Моя подруга Светка как-то сказала, что мир принадлежит мужчинам и они в нём правят бал. А я с ней не согласилась. Кто они без нас? Кто вдохновляет их на поступки, а потом сердцем и рукой может направить или остановить? Кто своей верой может возвысить их до королей мира, а нелюбовью унизить до состояния бесформенной амёбы, покоящейся на диване? В конце концов, кто производит их на свет и делает из мужчин тех, кем они становятся? Кто, если не мы — женщины? Вот так, идя на поводу у своего мнения, я и решила написать эту историю о «женщине всемогущей» и хотела сначала назвать её «Ведьма».

Мне кажется, что-то от ведьмы есть в каждой из нас — какая-то внутренняя сила, дав волю которой, мы можем творить такие чудеса, что многим представителям мужской половины человечества даже не снились. И для этого не обязательно обладать эзотерическими знаниями и уж тем более иметь рыжие волосы и зелёные глаза, как у главной героини этого фантазийного сочинения. Правда, не всё в этой книге чистая фантазия — некоторые образы и их характеры скорее собирательные, нежели вымышленные.

По закону жанра повествование, в котором речь идёт о женщине, не может обойтись без любви — любовь ведь слово женского рода. Она тоже силой своей убивает или спасает, не знает преград, расстояний, времени и, поселившись в сердце, может мучить, ранить, толкать на необдуманные поступки, сжигать дотла, но может исцелять, окрылять, давать новые силы, воскрешая из пепла. Моя героиня, проходящая непростой жизненный путь, была уверена в том, что любовь бывает один раз и на всю жизнь. Но, потеряв её, всё же находит в себе силы развеять страхи и сомнения и броситься в невероятный водоворот событий, рискуя из него никогда не выплыть.

Хочется сказать много и сразу. Но, забегая вперёд, озвучу лишь главную из моих мыслей. Я не толкаю на необдуманные поступки, речь не об этом. Только если ты по-настоящему чего-то хочешь — не останавливайся! Никто не сделает тебя счастливой, кроме тебя самой. Счастье — оно внутри. Дай ему свободу! Не держи в рамках. Не слушай бредней о том, что есть правила, которые женщине нарушать нельзя. Но… старайся отделять зёрна от плевел.

Доверься мне

Основано на нереальных событиях. Все герои вымышлены.

Все совпадения — всего лишь совпадения.

*** Начавшийся дождь вернул ей сознание. Мелкие капли, что надоедливые мухи, прилипали к лицу. В порыве отогнать их, подняв едва повинующуюся руку, Ленка попыталась смахнуть со щеки влагу, струйкой стекающую по коже, с невероятным усилием приподнялась и осмотрелась. Хмурое небо, опустив на землю сумерки, окрасило всё вокруг серым. Она лежала в яме — здесь было ещё темнее. Возле её головы, сталагмитом вырастая из-под земли, торчал невысокий окаменевший столбик конусовидной формы. Сама яма была неглубокой, но таких габаритов, что тело женщины могло легко разместиться в ней вдоль и ещё оставалось немного места. Влажные обломки веток прикрывали холодную землю, от которой исходил запах сырости и перегноя, и, словно нашатырь, он окончательно привёл Ленку в чувство.

«Что со мной? Почему я здесь?» — потирая пульсирующий болью висок, подумала она. Левая нога была придавлена чем-то тяжёлым. Пытаясь сдвинуть это с себя, Ленка почувствовала, как тело словно разорвалось на тысячи мелких болезненных кусочков, и от неожиданности даже вскрикнула. Она не сразу сообразила, что «чем-то тяжёлым» был её чемодан. Превозмогая боль, Ленка села и осторожно вытащила ногу из-под груза. Спиной опираясь о столбик, она нашла более-менее удобное положение, отдышалась и стала вспоминать, каким образом тут очутилась. Память сначала вернула её к тому дню, когда всё началось…

Часть первая «Иллюзия любви»

Глава первая

Весна 2018 года выдалась холодной. Только к концу марта Москва сбросила с плеч тяжёлые снежные тучи, обнажив яркое, но негреющее солнце. Прозрачно-сизый воздух разлился над домами и небоскрёбами, над дорогами, переполненными машинами, и над головами миллионов людей, населяющих «нерезиновую столицу». Небо наконец-то надело очаровательное голубое платье с белыми разводами, и москвичи, а также их гости, часто устремляя на него свой взор, нещадно эксплуатируя камеру телефона, затем делясь в соцсетях красками юной весны, с нетерпением стали ожидать настоящего тепла, необходимого и природе, и человеческому сердцу.

В одно такое солнечное утро последнего мартовского понедельника коммерческий директор частной клиники пластической хирургии Ленка по фамилии Князева, добравшись до места работы практически без пробок и поставив на парковке свой автомобиль рядом с ему подобным, подошла к дорогим для её сердца стенам миниатюрного трёхэтажного здания. На крыльце её встретил охранник.

— Привет, Паш! Ты что, оба выходных дежурил?

— Здравствуйте, Елена Владимировна! Да, вот жду сменщика.

Он любезно распахнул двери, и Ленка прошла в холл.

— Что тут у вас происходило в эти два дня? — поинтересовалась она у проследовавшего за ней парня.

— Всё спокойно, без происшествий, — говоря это, Павел сел за свою рабочую стойку.

— Это хорошо. Дмитрий Николаевич у себя?

— Нет, ещё не было.

— Так машина же здесь, — удивилась она.

— Его авто тут со вчерашнего дня стоит. Не знаю, на чём он уехал.

— Понятно… Ну… дай мне тогда мой ключик и ключи от приёмной и его кабинета.

— Вот, пожалуйста!

Он протянул ей связку с увесистыми номерками.

— Спасибо, Паш! Хорошо тебе отдохнуть!

— Спасибо, Елена Владимировна! А вам — поработать.

Ленка одарила парня дружеской улыбкой и пошла в сторону лестницы.

Поднявшись на второй этаж, она зашла сначала в свой кабинет, оставила вещи и сразу же отправилась в приёмную. Открыв дверь и войдя внутрь, быстро прокрутила цепочку жалюзи, впустив в помещение свет весеннего солнца, а затем, воспользовавшись ещё одним ключом, очутилась в святая святых — Димкином кабинете. Проделав тот же манёвр с занавесками, которые, отъехав в угол окна, обнажили на нём цветочные горшки с сочной зеленью, Ленка набрала полную лейку воды и стала заботливо поливать растения, приговаривая: «Ваша мама пришла, вам попить принесла». Закончив с поливом и убрав инструмент на место, Ленка плюхнулась в огромное белое кожаное кресло, закинув ноги прямо на стол.

Сначала она стала наблюдать за игрой солнечных лучей, струящихся сквозь окно — словно жёлтыми нитями они прошивали стекло и пространство кабинета, ложась стежками по венецианской штукатурке. Потом, отведя взгляд от этого яркого зрелища, начала рассматривать фотографии, висящие на стенах, — остановленные моменты жизни, помещённые в деревянные рамки. Ей казалось, что всё происходило совсем недавно. Вот — они с Димкой на открытии клиники, вот — их первый пациент, вот — они сажают деревья на субботнике, облагораживая территорию, а вот и сама Ленка в белом халате — такая смешная! Десять лет пролетело, а кажется, что только вчера молодые, дерзкие, влюблённые друг в друга и в своё дело, они строили этот «медицинский рай», радовались победам и огорчались неудачам. Всё время вместе. Эх! Всё же это было давно. Посмотрев на часы, она тихо вздохнула: «Да, Димася, никакой пунктуальности. Ну… хотя бы тут ничего не меняется».

Дмитрий назначил ей встречу. Ленка догадывалась, о чём пойдёт речь. Она готовила себя к этому разговору уже пару недель, понимала, что диалог неизбежен. Но, как любой русский человек, надеялась, что пронесёт, что всё хорошее может вернуться, а плохое развеяться. Она любила этого мужчину и не верила, что Дима может уже не любить её. Совсем не любить.

Дверь распахнулась, и на пороге появился он — когда-то её бог. Увидев Ленкины ноги на столе, Дмитрий послал в их сторону такой испепеляющий взгляд, что, казалось, подошвы кроссовок могли бы воспламениться. Но Ленка даже не шелохнулась, лишь пристально смотрела на вошедшего, ожидая нелестных слов в свой адрес.

— Почему ты здесь? — спросил он, закрывая дверь.

— Ты же меня позвал, — наконец, убирая ноги со стола, ответила она.

— Не обязательно было ждать в моём кабинете, — недружелюбно пробурчал Дмитрий, снимая пальто и пряча его в шкаф.

Затем он подошёл к даме, восседавшей на его «троне».

— А ты думал, что я в приёмной посижу, поговорю по душам с твоей секретаршей? Расскажу ей, как стоит заботиться о тебе, а чего делать не нужно? В общем, проведу ликбез на тему тихой и счастливой семейной жизни? — съязвила Ленка, вставая и освобождая кресло.

Жестом руки она как бы приглашала мужчину занять величественное место, а сама в это время присела рядом на край стола.

— Хотя, как бы я с ней поговорила? Она же всё время опаздывает. Не замечал? Пора бы наказывать. Ремень, плётка. Всё такое… — Ленка ядовито усмехнулась.

— Не мели чепухи.

На этот раз от его колкого взгляда у Ленки по телу побежали-таки мурашки. Дмитрий сел.

— Хорошо, скажу по-другому, — продолжила она, при этом её губы расплылись в притворной улыбке. — Я считаю, что имею полное право сидеть здесь, а не в приёмной, потому как этот кабинет построен вот этими руками и этими же руками в нём расставлена мебель, — она протянула к лицу Дмитрия обращённые кверху ладони и добавила: — Такой ответ тебя устраивает?

— Во-первых, убери, пожалуйста, свой зад со стола, — медленно, чеканя каждое слово, произнёс он. — Вокруг столько кресел, любезно тобой расставленных, что какое-нибудь да должно приглянуться твоей попе, — Дмитрий сделал паузу. — Во-вторых, если на то пошло, этими же руками ты и приёмную строила. Что, не удалась комнатка, плоха для тебя? — говоря это, он свёл вместе Ленкины ладони и опустил их вниз. Она залилась краской гнева, готовая кинуться в словесную перепалку, но Дмитрий опередил её следующей фразой: — Ладно… послушай, — начал он более миролюбиво и всё же с нотками раздражения, — я не хочу ссориться, разговор и так не из лёгких. Пожалуйста, сядь, и давай попытаемся спокойно всё обсудить.

Ленка, не проронив ни слова, отошла к другому краю стола, выдвинула кресло, располагавшееся напротив «трона», села и стала внимательно смотреть на своего собеседника.

— Хорошо, — сказал он, — с чего же…

Десятисекундное молчание, казалось, длилось вечность. Не сводя глаз с мужчины, поставив на стол локоть левой руки и прижав ноготь большого пальца к губам, подушечками пальцев руки правой она перебирала на столе невидимые клавиши, словно наигрывала беззвучную мелодию. И, судя по выражению лица, это была седьмая часть Реквиема — «Lacrimosa», а слова: «Этот слёзный день настанет…» были сейчас отражением её чувств — день настал.

— Лен, нам нужно закончить наши отношения, — наконец решился объявить Дмитрий. — Мы с тобой почти месяц не живём вместе, ты прекрасно всё знаешь, видишь, понимаешь. Нет смысла дальше играть в мужа и жену.

— Особенно, если мужем и женой мы не были, — добавила она.

— Официально не были, но не нужно утрировать, ты же знаешь, что всё это время я считал тебя своей женой. Думаю, что и я для тебя был кем-то большим, чем просто мужчиной рядом.

«Кем-то большим?! Сволочь! Ты был для меня всем!» — хотелось крикнуть ей. Но она молча отвела глаза, потому что предательские слёзы подобрались так близко, что стало трудно дышать. «Невозможно подготовиться к расставанию, сколько ни старайся, не-воз-мож-но! Ты проигрываешь разные варианты, придумываешь, как поведёшь себя в случае, если он скажет то, или если скажет это. Но всё равно не можешь победить боль, которая разрывает душу при мысли, что семнадцать лет совместной жизни — это уже только „опыт“, и ничего более», — звучало в Ленкиной голове. Прикусив ноготь и остановив игру на пианино-невидимке, она всё же удержалась от слёз и вернулась взглядом к мужчине. А он продолжил, опустив глаза к столу:

— Оставить тебя в клинике я тоже не могу.

«Вот оно! Добивает! Он отлучает меня не только от себя, но и от детища, которое создавалось совместно, над которым днём и ночью трудились, забывая есть, спать, забывая просто жить, — не рожая детей, потому что было „не время“, не беря отпусков, не навещая родителей, не встречаясь с друзьями. Каторжный труд трёх лет стройки и пяти первых лет с момента открытия клиники — дань, которую мы вместе заплатили за сегодняшний день! Сытый… но такой горестный!» — эта мысль у неё пронеслась, точно пуля, и сердце защемило с такой силой, что Ленка слегка согнулась по направлению к столу.

— Почему? — набрав в лёгкие побольше воздуха, каким-то не своим голосом произнесла она. — Я не могу остаться с тобой — это понятно, хотя и не понятно, — фраза прозвучала так, словно была насквозь пропитана болью, — но почему я не могу остаться здесь, на своей работе? Почему, Дим? Зачем так-то?

— Как раз потому, что, оставаясь здесь, ты будешь находиться рядом со мной. Я не смогу так работать, неужели не ясно?

— Тогда почему не уйдёшь ты? — последовал её тихий безнадёжный вопрос.

— Потому, что это моя клиника! — сначала залившись каким-то идиотским смехом, потом побагровев, прокричал Дмитрий и стукнул ладонью по столу.

— Твоя клиника, говоришь? — Ленка с презрением смотрела на своего «героя». — Как быстро она превратилась только в твою! Стоило увлечься другой бабой — и память напрочь оставила тебя?! Не смей говорить, что это всё твоё! Да, она строилась на деньги твоих родителей! Да, ты у нас — светило! Да, без твоих чудесных рук и дара хирурга клиника не была бы такой, какой стала. Но зачем со счетов ты сбрасываешь меня? Разве мои голова и руки трудились меньше?! Господи! Как же противно всё это — все эти слова твои! Я не понимаю, как может мужчина, который жил рядом столько лет, вот так в один момент лишить меня всего?!

Казалось, она вот-вот взорвётся: руки тряслись, голос дрожал, взгляд был безумным. Дмитрий ещё ни разу не видел её такой, но отступать он не собирался.

— Очнись, Лена! Что значит, лишить всего?! А так, на минуточку, трёшка в Москве — это, по-твоему, безделушка? И ездишь ты не на велосипеде! Про шмотки я вообще молчу!

Хозяин кабинета встал и нервно зашагал от стола к окну и обратно.

— Лучше бы ты совсем молчал, — тихо сказала она. — Ведь знаешь, что работа и есть моё «всё», особенно с того момента, когда ты лишил меня тебя.

Вид у Ленки был такой, будто ей огласили расстрельный приговор с немедленным приведением в исполнение. Губы потеряли свой цвет, почти слившись с кожей, а глаза застыли, уставившись в одну точку. В комнате повисла мучительная тишина, слышно было только тиканье часов, отсчитывающих секунды до расставания. Дмитрий стоял у окна и был так напряжён, что желваки ходили по его лицу. Он первый нарушил молчание:

— Лен, я дам тебе пару лямов, чтобы было на что жить, пока ты не найдёшь себе…

— Спасибо! — не дав ему закончить, Ленка встала и, слегка качаясь, пошла к двери. — За всё спасибо!

Он смотрел на неё молча, без глупого «Подожди!», зная — если эта женщина сделала шаг, остановить её было уже невозможно.

«Нужно выйти из кабинета так, чтобы Димкина зазноба не побежала сразу же по коридорам рассказывать каждому встречному, как ужасно выглядела Елена Владимировна, пообщавшись со своим „бывшим“», — подумала Ленка. Благо, дверь в кабинет была двойной, и вторая, ведущая в приёмную, оставалась прикрыта. Стоя на этом маленьком островке между двумя дверями, закрыв лицо руками, она несколько секунд приходила в себя, потом глубоко вдохнула и вышла в залитую светом комнату, где за массивным столом сидела миниатюрная девушка двадцати трёх лет от роду, красивая, голубоглазая, но без особых признаков интеллекта на лице.

— Елена Владимировна, вас искала Фёдорова, хотела… — чуть привстав с кресла, произнесла своим тонким слащавым голоском блондинка, пославшая под откос семнадцать лет Ленкиной жизни.

— Пусть больше не хочет, — не дав той договорить, рявкнула Ленка, продолжая идти к выходу из приёмной.

Возле двери она остановилась и повернулась к девушке, чьё декольте заканчивалось почти у самого ремешка юбки.

— Знаешь, никогда не заходи в кабинет, если шеф отсутствует, и не садись в его кресло. А главное — не клади ноги на стол. Потому что Дмитрию Николаевичу это очень не нравится. За это, милая, тебя могут уволить. Поняла? — произнесла «наставница» наигранно добрым тоном.

— Поняла. Хорошо, я не буду так делать.

Секретарша Ирочка смотрела на неё, как кролик на удава.

— Вот и молодец! Прощай! — сказав это, Ленка покинула помещение.

Она зашла в свой кабинет, оглядела его. Её маленькая комнатка в трёхэтажном мире красоты и силикона была как инородное тело. Коллеги часто подшучивали над Ленкой, говоря, что груди некоторых пациенток после операции могли бы поспорить своими габаритами с этой её светёлкой. Но пространство, хоть ничего лишнего в себе и не содержало, кроме нескольких памятных мелочей, красовавшихся в шкафу, просто очаровывало своим порядком и уютом.

На столе лежала кучка документов, которые предстояло посмотреть и подписать. «А вы подождёте нового хозяина, — похлопав рукой по бумагам, вслух произнесла Ленка и, ещё раз пробежавшись взглядом по комнате, подумала: «Ничего не хочу забирать. Пусть всё тут остаётся». Достав из ящика стола сумочку и прихватив куртку, висящую на вешалке возле выхода, она закрыла дверь и пошла по коридору к лестнице. Очень хотелось уйти по-английски, ни с кем не прощаясь, не выслушивая никаких слов сочувствия. К ней все относились хорошо. Ленка знала об этом, потому и не собиралась никому ничего объяснять, вынося на всеобщее обозрение свою с Дмитрием проблему, и уж тем более «нечаянным» словом поставить под сомнение авторитет их шефа. Хотя… Многие уже знали, что ДНК (так называли его в коллективе по первым буквам имени, отчества и фамилии Косьянов) загулял на стороне. Шила в мешке не утаишь, а в стенах этого здания — и подавно. «Но пусть уж без меня эти новости обсуждают», — решила она.

И ей повезло — время было раннее, ни пациенты, ни врачи по пути не встретились. Отдав ключи от кабинета охраннику, сменившему Павла, Ленка вышла на улицу. На парковке возле клиники стояло две одинаковых «Ауди А7». Обе переливались серебристым цветом. Только номера различались одной цифрой, по ним и можно было узнать, чья это машина: её или его. Чуть больше двух лет назад на смену стареньким автомобилям они специально выбрали для себя одинаковые модели, да ещё и одинакового цвета. Собираясь выезжать в один и тот же пункт назначения, смеясь, бросали монетку: на чьей тачке ехать, и кто поведёт. Глядя сейчас на эти машины и вспоминая совместные поездки, Ленка достала из сумочки солнечные очки и надела их — вовсе не потому, что светило солнце, просто слёзы удержать уже не могла.

В таком состоянии садиться за руль она побоялась. Решив, что сегодня домой поедет на общественном транспорте, а машину заберёт позже, быстрым шагом направилась в сторону железнодорожной станции. Добиралась долго. Сначала электричка, потом метро. Час пик в Москве, с этим бурлящим морем людей, окончательно выбил её из колеи.

Наверное, почувствовав, как ей плохо, какой-то молоденький парнишка, сидевший возле двери, через которую можно пройти в соседний вагон, уступил Ленке место. Это было как нельзя кстати. Поблагодарив вежливого гражданина, отвернувшись от всех к оконному стеклу, она могла лить слёзы, не привлекая всеобщего внимания. Уже пара платочков была скомкана и покоилась в левом кармане джинсов, а рука то и дело смахивала с глаз солёную жидкость, приводя в негодность очередную бумажную «спасательную жилетку».

Расстояние от метро до дома составляло минут пятнадцать спокойным шагом, но сегодня Ленка, побив все рекорды, смогла преодолеть его только за полчаса. Еле переставляя ноги, она добрела до подъезда, поднялась на свой этаж и, открыв дверь в квартиру, не разувшись, не сняв куртку, сразу пошла к барной стойке. Достав из винного шкафа бутылку белого сухого вина, она быстро откупорила её и прямо из горлышка большими глотками отпила треть содержимого. Потом с бутылкой в руке она вернулась в прихожую, захлопнула дверь, остававшуюся открытой с момента прихода, и, зайдя в гостиную, села на пол рядом с диваном. Из сумочки, висящей у неё через плечо, Ленка достала телефон и отключила его. Затем, сняв сумку, а следом очки, бросив все эти вещи на диван, она продолжила пить вино, словно это была простая вода. Уже через несколько минут пустая бутылка покатилась по полу. Ленка же, сражённая выпитой дозой спиртного, склонив голову к сидению дивана и закрыв глаза, перепачканные тушью, провалилась в сон.

Проснувшись, она поняла, что многочасовая отключка не избавила её от ощущений дня. Напротив, к ним добавились новые: головная боль, что, как по наковальне, своими адскими молоточками колотила в виски, и нестерпимая боль в шее — во сне из-за неудобного положения головы онемела вся правая сторона. Но боль — это ещё полбеды. Поднимаясь, она обнаружила, что на месте, где сидела, по полу растеклась и по краям уже немного подсохла лужица бордового цвета. Сначала Ленка решила, что разлила вино, но тут же вспомнив, что пила белое, коснулась пальцем вязкой жидкости. «Господи, ещё и это?!» — прошептала она, дотрагиваясь рукой до брюк сзади. На ладони остались следы крови.

Ленка в буквальном смысле на коленях доползла до ванной, стянула с себя одежду (куртку и кроссовки она бросила ещё в гостиной) и, держась руками за высокий поддон душевой кабинки, кое-как встала. Быстро ополоснувшись прохладной водой и завернувшись в полотенце, она вытащила из шкафа пачку детских подгузников, хранившихся у неё для подобных случаев. Взяв один, отрезала от него края, оставляя для себя только среднюю впитывающую часть. Затем, достав из соседнего медицинского шкафчика ампулу, со скоростью, какой может позавидовать любой медработник, вскрыла её. Набрав лекарство в шприц, Ленка развернулась всем корпусом так, чтобы видна была правая ягодица, проспиртованным ватным тампоном протёрла маленький участок кожи и резким движением руки всадила в мышцу иголку. Введя препарат, она бросила ампулу и шприц в ведро, взяла влажные салфетки и медленно поплелась в комнату.

Вытирая кровь с пола, она подумала: «Хорошо, что не легла на диван. Иначе без химчистки тут не обошлось бы. Так что счастье есть!» Включив телефон и увидев несколько пропущенных звонков, среди которых два было от Дмитрия, Ленка выбрала в контактах номер своего лечащего врача. Трубку подняли не сразу. «Валентина Анатольевна, здравствуйте! — сказала она, волнуясь. — Это Лена. Вам удобно сейчас говорить? Да, у меня опять кровотечение. Всё, как обычно. Нет, я не записывалась, это только что случилось. Хорошо, завтра в восемь тридцать буду. Слушаюсь, доктор. Уже укололась. До завтра! Спасибо Вам!»

Глава вторая

— Одевайся! — скомандовала врач, отходя от гинекологического кресла и снимая перчатки.

Вымыв руки и уйдя за ширму, где почти у самой двери располагался, заваленный бумагами стол, Валентна Анатольевна села за него и стала просматривать Ленкину карту.

— Так, дорогуша. Ничего нового я не скажу. Который раз предлагаю тебе лечь в больницу и обследоваться? Посмотри, – листала она «историю», — после первого случая второй произошёл почти через два года, третий через год, четвёртый через полгода. Лена, ты понимаешь, что за последние полгода — это уже второй раз? С огнём играешь, девочка. Что молчишь-то?

Натягивая джинсы, Ленка вспоминала все предыдущие случаи. Всякий раз перед тем, как она внепланово попадала на это кресло, обязательно происходило какое-нибудь событие, ставившее с ног на голову её жизнь. Сегодня сомневаться было бы глупо — все эти сильные кровотечения во время менструации происходили на нервной почве. Первый раз — она серьёзно повздорила с Димой, когда речь шла о приобретении нового оборудования для клиники. В связи с быстрым ростом евро этот шаг тогда был очень болезненным для бизнеса и для них самих. Второй — смерть Димкиных родителей, надолго выбившая его из нормального течения жизни. И, хоть Ленка старалась окружить любимого вниманием и заботой, именно в этот период его и понесло «на сторону». Она замечала, как всё изменилось между ними уже тогда, и даже подозревала, под чью юбку он заглядывает. Молчала, надеясь, что такой умный, самодостаточный человек не может по-настоящему увлечься тупой «Барби», что девушка, часто не умеющая двух слов связать, быстро наскучит ему, и Димася возвратится с букетом ирисов и тысячью извинений в объятья своей родной и никем не заменимой женщины. Но Ира, не умеющая говорить, видимо, хорошо умела делать что-то другое. Третий раз случился, когда Ленкины подозрения подтвердились. Вернувшись из длительной командировки, она обнаружила, что у секретарши ДНК очень увеличилась в размере грудь, а в клинике шептались, что Ирка оперировалась здесь. Стараясь поберечь себя, Ленка не стала копаться в документах и оплатах, предвидя, что Ира денег в кассу не вносила. И так было ясно, откуда «ноги растут» у истории охлаждения отношений с Димой и на какой почве выросла такая грудь. Четвёртый (предыдущий раз) — Дмитрий решил встречать новый год «один», улетев кататься на лыжах в Сочи. Этот раз — пятый.

— Ну, а что говорить? — наконец отозвалась пациентка, выходя из-за ширмы. — Что тут скажешь? Месячные никто не отменял. Мои, видимо, любят пошалить, — она вымученно улыбнулась.

— Лена, столько лет тебя знаю, что ты мне как родственница стала. Я всегда переживала, что вы с Дмитрием всё никак ребёночком не обзаведётесь. Но сегодня я с тобой не как доктор хочу поговорить, потому что врач не может давать таких советов, какой я тебе сейчас дам. Послушай, детка… в жизни всякое бывает… может тебе… попробовать… другого мужчину найти?

Валентина Анатольевна говорила медленно, делая длительные паузы.

— Доктор мой дорогой! — уже смеясь, Ленка подошла и обняла женщину в белом. — Если бы вы только знали, как сейчас ваши слова совпадают с тем, что происходит в моей жизни! С одной лишь оговоркой — не я сменила мужчину, а он заменил меня.

— Батюшки! — вскрикнула та и сценическим жестом схватилась за сердце. — Загулял?

— Расстались.

— Как же так? Такая пара была! Лена-Лена, — качала головой гинекологиня.

— Валентина Анатольевна, вы же полминуты назад мне сами предлагали это, — садясь на стул и пытаясь изобразить серьёзный вид, сказала Ленка.

— Да Бог с тобой! Я же не говорила о разводе, я так… для здоровья. Да… Ну и новости!

