Бесплатный фрагмент - Дыши, Софи, дыши

Пролог

Что самое главное в жизни? Я уверена, почти каждый человек в мире ответит — любовь. Да, конечно, некоторые с пеной у рта станут доказывать, что счастье совсем не в этом, а в деньгах, бизнесе, красненьком кабриолете или яблочном гаджете последней модели. Но рано или поздно, что бы человек ни делал и каких бы убеждений ни придерживался, все сводится к любви. Всегда.

Это та сила, которая заставляет планету вращаться. То немногое, что делает человека человеком.

Когда мне было лет пять, я была уверена, что существует только родительская любовь, ну и любовь к куклам и сладостям. В двенадцать искренне считала, что самая важная — это любовь друзей, чтобы они смеялись над глупыми шутками и не гуляли без тебя. В шестнадцать, естественно, важнее всего была любовь самого красивого парня в школе, пусть он и абсолютный придурок.

А дальше по накатанной — любовь преподавателей в универе, начальника и коллег на работе, а если повезет — любовь симпатичного парня из соседнего офиса. И да, обычно к нему прилагается ребенок и бывшая жена либо, что еще хуже, жена нынешняя, а если повезет сорвать джекпот — все вместе.

Эта история, как и множество других, несомненно, о любви. О любви к мужчине, родителям, друзьям, о любви к жизни, но прежде всего к самой себе.

Это честный рассказ о том, как можно найти себя, потеряв, казалось бы, все.

1

— Доброе утро, дорогая, пора просыпаться, время — семь, — сквозь легкий утренний сон я слышу голос мужа и забираюсь под одеяло с головой.

Но Марк не отступает:

— Софи, если ты сейчас же не выберешься из постели, то наверняка опоздаешь на работу. А это недопустимо, у тебя через два часа первый пациент.

— Ты опять рылся в моем ноутбуке? — ворчу я, нехотя открывая глаза.

— Что поделаешь, — смеясь отвечает он. — Ты же совершенно неорганизованная, а в последнее время еще и слегка рассеянна. Что бы ты без меня делала?

Я отчаянно пытаюсь сделать вид, что обиделась, пока Марк распахивает в комнате окна и включает дурацкое утреннее шоу по телевизору.

Я сонно смотрю на экран. Каждое утро бодрые и веселые люди в ток-шоу делятся залогом хорошего настроения и счастливой жизни, и с каждый днем я ненавижу их все сильнее. Ну нельзя же так бесстыдно радоваться чему-то в семь утра, это уже верх неприличия. Усмехнувшись своим мыслям, я натягиваю халат.

— Все, Софи, я побежал, — целуя меня в макушку, произносит муж. — Твой кофе без кофеина на столе.

— А разве мы не позавтракаем вместе?

— Не сегодня. — Марк судорожно пытается справиться с галстуком. — Я говорил тебе, у меня встреча с инвесторами. И я уже опаздываю, хотя обычно этого со мной не происходит.

Я закатываю глаза, прислонившись к двери:

— Да-да, обычно у невозмутимого Марка все спланировано до мелочей и расписано по минутам.

— И невозмутимый Марк не видит в этом ровным счетом ничего плохого, — с улыбкой произносит он, хватает портфель и на бегу добавляет: — Я тебя люблю.

— Пока, милый, — говорю я в уже закрытую дверь и иду на кухню.

На столе меня ждет ужасная на вкус жидкость, которую мой муж почему-то ошибочно называет кофе. Не задумываясь, выливаю в раковину и достаю из холодильника бутылочку пепси.

Сажусь за ноутбук, чтобы проверить почту и расписание на день. Сообщение от мамы. С каких пор она начала писать мне на рабочую почту?

На экране огромные красные буквы:

«Софи!!! Это немыслимо!!!

Я звонила тебе уже более двадцати раз! Немедленно позвони мне, иначе мне придется приехать лично! Мама».

— Только не лично, — вслух произношу я и, тяжело вздыхая, беру телефон.

Двадцать два пропущенных звонка от мамы. Неужели что-то действительно случилось? Хотя, зная ее, она вполне могла звонить, чтобы рассказать, что купила новую кулинарную книгу и собирается приготовить очередной шедевр высокой кухни.

Не спеша набираю номер.

— Ну наконец-то! — кричит в трубку мама. — Я уже начала за тебя переживать! Почему ты не отвечала на мои звонки? Ты хорошо себя чувствуешь?

— И я рада тебя слышать, мам, — отвечаю я. — Ну, во-первых, телефон стоял на беззвучном, а во-вторых, сейчас только семь утра, а в такое время я обычно сплю и…

Она, совершенно не слушая меня, продолжает:

— Я звоню спросить, пришли ли результаты твоих анализов? Марк сказал, что их должны были прислать сегодня.

— Когда ты уже успела с ним пообщаться?

— Вчера вечером, детка, — мягко произносит она, но быстро возвращаясь к своему обычному тону, торопливо добавляет: — Он, в отличие от тебя, не забывает про бедную женщину и звонит мне каждый день.

Я закатываю глаза, пытаясь скрыть раздражение:

— Вот видишь, какой у тебя замечательный зять. Хотя это ты и так знаешь, ты же его мне выбрала. Так почему бы тебе не обсудить все с Марком?

— Ну, во-первых, Софи, — возражает она ледяным голосом, — ты любишь своего мужа. А во-вторых, совершенно не стоит разговаривать со мной в таком тоне, я лишь интересуюсь твоим здоровьем. И разве так сложно сообщить матери, что ты здорова и у меня наконец-то появится внук?

— Ладно, ладно, извини, — выдыхаю я. — Анализы придут только вечером, и я тебе обязательно позвоню. А сейчас мне пора, пациенты ждать не будут.

— Жду звонка, — быстро произносит она и отключается.

Несколько секунд я смотрю на потухший экран телефона, после чего кидаю его на кровать и падаю рядом.

Что сказать Марку, когда вечером он увидит, что с моим здоровьем все в полном порядке? И как объяснить маме, что я пока не готова к детям?

Вспоминаю ее слова: «Софи, тебе уже почти тридцать, ты не молодеешь, да и я тоже, и самое время подарить мне внука или даже двух». А дальше обычно следует длинная тирада о том, что рожать после тридцати очень опасно и что мой муж обязательно меня бросит, если у нас не появится ребенок.

И Марк, и мама уже который год настаивают на детях и делают для этого все возможное. Я, конечно, согласно киваю, но продолжаю втайне принимать противозачаточные. Ребенок — это слишком серьезно, чтобы слепо довериться их мнению и сделать в очередной раз так, как хотят они.

Я перевожу дух. «Дыши, Софи, дыши».

Именно этими словами отец успокаивал меня в детстве. И это работало. Всегда. И хоть мне уже двадцать девять, я ежедневно продолжаю повторять себе эти три магических слова, словно заклинание, способное решить все проблемы.

Я смотрю на часы:

— Черт, уже почти восемь!

И, допивая на ходу пепси, несусь в душ, проклиная в глубине души пациентов, которые так рано приезжают на прием.

— София, вы меня вообще слушаете? — голос собеседника выдергивает меня из собственных мыслей.

— Что, простите? — растерянно уточняю я.

— Я говорю, что вы психолог и должны помочь мне разобраться в моих проблемах. Но, кажется, вы меня совсем не слушаете.

Я поднимаю глаза на своего собеседника и совершенно не могу вспомнить его имя.

— Я вас слушаю, и все, что вы рассказываете, очень интересно, — заверяю я. — Просто… Просто составляю план нашей совместной работы, — вру я, в спешке перебирая бумаги и пытаясь найти его карточку.

— Хм, странно. Что именно показалось вам интересным? То, что на днях умерла моя любимая собака или что жена вдребезги разбила мою машину? — спрашивает мой собеседник с нотками сарказма в голосе.

— Нет-нет. Я просто имею в виду, что… — слова никак не идут в голову. Не зная, что ответить, я просто пожимаю плечами и пытаюсь улыбнуться своей очаровательной, как утверждает муж, улыбкой.

Мой собеседник медленно хмурит брови и тяжело поднимается с кресла:

— Знаете, София, я плачу вашей конторе большие деньги и рассчитываю как минимум на уважение, если уж не в ваших силах мне помочь.

Он разворачивается и резко направляется к выходу.

— Простите, — только и могу прошептать я вслед, когда он с грохотом захлопывает дверь.

Я откидываюсь в кресле. Что это было? За семь лет практики я еще никогда не позволяла себе подобного. Я же отличный психолог и всегда четко выполняла свою работу. До этого дня. Я глубоко вздыхаю.

Главное, чтобы мой пациент не пожаловался Марку. Он будет очень зол, что стоило ему на один день уехать, а я уже работаю спустя рукава. Черт, меньше всего мне сейчас хочется расстраивать мужа.

Стук в дверь прерывает мое внутреннее самобичевание, и на пороге появляется наша секретарша Мила.

— Софи, все нормально? — нерешительно интересуется она, нервно поправляя свою слишком короткую юбку. — Я просто видела, как твой пациент вылетел из кабинета весь красный. А еще он спрашивал, в офисе ли сегодня Марк.

