Бесплатный фрагмент - Двадцать одна сказка обо всём на свете

Сказка о юной принцессе хромоножке Анне и её брате, лекаре Густаве

1

В одном прекрасном королевстве, в чудесной дальней стороне жила-была совсем ещё юная принцесса. А звали её, как и подобает многим монаршим особам, звучным и гордым именем — Анна. И надо ли говорить, что Анна была необыкновенно хороша собой, ну просто всем на загляденье. И красавица, и умница, и фигуркой стройна, и папа-то у неё король, и мама-то королева, и королевство-то у них богатое, даже дворец из гранита имелся, ну всё как полагается, а вот счастья не было! А всё потому, что имелся у принцессы один очень значимый недостаток — хромала она бедняжка. Однако для всех подданных королевства, и даже за его пределами, это являлось большой тайной, никто и нигде не знал об этой страшной и очень болезненной беде. Притом боль иногда была совершенно невыносимой.

И вот тут надо пояснить, откуда у принцессы взялось это страшное увечье. Всё случилось, буквально сразу после её появления на свет. Не прошло и недели после пышного бала, по случаю её рождения, как в королевские покои ворвалась беда. По недосмотру молоденькой и малоопытной няньки крохотная принцесса нечаянно выпала из люльки и ударилась ножкой. Удар был не очень сильный, ведь кругом лежали мягкие подушки. Однако его хватило, чтоб хрупкие косточки принцессы деформировались. Одна ножка вмиг стала короче другой. В чёрную пелену горького несчастья погрузилась вся королевская семья. Во дворец были моментально приглашены самые мудрые и сведущие лекари со всего королевства. Но как бы они ни мудрили, как бы ни старались, какие бы сильные примочки и мази не применяли, ничего сделать не смогли. Одна ножка маленькой Анны так и осталась короче другой.

Потянулись долгие месяцы мытарств и страданий. Тяжёлое, скорбное настроение на многие годы поселилось во дворце. Однако на внешнем поведении королевской четы это никак не отразилось. Монархи вели себя по-прежнему приветливо и улыбчиво, сохраняя втайне страшное увечье своей любимой доченьки. Ну а со временем к ним пришло и смирение. Неизбежность взяла верх, и к подростковому возрасту принцессы, они уже полностью приспособились к её положению. Но что удивительно сама юная принцесса не смирилась со своей участью и, невзирая на сильную боль в суставе научилась ходить и даже танцевать. И в этом ей помогли ни лекари, нет, а самые обыкновенные башмачники. Впрочем, именно эти башмачники были самыми лучшими мастерами своего дела. Для удобства при ходьбе и для скрытия хромоты они сделали Анне специальные туфельки. При этом со всех мастеров была взята вечная клятва — под страхом смерти молчать о том, что они делали и видели. Таким образом, тайна сохранилась, и никто в целом мире не узнал, что принцесса Анна хромоножка.

2

Меж тем время шло, многое из прошлого стало забываться, уходить из памяти. Постепенно забылась и та молодая служанка, по вине которой принцесса получила своё увечье. И уже никто не задавался вопросом, куда она тогда подевалась, что с ней стало и где она сейчас. Лишь единицы помнили, что девушку звали Мария, и что после случившегося её сослали подальше от столицы в глухую провинцию, в Нормандию. И вот там, в далёкой Нормандии с ней произошла совершенно поразительная история, о которой следует немедленно рассказать. Едва Мария обустроилась на новом месте, как в тот же день ощутила, что ждёт ребёнка. Иными словами она оказалась на сносях. Притом это случилось ещё до её отъезда из столицы. А отцом её, нерождённого ребёнка, был ни кто иной, как сам король Карл.

Впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь в пору её службы во дворце служанка была юна, прекрасна собой и очаровательно приветлива. Да и король тогда тоже был молод, красив и обаятелен. Но самое главное он славился своей ветреностью и периодически волочился за хорошенькими девушками. Ох уж эти короли с их нравами. Ну и как это бывает у молодых, чувства служанки и короля вспыхнули, словно порох. Притом это случилось ещё до рождения принцессы. Однако эти чувства также быстро и погасли. И хотя их отношения продолжались не так долго, результатом этой любовной истории стал крохотный плод под сердцем у юной красавицы. Но кто знает, случилась бы у короля эта любовная связь, если бы королева Розалия в тот период была бы хоть чуточку терпимей и доступней. Правда её тоже можно понять, ведь она тогда была беременна принцессой Анной, а отсюда и раздражительность, и отстранённость от мужа. Но что уж теперь говорить, как случилось — так случилось.

Ну а вскоре пришёл срок, и на свет появилась принцесса. И вот тут случилось что-то непонятное, в няньки к только что родившейся Анне была назначена служанка Мария. И уж как это получилось, никто не мог объяснить, просто чудеса. Таким образом, бывшая возлюбленная короля стала ухаживать за его же дочерью. Ну а так как Мария сама носила дитя под сердцем, то не удивительно, что её быстрая утомляемость, плохое самочувствие и невнимательность стали причиной случившегося несчастья. Но в защиту Марии можно сказать, что она тогда ещё ничего не знала про свою беременность и старалась, как могла. Когда же бедняжка принцесса упала, король Карл сразу признал в няньке своё прошлое увлечение. Разумеется, наказывать её строго он не стал, а ограничился лишь дальней ссылкой. В тот же час служанку Марию, бывшую няньку, отправили в Нормандию. А чтобы сохранить тайну несчастного случая и не вызывать подозрения у подданных, монархи продолжили вести обыденную праздную жизнь.

Таким образом, Мария оказалась одна на просторах холодной и малообжитой северной окраине королевства. Поселилась она в маленьком городке, почти деревни. Городок был настолько невелик, что мало кто за его пределами знал о его существовании. Однако Марии это было даже на руку, ведь в небольших городках народ обычно живёт дружно, и люди стараются помогать друг другу. Также было и здесь, хозяйка крохотного домика, в котором обосновалась Мария, предоставила ей всё необходимое и даже нашла ей на первое время скромный приработок. Ну а когда выяснилось, что у Марии вскоре появиться младенец, то та же хозяйка позаботилась о бабке повитухе, которая пообещала принять роды. В общем, всё устроилось как нельзя лучше, теперь оставалось только ждать.

3

И вот в один из пасмурных дней, коих в Нормандии бывает немало, на свет появился мальчик. Притом мальчик непростой, а самый настоящий принц, ведь его отцом был сам король Карл. Однако до поры до времени Мария решила скрыть знатное происхождение сына и стала растить его как обыкновенного городского мальчишку. И как бы ей ни было трудно, какие бы ни возникали трудности, она всё своё внимание, всю свою любовь уделяла только ему, своему крохотному малышу. Разумеется, не обошлось и без помощи хозяйки домика, она сидела и занималась мальчиком, пока Мария зарабатывала на хлеб насущный. А работать ей приходилось много, притом она бралась за любую работу, и выполняла самые тяжёлые поручения. Но это лишь пошло ей на пользу, трудности ещё больше закалили её дух.

Ну а вскоре определились и с именем малыша, его назвали Густав, что означало упорный, верный, несгибаемый. И это определение полностью соответствовало нраву малыша. Первые же месяцы его жизни показали, что он таким и является; верным матушке, упорным в достижении цели, и несгибаемым при столкновении с трудностями. Густав рос самостоятельным, смышлёным, любознательным и стал рано помогать матушки. А та в свою очередь, когда выпадало хоть какое-то свободное время, обучала сына грамоте, письму, азам математики и тем немногим наукам, что она сама успела узнать за короткий период своего пребывания во дворце. Не прошло и месяца, как соседи и другие жители городка прознали о способностях Марии преподавать науки. И, разумеется, люди стали приглашать её для обучения своих детей. Грязную и изнурительную работу Мария конечно оставила. Таким образом, Мария из простой служанки вмиг превратилась в прекрасную, молодую учительницу.

Меж тем маленький Густав быстро обучился всем премудростям математики, письма, грамоты, и тем немногим наукам, что знала его матушка. Впрочем, такие достижения вполне понятны, ведь его отец, король Карл, был человеком несравненно талантливым, и с незаурядными способностями. При этом Густаву от отца, помимо прозорливого ума и таланта быстро схватывать знания, досталось также воистину королевское здоровье и настоящая благородная стать. Со стороны сразу было видно, что мальчик он необыкновенный. Однако тайну его происхождения Мария так и держала в секрете, кто его настоящий отец никто не знал и даже не догадывался.

Конечно, по городку ходили разные слухи, но как только люди узнавали, что ранее Мария служила при королевском дворе, все кривотолки мигом прекращались. Становилось ясно, что без знатного вельможи здесь не обошлось. Но никто даже и подумать не смел, что это может быть сам король. Вот так и получалось, что в двух разных местах росли два близких и родных по крови ребёнка. Бедный, никому неизвестный, принц Густав, и его высокопочитаемая сестра, несчастная принцесса Анна. Дети даже и не подозревали о существовании друг друга, однако какое-то внутреннее, сильное природное чувство подсказывало им, что они не одиноки в этом огромном мире. Зов природы это вам не шутка, его ни за что не обмануть.

4

Но как бы там ни было, время неумолимо, и оно неудержимо несётся вперёд. Прошло ещё несколько лет, и Густав из мальчишки-малышки превратился в рослого образованного подростка полностью схожего со своим отцом. Впрочем, ничего странного, так и должно быть в королевском роду. Кровь его великих предков, рыцарей и королей, оказало на него сильнейшее воздействие, она позвала его вперёд в дорогу, к новым знаниям, испытаниям, к истинным приключениям и подвигам во имя дружбы и любви. Иначе говоря, настал тот самый момент, когда каждый юноша должен покинуть родной дом и отправиться в путь на поиски своего счастья. Вот и Густав собрался в дорогу. Матушка как могла, собрала его, и, благословив, рассказала ему всё, что случилось с ней много лет тому назад в королевском дворце. Не забыла она рассказать и о том, что стала причиной болезни маленькой принцессы Анны, и о том, кем Густав является на самом деле.

Услышав последнюю часть этой истории, Густав был немало удивлён, ведь не каждый день узнаешь, что ты отпрыск королевского рода. Зато новость о том, что у него есть сестра и у неё страшный недуг произвела на него совершенно удручающее впечатление и намного ускорила его отъезд. И вот тут надо пояснить, почему Густав так рьяно поспешил в дорогу. Дело в том, что ко времени своего отъезда Густав успел обучиться ремеслу лекаря, притом лекаря непростого, а ещё и с навыками чародея. Лучшего медика во всей округе было не найти. Вот именно поэтому-то он и заторопился в столицу, скорей помочь сестре, которую, правда, он ещё никогда не видел. Стремление немедленно вылечить её, жгло Густаву сердце. Но прежде следует рассказать, каким образом Густав стал настолько образованным медиком.

А вышло всё так. В пору, когда Мария взялась обучать городских ребятишек, Густав и сам начал проявлять невиданную тягу к знаниям. И вот как-то однажды, изучая в лесу повадки птиц и зверей, он повстречал древнего старца, собирающего травы и коренья диких растений. Густаву стало интересно, для какой такой надобности старец делает это. Он подошёл к этому величавому седовласому человеку и, слегка смущаясь, задал ему всего пару вопросов.

— Добрый день, дедушка,… а не мог бы ты рассказать мне, чем это ты здесь занят?… что это у тебя за дело такое?… — пытливо спросил Густав, ведь он тогда был ещё совсем юн и наивен, и, разумеется, понятия не имел, чем занимается этот старец. Густав даже знать не знал, что бывают такие лесные люди — знахари-травники.

— Ну, здравствуй отрок,… конечно, я бы мог рассказать тебе, чем я занят, но на это может уйти много времени и сил,… а готов ли ты к этому?… — мигом ответив, тут же переспросил старец, давая понять, что заданный Густавом вопрос непростой и требует подробного рассказа. А, как известно Густав был очень сообразительный, и он сразу смекнул, что для него это прямой шанс узнать ещё что-нибудь ценное.

— Да, я готов к этому,… у меня достаточно времени и сил, чтоб слушать тебя,… можешь полностью мной располагать… — учтиво поклонившись, ответил согласием Густав. Так у них и состоялся первый разговор, после которого они уже больше никогда не расставались. Старец был многоопытным и невероятно трудолюбивым знахарем. Жил он отшельником в глубине леса и знал много разных премудростей связанных с лесной жизнью. Да и других знаний ему было не занимать. А потому он давно уже хотел завести себе ученика-приемника, и тут как раз подвернулся Густав. Старец с большим энтузиазмом взялся обучать Густава множеству разных наук, и алхимии, и естествознанию, и первичной физике и, разумеется, самому главному — врачеванию. Густав же в свою очередь оказался прилежным и способным учеником. Все последующие годы он провёл в усердном учении.

За это время старец передал ему секреты лечебных трав, тайны изготовления чудесного зелья, и даже многие знания по анатомии и хирургии, что для той поры было неслыханной дерзостью и считалось ужасным колдовством. Одним словом, спустя несколько лет из принца Густава, коим он и являлся по праву рождения, получился высокообразованный лекарь. Что же касается старца, то он был очень доволен тем, что его знания не пропали даром, а были переданы в надёжные руки. А потому, когда Густав решил уехать, старец так же, как и Мария, благословил его на добрые дела и велел нести навыки врачевания всем людям без разбора, и богатым, и бедным, и знатным, и простым. Получив такой наказ от учителя, и узнав от матушки всю правду о своём происхождении, Густав отправился прямиком в столицу королевства, сам ещё толком не зная, что там его ждёт.

5

А в столице меж тем жизнь била ключом. Она кипела и бурлила повсюду. И на больших площадях, и на маленьких улочках, и на крохотных базарчиках и на огромной ярмарке в центре у ратуши, где заезжие актёры и музыканты давали представления. А тем временем в королевском дворце шла своя более размеренная жизнь. И вся она была связана с недугом принцессы Анны. Страшные страдания испытывала принцесса при ходьбе даже на простых прогулках. А что уж говорить о танцах, для неё это была настоящая пытка. Но как ни странно Анне хотелось танцевать, ей нравилось кружиться и веселится под очаровательные звуки музыки. Молодость брала своё и в такие минуты принцесса забывала про свою боль, она полностью отдавалась танцу.

А поэтому весёлые балы в королевском дворце устраивались регулярно. На балы съезжались гости со всего света. Были там и важные бароны, и горделивые герцоги, и даже принцы соседних королевств, старавшиеся обольстить принцессу. Притом старались изо всех сил, кто хвастался своим золотом, кто умением сочинять стихи и баллады, а кто и способностью ловко владеть оружием. Но ничто не трогало сердце юной принцессы, ведь у неё была одна забота, её хромота, и те страдания, которые она ей причиняла. Король Карл и королева Розалия очень горевали вместе со своими придворными, но помочь бедняжке ничем не могли. Бессильны были и придворные лекари. Они могли лишь на время приглушить боль своими пилюлями и примочками. Принцесса же, со своей стороны, стойко и мужественно переносила все невзгоды и лишенья, и с нетерпением ждала нового бала. А он был не за горами, близилось Рождество и празднование Нового Года. Так что вскоре был назначен красочный бал-маскарад, посвящённый предновогодним торжествам.

Меж тем Густав наконец-то добрался до столицы. По дороге он останавливался в деревнях и маленьких городках. Лечил там страждущих, ставил на ноги калек, и не было такого человека, которому бы он не помог. Одних Густав поил лечебными травами, другим вправлял суставы и сращивал кости, а когда требовалось, даже делал операции. После его лечения хромые начинали танцевать, глухие сочинять музыку, а немые петь песни от счастья, что избавились от своих недугов. Молва и слава о чудесном лекаре шла впереди Густава, но его самого заботило совершенно другое. Не молва и слава сейчас интересовали его, он теперь горел желанием помочь своей бедняжке сестре — принцессе Анне. Всей душой и сердцем Густав стремился к ней, увидеть её, разобраться в её болезни. Ведь он до сих пор так толком ничего и не знал, что стало с Анной после того как она упала, а его матушку сослали в Нормандию. Впрочем, не он один прибывал в безвестности, во всём королевстве никто ничего не знал о беде постигшей принцессу, ведь это было великой тайной.

И вот теперь оказавшись в столице, Густав первым делом остановился на постоялом дворе. И с этой же минуты он стал внимательно изучать, что происходит вокруг него. А тем временем столица готовилась к празднованию Рождества. И что интересно, как раз в эти предпраздничные дни каждый год разыгрывалась Рождественская лотерея, где призом были три билета на бал-маскарад в королевский дворец. А те счастливчики, которые выигрывали эти билетики, получал право на один танец с принцессой Анной. И потому в каждом доме, в каждой семье шла усиленная подготовка к этой лотереи. В тот день, когда Густав попал в город, лотерея была уже в разгаре. Продавались последние билеты, и ему, к сожалению, не досталось ни одного. Густав прекрасно понимал, что наличие у него выигрышного билета, это прямая возможность попасть в королевский дворец. Иными словами это был его единственный шанс увидеться с сестрой. А потому он стал с нетерпением ждать итогов лотереи. Густав надеялся, что каким-нибудь образом сможет перекупить у одного из победителей выигрышный билет.

Ну а пока шли подсчёты и выявлялись победители лотереи, Густав решил времени попусту не терять и заняться делом. Это было в его духе. Он с большим рвением принялся лечить жителей города. А таковых нашлось немало. Была уже зима и многие, по привычке одеваясь по-осеннему, просто простужались. Так что работы у него хватало, и он весь с головой ушёл в неё. Меж тем люди, узнав про то, какой он умелый лекарь, стали приходить к нему за консультацией. И хотя народ в столице жил не особо болтливый, но разговоров о чудо докторе велось великое множество. Так что очередь к Густаву на приём не убывала. Люди всё шли и шли. С утра он вёл консультации и лечение, а вечером напряжённо думал, что ему делать, если он вдруг не попадёт во дворец, какой ему ещё способ найти, чтоб пройти.

Однако Густав зря так переживал, для него всё сложилось просто великолепно, чего нельзя сказать о его внезапном пациенте. Настал срок, и объявили результаты лотереи. Один билет достался сыну прачки, другой ремесленнику из пригорода, а третий билет выиграл виноторговец. И надо же было такому случиться, именно в тот же день сынок виноторговца открывая бочку с вином, сломал себе руку. Да так неудачно, что рука повисла, как плеть и абсолютно не шевелилась. Виноторговец, по слухам зная, что на постоялом дворе остановился искусный лекарь, привёз своего сына к нему. Бедняга так испугался, что был готов отдать всё, лишь бы его сынок поправился.

— Помоги, господин лекарь,… бери, что хочешь,… хоть вино, хоть деньги, хоть золото,… но только вылечи ему руку… — представ с сыном пред Густавом, слёзно взмолился виноторговец.

— Помочь твоему горю, конечно, можно,… безвыходных положений не бывает,… но только ни денег, ни золота мне от тебя не надо,… у тебя есть кое-что более ценное,… и это пригласительный билет на бал в королевский дворец!… Твоего сына я и так вылечу,… но вот если бы ты подарил мне этот билет, я бы был тебе обязан всю жизнь… — бегло осмотрев мальчонку, сходу раскрыл все свои секреты Густав.

— Ха!… билет на бал, только и всего!… Да бери, мне его не жалко,… на что он мне теперь нужен, коли сын калекой останется!… — узнав столь странную цену за лечение, радостно воскликнул торговец вина.

— Хорошо,… тогда не будем терять времени,… я прямо сейчас же возьмусь за дело… — живо отозвался Густав и стал готовить парня к операции. Виноторговец, дабы не мешать ему, быстрей умчался домой за билетом. А уже через час всё было сделано. Операция прошла успешно. Густав, умело соединил связки и нервы, сложил правильно кости и зафиксировал их гипсовой повязкой. Сын виноторговца настолько хорошо себя чувствовал, что Густав не стал его задерживать у себя и в тот же вечер отпустил их с отцом домой. Тем более выигрышный билет он уже получил, и надо было начинать готовиться к балу.

6

Таким образом, вышло, что все билеты Рождественской лотереи были распределены, и их счастливых обладателей официально пригласили на торжество. День бала маскарада настал быстро. Не успели оглянуться и вот уже гости праздника съезжаются во дворец. А гостей, как это и полагается, у парадных дверей встречают разодетые лакеи. Далее чопорный церемониймейстер приглашает их пройти в тронный зал. Там дорогих гостей по очереди представляют королю Карлу, королеве Розалии и принцессе Анне. Густав также прошёл эту церемонию представления. Именно так он впервые увидел свою сестру и отца. Несмотря на всеобщее ликование и радость, царившие в праздничной атмосфере дворца, ничто не укрылось от пытливого взора знающего лекаря.

Густав сразу обратил внимание на болезненный вид Анны, и чрезмерное внимание к ней со стороны служанок. Они прямо-таки вились вокруг неё, упреждая любые её желания. Мгновенно сообразив, что девушки таким образов пытаются сохранить тайну немощи принцессы, Густав усилил своё наблюдение. Но вот наконец-то приветствие закончилось, и всех гостей пригласили за столы. Началось пиршество. Поведение слуг и придворных лакеев насторожило Густава ещё больше. Ему стало понятно, что все они делают так, чтобы принцесса во время пира лишний раз не вставала и не напрягалась при смене блюд.

— Ох, как они оберегают её,… значит, дело совсем плохо,… придворные лекари явно не справились со своими обязанностями,… надо скорее принимать радикальные меры, вплоть до операции… — сделал верный вывод Густав и невольно задумался. Мысль о том, что его мать, хоть и нечаянно, но стала причастной к страданиям этой хрупкой, чудесной девочки, повергла его в сильное волнение. Он был готов немедленно броситься к Анне на помощь, осмотреть её, начать лечение. И только благоразумие удержало его от этого необдуманного поступка. То был бы непростительный шаг, ведь его могли бы просто не понять и выгнать с бала, тогда бы он уже никогда не смог бы помочь сестре. И Густав стал ждать.

Меж тем пир подходил к концу, настало время танцев. Принцесса оживилась, и, встав из-за стола, приготовилась к первому туру вальса. Но вдруг она слегка покачнулась. Лакеи со служанками тут же бросились к ней. Стали придерживать её, поправлять платье, туфли. И тем самым чуть не выдали тайну специальной обуви принцессы. Если многие придворные знали об этом, то гости бала и горожане не имели ни малейшего представления. Все замерли в нерешительности, никто не понимал, что им делать дальше. Но принцесса всё сгладила, лёгким жестом отстранила слуг и ангельским голоском объявила.

— А теперь Белый танец!… Я приглашаю счастливчиков выигравших в лотерею,… кто первый составит мне пару?… — приятно улыбаясь, спросила она. Вперёд тут же вышел нарядно разодетый сын прачки. По жребию, разыгранному заранее, он был первым, Густав шёл вторым. Зазвучала музыка, танец начался. Наблюдая со стороны, Густав, хоть и мало разбирался в вальсе, но сразу заметил, что в танцевальных па Анны есть нечто неестественное. Его насторожило также и то, с каким неподдельным вниманием король с королевой смотрят на танцующих. Они явно опасались непредвиденных обстоятельств. Но вот музыка стихла, тур вальса окончился и пара остановилась. Сын прачки весь раскрасневшийся от танца и самодовольства, поклонился принцессе и важно отошёл в сторону.

— Ну что же дорогие гости,… кто на этот раз поможет мне в танце?… — вновь улыбчиво спросила Анна.

— Позвольте мне принцесса,… теперь я стану вашим кавалером… — словно откуда-то со стороны услышал свой голос Густав и двинулся в центр круга.

— А почему бы и нет,… позволяю,… пожалуйте на тур… — приветливо ответила ему Анна, и вдруг в её улыбке проступила еле заметная искорка грустинки, будто её хотят заставить делать что-то враждебное, опасное для неё. Первые па танца дались Густаву легко и непринуждённо, но вот в движениях Анны он сразу почувствовал некую скованность и даже чрезмерную напряжённость.

— Такое поведение характерно только при повреждении тазобедренного сустава,… надо срочно прекращать эти мучения, иначе всё плохо кончится… — мелькнуло в голове у Густава, а вслух он сказал, — послушайте принцесса,… я врач и вам меня не обмануть. Боль, которую вы сейчас испытываете вызвана травмой бедра,… не так ли, я прав?… — тихо прошептал он на ухо Анне, отчего та даже остановилась.

— Как вы это узнали?… кто вам сказал?… это не допустимо,… это моя тайна… — рассеянно пролепетала она и опустила глаза.

— Нет-нет,… вы меня не так поняли,… я ничего про вас не узнавал,… я просто чувствую вашу боль,… я вижу, как вы мучаетесь,… и ваша мука доставляет мне нестерпимую душевную боль!… Я не в силах больше молчать, это надо немедленно прекратить!… Принцесса, вы должны мне довериться, а я обязан вам помочь!… — заглушая оркестр, воскликнул Густав, и музыка тут же угасла, в воздухе повисла тишина.

— Но кто вы такой?… я первый раз вас вижу,… и почему вы обязаны мне помочь?… — ничего не понимая, испуганно спросила Анна и резко отпрянула от Густава.

— Я тот единственный человек, кто может излечить ваш недуг,… и я знаю о том, что произошло с вами много лет назад… — было начал объясняться Густав, но тут поднялся такой гвалт, что пришлось вмешаться королю.

— Тихо!… всем тихо!… немедленно замолчать!… — громовыми раскатами раздался его крепкий голос, и в ту же секунду он быстрыми шагами направился к принцессе и Густаву.

— Что вы тут такое говорите юноша?… Как вы можете что-то знать, если вас тогда ещё и на свете-то не было… — мгновенно подойдя, полушёпотом возмутился король.

— Да, вы правы, Ваше Величество, меня тогда ещё не было на свете,… но как раз я и являюсь посланником того далёкого прошлого,… а пришёл я для того, чтоб излечить настоящее… — уже более спокойно, но всё также уверенно ответил Густав.

— Ах, юноша,… ну, послушайте, не говорите с нами загадками,… объяснитесь… — чуть ли не начиная сердиться, потребовал король.

— Ну, хорошо,… я вам всё расскажу, но только тогда уж наедине, и не здесь… — твёрдо заявил Густав.

— Ладно,… быть, по-вашему,… следуйте за мной… — быстро согласился король, и уже обращаясь ко всем присутствующим, сконфуженно добавил, — дорогие гости мы вас ненадолго покинем!… А вы не стесняйтесь,… продолжайте, развлекайтесь!… Музыканты!… ну, что там замолчали, а ну-ка играйте!… — на ходу повелел король и они с Густавом тут же скрылись за дверьми. Принцесса Анна осталась на балу в окружении своих служанок и лакеев. Грянула музыка, танцы продолжились. Король и Густав, пройдя в соседнюю залу, мигом утроились у камина и продолжили разговор.

7

— Ну, во-первых, сразу хочу сказать, что я сын служанки Марии,… той самой по вине которой принцесса получила увечье, и потом была сослана вами в Нормандию… — сходу объявив, кем он является, повёл дальнейшее повествование Густав. Король, немало удивившись, не стал его перебивать, а весь обратился в слух. По мере того как Густав продвигался к завершению своего рассказа король понял, что перед ним его родной сын, и что он единственный кто может прекратить страдания принцессы. Но вот Густав дошёл до конца, и теперь уже у него возник вопрос к королю.

— Скажите, Ваше Высочество, как так получилось, что моя бедная матушка так толком и не зная, что именно произошло с маленькой Анной, была изгнана из дворца?… Ведь, по сути, она не была признана виновной и избежала какого-либо наказания,… что это было с вашей стороны?… милосердие, благородство?… или что-то ещё?… — пытаясь узнать всю правду о том злосчастном дне, спросил Густав. Король, молча, поднялся, подошёл к балкону, откуда открывался прекрасный вид на королевство, глубоко вздохнул и начал объясняться.

— Ну что же,… видимо, пришла пора раскаяния за грехи юности! Но я не скрою, мне приятно узнать, что ты мой сын,… ты ещё совсем молод, а уже так образован и сведущ в медицине,… весь город только и говорит, что о твоих успехах!… И уж поверь, я об этом немало наслышан,… даже сам хотел обратиться к тебе,… а тут вон как всё удачно сложилось!… Ну а что касаемо твоей матушки то, так уж вышло, что она просто не успела ни в чём разобраться!… Ну, во-первых, Анна была такая егоза, что за ней трудно было углядеть,… а во-вторых, когда она упала и расплакалась, то никто даже и не заметил, что у неё случился вывих!… Ни твоя матушка, ни ночная сиделка, ни приставленный лакей, ничего не поняли,… ну, плачет ребёнок и плачет,… всякое бывает,… и только утром когда привели медиков, все узнали о травме. И то не сразу, лишь к обеду они определили всю степень серьезности происшедшего. Тогда-то и было принято решение молчать о страшном увечье Анны,… так появилась королевская тайна. А твоя матушка ещё до прихода медиков сменилась и ушла отдыхать,… ведь ночь-то была трудная,… потому-то она ничего и не поняла, когда я повелел её отослать,… каюсь, я тогда был сам не свой,… но всё же сурово наказывать не стал!… Как сердце чуяло, не виновна она,… а потом всё ушло куда-то на второй план,… главным стало здоровье Анны!… А о том, что она хромает до сих пор никому стороннему неизвестно,… кроме, разумеется, придворных медиков и близких людей,… ну вот, теперь ты знаешь всё… — закончил свою горькую исповедь король, опустил голову, и крупные слёзы покатились по его щекам.

— Зачем же вы так расстраиваетесь,… ведь дело поправимое,… не стоит опускать руки, отец… — впервые обратившись к королю, как подобает сыну, упокоил его Густав и тут же добавил, — вы, как хотите, но мне надо срочно осмотреть Анну,… медлить нельзя, довольно унынья!… В конце концов, я имею на это полное право,… ведь я её брат и к тому же врач!… — вдруг резко осмелев, решительно потребовал он.

— Да-да,… конечно, сынок,… ты прав, делай, как тебе велит твой врачебный долг!… Мы и так уже достаточно настрадались от всего этого несчастья,… так что будем только рады твоей помощи,… ты лишь скажи, что нам надо делать,… а мы всё выполним!… — воодушевившись решительным настроением Густава, вскликнул король и крепко обнял его. Густав не стал долго рассуждать, и тут же пояснил, что требуется для начала лечения. В одно мгновенье всё пришло в движенье.

В спальне Анны мигом организовали смотровую, принесли нужные инструменты и много тёплой воды. Туда же в качестве ассистентов Густава были приглашены королевские лекари. Дело приняло серьёзный оборот. Впрочем, пир и праздничный бал, дабы не вызвать лишних кривотолков решили не прекращать. Так что гости по-прежнему продолжали веселиться, но уже без принцессы. Она теперь была полностью во власти Густава. А в это время у короля и королевы Розалии состоялся сложный разговор. Когда королева узнала, что Густав сын её супруга, да ещё и от той самой служанки Марии, которая без суда и следствия была отправлена в ссылку, то смогла сказать всего несколько слов.

— Теперь я знаю, за какой грех наша дочь несёт кару… — печально произнесла она, закрыла лицо руками и горько заплакала. Такой удар для неё был очень чувствителен. После стольких лет совместной жизни узнать о неверности мужа, серьёзное испытание. Однако делать ничего, сделанного не вернёшь, и Розалия, хорошенько проплакавшись, взяла себя в руки. Хотя это вполне понятно, ведь она непросто женщина и жена — она, прежде всего, королева. А настоящие королевы умеют держать удар, и Розалия великодушно простила короля за его грехи молодости. В тот же час она познакомилась со своим пасынком, теперь уже принцем Густавом. Она признала его и приняла как родного. Поступок достойный большого уважения. Реакция принцессы Анны на столь неожиданную новость была ещё удивительней. Она повела себя, словно маленький ребёнок и искренне обрадовалась тому, что у неё вдруг как по волшебству появился братик. Одним словом королевская чета с лёгкость приняла столь нежадное пополнения. Теперь монарших особ стало четверо.

8

Меж тем пришёл вечер, стало быстро смеркаться, ночь торопилась занять своё место. На небе высыпали звёзды, а над королевским дворцом взошла Луна. Бал-маскарад незаметно сошёл на нет. Гости, натанцевавшись и отведав десерта, вскоре разошлись. Густав неспешно и взвешенно начал осмотр своей сестрички-принцессы. Анна давно уже привыкла ко всяческим лечебным процедурам и проверкам. Ей это было не в новинку, так что она совершенно спокойно отнеслась к новому осмотру.

— Ну, неужели теперь у меня есть брат?… как же это замечательно!… — всё ещё не привыкнув к столь радостной для неё новости, улыбчиво восторгалась она.

— Есть-есть,… и можешь мне поверить теперь это навсегда,… с этого дня я за тебя хорошенько возьмусь,… а то мне тут шепнули, что ты слишком непослушная девушка,… мол, ты егоза и непоседа!… А я ведь не посмотрю, что ты старше меня и ух как накажу, если ты не будешь меня слушаться… — весело пошучивая, поддерживая непринуждённую атмосферу, продолжал осмотр Густав.

— Ах, доктор,… ну как же можно наказывать пациента,… тем более свою собственную сестру… — также весело откликнулась Анна и даже рассмеялась. А ещё спустя несколько минут такой тёплой и милой беседы, они вели себя так, словно и не было тех долгих лет неведения друг о друге. Со стороны можно было подумать, что брат с сестрой прожили неразлучно всю свою жизнь. Впрочем, это и не мудрено, ведь родственные души всегда найдут общий язык. А надо сказать, что осмотр длился достаточно долго, так что Густав и Анна наговорились всласть, и притом обо всём. Говорили и о детстве, а оно у обоих было тяжёлым, вспомнили и отрочестве в коем каждый видел свою радость, поговорили и о родителях, которых безумно любили. Анна рассказала об отце, какой он заботливый и добрый, и что строгость его напускная, и нужна лишь для государственных дел. Затронули тему и своих учителей, а они были и у того, и у другого необычные. Притом у Анны из-за болезни, была масса самых разных преподавателей, всех и не перечесть. В общем, из осмотра получился целый экскурс в историю семьи.

Однако Густав, невзирая на весь этот эмоциональный разговор, был уже достаточно опытен и умён, чтобы в течение десятка минут поставить правильный диагноз. И так уж вышло, что оставшуюся часть осмотра они с Анной посвятили установлению наиболее тёплых взаимоотношений. Ничего странного, молодых людей в их положении всегда разбирает любопытство, ведь они не виделись практически целую вечность. Но всё же, любопытство любопытством, а диагноз был суров — хронический вывих берцового сустава, осложнённый контрактурой. Одним словом, требовалась срочная и сложная операция. Густав прекрасно знал, как делать такие операции, ведь он уже встречался с подобным диагнозом, когда практиковал в сёлах и маленьких городках, направляясь из Нормандии в столицу.

Крестьяне отродясь не видывали таких лекарей, как Густав. До его появления они лечились сами, и это у них, разумеется, плохо получалось. А поэтому было много запущенных случаев, так что у Густава была возможность изучить большое количество схожих травм и напрактиковаться в их излечении. В общем, операцию откладывать не стали. Подготовка заняла немного времени, и провели её в кратчайший срок. Какие там были сложности и нестыковки, история об этом умалчивает, все подробности остались в секрете. Известно только одно, что всё прошло именно так, как и задумывал Густав.

Сказать, что операция была удачной, это значит, ничего не сказать. Густав превзошёл самого себя, всё было выполнено безукоризненно, вплоть до самых мелких деталей. А оттого выздоровление пошло намного быстрей, чем предполагалось. При этом корешки и травы, приготовленные Густавом по особому рецепту, способствовали скорейшему заживлению порезов оставшихся от скальпеля. Отвар сыграл в этом деле важную роль. Меж тем до Нового Года оставалось чуть меньше недели, а Анна уже начала вставать и даже делать первые упражнения. К боли она была привычна с младенчества и не боялась её появления.

— Ну что, Аннушка,… как ты сегодня себя чувствуешь?… — каждое утро осведомлялся о здоровье сестры Густав, и не преставал поражаться её феноменальным успехам, — это просто волшебство какое-то!… такого я не ожидал!… — восхищённо добавлял он и заносил себе в книжечку все её достижения.

— Ну, это же благодаря только тебе,… ведь это ты у меня такой умный и знающий лекарь!… А я просто счастлива, что у меня есть такой заботливый братишка… — искренне радуясь, отвечала ему Анна и они быстро затевали весёлую беседу. А надо сказать, что Густав жил уже во дворце в своих апартаментах. Но, невзирая на это он приспособил один из гостевых домиков под больницу и продолжал вести там приём страждущих. Работы у него по-прежнему было много, но он никому не отказывал и пользовал всех.

Королева Розалия была настолько довольна успехами Анны, что просто сияла от счастья. Такой счастливой она не была вот уже много лет, почти с самого рождения принцессы. А Густава она просто боготворила, он стал ей родней родного. Короля же вообще было не узнать, радость от выздоровления дочери сделала из него самого счастливого отца на свете. Король и королева порхали теперь словно райские птички, и их любовь возобновилась, как в былые годы. Вечером они частенько засиживались у Анны и долго строили планы на предстоящий Новый Год. Ведь как бы там ни было, а новогодний салют, и торжества с этим связанные, никто не отменял. Радость выздоровления должна быть полной.

9

И вот в один из таких вечеров король и королева, поговорив с Анной, решили, что матери Густава не подобает прозябать в провинции. Она должна переехать во дворец и жить здесь в столице. Вырастив и воспитав такого сына, она заслужила не меньший почёт и уважение, чем прочие члены королевской семьи. Решенье было принято, и уже рано утром в провинцию отправился специальный отряд почётного караула для сопровождения Марии в столицу. А по случаю её переезда, король и королева повелели организовать специальный Новогодний Бал. И всё это должно было стать для неё приятным сюрпризом. Так всё и получилось.

Обычно в это время года Мария готовила своих учеников к каникулам и давала задание на дом. Она и сейчас, ничего не подозревая и не предвидя никаких перемен, спокойно раздавала последние наставления своим подопечным. И тут вдруг на главной улице городка появляются гвардейцы короля. Да ещё и с шикарной каретой, какую в этих местах никогда и не видывали. Только они въехали, как сейчас же начали выспрашивать, где живёт учительница Мария. Жители городка, словно горох из стручка высыпали на улицу и в момент обступили гвардейцев.

— Что это вам надо от нашей Марии!?… чего приехали!?… мы вам не дадим её забижать!?… она наших детей учит и ничего плохого не сделала!… — вообразив, что у гвардейцев скверные намерения, все как один встали на защиту Марии жители городка. Капитан гвардейцев, видя такое дело, для начала расправил свои пышные усы, а потом с чувством и толком, подробно изложил горожанам, в чём причина их приезда. Когда люди узнали, что их чудесный лекарь Густав сын короля и брат принцессы Анны, пораскрывали рты и пришли в полный ступор. Но когда капитан добавил что матушка Густава, учительница Мария, приглашена королём и королевой во дворце для постоянного проживания, возликовали с невероятным восторгом.

— Ага!… есть всё-таки справедливость на свете!… За их доброту и труд, им и заслуженная награда!… Вот это правильно, молодец король!… Да здравствует Карл, самый справедливый из всех королей!… — заголосили, закричали горожане, воздавая почести своему монарху. Ну а прозвище «справедливый», так за Карлом впоследствии и закрепилось. Одним словом горожане медлить не стали и тут же повели гвардейцев к небольшому домику, на пороге которого стояла скромно одетая и растерявшаяся от нежданного известия Мария.

— Вы учительница Мария, матушка нашего принца Густава?… — опять поправив усы, спросил капитан.

— Да, это я учительница, но только я не понимаю, как это мой сын так вдруг был признан принцем?… — сильно волнуясь, ещё не до конца веря во всё происходящее, скромно переспросила Мария. Капитан гвардейцев вытянулся по струнке, отдал честь и прямо сходу стал ей объяснять, как обстоят дела. А меж тем жители городка всё прибывали и прибывали, никогда они не видели такого парада. Буквально все хотели увидеть своими глазами всё происходящие, ведь это было историческое событие.

Но вот капитан закончил свой рассказ. С великим уваженьем и почестью, вчерашнюю изгнанницу, усадил в королевскую карету. И в тот же миг под шум ликующей толпы кортеж отправился в столицу. Ещё долго жители городка не расходились по домам. Их словно прорвало, всё невысказанное за несколько лет теперь лилось из них нескончаемым потоком восторга и восхищения. И только далеко за полночь, всласть наговорившись и выпив не одну кружку доброго пива, люди стали потихоньку расходиться. Для них этот день стал настоящим праздником.

А тем временем принцесса Анна поправлялась с непостижимой скоростью. Она уже легко вставала с постели и даже начала ходить. Густав не нарадовался своей пациенткой и всячески ей помогал. Первые шаги довались принцессе нелегко, всё было как в каком-то магическом сне. Но любящий брат был всегда рядом и поддерживал сестру под руку. Теперь, когда её ноги стали одинаковой длинны Анна училась ходить сызнова. Она чувствовала себя младенцем только что покинувшим колыбель. Однако итогом их напряжённых трудов стало появление новой грациозной походки. Успех был налицо и очень кстати, ведь весь дворец жил ожиданием бала. Притом бала непростого, а ответственного. Всё знали, что на нём появиться мать Густава, и это придавала особую важность всему торжеству.

10

В залах дворца установили большие зеркала, развесили дополнительные светильники, и от этого всё пространство казалось ещё больше и пышнее. Великолепием дышал каждый дюйм, каждый закуток, каждое помещение. И будь то кухня, коридор или же лакейская комната всё выглядело шикарно. В главной бальной зале была установлена роскошная ель. По высоте она достигала потолка, а по убранству превосходила все предыдущие ели, которые когда-либо находились в покоях дворца. Чего только не было на её зелёных ветвях, и красные шары из папье-маше, и пёстрый шёлковый серпантин, и литые стеклянные игрушки всех цветов радуги. А уж сладостями ёлка сияла от корешка и до самой макушки. Блестящие фантики конфет придавали ёлке особый колорит, а восковые свечи, с ароматом елового леса, ловко пристроенные меж веток, наполняли атмосферу новогодним теплом и радушием.

И вот настал самый канун Нового Года. Столица просто-таки кишела гостями со всего света. Улицы украшены еловыми лапами, мишурой, фонариками и гирляндами разноцветных флажков. Веселье царило в каждом уголке столицы. Огромная толпа народа собралась на центральной площади перед дворцом посмотреть предновогоднее представление. На главном месте восседали король Карл и королева Розалия. А рядом чуть скромно присели принцесса Анна и принц Густав. На помост взошёл разодетый глашатай и объявил о торжественном начале праздника. Протрубили фанфары, заиграла весёлая музыка, зрелище началось. На площадь выбежали акробаты, и всё тут же закружилось, завертелось в праздничном вихре. Народ рукоплескал искусным трюкачам и жаждал новых выступлений. Следующими порадовали публику арлекины, эквилибристы, и восточные факиры, испускающие изо рта огонь. Публика веселились на славу. Не было и тени сомнений, торжество удалось.

Но вдруг в самый разгар представления на площадь въехала карета в сопровождении отряда гвардейцев. Капитан, лихо спрыгнув с лошади, мигом направился к королю и, не мешкая начал доклад. Говорил он чётко и громко, во всеуслышание, ведь теперь тайны никакой не было. Уже всё королевство знало историю принцессы Анны. Любой, даже самый маленький ребёнок мог запросто рассказать о её чудесном исцеленье, и об её брате спасители, принце-лекаре Густове. Разумеется, люди были много наслышаны и о его матушке, об учительнице Марии. И сейчас уж точно все знали, кого привезли гвардейцы. Но вот капитан закончил доклад, король дал знак, музыканты грянули марш, а Густав успел добежать до кареты. Дверца резко распахнулась, и он увидел свою матушку. Мария бросилась навстречу сыну и упала ему на грудь. Густав подхватил её на руки и бережно понёс сквозь ряды ликующих людей.

— Ваше Величество,… вот моя матушка… — поднеся её к монаршему помосту, тихо сказал он, и аккуратно поставил свой ценный груз на землю. Король тут же поднялся и обратился к Марии.

— Позвольте приветствовать вас,… наконец-то вы там, где вам и подобает быть,… и я прошу простить меня за ваше долгое изгнание,… признаю свою вину перед вами… — незамедлительно извинился король и, прижимая правую руку к сердцу, низко поклонился Марии. Королева Розалия тоже поднялась.

— А я скажу проще,… добро пожаловать домой, дорогая Мария,… я очень рада вас видеть,… вы замечательная мать,… вырастили достойного сына!… Густав избавил принцессу Анну от увечья и сделал нас самыми счастливыми людьми на свете,… теперь он и мой сын… — мягко сказала королева и примирительно протянула Марии руку, тем самым давая понять, что между ними не должно быть никаких обид. В ту же секунду королева улыбнулась и жестом попросила Марию подойти к принцессе.

