Бесплатный фрагмент - Джордж Гершвин. «Порги и Бесс»

Николай Надеждин

«Маленькие рассказы о большом успехе»

Джордж Гершвин
«Порги и Бесс»

2024

Введение

Не имея музыкального образования (чем хвастаться, наверное, не следует), я люблю музыку по-дилетантски. То есть слушаю то, что мне нравится. Что слушают миллионы таких, как я.

В моей личной коллекции множество современных композиций всех жанров и направлений (мой старый приятель называет эти штуки старомодным словечком «буги-вуги», которое мне кажется ужасно смешным — речь-то о рок-н-ролле, соуле, регги и прочей вышедшей из моды музыке). Есть и классика — Рахманинов, Бетховен, Верди. И ещё несколько десятков имён, приводить которые вроде как нескромно.

Всю жизнь мне хотелось приобщиться к классической музыке — хотя бы для того, чтобы ощущать себя интеллигентным человеком. Но получалось с трудом. Оказалось, что слушать серьёзную музыку — это не столько развлечение, сколько работа. Требуется и определённый настрой, и, главное, определённые знания. А где эти знания взять при нашем пролетарском воспитании?

И стал я собирать классическую музыку в современной обработке. Например, записи Лондонского симфонического оркестра, который играет классику, как поп, а поп, как классику. Звучит забавно и познавательно. Или головокружительные эскапады Ванессы Мэй, что играет на «электрической скрипке» из чистой благородной пластмассы (Страдивари отдыхает).

Так вот и добрался до Гершвина. И оказалось, что выкрутасы поп-симфонистов мне совершенно ни к чему. Нужен лишь Гершвин. А рядом — Рахманинов, Бетховен, Верди. И все те, перечислять которых я постеснялся.

С Гершвина всё началось. Им и продолжается…

1. Нью-Йорк, Бруклин

Америка — страна эмигрантов. Здесь, по ту сторону Атлантики, нашли свою судьбу миллионы граждан Великобритании, Франции, Германии. Люди со всего света приезжали в Соединённые Штаты в надежде устроить жизнь, добиться успеха, обрести счастье. Много здесь и наших бывших соотечественников — выходцев их России.

Принято считать, что основная волна эмиграции из России в США пришлась на послереволюционные годы, когда из охваченной пламенем гражданской войны страны за границу бежали сотни тысяч россиян. Но на самом деле всё началось гораздо раньше. Ещё в конце девятнадцатого века из России в Америку двинулись первые переселенцы — так называемая первая волна экономической эмиграции. Эти люди, в основном, выходцы из еврейских местечек, понимали, что в старой России их шансы подняться и встать на ноги довольно невелики. В России действовали серьёзные ограничения на образование и экономическую деятельность для лиц не православной веры.

В начале 1890-х годов в США на постоянное местожительство приехали две еврейские семьи — Гершовицев из Санкт-Петербурга и Брускиных из Одессы. Обе семьи чрезвычайно бедные. Обе с подросшими детьми. Обе осели в Нью-Йорке, не имея средств двинуться вглубь Америки.

В 1895 году юный Мойша Гершовиц познакомился с молоденькой Розой Брускиной. И после не особенно роскошной еврейской свадьбы в благословенной Америке появилась новая эмигрантская семья. После натурализации (изменения имени на более привычное в англоязычной Америке) Мойша Гершовиц превратился в Мориса Гершвина, а Роза осталась Розой, но уже Гершвин, а не Брускиной… Кстати, фамилия родителей будущего композитора звучит точно так же — Гершвин, да пишется по-другому. У родителей было Gershvin, а у Джорджа — Gershwin. Всего одна буква, а выглядит чуточку иначе.

2. Ресторан в Ист-Сайде

Люди работящие, предприимчивые, смотрящие в будущее с оптимизмом, Гершвины (которые для своих соотечественников-единоверцев так и оставшиеся Гершовицами), обосновались в Нижнем Ист-Сайде, районе Манхэттена, который в те годы был местом проживания бедных иммигрантов из Европы, а потом был заселён пуэрториканцами и чернокожими американцами из южных штатов. Здесь, в неотличимом от других многоэтажном кирпичном доме, Гершвины и поселились. А потом арендовали квартиру первого этажа, в которой открыли небольшой ресторан.

