывы страсти, они же как могли старались приблизиться к эу, и одевались для него, и ослепляли его блеском камней и украшений своих, они же не стеснялись его и через глаза его взывали к плоти его. Но был эу слеп и глух к трудам их. Тогда же обратились многие из девушек к магии и ворожбе и любовный напиток подносили эу, но кроме недуга и слабости — ничего не сделалось с эу, и оставался он глух и слеп к искушавшим его. Их же число умножалось, как и тех, что шли за ним, ибо истории, что показывал эу через кукол своих, были полны добра и Света, они же беззлобно поучали открытых к учению и утверждали Надежду и Свет её в сердце тех, кто искал Надежды.

Когда случается человеку добиться многого, то горд он собой, ибо полагает, что сам достиг всего. Когда же приходит беда, то винит он Бога своего, и никогда иначе. Будь с человеком на любом пути, и прежде всего ложном, ибо многие соберутся вокруг него, чтобы столкнуть его в бездну. Тогда стань корнями его, силой его и разумением, да сокрушится о тебя любой искуситель души человеческой и недруг его. (1)

(1) L. I. I. V. E. 197:23

Так собралось великое множество людей, что следовали за эу. И были среди них те, что искали лишь услады в голосе его, и девы многие, искавшие внимания эу, и укреплённые трудом его, и спасённые им, а также зеваки и глупцы, которых всегда в любой толпе и в любом собрании много. Сам же эу не заговаривал ни с кем, никого не учил и никого не наставлял. Всё, что слышали от него — были слова героев его и песни их. Всё, что оставалось скрыто от глаз смертных — была великая война эу, да избавит Спаситель детей своих от тягот её! И каждый новый день переходил Илинрэ в новое место и ставил там подмостки свои, и играл для детей, прохожих и бедняков, а также тех, кто желал придти или следовал за ним. И когда случалось ему петь — замолкали птицы, и сам ветер останавливался послушать его, ибо посильно было Илинрэ одним лишь голосом своим заставить человека и смеяться, и плакать. Когда же понял это эу, то стал исполнять иногда песни народа своего или песни народа смертных, в час, когда заходило солнце и спускалась тень, что скрывала его. И слушали его все, и очищались сердца и души их, и через смех или слёзы приходили люди к изначальной чистоте своей, и просыпалась в них первейшая нужда в Свете и источнике его. Тогда же многие из тех, что согрешали в мыслях своих, думая об Илинрэ — оставили его, ибо пение его вразумило их и отвратило их, те же, что познали неправоту свою — раскаялись много, и отошли в тень, и следовали за Илинрэ, не беспокоя его. Таков был дар Илинрэ — спасительный голос его и сила его во всякой песне. Велик в умении своём Эливиен Путешественник — поэт и певец, ему же нет равных среди надеющихся, но и дара, равного Илинрэ, не знали эулиен до него прежде. Я же свидетельствую о Виэльлине, ради памяти и ради Света его. Я видела и свидетельствую: он поднимал цветы от сна их, что обращались к нему, как к Свету — послушать его песен к Фиэльли! И им не менее, чем Фиэльли, их ныне столь жестоко не хватает.

Когда же был близок день Измаиля в Светлом Доме, и минуло уже много лет с того дня, как Илинрэ покинул его, решил эу вернуться, чтобы проведать родных своих и поклониться наставникам своим и друзьям.


Была в Светлом Доме одна эу, что принадлежала к народу предела Оленьего рода, и звали ту эу Тали́р [Talír]. Много братьев и сестёр своих проводила она на служение их, её же труд всегда был скромен, ибо прибиралась она в Светлом Доме и не искала иного труда. В сердце же своём готовилась эу посвятить себя Богу, и всё для того было готово в ней, и смиренно ждала она лишь дня, когда наставники её разрешат ей и призовут её. До того же дня была Талир кротка и скромна, незаметна, как тень в густой чаще леса, быстра и нежна, как весенний ветер, в движеньях своих, её же взгляд редко поднимался от пола, ибо всякому эу кланялась Талир, и на мужчин и юношей Дома своего не смела поднять и взгляда, и потому сторонилась их и не заговаривала с ними. Скромный труд Талир стал защитой её, завесой, за которой не мог никто разглядеть её, ибо так желала она. Но случилось так, что было в Светлом Доме сердце, похожее на сердце Талир, и душа, обращённая к тому же Свету, а потому был день, когда увидел Илинрэ эу за трудом её, и восхищён был и поражён увиденным. Он же у всеведущих птиц спрашивал о Талир, и всё они рассказали ему, и с того дня, как увидел эу Илинрэ — полюбил её, но, узнав о желании Талир — и помыслить не смел об улыбке её, и от всякой мысли об эу сокрушался в сердце своём, ибо нуждалось сердце его в Талир, и велика была та нужда, и светла, и чиста, и непреходяща, но запретил себе Илинрэ ради Талир.


Когда же вернулся Илинрэ в Светлый Дом, то вышли любящие петь звезде Измаиль, а наутро устроили эулиен состязания в песнях и позвали Илинрэ участвовать в них. И трижды отказался он, но вот пришла Фиэльли просить его, и ей не смог отказать Илинрэ. Когда же встал он для песни, то увидел Талир среди собравшихся, и поднялось сердце его в груди эу, и дух его расправил крыла свои, как расправляет корабль паруса при попутном и добром ветре, и не смог эу отвести свой взор от Талир, ей же сказали о том, и вот — подняла эу свой взгляд и увидела Илинрэ. Он же взял песню о Любви и пел её для Талир, и великая тишина встала в Доме эулиен, и не слышно было даже дыхания эулиен — лишь голос Илинрэ объял всё и заполнил собой, как Свет заполняет пространство, в которое входит. Когда же замолк Илинрэ — поднялись все эулиен поприветствовать его и засвидетельствовать восхищение своё, никто же затем не желал петь после Илинрэ. И не искали в тот день победителя между певших, ибо был Илинрэ среди них. И, видя Илинрэ и Талир, оставили их эулиен, и так остались они двое, и лишь сердца их говорили между собой в улыбках их. И долгой была светлая беседа их, и плакали эулиен и смеялись в ней, ибо говорили молча о Любви своей и путях её, о дерзновенных и светлых мечтах её, о верной радости её и своём праве в ней.

В час же, когда зажглась звезда Измаиль, вошли Талир и Илинрэ в объятья друг друга, и никто из них не пожелал больше иной доли, а потому пришли они к Финиару в тот поздний час и просили его об амевиль в ту же ночь. И поднялся ради них Всеспрашиваемый, и в лучшие из одежд своих облачился для них, и принял прошение их с превеликой радостью. Тогда же и совершил Финиар амевиль для сердец страждущих, и прозрел ослепший глаз Илинрэ, когда поднялся он от молитвы своей и взглянул на жену свою, тогда же видели те из эулиен, которых ещё не взял сон, что просияли в небе все звёзды его, и Измаиль сияла ярче их всех, сверкая и лучась, как может лишь Свет, положенный улыбкам любящих.


Тело не знает слабости, если дух в нём силён, ибо дух властвует над телом и укрепляет его. Если же слаб дух, то и тело обречено на погибель. Не ищи эффе, не ищи щитов и крепких стен — Любовь и эффе, и щит, и стена твоя. Не только есть она в глазах возлюбленных, но прежде всего — в ежечасных делах и мыслях твоих творимая. (2)

(2) L. I. I. V. E. 258:12


Утвердились Илинрэ и Талир в Доме своём в пределе Оленьего рода и по заботам его остались там, ибо Свет их соединённый потребовал их служения в молитве и соследовании, в них же раскрылся истинный дар сердец эулиен, неведомый им, пока были они каждый ничейным Светом. Так бывают и ныне дни, когда оставляют Илинрэ и Талир Светлый Дом ради человека, чтобы мог Илинрэ петь смертным и принести им слово Любви и Божью весть через труд свой, но не бывает путь их долгим, ибо ждут их в Оленьем роду многие заботы и радости труда Любви их.

Звенье сто тридцать третье. Келеорн и Тщинилье. Весна Иврахира и иврахирети

И был день, и не смогла Грейль вынести тоски по мужу, и знала, что нужна ему. Так не могли любящие расставаться надолго, ибо недужили друг без друга, и слабела Грейль, и Абрин впадал в безумство и неистовое отчаянье вдалеке от возлюбленной своей Эйденовласой эу. А потому отправилась Грейль в стан Седби и искала мужа среди воинов, ей же сказали, что послан Абрин за море с важным делом, ибо часто поручал Седби дела мира и войны Абрину, так как верил ему и доверял многое. Тогда же выделил Седби пятерых воинов, среди которых был и Ильлиб, и проводили они Грейль до самого моря, там же взошла она на корабль сына своего Урве, и привёл он её к мужу её, и перешла Грейль на корабль к Абрину, тогда же эулиен и Ильлиб оставили их и вернулись к Седби. И взял Абрин Грейль с собой и вместе с ней заключил мир с людьми, что желали войны, ибо улыбка Грейль убедила их. И возвращались любящие и ликовали, что не бывать войне, тогда же восхваляли Абрин и эулиен, что были с ними, мудрость Грейль, и так зажглось пламя нежности и восторга в груди арели, и похитил он жену свою ото всех, и легли они с Грейль как муж с женою. И было море вскоре неспокойным, и не поднималась Грейль от постели своей. Тогда же спустился к ней Абрин и спрашивал её, отчего так, ибо никогда не становилось Грейль плохо на море, но не знала Грейль, что сказать. И велел Абрин позвать к жене лекаря, и тот сказал ему, что ожидает Грейль дитя и оттого недужна. В срок же положенный и добрый родила Грейль девятого сына мужу своему, и был он наречён Финиаром Кéлеорн [Kéleorn]. Так был рождён Келеорн от Грейль, дочери Элигрен, дочери Виэльине Маленького безумца, сына светлейшего Эливиена Путешественника, младшего сына Финиара, и от Абрина, славнейшего мужа Грейль, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме эулиен, в Сумеречные времена.

Ради Келеорна вернулись старшие братья его, дабы благословить его, ибо Седби отпустил их и отца их, чтобы были они с Грейль и Келеорном, они же все не отходили от матери своей и во всех нуждах были с младшим братом своим. Особо радел о Келеорне Урве, и ревновал Келеорна к чужой заботе, и желал быть с ним больше всех, ибо полюбил его. И так стал Урве другом и первым из наставников Келеорна, а также самым близким ему из братьев. Кроме бесстрашного Урве, наставлялся Келеорн также у триждыславного Элрельты и брата его Фанхандена, они же поддержали его тягу к морю. Также и Иври был наставником Келеорна, и многие из светлейших дев.

Подобно рыбе, не мыслил маленький эу себя без воды, и на ней и в ней проводил более времени, чем на суше, и шутили эулиен между собой, что рождён Келеорн с жабрами, ибо никто не мог так долго, как он, быть под водой и нырять так глубоко, как мог он. Не страшился эу ни волн, ни холодной воды, и часто видели его среди тюленей, с которыми плавал он и многих из которых называл друзьями. Они же обучили его многому из мастерства своего, и вскоре, как тюлени, смог плавать эу, и охоте их обучен был, но не охотился с ними.


И был день, когда уже исполнился эу знания своего и пришёл к Финиару, и просил его отпустить его на служение вместе с тремя друзьями своими, которых любил он особо и с которыми не расставался. Был старший из друзей его Ариáнну [Ariánnu], также воспитанник Элрельты, и ожидал Келеорна, дабы отправиться с ним. Был также другом его Иврахи́р [Ivrahír], славный и добрый эу, погодка Келеорна, рождённый с ним в один день в народе предела рода Золотое дерево. И Кипрáн [Kiprán] также был с ними, младший из них всех, львёнок Луаны. С детских лет соединили эулиен себя в итрем и дали слово друг другу не расставаться и во всех делах и трудах быть вместе, а потому и ждал Арианну знания Келеорна, когда же сошло оно на эу, то ожидали они лишь Кипрана. В день же, когда просияло знание в сердце друга их, пришёл Келеорн к Финиару и просил его отпустить его. И пришли Арианну, Иврахир и Кипран и просили того же. И благословил их Финиар и поручил им заботиться друг о друге. Урве же отдал брату один из кораблей своих, и на нём отправились эулиен на своё служение.


Были Арианну, Иврахир и Кипран отчаянны и бесстрашны, в них же горел огонь Любви к смертным, а потому положил Келеорн между ними — помогать всякому человеку и судну на воде в час шторма или иной опасности, и было так. Направляли эулиен корабль свой в самые неспокойные воды, и не страшились волн и немилости вод и ветров, и не страшились войны и зла её. Так много людей и того, что было ценно им, спасли они усердием и бесстрашием, данным им. Но был день по истечении многих лет, когда повернули эулиен корабль свой к берегам мирной земли и вошли в беспокойные воды её. И увидел это Бессветлый и решил погубить ненавистных эулиен, а потому приказал Лиму́ру [Limúrh], владыке южных коварных вод, и устроил он шторм и ветер и великий снег, ибо была зима. Тогда же случилось рыбаку одному возвращаться с семьёй с острова, где жили они всё лето, пока рыбачил он. И вот подгадал человек день ясный и спокойный и вышел в море на лодке с женой и детьми, и тогда же поднялся шторм, и перевернулась лодка его, и все и всё, что было в ней, погрузилось в пучину. И увидели это эулиен и хотели прийти на помощь, но не могли вывести корабль свой в такой шторм, ибо сам океан и ветер противостояли им. Тогда прыгнул Келеорн в воду, и друзья его последовали за ним. Бросился Келеорн на помощь людям, тогда же вода, дотоле ласковая и благосклонная подруга его, восстала против него и друзей его. И увидел эу, как исчезли под ударом волны Арианну и Иврахир, и голова Кипрана не показалась над волной набежавшей. Но запретил эу боль и страх в сердце своём и зажёг в нём маяк Надежды. Тогда же нырнул он под воду и проплыл так весь путь свой, и нашёл в воде рыбака и семью его и по очереди вытащил его и жену его и детей. За ними же нырял он и спускался глубоко, ибо начали люди тонуть. И, вызволив их из пучины, трудился эу над ними, дабы вернуть их к жизни, ибо жена и двое сыновей рыбака уже не дышали. Когда же вернулось дыхание жизни к людям, велел им эу укрыться в надёжном месте в скале и снова бросился в море ради друзей своих. И смотрел вокруг, но видел лишь волны, и звал их, но слышал лишь ветер. И нырял Келеорн и искал их в пучине, но сделалась она совсем черна, и не видел эу даже руки своей, ему же везде слышались крики друзей его, и нырял Келеорн снова и снова, и плыл всё дальше и дальше от берега. Тогда же потешался над ним Лимур и смеялся. И вот призвал арели волну смертоносную, и подняла она Келеорна из самых недр своих и с рёвом и грохотом пошла к земле, и возвысилась до пены и ускорилась, она же всей мошью своей швырнула эу о прибрежные скалы так, что стали вода и пена красной от крови. И взметнулось тогда пламя Келеорна над свечой его, и поднялся Финиар на вершину башни своей и увидел великий шторм и снег на юге, и понял, что погибают там дети его, а потому послал тотчас эулиен найти Келеорна и друзей его. И отправились эулиен к южным берегам, но снег удержал и задержал их. И оставили они коней своих, и пошли без них против ветра и бури. Когда же пришли они, то нашли Арианну и Кипрана склонившимися над Келеорном, и семью рыбака, что молилась над ним. Тогда взяли эулиен Келеорна и отнесли его в Светлый Дом, друзья же его и рыбак с семьёй пришли туда следом и тотчас отправлены были в Ирисную башню, ибо замёрзли, и было им худо. Келеорна же положили в нижних покоях лекарских, и тут же лекари окружили его. Они же запретили Абрину и братьям Келеорна подходить к нему, ибо был вид его печален и страшен. Тогда же приказал Финиар Урми и эулиен его найти Иврахира, и искали его всю ночь и весь день, и затем ещё и ещё искали его, но ни его самого, ни тела его не смогли найти. Финиар же всё это время пребывал с Келеорном. Когда же вернулся Всеспрашиваемый в покои свои, то нашёл свечу Иврахира давно остывшей, и многие слёзы воска её были на ней. И увидел Финиар, что слабо пламя Келеорна и вот-вот погаснет свеча его, будто бы ветер угрожает пламени её. Тогда же собрались братья Келеорна и просили лекарей пустить их к брату. И подготовили они Келеорна и пустили братьев его к нему, тогда же была послана Элигрен Фиэльли призвать всех оставшихся братьев эу к одру его. И пришли, и оставили своё служение все, кто пребывал в нём, и собрались у ложа эу. И молились все и умоляли лекарей спасти Келеорна. Тогда же взялась Эмфьих сослужить им, и день и ночь не отходила от эу, и отирала жар со лба его, и умягчала заботой стоны его. И пришёл Абрин, и увидел сына и не пускал Грейль к Келеорну, удерживая её, ибо была Грейль на последнем сроке, и боялся Абрин потерять и её, и нерождённое чадо их. Сам же Абрин пребывал в великом отчаянии, и Элигрен с Фиэльли успокаивали и поддерживали его, пока не попросили лекари их увести его прочь, ибо скорее ему, чем Келеорну, нужна была помощь и поддержка их.

Так малый поход свой одолела Луна, и всё то время не открывал Келеорн глаз, и три раза кровь исходила из горла его, и не мог он принимать пищу, только воду. И всё то время была с ним Эмфьих, а также молитвы братьев его и рода его, и великое попечение лекарей Светлого Дома, они же над ним сотрудились все и не знали отдыха и сна.


И был день, и закричала Грейль, ибо дитя во чреве её приготовилось выйти. И отвели её эулиен в покои её, и был Абрин призван к жене своей. В час же, когда родила она и закричал сын Грейль первым криком своим — открыл глаза Келеорн, и жизнь утвердилась в нём. И от дня того становилось эу всё лучше и лучше, и наконец, окреп он и поднялся от одра болезни своей, и в объятья возлюбленных братьев своих вошёл, и был обласкан Ифхиру. И, едва оправившись, просил Келеорн Всеспрашиваемого отпустить его снова, дабы он с Арианну и Кипраном продолжили дело своё в память о друге их Иврахире и ради смертных, что нуждаются в них. Но удержал его Финиар и велел оставаться в Светлом Доме, пока он не отпустит его. И пришёл Келеорн к жене брата своего, и поклонился он доброй Эмфьих и поручил себя рукам её, тогда же спросил он, как может отблагодарить её за труд. И сказала Эмфьих, что желает, чтобы был эу наставником младшей сестры её, ибо схожи нравы их и Любовь к морю. И было так. Так стал Келеорн наставлять Тщини́лье [Tshiníl`e], младшую сестру Эмфьих, и вскоре нашли его братья непохожим на себя самого, ибо сиял Келеорн, будто солнцем был, и не осталось в эу следа от недуга его. И рассказал он вскоре отцу своему тайну свою, которой тяготился, ибо полюбил он Тщинилье, но робел перед ней и не смел сказать ей, ибо полагал себя недостойным Света её. И так вся смелость и отвага бесстрашного Келеорна оставили его. Тогда же взял Абрин отцовское право своё и пришёл к Тщинилье, и перед лицом родителей и братьев её и сестёр её просил руки Тщинилье, ради сына своего. И спросили эулиен саму Тщинилье, желает ли она быть супругой Келеорна, и плакала эу и не могла сдержать слёз. Тогда же открылась она, что запретила себе и думать о том, ибо полагала себя недостойной славного сына Абрина и Грейль, хоть и любила его с первого дня знакомства их, и восхищалась им прежде знакомства их, о нём же были многие сны её, где правил он кораблём их Надежд и радости. И потому взяли эулиен Тщинилье и привели к Финиару, и привели Абрин и Грейль к нему Келеорна, и так мог увидеть всякий Любовь их, когда подняли Тщинилье и Келеорн взгляды свои друг на друга и расцвели садами Эйдена робкие улыбки их. Тогда же был совершён над ними обряд амевиль, и многие из рода Тщинилье и рода Ирдильле присутствовали там. По амевиль с Келеорном сошло знание на всесветлую Тщинилье и просияло в ней, сохранив нежную юность её, и благодарила она мужа, и радовался он с ней о знании её, тогда же посмел эу коснуться руки жены своей и поручил себя ей в ифхёлье. Когда же просил Наильин праздника в честь амевиль брата своего, отказались эулиен, ибо пожелали немедля вместе вернуться к служению Келеорна и отплыть вместе с Арианну и Кипраном, тогда же с великим почётом и благословениями проводили их и окружили их молитвами своего народа.


