18+
Досье неудачника

Бесплатный фрагмент - Досье неудачника

Дневник странного человека

Объем: 288 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Слово к читателю

Здравствуйте, дорогие мои!

И не мои тоже, здравствуйте!

Нынче модно вести интернет-дневники и толкать в них свои мысли и идеи. Блоги есть у всех: от Дмитрия Медведева и Владимира Жириновского до бомжа из соседней помойки. И я такой же, как вышеупомянутый бомж, человек двадцать первого века. И я также, как и все болтуны Интернета, пытаюсь донести свой бред до народных масс.

«Интернет-дневник» или просто «дневник» даже превратился в литературный жанр. А я писатель, так что мне, как говорится, и карты в руки.

Ну не даёт мне покоя слава Экслера и ему подобных.

Вот и предлагаю Вам отведать этого блюда — интернет-дневник (жанр) в моём исполнении.

А что является материалом дневника?

Правильно. Жизнь автора, его наблюдения, впечатления и прочие мысли о всякой ерунде.

Только, советую Вам, никогда не верьте писателю, когда он утверждает, что в его творении всё правда.

Итак, вот мой дневник, в котором, безусловно, всё правда!… 2009 год.

ДЕНЬ 1

Моим друзьям детства и юности,

Которые, давая мне тумака после

моей очередной шутки, говорили:

«Не бредь, Родька!»

А я всё бредил и вот, набредил.

Привет, дружбаны!

— Щёлк… Ну, поехали…

Жизнь состоит из смеха и слёз и любое событие можно отнести в той или иной степени к ним. Победы и поражения, удачи и неудачи. Радость и горе, кругом. Так и только так.

Пук! Ой! Интересно, это записалось?

О чём это я?

Уж не решил ли я заделаться философом и демагогом?

Ну, тогда мне прямая дорога на Охотный ряд, один, в здание, в туалетах которого заседает множество выдающихся задниц.

Нет, конечно же, нет. Этот дневник, который, который я пишу исключительно для себя, имеет кодовое имя «Досье неудачника».

Так уж вышло, что везунчиком меня не назовёшь.

А мои друзья в юности частенько именовали меня другим титулом.

Бредуном для них я был, я так понимаю, потому что мои идеи, равно как и мои шутки, были бредом, с их точки зрения.

Подозреваю, что бредун я для них до сих пор.

Итак, пишу для себя, а если где и обращаюсь к слушателям во множественном числе, то исключительно для того, чтобы мне потом самому было интереснее слушать. Этакая радиопостановка.

Бог дал мне телефон. Мобильный. В кредит. С диктофоном, на который я и записываю себя с историей своей жизни, чтобы потом прослушать и понять. Говорю я потому, что писать мне лень, как и всякому нормальному человеку. Наверное.

В общем, писать мне лень.

А цель дневника — узнать самому (и, может, исправить) в чём же причина моих проблем. Иначе говоря: почему я такой ДОЛБАНЫЙ НЕУДАЧНИК?!

В общем, пациент и психоаналитик в одном лице, вначале пациент, потом психоаналитик. Раздвоение личности.

Опять куда-то не туда понесло.

Вот так всегда, доктор Джекилл, постоянно меня уводит куда-то в сторону. Ну никакой сосредоточенности!

Встаю и подхожу к зеркалу.

Как я выгляжу?

Пухлая физия с торчащими волосами.

Хитрые глаза и пара сохранившихся зубов. Ну, разве не красавчик?

Волосатое пузо, торчащее из расстегнутой рубашки. Нос несколько набок, подарок юности.

Надо любить себя, утверждают психологи.

Что ж, попробуем.

А это что?

Пук! Чёрт!

Козюля из носа торчит! Прямо на волосах висит, которые оттуда растут. Сейчас выковыряю и попробую себя полюбить.

У меня брат старший, когда я маленький был, свои козюли любил. Ему тогда лет десять-одиннадцать было. А мне было пять и я запомнил. Яркое такое воспоминание. Извлекает он эту козу из носа мизинцем, смотрит на неё (у-ух! Жирная попалась!) и съедает. Вот.

О чём это я? Ах да, о любви!

Надо любить себя. Пробую. Смотрю себе в глаза (отражению), улыбаюсь во все два зуба. Очаровашка.

Я люблю тебя, морда!

Главное это произносить с чувством, с положительной эмоцией. И сразу как-то на душе легко стало и светло. И смотрю на себя, как доярка на Алена Делона. И почему меня девчонки так мало любят? Вот же он я, мечта любой женщины! В полном расцвете сил и с пустым кошельком. (М-да, надо его чем-нибудь наполнить, желательно свободно конвертируемым и в большом количестве.)

Невольно вспоминается моя первая любовь, Маринка, девушка, которую я так и не решился поцеловать. Видать, тонкой я был организации в шестнадцать лет, тогда, когда друзья вовсю рассказывали как они «с этой, да ещё с той, да всю ночь/день» — (ненужное зачеркнуть).

А мы с другом Артёмом (который сейчас сидит) возвращались от неё как-то ночью (вечером поздним) и горланили песню, им сочинённую:

— Я КПСС не член,

Комсомола не член!

Но от тебя стоит мой член!

Вот так вот мы самоутверждались в шестнадцать, хотя я то, как раз был в комсомоле, и кем был! Секретарь комсомольской организации школы! У меня даже комсомольский билет был, который мой старший брат в девяносто втором благополучно продал в Будапеште, привезя мне взамен жвачку с Дональдом.

А тогда был девяносто первый, ещё социалистический год, и моя первая любовь Марина так и осталась платонической. Гулять-то я с ней гулял, а вот в любви, почему-то, ей Артём признавался.

Странно как-то всё получается.

А потом был Вадим, который общался с девочками самым убедительным, аргументированным методом. У него аргумент такой был: кулак. Хлоп ей в живот и она уже с ним согласна. Во всём. И в том, что Родька бредун, лох и ещё всяко-разно, и общаться ей надлежит исключительно с ним.

А потом мне:

— Родька, она сама меня выбрала.

И она тоже:

— Мне нравится Вадим.

Потом был ещё Роберт, который одну из моих подружек за три сигареты соблазнил в период табачного кризиса.

Это что же получается?

Я лох что ли? Бредун, ладно, потому как у каждого свои тараканы в голове, каждый бредит по-своему, но лох?!

Да, сами вы лохи! Все!

Замечаю, что как-то недобро смотрю на своё отражение. (Оно почему-то отвечает тем же — того и гляди друг другу ряхи набьём!)

Спокойно!

Глубокий вдох. Выдох!

Всё, опять улыбаюсь. Думаю, с моей-то мордой мне дорога прямая — в кино. Типа Никулина или Джима Керри, хотя мне один раз сказали, что я на мистера Бина похож. Неужели я такой?

Хотя, если в Голливуд, то можно быть кем угодно, хоть задницей калифорнийского губернатора. Игра стоит свеч, а Париж — мессы, как говорил один король, которого потом замочили.

В первую очередь хочу выразить глубокую признательность, благодарность, поклон, а также объятия и поцелуи своим родителям, не поленившимся потрудиться над моим появлением на свет. Спасибо ВАМ, МАМА и ПАПА!

И ещё спасибо за то, что выкормили этого толстого обормота, в которого я и превратился, и до сих пор кормите.

Ну и пусть я ваш неудавшийся эксперимент, что ж, с детьми всегда так, тут как на Олимпиаде: главное не победа, главное участие! Скажу даже больше: если бы все дети оправдывали ожидания родителей, то ВСЕ на свете были бы

богатыми и счастливыми, и вообще Земля давно бы лопнула от истощения ресурсов и перенаселения.

Может, просто стоило меня запроектировать в другой день? Тогда, когда звёзды будут благосклонны? А то, я чувствую, родился под той звездой, которая является искусственным спутником Земли.

ПУК!

Ну вот, всегда так, в самый ответственный момент! Капуста, что ли?