Ох уж эти ресторанчики старого Манхэттена… Русские, евреи, чехи, поляки — кого тут только не было. Отвлекаясь от нашей истории, заметим, что «русские» рестораны Нью-Йорка (в кавычках, поскольку в Америке всех выходцев из России считают русскими) всегда пользовались огромной популярностью. И еда несколько иная, чем в традиционных американских «забегаловках», и обслуживание, и музыка. К примеру, другой выходец из России, писатель Айзек Азимов, на протяжение десятилетий раз в неделю посещал русский ресторан, чтобы съесть тарелку любимого русского холодца. Не немецкого зельца, не какого-то французского заливного, а именно русского и именно холодца.

Холодец подавали и в ресторане Гершвинов, с тем лишь отличием, что здесь не особенно жаловали свинину (её готовили лишь по специальному заказу). И холодец делали сугубо еврейский — из курочки. Но это был… божественно вкусный холодец.

3. Маленький Яша

6 декабря 1896 года Роза Гершвин родила первенца — мальчика, получившего имя Айра. Это тоже американизированное имя. По-настоящему, по-еврейски, старшего брата великого американского композитора, в будущем блистательного поэта звали Израэль Гершовиц. А в Америке (и во всём мире, разумеется) его знают как Айру Гершвина.

Прошло два года, и Айра получил от родителей «подарок» — младшего братишку, которого назвали Джорджем. Опять же, на американский лад, на самом деле мальчика звали Яшей или Джейкобом Гершовицем. Яша родился 26 сентября 1898 года.

На этом Гершвины не остановились. 14 марта 1900 года на свет появился третий сын Гершовицев — Артур. А шестью годами позже, 26 декабря 1906 года, родился последний ребёнок — дочка Френсис, которую все звали Фрэнки — как мальчика. Очень уж папаша Моррис мечтал о четвертом сыне, да и девочке был несказанно рад — Фрэнки досталось едва ли ни больше любви, чем её братьям, поскольку её нянчили не только старики, но и родные мальчишки.

Попутно заметим — дети у Гершвинов получались очень одарёнными. Айра стал поэтом. Джордж — великим композитором современности. Фрэнки — певицей и композитором, женой скрипача, изобретателя и бизнесмена Леопольда Годовского. И только Артур остался обычным человеком. Он пытался писать музыку (что в такой семье совершенно понятно), но особого успеха не добился. Артур продолжил родительское дело и прожил жизнь честного труженика… Разве этого мало?

4. Семья

Как, в каких семьях появляются гении? Часто вопреки обстоятельствам, преодолевая неимоверные трудности и удручающую нищету. Часто случается иначе — в семьях благополучных, обеспеченных, в атмосфере всеобщей любви. С Гершвиным случилось последнее — он вырос в обеспеченной семье и был окружён добротой и заботой.

Это была «правоверная» иудейская семья, основанная на патриархальных принципах. Первым делом отец с матерью работали, чтобы выучить старшего сына. Потом сосредотачивались на воспитании и обучении второго мальчика. И так до тех пор, пока не были пристроены все четверо малышей.

В то же время Гершовицы были семьёй современной, в достаточно степени американизированной, чтобы не устраивать трагедии из самостоятельности второго сына Яши… Ну, представьте себе — приходит к вам пятнадцатилетний сын и заявляет, что намерен бросить школу, дабы устроиться музыкантом. Какой музыкант, боже ты мой? Ни образования, ни глубоких познаний. А у родителей какое-никакое дело, которое способно обеспечить не только школу, но и приличный университет. Учись, сынок… А сынок настаивает на своём. Большой такт нужно иметь и большое сердце, чтобы понять ребёнка и принять его решение. Непростое, заметим, решение. И очень рискованное.

У Джорджа Гершвина было счастливое детство — об этом говорил он сам. Счастливое, сытое, благополучное. И достижения его в области музыки — оттуда, из детства.

5. Айра

С Артуром у Яши особо близких отношений не сложилось. Они были близки ровно настолько, насколько могут быть близки старший брат с младшим, если их не связывают общие увлечения и игры. А вот с Айрой и Фрэнки ситуация совершенно другая.

Сначала о Фрэнки. Уже будучи взрослым и даже успешным человеком, большим любителем женщин (а Гершвин вёл достаточно беспорядочную сексуальную жизнь, чем и прославился в музыкальных кругах, как неисправимый циник и любитель плотских удовольствий), Джордж всячески опекал младшую сестру. Их разделяли восемь лет возраста — в детстве разница просто катастрофическая (в том плане, что поиграть вместе никак не получалось). Но восемь лет много и для взрослых людей.

