Бесплатный фрагмент - Достоевщина в одной строчке

Я убил человека в себе и стал сверхчеловеком.

Убивая в себе раба, я убил человека, а раб остался.

Чтобы обезьяна стала человеком, Дарвин убил человека в обезьяне.

Я убил в себе прототипа Гоголя, Достоевского, Толстого, Чехова и стал никем.

Телевизор убивает человека в обезьяне.

Убивая в себе человечка, я убил Человека с большой буквы.

Я убил первой фразой человека, но обезьяна в нем осталась жива, я отложил перо и пошел в хозяйственный за топором.

Записки пытливого убивца

Я убил человека осиновым колом, пригвоздив его к земле, как ядовитое насекомое.

Но себя не убил. Тогда я убил сразу четырех. Но не убил себя. Потом я убил сразу шестнадцать, чтобы проверить, отразится ли количество убитых на уникальности моей жизни. Но как был, так и остался.

Чтобы избегнуть новых жертв, я поспешил сделать вывод, что количество в качество не переходит.

Носстоевский

— Это подчерк Достоевского! — сказал графолог.

— Почему, я же писал сам! — сказал я и достал топор.

— Рукописи не топорят! — сказал графолог.

— Что написано топором, то тебе не перо! — пошутил я.

— Поражаюсь вашей фантазии, у вас что не рассказ то шедевр, — сказал мне редактор.

— Нет, он убивец! Я знаю его подчерк! — возразил графолог.

— Я зарубил человека, когда был Раскольниковым, — признался я.

— Нет, это я сам, но подписался Раскольниковым! — возразил Достоевский.

— Нет, это мой нос, это я носом! — возразил Гоголь.

— А я не Достоевский, я Носстоевский, — сказал великий писатель и переименовался.

Проституирование на словоблудстве

Я убил человека. До подробностей вообще не дошло. Достоевский сказал, что у него уже есть один Раскольников и вычеркнул меня из романа.

— Теперь Вы по-романьи, так сказать, душа-то мЁртвая… ваам, батенька, бы к Гоголю… Думайте, во что нос совать! — сказал мне редактор.

— Обратитесь к Агате Кристи с её Эркюлем Пуаро… — сказал мне критик.

— В настоящее время серию продолжает другая английская писательница, Софи Ханна, которая на 2019 год опубликовала 3 детективных романа об Эркюле Пуаро, — сказала мне википедия.

— Сначала твой рассказ будет называться протоколом допроса подозреваемого, потом обвиняемого, потом подсудимого, — сказал мне адвокат.

— Бери ручку в руку и дописывай, — сказали мне читатели.

— А говорят, что Кафка умер, — сказали журналисты.

— Писать не надо, добавь картинок ню, — посоветовали мне дизайнеры.

— Пиши, искусство возвращает реальность, — сказал Бодрийяр.

И на следующий день мне приснился Достоевский с топором.

Признание

«Первая строчка романа была плагиатом.» — написал я последнюю строчку романа.

— Что? Да это ты про себя написал! — сказал Парфирий.

— Сейчас не 19-й век, вместо старух-процентщиц — ломбарды, — объяснил я.

— Это не плагиат, это доработка и переосмысление! — сказал Достоевский.

— Я — это ты, ты — это я, — сказал Раскольников.

— Но современные студенты не знают несколько иностранных языков, — сказал я.

— А какая была первая строчка романа? — спросили читатели.

— Я убил человека! — сказал я.

— Нет я! — сказал Раскольников.

— Для чистоты следственного эксперименты ты бы лучше помолчал! — сказал Раскольникову следователь.

— Лишь бы ф себе человека не убить, а то потом как с этим жить, — сказал критик.

Начало

«Я убил человека.» Начало положено. Интересно ваше мнение — писать сразу роман или начать с повести. Да, кстати, кто не понял. «Я убил человека» — это была первая строчка.

— Бывает, — сказали мозги.

— А всё-таки жаль, — сказало сердце.

— Вот это приключение, — молвила задница..

— Кто-нибудь из сумасшедших людей в погонах прочтёт и решит проверить тебя на предмет твоих слов. Времена пошли фиговые, не пиши так, — сказали мне читатели.

Авангардная достоевщина

— Я убил человека.

— В романе Ф.М.Достоевского Преступление и наказание Родион Раскольников тоже сознавался в убийстве старушки процентщицы.