«Черт!» — матерюсь про себя я и, стараясь сдержать раздражение, медленно отвечаю:

— Все нормально, Мила. Мы с ним просто неправильно друг друга поняли.

— Я так и подумала, — кивает она и разворачивается к выходу.

— Мила, — останавливаю ее я.

— Да, Софи?

— Отмени, пожалуйста, всех моих пациентов на сегодня. Я что-то неважно себя чувствую и планирую уехать домой пораньше, — вежливо прошу я.

— Мне кажется, что это не самая лучшая идея, — нерешительно произносит девушка. — Марку это явно не понравится.

Я изо всех сил пытаюсь сдержать внутреннее негодование:

— С Марком я договорюсь сама. Просто сделай, пожалуйста, то, о чем я прошу, и не задавай лишних вопросов.

— Хорошо, — небрежно пожимает она плечами. — Что-то еще?

— Да, еще я попрошу тебя уже в сотый раз не надевать на работу такие короткие юбки, — повышая голос, говорю я. — Ты в первую очередь моя секретарша и не должна выглядеть так, как будто… — я не успеваю закончить фразу, как Мила холодно произносит: «Как скажешь, Софи» — и исчезает за дверью.

Я встаю и подхожу к большому старому зеркалу. В отражении все та же я. Длинные золотистые волосы убраны в тугой пучок, классический серый костюм, черные туфли-лодочки, одна из многочисленных белых блузок — все как обычно. Только вот в больших голубых глазах читается едва уловимая эмоция. Что это? Грусть?

Да что, блин, со мной такое? Я не должна была так резко разговаривать с Милой. Да, порой она одевается немного вызывающе, и ее рыжие волосы абсолютно не вписываются в мою картину мира, но в целом она неплохо выполняет свою работу и помогает в нашем с мужем совместном бизнесе вот уже много лет. Ладно, наверное, стоит извиниться. Но не сегодня. Сегодня у меня нет сил.

Я беру телефон, подумывая позвонить подруге и предложить ей выпить по бокалу вина. Но в конечном счете решаю, что это не самая лучшая идея с учетом того, что Марк и так будет вне себя из-за отмены всех моих пациентов, и, если я вернусь домой немного выпившей, ситуация явно не улучшится.

Решаю поехать домой и набираю номер такси. Выпью горячий чай и немного посплю. Как любит утверждать моя мама, сон — лучшее лекарство. И кажется, сегодня я готова с ней согласиться.

Добравшись домой и заварив себе любимый ромашковый чай, я уютно устраиваюсь перед телевизором, укутавшись в плед.

Без особого энтузиазма принимаюсь перелистывать каналы — очередное кулинарное шоу, сто пойми какая серия надоедливого сериала, ужасные мультики. Кто это вообще смотрит?

Мое внимание привлекают несколько мужчин. Они весело смеются с экрана и, кажется, собираются выпрыгнуть из самолета прямо на ходу. Нет, это же невероятно опрометчивая идея. А вдруг парашют не раскроется? Или при приземлении что-то пойдет не так? Да и вообще, в воздухе кому-то может стать плохо. О чем они только думают!

Я передергиваю плечами, отгоняя от себя дурные мысли, и выключаю телевизор, решив вместо этого перечитать справочник по психологии — для работы будет очень даже не лишним.

Прочитав пару страниц, закрываю глаза и удивляюсь, насколько все же это нудное занятие.

А кто-нибудь напомнит мне, почему я вообще выбрала эту профессию? Ах да, я стала психологом, потому что всегда хотела помогать людям. Или потому, что я отчаянно хотела помочь себе? А может, я просто выбрала то же, что и мой муж, который хотел сделать психологию семейным делом?

Марк. Интересно, как прошла его встреча с инвесторами? Они одобрили проект его новой клиники? Надеюсь, что да. И мы в скором времени уедем из этой тоскливой Москвы куда подальше.

Улыбаюсь собственным мыслям и медленно проваливаюсь в сон.

Телефон вибрирует как сумасшедший. Открываю глаза. Сообщение от Марка: «Милая, не жди меня, буду поздно». На экране светится время — час ночи, а рядом мигает сигнал о пропущенных вызовах. Конечно же, семь пропущенных от мамы. Решаю, что перезвоню утром, уже поздно, и я все равно не придумала, как сказать ей про анализы и про то, что я пока не хочу детей.

Выключаю телефон и, глубже закутываясь в плед, засыпаю.

2

Меня будят солнечные лучи, пробравшиеся в комнату сквозь открытые шторы. Интересно, который час и почему Марк не разбудил меня? Может, он злится из-за отмены вчерашних пациентов?

Включаю телефон. Почти десять. Надо же, как давно мне удавалось так долго спать? Кажется, почти никогда.

Замечаю еще три пропущенных от мамы. Позвоню ей после завтрака, когда хоть немного соберусь с мыслями.

По пути на кухню замечаю, что портфеля и обуви Марка нет. Он не ночевал дома? Собираюсь набрать номер мужа и тут замечаю записку на холодильнике:

«Софи, доброе утро!

Мила сказала, что ты плохо себя чувствуешь, я не стал тебя будить и отменил на сегодня всех твоих пациентов, а также записал тебя к доктору. Не к тому, у которого ты была в прошлый раз, а к своему, я ему больше доверяю. И не спорь, информация о записи в ноутбуке.

Я уехал в срочную командировку в Токио, чтобы до конца утрясти все вопросы с инвестированием. Меня не будет дней пять-шесть, постараюсь быть на связи.

Кстати, пришли твои результаты анализов. Там все прекрасно, дорогая, как я и думал. Я уже поделился этой новостью с твоей мамой, она в восторге. И я тоже! По возвращении немедленно приступим к планированию ребенка (надо будет проверить твой цикл).

Люблю. Марк».

Я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать. Чудесно! Он все решил! И маму мою, конечно, не забыл поставить в известность. Я не удивлюсь, если они уже выбрали имена нашим будущим детям и расписали по часам, на какие внеурочные занятия они будут ходить. Меня никто не хотел спросить?

Я тяжело вздыхаю, садясь за кухонный стол, и замечаю на столе большой стакан с непонятным содержимым зеленого цвета и записку: «Это сельдереевый смузи, полезно для тебя и для нашего будущего малыша. Пей. Всю газировку я выбросил. М».

Несколько секунд я в шоке перечитываю записку, а потом в ярости хватаю стакан и разбиваю о стену. Осколки с грохотом разлетаются по комнате, а я не могу сдержать смеха. Я смеюсь все громче и громче, стараясь заглушить выступающие на глазах слезы.

Спустя час на кухне идеальная чистота без малейшего намека на недавно творившийся тут апокалипсис. Я допиваю свой свежесваренный кофе без кофеина (из двух зол я выбрала кофе, он хоть не такого мерзкого цвета, как то сельдереевое не пойми что).

Открываю ноутбук, решая уточнить детали моей записи к врачу, и замечаю сообщение от подруги, которое мигает в углу.

Моя лучшая подруга, всегда без умолку болтающая, сейчас написала только «Перезвони мне», и это немного пугает.

Через секунду я уже слушаю гудки в телефонной трубке и надеюсь, что ничего серьезного не случилось.

— Да, — наконец отвечает она.

— О, Лора, привет! Хорошо, что ты ответила. Я уже начала себя накручивать. Ну, из-за твоего сообщения. Просто ты обычно пишешь громадные сообщения, с кучей смайликов и прочей ерунды, а тут просто два слова. Я уж не знала, что думать, — выпаливаю я с огромной скоростью в трубку и чуть медленнее добавляю: — У тебя все хорошо?

— Да. Точнее, не совсем.

— Что случилось? Что-то с мужем?

— Соф, это явно не телефонный разговор, — произносит Лора. — У тебя будет время сегодня со мной пообедать?

— Конечно, конечно, — заверяю ее я. — Можешь приехать ко мне домой, когда тебе удобно.

Явно раздумывая, что ответить, она деликатно произносит:

— Я к тебе не поеду, там Марк, а ты знаешь, что мы с ним не особо ладим. Может, в кафе?

У меня совсем вылетело из головы, что муж на дух не переносит мою лучшую подругу, утверждая, что она ветряная и взбалмошная и что лучше бы нам с ней не общаться, так как она сбивает меня с верного пути.

— Марк уехал в командировку на несколько дней, — говорю я почти радостно. — Так что мы сможем спокойно обо всем поговорить. Да и по счету не придется платить, я сама приготовлю для нас что-нибудь вкусненькое. Например, брокколи в сливочном соусе или овощи на гриле.

— Хорошо, — соглашается подруга. — Только, пожалуйста, избавь меня от брокколи, мне и так плохо, давай лучше закажем пиццу, — смеется она в трубку. — Буду у тебя в три. Целую.

Я откладываю телефон и бубню себе под нос, что блюда из брокколи не так уж и плохи.

Так, Лора будет у меня в три. Я с легкостью успеваю принять душ и купить вина. Белое или красное? Наверное, лучше красное, оно полезнее. Хотя, в сущности, какая разница? Любое вино — отличный душевный доктор.

Доктор. Черт! Открываю ноутбук. Ну конечно, доктор у меня в два. И, слегка поразмыслив, я делаю выбор в сторону подруги и отменяю запись. Схожу позже. Завтра, например, Марк все равно не проверит. Надеюсь.