— Здравствуйте, Мария,… рада с вами познакомиться… — тоже мило улыбнувшись, тихо произнесла Анна, и вдруг Мария, всё это время молчавшая, неожиданно упала пред принцессой на колени.

— Прости меня дитя,… пожалуйста, прости… — взмолилась она, и слёзы крупными каплями хлынули из её глаз. Мария отчётливо вспомнила принцессу совсем крохотным ребёнком, спящим у неё на руках, и сердце её сжалось от боли за все те страдания, которые перенесла маленькая Анна.

— Да за, что простить,… ведь это я сама виновата,… слишком прыткая была, вот и выпала,… а наказали вас,… и притом незаслуженно,… это мне надо просить прощения. Встаньте, прошу вас, и садитесь рядом с нами,… ведь вы матушка моего любимого брата, а для меня это многое значит. Густав, ну что ты стоишь, помоги нам… — пытаясь успокоить склонившуюся Марию, окликнула Густава Анна. Он тут же подставил своё кресло и, усадив в него матушку, сам встал позади, словно страж охраняющий покой. Анна взяла Марию за руку и стала рассказывать ей, каким странным образом она познакомилась с Густавом. А ещё минуту спустя они уже вовсю беседовали, словно давние знакомые.

Меж тем карета и гвардейцы развернулись и покинули площадь, а на их место вышли оперные певцы. Представление продолжилось. Ликованию и радости не было предела. Горожане и гости столицы приветствовали королевскую чету. Между прочим, такого за всю историю королевства не случалось. Чтобы вот так запросто король и вся монаршья семья встречали Новый Год вместе с простым народом.

И вот наступил самый торжественный момент. Часы на главной башне дворца начали отбивать двенадцать раз. Шампанское уже пенилось в бокалах, все замерли в ожидании последнего удара. И он прозвучал. Сразу тысячи огней от салютов и фейерверков взлетели в небо. И в этот, поистине волшебный момент, вся королевская чета, как и полагается счастливым людям, стала обниматься и целоваться. Король Карл с королевой Розалией, Анна с Марией и Густавом, а затем и все вместе в одном радостном порыве. Впереди их ждала, долгая, счастливая, связанная со сказочными приключениями и чудесами жизнь. Ведь любые чудеса и сказки, мы делаем сами, стоит нам только очень захотеть…

Конец

Сказка о дочери Цезаря Елене и гладиаторе Леониде.

1

Случилась эта история в том самом городе-столице, который спасли гуси. Теперь уже точно никто и не помнит, когда это всё произошло; до того как они его спасли или после, и спасали ли гуси тот город вообще. Но только то, что та история была на самом деле, это точно. Лично мне её рассказал один старый седовласый итальянец. Он же её услышал от своего деда, а тот от прадеда. Но не только он один знает об этой прекрасной легенде, многие жители Италии помнят её и передают из уст в уста уже долгие годы. Мне как-то однажды даже посчастливилось поработать в небольшом тамошнем ресторанчике вместе с далёким потомком героя этой истории. Кстати, того юношу звали так же, как и его далёкого предка. И так, начнём.

В те славные, архаичные времена страна, господствующая над всем миром называлась — империя, а тот, кто ею управлял, носил титул цезаря. И как нетрудно догадаться речь пойдёт о Древнем Риме. Порядки тогда в империи были очень странные. Не работавшие в своей жизни ни дня люди, пользовались большими привилегиями и звались аристократами. При этом они же всем и владели, даже теми людьми, что работали на них. А тех людей так и звали — рабами, от слова работать, и были они невольниками.

Жил в империи также и свободный народ, тот, что создавал произведения искусства и предметы обихода, и имя ему — ремесленники. Проживали ещё и такие люди, что снаряжали большие корабли с продуктами и товарами. А потом отправлялись на них в дальнее плаванье за моря, торговать с другими странами, это были купцы. А чтобы люди могли жить спокойно и в безопасности, была в империи многочисленная армия, часть которой охраняла от бед прекрасную столицу — Рим.

В общем, жизнь повсюду, куда ни взгляни, кипела и бурлила как лава в вулкане. А дабы народ особо не скучал и мог приятно провести досуг, для развлечения в центре столицы во времена правителя Тита был возведён величественный амфитеатр Колизей. В нём проводились различного рода представления. Устраивались целые сражения, где люди дрались насмерть с дикими животными: львами, тиграми, буйволами, леопардами и даже крокодилами. Ну а когда арену Колизея наполняли водой, то в ней проходили бои на кораблях и галерах. Правда, делались те корабли намного меньше, нежели чем настоящие. И всё же, это были грандиозные феерии, подстать настоящим морским баталиям. Со всей империи съезжалось несметное количество народа, чтобы увидеть столь роскошные спектакли.

Разумеется, звёздами этих выступлений становились крепкие и мужественные люди, называемые гладиаторами. В основном гладиаторы были рабами, однако принимать участие в гладиаторских боях могли и свободные граждане империи. И это не было чем-то унизительным или зазорным, скорей наоборот, считалось признаком доблести и славы. Помимо того, став гладиатором, горожанин получал приличный заработок. Даже среди очень богатых людей находились желающие попрактиковаться в боях на арене, но всё больше для забавы и тщеславия. Другое дело, что иногда кто-нибудь из этих бахвалов так и оставался лежать навсегда посредь арены бездыханный. Но всё же в общей своей массе гладиаторы состояли из пленных рабов, попавших в неволю в результате различных войн, какие империя вела в то время великое множество

2

Особо надо отметить одного очень храброго и отважного гладиатора, юного бойца по имени Леонид. Друзья же его звали просто — Лео. Когда-то давно, будучи совсем молодым, он попал в плен к солдатам империи, а те продали его в рабство. Ну а так как Лео с детства рос вольным человеком, то от всех прочих рабов он отличался чрезмерно свободолюбивым нравом. Ещё в юном возрасте, до пленения, Лео много занимался военной подготовкой. А надо сказать, что его отчизна во все времена славилась своими воинами, которых обучали с младенчества. Так и Лео, в своё время был взращён великолепным бойцом, а попав в рабство, он им же и остался. Эти качества заприметили его новые хозяева и перепродали Лео в гладиаторы. Так он стал воином арены.

Да уж, вот такие жестокие порядки царили в те времена в империи. Леонид, как многогранно развитый боец принимал участие в сражениях всякого рода. И в схватках с хищными животными, и с подобными себе гладиаторами, да и на кораблях он тоже воевал. Разносторонняя деятельность Лео сделала из него знаменитость. Его имя славили, как и простые вольные горожане, так и рабы-невольники. И даже велеречивые поэты сочиняли про его подвиги сладкие баллады.

Отдельным вниманием он, конечно же, пользовался и у военных легионеров. Некоторые его боевые приёмы воспринимались ими, как новшества и внедрялись в образовательный курс имперской армии. Более того, Лео даже модернизировал некоторые устройства на кораблях, которыми управлял на арене. Благодаря этому его маленький флот постоянно одерживал победы. Его уму и проницательности позавидовали бы многие военноначальники того времени. Гладиаторы такого ранга чрезвычайно высоко ценились, а их вознаграждение за бои порой превышало жалование высокопоставленных особ в армии. И даже сам Цезарь неоднократно отмечал заслуги Леонида, лично награждая его лавровым венком победителя.

3

Однако не всё было так безоблачно, как это может показаться на первый взгляд. Имелись у Лео и недруги-завистники, особенно в среде высших военных чинов. Они попросту боялись того, что Лео может взбунтоваться и, пользуясь своим авторитетом повести за собой людей. И тогда им, этим военным, было бы несдобровать. Но слава богам, тех чинов было всего трое. А именно старый полководец Виктал и два центуриона в его подчинении, Алекс и Максимус. Эта троица держала солдат в подчинении жестокостью и вероломством, в то время как другие военноначальники честью и справедливостью, за что последних в армии любили и уважали. Этими же качествами обладал и Леонид. Однако не все гладиаторы были такими, как он, хотя и жили с ним под одной крышей, и казалось бы, должны были вместе разделять все тяготы и невзгоды жизни рабов-воинов.

Но нет, имелось двое хитрых проныр у коих водились свои планы. Они строили козни и отравляли существование другим рабам. Случались и у Лео стычки с этими двумя негодяями. Одно дело сражаться честно, а другое, когда тебе в еду подсыпают снадобья способствующие потери ориентации во время боя. Именно такими приёмами и пользовались эти хитрецы. Зная их нечестную игру, многие гладиаторы избегали с ними встреч на арене, и лишь Лео смело вступал с ними в бой. И тогда уже они прятались за спинами других бойцов.

Противостояние между Лео и этими двумя пронырами нарастало, интрига закручивалась, и не увидеть этого было невозможно. Заметив, такую неприязнь гладиаторов друг к другу, Виктал решил воспользоваться ею и извести Лео. Он уже было собрался назначить встречу, тем двоим хитрецам, как случилась новая война. Консул из провинции сообщал, взбунтовалась соседняя колония, и сенаторы постановили выслать на подавления мятежа как раз ту армию, которую возглавлял Виктал.

И надо пояснить, кто же такие сенаторы. После Цезаря по значимости в управлении империей занимал совещательно законодательный орган называемый сенат. Он-то и состоял из сенаторов, и именно они обсуждали и принимали все важные для империи решения и законы, они же и отправили Виктала на усмирение бунта. Так что планы по устранению Лео пришлось отложить, но не насовсем.

Виктал перед отъездом поразмыслил и распорядился таким образом; он и Максимус уходят в поход на подавление мятежа, а Алекс остаётся и готовит людей для выполнения его коварного замысла. Такое распоряжение Виктал был во власти отдавать. Однако он не учёл кое-каких обстоятельств. Алекс, услышав его, впал в смятенье. И вот почему, не так давно Лео помог его брату, вышедшему ради заработка на арену, спасти собственную жизнь. Он выручил его из тяжкой беды. Если бы не Лео, то хищники задрали бы его брата. Однако приказ есть приказ, а ослушаться его Алекс не мог, и ему с тяжёлым сердцем пришлось выполнять распоряжения Виктала. Сожалея о том, что ему приходится это делать, он приступил к поиску исполнителей.

Одну из таких кандидатур он нашёл почти сразу. Его выбор пал на мелкую служку из воинских конюшен, где содержались лошади гладиаторов. Там эта особа выполняла самую грязную и отвратную работу, чистку стойл и вывоз отходов. А звали ту служку Петрона. Такую работу она получила в наследство от своих родителей, а те в свою очередь от своих. Весь их род занимался чисткой чужих непотребств и зарабатывал этим себе на жизнь. Иметь дело с любой грязью и получать за это деньги стало уделом и Петроны. Была она маленького роста, щуплого телосложения, тусклой внешности, и при всём при этом пронырливая прохиндейка, желающая оторвать свой кусок от всего, что попадалось ей на пути. Петрона не чуралась никаких тёмных дел и идеально подходила для выполнения заговора, а то, что это был заговор, сомневаться уже не приходилось. Ещё одно преимущество этого выбора состояло в том, что она убиралась в казарме гладиаторов и в любой момент, имея доступ туда, могла незаметно пронести смертельный яд.

Заключив некий договор с Петроной, Алекс отправил сообщение Викталу и стал ждать ответа. А надо заметить, что в ту эпоху было обыденной практикой устраивать восстания подобные тому, что случилось на этот раз. А оттого армия империи практически всегда находилась в боевой готовности, и на таких незначительных войнах по устранению мятежей как эта, надолго не задерживалась. Возвращение Виктала было делом ближайшего времени, жизнь Лео повисла на волоске.

4

Меж тем сам Лео, ничего не подозревая о нависшей над ним угрозе, продолжал успешно сражаться на арене, получая всё новые и новые награды. Как всегда на его выступления собиралось огромное количество публики. И среди всего этого народа находилась одна примечательная девушка. Ни кто иная, как дочь самого Цезаря. То была невысокая, стройная девушка с пышными, спадавшими на плечи ярко рыжими волосами. Её большие, карие глаза, чёрными угольками выделялись на фоне этой огненной причёски. А губы алым цветком, гармонично подчёркивали её чуть вздёрнутый к верху прелестный, маленький носик, придававший девушке сходство с лисёнком.

Впрочем, самые близкие ей люди её так и называли — «лисичка», а то и «рыжик» или «огонёк». Хотя истинное имя её было Елена. Цезарь назвал её так в честь красавицы царицы ставшей виновницей одной из античных войн. И Елена оправдывала своё имя с лихвой. Её озорной характер и постоянное стремление устраивать весёлые сражения со своими воспитателями, выдавали в ней больше натуру воинственного предводителя, нежели чем кроткой дочери, покорно привязанной к своей матери. Елена, в отличии от сверстниц, которые только и делали, что вышивали да пели под арфу, много занималась спортивными дисциплинами и точными логическими науками. Притом всегда старалась, словно тень следовать за своим отцом.

То же самое было и сегодня, в этот прекрасный солнечный день, она заняла почётное место в просторной ложе своего отца, ложе Цезаря. Её появление иногда удивляло публику. Хотя те, кто уже неоднократно посещал представления в Колизее, не были столь озадачены. Не то чтобы она до этого вообще не ходила на гладиаторские бои, но обычно дело сводилось всего к одному её визиту в месяц. Однако с недавних пор всё изменилось. С того самого момента, как на арене появился новый молодой гладиатор, в сердце юной Елены поселилось нежное и тревожное чувство доселе ей неведомое. И, разумеется, с тех пор она стала регулярно ходить на представления. Можно сказать, судьба её была предрешена. А виной тому предрешению стал ни кто иной, как сам Лео.

Каждый раз, когда он выходил на арену, Елена уже сидела на своём месте рядом с отцом. Сердце её колотилось готовое выскочить из груди. Как только начинался бой она не находила себе места, хотя при этом внешне не менялась ни на йоту. Но внутри её бушевал огонь беспокойства и страсти. А в те редкие моменты, когда перевес был на стороне противника Лео, Елена вообще замирала от страха и ужаса.

— Неужели это всё!… нет!… нет!… он справиться!… — судорожно кричала она про себя. И в тот же миг Лео, словно повинуясь её мыслям, переходил в атаку. Это были захватывающие по своему драматизму бои. Лео в угоду публике творил чудеса. А однажды оставшись без оружия, практически в проигрышном положении, он один, напарника ранил лев, выстоял против нескольких хищников, и голыми руками, одного за другим уложил всех зверей. После такого отважного выступления публика, в едином порыве соскочив со своих мест, взорвалась в многотысячном ликовании. Лео был на высоте. Он, и только он, главный герой арены.

Но вся эта суматоха, весь этот восторг, мало будоражил самого Лео, он был прост и скромен, хотя и горделив. И эти противоречивые качества легко уживались в его свободолюбивом норове бойца. Гордость влияла на низменные эмоции, кичливость и спесь, не давая им вырваться наружу, ведь его победы были на арене в угоду зрителю, а не в честном бою на поле брани. Скромность же удерживала его от неумеренного бахвальства, предупреждая появление высокомерия. А потому люди знали его, как героя безразличного к своим удачам, что только ещё больше привлекало к нему интерес публики и вызывало уважение других гладиаторов.

Но иногда бывало и так, что за его внешним спокойным безразличием скрывалась щемящая тоска по отчизне. И тогда в своих снах он видел себя гуляющим по родным абрикосовым рощам и финиковым садам, по близким его душе лесам и полям. Хоть и прожил он на своей Родине не так много лет, и память его плохо сохранила воспоминания о семье, Лео всё равно каким-то внутренним чувством ощущал, что его любовь к своему отечеству, где он родился и вырос, останется с ним навсегда и другой страны ему не надо. Может быть, поэтому, а может просто время ещё не пришло, Лео не замечал вокруг себя ни женщин, ни девушек. Хотя сам он был мечтой для многих женщин империи. Также он не замечал и комок огненных рыжих волос в ложе Цезаря. Но как говориться, всему своё время.

5

Вот и сейчас Лео, как обычно готовясь к выступлению, не обращал никакого внимания на Елену, которая к тому времени уже заняла своё место в ложе и, побледнев как молоко, сильно переживая, приготовилась к сражению. Кстати, в этот раз переживать стоило особенно. Лео предстояла схватка с буйволом. Хоть во время боя Лео и восседал высоко на лошади, и был хорошо защищён, однако предсказать исход поединка не брался никто.

Намечалась та ещё схватка. Буйволы были опасными противниками. Их с большим трудом отлавливали в далеких жарких странах расположенных по другую сторону моря, а потом с таким же трудом доставляли сюда в Колизей. Бои с ними были одними из самых ярких и ожесточённых сражений. Взбешённый буйвол по своей силе и мощи не уступал двум львам и четырём ягуарам, а потому считался коварным животным. А для предания ему ещё большей ярости и злобы его перед началом представления легко ранили и раздразняли. Случалось и так, что гладиатор, начиная схватку сидя высоко на лошади, заканчивал её своей гибелью в пыли на арене под копытами разъярённого буйвола. И в этот раз тоже должна была произойти схватка полная драматизма. Но никто не ожидал, что этот бой закончится, таким образом, и так быстро.

Как всегда буйволу нанесли лёгкое ранение и он, выскочив на арену, метался из стороны в сторону, ища виновника своих бед. Тут же под приветственные вопли публики в центр Колизеума, ловко гарцуя на боевой лошади, выехал Леонид. Шум и крики толпы ещё больше взбесили и так раззадоренного буйвола. Он с остервенением кинулся на Лео. Но Лео, как искусный всадник, легко угнувшись, избежал столкновения. Буйвол, проскочив мимо, тут же развернулся и вновь бросился на него. И опять промазав, пронесясь в дюйме от Лео, развил такую скорость, что с силой лавины, на всём ходу наскочив на ограждение, с лёгкостью лебяжьего пёрышка перелетел через него и оказался в ложе Цезаря.

Удар был настолько сильным, что свалившись на бок, буйвол взревел от боли и ярости, словно тысяча слонов. Стараясь тут же подняться на ноги, он начал крушить всё вокруг себя. Люди рядом с ним падали как подкошенные. Все кто был в ложе, пытаясь спастись от его копыт, бросились врассыпную. Ещё момент и он был бы на расстоянии вытянутой руки от Елены. Она уже видела отражение своих огненно рыжих волос в его страшно выпученных кроваво-чёрных глазах. Цвет её волос, словно магнит, притягивал его к ней. Выбрав Елену своей целью, будто она виновна в его горе, буйвол кинулся на неё. Ужас застыл в душе бедной девушки. Трагедии было не избежать, только чудо могло помочь ей. И оно пришло в лице Леонида.

Увидев столь страшную картину, бросив лошадь в рысь, он всего за несколько пружинистых скачков достиг ограждения арены. Лошадь взметнулась на дыбы. Лео мгновенно обнажил свой меч и спрыгнул с неё, словно с вышки. В сей же миг он казался прямо на буйволе. Короткий взмах, удар, и жестокий буйвол повержен. Тихий храп последнего выдоха и всё кончено. Лишь теперь Лео огляделся по сторонам, проверить все ли целы. Так он оказался лицом к лицу с Еленой.

Её страх моментально растаял, как утренний туман, не оставив и следа. Посмотрев в его глаза, она улыбнулась ему той самой улыбкой, от которой юноши теряют рассудок. И стоило Лео взглянуть в её по-детски трогательные, наполненные благодарными чувствами, карие угольки-глаза, как весь мир для него в одну секунду перевернулся. В одно мгновение суровое сердце воина гладиатора дрогнуло и оттаяло, как эдельвейсы весной, наполнившись нежной сладкой любовью. Да-да, именно той самой всепоглощающей любовью, что бывает только в первый и последний раз. С этой секунды для всех остальных женщин мира он был потерян навсегда.

Как только буйвол перемахнул через ограждение и оказался в ложе Цезаря, сотворив там переполох, все зрители как по команде вскочив со своих мест, с нескрываемым беспокойством устремили взоры в центр бурно развивающихся событий. Даже с самой дальней точки трибун Колизея было видно, как раб-гладиатор Леонид ударом меча спас от неминуемой гибели дочь Цезаря. Все видели, как гладиатор, обмотав свою руку туникой, помог Елене встать. Как он, подведя её к лежащему возле перевёрнутого трона Цезарю, встал пред ним на одно колено и склонил голову. Люди видели, как Цезарь, поднявшись, принял величественную позу и, положив руку на голову раба, громко и с достоинством произнёс. — Свободен! —

В эту же секунду публика разразилась аплодисментами и криками ликования. Земля содрогнулась от топота тысячи ног.

— Аве Цезарь! Аве правитель! Аве твоей мудрости! — восторженным эхом разнеслось над Колизеем. Так в одно мгновение на глазах у всего народа раб-гладиатор получил свободу. А такое случалось нечасто. Чтоб так отличится, надо было совершить высочайший подвиг. И никто не помнил, когда такое было в последний раз.

После дарования ему свободы Лео поблагодарив Цезаря, спустился на арену, вышел на середину амфитеатра и, подняв меч над головой, поприветствовал публику. Это был его триумф. Испугавшись шума трибун, лошадь, ища защиты, подскочила к своему хозяину, и Лео, успокоив её дружеским похлопыванием, вскочил в седло. Сделав по арене круг победителя, он тот час удалился. Пока публика успокаивалась, служители Колизея, убрали тушу буйвола и навели порядок в ложе Цезаря. Незамедлительно были поданы хмельные напитки и сладкие закуски. Представление продолжилось.

6

События этого дня имели большие последствия. Во-первых, и это самое главное, Лео отныне был влюблён в Елену и уже начинал страдать от невозможности видеться с ней. Во-вторых, он получил свободу, что никак не отразилось на его состоятельности. И третье, чрезвычайно прискорбное последствие. Весть о триумфальной победе Лео и даровании ему свободы самим Цезарем привела Виктала в неистовство. Тем самым спровоцировав его к скоропалительным решениям. Всё бешенство, вся злоба, что накопилась в его душе, выплеснулась потоками ярости на головы повстанцев, коих он тогда усмирял. Но жестокость порождает жестокость, и противостояние усилилось.

Мятежники с удвоенным упорством стали оказывать сопротивление войскам Виктала. Наступил момент, когда он не выдержав напряжения, приказал отступить. Такое случилось впервые за его карьеру. Ему так хотелось быстрей закончить все дела здесь и вернуться в столицу, что он пошёл на этот шаг. Ненависть душила его, не давая здраво мыслить. Желание разделаться с Лео заставляло Виктала совершать необдуманные поступки. Боязнь того, что Лео став свободным, может быстро возвысится, и будет недосягаем для его мести, сподвигла Виктала к скорейшим действиям. И здесь ему как раз пришло известие от Алекса о том, что найден человек, способный отравить Лео. То была последняя капля в его сомнениях, и он решился на отчаянный шаг.

Бросив командование армией на центуриона Максимуса, тем самым заранее обрекая войско на крах, Виктал поспешно бежал в столицу. Это было его осознанной ошибкой. Максимус, слабо разбиравшийся в столь масштабных кампаниях, как война против мятежников, неизбежно совершал грубейшие промахи, как в тактике, так и в стратегии. И, разумеется, с поставленной задачей не справился. В течение нескольких дней повстанцы разбили его войско и полностью освободили свою страну от захватчиков. А это была та самая страна, в которой когда-то родился и вырос Леонид, именно из неё-то его и угнали в рабство.

Так уж случилось, что Лео совершив подвиг на чужбине, сам того не зная помог своей Родине завоевать независимость. Народ его отчизны торжествовал, празднуя свою победу. И теперь из мятежной армады простых повстанцев образовалась настоящая армия, которой требовался свой лидер. За время правления иноземных завоевателей все военнослужащие способные занять этот пост бесследно исчезли. А царская семья и вовсе растворилась среди тысячи тысяч людей угнанных в рабство. Лишь высоко в горах, благодаря бывшему придворному педагогу, была спрятана знатная родственница монарха, знавшая и помнившая всех членов царской династии.

И вот тут надо пояснить, что организатором мятежа и активным его участником был всё тот же придворный педагог, звали его Дарр. То был непростой учитель, а наставник царевича по военному искусству. И только при помощи его знаний, армия повстанцев в упорной борьбе победила войско Максимуса. За эти заслуги народ назначил его главнокомандующим. Старенькую родственницу вернули в столицу и провозгласили главой царского рода. Немного посомневавшись, она согласилась и стала править государством, но только с одним условием, пока ей не найдётся подходящая замена. Так власть на родине Леонида стала по праву принадлежать её жителям, а не захватчикам.

7

А тем временем Виктал тайно добрался до столицы. И встретившись с Алексом, продолжил плести паутину заговора против Лео. Лео же ничего не подозревая об этих кознях, был полон своих забот. Невозможность видеться с Еленой сводила его с ума. Оставалась одна единственная лазейка, это скорейшее участие в боях на арене Колизея. Став теперь свободным горожанином он мог бы этого не делать, взял бы спокойно собрался да уехал к себе на Родину, но всё же Лео твёрдо решил остаться и видеть Елену хотя бы во время своего боя.

Сейчас для него не было ничего важнее её взгляда, её глаз, её огненных волос. У него не выходила из головы её улыбка, та самая улыбка, которую юноши порой годами ждут от своих возлюбленных, чтобы понять, что она его любит. А здесь такая удача, едва Лео в первый раз увидел Елену, как она сразу же улыбнулась ему именно такой улыбкой, пусть даже это и случилось в столь необычный момент. С той секунды Лео чувствовал себя просто счастливчиком.

Однако жестокий червь сомнения всё же съедал его изнутри, а что если это ему всё почудилось, правда ли это, или он себе всё вообразил. Уже на следующий день после боя с буйволом Лео стал лихорадочно перебирать в своей памяти все бои, во время которых он хоть как-то, хоть мельком, замечал в ложе Цезаря рыжею копну Елениных волос. Тогда-то он и осознал, что огненно-рыжее пятно всегда было рядом с Цезарем во время боёв с его участием. Сопоставив несколько поединков, Лео пришёл к выводу, что в те дни, когда он не участвовал в сражениях, то и Елены тоже не было на представлениях. Лео как ребёнок радовался этому открытию. Такая догадка ошеломила его.

— Значит, она приходит смотреть только на меня! Она любит меня! — внутренне торжествовал Лео. Теперь, после появления такого прозрения у него не оставалось иного выбора, как быстрее принять участие в следующих состязаниях. И он это сделал, буквально через день вышел на арену.

Первый же проведённый им бой доказал правоту его суждений. С самого начала поединка он стал обращать внимание на поведение Елены. В тот момент, когда он делал выпад или атаковал, она восторженно вскакивала и восхищённо выкрикивала его имя. В мгновения его провала или отступления, Елена вся съёживалась и, прикусывая губу, жмурилась от ужаса. Всё это ещё раз подтвердило его выводы, и он задумал действовать решительно. Одержав очередную победу, Лео как всегда подошёл для приветственного поклона к ложе Цезаря и, наклонившись, украдкой бросил взгляд на Елену. Их взоры встретились, и она ответила ему взаимностью. Не отводя взгляда, пристально посмотрев глаза в глаза, Елена улыбнулась, давая тем самым ему понять, что она ждёт от него последующего шага. И Лео сделал его.

Теперь, будучи свободным горожанином, Лео, беспрепятственно вышел на улицы вечерней столицы, где, уже заранее договорился встретиться со своим добрым знакомым, гладиатором Тотом. Он был одним из тех независимых бойцов, что зарабатывал на жизнь выступлениями в Колизеи. У него имелись кое-какие связи с прислугой из Дома Цезаря. Через него Лео передал маленькую записку служанке, что с детства ухаживала за Еленой. Служанка та давно знала Тота, он был её ухажёром, и ей, конечно же, было известно о тайной страсти её воспитанницы к Лео. Ведь как водиться в таких Домах, у Елены не было никаких секретов от своей служанки. Та была в курсе всех событий и бегом отнесла это послание своей хозяйке.

Елена, узнав от кого записка, с жадностью схватила её и покрыла поцелуями. Закрывшись у себя в покоях, она неоднократно перечитала послание, наслаждаясь той интонацией и лиричностью, в коем оно было исполнено. А надо отметить, что Лео в детстве обучался не только военному искусству, а ему ещё преподавали и гуманитарные науки. В порыве любви все его былые познания всплыли в памяти и выплеснулись восторженными эмоциями на пергаменте. Хотя в его записки и было-то всего, что просьба о встречи. Но зато как написано. Не мешкая ни минуты, кое-как собравшись, Елена, поспешила к назначенному времени в то место, что было указано в послании. И едва она к нему подошла, как подле неё тут же оказался Лео.

— О, царица моей души,… позволь мне объясниться с тобой… — начал он высоким слогом, но Елена, не дав ему дальше продолжить, прервала его.

— Прошу тебя, не говори со мной так. Это меня обижает,… мы свободные люди и я хотела бы разговаривать с тобой на равных… — нежно молвила она, при этом так посмотрела ему в глаза, что сердце у Лео сжалось. Он был готов выполнить любую её просьбу, пусть бы даже она грозила ему смертельной опасностью.

— Хорошо,… я сделаю, как ты захочешь,… только не отказывай мне в возможности видеть тебя… — горячо попросил он, прикоснувшись к её руке.

— Ну что ты,… разве я могу тебе в чём-то отказать,… мы будем видеться всегда, когда захочешь… — ответила Елена с такой преданностью, что у Лео пропала всякая неуверенность.

— Я рад это слышать,… мне столько много надо тебе всего сказать… — уже более спокойно произнёс он, и у них тут же завязалась их первая и доверительная беседа. Они долго разговаривали обо всём, и о сражениях, и об их взаимоотношениях, и об её отце, и о том, как им быть дальше. Елена сама горела желанием встречаться, а потому они обсудили множество благоприятных вариантов для их тайных свиданий, притом эта секретность им обоим очень нравилась. В конечном итоге молодые люди, назначив новую встречу с большим трудом заставили себя расстаться. Их руки ещё долго тянулись, друг к другу пока они расходились, печально глядя глаза в глаза. Миг расставания дался им тяжело.

8

Пока влюблённые ждали новых встреч, Виктал не дремал. Он меж тем встретился с Петроной, с этим исчадием ада, готовым за медяк продать и мать родную. Разговор был коротким.

— Когда ты сможешь влить ему яду? — сурово спросил Виктал, по-царски восседая на троне, в то время как Петрона убого пристроилась на коврике при входе в его роскошные, пропитанные богатством апартаменты.

— Мне нужен лишь флакон с ядом,… а я бы, уже прямо сегодня ночью и залила ему его в ухо… — ничуть не смущаясь, злобно ответила Петрона.

— Хорошо,… когда надо будет, мы тебя найдём… — удовлетворившись её ответом, сказал Виктал и жестом выдворил её, оставшись один на один с Алексом. Почти до самого утра заговорщики решали, где им достать яда, да так чтобы подозрение не пало на них. Ведь одно дело отравить раба-гладиатора и другое подготовка смерти свободного горожанина. Узнай об этом хоть одна живая душа, им бы несдобровать. Под утро Алекс ушёл, а Виктал оставшись один, ещё долго обдумывал, как замести следы после выполнения его преступного плана.

— Ну, во-первых, мне надо самому видеть, как она выполнит своё дело. Переодевшись, я пройду в казарму вместе с ней,… а там уж, как будет, так будет. А во-вторых… — уже засыпая, бормотал он про себя не в силах всё ещё успокоиться.

А Петрона, эта хищница, тем временем убиралась в казарме гладиаторов, и, потирая руки от удовольствия, предвкушала своё злодеяние. Пока в жилище никого не было, она долго стояла у кровати Лео и примерялась, как подойдёт, как изловчится и как вольёт яд. Будучи по натуре изворотливой. Петрона предусматривала любой исход своего деяния, вплоть до того, что её могут схватить. Её коварство не знало границ, и она была готова подло предать и своих благодетелей, лишь бы спасти собственную шкуру. Хитрая Петрона продумала всё и даже наметила пути отхода. Она уже мысленно пересчитывала золото из заветного мешочка, обещанного ей Викталом за смерть Лео.

9

А меж тем сам Лео только и делал, что мечтал о новой встрече с Еленой, и не о чём другом он даже и думать не хотел. Время в томительном ожидании тянулось так долго, как если бы оно и вовсе стояло. Порой Лео места себе не находил не зная чем заняться, чтобы только хоть как-то сократить срок до следующего свидания. Елена испытывала то же самое чувство, разлука для неё становилась невыносимой. Влюблённым хотелось быть вместе каждую минуту, каждую секунду, каждое мгновение своего существования. И тогда Елена решилась на крайнюю меру. Ранее, как-то однажды, на одном из свиданий, она уже придумала остроумный план как им с Лео быть вместе, не расставаясь надолго. Однако пока она держала его про запас и не решалась исполнить. А тут видимо пришла пора. Во время очередного представления, в антракте, Елена якобы от скуки позёвывая, вроде невзначай заметила отцу.

— Что-то невесело стало в перерывах,… одно унынье, день ото дня,… надо бы чем-то разнообразить пазы… — проронила она и лукаво улыбнулась.

— На что это ты намекаешь?… о чём говоришь?… и что это значит — разнообразить… — вяло морщась, спросил её Цезарь.

— Я бы добавила шутов и акробатов на арену,… когда в перерыве её убирают, то это же просто тоска какая-то!… а так пусть публику развлекают. Это было бы забавно… — продолжая лукавить, опять зевнув, предложила Елена.

— А где же я тебе лишних рабов на забаву найду?!… — удивлённо опешил отец.

— А рабов и не надо,… объяви набор средь горожан, да дай им небольшую плату,… сразу понабегут,… а жить они могут рядом с теми же гладиаторами… — настойчиво посоветовала дочь.

— И откуда же взять деньги на их содержание?… казной не предусмотрено… — не сдавался Цезарь.

— Хм,… измени закон, нацени места на один асс вот тебе и оплата,… иль ты не властен над этим!?… — чувствуя, что отец готов сдаться, поддела его Елена и задорно рассмеялась.

— Ай да молодец!… ну, всё продумала!… быть, по-твоему!… — согласился Цезарь и в этот же день был объявлен набор. А уже вечером команда нанятых шутов вселялась в соседнее с казармой гладиаторов помещение. Сама же Елена, сказавшись больной под предлогом срочного лечения, незамедлительно уехала к морю, на дальнюю виллу. А в небольшом отряде новоявленных шутов появился акробат по имени Элл. И не трудно догадаться, что под маской этого шута скрывалась Елена.

И в эту же ночь на крыше казармы гладиаторов можно было заметить две тени сидящих рядом друг с другом людей. То были влюблённые Елена и Лео. Они так и просидели до самого утра, обнявшись, любуясь звёздами, приятно проводя счастливые часы свиданья. И с этой ночи всё пошло, как они хотели. Днём на арене переодевшись шутом, Елена с другими комедиантами заполняла паузы между боями. А ночью они, с Лео взобравшись на крышу, мечтали о своём будущем, довольные уже тем, что они сейчас вместе.

Никто не мог заподозрить в шуте Элле девушку, до того искусно Елена перевоплощалась в молоденького юношу. Невысокий рост, точёная фигурка и спортивная подготовка, помогали ей в этом. А спрятав свои рыжие волосы под чёрный египетский парик, она становилась вообще неотличимой от юного мальчика пажа, и ловко пользовалась этим. Всё время, проведённое вместе, влюблённые наслаждались общением друг с другом. Все эти беззаботные дни показались им раем. Лишь несколько гладиаторов и кое-кто из прислуги были слегка удивлены внезапной дружбе сурового Лео и только что нанятого на службу молодого акробата-шута Элла. Сами же молодые, строго сохраняли свою тайну и не давали никаких поводов для разоблачения.

10

А надо отметить, что даже хитроумная и изощрённая в таких делах Петрона не обнаружила подмены. Поначалу она как-то присматривалась к этому загадочному юноше, но, не заметив ничего подозрительного, быстро успокоилась. Всё что теперь смущало её, так это только то, чтобы этот шут-фигляр Элл не мешался у неё под ногами, когда она будет исполнять свой план. Сейчас ей оставалось лишь подобрать нужный момент и добыть яду. И вскоре момент был выбран. Следующим днём все гладиаторы отправлялись на подготовку в другой лагерь за приделами столицы. В казарме на ночь для поддержания порядка оставался лишь один Леонид. Тут же был найден и яд. Всё сходилось. Утром Виктал переодевшись в простую тогу, обрядившись горожанином, пришёл в конюшню к Петроне и передал ей флакон.

— Я должен сам лично увидеть, как ты этим воспользуешься… — сходу потребовал он.

— Хорошо,… приходи вечером в казарму, и ты увидишь, как я выполню своё предназначение,… однако мне надо, чтоб Лео в этот момент был совсем один. Ты, наверное, обратил внимание на то, что в последнее время он сдружился с этим шутом Эллом,… они слишком много времени проводят вместе. Лео только тогда будет спать спокойно и ничего не заподозрит, когда рядом не будет этого шута. Я боюсь, как бы он не помешал,… убери его куда-нибудь на время,… а я уж не подведу… — поставила условия Петрона.

— Пусть тебя это не тревожит,… я знаю, что делать. Сегодня после представления он попросту не вернётся домой,… а ты, как только взойдёт луна, жди меня!… — быстро свернув разговор, воскликнул Виктал и тут же вышел прочь. На том и закончилась их встреча.

Под вечер, как это и заведено, все участники представления расходились по своим домам. Вот и Елена в образе Элла спокойно возвращалась привычной дорогой, предвкушая сегодняшнее ночное свидание. Они с Лео опять заберутся на крышу и предадутся своим мечтам. У них было уже так заведено, что после представления вечером они отдыхали порознь, а ночь считали своим временем. Лео покидал арену первым и, разумеется, к той поре, когда она возвращалась в свой домик для акробатов, он уже отдыхал у себя. Ну а ночью Елена, хорошенько перед этим отдохнув, осторожно заходила за Лео в казарму, и так, чтобы никто не видел, будила его поцелуем. Ах, как он любил этот момент. Ему казалось, что весь день только для того и существует, чтобы скорее настало время нежного, ночного поцелуя. Ну а сегодня у него был особенно трудный день.

Лео практически один отдувался за всех, и сильно уставший давно уже отдыхал у себя в казарме, видя сны о своей прекрасной Елене. А она в это время шла, мечтательно задумавшись об их совместных ночных прогулках. Однако путь её был недолог. Её уже поджидали, укрывшись в засаде два злодея подговорённые Алексом по приказу Виктала. То были те самые недовольные Леонидом гладиаторы, коих Виктал заприметил ещё тогда, до своего похода. Он ничего не упускал из вида и всё помнил. Вот и сейчас он выполнил своё обещание данное Петроне. Они, эти гладиаторы, конечно же, не имели ни малейшего представления, кто скрывается под личиной шута Элла, знали лишь только то, что это друг Лео и его надо на время изолировать.

Как только Елена поравнялась с ними, они не замедлили выскочить из укрытия и, заткнув ей рот, стали связывать. Негодяи уже было принялись запихивать Елену в мешок, как вдруг парик с её головы слетел, и она предстала в своём настоящем виде. Увидев рыжие волосы, и вмиг сообразив, кто на самом деле перед ними, злоумышленники задрожали от страха словно зайцы, и кинулись освобождать её от пут. Ужас охватил их от такого открытия. Бедные гладиаторы и подумать не могли, насколько коварным стало бы их преступление, выполни они, то распоряжение что им было дано. Из расчётливых негодяев они сразу превратились в жалких жертв, тех интриг и козней, что плёл Виктал. Непослушными руками, еле-еле развязав Елену, трепеща и дрожа, они бухнулись пред ней на колени.

— Прости госпожа,… демоны нас попутали,… пощади… — взмолились они, скуля как побитые псы. Недаром Елена была дочерью Цезаря, мгновенно взяв ситуацию в свои руки, она устроила им допрос.

— А ну говорите, кто такие!?… кто послал!?… — прикрикнула она на них. Гладиаторы, боясь Елениного гнева, слухи о её крутом нраве ходили по всей империи, рассказали ей всё, и про Алекса, и про то, что они знали о Виктале и его планах. Так попытка хитреца Виктала отстранить от дела шута Элла, Елену, была раскрыта, и потерпела фиаско. Елена, умная от природы, сразу сообразила, что к чему. Разобравшись, что гладиаторы всего лишь пешки в чужой игре, она, не держа на них зла, вовлекла этих простаков в свой план, который тут же и придумала. То была ловушка, но только теперь уже для самого Виктала.

11

А тем временем Максимус, не сумев справиться с войсками мятежников, ими же был и пленён. Став сам невольником, он подвергался многочасовым дознаниям и расспросам. На одном из этих допросов, проходивших во дворце бывшего монарха, он заметил на стене зала полуразрушенную фреску с изображением царской семьи в полном составе. Лик мальчика находившегося справа от государя показался ему знакомым. Гармонично расположенные черты лица, разрез глаз, уголки рта, форма носа, всё это смутно напоминала ему кого-то, но он сам ещё и не понимал кого.

Допросы проводил главнокомандующий Дарр, которого интересовала стратегия и тактика самого Цезаря, его будущее планы и намерения. Дарр, как бывший преподаватель военного искусства мог бы из этих сведений составить общую картину дальнейших действий армии Цезаря. И предпринять ответные действия. Его занимали любые подробности, и он проводил допросы по два-три раза в день. Максимус осознавая своё положение, чувствовал себя преданным Викталом. Впрочем, так оно и было на самом деле, и теперь он, не церемонясь, давал показания. Иногда его повествования переходили в целые рассказы о боевых походах и сражениях. А вскоре все эти дознания вообще стали носить характер примирительных бесед.

В довершении всего обе стороны пришли к выводу, что у них больше общего, чем различного. И такое откровение поразило, как центуриона, так и главнокомандующего Дарра. В какой-то момент противоречия исчезли, и они стали больше походить на старых ветеранов вспоминающих былое, нежели на врагов. Недаром говорят, что величие победителя не в возможности карать, а в умении прощать. И вот в одну из таких бесед Максимус поинтересовался фреской и людьми на ней изображёнными.

— Ты не мог бы рассказать мне о них?… что это за люди?… какова их судьба?… — мягко спросил он. На что Дарр подведя его к картине с готовностью начал пояснять.

— Это наш царь Феликс,… это его жена царица Ника,… а это их дети. Все они безвозвратно исчезли за время вашего господства,… их судьба неизвестна, и уже навсегда… — ответил он и грустно вздохнул.

— О, погоди,… не торопись с выводами,… мне кажется, я совсем недавно видел это лицо,… но вот только не припомню где… — указывая на молодого царевича, медленно произнёс центурион.

— Этого не может быть!… следы его потеряны много лет назад! Сейчас он уже должно быть взрослый юноша, здесь ему нет и десяти лет,… я хорошо помню, как делали эту фреску,… ведь я тогда был его наставником по военной подготовке… — с какой-то особенной тоской в голосе воскликнул Дарр.

— Ну, что ж,… всё правильно,… выходит я видел его уже взрослым,… а как его звали?… — что-то судорожно вспоминая, спросил Максимус.

— Леонид… — последовал краткий ответ.

— Точно! Теперь я знаю, кто это!… это же наш гладиатор Лео!… — окончательно узнав в царевиче Лео, воскликнул центурион.

— Что?! Что ты сказал!?… — схватил его за плечи Дарр, — скажи, что это за гладиатор!?… где он, кто он!?… — сотрясаясь от волнения, вскричал он. И теперь уже Максимус по-дружески усадив разволновавшегося Дарра в кресло, начал обстоятельно ему всё рассказывать. И про самого Лео, и про заговор Виктала, и про бой с буйволом, и как тот бой повлиял на все последующее события. Дарр внимательно слушал и поражался храбрости и доблести своего воспитанника Леонида. А дослушав, на мгновенье задумавшись, сурово произнёс.

— Дело серьёзное. Если всё то, что ты сейчас мне рассказал, правда, значит царевич Леонид в опасности. Мы, народ его страны, должны спасти своего монарха… — степенно произнёс Дарр и уже хотел пойти объявить всем об этой вести, но центурион остановил его.

— И как же ты собираешься его спасать?… пойдёшь войной на империю!? Да вас же разобьют на первых рубежах! Это вы здесь, на своей земле, победили, зная все стёжки дорожки,… а там, на чужбине, вы погибнете,… тут по-другому надо действовать… — почувствовав, что сможет искупить свою вину, высказал своё мнение Максимус.

— Ты и вправду можешь что-то предложить?… или просто хочешь сбежать!? Если хочешь улизнуть, так иди,… никто тебя не держит,… ты волен делать всё что пожелаешь!… — вскипев от отчаянья, воскликнул Дарр.