— Но я напишу ещё лучше, чем Достоевский!

— Нет, молодой человек, это у Вас вульгарный плагиат!

— Посмотрим! В этом деле важен суд истории, а не суд методолога!

— Ха, ха! Можете продолжать матерое подражание, это всё бестолку!

— А я оформлю свой роман как авангард, сделаю такую прагматику, будто бы на мою первую строчку подумали, что я правда убил человека.

— Дураков нет! На авангарде далеко не уедешь!

***

Чтение терпеливого человека

— Я убил человека.

— Камера пошла, господа! Новая серия. Еще одного убивай!

— Что? Так это не я, это Раскольников!

— Один человек не пара, вот Раскольников тоже нескольких убил. Ищи!

— Но я концептуально написал первую строчку романа!

— Еще скажи, что тебе топор подложили!

Графоманы

— Про меня-с у вас лучше получалось писать! Перешли на графомана Пушкина-с?!

Кроме того-с, мои тексты копируются и вставляются, и уникальность не теряется! — сказал мне Достоевский.

— Но перед тем, как откопать Достоевского, надо написать книгу «Как научиться копать Пушкиных» — сказал мне Белинский.

— Я убил человека, но потерял топор! — сказал мне Раскольников.

— Ой, ребята, Вы из позапрошлого века! Устарели Вы! — сказал я им и стал читать искать в лимоне сходство с Лимоновым.

— Скажите, а не чего глупея вы не могли придумать? Кроме как сочинять пасквили на знаменитых авторов, — сказали мне читатели.

— Ха, ха, ха! Залил контент! Если есть заказ, можно придумать и что-нибудь поглупее! — сказал бредогенератор.

— Тут проснулся, упав с кровати, вся майка в поту, голова трещит. Да, надо завязывать с киселём и переходить на лимонады. Кто-то мне сказанул не перечислять и я сменил тему фантазий.

Лауреат

— Я убил человека. Да, меня заклинило Достоевским. Я долго подбирал топор, потом яростно его точил.

— Ты что, зачитался? — спросил меня топор.

— Но топоры не разговаривают! — возразил я и продолжил писать роман, лучше, чем у Достоевского.

— Щас Федор Михайлович сам придет и подскажет, как роман разрулить, — сказал мне критик.

— А зачем мне Федор Михайлович? Я же сказал, что хочу написать еще лучше, чем он? Я его не спрашиваю! — ответил я и почувствовал себя лауреатом нобелевской премии по литературе.

— Ничего, — сказал психиатр, — и вас вылечим.

Пьяный библиотекарь

— А я все мечтаю жидкометаллическом топоре, как у Терминатора. Чтобы он в нужный момент у меня вырастал из рукава. Вот я прочитал про ледоруб в названии, и у меня сердце встрепенулось. Напишите про меня пожалуйста! — попросил меня Раскольников.

— Я что, Достоевский? — удивился я.

— Если любишь щелкать по носам, значит ты второй Гоголь! — сказал мне Белинский.

— А если ты любишь пугать кошек, значит ты Шариков! — сказал мне Профессор Преображенский.

Тогда я дал Раскольникову рубль, чтобы он не рубил старуху, дал Шарикову мягкую игрушку, чтобы он не пугал кошек и дал Гоголю электрический нос, чтобы вдохновить его на продолжение своей повести…

Но тут появился Горький.. — и послал всех «в люди».

Белки в городе

Я убил древнего человека, но в милиции сказали, что машины времени не существует. Тогда я убил человека из далекого будущего, но в милиции сказали, что это ещё дожить надо. Тогда я с чистой совестью больше в милицию не обращался.

Почему Раскольников тепло одет?

— Раскольников, а откуда у Вас топор? — спросил Белинский.

— Я кашу варил-с, просто на место ещё не успел положить.

— А это потому что он не тварь дрожащая, тепло одет! — объяснил Парфирий.

— Все Вы концептуально ошибаетесь! — сказал Достоевский.

— Человек — это звучит горденько! — сказал Горький.

— А откуда взялись уменьшительно-ласкательные интонации? — удивился Белинский.

— А это потому, что все ценности относительненькие — объяснил Ницше.

— Я убил человека! — написал первую строчку прочитавший «Преступление и наказание» студент, решивший написать роман лучше Достоевского.