И надо будет все же позвонить маме, хотя бы для того чтобы выслушать привычную лекцию о том, что мой муж балует ее своим вниманием намного чаще меня.

Я закатываю глаза, включаю на всю громкость в колонках группу Kiss и отправляюсь в душ.

В начале четвертого наконец раздается звонок в дверь. Я с радостью распахиваю ее и застываю от удивления.

На пороге стоит, кажется, совершенно незнакомая мне девушка. Вместо длинных черных кудрей у нее короткая, почти мужская, стрижка ярко-красного цвета. Привычные платье и каблуки сменились на ультракороткий топ, рваные джинсы и кеды. В руках у нее большая дорожная сумка.

— Ты очень гостеприимна, — смеется Лора. — Так и будешь держать меня на пороге?

Я отступаю на несколько шагов, когда она заходит в квартиру и захлопывает дверь.

— Кто ты и что ты сделала с моей подругой? — наконец спрашиваю я, пытаясь скрыть удивление.

Лора широко улыбается и крепко обнимает меня.

— Нравится? — игриво спрашивает она и поворачивается ко мне то одной, то другой стороной, явно давая мне возможность рассмотреть ее получше.

— Это ужасно, — произношу я со смехом.

— Я так и думала, — кивает она, и мы вместе хохочем как сумасшедшие.

Слегка успокоившись, она устраивается на кухонном диване и с наслаждением откусывает кусочек пиццы, а я наливаю вино в бокалы.

— Если честно, я слегка ошарашена, — говорю я, все еще не в силах отвести взгляда от красных волос подруги. — Что случилось? И почему ты так выглядишь?

— Ох, Софи. Это слишком долгая история для этой маленькой пиццы и всего одной бутылки вина, — с набитым ртом произносит Лора.

Я улыбаясь достаю из холодильника еще две бутылки вина:

— Рассказывай.

— О, так бы сразу, — смеется она.

Я сажусь рядом с ней, подбирая под себя ноги, и терпеливо жду, пока она доест кусочек пиццы и почти залпом опустошит два бокала вина.

— Я рассталась с Максом, — начинает наконец она.

— Что? — я с ужасом смотрю на подругу, но не замечаю в ней ни капельки грусти. А скорее гордость и… облегчение? Разве люди не должны страдать после разрыва? Или это просто защитная реакция?

— Так вот, этот засранец, — продолжает Лора, — просто взял и трахнул свою долбаную секретаршу, и, видимо, не один раз. Вполне возможно, прям на своем рабочем столе, а может, и в нашей спальне, на тех самых уродских простынях, которые подарила нам его мать.

При других обстоятельствах я бы обязательно сказала ей, что не стоит употреблять подобные выражения и что они ее совсем не красят. Хотя надо признать, что эти словечки не шли той, прежней, Лоре, а этой новой девушке в рваных джинсах добавляют даже какого-то… шарма?

— Ау, Софи, ты меня вообще слушаешь? — спрашивает она.

Я молча киваю и делаю большой глоток вина.

Она заливается смехом:

— У тебя такой вид, подруга, как будто я только что рассказала, что встретила инопланетян и занялась с ними сексом на их межгалактическом корабле.

— Нет, — смущенно отвечаю я, — просто все это не укладывается у меня в голове. Вы же были идеальной парой.

— Я тебя умоляю, Соф, — закатывает она глаза и достает из сумки пачку сигарет, не обращая внимания на мое молчаливое недоумение. — Я всегда пыталась соответствовать ему и оправдывать его гребаные ожидания.

Лора закуривает и небрежно продолжает, пытаясь изобразить голос Макса:

— Лорочка, детка, сегодня важный вечер, стоит надеть то чудесное красное платье с декольте. Ой, ты, кажется, набрала пару лишних килограмм, не мешало бы пойти в зал. Дорогая, не укладывай больше так волосы, мне нравятся локоны. Эта посуда слишком простая, ботинки недостаточно блестят, ты слишком не так дышишь.

Лора заливается смехом, стряхивая пепел в коробку с пиццей. Я лишь сдержанно улыбаюсь, пытаясь переварить то, что только что слышала и видела.

— С каких пор ты куришь? — произношу я почти шепотом.

— То есть из всего моего рассказа тебя интересует только то, как давно я начала курить? — спрашивает она, приподнимая бровь, и смеясь продолжает: — Я курю уже лет пять или шесть.

— Но… — пытаюсь возразить я.

— Я никому никогда не говорила, — перебивает она. — Максу, как ты понимаешь, это не особо нравилось. Да и мне в какой-то момент тоже показалось, что я должна скрывать эту привычку от всех, дабы люди не стали меня осуждать.

Лора залпом выпивает вино и принимается открывать вторую бутылку. Я не могу произнести ни слова.

Спустя пару мгновений она с легкостью наполняет бокал:

— Да, подруга, психолог из тебя так себе. Если бы я пришла к тебе на прием, но не заплатила бы ни копейки. Ты и слова не сказала бы.

Она со смехом протягивает мне бокал.

У меня чуть кружится голова — то ли от вина, то ли от происходящего вокруг. Я делаю глоток сладковатого напитка и медленно подбираю слова:

— Лорочка, дорогая… Ты сейчас немного не в себе. Я понимаю, это сложно принять и еще сложнее простить. И все твое поведение — тому доказательство. Просто надо дать себе время, которое сможет затянуть душевные раны, и потом уже двигаться дальше. Кто знает, может, он просто оступился и на самом деле любит тебя? И вы будете вместе?

— Софи, выбрось на хрен свои учебники по психологии вместе с дипломом, — смеется подруга. — Я не хочу больше быть с ним, не хочу больше его видеть, не хочу больше подбирать слова и наряды под его чертово настроение.

Я молчу, а Лора закуривает сигарету (вторую за пять минут!) и продолжает:

— Знаешь, когда я их застукала, то подумала, что моя жизнь закончилась. Нет, правда. Я зашла в ресторан как раз в тот момент, когда он ее целовал. Он видел меня, но даже не вышел из-за стола.

Кажется, впервые за весь вечер на ее лице промелькнула грусть.

— Знаешь, — чуть тише обычного говорит она, — я всегда считала очень романтичным, когда в фильмах о любви героиня садится в желтое такси и плачет. За рулем великолепный француз, который с легким акцентом говорит ей, что все наладится. За окном льет дождь, а он — мужчина всей ее жизни — пытается остановить машину. Конечно, в конце концов он ее догоняет, признается в вечной любви, они целуются на глазах у всех, а после живут долго и счастливо.

Лора тушит сигарету о кусочек пиццы и глубоко вздыхает:

— И вот тогда я сама села в точно такое же гребаное желтое такси, а за окном дождь, и я плачу. Блеск! Как в фильме! Только вот водитель, хоть и с акцентом, но совсем не француз и говорит какую-то редкостную чушь. Макияж течет по лицу, платье насквозь мокрое, туфли, на хрен, натерли. А мужчина мечты даже не вышел из ресторана, понимаешь? — Пару секунд она молчит. — И конечно же, не будет «долго и счастливо», Софи. Это только в дерьмовых фильмах или в книгах, зачитанных до дыр в романтическом возрасте, все заканчивается чу-дес-но, — произносит она по слогам нарочито медленно. — А в жизни все иначе. В жизни я разбилась на миллион маленьких кусочков, садясь в это чертово такси.

Лора смахивает слезу, а я в оцепенении залпом допиваю бокал вина.

— Боже, Соф, у тебя лицо еще хуже, чем до этого, — смеется она сквозь слезы. — Ну подумаешь, мудак, который променял меня на смазливую блондинку с пятым размером груди. И хрен бы с ним.

— Ты совсем не переживаешь? — только и могу выдавить из себя я. — Просто если бы я… Ну, у нас с Марком такое произошло… Я бы, наверное, просто сошла с ума…

— Ну, подруга, ты не сравнивай, — говорит она. — Ты и шагу ступить не можешь без разрешения мужа. И вас двоих это вполне устраивает. Разве нет?

Я киваю, кажется, чересчур долго, и Лора, останавливая меня за подбородок, продолжает:

— А на тему переживаний. Первые два дня да, я переживала. Почти перестала есть и едва находила в себе силы встать с кровати. Потом я почувствовала какое-то облегчение, что ли… Ты, наверное, меня сейчас не поймешь, но я даже рада, что все так вышло. Я наконец-то могу попробовать пожить так, как сама хочу, без оглядки на этого человека, которого все называли моим мужем.

— И поэтому ты отрезала волосы, которые ему так нравились, и натянула эти ужасные джинсы? — выпаливаю я, ужаснувшись грубости собственного голоса.

— Нет, он тут ни при чем. Я это сделала для себя, потому что я сама, черт возьми, так хочу. И наконец-то могу, — улыбается Лора, делая глоток вина. — И кстати, джинсы отличные. Ты просто мне завидуешь.

— Вот еще! — смеюсь я в ответ и толкаю подругу в плечо.

Следующие полчаса мы проводим обсуждая ее, прямо скажем, пугающий внешний вид. И она приходит к выводу, что мне стоит обязательно купить похожие джинсы, хотя бы для того чтобы увидеть, как сильно округлятся глаза моего любимого мужа.

