Бесплатный фрагмент - Ее последний круиз

1. ЦАРСТВО СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ

ЗНАЕТЕ ли вы, какое в Израиле мороженое? Это песня, поэма, холодная и искрящаяся. Нежные сливки тают во рту, язык ощущает кусочки свежих персиков и ананасов, ароматный сок клубники перемешивается с замороженным йогуртом. И все это для того, чтобы доставить тебе, Валерия, неизъяснимое наслаждение во время длинного средиземноморского лета.

Поглощая фисташковое мороженое прямо из пластиковой баночки, я лениво рассуждала о том, что не все так плохо устроено на этой земле. И если кем-то был придуман палящий зной, то кто-то другой противопоставил этому зною кондиционеры, юбки-саронг и более сотни видов мороженого.

Тщательно выскоблив баночку, я с сожалением выкинула ее в корзину для бумаг и повернулась к компьютеру. Дел было по горло. Несмотря на летнюю лень и желание спрятаться в темной прохладе, клиентов у меня по-прежнему хватало. Люди не переставали приезжать на Землю Обетованную, и, следовательно, им требовались копии документов на государственном языке и мои скромные услуги в качестве переводчика, советчика и няньки с правом подписи.

На экране светился очередной лист экзаменационных оценок, который мне нужно было перевести. И я начала машинально бить по клавишам, вспоминая, как будет на иврите сопромат и теормех.

А мысли тем временем витали далеко. Хотелось синего неба и соленых брызг в лицо, и чтобы ветер развевал неплотно запахнутую юбку. И лежать в шезлонге под цветастым грибком и посасывать через соломинку ледяной грейпфрутовый сок. И прислушиваться к звону льдинок в высоком бокале, и еще, и еще…

Надо мной склонился полуобнаженный официант с бабочкой на загорелой шее. Он предлагал мне мороженое в запотевшей вазочке. Мое любимое, с шоколадными чипсами. И тут затренькал «Турецкий марш». Официант рассеялся как дым, испугавшись такой бездарной аранжировки, а я схватила свой неразлучный сотовый.

— Алло, я слушаю.

— Госпожа Вишневская? — спросил меня мужской голос.

— Да, это я.

— Меня зовут Элиэзер Гарвиц, координатор по связям с общественностью фирмы «Шуман и сыновья». Ваша контора находится на Соколова?

— Да.

— Вы могли бы уделить мне время? Скажем, с четырех до пяти? — голос господина Гурвица был настойчив.

— Да, — я ничего не могла с собой поделать. Мой собеседник строил беседу по классическим карнегианским приемам: он не давал собеседнику возможность отрицательного ответа.

— Отлично, ровно в четыре вас будет ждать машина. Вы приедете к нам, а потом вас отвезут обратно. Устраивает?

После последнего своего «да» я выключила телефон, и откинулась на спинку вращающегося стула. Я была обескуражена, и в то же время мне хотелось смеяться. Фирма «Шуман и сыновья» являлась крупнейшей в Израиле компанией по производству мороженого, а один из ее филиалов находился в Ашкелоне, в городе, где на улице Соколова уже два года работала переводческая контора Валерии Вишневской, вашей покорной слуги.

Следовало предупредить дочь на случай задержки. Ведь я до сих пор не знала, с чего вдруг моя персона заинтересовала мороженщиков.

— Дарья, привет! Ты дома?

— А кто, по-твоему, снял трубку? — хмыкнула она, но я оставила без реакции ее сарказм.

— Я сейчас уезжаю на фабрику мороженого «Шуман и сыновья».

Дарья восторженно взвизгнула:

— Класс, мамуля! Мы там были на экскурсии. Я три стаканчика съела. Домой принесешь мороженого?

— Не думаю… Меня по делу зовут.

— По какому?

— Приду — расскажу. Бай, дорогая.

Вот теперь можно было отправляться в сладкое царство Снежной Королевы.

У входа уже стояла машина, разукрашенная рекламой брикетов и вафельных стаканчиков.

До фабрики доехали быстро. Жуткие строения промышленной зоны промелькнули в несколько минут, истошный запах рыбы с рыбокомбината тоже остался позади, и водитель притормозил перед белым зданием с огромной сине-красной вывеской «Шуман и сыновья».

Охранник при входе, удостоверившись, что перед ним стоит именно госпожа Вишневская, сообщил, что меня ждут на четвертом этаже в комнате 402. Через пару минут я оказалась в кабинете господина Элиэзера Гарвица. Тот оказался плотным коротышкой, вылитым мистером Пиквиком в круглых очках, излучавшим добродушие и радушие.

— Валерия, дорогая, вы позволите вас так называть? — толстячок широко улыбнулся, а я обратила внимание на таившийся в глубине глаз некий стальной блеск, напоминающий, что координатор по связям совсем не так прост, как кажется. — Присаживайтесь, что вы будете пить?

Вспомнив свои недавние грезы, я ответила:

— Грейпфрутовый сок.

Просторный кабинет был устлан темно-вишневым паласом. Два массивных стола изображали букву «Т». Вдоль стен выстроились не менее двадцати стульев. Этот кабинет явно предназначался для совещаний и представительских визитов. Стены, вместо полагающихся в таком интерьере пейзажей, украшали две яркие фотографии полуобнаженных красоток, томно облизывающих пломбир на палочке.