— Я Парфирия позову за плагиат! — возмутился Федор Михайлович.

Цепочки гипертекста

— Человека убил не ты! — сказал Достоевский Раскольникову.

— Ты что, не помнишь своих персонажей? — засмеялся Раскольников и замахнулся на Достоевского топором.

— А я не Достоевский, а адвокат Мишани Ефремова, — сказал литературный критик.

— Это лошадь виновата, сена объелась, все дорожные происшествия из-за обжорства лошадей! — сказал Раскольников.

— Молодой человек, Ефремов ехал на осле! — сказал адвокат.

— Вы что, Мастер и Маргариту обчитались? — удивились читатели.

И топор Раскольникова зарубил на мелкие кусочки роман Булгакова.

— Осел ехал на осле? — неожиданный пердимонокль, удивились в суде… и дали условный срок от растерянности… а еще потому, что в тюрьмах нет стойла…

А потом из этих кусочков Умберто Эко собрал «Имя Розы».

***

Подубивец. Фантазии читателя. Топорная работа

— Ты со-убивец! — сказал Раскольников Достоевскому.

— Да это всё символически, Родя, не парься! — ответил Достоевский.

Тогда Раскольников взял символ топора и пошел подпереубивать символ старухи.

— Вы переплюнули автора! — сказали Раскольникову критики.

А вслед ему неслась песня:

— Эгей! Привыкли руки к топорам!

Инициация великого писателя

— А как Достоевский стал мужчиной? — спросил Вовочка у Марьи Ивановны.

— Раскольников для Феди вырубил топором из старухи молодуху! — ответила училка.

— Как? Всего одну? А я-то думал, что Раскольников вырубил из старухи сразу сорок молодух! — сказал Вовочка и не стал читать Достоевского.

— А я сама свечку держала, Достоевский и с одной молодухой не справился и так и остался девственником! — ответила Марья Ивановна.

Кончилось тем, что Некрасов с Тургеневым сочинили на Достоевского стишок:

Рыцарь горестной фигуры,

Достоевский, милый пыщ,

На носу литературы

Рдеешь ты, как новый прыщ…

(а поначалу восклицали: Новый Гоголь явился!!!)

Но это к делу инициации великого писателя не относится.

Достоевский попал в День Сурка и стал каждый день рубить из старух молодух.

Я верю Достоевскому на слово. Головоморочненько

Я с большой буквы убил человека, но я с маленькой буквы объяснил Раскольникову, что такое хорошо, а что такое плохо и фанфикшн на Достоевского писать не стал.

Тогда я с большой буквы облил Землю красной краской, но я с маленькой буквы объяснил Достоевскому, что мир спасёт не красота, а лепота. Хорошее дело — подмочено.

Я с большой буквы увидел в зеркале Достоевского и стал искать в кошельке нобелевскую премию по литературе, но я с маленькой буквы объяснил Князю Мышкину, что положительно прекрасным, идеальным людям никаких премий за красивые глазки не дают.

А в связи с тем, что Раскольников задел достоинство человека, от него пахнет мочой.

— Ты сам дописал до точки.. И твою Нобелевскую премию я делить с тобой не стану, — сказал мне Достоевский, но я покрутил ему у виска.

Межпланетный казус

— Я засюсюкал человека, — написал инопланетянин. Но ему коллеги не поверили, людей не существует. Так и умерли дураками. Фольги с ними не напасешься.

Записки сумасшедшего

Я убил человека и поставил запятую. Если бы я убил человека, то я поставил бы точку, а так как я поставил запятую, то понятно, что я написал первую строчку романа — подражания Достоевскому.

Тогда мне позвонил Достоевский и сказал, чтобы я лучше плагиатил Пушкина.

Я позвонил Пушкину, но Пушкин сказал, чтобы я лучше плагиатил Достоевского.

Я позвонил Достоевскому, но Достоевский сказал, чтобы я лучше плагиатил Пушкина.

Я позвонил Пушкину, но Пушкин сказал, чтобы я лучше Плагиатил Достоевского.

Я позвонил Достоевскому, но Достоевский сказал, чтобы я лучше плагиатил Пушкина.

Я позвонил Пушкину, но Пушкин сказал, чтобы я лучше Плагиатил Достоевского.

………………………………………

Я позвонил Достоевскому, но Достоевский сказал, чтобы я лучше плагиатил Пушкина.