— Нам развод не грозит, мы же так и не расписались. Ну, это уже не важно, — Ленка махнула рукой. — Валентина Анатольевна, я планирую на пару-тройку месяцев уехать из Москвы, если опять приключится такой сбой, не хочу быть неподготовленной. Что из кровоостанавливающего посоветуете? Или оставить тот, что колола?

— Лучше бы ты послушалась меня и легла в больницу! — поучая, врач достала бланк рецепта и стала заполнять его. — Так, смотри, выписываю тебе один препарат, но купи и в таблетках, и в ампулах — они для внутримышечных инъекций, но внутривенно быстрее действуют. Инструкцию прочти.

— Я знаю, что это за лекарство, не переживайте. Спасибо вам за всё!

Ленка поднялась со стула и направилась к двери.

— Будь здорова, голуба! Едешь-то далеко?

— Искать себе другого мужчину, — смеясь, ответила Ленка и вышла.

Она спускалась по лестнице, ведущей к выходу из больницы, когда почувствовала, что в кармане вибрирует телефон.

— Почему не берёшь трубку? — зазвучал раздражённый голос Дмитрия.

— Вот, взяла, — спокойно ответила ему Ленка.

— Я звоню тебе уже четвёртый раз. То труба отключена, то не отвечаешь. Что за бойкот?

— Раньше не могла, извини. Что тебе нужно?

— Твоя машина стоит на парковке, почему не забираешь? Я уже переживать начал.

— Не переживай, тебе её не оставлю, заберу на днях.

— Я не за машину переживал, а за тебя…

— Дим, не нужно тебе больше за меня переживать, — оборвала его Ленка.

— Лен, — вдруг как-то глухо произнёс он, — пожалуйста, зарой топор войны. Плохо вчера поговорили, согласен. Надо было как-то по-другому, без эмоций. Но ты же сама провоцировала меня.

— Дима, я повторю: что тебе нужно? Про машину я ответила. Ещё что-то?

— Когда ты заявление напишешь и трудовую заберёшь?

— Дим, с полгодика, пока не найду другое место, хочу продолжать числиться в клинике. Стаж и всё такое. Можешь перевести меня на другую должность, но увольняться я пока не буду, — стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, заявила она.

— Но ты же понимаешь, что мне тогда придётся деньги тебе на карту переводить и все налоги платить — у нас же всё по-белому проходит, — Дмитрий снова перешёл на повышенный тон.

— Что же ты, милый, так низко падаешь? — вздохнув, тихо произнесла Ленка. — Налоги, говоришь? — она сделала небольшую паузу и продолжила: — Можешь сразу посчитать, сколько ты заплатишь за меня государству за полгода, и вычесть из тех двух миллионов, которые вчера обещал. А карту зарплатную я тебе отдам и пин-код скажу, будешь снимать с неё всё, что перечислишь. Привезу, когда машину забирать буду. Всё, пока! — закончила она разговор, нажав на «отбой».

Выйдя из больницы, Ленка села в ожидающее её такси и поехала домой, думая по дороге о том, как же быстро изменился её Дима, попав под обаяние женщины, ничего из себя не представляющей, но, видимо, умело считающей деньги. «Не удивлюсь, если Ирочка займёт мою должность. Только, каким идиотом нужно быть, чтобы доверить ей это хозяйство?!» — подумалось ей, и слеза-предательница снова потекла по щеке.

Телефон опять завибрировал. На этот раз звонила Светка — Ленкина лучшая подруга.

— Привет! Ты, никак, вернулась? — Ленка старалась выровнять голос.

— Князева, это, вообще, как? — не ответив на вопрос, с упрёком выпалила Светлана. — Почему я всё узнаю от посторонних людей? Мне ты позвонить не могла?

— Свет, ты сейчас о чём?

— Ты давай, дурой не прикидывайся, я о том, что твой Димон, будь он неладен, выставил тебя с вещами из клиники.

— Ну, допустим, вещи я не забирала, — медленно сказала Ленка. — Без них обойдусь.

— Прям аттракцион неслыханной щедрости! Но это ладно, твоё дело. Почему не позвонила-то?

— Если честно, не было времени. Но сказать, что я поражена, — это ничего не сказать. Как же быстро разносятся у нас слухи! Ты когда прилетела?

— Почти ночью. Рейс задержали. А с утра меня уже огрели новостью! Вот гад!

— Тихо, тихо, не буянь, подружка. Кто рассказал?

Ленке было интересно, какая рыба нашептала об этом Светке.

— Маринка. Но ты же понимаешь, что рассказывала она со словами: «Не сдавай меня!».

— Понимаю. Когда увидимся? Не хочу по телефону ничего обсуждать. Я завтра планирую машину забирать, она у меня осталась на стоянке возле клиники. Хочешь, посидим после этого где-нибудь?

— Хорошо, а во сколько ты туда?

— К обеду, думаю. Давай часикам к двум? Я тебе позвоню утром, скажу точнее.

На том конце провода «кивнули», и Ленка убрала трубку в карман. Такси тем временем подъехало к дому, и она, расплатившись и поблагодарив водителя за длительное ожидание, быстрым шагом направилась к подъезду.

Глава третья

Москву снова накрыло светом. И, хоть было прохладно и ветрено, присутствие солнца на небе делало день хорошим уже самим по себе. Ленка очень любила это время года. Весна всегда дарила ей положительные эмоции и какую-то необъяснимую веру в чудеса. Глядя на серые деревья с зарождающимися листочками нежно-салатового цвета, на траву, пробивающуюся сквозь чёрную землю, ещё вчера покрытую снегом, Ленка приходила в восторг от течения жизни. Просыпаясь с рассветом, она могла ещё долго валяться в кровати, мечтая, выдумывая какие-то невероятные истории своего недалёкого будущего. Насладившись этими размышлениями, вставала, готовила завтрак для себя и Димы и, приняв душ, будила своего любимого мужчину нежным поцелуем.

Сегодняшний день не нёс в себе этих прекрасных атрибутов прошлой жизни. Всё переменилось: весенний ветерок не мог разогнать тяжёлые тучи в её душе, как и солнце не могло осветить тёмных мыслей. Ленка шла в сторону клиники, забрать машину. С утра она позвонила подруге, хотела договориться о времени встречи. Но у Светланы по возвращению из Таиланда, куда она почти каждый год на несколько месяцев сбегала от московской серости и холода, поднялась температура и начался кашель. Договорились, что, как только та оклемается, приедет к Ленке домой, и тогда они смогут в нормальной обстановке обсудить приключившееся горе и немного залить его.

Сев в машину, Ленка достала из сумочки телефон и набрала самый знакомый из всех номеров. Дмитрий ответил после пары гудков. «Привет! Спускайся, я тебя жду на парковке, карту отдам», — быстро сказала она. Ей хотелось казаться спокойной, но голос слегка дрожал.

Через пять минут ДНК уже сидел рядом на переднем пассажирском сидении. Выглядел он виноватым. И было видно, что встреча эта ему даётся нелегко. Ленка смотрела на Диму молча, разглядывая его лицо так, будто они встретились впервые. Ей очень хотелось обнять его, прижаться к груди и плакать, говоря: «Это всё неправда! Мы ведь любим друг друга!» Но она не двигалась, просто сидела и внимательно наблюдала за любимым человеком, так больно ранившим её. Пауза затянулась. Молчание нарушил Дмитрий: «Карту не отдавай. Я буду на неё в течение шести месяцев в день зарплаты перечислять тебе по двести тысяч. Здесь, — сказал он, протягивая пакет, — обещанные деньги за вычетом всей суммы будущих перечислений и суммы налогов с них. Даже если ты ничего не придумаешь с работой, то через полгода всё равно напишешь заявление и заберёшь трудовую. Если устроишься куда-нибудь раньше, недоплаченную сумму верну наличкой. У меня — всё».

Казалось, этот текст был заучен им наизусть. Он чеканил слова и говорил тоном, не приемлющим возражений. Ещё несколько секунд Ленка молча смотрела на него. Потом, повернув ключ зажигания, так и не проронив ни звука, взглядом показала ему, что пора на выход. «Я надеюсь, что всё у тебя будет хорошо. Когда-нибудь ты перестанешь злиться на меня», — произнёс он, открывая дверь и покидая машину. Ленка надавила на газ, и автомобиль двинулся в сторону выезда со стоянки. «У меня непременно всё будет хорошо», — вслух сказала она, убирая в бардачок пакет с деньгами.

Домой долетела пулей. Скорость, с которой она мчалась, захватила её целиком. Всё внимание было приковано к дороге, поэтому на гнусные мысли просто не хватало ресурса. Паркуясь у подъезда, она уже прикидывала, сколько штрафов ей может прийти за такую поездочку. Но сожалений на этот счёт не было никаких. «Выпустив пар» таким способом, она немного успокоилась и, войдя в квартиру, сбросив куртку, сразу же уселась за письменный стол. Вооружившись ручкой, достав из лотка принтера пару чистых листков, сверху одного из них написала: «План сборов». Подчеркнув эту строчку, стала быстро спускаться вниз по бумаге, расставляя пункты и заполняя пустоты. Через пятнадцать минут оба листа были исписаны синей пастой. Ленка всё перечитала и кружочками обвела то, что планировала выполнить сегодня. Под цифрой 1 «Плана» значилось: «Позвонить т. Дине». С этого она и решила начать.

Во времена, когда Ленка была маленькой, тётя Дина (родная сестра матери) часто приезжала в гости и, будучи бездетной, всю свою нерастраченную любовь отдавала неугомонной племяннице: баловала её подарками, водила в цирк, брала отдыхать на море. Но потом, выйдя второй раз замуж и переехав жить во Владимирскую область, стала появляться в доме Князевых всё реже. А там и её племянница упорхнула из родного гнезда в столицу — учиться. Из Ленкиной памяти уже стёрся день, когда она в последний раз виделась со своей тётушкой, которая, впрочем, сама разок приезжала погостить в Москву. Хотя они часто созванивались, за время жизни, проведённой в стольном граде, Ленка так ни разу и не выбралась навестить родственницу в её доме, даже на похороны тёткиного мужа приехать не смогла — была за границей. И вот, теперь, в свете новых событий, решила восполнить этот пробел. Желание умчаться подальше от города, где сейчас было горько и гадко, навело Ленку на мысль, что лучшим лекарством может стать именно эта поездка с полной сменой обстановки и людей. Она ни на секунду не рассматривала возможности поехать в Тверь к родителям. Сложные отношения с матерью давно развели две эти женские души по разные стороны баррикад.

Несмотря на жизнь в шуме московских колец, Ленку всё время тянуло к природе. Ей нравилось бывать за городом, нравилась рыбалка. Она даже миниатюрный спиннинг себе купила. И, пусть крайне редко, но ей всё же удавалось вытащить своего мужчину на речку, чтобы совместно забрасывать наживку и ждать, когда же на крючок поймается золотая рыбка. Также любила она приезжать в гости в дом Димкиных родителей, бродить по выложенным сланцем дорожкам, срывать с кустов ягоду и, минуя кран с водой, отправлять её прямиком в рот. А утром, надев купальник, разместиться на шезлонге возле небольшого бассейна и, наблюдая, как ветерок создаёт на водной глади мелкую рябь, погрузиться в мысли о том, как скоротечна, но всё же прекрасна жизнь.

Когда Димины родители погибли и двухэтажный коттедж перешёл в его собственность, чувство восторга от этого места у Ленки сильно притупилось — её любимый стал как-то странно относиться к жилищу. Сначала полгода не хотел даже приезжать туда, а потом, наоборот, засел в доме почти на месяц, готовя очередную статью в журнал. Причём Ленку заставил уехать в московскую квартиру, сославшись на то, что ему нужен покой и тишина, ну и за клиникой кто-то должен присматривать. И пошло-поехало. Дима стал чаще проводить время за городом, Ленку с собой не брал. В редкие выходные, когда она всё-таки приезжала к нему, — был не в настроении. Не давал ей ни цветы посадить, ни кустарники обрезать, ни на веранде порядок навести — считал, что всё должно остаться так, как было при маме. Короче говоря, стать хозяйкой в доме и в саду он своей женщине не позволил, хотя та не раз пыталась.

Теперь же слушать и слушаться стало некого, и Ленке как никогда захотелось приобщиться к земледелию. Её нисколько не волновало, что она в этом деле ничего не смыслит. Опыт выращивания растений сводился к уходу за комнатными цветами, да и те были куплены в магазине, когда размером своим уже превышали размер кашпо, и их нужно было только вовремя поливать. А про времена посадки и сбора картошки на огороде Князевых Ленка уже и помнить забыла. «Ну и что?! — размышляла она. — У тётки большой участок земли возле дома. Она-то как раз ещё тот садовод-огородник! И меня научит. Спрошу у неё, какие семена нужно купить, проконсультируюсь в магазине, какие сорта лучше, закачаю в планшет информацию, как всё это нужно сажать, обрабатывать — и урожай у меня в кармане!». Зачем ей нужен этот урожай — Ленка не знала, вернее, даже не думала об этом. Тем не менее, пункты: позвонить, узнать, купить, скачать инфу — являлись частями «Плана», который созрел в её голове в первую же бессонную ночь после разрыва с Дмитрием. А раз есть план — значит, полдела сделано. Выбрав в телефоне нужный номер, Ленка уже через пару секунд разговаривала со своей тёткой.

— Тёть Дина, привет! — радостно защебетала она. — Как дела ваши, как здоровье? Готовитесь ли к посадочным работам?

— Спасибо, скриплю потихоньку, — отвечала та. — К огороду готовлюсь, конечно, но тяжеловато в последнее время стало мне его обрабатывать. Думаю, что посажу в этом году только мелочовку, да картошки ведро. Мне одной много не нужно, а скрюченной стоять на грядках уже силы нет. А ты как?

— А я… — Ленка набрала побольше воздуха в лёгкие, чтобы говорить как можно спокойнее. — Я вот собираюсь к вам в гости приехать, если примите. На пару недель. Можно?

Не хотелось сейчас в телефонном разговоре рассказывать, что ехать она собирается не на пару недель, а на пару, а может и больше, месяцев. Скажи она так, тётка сразу бы смекнула — что-то произошло. Начались бы расспросы, оханья и аханья, предложения «подумать ещё раз», «попробовать поговорить с Димочкой», и очень не хотелось вопроса: «а мама знает?» «Всё расскажу потом, как доберусь до места», — решила она.

— Конечно, можно! Наконец-то собралась! — прозвучало в трубке. — Одна приедешь или с Димой?

— Одна. Дима занят. Он же главный в кружке кройки и шитья, — выдавив из себя подобие смеха, ответила Ленка. — То отрезает лишнее, то пришивает ненужное. И так каждый день.

— Хороший у тебя мужик, Лена. Умный, пробивной, надёжный. Повезло тебе с ним.

— Безусловно, повезло, тёть Дина. Сама нарадоваться не могу. За что мне такое счастье выпало, даже не знаааю, — она сымитировала кашель.

— Ты же хорошая у нас, вот Бог тебя и наградил.

— Тёть Дина, скажите, каких вам семян из Москвы привезти, у нас же тут Клондайк этого добра, — пытаясь сменить тему, спросила Ленка, думая в этот момент: «Видимо, ваша „хорошая“ где-то нагрешила, что „награда“ дала ей пинка под зад».

— Ой, Леночка, да у меня и своих много, но, если хочешь, можешь купить.

Тётка начала перечислять, а Ленка записывать. Потом речь зашла о родственниках, а в заключение, как всегда, о погоде.

— Адрес свой точный продиктуйте, мне для навигатора нужно, — в конце разговора попросила племянница.

— А когда ты собираешься приехать-то?

— Думаю, мне на сборы дня четыре нужно. Но в выходные и в понедельник я точно не поеду — много машин будет. Вторник-среда следующей недели. Наверное, так.

— Как здорово! Пасху вместе отметим. Я яичек домашних собрала.

— Точно! Я что-то про Пасху забыла совсем. Значит, ещё и термо-наклейки на яйца куплю. Хорошо, что напомнили!

— А как же ты Диму на праздник одного оставишь?

— Я думаю, что с яйцами он как-нибудь и без меня справится, — пошутив неоднозначно, засмеялась Ленка.

— А ты в отпуск пошла? — не унимались на том конце провода.

— Да, в отпуск.

— Ой, Леночка, у меня же «Ватсап» появился, ты, если что, пиши мне, когда соберёшься.

— Хорошо, тёть Дина, напишу, — сказала Ленка, улыбаясь про себя, — ей вспомнилась фраза из фильма «Самая обаятельная и привлекательная», которая звучала так: «… в джинсы уже облачились даже самые отсталые слои населения».

Записав нужный адрес и попрощавшись с родственницей, она поставила жирную галочку возле первого пункта «Плана».

Глава четвёртая

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Ленка, когда в трубке послышалось сонное Светкино «алло».

— Уже лучше. И значительно лучше. Кашель пока ещё никуда не делся, но температуры нет. А это уже прогресс. Я вчера даже бокал вина красного выпила.

— Может, именно оно и помогло? Может, с него и нужно было лечение начинать? — подшутила над подругой Ленка. — Посмотри, какое солнышко сегодня! Давай, вылезай из постели. Я буквально минут через пятнадцать буду возле твоего дома проезжать. Поехали ко мне, посидим, поболтаем, продолжим твоё лечение. А то я завтра уезжаю, потом долго не увидимся. Поедешь?

— Уезжаешь? Куда? — закричала Светка. — Снова я всё последняя узнаю?

— Поедешь ко мне — расскажу, — опять засмеялась Ленка в попытке замотивировать подругу.

— Ну, хорошо, подъезжай. Только я так быстро не успею собраться, подождёшь или поднимешься?

— В машине посижу. У вашего дома парковаться особо негде, а эвакуаторы ежеминутно отслеживают обстановку. Так что я лучше тачку посторожу. Как соберёшься, спускайся.

Всю неделю Ленку носило по разным концам Москвы. Выполняя пункты своего плана, она посещала магазины, рынки, аптеки, страховую компанию, банк. Стараясь насытить дни событиями, чтобы в голове не успевали крутиться печальные мысли, Ленка ездила, смотрела, читала, записывала, скачивала, заполняла, подписывала, собирала, упаковывала — словом, ни минуты не сидела без дела. К вечеру воскресенья 99% пунктов плана были отмечены галочками: она застраховала квартиру, рассчиталась по кредиту, накупила целую кучу пакетиков семян (даже тех, что её не просили), к ним в придачу на планшет была скачана и даже немного прочтена информация, как добиться урожайности. Она выбрала и загрузила столько фильмов, что и за полгода не посмотришь, приобрела массу лекарств из аптечного ассортимента, купила три пачки любимой краски для волос, про плёнку для яиц тоже не забыла, и ещё многое другое ей удалось сделать. Когда Ленка собрала на полу в гостиной то, что ей предстояло упаковать, — ужаснулась. Но всё это необходимо было взять с собой. Ведь не на один же день едет!

В огромный чемодан, куда можно было бы её саму поместить, миксуя и складывая вещи, как фигурки в тетрисе, Ленке всё же удалось утрамбовать это хозяйство. В небольшие промежутки между пожитками были воткнуты: мини-спиннинг (вдруг там можно будет на рыбалку ходить), литровая бутылка мартини (наверняка в той деревне это — экзотика), блок сигарет (такие я там точно купить не смогу). Правда, одежды поместилось мало: пара джинсов, четыре футболки, одно коротенькое платье-футляр, ночная шёлковая пижама, халат из «вафельной» ткани, велюровый спортивный костюм, три пары носков, летние шорты, а также нижнее бельё и купальник — это всё, что она брала с собой на планируемое время пребывания. Из обуви в чемодан были втиснуты только балетки и вьетнамки, в кроссовках она собиралась ехать. «Не на работу же мне ходить. Может, куплю там что-нибудь», — думала она, садясь на чемодан, чтобы две его части как можно ближе примкнули друг к другу, и появилась возможность застегнуть «молнию». Сам по себе он был лёгким — сделан из тонкого поликарбоната. Но, когда туда поместили всё перечисленное и не только, поднять этого монстра на колёсах получилось с трудом. «Эх, как же я его в багажник-то закину? — волновалась Ленка. — Ладно, попрошу кого-нибудь, помогут». С этой мыслью она перекатила чемодан в прихожую, где он остался ждать своего часа погрузки.

Единственным пунктом, не отмеченным галочкой, была встреча со Светкой. Его исполнение планировалось на понедельник, как завершение сборов и день разговоров по душам. Подъехав к дому, в котором жила Светлана, Ленка приятно удивилась сразу найденному пустому «кармашку» рядом с нужным подъездом. Ювелирно припарковавшись, она сначала намеревалась подняться в квартиру к подруге, но потом, предположив, что та быстрее соберётся, если сделает это в одиночестве, осталась в машине. Ленка провела в ожидании всего минут пять, как зазвонил телефон.

— Леночка, привет! — раздался в трубке приятный знакомый голос.

— Привет, Лёш! Счастлива тебя слышать. Ты уже вернулся в Москву? Как стажировка?

Она действительно была рада звонку этого человека.

— Стажировка прошла отлично, зато у вас тут дурдом! — напряжённо ответил он. — Сегодня вышел на работу. Клиника гудит, поговорить нормально с Димой не получается, бешеный он какой-то. Лен, я хочу, чтобы ты знала… — он сделал небольшую паузу, а потом эмоционально затараторил: — Я на твоей стороне. Мне всё равно, из-за чего или из-за кого у вас это произошло, считаю, что Димка не прав, что он идиот, раз так поступает с тобой, что он ещё миллион раз пожалеет…

— Лёш, остановись, — с улыбкой в голосе притормозила его Ленка. — Я очень рада, что ты вернулся, и я благодарна тебе, что ты меня поддерживаешь. Но не нужно из-за меня портить отношения с другом. Жизнь расставит всё по местам, не сомневайся. Может, наш ДНК наоборот станет в миллион раз счастливее, чем со мной? Я ему, собственно, этого и желаю. Не нужно вбивать меня, как кол, в вашу дружбу. В конце концов, для тебя ничего страшного не случилось. Мой телефон всегда доступен, и дом всегда открыт. Я, правда, завтра уезжаю из Москвы, — сказав это, она вздохнула. — Но, в любом случае, звони, когда захочешь меня слышать, а я буду тебе ещё и фото с красивыми пейзажами слать. Договорились?

— Надолго уезжаешь?

— Не решила пока, как пойдёт.

— Скажешь, куда, или секрет?

— Тебе — скажу. К тётке поеду в гости, недалеко, чуть больше двухсот километров от Москвы. А ты уж присмотри тут за Димой и за моим любимым цветком в холле.

Алексей ничего не ответил на её просьбу, просто попрощался, сказав, что желает счастливого пути и что обязательно будет звонить. В момент, когда разговор был окончен, дверь со стороны пассажирского сидения открылась, и на него плюхнулась Светка.

— С кем это ты тут болтала? — спросила она, потянувшись к водителю с поцелуем. — Целую аккуратно, не дыша, чтобы не заразить тебя.

— Привет, «тайская бацилла»! Быстро ты собралась, неожиданно даже, — обнимая подругу и подставляя ей щёку, сказала Ленка. — Сто лет не виделись! — и добавила: — А разговаривала я с Коваленко.

— Твой верный рыцарь почуял, что место рядом освободилось, и теперь он может кинуться к твоим ногам беспрепятственно, по дороге никого не травмируя?

— Ну почему ты его так не любишь? Хороший же парень. Погнали?

Ленка завела машину.

— Не погнали, а начали движение. И аккуратнее! — потребовала Светлана, пристёгиваясь. — Сама знаешь, как я боюсь с тобой ездить. А Лёшу твоего не то чтобы не люблю, меня просто бесят такие тюфяки! Почти двадцать лет он волочится за тобой, вздыхая и охая, вместо того, чтобы стукнуть кулаком по операционному столу и сказать: «Бери мою руку и сердце, собирай чемоданы и поехали уже за меня замуж». Он мне всё время напоминает того страдальца из песни «Ах, какая женщина!». Ноет, что ему тоже такая нужна, а взять и сделать что-либо не хочет.

— Как ты себе это представляешь? — поинтересовалась Ленка. — Лёша Димку знает куда дольше, чем меня, и дружба для него, как не для многих в наше время, имеет вес, мало с чем сравнимый. Для Лёхи в принципе нереально отбить женщину у друга. Он себя просто уважать перестанет. А самоуважение — пунктик главный в его жизни. Такой через себя никогда не переступает — принципиальный.

— Ой, да ладно тебе! Когда сильно надо, то можно разочек и отойти от принципов. А то, всё, как актёр русской драмы, которому для поддержания имиджа всегда страдать нужно. Короче, пошёл бы он подальше! Не про него сейчас речь. Ты-то как?

— Как видишь, жива, — Ленка улыбнулась, посмотрев на подругу. — И даже очень упитанна. Представляешь, думала, стресс меня высушит, а я, наоборот, жрать как не в себя стала. Ну, и бокальчик винишка или мартини каждый вечер опрокидываю, чтобы хоть как-то уснуть. Джинсы теперь натягиваю с трудом.

— Тебе с твоим весом пара килограммов не повредит. А то, светишься насквозь, аж бесит! — сказав это, Светка скривилась в гримасе. — И что-то ты, мать, бледная такая.

— Да, что-то тошно, Свет, очень тошно. Особенно одной в четырёх стенах. Самое удивительное, Димка же в этой квартире не жил почти, а я всё равно по ночам прислушиваюсь к звукам на площадке. Всё кажется, что он вот-вот придёт, — Ленка смахнула слезу, сбегавшую по щеке.

— Поставь звуконепроницаемую дверь и спи спокойно, — пыталась шутить Светка. — Ясен пень, что в семейных траблах всегда виноваты оба участника. Но я не понимаю, подруга, как он мог так поступить!? Ты, конечно, не подарок, но жена из тебя для Димки была — отличная. Наблюдая вашу семейку столько лет, мне казалось, что вы, если не идеальная, то очень хорошая пара.

— Я раньше тоже так думала. Верила, что Димка мой — кремень. Сколько раз всякая шелупонь на себя его затащить пыталась, особенно те барышни, которые не знали, что Дима мною давно занят, — фамилии-то разные. Многие, видимо, думали, что, раз показали мужику грудь, а он её потрогал, то обязан жениться. Но, если честно, я всех этих баб, что с Димасей пытались шуры-муры водить, очень даже понимаю. Он красавцем и в молодости-то не был, а сейчас, со своим пузиком, и подавно, зато всегда в наличии: гипнотические глаза и голос, руки волшебные и просто фантастическая харизма. И срабатывает эта последовательность безотказно: сначала посмотрит на тебя, так что мурашки по коже побегут, потом скажет: «Не нужно так волноваться, всё будет хорошо», а после дотронется до любой части твоего тела своими пальчиками длинными, как у пианиста, с ноготками, до блеска отполированными. Всё! Ты сдалась без боя! И так со всеми тётками! Он, зараза, и меня в себя таким же образом влюбил.

— Эта твоя история мне известна, — смеясь, закивала Светлана.

— Знаешь, Димка мне просто всемогущим казался, — произнеся это, Ленка ненадолго замолчала, а после продолжила тише: — А тут вдруг на него свалилось это бесовское влечение, да ещё к такой… Я ведь поначалу даже не боялась. Думала, раз мы с Димой рано стали жить вместе, то, как говорят, просто не нагулялся парень. Ну, увлёкся, с кем не бывает. Поймёт, что она дура, и завяжет с ней. А завязать, в итоге, он решил со мной. Не знаю даже, что меня больше изумило: его измена или то, с кем он мне изменил.

— А может… Косьянов, наконец, детей захотел? Задумал позаботиться о наследнике силиконовой империи. Мог решить, что в твои тридцать пять первенца заводить поздновато, вот и состряпал себе продолжательницу рода.

