стихотворения
***
верю, уйдёт однажды
время китайских грамот,
каждое слово — каждое! —
станет живым, упрямым,
точным значеньем корня,
ясным свеченьем смысла
жизнь и любовь наполнит,
не растекаясь мысью…
***
принесла мне волна
прошлых дней письмена,
акварели весны, ароматы черёмух
и прохладу озёр,
и в тиши разговор,
первый дождь, первый гром, утра сладкую дрёму…
мне не нужен Париж,
если рядом творишь,
если дышишь легко, если веришь вслепую.
нам по этой волне
плыть и плыть при луне,
если жизнь выбирать — так оставьте такую,
где любовь — не мираж,
где до донышка наш
каждый миг, каждый час в многоцветии радуг,
где полётно душе,
и неважно уже,
сколько зим впереди, сколько пепельных прядок…
***
ландышевый сервиз
набран природой из
чашечек белых глин
чтоб не зажился сплин
чтоб ветерок качал
нежное источал
светлое приносил
чтобы хватило сил
в пасмурные времена
духам лесным и нам
***
моей весне не привыкать
цедить по капельке былое…
в круженье лёгком мотылька,
в тетради, ставшею золою,
в тропинке хоженой лесной,
в дожде, танцующем по елям
и в музыке из детских снов,
прозрачной сказке акварельной
мне камертонит каждый миг,
и время будто бы зависло,
забыв дорогу напрямик,
на семицветном коромысле…
***
взбитые сливки черёмух,
яблони розовый мусс,
в нерукотворных хоромах
я заблудиться боюсь.
ни надышаться, ни вспомнить
нашу тропинку домой…
пой мне, соловушка, пой мне!
май ускользающий мой,
дразнишь лесными цветами,
нежно-зелёной листвой,
миг — и неслышно растает
красок твоих волшебство.
***
когда я была горлинкой
летала в окно весточкой
и совесть была голенькой
и радость цвела веточкой
зелёной живой завязью
и колокол пел солнечно
и белой дрожал завистью
туман озорной полночи
***
тонкий месяц над пригорком
ночь спровадил и завис,
ждёт малиновую зорьку,
апельсиновый каприз…
зорька вызрела за лесом,
распустила рукава:
— ты о чём грустишь, повеса?
спать ложись в свою кровать!
и не жди дневных идиллий,
романтических забав,
нас с тобой разъединили…
до чего же он не прав —
тот, кто вкручивает звёзды
во вселенский потолок!
мы одно мгновенье — возле,
до мгновенья путь далёк…
***
мысли полётные, лёгкие, летние,
спор каблучков озорных с сандалетами,
тайны шиповника розово-белые,
шалость мальчишки с колчаном и стрелами,
лунные блики распахнутой полночи —
и ни тревоги, ни боли, ни горечи.
***
у осторожности прав — чуть-чуть,
целое — сильным и энергичным.
если не плачу и не кричу —
это не значит, что я вторична,
это не значит, что не живу,
что не люблю и не знаю боли.
видишь, как тянется тонкий вьюн
к выходу солнечно-голубому?
он на стене — невесомость, штрих,
лёгкий ажур изумрудных листьев.
хочешь — оставь, а хочешь — сотри,
стены и в белом выстоят…
***
вечер июньский ласковый,
ирисы там и тут,
в небе — стрижи и ласточки…
в гнёздышке маму ждут
ротики несмышлёные,
вырастут — полетят
над тополями-клёнами,
хвостиками крутя…
что им побед история?
память людей о том,
как поднимали, строили
пленные новый дом…
время губных гармошек и
послевоенных зорь,
странное это прошлое —
чёрное с бирюзой.
***
слов бесполезных частокол,
бездумно, взбалмошно, легко —
так абажур под потолком
сквозняк качает.
ах, чёрт побрал бы этот слух,
ему достаточно и двух,
упавших в тёплую траву,
да неслучайных…
и неслучайных сто шагов,
и сто друзей, и сто врагов,
и карусельных сто кругов
в одной упряжке.
а в небе синем облака,
а с гор прозрачная река,
а счастье в белых лепестках
одной ромашки…
***
солнце прощается нехотя,
гладит макушки отечески…
видно, наверное, сверху там
солнцу разлад человеческий.
солнце ныряет за тучу и
в щёлку глядит — что здесь выросло?
выросли ивы плакучие,
слёзы роняют над вымыслом,
смотрятся в воду солёную,
в омуте ищут спасения,
жаждут весенней влюблённости,
ждут поцелуя осеннего.
солнце растерянно сетует:
россказни это, фантазии!