Я позвонил Пушкину, но Пушкин сказал, чтобы я лучше Плагиатил Достоевского.

На телефоне села батарейка.

Я запутался, кого лучше плагиатить, кому подражать? Может Вы подскажете? У меня к Вам вопрос!

Тенденция

Я убил человека. Блин, и сердито, и пафосно. А что, Вы никогда не пробовали подражать Раскольникову?

Если я напишу роман и начну его со строчки «Я убил человека», наверняка получится лучше, чем у Достоевского.

Тут мне позвонил Достоевский.

— Друг, а пойдем-ка по бабам! — предложил он.

— Да ты что? Гений должен быть девственником! — возразил я.

Друг засмеялся и сказал, чтобы я еще подумал, а он перезвонит.

Я позвонил Белинскому.

— Друг, а пойдем-ка по бабам! — сказал мне Белинский.

— Да ты что? Я роман пишу, зачем мне бабы! — возразил я Белинскому.

Белинский сказал, чтобы я еще подумал, а он перезвонит.

Тут мне позвонил известный поэт.

— Друг, а пойдём-ка по бабам! — сказал мне поэт.

— А давай лучше стихи посочиняем! — предложил я.

— Бабы — стихи жизни! — сказал поэт и обещал перезвонить.

Я убил человека и пошел по бабам, — дописал я первую строчку своего романа.

— Блин, а зачем по бабам? — удивился я. Ну и тенденция!

Мораль той басни такова, хочешь сей, а хочешь — куй, все равно получишь …деньги!

Но тут позвонили в дверь. Пришли бабы.

Я убил несколько человек

— Я убил человека.

Нет, блин, мало!

— Я убил двух человек.

Нет, не правдоподобно.

— Я убил дюжину народу!

А так перебор.

— Я убил несколько человек.

Во! Это оптимально.

Арсений отложил «Преступление и наказание» и посмотрел на Достоевского свысока.

— Я сделал Достоевского!

Моё начало романа лучше, чем у него. У меня получилось более рефлексивно.

Арсений взял отдельную тетрадку и написал:

— Я убил несколько человек!

Прошло тридцать лет.

Арсений стал великим писателем, но про свою первую строчку первого романа забыл.

И вот пришло время наткнуться на потерянную тетрадку.

— Что? Как это? Что это за строчка? — удивился Арсений.

— Кто-то подделал мой почерк! Я никаких человеков не убивал! — воскликнул Арсений, прочитав надпись «Я убил нескольких человек».

Но тут со стены упал портрет Достоевского.

— Аааа. Так это я же написал сразу после прочтения «Преступления и наказания».

Но почему меня поставили на учет в отделение милиции?

Почему мне ставили палки в колеса, когда я делал карьеру?

Почему мне постоянно все намекали на Чекотилло?

Неужели эту мою запись по Достоевскому приняли за признание, но потом поняли, что я писатель и замяли дело?

Но почему меня не спросили? Почему мне не напомнили? Странно!

Неужели меня заочно, исподтишка, в спину провоцировали, чтобы я совершил рецидив?

И никто не предупредил?

— Мы будем создавать тебе трудности и ты станешь гением! — вспомнил Арсений слова классного руководителя.

— Так вот почему мне создавали трудности! Из-за этой первой строчки романа — подражания Достоевскому!

Арсений засмеялся и выбросил тетрадку в мусоропровод.

— Пусть крысы дописывают мой роман!

Любовный роман

— Я убил человека! — сказал Раскольников.

— Говорит красиво, значит врёт! — возразил Парфирий.

— Что является истиной для меня, то истина и для тебя! — опровергнул Раскольников.

— У каждого — своя правда и своя старуха в шкафу, — засмеялся Парфирий.

— Зима впереди долгая и старух нужно запасти не менее двенадцати, — сказала секретарша Парфирия.

— Я знаю, что у Вас с секретаршей, — сказал Раскольников.

— Вон! — заорал Парфирий.

В это время старуха выперлась из шкафа.

— Шариков, это ты? — набросилась старуха на Раскольникова.

— А Шариков из другого романа! — удивился Парфирий и запрятал старуху обратно в шкаф.

Казус постматематика

Я убил второго человека. Сколько человек я убил, если на этой планете никто не первый? Но никто и не второй, так как каждый человек — первый.