Так вот, посещая притоны и заводя самые разнузданные интрижки, Джордж зорко следил за «моральным обликом» сестры. Он устраивал скандалы из-за слишком короткой на его взгляд юбки (подол должен скрывать щиколотки), из-за слишком эмансипированного поведения, из-за неосторожно оброненной фразы. Удивительно, что Фрэнки не возненавидела своего заботливого братца. Напротив, она относилась к Джорджу с большой нежностью.

А что касается Айры, то он был старшим братом только до той поры, пока не осознал, что Яша — необыкновенно одарённый мальчик. И осознав это, ушёл в тень Джорджа, став его соавтором и компаньоном. Вообще же Айра был не просто ближайшим родственником, он был лучшим другом собственного брата. Удивительный союз двух очень талантливых людей.

6. Непоседа

Четверо детей и все очень разные. Айра был сосредоточенным, рассудительным, серьёзным, но с потрясающим чувством юмора и очень верным в дружбе и родственных связях. Артур — мальчик сам в себе, скрытный, медлительный, мечтательный. Френсис — девочка-сорванец. Ей и Джорджу доставалось больше всего. Они были единственными, по попам которых прохаживался отцовский ремень (чисто символически, конечно, папаша Морис в детях своих души не чаял). Фрэнки могла устроить такое, что старики, вернувшись с какой-нибудь прогулки, хватались за голову — весь дом вверх дном.

Но Яша был ещё живей, ещё непоседливей. Он мог так нахулиганить, что папаше Гершовицу приходилось извиняться перед посетителями ресторана. Несмотря на грозные окрики и отцовский ремень, Яша носился по залу, цеплял посетителей, вёл себя, как избалованный мальчишка… Он и был избалованным. Из всех детей Гершовицей Яша был самым красивым. В детстве — сущий ангел, во взрослой жизни очень, очень красивый мужчина. Перед Джорджем не могли устоять самые эффектные красавицы Америки. И он, конечно, об этом никогда не забывал.

Но тогда, в начале девятисотых годов, Яша был ещё подвижным темноволосым мальчишкой, большим проказником и постоянной головной болью своих родителей. «Где Яша? Господи, где этот сорванец?». «Успокойся, Роза, он во дворе…». «Он не просто во дворе, Мойша. Он на дереве во дворе. А это, согласись, совсем другое дело!».

7. «У него нет никаких талантов»

Самое поразительное, что до 1910 года, когда Яше исполнилось 12 лет, матушка Роза и Морис Гершвин были уверены, что из второй сын не обладает какими-либо талантами. Яша учился в школе, но из-за непоседливости и невнимательности вечно не успевал. Папаше Морису приходилось ходить в школу и выслушивать учителей, жалующихся на проказы сына. В конце концов кто-то из преподавателей в сердцах заявил, что Яшу непременно ждёт тюрьма… Этот безвестный учитель попал в самую точку. Прошло всего двенадцать лет, и этому безответственному мальчишке рукоплескали лучшие музыканты Америки. Его музыкой заслушивались гранды композиции и простые слушатели — тысячи слушателей, а потом и миллионы.

Каким же надо быть невнимательным человеком, чтобы не разглядеть в маленьком сорванце великий музыкальный талант… Но ладно — музыкальный, для его реализации нужен, как минимум, инструмент. Но Яша Гершовиц ещё и великолепно рисовал. Да, Джордж Гершвин был очень хорошим рисовальщиком. До настоящего художника не дотянул лишь потому, что не получил абсолютно никакого художественного образования. Он и музыкального образования не получил, но всё же постоянно, всю жизнь, учился. А рисовал лишь по настроению, сам относясь к своему увлечению лишь как к хобби.

И ещё… Будь он бесталанным, мы многого бы не узнали. А Гершвин был ещё и талантливым читателем и большим любителем поэзии. Вроде бы талант так себе, но на самом деле умение сопереживать синхронно с писателем, воспринимать художественное слово — тоже дар. И не такой распространённый, как может показаться.

8. Звуки скрипки

В 1910 году в жизни Яши Гершовица произошло знаменательное событие. Он впервые в жизни услышал музыку…

Нет, музыку он, конечно, слышал и раньше. Нью-Йорк город музыкальный, весёлый. Музыка здесь звучит постоянно — на шумных улицах Манхэттена, возле баров и ресторанов, возле музыкальных магазинов, в парках и в местах публичных увеселений. Но дело в том, что мальчик услышал настоящую музыку. Щемящие звуки одинокой скрипки, виртуозные и чуть неправильные — кто-то за окном разучивал пьесу Паганини, да у него, у этого неведомого музыканта, не особенно получалось.