— Да хватит тебе,… неужели ещё не понял, что я теперь уже не тот прежний центурион, каким был раньше! Мне просто необходимо помочь вам всем, чтоб раз и навсегда очистить свою совесть пред вашей страной и её народом! Предлагаю такой план,… мы с тобой, и ещё два твоих надёжных умелых воина, переодевшись, пройдём в империю. Осторожно дойдём до столицы,… город я знаю великолепно, и для меня найти Лео в нём не составит особого труда, ты уж поверь мне. Если я не ошибся, и это точно царевич, то ты сам его узнаешь,… и тогда уже тебе никакой заговор не помешает вернуть его на царствование. А я останусь там,… у меня есть свои счёты с этим беглецом Викталом! Клянусь Юпитером, он мне ответит за свою измену!… — не раздумывая, заявил Максимус.

— Так-то оно так,… план хорош, но где гарантия, что мы не попадём в засаду! Может надо взять ещё воинов… — на секунду засомневался Дарр.

— Ты же понимаешь, чем больше людей, тем больше подозрений. Не сомневайся!… я знаю, что делать! — тут же развеял его сомнения Максимус.

— Ну, хорошо,… решено! Поступим, как ты предлагаешь,… только бы успеть до того как начнут действовать козни Виктала!… — окончательно заключил Дарр, прекрасно понимая на какой риск они идут во имя спасения царевича. Но храбрости и ума Дарру было не занимать, он обдумал кое-какие детали вылазки, взял двоих верных человек, и они торопясь выдвинулись в столицу империи. Следуя тайными тропами через леса и болота, чтоб оставаться незамеченными и неузнанными, они через несколько дней были уже на подступах к Риму.

12

А в этот момент Елена готовила ответный удар по Викталу, дабы упредить его злодейский план. Солнце уже село, близилась ночь. Подчинив себе тех двоих налётчиков, она отправилась в казарму к Лео. Казарма, где отдыхал Лео, находилась чуть поодаль, ближе к лесу, почти рядом с конюшней. Теперь те двое гладиаторов стали телохранителями Елены. Вовремя сообразив, что они выбрали верную сторону, сейчас друзья неотступно следовали за ней. Однако Елене по-прежнему приходилось сохранять внешний вид шута. Добравшись до казармы и разбудив Лео, она рассказала ему о грозящей беде. У них состоялся напряжённый разговор. Выяснив все детали, влюблённые стали готовиться.

— Кстати, те двое воинов отныне в моей власти,… и мы вольны с ними делать всё, что нам заблагорассудится… — напомнила о гладиаторах Елена.

— Где они сейчас?… — тут же поинтересовался Лео.

— Здесь недалеко,… ждут моего приказа… — ответила Елена.

— Тогда пусть сделают вот что,… сначала отчитаются перед своим нанимателем о выполнении его распоряжения,… якобы они тебя похитили и сделали всё, как он им велел,… а вот потом… — Лео вздохнул, и собрался ещё что-то добавить, но не успел, в казарму буквально ворвался Алекс. Только благодаря своей сноровке и тонкой комплекции Елена успела мгновенно спрятаться. Лео же вмиг вскочив, принял боевую позу.

— Напрасно ты меня так встречаешь,… ведь я к тебе с добром… — сходу начал Алекс, — в одной из схваток там, на арене ты не дал погибнуть моему брату. Да ты, наверное, уже и не помнишь того случая,… а теперь я хочу помочь тебе сохранить твою жизнь. Против тебя существует заговор,… к сожалению, и я в нём участвую… — переведя дух, сказал он, и устало присел.

— Почему же я не помню тот случай?… помню, и того горожанина я тоже помню,… отважный боец. Только я тогда не думал о том, что он твой брат и помог ему как товарищу. Но об этом потом, а сейчас объясни, зачем пришёл?… — спокойно спросил Лео. После такого пояснения у Алекса не осталось никаких сомнений в правильности своего поступка, вся та честность, что таилась в его душе, вырвалась наружу и он без утайки начал своё повествование.

— Ну, что же, слушай,… сегодня я должен был по приказу Виктала нанять для уничтожения твоего друга, шута Элла, двух головорезов,… но памятуя о твоём благородном поступке, я приказал им лишь похитить его. И ещё, опять-таки по приказу Виктала, я нашёл служку Петрону, которая согласилась отравить тебя. Она уже скоро придёт сюда. Сам же Виктал, чтобы убедиться в твоей смерти, должен где-то здесь поблизости спрятаться и ждать от неё сигнала. Но и это ещё не всё,… в самый последний момент я узнал, что он будет не один. С Викталом придут злодеи, нанятые им лишь для того, чтобы в случае если ты ещё будешь жив, добить тебя. Думаю, не будь их, ты бы и один справился с Викталом и Петроной,… однако узнав об этих бандитах, я как видишь, поспешил исправить положение и предотвратить эту несправедливость… — закончил свою исповедь Алекс.

— Ты молодец, что всё рассказал,… я и сам уже знаю обо всём этом,… пожалуй, разве что за исключением последнего,… привести убийц, чтоб добить умирающего от яда, это особое коварство… — выслушав его, подивился Лео.

— Считаю, он должен ответить за это! Его надо судить!… — быстро скинув парик и выйдя из своего укрытия, с возмущением воскликнула Елена. В падающем из окна лунном свете её рыжие волосы вспыхнули, словно языки пламени. Увидев их, Алекс резко вздрогнул, и ошалело отшатнулся к стене.

— Не может быть!… дочь Цезаря здесь… — вмиг охрипнув, в горле всё пересохло, еле пролепетал он.

— Да это я!… а ещё ты не знаешь центурион, что и шут Элл, которого приказал убить Виктал,… это тоже я!… — гордо взглянув Алексу в глаза, заявила Елена и бросила ему под ноги свой парик. Алекс тут же понял в чём дело, и поражённый увиденным, упал пред Еленой на колени. В ту же секунду он, как и подобает провинившемуся воину, просил властительницу о пощаде.

— Прости меня во имя всего на свете, ибо я не ведал что творил! О, боги,… теперь я вижу, какому злу не суждено было свершиться,… прошу, пощади меня повелительница!… будь справедлива ко мне, я готов кровью искупить свою вину… — не в силах сдержать слёз, искренне каялся он.

— Ну, хватит, центурион, хватит. Уже только одним своим признанием ты прощён. Теперь не об этом надо думать, скоро подойдёт Петрона, пора действовать, у тебя есть меч?… — торопясь перейти к делу, спросила его Елена.

— Да!… и я готов хоть прямо сейчас вступить в бой!… — кратко по-солдатски ответил он.

— И так,… мечи есть у всех… — подвела итог Елена, — Лео, покажи ему его место,… а я приведу тех двоих,… они будут нам в помощь… — добавили она и быстро вышла. Пока она ходила, Алекс занял выгодную для атаки позицию, а Лео, как ему и полагалось, лёг на кровать. Мгновение спустя вернулась Елена с двумя гладиаторами. Они тут же, растворившись во тьме, заняли позиции для атаки, всё стихло. Луна взошла в зенит, все оцепенели в ожидании схватки.

Первой, тихо ступая, в казарме появилась Петрона. Сгорбившись, съежившись, выглядя в лунном сияние, как чёрная тень самой смерти, она подплыла к кровати, где лежал Лео. Следом из тьмы с обнажённым мечом, устремлённый применить его в любую секунду, выступил Виктал. Чуть позади его двигалось ещё несколько теней, то были нанятые им разбойники. Петрона достала флакон с ядом, открыла его и занесла над головой Лео. Она была готова по первой же команде Виктала влить в ухо спящего смертоносное содержимое флакона.

Но вдруг, отражаясь в лунном свете, молнией сверкнул занесённый рукою Лео меч. И тут же сильнейшим ударом плашмя обрушился на голову Петроны. Не издав ни звука её тщедушное тельце, легко, словно было невесомым, отлетело в сторону. Наёмники, следовавшие за Викталом, вмиг замерли. Они будто увидели, как из могилы поднялся призрак. Сам же Виктал, будучи старым опытным волком в таких делах, в момент понял, что попал в ловушку. Одним прыжком, не взмахнув своим мечом ни разу, он трусливо отскочил к выходу, и сейчас же оказался вне казармы, опять сбежав и бросив всех. Лео рывком устремился за ним.

В ту же секунду Алекс, Елена и двое её телохранителей разом выскочили из своих укрытий. Мгновенно нанося удары мечами плашмя, дабы избежать ненужного кровопролития, они моментально оглушили всех наёмников. Несмотря на численное превосходство разбойников, с ними было вмиг покончено. Эффект неожиданности сыграл свою роль. Оказавшись снаружи Лео, быстро оглядевшись по сторонам, услышал шум и ржание в стойлах на конюшне.

— Ах!… так вот куда ты побежал! — крикнул он и кинулся к лошадям. Следом выскочивший из дверей казармы Алекс побежал за ним. Елена и гладиаторы, связывая оглушённых разбойников, чуть задержались. Спеленав их в течение нескольких секунд, а уж это гладиаторы умели делать превосходно, они тоже поспешили к конюшне. Про Петрону все забыли, будто её и не существовало.

А меж тем она пришла в себя, и присев у стены, еле-еле соображая, вспоминала, что же с ней случилось. Несколько минут потребовалось её изощрённому в гадостях уму, чтобы осознать и понять, то положение, в коем она оказалась. Уразумев своё выгодное состояние быть забытой, она стала ползком выбираться наружу. При этом, она не обращала никакого внимания на стоны и мольбы связанных наёмников освободить их. Выбравшись, Петрона сразу заметила стоявшую посреди дороги, спиной к ней, с мечом наизготовку Елену.

— Ну, я тебе сейчас отомщу!… — обезумев от жажды крови, поглощённая стремлением мстить, ещё толком не зная, что за особа перед ней, злобно прошипела Петрона, и, обнажив спрятанный в рукаве клинок, стала подкрадываться к Елене.

Елена же, ничего не подозревая, в этот момент ждала, когда из конюшни появиться кто-нибудь из ранее ворвавшихся туда для захвата Виктала мужчин. Лео, испугавшись, что она в неразберихе может пострадать запретил ей идти за ними и велел оставаться снаружи. Приготовившись к любому исходу погони, Елена, взяв меч наизготовку, ждала развязки. По шуму, доносившемуся изнутри, было ясно она близка. Виктал метался по конюшне в поиске непривязанной лошади, притом он как мог, отмахивался мечом от напиравших на него Лео и новоявленных телохранителей Елены. У них не было задачи лишить его жизни, им надо было всего лишь задержать его, и он, сопротивляясь, прекрасно это понимал.

— Сдавайся Виктал!… тебе на этот раз не уйти, трусливый мешок с требухой!… — кричал ему Алекс.

— Не тебе мне указывать!… плебей!… — пыша злобой и отчаянием, огрызался тот.

— Сопротивляться бесполезно!… тебя всё равно будут судить за измену на поле брани!… — вновь кричал Алекс, отвлекая Виктала и стараясь забрать всё его внимание на себя. Лео же, в полутьме ориентируясь только на свет от луны и дежурного фонаря, как можно аккуратней наступал, припирая Виктала к стене. А тот продолжал метаться от стойла к стойлу, хватая лошадей за морду, проверяя, есть ли на какой из них уздечка.

Но вот он сделал свой последний рывок к дальнему стойлу с великолепным белым жеребцом. И надо же такому быть, скакун оказался взнуздан и отвязан. Простая оплошность конюха сыграла на руку Викталу. Он, словно ядовитая змея, хищным прыжком вскочил на коня и, направляя его прямо на преследователей, расталкивая их, вырвался наружу. Елена не ожидала такого развития событий. Стрелой, вылетев из конюшни, Виктал нёсся на неё. Меч был бесполезен и Елена, откинув его, моментально сгруппировалась для отскока. В ту же самую секунду изготовившаяся для удара Петрона с клинком в вытянутой руке, бросилась на неё со спины.

Елена даже и не заметила этого. Напрягшись насколько это было возможно, она пружиной отскочила в сторону от мчавшегося на неё Виктала. Петрона же, совершенно не задев отпрыгнувшую Елену, головой угодила прямо в ногу проносившегося мимо Виктала. Пучок её грязных волос мгновенно запутался в его сандалии, а клинок, зажатый в её руке, угодил скакуну в брюхо. И в ту же секунду, одновременно, словно как по команде заржал раненый конь, и взвыла сбитая с ног Петрона. Да так взвыла, что самому Плутону стало тошно в его Тартаре. Конь, подстёгиваемый болью, рванул что есть сил. Выскочившим из конюшни гладиаторам и Лео с Алексом открылась жуткая картина.

Скакун дико ржа от боли нёсся во весь опор. Виктал вцепившись ему в гриву еле удерживаясь, изрыгал страшные проклятья. Петрона повиснув на его ноге запутавшимися волосами, визжала и барахталась, колотясь всем телом о землю. Отпрыгнувшая в сторону Елена, чуть приподнявшись, молча, смотрела на весь этот хаос.

Но вдруг в одно мгновенье всё прекратилось. Дёрнувшись в бок, конь, споткнулся о болтающуюся Петрону и упал как подкошенный. Пролетев ещё несколько метров, он погрёб под собой и Виктала, и Петрону. А впереди перед конём на дороге, с поднятыми вверх руками, стояло несколько человек. То были Дарр, Максимус и двое сопровождавших их верных друзей. Это они, услышав крики в ночи, выскочили из леса и, вскинув руки, напугали коня. Сбили его с пути и заставили споткнуться о Петрону, тем самым прекратив его стремительный бег. Лео мигом подбежал к Елене и помог ей подняться.

— Как ты?… не ушиблась?… — волновано спросил он.

— Да я-то в норме,… а вот как они там… — ответила Елена, показывая в направлении, где лежал конь.

— Пойдём, взглянем!… — призывно откликнулся Лео и они пошли следом за гладиаторами и Алексом. А те уже успели поравняться с конём. Конь, вздымая голову с выпученными глазами, храпел и лягался, усиленно пытаясь подняться. В тот же момент с другой стороны дороги подошли Дарр и его спутники. В полутьме люди и стой и другой стороны не узнали друг друга. Но невзирая на это, они не испытывая друг к другу враждебности и недоверия, объединённые одной целью поднять коню, стали помогать ему. Приложив немало усилий, они всё-таки подняли скакуна. Встав, конь растопырил ноги и, упёршись копытами в землю, продолжил храпеть и таращить на них глаза. Под ним лежали бездыханные Петрона и Виктал. С ними было покончено.

— И надо же было ей выскочить,… если бы не она, то нам его никогда бы не догнать… — не испытывая никаких эмоций, без сожаления заметил Лео.

— Ну что же,… такова судьба всех злодеев с чёрными помыслами,… не рой яму другому, и сам в неё не попадёшь… — немного сыронизировав, добавил Алекс.

— Она лишь ускорила приговор суда,… от возмездия им всё равно было не уйти… — заключила Елена.

13

Коня отвели в сторону и осмотрели. Рана на его брюхе была незначительная, хотя и болезненная. Оказывая ему помощь, люди, воспользовавшись лунным светом, стали присматриваться друг к другу.

— Алекс!… да неужели это ты!?… — вдруг громко, сам того не ожидая, удивился Максимус.

— Быть того не может!… а это ты!?… — узнав его, отвечал вопросом на вопрос Алекс. Лео тоже узнал Масимуса и стал приглядываться к остальным. Старые друзья центурионы обнялись и наперебой, словно оправдываясь друг перед другом, стали рассказывать, как они здесь оказались.

— Так выходит, мы снова на одной стороне!… — закончив объяснения, воскликнул Максимус.

— Да,… но только теперь на правильной стороне!… стороне правды и справедливости!… — радостно вторил ему Алекс.

— Да подождите вы радоваться! Ты Максимус сначала хоть представь, кто это там с тобой к нам пожаловал,… а то при лунном свете лиц совсем не разобрать… — обращаясь к центуриону, шутливо прикрикнул на него Лео.

— И то, правда,… что это я,… и вовсе из головы вылетело, сейчас-сейчас,… ты удивишься!… — опомнился центурион, подошёл к Дарру и указал ему на Лео.

— Ну, смотри,… это тот о ком я тебе говорил,… ну, как?… похож он на ту фреску?… вот-вот, присмотрись!… Ну, вы пока тут разбирайтесь,… а я пойду, пожалуй,… чтоб не мешать!… — восторженно заявил Максимус и отошёл в сторонку. Дарр сначала не поверил своим глазам, и взволнованно вглядываясь в полумрак, спросил.

— Посмотри на меня мальчик мой,… узнаёшь ли ты меня?… — обратился он к Лео на родном ему языке. Лео оторопел услышав знакомую речь. Он даже и представить себе не мог, что здесь на чужбине услышит её.

— Кто ты?… мне плохо тебя видно?… — переспросил Лео, ища в лице Дарра знакомые черты.

— Да это же я, твой наставник!… всмотрись получше,… узнай скорей!… — не выдержав волнения, воскликнул Дарр и выдвинулся в полоску лунного света, чтоб как есть предстать перед Лео. Все прежние воспоминания, все давние образы, что годами таились в глубинах разума Лео, теперь вмиг всплыли в его сознания.

— Да!… да, я помню тебя,… теперь я точно вспомнил! Раньше мне казалось, что всё это лишь сон,… но сейчас, сейчас!… — резко заговорил он, подошёл к Дарру и крепко обнял его, как если бы тот был его отцом. Через мгновение эти два мужественных бойца, два воина видевшие в своей жизни столько страха и ужаса, что хватило бы на всю вселенную, уже плакали в объятьях друг друга. Так встречаются только самые близкие люди после долгой разлуки. Впрочем, так оно и было. Сколько же сразу посыпалось вопросов и ответов на них. Моментально разгорелся разговор. Правда, он длился не так долго, как хотелось бы, надо было действовать дальше. Выплеснув всю накопившуюся грусть и скорбь, изрядно потолковав, мужчины, заканчивали свою беседу, уже как подобает соратникам.

— Теперь ты знаешь, кто ты есть на самом деле,… и ты должен немедленно вернуться на Родину!… народ тебя ждёт Леонид,… впрочем, я вижу, тебе есть с кем это обсудить… — намекая на Елену, улыбнувшись, завершил разговор Дарр, и по-отечески хлопнув Лео по плечу, удалился. После таких слов Лео тут же бросился к Елене, сильные чувства переполняли его.

— Ты не поверишь, как всё обернулась,… оказывается я наследник престола, и мой народ ждёт меня на Родине,… нужно ехать. Я даже не знаю, как нам теперь с тобой быть,… мне надо всё тебе объяснить и попросить тебя о чём-то важном… — страшно волнуясь, что скажет Елена на такую новость, старательно подбирая слова, заговорил он. Однако Елена почти сразу прервала его.

— Не надо ничего объяснять и просить,… я и так всё прекрасно понимаю,… на тебе лежит большая ответственность за свой народ,… мне это тоже знакомо,… ведь я дочь Цезаря,… и кому как не мне понять тебя. Так что если я тебе нужна,… то ты не проси, только скажи, и мы вместе отправимся к тебе на Родину… — глядя прямо в глаза Лео, мягко произнесла Елена и обняла его.

— Конечно,… конечно нужна! Как же я без тебя,… теперь мы навсегда связаны одной судьбой! Едем, едем вместе!… — воскликнул Лео и, не сдерживая радости, покрыл лицо Елены поцелуями.

А меж тем окружавшие их люди, давно уже перезнакомившись, занимались своими делами. Максимус и Алекс, сделав вывод, что делать им в империи больше нечего, помогали остальным лечить коня. Рану сметали суровыми нитками, это умели делать все воины-гладиаторы, и наложили повязку. Перевязывать пришлось всё брюхо коня, да ещё и по кругу. И это занятие рассмешило собравшихся, приведя их в отличное настроение. Вскоре кровь у скакуна остановилась, он успокоился и был готов к длительному переходу. Пока Лео и Елена радовались своему союзу, Дарр тем временем подготовил остальных в обратный путь. Среди столь разных людей возникло вдруг единодушие. Теперь объединённые одной идеей, доставить Леонида и Елену в целости и сохранности на Родину, где Лео ждали на царствование, они все сделались друзьями готовыми на всё ради достижения благой цели. Однако ещё надлежало поставить в известность о случившемся отца Елены, Цезаря.

Елена кое-как нашла, чем писать и исполнила для него подробное письмо. Не преминула она изложить и о том, что в последние дни жила под личиной шута, и что без памяти влюблена в бывшего гладиатора, а ныне царевича Леонида. Указала Елена и на то, что они раскрыли заговор гнусного завистника Виктала, и попытку его наёмников напасть на неё. Подробно описала она и встречу Лео со своим наставником, и о том, что им всем немедленном надо отъезжать на Родину к её возлюбленному. Пока она писала письмо, рядом шла подготовка к дороге. Приходилось действовать быстро, близился рассвет. Когда письмо было закончено гладиаторы с Максимусом и Алексом взяли бренные останки раздавленных злодеев и вместе с посланием отнесли в казарму к связанным наёмникам. Расчёт был прост, утром охрана обнаружит пленных разбойников, а вместе с ними обнаружит и письмо, тогда оно точно попадёт в руки Цезарю. Теперь друзей уже ничто не задерживало здесь, и они поспешили отбыть.

14

Для Максимуса и Дарра обратный путь был хорошо знаком, а поэтому в течение нескольких дней вся честная компания благополучно достигла родных мест Леонида. Конь быстро оправился от раны и очень им пригодился для перевозки вещей. А иногда и для передвижения немного устававшей Елены. И так уж вышло, что когда они въезжали в столицу, Елена также находилась в седле. Её рыжие волосы развивались на ветру, словно пылающий факел, Лео в этот момент вёл коня под уздцы. Получилось невероятное сочетание. Белый могучий скакун, оседлавшая его огненная красавица и вернувшийся молодой царевич. Эта картина произвела ошеломляющей эффект на встречающих их людей.

Молва о царевиче, его избраннице и белом скакуне в мгновении ока разнеслась по всей столице, проникая в её самые отдалённые уголки. В течение нескольких минут уже все жители города знали о подвигах и приключениях юных героев. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, народна молва она на то молва, чтоб все вмиг узнали обо всём. Так оно и получилось. Народ валом валил на главную улицу, дабы лично приветствовать влюблённых победителей. Добрая весть о возвращении царевича молнией достигла и дворца. Все подданные, стража, служащие и даже старушка родственница вышли встречать Лео. Как только он приблизился к своей родственнице, она тут же узнала его и вся в слезах бросилась в его объятья. Родную кровь обмануть нельзя.

Трудно описать то счастье, то ликование, что охватило всю столицу, а вслед за ней и всё государство. На следующий же день Лео короновали. Теперь уже царь Леонид, немедленно назначил дату свадьбы со своей возлюбленной, и они тут же отправили приглашение отцу Елены, Цезарю империи. Сделав это, влюблённые затаив дыхание стали ждать ответа. Цезарь, получив сначала письмо дочери о её побеге с бывшим гладиатором, а потом и о приглашении на свадьбу с ним, пришёл в бешенство. Первой его мыслью было пойти на Лео войной и разорить всю его страну. Но недаром же он был великим Цезарем, быстро взяв себя в руки, остыв и поразмыслив, он рассудил мудро.

— Леонид царь,… а став его женой и моя дочь будет царицей,… ну а, как известно муж голова, а жена шея,… куда хочет туда и вертит. Ну и зачем же я тогда пойду завоёвывать то, что уже завоевала моя дочь! Без войны, без боя взяла в плен всё государство,… да ещё и царя в придачу! Ха-ха,… и какого царя,… Леонид многого чего стоит,… такого зятя и не грех полюбить! Ай да дочка,… ай да молодец! — заключил он и, придя от таких мыслей в доброе расположение духа, тут же снарядил гонца с сообщением, в котором чёрным по белому сообщал о своём согласие приехать к ним на свадьбу.

Как сказал, так и сделал, он же Цезарь и его слово крепкое, прибыл на свадьбу с богатым подарком и с заключением мира. Свадьба же была воистину царской. Праздновали, несколько дней и ночей напролёт, не останавливаясь. То тут, то там виднелась огненная шевелюра Елены. Юная царица была везде и повсюду, и, разумеется, рядом с ней был Лео. Жители всей державы, радуясь и ликуя, приветствовали своих юных монархов. Люди давно уже прознали о той судьбоносной ночи, когда Елена бок обок сражалась с Леонидом, чтоб принести мир и спокойствие на их многострадальную землю. В считанные дни Елена обрела любовь всего народа, каждый человек воспевал её преданность и отвагу, свято веря, что она достойна стать их царицей. «Въехав в наш дом на белом коне, огненным факелом, она даровала нам алый цветок вечного мира!» говорили о ней люди и слагали легенды…

Конец

Сказка о дочке кузнеца Натлии и принце Ромле

1

В те времена, когда доблестные рыцари сражались с драконами и карабкались по крепостным стенам замков, чтобы заслужить поцелуй своей возлюбленной, случилась одна замечательно волшебная история. А произошла она в той стране, что знаменита чудесными рощами и лесами, скалистыми горами и раздольными полями, чистыми реками и склонами гор, увитыми лучезарным виноградом. А в центре всего этого великолепия, в изумительно красивой долине, на берегу полноводной реки, где благоухают фруктовые сады, расположился могучий город-столица со своими храбрыми и мудрыми жителями.

Народ в столице жил разный, кто-то служил в королевском замке, что расположился на самой величественной горе, кто-то пёк хлеб из муки, что привозили крестьяне и мельники с привольных лугов, а кто-то торговал на большой ярмарке, что устраивалась для мастеров и знатоков разных ремёсел. Ну а уж таковых ремёсел было немало, но особенно почитаемым и заслуженным делом в ту эпоху считалось умение изготавливать рыцарские доспехи. И, конечно же, занимались этим почётным делом замечательные умельцы кузнецы.

Работа самых искусных мастеров ценилась на вес золота, и это не преувеличение, ведь порой жизнь рыцаря зависела от кропотливого исполнения кузнецом своего дела. В столь тонком деле достойных знатоков было крайне мало, а потому дороговизна мастерски выполненных доспехов никого не удивляла. Те же кузнецы, что обладали такими навыками, жили в значительном достатке и развивали своё мастерство до полного совершенства. Хватало у них средств и на достойное содержание своей семьи, что по тем временам было делом трудным и хлопотным.

Ну а для того чтобы члены семьи ни в чём не нуждались главы кланов кузнецов обзаводились большими жилищами и мастерскими сравнимыми с замками. Иные кузнецы зарабатывали столько золота, что его хватало на такие излишества и роскошь в украшении своих домов, какие простой люд не мог позволить себе и за всю свою жизнь. И по такому богатому, качеству отделки дома, и роскошному убранству жилища судили о мастерстве кузнеца. «Чем краше дом, тем искусней мастер живёт в нём» так рассуждали рыцари, выбирая себе кузнеца для изготовления своих лат. Заказать и приобрести доспехи у такого человека считалась знаком высшего отличия среди рыцарей.

Однако рыцарь рыцарю рознь; встречались и такие, которые приобретя замечательный наряд от искусного и знаменитого мастера, напускали на себя спесь, задирали нос, и бахвальству их не было предела. Впрочем, такие люди встречаются в любые времена. Многие хвастуны и теперь в стремление отличится, выбирают себе самые лучшие наряды, пытаясь, выделится меж равных себе. Одним словом себялюбцы, или же по-простому модники. Ну что уж тут поделать такова человеческая натура.

Но была, разумеется, и практическая причина, по которой рыцари заказывали латы именно у именитых кузнецов. Ведь для рыцаря имело большое значение, то насколько верно выполнены доспехи и как точно подогнаны их детали. Одна небольшая зазубрина, одна маленькая щель могла провести к неизбежному ранению, а то и к смерти владельца доспехов. Да так оно зачастую и случалось. Иные скупые рыцари, что гнались за дешевизной, или те, у кого просто не хватало денег, заказывая латы у недаровитых мастеров, по разным причинам рано уходили на покой.

Причины хоть и были разные, но зато ясные. Это либо ранение, переходящие в увечье и не дающее рыцарю продолжать свои ратные подвиги, либо просто смерть на поединке во время, какого-нибудь очередного турнира. Те же, кто не экономил на собственном здоровье и обращался к достойным и умелым кузнецам продолжали успешно участвовать, как в турнирах, так и битвах за короля, сохраняя рыцарские традиции. Так что самых даровитых кузнецов очень почитали и ценили.

2

И вот одним из таких чтимых и уважаемых мастеров, а они были наперечёт, значился мастер кузнечного дела Роббер Нгюрих. Совсем юным мальчиком он, бежав от нищеты, покинул родную сторону и приехал в далёкую столицу, где поначалу слыл чужаком и неучем. Однако будучи по своей натуре человеком упорным и настойчивым он благодаря своей смекалке и пытливому уму всё-таки выучился многим наукам. А набравшись опыта и встав на ноги Роббер, освоил и изучил, такое трудное ремесло, как кузнечное дело. Сделавшись со временем знаменитым кузнецом и состоятельным человеком он, как и полагается уважающему себя мастеру обзавёлся огромным, словно скала домом с собственной кузней. И вот теперь имея всё это, Роббер собирался жениться.

Уже была выбрана и невеста, да ещё, и какая, всем на зависть себе на радость. Девушка редкой красоты, с русыми волосами, голубыми глазами и устами цвета утренней зари. Она хоть внешне и контрастировала с угловатым Роббером, но по духу и характеру подходила ему идеально, а звали её Джулия. Скромная и добродетельная, роста чуть выше среднего, что не мешало ей быть самой очаровательной красавицей в городе, она вселяла в Нгюриха чувство уверенности и надёжности. При первой же встречи с ним она нашла в нём множество привлекательных качеств, и по истечении незначительного срока полюбила его всей своей прекрасной душой.

Да и как не полюбить такого красавца; смуглый от природы, с белозубой улыбкой, высокого роста, с мускулистой и стройной фигурой, как и подобает кузнецу, он обладал большими карими миндалевидными глазами и черными, как смоль волосами, что вызывало обожание у большей части женского населения. Ну и, конечно же, он был достоин любви ангелоподобной Джулии. Сам же Роббер уже давно любил Джулию. И это немудрено, ведь стоило только ей появиться на улице, как все мужчины города независимо от их возраста и чина под любым предлогом старались выскользнуть из дома лишь бы хоть одним глазком взглянуть на неё.

А горожане, знавшие об их грядущей свадьбе, говорили так, «Да им с самого рождения было предназначено судьбой, связать свои жизни. Они нашли друг друга». Ну а свадьбу сыграли, как и подобает клану кузнецов с огненной феерией и пышным пиршеством. На торжество прибыло много значительных рыцарей коим Нгюрих своими доспехами жизнь спас. Но что ещё ценнее, на церемонии присутствовали представители самого короля. А это свидетельствовало об особом статусе Роббера. Сам же государь в это время, к сожалению, был в очередном боевом походе, и приехать не смог. И все же в тот торжественный момент счастливей людей, чем Роббер и Джулия во всём белом свете не существовало.

3

Время летит быстро, и через год у них на свет появилась очаровательная дочка. Малышку назвали Натлия, как нимфу благодатного огня в мифологии далёких предков всех кузнецов. Не прошло и двух дней с рождения девочки, как из замка короля на главную площадь прискакал гонец и объявил о появлении наследника престола, принца Ромла. По такому случаю было тут же назначено всенародное празднование. Радость охватила весь народ в королевстве, ведь сын в семье короля был долгожданным первенцем.

Король в окружении своей разодетой свиты разъезжал по городу, и гордо восседая на белом коне, принимая поздравления, сам лично одаривал богатыми подарками именитых горожан по случаю рождения принца. Не преминул он заехать и к своему знаменитому кузнецу Робберу Нгюриху. Ведь тот уже давно снабжал королевский двор латами и оружием. И никогда, будь то бой или турнир, работа Роббера не подводила короля, а в нескольких случаях, и это доподлинно известно, спасла монарха от неминуемой гибели. Ни меч врага, ни копьё противника не смогли пробить доспехи короля, сделанные Нгюрихом. За это король Карл (впоследствии названный «Мудрым», а это был именно он) уважал и любил Роббера.

И вот появившись у Роббера и поприветствовав его как брата, Карл обратил внимание на обстановку царившую в доме, и вмиг догадался, что у хозяев дома тоже появился новорожденный.

— Ха-ха!… какое счастье! — восторженно воскликнул король, — ну и кто же у тебя,… говори, быстрей? — хитро прищурившись, спросил 0н.

— Дочь! — не скрывая радости, ответил Роббер, и как раз в этот момент, из спальни держа на руках малышку Натлию, вышла Джулия. Король, уже успевший вкусить радость отцовства осторожно откинул полог покрывальца, заглянул внутрь, и, увидев там нежное детское личико, расчувствовался как никогда. Никто до этого не видел его таким. Властитель великой державы, повелитель судеб людских, сейчас выглядел пушистым зайчиком и, замерев от умиления, наблюдал как, посапывая, спит этот нежный ангелочек.

— Скажи Роббер ведь, правда, же, что все сокровища мира не смогут сравниться с таким маленьким чудом. Наши жизни лишь только тогда чего-либо стоят, когда в них появляются дети… — смахивая слезу, тихо произнёс король.

— Что, правда, то, правда, ваше величество… — подтвердил Роббер.

­– Твои доспехи столько раз спасали мне жизнь, что она, пожалуй, по праву принадлежит твоей воле,… а я всё никак не могу достойно наградить тебя… — продолжил король, — ведь не будь тебя и я бы уже не существовал! Ну а не было бы меня, то и не появился бы на свет мой маленький принц! Думаю сейчас самый подходящий момент для благодарности! А потому присваиваю тебе Роббер Нгюрих степень магистра кузнечных наук и дарую титул графа!… — торжественно произнёс расчувствовавшийся монарх. Роббер, как и подобает в таких случаях встал на одно колено и принял эти королевские привилегии.

— Благодарю тебя Мой Король! Моя жизнь в твоих руках, располагай ей как тебе угодно!… — только и успел сказать Роббер, как Карл добавил.

— Уваж мою просьбу,… дозволь стать мне крёстным отцом твоей дочери и быть ей покровителем!… а если не возражаешь, то и ты стань моему сыну крёстным отцом!… — вопросил он. Роббер же, удивлённый такой великой просьбой, еле сдерживая захлестнувшие его эмоции, радостно ответил.

— Да государь, конечно! Для меня великая честь быть крёстным принцу! — прозвучало его согласие, и они обнялись, как счастливые родители своих детей. Все находящияся рядом придворные из свиты короля тут же оживились и, одобряя такое решение монарха, тихонько, дабы не разбудить малышку Натлию стали поздравлять новоявленного дворянина. А уж они-то знали, кто, как ни Роббер заслужил быть обладателем всех этих почестей, ведь его искусное мастерство и им не раз спасало жизнь. Почти весь королевский двор пользовался его доспехами, за исключением разве что представителей соседних держав, они предпочитали изделия своих кузнецов. Так в одночасье Роббер Нгюрих из ремесленника превратился в магистра, графа, и что самое главное стал крестником короля.

4

Ну а вместе с этим появились и новые обязанности, теперь Роббер стал частым гостем в замке короля, а король соответственно в его доме. И неудивительно, что их дети, малышка Натлия и кроха принц Ромл подрастая стали проводить много времени вместе. Играли, шалили, в общем, делали всё, что им полагается. Родители, наблюдая за ребятами со стороны, только умилялись и радовались их дружбе.

Теперь, став магистром, Роббер набрал себе подмастерьев-учеников и начал заниматься научными изысканиями. Ведь он был ещё не совсем стар, хотя уже и не молод, то есть как раз в том возрасте, когда человек достаточно набравшись опыта и знаний, может посвятить всю оставшеюся жизнь достижению своей заветной цели. А цель у него была непростой.

В те годы в каждой кузне каждый мастер желал добыть рецепт идеальной стали. И вот почему; народ в ту эпоху был суеверный и верил прорицателям и оракулам, которые предвещали нашествие всякой нечестии и даже драконов, притом с такой чешуей, какую ни мечем, ни копьём не пробить. Мол, разлетаться будут мечи на куски от ударов о панцирь страшных чудищ. И вот напуганные такими предсказаниями люди старались обезопасить себя, изобретая новую прочную сталь для мечей.

Время шло, Роббер полностью погрузился в свои опыты, смешивая металл с добавками из карбида и феррита. А пользуясь знаниями алхимии, он старался получить сплав, который был бы сравним с известной во всём мире арабской сталью. Экспериментируя с утра и до ночи, Роббер проводил в своей лаборатории целые недели напролёт. Натлия, или как её теперь стали ласково звать Натли, быстро росла и скучала по отцу. Случалось и так, что в свободное от своих занятий время, топоча своими маленькими ножками, она возьмёт да и заглянет к нему в кузню.

Ну, уж тогда Роббер бросал все дела и занимался только ей. Показывал смешные фокусы с фосфором, устраивал дымные забавы с селитрой и серой. А когда возгоралось пламя, и искры летели в потолок, восхищению Натлии не было предела. Глаза её сверкали, светились восторгом и она, как и все маленькие детишки хлопала в ладоши и весело смеялась. Для неё это было непонятным чудом. Таким образом, получалось, что отец знакомил её главным инструментом кузнеца, с огнём. Натли нравились эти занятия, и она потихоньку, полегоньку, пристрастилась к отцовскому делу.

А в это время принц Ромл, подрастая, тоже стал интересоваться делами своего отца. Обучался военному делу, приноравливался управлять лошадьми, и осваивал ещё много прочих премудростей, кои столь необходимы особе королевских кровей. Теперь повелось так, когда ребята были свободны от своих занятий с отцами и отдыхали, то они бегом спешили на встречу друг к другу. И уж тогда их было не разлить водой. Они, как и все дети возились в песочнице строя крепости, озорничали в саду, карабкаясь по деревьям, бегали на речку купаться, а когда были в замке, то играли в догонялки, носясь, словно ветер по всем закоулкам и коридорам. Смех задор и радость царили в это время в замке. Все кто был рядом, начиная с простой кухарки и кончая самим королём с его свитой, были вовлечены в забавы ребят. Однако как только приходила пора занятий, друзья, еле расставшись, брались за ученье и слушались своих отцов.

И вот, как раз в этот счастливый период их детства, в семье Роббера произошло пополнение. Джулия родила мальчика. Теперь все помыслы и устремления у неё были связаны с сынишкой. Натлия же восприняв появление малыша с большой радостью, помогала матери во всём. И всё же, едва у неё выдавалась свободная минутка, она тут же бежала к отцу и присоединялась к его изысканиям.

Мальчика назвали Макстел, что означало большая душа или великая доброта. Как говорили родные Джулии, так звали их общего предка служившего воином ещё при дворе славного короля Карла Великого. Макстел рос так быстро, что будь он котёнком, то к пяти годам превратился бы во взрослого льва. Все домашние не чаяли в нём души, но особенно Джулия. Да это и понятно, ведь он был сильно похож на неё, такой же светловолосый и голубоглазый. А своим добрым и отзывчивым нравом полностью оправдывал данное ему имя. Как только Макстел начал подрастать то сразу стало ясно, в семье появился ещё один помощник. То он воду матери принесет, то отцу спешит угодить. Роббер из кузни приходит, садиться за стол, а он ему уже ложку несет, и хохочет, веселя его своим детским смехом. Отец подхватит его на руки, поднимет над собой и ну нахваливать.

— Да что это у меня за помощник растёт? Да что это за радость такая? — качает его, и аж дух захватывает, а Макстел смеётся, заливается. Радость у всех в доме, а сильнее всех довольна, конечно же, Натлия. Уж так ей хотелось братика, а тут как раз он и появился. Так всё дольше и пошло с добром и радостью. Однако дети растут быстро, и оглянуться не успеешь, как им уже большего требуется.

Вот и Роббер, видя, как повзрослела Натлия, стал больше ей доверять. Он выделил для неё небольшой аккуратный молот и даже маленькую наковальню завёл. Так Натлия приступила к освоению ремесла кузнеца. Теперь понимая, какая она способная и талантливая отец уже не ограничивал обучение только фокусами. Роббер, замечая стремление Натлии учиться, начал более серьёзно рассказывать ей обо всех тонкостях, как алхимии, так и металлургии. Но и это ещё не всё.

Помимо занятий с отцом Натлия любила проводить много времени и с матерью. Джулия ещё с раннего детства заметила, что малышка Натли наевшись грудного молочка, перед тем как заснуть лёжа в колыбельки, начинала про себя что-то, толи мурлыкать, толи напевать. И притом так мелодично, что Джулия диву давалась. Как только Натлия стала произносить первые слова Джулия, будучи от рождения музыкальной стала приучать дочку к пению. А по прошествии краткого периода времени, у Натлии прорезался такой великолепный голосок, что музыкальный магистр из королевского замка взялся его дальше развивать. То был необычный голос, не то бельканто, не то сопрано. Придворный главный музыкант говорил про него «Звучит как два альта».

Ну а к тому времени, когда отец перестал ей показывать фокусы и перешёл к серьёзному образованию, она уже замечательно пела, и даже сочиняла свои мелодии, как какой-то заправский композитор. Иной раз она, сидя с принцем Ромлом на крутом бережку их любимой речки, которая протекала рядом с замком, начинала выводить такие рулады, что рыбы выпрыгивали на берег зачарованные её пением. Вот насколько необыкновенный голос у неё был.

Ну а ребята, несмотря на их обоюдную занятость, по-прежнему оставались неразлучными друзьями. Ромл освоив верховую езду, стал обучать ей и Натли. На сей случай в королевской конюшне нашлась пара гнедых жеребцов. И тогда оседлав этих замечательных скакунов ребята, несясь по лугам и полям, располагавшимся подле столицы, наслаждались конной прогулкой, довольные свежим ветром и ярким солнцем. Все окрестные крестьяне уже знали эту парочку именитых всадников. И каждый раз, заприметив юную графиню Натлию в сопровождении молодого принца Ромла, махали им руками, приветствовали их, и приглашали к себе.

А ребята и не отказывались и, оставив коней, с радостью присоединялись к земледельцам, оказывая им помощь. Во время работы Натли запевала какую-нибудь весёлую песенку, и тут же всё начинало происходить, будто само собой. Трава, словно повинуясь её голосу, складывалась на стебле и как по команде ложилась в волки. А крестьяне, сколько бы они не трудились, ни капельки не уставали. Под её мелодичный вокализ, и работа спорилась быстрей, и настроение поднималось до непостижимых высот. Такие вот чудеса происходили, когда она пела. Ну а вскоре случилось вот что.

5

Однажды Роббер работал с новыми образцами металла, и Натлия, возвращаясь с занятий по вокалу, войдя в его лабораторию сама того не замечая стала напевать в унисон со звуками молота. И так она этим увлеклась, что местами своим зычным голосом даже заглушала лязг металла и дыхание раскалённого горна. Отец, привыкший к такому высокому голосу, не обращая особого внимания на её пение, продолжал ковать. И вдруг металл каким-то невообразимым образом стал приобретать необычные свойства, сравнимые разве что только с качествами славившимся во все времена восточным булатом. Роббер сначала и сам не поверил в это чудо, но повторяя опыт за опытом ещё и ещё, убедился, что такой итог ковки не случайность.

Это было похоже на волшебство, хотя это и не так. Необычный голос Натлии в два альта давал такой эффект, что раскаленный металл, непонятным образом войдя в резонанс с ударами молота и самим голосом менял свою структуру. И кому как не Робберу знать настоящие качества славной стали из Дамаска. Сравнивая результаты своего труда с работой восточных мастеров, он пришёл к выводу, что его металл нисколько не уступал булату. Теперь он уже и сам стал просить петь Натлию, когда ковал сталь. Но ей было мало петь, она сама брала в руки молот и, распеваясь как на музыкальных занятиях, ковала железо. Опуская молот, одновременно беря высокую ноту, Натлия прямо на глазах преображала простое железо в сталь наивысшего качества. Отец поражался её настойчивости и упорству, а что ему ещё оставалось делать, ведь он и сам был таким.

— Ну, вот наконец-то и сгодились твои навыки по пению… — не раз пошучивал он. А меж тем весть о замечательном по прочности металле достигла ушей всех рыцарей королевства. И вот тогда-то работа в кузне у Роббера закипела. Посыпались заказы. Теперь отец и Натли вместе ковали доспехи. Да ещё какие, мир до сих пор не видывал таких. Как и было заведено во всех кузнецких кланах, состав этих лат стали сохранять в тайне. Так уж повелось, никто не должен был знать секрета нового сплава.

Время летело быстро, тут и Макстел подрос, да так привязался к Натлии, что бегал за ней как хвостик, куда она туда и он. Да и Натли выросла, стала совсем взрослой девушкой. Её чёрные густые волосы, как у отца, и глаза цвета ультрамарина, как у матери, многим юношам в городе не давали спокойно спать по ночам. Такое сочетание родительских качеств, сделали из Натлии стройную, но сильную, нежную, но выносливую, не превзойдённой очаровательности красавицу. А уж о талантах коих у неё с возрастом появилось ещё больше, и говорить не приходится.