Великая подмена

Я убил никого. А писарь поменял «и» на «е». Так никто стал неким. Но следователь не грамотный и прочитал «никого». Так дело закрыли.

Ориентация-Ы

Я поубЫвал всех. А следователь сказал, что надо писать «и», а не «ы». Но я никого не убивал, и я продолжил всех убЫвать.

С обрэзом под юбкой. Разные лекала

— Главное — написать первую строчку романа! — сказал мне учитель.

— А смотря о чём роман! — дополнил я.

— А ты что, никогда не лазил девушкам под юбку? — спросил учитель.

— А я на такие темы романы не пишу! Я убил человека! — вот моя первая строчка романа.

— А человек в юбке — это уже совсем другое дело! — засмеялся учитель.

— Вы концептуально не правы, выпячивать пошлость нелепо! — сказал я.

— Если ты никогда не напишешь первую строчку, то ты никогда не напишешь и весь роман! — сказал учитель.

— Но я же уже написал: — я убил человека! — сказал я.

— Ты убил человека в юбке! — сказал учитель. — А тебе что, помочь дописать? — спросил он.

— Нет, про юбку я дописывать не буду. Такие темы для меня табу, — сказал я и повесил трубку.

PS. — Рукой лезть под юбку — не есть «разумное, доброе, вечное» — написал я первую строчку романа в наилучшем из возможных миров.

Полуидиоты

— Я убил человека.

— А у меня такая же первая строчка романа!

— А я по Ницше!

— Нет, я по Достоевскому!

— Ну тогда мы друг друга не поймём!

— А давай ты почитаешь Достоевского, а я — Ницше!

— Но тогда мы напишем с тобой один и тот же роман!

— Ты что, думаешь, что не только первая строчка, а весь роман совпадёт?

— Да, если мы будем читать одни и те же книжки, то наши романы совпадут строчка в строчку.

— Ок, давай писать вместе. Возьмем друг друга в соавторы.

— Ок, Нобелевскую премию поделим пополам!

Плагиат с топором

— Я убил человека.

— А это что, парафраз концепции Раскольникова?

— А что, не похоже на правду?

— Ну ты же писатель!

— А ты докажи!

(достаёт топор, ищет в Гугле фотографии старух)

— Аааа. Читал, читал и дочитался!

— Не все понимают гениев!

Сверхидея

— Я убил человека.

— Я знаю, ты можешь!

— Погоди! Это первая строчка романа.

— Да, ты можешь стать великим писателем!

— А ты что подумал? Я же Достоевскому подражал.

— Да, ты можешь стать великим философом. А теперь пойдем искать человека!

— Что? Зачем?

— Ты все можешь! Мы всё найдём! Только бы не потерять идею! Я тоже сценарист!

Не последняя строчка романа

— Я убил человека!

— Я ни в коем случае с тобой не соревнуюсь, а что, потом был еще один человек?

— Нет, Раскольников раскаялся и изменил свою теорию!

— Ааааа! Твой лирический герой погряз в достоевщине!

— Но он более современный, это у меня не фанфикшн, а самостоятельный роман.

— А хочешь, я тебе топор подарю? Возьмешь меня в соавторы романа?

— Соавтором Раскольникова был Наполеон, а ты что, тоже великий?

— Пока нет, но, если ты возьмешь меня в соавторы, я стану гением!

— Но я пока написал только первую строчку романа: — я убил человека!

— А я из милиции! Вот смотри, мое удостоверение! Пройдёмте, гражданин!

— Товарищ милиционер, это самая абсурдная вещь, которую Вы совершили!

— Роман — это не книга, роман — это состояние! Я не даю советы молодым писателям, не знаю, как ты пришел в литературу, но в отделение тебе все-таки придётся прийти!

История одной строчки

Произведение на конкурс Неформат.

Текст произведения:

«Я убил человека».

Объяснение:

Это произведение является «неформатом», потому что это первая строчка будущего романа, который планировался как «подражание Достоевскому», но более рефлексивное, более философское и более глубокое, чем у Федора Михайловича.

Произведение было написано сразу после прочтения «Преступления и наказания» Достоевского и «отложено до лучших времен». Хранилось в письменном столе, а потом забылось и было случайно найдено через 11 лет без контекста.