Мальчишка так разволновался, что бросился домой и… не смог рассказать матери, что, собственно, с ним приключилось. Джорджа душили непонятные переживания. Из глаз лились слёзы. А он лишь невнятно что-то лепетал, пугая мать. И не мог ничего рассказать.

Тогда в его голове родилась мысль, что музыка — это некий универсальный язык, которому не нужны слова. Язык, способный поведать о человеческих переживаниях, трагедиях и радостях, без несущественных деталей, сразу о главном. Как хорошая картина — взглянешь раз, и тебя охватывает невыразимое горе или такая же невыразимая радость. И невозможно объяснить свои чувства — просто не хватает слова. А музыки — хватает…

В тот день Яша дал себе слово выучиться играть. На чём? Да на чём-нибудь. Дело-то не в этом. Дело — в самой музыке.

9. Пианино

Это обещание так бы и осталось очередной забытой детской клятвой. Мало ли мы обещаем себе в юные годы? Слушаться маму, которая огорчается. Есть меньше сладкого. Не курить, как отец, чтобы не стать таким же старым. Не вытирать руки о скатерть. Выучить таблицу умножения. Не дергать девчонок за косички… Большинство этих обещаний не выполняются. И вспоминаются случайно, много лет спустя, становясь поводом для светлой печали по прошедшему детству.

Но с Джорджем случилось необыкновенное. Родители купили пианино… Не для Джорджа, а для старшего брата Айры. Матушка вдруг узрела в Айре музыкальный талант. И талант этот, действительно, был. Только сам Айра этого не знал. И как все мальчишки, которых усаживают за инструмент, всячески сопротивлялся. Ну, какое может быть пианино, если на улице ждёт толпа приятелей?

Наверное, так же отреагировал бы и Джордж. Да только матушка Роза и не думала учить Яшеньку игре на фортепиано. Зачем, если у мальчика нет таланта?

И вскоре началось необыкновенное — то, чего от среднего сына никак не ждали. Пианино брата стало любимой игрушкой Джорджа. Не Айра, он садился за пианино и днями напролёт играл гаммы. И не только гаммы, он с первых недель пытался импровизировать, подыскивать звуки, которые были похожи на те, которые он слышал за окном. Звуки скрипки. Звуки черного джаза, игравшего в каком-то кабачке в Гарлеме, куда парнишку завели неведомые пути толпы малолетних друзей. Он забрёл в Гарлем, когда ему было всего шесть лет. И услышал там музыку, к которой возвращался всю жизнь. Это был негритянский регтайм.

10. Первые звуки

Сначала Джордж просто забавлялся. Он тренькал на пианино брата, пугая матушку Розу тем, что расстроит дорогой инструмент. Про это, про нарушенную настройку, постоянно говорил приятель отца, который сам играть не умел, но точно знал, что еврейский мальчик из порядочной семьи должен уметь играть на скрипке или на худой конец на пианино. При этом имелся в виду Айра, а не Яша, который был оболтусом и музыкальным талантом не обладал.

Впрочем, вскоре матушка изменила своё мнение. Расслышав в треньканье Яши что-то почти связное, она решила поговорить с мужем.

— Мойша, ты слышал, как играет наш Яша?

— А он играет? — изумился Морис Гершвин.

— А ты не слышишь? — всплеснула руками Роза.

— Я слышу. Но мне показалось, что это мучают соседскую кошку…

— Ой, остряк, — укоризненно покачала головой матушка Роза. — Веселишься, да? Резвишься? А твой сын так и не научится ничему путному.

— Который из них? — невозмутимо уточнил Морис Гершвин.

— Все трое! — вскричала матушка Роза.

И отец семейства тяжко вздохнул. И дал себе слово сегодня же вечером послушать, чего там тренькает их сорванец Яшенька. А когда выполнил это слово, послушал, то пришёл в неописуемый восторг. Мальчик и в самом деле играл. Играл, не тренькал! И это была уже музыка — по крайней мере на взгляд ресторатора Гершвина, который что-что, а ресторанной музыки за свой век наслушался.

11. Самоучка

Около полугода Джордж учился играть на пианино сам. Без учебников, без учителя, на слух, интуитивно и по памяти — он часто ходил в кино на дневные сеансы и слушал игру тапера. А иногда пробирался к сцене, чтобы пристроиться рядом с пианистом. И смотрел, смотрел — не обращая внимания на то, что происходит на экране.