Так вернулся Келеорн с женой и друзьями на корабль свой и продолжил служение своё. Тогда же решили эулиен между собой дать имя кораблю своему и назвали его Иврахи́рэи́нтри [Ivrahírēíntri] — Весна Иврахира, себя же с тех пор именуют они себя иврахи́рети [ivrahíreti], и ныне уже не четверо их, но шесть, ибо благословил Господин Садов отважного Арианну и верного Кипрана, и нашли они Свет свой в жёнах своих, они же, истинные девы народа эулиен, пожелали сослужить мужьям своим в деле их и также стали иврахирети. Их же, многоотважных друзей волн и ветра, приветствуем мы ныне в улыбках и молитвах своих! Да будут иврахирети светлы и едины и впредь, и да будет скорым доброе дело их, которому соликуют в Эйдене!

Звенье сто тридцать четвёртое. Ирлильен Смешинка и Щёчки. Ирлильен и Эленделии

Был Ирлильен рождён от Грейль, дочери Элигрен, дочери Виэльлине Маленького безумца, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от Абрина, славнейшего мужа Грейль, по исходу, на мирной земле, в Сумеречные времена. И было это так. Раз веселились Абрин и Грейль и шутили много, и смеялись так, что не могли сидеть. Так радость и светлое веселье одолели их, и упали они и смеялись пуще прежнего от взглядов друг на друга. Тогда же со смехом сошли на них нежность и восторг ликования, и легли арели и эу как муж с женою, и так был ребёнок у Грейль от мужа её. И весь срок свой пребывала эу в заботе мужа и старших детей своих, ожидая счастливого дня. И затем настали скорбные дни, когда недужен был Келеорн и боролся за жизнь свою, а Абрин не пускал Грейль к Келеорну и оберегал её. И был тогда день, и родила Грейль, и в тот же час исцелился Келеорн. Финиар же, пришедший, взял новорождённого эу и дал имя ему Ирли́льен [Irlíl`yen]. то есть Мирное сердце. Но вместо крика изошёл из маленького эу смех, и слышали это все и дивились.

Не было у Грейль забот с Ирлильеном, ибо во всём он был послушен и никогда не плакал, но смеялся. Души не чаяли в нём старшие братья его и Ифхиру, сестра его. Особенно ценил Ирлильена Келеорн, почитая его одним из спасителей своих, наравне с лекарями, что трудились над ним и Эмфьих. Лучших наставников поспешили найти для маленького Ирлильена, дабы передали они ему мудрость свою, но всем мудрецам предпочитал маленький эу Итейни, и не желал расставаться с ним и ходил за ним всюду. Когда же пришло время, в роду своём и в Оленьем роду нашёл Ирлильен наставников по душе. Так были учителями его Беспечальный и Алдартент, Чёрный и сам Итерлен Водомерка. Ожидали все от Ирлильена великой мудрости наставников их, но лишь Фиэльли радовалась улыбке его, ибо не желал Ирлильен становиться учёным и учительствовать, так как лежала душа его к другой доле, хоть и был эу прекрасно обучен и знание получил поистине великое и светлое.

Когда же пришёл день и предстал Ирлильен перед Финиаром просить отпустить его, не было в Светлом Доме уже ни у кого на устах имени его, лишь только прозвище его — Ильмáтэмрин [Il`mátēmhrin] Смешинка.


Не забывай о шутке и смехе. Когда затупится меч твой в бою или отяжелеет язык от мудрейшей болтовни твоей, вспомни о том, что истинно потребно природе человека, такой же высокой и изысканной, как и твоя природа — добрая шутка и чистый смех. Ежели найдёшь, как облегчить тяготы смертных весёлым и добрым словом — спи спокойно, ибо не напрасен был день твой. Смех — король, и шутка — верная воительница и дочь его, чти их и уважай их, как чтут и уважают их смертные, не дай же им подумать, что род твой в служении столь обожаемому их королю безыскусен, ибо Смех — напрасно забываемый лик Надежды, ей же, надеющийся, обязан ты. (1)

(1) L. I. I. V. E. 56:11


С лёгким сердцем и многими благословениями отпущен был Смешинка из дома своего. Среди же смертных взял он путь светлый и добрый, который прежде него не брал никто. Добрыми рассказами и сказками, шутками и песнями помогал Смешинка народу Адама, а потому везде был желанным гостем, от королевских покоев до шумных ярмарок и площадей. Без наряда шутовского, без лести и без опаски — одною улыбкой и верной шуткой открывал эу двери, что прежде оставались закрытыми для многих. И за смехом скрывал кровь свою, и так оставался незамеченным, но всюду желанным, ибо нет более лёгкого и счастливого избавления от бремени, чем через смех исцеляющий. Прежде всякого мудрого слова, что захочешь ты вложить в человека, придётся тебе добиться его внимания, ибо всё в человеке прежде всего должно пройти через органы зрения и быть замеченным, — тут-то и употреби весь свой ум и смекалку, чтобы зрением своим человек отличал тебя, но и не увидел вовсе. (2) Весь Свет свой и всю благодать доброго сердца своего приладил эу к делу своему. И через шутки свои и рассказы поучал учению наставников своих и всю мудрость их мог изложить в весёлой песне или доброй сказке. Люди же, не опасаясь его, доверяли ему, и приводили детей своих послушать эу, с ним же без страха делились печалями и тяготами своими, ибо всегда могли ждать от Смешинки — доброго слова, своевременной шутки и безотказной помощи в любом деле. Никакого труда не бойся, если это труд Любви. В нём преуспевай, в нём проявляй рвение, ибо такова воля Создателя, а не моё суждение. Любовь же — лучшее подспорье из того, что ты сможешь дать или явить человеку, ибо при всём несравненном величии своём и власти над всем сущим — наиболее редко является она людям и становится очевидна им и узнана в истинной милости своей. (3)

(2) L. I. I. V. E. 19:1

(3) L. I. I. V. E. 34:5


Случилось как-то раз Ирлильену странствовать далеко от Светлого Дома, и увидел эу, что не только людям желанно служение его. И в тёмных лесах, и на пашнях, и в дымных хлевах и стойлах — всюду ожидают поддержки его. И пришёл Смешинка поддержать страждущих, и оказался среди зверей один арели, что в личине зверя нашёл себя. И накинулся он на эу и растерзал бы его. Но пришёл Лицéний [Licénius], хозяйский кот от тепла очага, рыжий, как само солнце, и заступился за эу. И встал бесстрашно между зверем и эу и защитил эу. Его же доблести и отваге поём мы славу и ныне! И поднял Смешинка кота на плечи свои и спросил его, где дом его, чтобы вернуть его, но ответил Лицений, что отныне дом его рядом с эу, ибо он решил защищать его и оберегать его от всякой мыши и медведя, от орла до клопа. И дивился эу и спросил Лицения, отчего оставил он добрый дом свой, покой и всякий достаток и пришёл к нему? И ответил Лицений, что народу его лучше всех открыто, как дóлжно быть, и ни смертным, ни бессмертным во всей надуманной мудрости их не постичь всего того, что открыто таким, как Лицений. И поклонился эу мудрости рыжего спасителя своего и спросил, как может отблагодарить его, тогда же попросил кот дать ему новое имя, и нарёк Ирлильен его Лóйненлли [Lóynenlli] Щёчки, ta káyetenil` lóynenlli nói! Так стал Лойненлли верным спутником эу во всех путях его.

Вскоре же сделался Лойненлли невыносимым господином для своего эу, ибо лучшей свежей рыбы и мяса требовал себе, а также лишь парного молока от тучных коров. Вкушать яства свои желал Лойненлли лишь с фарфора и стоически голодал с видом мученика христова, если не мог эу найти ему желаемое. Также во всякий день и час, ведомый лишь ему, провидцу, требовал он ласки и игр, будь это час утра или ночи, и бывал так настойчив, что убедил эу в том, что нужда его более нужд человеческих. Когда же трудился эу среди людей, был Лойненлли на плечах его, и честно нёс его Ирлильен на плечах своих, как Спаситель его прежде нёс крест свой, а стоит сказать, что был тот кот великотучен, благощекаст и щедрошерстист. Коли же случалось странствовать эу его впотьмах, то спрыгивал кот и шёл по земле, петляя между ног Ирлильена. Коли же отправлялся эу в соследование, уединившись, то поднимал великий ор и плач, ибо становилось ему невыносимо скучно, и не мог Лойненлли ждать ни минуты, точно Смерть уже протягивала свои крепкие руки к пышнотелой персоне его. С высоты на плечах Ирлильена свысока смотрел Лойненлли на всех смертных и на самого эу, его же взгляд ввергал всех в священный трепет. Но не видел эу всего того, ибо с превеликой радостью и рвением служил новому господину своему, и со смирением исполнял волю его, и находил в том особую радость и успокоение. Лойненлли же в часы особого расположения своего, особенно достойно откушав, рассказывал эу истории — одна другой веселее и невероятнее, и правды в них не было ни на грош, но уж как были они хороши и славны. Так поведал кот эу, что сотворён был прежде всех светил и самого солнца и от первого кота ведёт род свой, праотец же его был первым из всех зверей, поименованных Адамом, и всячески противился Змею и по священному саду гонял его, но уснул, напившись молока, и тогда сотворил искуситель зло своё, и пал род человеческий по неусмотрению молочноусого праотца его. Много историй о далёких звёздах и мирах соназванных рассказывал Лойненлли, и как мальчишку наставлял эу, полагая себя первоназванным праотцем своим, а эу — Адамом, требующим его неусыпной опеки и наставлений.


И был день, и дошла молва о трудах Ирлильена до самого Неоглашаемого, и прогневан он был, ибо страх и раздор сеял он всюду, приводя людей к служению и повиновению через многие тяготы и угнетения. И многие, кто прежде был скован узами страха и горестей, от трудов эу обретали свободу и силу духа, по трудам же его многие отвращались от гнева и неразумения своего и так уходили из-под прелести учения Изосара. А потому послал он Гро́ллу [Grо́lla] найти и убить эу и принести ему голову и тон его.

И отправился Гролла, и искал эу по всем землям, и по смеху нашёл его. И подождал Гролла, когда будет эу один и беззащитен в соследовании своём, и подступил к нему с мечом, чтобы убить его. Тогда же бросился на него львоподобный Лойненлли с беспримерной отвагой и вступил с Гроллой в бой. И были когти его — мечи и глаза — небесные громы, зубы как сабли и шерсть золотая как латы героя. Рвал и терзал Лойненлли могучего Гроллу, являя чистейшую доблесть и венценосную верность, будто Дракон разъярённый, рвал Гроллу до кости, и кровью оделась вся поляна вокруг. Но был нож потаённый у коварного Гроллы, и поразил он им Щёчки в самое сердце, и умер тот тут же. И упал сам Гролла и испустил дух по тяжести ран своих. И видел это всё Ирлильен, и великое горе сошло на него, ибо потерял он господина своего и друга, которого почитал и любил нежно. Тогда же взял эу Гроллу и погрёб его как всякого человека и проводил его, и взял Ирлильен отважного Лойненлли и предал его земле, как подобает героям народа эулиен, и великий сад разбил над могилой его, и долго ещё оставался там, поднимая тот сад в память о Щёчках.

О ревнующий к славе богов Олимпийских,

О герой из героев, солнцу подобный!

Сияй же в Эйдене праотцев славных,

Мы же, смиренные, воспоём твоё имя!

О Щёчки, да не зайдёт вовек твоё солнце!


В то же время дошла до Светлого Дома весть о том, что случилось, и был Илинрэ отправлен за братом своим, чтобы привести его в Дом и вернуть его. И отправился Илинрэ и его верная Талир с ним, и нашли они Ирлильена, и забрали его от места скорби его и вернули в Дом его. И пожелали братья устроить праздник в честь возвращения Смешинки, но запретил он им в память о благородном Лойненлли. И долго горевал по господину своему и другу прежде весёлый эу, а затем пришёл в библиотеку и поселился там, ибо взял на себя труд написания песен и сказок, в которых искал утешения, и свод их достойный назвал А́нмуенка́йэ Лóйненлли [А́nmūenkа́yē Lóynenlli], Достославные Щёчки. Тогда же приходил Ирлильен к Иллиат и Иври и искал поддержки в помощи им и сослужении им. И поставила Иллиат с Ирлильеном одну из учениц своих, чтобы помогала ему и была с ним во всяком затруднении его, ибо прежде не был Ирлильен обучен обращению с животными и помощи им. Была же эу та именем Элéнделии [Eléndelii], и каждый в Светлом Доме мог найти её, пожелай он того, ибо где был звонкий смех и радость — там и была Эленделии. Всюду малые дети были с ней, ибо неустанна была она в весёлых играх с ними, она же пела им и танцевала, и шутки её известны были всем эулиен Светлого Дома. Так сказал сам Путешественник, что много звонкого злата в Доме его и пределе его, но что весь его звон, что все звоны ручьёв и рек, когда звонче их и дороже их искристый смех Эленделии из народа Ирдильле! Была Эленделии совсем юной, ибо рано сошло знание на неё, и детский нрав всё ещё оставался при ней, а вместе с ним и детская нежность и любопытство. Любил Иври Эленделии и в дальних дорогах всегда желал её видеть подле себя, ибо от малого зверя до великого — все покорялись смеху и улыбке её. И приходили многие эулиен в предел Ирдильле искать внимания её, но была Эленделии всегда в трудах и, подобно птице, что летает свободно в высоких небесах — недосягаема для них. Честно и неотступно следовала эу за Ирлильеном, и отягчилось сердце её при виде скорби Смешинки, и опечалилась она, как и он сам. Тогда же положила себе Эленделии вернуть улыбку на лицо эу и Светлому Дому вернуть утраченный смех его и светлую радость. И трудилась Эленделии подобно воину, что восстал во всей мощи своей против печали и скорби, и пришёл день, когда сокрушила она их, и пали они, и были посрамлены жестоко, ибо одолел их звонкий смех эу и светоносная улыбка её. Тогда же улыбнулся и Ирлильен в ответ Эленделии, и зазвенел в Светлом Доме смех их соединённый, и пришли эулиен, что слышали его, и дивились, ибо был смех Эленделии и Смешинки слаще всех музык и услад слуха.

Когда выпиты все источники, будь щедр и милостив — улыбайся, и так напьёшься сам и напоишь жаждущих истин. (4)

(4) L. I. I. V. E. 56:44


И был день вскоре, когда вбежали Ирлильен и Эленделии в покои Всеспрашиваемого и говорили наперебой, и требовали амевиль тотчас. И хотел Финиар повременить, но не смог вставить и слова в речи их. И выслушал их, и согласился, ибо сам уже сиял от улыбки и многим Светом любящих окружён и воодушевлён был. Тогда оставил господин Светлого Дома все дела свои, и вошёл в радость любящих, и совершил амевиль над вихрастыми кудрями их, и так сделались Смешинка и Эленделии мужем и женою, и с новой силой и в новом праве зазвучал смех их, им же полон и ныне Дом их, да не иссякнет он, но будет укреплён и приумножен во славу Любви и Господина Садов!

Звенье сто тридцать пятое. Энве и Тэймалин

Мудра, спокойна и рассудительна Грейль. Звонок смех её и лёгок её нрав. Эликлем первейшая из подруг её, и забот у них не счесть. Неотступна Грейль в молитвах своих об Адамовом роде и брате своём, многоутешительница Светлого Дома, где каждый второй носит в сердце своём Любовь к ней. Но никого не видит Грейль, кроме мужа своего, ибо навеки взор её ослеплён его улыбкой. Лишь ей доверяет Абрин чистить и точить оружие своё и латать одежду. Во всём послушен Абрин днём жене своей, когда же спускается ночь их — становится всё иначе. Мудростью своей и тихой верностью научилась Грейль держать пыл своего мужа в узде. Силе новой, о которой сама Грейль не ведала прежде, Надежде, невиданной ранее, и радости, недоступной эулиен, научил Абрин жену свою. И нет для них двоих сокровищ ценнее друг друга, ибо вечность, что дана им, готовы и ныне они смотреть в глаза друг друга, пьянея от Света, живущего в них, и созерцая в их глубине подлинные цветы и плоды Ийдена.

Рабом я был, ты меня к Богу подняла.

Боялся смерти, теперь тебе я жизнь свою желаю бросить в ноги…


И был день, когда нашёл Абрин возлюбленную свою, Эйденовласую госпожу, окружённую детьми их и их детьми, старшие из которых беседовали с Грейль, а младшие играли у ног и на коленях её, среди которых был и Ирлильен дитя. И заворожен был арели видом тем, и остановился, поражённый и восхищённый. Тогда же сошла на него светлая радость, и тоска по жене своей проснулась в нём, и приблизился арели к эу, и к ногам её припал под благословение рук её, и поручила Грейль младших детей старшим, и подняла мужа и пошла с ним. И легли они как муж с женою, и по восторгу Любви их, разделённому в день тот — был ребёнок у Грейль, и ожидал его Абрин подле неё весь срок положенный. В день же, когда родила Грейль, поднёс Абрин младшего из сыновей своих Финиару, и нарёк тот маленького эулари — Э́нве [Énve]. Взял Энве цвет правого глаза от отца своего, а левого от матери своей, и так был его правый глаз голубым, а левый зелёным, также завились кудри его золотые туго, и никакой гребень не брал их, буйных и свободных, подобно волнам в море, странников. Этерту, Онен, Эрайе и Тщилин наставляли его, кроме прочих, а также достославный Элрельта и светлейшая Ильтент, они же были довольны учеником своим, ибо был Энве скромен, благороден и самоотвержен, бредил странствиями, как и положено сыну рода Ирдильле, был нежным певцом и в роду Щита научился обращению с камнем. Высоко поднялось умение его, и всякий благородный камень получал голос свой в умелых руках Энве, и много камней приносили ему эулиен, и делал из них он чудные украшения. Особенно любил Энве работать с э́лдарином [е́ldarin], он же эде́на [edе́na], он же турмалин, как величают его люди. Велико почтение и уважение эулиен к этому разноликому камню, и за верность и целительную силу почитают его надеющиеся, ибо сам Финиар принёс из светлейшего Эйдена кольцо из этого камня на пальце своём, что дала ему госпожа Эин-Мари, светлейшая из светлых, луна и солнце всех Эйвели и Дома их. Но более всех камней, песен и странствий был привязан Энве к прекрасной Грейль, матери своей, которую обожал он и превозносил над всеми. Её же осыпал он дарами и щедр был на стихи и песни о красоте и многих достоинствах её. И эти стихи и песни любят эулиен и исполняют часто, потому как нет во всём Светлом Доме эу, равной сиятельной Грейль, и велико почитание её среди надеющихся всех пределов.