С Лорой так весело и беззаботно, что я совершенно потеряла счет времени. Кажется, я могу часами или даже днями сидеть вот так рядом с ней, пить вино и непрерывно смеяться.

— Похоже, это твой, — говорит она, протягивая мне телефон.

На экране сообщение от Марка:

«Почему ты не была у врача? Милая, нашим детям нужна здоровая мама. Завтра. Я записал тебя на завтра. Не пропусти прием».

Я закатываю глаза так далеко, как только могу, а Лора разражается оглушительным смехом:

— Дай угадаю, Марк?

— Да, — киваю я и тоже невольно улыбаюсь.

— Я не удивлена, — продолжает веселиться она и напыщенным тоном добавляет: — Алло! Контроль на проводе!

Мы обе заливаемся смехом, и она обнимает меня за плечи.

Когда смех рассеивается, на кухне наступает тишина. Но она не пугает и не угнетает меня, как часто бывает. Это та тишина, которая помогает поставить все на свои места. Тишина, которую может подарить только близкий человек.

— И что ты планируешь делать? — наконец спрашиваю я, указывая на сумку Лоры.

— Ну, поживу месяц-другой у вас, — быстро отвечает подруга.

Я давлюсь содержимым бокала, начиная громко кашлять.

— Расслабься, я шучу, — говорит она. — Я даже и дня не выдержу в вашем раю.

— Я серьезно, Лори. Какие планы?

— Я купила билет к маме, — пожимает плечами она. — Завтра днем улетаю. Посижу у нее в глуши пару недель, проветрю голову и решу, куда двигаться дальше.

— Ты уверена, что твои красные волосы и затишье в доме матери тебе действительно помогут? — спрашиваю я.

Лора вздыхает:

— Не знаю, Софи. Я сейчас ни в чем не уверена, но я хотя бы пробую. Если я не буду пробовать изменить все это, то точно утону в этом дерьме под названием «Макс».

Я легонько улыбаюсь:

— Останешься у меня?

— Еще бы, — улыбается Лора. — Я с этой целью к тебе и приехала. Ну, еще и за этим. — Подруга выливает в свой бокал остатки вина, закуривает и молча смотрит в окно.

Я также молча смотрю на нее.

Что-то в ней изменилось. Нет, она все еще моя Лора, которая заставляла меня прогуливать занятия и постоянно таскала с собой на быстрые свидания. Но в то же время она совсем другая. Она счастливая? Я смотрю, как она выдыхает тонкую струйку дыма с закрытыми глазами и улыбается. Кажется, да, она счастлива.

А когда была счастлива я?

В затуманенную алкоголем голову приходят разные образы: вот мне дарят огромного серого медведя, вот я впервые целуюсь с парнем, вот мы с Лорой убегаем из бара не заплатив.

В доме пахнет свежей выпечкой. Мама улыбается и поправляет длинные локоны. Какая она красивая. Отец дарит огромную цветную энциклопедию… Маленькая девочка в синем платье улыбается.

Незаметно для себя я проваливаюсь в сон, слыша, как Лора бурчит что-то вроде «Вот слабачка».

3

Боже, как болит голова. Наверное, не стоило все же вчера так много пить. Да, конечно, большую часть вина выпила Лора, но я тоже приложила к его уничтожению немало усилий.

Пытаюсь перевернуться на другой бок и легонько постанываю от боли.

— Доброе утро, соня. Наконец-то ты проснулась, — с улыбкой произносит Лора. — Пей аспирин, и пойдем завтракать. Я приготовила самые не полезные в мире блинчики и сварила отменный кофе.

Она протягивает мне стакан и убегает на кухню. Я с трудом сажусь на кровати, чувствуя, как каждое движение сопровождается пульсацией в голове.

Как Лора умудряется так хорошо выглядеть после трех бутылок вина? Точно, ведьма. Я улыбаюсь своим мыслям и залпом выпиваю аспирин, молясь, чтобы муки наконец закончились.

— Софи, — кричит с кухни подруга, — если ты сейчас же не принесешь свою задницу на кухню, то тебе придется завтракать своим обычным дрянным кофе и овсянкой.

«А вот это уже серьезная угроза», — думаю я и смеясь отвечаю:

— Бегу… Ну, насколько это возможно.

Кофе просто восхитителен на вкус. И почему Марк не варит мне такой же по утрам?

Пока я жую третью порцию блинчиков с клубничным джемом, Лора укладывает волосы и красит губы красной помадой.

— Все, я готова, через час приедет такси, — говорит она, смотрясь в зеркало. Отражение ее явно радует. Как и меня. Кажется, я начинаю привыкать к ее новому имиджу.

— Ты так быстро уезжаешь? — тяну я. — Я думала, мы проведем немного больше времени вместе.

— У меня самолет, не забыла? И через несколько часов я уже буду наслаждаться тишиной и спокойствием, — подруга блаженно потягивается и смеется.

— Точно. Блин, это все вчерашнее вино, стирающее память, — улыбаюсь я. — Тебя проводить в аэропорт?

Лора обнимает меня за плечи:

— Конечно, нет, Софи. Я взрослая девочка и вполне доберусь сама.

Я пожимаю плечами и обнимаю подругу в ответ.

В другой комнате чересчур громко звонит мой телефон. Только бы не Марк и не мама. Оба станут читать мне нотации, а мне сейчас этого хочется меньше всего. Я закатываю глаза, глубоко вздыхаю и плетусь в спальню.

На экране незнакомый мне номер. Странно, кто может звонить в субботу в восемь утра?

— Алло, я вас слушаю, — произношу я.

— Доброе утро. Вы Софи? — нерешительно интересуется женский голос на том конце провода.

— Да. Что вы хотели?

— Мы с вами незнакомы. Меня зовут Виталина. Вита. И я не уверена, что правильно делаю, что звоню вам, но все же… — говорит собеседница и после небольшой паузы продолжает: — Я общалась с вашей мамой, но она только отмахнулась от меня и запретила мне звонить вам.

— Вита, верно? — и не дожидаясь ответа, продолжаю, стараясь скрыть негодование: — Простите, конечно, но что вы хотите? Надеюсь, это что-то важное для такого раннего звонка.

Она выдыхает:

— Да, Софи, это важно. Наверное. Во всяком случае, я думаю, что это важно. И для меня, и для вас.

Я закатываю глаза:

— Пожалуйста, ближе к делу.

Вита медлит несколько секунд, а затем мягко произносит:

— Софи… Ваш отец умер.

Несколько секунд я перевариваю услышанное, а затем разражаюсь громким смехом.

— Послушайте, — чуть успокоившись, говорю я, — мой отец умер почти двадцать пять лет назад, а Эд, — его имя болью отражается на моем лице, — мне не отец. Он просто жалкий бывший муж моей матери.

— Нет-нет, Софи, — тихо произносит Вита. — Я не знаю, вправе ли я рассказывать вам это… — она молчит, как будто собираясь с силами. — В общем, Глеб, точнее ваш отец, не умер двадцать пять лет назад, он умер вчера вечером — остановилось сердце.

Через мгновение, разрушая звенящую тишину, она всхлипывает и продолжает:

— Он просил меня связаться с вами, Софи. Можно сказать, что это было его последнее и, по сути, единственное желание… Это было нелегко, и я подключила всех своих знакомых, чтобы достать этот номер.

— Так, подождите, — резко произношу я, — мне кажется, вы что-то путаете. Мой отец погиб много лет назад, я это отчетливо помню. Да и кто вы вообще такая?

— Я его жена, — медленно говорит она. — Я понимаю, это все очень сложно, но он и ваша мать в прошлом расстались, а спустя два года мы с Глебом полюбили друг друга и сыграли свадьбу.

— Этого не может быть, — почти кричу я. — Я помню его похороны, я оплакивала его много лет. Да и мама… Мама не могла мне врать всю мою сознательную жизнь.

Или могла?

Резко в комнате становится нечем дышать. Я задыхаюсь… Неужели мама скрывала от меня правду столько лет? Неужели отец оставил меня? Как он мог? Как они могли? Я чувствую, что почти падаю в обморок и присаживаюсь на край кровати.

— Софи? — зовет меня голос из телефонной трубки. — С вами все хорошо?

Я собираюсь с силами, стараясь не дать слезам накрыть меня с головой, и холодно произношу:

— Да, все нормально. Я вам не верю, Вита. Не знаю, зачем вам все это нужно. Но это явно какая-то шутка.

Она вздыхает:

— Нет, дорогая, к сожалению, это не шутка. Я отправила вам по электронной почте кое-какие фотографии, может, они помогут понять происходящее, — слегка помедлив, она продолжает: — Похороны завтра в полдень. Надеюсь, вы приедете. Он бы этого хотел.

Я с шумом бросаю телефон о стену и сквозь слезы слышу, как разбивается стекло. Сползаю на пол, обнимаю себя руками и начинаю судорожно рыдать, не в силах остановиться.

— Софи, дорогая! Что произошло? Ты в порядке?

Голос Лоры кажется таким далеким. Я поднимаю глаза и качаю головой:

— Нет, не уверена.