Гарвиц достал из маленького холодильника запотевшую бутылку грейпфрутового сока с мякотью, перелил в стакан, воткнул соломинку и протянул мне.

— Благодарю вас, — я отпила немного и продолжила. — Итак, для чего вам понадобилась моя скромная персона, господин Гарвиц?

— Просто Элиэзер, к чему в такую жару эти условности? — он поправил очки и спросил. — Вы, конечно, знаете, что каждая уважающая себя компания выбирает лицо фирмы?

— Да, — кивнула я. Черт возьми, он опять меня вынуждает… Ох, непрост этот мистер Элиэзер Пиквик!

— И в этом году мы решили выбрать девушку или молодую женщину, лицо которой в точности отражало тенденции в современной моде, культуре и…

Я поперхнулась. До меня дошло, зачем я здесь. Но эта мысль была более чем странной. Вытаращив на Гарвица глаза, я успела пробормотать сквозь кашель:

— И вы… Вы решили, что я буду вашим лицом?! То есть лицом вашего мороженого?!

Вероятнее всего, моя физиономия сейчас могла бы быть исключительно лицом, рекламирующим американские горки — от кашля у меня глаза вылезли из орбит.

— Ну что вы, Валерия, — Гарвиц подскочил ко мне и похлопал по спине, — Хотя ход ваших мыслей мне нравится. Это так по-женски! Просто мы проводим конкурс: лицо фирмы «Шуман и сыновья». Победительница получает солидный приз, подарки и годовой контракт с нашей фирмой. Она будет рекламировать мороженое «Элегия Шумана» — лучшее мороженое Израиля! — Элиэзер зажмурился как кот на солнышке. Вот что значит отличный аутотренинг — у меня даже слюнки потекли, так захотелось этой элегии. Жаль, что сегодняшнюю норму я уже выкушала.

Гарвиц открыл глаза и уставился на меня сквозь отражающие стекла.

— И вы нам в этом поможете! Мы устраиваем круиз на греческие острова. Конкурс будет проведен во время путешествия на роскошном лайнере «Афродита». Не волнуйтесь, круиз продлится только несколько дней, и вы ненадолго отлучитесь от своей основной работы.

— Простите, Элиэзер, но я все-таки не понимаю.

— После тщательного отбора мы выбрали восемь кандидаток. Все красавицы, высокие, стройные. Но четыре из них совсем свеженькие репатриантки из России, иврит знают плохо. А ведь им надо будет давать интервью, производить впечатление. В конце концов, кому-то просто надо быть возле них. И вот наше руководство решило выбрать вас, дорогая Валерия, для выполнения этой нелегкой, но вместе с тем, и приятной задачи. Теперь вам понятно?

Осторожно отпив из бокала, я ткнула соломинкой по направлению к картинам:

— То есть они будут вот так сниматься, а я буду рядом переводить в случае необходимости. Верно? И больше от меня ничего не потребуется?

— Ну… — координатор замялся. — Вы же сами понимаете, Валерия, круиз, множество мужчин с фотоаппаратами, красивые девушки… Конечно, у нас будет служба безопасности, но все равно, нужен глаз да глаз. А у вас прекрасная репутация! Мне рассказывали, что вы замечательно справляетесь с подобными обязанностями, опекой и прочее… Мы навели справки.

— Нет, господин Гарвиц, вы уж точнее выражайте ваши мысли, — (Браво, Валерия, ты смогла сказать «нет»). — Вы меня приглашаете переводчиком или дуэньей, надзирательницей за вашими красавицами? Они будут скакать из постели в постель, а я за ними по всему кораблю гоняться? Ловить этих вертихвосток? У меня дочь почти их возраста, так я себе не позволяю за ней хвостом ходить, я на ее разум полагаюсь!

— Успокойтесь, дорогая! Никто вас и не будет заставлять следить за ними. Но вот быть рядом, помочь, в случае чего, выйти из щекотливой ситуации — с вашим умом и жизненным опытом… Мы и в контракте это укажем, — Гарвиц весь раскраснелся от натуги.

— Что укажете?

— Ваши особые полномочия. И девушкам вас представим. Все сделаем так, как нужно. Я приложу все усилия. Когда вы сможете дать нам ответ?

Ах, они и время на раздумье дают! Ну что ж…

— Через два дня. Но мой ответ будет зависеть…

— От суммы контракта! — перебил он. — Ну конечно, конечно!

Остальное время мы посвятили обсуждению финансовых проблем. На прощанье Гарвиц дал мне папку с фотографиями и короткими биографиями девушек.

— А это для вашей дочки, — он протянул мне увесистый пакет с рекламой «Шуман и сыновья». Пакет был холодным.

— Спасибо, Элиэзер. До встречи.

Рекламный автомобильчик ждал меня у входа, и так как с мороженым возвращаться в контору мне не хотелось, я попросила водителя отвезти меня в Разбойничий тупик на Самсоньевку — именно так, в вольном переводе с иврита, звучало название моей улицы.

ГЛАВА 2. ВОСЕМЬ ПРЕЛЕСТНИЦ

Дарья, одетая лишь в майку на три размера больше чем нужно, открыла мне дверь.