и начинает рассветную
новую сказку рассказывать…
***
имбирный эль, клубника в хрустале,
цветущий мирт и облако в бинокле…
ну кто придумал, будто мир наш проклят,
а жизнь — игра на шахматном столе?
не верю я в придуманный цейтнот,
и тень гоню Содома и Гоморры,
по небу, как по солнечному морю,
мечта моя на облаке плывёт.
***
крошки пастели, неровность картона,
берега розовый край,
по голубому скользит и не тонет
солнечных бликов игра.
рыбки клюют бессловесными ртами,
словно играют в лото,
счастье поймают и станут китами
в новой картине потом…
***
душный июньский полдень,
остановилось время,
сладкой свернулось дрёмой
в стареньком гамаке.
пёс разомлевший подле,
пруд водомерка мерит,
хриплый за лесом гром и
ягоды в молоке…
в сумрачных лабиринтах,
в сумрачных снах горячих
будешь искать тот случай,
тот земляничный вкус,
звёздочки-маргаритки
у деревянной дачи,
солнца игривый луч и
ниточку детских бус.
***
мой сон похож на сотни ожерелий
из тонких паутинок и дождя,
из лёгких нот цветочно-карамельных,
из берегов, где так умеют ждать
и так умеют нежное баюкать,
что просыпаться — значит согрешить,
и я дождей ноктюрновые звуки
на длинную нанизываю нить…
***
я засиделась на этюдах…
прости, но ты тому виною,
мой сон, кристалл мой, паранойя,
моя ангина и простуда.
а на холсте — покой и воля,
и бродит ветер белый-белый,
не горячится и не делит,
не задевает за живое…
оно в душе, моё творенье,
смешенье странностей и красок,
от бурь укрытое, от сглаза,
пропахло мёдом и сиренью,
пропахло дымом и прибоем,
лакает молоко и воду,
и любопытных за нос водит
в словах петляющей тропою…
***
Юпитер сердится, волнуется Юпитер,
хранил терпение, и надо ж — обронил…
созданья нежные, немного потерпите,
на чувства что-нибудь накиньте из брони.
последний зубчик на коварной дерзкой молнии
замкните строгою собачкой до поры.
и пусть сегодня вам несладко и несолоно,
вернутся правила божественной игры.
прольётся дождь, качнутся радужные омуты,
и станет пряным аромат умытых трав,
и Прометеевы слова невольно вспомните:
Юпитер сердится, а стало быть, неправ!
***
припудрятся липы-старушки
цветочной медовой пыльцой,
пчелиной семейке — пирушка,
смущённой невесте — кольцо
и милые шутки помолвки,
и будущего благодать,
где путь бесконечен и шёлков,
мечтам-караванам под стать.
***
нашей обители — тысяча лет,
время течёт, как в замедленной съёмке…
как объяснить этот взрослый секрет
льющей напрасные слёзы девчонке?
как рассказать, что в прохладной тени
вьёт свои гнёзда небесное счастье?
преданный ангел обитель хранит,
сны укрывает, жалеет и ластит,
нет здесь тарантулов, змей и акул…
сад — вот и всё, что любовно взрастили,
чтобы вплетать осторожно в строку
белое облако трепетных лилий.
***
когда лукавый режиссёр
«мотор!» — воскликнул,
благоухало счастьем всё
и земляникой.
кружили птицы высоко,
сияли звёзды,
жить было в повести такой
легко и просто…
но как же так? нужна гроза,
диктуют жанры,
и режиссёр «йю-ххуу!» — сказал,
схватил за жабры,
сюжет «на раз» перекроив,
добавив жути,
увёл героев в детектив,
в тот промежуток,
где справа — хук и слева — страх,
тоска по центру,
где всем мечтам приходит крах,
где пьют абсент и
клянут творящего бедлам
и просят чуда,
и отпущения козла
находят всюду…
меня там нет — ни в кадре, ни
в канве сюжета,
я в кружевной сижу тени,
вдыхаю лето,
ни суеты в моём кино,
ни бэк-вокала,
слезливой сцены — ни одной,
да и финала…
***
пусто на маленькой улочке,
к небу поднимешь глаза —
облако белой Снегурочкой
в летних прозрачных слезах.
что же ты, сказочник, выдумал?
милых зачем разлучил?
падают в мальвы обиды, и
блекнут цветные лучи…
***
солнце — оранжевый мячик
скатится за горизонт,
воздух остынет горячий,
сумрак неслышно вползёт
в дом утомлённой улиткой,
выскользнут спицы из рук,
сны из небесной кибитки
полночь рассыплет вокруг…
***
в заводи тихой луна и кувшинки,
раз-два-три… раз-два-три… раз…
будто вальсок на старинной пластинке,
будто все скрипки для нас
в травах прибрежных, высоких и пряных,
в этот полуночный час,
робкий вальсок наш и чуточку пьяный,
раз-два-три… раз-два-три… раз…
***
я привыкаю к тишине.