Вырос и принц Ромл. Из него вышел отличный наездник и боец. Внешность его была достойна звания первого красавца королевства. Русоволосый, с идеально развитой фигурой античного атлета, наделённый глазами изумрудного цвета, и белозубой улыбкой, он приводил всех девушек, видевших его, в состояние лёгкой влюблённости. Да это и не мудрено, ведь почти все девицы мечтают о принце.

Однако сам Ромл кроме, как о Натлии, ни о ком и думать не хотел. Впрочем, так же как и она думала только о нём. Их детская дружба, с годами окрепнув неминуемо переросла в любовь. И это понятно, ведь за всю свою семнадцатилетнюю жизнь и Ромл, и Натли, так привязались друг к другу, что любовь в их сердцах возникла также просто, как солнце восходит по утрам. Почувствовав это приятное томление души и ощутив страстное желание видеть любимого человека, ребята стремились теперь, как можно реже расставаться. Тем более что у них находилось множество совместных занятий.

6

Ромл, набравшись сил и постигнув военную науку, стал принимать участие в рыцарских турнирах. И надо ли говорить, что доспехи ему изготовила Натли. Она была уже настолько учёна и опытна, что в некоторых тонкостях мастерства даже превзошла отца. Весной к очередному турниру Натли сделала своему возлюбленному настолько прочные и вместе с тем изящные доспехи, что отец только радостно развёл руками.

— Я думаю, мне больше нечему тебя учить!… — восхитился он. Ну а Ромл в свою очередь, когда они уединялись куда-нибудь за пределы столицы в тайне ото всех, помогал ей осваивать искусство рыцарского поединка. Из Натли вышла замечательная ученица. Освоив, первые навыки боя мечём, она так же лихо стала познавать мастерство наездника вооружённого копьем, что уже было серьёзным делом. Ромл с упоением влюблённого юноши всё ей подробно рассказывал и показывал.

Как-то за ними увязался и кроха Макстел. Перед этим он слёзно упрашивал принять его в их компанию, маленький хитрец дул губки и жалостливо заглядывал в глаза. И ребята не в состоянии устоять от столь трогательного взгляда, предварительно взяв с него, как с настоящего взрослого человечка рыцарскую клятву молчанья, начали брать его с собой на учебные бои.

Макстелу нравилось наблюдать как его сестра, облачившись в доспехи и вооружившись, мечём, превращалась в настоящего рыцаря. Однако он не только наблюдал, но и активно помогал ей водрузить на себя всю сложную боевую амуницию. Со временем из Макстела получился настоящий оруженосец для Натли. Для него на королевской конюшне подобрали небольшую лошадку, и он смог, как и подобает мальчишке в его возрасте учиться верховой езде. Так они все трое стали неразлучны.

Меж тем никто из окружающих даже и предположить не мог, что ко всем своим талантам Натли добавила ещё и мастерство, какое присуще только самым отважным и сильным рыцарям. В общем, никто не знал, что она может сражаться как боец. Теперь они с Ромлом частенько выезжали в поле и устраивали тренировочные поединки. Ну а Макстел тогда выступал у них в роли судьи, и это было так уморительно. Ребята, ещё не успев, как следует закончить поединок, покатывались от хохота, видя с какой важностью и серьёзностью он воспринимал и выполнял обязанности судьи.

Вот так бывало, переоденутся они, облачаться в доспехи сядут на коней вооружаться, разъедутся, займут позиции и ждут, когда он им скомандует. А Макстел так ответственно отдаёт приказ своим тоненьким голоском, что они тут же начинают смеяться и не могут остановиться. Тогда он делает напускной басовито-сердитый голос и громко кричит.

— Турнир начинается! Съезжайтесь! — строго так командует, и ребята насилу успокоившись и переборов смех, затевали тренировочный бой. Съезжались и, имитируя удары копья, стараясь делать это как можно реалистичней, получали непревзойдённый опыт поединка. Вскоре Натли в совершенстве знала как правила этикета, так и технику проведения рыцарского турнира. Совместные занятия объединяли влюблённых, давая в полной мере расцвести их всё больше укрепляющимся чувствам. С каждым днём, с каждым новым уроком они всё сильней и сильней проникались друг к другу нежностью и привязанностью, а это порождало взаимную уверенность в надёжности и нерушимости их любви.

7

Но не всё так безоблачно было вокруг них, как это может показаться на первый взгляд. Они, как и все влюблённые не обращая ни на кого внимания, жили своей особенной идеализированной жизнью. А тем временем в расположенном неподалёку от столицы замке жил и плёл интриги троюродный родственник короля Карла, демонически-коварный и хитрый магистр чёрной магии, рыцарь Ульрих Дракомо. Внешне выглядя, как приличный и достойный член рыцарского ордена, внутренне он был гадок и отвратителен. Всегда пышно одетый в искусно выполненное облачение он производил впечатление благополучного балагура-весельчака и вряд ли кто при дворе догадывался, что кроется на самом деле за этой маской добропорядочности.

Несколько месяцев тому назад Дракомо вернулся из долгосрочного странствия по восточным государствам, где изучал мистические знания древних колдунов. И теперь, возвратившись домой, вынашивал злодейский план по устранению своего родственника Карла и захвату власти в королевстве. Ну а потом разумеется и во всём мире. Изо дня в день он узнавал и выведывал все тонкости монаршей жизни. При этом ища уязвимые места в правлении короля Карла, дабы избавиться от него любым способом, хоть силой, хоть за деньги.

Однако авторитет Карла, как среди простых людей, так и среди придворных рыцарей был настолько велик, что свергнуть его силой было просто невозможно, и представлялось пустой затеей. Ведь правил он мудро и справедливо, никого не обделяя. Народ любил короля, и против него не пошёл бы ни за какие золотые горы, как бы его не подкупай. И тогда Дракомо решил действовать своими излюбленными методами, вероломством и коварством. Жил у него в услужении помощник и оруженосец в одном лице, страшный и отвратительный горбун Айрон. По причине своей горбатости он был очень злоблив и желал горя всему миру. А по изворотливой жестокости он превзошёл бы, пожалуй, и самого хозяина.

Дракомо нашёл его в одном из своих рыцарских походов, когда тот был ещё подростком. Несмотря на своё горбатое уродство, он был силен, проворен и вынослив. Заметя такие его качества, Дракомо подобрал и приютил Айрона, заранее рассчитывая, что из него со временем получиться верный и преданный слуга для тёмных дел. Так оно и вышло, прижившись и освоив подлые приёмы злодейства, он, выполняя все грязные поручения Дракомо, стал его правой рукой. Теперь Айрон знал практически всё о чёрных делах хозяина и ждал новых. Так что, как только Дракомо решил и наметил план дальнейших своих действий, он сразу позвал к себе Айрона и рассказал ему всё задуманное.

— Принц Ромл водиться с этой девчонкой, дочерью графа кузнеца Нгюриха, любимчика короля. Стоит грязно опозорить её, как эта грязь ляжет тёмным пятном и на принца,… а как только честь сына будет испачкана, то там и до чести отца недалеко! Надеюсь, ты понимаешь меня!?… — воскликнул Дракомо.

— Да, мой господин,… и что же дальше?… — сладостно потирая руки, готовый выполнить любое приказание хозяина, подобострастно спросил Айрон.

— А дальше!… Ха-ха-ха-ха… унизив и оболгав Карла, я свергну его и уничтожу всю королевскую семью!… затем захвачу трон,… а захватив его,… я, и только я один, стану править миром! — злобно сжав кулаки, заключил Дракомо и рассмеялся своим неподражаемым демоническим смехом. Уж так он был доволен своим коварным планом. Оставалось только создать причину для компрометации юной графини Натли. И такая причина была создана.

8

А в королевстве меж тем всё шло своим чередом. Близилась осень, наступала пора сезона охоты. В замке царило оживление. Подготовка к сезону внесла в размеренную летнюю жизнь двора большие изменения. Вся атмосфера в королевстве была пропитана настроением предстоящей добычи охотничьих трофеев. На конюшне холили и лелеяли лошадей, готовя их к напряженным погоням за косулями и оленями. Псари натаскивали собак, обучая их новым стойкам и уловкам, необходимым для поимки пернатой дичи. Егеря объезжали лесные угодья, высматривая места лёжки диких кабанов.

Большое количество работы в этот период выпадало и на долю кузнецов. Шла заготовка нужного для охоты оружия: ножей, копий, наконечников стрел, мечей и, конечно же, лат. Ведь многие щёголи и модники из рыцарского сообщества обновляли свой и без того насыщенный гардероб новыми доспехами. И в этом нет ничего удивительного, такое происходило каждый охотничий сезон. Натли теперь уже как опытный кузнец принимала активное участие в замене старых лат на новые. Одними из её постоянных заказчиков были именитые рыцари и представители королевского двора.

Обычно для снятия мерок они сами посещали кузнечную мастерскую. Но сегодня Натлия, дабы ей лишний раз повидаться с принцем решила сама посетить замок. Тем более что все её заказчики собирались вечером у короля для обсуждения нового закона об охоте. Был приглашен и новоявленный родственник короля Карла, рыцарь Ульрих Дракомо.

Наступил вечер, Натлия была уже в замке, когда начали съезжаться рыцари. К этому времени, они с принцем, уже вдоволь наговорившись, стали встречать гостей. Натлия тут же принялась приглашать каждого из рыцарей сделать заказ. Довольные тем, что ехать им никуда не придётся, рыцари с шутками и весельем, повинуясь ей, делали замеры и обрисовывали новые фасоны раскраски своих лат. Из года в год мерки рыцарей менялись, кто-то толстел, и тогда приходилось расширять прежние лекало, а кто-то естественно худел, что тоже добавляло работы при замене доспехов.

С неизменным размером оставался только лишь король. Всегда подтянутый и в меру упитанный, он, невзирая на некоторый возраст, являлся эталоном постоянства. Сделав замеры, Натлия поспешила в мастерскую, а король с рыцарями удалился в потайную залу для обсуждения закона. Рыцари дружно расселись вокруг стола, на коем лежала разложенная карта королевства и приступили к слушанью проекта. Но не прошло и часа, как разразился скандал, виновником которого стал рыцарь Дракомо. Король только успел объявить основные положения нового закона, как хитрый злодей встал и заявил.

— Извини меня, брат мой, что отклоняюсь от темы нашего собрания, но у тебя в замке завёлся вор!… — нарочито привлекая всеобщее внимание, воскликнул он.

— О чём ты Ульрих? Объяснись немедленно! — вскочив с места, возмущённо потребовал король.

— Изволь!… — резко отреагировал Дракомо, — когда я прибыл в замок, на моём поясе висел расшитый золотом кошель. Вы все видели его,… а ты Карл даже похвалил. Это так?… — обращаясь к королю, явно затевая склоку, спросил он.

— Да, мы все видели твой кошель, и мне он очень понравился,… ну и что же тут такого? — парировал Карл.

— А это значит, вы свидетели того, что кошель был!… тогда как сейчас его нет! И его не стало сразу после того, как графиня Натлия сняла с меня мерки!… — нагло куражась, заявил Дракомо.

— Уж не хочешь ли ты сказать рыцарь Дракомо, что это она украла твой кошель?! — не выдержав такого намека, подскочил к нему принц Ромл.

— А больше и некому,… после замеров я нигде не задерживался, немедля прошёл в эту залу. И вот слушая брата, чтобы лучше рассмотреть карту, я захотел достать из кошеля свою линзу для увеличения, как вдруг обнаружил его отсутствие… — ехидно ухмыляясь, пояснил Дракомо.

— И как же это ты сразу не заметил пропажу? — тут же вновь спросил принц.

— Ну, вы же все видите, сколько на мне всяких красивых и тяжёлых драгоценностей висит,… и если бы не желание достать линзу, я бы и до сих пор и не заметил пропажу… — больше бахвалясь чем, оправдываясь, ответил Дракомо.

— Я с детства знаю Натлию,… это честная и порядочная девушка! Ты всё лжёшь Дракомо! Клянусь честью! — отчаянно вскричал принц Ромл.

— В тебе говорит любовь, юноша,… и я бы мог простить такую горячность, но здесь задета и моя честь! Ты сам затронул её, обвинив меня во лжи поклявшись честью… — злобно взглянув на принца, ответил ему Дракомо. И быстро выйдя из-за стола, обратился уже ко всем, — уважаемое собрание вы все видите, на мне нет кошеля… — сказал он и провернувшись кругом, продолжил, — и для того чтобы подтвердить правоту моих слов я предлагаю немедленно отправиться в мастерскую к графу Нгюриху! И на месте проверить, есть ли там мой кошель… — многозначительно прищурившись, закончил он.

— Ну что же,… коли здесь, задета рыцарская честь, то мы, пожалуй, отложим наши дела… — поднявшись с места, произнёс король, — прошу всех за мной!… — добавил он и быстрой походкой направился к выходу. Все прочие рыцари послушно последовали за ним. Моментально взнуздав коней, они покинули замок и, несясь во весь опор уже через несколько минут были возле дома графа Нгюриха. Не спрашивая никого ни о чём король, зная куда идти, чётким шагом направился в кузню.

Придворные вереницей засеменили за ним. Толкнув дверь в мастерскую, король вошёл вовнутрь. Тут же суетясь, ввалились и остальные. В кузне никого не было, только в углу разогреваясь, тихо клокотал горн. Все стали внимательно оглядывать помещение, и тут взгляд Карла упал на дальний верстак. На нём едва прикрытый тряпкой лежал, блистая камнями, кошель рыцаря Дракомо. Сам же злодей, перехватив взгляд короля, также заметил свою пропажу. Быстрым рывком, подойдя к верстаку, он понял кошель над головой и, сотрясая им, заявил.

— Вот он благородные рыцари!… — таким образом, обратив на себя внимание, он достал из кошеля линзу для чтения, — именно про неё я вам и говорил в замке!… надеюсь, для доказательства моей правоты больше ничего не требуется!… — торжествующе произнёс Дракомо.

— Это ужасно! Как такое может быть! Я так разочарован! — выразил своё недоумение король, обращаясь к сыну.

— Отец здесь какая-то ошибка,… надо всё узнать у Натли! Клянусь тебе, она не виновна! — в едином порыве выдохнул Ромл.

— Вы все видите, принц опять клянётся… — сияя злобной ухмылкой, продолжил глумиться Дракомо, ещё больше распаляя Ромла, — да только клятвы эти ничего не стоят, в них нет ни капли чести. Надо уметь отвечать за свои слова! — съязвил он, закончив.

— А я и отвечу за всё сказанное мною!… будь это сказано сейчас или до этого! Я готов отстаивать свою честь и честь графини с оружием в руках, где угодно и когда угодно!… — подскочив к Дракомо со сжатыми кулаками, выкрикнул ему в лицо Ромл.

— Я принимаю это за обвинение и расцениваю как вызов! Будем биться на турнире! О времени поединка сообщу дополнительно!… — добившись желаемого, довольно рявкнул Дракомо, и, попрощавшись с присутствующими учтиво кланяясь, прибрал кошель и вышел вон. Рыцари ещё не успели опомниться от стремительно развивающихся событий, как вошла Натлия.

— Что случилось? Рыцарь Дракомо так выскочил, что чуть не сбил меня с ног,… и вообще объясните, в чём дело и что вы все здесь делаете?… — непонимающе удивлённо посмотрела она на всех. Ромл тут же подошёл к ней, нежно взял её ладони, поднёс их к своим губам и поцеловал.

— Ты должна внимательно выслушать меня,… понять, и постараться объяснить всё что знаешь… — оторвавшись от поцелуя, молвил он и стал разъяснять ей произошедшее. Никто не расходился, король и рыцари ждали объяснений Натлии. Выслушав Ромла, она вдруг ясно осознала, какая беда грозит, и ей, и её любимому. Разумеется, Натли была ни в чём не виновата, и сразу рассказала, что делала после ухода из замка. В правдивости её слов никто не усомнился. А тот факт, что кошель оказался в мастерской, всех натолкнуло на предположение, что Дракомо коварно лжёт, и тем самым порочит честь рыцарства.

— Вы все знаете, мы живём открыто, никого и ничего не боясь,… любой мог зайти и подбросить этот злополучный кошель. Придя из замка, я даже не заходила в кузню, сразу пошла к отцу в дом,… надо было посоветоваться на счёт новых мерок. Вы же видите, мы даже не сразу заметили, что вы пришли,… и если бы не шум голосов, то я бы до сих пор не знала, что здесь кто-то есть… — обращаясь к королю, высказала всё что думала Натли.

— Мы тебе верим девочка моя, и не сомневаемся в твоей правдивости,… но что же теперь поделать, вызов сделан, и поединка уже не избежать… — сожалея, ответил ей, король. В тот же миг в кузню вошли граф Роббер, Джулия и за ними следом вбежал Макстел.

— Что тут происходит?!… — вырвалось у графа. И как это бывает в таких случаях, все хором бросились объяснять, что случилось. И только король, по-отечески обняв влюблённых, молча прижав их к себе, стоял посреди кузни, как скала перед морем, оберегая свои берега. Выслушав пояснения и разобравшись во всём случившимся, учитывая предположения о нечестности Дракомо, граф Роббер был готов немедленно сразиться со злодеем. Но, увы, законы рыцарства таковы, что поединок может состояться только на условиях той стороны, чья честь была затронута. А в этом случае как раз и считалось, что это был рыцарь Дракомо, который сам же и подстроил эту коварную интригу.

9

Натлия была права, когда говорила, что не имеет никакого представления об этом уже всем надоевшем кошеле. Хотя на самом деле их было два. Задумав свою каверзу, Дракомо заказал одному нечестному на руку мастеру два почти одинаковых кошеля, различие заключалось лишь в том, что второй кошель состоял всего из внешней части и был имитацией настоящего изделия. С виду такой же дорого украшенный предмет роскоши, важно разодетого представителя знати и рыцарства. Хотя на самом деле это была красиво украшенная тряпка, которая легко складывалась в маленький комочек и пряталась в бездонных складках одеяния, да так что её никто и никогда не нашёл бы. Чем и воспользовался интриган и негодяй Дракомо.

Как только Натлия сняла с него мерки, он тут же свернул подделку и спрятал её в тайниках своего пышного облачения, дабы потом изворотливо оклеветать ничего не помышляющую Натли. Пока Дракомо выполнял первую часть плана, хорошо знавший своё чёрное дело пронырливый горбун Айрон, тем временем направился в мастерскую и, воспользовавшись доверчивостью хозяев, беспрепятственно проник в неё. Там, найдя удобное место, он подложил настоящий кошель с вложенной в него линзой на верстак, и хитро прикрыв его ветошью, незаметно скрылся.

Так все составляющие злодейского плана Дракомо были выполнены и он сработал. Натлия была скомпрометирована, а возмущённый столь дерзкими обвиненьями Ромл, заступившись за любимую, попался на удочку Дракомо. И вот теперь он был приговорён драться на поединке, защищая их честь.

А то, что это выглядело как приговор, уже никто и не сомневался.

Выученный во многих походах, и участвовавший в бесчисленном количестве турниров, многоопытный Дракомо представлял серьёзную угрозу для молодого и практически несостоявшегося бойца, принца Ромла. Опасность поединка была смертельна, но когда дело касалось чести, отменить схватку не властен был даже король, таковы были порядки. В этом сражении спасти жизнь принцу могли только добротно выполненные доспехи, и Натлия взялась за работу.

Близился очередной турнир и Дракомо назначил поединок именно на этот срок, времени оставалось крайне мало. Теперь днём и ночью можно было слышать чудесное пение Натли доносящиеся со стороны кузни. Она торопилась сделать как можно быстрее самую лучшую защиту в мире для своего любимого. Со всем своим опытом и талантом Натли тщательно подгоняя каждую деталь лат, кропотливо ковала такие доспехи, что они делали принца практически неуязвимым. Маленький Макстел постоянно был рядом и всячески ей помогал. То какую-нибудь деталь поддержит, то горн разогреет. Из него получился несравненный подмастерье. Старина Роббер по-отечески хотел было принять участие в работе, но Натлия наотрез отказалась от его помощи, сказав, что такое дело она не может никому доверить, даже отцу.

Ромл же теперь проводил всё время, в тренировочных боях совершенствуя свой навык, а как только выдавалась свободная минутка, навещал любимую. И уж тогда Натлия не давала ему покоя, примеряла и подгоняла доспехи, устраняла возникшее дефекты. И только когда она убеждалась, что её работа выполнена, как и задумывалось, они придавались беззаботным разговорам. Но как бы им не хотелось говорить о чём-то своём сокровенном, увы, всё равно темой общения становился неминуемый поединок. Все их мысли и волнения, все беспокойства и дела были подчинены теперь одному; предстоящему турниру.

И только один Дракомо особо не переживал и строил свою очередную каверзу. Он затеял страшное злодейство, по коварству оно превосходило все его предыдущие подлости. И даже горбун Айрон привыкший к выходкам своего хозяина и то удивился такому вероломству.

10

Был канун турнира. Уже завтра должен состояться назначенный поединок. Ромл возвращался с дневного тренировочного боя и спешил к Натли в кузню. Сегодня они со своим наставником отрабатывали сражение на мечах без коней, и поэтому он отправился домой пешком, напрямик через лес. Идя по тропке, он, забыв обо всём на свете и ничего не замечая вокруг, счастливо думал о предстоящей встрече с любимой. Удар был настолько неожидан, что принц, даже не успев вскрикнуть, потерял сознание. Он упал лицом в небо, широко раскинув руки.

Меж тем Натли, как всегда ждала его в мастерской, вечером должна была состояться последняя и самая главная подгонка лат. От неё, от этой подгонки, зависело, как поведут себя все доспехи в целом в завтрашнем сраженье. Ромла всё не было, и тогда обеспокоенная Натли отправила Макстела навстречу поторопить принца.

— Беги скорей, а то может он забыл чего, так ты напомни… — полушутя напутствовала она брата.

— Ладно, сестрица бегу,… вот только пить захвачу, ведь с утра и маковой росинки во рту не было,… заработался… — ответил ей Макстел и быстро засобирался. Тренировки проходили как раз недалеко от того места, где совсем ещё недавно принц сам обучал искусству рыцарского поединка Натлию. Так что дорогу Макстел знал хорошо и, послушав сестру, захватив с собой фляжку воды, бегом отправился навстречу Ромлу. Пробежав по лесу почти до опушки, откуда начиналась дорога, ведущая в поле к месту тренировок, Макстел наткнулся на неестественно скрюченного лежащего человека наполовину забросанного ветками. Толи веток, не хватило, толи времени у злодеев не было, но только благодаря этому Макстел и заметил беднягу.

Он хоть и был мал, но всё же храбр. И не побоявшись подойти ближе, откинул пару веток от лица. Макстел тут же узнал в бедолаге принца. Опустившись на колени, и скинув с груди Ромла накиданные ветки с травой, он склонил голову и прислушался. Принц еле заметно дышал. Макстел одним махом сорвал с пояса фляжку и, открыв её, аккуратно смочил голову и шею страдающему Ромлу. От свежести воды принц глубоко вздохнул, медленно открыл глаза и очнулся.

— Где я?… Что со мной?… — еле слышно произнёс он.

— Ты в лесу, Ромл,… я нашёл тебя таким и не знаю, что с тобой случилось… — ответил Макстел, и помог принцу поднять голову, чтобы тот смог сделать ещё глоток воды. Испив два больших глотка, Ромл попытался приподняться, но резкая боль пронзила всё его тело, и он снова потерял сознание. Не зная, что делать, Макстел вскочил и стремглав бросился за Натлией. Она возилась у горна, когда он, запыхавшись, ворвался в кузню.

— Там!… там… — лепетал он, пытаясь молвить хоть слово.

— Что? Что там?… — подскочила к нему Натлия, — говори! Говори!… — просила она, усаживая его на лавку.

— Там Ромл!… он раненый лежит! — наконец-то выпалил Макстел. Не прошло и минуты как они уже оба вместе бежали в лес. Скорее бежала Натли, а Макстел её только догонял. Со стороны могло показаться, что старшая сестра играет с братиком в догонялки, но, увы, это было не так. Стремление, как можно быстрей достигнуть того места, где в муках погибал принц, словно наделило их чудесной силой. Они и сами не заметили, как оказались подле него. И вот они уже быстрей отбрасывали ветки, с его повреждённого тела, ища место ранения.

Повернув принца на бок, Натли увидела обломок стрелы, торчащий из спины. Наконечник, пробив одежду, попал в левую лопатку и, раздробив её, застрял. Было ясно, куда метил злодей выпустивший стрелу. Ещё бы немного и она попала в сердце юноши. Именно на это, и надеялся стрелок. Но молодые крепкие мышцы и кость принца не дали осуществится замыслу негодяя, преградив путь наконечнику. Именно этот обломок и причинял такие страшные страдания Ромлу, и мог сделать каждое мгновение его жизни последним.

Если бы в какой-то момент обломок хоть на миллиметр сдвинулся вглубь, смерть была бы не минуема. Натлия понимала это как никто другой, ведь будучи дочерью кузнеца, она прекрасно знала все ранения, какие причиняет то оружие какое они сами же и изготовляли. Отец в своё время обучил её тому, как лечить и справляться с последствиями таких ранений. Зная форму наконечника стрелы, и имея представление о строение тела, рассказанное ей отцом, Натлия решается на отчаянный шаг.

Медлить было нельзя, с каждой секундой положение становилось ещё опасней. Тело Ромла, словно трясина засасывало осколок стрелы всё глубже и глубже. Пользуясь тем случаем, что Ромл будучи без сознания и не чувствовал боли, Натлия достала острый как бритва нож, который всегда носила с собой, кузнецу без него никак нельзя, и тщательно обмыв остриё свежей водой из фляги Макстела, старательно нанесла разрез прямо по краю раны, тем самым расширив её. Макстел как истинный и верный оруженосец сестры был рядом и помогал ей. Пока Натлия осторожно освобождала наконечник, он поддев стрелу за обломок древка тянул её вверх.

И вот в какой-то момент обломок поддался и выскочил из раны, а частички кости лопатки освободившись от наконечника, под воздействием мышц стянулись, и сложились воедино, как и было. Брат и сестра радостно вздохнули, жизнь принца была почти вне опасности. Теперь всё зависело от силы и молодости его организма. Натлия и Макстел настолько сплотились, что были уже больше чем просто родственники, они стали единомышленниками и друзьями с большой буквы.

Тут же нарвав и намыв лечебных трав, какие были ей знакомы ещё с детства, Натлия как заботливый лекарь приложила их ране, чтобы снять боль и остановить сочащуюся кровь. Перевернув принца в удобное положение, они аккуратно положили его на мягкую листву, какой уже нападало в достатке, ведь как-никак подступала осень. Поправив Ромлу волосы, Натлия нежно поцеловала его. Оставалось терпеливо ждать, когда он придёт в себя. Вечерело, принца надо было срочно доставить в тепло, и брат с сестрой принялись сооружать из веток волокуши. А через несколько минут очнулся принц и подал голос.

— Натлия,… я вижу тебя… — тихо прохрипел он, пытаясь приподняться. Натлия и Макстел тут же бросились к нему.

— Лежи, лежи!… тебе нельзя вставать… — в один голос радостно зашикали они на него и присев рядышком сейчас же всё ему рассказали. Принц хоть и был ранен, но мыслил ясно.

— Кто бы это мог быть?… ведь я-то никого не видел… — задумался он.

— А вот это мы сейчас и посмотрим… — сказала Натлия и как опытный кузнец стала разглядывать наконечник стрелы, вынутый из раны Ромла.

— Это работа не наших мастеров,… вот почему стрелок обломал оперенье стрелы,… он надеялся скрыть следы своего преступления и остаться неизвестным. Такие стрелы делают в той стороне, откуда к нам приехал рыцарь Дракомо,… он-то и есть виновник всех наших бед!… — заключила она.

— Надо этот наконечник показать отцу и королю,… пусть видят, кто их враг… — высказался Макстел.

— О нет!… — тут же возразила ему Натлия, — мы все знаем, какой хитрый и изворотливый этот Дракомо. Ему ничего не стоит соврать и заявить, что у него эту стрелу украли, а Ромла обвинить в том, что он сам себя нарочно ранил лишь бы избежать поединка. На такие гадости он мастак. Мы поступим по-другому… — решила она и ребята, не поднимая лишнего шума, продолжили готовить волокуши для передвижения Ромла.

Уже почти совсем стемнело, когда всё было готово. Принцу стало чуть лучше, осколка стрелы теперь уже не было, и он не причинял ему боли, которая мешала двигаться. И всё же сохраняя предосторожности, друзья аккуратно водрузили Ромла на волокушу. Дорога у них не заняла много времени. Пользуясь сумерками, медленно, но верно они привезли его на сеновал конюшни, что примыкала к кузне. Там они устроили ему удобную лежанку из мягкого свежего сена. Возвращаться домой в таком виде Ромлу было нельзя, в замке сразу бы поднялся переполох, а это испортило бы намеченный Натлией план. Принц с трудом, но написал объясняющую всё записку, и отправил с ней Натлию.

Быстро добравшись до замка, она передала послание королеве, король в это время был занят подготовкой турнира. А на словах пояснив королеве, что у них с Ромлом ещё много дел по доработки лат, она быстро проследовала на королевскую конюшню. Там конюх по её просьбе помог ей снарядить любимого скакуна принца. То был необычный конь, он подпускал к себе только хозяина и Натлию. Благодаря частым тренировочным боям, в которых они участвовали все вместе, она так же, как и Ромл заслужила доверие строптивого жеребца. И теперь, зная его особенный норов, справлялась с ним не хуже хозяина. Не теряя ни минуты, Натлия взнуздала скакуна и поспешила обратно, туда в мастерскую на сеновал, где её с нетерпением ждал любимый принц.

11

Натлия как всегда оказалась права, выпущенная в Ромла стрела, была из арсенала рыцаря Дракомо. Попытка ранить принца и таким образом избавиться от него, входила в гнусный план злодея. А исполнителем этого коварного действа был ни кто иной, как его прислужник горбун Айрон. Это он, выжидал и, затаившись возле тропинки в лесу, выстрелил в спину принца из лука данного ему Дракомо. И это он, обломав древко стрелы, пытался скрыть имя владельца оружия. Айрон думал, что оттащив Ромла с тропинки, и наспех забросав его ветками, он спрятал следы преступления и полностью покончил с принцем.

Был уже вечер, когда он, вернувшись к хозяину, доложил, как ему казалось радостную весть о гибели принца. И теперь он ожидал похвалы, но взамен получил удар клинком в спину. Дракомо не желал смерти Ромла. Для него хватило бы и лёгкого ранения принца, чтоб только тот отказался от завтрашнего участия в поединке, дав тем самым возможность обвинить его в малодушии. Это помогло бы опорочить честь и достоинство принца, подвергнув в последствие позору и всю королевскую семью. Вот тогда бы злодей добился желаемого. Узнав же от Айрона, что тот не рассчитав сил, не ранил, а убил принца, Дракомо пришёл в ярость и, понимая, что такая ошибка, узнай про неё кто, может дорого обойтись, решил избавиться от своего слуги. В тот момент, когда Айрон, повернувшись к нему спиной, направился к выходу он, обнажив свой стилет, попросту проткнул беднягу насквозь.

— Ты перешёл границы дозволенного, ослушавшись меня,… и тайна покушения на принца уйдёт вместе с тобой… — ухмыляясь, произнёс Дракомо, обтирая клинок об одежду горбуна. Дальше он, недолго думая, завернув Айрона в мешок, вывез его из своего замка и выбросил в ближайшее болото. Теперь Дракомо устранив лишнего свидетеля своих злодеяний, будучи уверенный, что принца нет в живых, и поединок не состоится, спокойно удалился ко сну. Он-то думал, что всё предусмотрел и всех обманул, и завтра будет праздновать победу. Но как бы ни был хитёр и изворотлив Дракомо он и представить себе не мог, что события станут развиваться совсем не так, как ему хотелось бы. Злодей даже и не предполагал, что у него есть достойный и отважный противник в лице Натлии. Он и подумать не мог, каким изобретательным умом и тонким чутьём обладает графиня, готовя ему неприятный сюрприз.

Натлия же в это время закончила последнею подгонку доспех и пришла на сеновал проведывать принца. Всё было тихо и спокойно, на сене дремал измученный раной Ромл, рядом в стойле отдыхал его конь. Тут же в сторонке на топчане сладко посапывая, спал Макстел, он сегодня изрядно потрудился, помогая принцу и Натлии. Она обошла их и бережно поправив покрывало Ромла прилегла рядышком. Завтра предстоял трудный день.

Когда Натли решила участвовать в поединке вместо Ромла, он, конечно же, категорически возражал. Но она, обладая стойким и напористым характером, не потерпев никаких возражений, быстро переубедила его. Так что ему ничего не оставалось делать, как только согласиться с ней и выполнять все её рекомендации. Вот Натлия и делала последнюю подгонку лат именно под себя. Хотя некоторые детали ей так и не удалось исправить. Однако в целом доспехи были исполнены правильно и для завтрашнего турнира годились. Тихая ночь спустилась на город, давая всем страждущим отдохнуть и набраться сил.

12

Турнир был уже в разгаре. Даже прошли первые поединки. А принца всё не было. Король и королева восседали на резных тронах в своей ложе. Рядом заняли почётные места граф Роббер, графиня Джулия и придворные. Напряжение росло, все ждали главного состязания дня, поединка рыцаря Дракомо и принца Ромла. И вот настал час назначенной схватки. Изрядно разодетый в свои красочные турнирные доспехи, рыцарь Дракомо ловко гарцуя в облачённом для поединка скакуне, уверенный в том, что принца не будет, подъехал к королевской ложе и несколько высокопарно обратился к королю Карлу.

— Брат мой, похоже, твой сын не желает отвечать за свои слова и не собирается отстаивать рыцарскую честь!… — нагло воскликнул он.

— Не волнуйся рыцарь, принц прибудет, когда ему положено!… — уловив в голосе Дракомо ехидство, резко ответил король. И не успел он продолжить, как на другой стороне площади показался всадник с закрытым забралом на жеребце принца, облачённый в рыцарские доспехи с королевским гербом. Остановившись, он вздыбил коня, призывая противника к схватке. То была Натлия.

— Не может этого быть! — оторопев от неожиданности, воскликнул Дракомо.

— Что такое рыцарь?… чем ты так удивлён?… — усмехнулся король, видя, как Дракомо вздрогнул.

— Да нет,… ничего особенного, но только принц ли это?… ведь забрала-то опущено, и я не вижу его лица… — вяло попытался оправдаться злодей.

— Да полно тебе уже!… то ты недоволен, что принца нет, то тебя мучает сомнение, он ли это!… что за отговорки? Я могу заверить тебя, что это Ромл!… под ним его жеребец, а уж тот кроме своего хозяина никого к себе не подпустит!… так что либо дерись, либо признай поражение!… — возмутился король, начиная гневаться.

— Я буду драться! — воскликнул Дракомо и, подняв коня на дыбы, дал всем понять, что он готов к сраженью. Натлия уже заняла своё место на позиции и приготовилась к бою. Ей не терпелось вступить в схватку и отстоять честь любимого. Сегодня утром Ромлу стало хуже, он еле шевелил губами, когда боясь за её жизнь, ещё раз попросил Натлию остаться и не ездить на турнир. Однако она отказалась и, оставив принца на Макстела, поклявшись, что вернётся, ускакала на поединок. Именно поэтому она и задержалась, вселив в Дракомо лишнюю уверенность в его безнаказанности. Но ему, уже не ожидавшему увидеть своего соперника, всё же пришлось смириться с его появлением и, опустив забрало занять место на ристалищной площадке.

Соперники приготовились и, взяв длинные турнирные пики наперевес, впились друг в друга суровыми взглядами. Прозвучал сигнал к бою, противники бросились в атаку. Все навыки, полученные Натлией в тренировочных боях с Ромлом, моментально всплыли в её памяти. И она, сконцентрировавшись уже по наитию выполняя заученные движения, неслась навстречу Дракомо. Тот же видя перед собой в лице Натлии всего лишь малообученного юнца, и не сомневался, что первым же ударом вышибет его из седла. Набрав скорость, несясь друг другу на встречу, они схлестнулись прямо в центре ристалища.

Копьё Дракомо ударив в середину щита Натлии, отбросило его, и угодило ей в грудь. Но тут же срикошетив о прочные доспехи, прошло над плечом, и, не причинив вреда ни ей, ни коню унеслось проч. Сама же Натлия не успела задеть даже и щита Дракомо. Они быстро разъехались и вновь заняли позиции. Натлия наспех оглядела свои доспехи, повреждений не было. Благодаря чудесным способностям её голоса, металл, из которого были сделаны доспехи, не дал сбоя и остался невредим.

— Неплохо для первого раза… — подумала она, приобретая всё большей уверенности в себе.

Дракомо же был немало удивлён и обескуражен результатом атаки. Обычно после такого его удара противник с пробитыми доспехами валился с лошади. А тут его копье, соскользнув с лат соперника, словно они были смазаны жиром, настолько резко отскочило в сторону, что он увлекаемый копьём, сам чуть было не потерял равновесие и не оказался под конём на земле.

— Надо бы быть повнимательней,… чертовщина какая-то… — недовольно ругнулся он. И вот уже снова звучит сигнал к бою. И вновь оружие наперевес. Поединок продолжился. Натлия была намного легче Дракомо, а потому подвижней, и, приняв к сведению урок первого столкновения, она, с ловкостью мотылька увернувшись от его копья, выверено нанесла злодею ответный выпад. Удар пришёлся в плечо Дракомо. Боль пронзила всю правую половину его тела, рука невольно выпустила копьё и оно, падая, уткнувшись в почву тупиком, другим концом ударило коня Дракомо в ногу, да так что тот, отпрянул в сторону и изрядно встряхнул седока.

— Ах ты, щенок! — разъярившись, вскричал Дракомо, и, выровняв коня, достал меч. Натлия соблюдая рыцарское благородство, немедленно отбросила копьё, и тоже вооружившись мечём, заняла позицию для атаки.

И вот уже вновь соперники несутся навстречу своей судьбе, вытянув вперёд обнажённые мечи. Взмах, короткий выпад и мечи, высекая тысячи искр, пересеклись над головами противников. Завязалась схватка. Соперники, стойко удерживая, напротив друг друга своих коней, с ожесточением двух непримиримых сторон обменивались страшными ударами, нанося их с какой-то отчаянной методичностью. И вот тут Натли помог её опыт в кузнечном деле. Пришлось крепко, помахать мечём.

Бой приводил Дракомо в истерическое изумление. Он даже, и помыслить не мог о столь мужественном и достойном отпоре, какой ему был оказан. Очередной замах и злодей наносит удар. Натлия обороняясь, выставив меч поперёк клинка отражая атаку, вдруг замечает небольшую трещину в доспехах Дракомо оставленную её копьём в предыдущей схватке. Но и Дракомо этот опытный вояка видит, что доспехи противника чуть великоваты и в них имеется лазейка. И теперь оба они, заметив изъяны в латах соперника, захваченные каждый своей идеей, одновременно разом взметнув мечи вверх, пошли в атаку.

Натлия, увлечённая своим выпадом, пропускает удар Дракомо. Его меч, пройдя сквозь маленький зазор между щитками лат, ранит графиню, причиняя ей нестерпимую боль. Но и Натлия почти в тот же момент достигает цели, несколько опередив злодея, пробив его защиту через ту самую трещину, она вводит меч ему прямо под сердце. Одновременно пронзив каждый своего соперника они, отпрянув друг от друга, схватились за свои раны.

Натлия, невзирая на страшную боль, охватившую всё её существо, не выпустила меч из рук и удержалась на коне. Жеребец, воспитанный принцем Ромлом, словно почувствовав, что его седока ранили, настороженно заржал и, боясь потерять всадника, встал как вкопанный. Дракомо же, на мгновение замерев, выронил меч и, отчаянно стараясь остаться в седле, всё же рухнул наземь. Конь, избавившись от седока, фыркая, резко отскочил в сторону. Распластавшись чёрным пятном на земле злодей, утопая в грязи и пыли поднятой копытами скакунов издал мерзкий стон, сквозь который проступил еле слышный всхлип.

— Повержен,… повержен… — хрипел он. С ним было явно покончено. И вдруг, как из-под земли подле него появился Айрон. Весь в тёмной тине перепачканный болотной жижей он больше походил на призрака, чем на живого человека. Странные и необъяснимые изменения произошли с горбом прислужника, теперь его не было. От горбуна Айрона, остался только Айрон. Взглянув на Натлию, он тихо вымолвил.

— Я виноват перед тобой,… прости,… придёт время, и ты всё узнаешь. А пока отдай его мне,… у меня к нему свои счёты,… уж я постараюсь, чтоб он получил по заслугам… — испросил он.

— Забирай эту падаль… — тяжело дыша из-за ранения, ответила Натлия и, развернув коня, направилась к королевской ложе.

— Спасибо,… да воздастся тебе за доброту… — поклонившись, произнёс Айрон ей вслед и, сгребая бесполезное тело Дракомо своими сильными ручищами, стал грузить его на коня.

Натлия превозмогая боль, подъехала к ложе, и из последних сил вздыбив коня, молча, не поднимая забрала, отдала приветственную честь королю с королевой. И в тот же миг развернувшись, пустилась вскачь, направляя верного коня, прочь с площади. Там впереди её ждал любимый. Король и королева встали, прощаясь. За ними поднялись и остальные. Из толпы зрителей раздались восхищённые рукоплескания и ропот. А через мгновение уже вся площадь торжествующими воплями и криками, провожала победителя. Айрон под шумок упаковал свою поклажу и тоже был таков.

13

Доскакав до мастерской, Натлия сбросив шлем, практически не помня себя от боли и потери крови еле спешилась. Услышав лязг доспехов, навстречу ей выбежал Макстел.

— Как ты сестрица?… у тебя такой плохой вид… — видя, в каком она состоянии чуть не плача, спросил он.

— Не знаю как,… мне кажется, я устала,… а как там Ромл? — чуть держась на ногах, невнятно ответила она вопросом на вопрос. Макстел подставил ей плечо и повёл к принцу.

— Ему стало совсем плохо,… с тех пор как ты уехала, он не приходил в себя… — тихо ответил брат и Натлия, молча, не проронив ни слова, опираясь на него, подошла к Ромлу. Тот лежал бледный, словно снег. Было ясно, его часы сочтены.

— Поставь коня в стойло… — обратилась Натли к брату. Больше для того, чтобы он ушёл, нежели чем из-за заботы о скакуне.

— Хорошо… — покорно ответил Макстел и, не задавая лишних вопросов, вышел. Натлия не в состоянии снять с себя доспехи как была, тяжело опустилась рядом с принцем. Вглядываясь в его прекрасное лицо, она медленно и внятно, желая, чтобы он услышал её там, внутри в своих грёзах, произнесла.

— Подожди, не уходи без меня,… я сейчас,… я иду за тобой, я уже близко,… я так люблю тебя,… мы будем всегда вместе… — тяжело дыша, прошептала Натлия, силы покидали её. Не договорив, она склонилась над Ромлом, и поцеловала его так нежно, как целуют только в последний раз. Сознание меркло, и Натли, повернувшись, легла рядом с любимым, взяв его ладонь в свою руку. Глаза её помутнели и закрылись. В ту же секунду вошёл Макстел.

Бедный, маленький, верный Макстел, он просто замер увидев эту страшную картину. Двое молодых влюблённых, его обожаемая сестра и уже почти родной принц, лежали едва дыша, с закрытыми глазами и бледными лицами устремлёнными ввысь. Слёзы, неудержимые слёзы, застилая глаза, покатились по щекам малыша Макстела. Но он, невзирая на тяжкие эмоции и свой юный возраст, собрался с духом и поборол свою растерянность. У него словно выросли крылья, он вскочил на ещё разгоряченного коня и, погоняя его что было сил, поскакал к отцу на ристалище. Теперь сохранять тайну влюблённых не имело смысла, важна была каждая секунда для их спасения.

14

Король с окружением готовился смотреть новый поединок, когда на площадь ворвался маленький всадник. Подскочив к ложе, он со всей мочи крикнул.

— Они там умирают! Скорей к ним! — взмахнув рукой, указал он в сторону мастерской. Спокойствию в ложе моментально пришёл конец.

— Кто?… Где?… — посыпались вопросы.

— Принц и Натлия! Они там у нас в кузне!… они ранены!… — всё ещё запыхавшись, кричал Макстел.

— Коня мне! Коня немедленно! — громогласно взревел Карл и рывком спрыгнул на землю. Роббер тут же последовал за ним. Секунда, другая и они, вскочив на молниеносно поданных им скакунов, унеслись вслед за Макстелом. Джулия, королева и вся оставшаяся свита тоже устремились за ними.