— Это тебе, — сказала я, протягивая ей пакет. — Сказали, передать лично, в собственные руки.

— Молодец, мамуля! — она чмокнула меня в щеку и вывалила на кухонный стол содержимое пакета. Во все стороны покатились стаканчики и брикеты в пестрых обертках. — Ну, этого мне теперь на неделю хватит!

— Смотри, не лопни, — предупредила я, но ее на кухне уже не было. Схватив пломбир, она удалилась в свою комнату.

Сняв туфли с двенадцатисантиметровыми каблуками, я с удовольствием растянулась на диване в гостиной, но тут же вскочила. Мороженое продолжало лежать на столе.

— Даша! — закричала я, надеясь, что она меня услышит из-за закрытой двери. — Спрячь мороженое в морозилку!

— Да, мам, кстати, — спросила Дарья, облизывая палочку от пломбира, — а зачем тебя туда звали?

— Они выбирают «лицо фирмы». Чтобы с их мороженным фотографировалась.

— Так значит тебя… — Дарья даже отставила палочку и с восхищением посмотрела на меня.

— Моя дочь! — радостно констатировала я и чмокнула ее в макушку. — Я подумала то же самое. Но выбирают не меня.

— А кого? — чуть ли не обиженно спросила она и продолжила прерванное занятие.

— Нашли восемь девиц, длинноногих блондинок и будут выбирать среди них.

— А ты?

— А я буду за ними присматривать. Как за тобой, — пояснила я.

Дарья отложила в сторону до блеска облизанную палочку, после чего эффектно повела плечами и выдала:

— Если ты за ними будешь смотреть как за мной, они у тебя через день в море попадают. Скажи спасибо, что у меня компьютер есть… Он для меня и нянька, и сторож.

Ну что поделаешь с этой современной молодежью?!

***

Теперь нужно было сообщить новость моему другу Денису Геллеру. Мы с ним мирно уживаемся, несмотря на то, что он моложе меня на семь лет, имеет склонность к резонерству. После того, как его мамочка вышла замуж и укатила с новым мужем в Америку, Денис стал после продолжительного рабочего дня на благо родной фирмы по программному обеспечению приходить ко мне, и я успеваю рассказать ему все, что приключилось со мной за ближайшие сутки.

Жизнь после отъезда «молодых» в свадебное путешествие упорядочилась. Утром контора и переводы, вечером телевизор и редкие выезды к друзьям, ночью интернет и секс. Рутина.

Новость Денису понравилась.

— Представляешь, — рассказывала я ему, — он так и сказал: «Нам вас порекомендовали…". Интересно, кто это мог быть?

— Да тебя весь город знает, — ответил Денис, ковыряя вилкой салат. — Наверное, нашлась добрая душа.

— Ужасно хочется поехать, — мечтательно сказала я и зажмурилась. — Совсем тут закисла.

Когда я разлепила глаза, то увидела, что он не ест, а смотрит на меня изучающим взглядом.

— Ты чего?

— Ох, Валерия, попадешь обязательно в какую-нибудь историю, — сказал он озабоченно. — Тебя же к морю близко подпускать нельзя, так и норовишь спрыгнуть.

Это он намекал на ту историю с яхтой, когда меня выкинули за борт. Но я же не сама треснулась, меня огрели по голове! Конечно, не стоило лезть в чужие документы, но это так, к слову. И вообще, дело прошлое.

— Ты совсем как Дарья рассуждаешь, — возмутилась я. — Она считает, что у меня девицы в море попрыгают, а тут ты еще… Нехорошие вы, уйду я от вас!

— Ладно, не кипятись, — миролюбиво заметил Денис. — Вот только на кого ты дочку собираешься оставить?

— А ты на что? — удивилась я. — Девка вымахала будь здоров, пятнадцать лет, сама сможет шницель в микроволновке разогреть. Инструкции по пользованию ключом, газом и телефоном знает с шести лет. Я наготовлю перед отъездом. Какие проблемы? Давай лучше посмотрим, с кем мне предстоит работать.

Сложив в раковину посуду, я раскрыла на кухонном столе папку с фотографиями конкурсанток.

— Цветник! — удовлетворенно прокомментировал Денис. — Слушай, а давай я вместо тебя поеду! Иврит я знаю, манеры у меня очень приличные, сама знаешь. Только вот рекомендации достану и вперед…

— Сейчас… — я замахнулась на него кухонным полотенцем. — Пусти козла в огород… Интересно, откуда ты достанешь эти самые рекомендации?

— Оттуда… — задумчиво пробормотал он, рассматривая одну фотографию. — Вот эта мне положительно нравится.

Девушка была роскошная. Не буду перечислять набившие оскомину штампы типа «ноги от ушей», тем более, что ног на портретном фото не было видно. Но вот глаза… Ярко-зеленые, с поволокой, они смотрели так пронизывающе, что я даже вздрогнула.

Совершенный овал лица, густая копна каштановых кудрей с рыжиной, и легкая россыпь веснушек в сочетании с умным серьезным взглядом делали из простой альбомной фотографии произведение искусства.

Но на Дениса ее глаза произвели иное впечатление.