— Расскажи мне, — тихо говорит она и опускается на пол рядом со мной.

— Я не знаю, Лори, — выдыхаю я, — кажется, это какая-то злая шутка, кто-то просто решил посмеяться надо мной.

Лора терпеливо ждет. Я перевожу дыхание, вытираю слезы рукой и продолжаю:

— Ты же знаешь, что мой родной отец умер, когда мне было пять?

— Да, знаю, милая, ты мне рассказывала, — мягко отвечает она.

— Так вот, — практически шепчу я, — сейчас мне звонила его жена. Не мама, а… другая. И уверяла, что он якобы умер вчера вечером от остановки сердца. Как такое может быть, Лори?

Лора задумчиво смотрит в сторону, потом поворачивается ко мне:

— Софи, тебе, конечно, сейчас непросто, но ты не думала, что… Ну, что может быть… — медлит она, — твоя мама…

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — холодно говорю я. — Ты думаешь, что мама могла не рассказать мне правду, да?

Она молча кивает.

— Нет-нет, — почти кричу я, — я не могу в это поверить! Она не могла врать мне так долго! Да и зачем?

После минутного молчания я поворачиваюсь к подруге:

— Мне стоит ей позвонить?

— Думаю, да, — неуверенно отвечает она. — По крайней мере, ты должна знать правду.

Я киваю, поднимаю с пола телефон и набираю номер мамы на разбитом экране. Никогда еще гудки не казались такими долгими.

— Дорогая, — доносится бодрый голос мамы, — ты немного не вовремя, я гуляю по магазинам с подругой, помнишь, я рассказывала тебе про нее? Она недавно переехала, но мы уже успели подружиться, и она…

— Мама, — громко перебиваю ее я, — папа погиб двадцать пять лет назад?

— Что? — в ее голосе звучит изумление. — Конечно. Ты же знаешь. Мы были на его похоронах.

Я сжимаю телефон так крепко, что костяшки пальцев белеют.

— Скажи правду, — почти беззвучно прошу я.

— Софи, солнышко, ты плохо себя чувствуешь? — с несвойственной ей мягкостью лепечет мама. — С чего ты вообще начала сомневаться в этом?

Я уже не могу держать себя в руках:

— Твою мать, мама, скажи мне правду! — ору я в трубку, не обращая внимания на Лору, пытающуюся меня успокоить. — Он не умер, да? Он просто ушел? Бросил тебя с маленьким ребенком и ушел к другой женщине? Отвечай мне! Немедленно!

Я перевожу дыхание и слышу слабый вздох мамы на том конце провода.

— Да, Софи, он бросил нас, — отвечает она.

Я шумно выдыхаю, голова кружится. Мама продолжает что-то говорить, но я ее уже не слышу.

Как он мог? Мой самый любимый человек. Как он мог бросить меня и оставить одну с мамой и этим Эдом? Я не верю, просто не верю. Он всегда любил меня и был на моей стороне. Всегда защищал, даже от мамы. А тут ушел. Ушел и ни разу за двадцать пять лет не поинтересовался моей жизнью. Жизнью любимой дочери.

Я захлебываюсь от слез и почти не могу дышать. Обида и боль переполняют меня. Я так много лет оплакивала отца. Каждый миг: когда зубрила уроки, чтобы он мог мной гордиться; когда читала книги, которые, как мне казалось, ему бы тоже понравились; когда ела ужасный суп, который он так любил, и даже когда пряталась от пьяного отчима в нашей крохотной ванной, мечтая, чтобы отец пришел и забрал меня. Но он не пришел. Он предал меня. Он был не достоин ни одной моей слезинки. Лучше бы он действительно тогда погиб.

— Хочешь, я отменю поездку и побуду с тобой?

— Что? — растерянно произношу я, слыша голос Лоры, но совершенно не понимая смысла ее слов.

Лора обнимает меня и тихо повторяет:

— Я говорю, что могу отменить поездку и побыть с тобой, дорогая. Если хочешь.

— Нет, не нужно, — голос совсем не похож на мой. — У тебя тоже непростая ситуация, езжай к маме. А мне просто нужно немного поспать, и все наладится.

— Точно? — Лора не отводит от меня взгляда.

— Да, — киваю я неуверенно.

Лора пожимает плечами и торопливо начинает собираться. Я вытираю слезы и выхожу в коридор вслед за ней.

Боковым зрением в соседней комнате замечаю движение. Я медленно поворачиваю голову и застываю на месте от изумления.

Из кухни на меня смотрит светло-русая девочка лет пяти. Что за черт? Откуда она здесь? Может быть, мы забыли закрыть дверь?

— Лора, а мы закрывали дверь? — не отводя взгляда от девочки, спрашиваю я подругу.

— Конечно, Софи, — смеется она, — ты вчера раз восемь проверила, что она закрыта. А еще, что закрыты все окна и балконная дверь.

— Но… — поворачиваюсь я к Лоре с широко распахнутыми глазами и быстро перевожу взгляд обратно на кухню. Девочки нет. Я влетаю на кухню, осматриваясь по сторонам. Никого.

— Софи, — подруга стоит у меня за спиной, и в ее голосе чувствуется явное беспокойство, — может, мне все-таки остаться?

— Нет-нет, — торопливо заверяю я, — я буду в норме.

Лора медлит. Но в итоге целует меня на прощание и, обняв, кажется, чересчур крепко, исчезает за дверью.

Я без сил падаю на кровать. В голове сотни мыслей, и я никак за ними не успеваю.

Зачем мама столько лет врала мне? Хотела уберечь? Почему отец никогда не пытался появиться в моей жизни и только сейчас, после смерти, передал мне привет, больше похожий на насмешку? Интересно, у него есть дети? Мальчик? А может, чудесная розовощекая девочка с моими голубыми глазами? Он ее любил? Больше, чем меня?

Девочка… Откуда, черт возьми, девочка на моей кухне? Может, она потерялась и ей нужна помощь? Но как она туда попала и куда бесследно исчезла?

От количества вопросов и полного отсутствия ответов голова идет кругом.

«Дыши, Софи, дыши».

Я достаю из прикроватного шкафчика пару таблеток снотворного. Без него сейчас никак. Выпиваю и закрываю глаза.

Мне надо поспать. Может, это просто страшный сон? И после пробуждения все будет как прежде — Марк поцелует меня в макушку и приготовит традиционный кофе без кофеина, а мама расскажет про новый французский десерт. Через пару минут я проваливаюсь в сон, прекрасно понимая, что как прежде уже никогда не будет.

4

Он снова кричит. Я почти успеваю убежать, но он резко дергает за руку, и я падаю. «Куда это ты собралась, маленькая дрянь?» — спрашивает он. Я плачу. В дверях стоит мама вся в слезах. Он поворачивается к ней и кричит. Я бегу в ванную и дрожащими руками закрываю щеколду.

«София, мать твою! — слышу я голос отчима за дверью. — Если ты сейчас же не выйдешь, я разобью эту чертову дверь, и тебе не поздоровится, как и твоей матери».

Раздаются ужасные пугающие удары, крики, всхлипы. Нет, нет! Я закрываю уши руками так сильно, как только могу. Папочка, забери меня отсюда. Пожалуйста.

Я кричу и просыпаюсь в холодном поту. С трудом осознав, что нахожусь в своей квартире, сглатываю подступающий к горлу ком и закрываю глаза.

Мне не снились кошмары уже лет… двенадцать? Да, точно, они перестали преследовать меня после длительного похода по психологам и встречи с Марком. Именно он тогда спас меня. Именно он вытащил испуганную восемнадцатилетнюю девочку из пропасти.

Неужели вся эта ситуация с отцом так на меня повлияла? Почему сейчас? Лучше бы эта женщина, именующая себя его женой, вообще никогда не узнала мой номер телефона. Лучше бы я считала отца погибшим героем, а не трусливым предателем, который мог спасти меня, но не спас.

Я отчаянно трясу головой, стараясь выбросить все эти ужасные мысли, и беру телефон. Пятнадцать пропущенных от мамы и сообщение от нее же:

«Софи, детка, я знаю, ты сердишься на меня, что я не рассказала тебе правду. Но у меня были свои причины, я лишь пыталась защитить тебя. Позвони мне, пожалуйста, нам надо о многом поговорить».

Я почти читаю раскаяние в ее словах. Да, я сержусь на нее, очень. Да, у нее не хватило духа рассказать мне правду. Но, в конце концов, она не виновата, что отец сбежал.

Я глубоко вздыхаю. Нам надо будет спокойно все обсудить, но чуть позже. Я должна разобраться в себе, а только потом уже разбираться во всем этом дерьме, внезапно обрушившемся на мою жизнь.

Кручу телефон в руках. Странно. Ни одного сообщения или звонка от мужа. Господи, как же он мне сейчас нужен! Я бы, как и раньше, вывернула перед ним душу, а он, поглаживая по голове, успокоил мою боль. Может быть, позвонить ему?

Я по памяти набираю знакомый номер, но в последний момент отключаюсь. Нет, не стоит. Он на другом конце мира, у него важные переговоры, и ему не нужно отвлекаться на мои проблемы. Новая клиника значит для него очень много. Обсудим все, как только он вернется домой.