Káylahid, éldarin im serdáye

Ni ánmūen im hímol el`háen máyē!


И был день, когда было знание эу уже при нём, и получил юный Энве верный тон из рук матери своей, и тогда же у ног её просил благословения на путь, ибо желал отправиться в странствие и послужить смертным, как и мечтал, как и желал того прежде.

Будучи же благословлённым матерью своей Грейль и Финиаром, господином Дома своего, отправился Энве из обители своей. Пожелал тогда Финиар, чтобы Энве отправился в междуречье двух великих рек — Дóнах [Dónah] и Дýнан [Dúnan], в общину Ийнýри [Iynúri] (1), но, придя туда, нашёл Энве эулиен рассеявшимися, а самого Ийнури — погибшим. Много трудов нашёл себе в тех краях добросветлый эулари, но вскоре возвратился за море и труд свой продолжил искать там, Свет свой щедро раздав от реки до реки.

(1) был Ийнури отважным и крепким в Свете эу, и жизнь свою он посвятил людям. Много странствовал Ийнури, помогая калекам и выкупая приготовленных к смерти. Также собирал он вокруг себя и тех, кого спас от смерти, и тех, что вышли из-под неё, побывав в заточении, и беглецов, и разных безумцев, увечных, мужчин и женщин, от которых отвратились родные их и общины их — и для всех них был Ийнури братом и другом, каждому служил с величайшим почтением и смирением и так направлял всех к исправлению и Свету. Многие из смертных ходили с ним, полагая себя семьёй, и наконец в междуречье осел Ийнури с подсердечными своими, и вскоре многие эулиен пришли к нему, чтобы всесердечно сослужить Ийнури. Но был день, и пришёл издалека человек, что принёс с собой учение Неоглашаемого, и вошёл в семью Ийнури, и поселился с ним. Он же тайно, за спиною эу ядом речей своих на глазах смертных извратил видимую правду об Ийнури, так что добро и Свет эу показались людям злом и тьмою. Так поселил он сомнение в сердцах смертных, и смутил их, и отвратил от Света, а потому вскоре собрались люди, что называли себя семьёй Ийнури, и окружили, и убили его, и убили нескольких из эулиен, и изгнали других, так что ушли одни за Донах, а другие за Дунан, и труд свой впредь искали там.


Не искал добросердечный эу одного дела, но всякому труду был рад и всякое дело вершил для человека с Любовью и многой заботой. Когда была нужда у человека в обилии дров — носил дрова, когда была нужда в еде — готовил пищу, когда мог удержать смертного от безумства смертных — удерживал его, когда мог исцелить — исцелял, когда нужен был поэт и певец — пел и сочинительствовал, как научен был, ибо случилось так, что всякое дело и всякий труд был лёгок для Энве и давался ему, и был он поистине моногоискусен в ремёслах и разных искусствах. Кроме того, соединилась в Энве красота народов отца и матери его, и был он хорош собой, как может быть хорош эулари, соединивший безыскусную красоту эулиен и тонкую, внемирную красоту арели.


Долго удавалось Энве скрывать кровь и личину свою, но благой труд его не остался незамеченным, и стали арели следить за ним, и многие народы их перессорились между собой, пожелав Энве, ибо был он подобным героям их, и кровь арели была в нём. Тогда же семь раз разные народы их посылали к нему великие посольства и дары, чтобы склонить эу прийти к ним гостем, героем ли, мужем дочерей своих, поэтом, ремесленником, врачевателем или кем сам он пожелает, но получали отказ, ибо место и путь эу — рядом с народом Адама. Так положили эулиен на совете своём в Эйдене, и так было решено ими до последних времён, что ещё не настали и никогда не настанут, ибо верность эулиен переживёт и их. Прогневались тогда арели, и пришли короли и вожди их к Бессветлому с прошением добыть для них Энве, ибо пожелали через него укрепить род свой и право его во плоти и подзаконном мире, как было прежде, в дни, когда ещё не поднялся Анкхали от плача Эликлем с властью своей, и не были арели возвращены в пределы свои силой и верованиями смертных и водворены там в печальном праве своём от прежнего владычества и владения многими землями в подзаконном мире. И согласился Владыка Смерти, и выбрал от каждого народа по герою и послал их за Энве, тому же из них, кто приведёт его, посулил он многие блага. И семь от родов арели, что были во плоти или смогли воплотиться — пошли за Энве и искали его и часа похитить его. С ними же были и арели бесплотные, что не пожелали воплотиться, но в помощь героям пошли с ними, с ними же было коварство их, магия, и всякий замысел нечестивый, и всезрение их, и лукавство их, и вся тень их тысячеликая.

И был день, и молился Энве, и в молитве по обыкновению своему обратился к матери своей, она же сказала, что желает сам Финиар говорить с ним. И услышал Энве голос Всеспрашиваемого, и сказал тот, что много дыма и копоти от всех свечей собралось вокруг свечи Энве, и почти скрыли они Свет её, и не видит он пламени, и потому просит Энве быть осторожнее, ибо многая тень собирается вокруг него. И закончил Энве молитву свою и думал, как быть ему. Тогда же решил он странствовать по границе подзаконного мира, что лежит не в пределе его, но и также неподвластна арели в полной мере, ибо там — всё возможно, и никто не станет искать там, так как страшится сам столь полной свободы. И потому искали Энве герои арели и духи бесплотные от имён их, и не могли найти, ибо никто и помыслить не мог искать его так близко и в то же время так далеко от подзаконного мира. Сам же Энве всегда оставался рядом с человеком в простых и каждодневных нуждах его.

В служении своём отвагу проверь

И крепость сердца своего,

Слова Любви, что вложили в душу тебе,

В труд Любви своей обрати.

Порази мудреца и безумца, удиви и ребёнка —

Сияй, о эу! Сияй, как умеешь!

Как-то раз, остановившись среди смертных, трудился Энве над украшением из благородного камня, и не отпускало оно его в путь, ибо не было завершено и не сияло, как задумал эу. Тогда же наблюдал за ним один из детей Адама и наконец подошёл к Энве. — Давно наблюдаю я за тобой, — сказал он. — Много трудишься ты над этим изделием и не щадишь себя. Но где же та госпожа, которой готовишь ты дар? Или ты собрался дорого продать свой труд? В ответ же лишь улыбнулся эу, так как не было у него ни госпожи, ни намерения озолотиться. Знал это юноша, ибо давно наблюдал за эу и не понимал его трудов. — Тогда зачем губишь ты себя над этой работой? Этот камень противостоит тебе и не даётся, а сам ты не ищешь денег или благосклонности за свой труд. В чём же тогда радость твоего усердия? Ужели ты думаешь, что кто-то оценит труд, который не будет с криками выставлен на базаре или не засверкает в лавке ювелира? На это, не поднимая головы своей, ответил эу так: — Не всё в этом мире должно быть продано или подарено, и не всё обязано принадлежать кому-то, но всякое доброе дело — должно быть завершено, и всякая Любовь должна найти своё воплощение. Я задумал это украшение, увидев гордый камень. Его гордость хочу преодолеть я и исправить её в истинное сияние Господа, данное ему. Я тружусь день и ночь — с молитвой, заботой и Любовью, с уважением к моему другу, которому служу, перерождая его для Света. Я не знаю, кому будет принадлежать мой завершённый труд, и не знаю, кому и как достанется он, но то, что я задумал и завершу с Любовью — послужит улыбке и радости того, кто увидит это украшение и подлинное сияние чистого камня. Я тружусь, чтобы не разувериться в том, что всякому труду Любви посильно исправить противостоящее ему к Свету. Вот моя цель — и начало её в уважении к этому камню, а венец её — в благодарности к Богу, чей Свет я явлю через его сияние. Так сказал Энве. Так он и поступил, хоть труд его и оказался кропотливым и долгим. Ни блестящих серёг, ни изящных диадем не мастерил эу, ибо всегда и везде были умельцы, что предлагали их. Простой труд считал Энве пустым трудом, ибо верил, что не только руки, но и сердце должно сотрудиться с ними, чтобы Любовь восторжествовала в конце любого дела.


И был день, и услышал эу великий плач в пределе арели. И откликнулся, и вошёл в предел печали, и нашёл место плача и плачущих и спросил их, в чём беда их. Они же сказали, что посрамлён король их среди других владык и потому обложил народ великой и непосильной данью, что и дым от костра не избегает её. И просил Энве проводить его к королю их. И взяли арели его и проводили к господину своему, его же имя Аарáгв [Aarágv]. Был Аарагв великим воином и владыкой славным от прежних времён, но потерял жену свою, ибо прельстилась она другим владыкой и славой его и ушла к нему, а с нею и власть Аарагва и вся крепость его, и насмехались над ним, и задирали его другие арели, и даже народы, что стояли под ним и подчинялись ему от Слова, отказали ему в повиновении, и так утратил Аарагв всю силу и власть, и терзался, и ввергся в великую печаль, ибо был предел, положенный ему, скуп на стада, злато и иные дары, разве что славился прежде силой и множеством воинства его, но то было воинство его жены, и потому ушло вместе с нею. Увидев же Энве во дворце своём, был Аарагв удивлён много, и поднялся от трона печали своей, и спустился к Энве, и не верил глазам своим. Был прежде Аарагв всегда из тех, от кого брал воинов на битвы свои Бессветлый, и через них служил ему Аарагв и был в почёте, ныне же отвратил Анкхали от него милость свою, и впал арели в опалу. И велел он схватить Энве, и сковать его, и доставить к Владыке Смерти, ибо знал, что возвысится так и вернёт почёт в долю свою. Но сказал эу, что негоже благородному владыке поступать так с гостем его, пришедшим своими ногами и по доброй воле, дабы помочь ему. И спросил Аарагв, как может Энве помочь ему. И ответил эу, что может вернуть Аарагву прежнюю славу его и уважение. Тогда повременил Аарагв и дал Энве свободу. И, зная арели и нравы их, просил эу дать ему три малых похода луны и в тот срок обещал возвысить Аарагва. И отправился в горы и рудники в пределе арели, и вошёл, и спустился в них, там же трудился он и молился, и работал усердно киркой и кувалдой, и спустился в предел имён бесплотных, а оттуда в нижний предел, куда арели не вхожи, ибо он не принадлежит им, но víseni móel` eantárenne. И нашёл там эу килцеáн [kilceán], камень природы огненной, столь редкий и страшный, что не ведают его ни в одном из миров и страшатся, его же зовут арели Люциферово око. И поднял его эу из самых глубин и обработал его, и сделал корону золотую, и поместил килцеан в центре её, от него же двенадцать лучей, украшенных рубинами и бриллиантами, и выложил низ сапфирами, размером с воловий глаз, ибо властвовал Аарагв в пределе многих подземных вод. Когда же на девяностый день поднёс эу корону Аарагву — преисполнился арели восторга и небывалого воодушевления, ибо ни у кого, нигде и никогда прежде не было во владении килцеана, камня столь страшного, древнего и могучего, от него же устрашаются все и падают ниц. И велел Аарагв одарить эу, как только он сам того пожелает, но спросил эу, есть люди в темницах Аарагва? Но не было их там. И спросил эу, есть ли эулиен в темницах Аарагва? И была одна эу в темнице арели, что исхитил он из подзаконного мира для себя, но не смог добиться расположения её, она же была заточена им среди мрака и погибала там. Тогда просил эу отпустить её и считать это платой за труд его. И смеялся арели, полагая, что взял Энве наименьшую из плат, и отпустил эу, и вручил её Энве, и проводил их до границ подзаконного мира. С того же дня возвысился Аарагв над всеми прочими, ибо перед камнем в короне его преклоняли колени все, кто видел его, и многие народы присягнули ему, и многие арели и имена их поклонились ему, и сам Анкхали устрашился килцеана в короне Аарагва, и возжелал его, и лютогневен был, ибо стал Аарагв ему соперником в славе и прочем блеске. А потому были затем многие и многие войны, и был убит Аарагв, и Бессветлый завладел короной его, но было то много позже, и жаль Аарагва, ибо радость его и величие измерялось камнями и славой!

Энве же и эу оставили предел арели и вернулись в мир подзаконный, ибо было дело у них в Светлом Доме, которое не могло ждать.


Была Тэ́ймалин [Témaylin] из эулиен Эйдена подругой Финиара и молодости его. Она же пошла за ним и привела народ свой, среди которого была первой и старшей, её же сияние и Свет не знают равных. Когда же покинули эулиен предел арели, спросил Энве Тэймалин, отчего так велико сияние её и нет в ней и следа печали и мрака, в котором пребывала она многие и многие годы? Она же сказала Энве, что ожидала его, и не было ей дело до темницы и мрака, ибо великий Свет ожидала она, так как открыто было ей с самого начала, что суждено ей быть женою славного эулари, что родится однажды от великой Любви, и будет один глаз его голубым, а другой зелёным, он же и станет её судьбою и исполнит её. Услышав же это, поднял Энве глаза свои на Тэймалин и Свет Эйдена увидел в ней. И припало сердце его к источнику чудного Света и не пожелало другого. А потому поспешили эулиен в Светлый Дом, ибо теперь надлежало им совершить амевиль, дабы утвердить светлое право Любви своей.

И пришли Энве и Тэймалин в Светлый Дом и рука в руке вошли в него. Тогда же собрались все эулиен, ибо многие узнали Тэймалин. И спустился Финиар поприветствовать её, тогда же просиял лик его, ибо напомнила ему Тэймалин об Эйдене и Эин-Мари, которой эу была верной подругой и спутницей. И опустились влюблённые эулиен на колени перед Всеспрашиваемым и просили его об амевиль, и свершил Финиар амевиль тут же у самых дверей Светлого Дома при собрании многих эулиен и детей своих. И так стали Энве и Тэймалин мужем и женою, и сам Финиар созвал праздник в их честь, им же отдал он покои не в роду Ирдильле, как должно было, но рядом со своими покоями, ибо желал, чтобы Тэймалин и Энве всегда были рядом с ним, как и соединённый Свет их.


И был день, и отшумел праздник Энве и Тэймалин, и пожелали они вместе вернуться к людям и трудиться среди них простым трудом в нуждах смертных. Тогда же окружила Тэймалин Энве многой заботой и попечением, но прежде всего — несокрушимым Светом своим, и в сиянии его был он скрыт от всяких глаз ищущих и зложелающих, ибо никакая тень не может вынести Света Любви. И потому в покое и мире продолжили Энве и Тэймалин служение своё, и вернулись герои арели к Владыке без Энве и приняли смерть свою в гневе его.


Таково повествование о детях Эйденовласой Грейль и отважного Абрина, тысячепрекрасного мужа её, что прежде был этрени. Их же Любви и союзу многим обязан народ эулиен, им же всякая добрая слава и цветочный поклон, и многие песни.

Звенье сто тридцать шестое. Восход Эрайе. Инимрин Корабел и Эльелли. Форелька

Когда же был бесстрашный Эрайе ещё недужен, принесённый светлейшей матерью своей из плена Владыки от мук своих, — не было рядом с ним никого, кроме жены его, Иниам, ибо никого не узнавал эу. Долгие дни бродил он подобно тени, и ночами содрогался Светлый Дом от криков его, ибо кричал он ночами от ужаса и боли, как не кричал перед лицом мучителей своих, и лишь молитвы и заботливые руки Иниам возвращали ему сон, и не отходила светлейшая от него и заботилась о нём, как о младенце. Тогда же безустанно молилась светлоокая Фиэльли, и Онен преследовал Финиара, спрашивая его о судьбе любимого сына своего. И сказал тогда Онен с Надеждой господину Светлого Дома: — Надеюсь, он силён и крепок, как его мать. И ответил ему Финиар: — Нет, он силён и крепок, как ваша с ней Любовь. Истинным провидцем был Финиар, мудрости его же и кланяемся мы ныне. Ибо был день, и принесла Иниам истерзанному сердцу Уолли весть о том, что ожидает дитя его в чреве своём по великому Свету Любви их. Тогда же оставили Эрайе кошмары его, и смолкли крики его и стоны, и исполнился каждый миг его рядом с Иниам светлым счастьем ожидания новой жизни. И был день, и в срок, положенный ей, родила Иниам сына, и нарёк Финиар его И́нимрин [Ínimrin], Колосок, — и едва увидел Уолли улыбку сына своего — исцелилась душа его от всякой тени и печали, и оставили боль и страдания плоть его. И через сына своего узнал Эрайе родных своих и молитвенников, и прежняя крепость вернулась к нему. Так был рождён Инимрин — сын непорочной Любви Эрайе Уолли и Иниам. И было это так. В час горький и тяжкий, исполненный мук Эрайе, — была вернейшая Иниам рядом, и светлейшей нежностью своей, и крепостью слова своего, и теплотой рук своих — оградила Уолли от страданий его. Тогда же встретились взгляды их, и выше звёзд пела Любовь двух эулиен, её же видели они в глазах друг друга, и пел тогда Эрайе возлюбленной Иниам о Любви своей, её же нет выше и чище в мирах соназванных. И видела эу Любовь в глазах мужа своего, и трепетную нежность её, и светлую щедрость её, и так был ребёнок у Иниам, что исцелил отца своего рождением своим и оскорбил Анкхали, умножив Свет рода Ирдильле, наследовав кровь и чистоту родителей своих.

Коснулся Свет твой сердца моего,

О сын мой, светлоокое дитя!

Явил Любовь ты мне в дотоле

Неведомом и чýдном облике её

И силой стал, какой нет равных,

Разрушив власть недуга моего,

И боль улыбкой усмирил своею,

Ибо она пришла к тебе от матери твоей.

О Инимрин, — дар будущим хлебам,

Плод нежности и Света заповедных,

В глазах твоих обрёл я Океан

Для странствий утлой лодочки своей.

И в твоём сердце, мой сын, обрёл я ветер

Для парусов, поникших под грозой.

Был рождён Инимрин от Эрайе Уолли, сына огнесердечной Элигрен, дочери Виэльлине, именуемого Маленьким безумцем, сына Эливиена Путешественника, младшего из сыновей Финиара, и от вернейшей жены Эрайе — Иниам, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена, кои осветил он рождением своим и добрым Светом своей улыбки. Тогда же была и Элигрен при наречении наследника сына своего и соликовала с родом своим и эулиен Светлого Дома. И взял тогда Финиар её и отвёл в покои свои, и сказал, что нет её в Доме её, когда велика нужда эулиен его в Свете её, и упрекнул Элигрен тем, что волнуется за неё, ибо неистовствует её свеча перед лицом его день ото дня, и не находит сердце его покоя. Элигрен же сказала ему: — Hi ímort mo, kowb tíel líl`en vol` móiih. Она же возразила Финиару и не пожелала оставаться в Доме своём, и так сказала господину своему: — Мир меняется, но что-то всегда должно оставаться в нём неизменным. Пусть это будут Любовь и забота эулиен о людях. И не смог Финиар перечить ей и отпустил её, и в тот же день, как был наречён Инимрин, оставила Элигрен любимых своих, и снова никто не знал путей её, как и покоя сердце Финиара, ибо вновь понял он, что не в силах приказывать Элигрен и спорить с ней, так как не ведает он права слов своих перед взглядом её. Эрайе же проводил мать с поклоном и поцелуем её благословлён был.

Tiy ni retémth, átu núahd tíil

Anderégthal` im aníl`tmehh.

Ü ankéarn réliē tíel` Yon

Áurtil` ókturueni nírten ímaen,

Aké vo Líe im mo nívhi il`íf

Ev térlenirtel` ítamē hói.

Íl`madi el`tíel anfádah ta ísumntil` nur,

Aké aníl`minene tiy evhé ímvetal` úrut,

Ke níe ísanē dúnē Líē,

Kevh nih tórnenal` hem, réstishienane nívhi.