— Смотри, Лера, как прекрасно выдержана цветовая гамма! Все эти оттенки зелени, терракоты и фона кофе с молоком классно смотрятся ну, хотя бы, по сравнению с этой, — он взял фотографию девицы с выбеленными волосами, вишневыми губами и курносым славянским носиком. Этакая Барби воронежского разлива. — Знаешь, будет жаль, если у моей красавицы на глазах окажутся линзы, а на носу нарисованные веснушки.

— Да кто же их специально рисовать будет? — удивилась я — Их же выводят лимонным соком и отбеливающим кремом.

— Э-э, подруга, не скажи, — возразил он. — Веснушки вызывают в мужиках стремление опекать беззащитную девочку. Признак детства.

Мне почему-то вспомнилась Ирка Сокирянская, моя однокурсница. У той лицо было, как яйцо пеструшки, в пятнах, величиной с копейку. Она жутко комплексовала, и ходила с вечно воспаленной кожей, втирая всякую гадость, вплоть до ртути. Ей кто-то сказал, что ртуть обладает отбеливающими свойствами. В конце концов, после долгих бесплодных усилий в борьбе с собственной внешностью, она вышла замуж за первого отличника нашего факультета. У него зрение было минус восемь, и Инку он считал писаной красавицей.

— А кто еще тебе здесь нравится? — спросила я, подвигая к Денису остальные фотографии.

— Вот эта неплоха, эфиопочка. Я представляю ее, облизывающую эскимо на палочке. Такое сплошное кофе с молоком. Очень сексуальное зрелище!

Темнокожая девушка состояла из одних глаз и кудряшек. В профиль — вылитая Нефертити. Повернув фото, я прочитала на обороте имя: Рики.

— Ее зовут Рики, — сообщила я Денису. — Рики-Тики-Тави. Очень мило.

— Все! — решительно сказал он и отодвинул от себя фотографии. — Остальные не стоят внимания. Пошли спать.

* * *

Своих подопечных я увидала только на «Афродите». У причала собралась толпа провожающих. Глаза слепило от фотовспышек, уши глохли от криков, музыки и шума механизмов. Казалось, полгорода пришли нас провожать. Все вместе очень напоминало декорацию знакомого фильма, и я машинально искала глазами фигуру сеятеля, разбрасывающего облигации государственного займа. Сеятель не появился, я опомнилась и, быстро пройдя паспортный контроль, очутилась на внешней палубе.

У поручней при входе стоял Гарвиц, который радостно бросился мне навстречу:

— Валерия, дорогая, вы уже здесь! Ценю вашу пунктуальность. Давайте, забрасывайте вещи в каюту и возвращайтесь. Девочек скоро привезут, — он произнес это таким образом, словно девочки были частью багажа.

Каюта оказалась небольшой, одноместной и очень уютной. У меня не было времени осматривать все хромированные и полированные штучки, поэтому я положила свой саквояж на застеленную кровать и вышла в коридор.

Мне тут же стало слегка не по себе. Еще никуда не тронулись, а голова уже закружилась, к горлу подступил противный ком. Я невольно пожалела, что ввязалась в эту авантюру — мой вестибулярный аппарат отказывался прилично себя вести.

На мгновение, закрыв глаза, я прислонилась к стене коридора, и почувствовала, что кто-то дотронулся до моего плеча.

— Вам плохо?

— Нет, все уже прошло, — ответила я, с усилием прогоняя темноту в глазах.

Передо мной стоял молодой человек в очках-консервах, закрывающих пол-лица. Они делали его похожим на шофера тех времен, когда автомобили еще называли самодвижущимися механизмами. Висевший на шее фотоаппарат с огромным объективом и оттопыренные жилетные карманы указывали, однако, на другую профессию.

— А я уже заволновался. — улыбнулся фотограф. — Ваша каюта на этой палубе?

— Да, — кивнула я, и от этого движения пол ухнул куда-то вниз.

— Держитесь, — подхватил он меня. — У вас самая настоящая морская болезнь. Надо ходить и не смотреть под ноги. Тогда привыкнете. Вам нужно куда-то идти? Хотите, я вас провожу?

— Да, если вам не трудно, — прошептала я. Как можно было забыть, что я поездки по морю на дух не переношу! Хотя с тех пор, как мой желудок исторг содержимое по пути из Гагр в Пицунду, прошло около двадцати лет, и надо было опасаться повторения истории. Влипла, Валерия.

Парень оказался настоящим рыцарем. Дотащив меня до моей каюты, он одной рукой сбросил мой саквояж на пол и уложил меня прямо на покрывало. Потом налил воды и протянул стакан.

— Спасибо, — пробормотала я, — вы очень любезны.

— Ну, что вы! Не вставайте, лежите, лежите…

— Мне надо идти. Меня ждет Гарвиц. Что я ему скажу?!

— Успокойтесь, — он положил мне руку на плечо. — Посадка только началась и продлится еще не менее часа, так что вы успеете еще оклематься и попасть к сходням. Мне тоже надо быть там, так что я вас оставлю ненадолго и схожу.

— Да-да, разумеется, — отозвалась я, — идите…

Фотограф осторожно прикрыл за собой дверь и бесшумно исчез. Я скинула туфли. Ощущения были, будто я лежу на водяном матрасе и тихо дрейфую в неизвестном направлении.

Тошнота накатывала волнами, и мне нельзя было валяться, как вдруг дверь распахнулась, и в каюту ворвалось пушечное ядро по имени Элиэзер Гарвиц:

— Валерия, что же вы меня не предупредили, что вам нужен каопектит?!