Если бы мне было лет на тридцать меньше, то отец сказал бы, что от меня курицей воняет, как он любил говаривать в те времена. И это тем более странно, что он всегда любил курицу. Равно как и сам был не прочь выдать тираду той частью тела, которая разговаривает на непонятном языке.

Хочу тут сделать ещё одно отступление:

— Граждане! Если эта запись вдруг попала к Вам в руки (мало ли: вдруг вы украли мой телефон!), то прошу Вас: немедленно сотрите её. А то я сгораю от стыда, рассказывая тайны своей жизни. Если же вы всё-таки её опубликуете (не дай Бог в Интернете!), то будете преследоваться по закону об авторских правах. (Лучше сразу отдайте мне все деньги, вырученные с её продажи. Предпочитаю евро и йены.)

Воспитывался я родителями хорошо. Отец любил пообщаться с моей задницей при помощи ремня, а мать меня жалела, в то время как я исправно таскал конфеты из шкафа и черпал столовыми ложками сгущёнку из холодильника. И только изредка, когда я попадался ей под горячую руку, отхаживала меня тряпкой с воплем:

— Ах ты, дрянь!

Да, мамки они такие! Любят своих детей.

Помню как-то, зашёл к своему другу Роберту. Нам уже тогда по тридцать было. Он ко мне в подъезд вышел. Поболтали. Потом я извлёк из рукава пузырь портвейна, который мы тут же и уничтожили. Потом в другом рукаве у меня случайно нашёлся ещё один пузырёк. Покурили. Допили. Поговорили. Покурили. Ух, хорошо!

Чувствую, моему телу как-то вдруг (и с чего бы это?) полежать захотелось. Стал домой собираться. Проходим с Робертом мимо двери в его квартиру. Попрощались. Он заходит домой, а за дверью его мама ждёт. Вернулся, значит, дорогой! Блудный сын!

И мама (а у неё в руке тапочка была) дарит ему своё материнское благословение, причём по всем местам. И сопровождает изъявление материнских чувств хорошими такими выражениями, крепкими как кирпич.

Тут с нас обеих хмель-то и слетел! С меня от смеха, а с него от материнской любви.

В общем: берегите мам, мать вашу!

Ну вот, опять отвлёкся! Что я делаю!

Болтаю без умолку, что тот попугай, из тех, которых по телевизору кажут!

А Вы и уши развесили!

Тоже мне!

Я что байки пришёл сюда рассказывать? Нет! Тут дело серьёзное!

Психоанализ, понимаешь!

Первопричину ищу моих неудач. Мой первородный грех. И где же он?

Когда я всё-таки встретился с этим миром, я молчал. Не в смысле «не говорил», а в смысле «не орал». Странно? Все орут, да?

Нет, не все. Я не орал. А чё орать-то? Я сразу начал разглядывать мир, в котором оказался.

Уже тогда я знал, что поорать ешё успею. Зачем ради такой ерунды тратить первые мгновения своей жизни?

А как-то позже, через какое-то время, я заговорил. Моё первое слово было «баба». Мама, услышав его, умилилась: настоящий мужик! Сразу о бабах!

А родители у меня ещё молодые, и погулять им тоже охота. Мне год. Они в кино. Меня оставили со старшим братом, которому семь.

Сидим, значит, с ним. Я какаю. Улыбаюсь, гугукаю, говорю «баба!» и какаю. А он, значит, подтирает. Хорошо подтирает, тщательно. Рвёт газеты и опять подтирает. И так хорошо это делает, что вонючие бумажки с портретами вождей заполняют всю нашу комнату в коммуналке.

Короче, имидж он мне испортил. Родители вернулись, что они видят? Меня посреди этой кучи вонючей бумаги.

«Ну и засранца на свет произвели», — думают они.

Может это корень моих неудач?

А брат продолжает и дальше за мной ухаживать. В следующий раз он мне в нос бумаги натолкал — сопли вытирал.

А однажды я у него нырнул с дивана головой в пол.

Мои, незабвенной памяти, друзья, частенько ещё именовали меня тормозом. Может я с тех пор тормозить начал?

Но я, хоть мне и год всего был, хоть говорил я тогда исключительно о бабах, всёж не дурак был. Как-то однажды, мать свидетель, я ему отомстил.

Мамка усадила нас рядом на диван, дала нам по леденцу. Я со своей конфеткой быстро расправился. А братан, повернувшись ко мне, дразнился. Свой леденец он держал в открытом рту и показывал мне, всасывая его и высовывая обратно. Я глядел-глядел, приблизился к нему и хвать зубами конфету. Тогда у меня, как и сейчас, аккурат, два зуба было — сверху один и снизу. Брат от удивления рот открыл, а я конфету ту уже схавал.

Вот что значит, в семье клювом щёлкать! Братан у меня в рёв, а я счастлив.

Это была моя первая победа!

Вот так я тогда и двигался по жизни, поражения и победы есть, значит живой. В общем, какой-никакой, ушибленный головой, с двумя зубами, но всё же живой.

Аз есмь!

Ну, всё! Язык устал!

Я вам не тут! Вернее, я тут, конечно, но язык у меня не самая сильная часть тела, я вам не президент Советского Союза!

Вообще не помню, что бы я когда-нибудь столько говорил. Завтра прослушаю и пойму, гожусь ли я в депутаты.

Как Вам моя речь? Как язык, обороты, один…

Пук!

…чего стоит! Чёрт, я не об этом!

Ну, ладно, всё, у нас с Вами связь состоялась.

До следущей связи. Пойду, прогуляюсь.

Пока!… Щёлк.


* * *

Щёлк… Ик! Привет!

Кто это? Ик! А это ж мои отражения! Ой! Ик! А если один глаз закрыть? Ик! Ой! Да! Тогда я там один! Ик! Ну рожа у тебя, у меня…!

Чтой-то мне такого себя и любить-то не хочется! Ик!

Пойду в сортир! Ик!

Башмаки к чёрту! Ик! Эт я сегодня хорошо прогулялся! Ик!

Шлёп, шлёп, шлёп.

Ик! Бе — е — е — е!

Пардон! Ик! Кажется я блеванул… Ик!

Бе — е — е — е!

Эт я хорошо сегодня выпил! Ик!

Я что-то хотел сказать? Ик!

К чёрту, завтра… Ик!… скажу…

Ик! Бе — е — е — е!

…Щёлк.

«ЛИТЕРАТУРА ПУКА!» —

СЛОВО КО ВТОРОМУ ДНЮ «НЕУДАЧНИКА»

Привет, дорогие!

Я, как Вам известно, публикуюсь не только здесь, но и в других местах. Кое-где даже получаю отзывы, порой интересные. Дело в том, что мои опусы не считают литературой, а тем паче юмором. Согласен, ни на что более изысканное, чем БРЕД СИВОЙ КОБЫЛЫ, я не гожусь.

Хотя у меня есть аргумент — порой я бываю смешным.

И под влиянием народных (и инородных тоже) и прочих масс, соглашусь: моя литература — это литература ПУКА! Причем я от этого никаких неудобств не испытываю, ибо моей целью не было написать «Анну Каренину», а вот «Идиот» — это по мне, в точку, как говорится, причем не изысканный Идиот 19-го века, а НАСТОЯЩИЙ ИДИОТ 21-го!

Нынче масса народна — весьма неоднородна, как, я надеюсь, Вы заметили. Если полторы сотни лет назад все читали «Войну и мир» и восхищались, то теперь появились Дарья Донцова, «Полные записки кота Шашлыка» и (о, ужас!) я, Ваш покорный слуга. Разнообразие налицо! А те маститые писатели и критики, которые сами себя причислили к лику Святых, усиленно делают вид, что ничего не изменилось, и они, и только они правят моду на Парнасе. Увы, господа, писаки (пардон за фамильярность — уж я то знаю, что вы такие же бредуны как и я, может только Ваш бред — это БРЕД, а мой — просто бред), Ваши каноны устарели, как впрочем, и Вы сами, со своими взглядами вместе.