По рождению своему наследовал Инимрин Свет улыбки матери своей и доблесть отца своего. Соорудил тогда Элкарит из ольхи маленькую лодку и поднёс её как дар младенцу для игр его, и увидел лодку ту Эливиен и сделал из неё люльку. В ней же и спал Инимрин, пока был младенцем и внимал колыбельным народа своего. Когда же вырос эу из ольховой колыбели своей, то играл с ней, слушая сказки многозаботливого родителя своего Онена и инги Эливиена Путешественника о странствиях и море, и, назвав лодку свою «Амаи́льмрин» [Amaíl`mrin] — «Маленькая звезда» — вырезал звезду на форштевне её и часто спускал лодку на воду, воображая себя капитаном её, и так рос истинным сыном рода Ирдильле.

Был окружён эу с юных лет опекой рода своего и народа Дома своего, и многое взял Инимрин от Эливиена и Элигрен, их же сила и страсть была в нём. Когда же подрос он, привёл его Эрайе к Алианту и Оннелие и умолял их принять сына своего в обучение, так под их заботой обрёл он знание своё, и Оннелие стала ему ближайшим из друзей и любимой из наставниц его, она же поднесла ему тон, и из-под её благословения взял он путь свой, скрепив священным рукопожатием судьбу свою с детьми наставников своих, которых почитал как сестру и братьев.


Тысячи тысяч привёл Бессветлый к страданиям и умножению мук их, принудив к воплощению и пребыванию в подзаконном мире в часы света и отдыха, ради битв с эулиен и людьми. Всё знают арели о горе и печали, но каков же страх их перед Владыкой, если по слову его нарушают все законы и правила на погибель свою? И какова глубина ненависти Владыки к эулиен, что так не щадит народ свой, и как крепка его нелюбовь к людям, если ради досады эулиен сам он нарушил правила, что были и есть непреложны? Истинно, ненависть ослепляет, она же придаёт скорой смелости и хитроумия, но и верно ведёт к погибели! Долгой, но неизменной дорогой страданий! Когда же было Инимрину три светлых года его, пожелал Владыка Смерти погибели человеку. И великую рассору положил между королевскими родами севера и запада через посланцев своих, что ходили в героях у королей мирной земли. Тогда же объявили они войну друг другу, и через неё задумал Владыка осиротить славный север и гордый запад и так положить конец правлению человека на мирной земле. И собрал Бессветлый войско своё, и легионы расставил от самых западных озёр до священных холмов на востоке, и вышли они, и построились, ожидая приказа господина своего. Он же медлил, ожидая рассвета и встав в низине близ долгих западных холмов. Но вот пришёл рассветный час, и поднялось солнце, и отодвинуло грань тьмы, и там где прежде была тень, был эу Уолли, и был он готов к бою.

И пришёл рассвет, и вышел Анкхали из тени с войском своим и встал так. И вышел Эрайе против войска его и встал так. И увидел его Бессветлый и не верил глазам своим, а потому спросил Нурши, видит ли он то же, что и он сам. И ответил Нурши, что видит то же. И сказал тогда Анкхали: — Это невозможно! И поднялось солнце за спиной эу, и улыбнулся он стоявшим против него, и сошёл тогда ужас на лицо Бессветлого, и побелело лицо его.

Белы были одежды Эрайе, ибо решил он так, выйдя из покоев Финиара, и белым огнём горели серебряные застёжки кафтана его. Свет был в глазах его, и был он твёрд и крепок. И горел Светоч на поясе его, отражая солнце грядущего дня. В глазах же эу не было страха, но солнце улыбки сияло в них. И видели это арели и ужаснулись. И поселился трепет в них, и смешались они. Тогда же велел им Бессветлый — отступить. И так — рассеялись и исчезли, и не капли крови народа смертного не упало в объятья мирной земли и не коснулось трав её.

Odríthai amadéri hötórtane tíig irór,

Inkáyi, kevh hárnaen ériē kadérē,

Ke súren antár allitárnē im viseménē vhéenē,

Derégan ev isíter énnameni márinen.

Kó/anyen deréstenane ro úrtene

Al`rúni léyi im éligi éligten,

Vhéen-áterlenen íl`reiftenal` ilíniiy

Ev el`mók el`rūn kó/anyonē al`rúnenē.

Adéri yelét ealeyeléth tíig samúh.

Nih yéfviamenē, nih iszínē ni ínirh ü nóel`.

Odrítha yelét y`reánaldart evlárd

Íyfiē éyveliē ü el`íl`i el`hímre.

Mélti rūnül`ildarh éligt ev el`hímen.

Sim a káylah, ret líirenē nói eláytan.

Isitkárul atanédert íl`teni ü nóel`.

Talímih tíig moeynárti térlenirt,

O duh ni tchen, ke whúldtil` no ev shále!

Átu az ek, ek tiy féohimt

Ni evhítil` vu anímderē tūmē ü el`shálen híah`.

Долго после того дня склонял Нурши господина своего к скорой расправе над Эрайе и требовал крови его. Но велел Владыка ему ждать. Ибо в ожидании бед плодится страх эулиен, но и угасает их осторожность. И так велел дожидаться не скорой кары для Уолли, но кары страшнейшей, ибо отложенной и внезапной, карой не в смерти его, но в мучениях тех, кто дорог ему, в детях его, когда вырастут они и окрепнут и выйдут из-под опеки его и Иниам, когда сердце эу успокоится и счастье вновь наполнит его своим Светом, ибо так и только так может быть погублен Эрайе Уолли, не долгой мукой плоти и осквернением чистоты своей и Света, но бессилием в помощи тем, кто есть весь Свет его. Так сговорились Анкхали и Нурши и отступили, ибо решили ждать.


Благородным певцом и честным тружеником рос Инимрин. Добрым Светом исполнилось сердце его под опекой рода Ирдильле. В стенах библиотеки Светлого Дома видели его редко, ибо был Инимрин невысок и скромен, не смел никого просить о помощи в поисках книг. Те же, что искал он, всегда были высоко, там, куда не взобраться маленькому эу без помощи. Тогда же спасала его Книжная душа, и набирал Инимрин книг столько, что не мог потом спуститься без помощи. И было так до тех пор, пока всё, что было написано о кораблях и море, не прочитал он. С песнями же и историями пропадал он денно и нощно с Алдари и много трудился в молитве и плотничестве с Элкаритом Златовласым, которого любил и почитал особо. Много наук и искусств легли на сердце Инимрина и дали добрые всходы в нём. Гордился им сам Эливиен, певец сладчайший, ибо радовал его голос Инимрина и песни его. Но не отвратил никто взор юного эу от госпожи, что прежде всех похитила сердце его, и не мог Инимрин избыть неодолимую тягу к морю. Скромен был Инимрин, так что и взгляда своего не поднимал при старших и голову в почтении всегда держал опущенной, оттого и не смел просить отпустить его и смиренно трудился в Светлом Доме, довольный долей своей. Когда же вскоре обнаружен был труд его, то пришли Алдари и Эливиен к Финиару и попросили за Инимрина, дабы отпустил он его. И пошёл Финиар с ними, и показали ему эулиен корабль, лёгкий и быстрый, чьи сверкали снасти и блестели мачты. Был тот корабль подобен птице, рвущейся в небо, что пробивает смелой грудью своей синеву его. Тот корабль построил сам Инимрин, ибо за все сияния его сделалось корабельное дело — делом рук его и сердца, оттого и прозван был эу Феохирдáнирун [Feohir/dánirun] — Корабел. Его же трудам да поклонимся мы ныне, ибо много славных имён у кораблей Светлого Дома, что родились из-под рук его. И нет в корабельном мастерстве ему равных, и не верю я, что отыщутся. Свой же корабль, что смастерил эу, назвал он «Маленькой звездой». И лишь увидев его, был вынужден Финиар отпустить эу, ибо Любовь и тяга его к морю, что явил он в корабле своём — была совершенна. Подобно песне сияла его «Маленькая звезда» на всяких волнах, на ней же и отправился Инимрин искать служение своё в одиночном странствии.


Подобно Алдари и многим эулиен, странствовавшим морем, помогал эу людям, трудящимся на воде. И чинил корабли их, и строил их, много знаний добрых и советов передал он людям, дабы стали корабли их надёжнее и быстроходней. Много механизмов для кораблей придумал эу и отдал людям, много карт и чертежей составил для них, ибо всегда был в море и не мог ничего собирать и строить, но всегда имел бумагу и чернила, дабы нашли все песни его приют и кров, как и все старания его для души корабля и тела его.

Также был день, и был Инимрин, сын Эрайе, по чести и имени отца своего призван на святую землю и дело одно имел там ради всего подзаконного мира и соназванных ему. Инимрин же был первым из эулиен, ступившим на святую землю, но история та — опечатана, и молимся мы о ней, ибо велик её Свет. Да сохранит Господь верного своего Инимрина для нас всех!

Не искал Инимрин дороги и звёзд указующих, доверял он морю путь свой и всецело верил ему. Море же было к нему благосклонно, пока не случился на нём великий шторм. И поднялись волны до самого неба, и гул стоял всюду и рёв морской. Тогда же открылись под волнами седые глубины, обнажив наготу земли до самого дна, и сделалась вода как вражье войско и напала на эу. Но не страх пришёл в сердце юного Инимрина, а восторг. Поднялся тогда он на самый край корабля своего и к морю обратился с песней.

Oh, ni alínart, ni alínart, evhíme míen, Arn,

Séabh íni wer nírteni an kéorune!

Hi ev isúlah tivh evhé íl`ehidal`

Im íe kevh r/dа́nirun tíik höl`al`.

Óili hi vol` anítamdabeh efér kte?

Óili ü úramoren íl`lerahi ti íwhrital`?

Oh, ni alínart, ni alínart, evhíme míen, Arn,

Ni rógmet néhel, а́tu а́nat tiy ítami híen!

И услышало его море, и отступило, и успокоилось. Игривыми бликами засверкала морская гладь на боках «Маленькой звезды» Инимрина. А вскоре вывели волны его в гавань, где сошёл эу на землю.


Был на земле далёкой, что среди вод морских — великий неурожай и голод. Поднялся там народ и винил короля. Много людей было под властью его, и все желали спасения. Когда же бессилен король предложить спасение народу своему — недолог час его, и пришли люди и убили короля своего, и так началась смута. Не знал никто, что делать и как избавиться от беды, тогда же колдуны научили народ принести кровавую жертву их богу, чтобы задобрить его. И пришли люди в темницу и взяли эу, что была там. И назвали её своей королевой и в наряд невесты нарядили её. Так принесли её в логово арели, что был из удунаи, которого почитали за бога, и оставили там на погибель и осквернение как невесту его и королевскую жертву. Её же звали Эльéлли [El`élli]. Была Эльелли из золотых листьев (1) тех мест, ибо пришла на эти земли из Светлого Дома, когда отпустил Финиар всех эулиен, пожелавших расселиться вне стен его с народами своими и семьями. Широк и светел полог Светлого Дома, первейшей обители всех эулиен, в песнях воспет Дом сей, в мечтах и снах эулиен он навечно. Счастлив тот, кто прикоснулся Света его, великой честью обласкан живущий в нём. Тот же, кто далече — в молитвах и мечтах своих — верный страж врат Светлого Дома, и вечно стоит у священного его порога, преклонив голову. Оставив Эйден, весь Свет его, что принесли с собою, вложили эулиен в совместный труд свой, воздвигая светлейшую обитель, все имена их помнят в Светлом Доме, и в книге его они записаны. Их же поминает господин Светлого Дома в своих молитвах каждый новый день. Когда же построен был Дом сей и труд эулиен завершён был, отпустил Финиар многих эулиен, что пришли с семьями и своим народом, благословив их, и расселились они по мирной земле и далече, иные отправились в странствие на поиски нового пристанища своего, подобно братьям Финиара и пришедшим с ними. Каждый унёс с собою в сердце своём частичку Света Светлого Дома, и каждый в тайне сердца своего лелеет мечту однажды вернуться к его порогу. Так расселились эулиен и потерялись. Так начались великие и славные рода их, где встали во главе старейшины их — старшие из тех, что пришли с Финиаром, наследники Света самого Эйдена. По всем землям подзаконного мира разбросаны следы их. По всем полям и долам пролита кровь их. В каждом народе адамовом их труд и усердие, в каждой улыбке человека спасение их и Надежда. Но как бы ни были далеко от стен Светлого Дома они все ныне — в молитве своей соединяются все, как и прежде, и светлым трудом своим ради человека соединены до скончания веков в Любви и радости, что находят в них. Всех из народа Эльелли погубили люди и не оставили никого в живых. Её же пожелал женою прежний король и похитил, и пленил эу, и принуждал к браку, она же, как положено, воспротивилась. Тогда бросил король её в темницу, ибо не мог совладать с ней. Теперь же убит был он, и стала Эльелли королевой людей и так принесена была в дар гневному арели. Едва же поднялся он из тени своей, не вынесла эу вида его, и оставило дыхание жизни светлую грудь её, и сердце её чистейшее остановилось при виде всей мерзости удунаи.

(1) золотыми листьями — и́стаени росдýен [ístaeni rosdúen] называют тех эулиен, что ушли, закончив строительство Светлого Дома, и имена их записаны в Золотую книгу его, ибо золотой нитью прошита она, и золотом блестят края её. Тех же, кто родился от золотых листьев — именуют золотыми дарами — и́стаени áмранен [ístaeni ámranen].

Тогда же шёл мимо Инимрин, и остановлен был шумом свадьбы, и обратился к нему. И искал глазами, и увидел Эльелли, и пошёл за ней.

Чистотой непорочной сияла она,

И Свет её сердца служил маяком.

Когда же понял Инимрин, что сделали люди, не смог он смотреть, как погибает эу, и взобрался по скалам в логово арели, и вошёл в него. Был тогда удунаи уже в анаке своём, и мерзок был и ужасен вид его. И увидел его Инимрин, и лёд ужаса коснулся сердца его, ибо не было оружия в руках эу, да и будь оно при нём — не владел он им. Когда же шагнул удунаи к жертве своей, схватил эу камень, что лежал рядом, и бросил в арели, но упал камень рядом и не попал в него. Разозлился тогда арели и обратился против эу, поднялся над ним, закрыв всё небо и источая вонь и смрад, и взмахнул рукой, и ударил эу так, что взлетел Инимрин птицей и упал на камни. Но не умер он и поднялся. Снял Инимрин верёвку с пояса и плеча своего и соорудил пращу, и взял осколок скалы, что был под рукой его, и с криком поднял его, и закружился с ним так, что ветер свистел, и тяжесть камня сбивала с ног. Когда же обратился удунаи снова к королевской жертве своей, отпустил эу камень из пращи, и попал он острым концом своим в глаз удунаи и убил его. Так, подобно юному Давиду, победившему Голиафа, одолел и эу древнего удунаи. Бросился тогда Инимрин к эу, что лежала без дыхания, и клинком своим именным разрезал путы её, и голову её поднял и нашёл жизнь в теле её. Тотчас же пришла боль в тело Инимрина, которую не заметил он, и упал подле эу, и дыхание жизни покинуло его.


Светлым вздохом вернулась жизнь в грудь Эльелли, и очнулась она, и испугалась, найдя себя в чужих объятьях, но увидела рядом клинок именной и путы свои — разрушенными. Тогда подняла она клинок эу и прочла имя на лезвии его, и так успокоилось её сердце. Склонилась Эльелли над Инимрином, дабы вернуть клинок на место его на поясе эу, тогда же открыл он глаза и увидел Эльелли, и так родились и встретились улыбки их. Они же вернули эулиен к жизни, ибо сказано было прежде: ev el`íl`mad izgílleil`. (2) И поднялись эулиен от бед и страданий своих и, взявшись за руки, вышли из логова арели туда, где сияло их солнце. И сказала Эльелли, что много Света в груди Инимрина, и не из эулиен ли он Светлого Дома? И ответил Инимрин, что он из их числа. И сказала Эльелли, что чист и высок Свет его, и не из эулиен ли Ирдильле Инимрин? И ответил эу, что он из их числа. И сказала Эльелли, что крепок Свет Инимрина, и не из рода ли он Финиара? И ответил ей эу, что он сын Эрайе и Иниам, Элигрен и Онена, Виэльлине и Фиэльли, Эливиена Путешественника и Ильмин, Всеспрашиваемого Финиара и светлейшей из светлых — Эин-Мари, жены его. — Написан весь род твой на челе твоём многой заботой и светлой Надеждой, — сказала ему Эльелли, — так я узнала тебя, Инимрин. — Слепой Надеждой направлен был я к источнику Света, — ответил ей эу, — ныне же обрёл я его, как обретает маяк в шторм несчастный корабль. И ничто не печалит и не пугает меня отныне, если только улыбка твоя не зайдёт вдруг, как вечернее солнце. И сказала ему Эльлелли: — Не зайти тому солнцу вовеки, если будешь ты рядом.

(2) L. I.I. V. E. 2:17

Тогда же поручили эулиен себя друг другу, и утвердились светлые улыбки на лицах их и не сходили с них ни в минуты молчания, ни в часы их бесед или песен. Так пришли эулиен на бесплодное поле, и сказала Эльелли, что неурожай и голод озлобили людей этого края, и грусть и боль их земли стала их болью, породив ненависть и злобу. Снял тогда Инимрин одежду свою до белой рубахи, и земле поклонился, и встал на колени, и склонился к самой тверди её бесплотной, ей же и пел он свою песню-молитву, подобную той, которой благословляют матери детей своих и, увидев это, встала Эльелли рядом и сделала так же. И взялись эулиен за руки и в молитве своей соединённой обратились к Богу, он же по жару молитвы их — послал им дождь, и земля, услышав Инимрина, очнулась от сна и дала побеги. Так вскоре оделось поле зелёной порослью, и поднялась душистая пшеница над чёрной землёю. Расцвела земля, бесплодная прежде, в улыбке своей совершенной, и возликовали сердца эулиен, увидев её, ибо улыбку видят они прежде всего и там, где иные до самой смерти слепы.

Величайшее из заблуждений — это полагать, что улыбка дана и позволена лишь человеку. Ценность его улыбки во много раз ценнее твоей жизни, но это не значит, что ты имеешь право отвращать свой взор от всякого, кто лишён права улыбаться. Остановись, посмотри вокруг. Ты увидишь, как много тех, кто не имеет причин к улыбке, кто не научен ей в своей тяжкой доле, кто поник, обессилен, озлоблен, напуган. Помоги им. Верни им улыбку. Увидев улыбку там, где прежде не видел её, — человек и сам улыбнётся.