— Чего мне нужно? — удивилась я.

— Лекарство от морской болезни, — пояснил он. — Регулирует вестибулярный аппарат, снимает ощущения тошноты, антидепрессант. Все голливудские звезды им пользуются. Вот, возьмите.

Он протянул мне маленькую белую упаковку и присовокупил:

— Примите сейчас одну и держите всегда при себе. Лекарство может понадобиться девочкам. Не хватало еще, чтобы они были зеленые, как утопленницы. Если кончится, возьмите в судовой аптеке. Там оно есть всегда.

Гарвиц удалился на боевой пост рядом с главным трапом, а я, приняв таблетку, полежала еще с четверть часика, и вдруг поняла, что мне уже хорошо.

Резво вскочив на ноги, я схватила сумочку, и выскочила из каюты. И не напрасно. Могла бы пропустить самое интересное.

На пристань въехал кортеж. В кильватере полицейской машины с мигалкой медленно двигался белоснежный как сливочное мороженое автобус, весь разукрашенный рекламой фирмы «Шуман и сыновья». За ним следовали два роскошных автомобиля представительского класса. «В одном — Шуман, в другом — сыновья», — решила я. Завершала процессию еще одна полицейская машина.

Совершив изящный пируэт, машины замерли как вкопанные. Двери автобуса медленно подались в сторону.

— А сейчас вылетят птички… — пробормотала я.

Птички, то бишь, конкурсантки издали выглядели тонкими яркими соломинками с разноцветными метелками на головах. Они рассылали публике на пирсе воздушные поцелуи, в воздухе сверкали блицы. Не хватало только криков «Ура!» Зато свисту было предостаточно.

Спохватившись, я вытащила из сумки очки и водрузила их себе на нос. Картина стала отчетливой. Но различить девушек я так и не смогла, несмотря на то, что видела их портфолио.

За всей этой суматохой никто не обращал внимания на полного человека в светлом костюме, вышедшего из лимузина в сопровождении дамы. Вид ее напоминал продукцию торгового дома «Шуман и сыновья». Она вся выглядела как мороженое крем-брюле — розовое платье, кремовая шляпка.

Несмотря на нежность и воздушность, дама, выбравшись из лимузина, тут же цепко ухватила мужа под руку. В том, что я имела честь лицезреть именно госпожу Шуман, сомневаться не приходилось.

Супружеская пара остановилась и подождала, как весь цветник приблизится к ним. Все кланялись, улыбались, здоровались за руку. При всей близорукости, я не могла не заметить кислую дежурную улыбку на лице мадам Шуман. Еще бы, отпускать мужа в плавание одного с такими красотками.

— Он для нее купил дом моделей, — громко сказала около меня одна девушка другой. — Называется «Ровена». Представляешь, эта «Ровена» считает себя модельером «от кутюр», а сама носит шляпки с вишенками!

— Говорят, она до замужества была театральной костюмершей.

Обе захихикали.

— Я посмотрю на вас, как вы будете смеяться, когда на вас наденут платья не «от кутюр», а «от мадам Шуман»! — сказала высокая рыжеволосая девушка.

— Шарон, это правда? — удивились собеседницы.

— А вы что, контракт не читали? — презрительно оттопырив нижнюю губу, ответила Шарон. — Там же четко написано, что все наряды, которые мы будем надевать на конкурсе, потом останутся нам. Будет наш начальник тратиться! Жене прикажет, ее мастерицы сошьют. А носить эти «от кутюр» для пугал нам придется…

Тем временем исполнение этикета заняло не более минуты, Шуман поцеловал жену в подставленные губы. Уже из окна лимузина она смотрела, как муж медленно и важно поднимался по трапу.

На палубе к владельцу фирмы подскочил вездесущий Гарвиц:

— Господин Шуман, добро пожаловать на «Афродиту», — словно огромный корабль был в полном его распоряжении.

Шуман что-то буркнул под нос и уставился на меня. Возникла пауза. Я не могла выдавить ни слова.

— Позвольте представить вам, господин Шуман, госпожу Валерию Вишневскую, — пришел мне на помощь Элиэзер. — Валерия — наш координатор по общественным связям.

Вот уж не знала, что моя должность на этот раз будет называться именно так.

На лице хозяина ничего не отразилось. Он бросил мне:

— Следите, чтобы они высыпались, — и прошествовал дальше.

Класс! Я подивилась про себя точности формулировки. Если мои подопечные будут спать, как следует, и притом в своих каютах, то у них будет цветущий вид. Вероятные ночные скандалы станут невозможными. Не зря у этого господина огромная фирма. Умеет ухватить суть…

Тем временем девушки, отстрелявшись на пирсе, поднимались по трапу на корабль, причем делали это крайне медленно: они останавливались на каждой ступеньке, позировали, усиленно махали руками и рассылали воздушные поцелуи. Так как последняя ступенька была выше предыдущих, а шли они исключительно спиной к кораблю, то на самой вершине их подхватывал матрос, и аккуратно ставил на палубу. Матросу эта работа ужасно нравилась, и, судя по его виду, он сожалел, что девушек было всего восемь.