Ведь литература, из искусств, дольше всех сопротивлялась изменениям. Музыка, живопись, скульптура, архитектура — они изменились уже давно, теперь и наша очередь.

Помню, около восьми лет назад, участвовал в лит. конкурсе, у нас здесь, в Йошкар-Оле. Местный писатель (авторитет, член Союза Писателей России) тогда заявил, что у меня — не литература, а чтобы научиться писать я должен прочитать его творчество. Иными словами, делай как я и все у тебя получится! Это правило старо как мир. К чести того же Толстого, он советовал читать Пушкина начинающим писателям, а не себя!

Что касается юмора, то, на мой взгляд, юмор — это когда смешно, не смешно — не юмор. А как еще это называют: стеб, прикол, байка или еще как — не важно.

Может, мой юмор не так тонок, как английский? Возможно, а кто-нибудь знает, что такое настоящий русский юмор? Сдается мне, что ни у одного народа такого количества анекдотов, как у нашего, нет. А в анекдотах что? Там все прилично и по канонам? Нет, потому как жизнь наша, она и есть — анекдот. А где Вы видели, чтобы в жизни все было прилично?

Увы и ах! Вот, как и жизнь наша, так и мое творчество!

Итак, всех тех, кто не ханжа, и приемлет мою литературу пука, приглашаю продолжить знакомство с моим творчеством!

ДЕНЬ 2

Щёлк… Ик! Привет!

Да, забавно. Послушать самого себя, свой собственный бред, так сказать. Я бы даже сказал: прикольно. Особенно завершающие аккорды!

Я пока так и не понял, в чём причина моих неудач, но осознал две другие вещи.

Первое: радиоведущим я работать могу (депутатом тем более), язык мой, хоть и не такой толстый, как у работников народной трибуны, всё ж выдаёт кое-что интересное. И главное: по количеству смысла мои речи соответствуют высказываниям народных избранников, ведь народ знает, кого выбирать.

Второе: человек, помимо бестолковой молотьбы языком, производит множество других звуков. Не голосом. Хотя они, эти звуки, тоже, безусловно, принадлежат тому человеку, который их произвёл. Как объект авторского права.

Что я делал вчера?

Ну, думаю, вы уже это поняли. И как я до такой жизни докатился. Катился, катился и докатился…

Одному моему знакомому врачи рекомендовали бросить пить. И он бросил. (Молодец!) На три дня бросил. Встречаю я его на четвёртый, и он на автопилоте продвигается к дому. Я ему говорю:

— Тебе же нельзя пить!

— И я так думал, — бормочет он, — пока, вот, не попробовал. Оказалось, можно!

Наш народ не победим, это факт, во всех проявлениях собственной глупости. А я что? Я всего лишь один из миллионов.

В общем, вчера я напробовался. Но это уже потом. Ой, башка-то как трещит! Значит, выпил хорошо! Ползу на кухню, опрокидываю в себя две кружки воды и истекаю потом.

Возвращаюсь в комнату. По пути вижу гантели, которые торчат из-за тумбочки. Это наполняет меня гордостью и напоминает, что из всех видов спорта литрбол я предпочитал не всегда.

Надо что-то делать со своей жизнью. Решиться на какой-нибудь шаг, жест. Сказано — сделано.

На жест я решаюсь. Показываю сам себе кулак, но это не вдохновляет. Тогда встаю и, покачиваясь, отправляюсь за гантелями. Нагибаюсь за ними и полной грудью вдыхаю пыль, километровым слоем которой они обросли.

— Ап — чхи! — ну ни фига себе чихнул! Слышали? Чуть мозги не вылетели. Приятно осознать, что они (мозги, не сопли) ещё присутствуют, хотя вчера, похоже, они были в командировке.

Этот чих выбивает из меня мою минутную слабость (тягу к спорту) и я отправляюсь в ванную. Говорят, если полежать часик в тёплой воде, похмелье уйдёт… Щёлк.


* * *

Щёлк… Мы продолжаем нашу трансляцию из Дворца водных видов спорта. Сейчас никто не плывёт. Все просто валяются в ванне.

Итак, вчера я отправился гулять. А май нынче выдался очень тёплый, поэтому я решил одеть на себя тонкие брюки. Причём здесь брюки? Увидите, то есть услышите.

Оставив джинсы дома, я отправился на автобусную остановку. Запихнул себя в перегретый троллейбус и стал там усиленно потеть. А потел я там не один, а с другими пассажирами, которых по мере приближения к центру города, становилось всё больше.

Дошло до того, что я позавидовал шпротам в банке и, думаю, не я один.

Троллейбус приближался к центру, а я приближался к выходу, протискиваясь сквозь народ, тщетно пытаясь ни к кому не прилипнуть.

За остановку до моего пункта назначения я занял стратегический плацдарм под названием «носом в дверь», когда пассажирообмен между улицей и троллейбусом произошёл. Двери ещё не закрылись, и мой нос пытался вдохнуть в себя как можно больше воздуха, перед тем как его замуруют. Народ сзади напирает и я, балансируя на нижней ступени, пытаюсь удержать равновесие.

И тут появилась она. Откуда-то сзади из толпы её швырнуло прямо на меня, и она моментально прилипла ко мне сбоку сразу всеми своими прелестями.

Я скосил глаза. Очаровашка.

Не могу сказать, что мне было неприятно прикосновение такой красивой девушки. Напротив, мне как-то вдруг стало очень хорошо. Она завозилась, пытаясь встать обеими ногами на пол, и мне от её возни стало ещё лучше.

И тут двери троллейбуса с грохотом захлопнулись. Я-то и не заметил, что мне было НАСТОЛЬКО хорошо рядом с красоткой!

Зато сейчас понял, что хорошо мне БЫЛО! Мои брюки свободного покроя, в отличие от узких джинсов, не могли сдерживать порывы некоторых особо шаловливых частей моего тела. О чём тут же и узнал весь троллейбус! Причём в выражениях я совершенно не стеснялся, вся моя скромность куда-то улетучилась!

Троллейбус тронулся, а я всё вопил! Девчонка, которая ко мне приклеилась, посмотрела что же мне там всё-таки прижало? Её примеру последовали ещё две, сидевшие на сидении у выхода, подружки. Ответом на мой вопль был звонкий девичий смех.

— Коля, стой! — вдруг раздался где-то рядом громоподобный бас кондукторши, — пассажира на хрен зажало!

Девки заржали ещё громче. Троллейбус дёрнулся и встал. Двери распахнулись. Одновременно иссяк мой вопль, и возопив:

— На хрен! — я выскочил и бросился бежать, неся перед собой купол штанов.

— На хрен! — воскликнули мне вслед девчонки, и раздался новый взрыв хохота, который, на этот раз, сотряс весь троллейбус.

Думаю, до следующей остановки я добрался быстрее того троллейбуса.

Как хорошо что у меня есть друг, который меня действительно понимает. Это Богдан, который ждал меня на следующей остановке! От понимания Богдашу едва не разорвало, так он ржал. Потом, когда его смех сменился икотой, мы взяли портвейна и отправились к реке.

Чем всё закончилось, вы уже знаете.

И что же это мне так не везёт-то, а?

…Щёлк.


* * *

Щёлк… Собираюсь на работу. Ем и смотрю по телеку местные новости. Вам слышно? Нет?

Тогда прокомментирую.

Выступил главный пожарник области.

Говорит: «Лес наше богатство!»

Ошибочка — не наше.

Въезд, говорит, в леса закрыт из-за пожароопасности. Берегут они лес. Да, если вдруг прикинуть, что лес сгорит, то что же тогда губернатор будет продавать, нас что ли с вами?

А мы, я думаю, товар не ходовой, поэтому и губернатор будет злой. А он, если злой, то и нам плохо будет.

Ещё одна новость: про поросячий грипп. Этот-то, из Мексики. Ему сейчас аббревиатуру какую-то присвоили, аш-какой-то он там. Но нам это не доступно, нам только одна аббревиатура знакома: С2Н5ОН.