Автор очень удивился:

— А что это на бумажке написано «Я убил человека»? Он же никого не убивал. Откуда эта бумажка. Неужели кто-то подделал его почерк?

Автор очень удивился и порвал эту бумажку и выкинул и про нее забыл.

А еще через восемь лет автор сочинял миниатюры и написал фразу: «Робот убил человека». Потом подумал: а можно написать «человек убил робота». А потом вспомнил: А я же давным давно уже писал фразу «Я убил человека» по Достоевскому. Значит, я второй раз придумал одну и ту же фразу.

Первая строчка будущего романа «Я убил человека» является неформатом, потому что она незаконченное произведение, и в тоже время полновесная концепция, поэтому все-таки в какой-то мере ее можно считать и «законченным произведением», потому что она содержит в себе самодостаточный глубокий смысл и как бы «конспект» в одной строчке всего романа Достоевского «Преступление и наказание». Еще она напоминает жанр «Школьное сочинение» и «Фанфикшн», но все-таки является не стандартным, особенным, ни на что не похожим, оригинальным и новым жанром «первой строчки». Оно очень короткое, но ёмкое и глубокомысленное. В одной строчке помещается идея будущего великого философского романа.

Также очень интересны прагматика и контекст, как автор прежде не узнал свою работу, а потом через много лет про нее случайно вспомнил, сочинив тоже самое второй раз.

Я убил человека. Добавить интерпретацию

Добавляйте Ваши интерпретации к этой строчке:

Я убил человека.

Что это может быть?

Какая синтактика?

Какая прагматика?

Какой контекст?

Какой интертекст?

Какой гипертекст?

Какой подтекст?

Какой простой смысл?

Какие намеки?

Какие аллегории, иносказания?

Какой скрытый смысл?

А может, это просто фанфикшн?

Непонятливый редактор

Я убил человека. Добавить интерпретацию. — написал я.

— Добавить ещё человека! — сказал редактор.

— Ты что, зачем? Это же философия! — сказал я.

— Нет, это жизнь, пошли искать еще человека! — сказал редактор.

— Хорошо, но, если что, я тебя предупреждал, что это первая строчка романа! — сказал я редактору.

— И не такое бывает, — засмеялся редактор.

Разговор двух охотников

— Я не убил человека!

— А в чём заблуждение?

— Не надо было на эту Землю лететь!

— А это потому что у Вас, на Марсе, не в каждом заложен охотник!

— А что, у Вас, на Венере, все прямо заядлые охотники?

— А может, еще раз слетаем на Землю?

— Не, давай будем охотиться где-нибудь поближе!

И тут пришли санитары и все опять испортили…

Но это только теория

Я убил человека. История, о которой пойдёт речь, не произошла бы, если бы я не прочитал «Преступление и наказание» Достоевского.

А редактор сказал: Это только начало! И мы пошли на улицу искать новых людей.

Все вокруг стали предлагать мне топоры. Но я так и не купил топор.

— Ты что, думаешь преступить без топора? — удивлялись санитары.

Но я ничего не заметил, а через восемнадцать лет нашел свою первую строчку нового романа: Я убил человека. И засмеялся: так вот почему все вокруг подсовывали мне топоры!

Трое в думе, не считая санитаров

— Я убил человека!

— Ты убил или местоимение «я» убило?

— А ты откуда знаешь, что это концепция?

— А был уже такой случай, когда один Достоевскому подражал, а все подумали, что по-настоящему убил, теперь, если кто-то пишет «я убил человека», сразу проверяют, хорошо ли он читал Достоевского.

— Аааа, значит я не первый, кто так написал!

— Никто не первый, все уже было.

Но тут вошел Достоевский, ведя под ручку Жанну Дарк.

— А где здесь костёр? — поинтересовалась Жанна.

Но тут вошли санитары и развели всех по палатам.

Как грант на издание книги получить

— Я убил человека.

— Достоевского бы Вам почитать…

— А я его как раз только что и прочитал!

— Аааа. Но Раскольников убил не только старуху.

— Я убил человеков.

— Тогда уж пиши — Я убил человечков.

— Я убил человечков.

Теперь верю! Оплачиваю тебе грант на книгу. Но издательство ищи сам!

(дверь открывается, входит печатный станок с человеческим лицом).

— А мне не нужен печатный станок, я издам книгу в интернете.