Наконец я встретилась со своими подопечными. Как назло, вспомнилась фраза из журнала «Вог»: «Хочешь эффектно выглядеть — заведи безобразную подружку!» В данной ситуации все было наоборот.

Отбросив в сторону ненужные мысли (Валерия, ты на работе!), я произнесла бодрым голосом:

— Девочки, пойдемте, я покажу вам ваши каюты, — Элиэзер вместе с лекарством от тошноты вручил мне четыре ключа.

Девицы гуськом последовали за мной, оживленно переговариваясь, и я сразу стала похожа на мою любимую Раневскую — мачеху из «Золушки»: «За мной, мои крошки!»

Четыре двухместные каюты располагались друг против друга, через несколько дверей от моей. Девицы начали возбужденно обсуждать, кто с кем будет жить. Рыжеволосая стояла поодаль со скучающим видом и не вмешивалась в споры. Наконец, все утряслось, и конкурсантки разбрелись по каютам.

Пусть устраиваются, а я приберу у себя, и потом пойду знакомиться с ними поближе. В конце концов, должна же я знать, у кого из девушек проблемы с разговорной ивритской речью…

В каюте у меня царил полный раздрай. Постель смята, будто на покрывале долго и упорно кого-то насиловали. Из чемодана, небрежно сброшенного на пол, свисали колготки. Моя сумка-портфель валялась раскрытой на столе. Из нее высыпались бумаги.

— Господи! — воскликнула я в сердцах. — Неужели этот разгром произошел только из-за того, что мне поплохело в течение пятнадцати минут. Тут же люди были! Гарвиц видел этот бардак. Что он обо мне подумает?

Уборка заняла немного времени. Распихав вещи во встроенный шкаф, я уселась в кресло, и дала себе минутную передышку. Решив, что пришло время подробнее поговорить с девушками, я потянулась за портфелем, чтобы просмотреть портфолио восьми кандидаток. К современной молодежи надо идти во всеоружии, иначе острые на язычок девицы не будут меня слушаться.

В портфеле я рылась долго. Папки с восемью автобиографиями и фотографиями не было. Может я засунула ее в чемодан? Но в чемодане, стоявшем на нижней полке шкафа, лежала только пара моих запасных туфель.

Я схватила свой сотовый.

— Дарья, ты дома? Очень хорошо! Посмотри, пожалуйста, нет ли дома папки, прозрачной такой, с фотографиями девушек?

— Где смотреть? — откликнулась дочь сонным голосом.

— Ну, на столе посмотри, возле компьютера, везде. Я перезвоню.

Даже если бы дочь нашла эту папку, это говорило бы только об одном: я растяпа, и мне нельзя доверять серьезные поручения. Помню, в Турции, оставила билеты на самолет на тумбочке около гостиничной кровати. Хорошо, что у двери спохватилась. А в гостинице на Мертвом море забыла блок питания для сотового. Так и торчал в розетке…

Когда процесс самобичевания закончился, я снова позвонила домой:

— Нашла?

— Нет, мам, нет твоей папки.

— А ты хорошо искала? — моя дочь никогда не могла ничего найти. Все, что она теряла, отыскивалось само или пропадало бесследно. И то, что она не смогла отыскать мою папку, еще не говорило о том, что папки в доме нет…

— Хорошо! — ответила она обиженно. — Звонил Денис, я его спросила, и он сказал, что сам положил папку тебе в портфель! А меня мучаешь!

— Ладно, — смирилась я, — извини. И не спи так долго. Сделай себе корнфлекс с молоком. Бай!

ГЛАВА 3. ДЕВУШКИ ПОКАЗЫВАЮТ ХАРАКТЕР

Раздался низкий долгий гудок и корабль завибрировал. Я поспешила на палубу, чтобы присутствовать при отплытии.

Стайка моих цыплят уже свисала с поручней, и активно махала крылышками. Возле них вились несколько парней в возрасте от двадцати пяти до шестидесяти. Как я поняла, языковой барьер там рядом не стоял. Все оживленно переговаривались на жуткой смеси иврита и русского, вставляя английские словечки и арабский сленг, помогая себе при этом руками.

Но мне-то платили зарплату! И если не за перевод, то за то, создание вокруг девиц атмосферу пристойности… Решительно направившись к радостной толпе, я поправила очки на носу и оттерла одного слишком прилипчивого ухажера. Он как раз прижимал к себе пышногрудую брюнетку и жарко шептал: «Я буду болеть только за тебя!» Брюнетка довольно повизгивала, не переставая махать пестрым платком.

— Девушки, — сказала я строго, как только могла, — пойдемте со мной, нам надо обсудить планы на сегодняшний день.

— Мадам, — обратился ко мне другой повеса, с болтавшейся на шее карточкой «Пресса», — зачем вы уводите от нас эти прелестные создания? Лучше присоединяйтесь к нам! Мы будем рады…

— Благодарю за приглашение, но мои подопечные вверены мне, и я отвечаю за их состояние, — чопорно ответила я. — Вечером приходите в концертный зал на шоу.

Откуда у меня такие интонации? «Небесных ласточек» в детстве насмотрелась!

Девицы поскучнели и направились за мной. Я страшно жалела, что со мной нет заветной папки, так как не надеялась на свою память. Хорошо, что программа круиза с перечнем мероприятий, в который входили помимо шоу «Лицо фирмы» еще и прогулка по греческим островам, пресс-конференция и концерт артистов эстрады, была со мной.