Но я не об этом. Во всём мире, в связи с этим гриппом, наблюдается падение спроса на турпутёвки и общее зависание туристического бизнеса. А у нас в области что?

Всё наоборот!

Народ прёт в турагенства с вопросом:

— Как насчёт скидок?

Наш народ всякими там гриппами не напугаешь, пусть хоть тараканий будет, не говоря уже о поросячьем!

Помнится, несколько лет назад, после цунами в Таиланде, когда западные туристы ломились оттуда со страшной силой, наши с такой же скоростью неслись туда. Им было плевать, что там камня на камне не осталось!

Налетай, подешевело!

Вот наш принцип.

Так и живём. …Щёлк.


* * *

Щёлк… Всё, прибыл на службу. Всех отправил по домам и сижу, занимаюсь болтологией.

Заступаю на дежурство в шесть вечера, а магазин закрывается в семь.

Я вам, кстати, не говорил ещё, что я охранник? Вот, теперь сказал.

— Фу! — воскликните вы.

А зря. Я не тот хам, который грубит покупателям, пользуясь любым предлогом, я любезный охранник, который одним глазом смотрит в книгу, а вторым на ножки молоденьких покупательниц. И продавщиц. (Может поэтому у меня иногда глаза разбегаются?)

Вот и сегодня они разбежались. Стою на крыльце своего торгового центра и курю. Вернее, уже покурил. А по лестнице поднимается девушка. Зайка какая! Красивее той, которая вчера ко мне в троллейбусе прилипла.

Ну, я на неё и засмотрелся. Рот-то и открыл. А стоял я на верхней ступеньке этой самой лестницы.

Она тоже обратила на меня внимание (у меня внутри аж всё сжалось), в

основном на мой рот с двумя зубами, куда в этот момент муха залетела.

И так её это зрелище заинтриговало, что она тоже рот открыла. Ну и поймала, бедненькая, ворону. Её прекрасная ножка зацепилась за очередную ступеньку и угодила она, аккурат, ко мне в объятия.

И вот лежим мы, значит, с ней на верхней площадке лестницы, я под ней, с открытым ртом и мухой в нём, а она на мне, с широко открытыми глазами и ртом, и смотрим друг на друга. И молчим.

Прям, немая сцена из мелодрамы!

Потом она встала, отряхнулась, ничего не сказала и ушла. В магазин. Немая, что ли? Или просто в шоке была?

Тут и муха у меня изо рта вылетела, и так вдруг одиноко стало мне, что у меня опять всё внутри сжалось.

Захожу в магазин, а она там трусики разглядывает на витрине. Мужские. Я, конечно, бредун, но не идиот же, понимаю, что это не мне она их подбирает. Думал немая, оказалось — не моя!

Вздыхаю и иду в служебные помещения.

Мне навстречу — наш гордый джигит, дитя Кавказа, хозяин отдела низких цен, того самого в котором трусики. Иду дальше, а там тётя Глаша, уборщица. Она ворчит вслед джигиту:

— Вот, не может свой шланг удержать! Опять весь туалет забрызгал!

Я ей сочувствую, а его понимаю. Ведь он — горячая кровь, вначале облапает половину девчонок магазина, а потом уже идёт в туалет. А где уж тут, в такой ситуации, шланг-то удержать!

Вот так вот и живу.

Сейчас все ушли и в магазине тишина. Нет никого, и до утра не будет. Хоть спи.

А в охране такая шутка бытует. Спрашивают:

— Где работаешь?

— В охране.

— Спишь за деньги, что ли?

— Да, — а что тут ещё скажешь?

Действительно, спишь, а ещё и деньги за это платят. Хотя, конечно, не столько, как если бы я действительно СПАЛ за деньги, но всё ж дают.

Нет!

Надо что-то менять в этой жизни!

С утра и начну! Пойду в бассейн запишусь. И в тренажёрный зал.

Ага, а деньги ты посчитал свои! Восклицает мой внутренний бес противоречия.

Вытаскиваю кошелёк. Считаю.

Хватает только на портвейн.

Вздыхаю.

Или портвейн, или к начальству на поклон, выпрашивать долги по зарплате, которые растут и растут…

Весёленькая альтернатива!

…Щёлк.

ДЕНЬ 3

Щёлк…

Привет. Уже утро. Спалось на работе мне как-то не очень, но зато за деньги. Которые мне, когда-нибудь, может и заплатят.

Выхожу, значит, с утра на крыльцо. Открываю дверь и первое, что слышу — запах. Вонь невообразимая! Несёт перегаром и мочой. Первая мысль («Опять!») оказывается верной. Так и есть, на крыльце сидят бомжи и разливают какую-то мутную «огненную воду» по стаканам.

Три богатыря, понимаешь!

С трудом, сдерживая рвотные позывы, объясняю человекообразным, что это крыльцо торгового центра (это звучит гордо!), а не забегаловка какая-нибудь.

Они отвечают, что их задницам приземлиться больше негде.

В связи с тем, что мой язык им непонятен (иностранцы, видать), я беру бутылку (а их тут валяется в изобилии) и предлагаю кому-нибудь из них прочистить череп этим нехитрым приспособлением. Более того, моё предложение (от которого они не могут отказаться) простирается ещё дальше. Я им указываю направление, в котором им следует двигаться. Нет, не к коммунизму, это слишком далеко, а в свою собственную задницу.

Зомбики бодро опрокидывают в себя по очередному стакану и уползают в указанном направлении.

Немного грубо, да?

В мире немало индивидуумов, которые по-другому не понимают.

Глядя вслед их сверкающим на горизонте пяткам, я думаю, что, в общем-то, я не такой уж неудачник. С одной стороны.

Хотя бы в том смысле, что от меня так не воняет, морда моя, несмотря на имеющиеся в наличии два зуба, всё-таки (если рот не открывать) несколько походит на лицо цивилизованного человека. И одет я поприличнее. Дёшево, но всё же.

А с другой стороны. Что у меня есть? Одиночество, безденежье, неоплачиваемая работа. Меня кто-то любит? Возможно, но я этого не знаю. Меня кто-то уважает? Нет. Что у меня на горизонте? Одинокий вечер или пузырь портвейна.

В последнем пункте я, впрочем, пересекаюсь с теми краснорожими, которых только что прогнал. Хотя такое пойло, как у них, я бы пить не стал.

А что у них есть? Свобода.

Их все пинают, но им плевать. Меня, по сути, тоже много кто пинает, а начальство, так ещё и плюёт на меня.

Чёрт, бардак какой-то возникает в голове. Сформулирую проще. Бомжам для счастья нужно пожрать да выпить. А можно и без жратвы вовсе. А мне нужно много всего. Кучу социально значимых штуковин, количество которых, благодаря СМИ, постоянно увеличивается.

А тем пофиг, они вне социума. Параллельный мир. Эзотерики постоянно ищут параллельные миры. Что их искать-то — вот один из них.

Выныриваю из размышлений о бомжарском счастье и смотрю вокруг. Крыльцо магазина — как поле битвы. Чего тут только нет: бутылки, стаканы, какие-то хлебные корки, рыбий хвост, пакетики из-под чипсов, скорлупа от семечек, комки жвачки, окурки, использованные презервативы, лужи мочи. Хоть музей открывай!

С названием «Досуг двадцать первого века». Спасибо, что хоть сегодня (извините за выражение) не насрали. А бывает и такое!

Народ погулял. А народ у нас культурный, причём культура из него так и выпирает, что я и наблюдаю на крыльце магазина.

Вот тёте Глаше подфартило!

Самое, что интересное, около крыльца стоит урна. И она пустая! Создаётся впечатление, что те бомжи-то покультурнее будут, чем эта молодёжь, которая занята тем, что друг перед другом демонстрирует свою крутость.