— Не знаю. На тему детей он со мной со времён аборта не разговаривал, — Ленка тяжело вздохнула, и было видно, что предположение, высказанное подругой, больно ранило её. — Если бы дело было в детях, мог бы для начала и меня спросить. Свет, мы после первой моей беременности никогда не старались это повторить. Димка всё время предохранялся. Может, только… последние года три он позволял себе какие-то вольности… но не было даже намёка на то, что пора кого-нибудь родить. А мне и первого раза хватило, чтобы снова такой вопрос на повестку дня выносить. Глупо сегодня Диму винить, что я не родила тогда. Конечно, на этот шаг он меня подтолкнул, но решение сделать аборт я сама принимала, за руку меня в больницу никто не отводил… Да и, верни всё назад… я, наверно… поступила бы так же. Когда твой мужчина не хочет ребёнка, которого сам же тебе заделал, смешно надеяться, что малыш вырастет счастливым человеком. Но, скажи он мне… или хотя бы намекни… что настало время подумать о том, кого мы оставим после себя, я бы всё сделала, чтобы дети у нас были.

Во время этого монолога Ленкина подруга сидела, глядя в лобовое стекло, стараясь даже кашлем не прервать поток боли, который выливался из дорогого её сердцу человека. Светлана не хотела сейчас ничего комментировать, и так переживая, что затронула больную тему. Она понимала: неделя, проведённая в статусе брошенной, отняла у Ленки много сил, и в данный момент ей нужно было просто выговориться, нужен был слушатель, который знает, любит и понимает её. Когда Ленка замолчала, Светка немного приоткрыла окно и достала пачку сигарет.

— Несколько месяцев всего со мной не ездила, а уже и забыла, что у меня в машине не курят?

— Баб-Лен, какая же ты зануда! Я пару затяжек. Буду в окошко выдыхать.

— Нет! Никаких затяжек! Тем более, что ты кашляешь! — грозным тоном произнесла Ленка, автоматически закрывая окно. — И вообще… мы уже доехали, — улыбнувшись, она добавила: — На улице вместе покурим.

— Ой, как мы быстро-то! А ты что, опять закурила? Хотя, я понимаю, как тут не дымить? — кряхтя и кашляя, пробурчала Светлана, выходя из машины.

Они недолго постояли у подъезда и, уничтожив по сигарете, поднялись на десятый этаж, где располагалось Ленкино жилище.

— Я ничего готовить не стала. Завтра уезжать, не хочу, чтобы в холодильнике что-то оставалось. Но набрала во «ВкусВилле» разных вкусностей, как бы тавтологично это не звучало. Ими и буду тебя угощать. За стол или за барную стойку сядем? — говоря это, Ленка начала быстро переодеваться в домашние вещи. — Завтра за руль, так что я тебя как художник художника прошу: не дай мне увлечься белым и красным, чтобы наутро не быть синей.

— Ничего… не могу… обещать, — произнесла Светлана, усаживаясь на барный стул, тем самым определяя выбранное место для застолья. — Какие бокалы достать? — потянулась она к подвесу стойки.

— Начнем с шампанского? «Просекко» — всё, как мы любим! — предложила хозяйка стола.

— Да, ужжж… Шампанское по утрам пьют… сама знаешь кто.

Ленка быстро накрыла поляну разнообразными деликатесами, открыла бутылку и наполнила бокалы.

— Ну, подруга, давай не чокаясь помянем моё так и не состоявшееся замужество! О покойниках либо хорошо, либо ничего кроме правды. Так вот… хочу сказать, что была моя совместная жизнь с Димой разной, но, по большей части, счастливой, — произнеся эти слова, она сначала подняла бокал вверх, а потом залпом осушила его.

Светка повторила за ней.

— Уже неделя прошла, представляешь? — Ленка собрала руками свои рыжие волосы в хвост и, сидя с разведёнными в разные стороны локтями, продолжала: — Неделя с момента моего позора.

— Ну что за глупости ты говоришь? Какого позора, Лен? Ты что, первая, кого мужик бросил? Что тут позорного-то? — ставя бокал на столешницу, практически выкрикнула Светка.

— Да я не про то, что он меня выгнал, я про то, как я вела себя при этом. Так унижалась сама и его унижала. Пыталась объяснить то, что и объяснять-то не стоило. Говорила такие глупые вещи, за которые сейчас просто стыдно перед самой собой. Короче, не выдержала, сдалась на милость истерике. Не ожидала просто, что он так лихо с работы меня попрёт.

— Лен, рассуди здраво, ну как бы ты там осталась? Спотыкалась бы каждый день о них двоих? Думаешь, легко бы тебе было?

— В клинике, при желании, можно и не встречаться. Учитывая то, что Дима практически всегда на операциях. А вот голубушку свою мог бы просто дома посадить, денег бы ей и так хватило.

— Ну, что теперь об этом? Он решил так. И, ты уж прости, я считаю, что для тебя же лучше, что с ним не придётся встречаться. Отдохнёшь немного, замутишь какую-нибудь тему. Встретишь другого мужика. Или вон… Лёшку наконец осчастливишь.

— Не могу я его осчастливить, Свет, — вздохнула Ленка, наливая по второму бокалу, — не мой он мужчина. Понимаешь? Я очень его люблю и отношусь к нему с трепетом, уважаю, как немногих. Но нет у меня к нему никакого влечения! И вот же, блин, сама не понимаю: высоченный красавец, умный, добрый, дай волю — на руках носить меня станет. Но не ёкает у меня при нём сердце!

— Твой Дима тебя просто в зомби превратил! — Светка закашляла.

— Ну, а как ты хотела? Единственный мужчина в моей жизни. Сравнивать не с кем. Бокал бери и давай, за нас! — подняв тост, Ленка сделала маленький глоток. — Страшно мне, Свет. Я же, кроме как перед ним, ни перед кем даже не раздевалась. Врачи не в счёт. Представить себе не могу, чтобы чужие руки ко мне прикасались. Чувствую себя ущербной.

— Не дрейфь, подруга, как только сработает химия, ты и разденешься, и разуешься, и рукам чужим волю дашь, верь мне. Стоит только успокоиться и позволить случаю свести тебя с кем-нибудь. Но Лёху я со счетов всё равно бы не сбрасывала — пригодится.

Светка залилась своим звучным смехом вперемешку с кашлем. Потихоньку потягивая игристое вино, они долго болтали, вспоминая молодость, парней, первые любови. Взахлёб смеялись, когда кто-нибудь из них рассказывал забавные истории, смешными ставшие сейчас, а тогда напоминавшие конец света. Потом Ленка достала фотоальбом, и они перебрали старые фотографии, где на многих была запечатлена юная и счастливая троица: Князева, Косьянов, Коваленко. Три буквы «К» красовались на обратной стороне этих снимков. Разглядывая их, Светлана задала неожиданный в свете текущего момента вопрос:

— Вот что ты туда прёшься?

— Куда? — не сразу сообразила Ленка.

— Да в деревню Кукуево! Что ты там делать собираешься? Там хоть интернет есть?

— Нууу, — протянула Ленка, — думаю, есть, раз тётка «Ватсапом» обзавелась. А потом… у меня будет, чем заняться — там земли восемь соток! Придумаю какой-нибудь ландшафтный дизайн, цветов насажу, газонную траву посею.

— Это только в том случае, если тётка свой супермини-гектар тебе на растерзание отдаст.

— А ещё… — Ленка потянулась за бутылкой, так как бокалы к тому моменту опустели, — пока ты на морях попу грела, я ходила на курсы парикмахеров. Прикинь?!

— Я смотрю, тебя из крайности в крайность кидает, — прикрыв глаза ладонью, сказала собеседница. — А это тебе зачем?!

— Хотела в клинике новую фишку сделать. Вот представь: подправили тебе ушки, подтянули шейку и подбородок или, на худой конец, горбинку на носу убрали. А бонусом или по купону с огромной скидкой ты ещё и причёску к новому образу добавила. Я Димке не говорила, но место для этого уже присмотрела, а тут вот, видишь, как… — Ленка сделала большой глоток.

— И что, ты бы сама стригла? — наморщив лоб, усомнилась Светка.

— Нет, конечно! То, что я теперь стричь могу, — не главное. Я пошла, поучилась, познакомилась с людьми, присмотрела себе спецов, разобралась, как всё устроено. Не могла же я заняться делом, в котором ничего не смыслю! Ну, и дополнительные умения тоже не лишние. Как приеду, как развернусь в деревеньке! Перестригу всех! — говоря это, Ленка рукой растормошила свои волосы.

— А как закончатся головы, на овец перейдёшь? — залилась смехом Светлана.

— Смейся, смейся! Но всё, что нужно для стрижки, я в чемоданчик засунула.

— Чемоданчик?! Ты, наверное, хотела сказать «чемоданище»? Я в Тай с меньшим летала. А презервативы туда положены?

— Свет, на фиг мне лишний вес? — хихикнула Ленка. — Что мне с ними там делать?

— Ты и правда чокнутая! Едешь в деревню, где, возможно, куча мужиков. А вдруг кто захочет тебя изнасиловать?

— Думаешь, смогу убедить насильника, что необходимо предохраняться?

Ленка еле сдерживала смех. Светка спрыгнула со стула и подошла к дивану, где лежала её сумочка. Достав пачку с надписью «Дюрекс», она бросила её на барную стойку со словами:

— Держи всегда при себе, в самом доступном месте!

Кухня снова наполнилась смехом. И так, продолжая разговоры и подтрунивая друг над другом, они не заметили, как свет в окнах стал розово-серым. День клонился к закату, а на полу возле стойки красовались уже две пустые бутылки. Светлана решила, что пора прощаться, на что её подруга возражать не стала — обе изрядно захмелели, обеих клонило в сон. Они вызвали такси, которое в считанные минуты подъехало к дому. Стоя у порога, Ленка вдруг расплакалась.

— Ну, что ты, не нужно слёзы лить, — Светлана обняла её и прижала к себе. — А хотя… конечно… плачь. Такая утрата очень ощутима. Дай себе возможность пережить это и не волнуйся, что со слезами, — имеешь право.

— Я из-за своих проблем даже не спросила тебя, как твои дела. Эгоистка! Всё о себе и о себе, — Ленка хлюпала носом.

— Всё нормально у меня, Лен, не беспокойся. Всё по накатанной. С ребёнком вот только не вижусь практически. Но, раз он решил жить с папой, пусть будет так. Не маленький уже, нужно учиться отвечать за свои поступки.

— Спасибо тебе, что приехала. Я очень тебя люблю.

— И я тебя люблю.

— Ой, Свет, ключи возьми. Если будет время, заглядывай хоть иногда цветочки поливать.

Разжав объятия и сунув ключи в карман, Светка открыла дверь и вышла, а хозяйка дома поплелась убирать беспорядок с барной стойки.

Глава пятая

Закуска была не съедена и, упакованная в полиэтиленовые пакеты, всё же отправилась в холодильник. Телефон зазвонил как раз в ту минуту, когда пустые бутылки занимали почётное место в мусорном ведре. Ленка взяла трубку, на экране высветилась надпись: «Косьянов». Раньше контакт обозначался: «Димася», но несколько дней назад его переименовали. Слегка трясущейся рукой Ленка нажала на «ответить».

— Привет! — тихо сказала она.

— Здравствуй, Лен. Я к тебе по делу. Ты только выслушай меня, не перебивай. Хорошо? — голос у Димы был взволнованным.

— Хорошо, — ответила Ленка, садясь на стул и включая громкую связь, чтобы не держать мобильник возле уха, поскольку разговор, как ей показалось, будет долгим.

— Речь о Лёшке. Он мне сегодня заявление на увольнение принёс… — Дмитрий остановился, но комментариев не последовало — выполняя договор, Ленка сидела молча, закрыв глаза. Тогда он продолжил: — Ты понимаешь, почему он так сделал? Этот идиот сказал мне, что раз тебя в клинике больше нет, то и ему тут не место! Причём говорил это так, как будто я теперь его заклятый враг! После стольких лет дружбы! Я, конечно, всё понимаю, ты для него всегда была особенной, но причём тут работа и наши отношения? Я не хочу, чтобы из-за тебя всё разваливалось. Лёшка замечательный хирург, и моя клиника — это то место, где он может реализоваться. Прошу, поговори с ним, образумь. Я точно знаю, если он кого и послушает, так только тебя.

Всё время Ленка сидела неподвижно, беззвучно роняя слёзы, которые продолжали её мучить с момента прощания со Светкой, и набрали силу при этом звонке: выражения «из-за тебя» и «моя клиника» скальпелем прошлись по сердцу. Она понимала, что нужно что-то ответить, но сил произнести хотя бы одно слово у неё не было. Слёзы душили. Из носа текло. Внутри всё клокотало. Единственное, что ей пришло на ум и что она ещё могла сделать, — это нажать «отбой». Ей нужны были эти несколько секунд, чтобы перевести дух, высморкаться и подышать. И она пользовалась ими до момента, когда Дмитрий снова перезвонил.

— Я не понял сейчас, что это было? — грубо начал он.

— Связь прервалась, — соврала она.

— Так ты поговоришь с ним?

— Дима, а что я должна ему сказать? Он взрослый мужчина, сам для себя решает, где и с кем ему работать. У меня нет права лезть к нему со своими советами.

— Да ты понимаешь, что он из-за тебя рушит свою жизнь и карьеру? — он перешёл на крик.

— Не из-за меня, а из-за тебя, — очень спокойно парировала Ленка. — Ты, пожалуйста, вещи своими именами называй. Не я устроила всё это. Твоё решение, твои действия привели к таким последствиям.

— Значит, ты мне не поможешь?

— Я думала, что ты просишь меня Лёше помочь, а оказывается, тебе? — она остановилась на секунду, а затем почти шёпотом сказала: — Я пока даже себе не могу помочь, Дим, что уж про других говорить.

Услышав это, Дмитрий оборвал разговор. А Ленка ещё долго сидела в раздумье, как же ей поступить. Затем она встала, убрала со столешницы оставшийся мусор, прямо на кухне умылась и, достав чистое посудное полотенце, вытерла со своего зарёванного лица остатки влаги. Потом снова села за стойку, взяла телефон, отыскав в недавних звонках Лёшкин номер, нажала на вызов. Казалось, её звонка ждали, потому что в трубке молниеносно прозвучало: «Алло».

— Ещё раз привет! Видишь, я выполняю своё обещание, не забываю, звоню, — она старалась, чтобы голос звучал как можно спокойнее и беззаботнее. — Скажи, мы можем поговорить?

— Конечно, я тебя внимательно слушаю, — отозвался Алексей.

— Не думаю, что это телефонный разговор, не могли бы мы увидеться? Сегодня уже поздновато, да и я не в том состоянии, чтобы куда-то ехать. Может, завтра утром перед моим отъездом встретимся в кафе? Я могу подъехать, куда скажешь.

— Слушай, если для тебя уже поздно куда-либо выезжать, давай я сам подъеду? Через час с копейками могу быть на месте.

Ленка задумалась. Ей, конечно, не хотелось завтра с утра тащиться через весь город, чтобы потом возвращаться обратно по пробкам в сторону выезда. Но, во-первых, вид у неё был, мягко говоря, помятый. Во-вторых, хоть она и сказала Лёшке, что дом её для друга всегда открыт, принимать его у себя сейчас было как-то странно. В-третьих, её поразило, с какой лёгкостью он отозвался на разговор, даже не попросив намекнуть, о чём этот разговор будет.

— Алло, Леночка, ты там уснула, что ли? — вернул он её к трубке.

— Нет. Я просто думаю, как лучше сделать.

— Ты смотри сама, если тебе не удобно, так и скажи. Он что, такой срочный, разговор этот? До твоего возвращения не дотянет?

«Он мысли мои читает?» — удивилась Ленка, но в слух сказала:

— Боюсь, что не дотянет. Ладно, если тебе не сложно, приезжай сегодня. Адрес, надеюсь, помнишь?

— И адрес, и этаж, и номер квартиры — всё помню.

— Хорошо, тогда жду тебя.

Ленка положила трубку. Было не так много времени, чтобы привести себя в порядок, поэтому она пулей влетела в ванную, скинула одежду и залезла под душ. Вымыв голову и недолго постояв под прохладной водой, почувствовала, что немного отрезвела. Потом, завернувшись в полотенце, наложила на веки успокаивающие кожу патчи и высушила волосы. Передвигалась по дому в ритме вальса. Это позволило довольно быстро навести порядок и устранить оставшиеся следы дневных посиделок. Презервативы со стойки переместились в рюкзак. «Ну, Света! — воскликнула Ленка и улыбнулась. — Живите, резиночки, пока тут». Следующий шаг — косметика, с помощью которой её лицо приобрело надлежащий вид. К тому времени, как в домофон позвонили, Ленка была уже во всеоружии, но не знала, что такого ей нужно сказать Алексею, чтобы он передумал уходить с работы.

Конечно, Димка был прав, клиника сулила Лёшке много перспектив, больше могло быть, если только Лёха сам своё дело начнёт. Но, зная характер друга, она понимала, что этого никогда не случится. Все десять лет он плечом к плечу трудился вместе с Ленкой и Дмитрием. За счёт компании Лёшку много раз отправляли на различные стажировки и конференции. У него вся жизнь вертелась вокруг операционных столов в их здании и вокруг пациенток, которых он на этих столах оперировал. Чтобы попытаться сохранить для Алексея и место, и друга, она и решилась позвонить ему.

Мужчина стоял на пороге с букетом ирисов. Одетый в распахнутое серое полупальто, чёрные джинсы и небесного цвета водолазку, он был похож на модель с обложки журнала. Высокий, красивый, с богатой тёмной шевелюрой и посеребрёнными висками, чисто выбритый, Лёшка производил впечатление «баловня судьбы», у которого есть всё и даже больше и кому успех улыбается каждый день. Мало кто знал, что на самом деле Алексей довольно замкнут, спокоен и бескомпромиссен, правда, чувство юмора имеет отменное, но блистает им только в кругу друзей. Увидев его с цветами, Ленка слегка смутилась. Она замерла у двери, сначала с ног до головы разглядывая визитёра, потом остановилась на упакованном в прозрачную плёнку фиолетово-зелёном шедевре. И смотрела бы дальше, если бы Алексей не прервал ход её мыслей:

— Мне можно пройти, или мы в подъезде поговорим? — он загадочно улыбнулся и протянул ей букет.

— Ой, конечно, извини, задумалась. Входи, Лёш, — пригласила она, и мужчина прошёл внутрь, поцеловав её в щёку, вручил букет. — Спасибо! Цветочки чудесные и мои любимые.

— И о чём таком ты задумалась? — спросил он, снимая обувь и тыча пальцем в огромный чемодан. Глаза его при этом округлились.

— Ты очень хорошо выглядишь, — она не стала юлить, сказала, как есть. — И вот, ещё подумала, что очень жалко будет завтра оставлять такую красоту, — Ленка кивнула на подарок.

— Не переживай, это же ирисы, они до завтра завянут, и ты со спокойной душой выкинешь их в мусоропровод.

— Успокоил, — Ленка грустно улыбнулась. — Умеешь ты одну печаль другою перекрыть. Давай пальто, на плечики повешу.

Он передал ей одежду и, пока она убирала вещи в шкаф, а после ставила цветы в вазу, прошёл в гостиную и расположился на диване. Свет в комнате не был включён, лишь на кухне, с которой гостиная была совмещена, светилась пара софитов. В полумраке его фигура казалась монументальной: сидя в угловой части дивана, положив одну руку на мягкий подлокотник, другую по верхним подушкам, вытянув свои длинные ноги вперёд, он отбрасывал причудливую тень, которая, сливаясь с его силуэтом, поражала своим видом и размером. Ленка вошла в комнату и, увидев эту картину, подумала, что её мебель слегка маловата для него.

— Будешь коньяк, или ты за рулём?

Ленка знала, что, кроме этого напитка, он ничего из спиртного не пьёт.

— Буду, если ты меня поддержишь. Я на такси приехал.

— Могу поддержать тебя яблочным соком. Мне на сегодня достаточно.

— Кто-то был в гостях, или сама куда ходила?

— Светка приезжала, посидели чуть-чуть, — говоря «чуть-чуть», Ленка скорчила гримасу.

— Ну, тогда не нужно ничего. Я сегодня тоже чуть-чуть выпил. Лучше скажи, о чём поговорить хотела.

Он похлопал рукой по дивану, приглашая её приземлиться с ним рядом. Ленка подошла и села очень близко, развернувшись к нему всем корпусом и соприкоснувшись коленом с его вытянутой ногой. Она ощутила исходящий от него еле уловимый запах спиртного, а вместе с тем, приятный запах его одеколона, который у неё давно ассоциировался с Алексеем. «Пьёт только коньяк, пользуется одним и тем же парфюмом, с женщинами встречается не дольше месяца, если меняет старую машину, то новая от того же производителя, носит обувь только одной марки, и так во всём — консерватор до мозга костей», — подумала она. Именно эта черта отличала его от всех мужчин, известных ей лично. Об Алексее она знала всё. Так ей казалось. Ленка положила свою ладонь на его руку, лежащую поверх подушек, и очень тихо произнесла:

— Вполне возможно, мои желания и слова не имеют для тебя какого бы то ни было значения, — остановилась и, чуть помедлив, выпалила: — Я не хочу, чтобы ты уходил из клиники.

Алексей рассмеялся, как ребёнок. Причём это был действительно искренний смех взахлёб. Сгрёб в охапку свою собеседницу и, прижав к себе, он сказал:

— Как же Дима предсказуем! Сначала сделает гадость человеку, потом его же просит разрулить ситуацию! Леночка, милая, ну зачем ты всю жизнь на это ведёшься? Ну как же вы, женщины, странно устроены! Почему своими влюблёнными глазами вы не видите ничего вокруг, кроме предмета своего обожания?! Он полжизни тебя использовал, потом бросил, а ты всё равно идёшь у него на поводу и просишь за него!

— Лёш, что ты такое говоришь?

Она рывком разомкнула объятья и слегка отстранилась, чтобы в полумраке разглядеть выражение его лица.

— Я говорю правду, Лен. Горькую, никому ненавистную правду. Ты всегда мнила его героем. Никогда сама не сомневалась и никому не давала сомневаться в том, что Дима твой — исключительный человек. Благодаря твоей вере он дорос до того уровня, на котором сейчас пребывает. Ты не видела, вернее, ты не хотела видеть, через скольких людей он переступил, чтобы соответствовать твоим представлениям о нём! И меня бы он давно под зад коленом пнул, будь у него в постоянном штате ещё один толковый хирург и… если бы… ты не относилась ко мне так, как относишься. Всё прозрачно, как божий день. Ты жила с манипулятором! Порадуйся же освобождению, а не пытайся ему помочь и, пожалуйста, не беги из города!

— По-моему, это гадко — так говорить о человеке, с которым ты столько лет дружишь, — Ленка поёжилась, обхватив себя руками.

— Почему?! Потому, что я говорю это тебе сейчас, когда вы расстались? Типа, поклёп? И почему я не сказал этого раньше, раз видел и знал? Да потому, что ты бы меня не стала слушать! Решила, что я пытаюсь разрушить твою любовь, твою жизнь! Да я просто берёг тебя! — он отдышался, прежде чем продолжить. — И себя берёг. Потому что, если бы ты решила, что разрушитель — это я, то последняя моя надежда на пребывание, хотя бы поодаль, но всё же не так далеко от тебя, умерла бы в одночасье. А я не хотел стать тебе совсем чужим. Всё надеялся, что ты сама поймёшь, что Дима не тот, за кого ты его принимаешь. И, не будь тебя рядом с ним, он бы уже давно не был моим «другом»… Только ты и связывала нас… понимаешь?!

Он остановился, запустил обе пятерни себе в волосы и полминуты сидел, наклонив голову. Потом резким движением поднялся с дивана и, направившись в сторону кухни, не оборачиваясь, спросил:

— Где у тебя коньяк? Я всё-таки выпью.

Ленку колотила мелкая дрожь — она сидела на диване и тряслась, как в лихорадке. Злилась на Алексея, была обескуражена, практически раздавлена тем, что он говорил. Его слова и их тон, казалось, просто не могут принадлежать этому человеку. Они вызвали в ней такой ступор, что просто не находилось сил произнести что-либо.

— В барном шкафу, справа под стойкой, — наконец, выдавила она.

Он зажёг на кухне полный свет, достал бутылку, взял со стойки пару коньячных бокалов и подошёл к дивану. Налив немного коньяку в переливающиеся на свету сосуды, один из них протянул Ленке, неотрывно смотрящей в пол. Алексей видел, что она дрожит.

— Лен, ты прости меня за резкость. Прорвало просто. Столько лет держался, что самому странно сейчас слышать то, что говорю. Сделай глоточек, нужно хоть немного успокоиться.

— Я же собиралась пить сок. Уже поздно, а мне с утра за руль, — произнесла она как-то отстранённо, но её рука потянулась к спиртному.

Ленка пристально посмотрела Алексею в глаза и залпом осушила бокал. Поморщившись от выпитого, она встала и направилась к холодильнику. Достав блюдце с маслинами, которые ею и Светкой остались практически не тронутыми, Ленка вернулась к дивану и протянула закуску Алексею.

— Лимона нет, не ждала сегодня гостей, употребляющих горючую жидкость. Вот это могу предложить, или, если хочешь, есть ещё мясная нарезка и рыба.

— Я не голоден, маслин будет достаточно, — сказав это, он взял одну. — Леночка, прошу тебя, не расстраивайся из-за того, что я тут тебе наговорил. Мне просто казалось, что ты и сама давно это видишь или хотя бы чувствуешь, что в королевстве датском кое-что подгнило. Ну, разве смерть Димкиных родителей не натолкнула тебя ни на какие мысли? Вернее, то, как он изменился после этого.

— Лёш, не говори загадками. Ты уже намекнул, что во время совместной жизни с Димой я плохо соображала, поверь, сейчас не лучше. Это ещё усугубилось алкоголем и неожиданностью открытия, что мой друг, то есть ты, считает, что я столько лет тупила, как идиотка.

— Я так не говорил.

— Так или по-другому, но смысл очевиден.

Ленка протянула свой пустой бокал, требуя добавки. Мужчина вопрошающе взглянул на неё:

— Ты уверена?

— Лей, давай, что уж теперь. Поеду позже. Просто без рюмки, боюсь, оставшуюся информацию мне не пережить. Итааак…. Я вся — внимание!

— Лен, мы не на спектакле, — со всей серьёзностью произнёс он и взял её за руку, приглашая сесть.

— Хорошо, я сяду, и ты расскажешь мне без декораций, чего же я, на твой взгляд, всю жизнь не замечала.

Ленка быстрым движением руки отправила в рот маслину. Коньяк подействовал успокаивающе, и она, немного расслабившись, плюхнулась на диван рядом с другом, которого ещё пять минут назад готова была пристрелить, будь у неё пистолет.