она закрыла плотно ставни,
и мир, знакомый мне недавно,
нырнул, лежит теперь на дне.
волной уносит океан
земные звуки прежних песен,
в лазурной бархатной завесе
таит чарующий обман.
ласкает слух уже другой
мотив у зыбкой колыбели,
стихают праздничные трели,
и власть свою берёт покой.
***
как вольно жить без протокола,
без тесных галстуков и стен,
сбежать в объятья правды голой,
душой наивно сдаться в плен
неспешной музыке природы
и слушать, слушать каждый звук…
их тайна не для громкой оды —
для нежной песенки, мой друг.
***
слёзными письмами топим камин.
там, за окном, возле нашей скамьи
вече синичье…
вечность летим и летим к облакам.
чувствовать воздух опорой рукам
стало привычным…
зонтик прозрачный — сезонный каприз.
там, где кончается белый карниз —
чёрная кошка…
буква за буквой горит алфавит.
не причитает душа, не болит,
жаль их немножко…
***
этюд осеннего дождя —
и перебранка струй и капель,
и со стекла стекает на пол
мотивов вспыльчивых вражда.
и отраженье фонарей
в осколках крон, асфальт укрывших,
дома промокшие и крыши
под стать объявленной игре…
настроив ржавую струну,
берёт смычок сверчок запечный:
скри-скри… и уплывает вечер
в его уютную страну.
***
мелодия упрятана под крышку
рояля, зачехлённого тобою,
тобою и пугливой серой мышкой,
а ветер проклятущий воет, воет…
терзает пару нот — огрызок оды
весеннему нашествию апреля,
весёлому шкворчанью сковородок,
урезав грандиозное до трели,
до тоники тональности угрюмой,
гудком гудит занудливым и рушит
мечты и мачты, и трюмо, и трюмы
судёнышек смешных вруна и вруши…
***
«Нет! Только тех мы женщин выбираем, Которые нас выбрали уже»
Николай Доризо
не будет ссор…
сор
хоботом пылесосовым
в брюхо с гудящими осами,
злыми вопросами,
косточкой абрикосовой
затянут, складирован,
пакетирован…
пикетировать не резон —
как же прав Доризо…
небо моё — истина и прохлада.
и неизменно рядом — солнце моё,
в аквамарине белое,
то, что пустыню делает
оазисом
мыслей живительных.
пейте, пойте, живите! и
отражайте улыбку лучистую!
Боже мой, чисто как…
***
оставь мне уголь и сангину,
всё радужное — остальным,
и пусть «горит костёр рябины»,
и тает «белых яблонь дым»…
мир ищет слов и жаждет красок,
не отбирай его надежд,
дари мечтою раз за разом
и не очерчивай рубеж.
назначь упрямо праздник в будни
и подними под облака,
овсянку поменяй на пудинг
волшебной палочкой в руках,
пусть стелется в твоей картине
далёких звёзд дурман-трава…
оставь мне уголь и сангину,
и пульс знакомый,
и слова…
***
остановись, мгновенье… и запомни,
как нежность озаряет этот вечер,
как музыка в одной из дальних комнат
блаженством разливается и лечит.
как отступают боли и печали,
навеянные холодом осенним,
как тёплое дыхание качает
других миров таинственные тени.
дай выскользнуть словам и дай услышать,
как сердце отзовётся перебоем,
остановись… пусть дождь стучит по крыше,
пусть счастье пьют по капле эти двое.
***
тихий дворик припорошенный
за окном в цветах и зелени,
я скажу тебе хорошее —
и уйдёт печаль осенняя.
запишу строкою нотною
колокольчиков трезвучие,
пусть трезвонят беззаботно и
прогоняют всё колючее…
а когда на зов сиятельный
из-за тучи луч потянется,
улыбнёшься: эй, приятель, мы
заждались тебя с красавицей!
***
в какие одежды одета теперь я,
какой из мастей запряжён экипаж?
и в тон ли боа экзотичные перья,
всё так же послушен мой преданный паж?
чьё сердце разбито, чьи слёзы горючи,
в пасьянсе котором улыбка моя?
хранит ли записку красавец поручик,
и грезит ли в плаванье дальнем моряк?
чья кровь закипает в порыве тревожном,
чьи ночи и дни помнят имя одно,
чей голос знакомый я слышу, о боже???