А солнце уже припекает не слабо. Поэтому я и спасаюсь опять в магазине, где пока ещё прохладно. Тем более, что скоро начнёт мой народ подтягиваться. Девчонки — продавщицы.

А девчонок я люблю. Мне нравится и Танька, и Маринка, и Люба, и Оксана, и Ирина и остальные. Только, вот беда, не знаю, какая всё же мне нравится больше. Вот и люблю всех. Платонически.

И Оля мне нравится, которая обожает женские журналы, и говорит, что если книгу написал мужик, то это полный бред. И Маша, которая утверждает, что парни в нашем городе абсолютно не умеют знакомиться.

Знала бы она, как я умею знакомиться!

Помнится как-то, на свадьбе лучшего друга (не в кино), я знакомился с девушкой. А что делает мужчина, чтобы женщина обратила на него внимание? Правильно, пытается её поразить, причём в самое сердце. Именно этим я и занимался.

Весь свадебный вечер я за ней ухаживал. Вначале я пододвинул ей стул, а когда она садилась на него, убрал его. Пошутить хотел. А она расселась на полу, растерянно стреляя глазками вокруг. Я подал ей руку, она встала и посмотрела на меня странным взглядом. Видать поняла, что стала объектом крупномасштабной охоты.

Поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее, что это судьба, рок и провидение вместе взятые.

Но это было только начало. Дальше я не шутил, а серьёзно за ней ухаживал, с далеко идущими планами, Я уже видел наш с ней свадебный кортеж, медовый месяц на островах и двадцать пять карапузиков, вопящих: «Мама! Я какаю!»

Я окружил её всесторонним вниманием, чтобы она поняла, что теперь, на протяжении всей её жизни, любой её каприз будет исполнен.

Я ей накладывал салаты и в пылу страсти даже не замечал, что половина из них оказывалась на её коленях вместо тарелки.

Потом, когда мы пошли курить, я так хотел быть к ней поближе, что прожёг бычком её платье.

Потом я на неё опрокинул графин вина — так велика была моя любовь к ней. Я даже хотел идти с ней в туалет, чтобы помочь отмыть следы моей страсти, но она (из скромности, наверное) отказалась и ушла одна.

Я опечалился, но друг Миха вывел меня из задумчивости, затеяв со мной спор. Мы поспорили на бутылку водки, что я не смогу выпить залпом бутылку вина.

Я смог. Посрамлённый Миха пообещал мне завтра же поставить пузырь. Я вдруг почувствовал, что выпитому вину и всему ранее выпитому и съеденному мной стало как-то тесно у меня внутри, и галопом поскакал в туалет.

Как на беду мужской сортир был занят и я заломился в женский. Про объект своей страсти в этот момент я думал меньше всего. Откуда же мне было знать, что она в этот момент блаженно заседает на унитазе!

Распахнув дверь в ближайшую кабинку, я увидел её с задранным платьем и с до одури приятным запахом и звуками, вылетающими из-под него. Блаженное выражение на её лице вмиг сменилось гневным, но моё появление для неё оказалось таким шоком, что платье опустить она забыла и продолжала демонстрировать свою голую нижнюю половину.

— Ты! — пискнула она, не в силах придумать что-то другое.

Я стоял, смотрел, нюхал и вдыхал.

Смесь вожделения, отвращения и кое-чего ещё (из-за чего я, собственно, тут и появился) владели мной.

Но, безусловно, высокие чувства победили, ведь они всегда побеждают!

И я, облизнув губы, открыл рот, чтобы толкнуть ей проникновенную речь.

Однако только что проглоченное мной вино, очевидно, думало по-другому. Весёлым фонтаном оно, опередив мою речь, вырвалось наружу и окатило мою избранницу с ног до головы.

Моя проникновенная речь как-то сразу забылась.

— Я! — запоздало пробормотал я, разглядывая кучку какой-то отвратительной еды, возвышающуюся на её причёске, — неужели я это ел?

И тут она, до этого только хлопавшая глазами, включила сирену. Через несколько мгновений в женский сортир набилась вся свадьба! Бабы вопили и рвали на себе волосы, а мужики не без интереса разглядывали нижнюю половину моей зазнобы, которая так и не удосужилась, пребывая в шоке, опустить платье.

Потом невеста, морщась от запаха, опустила платье подруге, а мужики, наконец, обратили внимание на меня.

Били меня не долго (жених вступился), но больно. Правда, парочку экзекуторов я облевал. Потом пиджак мне порезали в полосочку. Тут уже тётки постарались.

В общем, хотел добиться благосклонности одной красотки, а не оставил равнодушным никого.

Вот как надо!

Женщин нужно поразить знаками внимания! Главное, не оставлять их равнодушными!

На второй день свадьбы она мне откровенно заявила:

— Я тебя видеть не могу!

Что ж, и это тоже результат!

По крайней мере, я знакомлюсь не как все, а своим, оригинальным, методом.

Так что пусть Маша не говорит, что парни у нас знакомиться не умеют. Я — умею.

А Олины женские журналы? В них на каждой второй странице написано: «он предложил ей руку и сердце». Какую руку, какое сердце, позвольте спросить, «собачье», что ли? Ведь все знают, к чему это приводит. К носкам и трусам, которые она потом стирает!

Вот я и предложил одной вместо руки и сердца — носки и трусы. Постирать. Пошутил, так сказать. Не знал же я, что она, такая щупленькая красотка, мастер спорта по каратэ! Да ещё и без чувства юмора. Надо заметить, что женщины, если речь идёт о них, вообще не имеют чувства юмора. Приколоться над парнем или подругой — всегда пожалуйста! А вот над собой — так сразу в репу!

К слову сказать, до того момента у меня было двенадцать зубов (почти все передние), осталось два. Красотка одним ударом вынесла мне весь фасад.

Так что, мужики (если вы меня, не дай Бог, слышите) никогда не шутите над красотками — они слишком серьёзно к себе относятся. Хотя, если у вас пока на месте все тридцать два зуба, можете рискнуть.

Ой, что-то я заболтался! Зарассуждался, так сказать, о высоких материях. Пора к земному возвращаться!

В дверь стучат.

Девчонки пришли. Пора открывать.

Внимание! Торговый центр открыт для покупателей!

Заходи! Покупай! На чай давай!

— Привет, девчонки! Как ночь? Одиноко!

Смена заканчивается, сейчас к начальству пойду. Деньги клянчить.

А потом — новая жизнь. Тренажерный зал, бассейн, солярий, девушки, коньяк, шашлык, ну и все остальные радости этого бренного существования.

Пока, до связи!

…Щёлк.

ДЕНЬ 4

Щёлк. … Привет.

Сегодня четвёртый день с того момента, как я затеял запись моего дневника

Итак, первым, что я увидел, когда проснулся сегодня, была задница. Волосатая и, похоже, мужская. И она со мной разговаривала!

Но, обо всём по-порядку.

Хотя я и вопил во время открытия магазина:

— Заходи! Покупай! На чай давай! — никто, разумеется, на чай мне не дал. Если б давали, то зачем зарплата, скажите?

Поэтому, чтобы не получить от кого-нибудь на орехи, я отправился в офис начальника за зарплатой. Вот, думаю, приду туда, а там босс, который рад меня видеть, тут же мне деньжат и подкинет.

Наивный!

Думал, что я один такой!

А там ещё с десяток моих коллег. Охрана пришла клянчить заработанные деньги. Картина Репина «Ходоки у Ленина». Какое удачное сравнение! И босс на Ленина похож — такой же лысый. И глаза такие же добрые, когда буржуйских прихвостней (то есть нас, охранников — его прихвостней) на расстрел отправляет. Без денег ведь хоть стреляйся, было бы только из чего!

А босса нет!

А так как телефон у него уже неделю не отвечает, то никто и не знает, где он. Может на Мальдивах с нашим баблом, а может и в лесу под ёлкой, если, конечно, какой из наших коллег на него сильно обиделся.