— Ну… — не зная, как начать, протянул он, — это не просто, Лен. Я… даже не совсем понимаю, как тебе это рассказывать, чтобы ты поняла. И не убила меня ненароком, — при этих словах грустная улыбка появилась на его лице, и он вздохнул. — Я Димку знаю дольше, чем ты, и, наверное, мой взгляд на те отношения, которые существовали в их семье, будет очень разниться с твоим. Но ещё со школы, когда мы были в средних классах, у Димы с его мамой началась какая-то непонятная война, — он остановился, поднес бокал к губам, сделал маленький глоток и после продолжил: — Ты ведь и сама знала, что Анна Тимофеевна, да будет ей земля пухом, была очень властной женщиной. И, если её муж однажды смирился с этим, то Димон всегда и во всём шёл наперекор. Я не помню ни одного случая, чтобы он согласился с ней хоть в чём-то. За это, кстати, она очень часто наказывала его. И ремнём ему доставалось не раз, и на горох коленками его ставили, и денег его лишали — это уже когда мы перестали быть детьми. То, что Димка пошёл по стопам отца, было прогнозируемо. Медицина ему и самому нравилась. Но, заметь, кардиологом он не стал, как настаивала Анна Тимофеевна. Короче говоря, если мама Диме говорила: «Надень белую рубашку!», Дима обязательно надевал чёрную, причём демонстративно. Но это хотя бы было безобидно. А когда мама начала Диме будущую жену подбирать, вот тут и началось самое печальное. В общем-то, были среди претенденток и хорошие девчонки — умницы, красавицы. Димон всех их доводил до белого каления и избавлялся при первом же удобном случае. Ему же искали не просто жену, барышня должна была быть уж если не из известной, то хотя бы из состоятельной семьи. Сама знаешь, фамилия Косьянов на слуху не только в медицинских кругах. Но Дима ведь решил, что по-маминому никогда не бывать и…

— И поэтому появилась я? — не дав Алексею закончить, тихо спросила Ленка. — Хорошо помню, как первые несколько лет Анна Тимофеевна ко мне относилась, — горько ухмыльнувшись, она продолжила: — Если бы не Николай Семёнович, она бы меня со свету ещё в первый год сжила. Но он как-то так твёрдо встал на мою защиту, да и Дима всегда на моей стороне был… — при этих словах Ленка запнулась. — А потом мы были так заняты, что мне даже думать об этом некогда было. А ещё позже показалось, она смирилась с тем, что Дима меня выбрал, и мы более-менее нормально общаться стали. Однажды она даже спросила, когда мы им внуков подарим.

Ленка замолчала, и продолжал уже Алексей:

— Лет через пять или шесть вашей совместной жизни она стала постоянно Димку изводить, что, несмотря на то, что ты ему не пара, но, раз уж он с тобой так долго живёт, то ему пора жениться на тебе, а тебе пора рожать детей.

— Соответственно, ни о кольце на палец, ни об аисте с пелёнкой в клюве не могло быть и речи? — у Ленки по лицу потекли слёзы, она вспомнила свою беременность и аборт. — Лёша, он что же, совсем меня не любил?

— Не знаю, Лен. Мне кажется, тебя невозможно не любить. Да и разве можно было столько лет вместе провести в нелюбви? — Алексей снова отпил часть содержимого своего бокала и посмотрел на Ленку. — И видел он прекрасно, как много ты делаешь для него. Просто любовь эта какая-то странная была. Мне казалось, он даже не понимает, каким чудом в твоём лице обладает и кого он лишился сейчас… — немного помолчав, он продолжал: — Когда родители погибли, Димон приехал ко мне через день после похорон пьяный в зюзю и сказал, что не понимает, что ему делать. Что теперь, когда нет никакого сопротивления с маминой стороны, всё потеряло прежний смысл и что он ничего больше не хочет. Дима одно время подумывал клинику продать. Ты знала об этом?

— Нет, — тихо сказала Ленка, — но я видела, как он мучается. Его просто на куски рвало. Мне приходилось всё тянуть на себе. Спасибо, что ты был рядом и помогал, — она снова продемонстрировала мужчине, что спиртное у неё закончилось. — Налей мне ещё чуть-чуть.

Алексей потянулся за бутылкой, стоящей на полу возле дивана, и наполовину наполнил оба бокала.

— Скажи, а Ирочка — это первая его любовница или были другие, да я не знала? — беря спиртное и устраиваясь поудобнее, спросила Ленка.

— Об этом меня не спрашивай, обсуждать такие темы не стану.

— Значит, не первая, — грустно усмехнулась она. — Выходит, я правда слепая дурочка. Ну, тогда скажи хотя бы, кто Ирке операцию делал? Это мне хоть можно узнать?

— Он сам делал.

— О как! Пигмалион, значит, самостоятельно зафигачил своей Галатее пару вёдер силикона и в неё же влюбился. Хотя, что я говорю, сначала влюбился, а потом подрихтовал фигурку, –Ленка хихикнула, видно было, что она уже очень пьяна. — И ведь никаких клятв не побоялся! А если бы что-то пошло не так? Испортил бы свою любовь собственным скальпелем! Смело, Дима! Очень смело. Браво! — она сделала ещё глоток.

— Он просил меня с Серёгой оперировать, но мы отказались. Поругались даже. У Ирки и так всё было нормально. Не понимаю, зачем он повёлся на её уговоры, — объяснял Алексей.

— А чего ты другу не помог-то? Ай-яй-яй! Лёша, Лёша! Хотя, да, забыла, ты же сам привык спать с теми, кого чикаешь, а тут неувязочка, — Ленка закатилась смехом.

— Ты пьяна, дорогая. Несёшь такую ахинею!

— Да не злись, ты же правдолюб, вот тебе и моей правды кусочек. Все же знали, что ты тёток менял, как медицинские перчатки. И почти все они сначала на операционном столе перед тобой полежали, а уж потом на твою койку переползли. Это так не-гип-по-кратично.

— Вот только не надо меня клятвопреступником считать, — с грустью в голосе возразил Алексей. — Я никого в свою постель не тащил, сами на шею вешались и, заметь, уже не будучи моими пациентками. А не скрывал я этого специально. Всё надеялся, что ты когда-нибудь ревновать начнёшь. Но тебе, видимо, приятнее потешаться надо мной.

— Прости, — прошептала она и погладила его по руке. — А вообще, это неправда. Я сейчас не над тобой смеюсь, а над собой, — говоря это, Ленка вытянула ноги вдоль сидения и опёрлась спиной о плечо мужчины. Сделав ещё глоток, она продолжала: — Ты только подумай! Семнадцать лет человек жил со мной не потому, что я была для него лучшей, любимой, про единственную уже промолчу, а потомууу, что я была члеееном подпольной ячееейки сопротивления его матери! Как это мило! И ведь не я одна считала нас клёвой парой! Как такое может быть?! Я не понимаю.

Она залпом допила свой коньяк, и её тело стало медленно сползать с его плеча, вытягиваясь вдоль дивана, пока голова не очутилась рядом с Лёшкиным бедром. Опустив на пол бокал, она двумя руками обхватила его ногу, превратив её в импровизированную подушку, и, тихо засопев, провалилась в сон.

Глава шестая

— Сколько сейчас времени? — внезапно проснувшись и ощутив под головой Лёшкину ногу, а на голове Лёшкину руку, нежно гладящую её волосы, Ленка подскочила с дивана.

Алексей кинул пристальный взгляд на часы, стараясь рассмотреть циферблат:

— Два часа ночи.

— Охренеть! Я спала, а ты сидел всё это время, не двигаясь?

— Ну, почему же? — он улыбнулся и показал на пустую бутылку, стоящую на полу. — Я потихоньку допивал твой коньяк. Нога, правда, затекла, но зато я узнал, что ты, оказывается, храпишь, — говоря это, он начал хорошенько разминать конечность.

— Сомнительное открытие. Ты всё ещё живёшь с мыслью, что принцессы не пукают? Некрасиво, конечно, получилось. Извини, не ожидала, что так вырубит. Перевозбудилась, однако.

— Разумеется, не о такой ночи с тобой я мечтал, но и эта была великолепна, — он засмеялся и встал с дивана. Видно было, что нога его реально болела. Прихрамывая, он направился в сторону туалета. — Не против, если воспользуюсь?

— Зачем спрашивать, конечно, иди! — хозяйка квартиры стояла посреди гостиной в полной растерянности.

Выйдя из туалетной комнаты, Алексей пошёл прямо в прихожую.

— Ты куда? — не поняла она.

За время, пока его не было, Ленка убрала бутылку и бокалы, сходила в гардеробную и взяла там полотенце и халат.

— Как куда? Домой. Мне тоже не мешает поспать, — ответил он.

— Не выдумывай! Я постелю тебе в кабинете или, если хочешь, тут, на диване. Вот тебе полотенце и халат. Иди в душ. Незачем по ночам разъезжать. Тем более, что тебе на другой конец Москвы.

— Лен… — начал было он.

— Всё, не спорь со мной! Я не отпущу тебя. Просто бери вещи и иди в ванную. В среднем ящике тумбы под раковиной возьмёшь зубную щётку. Там их несколько, выбирай, какой цвет понравится больше. Скажи только, где хочешь спать — тут или там?

Алексей испытующе посмотрел на неё:

— Спать я хочу с тобой, но где постелить мне, решай сама, — взяв у неё из рук полотенце, он посмотрел на халат. — Димкин?

— Ну, естественно.

— Обойдусь.

Он исчез за дверью ванной, а Ленка поплелась в кабинет, приготовить для Алексея постель. К моменту выхода мужчины из душа мягкий кожаный диван был разложен и заправлен нежно-бирюзовым бельём. В комнате горела настольная лампа, разливая свой тусклый свет на предметы интерьера и на развешенные по стенам фотографии в красивых рамках цвета бронзы. Алексей остановился взглядом на одном снимке, где красовалась ещё юная Ленка. Он хорошо помнил момент съёмки. В первый год знакомства они часто фотографировались, и это фото было сделано им самим. «Столько лет прошло! Она совсем не изменилась», — подумал он, ложась в постель.

— Спокойной ночи! — громко крикнул мужчина, чтобы его могли услышать в соседней комнате.

Расстелив свою постель и взяв пижаму, Ленка проследовала в ванную. Подойдя к кабинету, она взялась за ручку полуоткрытой двери и, закрывая её, произнесла:

— Сладких снов тебе! Спасибо, что… был сегодня со мной.

Ленка встала под душ. Противоречия раздирали её на части. Разговор, состоявшийся этой ночью между ней и Алексеем, снова и снова обрывками фраз всплывал в памяти. «Почему всё так? Почему всё это происходит сейчас со мной? Где и в какой момент я допустила ошибку, что события стали разворачиваться по такому странному сценарию? Почему я не уловила сути этих событий? Как можно было не видеть, не понимать, что все мои отношения с человеком, которого я так любила, даже боготворила, были построены на его желании идти против собственной матери? А может, это не так? Может, всё, что сказал мне Лёшка, — это только плод его фантазии? Может, не было никаких „военных действий“? Может, только в его глазах это выглядело так, будто Димка просто использует меня? Ведь было же столько радостных моментов в жизни, которые не могли быть иллюзией! Я же чувствовала себя счастливой много лет! И Дима…. Не мог он быть таким безупречным актёром, чтобы ничем не выдать своих истинных эмоций и намерений! Ладно год, и даже пять лет, но чтобы столько! Нет, это всё неправда! Он любил меня, и любил по-настоящему! Зачем я поверила Лёшкиным словам? Он это сказал, чтобы я ещё больше злилась на Димку. Но, Господи! Ведь его „мысли вслух“ были частями несобранного пазла моих раздумий, который в итоге сложился!» — весь этот диалог с самой собой снова вызвал поток слёз, которые текли по лицу вместе с водой, струящейся из душевой лейки. «Как же мне теперь не думать ещё и об этом? Ведь одно дело — узнать, что твой мужчина оставил тебя ради другой женщины, но знать, что он никогда по-настоящему твоим не был — это совсем другое. Это в сто раз больнее! Я просто не выдержу этого!» — разрыдалась Ленка.

Она провела в ванной довольно много времени, прежде чем успокоилась, оделась и пошла в спальню. Проходя мимо кабинета, где спал Алексей, прислушалась — в комнате было тихо. Уже лёжа в кровати, Ленка взяла телефон и, посмотрев на время, ахнула: «Три часа ночи! Нужно завести будильник на девять». Сделав это, она подумала, что ни о каком раннем выезде не может быть и речи. «Нужно обязательно выспаться и привести себя в порядок. Встану я ещё той красоткой! После таких завываний опухшего лица не избежать», — это ей было понятно, а вот как теперь заснуть с клубком дурных мыслей в голове — оставалось загадкой.

Но сон настиг её быстро, создав ощущение, что Ленка просто куда-то проваливается, и провалом этим было странное видение, в котором она блуждала по узкой тропинке, заросшей по обеим сторонам высоким бурьяном, и никак не могла выйти на дорогу. Впереди себя она толкала тележку из супермаркета, полную каких-то вещей и металлических предметов. Один из них напоминал старинный меч. Ей захотелось посмотреть на него поближе. Она подошла и попыталась взять меч в руки — он оказался почему-то безумно тяжёлым. Подняв оружие, Ленка увидела, что с клинка стала струиться кровь, просачиваясь прямо через металл. Испугавшись, бросив его и тележку, она что есть мочи побежала обратно по тропинке, которая становилась всё уже и уже, а ветки бурьяна стали цепляться за одежду, открытые участки тела и больно хлестали ей по лицу. Это ощущение боли разбудило её.

Открыв глаза, она увидела, что за окном уже светло. Стрелки часов показывали половину девятого. Спать уже не хотелось, несмотря на чувство усталости и морального опустошения. Встав с кровати и подойдя к зеркалу туалетного столика, Ленка взглянула на себя. «Мамочки! Вот это рожа! Нужно срочно делать холодный компресс!» — расстроилась она. О том, что в доме присутствует ещё один человек, ей вспомнилось, только когда проходила мимо закрытой двери кабинета. На носочках, чтобы не создавать никакого шума и не разбудить гостя, Ленка проскочила в ванную комнату и снова, как накануне вечером, стала проделывать ту же процедуру приведения себя в товарный вид: прохладный душ, мытьё головы, патчи под глаза. «Входит в привычку», — пошутила она про себя.

Замотав мокрые волосы в полотенце и намочив салфетку холодной водой, так же бесшумно вернулась в спальню, легла на кровать и положила салфетку на лицо прямо поверх наклеенных пластырей. Пролежав так минут двадцать, встала и снова подошла к зеркалу. Картина слегка изменилась, но покоя ей это не добавило. Последовало нанесение освежающей маски. И ещё пятнадцать минут Ленка провела в горизонтальном положении. Только когда после всех этих манипуляций на лицо лёг тональный крем, смотреть на себя ей стало приятнее. Распустив и расчесав ещё влажные волосы, надев вместо пижамы длинный шёлковый халат, она вышла из своего «реабилитационного центра» и направилась в кухню.

Каково было её удивление, когда там перед ней предстал Лёшка. На плите шкворчала яичница, а на столе уже стояли блюдца с рыбой и мясной нарезкой. В момент, когда она вошла, он намазывал сливочное масло на хлеб.

— Ты уже не спишь? Я не слышала, как ты встал.

— Я проснулся, когда ты пошла в душ. Не думал, что снова спать ляжешь, — не отрываясь от хлеба и ножа, произнёс он.

— Я не спала, марафет наводила.

— А я не стал кофемолку включать, боялся тебя разбудить. У меня всё готово, осталось только кофе сварить.

Алексей, наконец, оторвался от своего занятия и посмотрел на неё. На его лице читалась грусть. Лёгкая щетина, появившаяся за ночь, наряду с серыми кругами под глазами добавляли всему облику усталость и какое-то разочарование. Он встал и переставил сковороду с плиты на подставку.

— А ты хорошо ориентируешься в моём доме! — говоря это, Ленка подошла к барной стойке, на столешнице которой стояла кофемолка. — Как спалось на новом месте?

— Я не спал. Может, только полчаса до момента, как ты пошла мыться.

— Я так храпела, что ты не мог уснуть? — попыталась шутить она.

— В этой квартире хорошая звукоизоляция, раз уж ты не слышала, как я тут вожусь.

Пока мололся кофе, оба молчали. Ленка, не отрываясь, наблюдала за аппаратом, измельчающим божественно пахнущие зёрна, а Алексей смотрел на женщину, с которой провёл эту ночь в одной квартире.

— Не передумала ехать? — поинтересовался он, когда кофемолка отключилась.

— Не вижу причин менять свои планы.

— Во сколько собираешься выдвигаться?

— Сейчас позавтракаем, высушу волосы, отвезу тебя домой и поеду. Как раз поможешь мне чемодан в машину закинуть.

— Меня отвозить не нужно. Прогуляться хочу. Громадину твою, так и быть, дотащу уж, –он улыбнулся. — А тебе как спалось?

Ленка подошла к плите и поставила турку на конфорку, добавив воды и немного сахара в перемолотый кофе, она обернулась к собеседнику.

— Тебе с корицей?

— Можно и с ней.

— Молока только нет. Хотя, постой, есть упаковка порционных сливок. Сейчас достану. Знаю, ты чёрный кофе не очень любишь.

— Не страшно, можно и без сливок. Не суетись.

— Как спала, спрашиваешь? — вернулась она к его вопросу. — Спала. Что уже хорошо.

Ленка перемешала содержимое турки и немного убавила конфорку. Затем открыла один из верхних шкафов, достала пакетик со сливками и передала их Алексею.

— Сил хватит на дорогу? Не заснёшь по пути? — спросил он.

— Да тут-то ехать.

Кофе был готов. Ленка разлила напиток по кружкам.

— Лёш, ты сидишь на моем месте, пересядь, пожалуйста.

— Правда? А я думал, гостям предлагают всё самое лучшее.

— Есть вещи, которыми я не делюсь, — они только мои. Например, в этом доме — мой стул и моё место за столом, моя кружка, моя подушка, мои тапочки, моя зубная щётка. Всем остальным могу дать тебе попользоваться. Хочешь? — она была серьёзна, говоря это.

— Я понял.

Алексей грустно улыбнулся, поднялся и пересел на другой конец стола, оказавшись напротив неё. Они принялись завтракать. Сначала тишину нарушали лишь звуки, издаваемые вилками и ножами. Чувствовалось, что оба сидящих за столом напряжены и каждый ждёт, чтобы кто-то оборвал тягостное молчание.

— Очень вкусно! У тебя, должно быть, в зачётке пятерка по яичнице? — первыми прозвучали Ленкины слова.

— Я долго упражнялся. Предмет знаю наизусть, — поддержал её Алексей.

— Чем ты теперь планируешь заняться? Вернее, что думаешь насчёт работы?

— У меня есть несколько вариантов. Например, давно зовут в Белоруссии поработать. Контракт на три года предлагают. Если решусь, поедешь со мной?

Он оторвался от еды и пронзительно-тоскливо посмотрел на свою собеседницу.

— Нет, Лёш. Из Москвы уезжать не хочу, тем более за рубеж, хоть и не столь отдалённый.

Ленка ответила на его взгляд улыбкой.

— Но тебя же всё равно куда-то несёт. Чем твоя деревня лучше Минска?

— Тем, что я там надолго не останусь. Так, дух переведу, да с мыслями разберусь. К глобальным переездам, увы, не готова.

— Извини за вопрос, — сказал Алексей и чуть помедлил, — тебе есть, на что жить? Он оставил какие-то деньги? Может, помощь нужна?

— О, это был момент неслыханной щедрости! — произнеся это, она сделала большой глоток кофе и продолжила: — Я сначала хотела послать его подальше, когда он предложил мне два миллиона отступных. Но потом посчитала, в каком минусе сейчас нахожусь, и решила свою гордость засунуть куда подальше, — Ленка снова запила свои слова ароматным напитком. — Дима, конечно, покупку этой квартиры оплатил, но ремонт и приобретение мебели вытянули из меня всё, что было нажито непосильным трудом. Пришлось даже кредит взять — не хватило на обстановку его кабинета. А хотелось сделать сюрприз, — тут она горько улыбнулась и продолжила медленнее: — Учитывая, что теперь мой доход равен нулю, и ситуация в ближайшее время не изменится, я решила сначала полностью рассчитаться с банком, чтобы не втянуть себя ещё в большую кабалу. Ну, и какие-то копейки даже остались, — последовал ещё один глоток кофе, и она обратилась взглядом к сидящему напротив. — Спасибо, что беспокоишься. И за предложенную помощь тоже огромное мерси. Я надеюсь справиться. Тем более, что он обещал остаток денег частями на карту ежемесячно присылать.

— Предложил деньги и не отдал сразу? — Алексей посмотрел на Ленку с изумлением.

— Нет, не отдал. Он же меня знает, наверняка думал, что я их не возьму. А тут пришлось раскошелиться, — было видно, что эта ситуация Ленку забавляет, и она добавила: — Я же отказалась уволиться. Вот он, видимо, решил отыграться таким образом. Но мне пофиг. Будет совсем тяжко — машину продам.

— Ну и сволочь же он! — говоря это, мужчина покачал головой.

— Да ладно тебе! — Ленка махнула на него рукой. — Без штанов не оставил — уже счастье. Я до сих пор не пойму, как он на покупку этой квартиры согласился, если уже тогда знал, что жить со мной не собирается. Наверное, все-таки побоялся Бога, раз за все труды и работу без зарплаты на протяжении стольких лет он решил не вышвыривать меня на улицу.

— А как ты свой уход одним днём решила? На тебе же столько всего в клинике завязано!

— Да… я сама дура. Уже давно подготовила всё для того, чтобы меня можно было пнуть и не бояться последствий. Там везде порядок и с бумагами, и с контрагентами, и персоналом. Он знал прекрасно, что не опущусь до мести и не сделаю пакостей. Через месяц забудут, что я там и была. Особенно, если фотографии в Димином кабинете снимут. Ой, что-то я опять завожусь. Давай сменим тему. Не могу больше про это ни говорить, ни думать.

Она нервно сложила приборы на тарелку и отодвинула её от себя.

— Давай, — согласился Алексей. — Только ты, пожалуйста, помни, что я у тебя есть. Ладно? Если что-то нужно будет, прошу тебя, обращайся. Всем, чем смогу, помогу.

— Хорошо, Лёш, я обязательно буду это помнить.

Завтрак был завершён. Ленка убрала посуду со стола в раковину. «Придётся вымыть руками — не включать же посудомойку из-за двух тарелок и чашек, тем более, что это растянется на пару часов», — подумала она и уже включила воду, как сзади к ней подошёл Алексей, положил руки ей на плечи и тихо сказал: «Иди, суши волосы, я сам всё вымою».

Окончательные сборы заняли ещё час. Поработав с феном и доделав всё необходимое по дому, Ленка забила свою сумку-рюкзак доверху, скидывая в неё то, что под руку подворачивалось. Всё это, как ей казалось, должно пригодиться. Остатки трапезы тоже были упакованы в фольгу и заняли своё достойное место в разбухшей от содержимого «дамской сумочке» — может, в пути захочется перекусить.

Они «присели на дорожку», оба молчали. Напряжение снова разлилось по венам и вышло за пределы тела, пронизывая воздух, которым становилось всё труднее дышать. Каждого мучали десятки личных вопросов, но на них не было ни одного ответа. Так же молча они спускались в лифте. Молча он закинул в багажник машины неподъёмный чемодан, а она обошла вокруг автомобиля, чтобы проверить, в порядке ли колёса.

Ленка открыла дверцу со стороны водителя, бросила на соседнее сидение сумку и, повернувшись лицом к Алексею, прервала «торжественное молчание»: «Ну, что же, давай прощаться. Очень непростая выдалась ночка… Даже не знаю….» Не дав договорить, он быстрым движением притянул её к себе и одной рукой со всей силы сжал в объятьях. Удерживая другой рукой её голову, Алексей впился сначала в Ленкины губы, потом начал покрывать короткими поцелуями лицо и шею. Его трясло, а она, остолбенев от напора, обмякла, не пробуя, а может, и не желая вырваться, но и не отвечая ему взаимностью. Всё закончилось так же резко, как началось. Оторвав губы от её лица, взглядом «раненой лани» он посмотрел на неё и сказал: «Ничего не говори. Я всё равно буду тебя ждать». Затем, разжав объятья, отвернулся и стремительно зашагал прочь от места, где несколько секунд назад его просто разрывало от страсти и боли.

Ленка села в машину, положила обе руки на руль, а на них опустила голову, в которой в бешенном ритме закружились мысли, а потом собрались в один невероятного размера клубок. Но ни одной нити из этого клубка, чтобы связать хоть что-то путное, вытянуть не получалось. Если бы в этот момент спросили: «О чём ты думаешь?» — она бы не смогла ответить — настолько хаотично сейчас работало её сознание. Ленка уже была готова разрыдаться, но в самый последний момент, как бывает в экранизированных боевиках, пришедший на помощь спасительный внутренний голос жёстко сказал ей: «Прекрати ныть! Сколько можно лить слёзы и жалеть себя? Ты ничего уже не изменишь! Прими всё, как есть, — это единственный способ не сойти с ума. Ты никого не спасёшь, если не спасёшься сама». Последнюю фразу она повторила вслух. Глубоко подышав, ещё пару минут посидела, глядя в лобовое стекло. Затем завела машину, внесла в навигатор необходимый для движения ориентир и, со словами: «Ну, с Богом!», медленно направила свой автомобиль по установленному маршруту.

***Она часто вспоминала те годы. И не было ничего странного в том, что сейчас память снова унесла её во времена ушедшей юности. Скорее, это было даже закономерно — путь длинный, машин на трассе много, и двигались они медленно. Ни радио, ни музыку Ленке слушать не хотелось, а потому, не теряя контроля над дорогой, она погрузилась в раздумье о прошлом, собирая в длинное кино кусочки знаковых событий своей жизни.

Часть вторая «Дорога в прошлое»

Глава первая

Ей было семнадцать. Окончив школу и уехав из Твери в Москву, она с треском провалила вступительные экзамены в мединститут и, решив не возвращаться домой, зачем-то пошла в медучилище. Медицина никогда не прельщала её, даже в детстве она не играла в доктора, не «лечила» своих многочисленных кукол. Но, уступив напору матери, сказавшей: «Ты всё равно не знаешь, кем хочешь быть, так иди на врача! Без куска хлеба не останешься», поехала подальше от дома, учиться зарабатывать этот хлеб. Оценки в аттестате позволяли рассчитывать на успех, но…

Шумное общежитие действовало угнетающе, это усугубляло и без того нелёгкую учёбу и тяжёлое душевное состояние. Отец в то время уже пристрастился к спиртному и втянул в это дело мать, деньги из дома поступали редко, их ни на что не хватало, жить приходилось, перебиваясь с копейки на копейку. Ей нужно было учиться хорошо, чтобы хотя бы стипендию получать. К счастью, мир не без добрых людей. Видя, как тяжело приходится её любимой ученице, одна сердобольная преподавательница пристроила Ленку работать в больницу в хирургическое отделение.

Это была еще та работёнка! Мытьё полов и вынос «уток» за лежачими больными по выходным и вечерами некоторых будних дней, превратили Ленку в «тень». Она сильно исхудала, вид у неё был болезненный. Но даже это считала лучшим вариантом, чем сдаться и вернуться домой. Плюсом работы была возможность бесплатно питаться в больничной столовой. А иногда бывало так, что к Ленке подходил кто-нибудь из родственников прооперированных пациентов и, опустив в карман её халата денежку, просил присмотреть получше за его родичем. Ей было стыдно брать деньги. Но их так не хватало! И Ленка отрабатывала каждую копейку по полной.

В отделении она почти ни с кем не контактировала. Не находилось на это ни времени, ни сил, а главное — желания. Кроме приветствия по приходе на работу и прощания по убытии, она мало что ещё произносила. Сплетен с коллегами не поддерживала, с больными больше общалась улыбкой, нежели словом. При этом все были к ней добры и, может, именно потому, что ни к кому не лезла с лишними вопросами и разговорами. Иногда старшая медсестра под «страшным секретом» позволяла Ленке остаться в больнице на ночь, но это уж когда сил на дорогу совсем не оставалось и приходилось просить о помощи. Время шло. Понимая, что дальше так продолжаться не может, Ленка решила перевестись на вечернюю форму обучения, а днём продолжать работать. Заведующий отделением откликнулся на просьбу милой девушки о возможности трудиться ежедневно, и тогда она стала заступать на свой пост каждое буднее утро.