Возможно, именно эти самостоятельные уроки игры повлияли на становление Гершвина как музыканта, поскольку с первых упражнений Джордж был вынужден заниматься импровизацией. Поначалу он просто бегал пальцами по клавишам, извлекая самые неожиданные звуки, раздражая домашних. Но прошла неделя, другая. И в этой спонтанной какофонии вдруг стала угадываться мелодия. А потом эта мелодия оформилась, окрепла, обрела устойчивую форму.

— Что ты играешь, сынок? — спросил однажды отец.

— Регтайм, — ответил Джордж.

— Это я слышу и сам, — махнул рукой Морис Гершвин. — Я спрашиваю, какой именно…

И осёкся. Он вдруг понял, что сын — играет. Не извлекает из инструмента набор бессмысленных звуков, а создаёт мелодию, возможно, сам не понимая, как.

Это и стало тем переломным моментом, когда Яша обрел настоящего учителя. Точнее, учителей. Одним из них стал постоянный клиент ресторана отца и его приятель Джек Миллер, профессиональный пианист, работавший в Бетховенском симфоническом оркестре Нью-Йорка. Миллер появлялся в доме Гершвинов раз в неделю, да и то не всегда. Он с удовольствием занимался с мальчиком, но рассчитывал на большие деньги, чем мог заплатить Морис.

Иногда Миллера сменяли преподаватели из музыкального колледжа и студенты консерватории, подрабатывающие частными уроками. Все признавали безусловный талант Джорджа. Они обучили мальчика не только технике игры, но научили читать ноты и даже играть с листа. Яша схватывал всё на лету.

12. Уроки музыки

Уроки с профессиональными и полупрофессиональными преподавателями были, скорее эпизодами в жизни будущего музыканта. Большую часть времени Джордж занимался сам. С обеда, как только он возвращался из школы, юный Гершвин садился за пианино и играл до тех пор, пока в доме не собирались все домашние и не требовали, чтобы Яша «таки заткнулся». На следующий день всё повторялось. А когда появлялся Миллер, то он воспринимал как данность то, что за неделю мальчишка разучивал сложнейшую пьесу или осваивал трудные пассажи. Миллеру казалось, что так и должно быть, что других учеников на свете и не существует. Но Джордж был уникален. Он обладал фантастической памятью и потрясающей интуицией.

Почти бессистемные занятия длились два года. Затем Миллер понял, что большего мальчику дать не в состоянии. И что занятия со студентами, которые ещё и сами мало что умеют, приносят Джорджу больше вреда, чем пользы. И он с разрешения Мориса Гершвина отвёл Джорджа к настоящему большому пианисту — Чарльзу Хамбитцеру.

Хамбитцер послушал игру юного Гершвина, нахмурился. Потом сказал:

— Это, конечно, ужасно. Но не безнадёжно. Я буду с вами заниматься, молодой человек…

И шесть лет — с 1912 по 1918 год Чарльз Хамбитцер обучал Джорджа Гершвина исполнительскому мастерству. Обучал бы и дальше, но конец этим занятиям положила смерть выдающегося пианиста.

13. Школа

Это был очень непростой разговор. Матушка плакала и укоряла Джорджа, отец сердился и по привычке хватался за ремень. Но Джордж стоял на своём. За последние два года он так сосредоточился на музыке, что совершенно запустил занятия в школе. Более того, последние полгода он прогуливал занятия, чтобы сразу после обеда сесть за пианино. Джордж решил бросить школу.

— Чем ты будешь заниматься? — кричал отец.

— Буду профессиональным музыкантом, — невозмутимо отвечал сын.

— Да кто же тебя, недоучку, возьмёт?

— Мистер Ремик, владелец магазина «Тин Пэн Элли».

Папаша Морис задумался. Он знал Джерома Ремика. Уважаемый господин, владелец издательской фирмы «Ремик и компания», выпускавшей ноты классической и популярной музыки. Преуспевающий бизнесмен.

— Хорошо, — голос Мориса Гершвина смягчился. — Что ты будешь делать у мистера Ремика?

— У меня есть предложение, от которого мистер Ремик не смог отказаться.

— А именно? — Морис удивлённо поднял брови.

— Я буду играть в его магазине — те пьесы, ноты которых он продаёт. Живая реклама, понимаешь? Пятнадцать долларов в неделю.

— И Ремик согласен платить тебе такие деньги?!

Джордж кивнул.

— Тогда вы оба сумасшедшие…

В конце концов Джордж родителей уломал. Он оставил школу и больше к образованию — в общепринятом виде — не возвращался. Но учился всю жизнь — музыке, игре на фортепиано, композиции. Правда, исключительно частным образом. Формально образования он так и не получил. Никакого. Вообще.