Я решаю, что бокал вина, а может даже и два, в моей ситуации будут совсем не лишними, и отправляюсь на кухню.

По пути вижу свое отражение в настенном зеркале. «Ну и вид у тебя, Софи». Вчерашние тренировочные штаны, футболка залита вином и слезами, глаза опухли, волосы спутались в непонятное гнездо. Да, хорошо все же, что Марк не видит меня такой.

Тяжело вздыхаю и открываю холодильник. С облегчением вижу, что после вчерашних посиделок с Лорой все же выжила одна бутылка новозеландского вина. И есть сыр. Прекрасный ужин страдающего человека.

Я наливаю вино в высокий бокал и делаю большой глоток спасительного напитка.

— А мама говорит, что пить в одиночку очень плохо.

Я, давясь вином, открываю глаза и с ужасом вижу девочку, сидящую за столом. Да, ту самую девочку с большими голубыми глазами.

Несколько раз закрываю и открываю глаза, но девочка никуда не исчезает. Она все там же, на моей кухне.

— Как ты сюда попала? — наконец спрашиваю я.

— Не знаю, — пожимает плечами она, — мне кажется, я всегда тут была.

Она осматривается по сторонам и добавляет, морща нос:

— А у вас тут миленько, но мне не нравится.

— И почему же?

— Как-то безжизненно, что ли, — пожимает плечами моя новая знакомая, — как в больнице. Там тоже все должно лежать строго на своих местах и медсестра ругает меня, если я что-то ставлю не туда.

Я внимательно осматриваю ребенка. На вид ей лет пять-шесть, не больше. Светло-русые волосы, большие выразительные глаза и платье безумно красивого темно-синего цвета. Цвета моря в шторм. Моего любимого цвета.

Я отбрасываю мысли о море и, подходя чуть ближе, спрашиваю:

— Как тебя зовут? И где твои родители?

Девочка резко встает, немного напугав меня, и со смущением протягивает мне руку.

— Прости, — говорит она, — с моей стороны было очень невежливо не представиться. Я Ника.

Я легко пожимаю ее руку, а она продолжает:

— Мама с папой уехали покупать мне новые книги, потому что все старые я уже прочитала.

Она широко улыбается, и я замечаю небольшой скол на переднем зубе.

— Так ты, значит, любишь читать, Ника? — осторожно спрашиваю я, отчаянно пытаясь понять, что делать дальше.

Ника усаживается за стол напротив меня и кивает:

— Да, я люблю читать. У меня дома много книг, но они не все мне нравятся. Некоторые слишком грустные и неинтересные.

— Не всегда книга бывает веселой и интересной, — машинально произношу я.

— Так же, как и жизнь? — спрашивает Ника.

— Что? — растерянно переспрашиваю я.

Ника теребит косичку с вплетенным в нее голубым бантом и деловито продолжает:

— Ну, жизнь тоже бывает разной, разве нет? Если человеку повезло, то у него интересная и веселая жизнь, он может делать что ему нравится. А если повезло меньше, то он всю жизнь грустит, как моя мама.

Она внимательно смотрит на меня и спрашивает:

— Вот у тебя веселая жизнь, Софи?

Я как завороженная смотрю на эту юную девочку и не могу подобрать слов.

— Ну, — бормочу я, — отчасти веселая, наверное.

— Это хорошо, — легко отвечает Ника.

Я делаю глоток вина и смотрю, как она проводит языком по зубам. Кажется, у меня в детстве тоже была такая привычка, и мама постоянно ругала меня за это.

— Подожди, — вдруг спрашиваю я. — А откуда ты знаешь мое имя?

— Я многое о тебе знаю, Софи.

Я не успеваю ответить, как она выходит из-за стола и продолжает:

— Ладно, я пойду поищу маму. Но скоро вернусь.

Ника выходит в коридор, я плетусь за ней, ничего не понимая.

— Пока, Софи! — машет она мне рукой около двери. — И проверь почту, ведь Вита прислала тебе фотографии отца.

Я поворачиваю голову в сторону ноутбука.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я, но девочки уже нигде нет.

Несколько секунд я просто стою в коридоре, затем проверяю входную дверь. Закрыта.

Куда она делась? Не могла же она просто испариться? А была ли она вообще? Нет, ну это же не может быть плодом моего воспаленного воображения?

Я обхватываю голову руками и иду в спальню. Забираюсь под плед с головой и отчаянно пытаюсь понять, что вообще происходит. Я что, сошла с ума? Или это все еще сон?

Я больно щипаю себя за руку. Нет, я не сплю. Тогда это не поддается никакому объяснению.

Полчаса я отчаянно пытаюсь заснуть, но тщетно. В итоге, немного поразмыслив, решаю все же прочитать е-мейл, который прислала мне Вита, может, он что-то прояснит.

Открываю ноутбук и несмело листаю почту: сообщение от мамы, пара рабочих писем от Милы, вот — письмо от Виталины Романовой. Застываю. У этой женщины моя, а точнее, папина фамилия.

Тяжело вздыхая, собираюсь с силами и открываю сообщение.

«София, я очень рада, что ты все же решилась прочитать мое письмо. Я уверена, что отец тоже был бы рад. Он всегда любил тебя и желал тебе только счастья».

Ага, как же, именно поэтому он бросил нас.

«Ты, наверное, так мало помнишь отца, и я хочу рассказать о его жизни. Быть может, ты поймешь, что он совсем не ужасный человек. А просто человек, судьба которого сложилась так, как сложилась».

Я перечитываю последнее предложение несколько раз.

Как легко, оказывается, оправдать все на свете судьбой. Совершил подлость — это судьба такая, начал пить — снова судьба, бросил женщину с маленьким ребенком — тоже, конечно, судьба. То есть в том, что ты конченый урод, виноват не ты сам, а «просто судьба сложилась так, как сложилась». Замечательная отговорка.

Следующий час я читаю длинное письмо Виты и рассматриваю многочисленные фотографии: вот папа в школе с детьми (оказывается, он был учителем литературы); а тут он на рыбалке с друзьями держит в руках огромную рыбу. Папа в парке, папа пьет кофе, папа за рулем машины, и лишь на последней фотографии я заостряю внимание.

С экрана на меня смотрит счастливая семья. Папа улыбается и держит за руку красивую женщину невысокого роста, видимо Виту, а на его плечах сидит маленькая светловолосая девочка.

На мгновение мне кажется, что у него на плечах я, но это не так. Та девочка улыбается, она счастлива. А я в это время, наверное, в очередной раз сбегала из того жуткого места, которое мама называла домом.

Не замечаю, как слезы сами собой струятся по лицу. Я совсем не хотела плакать, мне не жаль его. Он заслужил это. Каким бы хорошим он ни был, он бросил меня, и этого не изменить.

Я закрываю ноутбук и плетусь на кухню. Стоит ли ехать на похороны? Эта мысль не дает мне покоя вот уже несколько часов, и я не знаю ответа.

Наконец, выпив чашку чая, я решаю, что никуда не поеду. Ведь, по сути, мой отец мертв уже много лет, и то, что его засыплют землей только завтра, ничего не меняет.

Надо написать Марку, что все в порядке, чтобы он не волновался за меня. Беру телефон. Как же сложно писать сообщение на разбитом вдребезги экране. «Марк, милый, я дома, у меня все хорошо», — быстро пишу я и замечаю пропущенный звонок от мамы. Странно, всего один. Но решаю не перезванивать. Не сегодня, мама. В конце концов, я ждала правду долгих двадцать пять лет, так что она вполне может подождать моего звонка пару дней.

Плетусь в спальню. Я совершенно разбита. События последних часов просто выбили меня из колеи. Завтра будет новый день, и завтра я верну свою жизнь на место. Во всяком случае, очень постараюсь.

Подхожу к книжному шкафу и тянусь к книге по психологии, но в итоге решаю перечитать с детства любимую мной книгу в старом переплете — «Волшебник Изумрудного города». Когда-то именно она помогала мне верить в чудеса и дарила спокойствие и надежду. Вдруг и сейчас это окажется ей под силу?

Я устраиваюсь на кровати и после нескольких страниц спокойно засыпаю с легкой улыбкой на губах.

5

Я просыпаюсь от телефонного звонка. Марк. Быстро прокашливаюсь и беру трубку.

— Привет, дорогой.

— Привет, Софи, — его голос жестче, чем обычно. — Ты была у врача? И почему ты мне так и не ответила на сообщение? Точнее, конечно, ответила, но спустя сутки и написав совсем не то, что я хотел от тебя услышать.

— Я просто немного замоталась, — бормочу я. — Да и Лора приезжала, у нее проблемы с мужем, ей нужна была моя…

— Она приезжала в мою квартиру? — громко спрашивает он.

— В нашу квартиру, — мягко поправляю я. — Что в этом такого? Она моя подруга.

В его голосе отчетливо слышится злость.

— София, — он старается сохранять спокойствие, — я говорил тебе миллион раз, что она тебе не подруга. Она тебя использует. И кроме того, каждый раз, когда она появляется в твоей жизни, ты теряешь рассудок и творишь какие-то ужасные и безрассудные вещи. Вот и сейчас из-за нее, насколько я понимаю, ты отменила визит к врачу. Нельзя менять свою жизнь из-за одного человека! — почти кричит он последнюю фразу в трубку.