Однажды, в середине рабочего дня, набрав в ведро для мытья полов большее количество воды, чем обычно, Ленка шла по коридору от туалета к палате, держа эту «гирю» правой рукой, а левой волоча за собой швабру с намотанной на неё тряпкой. Неожиданно металлический крючок ручки соскочил с одного края эмалированного ведра, и оно с грохотом рухнуло на пол. Падать ведру было не высоко — при маленьком Ленкином росте и физической неподготовленности к переносу тяжестей, таскала она этот груз, склоняясь практически до земли. Поэтому, встретившись с полом, ёмкость не перевернулась. Только расплескавшаяся вода огромной лужей растеклась по кафельной плитке.

— По-моему, вы решили взять вес больше своего, — послышался приятный мужской голос за её спиной.

— Что? — обернулась она.

За ней стоял высокий парень плотного телосложения. Волосы у него были густыми, тёмно-русыми, но, несмотря на молодой возраст, на лбу уже обозначились залысины. Цвет его глаз вторил голубой униформе врача, что мягко обтягивала сильное тело. Из-под короткого рукава рубахи выступали мощные бицепсы, а треугольный вырез обнажал слегка волосатую грудь. Его довольно крупное лицо не имело классической красоты, которая обычно привлекает внимание, но оно освещалось такой лучезарной улыбкой, что первые несколько секунд Ленка не могла отвести взгляда от незнакомого мужчины.

— Я сказал, — медленно повторил он, — что эта ноша, должно быть, вам не по силам. Давайте помогу? — не дожидаясь ответа, он подошёл к ведру, быстро воткнул крючок на место и, продемонстрировав силу своих рук, загнул его так, чтобы у этого «шкодника» больше не было шанса выскочить. — Ну, вот… Куда вам его отнести?

— В восьмую палату, — произнесла Ленка, не узнавая собственного голоса.

Он подхватил ведро, словно то было лёгкое пёрышко. А она со скоростью электрошвабры вытерла лужу и побежала догонять неизвестно откуда появившегося героя. Возле двери палаты номер восемь он опустил ношу и дождался, пока Ленка подойдёт к нему.

— Груз доставлен, теперь можно и познакомиться, — протянув девушке правую руку, он произнёс: — Дмитрий.

— Я не смогу с вами за руку поздороваться, — подняв обе кисти вверх, она продемонстрировала резиновые перчатки. — Пока получится их снять, полчаса пройдёт.

— Не волнуйтесь, — сказал он и, взяв Ленку за запястье, слегка потряс его. — А вас?

— Лена.

— Будем знакомы, Елена Прекрасная! — и, одарив её той же гипнотической улыбкой, добавил: — Не набирайте столько воды, а то потом мне придётся лечить ваш позвоночник.

После этих слов он повернулся, зашагал в сторону ординаторской и уже через несколько секунд скрылся за дверью.

Нужно ли говорить, что с минуты этой встречи больше ни о чём другом, как о нём, думать Ленка уже не могла. «Кто он? Почему я раньше не встречала его здесь? У кого спросить?» — весь оставшийся день только эти вопросы занимали её голову. Прошла неделя, прежде чем, собрав обрывки информации, она смогла составить для себя хоть какую-то картину. Ей пришлось начать общаться с людьми. Ненавязчиво, стараясь не выдать настоящего интереса, где-то подслушав, где-то спросив, по капельке выуживала сведения об этом парне. В итоге портрет сложился так: сын известного кардиолога, только что закончивший ординатуру, подающий неплохие надежды молодой хирург. И на этом всё. Но теперь у неё появилось предположение, что не виделась она с ним раньше потому, что в выходные работали только дежурные врачи, впрочем, как и вечером. А его, видимо, на такие дежурства просто не оставляли. Хотя, какая разница, где он был всё это время? Теперь она знала, что он есть и он здесь!

Между тем, Дмитрий (как оказалось, Николаевич) ежедневно здоровался, посылая ей свою удивительную улыбку вместе с одним и тем же приветствием: «Здравствуйте, Елена Прекрасная!», и спешил по своим хирургическим делам. А Ленка переставала после этого дышать, и её тело, будто отрываясь от земли, парило следом за ним, словно, проходя мимо, он забирал с собой весь воздух коридора, оставляя полный вакуум. Ох, как же она влюбилась в этого человека! В первый раз ощутив, что никакие проблемы уже не давят на неё и есть только одна: «Я редко его вижу!»

Учёба стала даваться ещё тяжелее, и, если что-то удерживало Ленку в стенах училища, то это был «подающий неплохие надежды хирург» — доведётся с ним когда-нибудь пообщаться, можно будет сказать, что она тоже медик.

Глава вторая

Спустя пару недель после «расследования», когда Ленка заканчивала работу, наводя порядок в кладовой, он неожиданно и беззвучно возник рядом.

— Какие планы на выходные, Елена? — прозвучал его весёлый и беззаботный голос.

— Я учусь, — она сказала первое, что пришло в голову.

— Ух, ты! И где?

Он с любопытством посмотрел на Ленку, наклонив голову и сузив глаза.

— В медучилище.

Ей показалось, что этот его взгляд был провокационным, и она покраснела от смущения.

— Ну, в воскресенье всё равно учёбы нет, так что я приглашаю вас в кино. Пойдёте?

— Не знаю, — она опустила глаза.

— Ну, раз вы не знаете, тогда я вам говорю, что в воскресенье мы идём в кино. Вы, я и мой друг со своей девушкой. Куда за вами заехать? И какой у вас номер телефона?

— У меня нет телефона. Это слишком дорогое удовольствие для девушки, работающей санитаркой и живущей в общежитии.

Она почему-то так разозлилась на него из-за вопроса про мобильник, что произносила эти слова с явной агрессией. А он приблизился, поднёс руки к Ленкиной голове и, слегка приподняв резинку шапочки, аккуратно заправил рыжий локон, выбившийся из-под прозрачной ткани. Она была обескуражена его действием и даже не дёрнулась, когда он его совершал, а только смотрела снизу вверх в тёмно-голубые глаза.

— Не нужно так волноваться, всё будет хорошо. В общежитии есть телефон? — тихо спросил он.

— Наверное, есть, я не пользовалась.

— Ладно, тогда поступим так, — он опустил руки на её хрупкие плечи. — Завтра я куплю билеты и скажу время сеанса, мы условимся о месте и времени, где и когда я вас заберу. Хорошо?

— Да, — только и смогла ответить она.

У неё дрожали губы, и очень хотелось плакать, а он ушёл, оставив её одну с вверенным арсеналом тряпок, швабр и вёдер.

В Москве было уже тепло, но, из-за неимения весеннего пальто, Ленке пришлось надеть старенький каракулевый полушубок (куртка, которая была у неё на все сезоны и случаи жизни, сейчас никак не подходила). Сокурсница одолжила ей длинную юбку. Из-за Ленкиного роста та была почти «в пол», и ею можно было прикрыть поношенные сапоги. А блузка бирюзового цвета была единственной любимой вещью, относящейся к её собственному гардеробу, и потому надетая с радостью.

Проведя перед зеркалом больше часа и умудрившись обжечь руку плойкой, Ленка навела кудри, которые под тяжестью своей длины вытянулись в прекрасные локоны, накрасила тушью огромные ресницы, обрамляющие выразительные зелёные глаза, и намазала губы гигиенической помадой. Впервые за долгие месяцы она преобразилась — стала похожа на ростовую куклу с симпатичным, но бледным лицом. Обратив внимание на эту бледность, Ленка добавила румян и, махнув на отражение рукой, подумала: «Будь что будет. Он же видел меня, когда я выглядела совсем печально».

Ленка не пожалела, что надела полушубок, — Дима опоздал на двадцать минут, и она сильно озябла к тому моменту, когда к ней подкатила чёрная «Вольво». За рулём сидел её доктор, на заднем сидении размещались девушка и парень. Дмитрий открыл окно и смерил Ленку оценивающим взглядом.

— Привет, Елена Прекрасная! Нужно сказать, что ты сегодня ещё прекраснее, — он улыбнулся присущей только ему улыбкой и уточнил: — Я надеюсь, уже можно быть на «ты»? Садись. Мы немного задержались, будем навёрстывать упущенное.

— Здравствуйте! — сказала она, а в голове её мелькнула мысль: «Даже не извинился за опоздание».

Сев на переднее сидение, Ленка повернулась, чтобы поздороваться с друзьями Дмитрия.

— Вот, Лёха, познакомься с барышней, о которой я тебе рассказывал, — произнёс Дмитрий, отъезжая от тротуара. — Лена, это Алексей и Вика.

— Приятно познакомиться, Лена, — сказал Димкин друг.

— Взаимно, — Ленка улыбнулась парню.

Девушка, сидящая рядом с ним, только кивнула, и на её лице появилась презрительная ухмылка. Вика взяла под руку парня и крепко к нему прижалась, обозначив таким образом, что он не просто «Алексей», а «её Алексей».

До кинотеатра домчались быстро — Дмитрий уверенно водил машину. Название фильма было многообещающим: «Свадебный переполох», а потому ребята в течение всего пути перекидывались шутками, посыл которых был примерно таков: «Едем смотреть женское кино. Не расплакаться бы и не отправиться, выйдя из кинотеатра, сразу в ЗАГС». Вика хихикала и поддакивала, а Ленка молчала. Она ещё не могла поверить даже в то, что просто едет сейчас «с ним» в одной машине и будет сидеть рядом «с ним» на протяжении ста минут. Ни о каком ЗАГСе в этот момент её головка даже помышлять не могла. Да и понятно было, что мальчики в кино шли только на Джей Ло посмотреть.

Она не запомнила тогда сюжет фильма, только актёров. Весь сеанс сидела, прислушиваясь не к репликам, звучащим с большого экрана, а к своему собственному дыханию, биению сердца и ощущениям. Всё время ловила себя на мысли, что постоянно отвлекается на то, что Алексей отвлекается на неё. Они странно расселись: мальчик, девочка, мальчик, девочка. И так получилось, что Ленка оказалась между двух парней. Димкин друг время от времени поворачивал голову в сторону Ленкиного сидения и следил в темноте за её движениями. Эти «повороты» были замечены другой участницей группы кинолюбителей — она стала дёргать Лёшку за руку всякий раз, когда ловила его на этом деле. И только Дима был невозмутим. Он сидел спокойно, расслаблено, погрузившись в действия, разворачивающиеся в киноленте, а не на соседних местах. К концу фильма Дмитрий взял Ленку за руку, что была подобна ледышке. «Ты замёрзла? — спросил он. — Давай вторую». И так, глядя на экран до окончания сеанса, он держал обе её кисти в своих руках, периодически делая им растирание, чтобы согреть. А Ленка сидела и смотрела уже только на него.

Когда вышли из кинотеатра, Вика заявила, что домой они с Алексеем не поедут, а пойдут гулять. При расставании она притворно улыбнулась и сказала, обратившись сначала к Ленке: «Ну, пока! Не думаю, что мы с тобой когда-то ещё встретимся. Дима у нас такой ветреный, девушек меняет через день». Потом повернулась к Дмитрию: «Пока, Димочка! Береги себя». Парень одарил её улыбкой, смысл которой был однозначен: «Ну ты и дура, Вика!» Потом он пожал Алексею руку, и четвёрка распалась на две пары, удаляющиеся друг от друга.

— Говори адрес, куда везти тебя, ледяная красавица, — сказал Дмитрий, сев в машину.

— Отвезите меня туда же, где взяли.

— Вот те на! Мы же договорились быть на «ты», разве нет?

— Да… только я… не привыкла ещё. Забыла, — Ленка виновато посмотрела на него.

— Почему ты хочешь выйти на остановке? Боишься, что я узнаю, где ты ночуешь, и украду тебя, забравшись в окно? — пошутил он.

— Если вы… то есть, ты… решишь это сделать, я сама спущу верёвку. Мне и самой оттуда хочется сбежать, — она даже не поняла, как вырвались эти слова, но, решив идти до конца, добавила: — Только дай знать, чтобы была на месте и успела эту верёвку найти.

— У тебя нет телефона, чтобы я мог предупредить, — он уже веселился от души.

— Мы работаем в одном отделении, так что… — заразившись его весельем, она тоже засмеялась.

Следующая неделя тянулась противно, как жевательная резинка в руках. Он делал вид, что ничего не было и, проходя мимо, привычно здоровался с ней, не выказывая никаких других эмоций. Ленка нервничала. Хотя понимала, что в действительности ничего и не было. Подумаешь, сходили в кино. Но Викины слова не давали покоя: может, и правда, все девушки у него на один день.

Он подошёл к ней в пятницу утром.

— Поедешь завтра ко мне? Приглашаю тебя в гости.

— А это удобно? Твои родители будут дома? — она чуть не задохнулась, произнеся это.

Сердце ликовало, но страх остаться с ним наедине был сильнее той радости, которую Ленка испытала от его слов.

— Я один живу. Родители давно переселились в загородный дом.

Он изучающе смотрел в её глаза, словно искал ответа: «струсит или нет».

— Поеду. А во сколько?

Желание быть рядом пересилило страх, и она посмотрела на него глазами преданной собаки.

— Заберу тебя из темницы в три часа. Нормально? — он улыбнулся. — Надеюсь, обойдемся без верёвок, сама выйдешь?

— Хорошо, — Ленка тоже расплылась в улыбке.

Дом, где располагалась Димкина квартира, находился на Кутузовском проспекте. С трудом припарковав машину во дворе, они поднялись на седьмой этаж старого здания, и с нескрываемым удовольствием Дмитрий распахнул перед девушкой дверь своего жилища. Это была большая, светлая, богато обставленная трёхкомнатная квартира. Ленка не сомневалась, что герой её романа обеспеченный парень, но убранство комнат и их чистота слегка смутили. Вопрос несовпадения «сословий» напрягал её ещё с того момента, когда наводила справки на его счёт. Сейчас он встал перед ней ещё острее.

— Очень красиво у тебя тут, — откровенно восхитилась она.

— Ну, не совсем у меня. Хоть родители и подарили хату мне, всё, что ты видишь, обустроено мамиными руками, и она эти стены не перестала считать своими. Проходи в зал, у меня всё готово. Будем пировать.

Он стал убирать вещи в шкаф, а она прошла в комнату, где накрытый на две персоны стол ломился от вкусностей, а по его центру стояли бутылка шампанского и графин с коньяком.

— Ты голодная? — Дмитрий появился в дверях со своей коронной улыбкой.

— Есть немножко. Но, даже если бы я пообедала, от таких изысков отказаться не смогла бы. Дим, где можно руки вымыть?

Он показал ей просторную ванную, которая была совмещена с туалетной комнатой. Ленка заперлась там и не выходила минут десять, приводя в порядок себя и усмиряя разыгравшееся воображение. Долго стояла перед зеркалом и мысленно задавала себе вопрос: «Это, вообще, со мной происходит? Как я — хозяйка швабр и суден — могу сейчас находиться в этом доме? Что мне нужно сделать, чтобы очнуться?» Наконец, приняв решение не копаться пока в том, реальность это или сказка, она собралась с духом и вышла к нему.

— Ты в порядке? — за всё время их знакомства он первый раз посмотрел на неё с намёком на нежность. — Садись за стол, я уже слюной изошёл.

Шампанское и коньяк были разлиты по бокалам.

— Дим, у меня со спиртным как-то не очень, — выражение её лица было грустным.

— Буянить, что ли, начинаешь?

— Наоборот, сразу хочу спать.

— Ну, это не страшно. Место есть. Давай, выпьем за знакомство.

Они долго сидели за столом, ели, пили, разговаривали. Ленка, в основном, только отвечала на вопросы, с помощью которых он по капле выуживал из неё информацию, и с упоением слушала Димкины рассказы. А говорил он о многом: о временах студенчества, о дружбе с Алексеем, начавшейся ещё с детского сада, совместной учёбе с ним в институте, о родителях, о том, как сдавал экзамен на права, о своей первой операции в качестве ассистента. А потом, неожиданно прервавшись, совсем не в тему сказал:

— Завтра перевезём твои вещи. Будешь жить в этой комнате. А то сгниешь ещё в тех застенках. Я договорился, с начала месяца перейдёшь работать в регистратуру, хватит тебе экзаменов на прочность.

— Как это? — Ленка выронила вилку из рук.

— Хочешь отказаться? — он был очень серьёзен, произнеся это.

Она молчала, пыталась подобрать слова. Её глаза бегали по комнате, словно ища укрытие и не находя его. Он тоже ничего не говорил, ждал, когда Ленка решится на ответ.

— Дим, я боюсь, — она закрыла лицо руками.

— Чего?

— Того, что я сейчас проснусь и всё окажется неправдой, — она расплакалась.

Дмитрий встал со своего стула и подошёл к ней. Он присел на корточки, убрал её трясущиеся руки от лица и весело сказал:

— Хочешь, ущипну тебя? Если ты поймёшь, что это не сон, каким будет твой ответ?

— Я люблю тебя, — выпалила она, разрыдалась ещё сильнее и, вырвавшись, убежала в ванную.

Этой ночью Ленка осталась у него. Дмитрий постелил ей на диване, выдал большое махровое полотенце, тапочки и халат, принадлежавший его матери, — он был на три размера больше Ленкиных вещей. Сказал, что поставит будильник на семь утра, чтобы успеть до обеда перевезти её пожитки, потому что на вторую половину дня у него были планы. Он принял душ и проследовал в свою комнату, пожелав: «Спокойной ночи!» Дверь за собой закрыл. Ленка ещё долго сидела в темноте, глядя в пол, прежде чем пошла в санузел. Смыв косметику, почистив зубы пальцем, на который была выдавлена горошина пасты, и постояв пять минут под прохладной водой, она вернулась в комнату и легла в свою новую постель. Два часа тщетно пыталась уснуть. Что творилось в её голове, было только Богу известно. Наконец она встала, закуталась в халат, дважды обернувшись им, и подошла к соседней комнате. Тонкой полоской из-под двери пробивался тусклый свет. Он не спал. Она постучала.

— Заходи, — его голос прозвучал как-то необычно и с усмешкой.

Дмитрий лежал на кровати, изголовье которой освещало бра причудливой формы, тело было прикрыто пушистым пледом, а в руках он держал медицинский справочник.

— Не могу уснуть.

— Значит, жених невесте на новом месте не приснится? — глаза его хитро прищурились.

Не дожидаясь ответа, он приподнял плед, приглашая её присоединится к нему. Она увидела, что тело его обнажено.

При воспоминании об их первой ночи, Ленка почувствовала, как её накрыло волной тепла, губы задрожали, а пальцы крепче впились в оплётку руля. Столько времени прошло, но эти ощущения не стёрлись, даже не потускнели. Она помнила слова и движения, поцелуи и стоны, свой страх и его уверенность. На её смущение: «Дима, у меня ещё не было мужчины» — его улыбка: «Я буду аккуратен и нежен, ничего не бойся. Рядом с тобой доктор, я клятву давал «не навредить». Глупая девочка, впервые рухнувшая в объятья сильного, смелого, умного мужчины, который делает для неё так много, который заботится о ней, которому нет дела до её бедности, — разве могла она подумать, что это была не любовь? Разве это была не любовь?! Конечно же, любовь! Что бы там Лёшка ни говорил.

Тогда и в течение последующих лет она принимала за оргазм любые отклики своего тела на его ласки: на каждое движение его губ по её спине и шее, на бережное прикосновение рук к волосам, на то, как он целовал мочку её уха, вызывая рой суетливых мурашек, разбегавшихся по всему телу, — всё это для неё было одним сплошным оргазмом. С самой первой минуты близости она решила, что теперь принадлежит только ему и ни один мужчина в мире к ней больше не притронется.

Они стали жить вместе. Время летело стремительной чёрно-белой птицей, взмахи крыльев которой меняли день на ночь, чередовали удачи с промахами. Но ни в начале «полёта», ни потом разговоры о возможной женитьбе не звучали. И, более того, она даже не помнила, чтобы Дима говорил, что любит её. Ленка и так была на седьмом небе от счастья и разве что тройное сальто не крутила, лишь бы её Димочка был здоров и сыт, обстиран и наутюжен, одет и обут в вычищенные до блеска ботинки — доволен всем и вся. Поставив его на пьедестал, она очень долго не давала себе права голоса. Всегда и во всём соглашалась с ним. Надо сказать, было это не очень трудно, ведь, на самом деле, существовал минимум вопросов, ответы на которые у них не сходились.

Её любимый Димася работал, решив параллельно продолжить учёбу по направлению пластической хирургии. Друга своего потянул за собой. Ленке осваивать предметы тоже помогал — парень был прирождённым медиком, которому всё давалось легко. Когда она закончила училище, Дмитрий настоял на необходимости получения сертификата по специализации «хирургическая сестра». Вот это девушке было совсем не по душе — странно, что она вообще доучилась, — вымучилась, но добыла диплом. И раньше знала, что профессию выбрала не ту, а сейчас вообще никакого желания работать по специальности не имела. Но как она могла ослушаться, если в самых розовых красках он рисовал ей картину дня, когда они вместе встанут у операционного стола?

Получила сертификат. Только толку из этого, как оказалось позже, вышло с гулькин нос. После первой же операции, встречая вечером «главного мужчину жизни» на пороге квартиры, она в слезах упала ему в ноги и умоляла освободить её от каторги под названием «медицина». Плача, рассказывала, как ей плохо, как ненавидит она делать уколы и ставить капельницы, как воротит её от вида человеческих внутренностей и швейного материала, чтобы эти внутренности скрыть. Много ещё чего она ему тогда наговорила. Дима молчал, стоя у двери, и в недоумении смотрел, как она бьётся в припадке.

— Ну хорошо, а что ты будешь делать дальше? — он наконец прервал этот драматически-истерический монолог.

— Димочка, миленький, я могу делать всё, что угодно. Даже самую грязную работу. Только прошу тебя, позволь мне уйти из больницы.

— Уходи, — он хмыкнул и помолчал. — Будешь снова мыть судна? Хотя… они же тоже в больничных стенах.

— Дим, я обещаю, обещаю, обещаю, что быстро найду себе что-нибудь другое. Я не повисну у тебя на шее, я буду работать. Я могу пойти на какие-нибудь курсы и поучиться чему-то другому, — словно пулемёт тараторила она, сидя на полу и прижимаясь к его коленям.

Дмитрий рукой аккуратно отстранил её. Не разуваясь, прошёл в зал, достал из кармана бумажник и вытряхнул на стол все деньги, какие в нём были. Копейки зазвенели и полетели на пол, весело подпрыгивая. Наличности было немного. Вернее, совсем мало. Он ничего ей больше не сказал, тихо вернулся в прихожую, стал раздеваться. Она поняла, что это был за жест, давно научилась слышать любимого без слов, — так он показал, что денег на её учебу нет. Хотя, это ей было и так известно.

Ленка осталась на прежнем месте и продолжала работать медсестрой, только в операционную больше не входила. Обиду на Диму не держала. В конце концов, он был прав. Нужно отвечать за свой выбор, не взваливая проблемы на плечи других. Но она не успокоилась, самостоятельно начала учиться менеджменту, каждый день поднимая голову к небесам и благодаря людей, создавших Интернет. По возможности посещала бесплатные семинары при ВУЗах на интересующие её темы. Думала: «Вот разбогатеем немного, и я смогу пойти учиться, а пока добуду основные знания сама». Дни были заполнены работой и учёбой, что не давало возможности особо расслабляться, и, уж тем более, ныть. А потому, продолжая не любить свою профессию, она примирилась с вынужденным положением, считая его временным.

Глава третья

Дорога стала посвободнее, Ленка прибавила газу. Мимо проносились километры придорожной растительности, местами с пробившейся зеленью, но в массе своей дымчато-серые, почти не тронутые весной. Пейзаж за окном не особо радовал глаз, поэтому она снова возвратилась к кадрам киноленты «Жизнь с Димой», где следующая серия называлась: «Знакомство с родителями».

Эта незапланированная встреча произошла на второй неделе начала их совместного проживания. Было уже поздно, они ужинали на кухне, когда услышали, что в замочную скважину вставляется ключ — Димкины родители приехали в Москву, сделав это без предупреждения. Ленка посмотрела на своего любимого испуганными глазами. «Всё будет хорошо, не волнуйся и веди себя так, как будто мы их ждали», — шепнул он ей. Да уж — «не волнуйся», легко сказать! Её сердце колотилось в бешеном ритме, и вместе с ним вибрировала она сама.

Димкина мама, ещё стоя у порога, оценивающим взглядом прошлась от Ленкиной макушки до тапочек и, обращаясь исключительно к своему ребёнку, процедила:

— Здравствуй, сын! У нас тут что, притон нынче? Очень надеюсь, что эта девица уже собирается домой.

Она снова посмотрела на Ленку, которая стояла в дверях кухни ни жива ни мертва.

— Мою девушку, мама, де-вуш-ку, зовут Лена. Домом ей теперь служит эта квартира, живём мы вместе, и поэтому она никуда не уйдёт, — он перевёл взгляд на отца и протянул ему руку. — Привет, пап! — следующим движением Дмитрий дотронулся до пальто матери: — Давай, помогу раздеться.

— Я пока сама в состоянии это сделать, — она отстранилась от сына и прошла в зал.

— Здравствуйте, Лена! — Николай Семёнович оказался приветливее своей жены и улыбнулся.

— Здравствуйте, — кивнула ему в ответ Ленка.

— Дмитрий, зайди в зал, и ты, Коля, тоже, — командным голосом приказала Анна Тимофеевна.

Мужчины повиновались, дверь в комнату закрылась. Ленка присела на стул. В голове сейчас была только одна мысль: «Быстренько одеться и убежать, пока они там «совещаются». Но куда?! Места в общежитии у неё уже не было. Разве что к девчонкам напроситься на ночлег. Но к чему приведёт это бегство? Неизвестно, как Дима отреагирует, может, сочтёт это предательством, и будет ей путь закрыт не только в этот дом, но и к нему. Ленка вдруг вспомнила его слова, что нужно вести себя так, «как будто мы их ждали». Она подскочила и метнулась к холодильнику. Вытащила всё, чем можно было бы угостить, скинула в раковину грязную посуду, оставшуюся с ужина, и стала быстро накрывать на стол. Стараясь абстрагироваться от голосов, доносящихся через стену, не слышать, о чём там говорят, в течение пяти минут она приготовила закуски, расставила чашки, разложила приборы. Оставалось только дождаться, когда чайник закипит.

— Какая прелесть! — первым на кухню зашёл Димкин отец, он уже успел снять верхнюю одежду. — Ань, посмотри, какая чудесная хозяюшка у сына нашего, уже и стол готов, — он подошёл к Ленке, взял её за руку и сказал: — Меня зовут Николай Семёнович, — и шёпотом добавил: — Не обращай внимания на злую тётку, она на самом деле не такая уж злая. Мы переночуем и завтра уедем, — с этими словами он сел за стол.

— Спасибо, я постараюсь, — так же тихо ответила она.

Ленке стало немного спокойнее — уже два человека были на её стороне.

Дима вошёл на кухню вторым. Увидав Ленкины приготовления, он расплылся в улыбке и беззвучно, только губами, проговорил: «Мо-ло-дец».

— А скажи мне, сын, есть ли в этом доме что-нибудь покрепче чая? — Николай Семёнович облокотился на спинку стула и подмигнул.