Каждый цветок, каждый куст, каждое живое существо, какими бы невзрачными или небольшими ни были — способны к улыбке. Покажи человеку мир улыбающимся. Дай ему тот мир, каким Господь дал его человеку. Всё способно к улыбке. Покажи человеку, что улыбка не в движении губ — а в просиянии Света, доказательство подлинного величия Создателя и бесконечной Его доброты. (3)

(3) L. I. I. V. E. 18:4—5


И был день, и направили корабль свой Инимрин и Эльелли к берегам земли благословенной, мирной, и случился тогда шторм великий, что сбил их с пути, и закружил корабль их, и порвал паруса. Так подошли они к северным берегам мирной земли и кружили у каменистых берегов её. Тогда же увидели эулиен, как погибает на лодке у острых камней брат их, и тут же взяли лодку и спустили её на воду, и взошли на неё, и чрез ветер и волны, что поднимались и противились им, подошли к эу и взяли его к себе в лодку, и тотчас та лодка, из которой он забран был — разбилась в щепки могучей волною. Так был спасён эу, что назвался Мýнан [Múnan]. Был Мунан из первых эулиен, что пришли с Финиаром и братьями его, но ушёл он с господином своим, Ильмаданом, и жил с ним и народом его, когда же не стало всеулыбчивейшего господина его, и народ его вернулся в обитель под крыло Финиара — долго он странствовал, и так остался с рыбаками севера как один из них, прежде же получив от собратьев своих прозвище своё — Форелька. С великим почтением, радостью и объятьями встретили эулиен Мунана Форельку, но жестокий шторм помешал смеху и счастью их, ибо не справлялась лодка с ходом своим, и трое не могли управиться с ней. Никто же из эулиен не мог и подняться, чтобы удержать лодку или бросить верёвку, ибо волны были так велики и ветер крепок. Тогда просили Инимрин и Эльелли доброго Форельку сочетать их в Свете немедля, ибо лишь мужем и женой готовы они предстать во всесветлейшем Эйдене. Тогда же там, на лодке, посреди моря бушующего и гневающегося, встали эулиен на колени и воздели к небу руки свои. И прочёл Форелька над любящими молитву свою и закончил её так: — Et hi eilátet, ke ten híen eváen ímort ev el`Líe, illíl`an nívhi, íl`i ímorti ín`ni ev káye Tivh im Líē, ke ámal` íeh. Hi a, urt-em imfyóril` im féortil` ek ámvet im ímor Líē Ínimrinē im El`élliē im íldo/art nói wn, kevh im Tiy, Páye ah, íldo/art nói ü el`ül! (4) И так по словам Мунана стали Инимрин Корабел и Эльелли мужем и женой, и опустили эулиен руки свои, и опустились волны под днищем лодки их, и улёгся шторм. Тогда взошли эулиен на корабль и так вернулись в Светлый Дом, где великий праздник был в честь их. С того же дня стал Мунан Форелька верным другом и спутником Инимрина и Эльелли во всех путях их и принят был ими в пределе их и Финиаром в радости его. Ему же, дражайшей Форельке своей, доверял Инимрин и штурвал корабля своего, и обучение детей своих.

(4) так заканчивается молитва амевиль, свершаемая над любящими, которую произносит тот, кто соединяет их, обязуясь беречь и сохранять союз этой Любви, и свидетельствует о нём перед Богом.


Так вернулись эулиен в Светлый Дом, и великий праздник ожидал их, ибо многорадостно умножился трижды Свет Ирдильле и Светлого Дома в улыбках любящих и тех, кто вошёл в право Любви их, чтобы разделить их Свет и радость в полной мере. Да не оставит Господь своей улыбкой тех, кто смиренно и во всяком дне возвращает ему сокровенное сокровище его в сердце своём и добрым трудом своим! Инимрин же и Эльелли и ныне в крепком праве улыбок своих на воде и на суше в соединённом труде своём ради всякого человека и сердца, омрачённого нуждой и печалью. Да пребудет путь их светел от порога Светлого Дома до врат Эйдена!

Звенье сто тридцать седьмое. Элиги и Идрэмэ. Избиение эулиен и изгнание Седби

Была Элиги рождена от бесстрашного Эрайе, сына Элигрен, дочери Виэльлине Маленького безумца, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от вернейшей жены Эрайе — Иниам, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме родителей своих, во времена, что именуют Сумеречными. И было это так. Как-то раз похитила Иниам многозаботливого мужа своего от дел его и привела в сад за Домом их. Там же вызвала она на состязание его, кто из них быстрее, и побежали эулиен, и всех бабочек и стрекоз распугали на пути своём, и упали вместе без сил, и смеялись громко, и не было меж ними победителя и проигравшего, ибо успел Эрайе схватить возлюбленную свою за руку, и так бежали они вместе, пока ноги держали их. Когда же смех и радость одолели эулиен, упали они в высокую траву, и все бабочки и стрекозы, а также многие пузатые жуки, что были там — разлетелись и взвились над ними. И смотрели эулиен друг на друга и рук супруга не выпускали из рук своих, тогда же от искры совершенной радости их разгорелось пламя Любви их и просияло Светом многим, и так был ребёнок у Иниам от Эрайе. И по взгляду возлюбленной своей прочитал Эрайе весть ту и в силе своей и радости утвердился. Когда же в день положенный поднесла ему Иниам дочь их, не было во всём Доме эу крепче и счастливее отважного сына Элигрен. Он же передал дочь свою в заботливые руки Всеспрашиваемого, и, взглянув на малышку, поименовал он её — Э́лиги [Éligi], что значит Искорка, Огонёк. Через неё же, светлоулыбчивую и огнесердечную, укрепился и приумножился Свет рода её.

Взяла Элиги от отца своего отвагу его и верность от матери своей. От Элигрен же перешла к ней тяга к странствиям и нрав её. А потому наставлялась юная Элиги у Элигрен, и под её опекой знание сошло на неё. Также был светосиятельный Дуитам наставником Элиги и многие светлые эулиен Оленьего рода и народа Эликлем. И со многими воинами и ретенти была дружна Элиги, и владела мечом и луком, наученная Пылающей, но в воинство Седби не пошла по велению сердца своего, ибо не было для него пути воина, и не желала Элиги доли богоотреченных. Высоко ценил Финиар жертву Элиги, ибо крепка она была в битве, и хороший воин мог бы выйти из неё, но женскую долю свою и чистоту ценила эу выше и в том нашла утешение своё и право, а потому, обучившись, не прикасалась к оружию более и избегала его, как великого своего искусителя. Многую радость в беседах с Элиги нашли Эливиен и Ильмин, триждысветлейшая жена его. Они же во всём помогали Элиги и заступничали перед Финиаром о ней, когда пришла пора юной эу оставить Дом свой и отправиться на служение. Безрассудная смелость отца дана была эу и непокорный нрав Элигрен, а потому медлил Финиар и боялся за неё, но по заступничеству Эливиена и Ильмин — отпустил её. И многажды благословлённой оставила Элиги дом родителей своих.


В народе смертных не выбирала Элиги дела и во всякой помощи преуспела. Она же трудилась трудом и мужским и женским, и в сердце своём была верна человеку и выше всех благ поставила его. В упорном труде и сердечной молитве много лет провела Элиги вдали от Светлого Дома, и вскоре нашла в себе дар следопыта и тем много помогла людям, находя и возвращая потерявшихся по ту и эту стороны подзаконного мира. За ней же, по отваге и дерзновенному служению, много подвигов светлых и дел благородства и отваги её, за что и почитают Элиги и любят.


И был день, и странствовала Элиги далёко, и вот увидела эу, как дым пожара коснулся чистоты небес, и тотчас пошла туда и нашла деревню в огне, там же стоял великий стон гибнущих в пламени и детский плач. Тогда же вошла эу в самый огонь и горящие дома и тех, кто оставался там, вывела вон, тех, же, что были погребены под домами своими — вынесла прочь на руках своих. И брала Элиги горящие стены и сокрушала их, и поднимала их и отбрасывала в сторону, и многих детей так вернула она родителям своим, хоть и стали руки её обожжены в огне. И прижались дети к отцам и матерям своим, один же из них обнял ноги эу и не желал отпускать её. И спросила Элиги его, отчего не идёт он к родителям своим, и сказал мальчик, что нет в живых родителей его, и плакал много и просил позволения Элиги идти с ним, ибо в мужском платье ходила Элиги, дабы не смущать многих и защитить себя. Видя же искренние слёзы дитя человека, сжалилась Элиги и позволила мальчику пойти с ней. С того же дня взяла она на себя попечение о нём, и заботилась о нём, и наставляла его, оставаясь ему другом.

И был день, и остановились Элиги и спутник её Бену́в [Benúv] в заброшенной хижине на полуденный отдых и разделили еду, что была у них, между собой. И вот достал мальчик яблоко и протянул эу, она же не приняла его и отказалась. И смотрел Бенув на друга своего и обнаружил в нём эу, ибо знал о них по рассказам отца своего, что служил у Неоглашаемого, и великое смущение сошло на него, ибо видел он одно, а знал другое о народе златокровном. И смутился Бенув и спрятал яблоко, и спросил Элиги, должен ли он убить эу, как отец прежде учил его? И покачала Элиги головой, а может и кивнула ему, но сказала так: — Всякое дитя должно следовать учению родителей своих, ибо на том и стоит весь свет, и так было во все времена, и так воспитуется послушание. И сказал Бенув, что нет у него оружия при себе, чтобы убить эу. И протянула Элиги ему клинок свой, что сняла с пояса. И спросил Бенув: — А ты не убежишь? Но отдыхала Элиги рядом с ним и пребывала в великой задумчивости, и лишь молчанием ответила ему. И долго так сидел Бенув в нерешительности своей, не имея сил даже руку поднять на эу. Но затем достал яд и отравил клинок Элиги, и приблизился к ней снова, но и тогда не смог замахнуться на эу. И видела эу внутреннюю борьбу Бенува, а потому поднялась и опустилась перед ним. Она же протянула ему руку свою, и ударил в неё человек и пронзил клинком насквозь так что пошла кровь. И увидел кровь человек и вытащил клинок, и в испуге смотрел на эу, Элиги же улыбалась ему. Тогда же сошёл на Бенува великий стыд и страх, и бросился он за водой, чтобы промыть рану эу, и припал к руке её в ифхёлье эулиен и спрашивал не больно ли ей? Но сжала Элиги руку свою в кулак, когда же разжала её и показала Бенуву — не было на ладони её ни раны, ни крови, и тогда заплакал Бенув и плакал горько. Элиги же приняла человека в объятья свои, и утешился он от Света её. И просил Бенув эу простить его по глупости его, что перенял он от отца своего. И за отца своего, научившего его дурному, просил прощения у эу, и за народ свой, что ненавидит эулиен. Позвольте людям не доверять вам. Они вправе не верить тому, кто, по их мнению, одарён щедрее. (1) Элиги же благодарила Бенува и сказала ему так: — Нет урока ценнее того, что преподаёт человек эулиен, ибо именно он делает эу самим собой и куёт сталь его из жидкого металла. Так человек сам изготовляет оружие, что будет защищать его и оберегать, и чем суровее испытания эу, тем крепче он и тем вернее щит человека, ибо ни один, даже самый мудрый эу не научит другого лучше и быстрее, чем сам человек, пусть даже самый невежественный, жестокий и заблуждающийся. Так сказала Элиги, и с того дня стала дружба её и Бенува ещё крепче, и вскоре открылась ему эу, и так обрёл Бенув ту, кого смог назвать матерью. В день же, когда исполнилось юноше семнадцать лет, отослала Элиги его в Дом свой, поручив Бенува заботе народа своего, и дальше продолжила путь свой, забыв об осторожности и всяком страхе. Тогда же ещё много подвигов было за ней, и все их знают эулиен по песням рода Ирдильле, хоть и не любит их Элиги и уходит каждый раз, когда исполняют их.

(1) L. I. I. V. E. 174:28


Раз пребывала Элиги в землях далёких, диких и безлюдных. Устала Элиги много и искала, где остановиться и отдохнуть с дороги. И вот увидела она дом из глины и мха и остановилась посмотреть. Тогда же увидела она эу, высокого, статного и крепкого, как воин, но был он подобным угрюмой и одинокой ледяной скале в тёмных водах океана. Никогда не встречала Элиги эу столь мрачного и неулыбчивого. Стало ей любопытно, и влезла Элиги на высокое дерево перед домом и стала следить за эу. Долго следила Элиги, не решаясь приблизиться и спуститься, но никак не хотела уходить, будто что-то удерживало её. И видела Элиги, что был эу при всей мрачности некогда хорош собой, и прежняя сила ещё узнавалась в нём. Огорчилось сердце доброй Элиги при виде этого эу и в тайных объятьях устремилось к нему. И вот в один из дней поймала Элиги взгляд эу и увидела глаза его, подобные двум печальным сапфирам, чистейшим благородным камням. И увидела Элиги Свет потаённый там, в тайнике сердца несчастного эу, и сошла Любовь на неё деятельная и неодолимая, и спустилась она с дерева тут же, и приблизилась к эу, и спросила имя его. Он же назвался И́дрэмэ [Ídrēmē]. Известна во всём Светлом Доме история его, но не передают её из уст в уста. Был прежде Идрэмэ сильным и светлым эу, и любил его сам Финиар, и была любимая при эу именем Тейра́н [Teyrа́n]. По великой Любви их была рождена Тейран дочь мужу её, и Финиар дал имя ей А́дар [А́dar]. И странствовал Идрэмэ в своё время с женой и дочерью, ослушавшись Финиара, и убили люди жену его, Тейран. Тогда взял Идрэмэ сокровище своё, Адар, и ушёл в дикие места. Но и там не нашёл покоя, ибо выросла Адар красавицей, похожей на мать, и вместе с ней странствовал Идрэмэ, оберегая её. И был день, и пришлось Идрэмэ выбирать: жизнь человека, которого он не знал, или жизнь дочери его, и от слов его зависели жизнь и смерть. Тогда же выбрал эу жизнь человека. И с того дня сделался Идрэмэ суров, молчалив и скрытен, и побоялся возвращаться в Светлый Дом, и жил отшельником, не давая себе прощения и пощады. Так вечность, данная ему, стала пыткой для эу, и не стало прежнего Идрэмэ, ибо погиб он с Адар и Тейран. И видела Элиги боль в глазах эу, какой не встречала прежде, и мольбу сердца его услышала. А потому осталась с Идрэмэ и помогала ему в трудах. Прогонял её эу многажды и ни слова доброго, ни взгляда не дал Элиги, но упорствовала эу, ибо была упряма не меньше самого Идрэмэ, и вскоре пришлось ему смириться с ней. Так принудила Элиги несчастного эу к беседам и совместным молитвам, к совместной трапезе приучила его. И долог был труд её, пока не взошёл плод долгожданный и первая улыбка не расцвела на лице Идрэмэ. Тогда взяла его Элиги и вернула в Дом его, где ожидали его и молились о нём. Тогда же рыдал Идрэмэ у ног Финиара и утешаем им был. И поднял Финиар его, обессиленного, и спросил, чего желает теперь Идрэмэ. И опустил тот глаза и не смел поднять их. Тогда молила Элиги Финиара об амевиль с Идрэмэ, дабы стать утешением его. Но отказал Финиар ей. И взяла Элиги Идрэмэ и увела прочь, и ни день, ни ночь не отходила от него, поддерживая его во всём и трудясь ради улыбки Идрэмэ. И вот был день, когда вернулся Идрэмэ прежний, и узнали его по сиянию глаз его и улыбке, ибо возродила их отважная Элиги к жизни. И по прошествии многих лет снова пришли Идрэмэ и Элиги к Финиару вдвоём и умоляли его об амевиль. Тогда же сказал Всеспрашиваемый, что позволит им амевиль только после того, как пройдут оба обдяд «и́нар-ий-нýахт» [ínar-iy-núaht] (2). И склонились к ногам его Элиги и Идрэмэ и изъявили желание пройти его.

(2) так есть древний и суровый обряд очищения в народе эулиен, когда очищается от прошлого и всякой вины проходящий его через молитву и пламя её.

Великое торжество собралось в роду Ирдильле в день амевиль Элиги и Идрэмэ. Тогда же многие соликовали с отважной дочерью Эрайе и кланялись ему и Иниам за неё. Был праздник амевиль их долог, ибо никто не желал завершения его. Ради него и Элигрен вернулась из странствий своих, и многие эулиен оставили служение своё, чтобы благословить Элиги и Идрэмэ на светлейшем пути их. Так укрепился и приумножился Свет Светлого Дома и рода Ирдильле, да не будет тени, что устоит перед ним! Светом же сиятельной Элиги и вернейшего Идрэмэ да сокрушатся всякие отчаяние и скорбь!


Был на южных землях Хайнуи знатный человек, имевший титул, именем Ейрáв [Eyráv]. И попросил он однажды у Светлого Дома помощи в защите от арели. Обширны были земли Ейрава, а достаточной военной силы он не имел, и потому послал к эулиен просьбу о помощи. Дошла его просьба до Седби, и склонился он к тяготам смертных, а потому выбрал сто двадцать лучших воинов своих из юношей и отправил их к Ейраву, дабы помогли они ему. Тогда же устроил званый пир Ейрав в замке своём и всех эулиен принял там, однако, дождавшись когда они будут безоружными — приказал убить их, и так были все эулиен перебиты в замке его, а их головы выставил он вдоль стены замка (3), ибо был Ейрав в учениках у Неоглашаемого, и таков был сговор их. Так погибли сто двадцать юных воинов, лучших из дружины Седби. И, узнав о том, корил себя эу жестоко и вверг себя в прах и ничтожество. Тогда же снял Седби с себя роскошные одежды, подобающие воину, и оделся в траур, и так оставил Светлый Дом и отправился в добровольное изгнание, ибо совесть мучила его. Положил себе Седби сто двадцать лет изгнания и поста, по числу эулиен, что послал он на смерть к Ейраву.

(3) что же до тел юных эулиен — их утопил Ейрав в смрадном болоте. Ныне же есть на землях Хайнуи такое болото, которое раз в год исполняется Светом и светится изнутри, и происходит это в день, когда были избиты эулиен. Сие есть доказательство чистоты погибших эулиен и бесчестности Ейрава, что каждый год говорит о предательстве его, а посему полагаю я, что будет это болото осушено вскоре, ибо люд вокруг уже много встревожен и спрашивает, что означает этот Свет. Пока же приходят некоторые эулиен к тому болоту как к могиле юных воинов, чтобы помолиться над ним, и бросают в него цветы, его же именуют местные эулиен коб Уóмэ дуóйэ [kób Wómē duóyē] — болото Ста двадцати.

Oh, sh`íinh, vhéo, sh`íinh,

Ni völ`til` mey míil`!

Sh`íinh, írlieni ákmaren,

Ni il`mátatenil`!

Ni línsh`awil` rossudáren,

Ni shál`tenil` shálen!

P`híl`en ni áleytenil`,

Ni rúurhenil`, ánmoen!

Líl`en ni énnamartenil`,

Ni énnamartenil` et rokth!

Sh`íinē hi téylem! Sh`íinē!

Сокрушался тогда Финиар и страдал по любимому сыну своему, тогда же посылал он многих из эулиен искать Седби, но никто не мог найти его. И Хеллах, и Тентен возвращались ни с чем, и Кихин, и лучшие из ретенти. В тоске и горе обратился Финиар к госпоже Фиэльли, ибо через неё надеялся найти Элигрен и просить её, но не было Элигрен в Светлом Доме, и сама Фиэльли не знала, где дочь её. Однако, видя отчаяние Финиара, сказала Фиэльли, что Элиги может найти и вернуть Седби. И согласился Финиар, и так отправилась Элиги на поиски Седби. Тогда же шёл десятый год его изгнания (4).

(4) так называют эулиен годы добровольного изгнания Седби вертерлéнен та́ммэ [werterlénen tа́mmē] — блуждания скорби, ибо был Седби облачён все те годы в траур. И пока был он вне Светлого Дома, Хеллах взял труд его и руководил эулиен в бою. Когда же сам Хеллах отправился на поиски Седби, Тентен взял труд его и возглавил войско.