— Но я же поменяла свою из-за тебя, — резко выпаливаю я.

— Это другое, Софи, — чуть тише говорит он. — Это я поменял твою жизнь, помнишь? Ты была несчастна, а я сделал тебя счастливой. Разве нет?

— Да, конечно, — медленно соглашаюсь я. — Извини.

И Марк продолжает:

— Ничего, дорогая. Я лишь прошу тебя не совершать больше всяких глупостей, пока меня нет рядом. Сходи к врачу и пей витамины, я вернусь через пару дней. Хорошо? И кстати, пациентов никто не отменял.

— Да, я помню, — киваю я в трубку, — не переживай, все будет хорошо.

— Вот и умничка, за это я тебя и люблю. До встречи! — быстро говорит он и отключается.

«За это я тебя и люблю» эхом проносится по комнате, я поворачиваюсь и вижу Нику.

— Тебе не кажется, что любить надо просто так? — спрашивает девочка.

— А тебе не кажется, что это не твое дело? — достаточно грубо отвечаю я. — Ты маленькая и еще ничего не понимаешь. Да и вообще, как ты сюда попала? Снова.

— Вошла, — спокойно говорит она, — через дверь, ты забыла ее закрыть.

— Не может быть. — Я бегу к двери. Закрыта. И вчера была закрыта, я точно помню. Или нет?

Ника уже сидит на кухне и явно ждет меня.

— Ты собираешься что-то поесть, Софи? — тоном моей матери спрашивает она. — Ты не ела уже сутки.

Я хочу возмутиться и сказать, что не голодна, как я обычно отвечаю маме, но желудок предательски сводит, я очень хочу есть.

— Да, я, пожалуй, закажу лапшу, — медленно произношу я, набирая номер доставки еды, — а потом позвоню в полицию и выясню наконец, кто ты такая, где твои родители и как ты попадаешь в мою квартиру.

Она только кивает в ответ. Я заказываю еду и сажусь рядом с ней на диван.

— Пока ждем еду, может, расскажешь мне о себе? — спрашиваю я, удивляясь самой себе. Обычно я никогда не завожу разговоров с людьми, они меня в принципе мало интересуют.

— А что ты хочешь узнать, Софи? — поднимает глаза Ника. — Ты и так все знаешь обо мне. Просто забыла.

Я недовольно хмурюсь. Почему эта девочка загоняет меня в тупик?

— Как я могу все о тебе знать, если мы видимся только второй раз? — уточняю я и наливаю стакан воды.

Ника с улыбкой рассматривает меня и говорит:

— Давай поиграем в игру?

Видя мое явно растерянное выражение лица, она продолжает:

— Я задаю тебе вопрос обо мне, а ты отвечаешь первое, что приходит в голову.

— Идиотская какая-то затея, — ворчу я, — как я могу отвечать что-то о тебе, совершенно не зная этого?

— А ты попробуй, — настаивает девочка, — доставку все равно ждать еще минимум полчаса. Да и мне скучно. А если ты не станешь со мной играть, я буду скучать по родителям, а может, даже заплачу.

— Ну, хорошо, хорошо, — поднимаю я руки вверх в знак поражения. Немыслимо! Она манипулирует мной. Я усмехаюсь про себя и добавляю: — Начинай.

Она победно кивает и проводит языком по зубам.

— Как ты думаешь, сколько мне лет? — быстро спрашивает Ника.

— Пять? — неуверенно отвечаю я.

— Да. А какой мой любимый цвет?

— Темно-синий, — быстро выпаливаю я.

— Верно, — произносит она. — Кем я хочу стать, когда вырасту?

— Писателем, наверное, — слова сами срываются с губ. — Или сценаристом.

Она кивает и смеется. А я пытаюсь понять, откуда я все это знаю.

— Вот видишь, — весело лепечет она, — ты знаешь больше, чем думаешь. Просто стала забывать.

— Это внимательность, не более, — сопротивляюсь я. — Темно-синий, потому что на тебе такого цвета платье, а писатель — ну, ты рассказывала, что любишь читать.

— Хорошо, — отвечает она. — Давай посложнее. Где я сломала зуб?

Я на секунду задумываюсь и потом вдруг быстро говорю:

— Упала с качелей, когда тебе было четыре. Тогда еще мама очень сильно ругала тебя, а папа отвел в магазин и разрешил выбрать любую куклу.

— Но я?

— Но ты выбрала книгу, — ошарашенно произношу я и вскакиваю с дивана. — Что, черт возьми, происходит? — еле дыша, спрашиваю я. — Кто ты такая? Почему ты здесь? Откуда я все это знаю?

Ника спокойно продолжает сидеть на диване, рассматривая меня своими голубыми глазами.

— Просто я — это ты, — легко отвечает она и улыбается.

— Что? — почти кричу я. — Ты сочиняешь какую-то чушь! Где, блин, твои родители?

Я в панике. Что делать? Надо звонить в полицию. Да, точно. Пусть они приезжают и разбираются с ней. В конце концов, она проникла в мою квартиру и, кто знает, может, уже успела унести какие-то вещи. Видимо, у нее не все в порядке с головой.

— Нет, Софи, — говорит девочка, — в этой комнате, конечно, есть проблемы с головой, но они не у меня.

Я не успеваю ничего ответить, как раздается звонок в дверь.

— Сиди тут, — резко говорю я и отправляюсь открывать дверь.

На пороге стоит молодой мальчик в желтой кепке, в руках у него большой пакет с едой, которая восхитительно пахнет.

— Ваш заказ, — произносит он и протягивает мне пакет.

Я киваю и замечаю рядом с собой Нику.

— Я же сказала тебе сидеть на кухне, — почти кричу на нее я.

— Что, простите? — растерянно спрашивает курьер.

— Ой, извините, это не вам, — с улыбкой отвечаю я. — Просто племянница приехала погостить и никак не хочет меня слушаться.

Я указываю рукой на Нику, а молодой человек растерянно крутит головой.

— Он меня не видит, Софи, — смеется девочка.

— Как он может тебя не видеть? — резко одергиваю ее я. — У него что, по-твоему, нет глаз? Или совершенно ужасное зрение?

Я перевожу взгляд на курьера, его глаза наполнены ужасом.

— Я, наверное, пойду, — произносит он нерешительно. — Заказ уже оплачен, а отзыв напишите, пожалуйста, на сайте.

Почему он так странно реагирует на меня и Нику? Может, просто не любит детей? Ох, как я его понимаю.

— Подождите, — останавливаю его я, когда он разворачивается в дверях. — Не могли бы вы пару секунд побыть здесь? Присмотреть за девочкой, чтобы она никуда не сбежала, пока я схожу за телефоном и вызову полицию?

— За какой девочкой? — еле слышно спрашивает он.

Я киваю в сторону Ники, которая не переставая смеется.

— Вот за этой невоспитанной юной особой, которая своим неуместным смехом мешает нашему разговору, — зло говорю я и легонько толкаю Нику в плечо.

— Простите, пожалуйста, — с явным испугом произносит курьер, — но тут никого, кроме нас с вами, нет, — и спешно добавляет: — Я пойду, у меня много заказов.

Я не успеваю ничего сказать, как он пулей вылетает из квартиры. Ника пожимает плечами и уходит на кухню.

— Какого черта?! — кричу я ей вслед. — Ты с ним сговорилась, да? Вы решили меня разыграть? Знаешь, это несмешно! У меня и так достаточно было всякой дряни в последнее время!

— Именно поэтому я сейчас здесь, — отвечает она, не оборачиваясь.

Я меряю кухню большими шагами, пока Ника сидит на диване и беспечно болтает ногами.

Это какой-то бред. Не иначе. У этой девочки явно не все дома, и она решила надо мной поиздеваться. Но как она попала сюда? И почему курьер ее не видит? Она не могла знать, что именно этот бедный мальчик привезет мне еду. Отлично! Теперь он будет думать, что я сошла с ума. А может, так и есть?

— Если ты думаешь, что сходишь с ума, — прерывает мои мысли Ника, — то отчасти так и есть.

— Помолчи, — рявкаю я в ответ.

— Ты же понимаешь, Софи, — смеется она, — что кричишь на себя?

— Просто закрой рот, — кричу я.

Она пожимает плечами и рисует руками круги в воздухе.

Блин, я делала точно так же, когда обижалась в детстве на отца. Откуда она знает? А зуб? Я ошарашенно смотрю на Нику. Ведь это я упала с качелей и сломала его. Не она. И это мне тогда отец купил книгу, ту самую — «Волшебник Изумрудного города». И платье у этой маленькой девочки точно такое же, как было у меня. И это я, кажется, хотела стать писателем.

Я шумно выдыхаю и опускаюсь на стул. Этого просто не может быть! Она не может быть плодом моего воображения. Я не сошла с ума. Но по-другому это никак не объяснить.

— Я так понимаю, на похороны отца ты не поедешь? — интересуется Ника.

— Я не собираюсь разговаривать с тобой, то есть, с собой. Блин, ни с кем из нас, в общем, — раздраженно отвечаю я, не в силах подобрать слова.