(дверь закрывается, выходит печатный станок).

— А откуда печатный станок знает, что у тебя книга готова!

— А это потому что книгу издать дорого, он деньги почуял.

(дверь открывается, опять входит печатный станок, но на этот раз, вместо человеческого лица, у него мордочка плюшевой игрушки).

— Я же сказал, что мне не нужен печатный станок!

(дверь закрывается, уходит печатный станок).

— Издавай быстрее книгу, а то печатный станок так и будет ходить туда-сюда.

(дверь открывается, входит печатный станок)…

Строчка через два собрания

— Я убил человека.

— Как?

— Я убил никого и стал вместо него никем.

— Постой! Ты убил в себе никого и стал кем-то?

— Да, я опередил свой век также, как Достоевский опередил свое время!

— Нет, все эти теории давно в прошлом, пошли в отделение!

— В отделение Союза Писателей?

— Нет, в отделение милиции! Будешь признаваться.

— Так это же я Достоевскому подражал!

— А это решит суд присяжных. А потом, так и быть, пойдешь на собрание союза писателей! Кто знает, философия это была — или мемуары.

Намек не так понят

— Если вычеркнуть старуху топором, порубленный роман надо будет переписывать! — предупредил Раскольникова Парфирий.

Раскольников подумал, подумал, и зарубил старуху по-настоящему. Он не любил переписывать романы.

Заряд вдохновения

Два писателя избегали штампов наперегонки. Один зарубил семь старух и из тридцати трех собачек сделал шариковых, другой скупил тысячу мертвых душ и подтолкнул двенадцать Аннушек под трамвай.

Каждый может стать Достоевским

— Я убил человека.

— А когда будет суд?

— Не, я еще не дописал! Это Раскольников убил старуху, а я эту идею переобыграл.

— Суд не обыграешь, там Достоевского читать не будут, у тебя алиби есть?

— Так это же я в прошлой жизни был Достоевским, это я продолжаю сам себя!

— Ты этого не докажешь, тогда будет суд за плагиат!

— Тем лучше, через скандал моя книга станет популярной!

— А где книга? Там же только одна строчка: — Я убил человека.

— А книгу я напишу.

— А Книгу написать сложнее, чем в космос полететь!

— Но Достоевский же писал!

— Ааааа. Ну, если ты Достоевский, пиши!

Пранк и кабан

Я ехал в метро, из под юбки напротив меня торчали идеальные женские ноги. Я так смотрел, что ничто больше для меня не существовало. Только эти коленки. Только эти икры — идеально отточенные, без единого изъяна. Глаз так и скользил, вбирая эту, не побоюсь этого слова, не земную красоту. Это только господь мог создать такое чудо. Но на лицо ее, на плечи, на живот я не обратил никакого внимания. Может быть, потому что они были в одежде, но лицо усложняет достичь такой красоты, красота в ногах. И вдруг эти ноги пошли-пошли ко мне и я ощутил удар в нос — вернее это был не удар, а легкий щелчок. Меня это вырвало из грез. Я вернулся в реальную жизнь и потерял ноги из виду, потому что они оказались слишком близко ко мне. Ввалясь на сиденье, я поднял голову.

Да, физия у нее была так себе, и я почувствовал разочарование и вспомнил слова Достоевского, что развратник может влюбиться даже в часть человеческого тела.

Но что ей надо, зачем она щелкнула меня по носу, елки-палки?

— Ты мог бы убить кабана? — спросила она.

— Кабана? Какого кабана?

— Как какого? Который в лесу живет? Ты смог бы его убить?

— В метро такие вопросы? А Вы что, на охоту едете? — удивился я.

— А это пранк! — сказала девушка и щелкнула меня по носу еще раз.

— Хулиганка! — засмеялся я и нарисовал кабана, достал ружье и убил.

Пионер

— Пиши роман! — сказал мне редактор.

— Но я уже написал сто романов, но в типографии не хватило бумаги, чтобы их напечатать!

— Если не хватит бумаги, будем печатать твои романы на ткани, на древесной коре, на пластмассе — что-нибудь придумаем! — сказал редактор.

— Но чернил не хватит! — возразил я.

— Будем печатать твои романы на краске — что-нибудь придумаем! — сказал редактор.

— Но электричество кончится, станок встанет! — возразил я.

— Будем крутить педали, вставим в станок батарейки! — сказал редактор.