И вот напала Элиги на след Седби и выследила его, тогда объявлена была ему охота, подобно ретенти, и пойман был Седби юной Элиги, и связан серебряной нитью, и возвращён в Светлый Дом помимо своей воли. Все рода тогда вышли встречать Седби и приветствовали его как господина, никто же не молвил и слова упрёка, и первыми — родители убитых эулиен усеяли путь Седби живыми цветами. И вышел Финиар встретить сына своего и принял его в объятья свои, тогда же все вокруг преклонили колени ради Седби. И приступили Бад и Ифа к господину своему и увели его в покои его. Их же заботой и Любовью был возвращён Седби к народу своему, и силы его вернулись к нему, и вновь заблестел взор его. В память о погибших юношах положил себе Седби по году послужить каждой семье, что потеряла сына, мужа или брата в замке Ейрава, и с того дня вне битв и походов — служит Седби как простой эу в труде и быту семьям воинов своих. Он же посадил сто двадцать белых лилий, как символ воинской доблести и чистоты сердца, и вырастил сто двадцать деревьев красных роз, каждому из которых дал имя погибшего воина, и ныне то место в саду зовут Лéйи лилéй [Léyi liléy] — Алая аллея, или Лилéй та́йнэ [Liléy tа́ynē] — Аллея доблести. С того же дня высокая дружба пролегла между Седби и Элиги, её же почитает весь род Седби и эулиен Светлого Дома. В благодарность за возвращение отца своего изготовила Кихин изящный венец из золота и огромным красным рубином украсила его, что горел, как звезда. А Финиар исполнил в день возвращения Седби ифхёлье над стопами Элиги за возвращение сына своего, он же назначил день возвращения его днём праздника почитания Элиги, тогда же поются хвалебные песни о Седби и Элиги. Ей же, бесстрашной и знающей, и мы кланяемся ныне, ради Седби и судеб смертных! Ta ni ístaril` Il` Éligiē im élatē nívhi fa Íl`mē im ev skr/dúeh`en, íyenine úmar!

Звенье сто тридцать восьмое. Обретение Ислисина. Ислисин и Рэйе

Раз вышли в море на корабле своём Фанханден и Элрельта, славные дети прекрасной Кихин. И вот увидел Элрельта вдалеке красивый корабль и одного капитана на нём. Направили эулиен корабль свой навстречу и, поравнявшись, спросили капитана, как его имя. Юноша же отвечал им, что имя его И́слисин Кéрникеви́ль [Íslisin Kéarnikevhíl`], потому как так назвал его отец. Просияли тогда лица эулиен, и с великой радостью и почтением приняли они на корабле своём эу, ибо узнали в нём сына Ислии и Ильмадуйль, ибо лишь Ислии имел право дать сыну имя и назвал его соимённо себе самому. Так был обретён и возвращён в Светлый Дом потомок рода Золотое дерево. Был Ислисин рождён от Ильмадуйль Владычицы Снов, дочери Амахейлах, дочери Фьихлие, дочери Эликлем, дочери Финиара, и от всеблагого Ислии, мужа Ильмадуйль, получившего родовое имя Керникевиль от самого Финиара, с которым пришёл и строил Светлый Дом, по исходу эулиен из Эйдена, на корабле родителей своих, что зовётся «Ильтанкан» — «Мечта», в Сумеречные времена. Отцом же своим, зачинателем рода Керникевиль, был Ислисин назван и первым в роду своём стал, по крови матери также оставаясь Эйвели, крови Финиара.

Великий праздник устроил Финиар в честь обретения Ислисина и много амевиль совершил в пределе Эликлем и народе её в честь праздника, тогда же не утихало торжество в Светлом Доме долгие месяцы. Окружил род Золотое дерево юного эу вниманием и заботой, ибо все желали узнать о нём и приключениях его, коих уже было немало, ибо встал отважный Ислисин на путь служения своего и много послужил людям в путешествиях своих и морских странствиях. Так был эу принят народом своим и вошёл в род матери своей в Доме отца её и предков её. Был же Ислисин рождён так: раз поднялся ветер над волнами и веял холодом, и не щадил никого на пути своём. Тогда же стояла Ильмадуйль у штурвала «Мечты» и правила кораблём, направляя его против ветра. И увидел это Ислии, и поспешил к жене своей, тогда же снял он с себя плащ свой и обернул ими плечи возлюбленной, и встал спиною против лютующего ветра, и укрыл Ильмадуйль в объятьях своих. И опустила эу голову на грудь мужа своего и более не знала ни тревог, ни ветра, ибо так соединился Свет их, и так был ребёнок у Ильмадуйль от мужа её. И в срок положенный был Ислисин рождён и принят отцом своим, от него же, как старшего в роду, получил он имя своё, и так стали Ислии и Владычица Снов наставниками сына своего, от них же взял он отвагу и мудрость. Когда же пришёл срок и коснулось знание юного эу, просил он отпустить его на служение и благословлён был, но повязали родители сыну на запястье его хетаках и взяли клятву с него, что рано или поздно, но вернётся он в Светлый Дом к народу своему и утвердится там по праву крови матери своей. И поклялся юный Ислисин, что быть по сему. И поднялся он на нос корабля и простёр руку над девятым гребнем волны, и другую руку положил на сердце своё, тогда призвал он в свидетели клятвы своей саму матерь-воду, и небо, и солнце, и ветер странников, и поклялся трижды торжественной и священной клятвой, и тогда отпустили его Ислисин и Ильмадуйль в ближайшем порту, и сошёл их сын на берег.

Mey el`átar márnii efhártne káylah,

Ke hóral` Rúnē íl`hmruē él`re

Rerít hi téylin im téylint élih,

Ke teyllíen eltárienē hi ímort ērái!

Ev el`el`láten eváen árni ísiter,

Méltien lágen im weríyen vhéo,

Rúnhai ül` im téyen árnē!

А вскоре нашёл он себе корабль и на нём вышел в море, и так начались дела и подвиги его, о которых сам Ислисин молчит, эулиен же знают и почитают их, ибо дела отваги и благородства стоят за Ислисином, сыном Владычицы снов и Ислии. Их же совершил он много и славно послужил людям ещё до того, как встречен был Фанханденом и Элрельтой и возвращён в обитель рода своего.

Бесстрашен и отважен был юный Ислисин, а также много хорош собой, ибо пышные кудри носил на плечах своих и сияющим взором голубых глаз был одарён, они же, улыбающиеся и задорные, сводили с ума многих. Широка была грудь молодого эу, полная морского ветра, громок был голос его, звонок был смех его, и о трудностях своих и лишениях говорил он с улыбкой, о трудах же своих родителей принёс он многие песни, что ныне поют в песнях круга в роду Эликлем, прославляя Ислии и Ильмадуйль.

Тогда же пришёл Ислисин к госпоже своей Эликлем и с поклоном поднёс ей хетаках свой, сняв с запястья его, и приняла его Эликлем и так освободила эу от него, и отпустила хетаках его (1), и стал Ислисин частью рода Золотое дерево. И потому отдала Эликлем эу покои рядом с покоями своими, и так стал Свет Ислисина Светом рода Золотое дерево.

(1) так надлежит всякий хетаках по исполнению — предать огню, то есть отпустить его. Тем самым освобождается носивший его от обязанности, переданной ему с хетакахом. Ежели не может хетаках быть сожжён, то погребается в земле или отпускается по текущей воде. Эулиен называют это «отпущением хетакаха» или «вольной», ибо так получает «вольную» эу от прежнего слова своего или долга.

Много друзей нашёл себе Ислисин в роду Ирдильле, особенно среди отважных львят. Также стали друзьями его благородный Этерту и благодеятельный Иври, к нему особенно привязался эу и часто приходил послушать учений его и помочь в трудах его. И случилось так, что был день, и спустился Ислисин в сад, где Иври наставлял учеников своих, и пришёл, и нашёл его, окружённого многими эулиен, что внимали ему. Тогда же увидел Ислисин, как запуталось солнце в ветвях, наполненных зеленью и цветеньем, и на многие лучи разбился свет его, и упал тот свет и сошёлся на кудрях и плечах одной эу, что была среди внимавших Иври. И от света того ослеп Ислисин, и вмиг пропали для него все голоса, и осталось лишь пение птиц, и исчезли все запахи, и наполнился сад величием благоухания своего, и всё, что ни было вокруг, исполнилось торжеством жизни и священной песней её, её же слова узнал эу в сердце своём. И смотрел Ислисин на эу в сиянии солнца, и заметила она взгляд его и подняла глаза свои. Тогда же всё вернулось на круги своя, и очнулся эу от прекрасной грезы своей, и стыд сошёл на него и многое смущение. И так был Ислисин растерян, напуган и смущён, что бежал прочь и сердце своё успокоить не мог. Была та эу из предела Оленьего рода и наставлялась у Иври, ибо всему живому откликалась душа её. Звали её Рэйé [Rēyé], и светлой была душа её, и сердце её было чистым, ибо нежность и сострадание нашли свой дом в нём и на камне Любви утвердили крепость свою. Потерял Ислисин покой свой, и не мил стал сон ему, и еда не в радость. Лишь Рэйе видел он в любом проблеске Света, лишь её одну искал взгляд его. И обошёл эу весь Дом свой и нашёл предел Рэйе, и следил за ней, таясь и скрываясь, будто само дыхание его могло спугнуть эу и рассеять видение его. Но не стало Ислисину лучше, ибо тысячами солнц просиял восторг в груди его, и стало ему тесно, и рвался он вон смехом, слезами и криком радости. Тогда же пришёл Ислисин к Эликлем и у неё, госпожи рода своего, просил наставления, и горести свои открыл ей и спросил её, как быть. Эликлем же велела Ислисину оставить страх свой и всякую робость, и прийти к Рэйе и открыться ей. До того же, чтобы не испугать и не смутить юную эу — привлечь внимание её доброй беседой или подарком. И в ещё большем смятении ушёл Ислисин от Эликлем, ибо столько слов единовременно рождалось в горле его, когда смотрел он на Рэйе, что разом вставали все они комом, и ни одного из них не мог он вымолвить. Стал тогда эу искать, что подарить девушке, чем порадовать глаз и сердце её, что поднести ей. Но не было у Ислисина ни золота, ни камней, ни украшений, достойных честнейшего Света и чистоты Рэйе. И опечалился эу, и сокрушён был. И в отчаянии своём пришёл Ислисин в сад и в тени его опустился на землю, и голову руками обхватил своими. Тогда же заметил он меж цветов чудное сияние и драгоценный блеск, и поднял глаза и увидел самодовольного жука, каких эулиен называют и́ералли [íeralli], а люди зовут бронзовками. Только что завершил господин жук своё восхождение на вершину цветка и притаился в бутоне его, вкушая аромат его и блаженство. Солнце же было щедро на лучи свои, и разомлел господин жук, и повисли многоуставшие лапки его, панцирь же крыльев его отливал изумрудом и сверкал подобно огранённому камню. Вот что увидел эу, когда поднял глаза свои. И вскочил Ислисин, и схватил жука, и изъял его из неги блаженства его и спрятал в ладони своей. Тогда же случилось Рэйе проходить мимо, и увидела она эу и замедлила шаг. И некуда было спрятаться и скрыться несчастному Ислисину, и не смог он родить и слова, но протянул жука Рэйе и разжал ладонь свою. И засверкали крылья господина жука, ибо очнулся он, сбитый с толку, и завертелся, и никак не мог понять, где он. Затем вдруг увидел господин жук Свет Рэйе и замер в восхищении, ибо прежде от цветов и травы не поднимал он взгляда, ныне же сам Свет склонился над ним. И засмеялась эу, и пришла в восторг от совершенной красоты одеяния сверкающего толстобокого господина, и склонилась над ладонью Ислисина и любовалась подношением его, ибо сочла его великолепнее всяких камней и злата. И приняла Рэйе подношение эу, и осторожно взяла жука и на самый высокий и прекрасный цветок водрузила его, и так при жизни распахнулись перед жуком прежде часа его врата Эйдена, и мир и покой вошли в изумрудное тельце его. Рэйе же смеялась и благодарила Ислисина, ибо никто и никогда прежде не одаривал её столь изысканно и щедро. И вспыхнули огни смущения на лице Ислисина, и оттенили цвет глаз его, и не смогла Рэйе отвести взгляд от эу, и так в молчании родился смех их, что был рождён облегчением и великой радостью — он же и соединил эулиен, и приняли они осторожно руки друг друга.

И был день амевиль Ислисина и Рэйе исполнен радости и громкого смеха, и ликовали Олений род и род Золотое дерево, а с ними вместе и весь Светлый Дом, ибо никто не остался в стороне от совершенного счастья влюблённых эулиен, соединившихся в тот день в светлом праве Любви своей. Тогда же сама Эликлем вознесла хвалу отважной бронзовке, и Финиар соблагословлял её. Тогда сложил Ислисин о господине жуке хвалебную песню, что покрыла его блистающей славой и над многими из достойных героев вознесла его. Так называется песня та — «Песня к бронзовке», и есть эта песня один из ярчайших примеров гимнов Любви и прославления Божией воли, что были записаны когда-либо на эмланте.


И был день вскоре по амевиль любящих, и предстали Ислисин и Рэйе перед Финиаром просить разрешения его оставить Светлый Дом ради человека и вместе отправиться послужить ему. И было позволено им. Тогда пришли Фанханден и Элрельта и вместе с Ислисином построили корабль для него и Рэйе, и в изумрудные паруса нарядили его, что отливали золотом и бронзой живого изумрудика по роскоши благородной ткани их, его же, корабль свой, нарекли эулиен «И́рли э́раиль» [Írli érail`] — «Звонкий изумруд», и благословлён он был Финиаром на доброе плавание своё. Тогда оставили Ислисин и Рэйе Светлый Дом и отплыли, дабы послужить людям. За ними же пошли многие эулиен, которых отпустили от всех родов, чтобы стали они народом Керникевиль, народом Ислисина и Рэйе, и также взяли они корабли многие и отплыли на них. Так прежде годы и годы странствовал народ Ислисина, следуя за «Звонким изумрудом» и служа людям, и увёл эу народ свой от кары арели и зла людского, и затем утвердил процветание его на многих землях подзаконного мира, куда привёл он свой народ и благословил его в добрых трудах. От него же и под его молитвой и рвением поднялся народ Керникевиль и продолжился от Ислисина и Рэйе.

Много подвигов славных и светлых стоит за всесветлейшими Ислисином и Рэйе, но более всего преуспели они в утешении. Великой стеною встали они против отчаянья человека и многих горестей его, и каждого брали в кокон Света своего, и там отчаявшийся обретал свои крылья. Благословен их Свет соединённый, и лёгок ход корабля их. Да будет ветер благосклонен к парусам «Ирли эраиль» и милостиво море, над которым летит он! Tiy a, oh Moáldari Ídremen, Áyiar Íl`tankán, ni rétarnumtil` im térlentil` kanmáriene, kevh térlent móe, ki ev el`Íl` ínehin tehsúral` ü térlen Tíig.


Ek il`h térlen, ke islérntenal`

Líl`enen, ámenane Líei!

Líe r/dánirun íeh im ev el`péliarnen Íl`min!

Hi móē yamét mor ten péliarnen!

Звенье сто тридцать девятое. Эрфи и Исуру

Случилось так, что, вернувшись, обратилась Ильхин к Затворнице Октруин в заботе о муже своём, ибо прежде, будучи ребёнком, до знания своего, прислуживала ей в покоях её. Так сдружились эулиен, и долгое время были Ильхин и Каэри при Октруин, когда же отошли они в предел свой, называла Затворница Ильхин подругой своей.


И был день, когда был Каэри возведён в кравчие Светлого Дома, и бессчетное воинство встало под началом его. Так есть в Светлом Доме всегда пять кравчих, и один из них стоит над ними всеми и кухней, в его же ведении все амевиль и торжества, а также покои Финиаровы и кравчие богоотреченных. По милости Всеспрашиваемого был Каэри поставлен над всеми кравчими, и Мерн [Mern], Мóрна [Mórna] и Меомéрт [Meomért] были с ним.


Раз готовился праздник в Светлом Доме, и многими трудами был пленён Каэри, ибо надлежало ему собрать всех кухонных и ретенти, а также послать за эулиен в ближайшие селения, дабы пришли они на помощь кухне Светлого Дома, так как в большие праздники и всех рук эулиен, что стоят под Каэри — не хватает им. И пришла Ильхин поддержать мужа своего и помочь ему, тогда же поставил её Каэри над всей выпечкой того дня. И вот была выпечка вся готова и дымилась, источая аромат свой. И призвала Ильхин мужа проверить её. Ибо хлебу надлежит стоять во главе стола эулиен, и ему прежде всего отдаётся почтение во всяком застолье и пиршестве. И пришёл Каэри и склонился над главным из хлебов, тогда же случилось им с Ильхин вдохнуть благодатный аромат его и тепло его, и преломил его Каэри, и дал часть Ильхин, и взял другую — и так разлился в любящих Свет их, и изошёл, и соединился. И так был ребёнок у Ильхин от мужа её, и умножилось тысячекратно торжество Каэри и ликование его в тот день. В срок же положенный и добрый, когда созрели колосья в полях и щедрость их была оценена и благословлена эулиен, родила Ильхин сына с волосами цвета главного хлеба, и Финиар принял его и нарёк Э́рфи [Е́rfi]. Был Эрфи рождён от Ильхин, дочери Амахейлах, дочери Фьихлие, дочери Эликлем, дочери Финиара, и от возлюбленного мужа благодеятельной Ильхин — эу Каэри, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена.

Добрый и мягкий нрав имел Эрфи и с ранних лет взял себе в привычку помощь отцу своему в труде его, его же любили все эулиен, ибо не было ничего на кухне Светлого Дома, что ускользнуло бы от взгляда маленького эу. И под каждым столом было царство его, где находил себе Эрфи труд и развлечение, и перебирал он ягоды или чистил овощи. Тогда же готовил Каэри для сына истакóнелли [istakónenlli] (1) — любимое лакомство его, и стояла на кухне всегда превеликая золотая горка для Эрфи и друзей его. Также, оставив отца своего, приходил Эрфи к Ильхин и помогал ей в труде её. Много друзей имел Эрфи среди детей Ирдильле и много наставников из них и Оленьего рода, и все они любили его и ценили высоко, ибо великой радостью оборачивалась для них дружба с Эрфи или обучение его.

(1) так называют эулиен одно из любимых детьми их лакомств — золотые шарики, что изготавливают они из облепихи и сахара, добавляя внутрь немного сиропа и муки.


Случилось же ещё так, что в день ранней юности Эрфи принесли эулиен предела Оленьего рода Ильхин и Каэри записку от Затворницы. И открыл её Каэри и прочёл: «Ankhármē tchénil`». И сошёл на эулиен страх, и призвали они Эрфи быть подле них и оставаться в Светлом Доме и не покидать пределов его до знания и без ведома их и Финиара. Тогда же пришли Ильхин и Каэри к Октруин, чтобы спросить её, но не приняла их эу, ибо была недужна, и эулиен, что были всегда с ней, проводили их. Тогда обратились эулиен к Финиару и о записке спросили его. Он же прочёл её и бросил в огонь. И сказал так: — Лишь сердце выбирает, чего ожидать, и ожиданием своим прокладывает путь идущему.