— Найдём, — оживился Дмитрий, достал полграфина коньяка, оставшегося после недавнего «пира», и прихватил два бокала.

— Ты ещё и пьёшь! — входя и с упрёком глядя на сына, сердилась Анна Тимофеевна. — А ты, милочка, сидишь на моём месте, будь любезна пересесть.

Ленка покраснела, молча встала из-за стола и села на другой стул.

Эпизод этот вспоминался ею не раз. Долго она была обижена на свою «свекровь» за такую издёвку — так ей тогда казалось. Обижалась до тех пор, пока не обзавелась своим имуществом. Став взрослее, Ленка поняла, что есть вещи, делить которые не хочется даже с близкими людьми, а что уж говорить о посторонних. Кстати, она точно знала, что её выходка с восседанием на Димкином «троне», да ещё и с ногами на столе, приведёт его в бешенство. На то и был расчёт. Хоть какую-нибудь шпильку ему вставить — раз уж не научена делать подлости. Но этот момент жизни был ещё очень далёк. А тогда…

— У нас есть борщ, правда, вчерашний. Может, кто-нибудь хочет? — предложила Ленка.

— С удовольствием! — Николай Семёнович потёр руки. — Коньячок и борщец сейчас как нельзя кстати.

— Мне не нужно. Не хватало ещё «первое» на ужин, — съязвила Димкина мама. — А ты что же, сынок, не ешь стряпню своей хозяйки? — продолжила измываться она.

— Мы поужинали, вы просто поздно приехали.

— Я предполагала, что радости при виде родителей в их же собственном доме ты не проявишь ни при каком раскладе. Так какой был смысл сообщать?

Нужно отдать должное Дмитрию — в течение всего вечера, пока они сидели за столом и позже, он не шёл на конфликт, как бы мать его ни провоцировала. Ленке даже казалось, что именно его железное спокойствие так бесит эту дамочку. Именно эта его выдержка в любой ситуации так импонировала ей самой.

Одна ванная на четверых — следующее испытание. После ужина, закрыв кухонную дверь, Ленка стала убирать и мыть посуду, а остальные по очереди принялись совершать вечерний туалет. Пока Николай Семёнович мылся, Диму снова к себе «вызвала» мама, и он всё время был подле неё, оставив свою подружку один на один с грязными чашками и нерадостными мыслями. Но лучше уж так, чем находиться под прицельным взглядом этой валькирии. «Хоть бы она не зашла сюда больше, помылась и легла спать», — мечтала Ленка.

Только, не оправдав надежд, Анна Тимофеевна решила ещё раз унизить подружку сына:

— В доме есть резиновые перчатки? — крикнула она своим звучным голосом, войдя в ванную.

— Мам, зачем они тебе? — Дима вышел к ней из комнаты.

— Я — не твой отец, мыться в этой грязи не собираюсь, — голосила она так, чтобы и за закрытой дверью её тоже услышали.

Перчатки в доме имелись, сейчас они красовались на Ленкиных руках. Она вышла из кухни, прихватив чистящее средство и, стараясь не выказать раздражения, сказала:

— Анна Тимофеевна, вы зря переживаете, я сегодня наводила порядок в доме и всё вымыла. Ванну тоже. Но, если хотите, давайте я ещё раз её почищу.

— Мне не нужна домработница, тем более такая «чистюля», как ты. Сама справлюсь, — говоря это, она протянула руку, ожидая требуемую вещь, и упёрла взгляд в потолок.

Дмитрий подошёл к Ленке, взял у неё пасту и сказал:

— Лен, спокойно. Отдай ей перчатки, пусть делает, что хочет.

Ленка сняла их и протянула Диме, а тот, со словом: «Извольте!», передал своей родительнице. Дверь в ванную с грохотом закрылась.

— Дим, скажи, она со всеми твоими девушками так или только со мной? — Ленка хлюпала носом, обнимая его, когда они легли спать.

— В этой квартире до тебя со мной никто не жил. Пожалуйста, не плачь и не бери это в голову. Вообще не думай о ней. С этой дамочкой всегда так.

— Она хочет, чтобы ты меня бросил и выставил из дома, — не унималась Ленка, вытирая слёзы.

— Так, как хочет она, я не сделаю, не переживай. Ты будешь со мной и останешься здесь. Прошу, перестань плакать, — он погладил её по голове.

— Дим, — она прижалась к нему ещё сильнее, — если бы ты только знал, как я тебя люблю!

В тот вечер Анна Тимофеевна, услышав историю, откуда взялась девушка сына, поставила перед Димкой ультиматум: «Либо ты в три шеи гонишь её отсюда и от себя, либо мы с отцом лишаем тебя финансовой поддержки. Слышишь, Коля? Никаких ему больше денег! Узнаю, что даёшь, — пеняй на себя!»

Справедливости ради нужно отметить, что и Ленкина мама с предполагаемым зятем общего языка тоже не нашла. Собственно говоря, не искала. Знакомство с её родителями произошло гораздо позже — года через два после того, как Ленка с Димой стали жить вместе. В первый же день всё загубил мамин вопрос: «И что же, Дмитрий, ты вот так всю жизнь только и будешь делать, что тёткам сиськи пришивать?» Ленка тогда побелела лицом и её прошиб холодный пот. Она знала, что с ним так нельзя. Но как объяснить этой глупой женщине, что профессия хирурга всегда связана с кучей проблем? Что любые операции предполагают сумасшедшие нагрузки. Что сам доктор всегда подвергает своё здоровье огромному риску. Что даже самая незначительная ошибка может стать причиной смерти пациента, потому что исход операции часто непредсказуем. Что из-за невысокой оплаты труда эти люди-боги вынуждены брать на себя максимум ночных дежурств, и дополнительно устраиваться в различные коммерческие клиники. Да и смысл объяснять, если взрослый человек сам этого не понимает?

Чревато обесценивать Димкину работу! Никому никогда нельзя даже намекать на то, что его дело может быть несерьёзным! Он не простит. Но в этом Ленка с ним была похожа. Она тоже никому, кроме себя самой, не прощала подобных выпадов в сторону её личного «бога».

Дима больше не ездил к Ленкиным родителям, а она и не настаивала.

Глава четвёртая

Это случилось где-то месяцев через восемь после сцены рыдания о превратностях судьбы. Ленка так же оставалась в хирургическом отделении, но уже простой медсестрой. В платную послеоперационную палату поместили мужчину, лет пятидесяти. Оперировали его по причине непроходимости кишечника. Вывели трубку. Пациент был в тяжёлом состоянии, но в реанимацию определять его не стали, решив, что в платных палатах и так уход на высоте. Как раз тогда выдалась Ленкина ночная смена, и ухаживать за «сложным» пациентом довелось ей. Других операций в тот день не проводилось, и у неё была возможность уделить этому человеку максимум внимания. Полностью отойдя от наркоза, мужчина стал малость буйным — никак не мог смириться с тем, что теперь на его теле был зафиксирован калоприёмник. Весь этот гнев на врачей и обиду на судьбу больной вылил, разумеется, на Ленку.

Она и не поняла, как так получилось и какие её слова сыграли решающую роль, но после двадцати минут беспощадных проклятий и грязных ругательств, этот мужчина уже просто тихо плакал, уткнувшись носом в запястье Ленкиной правой руки. А левой она гладила его по голове, произнося Димкино коронное «не волнуйтесь, всё будет хорошо», и от себя добавляла: «Непременно всё будет хорошо». И он внял ей. Уже через пару дней пошёл на поправку. Между ними завязались добрые отношения. Ленку он называл «спасительница» и требовал, чтобы только она ставила ему капельницы и делала уколы. Однажды, войдя в палату с установкой для внутривенных вливаний, Ленка с укором произнесла:

— Василий Иванович! Ну, что же вы со мною делаете? У меня же руки трясутся, когда нужно попасть даже в видимые вены, а в ваши, трусливые, которые прячутся при моём появлении, я вообще с первого раза воткнуться не могу. Вам нравится, что я делаю вам больно?

— Нет, я не люблю боль, — спокойно отрицал он.

— Так какого же… вы меня вызываете? — недоумевала она. — Есть же девочки, которые не глядя вену найдут и всё сделают.

— Потому, что я вам верю. И в вас верю.

У Ленки на глаза навернулись слёзы. Подойдя к его койке, она сказала:

— Спасибо вам, конечно, за эту веру. Но вы заблуждаетесь на мой счёт. Бездарная из меня медсестра. Давайте руку.

— Почему же бездарная, если вы словом лечите быстрее, чем действуют лекарства?

— Потому, что я дура. Не своим делом занимаюсь. Но что уж об этом.

В следующее Ленкино дежурство у них состоялся разговор по душам.

— Леночка, — сказал он ей, — а почему вы думаете, что занимаетесь не своим делом? Может, просто пока мало практики?

— Василий Иванович, я сейчас скажу вам страшную вещь: вы даже не представляете, как я ненавижу то, что мне тут приходится делать. Каждый день хожу сюда, как на каторгу.

— Вот это да! А чем бы хотелось заниматься?

— Ох, если бы я знала! Но точно не этим. Вот, пробую осваивать менеджерскую профессию, может, там повезёт.

— Так от чего же не уходите?

— Есть причины, — она немного помедлила. — Да и муж не разделяет моих идей (Ленка в разговорах всегда называла Диму мужем).

— А кто у вас муж?

Она засмеялась и спросила его:

— Помните фильм «Обыкновенное чудо»? Так вот. Мой муж — волшебник.

— Помню, — улыбнулся он. — Так что же он вас насилует тогда?

— Неее, это не он. Это я сама. Не хочу быть балластом.

— Послушайте, спасительница моя, я владею строительной фирмой, пусть не такой крупной, как хотелось бы, но развиваемся мы быстро. Менеджером по продажам пойдёте ко мне? Как раз сейчас ищем себе сотрудника.

У Ленки загорелись глаза. Немедля ни минуты она ответила:

— Конечно, пойду! Уж не знаю, смогу ли быть вам полезной, но стараться буду так, как никто другой.

Через пару недель Ленка вышла на новое место. Работа так захватила и так нравилась, что отпали все сомнения: «Это — точно моё!» — радовалась она.

Первое, чему ей пришлось научиться, — это разговаривать с людьми. С разными людьми. И уже через месяц тихоня-Ленка превратилась в общительную и активную девушку. Вот что значит — быть на своём месте! Она старалась вникнуть во всё. Помимо основной работы — поиска клиентов — постоянно напрашивалась на стройки, наблюдала, как закладывается фундамент, как на пустом месте вырастает дом, лезла в сметы и общалась с подрядчиками, изучала стоимость строительных материалов и училась заключать договоры. Двумя словами — нашла себя. Работала много и напряжённо, но и денег в семью стала приносить куда больше, чем со ставки медсестры.

С директором всё складывалось прекрасно. Он по-отечески относился к этой девочке, был ей наставником и всегда подбадривал. Ленка в нём души не чаяла: уважала и почти боготворила, а при необходимости поддерживала медикаментозно. Училась у него всем премудростям строительства, какие только могла впитать. И снова бурным потоком понеслась вереница дней, смывая на своём пути прошлое и увлекая за собой в грядущее.

Сидя дома на кухне, они вдвоём отмечали четырёхлетие со дня знакомства, когда зазвонил телефон и Димкин отец сказал ему: «Приезжай, дело есть». В эту же субботу он помчался в дом к родителям и вернулся на следующий день очень озабоченным.

— Нам нужно поговорить, — напугал он её серьёзным тоном.

— Милый, что случилось? — она смотрела на него в ожидании плохих вестей.

— Я говорил с отцом. Он плохо себя чувствует и хочет отойти от всех дел. Оставит только консультации, — Дима помедлил и прислонился спиной к стене. — Не так давно недалеко от Москвы, по Минке, он выкупил участок с наполовину построенным коттеджем. Хотел изменить проект и соорудить там… что-то вроде небольшой клиники… но сейчас понимает, что сил на строительство, да и вообще, на ведение дел у него не хватит, — Дмитрий замолчал и посмотрел Ленке прямо в глаза.

— Почему ты молчишь? — она напряглась ещё больше.

— Отец предлагает мне заняться этим делом и построить клинику для себя. Это его подарок мне на тридцатилетие.

— Ух ты! Но у нас же нет таких денег!

— Деньги на стройку он мне даст. Остальное придётся делать своими силами. Я хочу спросить тебя: ты со мной?

Ленка посмотрела на Дмитрия непонимающими глазами и в сердцах воскликнула:

— Как ты можешь сомневаться в этом? Зачем спрашиваешь, когда ответ тебе известен? Разве может быть по-другому? — она чуть не разрыдалась.

— Лен, я не хотел тебя обидеть. Но не спросить не мог. Я сам понимаю, что, ввязавшись в это дело, мы хапнем проблем по самые уши и жить придётся неизвестно как и на что. Готова ли ты к этому? Мы и так деньгами не богаты, но будет ещё труднее.

— Если ты со мной — я ничего не боюсь, — сказала она и достала из холодильника недопитую бутылку вина. — Будешь?

— Давай!

Так началась новая страница жизни под названием «Стройка».

Дмитрий ушёл из больницы и начал много и усердно работать в частных клиниках. Он стал единственным добытчиком денег в семье, потому что его спутница жизни целиком и полностью погрузилась в строительство. Она откровенно поговорила со своим наставником, объяснила, что не может дальше продолжать у него работать. Это, наверное, был исключительный случай, когда начальник смог порадоваться за своего подчинённого и даже предложить свою помощь. Не безвозмездную, разумеется. Ленка воспользовалась только частью предложенного — проект перекроили в стенах её «альма-матер». Но перед этим долгими поздними вечерами они с Дмитрием сидели на кухне, обозначая на существующих чертежах необходимые для ведения дел помещения, понимая, что сначала необходимо разрушить половину уже построенного и только потом возводить новые стены. Расчёт по смете был такой, что бюджета не хватило бы, чтобы осилить и половину стройки — спецы в компании были отличные, но цены неподъёмные в этом конкретном случае. И пустилась Ленка во все тяжкие в поисках людей, которые выполнят задачу за предоставленную Димкиным папой наличность.

Она просто жила на этой стройке и этой стройкой. Ни машины, ни прав на её вождение у Ленки тогда не было. Рано утром бежала она к метро, потом ехала на электричке, дальше пятнадцать минут пешком к «месту боевых действий». Вечером тот же путь в обратной последовательности. Иногда на помощь приходил, вернее, приезжал Лёшка. Отвозил домой её почти бездыханное тело. Она контролировала все процессы, всех рабочих и прораба вместе с ними, все закупки материалов и соблюдение необходимых требований к строительству. Сложностей было столько, что голова шла кругом и к вечеру Ленка просто выдыхалась.

По всем согласующим инстанциям пришлось бегать тоже ей. Но тут своим авторитетом поддержал её Николай Семёнович. Они и так с ним были дружны, а стройка объединила их в команду, для которой не было преград. Ленка научилась пользоваться своим обаянием. Она не была классической красавицей, скорее, лицо и весь её внешний облик можно назвать словом «миленькая». В свои двадцать три она продолжала походить на тощего подростка с длинной косой. Но как изменилась она внутренне с тех пор, как ушла из больницы! Сколько энергии оказалось в этом хрупком теле! Просто фонтан оптимизма, который своими брызгами заряжал находящихся рядом людей. Ей довелось стучаться в разные двери, и почти все они открывались с первого тук-тук. А там, где не открывались, приходилось сначала подкладывать под порог конвертики, а уж потом двери можно было распахнуть и войти.

Когда стройка была практически завершена, деньги закончились. Как ни экономила она, как ни старалась снизить расходы, непредвиденных трат избежать не удалось. И вынужденный простой обернулся для неё нервным срывом. Но не только остановка стройки была причиной депрессии…

Чтобы сменить обстановку, она уехала на неделю к родителям, где поняла, что даже в этом состоянии, но рядом с Димой, ей лучше и легче, чем в родительском доме. Вернулась к нему через три дня с предложением:

— Дим, давай квартиру продадим? Купим где-нибудь однушку за МКАДом, а на разницу достроим начатое. Как самый крайний вариант, можно попробовать напроситься пожить какое-то время у твоих родителей. Я знаю, будет очень трудно, начиная с того, что добираться придётся не один час, но нельзя надолго стройку тормозить.

— Лен, я же здесь вырос, — он смотрел на неё печальными глазами. — Да и родители, скорее всего, будут против.

— Но ведь это твоя квартира! Они же отдали её тебе! И только тебе решать, жить в ней или продавать.

Дмитрий тогда ничего не ответил. Ушёл спать. И играл в молчанку ещё пару дней. Но она уже была приучена к таким его «уходам в себя»: значит, думает, значит, зерно, посеянное ею, прорастёт. На третий день он дал Ленке листок с записанными на нём цифрами и сказал: «Это номер телефона риелтора. Пожалуйста, не продешеви».

Покупатели на квартиру нашлись очень быстро. Ленка не стала заморачиваться тем, чтобы сначала подобрать жильё для себя, а потом уже оформить сделку. Деньги ведь нужны были вчера. Димкина мама пришла в «неописуемый восторг» от их затеи и неделю выносила мозг и ей, и Диме. Стало понятно, что перекантоваться месяц-другой у родителей не получится. На помощь снова пришёл Алексей.

— Вы можете пожить у меня. Нас всех всё равно днями, и порой ночами не бывает, так что проблем не должно быть, — сказал он, когда Димка пожаловался ему на состояние дел.

— А как же твоя девушка? — Ленка была рада, но и одновременно смущена его предложением.

— А девушка, — он пристально посмотрел на Ленку, — поживёт пока у себя дома.

— Лёш, но это не очень удобно, — поддержал Дима свою женщину.

— Ну, хоть ты не начинай эти бабские сопли разводить. Если я предлагаю, значит, удобно.

Ленка подумала, что пока не понятно, сколько останется денег на покупку жилья после завершения строительства, рассматривать варианты квартир нет смысла. И Диму уговорила не дёргаться. «В конце концов, закончим стройку и поставим кровать в твоём кабинете, если не купим ничего. Ну, или каждый возьмёт себе по койке в какой-нибудь из палат», — пыталась шутить она. Он смотрел на неё с тоской, но соглашался, понимал, что достроить — это только часть дела. Потом нужны будут деньги на то, чтобы всё начало функционировать. И это не меньшие средства.

Четыре месяца они жили втроём в доставшейся Алексею от родителей маленькой двушке с крошечной кухней.

Глава пятая

«Ох уж мне этот Лёха!» — думала Ленка, обгоняя по встречке колонну военных машин. Она уже не злилась на него. Не хотела цепляться к словам, которые он наговорил вчера. Думала, что ему, скорее всего, тяжелее сейчас, чем ей, и он винит себя за то, что не сдержался и выплеснул этот ушат холодный воды на её голову.

Алексей был сыном лучшего друга Николая Семёновича. Они, как и их сыновья, тоже дружили с детства, учились вместе и вместе потом работали. Когда Лёшке было всего четыре года, его отец умер прямо на рабочем месте — оторвавшийся тромб мгновенно лишил его жизни. Бывает и так, что доктора не могут вовремя поставить диагноз и спасти себя.

Димкин отец стал помогать вдове друга, заботясь о его сынишке. Лёшка много времени проводил с семьёй Косьяновых. Потом, при содействии Косьянова-старшего, он стал учиться в одной школе с Димой, в очень хорошей школе, надо сказать. Не без его же участия поступил в институт заодно с другом. И всё бы хорошо, если бы не Анна Тимофеевна. Она невзлюбила мальчика с момента его первого появления в своём доме. Злилась из-за того, что её муж так много внимания уделяет чужому ребёнку и тратит на него деньги. Ничего не переменилось, даже когда парень стал взрослым. Но тогда Коваленко уже понимал, что в этом доме ему «не до конца» рады и старался реже появляться на глаза хозяйке. Короче говоря, Ленка с Лёшкой были друзьями по несчастью.

Когда Алексей заканчивал институт, скончалась его мать. Парню было очень сложно. Он чуть не загубил защиту диплома. И опять на помощь пришёл Николай Семёнович — святой человек! Он не оставлял без помощи и поддержки людей, которых любил. Правда, Ленка никогда не могла понять, что его держит рядом с этой мегерой? Ведь как в песне поётся: «Каждый выбирает по себе…»

Интересные отношения у Князевой с Коваленко сложились с самого начала — с момента их совместного посещения кино. Вика тогда оказалась пророчицей — никогда больше с Ленкой она не встретилась, потому что на совместные мероприятия своих подруг Алексей больше никогда и не приводил. Теперь, как только Ленка появлялась в поле зрения Лёшки, всё его внимание было сконцентрировано лишь на ней. Но делал он это так ненавязчиво, так красиво, что Ленке было приятно и легко находиться рядом. Он окутывал девушку каким-то невидимым светом, который всегда приводил её в равновесие (последняя их встреча — не в счёт). Рядом с Димой этого, к сожалению, не случалось — чаша весов всегда перевешивала в его сторону.

И те четыре месяца она жила с хозяином квартиры душа в душу. Когда её любимый оставался на ночные дежурства, «кореша» могли полночи проболтать, сидя на кухне. Они курили сигареты одну за одной — отрывались, пока не было Димки; он такой привычки не имел и всегда ругался на эту парочку из-за того, что к его возвращению в доме пахло табаком. Но, как говорится, «моя крыша — мои правила» — Лёшка не очень-то переживал, что тому не комфортно, главное, что ОНА не возражает. В одну из таких посиделок Ленка поведала Алексею, что совершила поступок, из-за которого теперь себя ненавидит.

Основной причиной Ленкиной депрессии в период остановки стройки стал аборт.

Наверное, так всегда случается: поговорка «Где тонко — там и рвётся» права на все сто процентов. Уже начались отделочные работы на первом этаже, когда с пониманием того, что деньги практически закончились, к Ленке пришло осознание, что она беременна.

— Дим, я сегодня сделала тест, — она стояла перед ним бледная, замученная, и с таким виноватым видом. — Тест положительный.

— Что намерена делать? — он смотрел на неё в упор, не моргая.

— Почему только я? — испугалась Ленка. — Это же наш общий ребёнок.

— Но принять решение, оставить его или нет, можешь только ты, — Дмитрий был холоден и серьёзен.

— А ты? Ты что мне скажешь?

— Я скажу, что худшего времени для его появления не придумаешь. И мне кажется, что ты и сама понимаешь, насколько эта беременность некстати. Как его поднимать, если сами на ноги ещё не встали.

— Разве ты не стоишь на ногах? — почти шёпотом спросила Ленка.

— Не делай вид, что не понимаешь, о чём я говорю! — рассердился он.

— Но ведь у нас обоих есть родители, можно попросить помощи у них.

— Не смеши меня! Отец отдал нам всё. С твоих вообще взятки гладки, — он ещё сильнее занервничал, говоря ей эти обидные слова.

— Я сейчас не про деньги. Может, они согласятся помогать с малышом, чтобы я могла работать.

— Господи, Лена, какой малыш!? Ты сейчас сама рассуждаешь, как ребёнок!

— Значит, ты совсем его не хочешь и даже не рассматриваешь возможность его появления? — у неё затряслись руки, которыми она теребила кончик шарфа, а по лицу побежали струйки слёз.

— Не хочу, потому что не вижу возможности. Всё, закончим этот разговор. Я тебе сразу сказал, чтобы решала сама. Не нужно меня мучить вопросами. Я тоже человек, и мне этот разговор даётся не легче, чем тебе! — сказав это, он схватил висящую на вешалке куртку и выскочил из дома, как ошпаренный.

— Предатель, — прошептала она ему вслед, но он её уже не слышал.

Дмитрий вернулся только под утро пьяным, не раздеваясь плюхнулся на диван и уснул. А она эту ночь провела без сна, оставшись в полном одиночестве со своими жуткими мыслями. Что только ни передумала, каких вариантов развития событий ни рисовала в своём охваченном обидой и досадой мозгу. Ленка пыталась его оправдывать: родить ребёнка сейчас — это распрощаться с идеями, которые так долго вынашивались и к воплощению которых она сама стремилась. Но не это пугало. Она боялась, что он оставит её одну с малышом, как сейчас с проблемой. И страшно было даже спросить, что будет с их отношениями, если ребёнок родится. Потому что, если бы он ответил, что уйдёт, ей бы пришлось это сделать самой и сразу, ведь жить бы с ним уже не смогла. А потерять его она боялась больше, чем боялась расстаться с зародившейся в ней новой жизнью.

И когда вчера, спустя столько лет после этого случая, Ленка стояла, рыдая под душем, задавая себе вопрос: «Где и в какой момент я допустила ошибку?», то просто врала себе, что не понимает. Всё она знала. Это малодушное решение «не спросить», чтобы остаться, породило плоды, которые приходилось пожинать сейчас.

Ленка, ничего не сказав Дмитрию, взяла деньги из тех, что отводились на стройку, и сделала аборт. Срок был маленький, ей предложили «мини» и уже через неделю освободили от ноши, которую, как ей тогда казалось, поднять она не сможет. Но что с ней творилось потом, когда, выйдя из поликлиники, осознала, что рассчиталась жизнью собственного ребёнка за «розовое завтра»?! В голове звучала только одна фраза: «Я — убийца, убийца, убийца…» Покинув «место преступления», Ленка, шатаясь, поплелась в сторону дома. Взять такси даже не подумала — приученная экономить на всём, и сейчас действовала по инерции. Боль физическая пронзала её тело, но боль душевная была ещё круче. Смесь этих ощущений с такой силой обрушилась на неё, что в глазах заплясали чёртики. Поблизости не было магазинов, и Ленка решила зайти в кафе, чтобы купить воды и выпить обезболивающее, которое у неё было с собой. Согнувшись, одной рукой держась за живот, она открыла дверь заведения и чуть не свалилась на пороге. Сидящая за столиком у окна девушка видела её через стекло, когда та ещё только шла ко входу. Она быстрее администратора подскочила к Ленке и поддержала, не дав упасть.

— Вызвать вам скорую? — спросила сердобольная незнакомка, помогая ей сесть на стул.

— Спасибо… не нужно. Я и так только из больницы. Мне бы воды, таблетку запить.

Девушка позвала официанта, и тот очень быстро принёс стакан минералки. Ленка закинула в рот сразу две пилюли и мелкими глотками выпила всю принесённую воду.

— Сколько я должна? — спросила она, пытаясь подняться и одновременно доставая из сумочки кошелёк.

— Перестаньте, я заплачу сама. Зачем вы встали? Вы что, в таком состоянии собираетесь продолжить путь?

— Мне нужно домой, — еле слышно сказала Ленка.

— Посидите немного, пусть лекарство подействует, а я допью свой кофе и отвезу вас. Далеко ехать до вашего дома?

— Нет, не далеко. Мне всего пару остановок осталось пройти. К нам очень неудобный заезд, он по ту сторону улицы. Придётся делать слишком большой круг. Так что не волнуйтесь, я сама дойду. Спасибо вам! — при этих словах её снова качнуло, но она успела ухватиться за стул.

— Да что с вами такое?! — почти до крика повысила голос девушка. — Садитесь же! Я сказала — отвезу, значит, отвезу.

Так Ленка познакомилась со Светкой. Вспоминая это сейчас, она снова отчётливо видела ту картинку, как её будущая подруга засовывала в свой «миникупер» еле двигающуюся незнакомую девушку. «И как ты не побоялась тогда? Вдруг бы я была какой-нибудь разбойницей?» — однажды спросила она Светку. «Да у тебя на лице написано было: „Кто-нибудь, спасите, или я умру!“ Разве я могла, видя это, не помочь? Да и вряд ли на Кутузовском много гопников живёт», — ответила та.