Мы расположились в небольшом холле в конце коридора на мягких диванчиках. Девушки расселись попарно, так как заняли места в каютах. Я сняла очки, достала блокнот и сообщила строгим голосом:

— Меня зовут Валерия Вишневская, и я на время круиза являюсь вашим координатором. Сейчас мы познакомимся поближе, а пока хочу напомнить, что вы все подписали контракт, в котором перечислены правила вашего поведения. Смею вас заверить, что это не просто слова, а образ действия. Вы, дорогие девушки, здесь не для отдыха, а для работы.

— Мы читали контракт, — капризно протянула кудрявая шатенка в зеленом мини платье. — Там столько разных ограничений: туда не ходи, сюда не смотри, после мероприятий в баре не оставайся, а сразу в постель. Драконовский контракт какой-то! И работа светит только одной из нас, а страдать всем!

— Вот с тебя, дорогая, и начнем. Расскажи о себе, — прервала я ее недовольство.

— А разве у вас не написано? — возразила она.

— Написано, но, хотелось бы, чтобы другие девушки тоже знали друг о друге больше. Начинай.

И я улыбнулась как можно дружелюбнее.

— Меня зовут Галья, — ответила шатенка и встряхнула непокорными кудряшками. — Мне двадцать лет, и три месяца назад я демобилизовалась. Служила в погранвойсках. Мои родители приехали со мной из Болгарии пятнадцать лет назад.

Я с интересом взглянула на нее. Ведь только в погранвойсках девушки наравне с мужчинами несут боевую службу.

— Кем ты хочешь стать?

— Манекенщицей. Причем исключительно международной. Мне очень нравятся «от кутюр» Валентино. И у меня есть диплом школы манекенщиц.

— Замечательно! — я сделала заметку в блокноте. — Теперь пусть твоя соседка расскажет о себе.

— Яэль Бар-Леви, — сказала она. Это была тонкая хрупкая брюнетка с огромными миндалевидными глазами и смуглой кожей. Вылитая Суламифь, принцесса Карфагена. — Мои родители из Йемена, мы даже в родстве, правда, в дальнем, с Офрой Хазой. Мне девятнадцать лет, сейчас, вместо армии, служу волонтером в больнице.

— Похвально, — я и перевела взгляд на соседний диванчик. Пышненькая брюнетка открыла рот:

— Меня зовут Катя, я с Украины, из Харькова, приехала восемь месяцев назад, — девушка говорила на иврите с ошибками, и я поняла, что это одна из тех, кому надо будет переводить на шоу. Хотя, судя по сегодняшнему эпизоду на палубе, недостаток языка совершенно не мешал общению с противоположным полом.

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать. Сейчас учусь на курсах иврита. А сюда попала по объявлению в газете. Мне Мири помогает с языком, — и она кивком указала на свою соседку.

Ею оказалась та самая платиновая Барби, которую отверг Денис. Она сидела, откровенно любуясь собой. Ножки перекрещены, носочки вытянуты, на пухлых вишневых губах презрительная гримаса. Эта девица ощущала себя королевой.

— Мири, а что ты нам расскажешь? Есть ли у тебя планы в жизни?

Она деланно улыбнулась, обнажив меленькие, как у ребенка, зубки:

— Победить на этом конкурсе, потом выиграть мисс Израиль, потом стать мисс мира.

— Всего-то… — усмехнулась зеленоглазая девушка.

Она пробормотала это себе под нос, и сидящая рядом с ней кофейная красавица удивилась:

— Что ты сказала, Шарон?

— Ничего…

— Между прочим, — вступила в разговор девушка справа от меня, — хоть ты, Мири, и хочешь стать первой, это не дает тебе права занимать Адольфа!

— Сколько хочу, столько и занимаю, — огрызнулась «Барби». Она даже позы не переменила. — Тебе, с твоими волосинками, все равно у Адольфа делать нечего!

— Подождите, подождите, — остановила я их. — Какой Адольф? О чем это вы?

— Наш парикмахер, — пояснила девушка справа. — Он, по контракту, занимается нашими прическами, но Мири постоянно заставляет его работать только над ее головой. У нее просто патологическая страсть к этому напомаженному гомику. Она думает, что если он подольше будет над ней виться с горячими щипцами, то она станет Мерилин Монро…

— Как тебя зовут? — спросила я, удивленная сарказмом в голосе девушки.

— Линда, — ее голову действительно украшал светлый ежик с реденькой челкой, но девушку стрижка совершенно не портила, наоборот, придавала ей стильность и изящество.

— Как вы успели уже не поделить Адольфа?

— А она себя так вела уже на отборочном туре. Думает, если ее Шуман привел, так ей все можно?

— Подожди, — остановила я ее, — мы здесь, чтобы познакомиться, а не выяснять отношения.

— А мы уже давно знакомы, — пожала плечами девушка, сидящая рядом с Линдой. — Только вы нас не знаете. Я — Ширли, ученица двенадцатого класса, из Иерусалима. Линда из Тель-Авива. Мы с ней еще на прошлом конкурсе познакомились.

И она тряхнула пышной копной темно-каштановых кудряшек.