И было так, что, продолжая обучение своё, встретил Эрфи эу Исýру [Isúru] из предела рода Щита, и стала она сокровищем сердца его, и с радостью и трепетом следили Ильхин и Каэри за тем, как растёт и расцветает робкий цветок Любви их. Когда же сошло знание на светлосердечного сына их — не пожелал он оставлять Светлый Дом без Исуру и дожидался знания её вместе с братом её, что был ему другом. Об Исуру же были все молитвы его и каждый день его, пусть и не смел Эрфи рассказать о том прекрасной эу его Надежд и Света. Моего причастия чашу зову я Фиэльли. (2) И на третий день после того, как коснулось знание сердца Исуру, пришёл отважный Эрфи просить Унýрхя [Unúrh`], брата её, отца и мать эу, а также её саму разрешения их на амевиль. Так стала Исуру женой Эрфи, и светел был и сладок праздник их, его же ждали многие, и много дней длился он ради радости любящих. В великой нежности соединились Эрфи и Исуру, но не посмел эу привести жену свою в предел свой, и даже после амевиль бывал смущён добрым взглядом её, и кланялся ей как госпоже своей, и маков цвет сходил на лицо его, когда произносил он имя Исуру. Выше всех эулиен почитал Эрфи жену свою, и многими песням воспевал её, и всегда приносил ей ягоды и молоко, их же оставлял он у порога покоев её вместе со стихами, что писал ей. Когда же отыграл амевиль Эрфи и Исуру, пришла эу к Финиару просить отпустить её на служение вместе с возлюбленным мужем её и братом. И пришли Эрфи и Унурхь и просили о том же. И отпущены были. Также пошёл с ними Илýйан [Ilúyan], дитя предела Златовласого, потому как был другом Эрфи и Унурхя, и втроём были они неразлучны. Из них же всех лишь Унурхь был боготреченным и просил также Китли отпустить его, ибо был под началом арели. Долгими были сборы их, но исполненными Надежд, в день же, когда покинули Светлый Дом они вчетвером — благословили их и сам Финиар, и родители их, и наставники их. Так отправились Эрфи, Исуру, Унурхь и Илуйан на служение своё вместе, чтобы в нём быть рядом, как и в жизни, и сослужить друг другу ради человека и спасения его.

(2) L. I. I. V. E. 1:72


Не искали эулиен близости к смертным и странствовали много, возводя себе жилища и оставаясь там, пока был труд их среди людей тех мест. Так трудился Эрфи трудом надёжным, и возводил дома для людей и чинил их, также брал он под опеку свою вдов и сирот, и если не мог заменить им утерянных возлюбленных их, то приносил им Надежду доброй заботой, поддержкой и подарками, коими любил эу осыпать подопечных своих в часы их печали и горького отчаянья. Также сложилось служение Эрфи в помощи смертельно отчаявшимся, и многих зоркосердечный эу отвёл от смерти, к которой шли они по доброй воле. Им же каждый день бывали сотворены маленькие чудеса спасения и рождения улыбок Надежды. Илуйан же редко покидал жилище, ожидая друзей своих, ибо труд его был — молитва и соследование. В дни же, когда приходил он к людям — то сотрудился с ними на земле и в поле, не говоря ни слова, ибо таков был молитвенный обет его. Унурхь же по умению своему работал с металлом и был кузнецом, сильным и ловким, так что многие искали помощи его и не видели его истинного служения за ней. Исуру же, светлейшая госпожа, наставляла многих, и через неё приходило просвещение туда, где золотом или благородной кровью был закрыт путь ему. Так трудились эулиен, помогая друг другу и поддерживая друг друга в странствии своём, их же трудами спаслись многие и утвердились в Надежде.

Никогда не стоит недооценивать значения простого пребывания рядом с человеком. Иногда ему достаточно просто знать, что он не один, чтобы совершить невозможное, немыслимое и даже чудо. (3)

(3) L. I. I. V. E. 49:38


И был день, когда пришли недобрые люди к дому эулиен и нашли там Илуйана. Стали они расспрашивать его, кто он и откуда он здесь с друзьями своими, и пугали эу, и грозили ему, он же, по обету, не смел им ответить и пытался успокоить их. Но вошли люди в дом и разорили его, и вернулись к эу, и убили его. Затем спрятались они и решили ждать остальных, ибо открылась им в Илуйане природа надеющихся, и задумали люди погубить остальных эулиен. И был час поздний, когда возвращались эулиен от трудов своих, и приблизились к дому своему, и нашли друга своего лежащим без жизни. Тогда же приступили они к нему, а разбойники напали на них. Не было оружия в руках Унурхя, и не смел он прибегнуть к силе своей. Не было оружия и у Эрфи и у Исуру, им же и вовсе оно не пристало. Но вот накинулся один из людей на беззащитную эу и мечом своим взмахнул, чтобы пронзить насквозь. Тогда же встал, не медля, между мечом человека и женой своею благородный Эрфи, и его поразил человек ударом своим. И, видя это, закричал Унурхь, и подступил к разбойникам без сомнений и страха, и ловкостью и силой изъял мечи и ножи из рук и бросил наземь. Тогда же устрашились люди силы его, и встал Унурхь горою, и расправил могучие плечи свои и велел людям уходить, и бежали они в великом страхе, эу же не тронул их и зарыл оружие их. Оттого, подтверждаю я, истинно имя Унурхя, ибо означает оно — Великая честь. И прогнал Унурхь разбойников и приступил к сестре и другу своему, и нашёл, что Свет оставлял Эрфи. Эрфи же, сознавая скорый конец свой, просил Исуру держать голову его и сказал жене так: — Ílard-é íne, evhíme míen! Víe míen péynelh, ítam míen móyh. Ni ákleil`, átu níe kowb íne víme im urh`e nhayd, kél`ye ílamtil` íe ínug wh tíah` hégenē… Сказав же, отпустил Эрфи жизнь свою и Свет свой. Омрачился Унурхь великой печалью, ибо любил Эрфи, но большее горе постигло сестру его, ибо был Эрфи возлюбленным мужем её. И прижала эу голову мужа к груди своей, и звала его, и заклинала его именем Любви их, но сказал Унурхь ей, что умер уже Эрфи и на пути в Эйден. Тогда склонилась Исуру над мужем своим и телом своим накрыла его, и собрала весь Свет свой, что был дан ей, и разделила его в себе, и часть его отдала Эрфи. И вошёл Свет Исуру в грудь эу и воссиял там, тогда же обратился Свет самого Эрфи и возвратился в обитель свою, и дыхание жизни вернулось в грудь его, ибо до трёх часов по смерти ожидает тело отпущенный Свет свой и готово принять его, даже если последнее дыхание жизни изошло из него, и отправился дух в Эйден, и в пребывает в пути. Всякий эу знает о том, но не всякий готов отдать Свет свой, разделив его, ибо никто не знает меры Света своего и может погибнуть так, а может и вовсе потерять Свет свой, ибо разделяя его и отдавая — преступает эу закон сотворения, отдавая и разделяя то, что не принадлежит ему. Верны эулиен Создателю своему и правил Его и законов Его страшатся, они же не так боятся смерти, как предать Отца своего. Разделение же Света — есть нарушение правил, ибо лишь сам Творец владеет Светом, ибо есть сам Свет, и весь Свет Его есть и одному Eму покорен. И не бывает безнаказанным и без последствий нарушение правил. Правы эулиен в древнем страхе своём, однако полагаю я, что нет закона выше Любви, ибо сам Свет — Любовь, а потому в моих глазах — невиновен тот, кто отдаёт живую Любовь свою ради неё самой. Но Господь видит, Господь знает, и будет судить по Свету своему и знанию, мы же на милость и Любовь Его уповаем и надеемся. И так вернулось дыхание жизни в грудь Эрфи, и обессилела Исуру, и первое дыхание жизни оставило её. Тогда положил сестру Унурхь рядом с мужем её и с почестями, песнями и заботой погрёб Илуйана, доброго друга их. Когда же очнулась Исуру — то была слаба, и ноги не держали её. И нашёл Унурхь берёзу, благодатное дерево, дерево щедрое, и с молитвой взял две веточки от неё и создал бетамраны для сестры и мужа её, и закрепил их на запястьях эулиен. И соорудил Унурхь носилки и положил на них Эрфи, и взял сестру свою, и так вернулись они в Светлый Дом. Тогда же положили Эрфи в пределе лекарском, и взял Дууд заботу о нём, и Исуру, как и прежде, была рядом, врачуя рану его.


И был день, и открыл Эрфи глаза свои и нашёл себя в заботе Исуру и под охраной улыбки её. Тогда же взял он верную руку её и трижды исполнил ифхёлье над нею. И пришли отец и мать Эрфи, что непрестанно молились о нём, и благодарили Исуру и Дуда за труды их, тогда же обратился Унурхь к Каэри с просьбой устроить праздник в честь выздоровления Эрфи, и сделал Каэри так, и был праздник в Светлом Доме ради Эрфи и исцеления его. Когда же отыграл он, привёл Эрфи возлюбленную свою в предел свой и разделил с ней покои свои и непорочное брачное ложе чистейшей Любви их, ибо более не желал и не мог расставаться с Исуру, так как был в них один Свет, что соединил их. Так утвердились эулиен в пределе рода Золотое дерево, и просиял там верный Свет их. Когда же окреп Эрфи — пришли они вместе с Исуру и Унурхем просить Финиара отпустить их, дабы продолжили они служение своё, как и прежде — вместе.

Звенье сто сороковое. Ниртитам и Илдари

В дни же, когда было Эрфи пятнадцать его лет и знание ещё не сошло на него — исполнилось пророчество Октруин, как никто не ждал. И было это так. Случилось Каэри придти проститься с другом своим Áйэри [Áyeri], чей тонекли отдавали берёзе. И горевал он безмерно, ибо любил друга своего и вырос с ним. И была вернейшая его Ильхин рядом с ним, и дабы поддержать, взяла мужа за плечи его и прильнула к нему, дабы разделить с ним полноту горя его и окружить его Светом заботы своей. И прикоснулся эу надёжной руки жены своей, тогда же изошёл из сердец эулиен верный Свет их, и так был ребёнок у Ильхин от Каэри, через него же вернулись Надежда и радость в сердце Каэри и умягчили скорбь его. В день же назначенный родила Ильхин дочь мужу своему, и со смирением пришёл он к Всеспрашиваемому просить дать имя новорождённому дитя. Так получила дочь Ильхин и Каэри доброе имя своё — Ни́ртитам [Nírtitam], что означает Око сердца, Сердце видящее. И через нежносердечную Ниртитам избавился от горя своего Каэри, хотя и положил себе рассказывать маленькой эу об Айэри и примерами из жизни его наставлять её в великом почтении к нему и благодарной памяти. Так была Ниртитам рождена от Ильхин, дочери Амахейлах, дочери Фьихлие, дочери Эликлем, дочери Финиара, и от Каэри, что был мужем Ильхин, по исходу из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме, во времена, что называют Сумеречными.

Многую красоту и сердечную верность взяла Ниртитам от матери своей, а также доброту и смирение отца своего. И вернейшего друга и защитника нашла эу в старшем брате, ибо не отходил Эрфи от сестры и во всех нуждах её был с нею и днём и ночью. Он же был первым, кто учил её ходить и читать, он же со временем отводил Ниртитам к наставникам её и забирал от них. Так были девы-лекари Оленьего рода наставницами Ниртитам, и Аркхиэ Милосердный, и Мирьи Колокольчик, под их же опекой и сошло знание на прекрасную эу, и просила она Финиара отпустить её из Светлого Дома. И благословил Финиар эу, и отправилась она на поиски пути своего. Много странствовала Ниртитам и лекарству учила многих, и распознаванию болезней, также много школ лекарских основала она, особенно на юго-западе многострадальных земель Хайнуи, там же и врачевала она раны душ и тел, ибо раны поддавались ей особо, так как — чистейшее сердце — имела эу и великую нежность, и Любовь ко всему живому. И не искала Ниртитам пути простого и безопасного, но приучила сердце к зову нужд человеческих и туда шла, где нужна была помощь её. И потому пришла эу на юг Хайнуи и поселилась недалеко от лагеря, где жили воины, и приходила туда, и прислуживала им в нуждах их, и врачевала раненых их, и все знали её и ожидали каждый день.


Счастливейший из счастливых,

О народ мой с завидной судьбою,

Ибо путь его — быть другом смертных! (1)

(1) L. I. I. V. E. 198:1


Раз пришёл к Финиару эу И́лдари [Íldari], и приветствовал его Финиар как друга, ибо любил его. И упал эу в слезах у ног Финиара, и плакал сокрушённо, и глаз возвести не смел на господина своего. Тогда же умолял он Финиара велеть казнить его, ибо смертельная вина на нём. И спросил Финиар Илдари: — Что случилось? Илдари же ответил: — Я убил человека. И спросил Финиар эу: — Как это случилось? И рассказал Илдари, что в служении своём взялся он помочь недужному молодому человеку перейти через бревно, что положили над пропастью, и не удержал его по слабости своей, и упал юноша и разбился. И снова плакал Илдари и умолял отправить его на смерть по тяжести вины его. Тогда же сказал Финиар: — Я выслушал тебя, Илдари. И если всё было так, как ты говоришь — то нет на тебе вины, ибо не было и злого умысла в сердце твоём. Но всё же погиб человек от рук твоих. И целовал Илдари стопы Финиаровы и голову свою подставил под казнь его, Финиар же склонился над эу и поднял его, и принял его в объятья свои, и голову Илдари опустил на плечо своё. Тогда же сказал Всеспрашиваемый эу так: — Никто во всём Светлом Доме не имеет права судить и осуждать тебя, Илдари, ибо всякая вина и невинность — в ведении лишь одного Создателя. Я же — изгоняю тебя из Светлого Дома, и таково моё тебе наказание. И умолял Илдари Финиара не поступать так и велеть умертвить его, ибо не вынесет он вечности с осознанием вины своей. Но сказал Финиар Илдари: — Я дал тебе имя, и в нём есть сила. Ты справишься, если веришь. А теперь — уходи, ибо тебе здесь нет места. (2) И оставил Илдари Светлый Дом, казня себя и сокрушаясь, и с того дня искал лишь самой опасной доли и служения, унизительную и самую чёрную работу брал на себя он в людях, и не щадил себя в труде, и обрёк себя на жестокие лишения, и пил только воду, и ел лишь сухой хлеб, если подавали ему за труд его. Убежище же нашёл Илдари в роще печали своей, и уходил туда прочь от глаз людских и спал на голой земле, не укрываясь от дождей и ветров, и единственной молитвой его была молитва о прощении. Также был Илдари пленён и истязаем людьми, и шрамами и увечьями покрылось тело его, и благодарил эу Создателя за наказание своё и руки мучителям своим целовал тогда, но не пришла к нему Смерть, ибо покинула его, и выжил эу, и снова вернулся в рощу к молитвам и смертоносным трудам в людях, и сотни лет жизни своей отдал труду своему.

(2) так заведено среди эулиен, что никто не смеет поднять оружие против человека, если только не благословлён он на воинское дело, и дело его — защита. Тот же, кто первый пойдёт на человека и нанесёт обиду ему или послужит смерти его — изгнан будет из Светлого Дома, ибо нет в нём более для него места и права.


И был день, и пришла Ниртитам в стан к воинам и снова служила там скромным трудом своим, не поднимая глаз и не говоря ни слова. Был же среди воинов всех один именем Дали́л [Dalíl], и следил он за эу, и овладела им греховная страсть. Чёрным и жестоким было сердце Далила, и давно истребил в себе он всякий Свет по темноте и низости дел своих. И подговорил Далил друзей своих, и собрались они всем воинством в месте далёком и укромном и послали к Ниртитам сказать, что лежит там недужный друг их, и помощь нужна ему. Тотчас же оставила эу все труды свои и пошла туда, где ожидали её. Тогда же обступили её люди, и повалили на землю, и перебили ноги ей, и совершил Далил грех над эу, и каждый из друзей его поступил так же, так осквернили они Свет эу, затем оставили её, ибо пресытились. Напрасно ждала Ниртитам и молила о смерти, ибо отвратила Cмерть лик свой от страданий её. И мрак обступил эу, и скорбь отчаянья взяла её, ибо многие эулиен умирают так от стыда и позора, ежели увидит кто покорность, силу или маленькую власть их, ибо не могут более смотреть в глаза родным своим и наставникам, и силы жизни оставляют их со Светом их. Многие же тогда уходят в добровольное изгнание и пропадают так, но горе тем, кому и идти некуда, и уходить неоткуда! И так было с несчастной Ниртитам, и некуда было скрыться ей от позора её и скорби. Тогда же на руках своих уползла эу прочь, и хватило сил её лишь укрыться в роще, ибо много крови и сил потеряла она. Там же обессилела эу вконец, и забытье забрало её, и первое дыхание жизни оставило грудь её.

Если путь твой верен, то тысячи и тысячи раз тебе будет казаться, что ты достиг предела, что это конец, ибо всё так печально и плохо, что хуже уже и быть не может. Но не верь этому, мой милый друг, не верь. Если всё плохо — то это ещё не конец. (3)

(3) L. I. I. V. E. 25:72

Тогда же был в роще Илдари и пребывал в молитве своей, и услышал он безутешный плач и призывание смерти. И оставил всё, и пришёл на плач и так нашёл Ниртитам, что направлялась к Cмерти и звала её. Тогда же укрыл он эу плащом своим и заботой своей окружил её. Многим трудом и улыбкой отговорил Илдари Ниртитам от горя и стыда её и по силам своим уврачевал раны её, так что однажды смогла Ниртитам встать и ходить. Ничего не спросил Илдари у несчастной эу, но взял на себя заботу о ней и каждый день её наполнил доброй беседой и великим почтением. Ничего не спрашивала у несчастного эу Ниртитам, но каждый день благодарила его, и, видя тяготы его и страдания сердца, взяла на себя опеку над ним, и обернула Илдари утешением своим и молитвой, как небесным сиянием, и нежностью сердца и благим трудом рук своих врачевала раны его.

Удивительно, сколько боли, страха и отчаяния можно одолеть своевременным словом поддержки! Улыбка же — одолеет и большее! (4)

(4) L. I. I. V. E. 30:64


И был день, когда родились улыбки в глазах Ниртитам и Илдари, и ничего уже не могли поделать они, ибо Свет сердец их поразил их. И была скорбь эулиен уязвлена копьём улыбки и изничтожилась. И ушёл стыд, и ушла боль, но просияла светлая радость, и лёгкость наполнила сердца эулиен. Тогда же принесли они жизнь свою друг другу в ифхёлье и пожелали амевиль ради Любви своей, чтобы затем вместе вернуться в праве её к служению соединённому.


И пришли Ниртитам и Илдари к Светлому Дому и остановились у самого порога его, ибо не смел Илдари переступить его. И вошла Ниртитам в Дом свой и пришла к господину его, и рассказала о том, что пришла с Илдари умолять Финиара об амевиль, но стоит возлюбленный её у порога и не смеет войти. Тогда же спустился сам Финиар за Илдари, и взял его, и на руках своих внёс его в Дом свой, ибо прощён был эу и забыта прежняя вина его. И в день амевиль Ниртитам и Илдари сам Финиар предстоял и пел им, и содрогались своды Светлого Дома от благословений любящих, смеха, музыки и песен эулиен. И ради того, чтобы ещё раз увидеть всё это и причаститься Света Дома эулиен, тысячи и тысячи костров не убоюсь я! Ибо собрание чудес и Света — дом Финиаров, обитель Эйвели.

Я помню залы, наполненные детскими голосами; улыбчивых светлых эулиен, приветливо кивающих каждому; смех, доносящийся из покоев; юных эулиен, притаившихся в укромных местах для молитвы или соследования; шумные собрания учащихся в благоухающем саду под сенью деревьев; оглушительное торжество амевиль, когда от благословений, провожающих любящих, содрогаются сами своды Дома; робкие и светлые взгляды влюблённых, утаиваемые ими ото всех прочих; смиренные вереницы молчаливых эулиен перед покоями Финиара; вечно всполошённых детей Ирдильле, кудрявых и громких, носящихся по пролетам и лестницам, будто в погоне за ветром; золотистый свет солнечных лучей, запутавшийся в кронах могучих рощ, и сиятельных молчаливых исполинов, будто скалы, вросшие в землю на границах земель у Светлого Дома; полуночные песни Илькайрата, одиноко поднимающиеся к звёздам; переливы среброводных фонтанов в лунном и звёздном свете; листья, мох и цветы, комья земли, что видны ещё с лестницы, ведущей к ярусу, где покои благодетельницы Иллиат или Иври; помню также звенящую тишину скорбящего Светлого Дома, его величественный и цветущий погост, качели, что продолжают своё неспешное движение, ибо только что были оставлены кем-то… Всё это я помню как сейчас и не забуду до Слова. И после Слова — никогда не забуду. Как никогда не забуду и уроки улыбок любящих. Да исполнится Светлый Дом их цветением!