«любимая, дует, закрой-ка окно!»
***
всё богатство заезжей дурочки —
образок, хохоток и дудочка…
заиграет — и плакать хочется,
и бредёт луна-полуночница
над чужими полями-маками
под мотив её одинаковый…
***
и балуешь, и дразнишь сказкой дивной,
сюжеты расцветают как цветы:
летучие голландцы и ундины,
сады необычайной красоты
благоухают мускусом и тайной,
играет ветер складками плаща…
и, кажется, ещё мгновенье дай мне —
я научусь и верить, и прощать
жестокий мир за гранью сна и чуда,
его сиротский горестный удел…
не знает он, и знать ему откуда,
что из далёких странствий прилетел
тобою приручённый голубь белый,
благая весть на трепетном крыле…
от снежных зим до красных яблок спелых —
страницы снов и сказочных ролей.
***
в этой тихой поре белоснежья —
новый пульс, новый ритм, новый шаг.
всё прозрачней палитра, всё реже
вспоминает иное душа…
только мягкие шорохи хлопьев,
только матовость дальних лучей,
кротость дней и ночей пенелопьих
на родном одиссейском плече.
***
переложу вину на стих —
пусть будет винным!
с невинным искренним «прости»
наполовину.
возьми соломинку, смакуй,
плыви до устья,
допьёшь последнюю строку —
и грусть отпустит…
***
серое небо, стайка сорок,
пёрышек униформа,
холод — растопит горячий грог,
душу — стихи прикормят.
в доме запасов — до самой весны:
нежных, щемящих, светлых…
вечер приходит, и вместе с ним
строчек живых приветы.
вылечат, высветлят мой острог
солнечным «аллилуйя».
хлебные крошки, следы сорок —
даст Бог, перезимуем.
***
ковш большой на небе звёздном,
на серебряном хвосте
миг задумчив и серьёзен
покорился высоте,
высоте познаний истин
и полётов за курган,
где родник святой и чистый,
и цветущие луга,
где былинные напевы
и кудель с веретеном,
и точёный профиль девы
за мерцающим окном.
в тишине наивны грёзы,
ни обид, ни суеты,
ковш большой на небе звёздном,
и желания просты…
***
маме и папе
если боженька даст мне слов,
если даст мне такие силы,
я про вашу спою любовь,
я не знаю любви красивей,
я не знаю любви верней,
и, наверно, не знаю чище.
с ней, такою, хоть по стерне,
по разрухе, по пепелищу,
босиком, обдирая в кровь
лихолетьем живые души…
я про вашу спою любовь,
дай мне, боженька, самых лучших
слов…
***
воет вьюга и волки,
на земле заварушка…
на зелёную ёлку
я повешу игрушки.
будет сказочным вечер,
небесами хранимый,
будут шутки и речи
озорных и ранимых.
будут дерзкие платья,
будет душно и жарко
от свечей и объятий,
и духов, и подарков…
новогоднею полькой
встрепенётся округа!
сгинут серые волки,
смолкнет белая вьюга.
***
в сахарно-белой пудре
пряничные домишки.
тихо проснётся утром
маленький городишко,
тихо пружинка щёлкнет
в сказочной табакерке,
и заискрится ёлка
радужным фейерверком.
из ароматов кофе,
мяты и тёплой сдобы
выплывет милый профиль
той, что зовёшь зазнобой,
той, что зовёшь желаньем
трепетным и далёким,
нежной пугливой ланью,
реченькой светлоокой,
тайною, оберегом,
радостью и печалью…
снег укрывает реку
под благовест венчальный…
***
а я улыбаюсь, мне нравится праздник,
цветных фейерверков наивный восторг,
брильянтовый блеск в утешительных стразах,
безумных и дерзких желаний простор…
в цилиндре твоём мишура для причуды,
и фокус с монеткой в твоих рукавах,
и яблоком катится сказка по блюду,
факир наш не пьян… долгожданное «ах!»
сорвёшь, как с куста, и уйдёшь за кулисы,
снимая героя лирический грим.
не плакать? как скажешь… я тоже актриса
живого театра твоих пантомим.
***
когда затихнет шумный зал,
подвластный пальцам пианиста,
и светлый образ в звуках чистых
с небес опустится сказать,
что за границей временной
ещё сильней любовь и память,
ещё больней словами ранят,
ещё острей горчит вино —
на миг сорвётся голос твой,
и ты опустишься на сцену,
и ты уверуешь в бесценность
привычных слов и душ родство.
и зал с тобою запоёт,
и задрожит свечами пламя,
и будет литься воск слезами,
и будет длиться наш полёт…
***
не знаю,
за какие муки,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.