Ветром, домчавшись до мастерской и едва спустившись с коней, широко распахнув двери, отцы с порога увидели лежащих на сене своих детей. Сердца их дрогнули, сжавшись от невыносимой душевной боли. Перед ними взявшись за руки с ангельскими выражениями лиц, умирали самые дорогие для них существа на свете. Упав на колени, отцы, потеряв голову, бросились их оглядывать. Макстел стоял рядом и беспомощно кусал губы. Положение влюблённых было плачевным, дыхание еле слышно, сознание отсутствовало.

Взглянув друг на друга, отцы вдруг заметили, что каждый из них замер перед ребёнком другого. Карл заботливо осматривает Натлию, а Роббер внимательно вглядывается в повреждения принца. И это не было похоже на то, что отцы случайно перепутали своих детей, нет, просто в минуту опасности они не видели между ними различия. Дети для них стали одним целым и им было неважно, где, чей ребенок, когда они бросились осматривать их. Через несколько минут в эту неказистую сараюшку, как лавина с гор ввалились и все остальные с ристалища.

— Пропустите нас!… отойдите!… — командовала королева, пробиваясь внутрь. Свита тут же расступилась, и они с Джулией вышли из толпы. Матери, увидев своих детей в столь ужасном положении, тут же попадали у их ног и безутешно разразились слезами. Великое горе захлестнуло это маленькое помещение. Первым от оцепенения очнулся король.

— Лекаря! Немедленно лекаря сюда! — вскричал он.

— Уже идёт!… — тут же откликнулись из свиты. Мгновение спустя возле Карла появился только что прибывший королевский медик. Бесцеремонно отстранив отцов, он сразу же приступил к осмотру. Аккуратно расстегнув доспехи Натлии, он, незамедлительно оказал ей помощь. В тот же миг, внимательно осмотрев рану принца, лекарь вынес свой вердикт.

— Положение тяжелое, но небезнадёжное,… нужно основательное лечение,… большая потеря крови, и у того и у другого. Перевозить их никуда нельзя,… врачевать буду здесь, а потому пошли все вон отсюда!… — категорично заявил он дерзким тоном нетерпящим возражений. То был не только наиумнейший и наимудрейший лекарь, но и чрезвычайно строгий старичок, не любивший, когда его распоряжения, которые он выдавал во время лечения, не выполняются. И в связи с этим все придворные, безропотно, не смея его ослушаться, мгновенно выскочили прочь, будто их ошпарили кипящей смолой.

15

В тот же вечер сарай с сеном превратился в первоклассную лечебницу. Все требования старичка — лекаря выполнялись молниеносно и беспрекословно. Маленький Макстел превратился в его тень и следовал за ним, неотступно выполняя все его распоряжения. В течение последующих нескольких дней наступил кризис в состоянии принца и Натлии. У них обоих была большая потеря крови и поперечное рассечение тканей. А у Ромла ещё и сложное раздробление костей лопатки.

И всё же старичок остался доволен тем, что Натлия сразу прикрыла рану Ромла лечебными, кровоостанавливающими травами. И именно это, как он говорил, спасло жизнь принцу. Сложную рану Натлии он лечил особо скрупулёзно и даже сделал операцию по воссоединению мышц. Уж больно сильно меч Дракомо их повредил.

О самом же злодее ничего доподлинно известно не было. Правда, поговаривали, что его слуга Айрон, потерявший свой горб, когда хозяин проткнул его ему, сам рассчитался с негодяем за все его гадкие дела. Также говорили, что всё зло у слуги было в горбу, а когда горба не стало, то слуга подобрел. В замке Дракомо поселились монахи, и вскоре он преобразовался в монастырь. А ещё говорили, что видели монаха в лиловом одеянии похожего лицом на бывшего горбуна Айрона. Мол, ходит он теперь по королевству и помогает всем нуждающимся, искупая какие-то свои грехи.

Меж тем время шло. Так неспешно за лечением и разговорами прошёл месяц, за ним другой, наступила зима. Пушистым белым снегом покрылись поля и леса, в королевстве воцарилось спокойствие и благодать. Молодые влюблённые почти поправились. Хотя и сильно ослабли от своих мучений. Так что старичку-лекарю пришлось проявить чудеса медицины, чтобы поднять их на ноги. Но это того стоило, и уже вскорости старичок обещал перевести ребят в замок.

А они настолько обжились в своём тёплом и уютном жилище, в какое превратился бывший сарай, что и никуда не хотели уходить. Теперь здесь была печка, две большие кровати, стулья и стол полная чаша, в общем, всё как следует. Но переезжать-то надо, ведь через месяц Новый Год, а у них на этот день как раз назначена свадьба.

Король с королевой и Роббер с Джулией, за то трудное и тяжкое время, пока их дети боролись с раненьями, лишь ещё больше сплотились и объединились. А потому, решили не откладывать свадьбу в долгий ящик, и, совместив эти два замечательных праздника, торжественно отметить их вместе.

И теперь всё королевство жило в ожидании этого прекрасного события. А жители, узнав о доблестном подвиге графини Натлии, которым она спасла своего любимого, теперь пели о ней песни, слагали легенды, а новорожденных девочек называли её именем. И с тех пор имя Натлия стало олицетворением и символом чести, верности и благородства духа…

Конец

Сказка о богатыре Митяюшке и его невесте Алёне красе светлой душе

1

В те стародавние сказочные времена, когда ещё сам царь Горох под стол пешком ходил, жил на Матушке Руси один ухарь купец до чужого добра молодец, а звали его Дормидонт — Плешивая борода. А потому ему такое прозвище дали, что лицо его с недавних пор никак не хотело покрываться ровной окладистой бородой, как и полагалось всем купцам, а росла пёстро клочками, покрывая щёки и подбородок рыжею щетиною.

Хитёр и ловок он был в торговых делах, а потому среди своего круга слыл большим плутом. Ещё по молодости, когда он только начинал свои первые сделки, а борода у него была ровная и шерстистая, пользовался Дормидонт грубым обманом и подкупом.

Бывало, пойдёт он в сёла ближние, соберёт втихую вокруг себя детей крестьян и бортников, наобещает им с три короба, а те и рады его посулы слушать. Знай себе, несут ему из дома, тайком от родителей припасы из кладовых, себя же попросту и обворовывая. Кто зерно несет, кто репу да редьку, а дети бортника мёд. Да не понемногу крадут, а аж мешками да бочонками прут. Дормидонт сидит в соседнем лесочку да поджидает, когда побольше товара наберётся, а потом и меняет его. Мешок зерна на крендель, а бочонок мёда на три леденца.

Что поделать, все дети одинаковы, всегда сладенького хотят. Так и получалось, что пока их родители в поле спину гнули они хитровану Дормидонту мешки да бочонки таскали, а он, пользуясь слабостью детской, себе капитал добывал. И что уж потом с детьми их родители делали, его не волновало, но только барыша на этом плутовстве купец великое количество имел.

Собрав таким низменным способом достаточно дармовых денег, пустился он в обороты немалые. Да только и здесь Дормидонт всё жулил, ловчил да изворачивался, то там обманет, то сям схитрит. Купцы другие уж и ловили его неоднократно на обмане да только доказать так ничего и не могли потому как жульство своё он очень хитро обделывал. Вот такой недобропорядочный человек был Дормидонт.

Но вот пришло его время жениться, и приглядел он себе в купеческом посаде девушку — славную Медею, кожею смуглую, с глазами карими, волосами тёмными как ночь. И уже сватов заслал, да только он и подумать не мог, что от него этого-то только и ждали, а потому как всё это подстроено было. Ведь Медея была дочкой коварного заморского купца-колдуна Ефрема. А у того колдуна на счёт Дормидонта ещё с давних времён хитрые планы имелись. Ещё когда Дормидонт мал был, прознал колдун о богатом будущем его и решил завладеть его состоянием. А для этого напустил он на него мороку тёмного, затуманил сознание ясное, превратил в злыдня жадного и в последствие сделал так, чтобы дочь его Медея, Дормидонту-то и приглянулась. И как бы его дочь не хотела, но только так всё и вышло.

А Дормидонт-то даже и подумать не мог, что найдётся человек, умней и смекалистей его, да возьмёт и обманет. И как только женился он на Медее, стало его богатство в руки колдуна перетекать. Ну а Дормидонт о деньгах уж и думать перестал. На жену красавицу всё смотрит да радуется. А она бедная переживает, ведь не хотела же, чтоб её отец Дормидонта заколдовывал, ведь он-то ей и без этого нравился. Не желала она, чтоб всё вот так-то получилось. Но что делать, супротив воли отца идти она не смела.

Год прошел, а Дормидонт всё на Медею смотрит, никак оторваться не может. Ну, делами-то он своими торговыми тоже занимался, и даже жульничать не перестал, да вот только теперь доходы от купеческих сделок, колдун Ефрем для своих нужд использовать стал. Так всё и было, такой уж порядок завелся.

А пока годы шли, у них с Медеей, и дети появились. Трое мальчиков, три сына сорванца. Растут быстро и не уследить. И оглянутся, не успели, а уж десять лет прошло. Первенец Игнат да младший Агей уродились такими же обычными, как и все дети в посаде. А вот средний Митяй прямо богатырь растёт, на глазах силой наливается, да в отличие от братьев всем помогает, за всеми ухаживает. Такой добрый мальчик, каких ещё свет не видывал. Братья же хитрецы, вовсю пользовались добрым нравом Митяя.

Бывало прикинуться, будто их соседские ребятишки обижают, да и просят его наказать тех детей. А сами-то в сторонке спрячутся и наблюдают, смотрят, как он их колотит, да и посмеиваются. Нехорошие, скверные братья Митяю достались, видать в их жилах больше отцовской крови текло, мать-то их Медея всё же добрая была, хоть и дочь колдуна.

Пришло время, старый колдун Ефрем вдоволь награбив у дочери и её мужа денег, собрался да отправился за моря далёкие, за горы высокие в страны чужеродные ему подобные. Ну а своё колдовское влияние на ум Дормидонта оставил. Так они ещё десять лет жили, да не тужили. Братья выросли и по стопам отца пошли, такие же хитрые купцы-плуты получились. Один Митяй как жулик жить не хочет, всё сопротивляется, да братьев за плутовство укоряет.

2

Всё бы, наверное, так и дальше шло, да только кончилось действие колдовских чар, какое на Дормидонта влияло, и стал он в себя приходить. А как окончательно очухался да увидел, что вокруг него твориться так сразу и озлобился. Жену Медею невзлюбил, ходит, ворчит, слова ей постыдные говорит. На сыновей своих хитрецов негодных посмотрел, да начал их в строгости и суровом подчинении держать.

— Коль не нравиться вам мои порядки так пошли все вон со двора! Я некого не держу! Мне в вас надобности нет! — кричит он на домочадцев, руками машет. Совсем Дормидонт озверел так и норовит всех плетью искромсать. Медею невинную так запугал, что она бедняжка в самые дальние палаты в тереме забилась да на глаза ему и не показывается, боится. А из сыновей своих Дормидонт стал воров да бандитов воспитывать.

— Вы мне дармоеды всё своё взращивание отрабатывать будете! А не то я вас в дугу согну да на ворота вместо арки прибью! — грозит он им, да плетью щёлкает. Вот у него тогда-то и не только все волосы с бороды повылазили, но и макушка на голове плешью покрылась, не то от злости, не то жадности. И стали его теперь называть просто — Плешивый. А то, что он жадным до безумия сделался, так это уж точно. Ну, кто же ради денег своих детей на грабежи да разбои посылать станет, а вот Дормидонт стал.

Приедут к нему купцы добрые на сделку честную, он с ними поторгуется, договор сотворит, товар заберёт, денег отрядит, да отправит восвояси. А те довольные домой возвращаются. Ну а как же, ведь всё удачно продали: и пушнину, и дичь, и зерно, всё по хорошей цене Плешивый забрал. А он им вслед сыновей с дубинками высылает. Братья окрест города все стёжки дорожки уже выучили, знают по которой купцы поедут. Вперёд их заберутся подальше в лес и ждут, когда с ними купцы поравняются.

А те как рядом окажутся так они на них и нападают. Да так неожиданно, что купцы, растерявшись толком и сопротивляться, не могли. Оглоушат их братья, разденут. Деньги, что им Дормидонт за товар заплатил, заберут и домой назад тут же путь держат. А купцов так и бросали в лесу. Хорошо хоть в живых оставляли. А всё потому, что Митяй их трогать не давал, ведь ему тоже приходилось участвовать в этих грабежах.

— Я с вами пойду, а иначе вы меры не знаете, не ровён час так и жизни порешите честных купцов! — говорил он братьям и шёл за ними, дабы они не натворили больших бед. Таким образом, не в силах противостоять отцовской воли, братья пограбили многих купцов, а те так ни с чем домой и возвращались. За счёт таких поборов разбогател Дормидонт неимоверно, и теперь как кто товар на ярмарку хороший привозил он тут же бежал да скупал. Уж набрался всего, все закрома в тереме трещат, от богатства ломятся, а ему всё мало.

— А ну-ка дети мои, идите-ка вы на поиски, да узнайте где у кого, что доброго имеется. Я хочу, чтобы это у меня было! — командует он сыновьям.

— Куда же нам батюшка идти?… ведь в округе-то мы и так уже всё знаем, у кого, где что лежит… — спрашивают они.

— А вы направляйтесь в края далёкие, в леса дремучие, ищите там мне богатства несметные!… — злится на них отец да гонит со двора. Ну, делать нечего, собрались братья. Поесть, что было взяли, и подались в дорогу дальнюю, что через горы лежала.

Идут, по тропам пробираются в чащу густую все глубже забираются. И так уж далеко зашли, что есть да пить захотели. Видят, гора впереди большая скалистая стоит, вся из камня, ни деревца на ней не видать ни травинки, ни былинки. А у подножья горы прямо из камня ручеёк сочится, журчит, воды свои переливает.

— Ну что братья, здесь на ночлег и встанем… — молвит старший брат Игнат.

— Хорошо бы хвороста для костра собрать, да воды для похлёбки вскипятить… — предложил Митяй.

— Ну, коли ты предложил так может, пойдёшь да соберёшь… — с опаской озираясь по сторонам, ответил младший Агей. Митяй посмотрел на своих братьев, махнул рукой, да сам намерился в лес идти дрова собирать. Он как всегда проявил свою доброту да снова пожалел их.

— Ладно, уж сидите здесь, ждите меня,… да не балуйте, а то я вас знаю, опять какую-нибудь шутку затеете! — напоследок строго наказал он им. А братьям-то и делать ничего не оставалось, как только его слушаться, потому как он намного сильней и проворней их был. Попробуй-ка такого ослушаться. Большущий как дуб, косая сажень в плечах, одной рукой подковы гнул, аки орешки щёлкал. Шаг ступит, а уж и не догнать его, такой удалой вымахал, что другого такого и не найти. В общем, справный молодец, всем достойный образец.

Да и на лицо Митяй тоже был хорош, все девушки в посаде охали да ахали при виде его. А он хоть и средь братьев средний был, но умом по девицам ещё даже и младшего не догнал. Ходил по посаду ко всем девушкам равнодушный. Для него больше по душе диковинные зверушки да птички были, любил он природу. Увидит где, какую птаху чудную и ну на неё умилятся, или зверька странного заприметит и дивиться ему. Такой ко всему живому любознательный и добрый был, что батюшку своего злюку и братьев лиходеев очень этим раздражал.

3

Вот и сейчас, братья, поёжившись, только зло ухмыльнулись Митяю вслед. А он, как всякий добряк, не обращая на это внимания, пошёл за хворостом. Идет, бредёт по лесу, валежник собирает, и так далеко зашёл, что видит, а лес-то вокруг него уже другой, не тот, что был у горы. Там-то деревья всё больше с листвой были, дубы да берёза с ольхой, а тут сосны да ели невиданных размеров стоят. Остановился он на небольшой полянке и смотрит вокруг.

— Это же надо как я увлекся, что забрёл неведомо куда… — оглядываясь, удивляется Митяй. А деревья-то вокруг все такие высокие, что небо затмевают, и чем дальше в лес, тем темней становиться.

— Как же я отсюда выбираться-то буду… — думает он и наверх на макушки сосен поглядывает. Смотрел, смотрел да и решил на самую высокую сосну взобраться.

— Залезу, а уж оттуда-то, гору, где братья меня ждут, увижу… — обрадовано решил он, и только он так подумал, как видит, над верхушками деревьев тень размером с амбар промелькнула.

— Что такое? Что за леший надо мной потешается… — удивился Митяй. А тень обратно пролетела и не собирается останавливаться. Так и кружит над тем местом, где он стоит.

— Эй, что летаешь надо мной, над моею головой! А ну покажись, коль смелый!… — кричит Митяй, задрав голову. И не успел он поодаль отскочить как прямо передним на полянке, рухнув с высоты, оказался зверь диковинный. Ростом с терем боярский, голова как бочонок из-под мёда, на змеиной шее держится, одни только глаза на ней размером с самовар, а пасть, словно колодец бездонный зияет, и будто пила острыми зубами усеяна. На спине крылья перепончатые как у летучей мыши, только величиною с телегу. А ноги у чудища, что лапы у медведя, а длинной с Митяя будут. Хвостом безмерным чешуйчатым с наконечником как у стрелы о землю бьёт, из ноздрей словно из печных труб пар валит. Глазами самоварами хлопает, головой бочонком крутит, Митяя оглядывает, а он на него смотрит, рот раскрыл.

— Да ты кто же такой будешь-то? Что за зверь чудной? Второй десяток на свете живу, а доселе дичи такой знать не знал, видеть не видывал… — еле совладав с собой, и даже поперхнувшись, хрипло пролепетал Митяй.

— Ха! Не пойму я что-то,… не то комар пищит,… не то плачешь ты,… а добрый молодец? — шутливо издеваясь над опешившим Митяем, лукаво изображая своей огромной пастью улыбку, громогласно спрашивает чудище лесное. А от такого голоса Митяя аж в дрожь бросило. Волосы у него дыбом встали, чуть слуха не лишился, за уши схватился и кричит ему в ответ.

— Ты это что же, и по-человечески разговаривать умеешь!?… ух, ты!… да быть такого не может! — невпопад ухнул он и рот раскрыл. А зверь-то от его такого глупого вида не сдержался да присев на задние лапы расхохотался. Земля содрогнулась от его смеха. Деревья зашатались. А со скалы, где братья сидели, камни посыпались. Митяй пуще прежнего за голову схватился и даже глаза зажмурил.

— Замолчи! Ох, замолчи! А то оглохну сейчас! — кричит ему, охает. Услышал его зверь, притих и уже спокойно говорит.

— Ну, неужто и вправду никогда не видел такого как я? — спрашивает он да криво улыбается. Митяй руки от ушей убрал, смотрит, и толком ещё сообразить не может, кто же перед ним.

— Такого точно, не видел,… да откуда же ты такой взялся? По-людски говоришь, да и соображаешь как человек, но только зверь! А уж огромный-то какой, что и не обойти тебя ни объехать,… да ещё и летаешь. Как хоть звать-то тебя величать? — спрашивает он зверя.

— Да я и сам не знаю, откуда взялся,… вроде как всегда здесь был. Я себя и маленьким-то не помню,… будто раз, и появился в один миг, а откуда неизвестно. Да и разговаривать я сразу мог,… как с людьми встречаться начал, так и говорить стал,… уж видимо, я так устроен. И как звать меня, я тоже не ведаю,… зови, как хочешь… — вдруг заметно погрустнев, ответил зверь.

— Да как же так, имени у него нет! А ещё говоришь людей встречал,… нечто они тебя никак не называли! Да и вообще, что это за люди такие тут были, тебя видели, с тобой говорили, а никому на свете про это не рассказали? Ну не съел же ты их, в конце-то концов… — уже совсем придя в себя от оторопи, и присев рядом со зверем, затеял добродушную беседу Митяй. А зверь видит такое дело, человек добрый попался, сложил крылья поудобней, свернулся клубком как котёнок, голову свою большую напротив Митяя положил и продолжил свой рассказ.

— Ну что ты, с людьми я по-доброму, по-человечьи,… они ко мне с миром и я к ним с добром. Тем более что мясо я не ем и ни одной живой души не загубил. Не то что вы люди, только того и гляди, друг друга так и норовите съесть. Я много летаю, везде бываю, за вами наблюдаю и вижу, что вы творите. Только вот меня не каждый человек видит. Ты не думай, что если я такой большой так меня всяк заметить может, нет,… я, когда надо и скрытным быть могу, никто меня не увидит. Как в небе летаю, так облаком прикинусь, а то и тучей грозовой стану. А как в лесу прячусь то моя кожа под цвет листвы становиться похожа,… а коли в поле застанешь меня, так я с колосьями в один ряд сольюсь, глядишь, а меня уже и нет. Запомни, не всё большое глазу приметно. Вот смотри, какой я сейчас стану… — сказал зверь и в один миг изменил цвет, сровнявшись по окрасу с остальным лесом практически превратившись в невидимого.

— Вот это да! — аж припрыгнул Митяй, — чем дольше я с тобой говорю, тем больше ты меня поражаешь! — восхитился он.

— А теперь вот ещё смотри… — опять сказал зверь и вновь изменил окрас, да так что стала заметна лишь одна его голова.

— Вот так-то добрый молодец!… ты рядом со мной пройдешь, и не заметишь! Вот поэтому и живу я здесь никому неведомый и ни с кем не знакомый,… не всяк про меня знает, а кто знает тот никому и не расскажет… — добавил зверь.

— Ну, теперь-то ясно как получается, что ты втайне от всего света живёшь. Ну а раз ты людей не трогаешь и мяса не ешь, так чем же питаешься? — уже по-дружески, но чуть ненавязчиво поинтересовался Митяй.

— А вот тем, что ты вокруг себя видишь, то и ем. Листвой, хвоей, кустарником питаюсь,… и очень этому рад. Особенно люблю еловую хвою,… сосновая и кедровая тоже конечно хороша, но уж больно крупная и жёсткая,… даже для меня. Притом еловой мне не так много и надо. И ещё у меня с еловой хвои пламя лучше получается… — нарочито хвастаясь, заявил зверь.

— Какое такое ещё пламя? Ну-ка расскажи! — воскликнул Митяй.

— А то пламя, что я из своей пасти изрыгаю,… оно у меня появляется после того как я много смоляной хвои наемся,… а вот от листвы у меня его нет. Так что если я захочу, то всё в округе поджечь смогу,… но только мне это не зачем,… я и так удачно живу, а особенно здесь, в этом месте. Всё у меня под боком, и хвоя моя любимая, и ольха с дубом рядом,… вот только порой тоска гложет, уж больно хочется что-то полезное доброе людям сделать… — ответил зверь, и глаза прикрыл, словно о чём-то задумался.

— Странный ты, незлой,… и такой же большой добрый, как и я. Тебя даже чудищем-то назвать нельзя до того ты нестрашный, особенно когда рассказываешь. Давай-ка я тебя Огоньком нареку, уж больно ты тёплым кажешься… — вдруг предложил Митяй.

— И то верно, зови меня так,… а то живу я здесь без имени хорошего,… всё чудищем да зверем кличут,… даже друзей завести не могу. А иной раз так хочется вместе с другом полетать землю-матушку сверху ему показать,… впечатлением поделится… — довольный новым именем согласился Огонёк.

— Ну что друзей у тебя нет, так это дело поправимое, я тебе другом буду! Только вот сейчас братьям хвороста отнесу,… а потом если хочешь, мы с тобой куда-нибудь слетаем… — предложил Митяй.

— Будет здорово с тобой дружить, тебя я понимаю,… вот только братьям твоим я даже и лапы не подам, злые они у тебя, нехорошие. Ты думаешь, если я здесь сижу так и не знаю, какие они. Мне часто летать приходится, а сверху всё видно, и я не раз наблюдал, как они подстрекали тебя по наущению батюшки вашего, купцов честных жизни лишить,… а ты молодец, не поддался. Отец твой, также как и братья твои — негодник,… один ты чистая душа,… и если уж честно говорить, то поэтому-то я к тебе и спустился,… тебя на путь истинный наставить. Хватит им потворствовать да поступки гадкие совершать,… купцов невинных обирать да обворовывать, пора исправляться… — высказал свои намерения Огонёк и снова поменял цвет став опять видимым.

— Так мне уж и самому надоело людям разбой да лихоимство чинит! Вот только братья мои всё ещё это дело бросить не могут, да и просят с ними идти,… а я пока и хожу. И так уж стараюсь от всяких грехов уберечься, да и братьев отвадить,… но никак не получается… — попытался оправдаться Митяй.

— А у тебя, что же своей головы на плечах нет?… ты всё братьев с отцом слушаешься,… они за тебя всю жизнь думать, что ли будут! Пора тебе уже и самому решенье принимать!… бросай ты это дело да за ум берись… — настойчиво посоветовал Огонёк.

— Эх, да кабы я раньше тебя встретил так и не дал бы ни батюшке, ни братьям зла творить! А что же теперь-то делать, как поступки свои искупить?… — раскаянно потряс головой Митяй.

— Ну да ладно, не грусти, помогу я тебе,… найдём мы тех купцов, что вы пограбили да вернём им долги. Ведь я их всех знаю. Это я им помог из леса выбраться, а они мне за это обещали никому про меня не рассказывать,… и пока клятвы свои держат. А сейчас летим к твоим братьям, а то заждались они тебя. Как бы ещё чего там не натворили,… ведь та скала, что у вас на пути встала, скрывает вход в мою пещеру,… а ручей что рядом бежит, это единственный чистый источник влаги, который для меня подходит. Я как воды его свежей напьюсь, так сразу силой волшебной набираюсь! Не ровён час они мне его испортят,… у меня к ним веры нет. Бери скорей вон тот хворост, садись ко мне на загривок да летим,… в миг на месте будем! — твёрдо заявил Огонёк, да тут же подхватив Митяя с охапкой валежника, с лёгкостью птицы взлетел и понёсся к горе. А уж что-что, летал-то он великолепно и с особой ловкостью, словно стриж, и это несмотря на свои габариты и вес.

В одно мгновенье, добравшись до братьев, они их изрядно напугали. Агей и Игнат хоть и занимались грабежом и лиходейством, и казалось бы, должны были быть смельчаками и храбрецами, но на самом деле оказались обычными слабаками и трусами, лишь прятавшимися за спиной своего сильного и могучего брата. А поэтому, увидев его сейчас летящим верхом на чудище, испуганно прижались к скале и затряслись, словно осиновые листки на ветру.

— Не бойтесь братья это мой друг Огонёк! Мы вам хвороста принесли,… да вы разжигайте костёр-то, и воду кипятите, а мы мешать вам не будем. В сторонке посидим, и посмотрим… — с добродушной улыбкой обратился к ним Митяй.

— А ты им ещё расскажи, что мы с тобой задумали… — тут же добавил Огонёк. А братья как услышали, что громадный зверь помимо того что летает ещё и говорит, так вообще опешили. Потеряли присутствие духа, сползли на карачки и, раскрыв рты, выпучили глаза.

Тут-то Митяй им и выложил, что они с Огоньком удумали. И то, что купцов ими ограбленных найдут, и то, что деньги, у них похищенные назад вернут. А ещё, что отныне, ни они, ни батюшка более нечестно жить не будут. Братья как поняли, что Митяй у них деньги забрать хочет да отдать обратно купцам, тем самым оставив их самих ни с чем, так сразу в себя пришли и дрожать перестали.

— Да как же это?… Да как же так!… а на что же мы жить-то будем? — запричитали, заскулили они, как собаки подбитые.

— Да так и будете,… работать пойдёте, хлеб сеять станете да коз пасти,… а не то я вас! — строго прикрикнул на них Митяй. Видят Игнат с Агеем, что брат в момент изменился, повзрослел, и уж не шутит. Разумно говорит, плечи расправил и с укором на них смотрит. Такой молодец получился, что они ему теперь ничего возразить не могут. Понимают, кончилась их власть, не обмануть им более брата.

— Что-то на это батюшка скажет… — насупившись, пробормотали они и косо на Митяя уставились.

— А ничего и не скажет, отдаст награбленное да станет честно торговать,… а то и ему несдобровать,… я и его на место поставлю… — уверенно отвечает братьям Митяй, и для убедительности показывает им свой увесистый кулак. А те даже и спорить не стали, вздохнули, перекрестились, сварили себе похлёбку, поели мало-мальски, укрылись валежником да спать легли.

А Митяй с Огоньком тайком, дабы братья не заметили, осторожно обошли гору, да и в пещеру забрались. Огонёк слегка пламенем из пасти дунул и тут же очаг разжёгся, что посредь пещеры для обогрева разложен был. Устроились они поудобней, и давай свои дальнейшие дела оговаривать. Обсудили всё, и кому из купцов первому долг отдавать, и как Митяю с батюшкой разговор держать, и как ему братьев на верный путь наставлять. Огонёк оказался настолько умным и мудрым зверем, что некоторым людям не помешало бы у него и поучиться. А заснули друзья уже далеко за полночь.

4

С утра встав пораньше и разбудив безмятежно спавших братьев, Митяй объявил им, как они будут вести себя дальше. Получив наставления, Агей и Игнат поначалу насупились, но узнав, что Митяй не отправит их работать в поле, а оставит в лавке с отцом, быстро согласились ему помогать. Хотя по их не очень-то довольным лицам было видно, что они затаили на брата великую обиду. Митяй долго разбираться не стал, усадил братьев на Огонька, залил костер, дабы пожар не возник, сам забрался рядом с ними, и отправились они в посад-город к отцу-батюшке долгий разговор держать.

На подлёте к городу Огонёк, чтоб людей своим видом не пугать, приземлился чуть поодаль на малой дорожке. А уж там братья, спешившись, да сами пошли. Ну а прощанье Огонёк дал Митяю наставление.

— Как с отцом поговоришь, да объяснишь ему лиходею, почему он должен деньги вернуть, так меня вызывай. Вот тебе свисток осиновый на сыромятной верёвочке, через него и позовёшь,… а он не простой, с секретом,… звука от него никто не слышит кроме меня, потому мой слух такой. А ты хоть и не будешь сигнал замечать, всё равно в свисток дуй, тут-то я и прилечу. Понял меня? — спросил он его.

— Да, конечно Огонёк, всё понял, всё знаю. Я от тебя за то время что мы с тобой знакомы столько полезного прознал, что от братьев да батюшки за всю свою жизнь такого не слыхивал… — ответил ему Митяй забрал свисток, повесил его себе на шею и, распрощавшись, поспешил за братьями.

Огонёк же вмиг, сменив окраску и превратившись в невидимого, на какое-то время ещё задержался в сторонке понаблюдать, как братья доберутся до посада. Когда же он увидел, как они скрылись за стенами города и убедился что с ними всё в порядке, то со спокойной душой поднялся в небо и, сделав круг над посадом, направился обратно к себе в пещеру.

Братья же, благополучно добравшись до дома, сходу прошли к отцу и наперебой стали объяснять ему случившееся, настаивая немедленно начать возвращать долги. Дормидонт поначалу вскипел как чайник на углях. Но услышав, что речь идёт о говорящем лесном чудище присмирел и мгновенно превратился в добренького, масленого паиньку с улыбкой до ушей. На самом же деле у него в голове моментально созрел хитрый план. Он начал быстро подсчитывать барыш от продажи этого невиданного зверя в дальние страны, где за него иноземные купцы выложили бы ему несметные богатства.

Вот именно от этих-то мыслей Дормидонт вдруг и сделался таким покладистым и понимающим отцом. Он тут же изобразил, как он осознал все свои ошибки, как осуждает все свои прошлые негодяйства. И стал во всём соглашаться с Митяем. Однако упорно поглядывал на его заветный свисток, свисающий с шеи.

— Как только выдастся момент, Митяй отвлечётся или уснёт, я сниму с него это свисток,… вызову сигналом чудище и заманю хвостатого в ловушку. Но заранее соберу наёмных охотничков и усажу их в засаду,… им же останется только схватить змия,… ха-ха,… вот тогда и посмотрим, кому он больше пользы принесёт… — мысленно усмехался он.

Вот какое хитрое коварство замыслил Дормидонт. Однако просчитался. Он-то думал, что Митяй по-прежнему такой же большой и недалёкий простак, каким был ещё вчера. Но он ошибался, сейчас перед ним стоял уже совершенно другой человек. После встречи Митяя с Огоньком всё изменилось. С его глаз, будто пелена какая спала, весь мир перевернулся и открылся ему с совсем другой стороны.

И теперь Митяй, проникновенно взглянув в отцовские глаза, словно он прозорливый ведун, сразу заметил тот лукавый оттенок жульства, какой бывал только тогда, когда батюшка собирался сотворить подленькое дельце. И это подвигло Митяя к действию. Сразу после обеда примостившись на лавке, он сделал вид что уснул. Ну а Дормидонт сейчас же и купился на эту уловку. Взял да и подкрался к нему, чтобы свисток сорвать. И как только он дотронулся до свистка, так Митяй его сразу за руку и схватил.

— Ну что батюшка попался,… думал, я не распознаю твой злой умысел! А ну говори, где пособники твои засели коих ты нанял моего друга Огонька споймать?… — сердито спрашивает он его.

— Да что ты,… что ты Митяюшка,… какие пособники,… никого я не нанимал,… — испугавшись строгого сыновнего взора, тут же залебезил Дормидонт.

— Э нет, ты меня не обманешь,… знаю я твою натуру,… уж ты своего не упустишь,… наверняка сбегал уже, договорился с подельниками,… а то зачем же тогда на двор-то выходил! А ну говори, где эти злыдни сидят?… А то ведь я за правду-матушку тебя не пожалею,… сейчас же дух вышибу! — прикрикнул на отца Митяй да хорошенько встряхнул его. Видит тогда Дормидонт, что сын его серьёзно настроен. Не выдержал взгляда его сурового, да и рассказал, куда своих подельников в засаду отослал.

— Ах ты, кровопийца,… жадная твоя душонка,… всё тебе мало поживы, никак не уймёшься! — пуще прежнего рассердился Митяй, и отрядил Дормидонту три увесистых оплеухи. Да так ловко это сделал, что у того вся его чудь повылетала и он сразу нормальным стал.

— Прости ты меня сыночек,… не в своём я уме был, когда затеял такой разбой. Видимо злой колдун меня попутал своими корыстными заклятьями. Я и сам не пойму, почему такой жадный и коварный был, а ведь и не хотел таким становиться… — совсем по-другому заговорил он.

— Ладно уж отец, не суетись,… сиди тут теперь да думай, как проступки свои исправлять будешь, а я пока пойду с наёмничками твоим разберусь… — уже не сердясь сказал Митяй и, оставив отца с его мыслями взял из сарая огромную оглоблю да отправился с нею в лес, где в засаде охотнички сидели.

Быстро найдя их укромное место, он всех наёмничков-то из укрытия враз и повыволакивал. Да и давай их тут же оглоблей охаживать. А их мужиков немало собралось. Человек четырнадцать пришло, чтоб Огонька-то поймать. Ну а Митяй один супротив всех их и выступил. Охотнички-то те, неробкого десятка люди оказались, все в силе, здоровяки. На Митяюшку так и кидаются, так и прут, ругаются.

И откуда у Митяя только сила в руках взялась. Он так вдруг стал оглоблей махать, что не уцелела она и сломалась. Но Митяй и тут не растерялся, вырвал из земли орясину здоровую, что всех крепче была, да как воин посредь поля брани, давай нападки злодейские отбивать. Да так разошелся, что и пяти минут не прошло, как он всех мужичков положил. Видать это оттого ему силы прибавилось, что он за друга вступился, а это дело святое.

— Ну что охотнички, получили? Будете ещё моего друга караулить да ловить его?… иль вам добавить? — кричит он им.

— Ой, хватит богатырь,… досыта ты нас затрещинами накормил,… отвадил за чужим добром охотиться… давай-ка лучше мириться… — отвечают ему наёмнички, да бока побитые почёсывают.

— То-то же! Ну да ладно,… я ныне добрый, давайте мириться… — отбросив орясину в сторону, сказал Митяй и помог им подняться. Отряхнул бедолаг, кому руку пожал, кому по плечу хлопнул, в общем, замирился с охотниками. Обступили они его, оглядывают, силой богатырской дивятся. Взял он с них слово честное, что они никогда более худого не задумают, и станут только добро делать да веру соблюдать. Распрощался он с ними, отпустил с миром, да сам пошёл Огонька проведывать.

5

Идёт, по сторонам смотрит, родным краем любуется, душа радуется. И тут вдруг прямо перед ним, на дорожку, из леса женщина с вязанкою хвороста за плечами выходит да чуть ли не в него утыкается.

— Ой, прости добрый молодец, не заметила тебя,… иду вниз смотрю, плохо вижу, сверху ноша давит… — тут же извинилась она.

— Ну что ты, что ты,… это ты меня прости,… я сам виноват,… засмотрелся на красоту нашего края, да тебя чуть с ног не сбил! Давай-ка я лучше помогу тебе… — отвечает Митяй женщине, и низко поклонясь, широко по-доброму улыбнулся потому, как душа его теперь вовсю раскрылась, и отныне он решил все свои прежние худые проступки искупить, и дальше делать только светлые и полезные дела. Взвалил он на себя вязанку хвороста, словно пушинку лебяжью, да чтоб совсем налегке не идти во вторую руку ещё и пару больших орясин прихватил.

— Тоже на дрова сгодятся,… ты только скажи куда нести? — спрашивает он у женщины да покрепче вязанку сжимает.

— Ой,… сколько дров-то,… ну мне теперь надолго хватит,… а нести их в посад надо… — отвечает ему женщина.

— Ну, в посад так в посад… — поддакнул ей Митяй и степенно по дорожке зашагал. Идут они, уже и познакомились, женщину Марфой звали, беседу о делах хозяйственных завели, всё веселей. До посада быстро добрались. Вот уже и её дом показался. Подходят они ближе и вдруг из дома на крыльцо пригожая девица выходит.

— Матушка, что такое? Что случилось? — взволнованно спрашивает она и, то на мать, то на Митяя удивлённо смотрит.

— О, нет-нет, не подумай чего,… всё хорошо! Вот доброго молодца в лесу повстречала, а он мне помочь вызвался,… познакомься доченька с хорошим человеком… — отвечает ей мать.

— Ну отчего же не познакомится,… можно и познакомится,… меня Алёна зовут, а тебя как добрый молодец? — улыбаясь, спрашивает девушка у Митяя и в глаза ему заглядывает. А тот стоит, молчит, словно язык проглотил. Сказать ничего не может, онемел от красоты девичьей, оторопел, растерялся. Алёна тоже молчит, ответа ждёт, а он застыл, как столб глаза раскрыл, веками хлопает и что-то про себя бормочет, невнятное промычать хочет.

Тут-то она от такого его глупого вида весёлым смехом и прыснула. А смеясь-то, ещё краше выглядеть стала. Волосы светлые, аки свежий снег вокруг её милого личика развиваются, зубы белым жемчугом слепят, улыбка нежная на устах алых играет, глаза небесной синевой завораживают. Дрогнуло сердце богатырское, и войны, никакой не надобно, вмиг покорилось оно красоте девичьей.

— Да что же это ты, экий недотёпа,… опусти хоть хворост-то… — смеётся Алёнка, заливается, да подходит к Митяю и помочь ему желает, хочет с плеч вязанку снять. А Митяй-то от её прикосновения вздрогнул, словно пчелой ужаленный, да тут же в себя и пришёл.

— А я Митяй,… купца Дормидонта-Плешивого сын… — наконец-то опустив и хворост, и орясины, сам ещё не понимая, что с ним происходит, пробормотал он.

— Ну вот,… надо же, хоть что-то сказал… — улыбчиво откликнулась Алёнка и нежно посмотрела на силача, ведь он-то ей тоже приглянулся. Да и как не понравится такой могучий добряк с чистым сердцем и добрыми помыслами. На Руси всегда таких ценили. Алёнка ему по народному обычаю за помощь его бескорыстную предложила водицы испить да хлебца откушать. Предложение он принял и в дом вошёл. А там слово за слово и разговор завязался.

Вот уже и ночь на двор пришла, а они всё говорят и говорят, никак насладиться беседой не могут. И так их молодые сердца сплелись, что не хотят они расставаться и всё тут, уж больно они полюбились друг другу. Уже и луна взошла и темнота в сон клонит, а они за руки взялись и всё разговор ведут. Мать смотрит на них, и побеспокоить боится, не желает счастья-радости спугнуть, ведь с тех пор как пропал отец Алёны, она впервые такая весёлая стала. До сего дня ходила Алёночка понурая, жили они в грусти и печали, а тут Митяюшка — свет появился и в одночасье изменил всё. Вмиг расцвело, распустилось счастье девичье, надеждой сердце наполнилось, любовь в нём поселилась.

Вот и мать сидит не дыша, мешать не смеет, да лишь жалеет, что её муж, отец Алёны, не видит дочерней радости. Прошло уже лет десять как он, доблестный солдат Иван пропал, родину от врагов оберегая. С тех пор Марфа одна так и растила дочь, сама хлеб сеяла, сама жала, а где и дичь добывала. А как Алёна подросла, так матери помогать стала.

Да только вот в лес-то мать её не отпускала, сама за хворостом ходила, сил-то ещё много было, ведь и не старая совсем, хоть и седая вся. Это она так от горя изменилась, что Ивана рядом не стало, уж так она любила его касатика. И ведь было за что, Иван добр и умён был, дочку обожал, души в ней не чаял, всегда им верной защитой был. Но что случилось, то случилось. Ушёл он как-то в дозоры дальние, да и исчез. Уж и нет его, а любовь-то осталась. Вот поэтому-то Марфа и ждала его, ни смотря, ни на что в надежде на его возвращение.

А молодые влюблённые так бы, наверное, и просидели до утра, да только Митяй вдруг ненароком до свисточка заветного дотронулся. Тут же вспомнил о друге своём Огоньке, об обязательствах перед ним, да и о братьях своих негодных коих с утра обещался наставлять, тоже задумался. И как бы ему не хотелось с Алёнкой расставаться, всё же пришлось им попрощаться. И Митяй, договорившись о следующей встрече, с большим трудом и грустью на сердце покинул гостеприимный дом.

6

На следующий день, под благостным впечатлением от вчерашней встречи, Митяй движимый благородным желанием творить добро, потребовал от своего отца немедленно начать отдавать долги ограбленным им купцам, дабы быстрей разделаться с томящим душу грузом вины. Выбора у Дормидонта не было и он, хоть и нехотя, но согласился на требования сына. Позавтракав и взяв деньги для отдачи первого долга, они отправились в лес. Там Митяй достал свисток и дунул в него. Почти сразу же в небе появился Огонёк. Взмахнул пару раз крыльями и приземлился.

— Ну, здравствуй богатырь,… что готовы лететь в края дальние за леса густые исправлять проступки свои давние? — спрашивает он.

— Готовы Огонёк, готовы! Вот и мой батюшка с духом собрался,… и уже не отступится от задуманного,… так что медлить не станем, давай-ка побыстрей полетим… — отвечает ему Митяй и отца подводит. А Дормидонт-то при таком огромном виде Огонька заробел совсем, еле ноги передвигает, идёт бледный весь, слово вымолвить боится. Но Митяй долго церемонится, не стал, усадил отца на Огонька, да и сам взобрался.

Взлетели они, а уже через час первому купцу долги отдавали. Тот подивился такому поступку, деньги взял, да и простил Дормидонту обиду старую. Порадовались они и дальше полетели. Вернулись только к вечеру, усталые, но довольные.

— Я бы никогда и подумать бы не мог, что отдача долгов может стать таким приятным и успокоительным занятием… — оказавшись уже дома, высказался отец. И раз уж он так рассудил, то видимо ещё не до конца его характер был испорчен колдовством Ефрема.

— Но и это ещё не всё батюшка,… завтра опять полетим… — одобрительно кинув, поддержал его Митяй, и пока ещё совсем не стемнело, скорей на встречу с Алёнкой побежал. А Дормидонт избавившись от груза старой вины, с великим облегчением спать пошёл. И только Агей с Игнатом всё никак успокоиться не могут, не по нутру им это дело.

— Того и гляди всё отцовское состояние разбазарят,… нам-то ничего и не достанется… — злобно прошептал Агей.

— Сам знаю, что такое может случиться,… ох, чую надо нам от Митяя избавляться… — поддакнул Игнат. И они тут же зашептались как бы им лучше брата извести. Но как бы они тихо не шептались, мать всё же услышала да тут же и высказала им.

— Ох, недоброе вы задумали,… не трогали бы вы Митяюшку,… он ведь вас от таких страшных бед уберег, а вы его погубить хотите… — попыталась остановить она своих сыновей. А они и слушать её не стали, лишь шикнули на неё да пошли дальше свои коварные планы строить, как Митяю навредить. А он-то бедолага и знать ничего не знает, и ведать ничего не ведает, живёт себе и беды не чует. Радость у него теперь — Алёнушка. Вот и сейчас, прибежал он к ней, повстречал её у калитки, и стоит, милуется, про дела свои добрые ей рассказывает.