Звенье сто сорок первое. Эвэйильминe и Клиралдар

Чиста и многозаботлива Любовь Нив и Идаи. Каждое утро начинала Нив с молитвы у ложа мужа своего, когда брала она его за руку и молилась с ним, зная в сердце своём, что он вторит ей. Она же поднимала его покормить и напоить и во всякую минуту, свободную от трудов своих, приходила к возлюбленному своему рассказать о том, как проходит день её и каковы заботы Светлого Дома. Также отметила Нив, что улыбаются глаза мужа её, когда читает она ему или поёт колыбельные, а потому положила себе Нив каждую ночь приходить к мужу с новой книгой и читать ему вслух, пока сон не заберёт его.


И было утро, когда пришла Нив к возлюбленному мужу своему и вошла к нему с улыбкой, окружив его сиянием Любви своей, и припала с ифхёлье к руке его, и о добром и весёлом сне своём рассказала ему, и увидел Идаи жену свою, и разошлись морщинки вокруг глаз его, и улыбнулись глаза его, и щедрый Свет был в них. И так был ребёнок у Нив по доброму Свету улыбающихся глаз мужа её. И каждый день приходила тогда Нив к любимому своему, чтобы рассказать, как растёт в ней плод Любви их, дабы порадовать его. И в срок положенный родила Нив двух дочерей мужу своему. И дал Финиар имя первой из них — Эвэ́йильминe [Evéyil`mine], а второй — И́рнуиль [Írnuil`]. Когда же принесла дочерей Нив, и показала Идаи, и положила их рядом с мужем своим — тронулись улыбкой уголки губ его, и слёзы выступили на глазах его, подобные бесценным камням его радости. Так были рождены Эвэйильмине и Ирнуиль от Нив, дочери Амахейлах, дочери Фьихлие, дочери прекрасной Эликлем, дочери Финиара, и от Идаи, возлюбленного мужа Нив, по исходу из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме родителей своих, во времена, что называют Сумеречными.

Многим Светом наделены были Эвэйильмине и Ирнуиль, их же улыбки сияли, как маленькие звёзды. И каждый день приносила их Нив к отцу их, чтобы были с ним, и когда подросли они, приходили к нему и играли на постели его, тогда же смеялись они и хватали его за руки и волосы, и тем был эу счастлив.

И был день, когда было Эвэйильмине и Ирнуиль по три их года, и играли они на постели отца своего, и сидели по обе стороны от него, тогда же вдруг повернулась Ирнуиль неловко и стала падать. И охватил ужас Идаи, и удержал он дочь свою рукой, и поймал её и сам удивился тому. Так обнаружил эу, что подвижна рука его, и смог он играть с дочерьми и обнимать их. А вскоре и вторая рука Идаи очнулась к жизни, и смог он садиться на постели своей. Смех же дочерей его пробудил и его смех, и вернулась улыбка на лицо эу, и смог он вскоре улыбаться и говорить, а затем и вновь научился смеяться. Когда же было Эвэйильмине и Ирнуиль по пять их лет — поднялся отец их от постели своей и смог ходить. Тогда же носил он детей своих на окрепших плечах своих и из объятий Нив не выпускал, речь же свою, что вернулась к нему, наполнил он признаниями к любимой своей, которых была лишена она все те годы, что был он недужен.

Дружны и неразлучны в играх были Эвэйильмине и Ирнуиль. И по доброму Свету их много эулиен собралось вокруг них, и всегда они были окружены друзьями, такими же шумными и проказливыми, как они сами. Был также среди них всех эу именем Кли́ралдар [Klíraldar], и всегда следовал за Эвэйильмине и во всех затеях её принимал участие, даже тогда, когда не желали того другие. Когда же подрос Клиралдар, то стал одним из львят, но и тогда можно было найти его рядом с Эвэйильмине, ибо и сама эу следовала за другом своим повсюду, и он всегда был подле неё. Такова была светлая дружба их, которая со временем окрепла и стала Любовью, что соединила и просветила юных эулиен. С Любовью сошла на эулиен и великая робость, ибо прежде, в детских забавах и играх, были они вольны и не знали смущения, ныне же и прикоснуться друг друга стыдились они, так как тут же жар вспыхивал на щеках их, и лишь поймав взгляд возлюбленного своего, не могли эулиен унять сердца свои, что сходили с ума от радости, она же бывала так сильна, что боялись эулиен задохнуться от неё в ту же минуту. И так стали уделом их скромные беседы при опущенных взорах, но никак не могли эулиен привыкнуть к долгим разлукам своим и, как и прежде, всегда желали быть рядом друг с другом, разделяя учение и всякий труд.


Когда же знание сошло на Эвэйильмине и Клиралдара, просили они Финиара отпустить их вместе, и было позволено им, и так оставили Светлый Дом влюблённые, не разлучаясь.

Много бед и горестей подстерегает человека в мире, куда приходит он, рождаясь в нём. Быстро нашли эулиен труд свой и заботу. Так прежде соединили Эвэйильмине и Клиралдар сердца свои в утешении и преодолении скорби и против сомнений, против печали и всякого горя встали. Клиралдар же, будучи львёнком и из народа Ирдильле — желал странствовать и не желал оставаться на одном месте подолгу. В труде своём был Клиралдар отважен и самозабвенен, Эвэйильмине же следовала за ним и была ему во всём поддержкой и опорой, доверяя ему и полагаясь на него, ибо забыла себя ради возлюбленного своего, и жила им, и дышала им каждый день служения своего. Так было долгое время, и в добрых подвигах деятельной Любви своей нашли себя эулиен, и так умножили Свет свой и вернули его Создателю в улыбках спасённых и в глазах их, исцелившихся от слёз. И был Клиралдар подобен могучему воину, ведущему верное войско своё в пылу великих сражений, и Эвэйильмине, светлейшая, была войском его, следующим за господином своим без сомнения и страха, ибо была эу Исполненной Надежд, а возлюбленный её — Благой опорой. И светлы были победы их, и добры были дела их, и мирными были Надежды их и мечты. Потому многими врагами были окружены эулиен, и зложелательные взгляды следили за ними, ибо арели опасались их, и следили за ними, и искали возможности погубить их.

И был день, и устроили арели так, что узнал Клиралдар о беде в некоем селении за горами, разорённом набегом, и решил пойти туда и помочь там, так как сказали ему, что остались там люди без домов своих и крова, и некому погрести погибших их. Тогда же решил эу, что не стоит Эвэйильмине идти с ним, ибо так желал уберечь её. И просила Эвэйильмине возлюбленного своего разрешить ей пойти с ним, но удержал он эу в заботе о ней. Тогда же обещал Клиралдар вернуться вскоре, и просил Эвэйильмине оставаться на месте и дожидаться его. Эвэйильмине же не смогла отговорить его, но сердце её не знало покоя. И день и ночь молилась эу о возлюбленном своём и страдала в разлуке, так как прежде никогда так надолго не расставалась с Клиралдаром.

Теперь, как никогда прежде, я уверен, я знаю, что как бы долго ни длилась наша разлука и что бы ни послужило её концом — мы встретимся с тобой ещё не раз! О Фиэльли! Я так мало знаю о чудесах, но я так много знаю о чуде! Мы встретимся с тобой ещё не раз! Лишь дай мне время и моё имя позабудь. Ev móē el`anáhen hi wer tíil! (1)

(1) L. I. I. V. E. 299:68

Когда же дело было сделано, и оставил Клиралдар возлюбленную свою и перебрался через горы — настигли его арели и схватили его. И некому было защитить его, и сам эу не умел защититься. И взяли его арели и привели к господину своему, тогда же возликовал Владыка, ибо давно мечтал об этом и ждал того дня, он же судьбу и смерть Клиралдара решил в себе заранее. Но были у Бессветлого дела вне предела своего, и решил он порадовать себя задуманной казнью позже, а потому велел сковать эу жестоко, и привёл Клиралдара в ближайший из домов арели — дом Кхадэ́лу [Khadélu], и велел ему охранять эу. Тогда же омрачилось сердце Эвэйильмине, и так узнала эу, что беда случилась с возлюбленным её. И знала эу, что нужна Клиралдару, и потому отринула сомнения свои и страхи и пошла по следам его. И искала возлюбленного своего, и не устрашилась, и в поисках своих пришла в предел арели и искала его там. И Свет Клиралдара привёл её к Кхадэлу, и вошла Эвэйильмине к нему, и предстала перед ним как есть, и умоляла отпустить возлюбленного её. Был удивлён Кхадэлу, ибо никогда прежде не видел такой смелости и такой красоты. Сам же арели был красив и молод, чёрные волосы носил он подобно короне, и блестящими были чёрные глаза его, глубокие, как бездна, и чёрные как ночь. И приблизилась Эвэйильмине к арели в великой робости и смущении, и поклонилась ему, и снова просила отпустить Клиралдара, что скован был и лежал у ног Кхадэлу. И смотрел арели в глаза эу и видел страх в них и слёзы, а также великую мольбу её, и видел взгляд её на пленника своего, подобный рассвету. И молчал Кхадэлу, ибо поражён был, и в сердце его сокрушалась тьма. Тогда же сказал он эу так: — Не было ничего достойного и светлого в жизни моей, поэтому я попрошу лишь один поцелуй. Один поцелуй, который ты пообещаешь сохранить и запомнить навсегда. Один поцелуй — и я отпущу его. И отшатнулась эу от арели, и отступила от него, тогда же упала она в ноги его в слезах, но, видя Клиралдара лежащим в цепях, не пощадила чистоты своей и стыда, и поднялась, и смиренно предстала перед Кхадэлу. Тогда же взял он поцелуй её. А затем сказал ей: — Забирай и уходи. И освободил Клиралдара от пут его и отдал Эвэйильмине. Она же, едва живая, не смела и шевельнуться. И сказал арели снова: — Забирай и уходи. И взяла Эвэйильмине возлюбленного своего, и Кхадэлу отпустил их.

В ту же ночь возвратился Владыка Смерти к Кхадэлу и искал пленника своего, арели же сказал, что не найдёт Бессветлый его здесь. И удержал Владыка воинов своих, готовых схватить Кхадэлу, и спросил, почему, тот же сказал, что отпустил эу. И велел тогда Владыка Смерти взять арели, что нарушил волю его, и привести в Нурхарим. Там же сам Бессветлый истязал Кхадэлу, пока не захлебнулся арели собственной кровью.


Клиралдар же долго не мог простить Эвэйильмине её поцелуй с арели, ибо был совершён он по доброй воле, и не мог эу без стыда смотреть на возлюбленную свою и заговаривать с ней. Тогда же в великом горе своём пришла эу к Финиару и к ногам припала его, и поведала ему о позоре своём. И просила Эвэйильмине достойно покарать её, ибо велик был грех её, что позволила она себе. Финиар же поднял её и сказал ей так: — В сердце твоём наказание твоё, Эвэйильмине. Я же не смею осуждать и наказывать тебя, ибо то, что было совершено тобой — было совершено ради великой Любви. То же, что делается ради Любви и приносится в жертву ей — не подлежит суду смертных и бессмертных. Ступай, Эвэйильмине, ибо я прощаю тебя, и с прощением прими и благословение моё, потому как давно не видел я девушек столь великой смелости и отваги. Так была прощена Эвэйильмине и вернулась к Клиралдару. Труден был путь его, ибо видел он поцелуй возлюбленной своей и ни себе, ни ей простить того не мог, и сокрушался о случившемся, и стыдился того. Но всё же был Клиралдар эу, и благородство было в крови его. Благородством же называем мы сердечные щедрость и милосердие, не требующие благодарности и ничего взамен. И со временем Любовь наставила эу, и принял он жертву Эвэйильмине и оценил её, тогда же сам он искал прощения её за то, что беспечностью своей подверг её такому испытанию и доле. И так одолела Любовь их и стыд и страх, и через страдания и смущение пришли эулиен к великой радости своей, ибо были прощены и отыскали улыбки в глазах друг друга. А вскоре была весна, и поплыли пасынки ветра (2) над берёзовой рощей подле обители, и эулиен Светлого Дома вышли на башни и балконы, чтобы полюбоваться дивными и прекрасными птицами, рыбами, кораблями и цветами всевозможных окрасов, отливов и форм, сделанными из бумаги, дерева и тканей. Тогда же и Клиралдар вспомнил, что прежде был он мастером амранаркари, и стал искать ткани для нового детища своего, и так оказался в пределе рода Щита. Там заприметил он ткань цвета небес Эйдена и пожелал её, одну из многих схожих оттенков. — Как называется этот цвет? — спросил он. Но не было имени этому оттенку, и потому назвал он его «эвэ́йильмини́рт» [evéyil`minírt], ибо в цвете том узнал цвет глаз светлейшей возлюбленной своей и его взял за основу пасынка своего. Когда же был труд его окончен, то просила Эвэйильмине показать ей то, что вышло, и дивную птицу показал ей Клиралдар, собранную из голубой ткани с золотыми и алыми вставками в виде перьев и синими лентами хвоста. Он же сказал, что нарёк свою птицу: Эвэ́йильминег [Evéyil`mineg]. И в день, когда поднялись пасынки ветра мастеров Светлого Дома над весенней рощей, именно Эвэйильминег сделала Клиралдара амранаркари, её же, освободив клинком своим от уз, преподнес он возлюбленной своей и положил у ног её в ифхёлье с сердцем своим. В тот день не было ликования светлее радости сердец их, ибо крылами Эвэйильминег вознесены они были к Свету Эйдена. Тогда же предстали Эвэйильмине и Клиралдар перед Всеспрашиваемым, дабы просить его об амевиль. И был их праздник добр и светел, и Свет его разогнал печаль их и укрепил любящих. Соединеньем улыбок и верных сердец стали сильны юные эулиен, как никогда прежде, и сделалась Любовь их несокрушимой скалою, неодолимой преградой для всякого семени зла и печали.

(2) пасынок ветра — ámranark véol — так называют эулиен воздушного змея, а того, побеждает с ним — áмранаркáри [ámranarkári]. Велико почитание амранаркари среди надеющихся, ибо каждый, кто желает принять участие в состязании, именуемом небесное следование [ül`i tímrint], прежде сам мастерит и называет змея, а также усердно трудится и готовится, ибо цель его — провести своё творение через рощу, обойдя соперников, не задев деревьев и других змеев. Высоко ценят эулиен мастеров амранаркари, ибо и сам Финиар один из них, и состязания воздушных змеев — единственное из состязаний, в которых он принимал участие. Если же на состязании случалось воздушному змею упасть, запутаться в ветвях или быть срезанным другим — то погребался он как воин в конце состязаний с весёлыми песнями, творение же победителя — украшалось лентой, и оттого у некоторых из амранаркари — многохвостые воздушные змеи.


Сохранила Эвэйильмине в сердце своём память о поцелуе Кхадэлу и через столетия жизни своей пронесла её, она же и ныне хранит её и имя арели поминает в молитвах, ибо верит в милость Создателя для всех, кто помогает Любви.

И был день, когда пришла Эвэйильмине к Октруин, чтобы узнать о судьбе Кхадэлу, ибо мысли о нём не давали покоя сердцу её. И с порога узнала Затворница печаль эу и беспокойство её. Тогда же сказала она, что напрасно печалится и беспокоится эу, ибо более ничто уже не тревожит и не грозит Кхадэлу, так как закончилась жизнь его в тот же день, как отпустил он их с Клиралдаром из дома своего. И, вернувшись, рассказала Эвэйильмине о том мужу своему, и решено было ими посадить в пределе своём чёрные цветы (3) в память об арели, и до сего дня цветут они в пределе рода Золотое дерево, и нектар их служит лекарям и недужным к исцелению. Эвэйильмине же и Клиралдар всегда в заботе о чёрных цветах и преданы человеку, как и прежде, ибо народ смертных — первейшая забота их.

(3) ибо имя арели Кхадэлу — означает Чёрный цветок.


О сердце, таинственный мой сад!

Я жду плодов и аромата роз,

Но я не знаю тех семян,

Что ветер в сад занёс.

Удел же юности всегда —

Прополка и мечты.

Надеждой тешу я себя,

Лелея первые цветы…

Звенье сто сорок второе. Ирнуиль и Ирхайе

Во всём Светлом Доме знают и почитают Свет верной Ирнуиль, её же историю служения передают из уст в уста, и многие маленькие эулиен растут, желая наставляться у неё.


С малых лет своих желала Ирнуиль трудиться рядом с матерью своей, и всё, что касалось исцеления, было интересно ей. Вместе с друзьями ходила она собирать травы, а в свободные часы собирала вокруг себя верных ей отважных маленьких эулиен и львят и придумывала истории и разные приключения для них, в них же предводительствовала она, и высоко ценила Эликлем помощь Ирнуиль в делах своих. Острым и скорым умом была благословлена Ирнуиль, и легко учение давалось ей, и по старанию её было позволено ей вскоре входить в лекарские покои и трудиться там, помогая Дууду, Иеи, вернейшим жёнам их и другим эулиен, сделавшим исцеление и спасение трудом своей жизни. Много наблюдала маленькая эу за трудами старших и всё желала знать. Ей же легко давалось распознавание всякой болезни и причины её, а также всегда могла подобрать она верное снадобье для исцеления или даже сама изготовить его, если не было такого в Светлом Доме. Говорила Эликлем, что дан Ирнуиль великий дар, и гордились ею Нив и Идаи, сама же Ирнуиль разделила с матерью заботу об отце своём и много способствовала исцелению его и возвращению прежней крепости его. Так случилось, что ещё прежде знания своего многим страждущим помогла Ирнуиль, и часто бывало так, что сам Дууд, стоящий над всеми лекарями Светлого Дома, отправлял за Ирнуиль, чтобы взглянула она на недуг и определила его, и Иеи звал её смешивать и готовить снадобья для него, когда случалось Тейемин служить другим недужным. Был также год накануне знания эу, когда занедужил сам Финиар, и стали лекари приходить в покои его, ибо тревожились о нём. И всякий предлагал ему лечение и помощь, и Дууд приносил ему каждый день морковь и сельдерей. И наконец запретил Финиар лекарям приходить к нему и просил Эликлем прислать к нему Ирнуиль, дабы она была с ним. И пришла Ирнуиль, и заботилась о Финиаре и оставалась с ним до исцеления его, он же сам наставлял её тогда, и под опекой его сошло знание на эу. В день же, когда исцелился Финиар, созвал он праздник ради Ирнуиль и золотым венком одарил её, его же сам он изготовил для спасительницы своей.

Просила Эликлем остаться Ирнуиль в Светлом Доме, но сказала эу, что нужна человеку, и, оставив Дом свой, большим сможет помочь, чем оставаясь в нём. Тогда же благословили её и отпустили с миром, ибо Любовь к человеку Ирнуиль поставила превыше всего, и никто из эулиен не смел перечить ей. Среди же людей, как желала, взяла эу на себя служение лекаря, и не скрывалась, не пряталась, но лицом к лицу вставала против недуга и смерти, если грозили они человеку, и жизни его, и радости его, и покою его.


Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.