14. Джером Ремик

Сказать по правде, с Ремиком Джордж ещё не говорил. Он получил предварительное согласие этого человека, знающего родителей Джорджа, а потому не посмевший оттолкнуть парня, который Ремику по молодости лет Джорджа был совершенно не нужен. Ремик согласился на то, чтобы Гершвин подрабатывал на книжном складе, заодно выполняя обязанности мальчика на побегушках. Но у этого пятнадцатилетнего мальчишки были совершенно другие планы.

Когда Джером Ремик услышал от Джорджа «предложение, от которого вы не сможете отказаться», он не поверил своим ушам. «Да он ещё и наглец!» — подумал Ремик. Но через минуту мнение своё изменил. В словах мальчишки была уверенность — в его умении играть, в таланте и, главное, в коммерческом успехе предприятия. Ремику и в самом деле нужна была реклама. Музыкальное издательство — бизнес специфический и достаточно узкий. До тех пор, пока не была достаточно развита индустрия грамзаписи, издательский бизнес процветал. Люди покупали ноты, чтобы играть вечерами дома или на вечеринках. Но потом появился граммофон и пластинки. Потом — портативный патефон. И… дела Ремика пришли почти в упадок.

— Хорошо, — сказал Джером Ремик. — Сыграй мне что-нибудь. Например… вот это.

Он подсунул мальчишке свежую пьесу Джоплина. Популярный регтайм, вещь не очень трудная, но требующая хорошей техники исполнения.

15. Музыкальный магазин

В течение нескольких лет каждое утро Джордж приходил в музыкальный магазин Ремика к девяти утра. Садился за маленькое пианино, пристроенное у входа. И каждому посетителю «Тин Пэн Элли» играл популярные пьесы Берлина, Керна, Джоплина. Заинтригованные музыкой покупатели устремлялись к полкам, на которых были выставлены отпечатанные в типографии ноты. И покупали клавиры произведений, которые только что слышали.

За эту работу Джордж получал по пятнадцать долларов в неделю. Выходило очень неплохо — деньги в те времена стоили дорого. За доллар можно было очень хорошо пообедать в ресторане. За двенадцать долларов купить приличный костюм. Автомобиль стоил, конечно, дорого, но тоже совершенно иначе, чем сегодня. За недорогой «форд» надо было отдать от 600 до 900 долларов. За полторы тысячи можно было купить настоящий лимузин.

Ремик был очень доволен. Народ валил в магазин валом. Но возникла неожиданная проблема — многие посетители, особенно вечно нищие студенты, приходили в нотный магазин Ремика, чтобы просто послушать музыку. В магазине часто возникала толчея. А оборот не возрастал, а даже снижался — в забитом людьми магазине было очень некомфортно прицениваться к книгам и нотным сборникам.

Но это была несерьёзная проблема. Польза от игры мальчишки была несомненная. И Ремик не преминул сказать об этом папаше Гершвину. Однажды он посетил ресторан Мориса и, сев за столик, попросил официанта позвать хозяина.

— Ваш Джордж необыкновенный умница, Морис, — сказал Ремик.

И Морис Гершвин расплылся в довольной улыбке. В тот день господин Ремик пообедал бесплатно.

16. Аккомпаниатор

Гершвин начал свою карьеру музыканта, как исполнитель. Концертирующим пианистом он был и в последующие годы, совершенствуя своё мастерство и добившись внушительных успехов. Игра на фортепиано была основным источником дохода Гершвина до того момента, пока он не добился первых успехов, как композитор. В последующие годы сам он выступал редко и ещё реже записывался. Однако, в период подготовки оперы «Порги и Бесс» Гершвин был вынужден искать деньги на постановку. Он открыл на радио собственное шоу «Музыка Гершвина», на которое приглашал коллег-композиторов и много играл сам. По записям этих радиопрограмм и по пластинкам, выпущенным в Америке, мы можем судить о Джордже Гершвине пианисте.

Вообще, история музыки двадцатого столетия знает не так уж много примеров, когда композиторы являлись ещё и выдающимися исполнителями. Наиболее яркой фигурой в этом смысле является, пожалуй, Сергей Рахманинов, великий композитор и великий пианист.

Но и Гершвина можно смело отнести к числу великих пианистов. Не имея за спиной полноценной музыкальной школы и какого-либо формального образования вообще, Гершвин тем не менее в совершенстве владел мастерством игры на фортепиано.