А мы, тут собравшиеся, на него не обижены — пусть только денег даст. И всегда готовы служить, что называется, верой и правдой, за деньги, конечно, хотя и бесплатно пока служим.

Стоим, значит, ждём босса, охотимся на него, кордоны выставили в радиусе километра, чтобы не смылся, если что. И байки травим друг другу, сидя в засаде.

А его всё нет.

Час — нет. Два — нет.

Наконец появляется. Об этом сообщает нам уже уснувший дальний кордон по рации. Входим в состояние боевой готовности. Дальние подтягиваются, чтобы замкнуть кольцо. Сталинградская битва! Берем Паулюса в плен!

Ничего не подозревающий шеф, вылазит с радостной улыбкой из своего джипа и направляется к себе в контору. А мы тут: тридцать три богатыря, только Черномора не хватает. Мы подобны аборигенам, которые сейчас сожрут Кука!

Но босс, на то и босс, чтобы управлять ситуацией! Лицо его тут же приобретает траурное выражение, а глаза становятся добрыми. Всё ясно! Добра не жди!

Если б мы работали на большом заводе работягами, а он был там директором, то вызвал бы охрану, чтобы нас разогнать. Но мы-то сами охрана — кто же нас разгонит?

Сохраняя траурное выражение на лице, он сообщает ровным голосом, что денег нет, и сегодня не будет! Мы лопаемся от восторга и решаем, что надо создавать профсоюз. Но… как-нибудь в следующий раз, когда выспимся после работы. А так

как мы никогда не высыпаемся, то с нами всё ясно.

Лохи!

С боссом тоже всё ясно! Кризис — удобный повод, чтобы потратить то, что нужно отдать своим работникам!

И ведь не увольняемся. Почему? Да просто лень хоть что-то менять, приросли к месту, разжирели, обрюзгли!

В общем, все разбредаются. Босс идёт играть в пасьянс на компьютере — основная его трудовая обязанность, а остальные — готовиться к следущей смене.

А у меня выходной, поэтому я, не торопясь, ползу по улице, раздумывая о превратностях судьбы.

И тут появляется она.

Вам, наверное, кажется странным, что всегда на моем пути попадается она? Мне тоже. Впрочем, если подумать, что в России женщин больше, чем мужиков, странность куда-то исчезает. И потом, я же мужик, поэтому мой, разбежавшийся в разные стороны глаз, чаще задерживается на женском силуэте, нежели на мужском.

Физиология!

Тем более, что эта ОНА — случай особый.

В одной песенке поётся:

«Я встретил девушку на краю болота,

Она была похожа на бегемота!»

Это про неё!

И дальше:

«Ох, и рожа страшна!

Как моя судьба!»

Ну что тут скажешь?

Я ничего и не сказал, а только встал, как вкопанный, и разинул рот, в который на это раз, слава Богу, никто не залетел.

Она тоже встала, прямо передо мной и стала что-то лопотать. Чтобы её понять, рот я захлопнул, пригляделся и прислушался. Форма одежды, а-ля неприбранная Есения, и чрезвычайный загар натолкнули меня на мысль, что это цыганка.

В чём я тут же и убедился, когда понял её скороговорку. Она изобразила из себя Нострадамуса и предложила мне позолотить ей ручку.

Ну, знаете! С моим-то финансовым положением! Я бы с удовольствием отправил её к шефу, но боюсь, он её не примет.

И тут же, будто она произнесла какое-то заклинание, как грибы после дождя, рядом стали появляться её соплеменницы, причём так быстро, что я опять открыл рот, в полной уверенности, что они здесь, прямо передо мной и размножаются.

Толпа росла и галдела как вокзал.

Мой организм ответил оглушительным урчанием в животе, перекрывшим этот гвалт, следом за которым из него исторгнулся громкий пук, впрочем, в ЭТОТ РАЗ мне даже стыдно за себя не было!

Галдящая толпа тоже нисколько не смутилась, видать даже посчитала это добрым знаком, потому что предложения мне посыпались со страшной скоростью:

— Дай на хлеб! Дай на здоровье! Дай на детей!

Я ничего не имею против цыган и мне плевать, мытые они или нет. Но меня бесят всякого рода попрошайки и халявщики! А раз у меня в кармане денег только на портвейн, то и на здоровье, моё собственное, я и выпью сам, естественно!

Но хорошую мину при плохой игре я всё же пытаюсь сохранить.

— Голяк, девчонки! — бодро улыбаясь, восклицаю я.

Это их ни капли не вдохновляет. Их интересные предложения продолжают на меня сыпаться как из рога изобилия. Они считают, что от их предложений невозможно отказаться! А галдящее кольцо вокруг меня продолжает сжиматься, и я чувствую, что вот-вот, и они разберут меня на запчасти.

Неприятное, знаете ли, ощущение. Тем более, когда это бабы.

Я, возможно, в чём-то и даю слабину, но заяц, загнанный в угол, становится тигром, помните об этом!

И я выдвигаю попрошайкам моё контрпредложение. Громко и чётко, так, что слышат не только они, но и вся улица. Прохожие, которые шустро обегали их шоблу, чтобы свалить подальше, вдруг замирают и взирают на действо с интересом.

Я предлагаю им дать. В ГЛАЗ. Каждой.

— Вставайте в очередь, никого не обижу! — декламирую я, и замахиваюсь для пущей убедительности.

Толпа громко закудахтала и растворилась в пространстве. Иначе говоря — табор уходит в небо. Я опять открыл было рот, думая, что всё это мне привиделось, но тут же закрыл, увидев торчащую из-за угла физиономию пожилой цыганки. Она смотрела мне в глаза и что-то нашептывала.

И в голове моей стало вдруг туманиться, но я же не лыком шит.

«Здесь русский дух — здесь Русью!» — решил я и вдохнул полной грудью.

«Нет, уже не пахнет!» — пронеслось в голове, и я использовал свои средства против нечистой силы. Как Гендальф и Илья Муромец вместе взятые.

Нет, не молитву — средства народные, неофициальные, так сказать. Они именуются: кукиш в харю и посыл на первопричину всего земного с присовокуплением пятнадцатиэтажного упоминания всех известных матерей.

Цыганка крикнула по-русски:

— Завтра повесишься! — и скрылась за углом.

Я добавил ещё двадцать этажей народного сленга и показал средний палец тому месту, где она только что стояла. Впрочем, последний жест был уже импровизацией — американский вариант. Тянет нас ко всему заокеанскому и всё тут! От «мустанга» до бубль-гума и от Голливуда до фака. Так и живём.

Почувствовал я себя после этого международного посыла гораздо легче, но туман в голове как был, так и остался. Прохожие глядели на меня с одобрением. Ещё бы — национальный герой! Иван-дурак новой формации, победивший Соловья-халявщика.

В общем, накопился у меня стресс. Срочно нужно лекарство. А оно где? В ближайшем магазе. А оно с кем? С Богданом. Надеюсь, он на этот раз со смеху не лопнет?

Вытаскиваю мобилу и набираю номер. На сигнал «SOS» Богдаша реагирует мгновенно, особенно когда появляется халявный стакан, который надо опрокинуть.

И пока он крутит маневры, запутывая жену, чтобы слинять из дома, я размышляю о странностях жизни. Вот я — одинок и несчастлив — пью портвейн. Богдан — женат и счастлив, и тоже пьёт портвейн. Странно!

Хотя у него свои нюансы. Жену он любит, она его тоже. Она целыми днями пялится в телевизор (предпочитает «Дом-2»), а он готовит и убирается. Вот оно — женское счастье, был бы милый рядом и обслуживал заодно. А он норовит от неё слинять при первой возможности, чтобы с друзьями увидаться, которых она от дома отвадила.

А она его пилит. А он наливается. Любовь! А она на нервах у него играет, что Паганини на скрипке. А он для неё всё. Но пьёт.

А она его достаёт. А он терпит. А она его из дома не выпускает. А он за хлебом. Как сегодня. Поэтому-то я для него — луч света в тёмном царстве!