— Тогда позвольте, я задам еще несколько вопросов. Только для себя. Хорошо? — улыбнулась я.

— Меня зовут Рики, — тихо сказала эфиопка. Она посмотрела на меня глазами лани. — Меня привезли во время «операции «Соломон». Я хочу быть учительницей.

Десять лет назад израильские ВВС вывезли из осажденной Аддис-Абебы несколько тысяч эфиопских евреев. Люди в белых бурнусах шли в темноте по летному полю, заходили внутрь огромных военных транспортировщиков, чтобы прибыть на землю обетованную. Они не знали грамоты, не видели никогда в жизни самолетов, жили в саманных хижинах в пустыне, но знали: происходит чудо, и скоро они будут в стране, где нет смерти, и где все счастливы. Где царь Соломон познал их прародительницу — царицу Савскую и она родила первого царя Абиссинии, и от которого ведет род их свергнутый монарх.

Действительность оказалась совсем не такой ласковой и счастливой, как им верилось. Эфиопских евреев расселили по общежитиям, их учили ивриту и пользованию электроприборами, но переход из каменного века в двадцатый для многих оказался непосильным. Не находящие себе места в этом новом мире люди втянулись в наркотики, участились случаи самоубийства от тоски, а также насилия над близкими. Из районов, где государство покупало им квартиры, стали убегать жители, продавая свои дома за копейки — цены стремительно ползли вниз.

Апофеозом стал случай с «эфиопской кровью». Во время массовой сдачи крови солдатами, один парень заметил, что на пакете с только что сданной им кровью, медбрат написал «Эфиопия» и отложил порцию в сторону.

Солдат рассказал об этом члену Кнессета от эфиопской общины, и разгорелся скандал. В Иерусалиме произошло кровавое столкновение десятков тысяч эфиопов с полицией. Горели машины, демонстрантов разгоняли из брандспойтов.

На телевидении шли нескончаемые дебаты на тему: прав или нет министр здравоохранения, что отдал приказ уничтожать кровь эфиопов. Приводились страшные данные о том, что четверть общины заражена СПИДом и ботулизмом. Министр, защищаясь от нападок, в прямом эфире предложил перелить желающим эфиопскую кровь. На вопрос одному из членов Кнессета, особенно активно громившего расистское постановление министра, хотел бы он, чтобы его дочь вышла замуж за эфиопа, тот воскликнул «Я был бы горд!». И тем самым показал свою сущность: если человек не расист, то ему абсолютно все равно, какого цвета избранник его дочери.

После этого случая общество встрепенулось. То, что Израиль погряз в противоречиях, и теория «плавильного котла» себя не оправдала, догадывались давно, но именно сейчас у всех общин появился чувство осознания корней. Если раньше все считали себя нивелированными «строителями нового общества», то сейчас на первое место вышла гордость за свою непохожесть на других. Как грибы росли разные землячества и кружки любителей испанского, болгарского и других языков. Русский театр стал лучшим в Израиле, а молодые эфиопы обоего пола заплели волосы в мелкие косички и начали подражать в одежде и манере поведения афро-американцам, также идеализирующим культуру черного континента. Никто не хотел быть просто евреем. Каждый хотел показать свою индивидуальность. Поэтому девушки и добавляли при рассказе о себе, откуда они, или их родители, родом.

— Это замечательно, Рики, что ты хочешь стать учительницей, — искренне ответила я ей и обратилась к рыжеволосой красавице. — А ты? Что ты расскажешь о себе?

— Меня зовут Шарон, — ответила она и замолчала.

— Это мы знаем. Продолжай.

— Не хочу, — спокойно сказала она.

«О, — подумала я, — в этом кино мы уже были. Метод профессора Преображенского действует на все сто!» Поэтому я не спросила, почему Шарон не хочет говорить. Это за меня сделали девушки.

— Ну, почему? — допытывали они ее.

— Не хочу, — повторила Шарон с той же интонацией.

— Это нечестно, — Катя надула губы. — Мы все рассказывали, а она что, лучше других?

— Кэт, либо ты неумна, либо считаешь себя хуже меня. В обоих случаях твоя позиция ведет к провалу, — Шарон встала, показывая тем самым, что встреча закончена.

Поднялись и остальные девушки. Все разбрелись по своим каютам. Пошла и я.

Разбирая вещи, я не переставала гадать: кто она эта Шарон, откуда, чем занимается? Видно, что она старше остальных девушек. Нет, Линде, наверняка, больше лет. И в том, что она смотрела «Собачье сердце» я сильно засомневалась. Иврит у рыжеволосой незнакомки был великолепный.

— Вот вы где! — вдруг послышались голоса, и в наш тупичок в конце коридора ввалилась целая группа журналистов и фотографов. — Нехорошо, Валерия, прячете от нас таких девушек!

— Можно подумать, если бы я прятала не таких, а других, вы бы отстали, — фыркнула я.

Мои подопечные уже вовсю позировали, призывно глядя в объективы, и отвечали на идиотские вопросы: «Любите ли вы фисташковое мороженое?», «Что вы будете делать с главным призом?»

— Куплю на него мороженого и сделаю ванну, — ответила Шарон назойливому журналисту. У него на шее висела бирка с фотографией и надписью «Константин Блюм».