Более того, свидетели его юношеского аккомпанемента в магазине мистера Ремика неизменно отмечали безупречную, абсолютно безошибочную и экспрессивную игру Джорджа. В магазин «Тин Пэн Элли» ходили не просто послушать какого-то музыканта, но талантливого пианиста, да ещё и совсем юного. За Джорджем в те годы закрепилась слава едва ли ни вундеркинда.

17. Весь этот джаз

Взлёт юного Гершвина пришёлся на годы расцвета новой музыки — «чёрного» джаза… А что слушал сам Джордж? И что играл?

Он заслушивался, прямо-таки бредил джазом, хотя как импровизатор и будущий композитор тяготел к музыке классической или во всяком случае симфонической. К достижениям Гершвина относят смешение разнородных жанров — джаза и симфонической музыки. Именно в этом совмещении он нашёл свою, уникальную музыкальную форму и свой собственный жанр.

Джаз он играл и в нотном магазине, и позже в ресторанах Нью-Йорка (было и такое время). Пытался и сам писать джаз, но в силу особенностей творческого стиля до настоящего джаза так и «не дошёл»… Что это значит? Ничего особенного — Гершвин не мог никому подражать, не мог идти проторённой дорогой. Как у всякого талантливого музыканта, у него бы собственный путь. Поэтому назвать Гершвина джазовым композитором или джазменом, то есть исполнителем джаз, мы не можем. Гершвин есть Гершвин…

В том, что юный Гершвин находился под влиянием джазовой музыки, сомневаться не приходится. Он слушал джаз, он играл джаз, он присматривался к манере исполнения джазовых музыкантов и мечтал сочинить нечто подобное — такое же красивое, жизнеутверждающее, притягательное… Ирония состоит в том, что, по сути, пройдя в музыкальной юности мимо джаза, в зрелые годы Гершвин стал классиком сразу двух направлений — в симфонической и в джазовой музыке. Как определить жанровую принадлежность оперы «Порги и Бесс»? Однозначного ответа нет.

18. Первая песня

Джордж очень рано стал задумываться о собственном сочинении. Тому способствовала сама судьба — Гершвин учился играть самостоятельно и очень рано освоил приёмы импровизации, основы основ джазовой музыки. А от импровизации через нотную грамоту прямой путь к записи собственной музыки на бумаге.

Первой песней Гершвина (по крайней мере, первой сохранившейся, дошедшей до нас — так сказать, официальным началом карьеры композитора) стала песня «When You Want «Em You Can’t Get «Em». Он сочинил её в 1916 году, работая в нотном магазине Ремика. И играл вместе с чужими композициями для развлечения публики.

Нельзя сказать, что этой песенкой Гершвин моментально добился обвального успеха. Но в магазин часто заходили режиссёры и продюсеры бродвейских театриков — купить свежие ноты и послушать музыку. Гершвин играл очень легко и пользовался у завсегдатаев магазина «Тин Пэн Элли» вполне ощутимой популярностью. Среди них оказался и Зигмунд Ромберг, который подыскивал музыку для своего «The Passing Show of 1916». Это был мюзикл на злободневные темы (война, любовь, Америка — всё очень даже несложно и забавно).

— Эй, Джордж, привет! — сказал Ромберг, когда Гершвин закончил играть свою песенку (он же, к слову, её и пел). — Хорошая у тебя получилась вещица.

— Правда?

— Что же я, обманывать тебя буду?.. Продашь?

— Продам, — ответил Джордж, потупив глаза.

И Зигмунд Ромберг достал бумажник. Первая собственная композиция принесла Гершвину… пять долларов.

19. Рестораны

Как ни удобно и прибыльно было работать Джорджу в нотном магазине мистера Ремика, а всю жизнь это продолжаться не могло. Гершвин всё больше уделял внимание композиторской деятельности, продолжал брать уроки исполнительского мастерства. И всё это требовало времени и денег.

В попытке заработать (а пятнадцати долларов в неделю, которые Джордж зарабатывал у Ремика, ему уже не хватало) Гершвин устроился музыкантом в ресторан. Это была непостоянная работа — Джордж то устраивался в ресторанные оркестры, то покидал их. Но зато она приносила за вечер столько денег, сколько он зарабатывал в магазине за неделю, а то и больше.