— Хорошо, я напишу 1001 роман, но в библиотеке не хватит места! — возразил я.

— Мы построим тысячу новых библиотек! — сказал редактор.

И он меня уговорил. Я стал писать свой первый роман. Но пока я написал только одну строчку:

— Я убил человека.

Задачка по криминалистике

— Напиши первое и последнее предложение! — сказал редактор.

— А если я последнее предложение сделаю первым, а первое предложение сделаю последним? — спросил я.

— А ты напиши такой роман, чтобы первое предложение совпадало с последним! — сказал редактор.

— Хорошо! Первым предложением моего романа будет «Я убил человека», а последним предложением будет тоже «Я убил человека».

— Концептуально! А о чем будет роман? — спросил редактор.

— Редактор будет меня учить, как писать романы.

— А при чем здесь человек?

— А редактор будет баб искать!

— Так кто убил человека, ты или редактор?

— В конце романа окажется, что у меня это было подражание Раскольникову, первая строчка более рефлексивного романа, чем у Достоевского, но к тому времени в записной книжке редактора будет уже тысяча телефонов баб, с которыми он познакомился, чтобы доказать, что я маньяк.

— Ааааа! Значит маньяк — сам редактор!

Неплохое начало

Я написал первую строчку романа «Я убил человека», а по моему недописанному роману сняли фильм и я убил еще несколько человек.

Полевые исследования

— Алё, здравствуйте! Я убил человека. Не, не, в милицию не звонил еще. Сразу к Вам, в союз писателей. Это я репетирую свой будущий роман.

Автор-исполнитель

Я убил человека. Это я написал первую строчку романа. А вообще я — автор-исполнитель. Теперь мне эту строчку надо исполнить, так что — берегись!

Как я переписал Пиковую даму

— Я убил человека! — написал я первую строчку романа.

— Это хорошая строка, Юрий, для нового романа, ждем продолжения! — написал мне критик и зачем-то подарил мне топор.

— Отличное начало! — поддержал его второй критик и принес мне ружье.

— Ребят, да Вы что? — удивился я, не зная, что мне делать с подарками.

А мой лирический герой стал жить своей жизнью.

На конкурс Моя воображаемая книга План детектива в квадрате

Моя будущая книга начинается с фразы — Я убил человека! Эта первая строчка, которую я концептуально взял у Достоевского. В моей книге, как и в Преступлении и наказании, герой убивает и раскаивается. Но моя книга более рефлексивная, герой у меня более осознанный, поэтому и первая строчка книги — Я убил человека — сразу погружает читателя в глубокую философию и самоанализ главного героя. Моя книга должна быть лучше, чем у Достоевского, более глубокой, более философской и более психологичной. Моя книга — это следующая ступень после Раскольникова Достоевского. Новый виток осознания проблемы Раскольникова. Новый уровень и новый этап понимания ценности человеческой жизни и проблемы «Тварь я дражащая или право имею», проблемы сверхчеловека.

— А в чем юмор? — спросите Вы.

— Почему ты публикуешь план своего будущего романа на Хохмодроме (сайте для шуток)?

А юмор в том, что эта первая строчка романа-подражания Достоевскому (я убил человека) попала в милицию и мне пришлось доказывать, что это не признание, а начало будущего романа.

(но это только между нами, читателями и писателями говоря).

Вот про этот детектив в детективе и планирую я теперь написать супердетектив.

Буриданов Раскольников

Вариант 1.

Если у Раскольникова будет два топора, он не сможет выбрать, каким топором убить старуху, так как топоры одинаковые, а теории по выбору топоров у него нету, Раскольников будет ходить между двумя топорами, состарится и так старуху и не убьет.

Вариант 2.

У Раскольникова было два топора и он долго думал, что лучше, убить одну старуху двумя топорами или убить каждым топором по старухе. А так как Раскольников не знал никаких теорий по выбору топоров, он долго думал, состарился и так старуху не убил.

Вариант 3.

У Раскольникова было два топора. А дальше придумайте сами…

Убийца понятия

— Я убил человека. — написал Раскольников.

— Ты убил двух человек. — возразил литературовед.

— Я убил понятие, поэтому я убил человека, — объяснил Раскольников.

— Быть убийцей понятий еще хуже, — сказал литературовед.

Раскольников с Марса