Светка довезла её домой и помогла подняться на этаж. Пока они кружили, разыскивая удобный разворот, Ленка рассказала, почему так себя чувствует и что ей сейчас больно и горестно. А её благодетельница тогда произнесла: «Мне жаль. Но, вполне возможно, на данный момент это был лучший выход для тебя. Даже если сейчас так не кажется. Не вини себя, прими, как есть». Они расстались у двери, обменявшись номерами телефонов. С этого печального дня началась их дружба.

Ленка открыла дверь и увидела его ботинки. Дмитрий почему-то был дома. Он услышал, что она пришла, и вышел в прихожую. Ленка медленно стала снимать плащ, и, глядя на него, сказала: «Ребёнка больше нет. Ты рад?» Он молча подошёл к ней, обнял, и, опустив голову ей на плечо, заплакал. Так, прижавшись друг к другу, они стояли в прихожей на протяжении нескольких минут, и оба рыдали. Она приняла тогда его слёзы за раскаяние. Ей очень хотелось верить: он действительно сожалеет, что толкнул её к этому шагу, — очень хотелось его простить. Его, не себя. Решив, что это будет легче сделать, если они на время расстанутся, она тогда и поехала в Тверь.

Никогда больше Ленка не видела слёз в Димкиных глазах, даже на похоронах родителей он не проронил при ней ни одной.

Когда Алексей услышал её покаяние, долго молчал, потом закурил ещё одну сигарету.

— Почему ты ничего не сказала мне? — глубоко затянувшись и выпустив в сторону дым, он посмотрел на неё.

— Ты в своём уме? — удивлённо спросила она. — Я даже представить себе не могу, что звоню тебе и говорю: «Лёша, я беременна и иду на аборт». Да и вообще, причём тут ты?

— Но я бы постарался помочь, — он вздохнул, потёр свой лоб ладонью и встал. — Ну почему всё всегда так поздно?!

— Никак бы ты нам не помог. В этом деле решение принимают только двое, ну или кто-то одна, — на её лице отразилась горькая улыбка, взяв его за руку, она попросила: — Пожалуйста, не говори ему, что ты знаешь. Не думаю, что Дима придёт в восторг от того, что я тебе рассказала про эту свою печаль.

— Хорошо, — он затушил окурок. — Пойдём спать.

Глава шестая

Стройка тем временем шла своим чередом. Отделочные работы подходили к концу. На всё про всё ушло два года с небольшим хвостиком. Перед окончанием строительства Дмитрий всё чаще стал приезжать в эти новые стены. Он радовался. Ему всё нравилось. Каждый раз, когда Ленка показывала ему то, что успевали сделать за время его отсутствия на объекте, он обнимал её и говорил: «Какая же ты у меня умница!» Она была счастлива оттого, что счастлив он, и старалась ещё больше.

К тому моменту они уже купили квартиру — в дрова разбитую крошечную однушку, правда, в пределах МКАД. Продолжать жить у Алексея было уже совсем неудобно. Поэтому, сделав косметический ремонт, они перебрались туда, где обоим было и не комфортно, и не уютно, но спасало то, что приезжали они домой только ночевать.

Теперь встал вопрос: за какие деньги наполнять пространство.

— Что мы будем делать дальше? — спросила она его, когда все работы были закончены.

— У меня сейчас хороший доход, планирую взять кредит, — ответил Дмитрий. — Ну и лизинг никто не отменял. Лен, с тебя — получение лицензий и полный надзор за тем, как и что тут будет происходить. И ещё. Пора тебе выучиться на права. Сколько можно мотаться сюда на перекладных?

— Но, Дим, на машину всё равно нет денег.

— Пока будешь ездить на моей, а там посмотрим.

— Хорошо, я попробую поискать недорогую автошколу. Но хочу поговорить с тобой ещё вот о чём. Только ты сразу не бей копытцем, выслушай до конца, — говоря это, она взяла его за обе руки. — Я очень хорошо понимаю, что тебе хочется стать здесь главным. И я тоже для тебя этого хочу. Но есть одна мысль, которая не даёт мне покоя, — она остановилась, видя, что он напрягся, и, крепче сдавив его кисти, продолжала: — это твой возраст. Ты замечательный доктор, и я верю в тебя, как ни в кого. Пройдёт немного времени, и твоё имя будет очень известным в хирургии, и, может, даже самым известным. Но сейчас, для того, чтобы мы стали развиваться быстрее, нам нужно имя авторитетнее твоего. Чтобы сразу было ясно, что мы не с улицы пришли и нас не нужно проверять.

Он посмотрел на неё с нескрываемой злостью.

— Может, у меня и нет ещё «громкого имени», но моя фамилия…

— Я именно об этом и говорю, — перебила она, — Попроси отца возглавить клинику, хотя бы на первые пару лет. Уверена, что он не откажет, и даже думаю, что он этого ждёт.

— Да ты с ума сошла! Зачем ему тогда было отдавать мне это дело?

— Отдал, потому что боялся сам не справиться. И потому что верит в тебя и любит. Но ведь он сейчас чувствует себя получше. Пусть не оперирует, пусть не принимает, пусть просто будет генеральным директором. Пусть занимается приобретением нужного оборудования — он же в этом понимает, а я нет. И с лицензиями тоже будет проще, если подписывать документы будет он. Я походила с ним по разным кабинетам, вижу, как его люди принимают, его уважают, на многое закрывают глаза. Дим, ну что тебе сейчас это директорское кресло, если ты всё равно не будешь из операционной вылезать? И пока тут всё не запустится, тебе придется работать у чужого дяди, чтобы деньги были. Стройка — это тяжело, а подготовка к открытию — тоже процесс не из лёгких. А я пока подучусь у Николая Семёновича, буду его правой рукой. Мне очень нужна помощь, я выдыхаюсь. Прошу тебя, подумай.

— Нет, — сказал он тоном, пресекающим любое дальнейшее обсуждение этой темы. — Хватит того, что отец одним из учредителей выступает. Лёха поможет — у него времени побольше, и работать ему тут тоже предстоит, так что пусть поучаствует. Да, и если ты попросишь, папа в помощи тебе и так не откажет, он тебя любит, — закончил он.

— А ты?

— Что я?

— Ты меня любишь? — тихо спросила она, глядя ему в глаза.

— Разумеется.

Ленка и сейчас нервничала, вспоминая, как рассказывала подруге об этом разговоре. Как плакала, причитая: «Что же я наделала! Ведь знала, нельзя говорить ему, что сомневаюсь в его силах. На материны грабли наступила. Теперь он затаит обиду, а ведь мне и нужно-то было просто объяснить, что я устала, что без помощи не справлюсь». «Лен, ну что ты вечно пытаешься сохранить его душевное равновесие за свой счёт? Дима твоими руками жар загребает, а ты всё в спасателя играешь, его уберечь пытаешься. Себя не жалко? Кто тебя спасать-то будет?» — был Светкин ответ.

Прошло ещё полгода, прежде чем клиника открылась и начала функционировать. Ленке пришлось взять на себя практически всё. Она подбирала персонал, на ней были все договоры по обустройству. Маркетологом и рекламщиком для этого «медицинского рая» (как она его называла) тоже была Ленка. Умения с давней работы также пригодились: помогала отмывать пол и окна. Под её зорким оком украшались стены и расставлялась мебель. Для неё клиника стала домом — большим, светлым, и теперь главным.

Но не успели они начать работать, как грянул кризис 2008 года.

«Как же я выдержала всё это? Откуда силы брались? Столько нервов потрачено было, столько слёз пролито! Наверное, это со всеми так: если поставлена настоящая цель — то не до сантиментов. Просто танком прёшь, чтобы её достигнуть, не обращая внимания на то, что хоть броня твоя с каждым днём становится толще, всё больше опасность сгореть заживо», — думала она, стоя в очередной пробке, растянувшейся на километр из-за какой-то аварии.

Им понадобилось ещё пять лет для того, чтобы всё начало работать, как швейцарские часы. Чтобы можно было рассчитаться с долгами и чтобы доходы стали превышать расходы. Трудились, не разгибаясь. Ребята — над операционными столами, она — над всем остальным. Это была уже другая Ленка — жёсткая, напористая, научившаяся отстаивать свои интересы (свои от Димкиных она не отделяла), умеющая говорить с людьми так, чтобы её понимали с первого раза. Годы общения со строителями даром не прошли: окопному юмору и ругани матом тоже была обучена, там же, собственно говоря, и курить начала. Все свои знания и умения она применяла с одной целью — дать понять Косьянову, что он может опираться не только на свою фамилию.

Постепенно преображалась и клиника. Добавилось количество врачей и услуг, в Димкином кабинете появилась хорошая мебель, на территории разросся зелёный островок со скамейками и маленьким фонтанчиком, брусчаткой выложили парковочную зону для машин докторов. И жизнь начала налаживаться. Правда, после работы они продолжали обитать в своей тесной комнатёнке, на нормальный ремонт которой так и не сподобились.

Теперь получалось хоть иногда отдыхать, выезжая за город или в дом Димкиных родителей. И пусть с Анной Тимофеевной общаться было так же сложно, Ленка, как Косьяновы-мужчины, перестала обращать внимание на её резкость и нетерпимость. Главное, что можно было подышать воздухом, летом — побалдеть на шезлонге, поесть домашней ягоды, зимой — посидеть у камина и слепить снежную бабу.

Ленкино тридцатилетие было решено отпраздновать на природе. Вместе с ярким солнцем ликовала середина августа, погода стояла прекрасная, потому не за чем было запирать себя в стены, чтобы насладиться вином и закусками. Закупив всё необходимое для пикника, они арендовали микроавтобус и выехали за пределы Москвы. Приглашённых было немного: Лёшка и Светка, пара хирургов из их клиники и Василий Иванович — Ленка продолжала поддерживать с ним отношения. Она приглашала и Косьяновых-старших, но Димкин отец ехать отказался, сославшись на плохое самочувствие, хотя понятно было, что этой болезнью была Анна Тимофеевна.

Помимо самого празднования у Ленки была ещё одна цель. Её подруга недавно развелась с мужем и пребывала не в лучшем настроении. Ленке хотелось поближе свести двух своих друзей — вдруг что-то получится? И хоть Лёшка со Светкой уже были знакомы — виделись пару раз, — на эту встречу она делала большую ставку — очень любила обоих, думала, что они смогут стать близкими друг другу.

— Присмотрись, очень хороший парень! Прям золотой, честное слово, — сказала она подруге, когда они вместе накрывали раскладной столик и расставляли вокруг него стульчики.

— Посмотрим на твоё золотко. Вот только первый тост отгремит, и посмотрим, — улыбнулась та.

Тем временем «золотой парень» кружился пчелой над мангалом, разводя огонь и нанизывая мясо на шампуры. Василий Иванович помогал ему, а остальные стояли в сторонке, обсуждая дела рабочие. Алексей часто подходил к столику, частями унося продукты, предназначенные для готовки на огне, и всегда улыбался хихикающим подружкам.

Когда холодные закуски были расставлены, Ленка позвала Диму, чтобы помог открыть спиртное. Он подошёл к столу, сначала откупорил коньяк и вино, затем взял бутылку шампанского и стал снимать с неё золотистую фольгу.

— Может, не стоит открывать всё сразу? — предложила она.

— Эту открою и остановлюсь. Ой, что-то пробка не идёт. Не могу отпустить бутылку, достань платок из моего кармана, будет удобнее открывать.

— Давай я тебе полотенце дам, зачем платок?

— Мне нужен мой платок! — Дмитрий пододвинулся бедром ближе к Ленке, чтобы ей было удобнее залезть в карман.

— Тут нет платка, — раздражённо сказала она.

— Доставай то, что есть.

Ленка опустила руку поглубже и извлекла из его джинсов коробочку в синем бархате. Она удивлённо посмотрела на Дмитрия.

— Открой, — подмигнул он ей.

В коробочке красовалось кольцо. На его широком основании, выполненном из жёлтого золота, была закреплена россыпь драгоценных камней разного размера. Здесь были и изумруды, и рубины, и сапфиры, и топазы, а все промежутки между ними заполняли маленькие бриллиантики, полностью скрывая под собой основу, — золото было видно только с внутренней стороны. Это великолепие переливалось на солнце всеми цветами радуги и было неописуемой красоты и, видимо, такой же цены. Руки у Ленки задрожали, она чуть не выронила подарок в момент, когда раздался хлопок открывающегося шампанского. Пена пузырчатым фонтаном взлетела вверх, а Димка, наклонив бутылку, обливаясь, стал пить прямо из горлышка.

— Будешь? — он протянул ей шампанское.

— Нет, — она покачала головой и кинулась ему на шею.

Кольцо не было обручальным, и всё же вызвало в ней бурю эмоций! Такой его знак внимания Ленка получила впервые за двенадцать лет, прожитых с ним. Нет, она не считала Димку скрягой. По возможности он давал ей деньги. Только все предыдущие подарки она выбирала себе сама. Шла и покупала то, что на данный момент являлось самым необходимым. Но сейчас этот его широкий жест ей требовался, как воздух. Блеск украшения смог развеять тьму мрачного настроения последних двух недель, когда Ленка из-за непонятно откуда свалившейся на неё депрессии ушла в себя, рассуждая, зачем живёт и кто она ему. И пусть кольцо совсем не сочеталось с образом одариваемой — оно было слишком дорогим и вычурным, чтобы постоянно жить на её пальце, но, надев его на том юбилее, Ленка расставалась с украшением только когда готовила еду или ложилась спать. С тех пор это кольцо стало символизировать для неё Димкину любовь, частично компенсируя отсутствие других проявлений.

Первый тост произнёс Дмитрий, и все присутствующие про себя отметили эти странные слова, потому что, по сути, говорилось не о ней. Поднимая свой бокал, он сказал: «Давайте выпьем за женщину, которая каждый день говорит мне, что я лучший мужчина на свете!» Его поддержали возгласами: «За нашу Леночку!», «За тебя, дорогая!», «С Днём рождения!» Ленка стояла, улыбаясь, и смотрела на того единственного, из-за которого уже давно сама чувствовала себя «мужчиной». Но сегодня она готова была простить ему всё. «Может, этот подарок — начало чего-то лучшего?» — хотелось верить ей.

— Лен, почему вы не поженитесь, — спросила Светка, когда мужчины стояли в стороне от стола и не могли их слышать.

— Потому что меня замуж никто не зовёт, — грустно улыбнувшись, ответила та.

— Ну, а поговорить ты с ним на эту тему не пыталась? Вы уже столько лет вместе, столько всего сделали. Крым, рым и медные трубы прошли. И давно понятно, что вы — пара.

— Знаешь, я всё же остаюсь романтиком, — сказала Ленка, обнимая подругу. — Мне хочется, чтобы первый шаг сделал мужчина, предложив и руку, и сердце. Это его право и желание: брать в жёны или не брать. Да и потом, что это изменит? Любить его сильнее я уже не смогу, — она замолчала, а потом, улыбаясь, добавила: — Хотя, пока коробочку не открыла, думала, сердце из груди выскочит: «Неужели решился?» Но опять пролёт. Ещё и этот тост. Со всех сторон получается: только я его и люблю. Ну да ладно. Давай лучше выпьем! Скажи теперь ты мне что-нибудь.

— Лично я тебя очень люблю! Пожалуйста, будь счастлива! — сказала Светка и выпила до дна.

Веселье продолжалось уже не один час. Захмелев, Димка подошёл к Алексею, который заряжал вторую порцию шашлыков, и, стоя у мангала, спросил:

— Как тебе Светлана?

— Хорошая девчонка, — ответил тот.

— Просто хорошая? Ха! А по мне так очень даже сексуальная. Одни ноги чего стоят! Но ты же это… кроме Ленки не видишь никого, — он засмеялся как-то неестественно и добавил: — Ты только, Лёха, не забывай, что она — моя.

— Не сомневайся, я об этом каждую минуту помню, — ответил Алексей, не отрывая взгляда от шампуров.

— Ну-ну, — Дмитрий похлопал друга по плечу и пошёл пить дальше.

Похожий разговор состоялся тогда и между подругами.

— Ну, как тебе Алексей? — закидывала удочку Ленка, когда они со Светкой пошли прогуляться.

— Нормальный. Только он с тебя глаз не сводит. Так что… никакой он не золотой, скорее — несчастный. А мне такой ни к чему.

Прошёл ещё год. Клиника набирала обороты. Кроме пластических операций, в ней проводилось множество других. Обе операционные работали в режиме нон-стоп, а очередь на консультацию к главному хирургу (он же генеральный директор) была расписана на месяц вперёд. Это было счастливое время, ведь то, о чём они так долго мечтали, стало сбываться. И тогда Ленка завела разговор, что неплохо бы ей начать получать зарплату.

— Тебе не хватает денег, которые я даю? Или я хоть раз в чём-то отказал? — безрадостным голосом поинтересовался Дима.

— Хватает, но я бы хотела иметь и свои, за которые не нужно отчитываться.

— Разве я прошу отчёт?

— Ну… просто я тебе всегда говорю, на что беру. Как-то странно уже просить на прокладки, эпиляцию, колготки… тебе не кажется? И вообще… я коммерческий директор клиники, мне нужно и выглядеть, и одеваться соответственно. Всё это стоит денег. А от этих: «Дим, дай на бензин. Дим, мне нужны туфли» и прочих просьб, мне уже как-то некомфортно. Разве я не могу иметь личные средства?

— Ты меня не перестаёшь удивлять, дорогая, — раздражённо сказал он.

— Да я и сама себе не перестаю удивляться, — парировала она и, чтобы как-то смягчить ситуацию, подошла, обняла своего любимого мужчину, прижавшись к нему всем телом, и шепнула: — Разве не за это ты меня любишь?

Она тогда настояла на своём и, впервые в жизни ощутив финансовую свободу, пустилась во все тяжкие косметологи и шопинга. Видимо, этими «шмотками» Дима при расставании её и попрекал.

Ещё через два года они решили, что пора расширяться. Но тут случилось страшное — в автомобильной аварии погибли Димкины родители. Во время движения по трассе у Николая Семёновича остановилось сердце, и его машина на полном ходу влетела под фуру. Живых в легковушке не осталось.

Сейчас, двигаясь по дороге и вспоминая этот ужас, Ленка покрепче вцепилась в руль и сбросила скорость. В памяти снова возникла искорёженная груда металла и лицо Димы, который смотрел, как из кучи железа извлекают тело его матери, — он и Ленка успели примчаться на место трагедии как раз в этот момент. Она не знала, что говорить, просто вцепилась в Димкину руку и не отпускала его от себя, пока он не сел обратно в машину. Домой они ехали молча. За рулём была она.

После похорон Дмитрий на неделю ушёл в запой. Потом озвучил своё решение ограничится только одной клиникой и желание вложить часть денег, которые успели заработать, в покупку квартиры. Ленка занялась поиском нового жилья. Хотя она и радовалась тому, что скоро они смогут уехать из этой ущербной дыры, Димкино нежелание расти дальше вызвало в ней чувство разочарования.

Дошло дело до оформления документов. Сославшись на то, что на нём теперь и так слишком много недвижимости, Дмитрий сказал, что эту квартиру они запишут на неё. Таким образом, Ленка стала обладательницей просторной светлой трёшки. Ремонт, понятное дело, лёг на её плечи, заняв довольно много времени. И первое, что она построила, — его кабинет, вложив в эту комнату свою любовь, а потом ещё и кучу средств на обстановку. Всю мебель делала на заказ так, как он любил: натуральное дерево, кожа, дорогие светильники. Но когда квартира была готова к заселению, Дима уже практически обосновался в родительском коттедже. Новоселье отметили, пригласив тот же состав участников, что и на Ленкино тридцатилетие, только Василия Ивановича среди них не было. Просто его уже не было среди живых.

Неделю Дмитрий обитал в новых стенах, а потом сказал, что ему больше нравится жить в своём доме, а не в огромном монолите. Он стал появляться в квартире всё реже и почти перестал оставаться ночевать.

Память опять вернула её к тем дням, когда, недоумевая, зачем нужно было совершать эту покупку, она проводила ночи напролёт, уткнувшись в подушку, вместившую в себя море горьких слёз, и вспоминала мгновения их близости в старой сырой однушке на краю Москвы. Вот уж воистину, важно не то, где ты живёшь, но с кем. И хоть это было раньше «несчастливого приобретения», Ленка припомнила ещё и момент появления в Димкиной приёмной новой секретарши.

— Дим, зачем она тебе? Я не про секретаря, я про такого работника. Она же с людьми разговаривать не умеет. По телефону лепечет какую-то чушь. Ты не видишь, что ли? Она просто позорит нас! — завела разговор Ленка спустя месяц после Иркиного трудоустройства.

— Лен, она дочка очень нужного мне человека. Он попросил пристроить, а я не смог отказать. Ну и пусть сидит, бормочет. Что тебе с того? С кофе-машиной и принтером же справляется.

Так Иркин кофе и распечатываемая ею писанина стали началом конца долгого путешествия в страну иллюзий. Хотя, кто теперь с точностью мог сказать, с Ирки ли всё началось?

Глава седьмая

Ленка настолько увлеклась воспоминаниями, не обращая внимания на творившееся вокруг, что только когда её «кино» подошло к концу, заметила горящую на панели приборов красную лампочку. «Господи! Я забыла заправиться! И сколько я так еду? — занервничала горе-водитель. — Так… по навигатору до места всего восемь километров осталось. Компьютер показывает, что вроде должно хватить. А сколько до ближайшей заправки? — спросила она вслух, остановила машину на обочине, заглушила её и полезла в сумку за телефоном. — Грёбаный Интернет! Никогда тебя нет, если ты действительно нужен! — выругалась Ленка, когда увидела, что на экране отсутствует заветная надпись „LTE“. — Ладно, что я так дёргаюсь? Не в тундре же нахожусь. Когда я заправлялась в последний раз? Точно! На следующий день после того, как забирала машину. И всю неделю по городу моталась. Блин-блинский! Ну что же я такая дураааа!? О прошлом думаю, а про день сегодняшний напрочь забыла! Коза! Глупая коза!»

Ленка опустила голову на руль и постучала ею о клаксон, словно хотела проверить, крепко ли держатся рожки на её бестолковой башке, и не зацепятся ли они за четыре объёмных колечка логотипа. Раздался сигнал, и она психанула ещё больше. «Вряд ли по пути заправка нарисуется, я уже не на трассе. Ладно, если что, проголосую. Короче, надо двигаться», — решила она и повернула ключ зажигания. Через четыре километра навигатор увел её на какую-то узкую просёлочную дорогу. Автомобиль проехал ещё с километр и заглох.

«Отлично! Только этого мне не хватало! — взвизгнула Ленка, выходя из машины, со злости хлопнув дверцей и пнув ногой по колесу. — Позвоню тётке, скажу, что я всего в нескольких километрах от неё. Может, найдёт кого-то с бензином или машиной, а может, кто проезжать будет, — подумала она и взяла телефон. — Да что же это такое! Ты издеваешься надо мной? Что, связь тоже вся закончилась? Прямо сейчас? Мало Тебе бензина, Ты ещё и позвонить мне не даёшь!?» Ленка разгорячилась не на шутку и бросила телефон в кусты. Потом опомнилась, полезла доставать. Хорошо, что чехол спас аппарат от неминуемой гибели. Но кто был этот таинственный «Ты», преследовавший её сегодня, оставалось загадкой. Просидев у дороги полтора часа, выкуривая по сигарете каждые двадцать минут и не дождавшись ни одной попутной или встречной машины, Ленка принялась действовать.

Надрывая живот, она вытащила чемодан. «Если тачку разберут по запчастям, так хоть страховка есть. А вот если багажник вскроют, то труба — плакал мой урожай и рыбалка под „Мартини“, — размышляла она, доставая из салона рюкзак и ставя автомобиль на сигнализацию. — Так… Если пойду по дороге, а осталось до места где-то около четырёх километров… учитывая, что я не одна, а с тяжёлым грузом… то за час с небольшим должна доплестись. Лишь бы у телеги колёса выдержали». Сказала и двинулась в путь.

Приблизительно через километр, окружённая с двух сторон лесополосой дорога вывела Ленку на открытую местность, где вдалеке обозначились строения предполагаемого пункта «Б», только был он подальше, чем она ожидала. «И зачем я свернула сюда? Недалеко же село какое-то проезжала, могла бы поймать машину и попросить о помощи. На что надеялась? — волоча за собой чемодан, ругала она себя. — Ни одной тачки за всё время! Как они тут живут?!»

Пройдя ещё немного, Ленка заметила уводящую от дороги широкую, хорошо протоптанную тропинку. Лежал этот путь прямо возле леса и (насколько мог видеть глаз) гипотенузой вёл прямо к деревне. Опираясь на знания геометрии, она прикинула, что если пойдёт этой тропой, то значительно сократит расстояние. Погода начинала портиться, небо становилось всё безрадостнее, и Ленка решила срезать. Ощутив жуткий голод, она достала из рюкзака бутерброд и в минуту съела его. Потом запила обед водичкой из пол-литровой пластиковой бутылочки, которая тоже была у неё с собой, и двинулась новой дорогой.

Пока дождь просто моросил, всё было нормально. Ширины тропинки как раз хватало для того, чтобы лошадка, она же Ленка, спокойно могла тащить свою гружёную телегу. Но потом вода, непрерывно падающая с небес, внесла в это поступательное движение свои коррективы. Если поначалу чемодан двигался ровно за хозяйкой с той же скоростью, что и она, оставляя след, параллельный отпечаткам её обуви, то с превращением плотного грунта в грязь рисунок траектории изрядно изменился.

«Телега» буксовала и зарывалась брюхом в мокрую землю. Ленке приходилось поворачиваться к чемодану передом, а к дороге задом, чтобы, прилагая все свои силы, двумя руками вытягивать этот застрявший груз. Продвигалась она медленно, а дождь разрастался сильнее и хлестал прямо в лицо. Джинсы быстро промокли, и ей становилось холодно. Увидев на небе просвет, который обещал скорое прекращение осадков, Ленка потянула чемодан в лес, чтобы спрятаться под ветвями от буйных капель и немного передохнуть. До убежища оставалось метров пятнадцать. Кое-как по мокрой прошлогодней траве она дотащилась до единственной сосны среди лиственных деревьев и, увлекая поклажу за собой дальше, чтобы дождю своими щупальцами было сложнее дотянуться до них обеих, не видя, что твориться за её спиной, ступила ногой на что-то непрочное и, с треском ломая ветки, полетела вниз. Груз последовал за ней. Всё происходило как в мультфильме про Алису — Ленке показалось, что она падает бесконечно долго и даже успевает удивляться тому, что чемодан никак не может догнать её. В конце концов она ощутила, как её тело встретилось с землёй, и провалилась во мрак.

*** «Как же темно и холодно! Я что, потеряла сознание, когда упала? Сколько же я тут уже лежу?» — подумала Ленка и посмотрела сначала вверх, потом по сторонам. Нависавшие ветви деревьев, словно серые ячейки сетки-рабицы, занавешивали небо, делая его ещё более жутким. Она то ли полусидела, то ли полулежала в странной западне. Рядом с местом падения было несколько сложенных горкой деревянных кольев и чемодан, который, встав на ребро, чудом не придавил хозяйку. Яма была глубокой, но не настолько, чтобы так долго падать в неё, как помнилось. В гудящую от боли голову пришла мысль: «Всё это похоже на недоделанную звериную ловушку. Мне повезло, что колья просто лежат, — если бы торчали, то я уже точно не очнулась бы. Но кому на ум пришло выкопать её здесь? Неужели рядом с жилым районом гуляют дикие звери?»