Потому что счастье у него какое-то не очень счастливое.

И ведь знает, что ночью, когда он пьяный уснёт, она его поднимет пощёчинами или тычками и будет отчитывать.

И всё равно пьёт. И всё равно любит. Но ведь бежит от неё, хотя потом и возвращается. Терпеть её не может, но и без неё не может. Вот она — любовь по-русски!

Так он превращается в мазохиста.

Да, странные у нас мужики!

И бабы не менее странные.

Я уже почти тону во всех этих противоречиях, когда, наконец, появляется Богдаша, с которым мы и закатываем нашу любимую программу: магазин — портвейн — набережная.

Что называется, шары залили и опять светит солнце!

А поутру они проснулись…

Я проснулся. И они тоже.

И увидел эту говорящую задницу!

Ой!

Это я на часы посмотрел. На работу пора. Там и продолжу. Пока.

…Щёлк.


* * *

Щёлк. … Это опять я, и бодрости как не бывало!

Только что прослушал все мои записи и сделал вывод: в моей жизни смысла нет. Никакого.

Зачем живу?

Ради портвейна?

Семья, дети?

Нет их. Хотя когда-то я был женат, но это было, как будто в прошлой жизни. Как однажды сказала одна мадам:

— Ты остервенился. То есть насмотрелся на все бабьи заморочки и больше жениться не захочешь.

В точку.

…Щёлк.


* * *

Щёлк…

Посмотрел я тут, походил. Нашёл. Стреляться мне всё равно не из чего, вены резать — идиотизм. Нашёл трубу вентиляции, такую, по каким в боевиках воры в банки пролазят. Только потоньше — аккурат, ремня хватает перекинуть.

Ремень уже подвесил.

Сейчас иду к месту казни. Запись оставлю включённой, чтобы, так сказать, никого не обвинить случайно.

Залажу на стул.

Как думаете: реинкарнация существует? Хотелось бы родиться в следующей жизни котом. Или деревом. Или камнем и всё пофиг.

Не вижу смысла опять быть человеком. Всё время одни и те же грабли. Человек человеку волк! Нет любви! Что за жизнь?!

В моей смерти прошу винить начальство, деньги, честно заработанные на портвейн, не даёт!

Похороните меня, нет, не за плинтусом, а на набережной.

Идут пионеры:

— Салют, алкашу!

Нальют пенсионеры:

— Салют алкашу!

В общем, просьба — считать меня коммунистом.

Да поможет Вам Бог, друзья!

Прощайте!

Эх, нет повести печальнее на свете, чем повесть о Родионе без Джульетты.

Всё!

Дзынь! Шлёп! Бам! Ба-бах!

— А — а — а! О — о — о! Моя жопа! Что ж так больно-то! Повесился на хрен! О, моя башка! Какой хрен строил эту вентиляцию! У — у — у!

…Щёлк.

ДЕНЬ 5

Щёлк…

Привет!

Теперь я точно знаю, что я как Кощей! Моя смерть находиться не в шее. И не в заднице. И не в голове. А где — догадайтесь сами.

Если, конечно, хотите меня убить.

Хотя, это вряд ли.

Психологи говорят:

— Никогда не общайтесь с неудачниками.

Так что убивать меня я вам не советую. А вот пообщаться можете, авось удачей меня заразите. Впрочем, я слышал, что подсознание «не» не воспринимает, а значит, если я говорю неудачник — оно слышит:

— Удачник!

Так что — вперёд, к новым свершениям, к битью всеми частями тела об пол и стены! Жизнь прекрасна!

Коммунистом я так и не стал, несмотря даже на то, что комсомольцем был.

В общем, получил я вчера большой взрыв бодрости по разным частям тела. Заново родился в прямом и переносном смысле.

Действительно, побывав на краю, чувствуешь себя другим человеком. Я теперь даже не неудачник, чтобы не произошло в моей жизни. Плевать мне на все проблемы мира и мои, вместе взятые! Неудачником я был бы, если б удалось повеситься, а теперь нет.

Официально заявляю:

— Теперь в моей жизни будет бездна удачи!

Я даже имя новое получил.

Но об этом позже.

Вернёмся к говорящей заднице, которую, я увидел вчера утром.

Вы, конечно, решили, что это опять какая-то штучка в духе Нострадамуса?

Отнюдь!

Итак, открываю глаза. В голове бьют кремлёвские куранты, а передо мной — этот наглый попец, поющий мне серенады.

«Всё! Жопа! Допился!» — первая моя мысль.

Впрочем, учитывая то, что было прямо передо мной, мысль вполне разумная, не находите?

Но всё моё естество воспротивилось против такого поворота событий и я, ещё не вполне проснувшись, начал отворачиваться. Это, однако, оказалось не просто. В моей черепушке тут же начались строительные работы: кто-то сверлил, колотил, что-то двигал и работал там отбойным молотком.

Поняв, что бригада гастарбайтеров, которую депортировали из Москвы в мои мозги, просто так от меня не свалит, я успокоился и замер.

И смело взглянул в глаза (если можно так выразиться) этой заднице.

Она торчала из-под простыни на соседней койке. С другой стороны этой же простыни на данной койке торчал череп, причем, в отличие от своей противоположности, неприлично лысый.

Тут я уловил запах, витающий в атмосфере помещения, где я находился. Перегар. Мощный такой, сильнее, чем от давешних бомжей.

Несмотря на производимый в нём капитальный ремонт, мой мыслительный аппарат заработал, а взгляд продвинулся дальше. Своим тусклым взором, в котором ещё накануне светило солнце, я узрел следущую койку с таким же «пациентом», а далее — ещё одну. За ней находилась металлическая дверь с врезанным в неё окошечком, сейчас закрытым.

Вся эта информация в моём котелке быстро сопоставилась с тем вкусом, который преобладал в моём рту. (По секрету скажу, что это напоминало туалет, в котором неделю назад испортился слив.)

Вывод, произведённый моей бестолковой головой, был неутешителен.

— Трезвак! — пробормотал я.

— А ты думал — курорт? — раздалось откуда-то с другой стороны.

Усилием воли, изгнав гастарбайтеров обратно в Москву, я приподнял то, что ещё вчера было моей головой.

Оказалось, что в этом пост-увеселительном заведении со мной пребывало ещё с десяток любителей портвейна и всего остального, легко воспламеняющегося. Оглядев их физиономии, я вздрогнул.

Несомненно, я бы предпочёл оказаться с девушками на пляже, а был здесь, в этом нетрезвом отеле. Из вещей на мне были только трусы. Однако мои сокамерники тоже были неглиже, что вселяло некоторый оптимизм. Возможно, меня раздела всё-таки милиция, а не уличные хулиганы.

В этом я убедился через пару часов, когда, уже одетый, стоял перед весёлым лейтенантом, который пожелал мне навещать его гостеприимный дом почаще. Когда он узнал, что я охранник, только усмехнулся.

— Ну и дурак, — только и сказал он.

Тут наш диалог прервала женская брань. Я обернулся. Он тоже посмотрел. По коридору, который упирался в дверь этой приёмной, где были мы, милиционер вёл женщину, которая отчаянно вопила, распекая его на все лады.

Мой взгляд (скорее по привычке) задержался на её отвисшей груди. Она была в одних трусах (вы в курсе, что в вытрезвителе всех, независимо от пола, раздевают до трусов?). Потом я посмотрел на её лицо и узнал (не сразу, надо признать, так сильно она изменилась). Это была моя жена. Бывшая.

Вот так встреча! И в каком знаменательном месте! Сразу ясно, что мы, расставшись, с пользой проводили время. Впрочем, она и раньше неплохо заливала. В себя. И мне заливала, что рога на моей голове вовсе не растут.

Я резко отвернулся. Совсем не хотелось её видеть, тем более здесь! Лейтенант, заметив это, спросил:

— Знаешь её?

— Бывшая жена.

Он хотел что-то ещё добавить, открыл уже рот, но ничего не сказал.