— Есть у меня друг особенный, Огоньком зовут,… хочу тебя с ним познакомить! Мы накануне, ещё днём, пока с ним по делам летали, об этом договорились,… обещал я ему, что вечером невесту свою представлю… — честно признался он.

— Как так летали? — удивлённо спрашивает Алёна, откровенно не понимая, о чём идёт речь.

— А вот так,.. послушай, я тебя расскажу… — обняв её, сказал Митяюшка, да начал ей всё про Огонька пояснять. Алёнка выслушала его да тут же без всяких сомнений согласилась с летающим другом встретиться. Не испугалась, не струсила, не из робкого десятка оказалась, как ни как дочь солдата. Поцеловала она Митяюшку, да и пошли они знакомится. Встретились друзья, как и уговорились на лесной дорожке. Огонёк как Алёнку увидел, так у него словно пелена с глаз спала, вроде он что-то вспомнил.

— Ох, и знакомая же мне твоя наружность!… может я тебе, когда помогал? — спрашивает он её и получше приглядывается.

— Да нет, до сего дня мы не виделись,… я вообще не знала не гадала, что ты есть-то такой. Хотя вот если посмотреть на тебя хорошенько, то глаза у тебя какие-то не звериные,… уж больно много человеческого в твоём взгляде… — бесстрашно отвечает она ему и ещё ближе к Огоньку подходит.

— Ну и ладно, пусть будет так,… а сейчас садитесь-ка на меня,… я вас покатаю! Полетим на большое озеро, что недалеко от горы, где я живу, расположено… — предложил Огонёк да спину им свою подставляет. А влюблённым второго приглашения и не надо. Они тут же взобрались на Огонька, он, взмахнув крыльями, и с лёгкостью пташки поднялся в облака.

Прилетели они на озеро. А вода-то в нём за день нагрелась, тёплая, что парное молоко. Ну, они купаться и бросились. А Огонёк расшалился, разыгрался и такие чудеса показывать начал. Поднимется в небо, и со всего маха как нырнёт в воду. Да так что не одной брызги не подымет, словно нож в масло в озеро входил. А под водой носится, словно шустрая рыбка вьюнок. Но вот время пришло, отдохнули они, накупались, да домой заторопились.

И так они сильно за этот вечер сдружились, что с него у них новый порядок завелся. Днём Митяй с отцом на Огоньке по купцам шныряют, долги возвращают. А вечером вернувшись, отца дома оставляли да к Алёнке в гости улетали. Так и крепла их дружба, и с каждым днём всё больше и больше.

7

Дормидонт от своих честных деяний совсем переменился, стал весёлый и радостный. Недаром же в народе говорят — добрые дела душу лечат, а злые калечат. С женой Медеей замирился, ходит вкруг неё гоголем да про себя и про неё песенки шуточные сочиняет. Медея видит, муж подобрел, похорошел, справедливым стал, возьми да и расскажи ему про Игната с Агеем. О том, что они с Митяем сделать удумали. А Дормидонт-то только посмеялся над этим да успокоил её.

— Эх, Медеюшка сердце моё, да если б ты только знала, какой у Митяюшки друг есть, так сразу бы и бояться перестала! Да с таким Огоньком как у него ему не один чёрт не страшен,… не то, что братья родные! Эх, мне бы молодому такого друга, какой у него сейчас есть, так я бы никогда ни скрягой, ни лиходеем не стал! Так что ты мать не переживай, всё у него будет хорошо, он у нас удалой, видишь как меня враз перевоспитал,… так и братьев своих непонятливых уму разуму научит… — одобрительно заключил он, на том они и сошлись.

И стали потихоньку к скромной жизни готовиться, потому как, раздав все свои старые долги, осталось у них совсем немного, от того несметного богатства что было когда-то. Всего-то, дом старый, да лавка торговая, ну ещё малость приданого, что в наследство Медее было подарено. Но они об этом вовсе не печалились, ведь только сейчас в их дом по-настоящему счастье пришло. И всё бы так, наверное, и продолжалось, как вдруг из дальней стороны вернулся отец Медеи, старый колдун Ефрем. И сразу же в дрязги пустился.

— Что я вижу!… и десяти лет не прошло, как я покинул вас, а вы все мои колдовские старания напрочь сгубили и честно жить собираетесь! Да не бывать этому! — увидев, что в доме твориться рассвирепел он.

— Отец, но десять лет большой срок и мы имеем право измениться за это время… — попыталась возразить Медея.

— Нет, не имеете!… это для вас он большой, а для меня как один день пролетел,… и я меняться не собираюсь! Теперь вы будете жить, как я велю! — злобно добавил он и кулаком о стол хрястнул. А Агей с Игнатом как услышали такое, так в ноги к нему бросились.

— Ой, дед родной,… помоги нам,… отец совсем помешался, деньгами разбрасывается,… богатства нас лишить желает,… связался с добряком Митяем да другом его чудищем Огоньком,… жизни нам не даёт, обобрать хочет… — жалуются они ему, лебезят.

— А ну-ка поведайте мне, что это ещё за Огонёк такой!? — тут же поинтересовался Ефрем, услышав о чудище. Братья же, пользуясь тем, что Митяя нет рядом, они пока с Огоньком к Алёне улетели, кинулись наперебой рассказывать обо всех его добрых делах. Колдун внимательно выслушал их, лоб наморщил, бровь нахмурил да и говорит.

— Так он всё никак не успокоиться,… так и продолжает людям помогать,… по-прежнему добро творить желает! Ну что же, теперь-то уж я его точно в червяка превращу! — свирепо топнув, вскричал Ефрем.

— Да про кого ты это говоришь-то так?… хоть бы объяснил нам… — скромно спросил Игнат, поднимаясь с колен.

— Да про чудище это, про Огонька я так говорю,… ведь на самом-то деле он Иван-солдат! Тут вот какая история случилась,… было это, как раз, перед тем как я уехал,… он мне тогда очень мешал, постоянно влазил в мои дела,… защищал людей, не давал их обирать,… грозился меня и моих друзей колдунов вывести на чистую воду и осрамить на весь свет! Тогда-то и заманил я его в ловушку на дальние кордоны. Встретились мы с ним во чистом поле,… но я не один пришёл,… со мной ещё с десяток моих дружков колдунов было,… разбойнички хоть куда! Надо было покончить с Иваном! Бились мы долго, мечей не жалели,… одного за другим выбивал он с поля моих дружков-разбойничков,… а я был бессилен что-либо сделать! Два меча, четыре щита поменял Иван, а бой всё продолжался! Не выдержал я натиска такого, да и бежал,… а он оставшихся моих дружков разоружил да и отпустил с миром,… уж такой он добрый. Они потом от меня и отвернулись. Такого позора я простить ему не мог! Не получилось в честном бою, тогда я решил его колдовством и коварством извести. Переоделся старым пастухом и продал его жене Марфе заколдованного зелья под видом козьего молока. А она из него похлёбку-то Ивану и сварила,… он её съел, а уж потом и я его в лесу подкараулил да злое заклинание прочёл. Так он в чудище-то и превратился! Я тогда же его и памяти лишил, чтоб не знал он, кем до этого был,… чтобы злым ходил и людей изводил, чтобы беспощадным стал и детей пугал! А он-то вишь опять за старое взялся,… всё людям помогает да добро делать норовит! И даже его нынешний страшный облик этому стремлению не помеха! Ну, всё!… теперь держись Иван, я тебе устрою! — злобным воем взревел колдун, сотрясая руками воздух.

Но тут нежданно-негаданно из-за спины родителей вышел Митяй. Оказывается, он уже давно вернулся и тихонько стоял в сторонке, не мешая деду рассказывать.

— Ах ты, злыдень старый, мало тебе горя людского, так ты их ещё и защитника лишить хочешь! Я хоть тогда и маленький был, но запомнил как ты нас с братьями в злости и ненависти воспитывал да шкодничать заставлял! И теперь продолжаешь людям жизни ломать, но ты ошибаешься, с настоящим добром тебе не совладать! — не выдержав такой несправедливости, возмущённо воскликнул он и в сердцах двинул деду прямо в ухо. Не ожидая такого хлёсткого неодобрения своих намерений со стороны внука, колдун рухнул как мешок с овсом да ещё и костями загремел.

— Эх,… видимо, нечего мне больше делать в этом доме,… в доме, где нет добрых людских отношений… — горько вздохнув, добавил Митяй и, хлопнув дверью, вышел вон. Ефрем же очухался только минут через пятнадцать.

— Ах, вот как,… Иван-солдат и внука моего на свою сторону переманил,… ну, я ему… — загомонил он едва пришёл в себя и, поднявшись с пола, заходил по светлице кругами, обдумывая план мести. Дормидонт и Медея, боясь и слова сказать, спрятались от его гнева в дальнем закутке, а Игнат с Агеем засев за стол стали ждать дедовского решения.

Меж тем Митяй, покинув дом, прямиком направился в лес к Огоньку. Выйдя на опушку, где они всегда встречались, он достал заветный свисток, дунул в него, и тут же из-за кромки деревьев показался Огонёк. Приземлившись, он немало удивился.

— Что такое? Что случилось? Почему ты здесь?… мы же только расстались… — заметив, как грустит Митяй, спросил он.

— Я из дома ушёл,… отвези меня в пещеру, есть о чём поговорить,… вечер будет долгим… — быстро ответил Огоньку Митяй и тут же взобрался ему на загривок.

А уже вскоре они сидели в уютной пещере у тёплого очага, где Митяй сообщил Огоньку обо всём, что узнал из откровений старого колдуна.

— И ведь что самое обидное, этот старый злодей мой родной дед… — закончил он свой рассказ.

— Да не расстраивайся ты так,… не знал ты его доселе, ну и далее знать не зачем! Охо-хох,… а представь мне каково,… узнать, что я не чудище, а солдат Иван, защитник правды,… да ещё и отец твоей невесты! А ведь моя Марфа меня до сих пор ждёт,… вот и подумай, как я теперь перед ней такой покажусь,… что скажу,… эх, знать бы как меня расколдовать… — вздохнул Огонёк-Иван и призадумался.

— Это да,… тебе, конечно, тяжелей моего будет,… извини, что думал только о себе,… дело тут такое непростое,… мой друг оказался отцом моей любимой,… да ещё и заколдованный в чудище, моим же собственным дедом,… вот уж чудеса… — невесело пошутил Митяй и тоже задумался, решая как ему помочь другу.

Время шло, а они всё никак не могли подыскать нужный вариант, чтоб заставить деда-колдуна снять своё заклятие с Огонька. Так они и просидели всю ночь, размышляя, как им быть в такой сложной ситуации, и заснули только под самое утро.

8

А меж тем дед-колдун время зря не терял и в эту же ночь надумал, как ему Огонька-Ивана поймать и превратить в червяка.

— А в этом мне поможете вы! — растолкав дремлющих за столом братьев, Игната да Агея, воскликнул Ефрем.

— А ну рассказывайте, где вы в первый раз встретили этого Огонька! — закричал он на них. А братья-то ещё глаза толком продрать не успели, как тут же подзатыльников от него получили. Кинулись они тогда к нему, и давай наперебой про всё, что знали рассказывать. И про то, как они, потеряв дорогу, в скалу уперлись, и про то, как ручей с чистой водой нашли, кою чудище Огонёк пил. И как Митяй за дровами пошёл да на том же чудище Огоньке к ним вернулся.

Услышав такие подробности, злодей Ефрем моментально собрал для отлова Огонька-Ивана своих дружков старых, что ещё от него не отреклись. Да нанял жадных, свирепых охотничков, любителей лёгкого барыша. Всего набралось человек двадцать, не считая Игната с Агеем, коих он с собой решил взять лишь для того, чтоб те ему дорогу показали, да к горе привели, где Иван-Огонёк обитает.

В сей же час, наварив заговорённого зелья, для своих подлых дел, и призвав негодяев-лиходеев им нанятых, он тем же утром отправился к тому заветному ручью с водицею чистой, что в горах течёт. Дойдя до горы, в чреве коей в тот момент безмятежно спали ничего неподозревающие Митяй и Огонёк, охотнички-наёмнички расположившись полукольцом у её подножия, заняли позиции для нападения.

А Ефрем, хитрый колдун, неслышно подойдя к ручейку, спрятался в кустах. И, взяв склянку с зельем наизготовку, стал ждать, когда Иван-Огонёк проснётся да к источнику подойдёт воды напиться. Однако вопреки его ожиданиям из пещеры вдруг вышел Митяй. Он только что проснулся, и громко фыркая спросонья, потягиваясь, отправился к роднику. Ефрем, ещё даже не видя Митяя, но слыша, что кто-то шумно пробирается, подумал это Иване-чудище. Вытянул руку с зельем из-за кустов и выплеснул содержимое склянки в воду. И как раз в этот момент к источнику подошёл Митяй, да тут же начал пить. И так совпало, что зелье с первых же глотков попало ему в рот.

Испив водицы перемешанной с зельем и омыв ею лицо, Митяй ничего, не заподозрив, отправился обратно в пещеру будить Огонька. Они сегодня как раз собирались лететь к Марфе с Алёночкой, и рассказать им всё о случившимся. Тем более что Митяй накануне уже договорился с любимой о том, что они утром встретятся.

И теперь ему после столь долгой ночи раздумий и разговоров казалось, что с момента их последней встречи прошла целая вечность. За эти часы он так соскучился по Алёнке, что был готов, немедленно бросив всё, бежать к ней, к своей единственной, к своей любимой лапушке. И лишь только долг дружбы и порядочности останавливал его от такого скоропалительного действия. Ведь он был нужен Огоньку. А тот до сих пор ещё не мог прийти в себя от известия, что он не просто разумное чудище, а обращённый в него человек, да к тому же наделённый семьёй.

Митяй, сражённый зельем, успел дойти лишь до входа в пещеру, и даже одной ногой переступил через порог, но тут вдруг резко почувствовал головокружение и сковывающую боль. Он что есть силы, окликнул Огонька и рухнул на камни. Однако и этого оклика было достаточно, чтобы Огонёк мигом проснулся и стремглав выскочил наружу. Увидев лежащего на камнях Митяя, он мгновенно подхватил его и приподнял.

— Что с тобой? Кто это тебя так? — только и успел произнести он, как на него тут же со всех сторон бросились наступать охотники. Однако задумка Ефрема была исполнена не до конца, ведь он-то хотел усыпить Ивана-Огонька, а вместо него уснул Митяй. Колдун даже и не успел предупредить своих сообщников, что он подлил зелье не тому кому надо, как они не разбираясь, кто там что выпил, и не дожидаясь команды Ефрема в надежде на лёгкую поживу налетели на Огонька.

Каждый хотел первым поразить его, чтоб получить желанную награду — мешок золота, обещанный колдуном. Они-то глупцы в надежде на то, что сейчас уснет Огонёк, думали, легко справятся с этой задачей. И окружив его со всех сторон, тыча в него баграми да копьями, кинулись в атаку.

— Да что вам надо-то от меня,… я же вас не трогаю,… людей я не ем,… посевы не травлю! Живу в сторонке тихо и спокойно! Да вы даже ничего не знаете обо мне! — не желая причинять вреда охотникам, пытаясь их образумить, восклицал Огонек, при этом ещё держа на руках беспомощного Митяя. А те всё никак не унимаются, пуще прежнего в него баграми целятся, ждут, что он сейчас, как и богатырь Митяй, свалится. И тут растолкав всех охотничков, неожиданно вперёд вышёл Ефрем.

— Ну, ты чудище лесное!… помнишь меня, иль нет? Опять на моём пути встал!… не даёшь мне над людишками власть взять! — закричал он Огоньку, давая тому понять, что знает, кто он на самом деле.

— Помню-помню! Так это ты злобный колдун свору собрал, да на нас напал! Всё никак успокоиться не можешь,… сделал из меня, из честного человека, чудище, а теперь что же,… в червя превратить желаешь? Ну что же,… пусть так! Видят небеса, я боя не хотел, но ты меня сам вынуждаешь! — увидев Ефрема и сразу определив, кто его настоящий противник, ответил ему Огонёк, и аккуратно уложив Митяя за порог пещеры, вышел на круг и приготовился отражать нападение охотников.

Охотники, тут же все разом, замахнувшись копьями, метнули их в него. Огонек, мгновенно подлетел вверх и пропустил копья под собой. Копья, пролетев мимо него, попали в охотников стоящих напротив, при этом ранив нескольких из них. Раненые охотники с дикими воплями, стонами и жуткими гримасами на лицах свалились наземь, и стали корчится от боли.

— Дурачьё, да он же специально так встал! Вы что не видите куда стреляете!? — разъярённо закричал колдун, и сам, схватив багор с острой зазубриной, метнул его в Огонька. Огонёк же, легко взмахнув хвостом, лихо отбил багор, забросив его далеко в чащу.

Что же тут сразу началось. Озлобленная толпа охотничков в едином порыве кинулась на Ивана-Огонька стараясь достать его, кто багром, кто копьем, а то и мечём. Реакция Огонька была мгновенной. Он, чуть изрыгнув пламя, дунул им поверх голов наступающих. Эффект был ошеломляющий. Опалив себе макушки шапок и копий разбойнички, оторопев, попадали и вжались в землю. Лишь стоявший поодаль Ефрем остался держаться на ногах.

— Да вы что повалились, трусы!?… он же вас только пугает!… видите, он даже ни в кого не попал! А ну вперёд бездельники, а то никто из вас не получит золота! — вскричал он, и его последняя фраза возымела своё действие. Охотники, соскочив с земли, с ещё большим рвением бросились на Огонька.

Конечно же, он бы мог не биться и свободно улететь, но тогда получилось бы, что он оставил им на растерзание Митяя. А мысль о том, что разбойники могли бы сделать с его другом, коробила его, поэтому выход был только один, принять бой. И он бесстрашно вступил в схватку. Как бывший солдат Огонёк прекрасно знал тактику боя, но применял её осторожно, не желая причинить лишнего вреда атакующим. Он не ставил себе целью поразить своих врагов насмерть, нет, он этого абсолютно не хотел. Ведь он прекрасно понимал, что это тоже люди и, нападая на него, они просто заблуждаются.

Толстая кожа и прочная чешуя надёжно защищали его от мощных ударов колющего оружия. А поэтому он больше старался обороняться, аккуратно расталкивая всю эту свору злобных глупцов по разные стороны. Притом не ломая им костей и не калеча их. Почуяв такое его поведение, охотнички осмелели и, проявляя не дюжее упрямство, выкрикивая всякие мерзости-гнусности, стали атаковать, с ещё большей силой выискивая у него уязвимое место. А таким местом была его змеиная шея.

Всячески увёртываясь и меня цвета, а то и становясь невидимым, он, стараясь не подпускать никого к шее, осторожно, дабы ненароком не замять людей пятился спиной к скале. А в это время Ефрем бормоча себе под нос, страшное заклинание целился из серебряного лука заговорённой стрелой прямо в его большие глаза. Заметив такую хитрость колдуна, Огонёк, изловчившись с грациозностью хрупкой лани, увернулся от выстрела. Стрела, ударившись о скалу, упала прямо у порога пещеры.

— Ах ты, змий вертлявый! — заорал на него не своим голосом Ефрем и от досады, что не попал, с размаху бросил в Огонька лук. И не успел лук ещё коснуться земли, как Ефрем прямо на глазах у всех начал приобретать очертания дикого вепря. Резко увеличился в размерах, сделавшись ростом с деревенскую печь. Тело его и руки покрылись жёсткой шерстью, изо рта вылезли кривые клыки, а сам рот превратился в пасть.

— Загоняй его на меня! Ослепить его! Копьё мне! Покончить с ним! — взревел Ефрем превратившись в вепря и, выхватив из рук замешкавшегося охотника пику, замахнулся ей на Огонька. Разбойнички, увидев в кого, превратился их предводитель, на мгновение ошалели и даже перестали кричать. Но вдруг в этой наступившей тишине откуда-то из чащи раздался девичий крик.

— Митяй!… Митяюшка!… — это кричала Алёна. Она, не дождавшись любимого, почуяла неладное и поспешила в лес, к Огоньку желая разыскать своего Митяюшку. Девичье сердце вещее и знает где надо искать любимого.

— Ага, вот я тебя сейчас!… — злорадно воскликнул Ефрем-вепрь и рванулся к Алёнке навстречу.

— Беги Алёночка! Беги доченька! — отбиваясь от вражеских багров и пик закричал Иван-Огонёк, и рьяно бросился ей на помощь. Но было поздно, проворный колдун, обретший новый вид ужё схватил Алёнку и потащил её к скале.

— Иди сюда девица, иди сюда красавица… — ехидно шипел он, толкая сопротивляющуюся Алёнку вперёди себя.

— Ну что чудище солдатское, сдаёшься?… или же я сейчас одним ударом лишу её жизни!… — завопил колдун и для убедительности своих злодейских намерений взял меч у стоявшего рядом разбойника.

— Смотри, что я сейчас с ней сделаю!… — опять вскричал он и поднёс острое лезвие меча к белоснежной шее, побледневшей от ужаса Алёны.

— Да что же ты делаешь-то!? Не смей её трогать!… отпусти ребёнка! Ведь у тебя же у самого дочь есть,… а если бы с ней также поступили?… — пытаясь урезонить его, в отчаянье закричал Огонёк.

— Какая такая дочь? Уж не Медея ли?! Дурачьё, ведь это же мною убиенного, братца Нефёда, честного купца, дочь! Я её и выдал за свою! Ха-ха,… да нам колдунам такая обманка только и нужна, а вы недотёпы и попадаетесь на эти уловки! Так что жалеть твою дочь Иван-солдат я не стану!… считаю до трёх и снесу ей голову!… — в ответ заявил колдун и взмахнул мечом.

— Всё хватит! Воля твоя! Хочешь, убей меня, хочешь в червяка преврати, но только Алёночку-доченьку отпусти! — окончательно престав сопротивляться, воскликнул Огонёк. Охотнички тут же словно мухи облепили его и начали верёвками вязать.

— Отец! Так это ты мой отец?… да как такое, возможно? услышав всё, выкрикнула Огоньку Алёна.

— Да, так и есть,… но не по своей вине я стал таким,… это всё он виноват,… он меня за службу мою честную в чудовище заколдовал,… чтоб я людей пугал да ему не мешал… — откликнулся её отец-Огонёк, глядя в родные глаза дочери.

— А ты и не знала?!… вот так веселье! Ха-ха-ха! Моя взяла! Быть твоему отцу червяком! — задрав к верху свою страшную кабанью голову, злобно изливался диким хохотом колдун.

И вдруг в этот момент, едва он на секунду отвёл свой меч от Алёны, стрела, та самая выпущенная им заговорённая против колдовства стрела, пронзила его тело. Вмиг изогнувшись словно червь, нанизанный на крючок, он свалился у ног Алёночки и, дрожа всеми чреслами, как бесхребетный слизень, тут же стал превращаться в бурую пахнущую болотом массу.

— Никто не смеет угрожать моей невесте! — подняв над головой тот самый серебряный лук, стоя у выхода из пещеры, громогласно воскликнул Митяй. А это был именно он. И солнце, отражаясь в серебре его лука, хлестнула ярким блеском по глазам опешивших разбойничков. Так уж получилось что Митяй, очнувшись от колдовского зелья, и оставаясь в пещере незамеченным, сначала подобрал серебреный лук с заговорённой стрелой, а потом, улучив момент, выстрелил из него в злодея. И как раз вовремя.

Его выстрел был настолько меток и удачен, что стрела, попав в колдуна, пронзила его насквозь и лишила защитных колдовских чар, тут же превратив в ничтожество. Злодей растаял как туман, а вместе с ним ушли и его заклинания со злобными наветами. Алёнка и Митяй бросились на встречу друг к другу. А видевшие как их предводитель колдун растворился, охотнички — разбойнички, отойдя от обуявшего их оцепенения, мгновенно бросились врассыпную. Да так рьяно, что их после этого никто и никогда более не видел.

Огонёк же скинув с себя верёвки, кои успели набросить на него злодеи, вдруг стал быстро уменьшаться. Чешуя с него осыпалась, хвост отпал и испарился, а из крыльев и лап сразу появились руки и ноги. Вместо звериной кожи да чешуи чудища, на нём новая одежда, воина русского очутилась, и так ему в пору пришлась, что он только диву дался. Вот и превратился Огонёк опять в Ивана солдата. Тут уж и Алёнка его сразу признала. Она хоть и маленькая была, когда он исчез, а ведь всё равно помнила его, потому как очень любила отца-батюшку. Стоят они все втроём обнялись, радуются, а тут из соседних кустов Агей с Игнатом на карачках выползают. Они-то по трусости своей весь бой так в кустах и просидели.

— Ой, прости нас брат,… прости солдат,… и ты не держи на нас зла Алёна,… мы как во сне всё это время были,… все его приказы выполняли, сами себя не чуяли… — каются они, прощенья просят.

— Ну, то-то же,… хорошо прощаем мы вас! Только вы теперь же отправляйтесь к матушке с батюшкой, и накажите им, чтобы они тут же шли в дом к Марфе, матери Алёниной и ждали нас там! А мы чуть погодя явимся к ней да свадьбу нашу с Алёнкой справлять начнём! Вы тоже там будьте и гостей честных приводите! — на радостях, тут же простил братьев Митяй. Облобызались они по-братски, слезу пустили, да Агей с Игнатом быстрей домой с доброй вестью побежали.

А счастливые Алёнка с Митяем и Иван-солдат пошли народ на свадьбу созывать, да к Марфе его провожать. Ну а потом конечно и свадьбу устроили, да такую весёлую, что во всём свете не сыскать. Кого только на ту свадьбу не пришло, да почитай весь посад с его околотками собрался. И ни день, ни два гуляли, а три месяца подряд и то не хватило. Вот сколько счастья да радости у народа накопилось…

Конец

Сказка о прекрасной балерине Анастасии и её дочери чудесной Арише

1

Всё то, о чём дальше пойдёт речь началось в те памятные времена, когда пожар французской революции ярко вспыхнув своим всёпоглощающим пламенем, возвёл простого младшего лейтенанта от артиллерии Бонапарта в чин бригадного генерала и сделал его главнокомандующим Итальянской армией. Как раз после этого самого возвышения, будущий император Франции, повёл свои войска победоносным шествием по бескрайним полям Европы. Но лишь до тех пор, пока в 1812 году он не споткнулся о Россию-матушку. Впрочем, это его катастрофическое поражение ещё только будет, а пока генерал Бонапарт успешно продолжает свою блестящую военную карьеру на европейских полях сражений.

И вот что интересно, именно в это же время в Москве на сцене Большого Петровского театра Медокса начала своё невероятное восхождение на балетный Олимп очаровательная и талантливая танцовщица Анастасия Чъкова. Сегодня она впервые вышла в главной партии на столь именитые подмостки. И это событие стало для неё наиважнейшим достижением в череде карьерных побед.

Однако, обо всём по порядку. Все свои юные годы, начиная с того судьбоносного дня, когда она, случайно в пять лет попала на настоящий балетный спектакль, Настя мечтала об этом феноменальном и долгожданном успехе. И это вполне понятно, ведь родившись в пропитанном приключениями, морем и романтикой столичном городе Санкт-Петербурге в интеллигентной семье творческих людей, маленькая Настя росла в обстановке духовного обожания и любви к изящным искусствам. Её отец Юрий Фёдорович Чъков в чине коллежского асессора служил советником при Императорской Академии художеств, и тут же, в академии, преподавала её мама, Чъкова Тамара Владимировна. Все эти обстоятельства вкупе, вызывали у Насти сильнейшею тягу к прекрасному искусству танца, и в конечном итоге сподвигли её пойти учится в балетное училище.

Так началось её знакомство с различного рода «плие», «батманами» и «антраша». Первые годы своей учёбы, усердно занимаясь, Настя, превосходно освоила все азы балетной школы. А уже в шестнадцать лет уверенно исполняла первые партии в самых сложных спектаклях Петербуржского театра. И всё же её мечтой была работа в Большом Петровском театре в Москве. Ей непременно хотелось принять участие в постановке балетов именно там, в этом кладезе мастерства и опыта, где властвовал прославленный балетмейстер и хореограф Владимир Васильев. Но прежде чем это сбылось, произошёл один случай, который стоит отметить особо.

2

Как-то однажды осенью в Санкт-Петербург на спектакль, в котором Анастасия в очередной раз была задействована в главной партии, явился некий приезжий из Москвы. То был человек среднего возраста, незначительной внешности, но с большими претензиями ценителя женской красоты, повеса и жуир Протас Собак. В тот вечер Анастасия, досконально зная столь обожаемую ею партию, просто-таки удивляла почтенную публику своим изысканным мастерством и грациозным исполнением. Не восхищаться ей было невозможно, она блистала. Увидев Анастасию на сцене, Протас в ту же секунду сражённый её харизмой, решил, что немедленно должен покорить эту невероятно прекрасную балерину. Имея в своём арсенале изощрённые манерные штучки светского сибарита, он тут же принялся действовать.

А меж тем, ничего неподозревающая Настя, закончив своё фантастическое выступление, покинула сцену и, под громогласные выкрики «Браво» вперемешку со шквалом аплодисментов, устало удалилась в свою гримёрную комнату. Уединившись, и устроившись поудобней на любимом диванчике, она и представить себе не могла, что какой-то бесцеремонный московский нахал ворвётся к ней и нарушит её уединение. Будучи завсегдатаям театров, зная закулисье и обладая пронырливым, гнусным нравом, Протас быстро нашёл заветную дверь в гримёрку Анастасии и, не соизволив даже постучаться, оттолкнув прислугу, влетел в неё. Самонадеянно считая себя непревзойдённым красавцем, он и не сомневался, что балерина тотчас же ответит ему взаимностью и встретит, как спасителя. Но негодяй глубоко заблуждался. Дерзко проникнув в комнату, злодей вмиг набросился на спокойно отдыхавшую Анастасию.

— О, ты была сегодня божественна!… я полюбил тебя дорогая, и ты немедленно должна стать моей, и только моей!… — бешено раздувая ноздри, вскричал он и, схватив Настю за плечи, возжелал тотчас поцеловать её. Ловко по-балетному выставив перед ним ногу, Анастасия с силой оттолкнула наглеца. Не ожидая такого отпора, хам отлетел в сторону, и едва не ударился головой о противоположную стенку.

— Да ты что себе позволяешь, нахал!… мало того что без приглашения посмел ввалиться ко мне, так ещё и с претензиями! Ну, это уж слишком,… изволь выйти вон пройдоха!… — вмиг взяв инициативу в свои руки, строго потребовала Настя. Невзирая на свою внешнюю мягкость и нежность, она, с детства имея подобающее дворянам приличествующее воспитание, умела за себя постоять. Потерпев такой конфуз, Протас прямо на глазах переменился, и не в лучшую сторону.

— Ах, ты взбалмошная актриска!… да как ты смеешь мне, светскому человеку отказывать!… — вскочив с пола и сжав кулаки, взревел он. Ну а как же иначе, ведь он-то со всем своим раздутым самомнением и гордыней думал о мгновенной уступчивости дивы, а тут вдруг, вот так запросто, лёгким движением дамской ножки он был повержен ниц. И уж теперь разъярившийся повеса жаждал немедленного отмщенья. Он был готов с яростью отвергнутого любовника, набросится на хрупкую балерину.

— Я сказала тебе, пошёл вон!… — заняв оборонительную позицию, совершенно не паникуя, спокойно, с достоинством повторила Настя. И кто знает, чем бы закончилось это противостояние, если бы в дверь не постучались.

— Войдите!… — громко и уверенно произнесла Анастасия. В гримёрку тут же, внося перед собой большой букет белых роз, вошёл высокий седовласый мужчина средних лет стройного телосложения.

— Поздравляю! Это был восхитительный спектакль!… — широко улыбаясь, воскликнул вошедший и склонился в элегантном поклоне.

— Мы ещё не закончили,… как-нибудь встретимся… — мерзко усмехнувшись, злобно прошипел Протас, и, изогнувшись, словно пронырливая змея выскользнул вон из гримёрки.

— Непременно!… — парировала Настя, открыто радуясь исчезновению непрошеного гостя.

— Я быть может не вовремя?… — опуская букет уже было потупился седовласый посетитель.

— О нет! Наоборот, вы как нельзя кстати!… — приветливо улыбнулась ему Настя и слегка кивнула.

— Ну что ж,… тогда разрешите представиться,… я Васильев Владимир Викторович,… московский балетмейстер и хореограф. И прошу заметить, я в Петербурге лишь исключительно за тем, чтобы взглянуть на ваш танец, Анастасия… — обаятельно, и без особых церемоний, скорее по-дружески, чем официально, отрекомендовался он. И да, это был тот самый знаменитый и прославленный Васильев.

— Невероятно, вы здесь!… а я так желала с вами познакомиться!… — чуть от радости по-детски не захлопав в ладоши, воскликнула Настя и сейчас же принялась рассказывать гостю о своих давних мечтаниях. Не обращая внимания ни на время, ни на усталость, ни на что иное, быстро обнаружив, друг в друге родственные души, они практически сразу перешли на «ты» и проговорили почти до самого утра. Тут-то всё и решилось. Настя ответила уверенным «да» на приглашение Васильева переехать в Москву, тем самым начав осуществлять свою заветную мечту — танцевать на сцене главного театра её жизни.

Так, всего за один вечер, Настя приобрела себе замечательного друга-наставника, и, к сожалению, в лице гадкого повесы Протаса, заполучила злейшего врага. И хотя неприятный осадок от наглого вторжения хамоватого московского визитёра ещё некоторое время преследовал её, всё же она смогла забыть о случившемся и полностью отделаться от неприятных ощущений. Ведь, по сути, его вторжение было незначительным пустяком, по сравнению с тем, что ждало её в Москве. Какое будущее, какие перспективы, и какие невероятные возможности открывались перед ней. И с того знаменательного вечера в творческой судьбе Анастасии началась новая веха, веха чудесных перемен и великих свершений.

3

Переезд произошёл быстро и безболезненно. Тепло распрощавшись с родителями, Настя, спустя всего три дня уже активно обживалась на новом месте. На мелкие бытовые неурядицы и некоторую неустроенность с жильём она не обращала никакого внимания, главное, её мечта сбылась, сегодня она впервые танцевала на сцене Большого Петровского театра. Быстро найдя общий язык с другими участниками актёрской труппы, Настя стала всеобщей любимицей. Давно уже в театре не было столь молодой и талантливой балерины. Как оказалось выбор Васильева неслучайно пал на Анастасию. Ровно год назад труппу театра, отбыв в дальнюю заграницу, соблазнившись большими гонорарами, покинула ведущая танцовщица. И с тех пор Васильев с тоскою в сердце искал ей замену. Но, увы, сколько бы театров он не обошёл, достойной кандидатуры так и не нашлось. И вот сейчас, год спустя, наконец-то, театр получил новую приму. Такого ажиотажа со стороны публики уже давно не было.

Город гудел, словно улей, обсуждая дебют юной балерины. Вся Москва пестрила афишами, в коих говорилось о новых невероятных постановках Большого Петровского театра с участием восходящей звезды сцены Анастасии Чъковой. Зритель валом валил на представление, не считаясь ни с какими препонами. А ведь меж тем уже наступила зима, и к новогодним праздникам предполагались сильнейшие морозы. Так что канун Нового Года публика встретила во все оружия, переодевшись в тёплые шубы и дохи. В то же время в театре, где к той поре уже вовсю блистала Настя, был устроен торжественный бал посвящённый грядущему празднику. Приглашённых гостей собралось невероятное множество, и все как на подбор важные лица. Также гостями этого роскошного бала, помимо сугубо гражданских лиц, стали боевые офицеры, настоящие гусары-гвардейцы.

И вот уже в их числе на бал прибыл замечательный, героический человек, неоднократно принимавший участие во многих победоносных военных кампаниях, полковник лейб-гвардии кавалеристского полка князь Егор Бровин. Однако, невзирая на столь громкий чин и заслуги, это был молодой человек лет двадцати восьми. Будучи высокого роста с изрядно правильной гусарской выправкой офицера, он производил ошеломляющее впечатление на окружающих дам. Его чёрные, словно перо ворона волосы, с лёгкой проседью на висках, в сочетании с зажигательно-лазурными глазами, заставляли учащённо биться их нежные сердца. А его белоснежная, блуждающая, не то ухмылка, не то улыбка, эффектно подчёркнутая пушистыми и как полагается по-гусарски закрученными вверх усами, делала его портрет вообще неотразимым. Впечатлительные и легкомысленные дамы московского общества, со свойственной им фантазией, именно с такой улыбкой и представляли себе князя идущего на врага, и непременно с ней же побеждающего в бою.

Ох уж эти прелестные московские барышни-простушки, порой их фантазии превосходят все мыслимые и немыслимые пределы. А повстречав князя на балу, многие благовоспитанные дамы были готовы сдаться ему тут же и без боя, уж настолько сильный эффект он на них производил. Но надо отметить со всей серьезностью, что полковник, являясь человеком благородных кровей, никогда не злоупотреблял тем магическим влиянием своей внешности, какое оказывалось на женщин. Барешен он справедливо уважал, и никогда не доводил дело до щекотливого момента. Как и надлежит отпрыску славного княжеского рода, Егор обычно по окончании встречи, которые у него иногда случались, скромно откланявшись, покидал спутницу, не давая поводов для грязных сплетен. А потому у него была безупречная репутация честного и порядочного человека, что только ещё больше подогревало к нему интерес со стороны женского пола, и вызывала сладкие мечтания.

Но подобные девичьи грёзы нисколько не заботили князя, он был верен себе и, похоже, ещё какой-то загадочной тайне. В обществе поговаривали, что в одной из азиатских военных кампаний, у него случился душераздирающий роман с прелестной княжной восточного царства, в котором тогда квартировался его полк. Однако по прошествии месяца этот роман закончился ничем. То ли княжна бросила его, то ли у неё внезапно объявился муж, никто толком ничего не знал, а в результате полковник, изрядно настрадавшись, вернулся на Родину и, сохранив доброе отношение к женщинам, старался их избегать.

И вот эдакий стойкий и холодный к дамским чарам человек сейчас находился на балу. Гордо ступая по дубовому паркету, небрежно чеканя шаг, Егор, с ухмылкой покручивая усы, оглядывал окружающих его гостей. Князь на светских балах был человеком известным. Дамы как всегда охотно улыбались, а мужчины в знак приветствия кивали головой. Обойдя, таким образом, весь зал он в привычном одиночестве занял угловое место у столика с закусками и горячительными напитками. Его армейские приятели, с которыми он пришёл на бал, давно уже сойдясь с миловидными дамочками из общества, заняли места у круга, и шутливо балагуря, приятно попивали шампанское. Но вдруг подали знак, и грянула музыка. Под бравурные звуки мазурки, кавалеры, ангажируя дам, немедля ринулись танцевать. И уже вскоре настроение радости, веселья и праздника царило в каждом уголке зала.

4

Князь Егор как прекрасный танцор, всего за полчаса успел стать участником двух туров вальса. И уже было начал, готовился к третьему, как вдруг боковая дверь рядом с тем местом, где он в тот момент находился, отворилась и из неё робко ступая, вышла обворожительная девушка необыкновенной красоты. Для Егора её появление стало подобно схождению ангела с небес. Сердце его вмиг замерло, словно боясь своим стуком напугать это виденье. Руки князя бессильно опустились, и он безмолвно застыл не в силах оторвать от девушки взгляд. Разумеется, этой девушкой была Анастасия. Только она могла произвести столь яркое впечатление.

Не совсем привыкшая к таким пышным приёмам, она, стараясь, особо не выделятся, оделась скромно, неброско, но выразительно. На ней было изящное шёлковое нежно-розовое платье с легкой гипюровой накидкой, что лишний раз подчёркивало её молодость и свежесть. Войдя в зал, она тут же остановилась, ища взглядом хореографа Васильева. Ныне став ей наставником во всём, он теперь уже должен был быть здесь и встречать её. А так оно и получилось. Васильев, мгновенно объявившись, быстро подошёл к Анастасии и, взяв её за руку, демонстративно провёл перед собой.

— Ну, покажись, покажись,… ах, какова! Да ты прекрасна!… — изумившись её такому простому и в тоже время исключительному одеянию, восхитился он. Тут уж и пришедший в себя Егор, прикрыв рот тыльной стороной ладони, громко кашлянул, давая понять Васильеву, что он тоже здесь, стоит рядом.

— Ба, князь,… и вы тут!… — изобразив некоторое удивление, шутливо вскликнул хореограф, — Настя дозволь тебе представить князя, Егора Александровича Бровина!… храброго полковника, воина кавалериста, и незаурядного ценителя балета… — всё также с улыбкой отрекомендовал он гусара. Егор сразу как-то замялся, сконфузился, ведь на самом деле он ни разу не был, ни на одном спектакле с участием Насти.

— Ну, в отношении балета,… это конечно громко сказано,… скорее я начинающий любитель… — совсем уже растерявшись от такого знакомства, попытался оправдаться князь. Но ему вдруг стало так неудобно за свою неосведомлённость, что он потупился и притих, — о, боже,… какой же я осёл… — пронеслось у него в голове. Настя, быстро сообразив, в чём дело, устранила это неловкое положение.

— Ну, будет вам Егор Александрович,… полковник, а так смущаетесь,… давайте-ка я вас лучше приглашу на свой спектакль… — неожиданно предложила она, тем самым приведя князя в привычное для него состояние.

— О да, конечно,… я с превеликим удовольствием!… — вмиг ответил он, и сердце его из замедленного состояния перешло на бешеный ход, загоняв кровь по жилам так, что у него, наверное, первый раз в жизни на щеках проступил румянец влюблённого юноши. И такая перемена на лице гусара не укрылась от внимательного и опытного взгляда Васильева.

— О, простите друзья,… у меня дела!… вынужден покинуть вас,… но зато, Настенька, я точно знаю, что с князем ты не заскучаешь!… ему здесь всё и все известны, он тебя развлечёт!… — понимая, что любви лучше не мешать, быстро отчеканил хореограф и элегантно откланявшись, поспешил ретироваться. Молодые, оставшись одни, замолчали, и стоя друг напротив друга, глядя глаза в глаза, начали постепенно вникать в происходящие с ними перемены. Анастасия, заворожено всматриваясь в голубые глаза князя, всё больше и больше проникалась к нему трепетными чувствами, при этом осознавая, насколько нежен и обаятелен по своей сути этот с виду суровый человек.

Сам же князь уже и не сомневался, что полностью влюбился в эту обворожительную девушку, утонув в её чарующем изумрудном взгляде. Светлые, пшеничные, локоны, аккуратно уложенные в очаровательную причёску, не давали ему никакой возможности остаться равнодушным к их хозяйке. Егор так и представлял себе, как эти роскошные пряди будут вольно развиваться на ветру в прекрасные минуты конной прогулки. Его воображение уже рисовало ему, как они с Настей помчаться на вороных скакунах вперёд, вдаль, навстречу свежему ветру. Князь уже не мог остановиться в своих поэтических грёзах. Дальше — больше. Сквозь пелену предчувствий он отчётливо увидел, как Настя своими алыми губами начнёт целовать их навороженное дитя. А он станет защищать и заботится о них. Отчего-то Егор был уверен, что первой непременно будет девочка, такая же милая и обаятельная, как и её матушка.

Но вдруг их затянувшийся молчаливый диалог прервала чудесная музыка. Начался тур восхитительного Венского вальса. И молодые люди, не сговариваясь всё также молча, повинуясь какому-то внутреннему зову, принялись танцевать. Кружась в едином порыве, перебирая ногами в такт мелодии, согласованно двигаясь по зале, они всем своим вызывающим видом, явно заявляли — смотрите, появилась новая пара влюблённых. Многие гости, сразу осознав это, замерли от восторга, и, отставив все дела, взялись наблюдать, как блестяще танцует князь и юная прима, безукоризненно выполняя все па вальса.

Присутствующие мгновенно поняли, что прямо здесь, сейчас, на их глазах рождается новый многообещающий союз двух исключительно талантливых людей — неординарной балерины и отважного воина. А Егор и Настя, не замечая никого вокруг, всё кружились и кружились, не собираясь останавливаться. Им даже и музыка не нужна была, настолько проникновенно они чувствовали друг друга. Слившись воедино, влюблённые были готовы танцевать хоть вечность, лишь бы им быть вместе. Однако весёлый Венский вальс быстро закончился, и оркестр заиграл медленный полонез. Влюблённые остановились, и Егор, взяв Анастасию под руку, проводил её в зимнюю оранжерею, расположенную тут же неподалеку, в соседнем зале.

— Какой великолепный вальс,… мне казалось, он никогда не кончится… — взволнованно дыша, молвил князь, и нежно приподняв Настину ладонь, поднёс её к своим губам. Настя даже и не подумала противиться такой его вольности, хотя по этикету, на поцелую руки нужно было дозволение дамы.