Часть третья «Ведьма»

Глава первая

Встать на ноги было делом непростым: рюкзак, висящий на спине, показался пудовой гирей, а сама спина болела так, словно по позвоночнику постучали кувалдой, и он готов был отдельными звеньями высыпаться ей прямо в джинсы. «Не зря я напихала в сумку столько вещей. Видимо, мой „парашют“ меня спас, не дал треснуть пополам», — размышляла она, переворачиваясь на бок и подтягивая ноги к животу, чтобы сначала принять стойку на четвереньках. Потом, стащив с себя сумку, она оперлась на чемодан и поднялась. Тело еле слушалось, ноги и руки тряслись, голова кружилась, как после хмельной вечеринки. Пару минут Ленка стояла, удерживаемая своим пластиковым другом и злостью, закипающей в ней. «Так… бензин был, телефон был, теперь эта яма. Три косяка за один день. Значит, на этом дерьмо должно закончиться, и дальше всё непременно будет хорошо, — начала она говорить сама себе, чтобы успокоиться. — Теперь нужно как-то выбраться отсюда».

Пара безрезультатных попыток вылезти из «мышеловки» уничтожили остаток Ленкиных сил. Земля была мокрой, и, сколько ни старалась она уцепиться ватными руками за стены своей ловушки, всё было тщетно — она просто скатывалась вниз, сдирая кожу с перчаток и окрашивая в черный цвет свой красный пуховик. Потом в ход пошёл чемодан, который сыграл роль высокой ступеньки, но теперь уже грязь на кроссовках не дала ей твёрдо встать на него, и на этой третьей попытке Ленка свалилась и больно ударилась головой о лежащие на дне ямы колья. «Мало Тебе, да? Мало?! — из последних сил закричала она, обращая голову к небу. — Что Ты делаешь? Сколько можно? Я что, такая тварь, что Ты вот так поступаешь со мной? Пожалуйстаааа, хвааатииит!» — она разрыдалась и стала завывать подобно волку, загнанному в клетку.

Высоко над Ленкиной головой еле заметными огоньками уже замерцали звёзды, когда, успокоившись, она начала прикидывать, что же делать дальше. Во-первых, ни физических, ни моральных сил продолжать лезть на баррикады у неё не было. Во-вторых, было довольно темно, и если предположить, что она сумеет выбраться, то как дойдёт до места назначения, не свалится ли ещё куда-нибудь? В-третьих, дождь давно закончился, и, судя по появившимся звездам, ночью вряд ли начнётся. Возможно, к утру земля немного подсохнет, тогда будет легче выбраться. Всё сводилось к тому, что безопаснее ей будет провести эту ночь здесь. «Холодно, конечно, но можно достать из чемодана тёплый платок, что тёть Дине в подарок куплен, надеть ещё одни штаны и начать усиленно молиться, чтобы зверь, для которого готовилась эта ловушка, не свалился сюда и не составил мне компанию», — обдумывала она план действий. Несмотря на такую неординарную ситуацию, самой большой печалью для Ленки было отсутствие возможности предупредить родственницу: «С ума сойдёт, пока я доберусь к ней. Начнёт разыскивать, названивать всем, маму на уши поднимет. Блииин! У неё же Димкин номер есть — стопудово позвонит ему. Ыыыыыы», — снова нарушили тишину леса её завывания.

Отдохнув ещё немного, она встала и начала готовиться к ночлегу. Ленка достала из рюкзака влажные салфетки и освежила свое зарёванное лицо, подумав: «Хорошо, что глаза не накрасила, в полевых условиях демакияж — сомнительное удовольствие». Пришлось этими же салфетками пройтись по джинсам и куртке, уж очень они пострадали в результате падений; перчатки были совсем в плачевном состоянии и тоже потребовали серьёзной чистки. Приведя себя и одежду в более-менее потребный вид, она наполовину расстегнула молнию на чемодане и вытащила из него лежащую сверху подарочную шаль, а также брюки от спортивного костюма. Удалось вызволить и бутылку «Мартини», которая после всех чемоданных несчастий осталась-таки целёхонькой. Ленка достала из сумки еду. Расправившись с одним бутербродом, откупорила бутылку и сделала несколько больших глотков. Раньше так пить ей не доводилось — без «Швепса», безо льда. Но бар под вывеской «Звериная яма» не располагал изысками, пришлось довольствовалась тем, что предлагало собственное меню. Съев ещё полбутерброда, Ленка снова влила в себя изрядную порцию горячительного и под конец шлифанула всю эту трапезу выкуриванием сигаретки. Спиртное согрело и дало немного расслабиться. Убрав алкоголь на прежнее место, она порадовалась, что застегнуть молнию чемодана получилось проще, чем дома. Видимо, после тряски и падения вещи сомкнули ряды покрепче.

Пора было устроить место для сна. На чемодан вполне можно было опереться спиной, и Ленка поставила своего «попутчика» в один из углов ямы. Выбрала из имевшихся кольев те, что были посуше, и разложила их перпендикулярно к импровизированному изголовью кровати. Потом надела поверх джинсов велюровые штаны, поверх шапки натянула на голову капюшон куртки и, закутавшись в большую тёплую шаль, села на колья, прислонившись спиной к другу по несчастьям. Она очень долго не могла уснуть: мысли, что пчёлы в улье, роились в голове, то разлетаясь, то снова собираясь, жужжа и жаля её разум, и без того воспалённый происходящим. Но время, проведённое в стенах медобщежития, научило Ленку засыпать и в любом положении, и при включённом свете, и при музыке на всю катушку, и даже при танцующих под тяжёлый рок соседях по комнате. Это её умение не раз помогало «отключаться» в шумных душных электричках и гремящем метро по дороге на стройку, чтобы хоть немного добрать недостающие минуты отдыха. Вот и сейчас, несмотря на все неудобства, воспоминания о неприятностях последних нескольких дней песней Морфея в конце концов убаюкали Ленку, и она провалилась в сон.

Один раз среди ночи она проснулась — очень захотелось «по-маленькому». Отойдя в дальний угол от места ночлега, который был всего-то в двух шагах, быстро облегчилась и вернулась в «кровать», недоумевая: «Как же узники проводили в ямах по несколько месяцев или лет? Это же уму непостижимо: гадить там, где приходится находиться всё время!» Она снова укуталась шалью и вскорости задремала, хоть её зад уже принял форму стиральной доски и жутко ныл от «мягкости» перины. «Принцесса на кольях, ё-моё!» — была последняя мысль перед тем, как сон избавил тело от болезненных ощущений.

Её разбудили пение птиц и мелкая дрожь — тонкий пуховик всё же не был рассчитан на ночёвки под открытым небом. Солнечные лучи весёлыми брызгами пробивались сквозь кроны деревьев и ветви, накрывавшие яму, а воздух, пропитанный сыростью и свежестью весеннего утра, доводил до мурашек. «Слава Богу — светло! И что я жива — тоже», — порадовалась она и тут же проверила, не появилась ли за ночь связь. Чуда не произошло.

От долгого сидения в одном положении тело не хотело разгибаться. Ленка заставила себя встать и сделать несколько упражнений, чтобы вернуть подвижность торсу и конечностям и чтобы согреться. Заплетя волосы в косу и спрятав её под шапку, она хорошенечко размяла шею, а за ней основательно помассировала поясницу. Затем приоткрыла чемодан и, аккуратно сложив вещи, спасшие её от холода ночи, запихнула их внутрь. Подняв до упора телескопическую ручку, Ленка затянула на ней снятый с джинсов ремень, надеясь, что, когда выберется сама, сможет вытянуть свой багаж. Конец ремня (насколько он мог быть поднят вверх) закрепила на корне дерева, торчащем из угла ямы.

Ленку мучила жажда. Достав из рюкзака бутылочку, она выпила только половину от имевшейся воды, решив оставить хоть немного жидкости про запас. Сняв кроссовки, очистила засохшую на них грязь об остриё кольев и тем самым значительно облегчила обувь. «Ну, что, надо пробовать!» — сказала она, надевая на плечи рюкзак, а на руки печального вида перчатки. Чемодан продолжал стоять в углу во весь свой рост. «За угол будет легче зацепиться и вылезти», — пришла в её голову светлая мысль. Загнав пальцы в землю и удерживаясь таким образом, она смогла взобраться на свою чудо-лестницу. Осторожно разгибая колени, приподнялась, переставляя руки выше и выше к заветному краю. И когда спасение было близко — Ленка уже на локтях висела над местом своего заточения, перед её лицом возникла пара чьих-то ног, обутых в лапти. Она подняла глаза и встретилась взглядом со светловолосым бородатым мужчиной с лицом, покрытым канавами морщин и походившим на жуткого лешего. Не сгибая колен, он стал медленно наклоняться к ней. От неожиданности Ленка вскрикнула и в страхе, желая прикрыть лицо руками, оторвала их от земли, не удержавшись, полетела вниз, сначала на чемодан, потом на разложенные на земле колья и, ощутив жуткую боль, потеряла сознание.

Очнувшись, Ленка обнаружила, что лежит в чём-то очень раскачивающемся. От этого качания её начало мутить: голова кружилась, в глазах всё расплывалось, вчерашний ужин просился наружу. «У меня, наверно, сотрясение. Шутка ли — столько падений за одни сутки. Как я вообще ещё дышу?» — мысленно рассуждала она, пытаясь сфокусировать взгляд, и поняла, что «качели» эти были телегой с бортами, сплетёнными из толстых прутьев, и с дном, застланным сеном. Близко к её лицу лежала деревянная лестница, а на ней рюкзак. В ногах в такт средству передвижения раскачивался верный друг чемодан, на ручке которого продолжал болтаться ремень. «Значит, вытащил и меня, и барахлишко моё», — подумала она и решила дать знать своему спасителю, что очнулась. Но попытка приподняться не увенчалась успехом: руки и ноги оказались связанными. Не понимая, что происходит, и не видя того, кто это сделал, Ленка попыталась голосом заявить о себе, только в горле пересохло и достичь желаемой громкости ей не удалось.

— Слышь, мужик, на хрен ты меня связал? — прохрипела она. — Я не буйная. Давай, освобождай, руки затекли.

На удивление, её тихий призыв был услышан, и повозка резко остановилась. Вскоре к «корзинным» бортам телеги приблизился тот «леший», что напугал её, а за ним лохматый юнец с длинной косой чёлкой, прикрывавшей ему пол-лица. На Ленку уставилось три серо-голубых глаза, в которых читались и интерес, и испуг.

— Ну, что вылупились? — ей удалось прибавить голосу звука.

Она понимала, что лучше не нагнетать обстановку, но злость на связавших, хотя и вытащивших её из ямы людей, взяла верх над благоразумием.

— Прикалываетесь, что ли? — Ленка дёрнулась всем телом, и от этого движения в глазах у неё потемнело. — Развязывайте, пошутили и хватит! — уже тише сказала она.

Её спасители-пленители переглянулись и в недоумении снова направили свой взор на женщину.

— Говорит не по-нашему, — произнёс старший. — Откуда только взялась такая?

— Деда, давай поскорее отвезём её к тиуну. Пусть он думает, как с ней быть. Боюсь я её. Ишь какие волосы красные из-под шапки торчат, а глаза как у змеюки сверкают, и одета как муж. Поспешаем, деда.

— В смысле, не по-вашему? — из последних сил возмутилась Ленка. — Что городите? С каких пор в России русский язык за нерусский принимают? Развязывайте, не придуривайтесь.

— Деда, умоляю, поторопимся, — взвизгнул парень и отскочил от телеги. — Ещё наговор какой на нас сделает. Кто её знает, что она бормочет. Едем, недалеко уже! — добавил он, и телега дёрнулась с места.

«Что за бред? Как это они меня не понимают? Я же понимаю, что они говорят, — пробормотала Ленка. — Хотя, слова их, правда — как-то странно звучат: скуфия, влодь, изведь. А откуда я знаю, что они означают? — задала она вопрос воздуху». Но ответа не услышала. Снова перед глазами всё поплыло, и Ленка отключилась.

Она пришла в себя в тот момент, когда какой-то мужик, находившийся в телеге рядом с «лешим», постукивая по пластику её чемодана, говорил ему:

— Мудрёный ларь. Где такие делают и из чего? Не знаешь?

— Откуда мне знать, — ответил тот.

— И жезл непонятный, и верёвка на нём дивная, — добавил «новенький», разглядывая телескопическую ручку чемодана и затянутый на ней ремень, сплетённый из сине-голубых нитей.

— Смотри, очнулась, — прошептал «леший», и второй незнакомец попятился в другой угол телеги.

— Пока я без сознания, вы обокрасть меня решили? — спросила Ленка.

— Слышишь, Василько, как она говорит? Не по-нашему. А иные слова на наши похожи, — произнося это, «леший» не отрываясь смотрел на женщину.

— Развяжите меня, пожалуйста, и отпустите. Не берите грех на душу, — тихо сказала она.

— Во-во, слыхал — про грех говорит? — не унимался «леший». — Пойду-ка я посмотрю, может, тиун уже вернулся. Пусть он её послушает и решит, что с ней делать.

Дед лихо выбрался из телеги, оставив Ленку на попечение Василько, интерес которого к необычному багажу был сильнее, чем к пленнице — он продолжал его пристально рассматривать. Ленка же, перевернувшись на спину, стала разглядывать своего сторожа. Одежда на мужике была странная: старая шапка клиновидной формы, по краю которой был пришит слипшийся мех, видимо, «мексиканского тушкана», расходящееся на животе вытерто-выцветшее пальто длиной почти до колена, надетое на серую рубаху, и всё это подпоясывалось узким кушаком. Ступни были обмотаны грязноватого цвета тканью: заходя на широкие штаны, она удерживалась с помощью верёвки, оплетающей ногу почти до икры. И апогеем выступали лапти с кусками грязи, прилипшими к ним.

Ей почему-то вспомнился фильм «Охота на пиранью», где главный герой, живущий в двадцать первом веке, попал в глухую деревню, в которой люди играли роль крепостных одного чокнутого бандита. Они и одеты были как встарь, и разговаривали со странным акцентом, хоть проблем с пониманием не было. На ум пришло, что она сейчас в похожей деревне такая же пленница, как Машков и его напарница. Но чего Ленка понять не могла, так это как может её тётка жить в таком диком месте?!

— Дяденька, хочешь, я тебе этот чемодан подарю? Вот только довезу до тётки вещи, и отдам его тебе. Будешь самым крутым мужиком в деревне. Развяжи меня, скажи, где тут у вас улица Центральная, я быстренько метнусь, выгружу своё барахло, и ларчик сразу твой.

Говоря это, Ленка думала, что мужик перестанет притворяться, будто её не понимает, и в конце концов злоключения этой поездки закончатся.

— Помалкивай, не хочу тебя слышать. Непонятны слова твои. Опасно с тобой говорить. От греха подальше слезу-ка я.

Василько тоже очень быстро покинул телегу, и Ленка осталась одна.

«Что происходит? — спрашивала она себя. — Что за странный язык у этих людей? И кто они вообще такие, если русский не понимают? Этот мужик произносил сейчас слова, которые я впервые слышу, но почему я точно знаю, что „посвене“, например, означает „подальше“? Что за синхронный переводчик срабатывает в моей голове каждый раз, когда звучит их речь? Я что, настолько сильно ударилась, что теперь разные языки могу понимать? Или того круче, у меня галлюцинации начались, и я уже наяву леших вижу? Господи! Ты зачем меня так испытываешь? Я домой хочу. Очнуться хочу от этого безобразия. Какие, на хрен, „мудрёные лари“? Какие тиуны с лаптями? Выпустите меня отсюда! — что есть силы заорала Ленка, заподозрив, что начинает потихоньку сходить с ума. — Развяжите, говорю я вам! Что за дебилизм тут творится? Отпустите! Мне к тётке нужно!».

— Кто тут у вас голосит? — прозвучал чей-то хриплый голос, и бородатый мужчина, восседавший на коне, приблизился к телеге.

— Здрасьте вам, — сказала Ленка, посмотрев на очередного незнакомца. — Вы тут, что ли, кино снимаете? Один краше другого разодет. Ой, постойте! Я, кажется, догадалась! Это кто-то из моих знакомых решил меня разыграть? Развлечь меня, чтобы я не думала, что развод — это худшее, что со мной произойти может? Так я и сама знаю, что практически в шоколаде осталась. Где тут ваши камеры спрятаны? Всё, ребята, завязывайте шутить, вернее, развязывайте меня. Не хочу развлекаться боле.

За всё время Ленкиных домыслов вслух всадник не проронил ни слова, а только смотрел на неё, как на полоумную. Незнакомцу было где-то лет пятьдесят, может, чуть больше. Поверх плотной, на вид шерстяной рубахи когда-то белого цвета на нём была надета кольчуга, сделанная из колец плоского сечения, с рукавами длиной как у футболки размера XXXL. Она, собственно, и напоминала железную футболку, прикрывающую тело почти до колен. На его руках от кисти до локтя были зафиксированы металлические пластинки полуцилиндрической формы. Голову венчал куполовидный шлем с прикреплённой к нему по кругу кольчужной сеткой, из-под которой проглядывали длинные седые волосы. Выглядел мужик серьёзным и сильным, он горделиво держал спину, сидя на большом коне тёмно-коричневого окраса с косматой грязно-бежевой гривой. Таких Ленка видела только в мультфильмах.

— Господин воевода, ты, никак, вернулся? А мы вот тут… Это Девятко с внуком нашёл эту девку в лесу, в яме, что готовили на зверя. Хотел её тиуну показать, да нет его, уехал куда-то. Не знает, что и делать с ней. Говорит непонятно, одежды не наши, сума странная, ларь огромный при ней. Как мыслишь, откуда такая может быть? — затараторил Василько.

— Архистратиг, мать твою! — Ленка повторила услышанное слово, которое скрытый в её голове переводчик обозначил как «воевода». — Я не знаю, что тут происходит, но мне начинает этот ваш дешёвый сериал надоедать. Долго я связанная валяться буду? Или мои конечности всё же кто-нибудь освободит?

Она приподняла ноги и подергала ими, показывая новому действующему лицу степень своего притеснения. В течение полуминуты мужчина ещё раз внимательно осмотрел её с ног до головы и, проигнорировав Ленкины стенания, обратился к Василько:

— Бежать пыталась? Зачем связали?

— Уж и не знаю, воевода, забоялись они её. Ишь волосы цвета какого. Думают, что ведьма она.

— Так уж сразу и ведьма? Ворожила, что ли?

— Та не. Очнулась вот только. Без чувств была, пока везли. Но, думаю, может, — сказал Василько и трижды сплюнул через левое плечо.

— Зови Девятко и везите её ко мне. Тиуна долго не будет. Он во Владимир уехал. Так что теперь мне разбираться, что за гостья к нам пожаловала.

Глава вторая

Минут через двадцать освобождённая от оков пленница стояла возле массивной постройки с высоким крыльцом, на ступеньке которого сидел всё тот же «архистратиг», правда, уже без рыцарских доспехов. Лишь ножны, прицепленные к поясу, поблёскивали на солнце. Его серо-седые волосы были собраны в хвост. На голове ни шлема, ни шапки. Длинная тёплая рубаха почти наполовину прикрывала ноги, на которых вместо сапог красовался местный фетиш — лапти. Но никакой обмотки на его ступнях не было. «Да ты мужик модный, с голыми щиколотками ходишь», — подумала Ленка и невольно улыбнулась своей мысли. Вид у воеводы был уставший и угрюмый. Без металлического антуража он казался ниже и старше, чем показалось Ленке при их первой встрече.

Большие распахнутые ворота открывали вид на неширокую деревянную дорогу, начинавшуюся от забора, и на ещё один частокол неподалёку — наверное, ограждение другого жилища. «Надо же, — удивилась Ленка, — не боятся, что сбегу, ворот не закрывают. Хотя, конечно, чемоданчик-то мой под зоркой охраной».

Запряжённый в телегу низкорослый бык, окраской своей походивший на вола, вместе с «лешим», его отпрыском и корешем Василько находился здесь же во дворе. Для Ленки было сюрпризом увидеть, вылезая из телеги, что не буйный конь довез её сюда, а рогатое животное. Причём, когда Ленка выбиралась из «воронка», отметила, что бык смотрит на неё ещё с большим подозрением, чем дед с внуком. Или даже с презрением. «И ты, Брут?» — тихо сказала Ленка и зачем-то показала быку язык. Она рассовала по карманам куртки снятые перчатки, вытащила из телеги свой рюкзак, закинула его за плечи и, прежде чем подойти ближе к крыльцу, хорошенько растёрла отёкшие запястья и щиколотки. Пока воевода молчал и изучающе глядел на Ленку, она осмотрелась.

Её взору предстал огромный двор с деревянным прямоугольным настилом, от которого в разные стороны отходили дорожки, ведущие к нескольким разномастным бревенчатым постройкам, расставленным по трём сторонам периметра, окружённого массивным частоколом. Одна избушка стояла не по общему шаблону — посередине и как-то косо, значительно перекрывая обзор.

Первый этаж большого терема был наполовину заглублён в грунт, и лестница вела сразу ко второму уровню строения — к пристроенной по двум сторонам галерее с ажурным ограждением и крышей, край которой тоже украшала причудливая резьба. Основание галереи снизу поддерживалось толстыми балясинами, а её крыша опиралась на крепкие бревенчатые столбы. С правого бока к терему почти вплотную примыкало строение поменьше и пониже, а слева находилась клетушка, походившая на летнюю кухню. От терема её отделяла небольшая возвышенность с двускатной крышей, слегка присыпанная землёй, — скорее всего, это был погреб.

Нормальных окон нигде не наблюдалось. Ленка увидела лишь три отверстия со вставкой из какого-то полупрозрачного материала на третьем ярусе большего терема, а у самого верха первого и второго этажей узкие горизонтальные дыры, размещённые посередине двух смежных брёвен. Из дыр на втором этаже сейчас легкими струйками сочился сизый дымок. В меньшем тереме, по примеру большего, тоже красовались серо-жёлтые вставки, а остальные срубы (и то не все) могли похвастаться только маленькими прямоугольными вырезами в своих бревенчатых стенах.

Достаточно высокую постройку с соломенной крышей Ленка определила как конюшню или загон для животных, поскольку с той стороны доносился соответствующий шум: мычание, кудахтанье и прочие звуки, свидетельствующие о присутствии домашнего скота. Справа от меньшего терема находился сруб, похожий на сарай, а в самом отдалённом углу у забора размещалось низкое строение с навесом для дров — наверное, баня. Взгляд упал и на собачью будку, вход в которую сейчас закрывала доска. Слышалось, что животное суетилось, скулило и время от времени тявкало, пытаясь выбраться из этой тюрьмы. Оглядев всё, что могла видеть, и понимая, что пауза изрядно затянулась, она решила взять инициативу в свои руки.

— Послушайте, гражданин, хотя и не ясно, как так может быть, допускаю, что вы меня действительно не понимаете. Но давайте попробуем…

— Помалкивай, пока главный молчит, — тихо и боязливо прервал её «леший», опустив голову и глядя в настил.

— Да вы бы сами помолчали! — куда громче, чем её оппонент, выпалила Ленка, направив в его сторону злобный взгляд.

Воевода поднял руку и сжал кулак. Ленке показалось, что этот жест означал заткнуться им обоим.

— Девятко, где ты нашёл её? — спросил он, посмотрев на деда.

— Ну… так… медведь проснулся, свирепствует. Уже двоих задрал. Мы с Олесем в лес поехали. Колья в яму ставить хотели. А она, что змея, выползла из неё. А потом упала оземь и чувств лишилась. И лежала там на дне. И пожитки её там же. Мы ждали сначала. Думали, померла. Полезли доставать. Достали и её, и ларь. А она шевелиться стала. Так мы связали и привезли её.

— Ты понимаешь нашу речь? — теперь уже к Ленке обратился ведущий дебатов.

— Дааа! — нараспев и с ухмылкой ответила она, добавив к сказанному кивок головы. — И имейте в виду, раз вы мне тыкаете, то и я так буду делать.

— Откуда ты? Как в той яме оказалась?

— Я из Москвы. Приехала в гости к тётке. Пряталась в лесу от дождя, оступилась, свалилась…

— Москов? — перебивая, переспросил воевода. — Не лги! Там по-нашему говорят.

— Москва, Москва, — снова кивая, согласилась Ленка. — Ещё день назад там все как я разговаривали. Уж не знаю, что такого случилось, что теперь вдруг нет!

Она не моргая смотрела в глаза мужчины напротив, а он, не отрываясь, с недоверием глядел на неё.

— Значит, чужестранкой там жила, — сделал он вывод. — Как имя твоё?

— Елена Владимировна Князева, — раздельно, чуть ли не по буквам, произнесла она. — Но, думаю, тебе сие и без меня известно, — говоря это, Ленка надеялась, что её продолжают разыгрывать и скоро всё закончится. — И в чужестранцы ты меня зря определил. Я хоть и «понаехала» в Москву, но Тверь уж точно не заграница.

— Ты сказала, князь? А до того? Владимир? Чей это князь? Ты родственница князю Владимиру? Или нашему князю? И что у тебя с Тверскими? Тверского князя родня? Но он не Владимир.

Ленка опешила. «О, как он на мою фамилию отреагировал! Может, тут у них реально тёмный лес, что даже свои князья есть? А что если это не розыгрыш?» — спросила она саму себя и моментально сообразила, что если это действительно какое-то странное поселение, то на родстве с князем можно было бы сыграть. Вряд ли тогда её кто-нибудь пальцем тронет. А пока разберутся и выяснят, будет время свалить отсюда. Но беда в том, что актриса из Ленки была никакая. Не умела она ни притворяться, ни врать. И прекрасно это знала. А потом, вдруг кто из князей живёт в соседнем доме. Она и пикнуть не успеет, как её на кол посадят. «Фу! Почему сразу на кол-то? Что за мысли у меня? — продолжала она вести диалог с собой. — Так что же мне ответить-то ему? Нет, от родственных связей с князьями отказываться точно нельзя».

— Нет, — она отрицательно покачала головой, — это другой князь, он не здесь живёт.

— Другий? — переспросил воевода.

— Да, другий князь, — врала она, опустив глаза.

— Какой такой другой? — не унимался дознаватель.

— Дядька, ты его не знаешь, он заграницей живёт. Туда Шенген нужен. У тебя есть Шенген?

«Господи, что я несу? Он же меня вроде не понимает, а я ему про Шенген толкую», — почти шёпотом произнесла она и прикрыла лоб рукой. Громче же сказала:

— Я очень устала и хочу курить. Дай мне, пожалуйста, пять минут.

Эти слова она сопроводила поднятием растопыренной пятерни. Потом, ловко скинув рюкзак, полезла отыскивать сигареты, но первым делом наткнулась на пластиковую бутылочку и поняла, что пить хочет куда больше. При удивлённой публике махом влила в себя остаток воды, но, поскольку урны нигде не увидела, закрутила пробку и стала засовывать тару обратно в сумку. Заметив во внутреннем кармашке паспорт, подумала: «Может, показать ему? Вдруг хоть это как-то делу поможет? А если заберёт и не отдаст? Ладно, посмотрим, если что, напишу заявление об утере. Ох, Лена, что-то ты часто стала сама с собой разговаривать, так и до „Кащенко“ договориться можно». Достав документ и снова забыв про «хочу курить», Ленка обратилась к мужчине, не спускавшему с неё глаз:

— Вот мой паспорт. Здесь всё: кто я, когда и где родилась, где прописана. Будете смотреть?

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.