— О, да мы сдвинулись с мертвой точки, — хохочет девочка. — Ты уже не отрицаешь, что разговариваешь сама с собой?

Я молчу и сверлю ее взглядом. Она продолжает беззаботно смеяться.

Даже если допустить, что я схожу с ума и события последних дней выбили меня из колеи, разве могут быть мои видения такими реалистичными?

Я смотрю на Нику, она положила голову на руки и тихонько напевает какую-то песню. Вымышленные персонажи не могут петь. И говорить. И тем более если она — это я, то почему всегда спорит со мной?

Так, стоп. Кажется, голоса в голове и галлюцинации — это признаки шизофрении, если верить остаткам моих университетских знаний. Ну, конечно. Мне надо просто сходить к доктору. Сдам анализы, мне выпишут таблетки, и все будет как прежде.

— Не-а, не будет, — произносит Ника.

— Да заткнись ты уже, — кричу я, встаю и направляюсь в спальню. — Я собираюсь отдохнуть, а ты, — резко выдыхаю я, — проваливай из моего дома и из моей головы куда подальше.

Я захожу в спальню и застываю на месте. Девочка сидит на моей кровати и с интересом рассматривает старую книгу.

— Кажется, именно эту книгу нам тогда подарил отец? — спрашивает она.

Я машинально киваю, прохожу мимо и открываю ноутбук. Надо найти хорошего психиатра. Какая ирония, психологу нужен психиатр.

— Действительно забавно, — улыбаясь произносит Ника.

— Хватит залезать мне в голову, — бормочу я, — и без тебя тошно.

Она молча продолжает листать книгу, а я пытаюсь сосредоточиться на поиске врача.

6

В квартире темно. Разбивается посуда на кухне. Мне страшно, я стараюсь выбраться из дома незамеченной.

Мама плачет, а отчим кричит как сумасшедший. Мне нельзя оставлять ее с ним. Но я слишком боюсь.

Затаив дыхание, я натягиваю желтый плащ и пробираюсь к выходу. Задеваю зонт. Он с грохотом падает, я зажмуриваю глаза. Пусть он не услышит, пожалуйста. Но он слышит, со всех ног бежит ко мне и больно хватает за руки.

«Какого хрена ты тут делаешь?» — орет Эд. Я плачу, пытаясь вырваться. Но силы не равны. «Катись отсюда на хрен, чтобы я тебя больше никогда не видел в этой квартире!» — отчим толкает меня и смеясь захлопывает дверь. Я лежу на полу перед закрытой дверью. Папочка, как же мне больно.

Я просыпаюсь в холодном поту, по щекам текут слезы. Понимаю, что уснула прямо на ноутбуке. Оглядываюсь по сторонам и облегченно выдыхаю — Ники нет. Может, она ушла из моей головы? Надеюсь, что так и есть.

Из огромного списка врачей я выбрала двоих специалистов, у которых отличные отзывы и большой опыт работы с… такими как я.

Докатились, я сумасшедшая. Эта мысль даже немного меня веселит, хотя пугает гораздо больше.

Решаю изучить симптомы болезни и быстро набираю запрос в поисковике. Так, что тут у нас?

«Потеря интереса к занятиям, которые раньше приносили удовольствие».

Могу я отнести это к себе? Скорее да. В последнее время я все чаще прогуливаю работу да и такой радости, как прежде, от общения с пациентами не испытываю. Что ж, один бал не в мою пользу.

Я записываю на бумаге странный счет, который я зачем-то веду сама с собой: Софи — 0, Ника — 1. Вместо имени девочки я хотела написать шизофрения, но это слово заставляет меня вздрагивать, лучше пусть будет Ника.

Продолжаю свое увлекательное чтение.

«Частые перепады настроения, депрессии, срывы на родных и близких».

Черт, тут тоже балл не в мою пользу.

Софи — 0, Ника — 2.

«Отрицание действительности, комфортное ощущение внутри собственного мира, отказ от помощи близких».

Я победно киваю, уж этот пункт явно не про меня. Хотя… Кто, как не я, недавно отрицала факты про моего отца, даже после того как прочитала письмо и сотню раз пересмотрела фотографии, присланные Витой? А кто отказался от помощи Лоры в критический момент? Боже, кого я обманываю.

Молча исправляю счет.

Софи — 0, Ника — 3.

Остается последний пункт, и я мысленно скрещиваю пальцы в надежде, что хоть тут победа будет за мной.

«Беседы и споры с несуществующими собеседниками, бред, галлюцинации».

Блеск! Без шансов.

Софи — 0, Ника — 4.

Я несколько секунд смотрю на разгромный счет, а потом заливаюсь смехом.

— Кстати, беспричинный смех тоже один из признаков, — слышу я голос Ники за спиной.

— Ты всегда появляешься внезапно? — спрашиваю я, закатив глаза.

— А что, по-твоему, я должна стучаться в дверь, перед тем как войти? — смеется она. — Тук-тук, это шизофрения, я зайду?

Я пытаюсь сдержать смех, но он абсолютно неуправляем.

— Почему ты пропустила похороны отца? — вдруг серьезным тоном интересуется девочка.

Я поворачиваюсь к ней и замечаю, что она в малиновом платье с бабочками, которое папа купил нам на Рождество.

— Для меня он умер много лет назад, — отвечаю я, стараясь выглядеть равнодушной.

Она закатывает глаза точно так же, как я. Хотя чему я удивляюсь?

— Не ври мне, — произносит Ника. — Ты злишься на него, я знаю.

— Да, я злюсь на него, черт возьми, — громче, чем хотела говорю я, — но я имею на это полное право.

— Да? И почему же? — спрашивает она голосом, который почему-то меня раздражает. Или раздражает не голос?

— Ой, только не надо прикидываться дурочкой, которая ничего не понимает, — рычу я. — Когда тебе надо, ты понимаешь все лучше, чем я. А тут на тебе — почему же? — передразниваю я.

Несколько секунд я молчу, стараясь унять злость, но поздно.

— Да потому что он не умер! — ору я что есть мочи. — Он бросил нас. Бросил! Маму, меня, тебя. Оставил нас с этим дебилом Эдом. Если бы он тогда не ушел, все было бы по-другому. Мне бы не пришлось убегать из дома почти каждый вечер и ютиться где попало; не пришлось бы прятаться в ванной и молиться, чтобы пьяный отчим заснул быстрее, чем выломал дверь; не пришлось таскаться много лет по этим гребаным психологам. Но он, черт его подери, ушел!

Я слегка перевожу дух и продолжаю:

— Я все могу понять — они с мамой перестали друг друга любить, всякое бывает, да и мама не самый простой человек. Но он ведь бросил и меня. За столько лет он ни разу не написал, не позвонил, не приехал. Ни разу! Он погиб для меня тогда, пусть так и остается. — Я тяжело вздыхаю. — Кроме того, я совсем не хочу знакомиться с его новой любимой семьей. Мне они неинтересны.

Ника кивает и молча смотрит на меня. Ее выражение лица не передает абсолютно никаких эмоцией. Ни удивления, ни порицания, ни сострадания. И за это я очень благодарна этой маленькой девочке.

— Тебе стало легче? — тихо спрашивает она.

— Да, — признаюсь я, — но тему с папиными похоронами мы закрываем раз и навсегда, поняла?

— Как скажешь, — слегка улыбаясь, говорит она, — в конце концов, я — это ты, поэтому тебе решать.

Ловлю себя на том, что непроизвольно улыбаюсь ей в ответ.

— Как давно ты ела, Софи? — резко меняет тему она.

— Ой, только не начинай вести себя как моя мать! — бурчу я в ответ, хотя понимаю, что даже не притронулась к утренней лапше.

— И не пытаюсь, — парирует Ника, — твоя мама не лучший пример для подражания!

Вот уж точно, я закатываю глаза и жестом приглашаю Нику на кухню.

— Кстати, — спрашивает она, — может, закажем пиццу? Ту, вкусную, с грибами и великолепными баварскими колбасками?

— Это неполезно, — возражаю я.

— Зато вкусно, — не отступает девочка, — и доставят быстро. И Марка тут нет, никто не будет читать тебе мораль.

— Ладно, — соглашаюсь я и ищу номер доставки еды.

— А ты быстро сдалась, — расплывается она в улыбке.

Через полчаса я доедаю третий кусок пиццы и думаю о том, что только что проиграла спор с плодом своего воображения. Да уж. Хотя надо признать, пицца и правда прекрасна на вкус.

Ника внимательно смотрит на меня, явно медлит, но в конце концов задает вопрос:

— Ты никогда не думала, как сложилась бы жизнь, если бы отец тогда не… — она замешкалась, — погиб?

— Думала, и очень часто, — вздыхаю я. — Я представляла себя с маленькой девочкой в коляске, а рядом шел бы он. Уже в годах и с сединой на висках. Он бы говорил, как гордится мной, и мило улыбался своей внучке.

— А ты? — спрашивает она. — Кем бы была ты?

— В смысле? — не совсем понимаю вопроса я. — Я бы была собой.

— Я не про это, — медленно произносит Ника. — Если бы у тебя действительно был выбор, ты бы все так же была психологом? Вышла бы замуж за Марка? Родила бы от него дочку?