— О да,… это был замечательный танец… — ласково поправив непослушный завиток его вороных волос, любезно ответила она. И от этих трепетных прикосновений молодым людям окончательно стало ясно, что им уже никогда не быть порознь. Любовь, которая всего какой-то час назад робко тронувшая их горячие сердца, теперь со всей мощью вырвавшейся на свободу птицы полностью завладела их чистыми душами, поселившись там навсегда. Поток прекрасных ощущений лавиной обрушился на их сознание, и, не собираясь ни на мгновенье останавливаться, уносил влюблённых в чудесный мир счастливых иллюзий. Это было начало, пожалуй, самых чистых отношений на свете.

А дальше всё развивалось с невероятной быстротой. Не прошло и трёх месяцев, как на приближающуюся святую Пасху, не без участия ставшего им покровителем Васильева, была назначена свадьба. Дабы не вызывать в городе лишних кривотолков и досужих разговоров её решено было сделать скромной и по-домашнему уютной. Приглашены были только близкие к балетному сообществу люди и несколько полковых товарищей жениха. Из Санкт-Петербурга прибыли родители Анастасии, а из пригородного имения князей Бровиных привезли престарелую матушку Егора и его нянюшку. Отец же Егора на то время занедужил и приехал гораздо позже. Венчались в небольшой, недавно отстроенной церкви Вознесения на Гороховом поле. Свадьба удалась на славу, всё было устроено так, как и желали молодые. Московское культурное общество восприняло сию новость благожелательно и в адрес молодожёнов поступило множество искренних поздравлений.

5

И всё бы хорошо, но вскоре пришло горестное известие, в коем сообщалось, что каналья Бонапарт затеялся воевать с союзническими странами России, и нашим войскам требовалось срочно отбыть на помощь друзьям. Князь Егор, будучи человеком военным тут же подчинился приказу, собрался и отправился на войну с проказником Наполеоном. Так началась первая разлука молодожёнов. Однако долго тосковать и печалиться не пришлось. Пролетело совсем немного времени со дня отъезда князя и Анастасия, как-то утром собираясь на репетицию, вдруг отчётливо поняла, что у них будет ребёнок. Радость, бесконечная радость охватила душу юной балерины. Пошёл отсчёт дней в ожидании появления малышки.

В театре же поднялся настоящий переполох. Васильев предпринял всяческие меры, связанные со столь щекотливым положением, и должным образом перестроил репертуар. К тому времени Анастасия была занята в большинстве спектаклей, так что от части самых трудных партий пришлось отказаться. Но это нисколько не повлияло на посещаемость театра, люди по-прежнему рекой текли на её выступления. Артисты труппы, так полюбившие Настю, со своей стороны всячески поддерживали её, и старались помогать ей даже в самых незначительных мелочах. Всё шло просто превосходно в этом радостном ожидании дитя, и лишь одно удручало будущую маму — отсутствие князя Егора.

На посланную в полк, где служил Егор, депешу ответа не последовало. Оставалось только гадать, в какой стороне он находится и как у него дела. Меж тем война, разгоревшаяся в Европе, получила затяжной характер. Вояка Бонапарт с упорством бывалого солдафона всё больше и больше вторгался на территорию сопредельных государств, ведя практически непрерывное наступление. Но вот однажды вечером в дверь Настиного дома постучали. Старая служанка неспешно отворила. На пороге держа в руках пакет, стоял военный нарочный кавалерист.

— Письмо для Анастасии Чъковой, от мужа!… — кратко произнёс он и, поправив доломан, передал пакет. Что тут сразу началось. Настя, услышав про послание, мигом очутилась в прихожей и, не дожидаясь пока ей подадут почтовый нож для открытия писем, руками разорвала пакет. Невероятное волнение охватило её при прочтении письма возлюбленного. В нём Егор уведомлял, что несказанно рад доброй вести о скорейшем появлении дитя и как только выдастся хоть какая-то возможность, он незамедлительно прибудет в Москву. Так же он сообщал, что чувствует себя прекрасно и даже отписал о том, что в последнем бою они изрядно намяли бока наполеоновским войскам.

— Ах, ну как он там?… ведь наверняка не бережёт себя!… лезет напропалую… — прочтя письмо, обратилась она к нарочному гусару, которого уже со всеми почестями препроводили на кухню и, усадив за стол, оставили на ужин.

— О нет, что вы,… полковник очень осторожен и внимателен,… притом не только к себе, но и к солдатам,… в полку его за это любят и берегут. Не далее как на той недели я видел его, и он чувствовал себя превосходно… — степенно располагаясь за столом, ответил посланник.

— Ох, расскажите ещё что-нибудь о нём,… я очень прошу вас!… — чуть ли не взмолилась Настя.

— Ну, хорошо,… почему бы и нет… — отозвался нарочный, и с удовольствием тут же опрокинув поданную ему чарку рома, с усмешкой крякнув, поправляя усы, начал свой долгий рассказ. Настя затаив дыхание, обратилась в слух. Весь вечер она не отходила от гусара и с интересом слушала всё новые и новые подробности о походной жизни своего ненаглядного Егорушки. Служанка Глаша только успевала подливать раздухарившемуся посланнику крепкий гусарский ром. А его рассказ всё продолжался и продолжался. Лишь далеко за полночь его красноречие иссякло, и он, откланявшись, удалился. Тогда Настя заперлась у себя в комнате и ещё не один раз перечитала дорогое ей письмо.

6

Время летит быстро, день за днём, неделя за неделей, и вот так, как-то незаметно, с того памятного вечера пролетело уже несколько месяцев. Но, увы, за весь этот срок от князя более никаких вестей не поступало. И Настя, оставшись лишь вдвоём со старой служанкой, опять стала сильно волноваться за любимого и отсчитывать каждый день с момента их разлуки. Близилась золотая осень, сентябрь набирал силу, радуя жителей города своими погожими деньками. Всё шло как нельзя лучше, но вдруг однажды, в один из таких чудесных дней, Настя вдруг резко ощутила первые признаки появления дитя. Начались схватки. Тут же прибежала служанка, немедленно был вызван доктор и его помощница медсестра. В доме мгновенно воцарилась та напряжённая атмосфера, какая бывает только в таких случаях.

Забурлила подготовительная суета. На кухне загремела какая-то посуда, дворник растапливал на всю катушку печь, медсестра срочно грела воду. А служанка Глаша, озабоченно снуя из комнаты в комнату, готовила различные полотенца, пелёнки, простыни, ну, в общем, всё, что может понадобиться новорождённому и роженице. Доктор, быстро освоившись в доме, только успевал раздавать распоряжения, одновременно занимаясь Настей устраивая её как можно удобней, сообразно данному моменту. И надо же такому быть, вдруг в этой сумятице входная дверь с шумом распахнулась, и в прихожую на всём ходу вбежал князь Егор. Он только что прибыл в Москву, и, подъезжая к дому, заметив у парадной двери карету врача, сильно взволновался.

— Что случилось!?… Что такое!?… — с порога крикнул он, наткнувшись в прихожей на медсестру.

— Началось… — только и буркнула она, быстро пробегая из кухни в комнату, неся в руках кувшин с горячей водой.

— О боже! Неужели!… — вмиг сообразив, в чём дело, воскликнул Егор, и уже было бросился вслед за медсестрой, но тут же был остановлен.

— Нельзя!… — обернувшись, строго отстранила она его, — ждите здесь!… — властно, будто она хозяйка в доме добавила медсестра и, открыв дверь в комнату, исчезла за ней. Егор только краем глаза успел увидеть часть кровати и доктора склонившегося над ней.

— Хоть бы всё прошло благополучно… — нервно прошептал про себя князь.

— Егорушка,… приехал касатик… — тут же услышал он за спиной голос своей старой служанки Глаши. Когда-то давно она была его нянечкой и растила его, и вот теперь помогала его жене.

— Да, это я,… только вошёл, а тут такое!… — обняв её, поздоровался князь.

— Иди, поёшь пока,… да приведи себя в порядок,… а то весь пыльный с дороги-то… — сразу захлопотала Глаша.

— И то правда,… освежусь, пожалуй… — приветливо отозвался Егор и, пройдя на кухню, принялся заниматься собой. Но не успел он и лица омыть, как из комнаты донёсся сначала протяжный громкий вздох Насти, и тут же следом раздалось мелодичное, словно пенье малиновки, радующее душу младенческое агуканье.

— Свершилось!… — вскрикнул он и наскоро вытеревшись первым попавшимся под руку полотенцем, спотыкаясь от волнения, устремился в комнату. Тихонько дабы никого не напугать он отворил дверь и заглянул вовнутрь. А там, уже взяв малышку на руки, полулёжа на подушках, его встречала Настя.

— Девочка… — счастливо улыбаясь, произнесла она. Егор молнией бросился к ней, упал на колени, и радостно расцеловав ей руки, даже прослезился.

— Мы самые счастливые родители на свете,… я так люблю вас мои милые девочки,… теперь я всегда буду с вами… — нежно произнёс он, торопливо утирая слёзы.

— Ой ли,… да ты опять на какую-нибудь войну уедёшь… — зная беспокойную душеньку своего Егорушки лукаво улыбаясь, подметила Настя и ласково потрепала его по вихрам. А меж тем новорождённая малышка, мигом успокоившись, беззаботно посапывала, слегка морща свой розовый носик. Ей было даже невдомёк, о чём говорят её счастливые родители, она уже вовсю смотрела свои первые сны. Старый доктор, увидев столь идиллическую картину, не стал особо долго задерживаться. Сделал кое-какие распоряжения Глаше, наказал кое-что медсестре, отведал кружку мятного чая, и спустя полчаса, откланявшись, уехал, при этом пообещав наведаться завтра.

В доме тут же начался праздник. Умудрённая жизненным опытом Глаша, устроила стряпню и начала готовить торжественный ужин. Егор же, чуть ли не лопаясь от гордости и радости, не захотел ни на минуту покидать своих теперь уже двух любимых девочек. Он был на пике счастья и старался всячески им угождать. Настю кормил с ложечки, нежно целовал и миловал её. А потом, собравшись с духом и тщательно вымыв руки, принялся учиться, правильно пеленать малышку. Было даже немного странно смотреть, как этот пропахший порохом и героическими сражениями воин столь бережно и заботливо исполняет роль ласкового отца и любящего мужа.

Ну а его маленькой дочке сейчас было абсолютно неважно, какими военными заслугами обладает её отец. Она приятно подрёмывала и позёвывала в его широких, шершавых ладонях, чувствуя защиту и теплоту отеческих объятий. И всё же, как бы там ни было, военная тема отложила свой отпечаток на её дальнейшую судьбу. Уже хотя бы тем, что её назвали величественным именем Ариадна, в честь дочери античного царя. А это, по мнению родителей, предрекало ей судьбу вечной победительницы нетерпящей поражений. Ну а пока все звали её просто — Аришенька. Меж тем прошёл месяц, Ариша подросла и ещё больше окрепла. А её отец, как и предвещала мама, опять засобирался на войну.

— Ну вот, девочки мои,… мне пора,… что поделать, служба… — ласково обратился он к любимым и, быстро распрощавшись, отбыл в Европу, где с новой силой разгоралась очередная военная кампания.

7

Жизнь стала потихоньку, неспешными шажками возвращаться в то спокойное русло, какой она была до приезда князя Егора. Впрочем, к своему прежнему течению она не прейдёт уже никогда, ведь с появлением малышки Ариадны, в доме поселилось маленькое солнышко, а вместе с ним и множество приятных забот от которых у Насти голова шла кругом. И всё же, невзирая на всю эту радостную кутерьму в доме, Настя поспешила вернуться в театр, и дабы скорей достичь былой формы начала усиленно заниматься. Уже вскоре она стала выходить на сцену. Сначала исполняя несложные, лёгкие партии, ну а через пару месяцев полностью восстановившись, перешла к репертуару с насыщенной загрузкой.

Жить без балета Анастасия просто не могла, но ещё больше она не могла без своего маленького лучика счастья, без Ариши. С недавних пор Настя стала брать её с собой в театр, и с каждым днём их единение становилось всё интенсивней. И, конечно же, Ариша, лёжа в своей импровизированной кроватке, не могла не видеть, как её мама усердно занимается у балетного станка. А это не могло ни сказаться на Аришином развитии. В течении чуть более чем полугода Аришенька наблюдая за мамиными репетициями, так благостно изменилась, что начала самостоятельно переворачиваться на бочок, при этом выделывая своими пухленькими ножками такие танцевальные па, что Настя только диву давалась.

— Ой, да ты у меня уже сейчас балерина,… а что же будет дальше… — говаривала она, умиляясь первым движениям дочери. И немудрено, что спустя всего год, как бы это не выглядело странно, Ариша начала свободно ходить, а уже через полтора года стала заниматься у балетного станка практически наравне с мамой. Вся труппа театра и сам хореограф Васильев были до крайности поражены столь ранним развитием Аришеньки.

— Настя!… да у тебя просто вундеркинд растёт!… — в голос восхищались они. В театре быстро сложилось единое мнение, у Анастасии появилась достойная смена.

А меж тем в Европе в военных действиях вышло кое-какое замирение, и князь Егор, который до этого лишь изредка имел возможность бывать в Москве, теперь вернулся домой надолго. Так начался праздник семейного воссоединения, длившийся целый год. За это время они всем своим семейством беспрестанно ездили за город в имение к родителям Егора. Устраивали там домашние вечера, весёлые посиделки, и много гуляли, дыша свежим деревенским воздухом. Жизнь казалась безоблачной и прекрасной пока однажды во время очередного спектакля Анастасия вдруг невзначай не бросила взгляд в первые ряды зрительного зала, где сразу заметила знакомое до боли лицо. Смутная непонятная тревога вмиг охватила её сознание. И едва она закончила свою сольную партию, как тут же спряталась за кулисами, и стала пристально всматриваться в зрительный зал.

— О боже!… да это же тот самый негодяй!… — молнией пронеслась у неё в голове внезапная догадка, и она ясно вспомнила тот кошмарный случай в Санкт-Петербургском театре, — что ему тут надо?… неужели он здесь из-за меня?… А может он просто пришёл посмотреть на балет?… Ах, да он и до этого наверняка приходил,… только я не замечала… — сразу тысяча сомнений и предположений заполонили её мысли, вызвав сильное волнение. С трудом дотанцевав до антракта, Настя уединилась в гримёрку полная мрачных дум.

— Как же так, от чего у меня такая тревога?… Что за дурное предчувствие… — тяжко думала она, сидя за туалетным столиком и глядя на себя в зеркало. Вдруг дверь бесшумно открылась и в гримёрку крадучись, ступая словно вор, вошёл, оправдывая её опасения Протас Собак. От неожиданности Настя вздрогнула. Фальшивая улыбка, гулявшая на лице Протаса, не предвещала ничего хорошего.

— Не бойся меня красавица,… не трону,… я вижу, ты меня вспомнила… — ехидно морщась, начал он разговор.

— Что тебе надо негодяй?… — преодолевая страх и напряжённо застыв, видя его отражение в зеркале, не оборачиваясь, громко спросила Настя.

— Буду краток,… теперь ты жена важного армейского офицера,… и я согласился бы не оглашать наших с тобой отношений взамен на несколько незначительных военных тайн полученных тобой от него… — извиваясь, словно змей, ехидно прошипел он.

— Но ведь между нами ничего не было!… — не выдержав столь наглой лжи, вскочила с места Настя.

— Ха!… но об этом знаем лишь мы с тобой,… а люди услышав мои откровения о нашей связи, поверят только мне!… — ядовито взирая на Настю своими жёлтыми глазами, злобно взвизгнул Собак.

— Так выходит ты вражеский лазутчик!… и тебе нужны военные секреты,… не так ли!?… — неожиданно поняв, кем он является на самом деле, воскликнула Настя.

— Ну, это громко сказано — лазутчик,… просто я так зарабатываю себе на жизнь, и не более того… — ещё ядовитей прошипел Протас и ощерился отвратительной ухмылкой.

— Убирайся прочь подлец, пока я не велела вышвырнуть тебя вон из театра!… Мой муж любит меня и никогда не поверит в твои бредни!… — сурово заявила Настя и угрожающе взяла со столика нож для вскрытия писем.

— Тихо-тихо, милая,… зачем такие крайности,… ничего-ничего,… мы ещё посмотрим, поверит или нет… — вновь мерзко прошипел Собак и словно болотный червь резко выскользнул из гримёрки.

Насте понадобился всё оставшееся время от антракта, чтобы прийти в себя от такого неприятного общения. Во втором акте Настя, несколько раз вглядываясь в зрительный зал, уже не смогла отыскать там своего непрошеного визитёра, он исчез, будто его и не было. Доиграв спектакль она, направляясь домой, решила немедленно рассказать обо всём случившимся Егору. Но по возвращении она обнаружила лишь краткое письмо от него, да сбивчивые объяснения расстроенной Глаши. Оказалось, что в Европе опять произошли какие-то крупные военные перемены, и Егору пришлось срочно отбыть по неотложным делам. Вот так, толком не собравшись и не попрощавшись, по-армейски без проволочек он уехал.

И Анастасия вновь осталась главной хранительницей домашнего очага. Впрочем, смелости и решимости для этого ей было не занимать. Отогнав от себя, как дурной сон, навязчивые и тревожные мысли о непрошеном госте и разговоре с ним, она снова взялась за работу над спектаклями, но с ещё большим энтузиазмом за воспитание Ариши. А уж результаты такого воспитания не заставили себя долго ждать. В течение последующих трёх лет у Ариши раскрылся невероятно яркий талант танцовщицы. Сказалась её превосходная наследственность. Впрочем, многие впечатлительно-верующие голоса утверждали, что в том виновато её имя — Ариадна, мол, это дар богов, и её умение так танцевать не что иное, как чудо.

Однако многоопытный и отлично знающий своё дело Васильев сразу определил, что это уникальное наследие, и мгновенно вмешался в судьбу маленькой Ариши. Буквально тут же, специально для неё, были поставлены и введены в спектакль дополнительные партии. А уже вскоре Ариша, несмотря на свой юный возраст, была занята во многих постановках. И надо сказать довольно успешно. А дабы зрители могли ещё и ещё раз наслаждаться танцем своей юной любимицы, Васильев расширил репертуар, добавив в него самые известные спектакли. Естественно поначалу безумное волнение охватывало неопытную и неокрепшую Аришу. Но надо отдать ей должное, она быстро, хотя и не без помощи Насти, справилась с этими недостатками, и как это было принято говорить в то время в балетных кругах, «раскрылась на весь батман».

Толпы различного рода зрителей, жаждущие прекрасного и красоты, часами ожидали возле театра лишнего билетика, чтоб только одним глазком взглянуть на новую восходящую звёздочку Аришеньку Чъкову. И что забавно, у Настеньки по этому поводу даже случился небольшой приступ ревности. Правда он случился у неё где-то глубоко внутри, а потому был практически мгновенно подавлен превосходящим чувством счастья и радости за успехи любимой доченьки. А жители города и его окрестностей стали утверждать, что достаточно хотя бы раз увидеть юную прекрасную балерину, как все невзгоды и болезни тут же отступят. Поэтому совершенно не удивительно, что вскоре об Арише пошла молва как о «чудесной танцующей девочке».

Притом всё те же верующие голоса поговаривали, что один приходской священник из Саратовской губернии, будучи проездом в Москве сорвал афишу с изображением Ариши, вставил её в образ вместо иконы и целил ею страждущих прихожан. Вот такие дела и события повлёк за собой бурный всплеск непревзойденного таланта Аришеньки. Меж тем время летело быстро. Прошёл ещё год, затем ещё, и ещё, и ещё. Настя с Аришей, казалось бы, уже давно привыкли к своей новой и такой напряжённой жизни. Однако копившаяся годами тоска стала всё чаще напоминать им о былом.

— Ах, как жаль, что отец не видит тебя… — не раз с грустью говаривала Настя, заглядываясь на взрослеющую дочь.

— Ну, ничего, мамочка,… вот приедет, и ещё столько насмотрится… — тут же успокаивала её Ариша. Недавно ей исполнилось уже девять лет, и она сама сильно соскучившись по отцу, понимала как сейчас печально и тяжело матушке. И ведь было почему, от князя Егора в последнее время не поступало практически никаких вестей, оттого к Насте вернулась прежняя тревога за любимого.

8

Вести из Европы, кои долетали да Москвы, были неутешительны. Генерал Бонапарт, теперь полностью захватив власть в конвенте, провозгласил себя императором Наполеоном-I, и Франция стала империей. Война разгоралась с бешеной скоростью, увлекая в пучину этой громадной мясорубки всё новые и новые страны. Тысячи наполеоновских лазутчиков метались по всей Европе, выведывая и вынюхивая всевозможные военные тайны и секреты противостоящих армий. Да и в России, в самой Москве, таких шпионов было ничуть не меньше.

Настя, будучи женой гвардейского офицера, прекрасно понимала и знала, к чему ведёт такая оживлённость противника. Часто она вспоминала те неприятные встречи с отвратительным Протасом Собаком. И теперь Насте именно в нём виделся тот самый образ врага, от которого просыпается гнев, обостряется ясность ума и повышается бдительность.

— Надо быть чрезвычайно внимательной в такое время,… следить за каждым посторонним человеком, ищущим с нами знакомства,… в любом может таиться враг… — постоянно твердила она сама себе, чувствуя, какое огромное бремя известности давит на неё и Аришу. Ведь об их передвижениях по городу, в сущности, знал каждый человек. И этими же знаниями мог воспользоваться Протас Собак для того, чтобы коварно отомстить Насте за её несговорчивость. И ведь так оно чуть не случилось.

Была уже глубокая осень, город погрузился в лёгкий сплин и унылость. Однако бурная, насыщенная интересным репертуаром театральная жизнь вносила неподдельную радость и весёлую, шумную суматоху в блёклые будни горожан. В театре шёл очередной спектакль, публика покорённая искусством юной Ариши восторженно рукоплескала. За кулисами царил тот обычный непредсказуемый хаос, какой бывает во время представления. Анастасия готовилась выйти на сцену и стоя в сторонке разминалась. Вдруг в тёмном закулисье, среди нагромождений декораций и канатов, метнулся чёрный сгорбленный силуэт. Своей своеобразностью он сразу показался Насте знакомым.

— Неужто это опять он,… этот мерзкий субъект… — мелькнуло у неё в голове, — да нет,… нет, вряд ли,… столько времени прошло,… да и что ему тут делать,… небось, показалось… — отмахнувшись, прогнала она от себя вновь нахлынувшие тревожные мысли. Но силуэт снова мелькнул возле канатов и на секунду остановившись, застыл. В то же мгновение, случайный луч софита, пробившись сквозь сцену, мельком осветил его лицо. Страшный озноб охватил Настю, она вмиг узнала эти маленькие, гадкие, зло прищуренные глазки и крючкоподобный нос. Это был точно Протас. Секунда, другая и злодей тут же исчез из вида.

— И всё-таки это он,… ах ты бестия, пробрался… — приходя в себя от неожиданного шока, растерянно пробормотала Настя.

— Анастасия!… на сцену!… — откуда-то сбоку раздался зов ассистента. Глубоко вздохнув и вмиг собравшись с мыслями, Настя быстро вышла на сцену, и как ни в чём не бывало начала свою партию. Весь последующий спектакль она была чрезмерно внимательна и сдержанна. Предупредив рабочих кулис о возможной опасности исходящей от неизвестного, Настенька при каждом своём выходе на сцену пристально вглядывалась в лица зрителей. Однако Собака среди них она так и не нашла.

— Наверное, я спугнула его… — всякий раз думала Настя покидая сцену. А меж тем представление благополучно закончилось, и публика, наградив актёров бешеными овациями, степенно разошлась.

— Кажется, всё обошлось… — облегчённо вздохнула Настя, и начала вместе с Аришей собираться домой. А уже через какой-то час они были у себя в спальнях и спокойно готовились ко сну. И всё бы хорошо, но на следующий день стало известно, что ночью в театре при загадочных обстоятельствах возник пожар и театр полностью выгорел. При этом пожарные тушившие его, утверждали, что очаг возгорания находился за кулисами, как в том самом месте, где Настя вчера видела Протаса.

— Это сделал он,… ведь не зря же он там прятался!… Эх, надо было мне проследить за ним,… посмотреть, что он там, в канатах оставил,… эх, кабы не спектакль, я б обязательно это сделала… — узнав о случившемся, рассерженно досадовала Настя. Тяжкая грусть опустилась на весь балетный мир Москвы. Многие артисты, не зная как им дальше быть, просто рыдали взахлёб, обливались горючими слезами и сожалели о случившемся пожаре. Но Ариша и Настя были не из таких плакс, долго сожалеть не стали. Отсутствие театра их только ещё больше закалило и подтолкнуло к решительным действиям. Так что пока власти города занимались разбором завалов и думали, как возводить новое здание театра, они устроили театр прямо у себя дома, и там же основали детскую школу балета.

Освободив от мебели комнаты первого этажа, они тем самым расширили гостиную, а в углу срочно соорудили небольшой помост в виде сцены. Так у них получилась великолепная балетная студия. В её обустройстве принимали участие все соседские мастеровые. Приходил и плотник Василий, и столяр Петр, и даже сварливый кузнец Ерёма не остался в стороне. И вот как-то однажды к ним заглянул, поначалу грустный и унылый, их друг хореограф Васильев. Однако быстро втянувшись в занятия, он вскоре вновь обрёл приятное расположение духа и сделался одним из ярых поборников этого благого дела.

Ну а дальше больше, не прошло и месяца, как вся честная компания пригласила зрителей на первый спектакль в их импровизированный театр. Так в некогда тихом и спокойном доме воцарилась восхитительная обстановка творчества и созидания. Отныне Ариша и Настя, с раннего утра начиная свой день, перво-наперво занимались хореографией с детьми, пришедшими на уроки танцев. А уж потом, по вечерам, давали спектакли для всех желающих зрителей. И теперь их маленький театрик стал первым в своём роде балетным салоном Москвы. А спустя всего полгода уже все театралы города знали о существовании их салона и стремились попасть на его чудесные спектакли.

Кто только не посещал эти великолепные вечерние спектакли-приёмы. Здесь можно было встретить людей разного сословия и уровня. Бывали и генерал-губернатор с супругой, и известные литераторы с критиками, и умудрённые учёные профессора со студентами, и тут же мог оказаться земской врач с семьёй, приехавший в Москву издалека, насладится балетным искусством. И как нистранно такое положение вещей всех устраивало. И даже более того, сближало и сплачивало всех, словно само время подсказывало людям, что грядёт тяжёлая година и им надо держаться вместе. Меж тем само время неумолимо неслось вперёд, пролетело несколько лет.

Однако Ариша эти годы зря не теряла и настойчиво занимаясь, изучила несколько невероятных балетных па, чем очень удивила Анастасию. Такой пластики и гибкости, она никак не ожидала от своей дочери, хотя уже давно привыкла к её способностям. С некоторых пор талант и мастерство Ариадны начали выходить за рамки возможного. И это отчётливо проявлялось в тех скромных спектаклях, что они давали по вечерам. Люди, приходившие к ним в салон, взирая на танцующую Аришеньку, вмиг попадали под магическое влияние её грации и забывали обо всём на свете. Они словно погружались в чарующий сон. Кто-то ощущал себя ребенком, оказавшимся на празднике детства, кто-то возносился в состояние полёта, а кто-то чувствовал себя просто счастливым. И все эти ощущения были сродни волшебству. Впрочем, вскоре всё так и вышло, случилось настоящее чудо.

9

Как-то в один из погожих дней в Москву с полей сражений после страшного ранения прибыл молодой офицер, гусар. Тут же прослышав о салонных вечерах балета, он решил ради нескучного время препровождения посетить один из таких вечеров. А надо сказать, и это немаловажно, что ранен он был в левую ногу. Она у него потеряла способность сгибаться в коленном суставе. А для гусара это большая беда, ведь он теперь не мог элементарно вставить ногу в стремя и оседлать лошадь.

И вот, удручённый таким своим положением, молодой офицер пришёл на спектакль. Куцевато прихрамывая, постоянно поправляя доломан, он неспешно прошёл на своё место подле сцены, где приветливая хозяйка, а ею, разумеется, была Анастасия, усадила его рядом с собой. В последнее время она всё больше занималась обучением детей да встречей гостей, и по вечерам уже почти не выступала, предоставляя эту возможность Арише. Итак, устроившись поудобней, выставив вперёд раненую ногу, гусар, поправив свои роскошные усы, полушёпотом обратился к Насте.

— У нас в войсках говорят, что тот, кто постиг науку танца, может, также ловко держатся в седле,… как Вы думаете, так ли это?… — чуть стесняясь, спросил он.

— Вполне возможно,… нужно лишь найти правильные движения,… ведь всё зависит только от них,… вот смотрите, как это надо делать… — быстро ответила Настя, и указала ему на начинающую танцевать Аришу. Гусар мгновенно перенёс всё своё внимание на сцену. И тут же был поражён столь невероятным умением Ариши владеть своим телом, такого он ещё ни разу не видел. Пристально наблюдая за её балетными па, он вдруг обнаружил в них все те недостающие движения и положения, кои помогли бы ему исправить его страшный недуг. Оказалось в танце есть такие антраша и замахи, по средствам которых можно было легко вознестись на самого строптивого рысака, иначе говоря, оседлать его. Выбрав для себя одну из наиболее подходящих позиций, гусар было собрался тут же её воспроизвести. Однако сидевшая рядом Настя успела остановить разгорячившегося вояку.

— Полно!… полно, друг мой,… если же Вы желаете немедленно испытать свои возможности, так останьтесь после спектакля,… мы посмотрим, что можно для Вас сделать… — тихонько похлопывая его по плечу, успокаивающе, предложила она. У офицера не нашлось возражений, он послушался её и остался. Время в танце летит быстро. Не успели оглянуться, а вечер уже подошёл к концу. Спектакль завершился, и Аришенька освободилась. Настя представила её гусару, и тот сходу взялся за расспросы.

— А как ты делаешь, вон этот поворот!?… у тебя удивительные движения!… такое впечатление, что ты и вправду взлетаешь!… Вот бы и мне научится также, я бы вмиг оседлал своего каурого!… Посмотри, я так правильно делаю!… — пытаясь согнуть свою раненую ногу, восторженно заголосил он.

— О, погодите-погодите, не спешите,… я уже поняла, что вы хотите получить от танца,… но тут надо много заниматься,… и потом, такие прыжки можно делать по-разному… — вмиг охладив пыл гусара, улыбнулась Ариша, и быстро показала ему несколько эффективных движений, фактически сразу превратившись в его наставницу. Можно сказать занятия начались. И надо же такому быть, уже через двадцать минут гусар кое-как, но стал чуть-чуть сгибать своё колено. Его радости не было предела.

— Ах, эти чёртовы доктора!… Ха-ха!… говорили, что я уже никогда не смогу держаться в седле!… а ведь это для меня превыше жизни!… — задорно рассмеялся он, стараясь как можно больше приседать.

— Ой-ой!… не так скоро,… всё должно быть уравновешенно и постепенно,… давайте-ка сударь-торопыга закончим на сегодня, и продолжим завтра… — шутливо, но вместе с тем серьёзно упредила его Ариша и вдруг как-то сразу почувствовала себя повзрослевшей. И это понятно, ведь теперь ей самой пришлось брать на себя сознательные и ответственные решения, связанные с жизнью другого человека.

Одним словом, так они и познакомились. Гусара звали простым и сочным именем — Давыд. Анастасия, находясь рядом и глядя на них, не могла нарадоваться дочкиной самостоятельности. И с этого памятного вечера Давыд стал каждый день посещать дом своей юной наставницы. Ну а Аришенька, быстро привыкнув к его частым визитам, начала называть его Давыдушкой и перешла к усиленным занятиям. А в результате, по истечении краткого срока, он из хромоногого калеки превратился во вновь действующего боевого офицера кавалериста. Ариша своими упражнениями ликвидировала ему контрактуру сустава и вернула в строй. И вскоре Давыдушка, окончательно преодолев свой недуг, уверенно скакал на своём кауром жеребце. Прошла ещё неделя и он, покинув город, вернулся к своей военной службе.

Слухи о таком чудесном исцелении в мановении ока облетели всю Москву. Слава о волшебной юной балерине быстрее ветра стала распространяться по всей России-матушке. Множество военных офицеров кавалеристов, и не только их, но и простых солдатиков, потянулось к ним в дом. Ариша никому в приёме не отказывала, и всем, даже тем, кто потерял последнюю надежду, уделяла много внимания. Для неё это было важно, ведь где-то там, в далёких землях, так же, как и эти солдатики воевал её отец. И он бы мог также оказаться на их месте и нуждаться в помощи.

Тем временем, незаметно прошёл год, за ним другой, третий, а вместе с ними такими же темпами шло строительство нового театра. Но вот час пробил, все работы были закончены и театр открыли. А с его открытием началась следующая веха в жизни, теперь уже прославленной на всю страну своими чудесными исцеленьями, Аришеньки. И ещё не успел, выветриться запах строительных лесов из коридоров театра, как начались первые репетиции. Соскучившись по масштабной работе, хореограф Васильев дорвавшись до неё, трудился как ломовая лошадь, не давая покоя всем без исключения артистам труппы. И, конечно же, особый акцент он делал на Арише. Она подросла, вытянулась, окрепла, получила неоценимый опыт индивидуального танца, и ей исполнилось уже шестнадцать лет. Но что ещё интересно, целительные чаянья Ариши сподвигли её к изучению анатомии человека. И сейчас получив эти знания, она могла, как никто другой управлять своим телом.

И надо ли говорить, что теперь ей словно по наследству перешли все первые партии ранее исполняемые Анастасией. Однако это был уже совершенно другой балет, более мощный, молодой, напористый, стремительный. Ныне Ариша танцевала, нарушая все каноны прежней школы. Её экспрессивная манера исполнения привнесла в балет новые веянья. Она будто говорила всем, пришло время стать более энергичными, собранными, сделаться людьми готовыми к любым испытаниям. И это возымело толк, теперь публика, покидая её представления, уходила, не только получив эстетическое наслаждение, но и призыв к действию, к созданию чего-то доброго, светлого, смелого. Зрители в своём стремлении быть лучше становились единомышленниками, и это их сплачивало, готовя к грядущим невзгодам.

И так случилось, что в один из обычных трудовых дней в дом Ариши и Анастасии постучалась неожиданная радость. Это князь Егор, наделённый военными поручениями, ненадолго прибыл в Москву. Приезд отца был настолько негадан, что Аришенька, очень соскучившись, первый день вообще не отходила от него ни на шаг.

— Ну, всё папочка, теперь ты никуда от нас не денешься,… мы тебя от себя не отпустим!… — полусерьёзно, полушутя воскликнула она, держа его за руку, будто маленький ребёнок, когда они вечером все вместе собрались за семейным столом.

— Да куда я без вас, родные мои… — грустно вздохнув, ответил отец, и печально посмотрел на Аришу, уже заранее зная, что вскоре их ждёт новое расставание. Настя, находясь на противоположной стороне стола, сразу заметила этот печальный взгляд.

— И как скоро ты уезжаешь обратно?… — тихо спросила она.

— Очень скоро, милая,… дела настолько серьезны, что возвращаться приходиться как можно быстрее,… Наполеон готовит большую кампанию против России,… поэтому на этот раз меня ждёт особое задание,… и кто знает, когда мы теперь свидимся!… И всё же я надеюсь, что разлука продлиться недолго… — опять грустно вздохнул Егор, и они неспешно принялись ужинать.

10

Князь был прав, дела обстояли именно таким образом. Наполеон, собрав громадную армию, подошёл вплотную к западным рубежам нашей Родины. Князь Егор срочно уладил все свои штабные дела, быстро попрощался с семьёй и, покинув Москву, отбыл в войска. Война, как бы её не хотелось отсрочить, грянула неожиданно. Наполеон, пройдя через Смоленскую волость, словно нож сквозь масло, прямым ходом двигался на Москву. По поручению государя, генерал от инфантерии, светлейший князь Михаило Кутузов, взял на себя командование русской армией и теперь готовил решающее сражение под небольшой деревушкой «Бородино».

Но вот вскоре настал срок, и в указанном месте разразилась грандиозная битва. Две самые мощные армии мира сошлись в смертельной схватке. Битва длилась целый день, много бравых солдат с обеих сторон полегло на бескрайнем поле брани. А итогом этой жестокой сечи стало решение главнокомандующего Кутузова сдать Москву неприятелю. И пока Наполеон, восседая на барабанах на Поклонной горе, ждал ключи от города, в самой Москве начались приготовления к сдаче. Народ покидал дома и уходил в близлежащие поселенья. Почти вся балетная труппа театра тоже покинула город и устроилась в соседней деревушке.

К сожалению, Анастасия и Ариша оказались не в состоянии покинуть Москву. Их добрейшая нянечка-служанка Глаша была уже настолько стара, что изрядно перенервничав от всей этой заварухи, внезапно заболела и слегла с сердечными коликами. Разумеется, Настя отказалась бросать бедную Глашеньку, которая с самых пелёнок воспитывала и вскармливала Аришу, да и её мужа тоже. Ну а Аришенька в свою очередь не захотела оставлять их обоих и присоединилась к ним. В семье князя были сильны родственные традиции. А потому все Бровины преисполненные благородным благочестьем никогда не бросали в беде нуждающихся. Преданность и верность в их роду считались, прежде всего.

А меж тем войска Наполеона уже вступили в Москву. На улицах города началось что-то невообразимое. Кругом царил хаос и беспорядок. Начались пожары. В дело вступили мародёры, это мерзкое племя негодяев без совести, без чести. Простые люди кто остался в городе, потеряв голову, метались по всем закоулкам, ища убежища. Настя и Ариша отважно встали на защиту своего дома от грабителей и прочей нечисти, коей моментально развелось в огромном количестве. Сотни лазутчиков и шпионов разных мастей с утра и до ночи шныряли по городу, вынюхивая и выслушивая, где бы им, чем поживиться.

Французы были уже не рады, что вошли в Москву. Ведь ни воды, ни провизии в достаточной мере в городе не имелось. Настала пора голода. Наполеон повелел своим солдатам ходить по дворам и искать съестные припасы. Патрули французской армии стали нести караульную службу. Обходя улицы города, они собирали провиант, а заодно упреждали грабежи и поджоги. По вечерам и ночам по Москве невозможно было передвигаться, начиналось время разбоев и грабежей. И вот в один из таких вечеров, когда уже совсем стемнело, к дому Ариши и Насти подкрался непрошеный гость. Это был тот самый негодяй, носатый злыдень Протас Собак. Он прекрасно знал, где они живут. Переодевшись в старушечье тряпьё, закутав голову платком, он прикинулся нищенкой и постучал в дверь.

— Кто там?… — буквально через пару секунд спросила Настя.

— Подайте бедной женщине глоток воды и краюху хлеба,… изголодалась совсем,… третий день домой к детям добираюсь,… еле ноги держат,… — изменив голос, притворно моля, заканючил хитрый Протас, зная наверняка, что сердобольная Настя не сможет отказать попавшей в беду старушке.

— Сейчас бабушка!… — ответила Настя и, отворив дверь, впустила злодея на порог. А ему только того и надо было. Проскользнув мимо неё, он, вмиг скинув балахон и платок с головы, сразу преобразился в вооружённого до зубов головореза. В руке у него появился французский армейский пистолет, а на поясе блеснул короткий кавалерийский палаш.

— Ну что красотка, не ждала?… — с издевательской усмешкой, нагло просипел Протас.

— Да как ты смеешь подлец входить в мой дом!… А ну пошёл вон!… — поражённая такой наглостью, но не на миг не испугавшись, гордо вскинув голову, воскликнула Настя и указала ему на дверь.

— Ха,… ха-ха!… как ты сказала?… в твой дом,… но это пока он дом,… а скоро я превращу его в груду пылающих обломков!… Ха-ха!… и ты сгоришь в этой груде вместе со всей своей обворожительной красотой!… Не досталась мне,… так и никто другой не получит тебя,… гори ты синем пламенем!… Ха-ха,… дом снаружи облит смолой и стоит мне только чиркнуть, как всё тут же вспыхнет!… Я долго вынашивал план своего мщения,… и оно будет тебе наказанием за твою строптивость!… Ха!… и наконец-то я сейчас его осуществлю!… Для меня главное, чтоб ты, сгорая в пламени, знала, кто тебя сжёг,… собственно только ради этого я и зашёл… — глядя волком на Настю, направляя ей в живот пистолет, мерзко кривя в ехидной ухмылке рот, прошипел он.

— Ну, что ж,… по крайне мере теперь я точно знаю, кто тогда, в ту ночь поджёг театр,… и кто сейчас творит это в городе… — отступая к двери стараясь вывести негодяя прочь из дома, напомнила ему Настя.

— Ха!… ну и что толку, что ты это знаешь,… меня уже никто и ничто не остановит!… вот только огонька прихвачу и тебе конец!… — в запале спора следуя за ней, сверкая своими поросячьими глазками, злобно прохрипел Протас. И вот, когда Настя уже было совсем, выманила его из дома, в этот миг из своей комнаты, услышав сквозь сон шум за стенкой, выглянула рассеянная Ариша.

— Мама, что случилось?… кто это?… что-то с папой?… — протирая спросонья глаза, взволнованно спросила она. Протаса словно кто холодной водой окатил, он резко развернулся и бросился к Арише. В ту же секунду Настя ринулась на выручку дочери.

— Ха-ха,… как же мне повезло!… да вы оказывается здесь вдвоём!… надо признаться на такую удачу я даже и не рассчитывал!… — хохоча, завопил Протас и, схватив Аришу за руку, с силой вытолкнул её на середину гостиной, — да, вы только посмотрите!… это же наша знаменитость!… Ну-ка, станцуй для меня!… — отступив чуть в сторонку и направив на неё пистолет, потребовал он. Ариша, ещё не понимая, что происходит, оторопев от такого обращение, строго взглянула на обидчика и тихо вскликнула.

— Сударь, ваше поведение возмутительно!… кто вы такой!?… — лишь успела произнести она, как в тот же миг кинувшаяся к ней на помощь Настя встала прочной стеной меж Протасом и ей.

— Тебе нужна я!… отпусти её,… пусть уходит… — взмолилась она, пытаясь спасти Аришу.

— Ну нет, красотка,… теперь вы обе сгорите!… но сначала я прострелю вам обоим ваши прекрасные ноги,… это для того чтобы вы не смогли сбежать пока я буду поджигать ваше уютное гнёздышко!… ха-ха-ха!… — грубо рявкнул Протас и издевательски захохотал. Вдруг из-за стены, через всё ещё открытую дверь, послышался протяжный вздох Глаши.

— Да там ещё кто-то есть!… — испуганно взвизгнул злодей, и резко вздрогнув, неожиданно нажал на курок. Раздался выстрел. Пуля, просвистев мимо Насти, попала в правое плечо Ариши и, пробив его навылет, угодила в стоявшую на полке горевшую свечу. Свечка, вмиг отлетела в сторону и, разбрызгивая воск, упала прямиком на гипюровую штору, та моментально вспыхнула. Ариша чуть воскликнув от обжигающей плечо боли, теряя сознание начала медленно опускаться на пол.

— Ариша!… — оглянувшись, вскрикнула Настя и едва успела её подхватить, — Ариша милая, родная,… что?… где?… куда?… — спрашивала она дочь пытаясь найти ответ в её закрывающихся глазах.

— А-а-а, да чёрт с вами!… горите так!… — зло прошипел Протас и, схватив другую горящую свечу, выскочил вон. Штора вспыхнув, словно факел, сразу взметнула своё пламя ввысь, прямо под потолок.

— Помогите!… пожар!… — больше по привычке, чем из-за разгоревшейся шторы крикнула Настя и, подхватив потерявшую сознание Аришу, принялась выносить её из дома. С улицы раздался треск воспламеняющейся смолы, это злодей, орудуя свечёй как запалом, поджигал дом. Пожирающее пламя мгновенно занялось и охватило почти всю постройку.

— Помогите!… — ещё раз попыталась крикнуть Настя, но её зов утонул в набирающем силу пожаре. Сделав ещё шаг, она упала, начиная задыхаться от ядовитого дыма, быстро заполняющего весь дом сквозь различные мелкие щели. У самого пола дыма пока не было, и Настя отчаянно набрав полную грудь чистого воздуха, изо всех сил, как в последний раз крикнула.

— На помощь!… спасите!… погибаем!… — крик её был настолько пронзительным, зовущим, что он тут же возымел действие. Французский патруль, проходившей в это время почти в квартале от их дома, услышал её душераздирающий зов и поспешил на помощь. А всё потому, что во главе этого патруля был молодой и добропорядочный дворянин лейтенант Морис Дрюон. И он, будучи человеком до войны связанным с музыкой и искусством, обладая поистине уникальным слухом, сразу уловил тот молящий призыв о помощи. Вмиг определив, откуда доноситься зов, он со своими солдатами бегом поспешил на выручку. Подбежав к горящему дому, Дрюон сразу заметил ускользающую в ночи сгорбленную фигуру поджигателя.