К счастью её увели мимо приёмной. Я направился к выходу и тут услышал СВОЙ голос у себя из-за спины. Думал, глюки продолжаются, и обернулся. МОЙ голос разносился из его сотового телефона, и он рассказывал, как я ехал в троллейбусе и там кое-что прижал. Другой рукой милиционер протягивал мне мой мобильник и улыбался.

— Забыл, — сказал он.

— Не понял… — пробормотал я, забирая телефон.

— Что ж тут непонятного — блютуз. — подсказал он.

— И какого хрена ты это себе переписал? — не скажу, чтобы я обрадовался, поняв, что моя исповедь становится достоянием общественности.

— Ты здесь, автор народной самодеятельности, губернатора оскорбил! — улыбка исчезла с лица стража беспорядка.

— Это устное народное творчество, как ты заметил, господин портье весёлого отеля! — возопил я, — и это нарушение авторских прав! А художественное произведение без вымысла не бывает! Кроме того, ты слышал в моей записи название города или фамилию губернатора? Включи телевизор и увидишь, что этих губернаторов одного за другим под суд отдают, думаешь наш лучше?

— Эй, слышь, болтун! — заорала эта задница в погонах, — мотай отсюда, а то опять в камеру посажу!

— Я требую адвоката! — верещал я, — удали мою запись со своего телефона!

Адвокат на мой вопль не появился. Зато нарисовалось кое-то похуже. Резиновая дубинка в его руке. Которая и огрела меня по хребтине. Потом лейтенантский башмак врезался в мой зад и я, распахнув лбом дверь, вырвался на свободу.

Летать, в этот раз, я ещё не научился, поэтому и приземлился через пару метров. Сзади хлопнула дверь.

— Вот ведь, козёл! — крикнул я.

Шепотом, на всякий случай. Уверен, вы меня поймёте. Подобного рода оздоровительные процедуры надо принимать, чем реже, тем лучше.

А теперь я знаю, что у меня есть ВЫ, мои неблагодарные слушатели. Ведь с настоящего момента, я, что называется, вышел в тираж. Вначале надо мной будут ржать менты за бутылкой водки, а потом понесётся! Дойдёт до того, что карапуз в детском садике будет говорить подружке:

— Ты знаешь этого остолопа, который с девчонками не умеет знакомиться?!

В общем, это стало началом конца. Тогда и зачесалась моя шея, представляя на себе галстук в виде ремня, подвешенного к вентиляции.

Мне даже и в голову не пришло, что скандальная слава — это тоже СЛАВА. Дурачок!

Но ведь это было вчера, и это меня оправдывает. Сегодня мне уже кажется, нет, я уверен, что старая цыганка не проклинала меня, а предупреждала. Она мне напророчила, что мой зад соприкоснётся с бетонным полом и это перевернёт мою жизнь! Тормашки, которые всегда в моей жизни были сверху, встанут на место.

А дело было так.

Обнаружив свой зад на этом полу, а на голове шишку размером с баскетбольный мяч, я быстренько (насколько это было возможно) вскочил и, кряхтя, проковылял по ближайшему коридору, остывая. Покурил. Обнаружил, что самоубийственный запал пропал и жизнь опять полна позитива.

Вернувшись на эшафот, я обнаружил, что метровый кусок вентиляционной трубы валяется на полу, вместо того, чтобы мирно висеть под потолком.

Взглянув на это безобразие, я почесал репу и принял единственно верное решение:

— Трубу надо вернуть на место, чтобы ничто не напоминало о том, что могло бы тут произойти.

Ничего прикрепляющего, кроме скотча, я не нашёл и использовал его. Неимоверным количеством липкой ленты я примотал трубу на место. Спустился, посмотрел. И понял, что это хорошо!

А потом было утро.

Пришли девчонки. Нарисовался директор магазина. Обычно его где-то носит целыми днями, а тут: нате вам, здрасьте, я пришёл.

— Здравствуёте, — говорю, — Андрей Евгеньевич.

А он встал, аккурат, под «отремонтированной» мной вентиляцией и спрашивает, как, мол, дела, как дежурство и всё в том же духе. А я отвечаю, а сам думаю, лишь бы

он туда не посмотрел, потому, как, если присмотреться, то весь этот скотч как-то ненормально блестит на фоне серого металла.

И надо же было кому-то в этот момент калорифер включить! Замёрз кто-то, понимаешь! (Невольно вспоминаются шедевры народного сленга).

Труба загудела, проскрежетала и упала.

Всё тот же:

— Дзынь! Шлёп! Бам! Ба-бах!

И почти такой же, как мой, ответ директора на это происшествие. Только вот, русский язык он знает явно лучше!

На звук его паровозного гудка сбегаются все продавцы магазина.

— Чё за херня! — вопит он, держась за голову и глядя на меня.

Я трогаю такую же шишку на своём котелке и молчу, потому как, сказать-то, собственно, нечего. Продавщицы молча таращатся на нас, а он вытаскивает мобильник и набирает номер моего шефа, начальника охранного предприятия, в котором я работаю.

— Твой охранник тут трахал вентиляцию! — вопит он.

Нет, вы представляете?

У меня возникло желание трахнуть его этой трубой по башке ещё раз, но я его сдерживаю — свидетелей много!

Мой босс ему что-то там отвечает, и ушибленный директор добреет на глазах. Девчонки хихикают, а из их рядов выдвигается Маша, которая говорила, что парни у нас знакомиться не умеют.

— Ну, ты Суперсамец, Родион! — восклицает она.

Девчонки ржут и подхватывают:

— Суперсамец!

Вот он, момент истины, рождение моего нового имени! Потом меня всё утро, пока не ушёл их магазина, называли так. И даже при покупателях, бессовестные! Покупатели смотрели на меня с недоумением, а покупательницы с интересом.

Но не это самое интересное! Самое интересное то, что с работы меня не выгнали. Надёжный работник (потому что бесплатно работает!). У моего босса даже деньги нашлись для меня. Он выдал часть моего долга по зарплате директору магазина на ремонт вентиляции. Можно даже сказать, что я получил зарплату (только не увидел её).

А голова директора оказалась не менее крепкая, чем моя, так что он на меня не в обиде, тем более что с ремонтом вентиляции решил подождать, а на эти деньги (бывшие мои) сходить в ресторан.

…Щёлк.

ДЕНЬ 6

Щёлк…

Приветствую всех радиослушателей моего театра одного актёра!

Сегодня у меня особый день!

По многим причинам!

Главное, пожалуй, это то, что портвейн я сегодня не пью.

Вы, наверное, думаете, что я его не пью, потому что у меня деньги закончились?

Правда, но отчасти. Забыли, что народ у нас сердобольный? Спрашиваешь у соседа на хлеб, и он разводит руками. Но стоит спросить на пузырь, как он, заговорщицки подмигнув, вытащит стольник.

Странная у нас в России благотворительность, не находите? Хотя, может это что-то сродни американским психоаналитикам? Если у них с каждой ерундой несутся к последователям Юнга и Фрейда, то у нас с таким же постоянством скачут за пузырём!

Парадокс!

У них без совета с эскулапом не ложатся в постель с женщиной, а у нас не лягут туда же без стакана.

Что-то я отвлёкся…

Итак, я не пью сегодня портвейн. Не думайте, что я исправился и поставил последнюю точку в своей «Книге о вкусной и здоровой водке». Нет. Думаю, в России это невозможно.

Тут другое. Я на работе.

Есть у меня незыблемое правило (правда, только одно): я не пью на работе.

Маловато у меня правил, да?

Надо что-нибудь ещё придумать, а?

Например, не есть на работе. Впрочем, думаю, что и это скоро будет реально, так же как и не есть дома. Тут, главное, что-нибудь для себя придумать, какое-нибудь оправдание. К примеру: я на диете.

Тогда можно не жрать, не обращая внимания на то, что денег на жратву нет.

Хотя и тут всё может измениться, в чём я сегодня и убедился.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.