Он играл в самых разных заведениях, в том числе и в ресторане отца. Правда, здесь очень недолго — отец считал работу сына в собственном ресторане (а заведение было семейным и в некоторой степени принадлежало и Джорджу) занятием недостойным и даже унизительным. И это несмотря на то, что за две недели игры сына на пианино количество постоянных посетителей ресторана удвоилось…

Отношение американских музыкантов может удивить их российских коллег. Для нас ресторанный музыкант — это человек не вполне состоявшийся в своей профессии, которому приходится хоть как-то зарабатывать на жизнь. В Америке в ресторанах играют и поют звёзды первой величины. Это абсолютно незазорное занятие. И масштаб звезды лишь определяет уровень самого ресторана и стоимости обеда в этом заведении.

20. Зигмунд Ромберг

— Мистер Ромберг, вот в этом месте нужно играть иначе.

Зигмунд Ромберг, считавший себя опытным постановщиком мюзиклов, человеком, отдавшим половину жизни бродвейским подмосткам, с интересом посмотрел на молодого Джорджа Гершвина.

— Как именно, Джордж? — спросил он. — Покажи…

И Джордж показал. Он сыграл несколько тактов на рояле. Потом взял в руки корнет. Потом гобой. Он сыграл партии всех инструментов, показывая музыкантам свою задумку.

Ромберг взял ноты. Действительно, выглядит любопытно…

— Ладно, — сказал он. — На сегодня все свободны. А завтра мистер Гершвин принесёт нам свой вариант аранжировки. Посмотрим, у кого получится лучше.

Лучше получилось у Джорджа. И вскоре его стали приглашать постановщики бродвейских спектаклей — аранжировать музыкальное сопровождение, расписывать вокальные партии и сочинять песенки для спектаклей.

17-летний юноша общался с профессионалами на равных. Ему было что показать постановщикам и опытным музыкантам. Джордж был безумно талантлив. Пока его талант не приносил больших денег. Но была и другая цена — имя в среде профессионалов. Репутация блистательного аранжировщика и композитора — и это о мальчишке, в багаже которого было всего лишь несколько песен.

Встреча с Зигмундом Ромбергом, состоявшаяся в значительной степени волей случая, дала Джорджу возможность ощутить волнение сцены и, по сути, стала первой ступенькой его головокружительной карьеры композитора.

21. Бродвей

Нью-йоркский Бродвей — заповедник творческих людей, в хорошем смысле авантюристов, для которых театр превыше собственного благополучия, а зрительские аплодисменты — лучшая награда. В бродвейских театрах творится американская культура. И место здесь найдётся каждому. И всё, что нужно — талант и немного удачи.

Гершвину повезло. Познакомившись и подружившись с Зигмундом Ромбергом (который несмотря на дружеские отношения платить Гершвину не торопился — сам едва перебивался), Гершвин продолжил работу в постановках старшего товарища и получил возможность поучаствовать в работе других бродвейских режиссёров. Он с головой окунулся в творческую среду, перезнакомился со всеми более-менее известными музыкантами, поэтами, композиторами. Стал, наконец, своим среди своих…

Его жизнь в эти годы была до предела насыщена событиями. Около девяти часов утра Гершвин мчался в театр, чтобы показать постановщику написанную за ночь музыку. Играл и пел, представляя своё сочинение. Если песня нравилась, тут же садился за аранжировку, расписывая все партии. Потом бежал в ресторан, чтобы до полуночи отыграть свою партию рояля. И уже глубокой ночью, уставший, плёлся на Бродвей, чтобы успеть к финалу спектакля, выходу на аплодисменты и на обычные ночные посиделки артистов, на которых обговаривались все детали прошедшего представления. Домой Джордж возвращался часам к трём. И ещё час просиживал за столом, вспоминая прозвучавшие за день в его воображении мелодии, чтобы записать их на бумагу. Затем короткий сон и… всё повторялось заново.

22. Триумфатор

Каждому творческому человеку необходим успех. Иначе работа превращается в бессмысленную каторгу и не приносит удовольствия.

Первая композиция Гершвина, проданная Зигмунду Ромбергу за пять долларов и вошедшая в мюзикл «The Passing Show of 1916» по большому счёту успеха не имела. Но для Гершвина радостью был сам факт приобщения к театру. А до настоящего успеха был целый год работы.

В 1917 году он написал регтайм «Риальто Райплз». Песня вошла в очередной мюзикл Ромберга и… стала единственной удачной композицией в этом спектакле. Более того, этот регтайм, написанный в лучших традициях раннего джаза, великолепно звучащий в авторской аранжировке, был издан мистером Ремиком в тоненьком альманахе популярных композиций. Сборник, в свою очередь, разошёлся внушительным тиражом. И это принесло Гершвину солидные деньги.