— Схватить его!… — мгновенно приказал он солдатам, указав на беглеца, а сам, вдохнув побольше свежего воздуха, бросился в охваченный пламенем дом. Сделав всего несколько шагов, он тут же наткнулся на уже начинающую ослабевать Настю. Она тяжело дышала, хрипела, но всё же продолжала тянуть к выходу бедную Аришеньку, ещё бы секунда и она потеряла сознание. Морис схватил Настю в охапку, будто букет роз и в два прыжка вынес её наружу.

— Ариша,… Ариша,… там дочь… — еле произнесла она, указывая ему на дом. Ни слова не говоря, Дрюон вновь глубоко вдохнув, опять рванулся в объятый пламенем дом. Склонившись вниз, он сходу обнаружил распластавшеюся на полу Аришу. Ему хватило и пары мгновений, чтобы поднять её и словно пушинку вынести из удушающего чада. Положив Аришу рядом с Настей он, оглянувшись, посмотрел на дом, пламя уже охватило почти весь нижний этаж и стремительно пробивалось наверх.

— Няня,… там ещё няня,… она в спальне… — откашлявшись от угара, показывая спасителю на боковые окна, прошептала Настя. Вмиг, сообразив, что от него требуется, лейтенант снова бросился в пламя. Как опытный солдат, он тут же сориентировавшись, сразу нашёл нужную комнату с погибающей няней. И хотя в доме уже господствовал огонь и дым, он всё же быстро поднял и вынес прочь бедную Глашеньку. И теперь они все трое лежали у его ног, а он как добрый ангел склонившись над ними, оказывал первую помощь, освобождая их дыхательные пути от въедливого дыма. И тут он заметил выступившую кровь на плече у Арише.

— О, мадмуазель,… она ранена!?… — с сильным французским акцентом спросил он на русском.

— На нас напал,… предатель,… подлый негодяй… — вдыхая свежий воздух, потихоньку приходя в себя, ответила Настя.

— Je ne comprends pas… (я не понимаю) — пожал плечами Морис.

— Bandit… (бандит) — поправилась Настя.

— О, да… я видел,… он убежал,… мои солдаты сейчас ловят его… — ломая слова и падежи, изъяснился лейтенант и, достав из походного ранца солдатскую аптечку, стал обрабатывать рану Ариши. Через минуту и Глаша вздохнув прохладного ночного воздуха, пришла в себя.

— Как мы здесь оказались?… нас спасли?… что с Аришей?… — приподнявшись, забеспокоилась она.

— Этот негодяй Собак, он выстрелил в Аришу… — быстро ответила Настя, стараясь помочь Дрюону.

— Ах, бедная девочка,… это я виновата,… это из-за меня вы здесь остались… — зарыдала нянечка.

— Нет Глаша,… не кори себя, ты ни в чём не виновата,… никогда не знаешь точно, кто твой враг!… Вон видишь, как всё обернулось,… французский офицер нас вынес из огня,… а русский подлец хотел жизни лишить!… Так что не думай ни о чём плохом,… дыши свободно и радуйся, что мы ещё живы… — гладя по голове Аришу, чуть не плача отозвалась Настя.

— Мадмуазель потеряла много крови,… вся белая,… но она будет хорошо… — обработав рану, коверкая фразу, подметил Морис, — м-м-м,… её надо перенести в надёжное место,… там, где есть тепло и уход… — вспомнив ещё немного русских слов, добавил он.

— Но куда?… все наши знакомые покинули город, а дом сгорел… — грустно взглянув на догорающие остатки крова, где они были так счастливы, проронила Настя.

— Я с солдатами живу в неплохой palais (усадьба),… можно туда… — неожиданно предложил Морис.

— Ну что же, раз вы думаете, это будет уместно, то, пожалуй, у нас нет иного выхода,… да вы и язык наш понимаете… — печально вздохнув, согласилась Настя и тут же добавила, — а откуда вы так отменно знаете русский?… — мягко спросила она, на что француз, слегка засмущался и потупил взгляд.

— Ещё до войны я мечтал поехать в Россию и попасть в Московский театр,… хотел видеть красивое русское искусство балета,… ведь по образованию я музыкант,… и специально для этого, как мог, учил ваш трудный язык… — все больше вспоминая навыки русского, ответил он и, достав нюхательную соль, поднёс её к лицу Арише. Спустя мгновенье, Ариша, вдохнув целительного запаха соли, очнулась.

— Ариша!… Аришенька, ты слышишь меня,… как ты доченька?… — вскрикнув, кинулась к ней Настя.

— Да мама,… слышу,… а что случилось?… почему так больно?… — жадно вдыхая, глоток за глотком, свежий воздух, прошептала Ариша и открыла глаза.

— Я потом тебе всё объясню,… главное ты жива… — вытирая слёзы радости, припала к ней Настя. В этот момент, со стороны горящего дома, размахивая руками и разгоняя дым, показались солдаты караула, отправленные Морисом на поимку поджигателя. Ни слова не говоря, Морис поднялся и подошёл к ним. Солдаты немедля обратились к нему с докладом. Настя невольно прислушалась. В своё время, и она, и Ариша, в силу своих занятий балетом, где часть названий имеет французские корни, изучала этот язык, и теперь прислушиваясь, поняла из разговора военных, что злодей, пользуясь покровом ночи, скрылся. Морис, как и подобает офицеру, строго отчитал своих подчинённых упустивших врага. Но имея на руках трёх обездоленных и измождённых женщин, он пожалел караульных, и, отмахнувшись от неудачной поимки негодяя, велел, четверым подчинённым помочь ему доставить бедных женщин в усадьбу, а прочих солдат отправил вперёд готовить им приём.

Особенно Мориса заботило положение Ариши. То, что рана случилась навылет, это конечно хорошо, не надо доставать пулю. Но вот то обстоятельство, что она задела ключицу и, сломав её, повредила небольшой кровеносный сосуд, такое положение вещей настораживало Мориса, и тревожило его как бывшего медика. Когда-то давно ещё в своём отрочестве он, будучи сыном оперной певицы и военного медика, учился некоторое время на армейского фельдшера. Однако музыкальная наследственность матери победила, и он пошёл по её стопам.

И вот сейчас в столь трудный час, те его первоначальные знания по медицине очень ему пригодились. Поражённый чрезмерной бледностью и состоянием Ариши, он решил лично нести её на руках до самого их расположения. Двое солдат, наспех соорудив кое-какие носилки, уложили на них расхворавшуюся Глашеньку и понесли её вслед за Морисом и Аришей. Настя, окончательно отдышавшись от угара, была в состоянии идти сама. В последний раз, оглянувшись на уже догорающий дом, она с горестью перекрестилась и, поклонившись, тронулась в путь. Двое из оставшихся караульных зорко оглядываясь по сторонам, шли рядом готовые в любой момент предотвратить негаданные неприятности, а уж их-то в городе хватало.

11

В этот вечер пожар в доме Насти и Ариши не стал единственным. За то время пока они добирались до расположения французских солдат, в их околотке загорелось ещё несколько дворов. Только спустя час они, ни без некоторых трудностей, наконец-то попали в усадьбу. Морис, всю дорогу бережно и осторожно нёсший Аришу один, уложил её на самую подходящую для такого случая большую и опрятную хозяйскую кровать. Тут же, в соседней комнате устроили и Глашу, выделив ей удобный диван. Настя ни на миг не отходила от дочери. Потеряв много крови, Ариша очень ослабла и устала. Сейчас она тихо лежала и неотрывно смотрела вверх, при этом практически не шевелилась, и лишь изредка слабо вздыхая, моргала. Её положение было удручающим и вызывало большое опасение.

Настя, взяв руку дочери в свою ладонь, целовала её и рыдала тихо молясь. Под утро у Ариши поднялась высокая температура. Слёзы беспомощности покрыли лицо горем убитой Анастасии. Ариша металась в горячке, постоянно бредила и стонала, то и дело, покрываясь обильной испариной. Морис, как единственный медик из всех присутствующих, сначала оказал посильную помощь нянечке Глаше, и теперь, вот уже который час, предпринимал все меры для того, чтобы вытащить бедную Аришу из её страшного состояния. Зная все необходимые для этого приёмы, он пользовал её наилучшими средствами, кои только смог найти в этой сложной обстановке. Вход шли, и различного рода примочки, и листья подорожника, и присыпка из древесного угля, и отвар из каких-то кореньев, бережно им собранных ещё летом, где-то в лесах Европы. Морис не жалел себя, трудился на износ и прилагал массу усилий для спасения Ариши.

А меж тем дела в охваченном пожарами и мародёрством городе были более чем прискорбны. Заканчивалось всё самое необходимое, кончалось, и продовольствие, и медикаменты, и чистая вода, да абсолютно всё. Возникла реальная опасность возникновения эпидемии и всевозможных заболеваний. Наполеон, не дождавшись желаемого эффекта, решил покинуть Москву, сохранив тем самым хоть какие-то остатки армии и дисциплины в ней. Вечером по всем подразделениям прошёл приказ о выводе войск. Лейтенант Морис Дрюон, как и все офицеры французской армии также получил его. Настал срок попрощаться со своими милыми подопечными, с этими тремя славными русскими женщинами, вдруг в одночасье ставшими для него такими близкими, почти родными.

— Мадам,… завтра утром мы будем вынуждены расстаться,… армия покидает город,… увы, война есть война, и у неё свои законы… — явившись на вечернюю перевязку, грустно предупредил он, уже совершенно привыкшую к его присутствию возле них Анастасию.

— О да, я понимаю, приказ,… ведь я жена русского офицера и знаю, что это такое,… вы и так для нас много сделали,… вот уж я никак не ожидала, что оказавшись в столь затруднительном положении, получу помощь от солдат неприятеля!… Раньше мне казалось, что это просто не допустимо,… а теперь я вижу, что война это не только вражда, но и неожиданная проверка на благородство… — искренне отозвалась Настя, будучи чрезмерно благодарной, Морису за его участие.

— Да мадам, вы правы,… война выявляет, как самые лучшие, так и самые низменные качества людей,… и я уверен, что ваш муж поступил бы точно также, окажись он на моём месте!… Глядя на вас и вашу дочь, я могу точно сказать, он благородный человек!… И очень рад, что судьба свела меня с вами… — искренне признался Морис, и взялся в который раз, менять повязку на плече Ариши, — скоро опять ночь,… и сегодня она будет самая трудная,… настанет кризис!… Но я уверен, все мои снадобья помогут, и ваша дочь обязательно поправиться… — по-прежнему коверкая слова, еле подбирая правильные значения, добавил он и на его глазах проступили крупные слёзы.

— Я надеюсь, эту ночь вы будете рядом и не покинете нас?… — взволновано спросила Настя.

— О да, конечно!… вашу Глашу, я внимательно осмотрел,… с ней всё будет хорошо,… пару холодных компрессов и настой из трав помогут ей перенести сердечный приступ,… а вот за Аришей нам предстоит строго наблюдать,… так что на ночь я непременно останусь с вами… — украдкой утерев слёзы ответил Морис, и смочил губы Ариши целебным отваром. Шло сильнейшее воспаление раны, образовался нежелательный нарыв, болезнь наступала. Ночь и вправду грозила стать решающей.

Пока солдаты сворачивали лагерь, Морис периодически подходил к ним и делал кое-какие указания, стараясь как можно быстрее вернуться к раненой Арише. Близилась развязка. Луна, словно огромный воздушный шар плыла по небу, слабо освещая происходящее внизу. Её магическое влияние чувствовалось везде, даже в самых тёмных уголках города, коснулось оно и состояния Ариши. Сильно дрожа, безотчётно бредя, томясь в горячке, не осознавая происходящего, она боролась за свою жизнь.

Но вот, в какой-то момент, Ариша, вся напрягшись, словно тетива лука, вытянулась во весь рост и резко замерев, затихла, перестав дышать. Доля секунды, мгновение и вдруг, будто чья-то невидимая рука, срезав это натяжение, оставила Аришу в покое. Ариша ослабла, и мягко опустившись на простыни, глубоко вздохнула. Ещё миг и она покрылась такой испариной, что её было в пору выжимать. Всё кончилось, болезнь сдалась, Ариша победила.

— Мама,… мамочка, ты здесь… — тихо слетели с уголков её рта первые слова.

— Да Аришенька,… да милая,… я здесь… — тут же наклонилась к ней Настя.

— Пить,… очень хочется пить… — спокойно, словно и ничего не случилось, прошептала Ариша и открыла глаза.

— Уф,… ну, кажется, всё обошлось… — расплывшись в улыбке, радостно прошептал Морис и подал ей кружку с водой. Он вот уже как пару часов неотступно сидел у Аришиной постели и ждал именно этого момента. Стало определённо ясно, что тот кризис, о котором он предупреждал, миновал, и сейчас дело осталось только за хорошим уходом и питанием. Отпив несколько глотков воды, Ариша отводя взгляд от поданной Морисом кружки, ненароком бросила взгляд и на него самого. Теперь, когда боль утихла, жар спал, а сознание прояснилось, она ненадолго задержала свой взор на её милом спасителе, который всё это время так бережно и нежно заботился о ней.

Светлые вьющиеся волосы и по-детски добрые голубые глаза, при столь ничтожном освещении, кое было в комнате, выдавали в Морисе больше юного романтика, чем боевого офицера наполеоновской армии. А его щегольские, тёмно-ржаного цвета, лихо закрученные усы, в купе с его белозубой улыбкой, постоянно играющей у него на губах, говорили о его весёлом нраве и ещё совершенно молодом возрасте. И то верно, ведь ему недавно исполнилось всего лишь чуть больше двадцати лет. И это только благодаря протекции своего отца, военного медика, он так быстро продвинулся по службе и добился чина лейтенанта. Вот и сейчас видя, как Арише прямо у него на глазах становилось всё лучше и лучше, он смеялся и радовался, как простой мальчишка. Поставив пустую кружку на стол, Морис выскочил на середину комнаты и, припевая Марсельезу, сделал несколько задорных пируэтов.

— Ура!… ура!… ура!… мы победили!… — облегченно вздохнув, весело заключил он и, выпрямившись во весь свой стройный рост, нарочито звонко щелкнув каблуками, залихватски подкрутил свои щёгольские усы. Ариша увидев его такую потешную выходку, тут же засмеялась. Морис немедленно подскочил к ней.

— О, нет-нет,… вам мадмуазель пока хохотать не велено!… — притворно важничая, попытался он её остановить, но только всё ещё больше усугубил. Вышло с точностью наоборот. Ариша, развеселённая его мальчишеской бравадой и шутливыми ужимками, теперь уже совсем не могла удержаться и откровенно смеялась, лишь изредка чуть морщась, поправляла здоровой рукой повязку на больном плече.

— Ну, я умоляю, будьте осторожны!… а то больше не стану вас лечить!… — широко улыбаясь, коверкая от волнения слова, потешно восклицал Морис, при этом его ржаные усики настолько забавно топорщились, что лишь вызывали ещё большее веселье. Теперь уже и Настя, присоединившись к Аришеньке, от души радовалась её выздоровлению.

— Впрочем, как хотите,… можете и не переставать хохотать,… вам это очень идёт… — уяснив, что Аришу бесполезно унимать, согласился Морис, и абсолютно поражённый её чудесным выздоровленьем, стал любоваться, как очаровательно она смеётся. Что вполне понятно, ведь до сегодняшнего дня он никогда не видел её такой. Он ни разу не видел на её устах эту прекрасную непринуждённую улыбку, этот весёлый лучезарный прищур её огненно изумрудных глаз, не замечал, как забавно морщиться её нежно розовый слегка вздёрнутый вверх носик, всё это было для него в новинку. Морис на секунду замер удивлённый такому своему внезапному открытию. Перед ним сейчас была непросто его юная пациентка, а самая прекрасная девушка, что ему приходилось когда-либо видеть.

Сердце его вдруг дрогнуло и бешено забилось, словно хотело наверстать то упущенное время, когда он ещё не знал Аришу. Сухой, горячий комок подкатил к его горлу и не давал дышать. По всему телу мгновенно разлился сладкий жар нежной истомы любви. Складывалось такое впечатление, что его тело пронзили сразу тысячи крохотных молний. В одно мгновенье его весёлое настроение, из смешливого и беспечного, преобразилось в яркое, наполненное трепетом и нежностью, желание быть любимым. Его взгляд одновременно кричал и молил о немедленной любви. От такого взгляда кровь закипает в жилах, душа рвётся наружу, и хочется взлететь высоко в облака.

Ариша лишь на одно мгновение, уловив на себе этот его взгляд, тут же осеклась и перестала смеяться. Пристально взглянув в наполненные влюблённым отчаяньем и неразделённой страстью глаза Мориса, она неожиданно ощутила точно такие же чувства в своём сердце. Осознание пришло стремительнее бури, нахлынув на неё подобно морскому шквалу. Ариша поняла — это оно, то самое чувство, о котором так много говорят, это любовь. До этой самой минуты Ариша ещё никогда в жизни не испытывала столь сладостное и в то же время щемящее чувство тревоги и беспокойства. В секунду, пронзив её сознание, словно стрела, любовь полностью захватила её душу.

Ох уж эта любовь, она не спрашивает нас, когда ей приходить, она просто врывается в нашу жизнь и меняет её раз и навсегда. Не было никаких сомнений, молодые люди полюбили друг друга. Однако тут же стало ясно, что будущее их так внезапно возникших отношений туманно. Им грозило неминуемое расставание. Бедная Ариша только теперь начала это понимать. Тогда как Морис осознал это гораздо раньше её, а потому взгляд его померк и наполнился горькой тоской печальных перемен.

— Мой верный спаситель,… мой нежный друг, вы собираетесь покинут меня?… — начиная понимать неизбежное, вмиг погрустнев, дрожащим голосом, спросила Ариша и протянула к нему руку.

— О, да,… утром мы уходим из города… — робко поцеловав её ладонь, ответил Морис. Ох уж эта война. Анастасия, лишь мельком взглянув на дочь и лейтенанта, вмиг определила, что произошло между молодыми людьми.

— Ну, ладно,… я, пожалуй, пойду, проведаю Глашу… — тихо прошептала она, и чтобы не мешать новоиспечённым влюблённым покинула их. Уж она-то, как никто другой знала, что значит расставание для двух пронзённых любовью сердец. Ведь и она сама теперь испытывала чувство разлуки. Уже скоро год, как Настя не получала вестей и ничего не знала о своём ненаглядном князе Егоре. Где он сейчас и что с ним она и представить себе не могла.

Меж тем молодые люди, оставшись наедине, не упуская ни одной минуты зря, стали живо рассказывать о своих чувствах и тех событиях, что произошли в их жизни до этой важной встречи. Быстро перейдя на язык ощущений, близкий всем влюблённым, они без всяких трудностей стали понимать друг друга. Теперь они были одним целым, французский офицер и юная русская балерина. Проговорив без остановки до самого утра, влюблённые чувствовали себя так, словно они все свои прежние годы прожили вместе, никогда не расставаясь. Уж настолько много всего разного они узнали друг про друга за эту краткую ночь. Однако прощанье было неизбежно. Поклявшись Арише в вечной любви и преданности, оставив ей свой парижский адрес, Морис, как верный присяге солдат, в означенный час покорно выдвинул свой отряд в поход и покинул Москву. Так закончилось их знакомство, но конечно не навсегда, началась лишь первая ступень выпавших на их долю испытаний.

12

Ариша, обладая стойким и непримиримым к невзгодам характером, потеряв только что обретённую любовь, даже и не собиралась мириться со сложившимся положением. Явно сказывался боевой нрав отца и целеустремлённость Анастасии. И такой настрой не замедлил сказаться на заживлении раны. Буквально через неделю Ариша основательно окрепла и встала на ноги, а от её прежней бледности не осталось и следа.

Меж тем постепенно стали возвращаться в свои дома жители города. Вернулись и хозяева той усадьбы, где оказались Ариша, Настя и Глаша. Выслушав рассказ негаданно поселившихся у них гостей о вероломном поджоге их родного дома, и об их чудесном спасении, а также о тяжёлом ранении Ариши, хозяева, как сами пострадавшие от войны люди, поняли и приютили несчастных погорельцев. Хозяева усадьбы оказались на редкость приветливыми и гостеприимными людьми. А узнав, что их постоялицы столь заслуженные и прославленные балерины, так вообще прослезились, понимая, насколько сложно сейчас придётся бедной Ариши.

Но Ариша и не думала сдаваться, её ключица ещё как следует не срослась, а она уже вовсю принялась выяснять, куда и по какой дороге ушёл отряд её возлюбленного. Несмотря на начавшиеся холода, она бегала по всевозможным военным инстанциям, расположившимся в Москве, и по крупицам собирала нужные ей сведения. Следы Мориса терялись в той гуще событий, что произошли за последнее время. Уже отгремело и последние сражение под Малоярославцем, и он сам сгорел, и армия Наполеона вышла на старую Смоленскую дорогу, и само отступление приняло вид катастрофического бегства, но достаточных сведений о лейтенанте Морисе Дрюоне так и не нашлось.

Ариша была не из той породы, чтобы взять и просто так отступить от своего возлюбленного, пусть даже он и был французским офицером. Её намерение найти Мориса, во что бы то ни стало, было бесповоротными, и она решилась ехать вслед за отступающей армией неприятеля. Тем более что в Москве её уже ничего не держало, в том огромном пожаре, что полыхал в городе, сгорел не только их родной дом, но и театр, где она могла бы забыться и найти отдохновение в столь мрачное для неё время. Итак, снарядив небольшой дорожный возок, взяв с собой тёплую одежду, кое-какие ценности вместо денег, немного необходимого провианта, кой насобирали добродушные хозяева усадьбы, и, оставив на их попечение, выздоравливающую Глашу, Ариша и Настя отправились в долгий путь. И хотя рана ещё основательно не зажила, и надвигающаяся зама грозила морозами, Ариша была полностью уверена, что ничто не помешает ей разыскать своего любимого Мориса.

Час за часом, всё дальше и дальше удаляясь от Москвы, странницы всё больше начинали испытывать тяготы и трудности их отважного путешествия. Но, несмотря на различные каверзы и препоны, они в каждом посёлке, в каждом встречающимся им по пути доме тщательно и основательно выспрашивали об отступающих французских солдатах, что до этого проходили там. При этом Ариша детально описывала внешность Мориса, надеясь хоть что-то узнать о его судьбе. Однако попадавшиеся им на дороге кабатчики и крестьяне, выслушав её рассказ, только пожимали плечами, для них отступающие французы были все на одно лицо. Крестьяне лишь удивлялись, почему эта красивая и так добротно одетая благородная барышня ищет какого-то там беглого захудалого французишку.

А то, что отступающая армия французов теперь имела именно такой непотребный вид, Ариша с Анастасией убеждались каждый день и воочию. То тут, то там виднелись брошенные сломанные телеги, разбитые орудия, все обочины дороги были просто-таки усеяны какими-то обломками, остатками, рваньём и бог ещё знает чем. А вскоре на свежевыпавшем снегу стали появляться и первые места упокоения новопреставленных солдат неприятеля, со скорбными крестами на бугорках могил. Тягостная и гнетущая картина отступления окружала двух стойко продвигающихся вперёд русских женщин. Но, не смотря на столь удручающее печальное зрелище, Ариша была преисполнена светлыми надеждами.

— Да не может быть, чтоб такой человек, как Морис, вот так взял и просто сгинул, не оставив о себе никакой памятки,… хоть что должно быть,… хоть какая-то маленькая зацепка… — говорила она сама себе, не теряя присутствие духа, и шла всё дальше вперёд, ни на минуту не прекращая свои поиски. И вот как-то, одним тяжёлым вечером, после обильной снежной бури, почти выбившись из сил за день мытарств, они добрались до очередного полуразрушенного особняка. То была небольшая барская усадьба расположенная где-то недалеко от пограничного городка. В тот период времени силы французов абсолютно иссякли, их армия таяла на глазах. Конные гусарские отряды русских войск, постоянно нападая на обозы неприятеля, не давали им покоя. И, конечно же, в такой обстановке шансов обнаружить Мориса где-нибудь поблизости было очень мало. А потому переступив порог усадьбы, странницы больше думали о тёплом ночлеге, нежели чем о продолжении поисков. Настроение было угнетающее.

— Есть кто?… хозяева отзовитесь!… — крикнула вглубь дома Настя, увидев, как в камине одиноко пылает огонь. У них с Аришей такое уже бывало, хозяева домов, издалека заметив чужаков, прятались в укромном месте, и уже оттуда присматривались к непрошеным гостям. Вот и теперь Настя подумала, что сейчас точно такой же случай, и миролюбиво окликнув хозяев, приблизилась к огню, чтобы согреется. Но вдруг из тёмной части дома к ним с саблей наперевес вышел французский солдат. На мгновение оторопев, путешественницы замерли в растерянности, не зная, что им делать, толи бежать, толи звать на помощь, но тогда кого?

— Простите, мы только на минуту,… мы лишь согреться… — совладав с волненьем, смело выступив вперёд, на ломаном французском тихо произнесла Ариша, всматриваясь в лицо солдата.

— Excusez la madame moi ne connaît pas que vous parlez… (извините мадам, я не понимаю, что вы говорите) — несколько отступив, отозвался француз. Ариша уже было приготовилась пояснить ему причину их присутствия здесь, как в разговор, разглядев солдата, неожиданно вступила Настя.

— Да неужели ты не узнаёшь нас?… вы же нам помогли, тогда, после пожара,… где же ваш офицер?… где Морис?… — подойдя к нему вплотную, на чётком французском быстро спросила она.

— Sur cela vous la madame! (о, это вы мадам!) — воскликнул солдат, тут же узнав в усталой страннице русскую красавицу барышню, что они в роковую ночь пожарища сопровождали к себе в расположение. Мигом убрав саблю в ножны, солдатик сразу попятился назад, увлекая за собой Настю.

— Il ici il est malade… (он здесь, он болен…) — залепетал французик, жестикулируя руками пытаясь наглядно пояснить состояние своего лейтенанта. Но Арише и объяснять ничего не надо было, она сразу всё поняла, и не чувствуя ни холода, ни усталости, бросилась в глубь дома опережая солдата.

— Морис! Морис! ты где? это я? — громко взывая, вбежала она в дальнюю комнату, где в призрачном лунном полумраке, прислонившись спиной к холодной стене, прямо на полу сидел еле живой Морис.

— Что,… что с тобой, милый?… — пытаясь узнать, как он, припала к нему Ариша, хотя его больной, измождённый вид говорил уже о многом. Впалые глаза, рыхлые щёки, осунувшееся лицо, всё производило тяжелейшее впечатление. От былого офицерского лоска караульного лейтенанта не осталось и примет.

— Ариша, ты ли это?… Это сон?… может я, брежу?… — слабо шевеля губами, еле вымолвил Морис.

— Нет, это не сон,… это и вправду я, милый,…теперь мы вместе, я здесь, я рядом… — шептала Ариша, прикасаясь к его замёрзшему лицу своими горячими руками. Слёзы сами собой полились из её глаз, не давая ей спокойно дышать. Подошла Настя и солдатик, вместе они помогли Морису подняться и отвели его к огню. Оказывается, всё это время его отряд шёл за отступающей французской армией, прикрывая её отход. Но это прикрытие оказалось излишним, оно абсолютно не понадобилось. Так ни разу и, не вступив в бой за весь период отступления, его караул потерял почти всех солдат. Мороз и голод сделали своё дело. И сейчас далеко отстав от основных войск, они, оставшись всего вдвоём, забрались в этот дом и совсем отчаявшись, были готовы принять печальную участь своих погибших товарищей.

И вот только они разожгли в камине огонь, как услышали шум подъезжающего возка, подумав, что это дозор русских гусар, спрятались в соседней комнате. Морис к тому времени был уже так плох, что когда путницы окликнули хозяев он даже и не смог подняться, чтобы выйти к ним. И тогда его единственный солдат выглянув в гостиную, обнаружил там, у камина, двух женщин в коих вскорости и признал старых знакомых.

Утерев слёзы, сейчас уж и не зная, какие они, то ли слёзы радости, то ли печали, Ариша, как самая заправская сиделка тут же принялась ухаживать за своим возлюбленным. И все их теперешние затруднения, и даже боль от ранения, вмиг показались ей таким пустяком, такой мелочью, что абсолютно перестали для неё существовать. Ведь главное, они теперь были вместе, они были рядом. Всю ночь напролет, невзирая на усталость, Ариша, посылая постоянно солдатика за дровами, растапливала снег, готовя из него горячую воду для отогрева Мориса. А достав запас провианта, она приготовила чай, и даже сварила лёгкую похлёбку, которая пришлась как нельзя кстати. Затем прикрыв поплотнее двери и хорошенько протопив камин, они хоть как-то, но прогрели комнату, в которой находились.

Закутав Мориса, словно маленького ребёнка и накормив его, она теперь ухаживала за ним так же старательно, как и он когда-то за ней. При этом Ариша совсем захлопотавшись, давала различного рода поручения не только служивому солдатику, но даже и приятно расположившейся у камина матушке, не давая ей отдыха. Ну а Настя и не возражала, она ни слова не говоря, повиновалась Аришиным указаниям, и с удовольствием выполняла их. Притом украдкой наблюдала, как влюблённые нежно поглядывая друг на друга, радуются неожиданной встречи. Совершенно согревшись, и прейдя в себя, мирно беседуя, влюблённые и не заметили, как наступило утро. Они уже было и забыли, что снаружи властвует холод и идёт война, как вдруг она напомнила о себе.

13

Рано утром, когда все путники утомлённые трудной ночью спокойно дремали, входная дверь вдруг резко отворилась, и в дом вошло несколько человек одетых в тёплые куртки русских кавалеристов. Это был дозорный отряд гусар, которого так опасался Морис. Они объезжали окрестные угодья, выискивая спрятавшихся вражеских лазутчиков, а таковых имелось предостаточно, так что работы у дозорных хватало не только днём и ночью, но даже и по утрам.

Тихо подъехав к усадьбе, командир отряда как опытный дозорный сразу заметил схороненный в сарае возок и лошадь. Было ясно, что в доме кто-то есть. Перекрыв все выходы для бегства, командир гусар с помощниками направились вовнутрь. Двери были не заперты, и они без труда вошли. Готовый к любым последствиям держа в одной руке пистолет, а в другой саблю командир, сделав шаг вперёд, громко крикнул.

— Что за народ!? А ну встать!… — при слабом освещении комнаты гусару было плохо видно, кто расположился внизу возле камина, и ему ничего не оставалось делать, как поднять спящих людей. Спросонья не разобрав, что происходит, все четверо повинуясь окрику, с большим трудом, но всё же поднялись. Помощники командира, воспользовавшись камином, тут же запалили пару ярких факелов.

— А ну-ка Ермол, посвети сюда!… посмотрим, кто тут у нас,… что за птицы такие… — тут же обратился к своему помощнику командир. И заметив на стоящих людях форму французских солдат, перехватив у помощника факел, взялся пристально их разглядывать.

— Да это же мусьё!… Ха!… заблудились господа,… а ну, расскажите-ка нам кто вы такие и что здесь потеряли… — пошучивая, спросил он у Мориса, подсвечивая его наружность.

— Он болен, не трогайте его!… — вдруг выступив, вперёд вскрикнула Ариша и, закрыв собой любимого, встала перед командиром. Свет факела немедленно высветил из полумрака её лицо.

— Ба!… кого я вижу!… да это же Аришенька!… узнаю строгий голосок моей юной спасительницы!… Какими судьбами!?… как так!?… — не скрывая своего удивления, отстранив факел в сторону, вскликнул командир и вплотную приблизился к Арише, — ну, друг мой, Аришенька!… Нешто не признала,… да это же я, Давыд!… Тот самый гусар, что по ранению лечился у тебя,… ты меня на ноги поставила,… разве не помнишь?… ну, присмотрись скорей! Вот так встреча!… — радостно протараторил гусар и поклонился Арише.

— О да, теперь вижу, Давыдушка!… да, это точно ты!… ох, и напугал же ты нас!… Ну и как же сейчас твоя нога!?… — тут же узнав и обрадовавшись такой встречи, уже было заулыбалась Ариша, но тут неожиданно вмешалась Настя.

— Послушайте господа!… у нас здесь такое дело,… нам надо всё вам разъяснить… — обращаясь к гусарам, вышла она из тени.

— Анастасия!… и вы тут!… ну, надо же какие чудеса!… вот это фейерверк!… Да вы присаживайтесь, побеседуем, поговорим, вспомним былое!… Простите, что потревожил вас,… служба!… — перебив её, скорей извинился Давыд, и тут же поняв, что врагов среди окружающих нет, живо обратился к своим подчинённым, — господа располагайтесь,… это мои хорошие знакомые из Москвы!… В общем, всем отдыхать,… но не забудьте выставить дозоры!… А ну Ермол, где наши припасы, вынимай… — заулыбался он, заранее предчувствуя интересный разговор. Никого не пришлось упрашивать, все сразу последовали его распоряжениям. Гусары растопили посильней, начинающий уже было затухать камин, достали свои самые лучшие припасы, хмельные напитки, и, усадив Мориса с его солдатиком ближе к огню, сами расположились полукругом подле очага. Начался настоящий солдатский перекус.

Ну а Настя с Аришей, скромно устроившись рядышком, принялись рассказывать своему бывшему подопечному обо всех своих злоключениях, что случились с ними со времени Московского пожара, в котором сгорел их дом. Внимательно выслушав все подробности и тонкости странствий своих врачевательниц, Давыдушка проникшись к ним чувством сопереживания и сострадания, незамедлительно сделал своё подлинно гусарское заключение.

— Вы в своё время помогли мне, теперь настал мой черёд отплатить вам тем же!… Для начала Ариша мы твоего возлюбленного и его служаку определим, как полагается по форме без всяких каверз на мирное существование!… Иначе говоря,… пусть они себе преспокойно следуют обратно в Париж,… оформим их в обоз,… есть у нас такой при войсках,… так они быстрее до дома доберутся, да в обозе им и посытней, и безопасней будет. Мы ведь теперь прямиком в Европу следуем, назад в Москву нам возвращаются, резону нет,… так что и вы с нами езжайте. Будете сопровождать своего ненаглядного,… да и уход за ним требуется, а нам некогда ухаживать,… сами понимаете, наступаем. Опять же, когда вы рядом и мне спокойней, ведь как-никак спасли вы меня тогда,… кабы не Ариша, валялся бы я сейчас на печи да орехи бесцельно лузгал!… А так, вон, с ребятами Отчизну спасаю!… значит и ваша заслуга в этом есть,… вот и выходит, идти вам с нами победителями!… — разумно заключил Давыдушка, и по-гусарски крутанув усы, от всей души рассмеялся своим добрым задумкам.

Ариша с Настей тоже не удержались и рассмеялись, да на радостях набросились на Давыдушку и давай его благодарно обнимать. Морис, видя такую картину, лишь удивлённо развёл руками, но когда узнал, что будет возвращаться в Париж под присмотром Ариши, и их никто не разлучит, сам кинулся с благодарностью к Давыдушке. Ну а тот как решил, так и сделал. Всю оставшуюся дорогу до самого Парижа, Настя, Ариша и Морис со своим солдатиком так и провели в обозе у русской армии под неусыпной опекой отважного гусара. А меж тем дорога на Париж выдалась долгой. Почти год с лишком провели они в пути. Много опасных приключений было у них во время странствий по Европе. Но все они просто меркнут по сравнению с тем счастьем, какое испытывали влюблённые от возможности быть вместе.

В конечном итоге русские войска, успешно наступая, полностью разгромили армию Наполеона и одержали окончательную победу. Французский народ, уставший от своенравного правления узурпатора, освободившись от его власти, свободно вздохнул и приступил к мирной жизни. Была ранняя весна, Франция, отряхнувшись от войны, набиралась сил. Париж встретил влюблённых своей какой-то особенной атмосферой свежести, радости и вдохновения. Кругом царило неописуемое великолепие красок, бликов и нежных запахов. Неимоверное количество головокружительных ароматов витало в воздухе. То ли это русские солдаты переусердствовали, опустошая парфюмерные лавки, то ли парижские дамочки, излишне орошали себя изысканными духами, встречая победителей, кто знает. Но только в воздухе стоял неподражаемый, благоуханный аромат свободы и любви.

Гусарский отряд Давыдушки, давший убежище Анастасии и влюблённым обосновался на гостином подворье, аккурат напротив дома Мориса, в коем всю прошедшую войну его ожидали престарелые родители. Теперь у них жизнь пошла совсем в другом русле. Нельзя сказать, что отец и мать Мориса сразу обрадовались избраннице их сына, ведь как-никак иностранка. Но чуть погодя узнав, что она балерина, да ещё и прима Большого театра, пришли в восторг, и уже спустя какую-то неделю знакомства полюбили её всей душой и беззаговорочно. Радость взаимопонимания и согласия наполнила их небольшой, но уютный дом, в коем всегда доброжелательно относились к театру, который собственно, и располагался всего-то в квартале от их дома. И, конечно же, такое соседство не замедлило сказаться на настроениях Насти и Аринушки. У них почти одновременно зародилась идея поставить грандиозный спектакль посвящённый окончанию войны.

Давыдушка, пользовавшийся большим уважением в войсках, поведал сию задумку своему командованию. Военноначальники нашли эту идею очень своевременной, здравой и чрезвычайно полезной для поддержания нравственного духа солдат. А потому, было решено, немедленно воплотить идею в жизнь. Назначили дату первого спектакля, и по всем войскам объявили о предстоящей премьере. В театре закипела работа. Ариша и Настя не без помощи Мориса, познакомившись с теми немногими оставшимися артистами французской труппы, приступили к репетициям. Настя очень переживала за последствия Аришеного ранения. Как оно скажется, какие будут изменения, её волновало абсолютно всё.

— Ну как ты Аришенька, справишься ли, получится ли?… Сможешь ли танцевать, как раньше?… исполнять батман, крутить фуэте?… ведь будет очень трудно… — живо интересовалась она.

— Да полно тебе мама,… будет, ничуть не труднее, чем нашим солдатам победить Наполеона!… — стойко отвечала Ариша, продолжая свои многочасовые репетиции, при этом используя собственные же наработки по реабилитации ранений. И всё это дало незамедлительный результат. У Ариши выправилась осанка, появилась былая пластика и грация, одним словом, вернулась прежняя форма. Французские танцоры были неимоверно изумлены тому напору, той настойчивости и самозабвению, с какими эта нежная и хрупкая русская балерина справляется со всеми своими сложностями. Их поражало, как стремительно и профессионально готовит Ариша наитруднейшую партию, в которой особенно напряжённо были задействованы мышцы и структура именно того её повреждённого плеча.

А ведь это очень важно, хотя и тяжело, обрести былую виртуозность после столь исключительных перипетий. Но никакие препоны и трудности не могли остановить Аришу, уж такой целеустремлённый характер достался ей от мамы трудолюбивой балерины и отца боевого офицера. Вот именно о нём-то, об отце, о любимом князюшке, и возникли сейчас тревожные мысли у так затосковавшей по нему Анастасии. Видя, что у дочери всё задуманное получается, она успокоилась на её счет, но сердечная тоска по Егору не давала ей спокойно наслаждаться успехами Ариши. И Настя, иногда отходя в сторонку, дабы не омрачать общее благостное настроение, нет-нет, да и всплакивала украдкой, вспоминая мужа.

— Где-то он сейчас?… что с ним?… — думала она о своём Егорушке.

14

А меж тем князь Егор был совсем рядом, и даже не подозревал насколько близко от него его родные, его любимые девочки, как он их частенько называл. Местность, где Егор нёс службу, находилась в дне пути от Парижа, а потому весть о появлении в столице знаменитых русских балерин быстрее ветра достигла его подразделения.

— Да как же так!?… неужто это они, мои родненькие Ариша и Настя!?… — допытывался он до своего друга полкового офицера поздно вечером прибывшего из Парижа и сообщившего ему эту весть. Ещё тогда до войны князь водил его на спектакль с их участием и тот, конечно же, знал девушек в лицо.

— Ну, ты пойми Егор, я их самих-то даже и не видел,… времени было мало!… ты же знаешь, прежде всего, служба!… А на афишах вроде они изображены,… и имена схожи, хотя фамилии я не разобрал, просто не успел,… всё же бегом, быстрей!… Да ты бы сам поехал, посмотрел, разведал,… самому-то оно надежней!… — присоветовал ему друг.

— А что, ты прав!… вот возьму да и поеду!… остаёшься за меня!… — резко скомандовал князь и тут же засобирался в дорогу. А уже ранним утром, уладив все дела, и ни на минуту не задерживаясь, он лихо вскочил на своего вороного жеребца и отправился в Париж. Всю дорогу князь был в приподнятом настроении, он почти и не сомневался, что это его любимые Ариша и Настя. Егор спешил, желая ещё до сумерок добраться до столицы. Переходя с галопа на аллюр, и лишь изредка давая коню передышку, к вечеру он, как и задумывал, прибыл в Париж. Узнав на первой же заставе у своих земляков, где остановились их соотечественницы две балерины из Москвы, а к тому времени уже весь город знал адрес русских знаменитостей, князь немедленно направился туда.

По пути петляя среди улиц и площадей, он не раз видел расклеенные театральные афиши, на которых художник отобразил явно его девочек. Яркое тому подтверждение была красочная надпись под их портретами на русском и французском языках. Сомнения уже не оставалось — это они его любимые, его ненаглядные Аришенька и Настенька. Уже стемнело, когда он въезжал на указанную ему улицу. Оставалось каких-то несколько десятков метров, и он увидит своих родных девочек. А они, тем временем закончив сложнейшую последнюю репетицию, ведь завтра премьера, возвращались из театра. Морис как всегда находился рядом и сопровождал их. Было так приятно пройтись после столь трудного рабочего дня по вечерним уютным, залитым романтическим светом, улочкам Парижа и подышать его легким наполненным ароматом любви и свежести воздухом.

Весело разговаривая, уже почти совсем подойдя к дому, они и не заметили, как одновременно с ними с другой стороны улицы под неярким светом фонарей к ним навстречу направляется какой-то военный всадник. Насте первой обратившей на него внимание неожиданно показалась знакомой такая ловкая манера держаться в седле. Сердце, предчувствуя негаданную радость, яростно забилось. Чуть замедлив шаг, она уже почти остановилась, пытаясь получше разглядеть движущийся к ней навстречу силуэт. А князь, сходу узнав поступь своих милых девочек, для скорости пришпорил коня. Но вдруг в этот момент от каштанов, угрюмо стоявших у кромки дороги, отделилось три мрачные тени. Буквально мгновение и они уже стояли подле Ариши и Мориса.

— А ну-ка месье погодите,… мне тут надо кое с кем поговорить… — шипящим голосом произнесла одна из теней, направив клинок в грудь Мориса. Настя вмиг узнала этот противный скрипучий тембр и на секунду замерев, впала в оцепенение, то был Протас Собак, здесь в Париже, с клинком и ночью.

— Придержите-ка пока этих двух!… — гаркнул он своим подельникам, и, сделав пару шагов, вплотную приблизился к Насте, — вот уж не ожидал, что вы не сгорите в том замечательном пожаре,… и вроде всё неплохо устроилось, а тут гляжу на афиши, и глазам не верю,… живые, да ещё и у меня под боком!… Уж подумал, не сошёл ли я с ума,… но нет!… всё так и есть, это вы!… Ну, теперь-то я с вами точно покончу,… одним ударом выкорчую всё княжеское родовое дерево! Ха-ха-ха!… — злобно скрипя зубами, отвратительно брызгая слюной, и издевательски посмеиваясь, прошипел он Насте прямо в лицо. И тут же, не дожидаясь ответа, Протас торопливо, видя, как всадник на другом конце улицы прибавляет ходу, замахнулся клинком на Настю готовый вмиг нанести ей смертельный удар. Однако не успел.

Морис, мгновенно оценив грозящую Насте опасность, мощным ударом в челюсть, уложил одного из сообщников Протаса, и молнией бросился на него самого. В прыжке нанеся резкий тычок в грудь негодяя, он, повалил его наземь и отстранил в сторону Настю. В тот же момент, третий бандит, коротко взмахнув кавалерийским палашом, сделал длинный выпад в сторону отпрыгнувшего Мориса. Но Морис ловко удержал равновесие и уклонился от удара. Из оружия у него не было абсолютно ничего, кроме небольшой бамбуковой трости с медным набалдашником. Но и этого хватило, чтобы Морис, выровнявшись, парировал следующий выпад. Быстро подкинув трость и поймав её за другой конец, он, теперь используя её, как палицу, со всего маха огрел медным набалдашником нападавшего. Тот не издав ни звука, свалился как подкошенный.